Проклятие скифов

1

Леонид Павленко шел неторопливым, прогулочным шагом, хотя дел у него было невпроворот, как и положено следователю райотдела. Нет, ему не был присущ пофигизм в отношении работы, скорее наоборот. И не в том было дело, что через два месяца он выходил на пенсию и следовало готовить себя к иному ритму жизни. Причина была прозаическая — он страдал избыточным весом. Увлечение в молодости тяжелой атлетикой, в результате чего он нарастил внушительную мускулатуру, со временем стало его бичом. Образ жизни следователя, когда много нервничаешь, суетишься, неправильно питаешься, да еще отсутствие физических нагрузок, к которым организм привык, привело к тому, что к сорока пяти годам он нарастил не менее внушительный слой жира.

За острый ум и впечатляющие физические данные коллеги по работе прозвали его Ниро Вульфом, проводя аналогию со знаменитым частным детективом из романов Рекса Стаута. В отличие от своего знаменитого прототипа, у которого на побегушках был Арчи Гудвин, отличавшийся хорошей спортивной формой и крепкой головой, способной выдерживать удары любой силы, у Павленко помощника не было. Ему приходилось все делать самому и находить выход из всех положений. Вот и сейчас, когда в райотделе все оперативные автомобили оказались на выезде или в ремонте, ему к месту происшествия пришлось идти пешком. Можно было потянуть время и в конце концов дождаться транспорта, но у Павленко обязательность была заложена в генах, и он, ругаясь про себя, отправился в путь.

Улица Чкалова, куда ему требовалось попасть, находилась недалеко от райотдела, располагавшегося на Сквозной[44], но киевские горы — это сплошные спуски и подъемы! Хотя он шел неторопливо, все равно тяжело дышал и весь взмок от пота. Из-за сильного потоотделения он был вынужден стирать рубашки каждый день.

Дом, чего он и опасался, оказался старинным, без лифта, и ему пришлось пешком подняться на четвертый этаж. Как он ни сдерживал шаг, к окончанию подъема дышал, словно кузнечные меха, и ощущал неприятную мокроту, чуть ли не слизь, под мышками. Отдышаться ему не удалось — на лестничной площадке оказался дежурный участковый, майор Стеценко, куривший сигарету.

— Заходите, Леонид Петрович, — радушно пригласил он, выбросив сигарету и пропуская следователя вперед.

Павленко вошел в коридор и сразу заполнил все пространство своей огромной фигурой, нависая над сухоньким невысоким майором, словно гора.

— Рассказывайте, — буркнул Павленко, еще не придя в себя после тяжкого подъема.

— Хозяйка квартиры, Фролова Любовь Гавриловна, 63 года, пенсионерка, два дня не отвечала на телефонные звонки своей племянницы, Илоны Николаевны Фроловой, 21 год, учащейся Института культуры, проживающей в общежитии. Забеспокоившись, племянница навестила тетю и обнаружила ее мертвой. На тумбочке стояла пустая бутылочка сильнодействующего сердечного лекарства — фармадипина. На первый взгляд — самоубийство. Имеется и душераздирающее письмо, — участковый улыбнулся, — которое можно посчитать предсмертной запиской. В нем говорится, что после разрыва отношений с каким-то мужчиной жизнь ей стала не мила и она не хочет больше жить.

— Без лирики, майор. К твоему сведению, я читать умею.

— Предсмертная записка есть, каких-либо следов насилия на теле умершей при первоначальном осмотре не обнаружено.

— Выходит, обычная «скоропостижка», труп не криминальный. Вызов оперативно-следственной группы был лишним. Или тебя что-то смущает, майор?

— Племяшка прописана в этой квартире, а живет в общежитии. А здесь видишь, какие хоромы — три здоровенные комнаты, хоть на велосипеде катайся. У тетки больше никого из родственников нет. Брат ее, отец племяшки, лет пять как помер. Похоже, конфликтовала племяшка с теткой.

— Быстро ты все разнюхал и, похоже, уже выводы сделал. — Было непонятно, хвалит или осуждает Павленко участкового. — Но это не причина вызывать оперативно-следственную группу.

— Есть кое-что и посущественнее. Вроде бы покойница в день смерти была одна, а за тумбочкой у кровати я нашел лепесток розы — довольно свежий, не гербарий. Пыли там нет — попал он туда после уборки. Хозяйка была исключительная чистюля — каждый день чуть ли не генеральную уборку делала. В хрустальной вазе на столе — остатки воды, в мусорном ведре — обрезанные кончики роз и целлофановая обертка, а самого букета нет. Выходит, кто-то у нее был, и не исключено, что этот кто-то помог ей свести счеты с жизнью. Выводы делать не по моей части, а вот свое предположение я тебе подкинул. Теперь мозгуй, Леонид Петрович.

— Это не доказательство, — недовольно буркнул Павленко. — Может, кто и был, расстроил ее — разбилась любовь, как хрустальная ваза. Она тут же записочку черкнула и укоротила себе жизнь.

— С соседями я говорил. Те утверждают, что очень уж любила жизнь покойница и брала от нее все, что могла. Накануне с соседкой из квартиры напротив разговаривала — предлагала свою кухонную стенку почти задаром. Себе она собралась покупать польскую. Вела хозяйственную книгу, где расписывала все расходы. Там есть и телефон мебельной фирмы и сумма, причем немаленькая.

— Деньги у нее обнаружили?

— Да, есть — с избытком хватит, чтобы оплатить покупку.

— Выходит, если и помогли ей умереть, то не из-за денег.

— Как сказать… — Участковый ухмыльнулся.

Павленко прошелся по квартире — она в самом деле была огромной, довоенной постройки, с высокими потолками. Да и обстановка очень солидная — везде импортная мебель, а в спальне — большая белая двуспальная кровать и всякие там трюмо, тумбочки такого же цвета. Совсем не подходящее жилище для одинокой старушки пенсионерки. Все говорило о том, что здесь жила женщина, не считающая себя старухой, с неплохим достатком и ни в чем себе не отказывающая.

Хозяйка квартиры обнаружилась на кровати — одетая в нарядное платье, словно прилегла на минутку, не побоявшись измять и запачкать белоснежное атласное покрывало. В квартире везде царил исключительный порядок — краны в ванной комнате сверкали, вымытая плитка блестела, паркет, покрытый лаком, напоминал стекло — страшно было по нему ходить. И только хозяйка, лежавшая в платье на застеленной постели, вызывала ощущение дисгармонии. Павленко на своем веку достаточно насмотрелся на самоубийц и все же так и не пришел к выводу, что было между ними общего, кроме самого факта смерти. Одни пышно обставляли свой уход в потусторонний мир, словно совершали торжественный обряд, другие уходили буднично, будто шли на работу; для одних это был минутный, но роковой порыв, для других — заранее спланированное действие.

Лицо покойницы покрылось темными пятнами, челюсть отвалилась, открывая всеобщему обозрению неровные, с желтизной, зубы и сизый язык. Зрелище неприятное, но Павленко все же отметил, что она перед смертью прихорашивалась — пудрилась, румянилась, да и помада была не блеклая. На свои годы покойница не выглядела, лет десять, а то и больше, можно было скостить. Павленко вспомнил свою первую жену, балерину, — обеим были свойственны культ внешности и борьба с возрастом.

— Кем она работала до пенсии? — поинтересовался он у майора, тенью скользящего за ним.

— В театре, дежурной. Рассказывала соседям, что в молодости была артисткой, а потом что-то не сложилось, но с театром не захотела разлучаться.

— Замужем была?

— Нет. Но и нельзя сказать, что девица — мужиков у нее всегда было полно.

— Интересно… Замужем не была, работала на скромной должности, а квартира — полная чаша. На зарплату дежурной и пенсию так жить не выйдет.

— Да и возраст у нее такой, когда, пардон, платят мужикам и не рассчитывают на их деньги. — Майор хихикнул.

— Если мужики берут за это деньги, то они не мужики! — заявил Павленко и вспомнил, что его жена, балерина, заслуженная артистка, выставила его с чемоданом за дверь, а сама утешилась с молодцем на двенадцать лет ее моложе.

— Так что решили, Леонид Петрович? Будете копать или подмахнете заключение о самоубийстве? — с ехидцей поинтересовался майор.

— Я не дирижер, чтобы палочкой махать! — взъерепенился Павленко и тут же вспомнил, что за время супружеской жизни до него доходили слухи о шашнях его жены с дирижером.

«Что-то часто сегодня я ее вспоминаю. Не к дождю ли это?» — разозлился на себя Павленко.

— Гаишники тоже машут палочками, хотя и не дирижеры, — вставил майор, видно проверяя, хватит ли у Ниро Вульфа терпения выслушивать его выпады.

Но Павленко взял себя в руки. Он славился в райотделе своей невозмутимостью, благодаря этому качеству получил второе прозвище — Бегемот. До него дошел слух, что шутник Веревочкин из криминального отдела клятвенно пообещал выставить ящик закарпатского коньяка из старых запасов тому, кто сможет серьезно разозлить Ниро Вульфа. Пари заключили несколько человек, они на протяжении месяца должны были стараться вывести Павленко из себя, а иначе каждый из них по очереди должен будет повести Веревочкина в ресторан. До окончания срока осталось пять дней, и, видимо, майор был одним из тех, кто рискнул заключить пари с Веревочкиным. Павленко не хотелось подыгрывать ни одной из сторон, хотя он больше симпатизировал Веревочкину, своим участием в споре показавшему, что верит в непоколебимость его принципов. А Павленко этим очень дорожил, ведь в начале девяностых, когда расцвели буйным цветом бандитизм и спекуляция, многие сломались, изменили собственным принципам. Те, кто недавно провозглашал с трибун партийные лозунги, теперь с тех же трибун с воодушевлением хулят партию. Все эти перевертыши в очередной раз доказывали правильность аксиомы, что дерьмо в воде не тонет.

— «Скорая помощь» приезжала? Заключение о причине смерти имеется?

— Да, есть. Предварительный диагноз — отравление содержимым пузырька, что стоит на тумбочке. Может, вызвать криминалиста — пусть снимет отпечатки?

— Я сам это сделаю, — Павленко указал на свой «тревожный» чемоданчик. — У криминалистов запарка. Вчера была бандитская «стрелка», есть трупы. В газетах написали про ужасную бойню, увеличили количество трупов раза в три. Начальство дергают, вот и создали сводную бригаду из разных районов.

— Кто с тобой должен быть из ОУРа?[45]

— Дима. Пообещал, что задержится всего на полчаса. — Павленко посмотрел на часы. — Пока он в графике.

— Понятно, ты и криминалист, и оуровец. Мой совет: засучивай рукава и берись за эту племяшку. — Майор снова с ехидцей посмотрел на следователя, ожидая от него взрыва возмущения.

— Разберемся. — Павленко наклонился и достал из-за ножки стола шахматную фигурку лошади, вырезанную из кости.

2

Бывший опер, тридцатидвухлетний Олег Попов, хмуро уставился в окно, по которому барабанил непрекращающийся дождь, зарядивший с самого утра. Погода была унылая, как и сама его жизнь в последнее время. Он встал из-за стола, потянулся, делая выбор между пудовой гирей и диваном — и выбрал последнее. Он вытянулся на неразложенном диване, явно коротковатом для его роста — ноги свисали, что создавало неудобства.

Два года тому назад, прельстившись предложением бывшего сослуживца Миши Капустина получать зарплату в твердой валюте, он ушел со службы и стал работать в детективном агентстве Капустина. Пока агентство набирало силу и популярность, Миша его называл «наша матушка-кормилица», но когда оно общими усилиями прочно стало на ноги, он ясно дал понять, кого агентство должно «кормить», а кто должен горбатиться за довольно скромное вознаграждение. Но это было еще полбеды, а вот когда в интересах заказчиков, местных нуворишей, Капустин стал давать поручения сфальсифицировать доказательства супружеских измен, чтобы во время развода упростить раздел имущества, Олег возмутился и отказался это делать.

— Ты будешь делать то, что скажу я! Не больше и не меньше! Иначе выметайся отсюда, Клоун! — процедил Миша, уже не нуждавшийся в услугах бывшего сослуживца, который помог поднять дело и теперь вел себя с ним панибратски, забывал спросить у секретарши разрешения, прежде чем войти к нему в кабинет.

Свое пренебрежение к Олегу он выразил, назвав того старым шутливым прозвищем, имевшим свою историю, зная, что тот этого не любит. А появилось это прозвище так: к начальнику недавно созданного городского отдела по борьбе с организованной преступностью Сидоренко, заваленному работой «выше крыши», зашел известный балагур и весельчак Витька Никифоров и доложил, что звонили из главка и что к ним направили Олега Попова.

Сидоренко, погрузившийся в размышления, возьми и ляпни:

— Это знаменитого клоуна, что ли? У него что-то случилось?

Никифоров и глазом не моргнув с готовностью это подтвердил и добавил, что главк очень просил помочь знаменитому клоуну, а в чем — тот сам расскажет.

Олег, зайдя к Сидоренко, отрапортовал, что прибыл в отдел по переводу, на должность оперуполномоченного.

Начальник озадаченно на него посмотрел и спросил:

— А где же клоун?

