ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВОСТОЧНОГО СЛАВЯНСТВА (История и современное состояние вопроса -1948г.)

В длительном процессе взаимодействия, скрещивания, аккультурации всех этнических групп, принявших участие в формировании восточного славянства на основе развития приднепровского автохтонного ядра, уже к началу нашей эры выработалась известная этническая общность, которую мы называем этническим субстратом позднейшего восточного славянства. Но для того, чтобы из этого субстрата сложилось собственно славянство, необходима была значительно большая интенсивность этногенетического процесса. А ускорение этого процесса могло произойти на новом этапе развития производительных сил. Вообще, образование новых больших и более устойчивых этнических групп может происходить только на основе нового качественного скачка в развитии производительных сил. Именно такой период наступает в эпоху начавшегося разложения родовой патриархальной общины и расцвета военной демократии, в эпоху железного меча, плуга и топора. В этот период война превращается из эпизодического явления в постоянный промысел. Передвижение значительных племенных объединений заметно усиливаются, консолидация этнических массивов. Увеличивается, но вместе с тем становится заметнее и ощутимее процесс этнической дифференциации. Это и есть начало так называемого «великого переселения народов», которое стало возможным благодаря «второму крупному разделению труда», т. е. решительному преобладанию в хозяйственном балансе варварских племен продуктов земледелия и выделению ремесла по периодизации Моргана-Энгельса — это «высшая ступень варварства».[64] Для тех территорий, на которых сложилось восточное славянство, этот период наступил в III–IV–V веках н. э. Поэтому этническое оформление собственно восточного славянства падает на эти века.

В I–II веках н. э. передвижение военно-племенных объединений через исторические территории восточного славянства значительно усилилось. Продвижение венедских племен на юг, сколотско-паралатских племен на север, что подтверждается антропологическими данными — сходством новгородских славян южным среднеднепровским типом, а также появлением в это де время на севере укрепленных поселений, — все это еще больше втягивало в восточнославянский этногенез население Окско-Волжского бассейна. Это было время, предшествующее эпохе, великому переселения народов. События II–III веков еще более ускорили процесс консолидации восточнославянского субстрата. Это, прежде всего, относится к готам, которые двинулись с берегов Вислы на юг в Причерноморье в конце II или начале III века н. э. Готская проблема как указывал Н. Я. Марр, имеет чрезвычайную важность для этногенеза восточного славянства.

ГОТСКИЙ ВОПРОС

В дореволюционной и европейской науке не вызывающей сомнение аксиомой было господство в Восточной Европе в III и IV веках огромной и сильной «готской державы», образованной германскими готскими племенами, переселившимся с берегов Вислы. При этом особенно в трудах немецких историков, готы выступали по отношению к местному населению Приднепровья и Причерноморья в той же роли, в какой выступали варяги IX века по отношению к восточным славянам в сочинениях норманистов. Считалось, что готы — носители более высокой культуры (именно германской) подвергли аккультурации местное население, и потому уже собственно славяне обязаны своей культурой огромному «готскому наследству», элементы которого старательно выискивались и «объяснялись» историками. Основным источником готской истории является «История готов» Иордана, основная тенденция которого — прославление готского могущества. Сочинения Иордана — ценнейший источник, но требующий сугубо критического подхода из-за массы легендарного и тенденциозного содержащегося в нем.

В советской науке готский вопрос подвергался решительному пересмотру. На фоне высокого развития древнейшей земледельческой культуры автохтонного населения Северного Причерноморья и Поднестровья традиционный взгляд на роль готов явно не удовлетворял. Ни с точки зрения нового учения о языке, ни с точки зрения нашего понимания роли миграций, старое решение готской проблемы не годилось. Все это заставило пристальнее всмотреться в историю готов, исследовать их археологическую культуру на местах их прежних поселений и памятники, приписывавшиеся готам на местах их пришествия. Профессор Б. А. Рыбаков пишет:

«Историография вопроса о „готских“ древностях показывает, что термин „готские“ прилагали к ним не на основании твердых исторических сопоставлений, а исключительно исходя из предположений, что все яркое в истории Восточной Европы должно принадлежать только готам. Других оснований нет»[65].

