Проклятие принцессы

Мерри Хаскелл

Проклятие принцессы

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: The Princess Curse

Автор: Мерри Хаскелл / Merrie Haskell

Перевод: kkofein, NastyNightmare, Карина Романенко

Редактор: Евгения Волкова

Словарь

Румынские слова, появляющиеся в истории:

Бала́ур — разновидность дракона; менее человечный и более «драконовский».

Кэпкэун — человек-людоед с собачьей головой.

Доамна — дама, леди.

Домнуле — господин, лорд.

Хультун — волшебник, колдун.

Мума Пэдурий — персонаж сказок; старая «ведьма леса», которая похищает и съедает детей.

Стапина — уважительное обращение; что-то между «дамой» и «госпожой». Менее уважительно, чем «доамна», но значительно более уважительно, чем «неваста».

Змеу — разновидность дракона, обладающего обликом человека. Также этим словом в Румынии называют воздушных змеев.

Глава 1

Спустя три дня после моего тринадцатилетия во время завтрака ко мне пришёл Армас — Главный Палач и Начальник тюрем.

— Ученица, — его ледяной тон заставил меня поперхнуться пирожком с тимьяном. — Консорт-принцесса¹ хочет тебя видеть.

— Ты съела слишком много пирожков, — прошептал у меня за спиной повар. Я с беспокойством заёрзала на стуле. Я очень сомневалась, что в Сильвании могут посадить в тюрьму за обжорство, но вот наказать за неповиновении — вполне. А я немного ослушалась своего наставника.

Я сползла со стула, чувствуя себя слабой и обессилившей, но высоко держала голову, пока выходила за Армасом во двор. Стоило нам переступить порог, как кухня взорвалась взволнованным шёпотом. У меня внутри всё скрутилось. Вот бы щепотку мяты, чтобы успокоиться.

На полпути через двор я спросила Армаса:

— А консорт-принцесса сказала, зачем…?

— Ну, естественно, — ответил Армас. — Консорт-принцесса всегда и всё мне рассказывает.

Я замолчала. Даже и не знала, что он способен на сарказм.

Мы вошли в громадный холл, и я рискнула начать:

— Не думаю, что мой отец…

Но, когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела Па, пожёвывающего кончик чёрных усов и стоящего у гобелена с изображением похищения драконом юной девы.

Каждый шаг через холл требовал от меня огромных усилий. Па кивнул Армасу и произнёс:

— Я её заберу.

От его тона у меня сердце упало, и я уставилась на гобелен, чтобы скрыть беспокойство. Что бы дальше не произошло, я не смогу врать. Возможно, Армасу смогла бы. И даже смогла бы, наверно, вызвать у него сострадание своей ложью. Но с Па нет никакого шанса солгать. Или хотя бы придать правде удобную форму.

Я заметила на вышитой бледной щеке похищаемой девушки торчащую нитку. Это портило её лицо, хотя она и так была слишком напугана драконом, чтобы выглядеть прелестно. К тому же, поцеловать её на гобелене пытался не просто дракон, а огнедышащий змей.

Армас передал меня Па и отправился доложить консорт-принцессе, что я прибыла. Я стояла и ждала. Моё любимое занятие. Я ткнула пальцем в выступ на гобелене, пытаясь продавить его в другую сторону. Хотя нет, я просто пыталась избегать взгляда Па.

— Итак, Ревека? — в голосе Па звучало предупреждение. Раньше этот голос заставлял тысячи воинов трястись от страха, а сейчас, в основном, лишь делал внимательнее к своей работе молодых садовников.

— Я знаю твоё правило, Па, — раздражённо ответила я, стараясь выглядеть спокойной.

Будто я могла солгать Па в лицо.

Я сильнее ткнула пальцем в гобелен. Я хотела провалиться. Исчезнуть.

— Это не просто правило, Ревека.

— Знаю. Это ещё и обещание, — я сморщила нос, стараясь не думать, почему мне пришлось пообещать Па никогда не врать. Я попыталась связать вместе торчащие из гобелена нитки, надеясь, что они, по крайней мере, будут не так бросаться в глаза.

Па резко шлёпнул меня по руке.

— Ты всё нарушила, но у тебя не хватит навыков, чтобы вернуть всё назад.

Я по-прежнему не смотрела на него, поэтому Па взял меня пальцами за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Ты не должна лгать не ради меня, а ради себя. Ты понимаешь, какую репутацию заработаешь себе в замке и в глазах консорт-принцессы?

Я не успела ответить: из покоев вышел Армас. Он кивнул Па и пошёл прочь. У меня стало чуть легче на душе: значит, Армас не станет меня бить.

Хотя, конечно, у Па тоже была тяжёлая рука.

Скривившись — полагаю, это должно было означать улыбку, — Па ввёл меня в покои консорт — принцессы.

Принцесса Дациана вышла замуж за принца Василия ещё в ранней юности. Сейчас она сидела перед залитым солнцем бассейном и вышивала растянутое на коленях чёрно-красное боевое знамя. Она выглядела такой спокойной и царственной; было сложно представить, что она стала консорт-принцессой лишь два года назад, когда ей стукнуло тринадцать. Это словно я бы сейчас вышла замуж. Хотя, конечно, простой народ, будучи более благоразумным, не женится так рано, в отличие от благородных.

Сбоку стоял брат Космин. Выглядел он как полусонное, раздражённое пугало. Брат Космин был знатоком трав в замке Сильвиан и моим наставником, и если кто и мог нажаловаться на меня, то это был он. Я не думала, что он воспримет мои возражения по поводу трав настолько близко к сердцу, что притащит меня для наказания к консорт-принцессе. Хотя, сам он тоже выглядел не очень счастливым. Возможно, потому что время было раннее — полдень ещё не настал.

Па встал рядом с братом Космином, оставив меня стоять перед принцессой.

— Значит, это твоя дочь, Константин? — спросила принцесса Дациана.

— Её зовут Ревека, Ваше Высочество, — ответил Па, пока я сложила руки на переднике и разглядывала красных и чёрных драконов, нарисованных над потолочными балками. Драконы были геральдическими животными принца Василия, поэтому они украшали всё в замке Сильвиан. Они были вырезаны на дверях, вытканы на коврах и даже вышиты на подоле платья принцессы Дацианы.

— Ревека, — произнесла консорт-принцесса, поднимая иголку на уровень глаз и рассматривая меня в маленькое игольное ушко. — Расскажи мне, как ты сегодня выбирала травы для ванн моих падчериц.

Принцесса продела нитку в игольное ушко и склонила голову на бок, продолжая вышивать.

Я уставилась на принцессу. Всё дело в травах для ванн? Я говорю с принцессой о травах для ванн?!

Я вспомнила сегодняшнее утро. Когда принцессы — падчерицы Дацианы, и все двенадцать из них были старше консорт-принцессы — вошли в купальню, принцесса Марикара принюхалась и спросила у служанки Марджит, не ела ли та сегодня капусту. Я выбежала из комнаты и не слышала ответа. Я действительно не хотела ничего плохого. Да, у капусты сильный запах, но…

Брат Космин резко взмахнул рукавом своей коричневой мантии, призывая меня к ответу.

— Капуста должна была снизить энергичность принцесс, — ответила я.

Консорг-принцесса нахмурилась. Ой, я пропустила почтительное обращение!

Я быстро пробормотала «Ваша высокоблагородная светлость» и сделала неуклюжий реверанс.

Принцесса судорожно закашлялась. Возможно, у неё в лёгких мокрота? Выглядела она здоровой, и на щеках не было лихорадочного румянца, но… Я знала некоторые травы, которые впечатляюще облегчали боль многих недомоганий.

— Каким образом, скажите на милость, забота об энергичности моих падчериц заставила их пахнуть как — цитирую принцессу Лакримору — «ужин бедняков»?

О, Боже!

— Что ж, — произнесла я голосом профессионального травника, — капуста излечивает воспаление. Она уменьшает отёчность печени, где живёт душа, и мозга, где возникают животные чувства. Таким образом, капуста помогла бы принцессам спокойно спать, несмотря на ночные проявления проклятия. А следовательно…, - я замолчала, осознав вдруг, что консорт-принцесса отложила работу над знаменем, которое теперь кучей лежало на коленях, и с любопытством на меня смотрела.

— Не думала, что возникнут проблемы из-за запаха, — добавила я.

Консорт-принцесса поджала губы.

— Я рада, что кого-то настолько заботит благополучие принцесс, Ревека, но в будущем прошу вас избегать добавления в ванны чего-либо с запахом супа, рагу или любого другого блюда. Мои падчерицы — принцессы. Сегодня вечером они должны очаровать делегацию из Саксонии, в составе которой будет и суженый принцессы Терезы. Никто не должен пахнуть голубцами.

— Да, Ваша Светлость…

— К тому же, нет способа разрушить проклятие. Проклятия не любят, чтобы их разрушали. Нужна искусность, Ревека, — принцесса легонько постучала себя по кончику носа. — Заклятие не должно узнать, что кто-то приближается.

— Конечно, Ваша…

— А теперь по поводу твоего наказания. Ты должна извиниться перед служанкой Марджит из купальни, которая была очень огорчена тем, что случилось утром.

Я ждала, что она продолжит, но принцесса молчала.

— Это всё? — удивлённо моргнула я.

Па предупреждающе качнул головой, но принцесса улыбнулась.

— Это всё, Ревека. Вы с братом Космином можете идти.

Я была поражена. Когда меня вызвали — а это случалось не так редко, поверьте мне, — то понятия не имела, в чём виновата, и ожидала худшего. Но извинения перед Марджит едва ли можно было назвать наказанием! Хотя, нельзя быть уверенной, что брат Космин и Па не подготовят для меня позже дополнительное наказание, чтобы я прочувствовала свой проступок.

Я развернулась, чтобы выйти из зала вместе с братом Космином, и посмотрела на Па. Я знала, что должна схватить корзинку для сбора трав и провести весь остаток дня за поиском грибов и трав. Но мы переехали в замок лишь пару недель назад, и я ещё плохо знала лес. С другой стороны, так я спрячусь от Па. Консорт-принцесса попросила его задержаться для разговора, а значит, у меня есть время убраться по добру по здорову.

Я обогнала брата Космина на несколько шагов и тут услышала своё имя. Па и принцесса говорили обо мне? Я замедлила шаг и позволила брату Космину пройти вперёд. И, когда мы дошли до выхода из покоев, я не отправилась за наставником, а скользнула за гобелен с изображением похищаемой драконом принцессы.

Больше я своё имя не слышала. Па и принцесса говорили о рвах и земляных работах. Па — главный садовник замка. Вы можете подумать, что всё своё время он проводит с деревьями и цветами, но ещё садовники копают ямы и канавы, насыпают валы и укрепления — в общем, делают всё, связанное с землёй. Па знали как мага фортификации, хотя магии в этом не было вовсе — лишь знание геометрии и понимание, как лучше навести пушки и отвлечь огонь противника на себя.

— Туннель под южным бастионом снова рухнул, — произнёс Па.

— Надеюсь, это значит, что мы уже близко, — ответила принцесса. — Попробуй снова, Константин. Венгры считают, что праздник престолонаследования следует проводить осенью, а это означает, если к этому времени у нас не будет возможного преемника, я уверена — Корвин пойдёт на нас войной.

— У Корвина самого есть проблемы с престолонаследованием, — заметил Па. — Лучше бы он обратил внимание на свои дела.

— Корвин расширил свои владения, вмешиваясь в дела других принцев. Копайте быстрее. У нас нет времени.

Если Па и ответил, то это был кивок или какой-то жест, потому что следующая реплика принадлежала снова принцессе:

— А Ревека?

Я?

— Нет, — спокойно ответил Па.

Нет? Что «нет»?

Принцесса вздохнула:

— Использование капусты говорит мне о том, что она хочет помочь, Константин.

— Ваше Высочество, прошу: не путайте её детские порывы с призванием.

— И неужели это великий воин Константин? Я думала, вы используете любую возможность. Каждую возможность.

— У нас есть лучшие — и более умные — варианты, чем моя импульсивная дочь.

Я уже думала на это обидеться, но тут консорт-принцесса отпустила Па, и я запаниковала. Он же поймает меня за подслушиванием! Гобелен скрывал меня только со стороны зала, но, когда Па будет выходить из покоев, он заметит, как стою в узком пространстве между свисающей тканью и стеной.

Я боком попятилась глубже в тень и крепко зажмурилась, чтобы из мрака не блестели глаза, а частично и из-за того, что надеялась таким образом стать для Па невидимой.

Моё предплечье сжала крепкая рука.

Сколько бы я отдала, чтобы стать невидимкой!

Глава 2

Па был очень терпелив: он выдернул меня за руку из-за гобелена, протащил через огромный холл, мимо сада с травами, сквозь ворота замка к саду из сливовых деревьев и только там начал кричать.

— Ревека! — заорал он, чуть меня встряхивая. Я смотрела на него широко распахнутыми глазами и ждала приговора. Мы с Па жили вместе всего несколько лет — с тех пор, как он забрал меня из монастыря, где я находилась после смерти Ма. И часто он понятия не имел, что со мной делать.

Я тоже иногда не знала, что с ним делать, хотя и очень его любила. По крайней мере, он бил меня гораздо реже, чем настоятельница, и только за нарушение восьмой заповеди. Ложь, по мнению Па, была гораздо страшнее убийства. Хотя, скорей всего, он считал так из-за того, что в прошлом был солдатом и не мог осуждать убийство.

— Я сказала принцессе правду, Па, — произнесла я. — Я не лгала, даже капельку!

— Я знаю, — ответил он.

Я нахмурилась. Тогда почему он так на меня злился, если знал, что я не нарушила данное ему обещание?

— И мне… мне очень жаль, что принцессы из-за меня стали пахнуть, как крестьянский ужин. Мне, правда, очень жаль.

— Не сомневаюсь.

— Всё дело… в проклятии. Все о нём говорят, но никто ничего не делает. А награда — вот она, лежит и ждёт!

Мне нужна была эта награда. Поэтому я хотела снять проклятие.

