Проклятая кровь. Пробуждение

Глава третья Боль разума

Небеса извивались раненым зверем. Облака испуганными барашками разбегались в стороны, сталкивались и снова бежали. Но небо-стойло продолжало трястись, а барашкам никак не выбраться за пределы голубой бездны… Нет. Уже не голубой.

Если еще раньше пропало Солнце, просто вмиг провалилось за горизонт, будто у везущей его колесницы отвалилось колесо и колесницу снесло с дороги вместе с колесничим и поклажей, то сейчас небо стремительно чернело.

Может, ночь сражалась с днем, решив установить свое владычество на веки вечные? И Луна, как полководец, вела сонмы солдат-звезд на одинокого героя-Солнце?

…Неправильно. Тогда он так не думал. Тогда он вообще редко думал…

И с небес на землю падал столб огня. И с земли на небо поднималась ветвящаяся молния.

Два Могущественных сошлись в битве, сотрясающей Paвалон. Бог и убог, презрев Запреты Бессмертных, сражались в мире смертных, в ограничивающем их Силы мире. Они сражались, рвя в клочья эти ограничения, рвя в клочья этот мир.

Бог был сверкающим клинком, окутанным клубами золотистого дыма.

Убог был черным копьем, разбрасывающим по сторонам пригоршни мерцающих искр-угольков.

Они не были ни тем и ни другим.

…Все остальные в страхе бежали, забившись глубоко в подземные переходы гор, дающих днем убежище от убивающего Солнца, а он осторожно пробрался к выходу и теперь зачарованно следил за сцепившимися не на жизнь, а на смерть существами. Темные щупальца хлестали светлый клинок, забрасывали его искрами-угольками. Клубы золота били по черному копью, клинок сверкал, бросая в бой сияние.

Он смотрел и слушал, как содрогается и стонет земля, как дрожат и ревут горы, как плачут небеса, как реки выходят из берегов, как в омуты безысходности погружаются зыбкие принципы мира смертных, не выдерживающие Принципов Бессмертных. Надо бежать. Надо прятаться.

Надо…

Он смотрел. Ему было интересно.

…Неправильно. Он до сих пор не знал, почему не убежал тогда…

Бог и убог не уступали друг другу. Оба были Могущественными. Оба обладали Властью. Оба владели Тайными Знаниями и Истинными Именами. Оба призывали на помощь Начала и Изначалье. Оба взывали к Книгам Бездны. Оба наносили друг другу смертельные удары. Смертельные, потому что только в мире смертных Бессмертный может убить другого Бессмертного. Убить и отправить его душу в Тартарарам, откуда ей не будет возврата. И потому запрещено было биться богам и убогам в Равалоне. Но эти — бились. И оба победили. И оба проиграли.

Не описать языком смертных всех метаморфоз бытия, что произошли с местом, где бог и убог ударили друг друга, вложив в удар все силы, и убили друг друга. Не описать грандиозного величия павших, не описать пляску освободившихся Мировых Престолов, неосторожное движение которых могло бы скинуть мир Равалона в Хаос. Не описать этого.

Но два тела упали на землю, одно — белоснежное, другое — чернейшее. И все прекратилось. Мир стал возвращаться в норму, не обращая внимания на выбравшегося из пещеры Дикого упыря, спешащего к павшим. Ему хотелось коснуться их. Ему хотелось потрогать их. Он жаждал узнать.

…Неправильно. Голод и Жажда отняли у него разум и погнали к телам, похожим по форме на человеческие…

Когда он осторожно приблизился к ним, то увидел, как из ран белоснежного бога течет золотая кровь, смешиваясь с кровью серебряной, текущей из ран убога. Кровь. Жажда. Он потянулся к лужице, что скопилась под Бессмертными, несмело лизнул… И все изменилось.

Он пил кровь безостановочно. Когда она закончилась, начал облизывать тела. Когда облизал, впился в плоть Бессмертных, раздирая ее клыками и самозабвенно давясь золотом и серебром. Он чувствовал, как глубоко внутри в нем что-то меняется.

…Неправильно. Не чувствовал. Не знал. Тогда было только золото и серебро. Только Бессмертная кровь…

Он пил кровь и не замечал, как очищается небо, как возвращается на исконный путь Солнце и как начинается Воздействие. Он пил, захлебываясь, глотая кровь с кусками плоти Бессмертных. Если бы это были люди, то они бы уже давно были опустошены. Но кровь бога и убога не заканчивалась, будто пополняясь снова и снова.

А затем звякнул звоночек. Он оторвался от убога, к руке которого припал в этот момент, и огляделся. Мир менялся, снова менялся, и он чувствовал приближение Могущественных.

…Правильно. С тех пор он всегда чувствовал тех, в ком текла золотая и серебристая кровь. Бессмертных…

Золотые облака и серебряные тучи явились забрать тела_; белоснежное и чернейшее. Бога поднимали в небеса, открыв Радужную Дорогу, убога опускали под землю, распахнув Адские Ворота. Он следил за этим из пещеры, как до этого следил за боем. Следил, рыча от гнева. Ему хотелось еще. Хотелось еще золота и серебра. Не потому, что он испытывал Жажду, Жажда ушла в тот миг, когда первые серебристо-золотые капли попали ему в горло.

Потому что это было сладчайшим питием в мире, равного которому не сыскать.

…Правильно. Никогда больше он не пробовал крови, подобной золоту и серебру Бессмертных. Он выпивал представителей почти всех Народов, что заселяли Равалон. но той сладости больше не было…

— Великий Повелитель!

Голос отвлек от воспоминаний. Он открыл глаза, посмотрел на склонившегося в поклоне Живущего в Ночи. Тиар. Да, эти Дети назвали себя Тиар, что на языке, который создал он, значило Плетущие Нити. Безусловное повиновение было их Даром Крови. Его Крови.

Он сидел на своем огромном троне, подперев голову кулаком, и смотрел на упыря. Упырь был стар, очень стар. Полторы, если не две тысячи лет. Значит, должен помнить. Двенадцать Верных старше этого упыря всего на тысячу лет.

— Мы все приготовили к твоему Пробуждению, Великий Повелитель! Мы подготовили войска и собрали волшебство! Мы ждали, когда ты вернешься и поведешь нас за собой! Сотрешь с лица земли Лангарэй, где предали твои Заветы, и сделаешь нас истинными хозяевами мира! Великий Повелитель!

Начинала болеть голова.

Лангарэй.

Царствие Ночи.

Значит, Двенадцать Верных дали такое имя…

— Как тебя зовут?

Это он спросил. И упырь задрожал, задрожал в восторге от того, что он обращается к нему, что он спрашивает его.

— Кайлар шиа Тир Тиар, Великий!

Кайлар шиа Тир Тиар. Так зовут того, кто разбудил его. Голова болела.

Хорошо. Тогда пора приступать к делу. Выполнить обещание, данное Двенадцати Верным.

…Он ушел в портал, оставив после себя оцепенение и смерть.

Магистр и Фетис недолго оставались в выжженной зоне. Шок прошел, и Вадлар сказал, что неплохо было бы выбраться из Диренуриана, пока не появились карлу. Уолт кивнул, соглашаясь и думая о своем. А точнее, о том, что нужно возвращаться в Школу Магии, обращаться в Конклав и начинать поиски того, кто выбрался из ящика. Потому что Уолт ни секунды не сомневался, что Он пришел в мир уничтожать. Интуиция? Да хотя бы и интуиция!

Слабо задрожало Поле Сил, и, расколов пространство, на выжженное поле выехал фургон, запряженный двумя большими мохнатыми существами. Рога, когти, зубы, клыки, хвосты — так еще можно было бы их описать. Фургон остановился рядом с человеком и упырем. Сидевший на козлах хоббит уставился на боевого мага и не-живого, те — на него. В затянувшемся молчании, пока Уолт размышлял, бить по фургону Четверицей или нет, Вадлар решал, куда именно бить, а о чем размышлял половинник, осталось тайной, откинулся полог. Из фургона выбрался смертный. Его льняные волосы беспорядочно рассыпались по плечам, контрастируя с угольно-черными бровями. На взгляд, молодой, но седина в волосах и морщины вокруг печальных глаз напоминали о старости. Он опирался на клюку и казался очень уставшим, будто весь день таскал на плечах тяжелый груз.

— О, надо же, — индифферентно произнес Вадлар. — Чистый. — И пояснил, для Уолта: — Вампир.

— Мы не враги вам, — сказал вампир. — Я понимаю, что после произошедшего вы поверите в это с трудом, но повторю: мы не враги вам. Бранди, — взглянул он на хоббита, — принеси сюда Ахеса.

Хоббит спрыгнул на землю и пошел к блестящему кокону. Вампир снова обратился к Уолту и Вадлару:

— Если я правильно понял по ярящимся в Астрале отражениям преобразований Эфира, Сосуд был открыт и Он пробужден?

— Для начала, — сказал Уолт, — было бы неплохо представиться.

— Прошу извинить. Можете называть меня Мастером. Сразу расставлю точки над «ё». Это по моему велению был похищен Сосуд из Лангарэя.

Уолт не успел остановить рванувшего с места Вадлара. Вот он стоял рядом — и вот он уже возле Мастера, концом посоха упирается ему в горло. А между упырем и вампиром застыл хоббит, и два кинжала нацелены в грудь Живущего в Ночи.

— Значит, — Вадлар, прищурившись, смотрит в лицо Мастера, и ему все равно, что невесть откуда взявшийся половинчик готов пронзить его сердце в любой момент, — это из-за тебя погибли Огул и Иукена?

— Не знаю, что за Огул… — Вампир бесстрашно смотрит в ответ. — Но если вы о юной Перерожденной, то она жива. Бранди!

Хоббит нехотя убрал кинжалы, окинул Вадлара многообещающим взглядом, одним прыжком перемахнул через борт повозки и оказался внутри. Фетис покосился на фургон, не убирая посоха от горла вампира. Но когда хоббит высунулся из-под полога, таща на себе перевязанную бинтами упырицу, Вадлар чуть не выронил оружие.

— Иукена! — крикнул он и вмиг оказался на повозке.

— Мы нашли юную Перерожденную в Границе. Она ползла к Диренуриану, вся в ожогах. Не знаю, откуда у нее силы, она же Средняя. Я взял на себя труд подлечить ее… — Вампир понял, что Вадлар его не слушает, и решил продолжить разговор с Уолтом: — Вы, если не ошибаюсь, Магистр? — Заметив, что блестящий кокон лежит неподалеку от фургона, вампир начал двигаться к нему.

— Не ошибаетесь, — сказал Уолт, внимательно за ним наблюдая.

— В таком случае хочу сразу вам объяснить — тот, кто выпущен из Сосуда, это кошмар, который невозможно представить. Он хуже Маэлдрона, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Понимаю, — криво усмехнулся Уолт.

— Не знаю, говорили вам об этом в Школе Магии или нет, но в древности, еще до создания Лангарэя, у Живущих в Ночи был бог. Кровавый бог. Не Ночи тогда поклонялись упыри, а Золтарусу — Истинной Крови. — Вампир остановился возле кокона.

— Вы хотите сказать, — Уолт сглотнул, — что это был… Золтарус?

Золтарус. Странное имя. На всех известных Уолту языках оно ничего не значило. Но когда его произносил вампир, придавая звукам шипящее произношение, которое никогда бы не смогло издать горло Уолта, это имя выражало странную грандиозность — и распад от смерти. Золтарус…

Да. Бог упырей. Бог-упырь. Не рожденный богом, но ставший им. И потому Законы Бессмертных на него не распространяются. Вы понимаете, что это значит?

— Да.

Да, он понимал. Понимал, что Бессмертные не смогут остановить Золтаруса, даже если он истребит всех смертных в Равалоне. Не смогут вызвать его на поединок в Безначальное Безначалье Безначальности и там одолеть, после чего скинуть в Тартарарам. Нет, если упырь, ставший богом, был рожден смертным, то законам смертных он и подчиняется. Это Принцип, стоящий выше даже Запретов Бессмертных.