Потом эту анекдотичную ситуацию, со многими вымышленными дополнениями, Витька Никифоров с удовольствием рассказывал на каждом углу, пока Олег с ним не поговорил «по-мужски». Тот замолчал, но слово не воробей, выпустишь — не поймаешь, и за Олегом закрепилось прозвище Клоун.

Ростом под метр девяносто, с кулаками боксера-тяжеловеса и серьезными навыками рукопашного боя, Олег Попов своим видом и репутацией отбивал у шутников желание называть его так в глаза, ну а за спиной почему не позубоскалить?

Употребив это старое прозвище, Миша Капустин переусердствовал.

Кровь бросилась Олегу в голову, и не успел Миша понять, что происходит, как был взят на болевой прием в собственном кабинете. Нестерпимая боль вынудила Капустина тридцать три раза повторить, что клоуном является именно он сам, а не кто-то другой. У Олега промелькнула мысль заставить Мишу все это повторить в присутствии сотрудников агентства, но он вовремя остановился — образование юриста позволило сообразить, что свидетели здесь ни к чему. После этого Олег уволился из агентства, а Миша Капустин не стал этот инцидент предавать огласке, но теперь считал Попова своим лютым врагом.

Олег Попов решил не возвращаться на службу, хотя возраст пока это позволял, а попытаться самому добиться успехов на поприще частного сыска. Он зарегистрировался частным предпринимателем по оказанию юридических услуг, так как законодательство пока не узаконило эту деятельность, и начал давать объявления в газеты, а свою квартиру использовал в качестве офиса. Последнее обстоятельство отпугивало солидных клиентов — что это за детектив в коммунальной квартире без длинноногой секретарши и сотрудников? А мелкие дела позволяли лишь держаться на плаву. Однажды, когда Олег стал разносить новую порцию рекламы по редакциям газет, ему все в один голос заявили, что рекламный блок уже сформирован и заказ смогут принять только через месяц. Олег сразу понял, что здесь не обошлось без участия Миши Капустина, решившего таким образом его «задавить» и отомстить за унижение. Он нашел третьестепенные газетенки, где у него приняли рекламу, но на эффект от нее он особо не рассчитывал. Ближайшее будущее ему рисовалось серым и безрадостным, как этот летний, но мрачный из-за непогоды день.

В коммуналке, где проживал в двенадцатиметровой комнате Олег, жили еще две семьи, находящиеся в состоянии войны друг с другом из-за невозможности полюбовно договориться о размене квартиры. Олег в этих баталиях не участвовал, он выставил единственное условие: изолированная однокомнатная квартира, неважно какой площади и в каком районе. Он был готов доплатить, но ухудшившееся финансовое положение делало такой размен все более проблематичным.

Звонок телефона подбросил Олега с дивана, и он, продемонстрировав невероятную скорость, тут же оказался рядом с аппаратом, но лишь дождавшись третьего звонка, поднял трубку. На определителе появился незнакомый номер, начинающийся с двух двоек, — звонили из центрального района города. У Олега была отдельная телефонная линия, и это вызывало зависть у соседей, бегающих звонить в коридор по общему телефону. Он «пробил» телефонный номер, когда работал в органах.

— Слушаю вас, — проговорил он энергичным голосом до предела занятого человека, у которого все расписано по минутам.

— Я по объявлению в газете. Вы частный детектив? — Девичий голос был спокоен и деловит, и это давало надежду на клиента. — Вы раньше работали в органах?

— Совершенно верно. Я бывший следователь. — Тут он немного покривил душой, так как имел опыт лишь оперативной работы.

— Очень хорошо! — обрадовалась девушка. — Скажите, где ваш офис, — я сейчас подъеду.

Олег обвел взглядом скудную обстановку — канцелярский стол с настольной лампой под металлическим абажуром, диван, старенькую «ирпенскую» стенку и три стула. За стенкой слышались голоса соседей, выясняющих между собой отношения.

— К сожалению, я должен сейчас уйти из офиса по делам, так что нам лучше встретиться в городе. Через час в кафе «Киевское» на Сквозной вас устроит?

— Да, это совсем близко — пешком минут пятнадцать. Извините, а как мы узнаем друг друга?

— Не волнуйтесь, узнаем, — многозначительно пообещал Олег, и у него сразу же улучшилось настроение. — На всякий случай запомните пароль: «У вас есть славянский шкаф?»

— Что-что? — встревожилась девушка. — Я не совсем поняла вас.

— Это шутка. До встречи. Если не задержусь из-за перестрелки, то буду вовремя.

— Хорошо, я тоже не опоздаю, — согласилась девушка.

Олег начал собираться, весело насвистывая какую-то мелодию. Ссора соседей за стеной достигла апогея, особенно выделялся пронзительный голос соседки Люды. Олег, проходя по коридору, постучал зонтиком в дверь соседей и грозно сообщил:

— Я вызвал наряд милиции. Ожидайте и приготовьте руки для наручников!

Шум мгновенно стих.

В кафе Олег появился за двадцать минут до назначенного времени. Он хотел произвести впечатление на потенциальную клиентку и для этого специально не спросил, как она выглядит. Трюк был очень простой — прийти раньше и высматривать человека, в данном случае девушку, вошедшую в кафе после назначенного времени, с ищущим взглядом, — Олег не сомневался, что она опоздает. По его мнению, склонность опаздывать заложена в генах любой женщины.

Он обвел взглядом кафе — у окна за коктейлями ворковала влюбленная парочка, трое разгоряченных длительным застольем мужчин громко решали мировые проблемы, дальше группа молодежи отмечала какой-то праздник. Холеная женщина лет сорока, увешанная бижутерией, как новогодняя елка, дремала над чашечкой кофе и стаканом воды. Если бы не возраст, она вполне могла быть той самой потенциальной клиенткой. Хотя голос по телефону обманчив: может звучать как у пионерки, а на самом деле принадлежать пенсионерке. На всякий случай Олег решил к ней присмотреться.

К оговоренному времени в кафе не вошла ни одна женщина, подходившая под образ клиентки, нарисованный Олегом в воображении. Он буквально испепелял взглядом сидящую за столиком женщину с неиссякаемой порцией кофе в чашечке чуть больше наперстка.

А женщина никак не реагировала на его взгляды, хотя время от времени посматривала на часы — явно кого-то ожидала.

Увидев, что прошло уже больше двадцати минут после назначенного времени, Олег занервничал и встал, намереваясь подойти к женщине. Он ругал себя за то, что не догадался спросить у звонившей хотя бы ее имя. А теперь ему оставалось только подойти и спросить: «Не с вами ли я договаривался о встрече?» — что выглядело бы непрофессионально и глупо. И он вновь уселся на место, ожидая каких-либо действий женщины или появления в кафе новой, запыхавшейся посетительницы.

— Попов — это вы? — услышал он тихий голос и увидел перед собой девушку, еще недавно весело болтавшую с молодым человеком, который теперь сидел в одиночестве, с хмурым видом.

— Да. — Олег растерялся и подумал: «Видно, сегодня не мой день!»

— Меня зовут Илона.

Девушка была чуть ниже среднего роста, с коротко, «под мальчишку», постриженными красноватого цвета волосами, приятным открытым личиком и огромными выразительными голубыми глазами. Одета она была в свободного покроя короткое платьице, при движениях обозначавшее стройную фигуру. Девушка, не ожидая приглашения, уселась напротив.

— Я не хотел мешать вашему разговору с кавалером, — нашелся Олег, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение — мол, я давно понял, что это ты.

— Это не кавалер. Парень помог мне скоротать время в ожидании. Я не сразу догадалась, что это вы, но, увидев, что вы нервничаете и посматриваете на часы, решила подойти первой.

— Неважно, кто к кому подошел. У вас ко мне дело — я вас слушаю.

— Моя фамилия Фролова. Еще когда я была ребенком, мать ушла от отца, и он воспитывал меня сам. Жили мы в поселке городского типа, где я закончила школу. Я захотела учиться дальше, и отец привез меня сюда, к своей старшей сестре Любови Гавриловне Фроловой. Я ее до тех пор ни разу не видела, хотя много о ней слышала. На моей памяти отец несколько раз ездил к ней, но никогда не брал меня с собой, хотя я просила его об этом. Я предполагала, что у них не совсем хорошие отношения, но встреча с теткой меня удивила — она очень радушно встретила нас, сразу предложила, чтобы я жила в ее квартире. Подарила мне колечко. — Илона вытянула руку и показала золотое кольцо с александритом. — Не скажу, что наши отношения были безоблачными, — она была помешана на порядке в доме и на мужчинах.

— Сколько лет вашей тете?

— Шестьдесят три… должно было бы исполниться этой осенью.

— Любви все возрасты покорны, — ввернул Олег цитату из классика. — Бабушкам тоже хочется погусарить.

— Не в этом дело. Все ее мужчины были насквозь лживы и проводили с ней время из-за ее денег.

— Она такая богатая?

— У нее дома было много антиквариата — картины, посуда, статуэтки, вазы. И много драгоценностей — кольца и серьги с драгоценными камнями, дорогие ожерелья, золотые монеты царской чеканки. Время от времени она что-то продавала, чтобы на это жить и содержать очередного любовника. Когда я спросила, откуда такое богатство, она рассмеялась и сказала: «Илонка, запомни: жизнь состоит из двух частей, это время принимать камни, — и она указала на кольцо с крупным бриллиантом, — и время разбрасывать их».

— Достаточно вольное толкование известного библейского изречения.

— Знаю, что нельзя говорить о покойниках плохо, но она была сварливой, мелочной и с причудами. Ей хотелось, чтобы мужчины, находящиеся рядом с ней, постоянно восхищались ею, говорили о своей любви, угождали, разве что не ползали на брюхе у ее ног.

— Кто платит, тот заказывает музыку, — такова жизнь. — Олег пожал плечами.

— Но все это было уже слишком! — разозлилась девушка. — От меня она тоже требовала, чтобы я ей во всем угождала. Когда она выгоняла очередного любовника или он сам уходил, не вынеся ее причуд, она устраивала концерт, обычно выбирая для этого ночное время, — истерично кричала, что ей плохо, что я бессердечная, несмотря на все хорошее, что она сделала для меня, что я спокойно смотрю, как она умирает. Я вызывала «скорую», чтобы ей сделали успокоительный укол.

— А может, ей и в самом деле было плохо? Все же она лишалась очередной сердечной привязанности.

— На самом деле она любила только себя и требовала от окружающих восхищения!

— Хорошо, продолжайте. Я пока не вижу, в чем должен вам помочь.

— Иногда ее возлюбленные приставали ко мне. Однажды я рассказала ей об этом, но она только рассмеялась: разве я могу сравниться с ней? В качестве доказательства она показала свою фотографию, сделанную в молодости, — тогда она действительно была очень красивой. Это правда. — Девушка вздохнула. — Тетя сказала: «Такая красота очень многого стоит, и все, что у меня есть, добыто благодаря красоте. Запомни это: не разменивайся по мелочам».

— Может, мы все же перейдем к делу? Для чего вы обратились ко мне? — не выдержал Олег.

— Полтора месяца тому назад тетю нашли мертвой — она отравилась и оставила предсмертную записку.

— И?..

— Исчезли все ее драгоценности. А среди них были уникальные вещи!

— Вы говорили об этом следователю?

— Да. Он сказал, что вначале предполагали, что старушка не сама укоротила себе век, и даже подозревал меня в этом. Ведь я оказалась единственной наследницей квартиры и всего, что там есть. Даже после пропажи драгоценностей там имеется еще немало ценного. Но он не обнаружил ничего, что указывало бы на насильственную смерть тети. Мое заявление о пропаже драгоценностей на крупную сумму привело бы к дополнительному расследованию, возникли б вопросы: откуда столько ценностей у скромной пенсионерки, бывшей работницы учреждения культуры? Что я знаю об их происхождении? И не факт, что даже если драгоценности найдутся, они попадут ко мне.

— Может, твоя тетя сама когда-то получила все это в наследство?

— Я не знаю, как драгоценности и все остальное добро попало к моей тете, — негромко сказала Илона, посматривая по сторонам, словно подозревала, что их могут подслушивать. — Но это не наследство. И вообще, я думаю, что это темная история, так как тетя избегала говорить на эту тему. Следователь прав — если начнут выяснять историю пропавших драгоценностей, то я их могу никогда не увидеть.

— Чего же ты хочешь?

— Хочу, чтобы вы нашли эти драгоценности, а мы с вами поделим их поровну! — торжественно произнесла девушка. — Это очень большие деньги! Вы даже не представляете, насколько большие!

Олегу показалось, что он участвует в каком-то спектакле или даже в водевиле. Умершая тетка, похищенные драгоценности, девчонка-«кнопка», твердо вознамерившаяся не упустить свое. Все призрачно, зыбко, да и получить гонорар за розыск ценностей ему не светит.

— Я так понимаю, у тебя нет денег, чтобы оплатить мои услуги по поиску пропавших драгоценностей?

— В квартире все описано, и я ничего не могу продать, пока не пройдет полгода и я официально не вступлю в права владения наследством. Но зачем вам эти жалкие крохи, если я предлагаю половину всех найденных драгоценностей?