Я понятия не имела, как началось проклятие, но самой крупной проблемой было то, что у принца Василия не было сыновей. Если он не произведёт наследника до своей смерти, то за право управления княжеством начнут сражаться наши соседи. И Сильвания станет обычной потрёпанной марионеткой в руках либо Турецкой империи, либо Венгерской.

Даже женившись трижды, у принца не получались сыновья. Первая жена родила ему две дочери — принцесс Марикару и Терезу, и вскоре умерла. Вторая умерла, так никого и не родив. А третья — консорт-принцесса — за прошедшие два года пока не стала матерью.

И, тем не менее, принц Василий сумел зачать десятерых дочерей от восьми разных женщин вне освященного брака. Когда я впервые об этом узнала, меня как обухом по голове огрели. Я считала, что Господь не благословляет женщин, не познавших таинства брака. Но брат Космин, как и большинство монахов, не уважавший монахинь, только фыркнул:

— Боже, конечно, нет! Чему тебя только учили эти монахини?

Несколько лет назад принц Василий решил собрать своих дочерей, чтобы они жили все вместе в Замке Сильвиан. Он мечтал выдать их замуж, обзавестись внуками и хоть таким образом сохранить княжество. Он даже присвоил благородные титулы всем своим незаконорождённым дочерям вне зависимости от того, кем были их матери. Даже Руксандре и Раде — дочерям таверной служанки, и Отилии, которая выросла на мельнице.

Но вскоре после того, как принцессы начали жить вместе в замке, на них обрушилось проклятие. А никто не хотел жениться на девушках — даже принцессах — которые жили под воздействием проклятия, каким бы глупым оно не оказалось.

А это было действительно глупое проклятие. Каждое утро принцессы покидали свои спальни в башне измученными и в порванных в клочья туфлях. Это было необъяснимо и распугало всех дворян, аристократов, членов королевских семей, рыцарей и помещиков — в общем, всех, кто был благородным по рождению и был хоть капельку достоин руки принцессы.

Проклятие так встревожило короля Василия, что он издал указ: первый же мужчина, который сможет решить проблему, сможет жениться на любой принцессе на свой выбор — даже законорождённых дочерях принца — вне зависимости от его происхождения и возраста. Даже если разрушивший проклятие окажется скромным пастухом.

А если проклятие разрушит женщина? Тогда её ожидает сказочное приданое, с которым она сможет выйти замуж, за кого пожелает. Или, как мечтала я, присоединиться к любому понравившемуся монастырю. Если вы не «весьма перспективный кандидат», то попасть в монастырь можно только за большие деньги. И мне, воспитанной монахинями, сразу дали понять, что я не «перспективна». Поэтому мне нужно было стать богатой.

— Заклятие опасно, — произнёс Па, — и я не хочу, чтобы ты в это вмешивалась.

— Но, Па, это же самое глупое из существующих проклятий! Ну и что, что принцессы спят днём, а по утру у них все туфли рваные? Это просто проклятие туфель и дремоты. Загадка. Марджит из купальни говорила, что никто никогда не слышал ни единого звука из-за дверей принцесс, а те, кто оставался на ночь в их покоях, засыпали и не просыпались.

— Марджит права.

— Я не засну, — с гордостью произнесла я. — Если ты позволишь остаться мне там на ночь, я всё выясню и сохраню туфли в целости.

— Нет, Ревека! — вскинул руки Па. — Всем плевать на туфли! Не из-за них люди называю это проклятием. Ты что, не понимаешь, что сказала Марджит? Они больше не проснулись!

— Она же имела в виду, что они не проснулись ночью и не увидели, что произошло с туфлями… Ведь так?

— Нет! — Па закрыл глаза, сделал глубокий вдох, открыл их, развернул меня в обратную сторону и подтолкнул в сторону замка. — Идём.

Па во второй раз провёл меня через резные ворота с изображением драконов к западной башне, которая была ниже и шире, чем восточная, служившая спальнями для принцесс. Па провёл меня через маленькую скрипучую дубовую дверь, и я очутилась в комнате.

Комната была заполнена лежащими рядами на соломенных подстилках мужчинами и женщинами. На противоположной стороне помещения, у небольшого очага, в кресле-качалке сидела пожилая женщина и вязала носки. Она подняла глаза, когда мы вошли, но не улыбнулась.

В комнате пахло тишиной и каменными стенами — как в церкви после того, как оттуда выветривался ладан. Но никак не помещением, в котором собрано столько людей.

Я уставилась на лежащие на соломе тела. Они были неестественно тихие: никто не храпел, не ворочался и даже не пукал — ничего такого, что люди делают, когда спят.

«Они заснули и больше не проснулись».

Па попытался вывести меня из комнаты, но я выдернула руку и опустилась на колени у одного из тел — девушки с алебастровой кожей и прямыми коричневыми бровями. Я протянула руку, чтобы коснуться её, но замерла в нерешительности: её грудная клетка не двигалась.

— Она жива? — спросила я у старухи.

Женщина отложила в сторону вязание и наклонилась вперёд.

— Значит, ты — новая ученица нашего знахаря, да? И дочка садовника, — скрипучим голосом произнесла она. — Наконец, пришла посмотреть на живых мертвецов?

Я не знала, как тактично на это ответить, поэтому спросила:

— Они не проснутся? Неважно, что произойдёт?

— Уколи их иглой, и они не дёрнутся. Шум и грохот не тревожит их сон. Как и вода, и пламя.

Я постаралась отбросить страх и размышлять, как травница.

— Вы пытались растирать их конечности маслом розмарина? А как насчёт вдуваемого в ноздри перца?

— Я каждую неделю пробую масло розмарина, да и чёрный молотый перец совсем не помогает.

Женщина продолжала смотреть на меня выжидательно, словно ей было интересно, что я предложу следующее.

Обычно, я была рада, когда меня принимали всерьёз. Но сейчас забеспокоилась. Это насколько же всё должно быть удручающе, чтобы люди ждали чуда от ученицы травника?!

Я отвела от женщины взгляд и внимательно посмотрела на девочку. Ей, наверно, лет тринадцать, как и мне.

— Они когда-нибудь… умирали при вас?

— Я кормлю их наваристым супом, — ответила старуха. — Каплю за каплей заливаю им в горло, а потом массажирую шею, чтобы они сглотнули. Я пеленаю их, как младенцев, и постоянно меняю одежду. Это всё, что я могу. И для большинства этого достаточно. Но, несмотря на все процедуры, некоторые действительно уходят. Я никогда не могу предсказать, кто именно — молодой или старый, недавно попавший под заклятие или спящий уже годы…

Я вздрогнула. Лицо спящей девочки было умиротворённым, а дыхание — таким тихим, что я еле-еле слышала его, прижав ухо к носу девочки. Её тело напоминало тело святых — мёртвое, но не подвергшееся тлению. Словно разложение не могло её коснуться, словно она будет существовать всегда — такая, как сейчас.

— Как это произошло? — прошептала я.

— Они посмели смотреть на принцесс, — ответила старуха, — когда принцессы того не желали.

Я промолчала. И никто долгое время больше не проронил ни слова.

Затем позади меня переступил с ноги на ногу Па.

— Ревека. Брат Космин захочет тебя видеть.

— Да, Па, — согласилась я, поднимаясь на ноги. Но прежде, чем выйти из комнаты в жилую часть замка, я остановилась.

— Стапина…, - почтительно начала я. — Простите, не знаю вашего имени.

— Адина. А это моя дочь Алина, — она указала на девушку в последнем ряду, лежащую ближе всего к старухе. — А это — Юлия, — кивнула она на девочку, которую я осматривала.

— Стапина Адина, — вежливо попросила я, — вы не против, если я принесу некоторые травы и попытаюсь их… разбудить?

— Попытайся, — безразлично ответила Адина и снова принялась за вязание. Теперь, когда я стояла одной ногой за порогом, она потеряла ко мне интерес. Сколько же людей обещали ей прийти вновь, но так и не пришли?

Я догнала Па снаружи.

— Эти люди в комнате… Эти те, Ревека, кто не исчез, — произнёс Па.

— Исчез?

— Некоторые, из отправившихся в башню принцесс, так и не вернулись.

— Они что, едят людей?

Па вскинул брови.

— Если и так, то не оставляют костей. Но… Теперь ты понимаешь, Рева? Видишь​, в чём проклятие и почему ты должна держаться от него подальше? Почему не стоит относиться к нему, как к забаве или игре с твоими любимыми травами?

— Да, Па, понимаю, — ответила я. И не лгала. Я понимала. Понимала, почему должна ещё сильнее постараться разрушить проклятие Замка Сильвиан и выиграть свою награду.

Глава 3

Когда мы впервые приехали в замок Сильвиан три недели назад из Молдавии, я была разочарована, узнав, что у главного местного знахаря уже есть ученик. Но брат Космин всё равно взял меня в обучение. Сначала это очень порадовало, но потом я осознала, что это произошло из-за того, что меня уже неплохо научили травоведению в монастыре, и брат Космин мог спать до обеда, сгрузив на меня половину своей работы.

А вторую половину работы и так выполняла его первая ученица — Дидина. Когда папа сказал, что этим утром меня захочет увидеть брат Космин, он ошибался. Меня хотела видеть Дидина, а брат Космин отправился в опочивальню сразу после аудиенции с консорт-принцессой.

Я честна с вами. Я не пытаюсь критиковать или обливать грязью брата Космина из-за неприязни, но я не думаю, что он всерьёз относился к своим обетам целомудрия, послушания и бедности. Он был хорошим человеком, плохим монахом и средненьким травником — он до сих пор считал буквицу идеальным средством для исцеления абсолютно любой хвори.

— Где ты была? — Дидина выглядела совсем измотанной. Ей было четырнадцать — на год старше меня, хотя искусству травоведения она обучалась не так долго. — Я всё утро не видела брата Космина.

Я быстро прошла мимо полки с удивительными книгами брата Космина (семь трудов, посвящённых травам, и четыре из них были напечатаны!) и уселась за рабочий стол.

— Принцесса Дациана интересовалась ингредиентами, которые были добавлены в ванны принцесс сегодня утром.

— Интересовалась? Почему? Что ты туда добавила?

— Дикую капусту.

Очевидно, Дидина не видела в этом смысла.

— Отвратительная трава для ванн, — сказала она мне и вернулась к присыпке из буквицы для брата Космина.

Я вздохнула. Нет, буквица — замечательное растение. Многие люди используют её для исцеления абсолютно любой хвори, но мне кажется, что поступить так может только истинный лентяй — как цирюльник, который считает, что кровопускание поможет любому больному, даже раненому на поле боя, из которого фонтаном бьёт кровь.

Всё растение буквицы, от корней до цветков, является лекарственным. Оно хорошо справляется с лихорадкой, спазмами, высоким давлением, избыточным или недостаточным мочеиспусканием, глистами, расстройством пищеварения, метеоризмом, наружным кровотечением и даже открытыми ранами. Но лучше всего буквица работает в комбинации с другими, дополнительными травами, а такое можно использовать не при любой болезни, да и не для любой хвори это станет лучшим вариантом излечения.

Но я решила вести себя тихо и не вступать в споры по поводу буквицы ни с Дидиной, ни с братом Космином ещё, по крайней мере, неделю. Я была в долгу перед монахом за то, что он показался в покоях принцессы, хоть он, в общем-то, и не высказывался в мою защиту. Но, если честно, я очень переживала, что причиной вызова к консорт-принцессе была моя критика против чрезмерного применения растений.

Остаток дня я усердно работала. Я отнесла прачкам сушёные лепестки роз, которыми они прослаивают чистую одежду. Я сделала ополаскиватель для волос из розмарина и крапивы для половины замка. Я помогла Дидине измельчить полынь для отпугивания мышей и мяту для отпугивания блох. Я сделала целую партию мази для больной ноги старого осла брата Космина.

Когда, наконец, проснулся брат Космин, он приказал мне сделать саше из кустарниковой полыни и пижмы, которые отпугивают моль. Я насобирала ромашку, мелиссу и сантолину для лакеев, которые должны разбрасывать пахнущие травы на полу банкетных залов, а также чабрец, розмарин, руту и розы для маленьких букетиков, которые каждый вечер менялись в покоях принцесс.

После этого монах какое-то время учил нас, как работать с корнем клевера и корой вишнёвого дерева и делать из них средство от кашля.

Когда мы с Дидиной остались одни, она сказала:

— Брат Космин объяснил мне, зачем ты добавила дикую капусту в воду для ванн, Ревека. Лучше бы ты держалась от принцесс подальше.

Я сжала зубы и продолжала рьяно растирать пестиком корень клевера.

— Ты не представляешь, сколько людей пропало, — продолжила она. — Оно того не стоит.

— Награда того не стоит? — фыркнула я. — Думаю, стоит. Конечно, не для того, чтобы выйти замуж за какого-нибудь олуха, который заставит родить кучу детей, и не для того, чтобы жить до конца жизни в одиночестве…

— Какого-нибудь олуха?.. А зачем же тебе тогда награда, если ты не хочешь замуж?

— Я хочу присоединиться к монастырю.

— Вот как, — Дидина отмеряла истолчённую ею кору вишни. — Прости. Не знала, что у тебя есть духовное призвание.

Мне было стыдно признать, что его не было, поэтому я оставила вопрос без ответа.

— Я хочу стать травницей всего аббатства, — сказала я Дидине. — Хочу создать собственный гербарий. Получить собственного ученика.

«И написать огромный труд по травологии», — подумала я, но не стала озвучивать Дидине. Это больше смахивало на мечты, а не на реальный план.

Дидина присмотрелась к созданному ею порошку.

— На это потребуется много денег. Ты же знаешь, только богатые дамы могут позволить себе присоединиться к такому аббатству.

— Знаю, — ответила я, сильнее размалывая корень клевера. С младых ногтей понимала, что монахини не возьмут меня без солидной суммы денег, и едва ли могла мечтать о собственном гербарии — огромной комнаты с побеленными стенами, выходящими на север окнами, мягким солнечным светом и высокими сушильными шкафами. Комнаты, где я буду хозяйкой, и никто не станет возражать против моего способа приготовления микстур. И где будет не так много буквицы.