Почему он сразу поверил этому старому вампиру? Почему у него не возникло сомнений в правдивости его слов? Может, потому, что он помнил тот взгляд, под которым он ощутил себя ничем, помнил давящую ауру, которой не может быть, но которая была?

— Отсюда нужно уходить, — сказал вампир, посмотрев на небо. — Много Лесных эльфов умерло в тот миг, когда отворились Запоры Сосуда, и месть сжигает их сердца. Мы пострадаем, если останемся здесь. — Он поднял клюку и опустил ее на кокон. Блестящие осколки посыпались на землю, коричневокожий крупный орк зарычал, щурясь от света, его и без того крупные клыки начали удлиняться, верхняя челюсть раздалась в стороны, голова стала красной и покрылась шипами, он приподнялся и… — Ахес, — тихо сказал Мастер. — Прекрати.

…И на землю уселся обыкновенный орк, каких полным-полно в Восточных степях.

— Мастер, — прохрипел он, — мы провалили задание. И Эвана…

Вампир положил руку ему на плечо:

— Ни слова больше, Ахес. Вставай. В фургоне запасная одежда. Одевайся и садись рядом с Сельхофом. Мне надо поговорить с магом.

Орк послушно встал и пошел к фургону.

— И о чем вы собираетесь со мной говорить? — поинтересовался Уолт. — О том, как превратили гнома, эльфа, орка и даже человека в упырей, которые совершенно не похожи на упырей?

— Об этом позже, — сказал Мастер. — Сейчас я хочу поговорить с вами о том, как остановить Золтаруса, пока он не начал Кровавый Поход против мира. Знаете, ведь он пьет любую кровь. Не человеческая его тоже вполне устраивает. Ведь он бог, а бог может многое.

— Значит, надо сообщить в Конклав, — сказал Уолт. — Нужно подготовить Высшие Заклинания, собрать Силу…

— Если вы побежите за помощью к Конклаву, тогда мир обречен. Сейчас, прямо после пробуждения, Золтарус еще не обрел все свое Могущество. С ним нужно сражаться немедленно, пока он слаб. К тому времени, когда Конклав вынесет решение о борьбе с упыриным богом, Золтарус осушит половину Конклава. И поэтому мне нужна ваша помощь — чтобы остановить Золтаруса.

— Вы так говорите, будто знаете, где его искать.

— Я не знаю, где искать. Я знаю, где его ждать. Но поспешим. Лесные эльфы уже торопятся сюда.

— И как вы собираетесь миновать их?

— Лесным Коридором. Сейчас главное — покинуть Диренуриан. Вы идете?

А что ему еще оставалось делать?

Только попросить Вадлара спрятать обломки Ожерелья Керашата внутри Свернутого Мира. И после этого последовать предложению вампира.

Орк и хоббит сидели снаружи, Уолт, Вадлар, беспамятная Иукена и Мастер разместились внутри довольно просторного фургона. Здесь даже имелись переносная печка и несколько продолговатых деревянных ящиков, и все равно оставалось свободное место. Вадлар пробормотал, что Понтей был бы рад увидеть Иукену, Уолт спросил о том, где же Сива, Вадлар сказал, что в субпространстве, Уолт поразился, что там еще могут и живые существа находиться, а вампир заметил, что если речь идет о юном Сива, то было бы неплохо, если бы тот поучаствовал в беседе, он много о нем слышал и его мнение считает важным.

— А обо мне, значит, никто даже мало не слышал, — пробурчал Вадлар. — А в этом вашем Коридоре ему Воздействие не повредит?

— Не беспокойтесь. Лесной Коридор — это пористое измерение, оно как бы создается Лесами между собой. И оно не совсем в реальном мире.

— Не совсем, но находится же! — возразил Вадлар. — А вдруг он пострадает?

— Юный Сива не пострадает.

— Он точно не пострадает? — упрямо спрашивал Вадлар.

— Да не пострадает он, — устало сказал Уолт, решивший влезть в разговор. — Я проверил, фургон окружен защитным полем, которое не пропускает лучи Солнца. Выпускай его уже. Тебе не о чем беспокоиться.

— Ваш товарищ прав, — кивнул тот, кто предложил называть себя Мастером, — вам не о чем беспокоиться.

— Ага, не о чем. В мире появился тот, кто может его уничтожить, а мне не о чем беспокоиться? Ну-ну… — Перестав ерепениться, Фетис распахнул рот, раздавшийся вниз и вширь, и из этого «овала» в фургон вывалился Понтей с безумно вытаращенными глазами.

— Гдечтопочему кудаяпопал?! — выпалил он и замолчал, смотря во все глаза на Иукену, которую Фетис продолжал держать на руках. Не веря себе, он протянул дрожащую руку и коснулся ее лица. И будто почувствовав прикосновение Сива, ресницы Татгем дрогнули и глаза раскрылись.

— Понтей, — прошептала она.

— Иу, — прошептал он.

— Вадларчик, — прошептал с придыханием Фетис, передразнивая. — У нас тут, между прочим, вопрос о спасении мира решается. Потом будете радоваться друг другу, если будет чем радоваться.

Но несмотря на свои слова, Фетис был рад, что Иукена жива, что Понтей смотрит на нее, что они вместе, что…

— Каазад… — Лицо Иукены сморщилось, будто она собиралась заплакать. — Каазад… он… он погиб… Вишмаган…убил его…

— Тише, успокойся, не плачь. — Понтей гладил Иукену по голове и смотрел в ее глаза. — Тебе тяжело говорить, помолчи.

Но глаза Сива сузились, и из них вдруг проглянуло нечто убоговское, нечто таящееся в Болотах Нижних Реальностей. Уолт понял, что так Понтей отреагировал на смерть Каазада, но не собирался больше стенать и ныть. Только не сейчас.

Интересно. Понтей что-то решил, пока сидел в темнице карлу или в субпространстве Вадлара. Решение это схватило убоговость во взгляде и утащило ее обратно, откуда убоговость явилась.

Мастер вежливо кашлянул, но Сива его проигнорировал.

— Можно было и не выпускать, — мрачно сказал Вадлар. — Толку от него — только Иукеночку гладить.

— Разговор пойдет о Золтарусе. Понтей замер.

— Что произошло?

— Он проснулся. Вернее, его пробудили Тиары.

— Давно?

— Около получаса назад.

— Не значат ли ваши слова, уважаемый Сива, — влез Уолт, — что вы с самого начала знали, что, точнее, кто на самом деле находится в похищенном из Лангарэя ящике?

Понтей молчал.

— Знал, — наконец признался он. — Но мне нельзя было говорить об этом. Это тайна.

— Ага, — сказал Вадлар и аккуратно передал Татгем на руки сидящего рядом Намина Ракуры. — Подержи-ка, мне тут кое-кому надо в глаз засветить.

И, не вставая, ногой врезал Понтею по голове. Сива отлетел в угол фургона, задев печку. Услыхав шум, к ним заглянул орк, но Мастер помахал рукой, и орк вернулся на свое место.

— Вот так вот, — сказал Вадлар, забирая Иукену у Магистра. — Будешь знать, как врать друзьям.

— Не надо, — попросила Иукена.

— А я больше и не буду, — заверил ее Вадлар. — Впрочем, и меньше тоже.

Понтей выбрался из угла и пристально посмотрел на вампира.

— Кто вы? — спросил он.

— Называйте меня Мастером, юный Сива. Мое имя неважно. Я давно отрекся от старого имени, ставшего бессмысленными звуками. И знайте, Сосуд похитили по моему велению.

— Вот как? — сказал Понтей и сел рядом с Вадларом, напротив Мастера.

— Вот как? — переспросил Вадлар, глянув на Сива. — Ты всего лишь спросил «вот как»? Ты, устроивший истерику из-за Финааш-Лонера, говоришь — «вот как»? Ты, рыдавший и размазавший сопли по стене, когда решил, что Иукена погибла, говоришь — «вот как»? Слушай, стань еще раз рядом, я вторую ногу разомну!

— Иногда мне хочется тебя убить, Вадлар, — глухо произнес Понтей. — Если Золтарус пробудился, на время я забуду обиды и предъявлю счет позже. Когда Золтаруса не станет.

— Мне говорили, что вы умны, юный Сива, — улыбнулся вампир. — Я вижу, не лгали.

— Кто говорил? — недобро спросил Понтей.

— Его имя — Кайл ар шиа Тир Тиар. Он Блуждающая Кровь и Повелевающий Черного клана. У него много глаз и ушей в Лангарэе, он следил за многим и за многими. Он рассказал мне о Золтарусе и о том, где его сейчас прячут. Он помогал мне с моими исследованиями. И он хочет уничтожить Лангарэй и захватить мир с помощью Золтаруса. Он готовился напасть на Царствие Ночи и пробудить бога-упыря там, в храме Дайкар. Я просто опередил его, желая, чтобы Золтарус не пробудился. И не буду обманывать — кровь вашего бога была нужна мне для исследований.

— Он не наш бог, — возразил Понтей.

— Стоп, — сказал Уолт. — Я чувствую себя лишним. Давайте по порядку. Кто Золтарус вообще такой? Бог-упырь? Что это значит? Чем он опасен, как с ним бороться? Зачем вы, упыри, — Уолт посмотрел на Сива, — прятали его? Он же был заключен в Сосуд, или как там это называется, не просто так? И раз он так опасен, почему вы не избавились от него?

— Прошу простить меня, господин маг, — Понтей задумчиво посмотрел на Уолта, и его глаза от удивления подскочили на лоб. — Это моя сумка? Она сохранилась? В ней все цело?

— Если вы об «арбалете», уже не уважаемый мной Сива, то он в полном порядке. Кстати, что это вообще такое? — Уолт протянул сумку Понтею, и упырь начал в ней рыться, вытащил «арбалет» и стал придирчиво его осматривать.

— Интересный ход мысли, юный Сива. — Вампир прищурился, глядя на «арбалет». — Скрывающее заклятие спроектировано на вашу кровь, и только тот, кто владеет всеми Истоками магии, может увидеть истинный облик данного артефакта?

Уолт скрипнул зубами. Ну вот, даже вампир ощущает волшебство, что струится из арбалета. А Магистр все равно ничего не чувствует… Подождите-ка! Как это вампир вообще чувствует магию? Они же телепаты прирожденные, но этой областью психомагии их Сила и ограничивается. Не считая чародейства трав, но травников Уолт больше считал лекарями, нежели магами. Впрочем, Уолт слышал о вампире, в котором проснулся недюжинный талант к колдовскому Искусству. Давно, когда поступил в Школу, на начальном курсе о разделении магии и позже…

— Рруак'рах тар Дивис Ке'оган.

Вампир вздрогнул, бросил на Уолта быстрый взгляд.

— Рожденный в семье Повелителя вампир. Имел Дар к магии. Учился в Школе Магии и поступил в аспирантуру, где готовился к защите диссертации по теме использования алхимических методов в магии крови. Неожиданно исчез, оставив после себя множество набросков и статей, сложность и непонятность которых не позволяет, однако, совершить переворот в прикладной магии крови. Клавдий Заррон до сих пор вспоминает вас на лекциях, хоть прошло пятьдесят лет.

— Рруак'раха давно нет, Магистр. Прошу вас запомнить это. — Вампир склонил голову, пряча лицо. — Но вы хотели услышать все по порядку. Я отвечу на вопросы, ответ на которые знаю.

— Куда мы едем? — вдруг вскочил Понтей. — Я… я перестал ориентироваться.

— С каких пор ты умеешь ориентироваться? — удивился Вадлар. — В Лангарэй мы едем. Чистый говорит, что у Тиаров под Границей есть обширные убежища. Одно даже возле Диренуриана, и Золтарус, по его словам, там.

