Проклятие для Чудовища (СИ)

До Глава 1

— Лив, я не пойму, ты в школу вообще собираешься? — спросила мама, заглядывая в комнату.

— Сейчас… еще минуточку, — медленно ответила я, сгорбившись над столом.

— Папа тебя ждать не будет.

Стараясь унять дрожь в руках, я аккуратно подхватила пипеткой пару капель ярко-малинового зелья и застыла над брюхом малюсенькой комнатной мухи. Главное не переборщить, иначе она просто утонет в жидкости. Медленно нажимая на конец пипетки, я старалась выдавить каплю как можно меньшего размера, но мама сбила мой настрой, тут еще отец посигналил из машины, рука дернулась, и бедная мушка вместо того, чтобы светить ярче уличного фонаря, плавала вверх пузом на поверхности жидкости.

Эксперимент провален.

У меня был план сделать из нее живой фонарь, я провозилась над этим всю ночь, точно высчитывая дозировку зелья для маленького тельца. Ошибки должны быть сведены к минимуму, ведь зимой не так просто найти насекомых в достаточном количестве, а мама уже давно жалуется на гниющие фрукты в кладовке, на которых и живут мои дрозофилы. Она говорит, что скоро с моими опытами у нас тараканы заведутся. А что… это идея, у них и формы побольше…

— Иду, — устало выдохнула я, выбрасывая тетрадный листок, на котором растеклась розовая капля и мушка номер четырнадцать.

Спустившись к входной двери, попыталась обуть теплые ботинки, правда отсутствие сна прошедшей ночью сказывалось на ориентировке в пространстве, чуть не свалилась на пол, пришлось придерживаться рукой о стену. Обняв себя руками, вышла на улицу и мелкими перебежками посеменила по чищенной каменной дорожке в уже нагретую папой машину. Он не всегда подвозил меня до школы, мы это заранее обговаривали. Если он успевал со своей работой, то подбрасывал меня, и я могла поспать подольше (или вообще не спать, как в этот раз). Если же мой личный водитель папа́ отказывал мне в такой милости, приходилось вставать на полчаса раньше, брести пару минут по сугробам к остановке, там съеживаться от холода, а затем минут пятнадцать трястись, стоя в автобусе, умирая от духоты. В такое время можно даже не надеяться, что ты сядешь у окошка. Народа, как в консервной банке. Кто-то тоже едет на учебу, кто-то работать, а кому-то, наверное, по приколу занимать кислород в автобусе, по-другому я не могу объяснить желание многих бабушек кататься в столь ранний час.

Мы живем в небольшом городе, где есть такое понятие, как «пойти в город». Он окружен частными секторами, а уже ближе к центру находятся высотки и вся остальная инфраструктура. Жить в своем доме, конечно, спокойнее, но находясь в набитом автобусе в восемь утра, ты задумываешься, действительно ли это того стоит.

Папа молча везет меня до пункта назначения, а я тем временем, размазав щеку по холодному стеклу, восполняю недостаток сна. Мне снятся насекомые, которые светятся разными цветами, летая по моей комнате, как живая гирлянда. О да, это будет так красиво. Конечно, со светлячками было бы куда проще, но я не ищу легких путей. Начну с малого, а потом того и гляди все бродячие коты в округе будут ходить с глазами-прожекторами.

Каждая уважающая себя ведьма должна иметь домашнее животное. На самом деле это очень полезно, они становятся живыми маяками и помогают держать силу под контролем. Так же работают и магические артефакты. Украшения, например. Я ношу несколько колец из редких сплавов, плетенные браслеты, серьги с небольшими камнями — это помогает держать магию в себе, чтобы она спонтанно не расходовалась. Чаще такие «капканы» на себе ставят молодые ведьмы, но и уже опытные, уверенные в себе маги носят один-два амулета на всякий случай. Для связи с волшебной вещью нужно лишь прочесть простенькое заклинание, чтобы она стала как бы частью тебя, поэтому артефакт одной ведьмы будет лишь какой-то безделушкой для другой. Такая штука работает не только с украшениями и котами, кто-то ставит себе волшебные татуировки, правда я не совсем понимаю, как разрывать с ними связь. Если мне нужно больше магии, чем обычно, я просто снимаю кольцо или браслет, а вот рисунок на теле ты просто так уже не снимешь.