— Их еще надо найти, а это требует средств, и немалых. Извини, но я благотворительностью не занимаюсь. — Олег решительно поднялся, но тут девчонка, потянувшись через стол, схватила его за рубашку, пытаясь удержать. Олег опешил — он не ожидал от нее такой прыти.

— Неужели ты не понимаешь, что это большие деньги, очень большие деньги, каких ты не заработаешь и за сто лет работы без выходных? — зло прошептала девчонка; ее голубые глаза гневно сверкали, как драгоценные бериллы.

И Олег вдруг понял, что девчонка, возможно, права и ему не следует отказываться от ее предложения. Он снова опустился на стул.

— Откуда мне знать, существуют ли на самом деле эти драгоценности и настолько ли велика их стоимость? А вдруг это плод твоей фантазии?

— Придется поверить мне на слово. Разве я похожа на сумасшедшую? — Девушка с вызовом посмотрела на Олега.

«Скорее сумасшедшим можно будет назвать меня, если возьмусь за это дело». Но внутренний голос соблазняюще нашептывал: «Это твой шанс, и к тому же у тебя сейчас нет работы».

3

Олег был немного знаком со следователем Павленко по прозвищу Ниро Вульф, поэтому решил начать поиск пропавших драгоценностей с беседы с ним. К его удивлению, Павленко сразу откликнулся на просьбу встретиться и пригласил к себе в кабинет.

Несмотря на крутой подъем улицы Сквозной, Олег шел быстро, ловко маневрируя между прохожими на узком тротуаре. Ему все еще казалось странным и даже смешным то, что он согласился на сумасбродное предложение Илоны заняться поиском пропавших драгоценностей и теперь тратит время на это неперспективное дело.

Трехэтажное здание райотдела милиции располагалось за школой. Здесь были очень высокие потолки, что указывало на довоенную постройку, и перегороженные тесные помещения. Олег испытал чувство, подобное ностальгии, когда увидел знакомую обстановку, озабоченное лицо оперативного дежурного, разговаривавшего по телефону за стеклянной перегородкой. Все тут было привычным и родным. Может, все-таки вернуться на службу?

В небольшой комнатушке стояло три канцелярских стола, но кроме Павленко здесь никого не было. Олег обрадовался — он не хотел, чтобы еще кто-нибудь знал, чем он сейчас занимается.

Павленко сразу включил электрочайник и достал початую банку растворимого кофе.

— Ты, я слышал, у Капустина работаешь?

— Уже нет — ушел на собственные хлеба.

— Выходит, не сработались. А мне через полторы недели на пенсию — думал к нему пойти. Рекомендуешь?

— Нет — там только в дерьме будешь ковыряться.

— Мне здесь тоже не фасовкой печенья приходится заниматься.

— Ты спросил — я сказал. Дело хозяйское. — Олег пожал плечами.

Павленко достал из сейфа наполовину полную бутылку коньяка.

— Тебе как — в кофе или отдельно? Коньяк хороший, марочный, закарпатский.

Олег хотел было отказаться, а потом решил, что немного расслабиться не помешает, и согласно махнул рукой.

— Понял. — Павленко налил ему чуть ли не половину стакана, а себе плеснул немного в кофе.

— Ну у тебя и дозы! — Олег вздохнул, но увидев нетерпеливый жест следователя, не отрываясь, выпил ароматную жидкость до дна.

Павленко тут же спрятал стакан.

— Теперь рассказывай, что тебя привело ко мне.

— Ты давал заключение по самоубийству Фроловой Любови Гавриловны. — Олег почувствовал, как кровь пульсирует в теле горячими толчками, и ему вдруг стало легко и спокойно. Даже обстановка чужого казенного кабинета показалась милой и уютной.

Следователь посмотрел на него с легкой усмешкой:

— Манюня сумела тебя обработать, и теперь все твои мысли об одном: как найти мифические сокровища.

— Почему мифические? Ведь она своими глазами их видела, а раз так, то…

— … то это было не самоубийство, а убийство с целью завладения ими. Найти человека, их похитившего, — значит, найти убийцу. Или наоборот, — закончил за него Павленко, добродушно улыбаясь. — В результате все увидят, что старина Ниро Вульф совсем сдал и ему и в самом деле пора на пенсию.

— Я и не думаю тебя подставлять — мне это ни к чему. — Олег пожал плечами. — Клиентка заинтересована в поиске драгоценностей, а не в выяснении того, что это было: убийство или самоубийство.

— Все это очень непросто. И дело не в том, что я пекусь о своей репутации непогрешимого следователя, прозванного Ниро Вульфом, — это имя он произнес с видимым удовольствием, — не только за габариты, но и за ум. Что ты думаешь делать, если тебе станет известно имя грабителя и, не исключено, убийцы этой любвеобильной старушки?

— Передам доказательную базу по убийству тебе, а дальше ты…

— Доказательств нет. Если это не самоубийство, а убийство, то оно было совершено идеально, с помощью лекарства. Даже если ты найдешь зацепку и выйдешь на убийцу, ловкий адвокат в суде докажет, что это несчастный случай в результате передозировки. Какое наказание предусмотрено по этой статье, ты знаешь. Думаю, что убийца все просчитал, поэтому, где прячет похищенные драгоценности, он тебе не скажет — это залог его скорого освобождения, а также сытой жизни в дальнейшем.

— Так ты тоже думаешь, что это было убийство? — озадаченно спросил Олег.

— Следователь обязан все время думать, но оперировать только фактами. В данном случае имеются лишь косвенные доказательства того, что некое лицо могло быть причастно к ее смерти.

— Косвенные улики — это не доказательства, — согласился Олег; легкое опьянение улетучилось благодаря напряженной работе мозга. «Павленко явно что-то знает, но темнит, недоговаривает. Видно, предстоящий уход на пенсию заставляет быть осторожным», — решил он.

— Вот именно. На первый взгляд это явная картина самоубийства. Любовь Фролова написала предсмертное письмо — графологическая экспертиза подтвердила, что это ее почерк, потом в одиночестве выпила бокал дорогущего французского вина — его она купила лично в валютном баре отеля «Днипро», в это вино добавила сильнодействующее сердечное лекарство, которое сама по рецепту приобрела в аптеке. После этого она отправилась в спальню и красиво обставила смерть — накрашенная и нарумяненная, в нарядном платье, легла на шикарную кровать из румынского гарнитура «Людовик XVI». Словом, бывшая актриса сыграла свою последнюю роль. И никаких прямых улик присутствия там другого лица!

— Переходи к косвенным, — нетерпеливо попросил Олег.

— Хозяйка была помешана на чистоте и уюте, но я обнаружил в гостиной шахматную фигурку — коня, она закатилась за ножку стола.

— Илона мне рассказала, что ее тетя любила играть в шахматы и преферанс — несколько странные увлечения для женщины, особенно первое, — заметил Олег.

— Верно, но она не разбирала шахматные этюды в одиночестве, бывало, даже играла при помощи телефона — ей всегда нужен был партнер. К слову сказать, по отзывам ее партнеров, она играла не очень хорошо, но не любила проигрывать. Это была одна из ее причуд — таким образом поддерживала в себе уверенность, что она женщина необыкновенная и очень умная. А при ее болезненной склонности к чистоте и порядку она не могла не заметить лежащей там фигурки, если только шахматную партию не играли незадолго до ее смерти.

— Решиться на самоубийство непросто, это могло нарушить ее обычный ритм жизни, и в чем-то она дала слабину, — возразил Олег.

— Согласен. Но созданная ею картина смерти в спальне меня сразу насторожила, там не хватало одной детали, для артистов весьма важной.

— Интересно, какой?

— В спальне не было цветов. А ведь заключительная сцена спектакля предполагает цветы и аплодисменты зрителей. Фролова была женщиной далеко не бедной и могла бы завалить комнату цветами. Это было бы так эффектно!

— Может, она этим хотела показать, что спектакль сыгран, но ее роль была не такой, на какую она надеялась, — отсюда отсутствие аплодисментов и цветов?

— Примерно так подумал бы и я, если бы участковый не нашел лепесток розы за тумбочкой возле кровати. Довольно свежий, не засохший. Могу предположить, что цветы все же были, но они предназначались для живой хозяйки, и их унес тот, кто не хотел, чтобы о его посещении узнали.

— Можно выдвинуть много версий, как там оказался лепесток розы. — Олег покачал головой.

— Есть третья косвенная улика, подтверждающая, что это хорошо продуманное убийство. Обставляя свою смерть так пышно, неужели она не подумала, как будет выглядеть, когда ее найдут? Было начало мая, уже довольно жарко, да еще закрытая квартира, — лицо могло стать безобразным, и тогда все ее усилия были бы напрасны. Любовникам она не доверяла ключи от своей квартиры, единственный второй ключ был у племянницы. Приняв яд, она не позвонила ей, не оставила дверь открытой. Ее нашли на вторые сутки, а ведь могло пройти значительно больше времени, и страшно представить, как бы она выглядела через неделю или даже больше. С племянницей она была в ссоре, и та могла длительное время не выходить на связь.

— Если только… — произнес Олег и замолчал.

— Да, я тоже сначала, грешным делом, думал на эту малютку, так как она единственная выигрывала от смерти своей тети. Ее рассказы о драгоценностях я принял за не очень умный ход. Она и мне предлагала заняться их поисками — я ее высмеял и выставил за дверь. Впереди у меня пенсия, и я хочу пожить как нормальный человек. Ездить на рыбалку, собирать грибы, наконец, просто смотреть телевизор, а не ломать голову над криминальными ребусами. Я посоветовал ей обратиться в частное детективное агентство, так что твой приход в какой-то мере спровоцирован мной. Надо ли ей ворошить старое, заниматься расследованием, если у нее рыльце в пушку?

— А если убийца и похититель драгоценностей — разные люди? — Олег принял на себя роль независимого эксперта.

— Не исключено. Но у девчонки железное алиби — в день смерти тети она была с друзьями-студентами на пикнике за городом, в лесу, и все время оставалась на виду. К тому же она не умеет играть в шахматы, и ради нее тетя не стала бы открывать бутылку дорогого вина. Лепесток розы, вино и шахматы — все это указывает на мужчину.

— Тогда кто-то из ее прежних любовников.

— Великолепная идея! — Павленко рассмеялся и достал из сейфа папку. — Вот, держи — здесь список ее бывших любовников, но предполагаю, что он далеко не полный. Это лишь те, кого мне удалось раскопать. Все они имеют на день смерти Фроловой железное алиби. Поройся, может, тебе удастся за что-то зацепиться. Если тебе будет нужен мой совет, то не стесняйся, старина, обращайся.

— Если ты так уверен, что это убийство, то почему не расследуешь дело сам? — поразился Олег, принимая папку.

— Прокуратура косвенные улики не приняла, опасается «глухаря». Меня руководство не поддержало, а, наоборот, потребовало, чтобы я не тянул время и остановился на суициде. Портить отношения с руководством перед пенсией мне нежелательно, — и Павленко горько улыбнулся.

4

Вернувшись домой, Олег с нетерпением раскрыл папку — в ней находились ксерокопии протоколов осмотра квартиры убитой, заключения судмедэкспертизы, решения прокуратуры об отказе в возбуждении уголовного дела, список подозреваемых и их алиби. Время смерти Фроловой, вследствие высокой в те дни температуры, было установлено неточно, допускалась погрешность в шесть-восемь часов. Первым в списке подозреваемых значился Рыков Вениамин Борисович, ныне заведующий Домом культуры в Феодосии, а полгода тому назад он работал помощником режиссера в одном из киевских драматических театров и сожительствовал с Фроловой. Прилагался список пассажиров утреннего рейса из Симферополя в Киев и вечернего — из Киева в Симферополь. Там же имелся ряд протоколов, объяснений, из которых следовало, что Рыков вечером в день смерти Фроловой организовывал концерт художественной самодеятельности в Симферополе, где сам выступал с номером — играл на аккордеоне. Съездить из Симферополя в Киев и обратно за такой короткий срок он мог только на самолете, а отсутствие его фамилии среди пассажиров дневного рейса из Киева было для него стопроцентным алиби.

Последний сожитель Фроловой, Иван Широкий, был ее любовником непродолжительное время, их связь была самой короткой из всех — меньше месяца. Он отличался устойчивой приверженностью к выпивке, невоздержанностью в выражениях, из-за чего и был изгнан. Широкий был машинистом сцены в том же театре, где раньше работал Рыков, и вечером занимался техническим обеспечением спектакля. В день смерти Фроловой он пришел на работу пьяным, о чем была составлена докладная записка руководству. На утро и день он имел алиби, подтверждающееся лишь его собутыльниками, с которыми пиршествовал в Гидропарке по случаю выданной зарплаты. Олега удивило, что Павленко поставил его фамилию в самый конец списка, хотя среди всех подозреваемых он имел самое хлипкое алиби.

Олег не выдержал — позвонил Павленко и обрадовался, что тот оказался на месте:

— Я тут хотел уточнить по поводу алиби Широкого…

— Понятно, — прервал его Павленко. — Можешь этим не заниматься. Широкий — конченый алкоголик с интеллигентной внешностью. Такой пошел бы на убийство, но не в день зарплаты, а когда денег нет. И настолько детально продумать все он вряд ли смог бы. Если не веришь, повидайся с ним — может, я ошибаюсь. Все, бегу, у меня своей работы достаточно.

