Проходная пешка

Глава четырнадцатая

Не дожидаясь возвращения юнги, капитан подошел к Дормеру. Рейкс остановился в нескольких шагах, чтобы видеть в рубке всех. Заметил, что капитан третьего ранга смотрит на него с каменным выражением на лице. Старшина-рулевой — тот даже головы не повернул. «Они понимают: случилось что-то неприятное, — подумал Рейкс, — но их сдерживает капитан силой своей власти, а его силой шантажа держу я. Люди сами выковали себе цепи из твердой стали приказов и уважения к начальству.»

— Мистер Дормер, — сказал капитан, — приготовьте двигатели к остановке. Передайте в машинное отделение… да, передайте: видимость ухудшается, и мы немедленно снижаем скорость.

— Слушаюсь, сэр. — Офицер взял с полки микрофон. На миг его взгляд вновь упал на Рейкса, моряк едва заметно скривил губы, на лице появилось воинственное выражение. Потом сказал в микрофон: — Машинное отделение. Говорит капитанский мостик. Из-за плохой видимости мы переходим на дрейф.

Вернулся юнга. Рейкс шагнул к нему и протянул руку за ракетницей.

— Снизить скорость до маневровой, — приказал капитан.

— Слушаюсь, сэр. — Дормер потянулся к панели и нажал кнопки перевода двигателей на холостой ход. Через несколько секунд, когда машинное отделение повторило приказ, запищал зуммер. Рейкс услышал какой-то стук за спиной и вспомнил, что это печатающее устройство фиксирует содержание и время приказа.

Дормер скомандовал в микрофон:

— Снизить ход до маневровой скорости. Сто оборотов.

По системе связи Рейкс услышал, как механик повторяет приказ:

— Хорошо. А теперь командовать буду я, мистер Дормер, — произнес капитан. — Рядом есть какие-нибудь суда?

— Нет, сэр. Корабль, что по правому борту, пройдет в трех милях от нас. Мы идем курсом 270 плюс два градуса поправки.

Капитан приказал:

— Оба двигателя на малый ход.

— Есть двигатели на малый ход.

Когда приказ выполнили и обороты упали ниже отметки «100», из трубы наверху гулко вырвался пар.

— Каково направление ветра? — спросил капитан сквозь гул.

— Вест-норд-вест. Сила три балла, сэр.

Капитан повернулся к рулевому:

— Курс 2-80.

Рейкс ощутил, как корабль развернулся.

— С какой скоростью мы идем теперь? — спросил он капитана.

Не взглянув на него, тот приказал:

— Ответьте ему, мистер Дормер.

— Мы делаем шестьдесят оборотов, — произнес офицер. — Около десяти с половиной узлов.

— Я хочу, чтобы включили освещение бака, — сказал Рейкс.

Не обращая на него внимания, капитан повернулся к другому офицеру и распорядился:

— Вызовите капитана второго ранга. Пусть немедленно явится на мостик. Затем вызовите разводящего и вахтенного. Они вместе с пятью матросами должны ждать у спецкаюты.

Рейкс заметил, как офицер, услышав последнее слово, бросил на него мнимо бесстрастный взгляд.

— Есть, сэр, — ответил капитан третьего ранга и двинулся к телефону, миновав Рейкса. Он прошел совсем рядом, но не взглянул на него, казалось, не обратил никакого внимания. Рейкс понимал и этого офицера, и остальных в рубке. Его заклеймили и объявили вне закона, подчинялись ему только потому, что выполняли приказы капитана. Но подержи их под прицелом еще пару часов, и кто-нибудь, возможно, из глупого геройства попробует разрушить его план. А до конца еще далеко.

— Мистер Дормер, включите освещение бака, — приказал капитан.

Офицер подошел к щиту в другом конце рубки и повернул рубильник. В центральное окно Рейкс увидел, как озарился ярким светом бак.