— Думаю, это так, — сказал Мастер. — Кайлар, скорее всего, сейчас рассказывает Золтарусу о том, какие мягкие стали упыри после его ухода, как они сосуществуют с людьми и другими расами, как они предали его Заветы править всеми и обратить всех людей в Апостолов. Думаю, армия Тиаров уже готовится выступить на Царствие Ночи, и поэтому мы направляемся туда. Нужно подготовиться к появлению Золтаруса и Тиаров, вы должны убедить ваших Повелевающих…

— Что еще за Заветы? — перебил вампира Понтей. — Почему Кайлар решил, что Золтарус хочет править миром, не говоря уже об этой чуши об Апостолах?

— Чуши? — удивился вампир. — Странно… Он говорил, что о Заветах ему рассказал Первый Незримый Постигающих Ночь, когда он не был еще Блуждающей Кровью, когда упыри только оседали там, где должен был в будущем появиться Лангарэй, а Одиннадцать Великих еще и не помышляли о создании Купола.

— Первый Незримый? Понятно… Остановите фургон. Нам не нужно в Лангарэй.

— Подойди ко мне, Кайлар.

Носферату вздрогнул и поднял голову. Великий смотрел прямо на него. Лиловые глаза, казалось, видят его насквозь, проникают в глубины сознания и перебирают все то, что является самостью Кайлара шиа Тир Тиара. На дрожащих ногах он подошел к трону, подготовленному к возвращению Великого Повелителя, и склонился перед ним.

— Я твой раб, Великий Повелитель. Повелевай.

— Ты пробудил меня, Кайлар. Я снова слышу. Я снова вижу. Я снова обоняю. Я снова чувствую. Я не сплю и чувствую, как этот мир ждет меня. Все это — благодаря тебе, Кайлар.

— Да, Великий Повелитель.

— Я знаю, что ты не ждешь наград, что ты просто хочешь верно служить мне и выполнять мои приказы.

— Да, Великий Повелитель.

— Но я не могу не наградить тебя, Кайлар. Ты будешь первым из всех.

— Великий… — Кайлар шумно вздохнул. — Великий Повелитель, я не достоин…

— Достоин. Ты достоин моей награды больше, чем кто-либо в этом зале. — Великий улыбнулся, обводя взглядом носферату, стоящих вдоль стены на коленях. Здесь был весь цвет клана, лучшие воины и колдуны. Они боготворящими взорами смотрели на Него и ждали, когда Он повелит следовать за ним. — Склони голову предо мной, Кайлар шиа Тир Тиар.

Носферату опустил голову, не в силах сдержать слез радости. Как давно он мечтал об этом! С тех пор как с ним, вторым сыном Повелевающего кланом Тиар, подающим надежды в постижении волшебства, встретился Первый Незримый, древний Живущий в Ночи, и поведал о Золтарусе, боге-упыре. Он и раньше слышал рассказы об упырином боге, но их рассказывали тайно, когда не слышали старшие. А Первый Незримый открыл ему всю правду о Золтарусе. Что некогда из простого Дикого родился бог, который защищал свой Народ, что Он вел их за собой, делясь своей кровью и одаривая их Даром, который теперь зовется Силой Крови, что сражался Он с магами живых и их богами и побеждал. Но однажды бог сказал, что Он устал и хочет спать и отобрал Одиннадцать Великих. Те создали для него Сосуд, в котором Он погрузился в сон. И повелел он Одиннадцати захватить мир и властвовать над всеми расами, чтобы, когда бог проснется, был Он доволен своим Народом.

— Так почему же мы не захватываем мир? — спросил Кайлар Первого Незримого.

— Еще не наступило время.

И оно не наступало тогда, когда появился Лангарэй и вместо захватнической войны упыри вели войну оборонную. Тиары, которыми тогда уже правил Кайлар, требовали нападать, но Совет Идущих Следом не слушал их, и молчали Одиннадцать, и скрывался в подземельях Центрального Храма Ночи Первый Незримый. И тогда, прямо во время войны, Кайлар решил взять власть в свои руки. Тиары начали нападать на Повелевающих, применяя к ним свою Силу Крови, добавляя к ней еще и магию. Кланы с трудом сопротивлялись им, вынужденные сражаться на два фронта. Но тут проявил себя клан Сива, тоже обладавший магическими способностями, у Вишмаганов некстати появились два Гения Крови, гномы что-то сотворили со степью вокруг Лангарэя, в результате чего прекратилась война, и кланы прижали Тиаров к стенке. Их уничтожали как бешеных собак, не жалели даже детей. Большая часть клана погибла тогда, но остальные успели спастись, бежав в Границу и дальше. Тиары стали первыми, кого нарекли Блуждающей Кровью и за кем охотились Истребители. А Кайлар помнил о спящем под Храмом Ночи Дайкар упырином боге и ждал.

Сколько Кайлар ждал этого момента!

А с тех пор как один из наблюдающих за Пеленой и прикупольными отрядами Дикий принес Весть о смертных, проникших в Лангарэй и похитивших Сосуд с Ним, Кайлар переживал каждую секунду, отделявшую его от воссоединения с Великим Повелителем. Слежка за четверкой похитителей привела в Диренуриан, где глупцы-эльфы посмели окружить Его своей магией. И вот Он с ними, со своими верными детьми и последователями.

— Кайлар шиа Тир Тиар. — Великий Повелитель положил руку ему на голову. — Отныне и до тех пор, пока Ночь накрывает землю, я говорю и пускай услышат все. — Его голос становился громче, начинал греметь, оглушительными раскатами прокатываясь по всему подземному комплексу: — Я даю тебе награду, который ты достоин! Да и начнется исполнение моего обещания Двенадцати Верным!

Кайлар смотрел на носферату в зале и улыбался. Он все еще улыбался, хотя его голова уже болталась в воздухе, за волосы удерживаемая Великим Повелителем, капая кровью на пол из разорванной шеи. Багряный бич хлестнул по безголовому телу, обращая латы в ржавчину, а плоть в прах. Великий Повелитель сжал пальцы, голова Кайлара треснула, и мозг потек между пальцами Золтаруса. Бог-упырь брезгливо отряхнул руку.

— А теперь, — обратился он к застывшим как статуи Тиарам, — пришел час и вашей награды.

— Не понял, — нахмурился Уолт. — Почему он убьет всех Тиаров? Они же пробудили его, разве нет?

— Потому что, когда Золтарус засыпал, он пообещал Двенадцати Верным, что если проснется, то убьет всех живых существ в мире, — пояснил Понтей.

— Все запуталось, — пробормотал Мастер. — Теперь я не понимаю…

— Я расскажу, — вздохнул Понтей и виновато взглянул на Иукену. — Я… Однажды я совершил непоправимое. И тогда я решил, что изменюсь. Не свои взгляды на мир, не свое отношение к происходящему — нет, изменю себя. Перестану быть упырем. Я перерыл все библиотеки Лангарэя, я тратил деньги отца, заказывая магические трактаты со всего мира. Я читал и учился. Я начал хорошо разбираться в магии, особенно магии крови, что, я думаю, неудивительно, и предметной. Но поиски не радовали меня. Чем больше я узнавал, тем меньшей мне казалась возможность превзойти бытие, данное упырям. Я хотел… хотел, чтобы мы стали носферату, не убивая людей, чтобы перестали испытывать Жажду. Глупо? Да, я считал себя глупцом, который пытается переплыть реку, не умея плавать. Считал, но все равно продолжал поиски. Я изучил Посвящение Светом…

— Понтей! — напрягся Фетис.

— Да, я знаю, что это тайна, Вадлар. Но, думаю, время тайн закончилось. Знайте же, господин маг, что упыри научились обманывать свою природу. Раньше были только Дикие и Низшие упыри. Вторые отличались от первых зачатками разума и способностью чуть лучше переносить Воздействие, но после того, как пришел Золтарус, все изменилось. Упыри поднялись над своими инстинктами, появились Средние, Высшие, носферату. Они все обладали разумом. И в семьях упырей больше никогда не рождались Дикие, только Низшие. Но долгое время процесс перехода с одного уровня на другой был сложным, и требовалось немало лет, чтобы Низший стал Средним. Когда Золтарус засыпал, носферату было очень мало по сравнению с общей численностью упырей. Но затем Двенадцать Верных, те, кто были с Золтарусом с самого начала его становления богом, дали нам обряд Посвящения Светом. Шла война, мы могли сражаться только ночью, за день люди и гномы спокойно возвращали себе то, что мы с трудом отбивали у них, и уже приближались к Куполу. И тогда Одиннадцать Великих создали Посвящение Светом…

— Одиннадцать Великих или Двенадцать Верных?

— Одиннадцать Великих и Первый Незримый и есть Двенадцать Верных, господин маг. Просто Одиннадцать Великих сейчас находятся на грани жизни и смерти, а Первый Незримый тайно наблюдает за жизнью Царствия Ночи, и только избранные знают, кто он на самом деле. Я продолжу. Суть обряда Посвящения Светом очень проста. Низшего утром приводят в храм, где сквозь небольшое отверстие в потолке падает луч света. Низший встает под луч и должен выдержать его Воздействие, пока жрецы читают молитвы Ночи. Продержавшийся до захода Солнца в течение последующей ночи испытывает изменения. Его организм перестраивается до уровня Среднего ранга. Я прочитал об обряде все, он толково описан, но так и не понял, посредством какой магической или иной метафизики происходили перемены. Я обнаружил, что везде умалчивалось то, что перед обрядом тело упыря смазывают специальным эликсиром. Я сам проходил Посвящение Светом и хорошо помню резкий, неприятный запах. Я заинтересовался природой этого эликсира. Мои изыскания привели к тому, что Первый Незримый захотел со мной встретиться. Мы разговорились, и он вдруг поведал мне о Золтарусе. Рассказал о боге-упыре, его сне и желании, когда проснется, поработить мир. Я засмеялся и заметил, что тогда бог-упырь глуп, потому что упыри если и могут править, то только под Куполом. А Первый Незримый неожиданно сказал, что обманул меня и на самом деле Золтарус, погружаясь в сон, повелел Двенадцати Верным никогда не будить его и даже беречь от пробуждения. Иначе, если он проснется, он убьет всех. Не только живых, но и не-живых и даже не-мертвых. И если они захотят пробудить его, то только тогда, когда будут обладать властью убить его.

— Убить его? — удивился Вадлар. — Зачем ему желать своей смерти? Первый Незримый, случаем, не наврал тебе еще раз?

— Первый Незримый сказал, что Золтарус не хотел жить. Его что-то мучило. Они, Двенадцать Верных, видели это. Золтарус не хотел жить и не мог умереть. И тогда у него были срывы. Он убивал всех, кто попадал ему под руку, щадил только Верных. А после того, как он поймал в горах кобольда и выпил его, что привело к Перерождению кобольда…

— Что?! — Челюсть Вадлара отвисла, но не потому, что он применил трансформу. — Кобольд Переродился?!

— По словам Первого Незримого, — кивнул Понтей. — Кобольд стал Живущим в Ночи. Не переносил Солнца, испытывал Жажду и владел трансформой. Силой Крови Фетис, между прочим. Кобольда конечно же убили. А Золтарус решил заснуть. Он сказал, что его безумие становится сильнее, раз его Дары стали доступны не только упырям и Перерожденным людям.

— Безумие? — уточнил Уолт. — Что это значит?

— Первый Незримый не знал. Но Золтарус сказал, что если он проснется и не будет уничтожен, то его безумие уничтожит мир. Я спросил, почему мы не уничтожаем его сейчас, когда он спит, Незримый ответил, что это невозможно. Даже если мы сбросим Сосуд с Золтарусом в жерло вулкана, хоть это будет и магический вулкан Раш-ати-Нора, то будет уничтожен Сосуд, но не Золтарус. А затем Незримый раскрыл мне тайну Посвящения Светом. Эликсир, которым покрывают тело, на самом деле никакой не эликсир, а выдержанная особым образом кровь Одиннадцати Великих.

— Что-что?