Исследуя различные предметы с так называемой выемчатой эмалью, которые считались готскими, Б. А. Рыбаков устанавливает их местное происхождение и широкое распространение по всей северной границе Римской империи. Варварские эмали носят следы влияния римских мастеров, в тоже время «ни в одном из готских комплексов выемчатые эмали не встречены, и связывать их с готами у нас нет решительно никаких оснований».[66] Культура эмалей тесно связана с местным населением Приднестровья, ибо район распространения киевского типа эмалей совпадает с областью «полей погребальных урн». В настоявшее время в отношении готов наша наука пришла к следующим выводам.

А. Археологические памятники готской культуры на Висле показывают, что готы не могли принести в Причерноморье более высокой культуры, так как попросту ее не имели. В сравнении с высокой культурой автохтонного Причерноморья, наследников замечательной скифо-эллинской культуры, готы выглядели весьма бледно.

Б. Анализ письменных источников говорит о том, что великая готская держава — недоброкачественный миф германской националистической историографии. До IV века единства готских племен не существовало. Остроготы (грейтунги), везиготы (тервинги, тайфалы, гепиды), не объединенные, враждовавшие друг с другом, племена, в своих столкновениях объединившиеся с местными племенами карпов, роксоланов и др. Лишь изредка, на время больших походов, готские племена эпизодически объединялись. Во второй половине IV века происходит более тесное объединение готов в борьбе против Рима и в результате внутренних междоусобий. Центром кратковременного объединения становятся остроготы во главе с известным вождем Германариком.

В. Попав в более культурную среду Причерноморья готы усваивают эту местную материальную культуру (тем более что в движении готов с берегов Вислы принял участие прежде всего военно-дружинный элемент). Готы подвергаются сами такой значительной ассимиляции и культурному воздействию, что археологически их памятники почти неотличимы. Эту, усвоенную ими культуру Причерноморья, готы распространили затем в своих странствиях по Европе.

Г. Таким образом, памятники, относимые раньше к «готской культуре», являются памятниками древнейшей и высокой культуры Причерноморья, усвоенной и переданной готами. Примеров такого усвоения и передачи более высокой культуры, менее развитым населением сколько угодно. Это обычное явление.

Д. Борьба с готами вызвала дальнейшую консолидацию восточного славянства.

Эти выводы, сформулированные лучше всего в работах А. Д. Удальцова, разделяются сейчас большинством ученых. Однако академик Н. С. Державин предложил другую теорию,[67] обоснованную им на материале палеолингвистических исследованиях Н. Я. Марра. Согласно этой теории готы не являются пришлым населением в Северном Причерноморье. Они автохтоны этого района. Появление готов, — это не пришествие нового этнического элемента, а выдвижение местного, занявшего ведущее хозяйственное и военное положение и поэтому давшего свое имя военно-политическому объединению различных племен. Н. С. Державин считает, что отсутствие каких либо изменений в археологической культуре Причерноморья, вскрытое Марром родство готского языка с языками кавказских яфетидов, — все это говорит в пользу его теории. С этой точки зрения готский язык не относится к германским. Эта теория не встретила поддержки и подверглась жестокой критике в периодической литературе.[68] Правда, авторы рецензий критикуя Н. С. Державина, почему-то не сочли нужным подвергнуть критике те конкретные высказывания Н. Я. Марра о местном «скифоидном» происхождении готов, на которые опирался Державин. Совершенно справедливо указание критики, что нет никаких оснований для сверхскептической оценки основных письменных источников, согласно которым готы мигрировали с берегов Балтики и Вислы на юг. Нет оснований сомневаться в принадлежности остатков готской письменности к германскому языку. Отрицая все это, Н. С. Державин отрывается от конкретно исторической действительности в сторону не оправданных в данном случае абстракций. Что касается отмеченного выше родства готского языка с языком кавказских яфетидов, то необходимо отметить, что сходство языков на яфетической стадии не может еще само по себе служить доказательством их физического родства. Но в готской проблеме действительно есть еще много темных мест. В частности нуждается в дальнейшем исследовании процесс этнической трансформации готов после их переселения в Причерноморье. Только детально изучив этот процесс можно будет поставить на свое место и объяснить сделанные Н. Я. Марром наблюдения в готском языке, от которых так просто отмахнуться нельзя.