Папа постучал меня по коленке, вытягивая из сладкого сна. Я недовольно вздохнула, что-то промямлила и выпала из высокой машины, как мешок с картошкой. Смотря вслед уезжающему черному авто, вздрогнула от пробивающего холода и поплела ко входу в обитель знаний. Это была одна из двух элитный гимназий в городе, которые, как можно догадаться, соперничали друг с другом во всем: в знаниях учеников, уделывая друг друга на олимпиадах, в творчестве, устраивая концерты и конкурсы, даже в активности, вынуждая учеников в обязательном порядке посещать всякие субботники, выступления администрации города и даже открытие нового муниципального детского сада.

Дети здесь правда были умные. Если ты не дотягивал, тебя либо гнобили и учителя, и одноклассники до такой степени, что приходилось менять учреждение на что-то более приземленное, либо антиуспехи не замечали, но такое происходило только в одном единственном случае — твои родители очень богатые, а если они еще и спонсоры гимназии, то ты второй после бога.

Я же тут обитала пять раз в неделю вот уже десять лет только потому, что бабушка Джаннет не потерпит для меня примитивного образования. Поэтому я что летом, что в остальные времена года кроме учебы ничего не вижу. Но я бы и не сказала, что все силы вкладываю в эту гимназию. Поступать в институт я не планировала, думаю, уехать во Францию и развиваться там. Может, стану частной наставницей для юной ведьмочки, у которой отец — богатый и молодой вдовец… Но об этом позже.

Турникет на входе никак не хотел пропускать меня внутрь (будто я сама мчалась с повышенным энтузиазмом), издавая противный звук и загораясь красным. Охранник, видя мою перебранку с тупой машиной, сжалился и пропустил без карточки, параллельно записав мою фамилию. Я могла бы сделать так, чтобы турникет стал более податливым, но в столь ранний час я туго соображаю, и вместо зеленой лампочки перед нами мог вырасти пожар, поэтому лучше не рисковать.

В раздевалке было шумно и грязно, снег стекал на плиточный пол, ученики поскальзывались на смеси из воды и грязи, выругиваясь так, что учительница русского языка задумывалась, сами ли они пишут ей сочинения такими красивыми трехэтажными эпитетами.

Пройдя мимо уборщицы, ворчащей что-то типа: «Да сколько же вас тут ходит, свинарник какой», я нырнула в самый дальний угол раздевалки, который отвоевал наш класс у параллельного. Б-шки были вынуждены ютиться где-то посредине вперемешку с малышней из шестого класса. У совсем маленьких была своя раздевалка, где злые старшеклассники их точно не затопчут. А вот с переходом во взрослую жизнь тебя ждет испытание раздевалкой. Дальше третьего ряда идти бесполезно, там тебя подстерегают девятиклассники, но если ты прошел этих стражников, то у самой стены располагаются боссы — десятые и одиннадцатые классы. Но их вряд ли вообще заметишь за клубом дыма от электронных сигарет.

Нет, гимназия у нас была строгая, и охрана патрулировала, но суть дальнего угла раздевалки и была в том, что для камер наблюдения это одна из слепых зон, не считая туалетов, конечно.

На скамейках под висящими куртками сидели мои одноклассники. Кто-то переписывал домашку за оставшиеся пять минут, кто-то активно печатал на телефоне, но большинство громко общались о прошедших выходных. Я поздоровалась с девочками, снимая куртку. Уже протянула руку к крючку, но заметила, что мое место занято. Да, живя в джунглях, живи по их законам. Даже внутри нашего угла тут у каждого был свой участок. Как бы по-древнему это не звучало, все лучше, чем постоянно отвоевывать банальный крючок.

— Лив, опять без шапки. Заболеть не боишься? — спросила Маринка, блокируя телефон, посвящая все свое внимание мне.

Смешная шутка. В том и плюс быть ведьмой, что я могу заболеть с вероятностью 0,000001 %, а то и меньше. Наш иммунитет сильный от природы, потому что все свободное пространство занимает если не кровь, то магия. Плюс мы пьем кучу настоев для поддержания энергетического уровня, от таких коктейлей ни одна бацилла не выживет. Именно поэтому ведьмы лучшие целительницы на все времена — мы знаем рецепты буквально от каждого недуга.

Даже открытые переломы.

— Нет, — я подцепила занявшую мой крючок куртку грязно-желтого цвета и переместила ее на самый край общей вешалки. — А это чье?

Марина пожала плечами.