До того, как услышала о вознаграждении, я всегда считала, что мне придётся найти богатого мужа. Не думала, что с этим возникнет проблема — я не была невзрачной девушкой. А если бы и была, то ничего страшного: куча невзрачных женщин находят невзрачных мужей и рожают невзрачных детишек.

Но что потом? Что насчёт мужа? Кем он будет — мебельщиком, кузнецом, сапожником? Проблема замужества с ремесленником в том, что все денежные вопросы ложатся на плечи жены. А это никак не подходит для меня и моих трав. Но я и не могла представить, что выйду замуж за фермера, пусть и с некоторым имуществом. Или за военного — печальная судьба моей матери быстро выбила такие мысли из головы.

Нет. Монастырь — лучший для меня выбор. Место, где всё время, что будет запланировано для истовых молитв, я смогу думать о травах. Меня не заботили не тишина, ни песнопения, ни послушание — только мои травы!

Вернулся брат Космин, начал расспрашивать нас о свойствах коры вишнёвого дерева, и мы перестали переговариваться.

Позже я собрала привычные вечерние букеты и понесла их к дверям принцесс.

Я подошла к башне вместе с Флорином — самым юным подмастерьем сапожника. Всего в замке было семь сапожников — шестеро изготавливали каждый день по две новых пары туфель для принцесс, а седьмой шил обувь для всего остального дворца. Флорин был самым последним учеником своего мастера, как и я у брата Космина. И, как и я, именно он пришёл этим вечером к башне принцесс. Никто не приходил к башне, если мог этого избежать любыми способами. Никогда.

Я посмотрела на Флорина поверх душистой корзинки с цветами и травами, а он глянул на меня поверх коробки с туфельками.

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что если мы не будем каждый вечер менять для принцесс туфли и букеты, то, возможно, они перестанут делать то, что делают? — спросила я.

Флорин покачал головой. Он был лишь не намного старше меня и жил в замке с самого рождения.

— Они пытались, — сказал он. — Они всё испробовали. Целую неделю принц Василий приказал не доставлять им туфли. И тогда принцессы вместо туфель изодрали в кровь ноги. И ещё долгое время их мозоли кровоточили, а сами девушки хромали.

— А почему их не увезти всех вместе из замка?

— Потому что! Землетрясения! Штормы! Страшные бури! Каждый раз, когда они что-то пытаются предпринять, мы потом месяц расчищаем завалы и ремонтируем замок.

— Ну, а может тогда не давать им ночью засыпать? — предложила я.

Флорин снова покачал головой.

— Проклятие сильно. Оно хочет, чтобы принцессы находились в замке, в своей башне. Каждую ночь. Без исключений.

— Может, их стоит разделить…

— Нет! — закатил глаза Флорин. — Замок проклят уже шесть лет. Они уже опробовали всё, что ты придумала, причём дважды, и ещё сотню других способов.

— А как насчёт…

Флорин нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Слушай, тебе сколько лет? Тринадцать? Ты не разрушишь проклятие. Никто не сможет его разрушить, а с теми, кто попытается, ничего хорошего не приключится. Дам тебе совет, как ученик ученику: проклятия не затрагивают тех, кто держится от них подальше. Ясно? Не связывайся с ним и вырасти высококвалифицированным травником. Всё, давай. Стучи, — он дёрнул подбородком в сторону двери башни.

Я была недовольна, но в дверь постучала. Бети, служанка принцесс, открыла дверь и забрала у Флорина коробку с туфлями, после чего паренёк поспешно сбежал, явно не собираясь меня ждать.

Обычно мою корзинку с букетами забирала вторая служанка, но сегодня её не было. Я попыталась поставить цветы на коробку Флорина с обувью, но Бети сморщила носик.

— Неси их сама, у меня же не шесть рук!

И вошла с ней в восточную башню.

Принцессы стояли в комнате в разной степени раздевания, готовясь к развлечениям сегодняшнего вечера в замке отца. В любом другом будуаре, где переодевались бы двенадцать принцесс, слышались бы смех и болтовня, но в этой комнате повисла напряжённая тишина, несмотря на то, что платья принцесс были из лучшего бархата, шёлка и атласа — ничего похожего на мои прочные шерстяные юбки и передники.

Я поставила корзинку с цветами на пол и повернулась, чтобы уйти, но тут Бети произнесла:

— Можешь остаться?

— Зачем? — прошептала я.

— Помочь им с цветами! Ты ведь всё знаешь о цветах, да?

Я открыла рот, чтобы сказать, что вряд ли я смогу им помочь, потому что мне надо идти, и меня ждут к ужину… Но затем осознала, что лучшего времени для дальнейшего исследования проклятия будет просто не найти! Вот это удача! А я чуть не променяла её на тарелку щей и жареного карпа.

Глава 4

— Конечно, я помогу принцессам с цветами, — ответила я. Бети мне благодарно улыбнулась и умчалась помогать принцессам зашнуровывать платья.

Несколько принцесс пристально на меня посмотрели; несомненно, из-за проблем с капустой. Я шарахнулась от них и подошла с букетом к принцессе Отилии — единственной принцессе, которая за всё это время выучила, как меня зовут. Она перестала выщипывать брови и потянулась за цветами.

— Ревека, букет выглядит прекрасно! — воскликнула Отилия, уткнувшись носом в букет. — А пахнет ещё лучше. Замечательные розы!

— Ммм, вы правы, Ваше Высочество, — я сделала неловкий реверанс, решив не упоминать, что розы выращивала не я; я их просто срезала с клумбы. — Я, хм… Чем я могу вам помочь?

Отилия показала мне, как собрать её волосы назад и туго закрепить причёску заколками. Мы спрятали собранные в узел волосы под конусообразной шляпкой, к которой на проволочных усиках была прикреплена вуаль. Всё вместе это напоминало крылья бабочки.

Я сделала шаг назад, оглядела свою работу и почувствовала себя крестьянкой в сравнении с принцессой, несмотря на то, что на мне был один из лучших фартуков, а мантия орехового цвета вообще была новой. Тонкое белое кружево вуали практически светилось на фоне иссиня-чёрных волос Отилии. Она была прекрасна.

Принцесса улыбнулась мне. Улыбка вышла вымученной и сделала её старше своего возраста.

— Как давно вы уже в замке, принцесса? — тихо спросила я, потому что Лакримора и Марикара время от времени на меня поглядывали.

— Этой осенью будет уже семь лет. Мы приехали сюда, когда мне было двенадцать. Я самая младшая, — голос Отилии был тоскливым, а глаза наполнились слезами. Она прошептала, чтобы её сёстры не смогли расслышать, и добавила: — Я скучаю по прежней жизни. Ты не представляешь, Ревека, насколько ты счастливая.

Я нахмурилась. Да, на мне не лежало проклятие, но что она знала о моей жизни? Моя мать отказалась следовать за отцом, будучи беременной, потому что отец тогда находился на службе у Влада Цепеша, а тот, по слухам, плохо относился к женщинам, даже беременным. Она умерла вскоре после родов, оставив меня в монастыре. Мои первые восемь лет были совершенно несчастны. Настоятельница сразу же моего появления окрестила меня лгуньей и смутьянкой. Все монахини презирали меня, кроме сестры Аники, травницы, взявшей меня на обучение. Она заметила, что я умна и всё схватываю на лету.

Я ни разу не встречалась с Па, пока он не ушёл из армии Влада Цепеша и не присоединился к венгерскому Чёрному Легиону. Тогда мне было около девяти лет. Он остановился на ночь в гостевых комнатах при аббатстве, встретился со мной на полчаса и позволил монахиням убедить себя, что я лгунья на грешном пути. Он так и не забрал меня, пока не бросил военную службу, спустя пару лет; тогда он почти насильно забрал меня от сестры Аники, чтобы я ездила за ним, пока он будет возделывать сады богатым вельможам.

В первый год я его ненавидела. Он относился ко мне, как к лгунье (ведь его в этом уверила настоятельница), и за малейшую неправду набрасывался ястребом. Так всё длилось, пока мы не заключили шаткое перемирие: я поклялась, что никогда не стану ему лгать, а он пообещал верить моему обещанию и тому, что я говорю правду. Думаю, нам обоим было тяжело сдержать эту клятву, но мы оба ни разу её пока не нарушили.

В общем… Да, я не была проклята. Я не оказывалась в ловушке каждую ночь с моими сводными сёстрами — и что ещё лучше, ни Марикара, ни Лакримора не были моими родственницами! — но мне хотелось сказать: «Нет, принцесса Отилия, я понятия не имею, насколько счастлива. А вы? Вас когда-нибудь били плетью перед всем монастырём за безобидную ложь? Вы когда-нибудь голодали сутками, потому что солдаты вашего собственного королевства подожгли при отступлении пшеничные поля? Вы когда-нибудь не спали по ночам, потому что приверженцы другой веры обстреливали ваш дом?»

Но я удержала язык за зубами и прошептала:

— О да, я действительно счастлива. А по чему вы больше всего скучаете из прошлой жизни, принцесса?

Она покраснела от кончиков ушей до прячущейся в вырезе шеи.

— Ой, — выдохнула она, словно я уколола её булавкой. — Конечно, по своей семье.

— Но вам же позволено видеть семью.

— Моя мать, братья и сёстры раньше приходили увидеться, но мой отец…

Принцесса замолчала, и я видела, что эта тема для неё болезненна. Отец, который её вырастил, но который, скорей всего, и не был её биологическим отцом, если вспомнить то, что мне когда-то рассказывал о рождении принцесс брат Космин…

— У мужа моей матери, — осторожно исправилась Отилия, — есть мельница недалеко отсюда в Моаре. Эта самая прекрасная деревушка на свете. Мельница стоит прямо в разветвлении реки Брадет; её правый рукав приводит в движение наше мельничное колесо, а левый охлаждает работы кузнецов. Мы часто взбирались на чердак и смотрели сквозь яблоневый сад на искры в кузне. Владельцы мельниц всегда выращивают яблони, потому что они быстро растут, а их древесина достаточно крепка для создания мельничных механизмов, — пояснила Отилия, и по её щеке прокатилась крупная слеза. — Я скучаю по запаху костра из яблоневых деревьев…

— Ты закончила прихорашиваться, Отилия? Отпустишь травницу? — голос принцессы Терезы резал острее ножа.

— Я готова, сестра, — спокойно ответила Отилия, словно и не плакала пару секунд назад. Она кивнула мне, и я поспешила поднести Терезе её остроносые туфельки.

Наконец, после долгих примерок, принцессы были готовы к ужину. Они вышли длинным строем из Восточной башни, приподнимая подолы платьев. Для меня всегда было загадкой, как все знатные женщины не погибли ещё сотни лет назад, зацепившись острыми носами туфель за длинные платья. Но принцессы, похоже, неплохо с этим справлялись.

Бети вздохнула с облегчением, когда вышла последняя принцесса, и медленно двинулась по комнате, убирая мусор, оставшийся после прихорашивания двенадцати девушек.

Я меня появилась хитрая идея.

— Похоже, ты устала, — сказала я служанке. — А мне в гербарии практически не приходится убирать, так что я бы с удовольствием подмела здесь всё. Как ты смотришь на то, чтобы найти кровать и отдохнуть, позволив мне позаботиться о покоях принцесс?

Это было так просто. Бети сразу согласилась, напомнив мне, что когда вернуться принцессы, а я соберусь уходить, дверь надо закрыть, и убежала, не дав мне опомниться.

Конечно, стоило ей уйти, как я тут же пожалела о своём порыве. Надо было сначала подождать, чтобы она отмыла три четверти комнаты, а потом уже предложить закончить самой.

Когда я справилась с заданием и привела комнату в идеальный порядок, то свернулась калачиком на ковре перед камином и притворилась спящей. Но на самом деле, я притворялась. Сегодня я выясню тайну проклятия принцесс.

Только вот притворяясь спящей, я заснула по-настоящему. Следующее, что я помню, это как Отилия трясла меня за плечо и шептала:

— Ревека! Поднимайся! Мои сёстры возвращаются. Тебе надо уходить.

— Что?

Отилия дёрнула меня так сильно, что мы обе пошатнулись.

— Иди. Иди! Если ты сегодня здесь останешься…

Она оборвала себя на полуслове и бросила взгляд на дверь, словно услышала что-то.

— Иди! Сейчас же!

Когда я не сдвинулась с места, она подтолкнула меня в спину.

Я ввалилась в соседнюю комнату, куда через противоположную дверь уже входили принцессы. Последней шла принцесса Лакримора.

— О, капустная девчонка? Собираешься провести с нами ночь? — с издёвкой произнесла она.

— Н-нет…

— Вот и отлично, — бросила Лакримора и захлопнула у меня перед лицом дверь. Изнутри башни донёсся отчётливый звук опустившихся затворов.

Я с грохотом опустила перекладину в паз снаружи двери покоев принцесс.

Капустная девчонка? Что ж, не худший вариант. Монахини, не способные оскорблять и богохульствовать, были очень искусны в придумывании прозвищ. Меня называли и похуже.

Глава 5

На следующий день я отправилась в купальню и попросила прощения у Марджит за доставленные прошлым утром неприятности.

Марджит закатила карие глазки.

— Я полжизни прожила на ферме. Я женщина простая и легко могу выпустить гнев. А со стороны, наверно, кажется, что я жутко зла.

— Я могу помочь… с чем-нибудь? -

спросила я.

Она фыркнула, и я поняла, что она на меня злится, хотя моё поведение её и не огорчило.

— Нет. Перебирай свои травки и держись от меня подальше.

Я так и сделала, стараясь, чтобы Марджит видела, какие травы я добавляю. Но она едва на меня взглянула, потому что была занята, разогревая камни, которыми потом будет согревать воду в купальне, и раскладывая мыло и полотенца.

Великолепные купальни в подземелье замка были наследием Римской империи. Языческие боги на отломанных плитках следили за купающимися один, а то и два раза в день жителями замка. Все, кто здесь жил, был чище, чем монашки, а они были очень чистыми. У Марджит всегда была работа.

— Дело в том, что я совсем не понимаю проклятия, — произнесла я, сортируя бергамот, розовую герань и руту и деля их на кучки. Все они имели резкий и свежий запах и теоретически должны были помочь со снятием проклятия, но за несколько недель, что я их добавляла в ванны, они так и не сработали.