Олег решил увидеться с Иваном Широким. Ведь если он будет во всем идти след в след за Павленко, то, как и тот, в итоге упрется в тупик. Надо делать и проверять самые невероятные предположения и, может, тогда к чему-нибудь удастся прийти.

Удостоверение в красной обложке было почти как настоящее «эмвэдэшное», за исключением того, что согласно ему Олег являлся частным юрисконсультом, и подтверждалось это соответствующей печатью, не гербовой. Мельком показанное удостоверение оказало гипнотизирующее действие на вахтершу. Олегу тут же дали провожатого — низенького веснушчатого мужчинку, говорившего несколько писклявым голосом. Это был заведующий реквизиторским цехом.

— Без меня вы запутаетесь в наших лабиринтах, — по ходу объяснял мужчинка, назвавшийся Альбертом Ивановичем. — Ведь театр — не только вешалка, фойе, зал и сцена. Очень много механизмов скрыто за кулисами, а большинство декораций подвешены на канатах, перемещаются с помощью элеваторов, имеющих с другой стороны контргрузы, калкаши. Чтобы вам было понятно, это мини-фуникулеры. Декорацию опускаешь вниз — контргруз наверху. Декорация наверху — контргруз внизу. А если взять поворотный круг на сцене…

Олега это не интересовало, и он прервал провожатого, направляя беседу в нужное русло:

— Вы так хорошо все знаете! Видно, работаете здесь давно?

— Да уж — третий десяток пошел, как я здесь. Пришел сразу после школы — думал артистом стать, но не вышло. А начинал я рабочим сцены.

— Какого вы мнения об Иване Широком?

— Человек как человек… — Веснушчатый мужчинка пожал плечами. — А вообще-то пьяница — все пропивает. Является на работу пьяным — все ему сходит с рук. Другого бы уволили давно.

— Почему такое снисхождение к Широкому? — заинтересовался Олег.

Веснушчатый понизил голос, оглянулся и торопливо произнес:

— Они с директором вместе учились на актерском, тот его и покрывает. Но никому не говорите, что это я сказал! — испуганно закончил он.

— А с директором я смогу сегодня увидеться?

— Нет. Он вчера уехал в отпуск — за границу, на две недели. А вообще у него отпуск большой, так что появится ближе к осени и тут же устроит разнос замдиректора Чайковскому за плохую подготовку к новому сезону. — И он снова испуганно сказал: — Но я вам…

— … ничего не говорил, — закончил за него Олег.

— Теперь нам надо будет немного помолчать — на сцене идет репетиция, — извиняющимся тоном попросил Альберт Иванович.

Они стали подниматься по деревянным лестницам круто вверх. В стороны уходили горизонтальные галереи, вдоль которых блестели смазкой вертикально стоящие рельсы и висели канаты. На третьем ярусе они пошли по горизонтальной галерее и вскоре столкнулись с мужчиной лет сорока пяти, в пропотевшей майке, плотно облегавшей мускулистый торс, и темных штанах спецовки. Его длинные волосы были заплетены сзади косичкой. На красивом мужественном лице, немного оплывшем в связи с возрастом и чрезмерным употреблением алкоголя, выделялись орлиный нос и горящие огнем глаза. С такой внешностью ему бы играть мушкетеров или пиратов, а не тягать канаты на задворках сцены.

— Ваня, тут к тебе гости, — елейным голоском произнес Альберт Иванович.

— Гостям мы всегда рады, а для врагов-недругов имеем шашку! — прогрохотал Широкий чуть ли не басом и махнул рукой, словно рубанул шашкой.

Веснушчатый испугался.

— Ваня! Репетиция же, — прошипел он.

— Физику учи, Альбертушка-Вертушка! Куда звук распространяется — вверх или вниз? Хочешь, сейчас крикну, а внизу меня не услышат? — предложил он, и Альберт Иванович, несмотря на полумрак, стал белым, словно мел.

— Ваня, не надо ничего делать! — попросил он и в тот же миг бросился по лестнице вниз.

— Чем я обязан вашему появлению в моих чертогах? — поинтересовался Иван Широкий, играя голосом, — то повышая, то понижая тембр.

— Я расследую обстоятельства смерти Любови Гавриловны Фроловой. Ведь вы были с ней достаточно близки?

— И я — тоже был, — трагически произнес Широкий, невольно вызвав в памяти Олега известную фразу Юлия Цезаря «И ты, Брут?».

— Что вы этим хотите сказать?

— То, что я был не один в ее списке. Вон Альбертушка, который вас привел, тоже пытался и даже был удостоен, но наутро с позором изгнан. А я сам ушел, и меня не гнал конвой.

— Я знаю, что в числе ее близких друзей был Рыков, который тогда здесь работал.

— Только ли он? Даже наш уважаемый директор, когда двадцать пять лет тому назад, будучи зеленым выпускником, попал сюда, не устоял перед ее чарами. Правда, в то время она была ничего, и ему пришлось потрудиться, чтобы снискать ее благосклонность.

— Она тогда работала дежурной?

— Да, левой стороны первого яруса, и ключи от директорской ложи были у нее. Предыдущий директор тоже был к ней неравнодушен, но его допросить не сможете — он уже на небесах.

— Как долго продолжалась связь с ней нынешнего директора Сомова, вашего однокурсника?

— Альбертушка наябедничал, что мы с Сомовым вместе учились?

— Давайте договоримся: вначале вопросы задаю я, а затем вы.

— Сомов у нее пожил недолго — месяц-два — и уехал работать в другой театр. Валера администратор неплохой, но артист был, скажу как профессионал, никудышный!

— Как же вы, такой талантливый, оказались здесь, тогда как он теперь директор? — не удержался от язвительного замечания Олег.

— Я был лучший на курсе, и все знали, что мне предстоит звездный путь. Поэтому я единственный тут задержался, но враги, плебеи, завидовали моему таланту, и мне не давали достойных ролей. Я стал возмущаться, но разве словом пробьешь стену? А во время очередной аттестации мне сделали ручкой. В насмешку предложили работать здесь, не ожидая, что я соглашусь. Но я, как Иисус, несущий свой крест, согласился, решив: пусть здесь, но зато рядом с Мельпоменой. Когда Валера стал директором, он предложил мне вернуться в артисты, но я не согласился. Ступивший на Голгофу должен пронести свой крест до самого конца!

— Где вы были в день смерти Фроловой?

— Вы не уточнили дату и время ее смерти, — издевательским тоном произнес Широкий. — Но мне это известно — предыдущий следователь меня просветил, поэтому отвечу: утром получил зарплату и в компании друзей отправился ее пропивать на Труханов остров — прекрасное тихое место. Если бы у меня было желание убить Любу, на что вы своими вопросами намекаете, то я бы это сделал именно там. Тишина, птички поют, природа! Вечером прибыл в театр, чтобы нести свою тяжкую ношу — до конца. — Он стал быстро тянуть канат, мышцы его рук вздулись, свидетельствуя о неплохой физической форме для его возраста. — Это подтверждает докладная Сидора Ивановича — моего начальника. Кстати, Альберт Иванович, Сидор Иванович — все они гниды! Может, это связано с тем, что они — Ивановичи? И мои дети тоже могут быть?..

И он застыл с открытым ртом, его лицо приняло дегенеративное выражение, но Олега не покидало ощущение, что Широкий устроил показушный спектакль, а сам наблюдал за ним трезво и расчетливо. Встреча с Широким не принесла ничего нового, лишь пополнился список подозреваемых новыми кандидатурами — нынешнего директора Сомова и веснушчатого Альберта Ивановича. Видно, неспроста Широкий подставил их, хотя директора — зачем? Ведь тот покрывает его. А может, он знает о Сомове такое, из-за чего тот вынужден терпеть все его выкрутасы? Надо было проверить алиби новых фигурантов, но как это сделать? Павленко было проще — за его спиной стоял закон и сложный, громоздкий, но эффективный механизм правоохранительных органов. Тому можно было задавать запросы и получать информацию от участковых, вызывать повесткой интересующих людей, а вот Олегу приходилось действовать в одиночку. И не мог он пугать людей фразой: «За дачу ложных показаний…», даже отвечать на его вопросы никто не обязан, и ничего с этим не поделаешь.

5

Размышления предполагают одиночество, желательно тишину, а еще лучше — чашечку кофе, а если куришь, то сигарету, и… список можно продолжить до бесконечности. Олег, размышляя, делал различные упражнения с пудовой гирей — многократно поднимал, перебрасывал ее из одной руки в другую, давал нагрузку на те или иные группы мышц. По его мнению, ускоренный бег крови по венам и артериям улучшал умственную деятельность.

Список подозреваемых довольно велик, и если проверять алиби каждого из них, это займет очень много времени, и нет гарантии успеха в поисках драгоценностей. Убийца — не уголовник, а человек, в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств решившийся на преступление. Большинство любовников Фроловой — альфонсы, приживалы, привыкшие паразитировать, жить за счет других. Убийца должен чем-то выделяться из этой массы, так как он способен на поступок, хоть и ужасный по своей сути, — на убийство во имя богатства.

Олег вновь просмотрел список, и его внимание привлек Антон Павлович Базаров. Не из-за колоритности сочетания имени и отчества известного русского классика с не менее известной фамилией персонажа романа другого классика, а из-за того, что тот был бизнесменом. Единственный небедный человек в этом списке, почти полностью состоящем из людей, близких к творческой деятельности и, как следствие, малообеспеченных. Базаров был руководителем и владельцем торговой фирмы. Его роман с Фроловой начался полтора года тому назад, был непродолжительным — три месяца — и закончился по инициативе Базарова, по крайней мере, он так утверждал. По всему выходило, что сорокадевятилетний бизнесмен, человек состоятельный, вдруг воспылал любовью к шестидесятилетней женщине, а потом так же внезапно остыл. Если концовка была понятна, то начало казалось весьма туманным.

На момент смерти Фроловой Базаров имел алиби. По свидетельству его секретаря, днем он находился в офисе, а вечером — в ресторане «Княжий двор» на Михайловской площади, где заранее была запланирована неофициальная встреча-посиделки с возможными компаньонами по бизнесу. Олег решил не очень доверять свидетельству секретаря, не узнав, насколько близкие отношения у нее с шефом. Что касается встречи в ресторане, то не было гарантий, что Базаров все время находился там и никуда не отлучался. Ресторан расположен недалеко от дома Фроловой, и, используя автомобиль, бизнесмен мог за полчаса провернуть всю операцию. Олег мысленно представил, как мужчина с внешностью Джеймса Бонда, улучив момент, вернее, по заранее намеченному плану, тайком покидает ресторан и мчится на автомобиле — дорога занимает от силы пять-семь минут. Заходит в квартиру будущей жертвы с букетом роз. Фролова ожидает его прихода, поэтому она в нарядном платье. Он сообщает ей что-то радостное, и она открывает бутылку дорогого французского вина. Мужчина незаметно добавляет в ее бокал фармадипин, резко понизивший давление, и ей сразу становится плохо с сердцем. Он помогает ей добраться до постели, делает вид, что вызывает «скорую помощь», в стакан воды вливает смертельную дозу того же лекарства и дает ей выпить. Женщина впадает в бессознательное состояние, но он, не обращая на нее внимания, достает и пакует драгоценности. В полчаса сложно уложиться, но при наличии сообщника, который остается и уничтожает все следы, — возможно.

Олег посмотрел на часы и прикинул, что успеет съездить в офис бизнесмена до окончания там рабочего времени. Было бы неплохо переговорить с секретарем и составить о ней свое мнение.

Офисное здание оказалось бывшим детским садиком, у входа сидели «секьюрити» в черной форменной одежде.

— Мне надо в компанию «Алабама», к господину Базарову, — важно произнес Олег.

Охранники переглянулись, и тот, что помоложе, ехидно усмехнулся:

— Тогда вам надо поехать в Алабаму. Три дня как господин Базаров со своей компанией съехали отсюда.

— Переехали в другой офис?

— А вы кто будете?

— Олег Попов, по вопросу трудоустройства — мне на сегодня была назначена встреча.

Лица охранников смягчились — от безработицы никто не застрахован.

— Не самую лучшую организацию ты выбрал, Олег Попов, — высказался охранник постарше, лет сорока. — А тот, из цирка, не твой родственник?

— Двоюродный дядя по троюродной тете. Как я понимаю, у «Алабамы» возникли проблемы?

— Проблемы у них были давно — сотрудникам постоянно зарплату задерживали, а теперь — полное банкротство. Базаров работников уволил, мебель из офиса к себе в гараж вывез. По кредитам он не рассчитывается уже более года, а банк жмет. Так что ищи другое место работы.

— Спасибо, пойду искать.

В папке Олег нашел домашний адрес Базарова и поехал к нему на площадь Победы, но нашел квартиру опечатанной. Это его насторожило, и, отыскав исправный таксофон, он позвонил Павленко. Тот чертыхнулся, но пообещал помочь. Олег решил далеко не уходить от чудом уцелевшего таксофона, ожидая, пока истекут оговоренные Павленко полчаса. Ему оставалось лишь бесцельно глазеть по сторонам.