Мы с ней не были подружками-не-разлей-вода, просто общались, пока находились в стенах гимназии. Всю жизнь сидели вместе за одной партой, наши интеллектуальные способности были примерно на одном уровне, да и Марина достаточно ответственный человек, с которым можно спокойно делать групповые проекты, не боясь подстав, поэтому я быстро приняла ее в свой круг и великодушно разрешила ей быть в статусе моей подруги для окружающих. Мы могли делиться друг с другом переживаниями, присылать смешные картинки, бывать в гостях, но чтобы плакать на плече Марины или доверить ей какой-никакой маленький секрет, это уже чересчур.

Но со стороны мы казались закадычными подружками уже много лет. Да и внешне были достаточно похожи: у обеих темные чуть ниже плеч волосы, только у Марины концы настолько ровные, будто она каждый день только от парикмахера, который делает ей стрижку одним срезом кухонным ножом для мяса. Мои же локоны были темнее и не отдавали в красный на свету, слегка завивались и не так сильно блестели, потому что я, в отличие от Марины, не тратила все свои сбережения на всякие маски, бальзамы, спреи для волос. Раствор шалфея — вот это дело.

Остальные сходства: рост, телосложение (две худые селедки), темные глаза. Только у меня они были не карие, а зеленые, но заметить это можно было только под хорошим освещением солнца, насыщенный изумруд, который достался мне от мамы. У нее глаза были яркие, сразу заметные, а папины гены подмешали мне оттенок.

А вот характеры у нас с Маринкой были разные. Она — слишком эмоциональная и вспыльчивая девица, чуть что бросается в ссору, любую историю рассказывает с репертуаром актера на сцене, активно размахивая руками. Я же всегда достаточно спокойна, любое проявление эмоций выражаю в закатывании глаз или тяжелом вздохе, никогда не скажу чего-то лишнего.

Живу по девизу «сначала думай, потом делай».

Возможно, я по своей натуре другая, а такой меня сделало строгое воспитание бабушки Джаннет: «Ведьма не должна подчиняться своим чувствам. Их надо обуздать и управлять ими».

Или один из моих амулетов все-таки действует как успокоительное.

Нет, дома, наедине с собой я тот еще псих. Разговариваю сама с собой и со своими мухами, смеюсь над своими же шутками в голове и отрываюсь в «танцевальной революции». Но на людях я холодная леди.

Первый урок в понедельник по традиции с нашей классной руководительницей Натальей Степановной — по совместительству учительницей математических наук. А так как математика делится в старших классах еще на несколько ветвей, ее мы видим каждый день. Если честно, мне вообще кажется, что никакие другие предметы мы не проходим, все время занимает она — матерь всех наук.

Математика.

Наталья Степановна была женщина жесткая. Гром-баба в теле, вечно сальные короткие темные волосы, очки в толстой оправе, платье-мешок и сумка размером с чемодан для наших тетрадей. Причем она постоянно жалуется, что ей тяжело нашу макулатуру таскать. Так, может, самой не надо нас заставлять заводить по две тетради на каждый предмет, да еще и сто пятьдесят для контрольных и самостоятельных?!

Ее боялись все. И младшие, у которых она даже не вела, и уж тем более старшие, которые знали ее вдоль и поперек. Даже родители на собрание ходить боялись, потому что отчитывает она, что учеников, что взрослых одинаково и берет на себя ответственность и директора, и завуча, и мэра города, и самого создателя, хотя никто ее об этом не просит.

Несколько минут на первом уроке у нас отводятся под самодеятельную линейку персонально для нашего класса от Натусика — пара слов о том, что случилось и что должно случится.

Я сидела, сложив руки на груди и старательно держа взгляд на ярко-зеленой тряпке для доски. В сон клонило жутко, а тут еще никому ненужные речи о нашей успеваемости и необходимости готовиться к экзаменам. Нам с пятого класса уже начали долбить про экзамены. Не начнем сейчас — фиг мы куда поступим потом.

Да-да-да.

— И наконец дежурный на неделю, — командным голосом продолжила учительница, открывая журнал, оценивая его пристальным взглядом. — Воробьева.

— Ее нет, — ответил кто-то с задних парт.

— Как это нет. Родители мне не звонили. Что дети, что родители… Яблоко от яблони, — заворчала Натусик. — Тогда Готье.

— В смысле?! — мигом оживилась я и уставилась на классную руководительницу. — Передо мной же еще Голубков.

— На этой неделе к нам приезжает администрация. Надо, чтобы класс был убран, а не тяп-ляп доска помыта с разводами. Мне нужен кто-то ответственный, — тоном, не требующим возражений, ответила Наталья Степановна.

Я цокнула и завалилась на спинку деревянного стула. Нечестно.

— Эй, Лифчик, не подставляй меня, — недовольно кинул тот самый Голубков откуда-то сзади.