— А что тут понимать? — пожала плечами Марджит.

— Ну, например, кто его наложил? — спросила я. — Какая ведьма или цыганка захотела им навредить?

— В Сильвании по закону нет цыган. А ведьмы в Сильвании не стали бы накладывать подобное заклятие, — ответила Марджит. — Не захотели бы. Ведьмы в этой стране интересуются только магией во благо.

Я не думала, что это может быть правда, но не стала спорить с Марджит. Если бы ответила «Ты не можешь знать всех ведьм в Сильвании», то она бы стала спорить, что знает. А если бы я сказала, что она не может быть в курсе всех тайных намерений всех ведьм в стране, то она бы ответила, что знает и о них. Марджит знала всё.

— Ведьмы оставили бы свидетельства своего вмешательства. Невозможно создать такое проклятие, — указала она рукой в сторону башни принцесс, — без осложнений. Подумай сама, когда ведьма накладывает даже небольшое заклятие…

— Я не знаю ни одной ведьмы, — прервала я её.

— Тогда слушай и не перебивай. Даже излечение человека от пристрастия к сливовице требует слишком большого количества ингредиентов. Вода из трёх или более святых источников. Банка мёда. Одежда женщины, одежда мужчины. Прядь волос его матери… И ещё куча всяких твоих травок. Все названия я не вспомню, но точно знаю о базилике и благовониях. А, и ещё Клинок Девяти Невест!

— Что ещё за Клинок Девяти Невест?

— Это клинок, который девять невест донесли до алтаря и тайно спрятали в кармане своего жениха во время церемонии. Ты представляешь, насколько сложно найти девятерых невест, достаточно искусных, чтобы спрятать нож в одеянии новоиспечённых мужей? Очень непросто.

— Не сомневаюсь.

— Именно, малышка Рева. Проклятие замка Сильвиан — это дело рук не ведьмы, а, скорее, кэпкэуна, — сказала Марджит, вспоминая людоеда с головой пса, который похищал молодых женщин. — Или змеу. Или даже балаура. Но не ведьмы.

Я поёжилась от упоминания этих существ. И змеу, и балаур были разновидностями драконов, которые желали жениться на юных девах. Балаур был страшным, потому что у него было несколько голов. Но змеу был даже страшнее, потому что выглядел как человек и умел менять обличие, чтобы одурачить девушку и заставить влюбиться в себя и выйти за него замуж.

Я работала молча, растирая розовую герань, пока не решилась вновь заговорить:

— Флорин сказал, что я не должна об этом думать, потому что принц и так сделал уже всё, что можно, чтобы разрушить проклятие… Но что именно он делал?

Марджит выпрямилась и вытерла мокрое от пота лицо.

— Они разделяли принцесс, — начала она, счастливая, что кто-то считает её мнение авторитетным. Похоже, Марджит нравилось, когда спрашивали её совета — её это успокаивало. — Они увозили их из замка. Даже пытались выдать замуж. И почти получилось. Принцесса Марикара практически добралась до Штирии, чтобы обвенчаться с местным герцогом, но за день до свадьбы тот уснул глубоким сном и больше не проснулся.

— Как и спящие в западной башне, — прошептала я.

Марджит бросила на меня пронзительный взгляд.

— Да. Фактически, он единственный спящий, кто не лежит в той башне, и каждый день за ним ухаживает его мать.

Я нахмурилась, заворачивая измельчённые травы в марлю и завязывая узелки бечёвкой.

— И никто не пробовал ничего… необычного?

— Необычного? О да, клянусь своей покойной матушкой! Ураган, сотрясавший всю башню до основания, вполне необычен. А однажды в башню даже ударила молния!

Я бросила узелки с травами в воду и наблюдала, как отбрасываемые ими тени пляшут на лице Нептуна и его дельфинов. Несколько плиток с правого глаза Нептуна отвалились, и теперь у него был вид жулика, а не бога.

— Больше никаких проделок, надеюсь? — Марджит нахмурила густые брови, не спуская глаз с моих трав.

— Сегодня — никаких, Марджит.

Она положила в воду нагретые камни, и комнату наполнил запах трав. Марджит сделала глубокий вдох.

— Отлично пахнет. Ничего похожего на голубцы. И как раз вовремя. Они пришли.

Перво вошла принцесса Марикара. Она всегда входила первой, чтобы напомнить всем, что является самой старшей из законнорождённых дочерей принца. Точнее, так говорила Марджит. Второй вошла Отилия под руку с Надьей. Отилия улыбнулась мне, и Надья, поколебавшись, сделала то же. Остальные меня проигнорировали, и я постаралась выскользнуть из хаоса, в который превратили купальню моющиеся принцессы.

Лакримора, которая назвала меня прошлой ночью Капустной девчонкой, столкнулась со мной на пороге. Я отступила в сторону, но она придвинулась ко мне и вытянула шею, как разъярённая гусыня.

— Лучше бы тебе держаться подальше от башни, подмастерье, — последнее слово она произнесла со стиснутыми зубами, и получилось что-то вроде «подмассссстерье».

Я отвернулась, словно не услышала сказанного, хотя по правилам этикета была обязана сделать реверанс.

Дидины за рабочим столом в гербарии не было, хотя на столешнице её ждали цветки асфоделя. Брат Космин тоже пока не пришёл. Он предпочитал встречать день в кровати, потягиваясь и почёсываясь — а монахи это очень любили; по крайней мере, так мне всегда говорили монахини.

Я любила одна оставаться в гербарии. Я выравнивала на полках ряды мисок, кувшинов, банок, колб и керамических горшков, расставляла высушенные травы, затем садилась на стул и представляла, что этот гербарий принадлежит мне. Я мысленно меняла местами полки и представляла, что расставляю травы в определённой последовательности, а не так, вразброс, как они находятся у брата Космина. Полки справа от двери будут для горячих настоев, полки слева — для холодных. У дальней стены стояли бы отвары, настойки, масла, мази; у ближней — бальзамы, эссенции, экстракты, сиропы, пастилки и электуарии.

Но сегодня, вместо мечтаний, я вытащила принадлежащую брату Космину «Книгу о простой медицине» святой Хильдегарды, намереваясь составить список трав для разрушения проклятия.

Мне нравилось читать «Книгу». Я считала Хильдегарду Бингенскую своей личной святой. Она основала и руководила двумя монастырями; и не просто отлично руководила, но и писала песни и книги, в том числе и медицинские трактаты, которые изучали травники во всём мире.

Но на полке с остальными книгами не было «Книги о простой медицине». Я окинула взглядом гербарий и увидела её на столе Дидины. Я взяла книгу и начала её листать. Там было несколько интересных разделов о приведении людей в чувство. Я пометила интересующие меня факты в свою записную книжку, которая, по сути, была сложенным листом пергамента, на котором я зарисовывала трудно различимые растения.

Вошла Дидина, села на своё рабочее место и взяла пестик, и вдруг заметила меня.

— Что ты делаешь?

— Переписываю. Книга на латинском, но я по большей части всё понимаю.

Я нахмурилась, вспомнив, что Дидина не говорит по-латински; она лишь с запинками могла читать на церковнославянском и древнесаксонском. Тогда почему «Книга о простой медицине» лежала на её столе?

— А что ты?..

— Ты должна собрать букеты для принцесс, — перебил она меня.

— У меня ещё куча времени, -

ответила я. — Но почему ты?..

Я бросила взгляд на страницу, которую переписывала: гнойное воспаление лимфоузла, когда гной ещё не прорвался наружу…

Дидина захлопнула книгу и уставилась на меня. Но я проигнорировала её; моё внимание привлёк лист пергамента, который лежал между страницами, а сейчас выпал и опустился на пол.

Мы обе нырнули под стол за пергаментом, но я оказалась быстрее.

«Список растений, которые даруют владельцу невидимость» — таково было заглавие, написанное на странном наречии древнесаксонского.

«Невидимость?»

Я нахмурилась и продолжила читать:

«Срезать золотым клинком…»

Дидина потянулась за листком. Я попыталась спрятать его в рукав, но она заметила.

— Осторожней, не порви! — крикнула я.

— Сама осторожней. Это моё!

— Невидимость?

— Замолчи, а то кто-то услышит!

— Дай взглянуть! Пожалуйста!

Она остановилась, затем брезгливо сморщилась и швырнула мне лист пергамента.

— Ну и ладно, смотри. Тебе это всё равно ничем не поможет.

Я жадно схватил листок, прежде чем он упал на землю, и прочитала:

«Список растений, которые даруют владельцу невидимость.

Срезать золотым клинком в полной тишине, в полдень или полночь, в день зимнего или летнего солнцестояния цикорий. Собирать только левой рукой. ~ Собрать в крохотный рожок, наполненный хрозофорой. — ~ Носить омелу вокруг шеи. ~ Надеть венок из мари белой на голову. ~ Гулять с семенами папоротника в кармане. ~ В течение шести дней настаивать семена кувшиночника в вине; пить полученное снадобье три дня подряд до еды. ~ Завернуть семена волчьих ягод в кожу красной ящерицы и носить в карманах».

Мысли скакали в моей голове, как плоские камешки по поверхности пруда. Если бы я стала невидимой, то смогла бы наблюдать за принцессами всю ночь. Если бы я стала невидимой, то смогла бы выяснить, что они делают. Если бы я стала невидимой, то смогла бы (конечно, при условии, что не чихну и не кашляну) выяснить тайну проклятия, рассказать обо всём принцессе Дациане и принцу Василию и потребовать награду.

Я уставилась на Дидину.

— Откуда это у тебя?

— Я нашла это, когда искала в книге изображения буковицы. Ты же видишь, пергамент старый; гораздо старше, чем сама книга. Но это чепуха! Ничего из этого списка не работает!

— И зачем кто-то писал бы такое, если это чепуха?

— Да откуда мне знать?! Но можешь сама попробовать что-нибудь из списка, да что угодно! Вот, марь белая — её повар использует для тушения вместе с мясом.

— Ладно, попробую, — ответила я, направляясь в сад, чтобы набрать там полный передник листьев мари.

Я за пару минут скрутила веночек из трав, водрузила его на голову и вернулась в гербарий.

Дидина подняла на меня глаза от стопки асфоделя. Брат Космин тоже кинул взгляд.

«Интересно, когда он успел прийти?»

Оба смотрели прямо на меня.

— Вот ты где, Ревека! — воскликнул брат Космин. — Ты уже собрала букеты для принцесс? Принцесса Надья желает сегодня маргаритки.

— Уже иду, — ответила я, бросая венок в компостную кучу у двери.

— Давай-давай, и не задерживайся! Ты уже собрала все маргаритки у стен замка, поэтому теперь придётся тебе отправиться за ними в лес.

Я хмыкнула, достала свою «записную книжку», развернула чистый лист пергамента и сверху написала: «Исследование трав, которые даруют владельцу невидимость». Ниже приписала: «Тест первый: надела венок из мари белой на голову. Никакого эффекта».

Я засунула листки пергамента под свою ступку и посмотрела на Дидину. Та подняла на меня глаза и издевательски протянула:

— Не забудь: на развилке реки нужно повернуть налево. Ты же не хочешь потеряться в лесу?

Глава 6

За три недели, что я провела в замке Сильвиан, я так ни разу и не выбиралась за пределы замка.

И поэтому я практически отвыкла от сбора диких трав. Я выросла внутри каменных стен монастыря-крепости в Трансильвании. Для подобного укрепления были свои причины: монастырь находился недалеко от турецкого народа, и мы всегда находились под угрозой их набега.

Вот так вот живется в последнем аванпосте христианства. Вы не можете рассчитать, сколько нужно пищи на всю зиму, и долго не погуляете по лесу.

В данный момент мы были в безопасности в Сильвании или я, может быть, просто чувствовала себя в безопасности из-за того, что страна находилась между Трансильванией и Валлахией с одной стороны, а Турцией и Венгрией с другой. Венгры боялись верховной власти принца Василия, а также турецких уроков захвата земель.

Но безопасность была только чувством восприятия. Принц Василий настолько был озабочен безопасностью, что нанял моего отца из-за его опыта в создании каналов.

Безопасность также была делом первостепенным. Я не беспокоилась о нападении турков, но здесь могут быть медведи, дикие кабаны и огры в лесу. Дидина сопровождала меня в лес последние три раза, мне бы хотелось, чтобы она пошла со мной и сейчас.

Тем не менее с плетеной корзиной в руке, я прошла мимо Маленького Колодца через ворота с вырезанными драконами, спускаясь через ряды деревьев с созревшей сливой в охотничий парк.

Здесь деревья росли так близко друг к другу, что солнечный свет не попадал на землю, даже не было видно главных тропинок. Так просто не найти маргаритки. Это был прекрасный цветок с яркими белыми лепестками, а в середине желтый круг как солнышко, но не в тени леса. Вдали, внутри парка, были широкие луга, но я не была уверена, где это было. Дидина сказала «слева развилка» и «тропинка по направлению к реке ", не так ли? Я знала, где лево и где право, как и другие, но как я могу узнать, если находилась на тропинке, ведущей к реке?

Лес становился гуще, пока я шла, бодрость духа и любящие солнце птички остались позади меня. Я медленно шла вдоль дороги, прижав корзину сбоку, стараясь смотреть во все стороны сразу. Я посмеюсь над собой, когда найду луга, полные маргариток, и посмеюсь еще громче, когда буду собирать букеты цветов для принцесс. Но знание этого не помогло мне чувствовать себя спокойно в этом лесу.

Темная тропинка все не кончалась и не кончалась. Я начала отчаиваться, что не найду солнечный свет в этом направлении. Я собиралась вернуться в замок, чтобы рассказать брату Космину, что принцессе Надие придется жить с разочарованием от отсутствия маргариток, но когда я обошла изгиб, то увидела мужчину, стоящего в лесной темноте, срывающего цветки сливы и высыпающего с платка их в поток реки. Сотни цветков; казалось, они подпрыгивают и плывут по течению, как снег.

Мужчина сам по себе был высоким, одетым как лорд в красный бархат, его черный военный плащ был застегнут на застежку, похоже сделанную из клыков дикого кабана. Несмотря на тот факт, что он был одет в цвета Василия — красный и черный — я не видела его в свите Василия.