— Не делай такого лица, Вадлар. Ты слышал, что я сказал. Да, суть Посвящения Светом не в том, чтобы выдержать Воздействие, а чтобы кровь Одиннадцати впиталась в организм упыря. Солнечный свет ей в этом помогает. И Низший становится Средним. Первыми массовое Посвящение Светом прошли Атаны. Умопомешательство берсеркеров лучше всего помогало Средним Атанам сражаться днем, не изнемогая под лучами Солнца. Мы могли бороться утром и вечером, а днем Атаны продолжали теснить врагов. Но цена обряда велика. Одиннадцать погрузились в промежуточное состояние существования, они и живут и не живут одновременно. Их тела находятся в Центральном Храме Ночи, и там Постигающие Ночь собирают кровь Одиннадцати для Посвящения Светом, а Первый Незримый следит за соблюдением процесса. Он объяснил мне, как выдерживается кровь, что добавляют в тела Одиннадцати, какие моления проводят. Я спросил, почему же мы дальше не проходим Посвящение Светом, а он сказал, что кровь Одиннадцати может возвысить только Низшего. И дальше без крови людей никак.

— Ну а как же я, Понтей, ведь ты…

— Всему свое время, Вадлар. Сейчас я дойду и до этого. Первый Незримый сказал, что впечатлен моими успехами в магии и хочет, чтобы я нашел способ уничтожения Золтаруса. Он передал мне таблички с письменами, что хранились им с тех пор, как Золтарус велел вести хроники, и предложил изучить их. Я изучил и понял, что забрезжила надежда, но не для Первого Незримого. Для меня. Ведь я все так же хотел превзойти сущность упырей. Я спросил Первого Незримого, пытались ли когда-нибудь создать эликсир для Посвящения Светом из крови Золтаруса. Он глянул на меня как на умалишенного и сказал нет. И тогда я обратил его внимание на тот факт, что почти все, кто пил кровь бога-упыря — существовал такой обряд в самом начале его правления над Живущими в Ночи, — являются основателями современных кланов Лангарэя. А это значит, что они были носферату. Но в те времена, чтобы стать носферату, нужно было не только выпить три тысячи человек, нет, тогда надо было выпить больше, но и провести около сотни лет под землей после этого, не поднимаясь на поверхность. А они, судя по хроникам, этого не делали. Он задумался. И добавил, что он стал Двенадцатым из Двенадцати после того, как Золтарус дал упырям разум и Силы Крови. Я спросил, пил ли он сам кровь бога, и он ответил утвердительно. И прибавил, что непозволительно быстро стал носферату, выпив всего лишь пять сотен человек. Мне нужна была кровь Золтаруса, нужна для моей надежды, но я соврал Первому Незримому, сказав, что, возможно, в крови упыриного бога мы найдем орудие его уничтожения. Я же хотел другого. И когда Первый Незримый открыл, что у него есть не просто кровь, но Кровь, сердцевина Силы Крови Золтаруса, я чуть не заорал от радости. Бог оставил ее для Двенадцати Верных, чтобы те могли в случае чего воспользоваться ею, если понадобится защитить Живущих в Ночи. Одиннадцать воспользовались, чтобы впасть в магический ступор, а я собирался воспользоваться, чтобы… Ну, вы понимаете зачем. Я исследовал Кровь Золтаруса, я проводил эксперименты, пытался создать ту же консистенцию, что была у крови Одиннадцати, которая используется для Посвящения Светом. И я сделал это. Вадлар стал моим подопытным, которого я из Среднего сразу вознес до носферату. Без крови людей.

Уолт взглянул на приосанившегося Фетиса. Так вот что значили слова носферату-Тиара, что он не чувствует сопровождающей Вадлара Кровавой Боли. Не было ее, этой Боли, потому что не было трех тысяч человек…

— К сожалению, я сумел создать всего одну порцию эликсира, потратив почти всю имеющуюся Кровь Золтаруса. Того, что оставалось, было недостаточно. Но я обнаружил, что при определенном воздействии некоторых видов кристаллов из Гебургии, облученных магией Света, Кровь Золтаруса начинает сворачиваться и распадается на мелкие частицы. Ненароком я обнаружил, что не совсем соврал Первому Незримому. Я сообщил, что, кажется, нашел путь, как убить бога-упыря, но для этого мне снова нужна его Кровь. И я показал Вадлара, сообщив, что возможно подняться до носферату без человеческой крови. Незримый сказал, что отдал мне всю Кровь. И что я знаю, где могу достать еще. Что для этого нужно одолеть бога-упыря. Ведь все знают, что кровь богов течет вечно, и мне хватит ее. И тогда я с головой погрузился в исследования тех остатков Крови, что у меня еще были. Вадлар всего лишь стал носферату, Жажда до сих пор с ним, а мне хотелось большего. Попутно я продолжал заниматься предметной магией, чтобы отвлечься. Изобрел Клинки Ночи и вдруг понял, как можно справиться с Золтарусом. В итоге я создал этот артефакт. — Понтей поднял «арбалет». — И назвал его эфирострел. Он создан с одной целью — убить Золтаруса. И дать мне бесконечные запасы его крови, ведь ни боги, ни убоги не заберут его тело в свои миры.

— Значит, этот эфирострел способен убить Золтаруса? — спросил вампир. — Позволите, юный Сива, уточнить, как именно?

Уолт подметил, что Мастер постукивает ногой по дну повозки, что его руки, лежащие на коленях, во время рассказа Понтея несколько раз вздрогнули, особенно когда тот упоминал кровь бога-упыря. Гм, интересно. Что же нужно вампиру?

— Насколько мне стало известно из книг теологов и малефиков, самому-то мне не удалось бы это узнать, как вы понимаете, Бессмертных всегда окружает слой Онтологического Эфира, так сказать, доспех, защищающий их. Но это не доспех, это скорее живое существо, или Второе Я Бессмертного, воплощенное как его защита. Поэтому Бессмертные и являются Бессмертными: Онтологический Эфир делает их неуязвимыми как в измерении Небесного Града, так и в измерении Нижних Реальностей, а также в искусственно созданном измерении Безначального Безначалья Безначальности. Но когда боги сходят или убоги восходят в Равалон, тогда их Второе Я меняет свою природу и становится Оптическим Эфиром. Этот тип Эфира слабее Онтологического, и Бессмертные способны пробивать его и даже наносить друг другу смертельные раны. Тогда Истинное Я Бессмертного погибает, а Второе Я принимает форму его тела, отпечаток Искры Творения. Происходит как бы замена, понимаете? Ведь тело Бессмертного и есть его душа, а душа эта при гибели отправляется в Бездну, но так как Принцип Бытия, за который отвечает Бессмертный, не может вот так вот просто исчезнуть, то Оптический Эфир создает тело, которое продолжает поддерживать этот Принцип, пока богу или убогу не найдется замена. И я подумал, что если Золтарус рожден в мире смертных, то он обладает только Оптическим Эфиром и никогда не владел Онтологическим.

— Логично, — кивнул вампир.

— В таком случае, подумал я, нужно пробить Оптический Эфир и сделать так, чтобы облученные Светом кристаллы попали в кровь Золтаруса. Если в тот момент кровь в его теле вся свернется и распадется, то тело погибнет, оставив вместо себя подмену из Онтического Эфира. Мне нужно было достать немного Онтического Эфира, чтобы изучить его свойства, и в этом мне помогла Школа Магии. Сколько мы ей за это золота заплатили — до сих пор не верится.

Гм. Значит, вот на какие средства открылась кафедра теологии, против которой были чуть ли не все религии Серединных Земель. Помнится, тогда примчались послы из Эквилидора и всех соседних государств с заявлениями, что на кафедру, что «мыслит богов изучать, как будто они животные, не будет выделено даже медного гроша!». Архиректор лишь ходил и ухмылялся. Теперь понятно почему…

— Я выяснил, что Оптический Эфир пробивается Онтическим Эфиром. Не сформированным в Начало или Стихию, не направленным в чистом потоке магии, нет, — только самим Оптическим Эфиром и только направленным таким узким лучом, что тонкая нить кажется горой по сравнению с ним. Может, когда Бессмертные сражаются в Равалоне, их Оптические Эфиры представляют собой мириады таких лучиков, которые бьют друг друга и гасят друг друга, а может, и не так. Тут мне очень помогла предметная магия, которая оказалась к управлению Онтическим Эфиром ближе, чем какая-либо другая. Не знаю почему. Может, потому, что боги и убоги связаны прочными нитями с предметами нашего мира и предметная магия намного более могущественна, чем о ней принято думать. Может, и нет. Но я создал эфирострел.

Он что-то сделал с «арбалетом», и фургон залили магические цвета. Иукена и Вадлар видели только светящиеся геометрические фигуры, а Уолт, Понтей и Мастер еще и Топос. Куб Тетатрона снова восхищал четкими пропорциями Сакральной Геометрии. Понтей все-таки гений, несомненный гений, если он создал оружие, которое способно убить бога.

Об этом тут же, но в своей манере высказался Вадлар:

— Это что ж получается, мы теперь можем Бессмертных грохать направо и налево? Хо-хо! Да мы теперь круты!

— Ты ошибаешься, — поморщился Понтей. — Лучи эфирострела всего лишь пробьют Оптический Эфир. Дальше дело за зарядом с измельченными кристаллами, облученными Светом и покрытыми пылью каршарских алмазов, вымоченной в Огненной Воде гномов. Они пройдут сквозь дыру в Онтическом Эфире и попадут в тело Золтаруса. Другого бога или убога таким образом не убить, скорее даже он разозлится. Это как подойти с заклятием для усыпления пчел, нанесенным на нож, к осиному гнезду. Внутрь улья нож-то засунешь, но заклятие для пчел на ос не подействует.

— Орудие для убийства определенного бога, — задумчиво сказал Уолт. — Проведай о нем жрецы, и ваша жизнь в опасности, Сива.

— Думаете, господин маг, они бы захотели меня убить, чтобы я не смог больше создавать такие артефакты?

— Не совсем. Они бы пошли на все, чтобы вы сделали им эфирострелы для богов религий, с которыми они враждуют.

А потом бы убили. Чтобы вы не сделали оружие для других жрецов.

Вадлар хмыкнул. Иукена поморщилась.

— Насколько велика вероятность того, что эфирострел убьет Золтаруса? — напряженно спросил Мастер.

— Исходя из моих экспериментов и расчетов, в рамках подтверждения гипотезы — абсолютная, с нерелевантной погрешностью.

— Это многое меняет, — сказал Мастер.

— Но, конечно, чем менее силен Золтарус, тем лучше. Боюсь, если он наберется сил и полностью восстановит себя, он не подпустит к себе на расстояние выстрела. Он же бог все-таки.

— Хотелось бы как раз об этом, — вмешался Уолт. — Он бог, а значит, у него должен быть Принцип, из которого он черпает Силу. Что за Принцип у Золтаруса? Каковы его возможности?

— По словам Первого Незримого, Золтарус владеет всеми Силами Крови, что есть у Живущих в Ночи, не считая тех преимуществ, которые ему дает статус Бессмертного. Он легко может комбинировать Силу Крови Татгем, например, с Силой Крови Сива. Его трансформа мгновенна. Есть также у него Сила, которая поглощает всю плоть с живых существ.

Уолт с Вадларом переглянулись, вспомнив багровые ленты.

— О других Силах Золтаруса я не знаю, как не ведаю, есть ли они.

— Значит, что нам нужно? Подобраться к Золтарусу и выстрелить в него из эфирострела? Гм, мне кажется, это будет непросто.

— Позвольте мне. — Мастер вздохнул. — Я знаю от Кайлара еще об одной Силе Золтаруса, но в чем ее суть, так и не понял. Кажется, этого не знал и сам Кайлар. Он называл ее Вечным Возвращением.

— Вечное Возвращение? Так себе название. — Вадлар ухмыльнулся. — Вот Вечное Развращение — это я понимаю. Хотелось бы мне Силу с таким названием.

— Ну а вы? — Уолт глянул на Мастера. — Зачем вам понадобился Золтарус? Вы же говорили, что не хотели его пробуждения. Зачем же было похищать его из Лангарэя?