О чем это я говорила, когда призывала всех родителей подумать над именем для ребенка. Моя кличка — отдельная глава жизни. Во-первых, не все учителя понимают свой же собственный почерк, поэтому на перекличках я частенько была Готья́, Го́тья, Го́тя, а уж на имени отыгрались мои любимые одноклассники.

Лифчик — бриллиант коллекции, а оттуда уже пошли синонимы, особенно им нравится Бюстгальтер Стринговна. А если просто от имени, то это Лизана, Дивана…

Я никогда особо остро не реагировала на клички, потому что здесь они были у всех. Да и всем своим обидчикам я уже отомстила — у кого-то после фразы в моей адрес «случайно» выскочил шуруп из стула, повалив одноклассника на пол, на девочек в туалете сорвало кран, обрызгав их как из фонтана, а чья-то ручка внезапно протекла чернилами прям на школьную форму. Ай-яй-яй.

Дальше слов не заходило, парни девочек не трогали, а самим дамам было просто страшно ко мне подходить, ведь среди женского коллектива я прославилась под другой кличкой.

Ведьма.

Еще бы, ведь у меня никогда не секлись концы, никогда не ломались ногти, даже после игры в волейбол на физкультуре. Я никогда не потела, никогда не рвала капроновые колготки, на моем лице ни одного прыщика и пятнышка, нет аллергий, волосы не пушатся от влажности, телефон всегда ловит связь и Интернет, а заряд меньше пятидесяти не падает. Для всех это магия. Я лишь пожимаю плечами. Что поделать, ведь так оно и есть.

В дверь тихонечко постучали в тот самый момент, когда Натусик выбирала жертву для решения примеров у доски. В кабинете из проема сначала показался высокий пучок, а потом уже и голова.

— Здрасте-здрасте. Наталья Степановна, можно? — это была наша завуч-одуванчик. Женщина ростом метр пятьдесят не больше, всегда вытворяющая на своей голове такие прически, что сила гравитации недоумевала.

Завуч шепотом сказала что-то в коридор и толкнула в класс молодого человека, прошлась с ним до доски и обратилась ко всем:

— «А» класс, у вас новенький. Познакомьтесь, это Филипп Клементьев.

Новенький? Посреди учебного года, да еще и в старшем классе? А он смельчак.

— Точно-точно, совсем забыла, — зашевелилась Натусик. — Примите нового одноклассника со всем вашим гостеприимством.

О да, тут ребята годами пытаюсь хотя бы с края крючок получить, а вы пихаете корм пираньям в аквариум.

Парень стоял и улыбался, осматривая всех нас. Он был пока без школьной формы, наверное, еще не получил ее, одет в светло-серую кофту на молнии, белую футболку и светлые брюки. Он и так выделялся среди нас, а без формы казался буквально пятном на полотне.

Наша форма была светлого серо-голубого оттенка с гербом гимназии у сердца. Обязательные пиджаки, белые рубашки, у мальчиков прямые брюки, у девочек юбки. Мороз, солнце, дождь — иди как хочешь, но была чтобы в юбке. Колготки черные или белые без каких-либо намеков на узоры. Обувь — только ботинки с носами или лодочки, каблук не более четырех сантиметров. И да, все дежурные учителя носят в кармане линейку. У нас даже к рюкзакам и сумкам были требования — никаких ярких цветов.

Маникюр, макияж и волосы тоже попадали под санкции. Не все, правда, полностью подчинялись правилам, но, как говорится, не пойман — не вор. Поэтому по светлым коридорам гимназии мы ходим сдержанные, а вот встречая своих одноклассников на улице, ты даже не всегда узнаешь в их собственном стиле.

А форму мы покупаем самостоятельно. Причем за те деньги, какие с нас получает гимназия, могла бы входить в стоимость. Ее шьет только один магазин-ателье деловой одежды в городе, где исключительно учителя, в принципе, и одеваются. Поэтому выбора у учащихся нет, придется брать.

Завуч перекинулась еще парой фраз с классной руководительницей и удалилась, оттягивая к низу свое облегающее платье с принтом из роз.

— Садись-ка ты пока на последнюю парту. На зрение не жалуешься? — обратилась Натусик к новенькому.

— Не жалуюсь, — первое, что сказал парень за все время, проходя к своему месту.

А потом еще пол-урока Наталья Степановна потратила на нашу небольшую пересадку. Меня, конечно, никто не тронул. Я сидела на первой парте прям посредине, чтобы взгляд Натусика всегда падал на меня. Это началось еще в средней школе, когда она заметила, что я списываю, но ей никогда не удавалось поймать меня на горячем. Еще бы, видимые только мне шпаргалки.