Должно быть, я нашумела; он внезапно развернулся, уронив платок и остатки цветков в поток. Мужчина вытащил меч, пока поворачивался. Я подняла корзину так, чтобы она оказалась между нами как щит — неожиданный рефлекс — и сделала шаг назад.

Мужчина внимательно посмотрел на корзину и вскинул брови.

— Ты ведь знаешь, что от плетеной корзины маловато защиты, не так ли?

— Да, но это вся защита, которая у меня есть, — сказала я.

— Мужество перед лицом неминуемого поражения. Похвально.

— Неминуемого поражения? — спросила я. Мой голос дрожал как флейта, показывая страх, и меня это раздражало.

— Если бы мы были соперниками — сказал мужчина, опуская свой меч, — ты не думаешь, что я бы тебя победил?

— Хорошо, у вас есть меч, — сказала я прагматично. — И в любой борьбе со мной, учитывая вашу силу, вы вероятно выиграли бы. А как насчёт борьбы умов? Возможно, я одержу верх, — я опустила корзину и подняла подбородок.

— Что поделать, сегодня мы правды не узнаем. Полагаю, такой вид борьбы занимает слишком много времени, чтобы узнать, кто победитель. А я должен быть дома к заходу солнца.

Я засмеялась, потому что подумала, что это шутка. Мужчина был моложе чем Па, но старше и богаче, чтобы заботиться о комендантском часе. Но он не рассмеялся со мной. Я сказала:

— Извините, что я напугала вас, и извините меня за утерю вашего платка.

Я показала на поток, в котором всё ещё в тихом вихре кружились цветки сливы — но платок был уже далеко.

Он пристально посмотрел в воду.

— У меня нет недостатка в платках, — сказал он.

— Вот как…

Он все еще пристально смотрел на воду, и я заметила, что он по-своему немного красив: худые щёки, тёмные глаза. У него не было огромных усов, как у мужчин его ранга, но все же просматривалась коротко остриженная борода по нижней челюсти; едва ли больше, чем просто щетина.

— Для чего эти цветы? — я понимала, что это было грубо, но я умирала от любопытства.

Темные глаза мужчины метнулись ко мне. Я решила, что он не станет отвечать.

— Память, — сказал он наконец-то. — И долг.

Ничего не понятно. Что-то в его поведении заставило меня остановиться и не задавать следующего вопроса, несмотря на жгучее любопытство.

— Ладно, но как вы достали цветки слив в это время года?

Для выращивания цветов вне сезона требовались особые умения и навыки; отсрочить цветение на месяцы — это уже совершенно другой вид искусства, о котором я ничего не знала.

Он бросил на меня проницательный взгляд.

— А сейчас разве не сезон цветения слив?

Как он мог не знать, какое сейчас время года? Даже в этом темном лесу по листьям можно предположить, что лето в самом разгаре. Я сделала шаг назад. Может, он не совсем человек, а вурдалак? Такое случается. Мёртвые не всегда знают, куда идут…

Я уронила корзину из-за неожиданной слабости в пальцах. Мужчина нагнулся, поднял корзину и протянул ее, и я почти рассмеялась от облегчения. Ни один вурдалак не смог бы поднять корзину и вернуть ее.

— С тобой все в порядке? — спросил он, всматриваясь в моё лицо.

Я пропустила вопрос и задала свой:

— Вы вассал принца Василия?

— Вассал? Едва ли.

— Тогда что вы делаете в охотничьем парке принца, таинственный безымянный незнакомец?

— Называй меня Фрумос, — сказал он.

Его имя означало «красивый». Фрумос также был героем всех знаменитых сказаний; также принц Фрумос был тем, кто дрался со змеу. Этот парень вероятно слишком много о себе возомнил!

— А как тебя зовут?

— Ревека. Я ученица лекаря в замке Сильвиан. Ну, одна из учениц. Так почему вы здесь в охотничьем парке, принц Фрумос?

И, когда он посмотрел на меня, будто хотел задушить, я добавила:

— О, вам не нравится, когда вас называют принцем Фрумосом?

— Возможно, эту шутку я слышал слишком часто, — предположил он

— Да, но что скажет ваш Чудесный Конь об этом? — спросила я, ухмыляясь. В сказаниях принц Фрумос всегда советовался со своим конем. Хотя, с другой стороны, это была достаточно умная лошадь, что придало смысл историям.

— Моя лошадь рассказала мне, что ты — как старушка с дороги, которая предложила принцу Фрумосу два невозможных выбора, — сказал он.

— Это как? — спросила я, не уверенная обижаться ли мне или быть довольной таким сравнением.

Он пожал плечами и прикусил губу, словно хотел сказать что-то грубое в ответ. И хотя я не хотела чувствовать себя оскорблённой, меня ужасно раздражало, что он просто не сказал, что он обо мне думает.

— Я не думаю, что это уместное сравнение, — возразила я. — Старая женщина, которая встретила принца Фрумоса, сказала ему следующее: «Если ты повернешь направо, то ты пожалеешь. Если ты повернешь налево, то ты также пожалеешь. Я не думаю, что из этих предложений невозможно выбрать одно. Я думаю, что Фрумос был дураком, раз решил выбирать лишь из двух возможных вариантов. А что если бы он повернул назад? Что если бы он поехал прямо? Может быть, старушка хотела сказать: «Не поворачивай!» Что вы думаете насчет этого?

— Я имел ввиду только хорошее, я тебя уверяю.

Он начал широко улыбаться мне, пока я говорила обличительную речь. Я не знала, как мне понять его. К этому времени Па сказал бы мне заткнуться и заявить о внезапной головной боли.

— Я просто хотел прокомментировать тот факт, что мы встретились на тропинке в лесу, как Фрумос и старушка в истории. Что ты делаешь в лесу, ученица лекаря?

— Я собираю маргаритки, — сказала я.

— Маргаритки — это светолюбивые растения, — произнёс он, показав на толстые кроны деревьев над головой. — Ты их здесь не найдешь.

— Кажется, чуть дальше есть луг. Я была там, просто не совсем помню, где он.

— А, луг. Я могу показать тебе. Это не далеко.

И он предложил мне свою руку, будто я леди, а не простая ученица лекаря. Я подошла и приняла предложенную руку, но покраснела, хотя в этом не было ничего предосудительного. Я не могла объяснить, почему этот мужчина — этот «прекрасный принц» — был таким милым ко мне. Это вызывало беспокойство.

Как оказалось, мы были недалеко от луга. Всё это время я шла правильной дорогой.

— Там, — сказал Фрумос, отпустив мою руку и указывая на множество маргариток, качающихся под легким ветерком, — твой луг.

Он поклонился, словно завещая его мне.

Восхищённая, я прошла вперед под яркий солнечный свет, склонившись с ножом для трав, и быстро отрезала охапку цветов. Я выпрямилась с маргаритками в руках и повернулась, чтобы поблагодарить Фрумоса.

Но там никого не было. Я видела только тени леса и тропинку, ведущую домой.

Глава 7

После того, как я вернулась в гербарий, чтобы сделать букеты, брат Космин бодро вошел в кухню, чтобы перекусить и выпить капельку вина. Я немедленно повернулась к Дидине, чтобы выудить у неё информацию о растениях, дарующих человеку невидимость.

— Если марь белая и омела действительно превращала людей в невидимых, — сказала я, — то в этом мире было бы много мелких воришек и смертоубийств.

— Марь белая и омела не работают, даже если использовать их вместе, — сказала Дидина.

Склонив голову над моим заданием — разобрать мятные листья, которые гнили из-за странной влажной летней погоды, я сдержала ухмылку. Она собиралась говорить со мной о списке! Мне даже не пришлось вытягивать из неё информацию.

— Я даже не предполагала, что ты могла попробовать что-то из списка, — сказала я.

— Я не могла позволить себе золотой нож или найти крошечный рог, или достать кожу красной ящерицы…

— Что насчет семян кувшиночника?

— Выпив вино с кувшиночником на третий день настаивания…

Я посмотрела на неё и встретилась с Дидиной взглядом.

— Кажется, это хороший способ уверовать, что ты невидима, хотя на самом деле это не так.

Мы обе рассмеялась. Кувшиночник имел дурную славу: вызывал забывчивость и странное поведение.

— Также хороший способ остановить сердце, — добавила она.

— Или так, — сказала я, придя в себя.

— Я думала над твоими словами, что награда не имеет значения, но ты сделала все эти эксперименты из листа. Ты просто пыталась спугнуть меня?

Она открыла рот.

— Награда не имеет значения. В любом случае, не имеет значения для приобретенного проклятия сна.

— Тогда… Почему ты носишься с этим листом? Если ты, конечно, не планируешь стать воришкой.

Дидина посмотрела прямиком в окно, где неотчетливо виднелась Восточная башня.

— Ты познакомилась с женщиной, которая заботится о спящих, — сказала медленно девушка. — Ты знала, что она моя бабушка?

— Нет. Извини, я не знала.

Дидина тяжело вздохнула и продолжила:

— Ты знала, что моя мама одна из спящих?

Тишина, я потрясла головой.

— Мама была любимой служанкой и первой, кто уснул. Она не старалась получить награду — награда еще не была придумана. Она просто старательно обслуживала принца, помогала принцессам, она была предана им, и вот что она получила?

Я молчала, стараясь понять это.

Дидина продолжила:

— Я хотела — мне нужно — разрушить это проклятие, чтобы моя мама и бабушка могли уйти из той башни.

Я понимала, как это хотеть, чтобы мама вернулась домой — разве я не хотела этого всю мою жизнь?

— Так что, когда мы разрушим проклятие, — спросила я, — мы разделим награду?

Она подняла голову, глаза были опушены.

— Ревека…

— Мы собираемся сделать это, — сказала я, стараясь разубедить ее, прогнав грусть с глаз.

— Мы собираемся разрушить проклятие, Дидина.

Она не подняла взгляд на меня. Она говорила тихим голосом, как будто разговаривая со своей ступкой и пестиком:

— Если ты сделаешь это — если ты разбудишь мою маму — ты можешь взять всю награду. Тебе она нужна. Я… просто не хочу быть больше сиротой.

Я не знала, что она сирота. Я выпалила очевидный вопрос:

— Что случилось с твоим отцом?

— Он был солдатом.

Я прикусила губу и кивнула. Я знала слишком хорошо, что это значило. Это все, что ей нужно было сказать.

Я ушла из гербария незадолго до заката, хотела собрать папе немного тиса.

Знахари не выращивали тис, но если бы у убийц были сады, то они бы их выращивали. Тис очень ядовит, но ещё он хорош для забора. Папе без разницы, обрежу я его не по сезону или в сезон. Он всегда утверждал, что в садах должны быть только маленькие растения, чтобы враги не смогли спрятаться за ними, и ходил часами перед опасными неподстриженными изгородями, и говорил, что плющ просто великолепная лестница для солдата.

С тисовыми ветками в руке и с сантолиной из гербария, я поднималась в западную башню, чтобы увидеться с госпожой Адиной.

Ничего не изменилось. Спящие по-прежнему лежали, а Адина качалась на кресле и вязала носки.

— Ученица травника-мужа! — воскликнула женщина; сейчас она была рада видеть меня больше, чем в тот день, когда мы встретились.

— Стапина, — поздоровалась я, преклонившись в реверансе, который был проявлением уважения к старшим. Это был легкий реверанс, и я ничего не испортила, как когда делала глубокий. Но затем, из-за того что я слишком часто проявляла свои хорошие манеры за последний день, я спросила:

— Почему вы называете брата Космина травником-мужем?

— До того, как брат Космин приехал, я была травницей-женой в замке, — сказала она, вытягивая полусвязанный носок и сравнивая его с другим готовым носком. — Я ушла, чтобы заботиться об этих людях здесь. Я не имею ничего против брата Космина. Я просто думаю, что, называя его травник-муж, я держу его в напряжении. Он появился из воздуха и получил воображаемый титул «травник» только из-за того, что у него есть книги.

Я обдумала и решила, что, возможно, будет безопаснее не иметь своего мнения на эту тему, даже если я очень серьезно связывала свое будущее с получением титула мастера знахаря. Мне не понравится, если люди будут обращаться ко мне «травница-жена», словно к человеку, который выучил все рецепты наизусть вместо того, чтобы читать и писать самому.

Но я не хотела рассердить госпожу Адину, и, относясь с большим уважением к ее возрасту, я решила ей об этом не говорить.

Папа и аббатиса гордились бы мной.

— Госпожа Адина, — сказала я, — вы подумывали о тисе?

— О тисе? — она откинулась назад в кресло, задумчиво посасывая зуб. — Для чего? Это яд.

— Он… он также известен как воскрешающий мертвых.

Она рассмеялась.

— Я никогда не слышала об этом.

Я покраснела.

— Я читала об этом! В книге!

Я читала, хотя это было год назад, в Молдавии.

И она рассмеялась снова.

— Кто научил тебя таким травяным знаниям, Ревека?

— Ну, до брата Космина, я училась у сестры Аники…

— Кроме брата Космина… я знаю, ты лгала там, потому что слышала, что у тебя знаний о травах больше, чем он тебе может дать. Вероятнее всего, сестра Аника никогда не упоминала о тисах, не так ли?

Я не поняла ее мнения, но она была права.

— Нет, сестра Аника никогда не упоминала о тисе в качестве яда, как вы и сказали. Так в чем дело?

— Не верь всему, о чем ты читаешь в книгах, — посоветовала госпожа Адина. Ее иголка сновала туда и сюда по нижнему краю носка.

— Но…

— В книге было сказано, как приготовить тис?

Я должна была признать правду.

— Нет.

Или было, но я не помнила.

— Так что ты будешь с ним делать?

— Хм, настойку? Чтобы капать им в горло?

Госпожа Адина покачала головой.

— Я боюсь, что нет, дорогая. Слишком опасно. У тебя есть какие-нибудь другие варианты?

— У меня есть сантолина, — ответила я. У нее запах похож на розмарин, хотя местные называли её «хлопковая лаванда».

— Сантолина! — она отложила иголку в сторону и протянула руку, я отдала пакет трав ей. Женщина открыла его и понюхала.

— Что ты будешь делать с этим?