Мегаполис, для которого недавно начались иные времена, был насторожен и даже растерян в ожидании грядущих оптимистичных перемен. Новую жизнь люди начали купонно-карбованцевыми миллионщиками, не разлучаясь с «кравчучками», твердо уверенные в стабильности зеленого доллара и в том, что двигатель прогресса — «купи-продай», а не развитие производства. Возле обменного пункта валюты, который половина населения называла на польский манер «кантором», как обычно, крутились подозрительные типы, предлагающие доверчивым ротозеям произвести обмен по выгодному курсу. Почти у самых дверей обменника пристроилась компания наперсточников, разыгрывая мини-спектакль, где каждому члену бригады была отведена своя роль. Недалеко от них прошел патруль «пепеэсников», делающих вид, что ничего не замечают. Новое время диктовало новые правила жизни, главным из которых было: обогащайся! Не сумел, не смог использовать свои возможности? Пеняй на себя!

Канул в прошлое принцип получения зарплаты. Теперь деньги, желательно твердую валюту, надо не получать, а добывать, и только от тебя самого зависит, что под этим понимать.

Олег тряхнул головой, отгоняя мысли, которые в последнее время все чаще его посещали. Для нового времени подходили беспринципные Капустины, а он таким быть не хотел. Конечно, то, чем он сейчас занимался, было не совсем законно, но он нашел себе оправдание. Да, его главная цель — найти драгоценности и получить свою долю, но помимо этого он поймает преступника, убийцу, и передаст его в руки правосудия через Павленко. Ему вспомнилось, что следователь назвал это идеальным преступлением. Идеальных преступлений не бывает, всегда найдется зацепка. Настроив себя столь оптимистически, Олег перезвонил Павленко.

— Базаров по уши в дерьме, — сообщил следователь. — Невозвращение банковского кредита, который он проконвертировал через предприятие-однодневку, сокрытие доходов и еще куча всего, помельче. Возбуждено уголовное дело, и странно, что он на подписке о невыезде, а не в СИЗО. Квартира, где ты его искал, под арестом, он теперь вернулся в свою прежнюю двухкомнатную квартиру, которую делит с бывшей женой и ее сожителем. Записывай адрес.

Бизнесмен, возглавлявший компанию под громким названием «Алабама», теперь проживал в районе Ветряных гор, в шестнадцатиэтажной «панельке», на девятом этаже. Лифт не работал, но Олега это не испугало, и он устроил кросс по лестничным пролетам. Его стремительный бег по темной пожарной лестнице спугнул целовавшуюся парочку, а мужчину в допотопных пижамных штанах заставил от неожиданности уронить полное мусорное ведро. А вот одинокая девица в легком халатике, с затуманенным взглядом, куря явно не табак, флегматично поинтересовалась: «От ментов рвешь? Помощь нужна?» Не останавливаясь, он жестом показал, что справится сам, а девица разогнала дым рукой и благоразумно удалилась. Достигнув площадки девятого этажа, Олег подождал пару минут, пока восстановится дыхание, а затем позвонил в дверь квартиры бизнесмена.

Открыла худая ненакрашенная женщина в банном халате и с бигуди на голове.

— Мне нужно видеть гражданина Базарова, — официально, строгим тоном произнес Олег, демонстративно переложив папку из одной руки в другую.

Женщина повернулась и крикнула:

— Редькин, пришли за тобой! Давай с вещами на выход!

Послышались скрип отворяющейся двери и возмущенный мужской голос:

— Клара, это уже не смешно!

Затем появился и сам обладатель голоса, в спортивном костюме «Адидас», нездорово полный, бледный, с залысинами в топорщившихся седоватых волосах. Увидев Олега, он опешил и, приняв теперь слова женщины всерьез, сразу сник.

— Я к вам, — строго сказал Олег, входя в прихожую и показывая удостоверение красного цвета.

— Давно пора, — позлорадствовала женщина и скрылась за ближайшей дверью, за которой сразу послышались глухие голоса — мужской и женский.

— Пройдемте в вашу комнату. Нам надо поговорить.

Мужчина с убитым видом прошлепал к двери в конце короткого коридора. Небольшая комната вмещала традиционную стенку импортного производства, журнальный столик и сложенный диван. Олег оглянулся в поисках стула, но не нашел.

— Сейчас принесу из кухни табуретку, — сообразил мужчина и стремительно вышел.

Олег осмотрелся, но ничего заслуживающего внимания не увидел. Но кто знает, может, в одном из ящиков шкафа лежат сокровища Фроловой и надо лишь руку протянуть? Может, стоит заглянуть, пока хозяина нет?

Размышления Олега прервало появление хозяина. Базаров принес два табурета, на один сел сам, а на второй указал Олегу.

— Я могу взглянуть на ваше удостоверение? — извиняющимся тоном попросил Базаров, и Олег понял, что тот не так прост, каким кажется на первый взгляд.

— Я частный детектив и провожу расследование по просьбе моего клиента.

— Кто он, вы, конечно, мне не скажете?

— В конце нашего разговора я отвечу на все ваши вопросы, а пока разрешите задать вам мои.

— Валяйте, частный детектив. — Базаров заметно успокоился, открыл бар в стенке, достал бутылку виски и налил себе половину граненого стакана. Сразу сделал большой глоток. — Вам не предлагаю — вы на работе.

— В каких отношениях вы были с Фроловой Любовью Гавриловной?

— В хреновых! — Он залпом допил виски и тут же снова налил. — Она была стервой, но вас интересует другое, о чем меня уже спрашивал очень большой и толстый человек.

Олег насторожился.

— Да, меня интересует другое. — Олег ободряюще улыбнулся Базарову. «Что же, по твоему мнению, меня интересует?» к — В двух словах не скажешь, а мне хочется выговориться. Вы не представляете себе, как может быть плохо человеку, у которого было все, а сейчас нет ничего, и даже не с кем поговорить. Еще недавно вокруг меня жизнь била ключом, не хватало времени, весь в круговороте встреч, разговоров, дел, а теперь даже он молчит, — мужчина указал на мобильный телефон, лежащий на диване. — Потому что я отщепенец, изгой, неудачник! Моя бывшая жена Клара, вы ее видели, всю нашу совместную жизнь твердила мне то же, а я постоянно доказывал обратное, пока не дошел до этой конечной точки. — Базаров допил виски и вновь направился к бару.

— Если вы будете пить такими темпами, то разговора у нас не получится.

— Не волнуйтесь, — язык у мужчины уже слегка заплетался, — я могу выпить литр, а после этого проскакать на диком мустанге двадцать миль, переплыть быструю реку и взобраться на отвесную скалу. Хотите, я покажу вам свои фотографии, а может, вместе выпьем? Давайте дружить… Вам, как другу, дарю. — Он сунул Олегу мобильный телефон, но тот положил его на диван.

— Возьмите. Он мне уже не нужен — я конченый человек, а вам пригодится.

— Вы хотели мне что-то рассказать?

— Ах да! Расскажу все — с самого начала, но прежде я должен сделать вам подарок. Не хотите мобильник, так возьмите это. — Мужчина открыл ящик стола и достал массивный золотой перстень с красным камушком. — Хотя нет — подарки не отдарки, — и он вновь спрятал его. — Лучше возьмите мобильник.

У Олега бешено заколотилось сердце.

— Откуда у вас этот перстень?

— По-да-рок! От стервы… о которой вы меня расспрашиваете.

Олег почувствовал, что вспотел. Драгоценности Фроловой начали материализовываться. Но неужели этот жалкий пьяньчуга — хладнокровный преступник, сумевший совершить идеальное убийство?

— Почему она вам его подарила?

— Возьмите подарок, — он вновь сунул Олегу мобильный телефон. — Чтобы глаза мои не видели его молчащим… И тогда я все расскажу — с самого начала и до конца!

— Хорошо. — И Олег оставил телефон у себя на коленях.

— Нет, так не пойдет — положите в карман, — закапризничал опьяневший мужчина, и Олег засунул телефон в задний карман брюк.

Мужчина удовлетворенно хмыкнул.

— А теперь слушайте историю моей жизни. Никакой я не Базаров, а бывший школьный учитель русского языка и литературы по фамилии Редькин. Базаровым я стал, когда открыл собственное дело. Ведь не звучит: солидный бизнесмен — Редькин!

Олег вспомнил свое обидное прозвище: «Вот еще одна жертва фамилии, решившая обмануть судьбу».

— Дело у меня сразу пошло в гору. Я наладил отношения с болгарскими бизнесменами и брал у них на условиях консигнации их консервацию, которую тут же и реализовывал через сеть магазинов, имея с ними договора. Был ряд схем… ну это необязательно, словом, дело набирало обороты, росло и мое благосостояние. Я купил новую просторную квартиру, обставил ее по своему вкусу, разошелся с женой, у меня появилась молодая женщина, ну, сами понимаете. И тут я вступаю в полосу неудач. Начинаю работать с новым партнером, беру у него товар, а он не идет. Он ко мне с претензиями, подключает «братков»… «Стрелки», угрозы и все прочее. В общем, мне пришлось взять крупный кредит и обналичить его, чтобы рассчитаться с партнером. Я понимал, что без помощи со стороны погасить его невозможно, но действовать по-другому было нельзя… Бился как рыба об лед, но безрезультатно. Однажды в ресторане я случайно познакомился с Любовью Гавриловной, которая положила на меня глаз. Мне было смешно — у меня тогда была любовница в три раза ее моложе, но в разговоре она нащупала тему, которая меня заинтересовала. — Базаров смолк и вздохнул. — Она рассказала, что у нее есть очень ценные древние вещицы, которые она время от времени продает. Я был навеселе и заявил, что не прочь взглянуть на них. Наутро я забыл о разговоре, а она — нет. Позвонила на мобильный и пригласила к себе в гости, чтобы показать мне коллекцию. У меня в тот день все не ладилось, из банка начали донимать по возврату кредита… Словом, мне было не до ее драгоценностей, но я пообещал, хотя предполагал, что не пойду… Однако странным образом сложилось так, что я все-таки зашел к ней… Это была не коллекция, а просто груда старинных и не очень золотых предметов, с камнями и без них. Она явно не была коллекционером, и как попали к ней эти вещи, непонятно. Она показала мне древний золотой обруч с изображением сидящей женщины с зеркалом и стоящего перед ней мужчины. Перевела надписи внутри обруча и сказала, что он принадлежал трем царям скифов, умершим не своей смертью. Я запомнил одно имя — Скил, и на следующий день поинтересовался у знакомого антиквара, сколько этот обруч может стоить. — Базаров хотел было встать и подойти к бару, но Олег его удержал, и тот покорился, при этом его лоб покрылся испариной. — Когда антиквар назвал мне ориентировочную стоимость обруча, я ошалел от услышанного. Этой суммы с лихвой хватило бы, чтобы я забыл о своих денежных затруднениях и не только! План сформировался у меня мгновенно. Любовь Гавриловна показалась мне наивной простушкой, не знающей реальной стоимости этой золотой вещицы. Кроме того, эта романтичная особа пребывала в поисках любви. Я задумал выкупить у нее обруч за цену, гораздо меньшую реальной, воспользовавшись ее влюбленностью в меня. Стал ухаживать за ней, посылать корзины цветов, читать ей стихотворения — словом, вел себя так, как она хотела. Она потребовала, чтобы я бросил свою любовницу и сделал это публично и в ее присутствии — я это сделал. А что мне оставалось, если я был загнан в угол и жил только мыслью заполучить золотой обруч и с его помощью решить все свои проблемы?

Базаров вытер пот со лба.

— Единственное, к чему я не мог себя принудить, — это переспать с ней. Всякий раз, когда доходило до дела, я искусно, как мне казалось, этого избегал. Но я заблуждался. Она разгадала мою игру и сама включилась в нее, чтобы добиться своего и показать, какое я ничтожество. Она ведь в прошлом была актрисой. Посчитав, что Любовь Гавриловна без памяти влюблена в меня и готова на все, я разыграл перед ней душераздирающую сцену, надеясь в итоге получить золотой обруч за небольшую денежную компенсацию. Она трепетала в моих руках с полузакрытыми глазами, сказала, что согласна на все, но не уверена в силе моих чувств… В тот раз ее спальни мне избежать не удалось… Я был пьян в стельку и провел с ней ночь. Утром она достала золотой обруч, полюбовалась им, положила в картонную коробку, заклеила ее и передала мне.

— Когда дома вы ее распечатали, там этого обруча не оказалось, — не удержался Олег.

— Коробку я вскрыл в офисе, собираясь в тот же день решить все вопросы — я уже нашел коллекционера, который был готов заплатить нужную мне сумму. Вместо обруча я обнаружил металлический блин, этот перстень и записку. В ней она благодарила за проведенную ночь, но сокрушалась, мол, ожидала большего. Внизу сделала приписку, что стоимость перстня как раз соответствует той сумме, которую я оставил ей, а мои жалкие потуги ночью ничего не стоят, — и Базаров замолчал, опустив взгляд в пол.