На первой парте ничего не изменилось, я продолжала водить глазами, будто читая что-то. Пришлось соврать, что глаза начинают косить, когда я слишком напрягаюсь.

Появление новенького никак не отразилось на мне, я даже успела о нем забыть, пока в очереди в столовой мне на мозг не начала капать Маринка.

— Он такой красивый, скажи?

— Кто?

— Филипп.

— Это кто? — я взяла с общей ленты тарелку гарнира и поставила себе на поднос.

— Наш новый одноклассник.

— А. Не знаю, я не рассмотрела.

— Как же так? Он же прям перед нами стоял, пока Ромашка его представляла.

Не знаю, как еще объяснить Марине, что все, о чем я думала, это как бы не уснуть перед лицом классухи.

Мы сели на свободные места, принялась ковырять картофельное пюре и отодвинула от него котлету, Марина была неподвижна. Проследив за ее взглядом, я наконец заметила новенького. Он сидел за большим столом у стены в окружении смешанной компании парней из десятых-одиннадцатых классов. Они громко гоготали, получая замечания от учителей. Филипп не выглядел новеньким, даже не выделялся, парни его слушали и смеялись над шутками. Ничего себе, может, они уже были знакомы, например, вместе по району шатаются. Слишком уж быстро он вписался.

А улыбка у него красивая, широкая, с ровными зубами, у стоматолога явно бывает. Филипп сидел около окна, слабый зимний солнечный свет освещал только его, как бы намекая, что он вообще-то лишний.

Сама не заметила, как начала разглядывать новенького. Копна светло-каштановых кудрявых волос, цвет прям, как фломастер в детском наборе для рисования, и такие же глаза. Лицо было худое, хотя и с заметными милыми щечками. Фигуру я оценить не могла, ниже груди обеденный стол все закрывал, но он точно был не полный, хотя и палкой его назвать нельзя. Он похож на начинающего американского актера, этот антураж элитной школы ему явно подходил.

Но я бы назвала его ангелом, когда он улыбается.

— Лив, — Марина щелкнула пальцами у меня перед глазами.

Я дернулась, задев стакан с компотом.

— Что? — взяла салфетку и приложила к небольшой компотной лужице.

— Ты на новенького что ли засмотрелась? — Маринка смеялась.

— Чего? Я просто пыталась понять, кто из этой толпы новенький-то, — соврала я.

— Ну конечно.

Марина и девочки за столом хихикали надо мной. Я немного растерялась, ведь мне ни один парень в нашей школе еще не казался чем-то хотя бы около напоминающее прилагательное «симпатичный». Наверное, потому что я вижу одни и те же морд…лица вот уже десять лет, а тут свежая плоть, так сказать.

Весь день прошел как в тумане, моя рука прилипла к щеке, я старалась не заснуть, получив пару замечаний от учителей. Иногда, выходя из объятий Морфея, слышала, как одноклассники сзади перешептываются.

Они все говорили о новеньком.

Девочки уже начали о нем вздыхать. При всей своей скрытности моя натура была довольна романтична, и я не могу врать самой себе, что новенький действительно симпатичный, но не более того. Посмотреть можно, никто же не запрещает.

Размышляя о внешних данных нареченного одноклассника, повинуясь внутреннему влечению, я повернула голову на его место. Филипп переписывал с доски. В очередной раз подняв голову он встретился взглядом со мной и растянул рот в улыбке. Я спешно отвернулась, успев понять, что на левой щеке у него есть ямочка.

Последним уроком в понедельник у нас стоит физкультура или пытка в двадцать первом веке. Сорока пятиминутное издевательство над учениками после тяжелого дня, чтобы они свалились без задних ног, а до дома ползли на передних.

Учитель после общей разминки разделили нас на группы мальчиков и девочек, одни пошли играть в мяч, другие под предлогом «фитнес» попросили им не мешать. Увидев, что физрук отвлекся на игру парней, я приостановила свой медленный бег по половине зала и потянулась. Мышцы требовали отдыха, глаза болели, будто в них песка насыпали. На секунду я их прикрыла, спиной чувствуя опасность.

Я знала, что в меня летит баскетбольный мяч на полной скорости, вот-вот уже развернулась, чтобы слегка отойти в сторонку с его траектории, но мяч остановился в нескольких сантиметрах от моего лица. Его поймал Филипп.