— Потому что Тиары готовились напасть на Лангарэй днем, когда упыри не в состоянии защищаться в полную силу. Кланы не смогли бы помешать пробуждению Золтаруса, а он сразу бы восстановил свою мощь. Выпить всех людей и нелюдей в Лангарэе — и Конклав после этого может уходить на покой. Золтарус первым делом после восстановления возьмется за магов. Они еще в Роланской империи изрядно надоедали ему.

— Откуда вы так много о нем знаете?

— Все рассказывал мне Кайлар. А он, как я понимаю, узнал от вашего Первого Незримого.

— Понятно, почему он рассказывал Тиару так много, — задумчиво произнес Понтей. — Он, видимо, надеялся, что маг-Тиар сумеет найти способ убить бога-упыря.

— А он решил при помощи бога-упыря убить Первого Незримого, — вставил Вадлар. — Вот что называется вытащить не ту карту Орат.

— Но зачем Кайлар рассказывал вам о Золтарусе? — допытывался Уолт. Вампир явно что-то скрывал. Если предстоит разборка с кровожадным богом-упырем, то хотелось бы, чтобы возможные союзники не держали кинжалов за пазухой. Кто знает, когда вампир говорит правду, а когда…

Мастер в упор посмотрел на боевого мага.

— Вы думаете, я вру, — мягко сказал он.

Уолт помимо воли покраснел. Совсем забыл, какие вампиры сильные телепаты, а уж то, что забыл экранировать сознание, так вообще ни в какие ворота не лезет. Пускай стал свидетелем того, как в мир вернулся старый бог, что, кстати, весьма потрясает и заставляет думать на отвлеченные темы, но элементарные правила магии забывать не стоит.

— Уж простите, но я выполняю задание по возвращению Рубинового Ожерелья Керашата, а не по уничтожению упыриного бога. Так что ждать, что мне скажут правду, я не собираюсь.

Следом за Уолтом мучительно покраснел Понтей. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Стыдно, что ли, ему?

— В таком случае позвольте мне начать с самого начала.

— Только не с того момента, когда Тварец решил создать Мироздание, — попросил Вадлар.

— Хорошо, юный Фетис— Мастер вежливо улыбнулся. — Я начну с того, что было началом для меня. Видите ли, я болен. Болезнь грызет мой организм изнутри, и из-за нее я старею не по годам и не по расе. Мне всего восемьдесят два, а я уже похож на человеческого старика.

На человеческого старика вампир не был похож, но Уолт решил об этом не говорить. Мало ли как вампирам видятся люди и их старики…

— Я — сын Повелителя и тот, кому судьба послала талант к Магическому Искусству, кто смотрит на мир слегка под другим углом и видит в нем то, чего не видят другие, — дряхлею и скоро умру. Умереть в восемьдесят два не на войне, а от старости — разве справедливо умирать таким молодым? Я не верю, что Сестрами нам отмеряна нить судьбы определенной длины. Нить может виться столько, сколько хочется смертному. Я… Я слишком многое не успеваю закончить. Задумки, проекты, новые сферы применения алхимии и магии крови. Так много работы — и так мало времени. Вампир может умирать и вырваться от смерти возле ее владений, чтобы вернуться к тем, кто его ждет. Но не от старости. А я умираю от старости. Разве это справедливо? Не нужно отвечать. Я не верю в судьбу. А все ответы о нежданной смерти всегда сводятся к судьбе. Но так не суждено. И, как и юный Сива, я решил искать ответ, как мне сразиться с тем, что смертные называют Роком. Как доказать, что судьбы не существует. Я не хочу умирать. В Школе Магии мне не смогли помочь лучшие чародеи-лекари. Я бросил Школу и отправился на Восток, но и там мне не помогли. Брахманы Юга, шаманы Севера — они не знали, как бороться с моей болезнью. Боги молчали, а убоги отказывались от жертв. Но я не сдавался. Нельзя сдаваться, когда с тобой борется Рок. Если он борется с тобой, значит, боится, что ты можешь победить его. Не сильные начинают войны, но те, кто считают себя сильными. И я не хотел сдаваться. Я решил пойти другим путем. Обмануть судьбу. Я вампир. Мы зовем себя Чистыми. Упырей же — Нечистыми. Но действительно ли мы так непохожи, как уверены наши Старейшины? В Школе Магии я находил труды, авторы которых утверждали, что у вампиров есть общее с Живущими в Ночи. Особенно дополненная и исправленная «Классификация естественного и неестественного» Маркуса Эталайского и его учеников настаивала на этом. Я решил, что если мы родственны друг другу, то, может быть, мой шанс в превращении в Живущего в Ночи? Если я стану упырем, мое заболевание уйдет — так думал я. Ведь не считая легких болезней вроде простуды или особых видов наследственной болезни Прямых Линий Крови, ничем тяжелым Живущие в Ночи не болеют, а Перерожденные люди мигом излечиваются от самых страшных недугов.

При этих словах Вадлар помрачнел и отвернулся в сторону. Слова вампира напомнили ему о чем-то… о чем-то плохом.

— Как бы я ни надеялся спастись этим способом, я не стал подставлять свою шею первому попавшемуся носферату. Пригодились мои знания магии крови. Я начал исследования по совместимости крови вампира и крови упыря. И, как оказалось, Маркус Эталайский и его ученики ошибались. Между кровью вампиров и кровью упырей не нашлось ничего общего, что дало бы результат, подобный Перерождению людей.

Надо же! А догадка Уолта оказалась верной…

— Магию крови часто недооценивают, но лишь потому, что ею до сих пор занимаются, как в старые времена. Сложные ритуалы, многомерная атрибутика, длинные обряды. Все это внешнее, иногда даже ненужное. Я недаром писал о применении алхимии в магии крови — это действительно новый путь. Новая наука. Не алхимия крови, но претворение крови. Сила, что хранится в наших жилах, вдруг заиграла новыми гранями, словно бриллиант, вышедший из рук опытного ювелира. Я обнаружил, что если воздействовать на кровь преобразованием, трансфигурацией и закреплением, то получается новая, непохожая на те виды, из которых добывалась, кровь. Меня удивило, что никто раньше не обратил на это внимание, но ответ на этот вопрос был очень прост. Вне носителя кровь быстро портилась и превращалась в спиритическую эктоплазму, не способную к переходу в агрегатные состояния. Маги древности не владели современным нам инструментарием и даже если получали результаты, подобные моим, им негде было хранить эту кровь. Колбы, сосуды, ящики и прочее с наложенными на них сдерживающими рунами и Печатями — это все достижение наших просвещенных времен. Куда раньше загоняли духов? В камни, деревья, редко — в статуэтки. Мы же теперь создаем энергетические барьеры и держим духов в них… Простите, что я отвлекся. Мои изыскания привели к тому, что я узнал тайну Жажды упырей — откуда она берется и почему редуцируется с развитием от Диких к Высочайшим…

Понтей вскочил. Вадлар хотел тоже вскочить, но не смог по причине того, что Иукену Понтею он нагло не отдавал, а вскочить вместе с ней означало потревожить Татгем.

— К-к-к… — Понтей собрался с духом: — Как? Что вы узнали?

— Главное. Считается, что упыри пьют кровь людей и это дает им необычайную силу, известную еще как Сила Крови. Я никогда не понимал, почему упыри так ограничены, почему только благодаря людской крови они получают силы и живучесть. Я обнаружил, что по метафизическому составу кровь упырей и людей различается только одним: жизненные духи в плазме упырей идентичны людским, но у них как бы противоположная направленность. Если жизненные духи людей назвать плюсами, то жизненные духи упырей будут минусами. Минусы, скажем так, способны размножаться. Плюсы же гибнут и их больше не становится. В физиологическом же плане это почему-то влияет на то, что к лейкоцитам, тромбоцитам и эритроцитам в крови упырей добавляется четвертый тип кровяных телец, которые совершенно не отличаются от лейкоцитов, кроме одного — они создают такой слабый магический фон, что он почти незаметен, если целенаправленно не искать. В органическом же проявлении минусы влияют на то, что тело упырей способно к трансформациям, нарушающим привычные законы природной магии. Однако есть определенное различие между кровью Диких упырей и остальных. У Диких минусы размножаются, только когда гибнет часть минусов, и они восстанавливаются до изначального количества. У Низших и выше минусы размножаются постоянно, их число безостановочно растет. Перейду теперь к сути. Всем известно, что не магией трансформируются упыри, что Сила Крови — естественный для их вида процесс, как сбрасывание кожи для змеи. Но это не так. В основе трансформ лежат, я бы сказал, неклассические эфирные взаимодействия. Если бы у меня было время, я бы рассказал более подробно, как зарегистрировал эманации крови Живущих в Ночи во время трансформы, как вычислил тот диапазон Поля Сил, который они все-таки затрагивают, но, боюсь, на это нет времени и это слишком сложно, чтобы объяснить просто. Другое дело, что этот фон Силы сопровождает Живущих в Ночи постоянно, он почти не улавливается у Диких и все более заметен от Низшего к носферату. У последних же количество минусов невероятно огромно. Вдобавок эти минусы на основе так и не понятого мной механизма начинают становиться плюсами.

— Плюсами? То есть такими же, как у людей?

— Да. Иначе говоря, эфирная составляющая крови определяет трансформу и конституирование Жажды.

— Ничего не понял, — пожаловался Вадлар. — Лейкоциты, эритроциты, конституирование… Если уж ругаетесь, то хотя бы известным матом.

— Проще говоря, юный Фетис, упыри обладают Силой Крови не потому, что пьют кровь, а пьют кровь потому, что обладают Силой Крови. У Диких нет Силы Крови, но Дикие физически сильны, выносливы, быстры, за что и расплачиваются Жаждой. Золтарус, вполне возможно, как-то сделал так, что минусы упырей получили возможность множиться. Не знаю, была ли Сила Крови у Низших до появления Золтаруса, но, несомненно, Жажда только усилилась, когда Низшие получили Силу Крови. И постепенно сходит на нет, когда упырь поднимается выше.

— Того гляди окажется, что совершенный упырь — это человек, — вдруг сказал Уолт, приковав к себе все взгляды. И пояснил: — Если все минусы превратятся в плюсы, то от человека упырь будет отличаться только наличием четвертого типа кровяных телец, верно? А Перерождение человека происходит потому, что его плюсы превращаются в минусы, не так ли? В таком случае стадией, следующей после носферату, должен быть человек, если уж в Высочайшем начинаются превращения минусов в плюсы. Переход количества в качество. Практически это человек с Силой Крови упыря. Можно сказать: сверхчеловек.

— Здорово, — влез Вадлар. — Тогда сверхчеловек — это идеальный упырь!

— Я не это имел в виду, — ответил Фетису Уолт. Увидев, что Понтей задумался, он поспешил добавить: — Вообще-то я пошутил…

— Ну конечно! — Сива хлопнул ладонями, не слушая мага. — Если сделать так, чтобы исчезли минусы, исчезнет и Жажда. И тогда…

— Я извиняюсь, Понтей, что перебиваю вашу радость, но у нас слегка иная проблемка, чем Жажда упырей. — Увидев, что шутка не удалась, более того, воспринята как откровение, Уолт решил продолжить разговор с Мастером. — Золтарусом эту проблемку зовут. И мне хотелось бы узнать, зачем Тиар поведал о Золтарусе Мастеру.

— Как раз перехожу к этому, Магистр. В поисках лекарства через упыриную кровь я столкнулся с Тиарами. Не я нашел Кайлара — он нашел меня. Слухи о маге-вампире, нанимающем охотников на упырей, дошли до него, и он заинтересовался мной. Наша первая встреча… она была запоминающейся. Он пришел убить меня, но перед этим спросил, зачем мне понадобились Живущие в Ночи. Сложно отвечать, когда твое горло в тисках пальцев носферату, но мне удалось заинтересовать его, заинтересовать настолько, что он даже не применил на мне свою Силу Крови, чтобы полностью подчинить. Оказалось, я ему нужнее свободомыслящий, чем беспрекословно служащий. Кайлару нужна была армия из упырей, способная сражаться днем, но если бы все Тиары поголовно пытались стать носферату, то за ними бы охотились не только Истребители Лангарэя, но и Конклав с Орденом Ведьмаков. Столько человеческих смертей никак не скрыть. Он пообещал помогать мне, если я помогу ему. Врал конечно же. Впрочем, я тоже вел свою игру. Пока мы были полезны друг другу, мы не конфликтовали. Потом я создал себе защитников и мог разговаривать с Кайларом на равных.