— И после этого… — нарушил молчание Олег, помогая рассказчику перейти к главному — как он отомстил посмеявшейся над ним женщине.

— После этого я пытался барахтаться, вплоть до сегодняшнего дня. Это конец! У меня нет сил и даже желания идти наперекор судьбе, — выдохнул Базаров.

— Неужели вы никак не отреагировали на издевательства Фроловой? — спросил Олег, не ожидавший такого финала.

У Базарова-Редькина был повод убить Фролову — ответить на оскорбление, а кроме того, справиться с тяжелым финансовым положением с помощью ее драгоценностей.

— Никак! — твердо сказал мужчина. — Взяв имя Базаров, я считал, что буду походить на него — стану таким же цельным и целеустремленным, не признающим компромиссов, а оказался… Редькиным. Выполнил требования бандитов, понимая, что этим делаю шаг к пропасти, а все остальное уже проистекало из этого. Знал и сделал, а ведь мог поступить по-другому, но забоялся…

Олег пробыл у Базарова-Редькина еще полчаса и ушел неудовлетворенный. С одной стороны, он считал его рассказ правдивым, а с другой, ему все это показалось несколько театральным, наигранным. Вот только непонятно, с какой целью было устроено это представление? Можно было все же предположить, что драгоценности у Базарова, но он понимает, что, продавая их сейчас, вызовет подозрение. А судебный процесс по возврату кредита мог, при определенной ловкости адвокатов, растянуться на годы и неизвестно чем закончиться. Уже одно то, что его не «закрыли», доказывает: он не безропотная овечка, которая идет туда, куда ее ведут, и способен принимать необходимые контрмеры.

Подходя к своему дому, Олег вспомнил о мобильном телефоне, лежащем в заднем кармане, и решил завтра его вернуть. События дня не помешали ему уснуть крепким сном здорового человека.

Проснулся он среди ночи от телефонного звонка. Недовольно поднял трубку, намереваясь выругать звонившего.

— Немедленно приезжайте! — вопил в трубке искаженный страхом женский голос. — Она здесь! Она пришла за мной!

— Кто — она?! И кто — ты?! — рявкнул Олег, ощущая ужас в голосе женщины.

— Илона! Я — Илона! — еще громче завопила женщина. — За мной пришла тетя! Она здесь! Я спряталась от нее в ванной комнате!

— Хорошо, тогда прими ванну, но не переусердствуй с горячей водой. Выезжаю!

В призраков Олег не верил, но, возможно, страхи девушки небезосновательны — мог ведь кто-нибудь явиться в квартиру усопшей. А вдруг драгоценности не исчезли, а находятся в тайнике, не известном Илоне, и теперь убийца пришел за ними?

Выйдя из дома, Олег завел «шкоду» и на максимальной скорости рванул к дому девушки. По дороге он вспомнил о мобильном телефоне Базарова и позвонил на домашний Илоне, кратко сообщив:

— Я еду!

— Миленький! Скорее! Я не переживу этой ночи! — И девушка заплакала.

6

Илоне было искренне жаль тетку, которая, несмотря на суровый нрав и непреходящую любовь к мужчинам, была женщиной доброй и много для нее сделала. Приютила, дала крышу над головой, помогала деньгами и даже прописала. Хотя кому ей и делать добро, кроме как дочери любимого младшего брата? В том, что тетка любила ее отца, Илона не сомневалась — видела, как та убивалась на его похоронах, к тому же Любовь Гавриловна взяла на себя все расходы по погребению и сразу по возвращении, по своей инициативе, прописала племянницу у себя. Она стала всячески опекать девушку, не разрешила продать отцовский дом, невзирая на наличие покупателей, заявив: «Деньги, что фантики! Только золото и недвижимость имеют реальную цену, так что лучше сдай дом в аренду». Предположение Илоны, что таким образом тетка хотела отделаться от нее после окончания учебы, не оправдалось — та настояла, чтобы племянница вложила свой ваучер в приватизацию ее квартиры, сделав племянницу совладелицей жилья. Тем не менее отношения между ними не очень ладились — тетка хотела, чтобы все делалось по ее разумению и желанию, а Илона против этого восставала, доказывая, что имеет право на собственное мнение.

Однажды, когда Илона задержалась на дискотеке и пришла под утро, разразился большой скандал. А что ей было делать? Затанцевалась, не успела оглянуться — уже далеко за полночь. Прижимистая тетка скупилась на карманные деньги, а стипендия размером с гулькин нос. Не могла же Илона в одиночку возвращаться по ночному городу пешком? Было благоразумнее дождаться утра — все равно дискотека «рулила» до открытия метро. Тетка объяснений племянницы не приняла и еще долго грохотала и сопела. Оставшись каждый при своем мнении, они расстались — тетка в квартире продолжала властвовать над постоянно меняющимися мужчинами, а Илона перебралась в общежитие — однокурсница переехала к своему парню и уступила ей место в комнате. Тетка вскоре опомнилась и стала предлагать мировую, но Илоне был не по нраву надзор, словно за малолеткой. Когда ей, спрашивается, свою личную жизнь устраивать? Или как тетка, пребывать в вечном поиске до самой смерти? Впрочем, старость представлялась Илоне чем-то из области фантастики и не должна была ее коснуться. Неужели ее лицо покроется морщинами, шея станет дряблой, а походка будет сопровождаться поскрипыванием и покряхтыванием? Неизвестно, как будет, но она знала точно: старость ей не грозит. Вот тетка при всех ее причудах выглядит великолепно для своих лет.

В общежитие она возвращалась когда хотела, спала пока спится, могла даже пропустить первую пару в институте. Но кое в чем она пошла тетке на уступки — согласилась звонить по телефону раз в два дня и еженедельно показываться на глаза, получая при этом карманные деньги. Подобное положение дел устраивало обеих: тетка все же продолжала опекать дочь безвременно ушедшего брата, а Илона получила свободу и регулярную финансовую помощь.

Смерть тетки разрушила этот «симбиоз», и Илона вскоре ощутила недостатки самостоятельной, взрослой жизни. Ей пришлось самой заниматься похоронами тетки. Неожиданно Илона осознала, что теперь она ответственна за порядок в квартире, словно тетка продолжала наблюдать за ней, и как ее подруги-однокурсницы ни напрашивались в гости, она откладывала такие посещения на отдаленное будущее. Крепкий утренний сон покинул ее, она стала вставать очень рано, занималась уборкой, поддерживая порядок, установленный теткой при жизни. Ей казалось, что дух тетки незримо витает где-то рядом, что та зорко следит за своей племянницей. Вечерами она нигде не задерживалась, перестала посещать дискотеки, и, по ее же инициативе, в личной жизни начался «застой».

Этот вечер ничем не отличался от предыдущих — на ужин салат из свежих овощей и стакан «тощего» кефира. Это тоже была заслуга тетки — та приучила девушку не переедать, относиться к еде как к необходимости, а не как к празднику чревоугодия.

Не успела Илона закончить ужин, как зазвонил телефон. В трубке послышался какой-то писк, звон, и она уже хотела отключиться, как услышала тихий женский голос: «Я скоро буду… Увидимся». Все было похоже на глупый розыгрыш, но вдруг Илона вспомнила, что недавно в «Интересной газете» вычитала, что таким образом покойники иногда связываются с живыми.

— Бред! — сказала она вслух, но себя в этом не убедила.

Включила телевизор, сериал о забавном инопланетянине Альфе ее развлек, и она успокоилась. За окном совсем стемнело, и ее стало клонить ко сну. Но тут вновь раздался телефонный звонок, и на этот раз женский голос звучал громче и явственнее, а произнес он ту же фразу. На голос тетки он слабо походил, но что, если у покойников голос меняется? Мысли о живых покойниках полностью изгнали сон.

Со двора донесся странный свист, и Илона, направившаяся к балконной двери, чтобы узнать, что происходит на улице, вдруг увидела за стеклом колышущееся зеленоватое лицо тети. Призрак молча глядел на Илону, и она почувствовала, что это не сулит ничего хорошего. Казалось, через мгновение призрак окажется в комнате.

Издав невероятной силы вопль ужаса, Илона бросилась прочь, успев захватить с собой телефон на длинном шнуре. Самым безопасным местом в квартире ей показалась ванная. Сразу стала лихорадочно набирать телефон милиции, но быстро опомнилась, представив реакцию на ее слова: «Приезжайте, у меня в комнате призрак!» Ее высмеют, да и только. И она позвонила Олегу.

Нельзя сказать, что Илона была трусихой или человеком суеверным, но во многие приметы верила, а особенно в то, что с любимыми вещами покойников или теми, которые были как-то связаны со смертью, надо немедленно расстаться. Сразу после того, как Илона перебралась жить в тетину квартиру, она после тщательной уборки закрыла спальню и открывала ее лишь раз в три дня, и только для того, чтобы вытереть пыль. Огромная белая кровать, на которой тетя упокоилась, кровать, знавшая интимные тайны любвеобильной немолодой женщины, Илоне внушала страх. Она с удовольствием бы с ней рассталась, но не решалась, сама не зная почему. Появление призрака тети говорило о том, что она что-то делает не так, чем вызвала ее гнев.

Нетерпеливый звонок во входную дверь сообщил, что Олег наконец пришел. Перепуганная Илона осторожно выглянула из своего убежища, но выйти в коридор было выше ее сил. Входной звонок неистовствовал, и, решившись, она бегом кинулась по коридору к двери, мгновенно открыла замок и выскочила наружу, чуть не сбив Олега с ног.

— Обычно спасителю от темных сил бросаются на шею, а не наоборот, — иронично заметил Олег и вошел в квартиру.

Прячась за его широкой спиной, за ним последовала Илона, еще не отошедшая от пережитого страха.

«Интересно, улыбался бы ты так, увидев то, что видела я?»

— И где призрак? — поинтересовался Олег.

— В гостиной, на балконе… Только туда я не пойду — иди сам! — заявила Илона, и от страха сердце у нее забилось еще сильнее. — Знаешь, после смерти тетя стала моложе!

— Сейчас поглядим, что или кто тебя пугает.

И Олег вошел в комнату, а Илона, трясясь нервной дрожью, осталась в коридоре, решив, что в случае чего выбежит на лестничную площадку. Койка в общежитии ей теперь казалась пределом мечтаний.

Через пару минут в коридор выглянул Олег:

— Пойдем в комнату, там, как и на балконе, никого нет.

Теперь он был сосредоточен и очень серьезен, и это не понравилось девушке больше, чем его ирония и улыбки. Выходит, угроза была реальной, а страхи не беспочвенны.

Илона осторожно проследовала в гостиную и вздохнула с облегчением — там никого не было. Выйти на балкон она категорически отказалась и попросила Олега снять там недавно вывешенное постельное белье, хотя оно и не успело просохнуть.

— Не сниму, и тебе ничего не надо трогать на балконе.

— Завтра утром я возвращаюсь в общежитие!

Илона никак не могла прийти в себя после увиденного. Зеленое лицо тети все еще стояло у нее перед глазами.

— Это ты всегда успеешь сделать. Предлагаю альтернативу: завтра ночью я подежурю здесь вместе с тобой. Всю жизнь мечтал увидеть призрак. — И он мечтательно закатил глаза, как будто в ожидании необыкновенного удовольствия.

Илона даже засомневалась, здоров ли он психически. После долгих уговоров она согласилась пока не переезжать в общежитие.

У Илоны проскользнула мысль: «Олег хоть и детектив, но все же мужчина. Вдвоем, ночью… Может, его интересую я, а не призрак?» — но, взглянув на сосредоточенное лицо Олега, отбросила сомнения, хотя ей стало обидно — ведь она не только клиент, а еще и очень симпатичная девушка. Мог бы и обратить на это внимание!

Илона Олега не отпустила, и остаток ночи он прокунял в кресле, но призрак больше не появился.

7

Вечером следующего дня Олег пришел к Илоне, когда та уже изнервничалась, поджидая его. Еще раз встретиться с призраком тети лицом к лицу было выше ее сил, тем более один на один.

— А я уже решила, что ты передумал! — упрекнула она его на пороге, а он поднес палец к губам, напоминая утренние инструкции: его присутствие должно оставаться незамеченным, поэтому разговаривать они не будут.

Перед тем как зайти в гостиную, он показал жестом, чтобы она выключила свет. Илона все же обиделась, сделала кофе только себе, залезла с ногами на диванчик и стала смотреть телевизор.

Олег устроился прямо на полу, время от времени окидывая комнату взглядом, уделяя особое внимание окнам. После полуночи, несмотря на нежелание Илоны выключить телевизор, чтобы не оставаться в полной темноте, Олег забрал пульт, выключил телевизор, а потом и свет. Он почувствовал даже на расстоянии, что девушка буквально наэлектризована страхом. Ему тоже было не по себе. Возможно, он заблуждался, ища материальные причины появления этого призрака, а тот и правда существует, как и многое непознанное в этом мире.

Оказавшись в кромешной тьме, он почувствовал, как медленно истекают минуты, и на душе становилось все тревожнее. Неожиданно нечто холодное и дрожащее коснулось его лица, и он еле удержался, чтобы не вскрикнуть, а затем — не рассмеяться. Это оказалась ледяная от страха рука Илоны — похоже, она держалась из последних сил. Олег взял ее руку и стал нежно поглаживать — это помогло, рука потеплела и перестала дрожать.