— По тебе не попало? — спросил парень, возвращая мяч на другую сторону спортивного зала.

Он был такой высокий! Метр девяносто точно. Белая футболка открывала тощие, но жилистые руки с заметным переплетением вен, а еще мощные ладони.

— Не попало, — ответила немного потрясенно. Девчонкам вечно попадало с противоположной стороны, и еще ни один парень не прибегал извиняться, они лишь отмахиваются тем, что «не знают, куда мяч полетит».

— Тогда хорошо, — Филипп улыбнулся во все тридцать два и убежал. Он вообще когда-нибудь не улыбается?!

— Лив… — Маринка подошла ко мне, и мы вместе провожали спину Филиппа взглядами. — Он тебя спас от сотрясения.

В спасении я не нуждалась, прекрасно чувствовала, в какой момент необходимо отойти, но при близком рассмотрении новенького почему-то впала в ступор.

Снимая кроссовки в раздевалке, я уже предвкушала, как завалюсь на свою слишком мягкую постель и лягу спать до самого утра следующего дня, правда, эксперименты с мухами придется отложить на неопределенный срок.

— Надеюсь, мама не забыла, что обещала подвезти меня до студии, — Маринка убрала свою спортивную форму в пакет.

— Ой, подбросите меня до периферии? — Так мы называли последнюю «городскую» остановку, дальше уже начинались частные дома.

— Я бы с радостью, но тебе разве не надо к Наталье Степановне?

Я треснула себя ладонью по лбу и недовольно заныла. Вот черт, совсем забыла, что эта злыдня назначила меня вне очереди дежурной на неделе.

Попрощавшись с Маринкой в коридоре, она направилась к выходу, а я по опустевшей школе грустно побрела к кабинету на третьем этаже.

Наши уроки длятся с девяти утра до четырех вечера, перемены, в отличие от нормальных школ, укорочены, добираться до дома тоже около сорока минут, а тут еще это дежурство мой законный час свободного времени точно съест. Искренне не понимаю, как остальные дети все успевают, они и учатся хорошо, и к репетиторам ходят, и находят время на хобби! Вон Маринка танцами современными занимается, а все, на что нахожу время я — это издевательство над мухами.

Постучав предварительно в деревянную дверь, я измученно попросила разрешения войти. Наталья Степановна стояла у своего стола и разговаривала с невысокой женщиной. У нее были светлые волосы, собранные в низких хвост и шуба молочного цвета из искусственного меха (такие вещи я тоже чувствовала).

Женщины одновременно повернулись на меня. Классная молча кивнула. Я закрыла дверь и сразу пошла к подоконникам поливать пыльные цветы. Диалог за моей спиной продолжился:

— Очень на вас надеюсь, Наталья Степановна. — У женщины был приятный голос, его хотелось слушать, похож на те, что можно услышать в новостях у ведущих.

— Придумаем что-нибудь, что ж поделать.

Держа лейку над горшком, я зевнула, чувствуя боль в челюсти. Скорее всего мой львиный оскал было видно в отражении окна напротив. Темнеет зимой рано, в кабинете горит свет, окно превращается в зеркало.

— А вот Ливана как раз поможет нам, — весело сказала Натусик.

На середине зевка я замерла и тут же закрыла вот, глаза распахнулись сами собой. Повернулась к женщинам слишком резко — из лейки полила паркет.

— Она как раз и живет там рядом, и учится хорошо, — продолжила учительница.

Фраза о моих школьных успехах полностью меня отрезвила. Чтобы Натаха кого-то из класса похвалила, это должно было либо чудо произойти, либо кто-то из министерства образования приехать. Тем более сказать, что Ливана Готье умнее желудя, это вообще из ряда вон выходящее.

Она меня ненавидела. Мало того, что мечтала спалить за списыванием, еще и на каждую ошибку говорила, что с такой успеваемостью удивительно, как меня вообще из данного учреждения не выгнали. Видите ли, порчу всю статистику. Хотя ее гнев был не оправдан, училась я чуть больше, чем хорошо, в конфликтах не участвовала, разве что всегда отказывала ей в присутствии на каких-либо мероприятиях, никогда не была особо активной, а мать на родительских собраниях появлялась два раза в год, а не каждый месяц.

Ну, или просто она выбрала себе меньшее из зол для личной ненависти.

— Ой, это будет просто замечательно! — заулыбалась блондинка, рассматривая меня.

— Я что-то ничего не понимаю.

— Вероника Сергеевна — мама новенького Филиппа Клементьева, — представила блондинку классная. — Ему нужен репетитор, чтобы наверстать программу.