— Создали защитников?

— Да. Вы с ними… сталкивались. А двое из них сейчас с нами. Но продолжу. Кайлар давал мне упырей для изысканий, а я создавал ему взамен эликсир, который усиливает эффект обмена кровью от высших упырей к низшим в сотни раз. Даже Дикий после этого эликсира, глотнув крови носферату, мог выдержать Воздействие долгое время.

— Значит, слухи не врали, — сказал Вадлар. — Понятненько… Где они столько носферату взяли для всех Диких?

— Тиары похищали Высочайших из других кланов и собирали кровь из них. Царствие Ночи объявляло этих носферату Блуждающими и не особо интересовалось их истинной судьбой. Кайлар смеялся, когда рассказывал мне об этом. Он многое рассказывал. Думаю, после того, как Золтарус должен был пробудиться, Кайлар собирался убить меня. По этой же причине, я думаю, он рассказал мне о Золтарусе. Он думал, я испугаюсь того, что помогаю им вернуть бога-упыря, который жаждет поработить мир и будет убивать всех несогласных с собой, но я обрадовался. Потому что мои исследования направляли меня на тот путь, когда я смог кровь упырей совмещать с кровью других Народов. Я решил искать способ совмещения не в чистых лабораторных условиях, а на носителях. Первый, с кем я проделал это, был Сельхоф Бранди, хоббит. Кровь не отторгалась и не обращалась в эктоплазму. А Сельхоф получил способности, которые были похожи на Силу Крови, однако регенеративных возможностей, иммунитета и долголетия упырей он не приобрел. Второй хоббит, участвовавший в эксперименте, неожиданно умер, хотя я повторял все точь-в-точь как в первый раз. За третьим я следил внимательнее, но и он погиб. Не думайте, будто я хватал первых попавшихся на улице половинчиков. Я брал преступников, осужденных на казнь. Но после смерти третьего хоббита я перестал пытаться повторить результат и стал искать ошибку. Я бы не нашел ее, если бы не моя дочь.

— Дочь?

— Да, моя дочь. Она погибла… сегодня. Но это к делу не относится. Она приняла созданный мною препарат и тоже изменилась, как Бранди. Пытаясь понять, что у них общего, у вампирши и хоббита, я обнаружил, что они родились хоть и в разные годы, но в тот день и тот час, когда планеты Дагор и Рагат закрывают собой определенную часть неба. К алхимии и магии крови добавилась еще и астрономия. Союз планет каким-то образом влиял на упыриную кровь. Я нашел еще четверых, что родились при тех же обстоятельствах. С ними я испытал уже улучшенный вариант моего препарата. Кровь упырей не выделяет Силу, а реорганизует ее в специфические способы изменения организма, которые сложно назвать магическими в классическом смысле волшебства как преобразования реальности. Для организма эти изменения естественны, отчего Поле Сил и не реагирует на Силу Крови, но глубоко внутри самой крови они несут в себе магию. Это словно кусочек философского камня в скале. Мы видим скалу, чувствуем, например, ее лечебные свойства, не обнаруживаем алхимических причин таких свойств и называем это естественно сложившимися обстоятельствами или волей богов, не замечая философского камня, что дал скале лечебные свойства. Магия, но не магия. Магия философского камня, но не магия скалы. Не там все это время искали. И так можно работать не только с кровью, я создал немало эликсиров, что работают на «упырином принципе», как я назвал этот эффект.

Мастер вздохнул.

— Но и улучшенное соединение крови усилило только способности и регенерацию, но никак не иммунитет и долголетие. Они могли пить кровь разных Народов, чтобы усиливать себя и ускорять регенерацию, но у них не было иммунитета к болезням. Как, впрочем, и Жажды. Упыри без Жажды — вы ведь этого хотите, юный Сива? Я мог бы сказать, что создал таких упырей, но это было бы неправдой. Я ввел им кровяные тельца с магическим фоном, сумел даже пересадить немного минусов. После этого они обрели то, что вы бы назвали Силой Крови, но это не Сила Крови, это нечто большее. Они лишь частично упыри, упыри, которые болеют и живут только отмеренный их расам срок. Мутанты. Их необходимо подпитывать кровью и ее усилителями, они не испытывают Жажды, но должны пить кровь, иначе минусы начинают умирать. С одним из моих защитников даже начались проблемы, его кровь почему-то временами начинала частично превращаться в эктоплазму…

Я должен был продолжать опыты, и я подумал, что кровь Золтаруса — это то, что мне нужно, если именно Золтарус создал из упырей то, чем они являются сейчас. Не отдельные фрагменты его Силы, разбросанные по Силам Крови, но вся его Сила. Юный Сива, вы упоминали о Перерожденном кобольде. Это указывает, что я на верном пути. От Кайлара я знал, где хранится Сосуд, и я все больше склонялся к мысли, что он нужен мне. Решился же я похитить его в тот момент, когда Кайлар объявил, что скоро Тиары нападут на Лангарэй. Я должен был опередить его, потому что кровь можно взять у спящего бога-упыря, но взять ее у пробудившегося бога-упыря невозможно. И мне не хочется, чтобы моя родная Долина была уничтожена Золтарусом. Вампиры будут сражаться с ним до конца, лишь бы Нечистый, пускай и Бессмертный, тем более — Бессмертный, не правил ими.

Но теперь я знаю, что Золтарус не хочет править никем. Если правда то, что сказал юный Сива, то моя Долина обречена, если мы не сможем остановить упыриного бога. Именно поэтому я не обманываю, господин маг. — Мастер открыто смотрел на Намина Ракуру. — Юный Сива сказал правильно: «Время тайн закончилось». Я хочу вылечить себя, и ради этого я готов на все. Я хочу, чтобы моя Долина продолжала цвести, чтобы мои родные жили долго и счастливо. Я хочу заниматься магическими науками. Если бы я не забрал Сосуд из Царствия Ночи, то Равалон уже бы сходил с ума. Я не оправдываю себя, просто хочу, чтобы вы поняли, что двигало мной. Сейчас я хочу лишь одного: остановить Золтаруса. И, если получится, продолжить мою борьбу с Роком.

Я смотрел на них и ждал, что они скажут. Я не лгал им, реши маг проверить мои слова Заклинанием Правды, то узнал бы, что я не вру. Но я не сказал всей правды. Им незачем знать ее, эту правду. Эта правда только для меня, для Мастера. Вампира, что был вынужден покинуть Долину из-за болезни и предрасположенности к колдовскому Искусству. Так решили Старейшины, и отец подчинился их решению. Вынужден был подчиниться, потому что другой род Повелителей в любой момент готов был занять правящее положение, допусти отец хоть одну ошибку.

Это моя правда. И ничья больше.

Эвана…

Жаль, что ты не увидишь, как я добьюсь всего, чего хотел. Ты так была предана мне, так неистово любила своего отца… Я проклят, и мое проклятие коснулось тебя.

Но я клянусь тебе, девочка моя. Клянусь всем, что мне дорого и на что надеюсь. Я отомщу за твою смерть. Я уже знаю кому.

Они сидят и смотрят на меня, выслушав мой рассказ. Если бы они не бросились в погоню, мне незачем было бы отправлять тебя в Диренуриан. И ты была бы жива. Они сидят передо мной, убийцы моей дочери, убийцы Олекса, Затона и Тавила. Они и не догадываются, что их ждет.

Я готовился к сегодняшнему дню. Я приготовил кое-что, по сравнению с чем эфирострел мальчишки-Сива (мальчишки? ведь он немногим младше меня… проклятая болезнь…) глупая игрушка. Ведь, чтобы взять кровь бога-упыря, мне все равно надо было пробудить его. Да, я мог бы взять ее и у спящего, но мне нужна активная кровь, не погруженная в магический сон. И мои старые, проведенные еще в Школе Магии изыскания пришлись как нельзя кстати.

Но я не буду говорить о моем орудии. Пускай они обессилят Золтаруса, пускай потратят свои силы и магию. А дальше придет мой черед. Я не дам им убить бога-упыря. Он — мой.

Эвана…

— Если мы разобрались по основным позициям, — сказал Магистр, — давайте решать, что делать. Мастер говорит, что Золтарус в подземельях Тиаров, что в тайном месте возле Диренуриана. И я думаю, что он не ошибается. Портал был открыт на близкое расстояние, я успел запомнить расположение чар Перехода. Сива же утверждает, что Золтарус сейчас не направится в Лангарэй…

— Я думаю, что он не направится туда прямо сейчас, — поправил боевого мага Понтей. — Лангарэй велик, и в нем сейчас куда больше носферату и магии, чем во времена Золтаруса. Я думаю, он явится в Царствие во всей своей силе, чтобы карать без промедления и задержек. А для этого ему нужно… подкрепиться, скажем так. В свою очередь, для этого ему потребуются люди. Люди лучше всего подойдут ему для восстановления Могущества после сна.

— Значит, нужно определить место, где много людей. Это не Лангарэй и близко от тех подземелий, где он сейчас— Магистр задумался. — Боюсь, я знаю, что это за место.

— Соглашение, — сказал Вадлар.

— Да… — тихо сказал Понтей. — Сейчас в пограничной зоне Майоранга, Талора и Элибинера много людей. Людей, которые находятся там по Соглашению с нами. И для Золтаруса они легчайшая из добыч. Думаю, ему не составит труда обнаружить их прежде, чем он направится в Лангарэй. Даже если бы он собирался напасть на Лангарэй без промедления, то, если он в подземельях неподалеку от Диренуриана, пограничье королевств для него как вскрытая вена. Слишком близко, чтобы не ударить. Он же упырь, так? Упырь, что одержим Жаждой, всегда сперва нападет на слабейшего, если есть выбор…

— Вы уверены, что Золтарус непременно нападет на пограничье королевств? — спросил я. Не хватало, чтобы они ошиблись. Если Золтарус весь актуализируется в Бессмертного, то справиться с ним будет трудно даже моему орудию.

— Сумасшедший упырь что Дикий в необоримой Жажде, — жестко сказал Фетис— Если Золтарус безумен, то он будет действовать так же.

— Он не Дикий, — напомнил я. — Он обладает разумом.

— Если он хочет убить всех, значит, он безумен. — Фетис попытался пожать плечами, но с упырицей на руках у него не особо получилось. — Безумцы всегда начинают с тех, кто слабее. Они как звери — чувствуют более сильных и сторонятся их, пока не станут сильнее.

— Лангарэй или пограничье. — Магистр решительно поднялся. — Нужно решать.

— Я считаю, пограничье, — сказал Сива.

— Я тоже так думаю, — кивнул Фетис— Иукена воздерживается. Кто тут еще Наследные упыри, что знают поведение Живущих в Ночи не понаслышке? Что, больше никто? Надо же. Думаю, стоит довериться Наследникам, один из которых умный, красивый, храбрый и сильный, не буду говорить кто, но это точно не Понтей… Иукена, ты что, ущипнула меня?

— Значит, пограничье? — Магистр посмотрел на меня. Он до сих пор мне не доверял. Умный Магистр. Умный боевой маг. Хороший боевой маг, если пережил встречи с Ахесом и остальными. Ведь магия моих помощников идет вразрез со всем волшебством, что преподают в Школе. И даже хваленые боевые маги Школы растерялись бы, столкнись они с моими ребятами. Не один волшебник погиб от руки Ахеса, когда я искал оружие для борьбы с Золтарусом. И не все из них были чернокнижниками или простыми чародеями. Несколько выпускников Школы тоже пали, столкнувшись с морфе моего орка. Но этот Магистр выжил, что характеризует его с лучшей стороны…

— Я вынужден согласиться с мнением большинства, — сказал я. — Я предполагал действия Золтаруса исходя из тех знаний, которые дал мне Кайлар. Но новые сведения заставляют меня пересмотреть мои взгляды.