Из вертолета Бернерс заметил, как переместились огни корабля, когда судно изменило курс и уменьшило ход. Увидел, что включились огни на баке.

Напарник за спиной прокричал:

— Все идет как по маслу. Вам лучше пристегнуться, когда мы снизимся и начнем поднимать золото, выпасть из люка проще простого.

Стоя у бассейна на первой палубе, Белла почувствовала, как поворачивается и останавливается судно, услышала шум вырвавшегося из трубы пара и догадалась: где-то внутри корабля события разворачиваются именно так, как хочет Рейкс.

Было поздно, публика разошлась, и Белла осталась на палубе одна. Она бросила сигарету за борт и направилась к входу в каюты левого борта.

Капитан второго ранга, немного заспанный (его подняли с постели), стоял на мостике. К нему обращался капитан корабля:

— Вопросы сейчас неуместны. Мои приказы связаны с безопасностью наших пассажиров, — говорил он. — Разводящий, вахтенный и пятеро матросов стоят у спецкаюты. Мне нужно… — Он бросил взгляд на Рейкса. — Восемьдесят золотых слитков — вот что мне нужно. Выгрузите их как можно скорее.

— Сорок ящиков по две штуки в каждом. Поднимите их, пожалуйста, лифтом номер один на первую палубу и перенесите на бак, — добавил Рейкс.

Какой-то миг офицер колебался, даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя передумал.

А капитан уже повернулся к Дормеру.

— Отдайте рацию капитану второго ранга, мистер Дормер.

Капитану второго ранга он сказал:

— Доложите, когда груз будет на первой палубе.

Дормер достал две рации. Одну отдал капитану. Тот засунул ее в карман.

Это было то самое устройство, которое несколько недель назад дружественно настроенный офицер показал Рейксу. Называлось оно «Стронофонз № 5», имело радиус действия до двух миль.

Капитан второго ранга ушел. Другой офицер стоял у окна и смотрел на освещенный бак. Рулевой, словно бело-голубая статуя, не отрывал руки от штурвала, а юнга снова и снова водил тряпкой по одному месту — он тоже понимал, что происходит что-то непредвиденное. Но это почти не трогало мальчика, он все еще вспоминал, как стрелял из ракетницы. Капитан, не обращая внимания на Рейкса, подошел к карте и вместе с капитаном третьего ранга уточнил координаты корабля.

Впервые в жизни Рейкс испытывал ужас полного одиночества, лед его объятий. Это был нарочитый, унизительный холод. Все на мостике преданно служили своему кораблю и пренебрегали Рейксом. Они были вынуждены терпеть его присутствие, но, казалось, забыли о нем как о личности. Он стал для них насильником, разрушителем предмета их гордости. Они уже не смотрели на него, даже когда он обращался к ним, воспринимали только голос, нарочито не замечая человека, которому он принадлежал. А ведь Рейкс когда-то считал, что любит одиночество. Но то было милое сердцу одинокое времяпрепровождение у реки, милое одиночество, связанное с местью за отца и возвращение в Альвертон… Теперь он понял, что это не одиночество в полном смысле слова. Отчуждение — вот оно, здесь, на корабле. Рейкса неожиданно осенило: если бы рядом оказались братья, слышали и видели все, узнали то страшное богохульство, какое он проповедовал, то и они отвернулись бы от него, заклеймили бы его имя вечным позором… Впервые в жизни он презирал и самого себя, и свое дело, хотя душил и гнал от себя это едва зародившееся чувство.

Чтобы как-то разбить лед, окружавший его со всех сторон, он сказал, что хочет спуститься вместе с капитаном на бак, и был поражен — столь сильно изменился его голос.

Капитан не повернул к нему голову, никак не выказал, что услышал его. С таким же успехом можно было обращаться к мертвецу.

Рейкса ободрили слова, вдруг услышанные по рации:

— Мы в спецкаюте, сэр. Уже грузимся.

Капитан поднял передатчик и ответил:

— Очень хорошо.