Я вежливо улыбнулась.

— Ну, у меня знакомых нет, спросите еще у кого-нибудь, — спешно направилась вытирать доску.

— Я подумала, что ты могла бы показать Филиппу все, что ваш класс проходил, — затапливала меня Натусик.

— Извините, у меня совсем нет времени, — с натянутой улыбкой отвечала я.

Наталья Степановна устала любезничать, она уже убрала улыбку и хотела начать диалог в приказном тоне, но ее опередила блондинка:

— Ливана — какое красивое имя. — Это что, она с манипулирования начала? — Понимаешь, мы живем в частном секторе, не каждый репетитор соглашается ехать туда вечером зимой. Филипп способный мальчик, просто учился немного по другой программе, ему нужно лишь догнать вас.

— Попросите кого-то позаниматься по Интернету, — любезно подсказала я.

Женщина улыбнулась, она разговаривала очень спокойно и размеренно, совсем не как истеричка Наташка.

— Пытались. Сложно найти репетитора посреди учебного года. И одного по нескольким предметам просто нереально. Пожалуйста, Ливана, — женщина подошла ко мне и взяла мою руку в свои. Я опешила, даже Маринка никогда просто так меня не трогала, а все из-за моего вечного недовольного взгляда.

Это был запрещенный прием, но не для меня, для нее. Я тут же почувствовала энергетику, и, к моему удивлению, эта женщина была внутри так же светла, как снаружи. У меня защемило сердце, смотря в ее ореховые глаза, мой язык не поворачивался отказать.

— Буквально часик в день. Покажи ему свои тетрадки, объясни темы, он потом на выходных сам подтянет.

— Я бы с радостью, — я мягко высвободила руку из теплых ладоней, чтобы оставаться в твердом уме. — но у меня совсем нет времени. Нужно свои уроки еще делать, потом у меня… дела, а тут еще это дежурство.

Женщина заметно поникла, но кивнула. Наталья Степановна, видя ее реакцию, подала голос:

— От дежурства я тебя освобожу. До конца года.

Я уставилась на классную руководительницу, не в силах сдержать ухмылку. А блондинка расцвела:

— Замечательно! Ливана, ты в каком доме живешь?

— В четырнадцатом.

— А мы в двадцать пятом! Прям после школы можете сразу к нам!

Я примерно представляла, где находится их дом, идти действительно не так далеко, без сугробов вообще минут пять.

— Даже не знаю… Мне надо подумать…

— Не бесплатно, конечно.

С этого и надо было начинать, Вероника Сергеевна!

Семьей мы были не бедной, но я никогда в жизни не работала. Летом я училась, а не проводила время на подработке. Бабушки присылали деньги, но они были в евро, перевод можно осуществить только с помощью специальной программы, которая есть у родителей. Они и сами мне денег дают, но быть независимой это так… воодушевляет.

С мамой Филиппа из школы мы вышли вместе. Я уже достала телефон, чтобы посмотреть расписание автобусов, как вдруг она предложила:

— Давай я тебя подвезу, все равно в одну сторону едем.

Из вежливости я отказалась, хотя мне так не хотелось плестись на остановку. Иногда я вызывала такси в тайне от родителей, но это было по особо плохим дням. Хорошо, что Вероника была женщиной настойчивой, а я в пять вечера не особо гордой.

Машина у нее была белоснежной и дорогой, в салоне пахло новизной, будто она только куплена. Я деловито устроилась на переднем сиденье, разглядывая чистоту вокруг. Вероника поправила зеркала, проверила помаду на губах и плавно выехала со школьной стоянки.

По дороге в основном разговаривала она, я лишь отвечала «да», «нет», «не знаю».

— Еще раз спасибо, что согласилась. Я прям не знала, что делать. У него оценки и так только недавно более-менее стали, а тут опять успеваемость испортится. Только бы школу нормально закончил и поступил куда-нибудь. Ты сама решила уже куда пойдешь?

Я применила фразу номер три и пожала плечами.

— Я понимаю, что тебе самой готовиться надо, отдохнуть тоже хочется, погулять, своими делами заниматься, а не нянчиться с глупым мальчишкой, — Вероника улыбнулась. У них семейное что ли. — Но ты нам очень поможешь. Тут и учиться как-то надо, и Филипп очень боялся в коллектив не вписаться.

— Да? — удивилась я, вспоминая, какую толпу он собрал вокруг себя на обеде.

— Вы с ним уже подружились?