АНТЫ

Иордан в уже цитированном сочинении говорит, что «многолюдное племя венедов» именуется теперь (VI век) в основном склавинами и антами. «Анты же храбрейшие из них, живя на изгибе Понта, простираются до Днепра. Реки эти отстоят друг от друга на много дневных переходов». Византийский историк Прокопий Кесарийский (VI век) так же говорит об антах. Он расширяет границы антской территории от северного побережья Дуная до земель на восток от Днепра. Знает антов и Маврикий, автор «Стратегикона». Знают их и другие византийские историки этого времени: Менандр, Агафий Схоластик, Феофилакт Симокатта, Феофан, Кедрин. Знают антов и сирийские источники. Все говорят о них, как о народе многочисленном и воинственном. Византийские писатели упоминают о них в связи с опустошительными набегами на Византию, наводившими ужас на население и правителей империи. Сопоставляя письменные и археологические данные, мы можем приблизительно определить территорию антов. От линии, проведенной от Азовского моря до среднего течения Днепра, земли антов простираются на запад, захватывая исторически засвидетельствованные нашей летописью земли восточнославянских племен угличей, тиверцев, полян, древлян, северян, радимичей и большую часть земли вятичей. О северной границе антов никаких указаний и письменных источников нет. На юге граница антских поселений местами доходила до Черного моря. Среди предметов, находимых в антских кладах и погребениях содержатся пальчатые и гладкие фибулы, подвески в виде трапеций, бляшки, серьги грубого литья, браслеты с расширенными концами, спиральные петли, массивные поясные пряжки, гребни с высокой орнаментированной спинкой, височные кольца и другие золотые и серебряные вещи, часть из них византийской работы.[69]

Знаток антских древностей археолог Спицын считал эту культуру антской. Ядро ее находится на тех же территориях, на которых впоследствии возник центр Киевской Руси. К культуре антов археологи относят городища VI–VII веков, достигавшие огромных размеров. Таковы Жарище, Матронинское, Бельское, Пасторское и другие. В этих городищах находят так называемые антские слои. Более северные раскопки в районах Киевского полесья дают картину маленьких неукрепленных поселков. Жилищем там являлась полуземлянка с возвышающейся крышей. Городища, характерные для антской культуры, располагаются по среднему Поднепровью между северной и южной границами лесостепи. Западная граница этих городищ до сих пор достаточно не выяснена. Таким образом археологические данные не противоречат письменным, и область распространения антов вырисовывается от устья Дуная на северо-восток, на Киев, Чернигов, Полтаву, Курск и Воронеж. Это та самая территория, которая в прошлом знала земледельческую культуру скифов.

Поскольку византийские авторы главное внимание обращали на военные набеги антов и на вопросы борьбы с ними, о хозяйственном строе их они сообщают значительно меньше. Однако известно, что у антов «бесчисленное множество всяких плодов, сложенных в кучи, и больше всего — проса». Археологи нашли рядом с антскими жилищами хозяйственные ямы для хранения зерна и мяса. Найдены остатки костей домашних животных: быков, лошадей, коров, коз, овец, свиней, а также остатки рыбной чешуи. Найдены железные шлаки, литейные формы из глины, серпы, ножи и крючки из железа, многочисленные керамические изделия (лепные, без применения гончарного круга). Все это дает представление об оседлом земледельческом населении занимавшимся скотоводством, охотой и рыбной ловлей. Нет никаких оснований считать антов кочевым народом. Свидетельство Маврикия о частой смене антами места жительства никак нельзя истолковать, как доказательство их кочевого образа жизни. Находимые украшения и оружие греческой работы заставляет предположить торговлю антов с придунайскими и причерноморскими городами.

Общественное устройство антов в VI веке имеет типичные черты родового строя. Прокопий Кесарийский говорит: «Эти народы, славяне и анты не подчиняются одному человеку, но издавна живут в демократии; поэтому обо всем, что для них полезно или вредно, они рассуждают сообща». То же самое подтверждает Маврикий, прибавляя, что «их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране». Общей власти у антов не было. Они жили родовыми общинами, часто враждовавшими между собой. Кровавая месть, и не только за родича, но и за гостя, — неотъемлемая черта этого строя. Прокопий сообщает и о верованиях антов. Они поклонялись богу-громовержцу, которого одного только признавали владыкой мира. Они приносили ему в жертву быков и других священных животных. Во время жертвоприношений анты гадали. Эти жертвы приносились не только громовержцу, — анты верили в реки, нимф и домовых. Они поклонялись духам предков и верили в загробную жизнь, чему свидетельствует захоронение с оружием и пищей и умерщвление рабынь и жен умершего господина для того, чтобы похоронить их в той же могиле.