Потом он подошел к Рейксу, встал перед ним, презрительно прищурил глаза, да так сильно, что они почти исчезли с его лица, и произнес:

— Вам больше нет нужды околачиваться на моем мостике. Мы спустимся на палубу. — Он обернулся к капитану первого ранга. — Возьмите управление на себя, мистер Дормер.

— Слушаюсь, сэр.

— Держитесь этого курса и скорости.

Рейкс, уже почти не в силах выдерживать могильное одиночество в окружении людей, сказал:

— Когда слитки будут на палубе, нужно выпустить две ракеты.

Не вымолвив ни слова, капитан протянул руку. Рейкс вложил в нее ракетницу и два патрона. Тот подошел к капитану третьего ранга.

— Когда первые слитки доставят на палубу, выпустите две ракеты с левого крыла мостика.

— Есть, сэр.

Капитан вернулся, прошел мимо Рейкса. Уже у порога сказал не обернувшись:

— Ваши сигналы будут поданы.

Рейкс последовал за ним. Через каюты офицеров они вышли к главной лестнице, миновали клуб и спустились на первую палубу. Два-три пассажира с любопытством взглянули на них.

Двери лифта на первой палубе были уже открыты. Трое матросов под наблюдением вахтенного выгружали деревянные ящики. Рейкс и капитан молча прошли мимо них. Когда они переходили на правый борт вдоль кают команды, рация в руке у капитана ожила.

— Говорит капитан второго ранга. Первые ящики на палубе, сэр.

— Благодарю вас, — ответил капитан, не останавливаясь.

Они повернули в коридор, прошли мимо кают стюардов и через железную дверь попали на бак. Ветер и мелкий дождь ударили им в лицо. Слева за ними в небо взвилась зеленая ракета, потом другая. Внутренний голос холодно подсказал Рейксу: «Все идет так, как и должно быть. Не думай о людях. Не позволяй этому типу безмолвно презирать тебя, задеть твои чувства. Это не ты, не ты ходишь и командуешь здесь, а просто невольник. Через несколько часов ты вернешься к желанному, своему одиночеству».

С первой палубы Белла тоже увидела, как в небе вспыхнули два зеленых огня. Она уже не чувствовала ни беспокойства, ни облегчения. Все прошло так, как говорил он. Умение обдумать план, а потом выполнить его, — вот главное достоинство Рейкса. Он знает, как сделать людей своими игрушками. Есть ли в нем настоящая нежность, та, что кормит и растит любовь… любовь к ближнему… к ней? Сейчас, может быть, и есть, потому что все гладко подходит к концу. И возможно, потом нечто, пустившее ростки в его душе, распустится и быстро зацветет… Боже, она так на это надеется. Так надеется…

Белла повесила сумку на поручень, открыла ее и одну за другой выбросила гранаты за борт. Потом поднялась на верхнюю палубу и пошла в кают-компанию.

Ей не пришлось поднимать шторы. У открытых окон собралась горстка людей. Они смотрели на бак. Белла сразу узнала Рейкса — высокого, в шляпе, полы пальто чуть-чуть шевелит ветер. Вертолет качнулся над палубой, шум мотора и винта проникал в каюту. Белла увидела матросов, сгибающихся под тяжестью ящиков с золотом, троих офицеров. Одного, невысокого, с четырьмя кольцами на рукавах кителя, она узнала. Это был капитан корабля.

— Что такое? — спросил кто-то. — Что случилось?

— Похоже на аварию. А может, рекламный трюк?

— Без юпитеров и кинокамер? Как вы считаете, бармен?

Бармен подошел к окну, посмотрел и сказал:

— Кто его знает?… Во всяком случае ничего страшного нет. Вон капитан и младший офицер безопасности.

— А кто этот в штатском? И что это за ящики?