— Нет, мы даже не разговаривали… — можно сказать, я соврала. — Но недостатка общения у него нет, можете поверить.

— Правда? — пришел ее черед удивляться. — Как хорошо. Надеюсь, и вы подружитесь.

Я ничего не ответила, лишь вернула ей улыбку. Это вряд ли, те парни, с которыми Филипп был сегодня, никогда не общаются с такими, как я.

Фриками.

Если ты учишься в элитной школе, это еще не значит, что в душе ты такой же аристократ. В любом городе есть та самая шайка малолетних бандитов, которая издевается над теми, кто не из их круга. Особенно прилетает неформалам с крашеными волосами или нестандартной внешностью. Вот и некоторые мои одноклассники днем короли школы, а вечером выходят на охоту в растянутых трениках. И судя по тому, как Филипп с ними мило беседовал, он точно такой же, а, значит, нам с ним не по пути.

Вероника Сергеевна высадила меня у забора, попрощавшись с той же милой улыбочкой. Я добежала до дома по дорожке, уже засыпанной январским снегопадом и выдохнула, оказавшись в домашнем тепле. Пахло пирогом и облепихой. Скорее всего, мама приготовила морс.

Свернув налево от двери, я тут же оказалась в полукруглой кухне, посреди которой стоял стол. Папа уже приступил к ужину, а мама порхала вокруг него, поднося новые порции блюд. Я села напротив главы семейства прямо в школьной форме, развалившись на зеленом стуле. Подвинула нетронутый папой пирог к себе.

— Ливана, — пропела весело мама. — Как прошел день? Говорят, у тебя появился новый друг.

— Чё? — мой голос перешел на фальцет. — То есть, pardon?

— Звонила твоя классная руководительница, сказала, ты будешь новенькому по учебе помогать.

— Меня заставили, — проворчала я, всухомятку уминая пирог. — Буду приходить позже.

— Ну и хорошо, хоть с кем-то будешь дружить, кроме жуков своих.

— С подопытными не дружат.

— Тогда выселяй своих жильцов из моей кладовой, — опять завела мама свою шарманку.

Дабы не продолжать сей диалог, я запихала оставшийся кусок пирога за щеку и поднялась на второй этаж дома. Я понимала, что чистюлю-маму бесят забродившие фрукты и рой мух над ними, но они мне еще нужны.

Свет в доме горел только на кухне, но я отлично ориентировалась, причем глаза уже все равно не открывались от усталости. Наш дом был похож на настоящее жилище феечки. Нежно-розовые и зеленые тона с кучей мелких элементов декора. Когда-то здесь жила бабушка Лора, но не долго. Дом почти продали, но тут отцу подвернулась работа в столице, а наш город как раз в нескольких километрах, буквально час езды без пробок. Ну в интерьере мы не стали ничего менять, в этом есть свой шарм.

Приняв душ, я без сил рухнула на свою огромную кровать, изголовье которой было сплавлено из темного металла в виде переплетающихся стеблей цветов. Здесь была куча подушек, на ощупь легче воздушного шарика, в таком количестве, что хватило бы на пятерых меня, и все одето в комплект темно-малинового белья, вручную вышитого бабушкой Лорой.

Я любила свою комнату. Она была не самой большой в доме, тут помещалась лишь кровать, шкаф и стол, проникало мало солнечного света даже летом, но здесь я чувствовала себя спокойно и могла творить, что душе угодно, не боясь осуждения окружающих. А еще здесь был особенных запах — цветы, сладость меда и немного мяты. Все это напоминало мне о лете, как мы с бабушкой Лорой пытаемся сделать какое-нибудь французское блюдо, но все равно заканчиваем русскими пирожками, и все это под комментарии Жанны, пока она читает газету и смешно ругается по-французски.

Эти мысли не всегда помогали мне заснуть быстрее. Частенько приходится пить снотворное, чтобы заставить себя уснуть, иначе днем я совсем буду как вареный овощ. Возможно, это из-за подростковой тревожности, но бабушка Джаннет говорит, дело в том, что магия во мне копится, но не расходуется, поэтому мой организм не находит покоя. Чтобы это наладить необходимо колдовать что-то посерьезней бытовых штук, а я, из-за недостатка волшебного образования, не умею. Могу, но последствия будут непредсказуемые.

Под замысловатое пение на языке цикады, живущей в одном из прозрачных ящиков в углу комнаты, я провалилась в сон. Хотелось бы назвать его сладким, но перед глазами все крутилась широкая улыбочка новенького. Это заставляло меня задумываться даже во сне.