Существует полная преемственность скифо-сарматских и славянских культовых изображений. Следовательно, анты были промежуточным звеном. В течение длительного развития антского общества родовой строй не оставался неизменным. По мере усиления внутренних столкновений появляются и растут военные дружины, укрепляются и расширяются городища. С ростом внешних столкновений оформляются военно-племенные союзы. Первое письменное сообщение о наличии таких союзов находим у Иордана в его рассказе о борьбе готов с антами. Готский вождь Винитар, тяготясь господством гуннов и желая показать им свою храбрость, напал на антов. В первом столкновении он был разбит, но затем он оправился и победил антов и для их устрашения приказал распять их вождя Вожа вместе с 70-ю другими старейшинами. Это произошло в 375 году, т. е. в конце IV века. Следовательно, подобные или меньшие военно-племенные союзы антов возникали и раньше. Это был расцвет военной демократии. К VI веку анты вместе со склавинами вышли на арену «великого переселения» и приняли активное участие в сокрушении античной рабовладельческой цивилизации, оказав решающее влияние на внутреннее перерождение «Восточной Римской империи».

Роль антов по отношению к Византии такая же, как роль германских варваров по отношению к Риму. В решительном столкновении двух миров — старого, дряхлеющего античного рабовладения, раздираемого внутренними противоречиями и молодого, грубого, примитивного, но несущего в себе зародыш более прогрессивного способа производства, мира варваров, склавинам и антам принадлежит большое место. Именно тогда, в VI веке, когда волна антских военных дружин, прорываясь через Дунай, захлестывала территорию империи, о них заговорили историки. Общественный строй антов в это время уже существенно изменился. Большие военные дружины стали постоянными, а военно-племенные союзы значительно более крупными. Во главе их стояли вожди, пользовавшиеся властью не только во время войны, но и во время мира. Это уже настоящие антские князья. Имена некоторых из них сообщают нам византийские писатели. Вот ант Межамир Идарич, о нем говорит Менандр. Во время столкновения с аварами Межамир вел переговоры с аварским хаканом и держал себя гордо и независимо. Вот славянин Лаврита (Дабрита), к которому аварский хакан посылал послов с требованием безусловной покорности славянских племен на нижнем Дунае. В ответ на требование Лаврита гордо отвечал: «Родился ли на свете и согревается лучами света тот человек, который подчинил себе силу нашу? Не другие нашею землею, а мы чужою привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будет на свете война и мечи». Сравните этот ответ в передаче Менандра с речью Святослава к своим воинам перед последним боем у Доростола в передаче Льва Диакона и нашей летописи, и вам станет ясно, что воинственный характер киевских руссов X века не внезапное явление, а глубокое наследство, полученное ими от антских пращуров. Византия не могла сопротивляться славяно-антскому нашествию на Балканы, хотя испробовала в этой борьбе все средства. Одним их этих средств, как и в Риме, было приглашение славянских и антских вождей с их дружинами, поселение их на границах империи и натравливание на своих сородичей. Поэтому на важных военных постах империи нередко оказывались представители антов и славян. Ант Хвилибуд был начальником греческих укреплений на Дунае, ант Анангаст стоял во главе фракийских войск империи, ант Доброгаст командовал черноморской эскадрой, одним из военачальников был ант Всегород. Анты прекрасно владели воинским искусством «ромеев». Славяне и анты в VI веке были самыми страшными врагами Византии. Во время своих многочисленных войн анты накопили огромные богатства, остатки которых находят в антских кладах.

Но во время войн захватывалось не только золото. Добывались пленные — возникал институт рабства. У славян и антов, как и у других варваров, рабство не превратилось и не могло превратиться в решающий способ производства. В условиях родовой, а затем земельной (соседской) общины для этого не было никаких исторических предпосылок. Основой производства оставался труд свободного общинника и его семьи. Поэтому рабовладение у славян и антов приняло смягченный характер, т. е. ту форму, которую мы называем патриархальным рабством. Долговое рабство также отсутствовало. Пленники — рабы становились предметом торговли или получения выкупа и сосредотачивались у вождей и воинов. Все это усиливало разложение родового строя. Создавалось и развивалось имущественное неравенство и ускорялся переход к классовому обществу.