Я почувствовала себя более уверенной с этой травой.

— Нанесу ее на лоб и под носом, — сказала я. — Сестра Аника сделала так для монаха, который упал с дерева. Он подрезал ветви и ударился головой. Он проспал три дня…

— Это сработало?

— Тогда — нет. Но в других случаях это срабатывало, она видела. Так почему бы нам не попробовать?

— Пожалуйста, попробуй, — она жестом указала на мужчину, лежащего в ее ногах. Я опустилась на колени перед ним и смяла ростки сантолины руками, собирая сок растения. Потом выбросила росток и провела руками по лбу мужчины, по вискам, вниз по щеке, под носом. Проверила пульс на его шее и на запястье, внимательно наблюдая в ожидании реакции.

Ничего.

Я встала, отчистила руки от остатков листьев и вытерла о передник.

— Хорошо! — бодро сказала я, хотя слезы разочарования застряли в горле. Затем села на низкий табурет рядом с госпожой Адиной и стала возиться с обувью, чтобы она не увидела, как я вытираю глаза о передник.

— Я предполагаю, что должна попробовать что-то еще.

Когда я подняла глаза, госпожа Адина даже не посмотрела на меня. Она пристально глядела в окно. Я проследила за ее взглядом, направленным через передний двор на оттененный корпус восточной башни. Свет в окне принцесс моргал. Госпожа Адина обернулась в комнату, чтобы посмотреть на спящие фигуры.

— Что? — прошептала я, боясь нарушить этот момент, что бы это ни было. — Что происходит?

— Подожди, — сказала Адина.

Я ждала.

Как один, спящие открыли рты и прокричали:

— Не ходи!

Мурашки пробежали по голове и поползли вниз по позвоночнику. Госпожа Адина схватила иголку с ниткой и с силой указала на окно, побуждая меня посмотреть туда. Башня принцесс стала темной, свет погас.

— Каждую ночь, — сказала госпожа Адина. — Это происходит каждую ночь, когда свет в окне принцесс гаснет.

Мое горло пересохло, я не могла произнести ни единого слова.

Я пришла в следующую ночь в то же время посидеть с госпожой Адиной и последующую за ней, и почти каждую ночь с тех пор, пока я была ученицей знахаря замка Сильвиан. И каждую ночь, когда свет в башне принцесс гас, спящие просили:

— Не ходи!

Глава 8

Следующим днем я проснулась и увидела стаю ворон, обрушившуюся на дворец Сильвиан. Я слышала их карканье во сне и думала, что они мне снятся. Но это было не так, весь двор оказался усеян золотисто-белыми фикалиями по пути в купальню.

Марджит была нехарактерно молчалива, пока я собирала травы. Она не ответила ни на одну из моих попыток развеселить ее. Но когда я собиралась уйти, она пробормотала:

— Останься.

Ее голос едва был слышен из-за гомона пришедших принцесс.

Я пожала плечами, но осталась. Марджит протянула мне ее губки и щетки, пока принцессы и я пытались не замечать друг друга. Когда Марджит провела их в бассейн для отмокания, она потянула меня в прихожую ванны, потрогав за плечо.

— Я буду следить, как ты будешь обтирать их, дорогая.

Я была на полпути к купальне, когда Марджит одернула меня назад в прихожую и со стуком захлопнула дверь. Она жестом показала: «Подожди», затем на цыпочках обратно прокралась к двери, чтобы подслушать под дверью ванной комнаты.

Шпионит! Я уставилась на нее, распахнув глаза и не зная, что сказать, или должна ли я была что-то говорить вообще. Марджит была распространителем слухов во дворце, часто собирала информацию, незаконно подслушивая. Люди думали, что они одни в ванне, но в действительности она была у другой стороны двери, прижавшись ухом к ней.

Принцессы говорили о воронах во дворе.

— Это проклятие, — уверенно сказала одна из них. — Венгры идут.

— По крайней мере, здесь больше нет саксонцев, — с отвращением произнесла Роксана. Трудно ошибиться в ее красивом голосе. — Каждый саксонец настаивал на танце с каждой из нас на каждом балу. Как будто нам одного недостаточно.

— Самое худшее помимо танцующих саксонцев то, что он получил хороший урок, — заметил кто-то другой, я подумала, что это Марикара со своим зловещим юмором.

— Его зовут Иосиф, — кто-то тихо вставил, — и если Корвинус придет, то это из-за Иосифа, поэтому, возможно, нам стоит запомнить это имя.

— Что собирается делать Корвинус? — спросил другой голос. — Нам стоит больше всего беспокоиться о Валлакхах.

— О, да, Валлакхи. Они не будут действовать без Дракулы.

— О, да, Валлакхи!

Произнес грубый голос с издевкой. Я подумала, он принадлежит Лакриморе.

— Если твой драгоценный папа в скором времени не произведет наследника, принц Валлакхии настоит на том, чтобы называться наследником Сильвании. А если Василь согласится, то венгры нападут. И если Василь не согласится, Валлакхи все равно нападут.

— Так что отцу стоит быть более занятым со своей маленькой невестой, не так ли?

Я хотела услышать побольше, но Марджит хлопнула руками, как взволнованный цыпленок крыльями, жестом показывая открыть и закрыть дальнюю дверь прихожей. Мы с трудом вошли в ванную комнату, а когда принцессы нас увидели, то замолчали, их лица ничего не выражали.

Потом Марджит помогла мне вымыть и привести в порядок их волосы. Время прошло быстро.

Когда принцессы ушли, я повернулась к Марджит.

— О чем это был разговор?

Марджит резко встряхнула полотенце.

— Один из саксонцев, с которым была обручена Тереза, пропал прошлой ночью. Его звали Иосиф.

— Но почему… как это можно отнести к воронам?

— Ворон, вероятно, прислал Корвинус, король Венгрии, чтобы шпионить.

— Хорошо, но как ты узнала об этом? — удивленно спросила я.

— Корвинус означает «ворон», не так ли? И он один, кто поддерживает саксонцев, которые живут в Трансильвании и выступает против турок. И скажу от себя, трансильванцы не жалуются, особенно когда нападают турки.

Я знала это. Я росла с саксонскими монахинями в Трансильвании.

— Саксонцы отправили к нам делегацию, включая этого Иосифа, как представителя младшего дворянства, чтобы заставить принца Василия оказать давление на венгров. Но сейчас Иосиф пропал, он последняя жертва проклятия, Корвинус будет зол.

— Это глупо! Корвинус должно быть знает, что это проклятье. Как он может злиться, если кто-либо попадает в западню?

— Корвинус действительно не верит в проклятие. Корвинус думает, что принц Василий просто заключает в тюрьму всех, кто исчезает, и использует черную магию на тех, кто впал в спячку.

Я пристально посмотрела на Марджит. Мне никогда не приходило в голову, что люди могут не поверить в проклятие. Или они могут подумать, что это все часть политической махинации Василия.

— Одна единственная вещь, которая защищает Сильванию, — сказала Марджит. — это то, что как бы мы не старались отправить принцесс прочь, штормы и землетрясения преследовали их — и мы должны были вернуть принцесс обратно, чтобы все это остановилось. Так что Корвинус может и не верить в проклятье, но все в этой области верят, что Василий контролирует великую магию. Это защищает нас больше, чем что-либо еще. Они думают, что если он такое вытворяет, чтобы защитить дочерей дома, то какой же он захватчик.

— Я поняла, — сказала я, хотя это было неправда. Я просто как будто прозрела. — Это было… мило с твоей стороны, позволить мне подслушать принцесс вместе с тобой.

Марджит фыркнула, расправляя полотенца, чтобы высушить.

— Это не доброта. Мне нужен второй свидетель, если принцессы расскажут один из своих секретов. Я думала этим утром об исчезновении обрученного с Терезой и обо всем, что мы можем услышать полезного.

— Мы услышали! Они сказали, что танцующий саксонец получил хороший урок.

Марджит потрясла головой.

— Недостаточно, чтобы пойти к принцу с этим, — отметила она. — Поверь мне.

Я обдумывала.

— Если бы мы подслушали, что-нибудь полезное…

— Мы бы разделили награду? Конечно, — она наблюдала за мной. — Зачем тебе она, у тебя есть какие-нибудь планы?

— Конечно, — сказала я, краснея, словно и не планировала использовать дар, чтобы присоединиться к монастырю.

— Я знала это, — восторжествовала Марджит. Я воздержалась от того, чтобы спросить ее о том, что она думала и знала. Вместо этого, я поблагодарила ее и ушла.

Я затерялась в гербарии, пройдя мимо Армаса и Па и нескольких других мужчин, заряжающих аркебузы. Залпы их выстрелов отдавались эхом по двору, пугая ворон и рано разбудив брата Космина, поэтому он пришел дать нам кучу заданий в гербарии задолго до полудня.

Дидина не вернулась с полдника. Брат Космин как будто забыл, что ее нет в комнате с нами — она была тише, чем я, так что возможно, это было легко забыть, особенно когда в помещении оставалась я. Когда он позвал ее в третий раз, озадаченно поискал глазами, и она не ответила, он сказал:

— Ревека, пойди и найди Дидину, пожалуйста!

Я с удовольствием вышла. В гербарии стало душно, ставни были заперты от солнечного света.

Я остановилась из-за златовласого мальчика с другой стороны двери. Он был моего возраста, сидел на краю Маленького Колодца, вытаскивая ведро с водой.

В замке принца Василия было три колодца: главный колодец в кухне — скважина внизу у конюшен, которая давала идеально полезную воду, несмотря на то, что воняла тухлыми яйцами, и Маленький Колодец около гербария. Мне говорили, что никто никогда не пил из Маленького Колодца. Я думала, что он уже давным-давно засох.

Мальчик был милее всех, из тех, кто имел право здесь находиться, с незабываемыми глазами и губами, напоминающими розовый бутон, он зачерпнул деревянную чашку полную воды из ведра. И остановился, кружка застыла на полпути к его идеальным, слегка приоткрытым губам.

Я знала, что не была достаточно милой даже для такой реакции, но и страшилой не была. Я нахмурилась, так как он всё ещё пристально смотрел на меня. Мои щеки покраснели, и я начала злиться. Он пристально смотрел на меня так, как будто у меня на голове сидела утка. Мне это не понравилось. Это было грубо.

Я не знаю, что на меня тогда нашло, то ли из-за того, что я вышла из душного гербария и была помимо этого раздражена. Я подошла прямо к парню, вырвала кружку из его рук и выпила воду.

Он был так удивлен, что даже не попытался удержать кружку. Он просто таращился на меня, разинув рот. Я посмотрела поверх края.

— Закрой рот, — сказала я ему, когда проглотила воду. — А то муха залетит.

Я протянула ему кружку и, повернувшись, пошла по направлению к арке, ведущей из нашего крошечного сада, обнесенного стеной, в оставшуюся часть дворца. Я посмотрела назад на мальчика: он держал деревянную кружку обессилено, его рот был открыт так широко, что подбородок практически касался груди.

Дверь гербария резко хлопнула. Я думала, брат Космин вышел наказать меня за безделье, но казалось, он меня и не заметил. Он подлетел к Маленькому Колодцу, крича на мальчика. Ударил того по руке, в которой была деревянная кружка, и кружка упала в колодец. Туда же он отправил ведро и веревку.

Веревка просвистела в тишине, и, когда ведро ударилось о воду, я услышала отдаленный всплеск.

Теперь с широко раскрытым ртом стоял не только мальчишка.

— Никогда не пей из этого колодца, — сказал брат Космин, как будто он делал выговор маленькому ребенку. Он поглядел на меня, я постаралась найти место в углу, чтобы спрятаться, но было уже поздно.

— Ревека! Ты слышала! Никогда не пей отсюда! Она заражена.

Боже, я умру от выпитой зараженной воды! Я схватилась за живот в ожидании спазмов. Но ничего не происходило.

Вода на вкус была неплохой. Я б даже сказала, она была очень и очень хорошей. Немного сладкой, но с резким привкусом камня и… миндаля?

И она была такой холодной.

— Как заражена? — спросила я, сейчас боясь больше духовного, чем физического заражения. Возможно, кто-то утонул в колодце. Все знали: лучше не пить из колодца самоубийц.

— Она… просто нехорошая, — ответил брат Космин.

— Феи, — предположил мальчик.

— Нет, не феи.

Брат Космин остановился и соскреб немного мха с камня, показывая надпись, написанной на языке, которого я не знала.

— Двое турецких заключенных выкопали этот колодец, и, когда он был закончен, они прокляли его этой надписью.

Ещё одно проклятье? Я вытянула шею, хотя не могла прочитать по-турецки.

— Что в ней говорится?

— Вы уверены, что они были турками, а не феями? — спросил мальчик.

— Кто ты? — рявкнул брат Космин.

— Я Михас, — сказал мальчик. — Я пришел в замок вчера, чтобы просто продать корову, а они дали мне работу в садах.

— Возвращайся к работе, Михас, — брат Космин повернулся ко мне. — А ты, Ревека, пойди, найди Дидину!

Михас ссутулился и двинулся за мной со двора.

— Он не должен был выкидывать ведро в колодец, — сказал он. — Это было ведро мастера Константина. Он будет зол.

— Да, только не лги ему об этом, чтобы ты ни сделал. Мастер Константин не выносит лжецов.

— Почему я должен врать ему, когда это тот монах выкинул его в колодец?

Я пожала плечами. Когда я была маленькой, я могла сочинить историю о забытом ведре, чтобы избежать наказания за его утрату. Конечно, когда я стала немного старше, и настоятельница стала замечать мои проступки, я лгала и говорила, что я вообще никогда не брала ведро. Я думала, что так смогу избежать проблем. Позже, когда моя репутация прочно закрепилась за мной из-за настоятельницы, я могла рассказать правду о монахе, выкинувшим ведро в колодец, и никто мне не верил. Я должна была ходить неделю, не меняя нижнее белье, голодать три дня, питаясь хлебом и водой, и читать вслух псалмы ради душ умерших и терпеть побои. Я почти чувствовала жгучую боль от ольховых палок, которыми шлепали меня по бедрам.

Я вернулась в настоящее с дрожью. Михас пристально смотрел на меня, открыв рот.