— Тогда прямо сейчас мы должны ехать к пограничью. Сколько займет путь туда?

— Дайте подумать. Мы отъехали от Диренуриана, значит, будет труднее перестроить Коридор… Около двух часов.

— Быстрее нельзя?

— Даже без остановки, бегом, вы добирались бы до пограничья около пяти часов, Магистр. Конечно, можно применить магию и оказаться там быстрее, но стоит ли тратить Силу перед схваткой с Золтарусом? Не лучше ли потратить время и энергию для подготовки Заклинаний?

— А если Золтарус уже там? Если он убивает смертных прямо сейчас?

— Не думаю, — сказал Сива. — Первый Незримый говорил, что Золтарус терпеть не мог Солнце. Оно не наносило ему вреда, но он старался как можно реже выходить на свет. Я думаю, он будет дожидаться его захода.

— До захода около двух часов, Понтей, — сообщил Вадлар. — Ты уж прости, но я долго держал тебя внутри себя.

— Тогда нужно спешить. — Сива провел рукой по ложу эфирострела, и магическая субстанция, окружавшая его, скрылась. — Я еще раз перепроверю эфирострел. Это первый экземпляр, и не знаю, сработает ли он как надо, я же никак не мог проверить его, собирался в спешке… И… господин маг. Прошу еще раз извинить меня. Мы обманули вас. Вы втянуты в дела, которые вас совсем не касаются. Я благодарен вам, что вы до сих пор не бросили все и не ушли. Не знаю, как отблагодарить вас, но я сделаю все возможное, чтобы выполнить любую вашу просьбу.

— А если он Иукеночку себе в вечное рабство потребует, что ты тогда будешь делать? Иукена, ну теперь-то я точно видел, что это ты меня ущипнула!

Маг задумался, глядя на стоявшего перед ним Сива. О чем он думал? Не знаю. Он уже закрыл сознание, и даже попытайся я его прочитать, ничего бы не вышло.

— Жаль, что ты искренен, Сива, — сказал Магистр. — Было бы лучше, если бы ты продолжал врать.

— Почему? — удивился Понтей неожиданным словам боевого мага.

— Потому! — ответил вместо Магистра Фетис— Здоровый уже упырь, сам понимать должен! — И, повернувшись к магу, зашептал: — А действительно почему?

Магистр улыбнулся и сказал о другом:

— Поехали уже, Мастер. Пока мы стоим на месте, мы только помогаем Золтарусу.

Я кивнул. Откинув полог, я дал нужные указания Бранди и показал, как настроить рунный пояс лесника на выбранное направление. Сельхоф принялся колдовать с поясом. Ахес взял управление на себя.

Теперь оставалось главное.

Исполнить мой план так, чтобы человек и Нечистые не помешали мне.

И отомстить за Эвану.

Они даже не успевали закричать. Тиары умирали молча, никто не издал и звука. Но в глазах каждого бился один и тот же вопрос.

Почему?

Когда он убивал носферату, когда он убивал Высоких, Средних и Низших, когда он убивал Апостолов.

Один и тот же вопрос, повторяемый на разный лад.

Почему?

Зачем?

За что?

Как же так?

Мог бы он ответить им, если бы захотел? Золтарус не знал. И не хотел знать. Сильно болела голова.

И только спустившись в темницу, где Тиары держали Диких, он не почувствовал вопросов. Дикие умирали, и не было никаких «почему», «зачем», «за что». Только ярость. Только гнев. Только злость.

Чистые, не замутненные ничем эмоции.

Никаких вопросов, от которых начинает болеть голова.

…Когда Золтарус проснулся, не успев сдержать рванувшую на свободу накопившуюся Силу, он еще надеялся, что Двенадцать Верных сумели, нашли способ лишить его жизни. Чтобы больше не было боли. Чтобы вопросы, на которые он не знал ответа, не раскалывали голову. Когда он выбрался из Сосуда, схватив вертлявую Силу, то ждал, что сейчас Верные убьют его. Или, может, не сразу. Может, дадут ему еще немного пожить, чтобы перед смертью он понял, что умирает, и возрадовался.

Золтарус ждал, не убивая всех сразу. Вокруг погибло достаточно смертных, когда он проснулся. Лишь двое, упырь и человек, остались в живых. Присутствие человека удивило его, но по ауре Золтарус узнал, что человек маг. Может, Верные обратились к магам, чтобы убить его? Появившиеся носферату Тиаров отправились с ним в другое место, где, думал он, дожидается долгожданная смерть.

Он обманулся.

Тиары обманули его.

Тиары обманули себя.

Двенадцать Верных обманули его.

Он проснулся, но его не убивали. Почему? Почему случилось так, что он проснулся, а его не убивали? От этого вопроса начинала болеть голова.

Золтарус обошел подземный комплекс, отыскав всех Тиаров и их Апостолов из других кланов. Багровые жгуты были неумолимы и неотразимы.

Впрочем, никто не отражал.

И не умолял.

Страха не было. Не было ненависти. Только вопрос, что вспыхивал в глазах, прежде чем им было суждено исчезнуть. Почему?

Почему они не кричат и не убегают? Почему смиренно ждут своей смерти?

От этих вопросов болела голова.

Вопросы. Вопросы, вопросы, вопросы. Они переполняли голову, они лезли в каждую клеточку мозга, они штурмовали сознание.

Вопрошание без конца.

Ведь так не было вначале. Не было так, когда он поднялся с четверенек и шерсть осыпалась с торса. Не было, когда золото и серебро смешивались с его Дикой кровью и он становился больше, чем упырь. Когда он начал думать и говорить. Когда золото и серебро дали ему разум и он стал постигать мир, а не только жить в нем.

Тогда еще не было вопросов. Они пришли позже. Когда он собирал разрозненные кучки Диких, прячущихся в лесах и пещерах, когда находил Низших, опасно скрывающихся вблизи людских поселений, когда сразился с Вестником богов, призванным жрецами Роланской империи, которым боги явили знание о Могущественном упыре, собирающем свой вид, чтобы создать из него Народ.

Тогда он победил, оборвав спектральному существу белоснежные крылья и разорвав горло.

Тогда пришел первый вопрос.

Что теперь?

Золтарус ответил на него тогда, научив упырей строить дома под землей, как Подземные Народы. Но вопрос не исчез, продолжая назойливо биться где-то возле затылка.

Что теперь?

Когда Золтарус начал давать упырям капли своей золотисто-серебристой крови, чтобы они сделались разумными, как он, пришел новый вопрос.

Для чего? Чтобы мой Народ выжил, ответил он тогда. И вопрос спрятался возле основания черепа, иногда жаля сознание.

Потом вопросов стало больше. И он пытался отвечать на них. Какие законы нужны упырям? Как им познать магию? Как им жить с другими расами, в мире или войне? Почему Глаз Дня убивает его Детей? Что такое Жажда? Почему в мире так много рас? Что такое справедливость? Что является воистину прекрасным?

Житейские и вечные, практические и теоретические, личные и общественные… Вопросы, вопросы, вопросы… Безостановочное вопрошание.

От них болела голова. И накапливалась ярость. И собиралось безумие.

Вопросы осаждали его, и эта армия не нуждалась в провизии, чтобы держать осаду. А на помощь Золтарусу никто не мог прийти. Те, кто помогал ему советами, назначенные им Первыми над упырями, хоть как-то иногда отвечали на вопросы, что задавал Золтарус, надеясь, что их ответы убьют вопросы.

Но вопросы не хотели умирать.

И голова болела постоянно.

Только во время сна Золтарус спасался от боли. Он не видел снов и не слышал вопросов. Иногда ему хотелось только одного — спать. И никогда не просыпаться.

Но надо было помогать своему Народу, Народу, который он создал, давая ему разум, что порождала скользящая по его крови Искра Творения. Надо было продолжать скрываться, но временами к упырям приходили смертные и просили помочь. Смертные, видевшие, что упыри уже не поголовно Дикие, животные, которых можно только убивать, но обладающие разумом смертные, с которыми можно вести дела. И они платили за помощь. С ними беседовали Двенадцать Верных. Золтарус со времен победы над Вестником скрывал свое существование.

Наступали новые времена.

Роланская империя по-прежнему преследовала их. Другие царства тоже не были благосклонны, разве что Черная империя, но она требовала беспрекословного повиновения, а Золтарус хотел, чтобы упыри были свободным Народом.

И возникали все новые вопросы. Как помочь упырям, которые никак не могут излечиться от ран, полученных магическим оружием? Почему боги — это боги, а убоги — убоги? В чем существенная разница между карликами, гномами и краснолюдами? Почему Тварец создал этот мир? Как сделать так, чтобы семьи упырей не распадались, часто — в схватках друг с другом? Зачем я получил эту божественную силу? Почему мир такой, а не иной?

Вопросы, на которые он не знал ответы и не мог их придумать.

Золото и серебро бурлили, рождая своим Бессмертием вопросы. Искра Сверхразума, данная смертной твари, посмертному осмысливающей свои мысли. Мысли-вопросы. Мысли-убийцы. Вопросы-убийцы.

Не было ответов-телохранителей, чтобы защитить от вопросов-убийц.

И вопросы рвались к разуму, вонзая острые стилеты вопрошания.

А потом начало накатывать безумие.

Начались срывы. Он убивал упырей. А потом Двенадцатый Верный доложил, что среди Живущих в Ночи участились случаи рождения детей, которых назвали Порченой Кровью. Детей-одиночек, с которыми часто случаются приступы разрушительного безумия.

Золтарус выслушал его молча и надолго удалился в свои покои.

Новый вопрос родился в голове бога-упыря. Новый вопрос добавил боли.

Может, дав им разум, я дал им свой разум, и, когда я схожу с ума, с ума начинает сходить мой Народ? Может, это последствия Бессмертности моей крови? Может, разум не добро, а проклятие?

Ведь когда не было разума, вопросы не мучили его и голова не болела. У него были ответы на все вопросы, потому что вопросов и не было почти, да и не были эти вопросы вопросами: не думает Дикий, почему нападает на людей, утоляя Жажду; не думает животное, почему охотится, не думает, куда бы спрятаться, а прячется. А задавай себе животное вопросы, погибло бы, ничего не сделав…

Может, вопросы убивают разумных? Неужели они, как медленно действующий яд, отравляют все, чего касаются, со временем разрушая жизнь? И есть ли от них спасение, пока есть разум? Но разве без разума мы не животные, живущие ощущениями? Разве без разума есть у нас возможности превзойти самих себя?

О, эти мучащие вопросы!

Разум делает сильнее, но при этом и способен убить? И если это так, что делать?

Почему эта боль разума досталась мне и моему Народу?

И тогда был самый большой приступ. Золтарус уничтожил подземный дворец, где жил, убив всех, кроме Двенадцати Верных. Почему-то безумие пощадило их. Не потому ли, что иногда они давали ответы, на время успокаивающие боль? Как было бы хорошо, если бы нашелся кто-то, кто бы дал ответы на все вопросы, кто бы объяснил все на свете, кто бы успокаивал и рядом с кем не было бы больно голове! Ему, богу, богу-упырю, хотелось себе такого поводыря в мир ответов…

Потом, когда безумие скрылось, а он успокоился, Двенадцатый Верный сообщил, что во время его безумия приступы наблюдались у всей Порченой Крови. Ответ нашелся и убил вопрос. Но возник новый, приносящий еще больше боли.

Неужели судьба Золтаруса и судьба его Народа — стать безумными убийцами, которые уничтожат сами себя? Неужели для этого дан ему разум? Зачем же тогда разум, если он приносит только боль, если вещи и порядки, созданные с помощью разума, легко разрушаются с его же помощью, если вопросы, которые задает он, ведут к безумию. Может, легче жить без разума?