За окном послышался странный свист, в комнате вдруг посветлело, и в то же мгновение за стеклом балконной двери показался колеблющийся расплывчатый образ — моложавая женщина в открытом вечернем платье, с жемчужным ожерельем на длинной шее. Зеленоватый цвет ее лица ужасал — наверное, так и должен был выглядеть выходец с того света. Призрак по-хозяйски заглядывал в комнату — все ли там в порядке?

Илона, завопив от ужаса, выдернула у Олега руку и выскочила из комнаты. Через мгновение хлопнула входная дверь.

Олег продолжал наблюдать за призраком — тот вначале произвел жуткое впечатление, но, поскольку он был на удивление статичен, страх уступил место любопытству. Внезапно призрак исчез, как будто удовлетворившись испугом девушки. Олег посмотрел на часы — времени прошло достаточно, чтобы Илона успела выбежать со двора. Минут через пять на балконе послышался шум, там мелькнула тень. Олег спрятался за стол, чтобы его не увидел входящий через балконную дверь. Шум повторился, и у Олега уже не осталось сомнений, что на балконе люди. Скрипнула дверь, и в комнату осторожно проскользнула тень, за ней другая. Олег мысленно похвалил себя за то, что оставил дверь на балкон приоткрытой, а то неизвестным пришлось бы выбивать или резать стекло. Зачем им лишние хлопоты?

Зажглись два фонарика, и лучи стали ощупывать комнату. Олег собрался и, словно на пружинах, рванулся вперед, на движущиеся тени. Ударом в голову он отправил одного в глубокое беспамятство, а второй от удивления остолбенел, не делая никаких попыток сопротивляться. Олег вывернул ему руки за спину и защелкнул на них наручники, затем включил верхний свет.

Оба злоумышленника оказались в масках. Олег сначала стащил маску с лица лежащего на полу, а затем и со второго преступника. Это оказались молодые парни, совсем не те, кого он предполагал увидеть. У него не было еще одних наручников, и он связал потерявшего сознание его же поясным ремнем.

— Теперь рассказывай, что вы хотели здесь найти? — обратился он к худенькому парню лет восемнадцати-двадцати, с испугом глядевшему на него и, по-видимому, находившемуся в шоковом состоянии.

— Кто вас послал?! — И Олег замахнулся, словно хотел ударить парня.

Опыт службы в милиции подсказывал, что нужно использовать момент, пока тот растерян и не может адекватно оценить обстановку. А для этого следовало нагнать на него страху.

— Мы… ничего! Только напутать хотели! — испуганно выкрикнул парень.

— Вы в чужой квартире, пойманы на месте преступления. Статья вам обеспечена! Лет семь. Как минимум!

— Только попугать… — вновь, как зажеванная магнитофонная лента, завел паренек, но, взглянув на свирепое лицо Олега, начал все валить на друга, который стал подавать признаки жизни. — Это все он! Он меня сюда затащил!

Олег услышал, как открылась входная дверь, — Илона сумела справиться с испугом и, как и договаривались, вернулась в квартиру, увидев, что в ней зажегся свет. Олег предпочел бы, чтобы она пришла позже — пара хороших тумаков горе-грабителям не помешала бы. Но при девушке он их бить не будет.

— Кто он?! Кто ты?! — Олег сгреб за спортивную куртку парня, сверля его взглядом.

— Валик?! — удивленно воскликнула Илона, входя в комнату.

— Кто это? — не менее удивленно переспросил Олег.

— Брат моей близкой подруги Виктории. Что он здесь делает?

Приход Илоны немного подбодрил злоумышленника, и тот рассказал все как на духу, рассчитывая, что повинную голову меч не сечет.

Илона часто навещала Викторию и даже хранила у нее дома некоторые вещи. В общежитии душевые были в ужасном антисанитарном состоянии и, что еще хуже — с хлипкими задвижками, и Виктория предложила Илоне приходить к ней мыться, когда родители на работе. Валик был младше Виктории на два года, нигде не учился, не работал и к тому же сидел на «колесах». Он часто слышал, как Илона с восхищением рассказывала, сколько у ее тети ценных вещей. Узнав, что Илона стала наследницей всего этого добра после смерти тети, его приятель, такой же любитель «колес», Тишка, предложил ограбить квартиру покойной. Отправившись на разведку, товарищи внимательно изучили двор, местоположение квартиры. Тишка заприметил три кирпичных гаража, находящихся чуть ли не под окнами квартиры Илоны. С них можно было забросить «кошку» на балкон интересующей их квартиры. Вот только незадача — Илона всегда ночевала дома, а в дневное время туда не сунешься. Тогда Тишке в голову пришла идея изобразить призрак умершей тети. Он перешерстил вещи Илоны, все еще остававшиеся в их квартире, и нашел там фотографию покойной, правда, сделанную лет десять тому назад. Тишка переснял ее на слайдовую пленку, и они стали дожидаться своего часа — когда Илона устроит постирушку и развесит белье на балконе. Перед этим они провели электропроводку на крышу облюбованного гаража. Поместив слайд с изображением тети-покойницы в мощный диапроектор, они отправили картинку на простыню, сыгравшую роль экрана. «Призрак» получился на славу, он смотрелся на простыне недостаточно четко, как и положено духам из иного мира, но был вполне узнаваемым. Внимание Илоны к окну, выходящему на балкон, они привлекли свистом из специального свистка, рассчитывая на ее любопытство и испуг. В первую ночь Илона нарушила их планы, не убежав из квартиры, как они надеялись, да еще осталась там и на следующую ночь. Они снова воспроизвели «призрак» и, увидев, как испуганная Илона выскочила из подъезда, сразу полезли в квартиру. Пришедший в себя Тишка, в свою очередь, валил все на приятеля, объявив того организатором кражи.

— Я — что? Он попросил, я и уважил его по-дружбански. Что я, приятелю не должен был помочь, если он просит?

Илона предложила Олегу отпустить раскаявшихся парней, но тот не согласился.

— Здесь у них не получилось украсть, так они полезут к кому-нибудь еще. За всяким действием должно следовать равноценное противодействие! Они рано или поздно попадут в тюрьму, раньше сядут — может, одумаются, и больше так делать не будут, — заметил он философски.

Илона разволновалась, закатила истерику, стала обзывать Олега ментом, утверждала, что в нем не осталось ничего человеческого. Олег сдался, но с условием: ход делу он не будет давать, однако отвезет парней к Павленко, чтобы тот провел с ними профилактическую беседу.

Когда утром Олег изложил по телефону свое предложение Павленко, тот обрадовался:

— Давай их сюда! — В его голосе слышались хищные нотки.

8

С «призраком» Олег ловко разобрался, но дело по поиску драгоценностей и убийцы с места не сдвинулось. По словам Илоны, драгоценности хранились в старинном сейфе, вделанном в стену и замаскированном современной картиной. Ключ от сейфа находился в потайном отделении секретера. О сейфе и ключе, кроме Илоны, могли знать и сожители Фроловой. А что, если в квартире имеется тайник? На всякий случай Олег обыскал квартиру, простучал стены, пол, но тайника не обнаружил. Все говорило о том, что убийца ушел из квартиры не с пустыми руками.

Олег снова стал изучать список любовников Фроловой, подозревая каждого, формируя свой список, в который уже включил бывшего актера Широкого и бывшего бизнесмена Базарова. «Одни лишь бывшие, — сделал он заключение. — Она, бывшая актриса, самоутверждалась за счет бывших».

Олег в очередной раз бегло просматривал список, и тут его бросило в пот — как же он мог его не заметить! Фамилия этого человека находилась почти в конце списка, который дал Павленко, — это был пятидесятидевятилетний Михаил Шаевич Ройтман, кандидат в мастера спорта по шахматам (вот уж додумались назвать спортом не требующие движения шахматы!) и владелец антикварного магазина! Он тогда не обратил на него особого внимания, потому что Павленко по непонятной причине отнес его к разряду друзей, а не любовников.

«Почему я запрограммировал себя на то, что убийца — бывший любовник? Есть ведь фанаты-коллекционеры, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы заполучить понравившуюся вещь для своей коллекции. За кусок древнего железа или ночной горшок, на котором, возможно, «трудился» Наполеон, могут пойти на любое преступление. А у Фроловой были такие вещички. Базаров упоминал о старинном золотом обруче, который стоит огромных денег. К тому же понятия «друг» и «любовник» часто переплетаются, и трудно догадаться, чего в отношениях больше — дружбы или любви».

Олег встал из-за стола и принялся нетерпеливо ходить по комнате. А что, если прийти к антиквару под видом коллекционера, потенциального покупателя уникальных старинных вещей? Тут же он одернул себя: «Так он и выложит украденные драгоценности — купите, пожалуйста! Он же не дурак, понимает, что этим раскроет себя». Но все же идея встретиться с Ройтманом под видом коллекционера захватила Олега, и он стал думать, как претворить ее в жизнь.

Звонок вечером Илоне выявил, что ее нет дома. «Где можно шляться?» — недовольно подумал он, и вдруг необычно защемило сердце. С недавних пор образ Илоны часто вторгался в его мысли, мешая заниматься ею же порученным делом. При первой встрече он обратил внимание лишь на ее удивительно пропорционально скроенное тело, смазливое личико — но мало ли он видел таких девчушек в жизни?

По-новому он стал на нее смотреть после той ночи, когда разоблачил «призраков». Он до сих пор помнил, как она доверчиво протянула в темноте руку, вначале холодную, но постепенно оттаявшую в его руках. Олег продолжал поглаживать ее, неожиданно для себя почувствовав, что это его волнует. «Олежка, — непривычно ласково вымолвила Илона его имя при прощании тем вечером, — у тебя удивительные руки — мне было так приятно ощущать их нежные прикосновения, что я даже перестала бояться. Это такое чувство… — она запнулась, не находя слов, смутилась и быстро закончила: — Но тут я в окне увидела покойную тетю».

Лишь поздно вечером Олегу удалось дозвониться Илоне.

— Я тебе целый день звоню, — негодуя, начал он.

— Я была на пляже, а потом пошла в кино.

— Одна?! — вдруг вырвалось у Олега.

— Кто в кино ходит один? — рассмеялась Илона. — С подружками, друзьями. В следующий раз приглашу тебя. Пойдешь?

— Мне некогда ходить по кинотеатрам. В отличие от тебя, у меня работа, а не каникулы.

— Понятно — кино отменяется. — Олегу показалось, что девушка, разговаривая с ним, жует жевательную резинку, и это ему очень не понравилось.

— Ты можешь описать хоть что-нибудь из коллекции твоей тети? Что произвело на тебя особое впечатление?

— Оно все там было красивое, хотя и допотопное — такое сейчас не делают. Описать что-нибудь? Трудно. Брошь была, золотая. В центре очень крупный бриллиант — как половинка горошины. А вокруг множество бриллиантиков, но мелких, как песчинки. Изображают какую-то фигуру, но не могу точно описать какую. Такую кривую, вроде английской дабл-ю…

— Понятно, с таким описанием… — и он недовольно замолчал.

— Золотой обруч у нее был, она его считала самой большой ценностью, так как он когда-то принадлежал царям.

— Спасибо, ты очень помогла, — раздраженно закончил Олег разговор с Илоной, непонятно почему сердясь на девушку, и сразу позвонил Базарову-Редькину. — Извините, но в прошлый раз вы мне засунули в карман мобильный, а я все никак не могу его вам вернуть — масса дел. Можем завтра встретиться в центре города?

— Владейте! Он мне не нужен, и неизвестно, нужен ли будет вообще, — едва ворочая языком, проговорил Базаров.

Олег вздохнул: бизнесмен снова пьян. Бывает ли он когда-нибудь трезвым?

— Вы рассказывали мне о золотом обруче.

— Люба говорила, что это корона скифских царей, вещь уникальная, так как существует в единственном экземпляре. Ей более двух с половиной тысяч лет! Дразня меня, Люба как-то при встрече надела обруч себе на голову и поинтересовалась, похожа ли она на царицу. Приезжайте ко мне — я вам много чего расскажу. Заодно выпьем. У меня вискарь есть. Приезжайте, а то одному тошно пить…

— Спасибо. В другой раз.

Решив представиться антиквару коллекционером скифских артефактов, Олег позвонил бывшему сослуживцу Потанину, и тот без особой охоты, но все же пообещал помочь с легендой — есть у него на «крючке» один скупщик добытого «черными археологами». Теперь дело оставалось за малым — пойти в библиотеку и узнать хоть что-то о скифской культуре, истории, чтобы иметь возможность поддерживать разговор.