У византийских авторов можно найти описание и внешнего вида антов. Это были высокие темно-русые люди, сильные, обладающие исключительной выносливостью, неутомимые бойцы. Сведения об антах в сочинениях византийских писателей прерываются лишь тогда, когда новые волны завоевателей отрезают византийские границы от основных территорий антов. Так было во время страшного нашествия гуннов в IV–V веках, так было но время нашествия аваро-болгарских орд; но стоило пройти очередной волне завоевателей, которые, как по коридору, проходили по территориям антов северным берегом Черного моря, как снова показывались на границах империи воинственные славяно-антские дружины, а по Черному морю плыли огромные флотилии славянских однодеревок.

Итак, анты — это оформившиеся восточные славяне. Это новое этническое качество сложившееся в результате теснейшего взаимодействия северо-западного венедского ядра с юго-восточным сколотско-паралатским с вовлечением затем в этот генетический котел северо-восточных племен Окско-Волжского бассейна. Это произошло в III–VI веках н. э. Консолидация восточнославянской этнической общности была ускорена и усилена непрерывной борьбой сначала с готами, затем с Византией, гуннами, аварами, хазарами и т. д. В это же самое время шел процесс складывания всей славянской этнической общности. Но являясь решающим, процесс интеграции не исключал этнической дифференциации. Как раз, в то же самое время в общеславянском массиве продолжали оформляться три основные ветви: западная, восточная и южная. Из этого процесса к VII–VIII веку выходит вполне сложившееся славянство, но также и вполне разделившееся на основные ветви.

Анты — это восточные славяне, в ходе дальнейшего развития превратившиеся в киевских славян. Чтобы убедиться в этом, рассмотрим отношение антов к Руси.

АНТЫ И РУСЬ

В начале VII века известия об антах прекращаются. Нашествия аваров и разгром ими антского союза в Прикарпатье вызвали прекращение антского натиска на «роменскую державу». У Византии появились новые сильные враги в лице пришельцев и складывавшегося болгарского государства. Поэтому внимание византийских писателей приковывается к своим непосредственным границам. Как бы то ни было, но отсутствие прямых письменных источников об антах VII–VIII веков сильно ощущается в науке. Но сомневаться в том, что анты — это восточные славяне, что они создатели культуры киевских славян, что именно их политические объединения привели к образованию Киевского государств, нет оснований.

Непосредственная преемственность культуры русских племен IX–XI веков проявляется во многом. Стоит только сравнить предметы из антских кладов VI–VII с предметами киевских курганов X–XI веков, как тотчас бросается в глаза их изумительное сходство, их преемственность с чертами огрубения.[70] Антские мечи во многом напоминают мечи русских славян X века. Серебряные изделия Киевской Руси восходят к художественному серебряному литью антов. Так называемые знаки Рюриковичей восходят к антским прототипам VII века и т. д.[71] История киевских городов показывает наличие в них антских пластов и говорит о том, что многие знаменитые города возникли не на пустом месте, а были непрерывно заселены еще с антских и доантских (скифских) времен. Городища антов — это основа для городов Киева. Сосредоточие антской культуры подготовило и расцвет Киева.

Наконец, остатки антского языка показывают характерные для восточнославянских языков полногласие (смотри антские имена). Слишком осторожный подход к признанию прямой преемственности скифов-пахарей и антов, антов и русских славян, который проявляется у некоторых историков, в данном случае совершенно не оправдан ни фактически, ни теоретически. Не приходится сомневаться в том, что анты IV–VII веков господствующий автохтонный элемент в Восточной Европе. Если их «убрать», т. е. не признать их связующим звеном между скифско-паралатскими, венедскими и славяно-русскими племенами, то образуется пустое место, которое совершенно нечем будет заполнить, ибо ни один письменный источник не говорит о какой-либо этнической группировке, которую можно было бы поставить на место антов. Наши ведущие историки не сомневаются в том, что анты — прямые предшественники Киевской Руси и создатели всей ее культуры. Правда, этногенетические связи антов и скифо-паралатских племен исследованы еще недостаточно. Такие исследования являются ближайшей задачей нашей этногенетики.

Однако видеть в антах непосредственных предшественников Киевской Руси — такой вывод достаточен для решения вопроса в общем, но недостаточен для его решения в частностях. В самом деле, восточные славяне встречают время образования Киевского государства уже разделенными на известные племена нашей летописи. Племена эти выглядят в летописи уже существующими значительный период времени. Конечно, то общее, что объединяет эти племена больше и сильнее того, что их разделает.