Вопросы, вопросы, вопросы…

Они надоели ему. Он не хотел больше впадать в безумие. Он думал, думал, используя разум, данный ему Искрой Творения, данный ему золотом и серебром, думал, как победить этот разум.

Вопросы. Они убивали его изнутри. Снаружи ничто не могло убить его.

А Порченой Крови рождалось все больше.

И тогда он подумал, что не зря взял себе имя Золтарус, что значит «Истинная Кровь» на том языке, что он создал, когда золото и серебро открывали ему тайные значения звуков. Ведь если чуть задержаться после «а» в его имени, сделать малую, едва заметную паузу…

В таком случае Истинная Кровь станет Проклятой Кровью.

И тогда он решил. Что будет спать. Во сне не было вопросов. Не было боли. Не было безумия. Он будет спать, пока Верные не найдут способ убить его. Потому что только так он может спасти себя и свой Народ от безумия. От безумия разума, не способного ответить на задаваемые самому себе вопросы.

Золтарус знал, он точно знал, золото и серебро говорили ему, — если он умрет, его Народ не погибнет.

И он знал, что если он проснется и не умрет, то безумие станет его разумом. И безумными станут все упыри, что шли за ним. Только спасутся те Дикие, предков которых он так и не нашел, когда стал богом. Но безумцы будут убивать и разрушать, пока не убьют их. И его Народ погибнет. А он будет мстить, пока сможет. А как бог, он будет мстить вечно, если сам Тварец или Его Мысль не остановит Золтаруса.

Но Тварец не вмешивается в дела своих созданий.

Они должны были скрыть память о нем. Вычеркнуть его имя из летописей и даже легенд Народа Живущих в Ночи. Никто, кроме них, не должен был пробудить его. Он должен был стать призраком, фантомом, а затем и забытым. Иначе его Народ хотел бы, чтобы он всегда вел их. И тогда кто-нибудь разбудил бы его, неспособный лишить его бытия. И он пообещал Двенадцати Верным, что если он проснется и они не смогут убить его, то тогда он сам уничтожит свой Народ. И все остальные Народы Равалона. Потому что они не должны жить, если не будет жить его раса. Так будет честно. Так он решил.

А когда он уничтожит все, тогда он войдет в Безначальное Безначалье Безначальности и Бессмертные, которые уже ничем и никем не будут править, убьют его, потому что Принципы не помешают им убить смертного, ставшего Бессмертным.

Не будет уже тогда Принципов.

И это будет его месть разуму, что дала ему Искра Творения. Месть золоту и серебру, текущему по жилам. Месть боли, что разум принес с собой.

…Но он хотел, чтобы его убили Верные. Чтобы не надо было уничтожать свой Народ. Чтобы они жили, а он…

Когда багровый жгут просвистел в последний раз, отобрав плоть и жизнь у последнего Дикого, Золтарус замер, прислушиваясь к голосу внутри. Голосу золота и серебра, голосу, что раскрывал перед ним мир и делал тайное явным.

Голосу, который не знал ответов на вопросы, которые беспокоили Золтаруса.

Потому что не беспокоят Бессмертных вопросы смертных и им не надо знать на них ответы.

В подземном комплексе Тиаров никого не осталось. Только Золтарус. Ему были нужны люди. Когда он проснулся, слишком много Силы покинуло его, прежде чем он взял ее под контроль. Надо восстановить ее. Потому что его Народ должен погибнуть сразу, никто не должен выжить, чтобы мучиться и задавать себе вопросы, на которые не смогут ответить.

Нужны люди.

Голос золота и серебра показывал. Лес Лесных эльфов… там нет людей, там только боль и ненависть… Люди… далеко… и близко… Далеко людей много, очень много, есть и другие смертные… Но и близко людей достаточно, чтобы Сила вернулась к нему полностью… Они намного ближе… Меньше Силы придется потратить…

Значит, так тому и быть.

Золтарус вернулся в зал, откуда начал убивать Тиаров, и сел на трон. Еще не зашло Солнце, Проклятый Путник, в присутствии которого вопросов отчего-то становилось больше. Будто зная, что Воздействие его не трогает Золтаруса, Глаз Дня посылал вопросы, чтобы хотя бы так задеть бога-упыря. Скоро Проклятый Путник уйдет. И тогда он поднимется наверх. И начнет свой путь. Путь бога-упыря.

Когда-то Лесной эльф продал души своих потомков убогу. Не детей, не внуков. Далеких потомков, которым суждено было родиться не скоро. А потом его далекая правнучка зачала от молодого бога, которому не терпелось повеселиться в мире смертных.

Так на свет появился он, Латиэлл сиэ Ниорэ.

Маэлдрон.

Разрушитель.

Надежда всех карлу Равалона. Освободитель.

Латиэллу говорили это с самого рождения. Латиэлла готовили к этому с самого рождения. Он не знал иной цели своего существования. И когда выпал шанс добыть Рубиновое Ожерелье Керашата, когда ракшас Гравана, царь острова Илашри, наполовину убог, предложил ему стать рабом и выполнить тринадцать поручений, взамен которых он отдаст Латиэллу Ожерелье, тот согласился, хотя нет для карлу ничего унизительнее, нежели быть рабом. И когда Латиэлл выполнил все желания Граваны и его черных магов, все их унизительные поручения, тот показал ему Ожерелье, но отдавать отказался, сказав, что раб не имеет права владеть им.

В тот миг Маэлдрон в первый раз проснулся в душе Латиэлла.

Он ушел с Илашри, опустошив остров и унеся Ожерелье с собой.

А сейчас он, Маэлдрон-Разрушитель, надежда Лесных эльфов и Древа Жизни, добывший Ожерелье Керашата, побежден каким-то упырем?!

Нет!

Было темно. Уже долго было темно. Не было воздуха. Уже давно не было воздуха. Но он не сдавался, продолжая бороться.

Темноту прорезал луч света. Сначала один, потом другой. Потек неторопливо свежий воздух. Послышались голоса. Голоса спорили и ругались.

Он вытянул руку и ударил. Ударил сжатым Полем Сил, которое начал ощущать. Костяной шар, в который Маэлдрон был запечатан, будто покрылся сеточкой мелких порезов. Их становилось все больше, а потом костяная темница исчезла, она просто перестала существовать, будто ее никогда и не было. Латиэлл, опираясь на золотой молот, пытался унять дрожь в ногах.

Уже был вечер, и ночь готовилась войти в свои права. Стоявшие рядом карлу, держащие в руках молотки и зубила, смотрели на Маэлдрона с плохо скрываемым страхом. Находившиеся позади них Заклинатели прятали свои глаза от Латиэлла.

Разрушитель почти сразу ощутил невероятную ауру смерти, что расползлась по Диренуриану. Просто пиршество для некромага, ищущего Силу для своей магии. Много смертей. Очень много.

— Что… произошло?

Рабочие отворачивались, не в силах выдержать его взгляд. Заклинатели молчали.

— Я… спрашиваю, что произошло? Молчание. Они боялись отвечать. Раз так…

Он вскинул руку, и главный среди Заклинателей подлетел к нему. Латиэлл схватил его за горло. И, не сдерживаясь, ворвался в его сознание, ища то, что ему нужно, прорвавшись к тому слою, где инициированный Заклинатель связан с Душой Леса…

…и…

…он увидел…

…черное пламя, играющее за стеклом…

…смерть лесного чудовища…

…выжженная земля, куда бегут упыри…

…ящик посреди выжженной земли…

…тьма, хлынувшая из ящика…

…багровые полосы, несущиеся по всему Диренуриану…

…кости карлу, единственное, что остается после…

…багровая полоса, ударившая по костяной клетке…

…смерть, смерть, смерть…

…и Он…

Заклинатель упал, хрипло дыша, схватился за горло.

С почерневшим лицом Маэлдрон зачем-то оглянулся. Погибли тысячи карлу, когда Он вырвался из ящика, тысячи невинных карлу, которых не спасли ни убежища, ни магия. А Его аура смерти, накрывшая Диренуриан, была аурой смерти Лесных эльфов.

…Что это, Великий Лес?..

…Что это было?..

— Главный Страж…

До него дошло, что к нему обращаются. Невидящими глазами он посмотрел на рискнувшего подойти Заклинателя.

— Много раненых, Главный Страж, — докладывал тот. — Нужна ваша помощь.

— Куда Он отправился?

— Простите?

— Куда Он отправился, я спрашиваю?! — заорал Латиэлл.

— О ком вы говорите? — залепетал Заклинатель. Латиэлл оттолкнул его и зашагал прочь. Заклинатель побежал следом.

— Многие не доживут до утра, Главный Страж. Если вы воспользуетесь вашей магией…

Маэлдрон отшвырнул его, бросив через всю поляну прямо в обрушенный храм. Заклинатель врезался в кирпичи, дернулся и замер. Глаза его теряли осмысленное выражение, из пробитого затылка текла кровь. Все замерли, смотря, как убивший соотечественника Маэлдрон уходит.

Он спустился в тайную комнату Вечного Храма Леса, вырвав сердце у стражника, попытавшегося преградить ему путь. Остальные стражники сбежали. Латиэлл не замечал, что делает, пока сознание было целиком поглощено целью. Он разнес мифриловые двери и зашел в тайную комнату. Посреди нее на прямоугольном постаменте лежал неприметный обруч с мутным зеленым камнем. Не утруждая себя, Латиэлл заклятием поднял его и надел на голову. И направился к выходу.

Его уже ждали. Примчались все свободные Заклинатели, прибыли члены Совета. Он вышел из ворот храма и ощутил сжимающийся вокруг него Периметр Заклинаний. Латиэлл огляделся, смотря в лицо каждого Заклинателя. Они боялись его. Но собирались стоять до последнего.

— Не мешайте мне, — глухо сказал Маэлдрон.

— Ты понимаешь, что делаешь?! — взвизгнул Верховный Сеятель Элириол. — Как ты смеешь брать Душу?

— Я верну ее, — сдерживая ярость, сказал Маэлдрон. — Я уничтожу убийцу наших братьев и сестер и верну ее.

— Сейчас опасно брать Душу, — осторожно заговорил Верховный Сеятель Кириэль. — Диренуриан не может защищаться, как раньше. Магия отказывает, многие воины погибли или ранены. Ты должен понимать…

— Я понимаю лишь то, что мы должны отомстить! — заорал Латиэлл. — Немедленно! Не дожидаясь удобного момента! Сколько можно терпеть унижения?! Нас втоптали в грязь — и мы должны ответить! Если вы не понимаете, как вы можете готовить нас к походу Мщения?! С дороги! Или я не отвечаю за себя!

— Как ты смеешь?! — крикнул Элириол. — Ты не повинуешься… — Он поперхнулся. Кровь потекла у него изо рта, он удивленно посмотрел на Маэлдрона и упал.

Периметр Заклинаний дрогнул. У кого-то не выдержали нервы, и магия сомкнулась вокруг Разрушителя. Ярко сверкнули Топосы, незаметно вспыхнул и погас зеленый камень в обруче, Латиэлл вскинул руки — и Периметр Заклинаний всосался в его ауру, не использовав ни одного заклятия. Маэлдрон посмотрел на ошеломленные лица Заклинателей и ничего не понимающие лица Верховных Сеятелей.

— Да вы даже не представляете всей силы Разрушителя, — тихо проговорил он, и камень в обруче мерцал в такт его словам.

Латиэлл сделал шаг, и никто не попытался его остановить. Засиял октариновый Топос, вокруг Маэлдрона возникло магическое поле, и он взлетел, покидая Диренуриан.

Он собирался найти того, кто явился в Лес, принеся смерть карлу, и уничтожить его. А затем отыскать упырей и человека и убить их. В первую очередь — мага. Потому что это из-за него Он оказался в Диренуриане. Роланские королевства и Черная империя поплатятся за все.

Месть вела Маэлдрона, и он не собирался останавливаться.