После посещения академической библиотеки у него в голове образовалась мешанина из греческих чернолаковых амфор, золотой пекторали, погребальных курганов и безжалостных кочевников, забирающих с собой в могилу жен. Полученных знаний было явно маловато, и он посетил еще Музей драгоценностей в Печерской лавре и был поражен обилием золотых предметов, принадлежавших когда-то диким кочевникам. Золото было на их одежде, головных уборах, оружии, поясах, на шеях, в ушах, на руках, пальцах, из него ели, пили, и, испустив дух, забирали с собой в могилу. К концу экскурсии он уже плохо воспринимал рассказ экскурсовода, лишь запомнил, что многие бытовые золотые предметы скифские цари и вельможи хранили у себя нетронутыми, чтобы новыми забрать с собой на тот свет, как будто им тогда будет не все равно. Понятно — готовились к вечности, ведь, не ровен час, в золотом кубке или миске от многократного употребления дырочка образуется, и кто его знает, есть ли там мастерские по ремонту? Поэтому при жизни себе во многом отказывали — готовились к следующей. Олег с удивлением отметил, что подобных людей полно и в наше время — все копят, копят, как будто будут жить вечно. Наверное, это и есть прямые потомки скифов из курганов.

Поняв, что выглядеть солидным коллекционером не получится, Олег решил представиться начинающим, подготовив соответствующую легенду.

«Есть немного деньжат, хочу вложить их в антиквариат, причем из древних времен. Знающие люди говорят, что это надежнее всего — не лопнет, не сбежит, не обесценится, не устареет, а с годами станет еще дороже. Почему остановился на скифских артефактах? Ну, это ведь были наши предки, так что это патриотично. Ах, они не были славянами! Ничего, но их золотая пектораль мне понравилась. Хотелось бы иметь нечто подобное, но не такое дорогое. Говорите, пектораль сделали греческие мастера, а у скифов были золотые изделия попроще? Это даже лучше — значит дешевле обойдутся, хотя и очень древние». Такой разговор с Ройтманом планировал Олег, проигрывая его мысленно, желая представить себя новоиспеченным нуворишем — смесь хитрости, алчности и невежества.

Ройтман содержал небольшой частный антикварный магазин, а находился он в подвале на Институтской улице. Олега всегда удивляло, как при такой высокой арендной плате могут выживать подобные магазинчики, в которых зевак и любопытствующих больше, чем реальных покупателей?

Антикварный магазин состоял из двух небольших залов, вернее, комнат, полностью заставленных огромными картинами в позолоченных рамах, посудой — фарфор и серебро, медными статуэтками, всевозможным холодным оружием и часами. Под стеклом витрин находились менее громоздкие вещи: трубки, портсигары, табакерки и коллекция старинных монет — медь и серебро. Обслуживали все это богатство благообразный старичок лет семидесяти в костюме-тройке и две девушки в форменных платьях-халатах.

— Мне нужно видеть господина Ройтмана, — обратился Олег к старичку, опасаясь, что этот божий одуванчик вдруг скажет: «Это я. Чем могу служить?»

Совсем не вписывался такой старичок в его версию, хотя, чтобы отравить, особой физической силы не надо.

— Это наш хозяин и директор. Он у себя в кабинете, — сообщил старичок. — Позвольте вас сопроводить?

— Будьте так любезны, — заставил себя произнести Олег.

Из второй комнаты, через дверь, прятавшуюся за рыцарем в тяжелых доспехах, старичок вывел его в небольшой коридорчик, откуда Олег и попал в крошечный кабинет гражданина Михаила Шаевича Ройтмана. Это был крепкий, черноволосый и черноглазый мужчина, без намека на седину, хотя по возрасту она уже должна была хотя бы проглядывать в его волосах.

«Может, он красится?» — подумал Олег, осматриваясь.

Все стены кабинета были увешаны стеклянными планшетами с тропическими бабочками самых фантастических расцветок — интерьер, более подходящий для зоомагазина, чем для антикварного. Олег увидел на столе шахматную доску с недоигранной партией и невольно обратил внимание на то, что на ней присутствуют оба коня. Он был не силен в шахматах, чтобы сразу по положению фигур определить, кто выигрывает, — белые или черные.

Поймав недоуменный взгляд Олега, мужчина улыбнулся, открыто, по-доброму, и пояснил:

— Магазин — для бизнеса, бабочки — для красоты, а шахматы — упражнение для ума. Та бабочка, на которую вы обратили внимание, — с Мадагаскара, это Urania ripheus. Она просто королева цвета — на ее крылышках вы найдете все цвета радуги. Обратите внимание на голубой цвет — он настолько нежен и прозрачен, что кажется, крылышки подсвечиваются снизу.

— Мне вас Митяев рекомендовал как известного собирателя антиквариата.

Олег понятия не имел, кто такой Митяев, но Потанин сказал, что это имя должно послужить для Ройтмана визитной карточкой. Бабочки — это было как-то неожиданно.

— Митяев… — Антиквар задумался, словно не мог вспомнить, кто это, а затем вдруг сказал: — Понятно. Вы — Попов, собиратель артефактов из Скифии. Он вчера вечером позвонил и предупредил о вашем приходе. Как коллекционер вы отдаете предпочтение какому-нибудь конкретному периоду или региону? Ведь Великая Скифия занимала огромную территорию — от Алтая до причерноморских степей и Крыма, и просуществовала почти тысячу лет. А если учесть и места, где лишь побывали скифские кочевники, то география значительно расширится.

— Я начинающий коллекционер, поэтому меня интересуют любые предметы, связанные со скифами, главное — чтобы они были уникальны, — озвучил Олег свою домашнюю заготовку.

— Уникальность… Да… — задумчиво произнес антиквар. — Дошедшие до нас предметы, принадлежавшие скифам, сами по себе уникальны, поскольку их мастера уже почти два тысячелетия как мертвы и не смогут повторить их. Позвольте рассказать вам, начинающему коллекционеру, одну историю о том, как известные ученые мужи, ослепленные уникальностью артефакта, поставили себя в очень смешное положение. Вы имеете время, чтобы выслушать эту историю?

— Да, конечно.

— К вашему сведению и к моему глубокому сожалению, большая часть артефактов, вращающихся на рынке антиквариата, поддельные. В конце прошлого столетия в музей Вены явились братья Гойхманы из Одессы с уникальной находкой — короной скифского царя. На ней была надпись на древнегреческом языке, свидетельствующая о том, что граждане города Ольвия дарят эту корону в знак мира и с наилучшими пожеланиями царю скифов Сайтаферну. Эта корона представляла собой золотой колпак, подобный тем, какие носили персидские шахи, и весил он больше чем полкилограмма. В Вене не нашли запрошенную братьями сумму, и те подались в Париж и продали корону Лувру за двести тысяч франков — это равноценно стоимости шестидесяти килограммов золота! Перед покупкой корону осматривали эксперты, и ни у кого не возникло никаких сомнений в ее подлинности. Более того, многие из них утверждали, что в Европе нельзя было отыскать мастера, способного создать подобное произведение греко-скифского искусства. Засомневался один археолог из России: «Возможно ли, чтобы покоренные ольвиопольцы осмелились подарить царю корону, на которой красовалась надпись, словно на портсигаре, подаренном на именины?» Но его не услышали, хотя некоторые дотошные люди даже называли имя мастера, который вполне мог создать такое чудо, — «это биндюжник Рухомовский, у которого золотые руки». Через несколько лет уже сам Рухомовский, поругавшись с братьями Гойхман, заявил, что это он сделал корону по их заказу, причем за сто восемьдесят рублей. Ему не поверили, но билет до Парижа дали, и он там два месяца доказывал правдивость своих слов — повторял на выбор отдельные фрагменты украшений короны. В конце концов Лувр вынужден был признать, что приобрел поддельную корону, и разразился грандиозный скандал. Поэтому уникальность «случайно» найденного артефакта зачастую говорит о том, что это подделка. Сочтите это предостережением начинающему коллекционеру древностей. После того скандала принято считать, что цари у скифов не носили корону.

— Спасибо за совет, обязательно это учту.

Олег удивился и насторожился: «Базаров рассказал, что у Фроловой хранилась корона царя скифов, а этот любитель бабочек, поведав историю, обосновал отсутствие у царей скифов корон. Похоже, эта история рассказана неспроста, только пока непонятно — к чему? Скользкий тип».

— У вас в коллекции уже есть что-нибудь из скифского периода? — Ройтман насмешливо уставился на Олега.

— Да, несколько сосудов чернолаковых, пардон, — амфор. Думаю, что их нашли в Черном море, они попали ко мне через третьи руки.

— Чернолаковая керамика — это довольно интересно. Ее изготовляли в Аттике, Малой Азии, на островах Эгейского моря. Мастера причерноморских Ольвии и Херсонеса изготовили так называемую сероглиняную керамику с черным покрытием. Что именно у вас имеется?

— Предполагаю, что это Аттика, — неуверенным тоном произнес Олег и поспешил уйти от скользкой темы. — Но меня больше интересуют золотые вещи, которых в моей коллекции, к сожалению, нет.

— Зря вы так предвзято относитесь к чернолаковой керамике. Например, редкие колоколовидные кратеры из Коринфа ценятся не меньше золота. — Глаза Ройтмана излучали нескрываемую насмешку, так что Олег даже вспотел.

— Уникальность, скифский период, древнее золото и крайнее невежество — если все это сопоставить… — Ройтман громко и четко выговаривал слова. — Вы из милиции? Хотите меня поймать на торговле золотыми предметами, выкопанными «черными археологами»? Во-первых, вы очень плохо подготовились. В советские времена меня пытались на этом поймать кагэбэшники, а они были профессионалами высокого класса и хорошо знали свое дело, но и у них это не получилось. Знаете почему? Потому что, и это во-вторых, я этим не занимаюсь, торгую лишь «белыми» артефактами, чей путь прозрачен и хорошо прослеживается. Предполагаю, что вы стали этим заниматься недавно и захотели проявить себя. Сочувствую, но ничем не могу помочь. — Антиквар широко развел руками. — Я больше вас не задерживаю, а если в самом деле заинтересуетесь историей скифов, то приходите на чай. Кофе не пью, говорят, цвет лица портится. Всего хорошего!

Олег понял, что разыгрывать комедию больше не имеет смысла. Несмотря на насмешки и сарказм, сквозившие в словах антиквара, тот ему понравился — не боится сказать правду в лицо. Такой человек не очень похож на преступника, исподтишка убившего женщину.

— Вы правы — я не коллекционер, но и в милиции не работаю. Я — частный детектив.

— У нас даже такие уже есть?! — Ройтман усмехнулся. — Очень люблю детективы Чейза и Картера Брауна. Исходя из вашей любви к перевоплощению и интеллектуальным ловушкам, вы придерживаетесь методов старины Шерлока Холмса?

— По заданию клиентки я расследую пропажу коллекции золотых изделий, принадлежавшей гражданке Любови Гавриловне Фроловой.

— У Любы пропало ее золотишко?! — Антиквар нахмурился. — Я этого не знал… Коллекцией это трудно назвать, но там были вещи и в самом деле уникальные. Это наводит на мысль, что смерть Любы не была добровольной — вокруг нее крутилось столько всякого сброда! Я ей об этом неоднократно говорил, предупреждал, а она, закончив один любовный роман, с головой окуналась в следующий. Любила повторять, что женщина живет, пока может любить и быть любимой, а без этого и жизнь ни к чему. Поэтому, узнав о самоубийстве Любы, я посчитал это завершением любовного романа, который ее смертельно поразил…

— Вы сказали, что ее постоянно окружали подозрительные личности. Вы можете кого-нибудь из них назвать? — Конечно нет — я никого из них не знал и знать не желал. Достаточно было посмотреть им в глаза и понять, почему они прилепились к стареющей женщине. Мне было мерзко с ними общаться, и их имена я не запоминал, но мнение о них высказывал довольно резко, поэтому Люба не знакомила меня с ними.

— Жаль. И все же я не удержусь от вопроса: куда могли подеваться ее золотые вещи? Где она их хранила?

— Как — где? В старинном сейфе, конца девятнадцатого века, — очень надежная система. Он вмонтирован в стенку спальни.

— Извините за следующий вопрос — откуда вы знаете о сейфе? В каких отношениях вы были с ней, если она с вами делилась многими сокровенными вещами?

— О сейфе я знаю, потому что этот сейф, как и квартира, — антиквар сделал паузу, глядя прямо в глаза Олегу холодным немигающим взглядом, каким, наверное, смотрит кобра перед броском, — моего отца. Да, да, моего отца, зубного техника Ройтмана Шая Израилевича. В этой квартире я родился, вырос, познал родительскую любовь и… страшное горе.

— Любовь Гавриловна кем вам приходится? — спросил ошарашенный Олег.

— По степени родства — никем, а вообще — всем. Она была мне матерью, сестрой, подругой по детским играм. Самое главное — она спасла мне жизнь.

— Она всего на четыре года старше вас… — начал было Олег, но антиквар его прервал:

— На восемь лет — ей в ноябре должно было исполниться шестьдесят семь. Ей хотелось быть вечно молодой, и в двадцать лет она сделала себя вновь шестнадцатилетней. Были для этого и другие причины.

— У нее было много золотых вещей, с ваших слов, даже уникальных, — откуда они у нее? Остались от вашего отца?

— Нет. Это длинная история, которую я никому не рассказывал. Люба умерла, и пропажа ее золота наводит на мысль, что ей помогли уйти в мир иной. Поэтому я расскажу вам историю Любы Фроловой — может, она поможет найти ее убийцу.