Но этим последним не следует пренебрегать. Ясно, что в то время, когда складывалась народность антов, внутри нее шел процесс разделения на отдельные восточнославянские племена, имена которых и отчасти образ жизни, мы знаем. Решив вопрос об антах в общей форме, наша наука должна теперь исследовать вопрос частный, а именно, процесс этнического оформления отдельных восточнославянских племен, степень их близости и отдельности от основного ядра и побочные этногенетические линии, которые привели к такому отделению (или, лучше сказать, выделению).

Одну из первых попыток такого рода сделал профессор П. Н. Третьяков в своей интересной работе «Анты и Русь».[72]

Не возражая против общего вывода о том, что анты — анты основная сила, создавшая Киевскую Русь, Третьяков считает, что это в то же время не единственная сила. Он считает, что росы, появившиеся на 2–3 столетия позже антов, как новый страшный враг Византии, представляет собой вторую этногенетическую линию киевских славян, выходящую из тьмы варварского мира.

Третьяков указывает, что росы этногенетически теснее увязаны со скифами, чем анты. Византийские писатели никогда не называли антов скифами, хотя по старой традиции они называли скифами множество различных народов Северного Причерноморья, в том числе и русских киевской эпохи. Россов же сразу стали называть скифами. В то время как основное направление военного натиска антов Балканы, росы двигались значительно восточнее, по Днепру и Дону в сторону Азовского моря и Крыма.

В XI–XII веках и раньше Русью называлась область Киева, т. е. Полянская земля, политический центр Киевского государства. Исторические же области антов лежат западнее. Третьяков приводит еще ряд подобных соображений.

Как видим, соглашаясь с общим выводом о том, что анты создатели Киевской Руси, Третьяков своими положениями по существу стремится выбить почву из-под этого вывода. Поставив интересный вопрос о роли россов в восточнославянском этногенезе Третьяков сделал слишком далеко идущие выводы.

Вопрос о росах давно пора поставить. Это необходимо хотя бы по следующим причинам. Слово Русь безусловно южного происхождения. К этому выводу склоняется большинство ученых.[73] На юге же мы имеем только одну этническую единицу, в имени которой звучит это загадочное слово. Это росы. Исследовать их политическую историю, их генетические связи в свете сказанного очень важно. Но имеющиеся пока данные не позволяют сделать выводы, которые сделал профессор Третьяков.

Во-первых, в XI–XII веках Русью называлась не только Киевская область, земля полян, а все Киевское государство. Вспомним, что «Повесть пламенных лет» пронизана тревогой за судьбы русской земли, с таким трудом собранной дедами. Эта тревога не только за полянскую землю, а за всю великую Русь — наследство Святослава. Летопись относится к самому началу XII века.

Во-вторых, земля антов, так как она примерно определяется,[74] захватывает также территорию полян.

В-третьих «внезапное» появление (как это следует у Третьякова) мощных племенных объединений россов, как одной из двух решающих сил, создавших Киевскую Русь, выглядит сомнительно. Такая «внезапность» была бы исторически оправдан в том случае, если это были пришлые, а не местные племена.

Но Третьяков убеждает нас, что это племена местные. В таком случае, где же они были в то время, когда анты своими набегами наводили ужас на империю? Если они вместе с антами, да еще в качестве основной военной силы, создали Киевскую Русь, как хочет показать Третьяков, то ведь создавать ее политически они могли не в какой-то заводи, а именно в этом грандиозном натиске на Византию. А тогда их бы знали, о них бы писали, те византийские писатели, которые с трепетом душевным писала о военной силе славян и антов. Но этого нет.

Эту неувязку чувствует и Третьяков, когда замечает, что, может быть, они (росы) входили до своего появления в состав воинского союза. Это другое дело. Может быть росы не только входили в состав такого союза, но были просто восточной частью антов? Не знаем. Этот вопрос еще не исследован. Во всяком случае, если анты дали нам этническое многообразие восточнославянских племен, значит сами они никогда не представляли собой абсолютного этнического единства. (Впрочем, такого единства вообще не может быть).

Недостаточность наших знаний об антах не может отрицать определения их, как уже сложившихся восточных славян, строителей Киевской Руси.

Мы довели свое изложение до VII века. Дальнейшее развитие — это уже развитие русских славян, это проблема образования и расцвета Киевского государства. Но прежде чем перейти к заключению, кратко остановимся на современном состоянии вопроса о происхождении термина «Русь».