Белла могла бы им все объяснить. Но, выглянув в окно, поняла: у нее не хватит духа даже смотреть. Вот он стоит, в мыслях своих за тысячу миль от нее, а когда его поднимут на вертолет, эта тысяча превратится в две, в три, в бесконечность. Он улетит, и она его больше не увидит. Белла не могла ждать исполнения приговора. Лучше уж уйти к себе в каюту с тщетной надеждой, чем на всю жизнь запомнить, как вертолет уносит Рейкса с палубы, прочь из жизни Беллы.

И она пошла к себе в каюту.

Ящики лежали у основания теперь убранной складной мачты, перед цепями двух поднятых якорей. Вертолет, висевший над палубой, заглушал все звуки. Подняв голову, Рейкс увидел, как открылся боковой люк. Оттуда высунулась стрела лебедки, на несколько футов спустился трос. Незнакомый ему человек показался в проеме люка и сбросил сеть. Трос начал медленно разматываться, тихонько покачиваясь на ветру вместе с вертолетом. Когда он опустился ниже, Рейкс заметил мелькнувшее у люка лицо Бернерса. Они узнали друг друга, но виду не подали.

Стоявшему рядом капитану Рейкс сказал:

— В каждую сеть — не больше двадцати слитков.

Не обращая на него внимания, капитан повернулся и кивнул офицеру, тоже слышавшему слова Рейкса.

— По десять ящиков, ребята. Берегись троса.

Матросы расстелили сеть, сложили в нее ящики, подтянули концы к середине и надели на крюк троса. Рейкс вскинул голову, поднял руку. Трос натянулся, сеть поднялась с палубы. Главный винт вертолета закрутился быстрее, ветром с матроса сорвало бескозырку, она белым колесиком покатилась по палубе.

Капитан первого ранга смотрел вниз на палубу, не сводил глаз с Рейкса и думал: «Почему они не растерзают этого мерзавца?»

Один из зевак у окна кают-компании сказал:

— Клянусь, в этих ящиках золото. Как вы думаете, они не налетчики?

— Что, вместе с капитаном и офицерами? Вы с ума сошли.

— А этот парень в штатском, почему у него лицо шарфом закутано?

— Зубы, наверно, болят.

— И вертолет без опознавательных знаков…

Когда сеть поднялась до уровня люка, стрела повернулась. Бернерс и напарник взялись за сеть, раскачали и втащили ее в кабину. Тотчас на палубу упала другая сеть, матросы стали ее нагружать.

Рейкс посмотрел на часы. Бернерс значительно опережал график. И почти все ящики уже были доставлены из спецкаюты.

А юнга глядел в центральное окно рубки, рассеянно водил тряпкой по стеклу. В пятидесяти метрах, почти на одном уровне с ним, висел вертолет. Мальчик даже разглядел пилота за приборами и двух человек с сетью. Ему захотелось узнать, кто управляет лебедкой. Когда трос спустился в третий раз, он заметил, что двое в кабине заняты только сетью. Они перекладывали вторую партию ящиков. Трос не трогали, значит, лебедкой управлял пилот. Порыв ветра оставил на стекле капельки дождя. Без всякого приказа юнга включил щетки. Стало видно получше.

А в каюте у Беллы давно уже побывал стюард и заправил постель. На кровати лежала ночная рубашка, из шелка огненного цвета, очень коротенькая, с маленькими трусиками в придачу. Белла купила гарнитур в поездку. Но Рейксу не показала.

Она разделась. Встала у зеркала. Еще не видно… или уже?

Может быть, немного, но это ее не портит. Так сначала и бывает. Говорят, что-то особенное появляется. Что ж, кому как, а ей нужно нечто особенное, чтобы добиться своего. То, что удержит его, когда постель станет бессильна. Белла потрогала живот и подумала, что скоро он начнет расти. Рейкс сказал, что хочет ребенка, а это, наверно, неспроста. Она потянулась за рубашкой и трусиками. Цвет, возможно, кричащий, но, черт возьми, разве не это нравится в постели мужчинам?