— Что? Почему ты уставился?

Он облизал свои темно-розовые губы.

— Я надеюсь, что феи не прокляли тебя, — сказал он серьезно.

Мальчик был идиотом. Брат Космин сказал ему, что на колодец было наложено проклятие турков, а он всё ещё думает о том, что это были феи. Я не могла поверить, что папа нанял его.

Я развернулась и пошла искать Дидину.

Глава 9

Я проверила кухню и туалет на улице, а потом отправилась искать Дидину в западной башне, где её мать спала, а бабушка присматривала за спящими.

Я взбиралась на башню, каждую секунду ожидая, что меня начнет тошнить от воды в Маленьком Колодце, но ничего не происходило. У меня чуть-чуть крутило в области пупка, но это было из-за того, что я боялась даже подумать о причине, из-за которой Дидина сегодня утром не пришла в гербарий.

Когда я открыла дверь башни, мои худшие страхи оправдались. Дидина рыдала в объятиях госпожи Адины.

У меня пересохло в горле.

— Твоя… Твоя мать?..

Адина посмотрела на меня красными печальными глазами поверх головы Дидины.

— Да. Моя дочь… ускользает.

Я плюхнулась на стул и поражённо уставилась на свою приятельницу.

— Мне жаль, — прошептала я. Я даже представить не могла, что бы я делала, если бы передо мной лежал проклятый Па. Или умирал. Да, мы не всегда прекрасно ладили, и он очень быстро был готов поверить в мои худшие черты характера, но… Но он был единственным, кто у меня остался. Он сделал для меня куда больше, чем большинство из отцов делали для своих дочерей.

— Бабушка, должно же быть что-то, что ты можешь сделать! — молила Дидина.

Адина беспомощно посмотрела на девочку. Мы все знали, что сделать ничего нельзя. Я уже обговаривала это с Адиной. Когда кто-то из проклятых начинал «ускользать», за несколько недель от них оставались лишь кожа и кости, и они просто… умирали.

Затем мы с Адиной встали и пошли, чтобы помочь ей с проклятыми спящими. Это было лучше, чем плакать. Мы помыли их тела, накормили и подвигали конечности. Мы проверили язвы, наличие вшей и блохи.

Я двигалась в угрюмом молчании, ругая себя за свой эгоизм, общая, что буду лучше. Я так кинулась очертя голову в загадку разрушения проклятия, предвкушая вознаграждение и предоставленных возможностях, что забыла о правде, которая откроется при разгадке проклятия.

— Прости меня, — сказала я снова, пристально глядя на спокойствие Дидины, которая сильными руками расчесывала волосы своей матери.

— За что ты просишь прощения? — спросила она. — Ты ничего ей не сделала. Ни одному из них. Это все произошло задолго до твоего приезда.

Я печально улыбнулась Дидине.

— Если бы моя мама не умерла, а просто уснула, то я украла бы солнце и звезды, чтобы разбудить ее.

— Если бы я знала как, — холодно ответила Дидина, и я осознала, что с моей стороны это прозвучало как обвинение в том, что она недостаточно старается.

— Нет, Нет, ты меня неправильно поняла. Я имела в виду… спасибо за то, что ты так добра ко мне, Дидина.

Холодная злость растаяла на ее лице, оставив позади озадаченное выражение лица.

— Что ты имела в виду? Я не… Я не особенно была добра к тебе, Ревека.

— Нет, не особенно. Но я бы просто отшлепала всех девчонок, которые бы думали, что вознаграждение намного важнее, чем моя мать.

Выражение лица Дидины смягчилось.

— Ревека, ты действительно старалась разбудить спящих. Я, — она прислонила руку к сердцу, — я благодарна тебе за то, что ты пыталась.

Я кивнула.

— И я благодарна, что ты все еще не отшлепала меня.

Я осталась с ними до ночного плача по спящим, затем проводила Дидину на чердак гербария, где мы спали. И дала ей валерьяновый чай, чтобы помочь отдохнуть, а сама некоторое время, изучала физику, надеясь, что святой Хильдегард проявит чудо и оставит ключи к разгадке лечения на страницах своей книги по травам.

Когда же я, наконец, уснула, то увидела сон.

Я почувствовала, как солнечный свет упал на мои плечи, так как шла вдоль дороги, через засеянные поля. Прямая дорога медленно поднималась в горы. Мне с трудом давался подъем. Было что-то впереди, что я должна была увидеть, что-то, что я должна была знать.

Я добралась до разрушенных ворот огромного дворца, вытесанного из сверкающего камня, который не узнавала. Целое здание было разрушено, неповрежденным остался только арочный проход. Спокойное спящее человеческое лицо было вырезано на краеугольном камне.

Я подошла ближе, чтобы рассмотреть лицо, каменные глаза открылись.

— Везде разруха, — произнесли каменные губы. — Напоминание того, что загробный мир существует.

Стук сердца отдавался в ушах и разбудил меня.

Я рано проснулась, просто не смогла уснуть после такого

сна и, не желая беспокоить сон Дидины, зажгла свечу и принялась изучать список растений, которые давали невидимость.

Я переписала целый список на маленький кусочек пергамента, туго свернув и заложив его за ухо, натянула на голову капюшон. Может быть, если я его буду носить рядом с мозгом, это даст мне разгадку. И если я буду изучать его в свободное время, это сможет помочь понять.

На рассвете, я вышла в травяной сад, сразу мои голые ноги покрылись росой, и я почувствовала запах ранней скороспелости. В женском монастыре я поднималась для хвалы на рассвете, чтобы помолиться, но я никого не видела в этот час, с тех пор как Па приходил ко мне. Я ожидала провести ночные часы в молитве снова, когда-то я была благодарна монаху, но обезьянья вялость брата Космина не призывала к молитве даже за ночь до важного святого пиршества.

Я нарвала большие охапки мяты и пижмы, которые использовались для ванн, когда увидела красно-черную вспышку в тени рядом с маленьким колодцем. Это был Фрумос — странный мужчина из леса.

Он был менее красив, чем я помнила, но и моложе, чем я помнила.

— Ученица знахаря, — сказал медленно Фрумос. — Напомни мне свое имя?

Я постаралась не удивляться, что он забыл меня, хотя сама помнила каждую деталь, от уродливых бивней на пряжке его мантии до его глаз, улыбающихся чаще, чем его губы.

Я ответила:

— Если ты не можешь вспомнить мое имя, тогда я не буду напоминать его тебе.

Он вскинул голову:

— Не думал, что ты настолько взрослая, чтобы быть такой скромницей.

Я пожала плечами, внимательно рассматривая его. Он был одет в ту же самую одежду, как и при нашей прошлой встречи. Что бы это значило? У него не было другого костюма? Если это так, то только у мошенников есть всего лишь один костюм, но кого хотел обмануть Фрумос?

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, полагая, что единственная причина, которую я знала, и по которой случайный мужчина может приехать в замок Сильвиан, — это попытка разрушить проклятие.

— Я приехал посмотреть, прибыли ли уже венгры.

Я указала на ворон, сидящих пачками на карнизе. Они вернулись этой ночью и сейчас ерзали и смотрели на нас с раздражением.

— Просто посмотри туда. Они считаются? Все говорят, что Корвинус послал их.

Фрумос посмотрел на птиц.

— Не сам Корвинус конечно же, — сказал он. — А кто-то из приближенных.

— Что? — спросила я пораженно. — Что это означает?

— Я имею в виду то, что у него есть волшебник, эльф на его стороне, который контролирует ворон и использует их, как шпионов.

Я задрожала. Эльфы были великими волшебниками, достаточно сильными, чтобы запрячь змея-дракона и прокатиться на нем.

Я хотела спросить Фрумоса, как он узнал об эльфе и воронах, но он пристально смотрел на Маленький Колодец, водя пальцами по резьбе, где брат Космин убрал мох.

— Ну, — сказала я с неохотой, приподняв корзину с травами,

— мне нужно выполнять мою работу.

Я сделала полупоклон как перед лордом, повернулась и промаршировала во внутренний двор.

В его голосе слышался смех.

— Хорошего дня, Ревека.

Я не повернулась, даже когда он назвал мое имя. И даже не думала останавливаться. Но я пожелала ему удачи в разрушении проклятия, не потому что я не хотела, чтобы он украл мой дар, а потому что не хотела, чтобы он закончил как другие, заснув в башне, или просто ушёл.

Глава 10

Марджит подумала, что я пришла так рано, чтобы помыться перед тем, как появятся принцессы. Она никогда не отказывалась от возможности помыть кого-нибудь.

Я позволила ей намылить меня и легла в горячую ванну, но парилась недолго: на улице и так было слишком тепло. Мозаика с зелено-голубым дельфином была выложена по центру холодного крана, он смотрелся так, как будто попал в ловушку под стеклом, я отвинтила гладкую поверхность с визгом. Внезапное изменение температуры охладило меня, сбив сон, и в голове всплыл разговор с Фрумосом.

Марджит протянула мне большое полотенце.

— Ванна каждые два дня! — сказала она с притворным удивлением. — Я не знаю, Ревека. Ты, возможно, скоро станешь сибариткой. Разве тебя повысили в монастыре?

Марджит поддразнивала меня всегда, это цена за такую хорошую ванну. Так что я просто ухмыльнулась и вытерлась. Но моя ухмылка сползла с лица, когда принцесса Отилия вошла в ванную. Я застыла. Мы потеряли счет времени, и принцессы были уже здесь!

Принцесса Отилия и я переглянулись удивленно при виде друг друга, — но выражение лица Марджит было обычным.

— О, Мар… Марджит, я пришла рано, — сказала, заикаясь, Отилия. — Я думала, что ты будешь здесь одна.

Я попыталась сделать реверанс, но полотенце соскользнуло, и это был не самый приятный момент. Я попятилась, одевая одежду, притворившись, что я невидима.

— Ты… — Отилия запнулась, переводя взгляд с меня на Марджит. Кажется, она решила, что я не являюсь угрозой. — У вас есть что-нибудь для меня? — она спросила банщицу.

Марджит вскинула брови.

— Ничего, кроме хорошей ванны, ваше высочество, — ответила она.

— О, хорошо, я вернусь еще, — сказала Отилия поспешно и ушла по проходу вверх.

Я быстро оделась, прикусив язык, чтобы не спросить, что это все значило. Не из-за уважения к личной жизни Отилии и Марджит, но в этой кафельной комнате не было секретов, и я не хотела, чтобы Отилия услышала меня на обратном пути.

Я тихо вскинула брови, смотря на Марджит.

Марджит, вероятно, ждала, пока Отилия выйдет за пределы слышимости.

— Ее одну никогда не принимали, как настоящую принцессу, — сказала она.

Я пожала плечами.

— А кого принимали?

Они одевают смехотворные шляпы, слишком длинную обувь и платья, которые собирают на подоле все виды грязи.

Марджит фыркнула.

— Я не думаю, что тебе стоит лезть в это дело.

Я проигнорировала это и начала готовить травы для ванны — алтей и мальву сегодня — ожидая, что Марджит расскажет мне сплетню. А она все молчала. Какое разочарование! Как я уже говорила есть три вещи, на которые стоит надеяться в замке Сильвиан: восход, заход солнца и сплетни Марджит.

Фрумоса нигде не было, когда я возвращалась в гербарий, но я шпионила за Михасом, пока он приводил в порядок тисовые ограды. Я охотнее нашла бы Фрумоса с одной стороны, но мне не было нужды в новых тайнах.

Дидина и я работали усердно все утро, особо не разговаривая друг с другом. Я приписала это молчание к ее грусти из-за матери, но я бы удивилась, если бы что-то изменилось. Она продолжала жевать мятную жвачку. Успокаивает желудок?

В полдень, она попросила брата Космина посидеть с матерью, и он разрешил ей. Я работала в два раза усерднее в ее отсутствие так, чтобы она не чувствовала, что доставляет нам неприятности.

Я несла букеты цветов для принцесс и забежала к мальчику Михасу в узкий внутренний дворик снаружи башни. Сейчас он приводил в порядок плющ около башенных стен. Я попыталась быстро проскочить, чтобы он не узнал меня, но мальчик окликнул меня и стоял, внимательно смотря, открыв рот. Я скривила мину, которая означала и свирепость, и сожаление, и побежала в башню, как будто у меня не было времени на шутки. Он ушёл, когда я вернулась.

Я направилась на кухню, мучаясь от нарастающего узла в моем животе, который, по-видимому, не желал исчезать.

Дидина никогда не показывалась на ужин. Я проглотила отличное блюдо повара — форель в чесночном соусе — и пошла к западной башне, ожидая найти там Дидину с бабушкой.

Но у спящих Адина была одна, быстро вывязывая носки, так как зима наступала, а ни у кого не было сапог. Она помахала мне, приглашая посидеть с ней, но я отказалась.

Я дважды проверила гербарий, но Дидина не вернулась.

Мой живот свело от страха. Я знала, что меня беспокоило, что беспокоило меня весь день.

Я бросилась во внутренние дворы замка, пересекая тени, которые стали длиннее к этому времени. Пробежала мимо служанок принцесс, уходящих из их башни, не остановившись, чтобы поговорить с ними, проскользнула и остановилась в спальнe башни.

Дидина стояла посередине комнаты в поисках чего-то. Она искала, куда бы спрятаться.

— Что ты делаешь? — прокричала я.

Она повернулась, прижимая руку к груди.

— К тебе тот же вопрос! Я подумала, Ревека, что ты здесь делаешь?

— Что я делаю здесь? Что ты делаешь здесь?

— Шшш!

Она лихорадочно осмотрелась.

— Давай, тебе нужно уйти сейчас же. Принцессы, скорее всего, уже идут назад, и я должна спрятаться!

Послышались шаги за дверью. Дидина взвизгнула и запихнула меня под кровать.

— Дидина!

Я яростно прошипела, когда она проскользнула за груду платьев, висящих на крючках у стены.

— Шшшш!

Я держалась, стараясь не дышать. И услышала шаги, слова.

— Это будет полной катастрофой, — сказал кто-то тихим голосом. По изысканному акценту я подумала, что это должна быть либо принцесса Марикара, либо принцесса Тереза.