Бернерс вспотел. Он обладал силой, характерной для всякого невысокого жилистого мужчины, но, чтобы таскать тяжелые ящики, рассовывать их по углам, оставляя место другим, приходилось выкладываться без остатка. Пот капал с бровей и застилал глаза. Оглушительно ревел мотор. Дождь усиливался, хлестал в люк все сильнее. Палуба внизу блестела от влаги.

Поднималась четвертая, и последняя, сеть. Он и без часов знал, что они укладываются. Час — на обратный путь, а потом — не теряй ни минуты. К шести утра он уже полетит на юг — через Нант в Лимож… Бернерс вспомнил о подсвечнике тринадцатого века, увиденном в каталоге… Прекрасно… Так много чудесных вещей он хотел бы иметь… будет иметь… Может быть, он вообще не вернется в Англию… Ну, разве чтобы продать дом. Не то, что Рейкс. Англия — это не по нему. Реки, вся эта рыбалка и толпы чиновников, что чаще и чаще садятся на шею. Он посмотрел вниз сквозь поднимавшуюся сеть на Рейкса. Всю операцию тот простоял вот так, рядом с капитаном, наполовину засунувшим руки в карманы кителя, ни дождь, ни ветер ему не страшны; Рейкс, поднимавший руку, когда можно было тянуть сеть наверх… и все сработало, как часы, с той же точностью, с какой работали их мысли, его и Рейкса… ведь так легко управлять людьми, обводить их вокруг пальца и грабить. Они ничего не подозревают до самого конца, а потом проклинают себя и удивляются, как их угораздило попасться на удочку.

Сеть поравнялась с люком, стрела повернулась. Когда сеть втащили, напарник Бернерса выдохнул:

— Слава Богу. Тяжелая работа не по мне. Отцепляйте сеть и надевайте на крюк ремни, мы спустим трос за нашим сообщником. Мистер Он, да? Ни имен, ни прозвищ…

Бернерс отвернулся, склонился над сетью, чтобы освободить крюк. В это время напарник отстегнул ремни Бернерса. Тот услышал щелчок и поднял голову. Напарник держал пистолет в футе от его глаз.

— Прости, друг, но приказ есть приказ.

Бернерс не успел даже с места двинуться, он лишь понял, это конец… его мечты о владении прекрасными вещами должны разбиться о палубу у ног Рейкса.

Человек нажал на курок, пуля попала Бернерсу прямо в лоб. Выстрелом его отбросило назад, он наполовину вывалился из вертолета. Напарник ногой вытолкнул тело из люка и, держась за борт, смотрел, как оно падает. Бернерс летел, раскинув руки и ноги. Он ударился о бухту якорной цепи, сломал о нее позвоночник и повис на вей. Обезображенное лицо повернулось к группке матросов, что стояли ярдах в четырех, ремень его сбруи покачивался на ветру, едва задевая палубу. Вертолет, наполнив ночь ревом, быстро взмыл вверх и полетел на юг.

Холод исчез, самообладание осталось. Рейкс мгновенно оценил происшедшее. Сначала он просто пожалел себя, потом удивился, а потом вообще перестал что-либо чувствовать. Его положение изменилось, и он стремительно сориентировался, сообразил, что делать, увидев обезображенное лицо, тело, похожее на сломанную куклу, ремни, вяло качавшиеся в воздухе. Никто еще и с места не двинулся, даже от ужаса не вскрикнул, а он уже выхватил пистолет и помчался прочь. Он пробежал мимо кают команды, резко повернул направо в маленький коридор, на ходу сорвал с себя пальто. Сбегая по лестнице на вторую палубу, он перебросил пальто и шляпу через перила, они упали на самое дно клетки. Человек, бегущий в пальто и шляпе, был бы подозрителен. Он сорвал с лица шарф, сунул его в карман вместе с пистолетом и, выскочив на вторую палубу, перешел на шаг.

Теперь он просто пассажир. Пассажир, который поздно ложится спать. Он успокоился и, не торопясь, спустился по средней лестнице на четвертую палубу. Он даже не спрашивал себя, куда идет. Ему надо скрыться на некоторое время, получить пристанище, его мог дать только один человек. Он прошел по коридору вдоль борта, повернул налево и оказался в закутке у дверей каюты Беллы.

Только сейчас, когда он прошел весь длинный коридор, свернул в этот тупичок всего с двумя каютами № 4002 и № 4004, его беспокойство немного улеглось. Сейчас, когда за дверью ждет Белла, а времени — второй час ночи, Рейкс может собраться, отбросить животное желание бежать, бежать сломя голову, может заставить себя идти неспешным прогулочным шагом. Он прислонился к стене, провел рукой по лицу и с изумлением обнаружил на лбу крупные капли пота. Что же делать? Бернерса застрелили и сбросили с вертолета. Он сам расслышал выстрел сквозь шум винтов, своими глазами видел обезображенное пулей лицо Бернерса. Их предали — произошло единственное, чего они не учли в своих планах. Их обвели вокруг пальца так ловко, как они сами раньше обманывали других.

Теперь, когда первый испуг исчез, он спрашивал себя, имеет ли право пройти несколько шагов, открыть дверь и предать Беллу. Он сделал ее сообщницей, и она ни разу не подвела его. Есть ли у него право снова воспользоваться ее помощью? Нет, он не должен задавать себе этот вопрос, потому что заранее знает ответ. Она любит его и ни в чем ему не откажет. Но сегодня на палубе он впервые познал свою истинную цену, увидел, как к нему относятся люди, и ему стало казаться, что, несмотря на всю свою силу воли и самоуверенность, его время, видимо, уж истекало, конец был рядом. И причина этого сейчас казалась очень простой: от него отвернулись не только люди, но и Бог. Людям трудно было поколебать его высокомерие, но бороться с Богом, если он решил оскорбить его и унизить — сначала в истории с той маленькой точкой, а теперь с неожиданным предательством Манделя, — дело другое. Бог позволял ему вплотную приближаться к желанному, а потом отбрасывал назад. Сейчас он снова осаждал его, требуя, видимо, какого-то нешуточного покаяния, какой-то искренней жертвы — полной и всеобъемлющей. У него еще остались ум, сила и хитрость, их хватит, чтобы вырваться из этой порожденной морем ловушки, но они не смогут отвести от него меч отвернувшегося Бога. Итак, на пороге каюты Беллы он понял… нет, в нем кричал инстинкт предков, их суеверий. Если Рейкс хочет покровительства Бога, то должен принести им жертву. И такую, от которой нельзя отмахнуться, которую нельзя списать со счетов. Ее надо принести — один раз. И постепенно, словно кто-то незримый диктовал ему условия, Рейкс начинал понимать, что это за жертва. Женщина в каюте носит его ребенка, желанное продолжение рода Рейксов. Ребенок должен открыть глаза к январским снегам и морозам, увидеть бесконечные тучи над равнинами Девона, услышать, как тихими ночами плещется в воде лосось и форель. Они тоже черпали силу от предков, из торфяных болот, из узких мелких речек и соленых морских рукавов, спокойных холодно-зеленых плодородных атлантических глубин, и копить эту силу стало их единственной целью. Ребенок, желанный не ему, а ей. Но жертву надо принести, и Рейкс принесет ее, положит на алтарь. Дайте ему выбраться отсюда, и он возьмет эту женщину в жены, полюбит ее так, как только способен, приведет ее в Альвертон как хозяйку, жену, мать, станет охранять и защищать, будто выбрал по собственной воле. Итак, обет дан, выбор сделан.

Рейкс распахнул незапертую дверь. Вошел в освещенную каюту, повернулся к кровати, где лежала Белла. Взглянув на нее, он тотчас понял: жертва его отвергнута, и он, Эндрю Рейкс, обречен, потому что пришел слишком поздно.