— Я не могу поверить в эту наглость, — ответил другой голос. — Они отправили шпиона, который никто иной, как торговец, и он хочет, чтобы мы одели железную обувь?

— А когда по нашим ногам потечет кровь, что потом случится? — присоединился другой голос.

— Папа никогда не согласится на это.

— Папа согласится на это, пока не увидит, что от этого нет эффекта. Затем он снимет с нас кандалы. И будет извиняться, как и последние три раза, когда его вмешательство приводило к потере крови.

— Оооо, но что если я упаду с лодки?

Голос принадлежал принцессе в голубых тапочках.

— Я сразу пойду ко дну реки, и это будет всему конец! Я не могу танцевать на дне реки!

— Мы сделаем то, что мы должны сделать, — я узнала Лакримору. — Мы оденем все, что бы папа ни потребовал, и мы будем танцевать танцы, которые потребует лорд, и затем это все кончится. Постарайся не упасть со своих лодок.

— Лакримора совершенно права, — сказали Голубые Тапочки.

— Лакримора всегда права, — фальшиво ответила Марикара.

— Нам следует просто признать это, — тише сказал голос. Я подумала, что это была Отилия.

— Нам следует просто рассказать все принцу Василию.

— И что? Папа нас освободит от сделки? — снова Марикара.

— Не от моей сделки, — пробормотал мрачный голос.

— Девочки. Тише. Время, — объявила принцесса Марикара.

Все разом замолчали, и шаги направились по разным углам.

— Эта кровать чиста, — произнесли Голубые Тапочки.

— И эта, — сказала Марикара.

Я начала паниковать. Они были за три кровати от меня.

Я услышала массивный глухой шум тяжелого удара об изделие.

— Ковер чист, — сказала Лакримора.

— Моя постель чиста, — пропели две принцессы хором.

— Платья? — Лакримора начала, и что-то стукнуло.

Но помимо стука, раздался крик.

— Есть один, — мягко сказала Лакримора.

Прогремели шаги, как будто полдюжины принцесс побежали по комнате. Потом раздались звуки борьбы, и Дидина закричала.

— Что это? — спросила Марикара.

— Это… Это ученица знахаря, — сказала Отилия, почти плача.

— Но это не Капустная Девица, — сказала Марикара. Неужели они все меня так называли?

— Есть две ученицы, — сказала ей Лакримора. — Это другая. Что ты слышала, ученица?

— Ничего, — сказала Дидина.

— Я не верю тебе, — сказала принцесса Марикара.

— Она была прямо там, — сказала Принцесса Голубые Тапочки. — Даже не под кроватью.

— Она услышала достаточно, — сказала Принцесса Тереза. — Лакримора достань вина.

— Нет! — прокричала Отилия, но никто не слушал ее.

Я прикусила пальцы, борясь с собой, чтобы не выйти и не зашуметь. Не было выхода, я могла бы сразиться с двенадцатью принцессами или даже с одиннадцатью, принимая во внимание, что Отилия на нашей стороне. Здесь были еще две принцессы, чьи имена я даже не знала, но каждая по отдельности могла избить меня

— Зажми ей нос, — сказали Голубые Тапочки, а затем раздался ужасный звук рвоты и всплеск жидкости, пролившейся на пол. Я ахнула, но никто не услышал меня из-за звуков глотания и дыхания Дидины.

— Она уснет, — сказала Лакримора с жестоким удовольствием.

— Торопитесь! Мы опаздаем! — сказали Голубые Тапочки, послышался грубый глухой стук, они отпустили Дидину, и она упала на пол.

Раздался шум от скрежетания камней, гораздо громче, чем от работы мельницы.

— Пошли, вставай, дорогая, — сказала Отилия. — Я помогу тебе лечь в мою постель.

Дидина пробормотала что-то нехорошее ей.

— Я знаю. Я знаю. Шшш…, но так лучше. Ты не захочешь стать такими, как мы. Ты не захочешь потерять свою душу.

— Отилия! — голос Лакриморы был злобным. — Оставь ее.

— Мне так жаль, Дидина, — прошептала Отилия. — Спи хорошо…

— Отилия! — сказала Лакримора снова. Шаги Отилии не были уже слышны, камень снова заскрежетал о камень, и свет исчез из комнаты. Я вообразила себе, что, возможно, слышала по всему замку, слова спящих:

— Не ходи!

— Ушли, — пробормотала Дидина. — Все ушли. Ее речь была еле слышна.

— Не ходи…

Я подождала еще пару секунд прежде, чем выползла из-под кровати.

— Проснись, — резко сказала я Дидине и начала искать в сумке с травами стимулятор.

— Каким было на вкус вино?

— Слишком сладким, но горьковатым. Ужасно. Там было… — она умолкла.

Я шлепнула ее по щеке, пытаясь разбудить ее снова.

— Транквилизатор! — сказала она. — Определенно. Возможно, нарцисс. Что-то спертое, и темное, как грязь. Или плесень. Или разбитое сердце… там была еще пикантность…

— Дидина, — закричала я. Затем перевернула ее, свесив половину тела с кровати, надавила на горло пальцами. Ее обильно вырвало на мою обувь и пол. Я отвернулась, переводя дыхание, чтобы и меня не стошнило.

Затем положила ее обратно на кровать и снова начала копаться в сумочке трав. У меня ничего не было для противоядия против такого мощного снотворного, совсем ничего. Но вернуться в гербарий…

Я подбежала к двери, но она была заперта с другой стороны, как и каждую ночь. Я била и кричала в дверь, но никто не пришел.

Я подбежала обратно к Дидине, пытаясь разбудить ее.

Но она заснула.

Глава 11

У меня не хватило духа сразу проверить яд, который использовали принцессы, но после того, как я какое-то время сидела на бдении рядом с мирно спящим телом Дидины, мне пришла такая мысль в голову.

Я откупорила кувшин с вином, который они оставили на столе, и тщательно понюхала его. Дидина уже опознала непента и нарцисс. Я задавалась вопросом, что будет со мной, если я слижу только каплю с горлышка бутылки: сразу ли я попаду в тот же волшебный сон, что и Дидина?

Мне пришлось рискнуть. Они вылили много в рот Дидины, прежде чем оно начало действовать. Я намочила свой палец и попробовала на язык.

Кончик языка онемел. Я сплюнула несколько раз и очистила губы рукавом и горсткой мяты из моей травяной сумки.

Не столько из-за опасности обнаружения, сколько из-за риска собственного отправления, я проскользнула под кровать подальше от рвоты Дидины насколько это можно. Час был поздним, и, хотя была в ужасе от открытия и опечалена из-за моего друга, я уснула.

Я заснула. Хотя не следовало. Мне не часто снились сны. Определенно, у меня были кошмары, когда я была маленькой, обычно они были о Мумэ Пэдурий, которая варила меня в супе, потому что лгуньи на вкус так хороши, но это обычная плата того, кто слышал слишком много сказок Матушки Леса.

В этом сне я стояла на противоположном берегу темного озера, смотря на мрачный замок на вершине горы. Вокруг меня были люди, но никто не видел и не слышал меня. И я знала, таким же образом, как видишь вещи во сне, что я была невидима из-за моей волшебной шляпы.

Я резко проснулась, уверенная, что услышала голоса принцесс. Но ничего и никого здесь не было. В комнате было тихо.

Я больше не спала. Просто лежала в мучительных раздумьях и страхе, а затем комната осветилась, запели птицы, и камни на полу задвигались.

У меня было достаточно выгодное положение, чтобы видеть, как в полу открылся проход, когда раздался шум. Воздух наполнился голосами ссорящихся принцесс.

Отилия вылезла из прохода и сразу подошла к Дидине. Она отрешенно произнесла:

— Чрезвычайно хорошая работа, Лакримора. Твои навыки для приготовления зелья улучшаются с каждым годом.

— Ты знаешь, это не мой выбор, — прошипела Лакримора.

— Отвратительно. Она вся в рвоте, — сказала Руксандра.

— Прояви хоть немного жалости! Немного сочувствия! — крикнула Отилия. — Если ты потеряешь эти качества, то ты можешь просто выйти замуж за него.

Тишина, потом никто ничего не говорил. Затворы и болты глухо открылись, заскрипели петли. Шаги удалились, но позже приблизились. Я едва дышала.

Принцессы ушли, оставив только своих служанок в пустой комнате.

— Пойдите и позовите госпожу Адину, — сказала Бети своим товарищам. — Эту бедняжку нужно положить в кровать в другой башне.

Служанки ушли: одна пошла за Адиной, а другая за водой и щеткой, оставив меня наконец-то одну. Я выполза, кинула грустный, напуганный взгляд на Дидину и прямиком побежала к принцессе Консорте.

Я долго ждала в коридоре рядом с гобеленом, который изображал дракона, похищающего девушку, пока служанка объясняла принцессе Консорте то, что встревоженая ученица знахаря просит у нее аудиенции. Я заметила, что шишка на щеке девушки исчезла, профессионал исправил ее. Теперь ничего не могло отвлечь внимание смотрящего от грозного змея, довлеющего над девушкой, ласкающего ее своими длинными красными пальцами, его колючие щеки блестели от гноя.

Я удивилась, как она не обнаружила раньше, что он был змеем, возможно, на их свадебной церемонии. В сказках вы всегда знаете, кто такой змей, рассказчики всегда говорят, что он прекрасен и дружелюбен, и выглядит, как обычный мужчина, но они оставляют столько очевидных намеков, но ты не можешь помочь, и думаешь, что девушка глупая из-за незнания этого.

Появившаяся служанка выглядела уставшей.

— Иди уже! — рявкнула она. — У принцессы Дасианы есть немного времени, так что используй его с толком!

Принцесса Консорт взволнованно расхаживала уже до того, как я рассказала ей, что видела прошлой ночью. Как только я закончила, она выглядела так, как будто хотела закричать.

— Проход в полу! — воскликнула принцесса Дасиана, стукнув пальму рукой. — Мы были так близко! Мы знали, что они покидают башню ночью, но они не летали на метлах, или превращались в птиц, или летучих мышей… так что это должно быть под землей. Должен был быть туннель. Поэтому мы наняли твоего отца, чтобы пробраться в туннель принцесс. Только наши туннели все еще разрушаются.

— Преблагородная и сер…

— Называй меня Ваше высочество или просто Доамна.

— Ваше высочество, — сказала я, посчитав неудобным называть ее доамна, что означало «леди», а принцесса Консорта больше, чем леди.

— Мой отец запретил мне вмешиваться в проклятие из-за того, что случилось с теми, кто пытался.

— Понимаю, — сказала принцесса Дасиана. — Конечно же, лучше не вмешиваться в проклятие, а пытаться использовать тис и сантолину на спящих…

Я шокировано распахнула глаза, я была уверена в своих действиях, но ничего не могла сделать.

— Кто, как, зачем вы узнали это? — спросила я.

— Это мой замок, не так ли? Я веду дела здесь. Настоящая хозяйка знает все, что происходит в ее владениях.

— Тогда… Вы знаете, что мать Дидины ускользает? Она умрёт через несколько недель, если…

Принцесса прервала меня.

— Да, конечно, и о герцоге Стирия, тоже.

— Извините?

— Принцесса Марикара была обручена с герцогом Стирия. Он умер во сне за ночь до их свадьбы. Мои шпионы донесли мне, что он ускользает.

У принцессы были шпионы? Я была впечатлена. Я хотела тоже иметь шпионов.

Она продолжила:

— Возможно, он был поблизости один… — она тряхнула головой. — Мы будем воевать. Венгры договорились о браке между Марикарой и герцогом, и они принимают это как личное оскорбление, но это не так. Венгры ищут отговорку, чтобы свергнуть нас, я полагаю, лучше опустошить границы Молдавии.

Свергнуть нас? Разве силы Па не поддерживают нас еще и днем? Внутри у меня все рухнуло.

Я жила в стране, которая была «свергнута» прежде. Турки вторглись в Трансильванию несколько раз за всю мою жизнь. Я боялась войны. Вероятно, Па вернулся к военной службе снова, а потом вдобавок к риску кровавых сражений, появился страх и голод…

Я не была уверена в том, как мне следует ответить принцессе, но подумала, что выказать понимание было хорошей идеей.

— О. Я не слышала.

— Нет. Тебе и не надо. Не распространяй это. Нам не следует заставлять людей чрезмерно беспокоиться и…

Она бросила тревожный взгляд на чердак, как будто ожидала, что кто-то ворвется сюда.

— Герцог Стирия еще не умер, так что продолжай в том же духе, Ревека, — сказала она, сев, и махнула мне рукой так, словно отпускает меня.

— Продолжать? — спросила я. — Что продолжать?

— Свои эксперименты по пробуждению спящихконечно же. Разбудить герцога — это наша первая главная задача.

— Что? Нет! Вы не поняли. Я нашла список.

Я не знала совсем, как объяснить, поэтому сняла капюшон и вытянула маленький сверток из-за уха.

— Это список растений, позволяющих быть невидимым. И мы экспериментировали с ними, Дидина и я, хотя до сих пор не было никакого успеха. Но я не могу попробовать все из перечисленного. У нас… У меня нет этих запасов.

Принцесса склонилась вперед на стуле, чтобы прочитать пергамент, который я держала. Я протянула его без колебания, так как запомнила все к этому моменту.

— Какие из этих вещей ты пробовала?

Я рассказала ей, как Дидина работала над этим списком, и как я попробовала лебеду белую сама.

— Возможно, это еще одна очень хорошая дурацкая идея, попытка составить этот лист, — сказала принцесса. — В чем был бы твой план, если бы ты вдруг открыла способ, как стать невидимой?

— Такой жекак и у всех, принцесса. Спрятаться и смотреть. Только это самый лучший способ, чтобы спрятаться.

— Я вижу.

Она с минуту вяло махала списком, затем сказала:

— Позволь мне взять это у тебя ненадолго, так я смогу достать все то, что у тебя нет. Затем я хочу, чтобы ты начала свои эксперименты заново. Если ты найдешь что-нибудь важное, приди и расскажи мне. Но чтобы ты не делала, постарайся разбудить спящих. Возможно, у нас есть только две неделипока герцог Стирия не умрет, а потом война неминуема.