Проклятье Дэйнов

- Я покажу вам вашу комнату.

О моем предыдущем визите мы не проронили ни слова.

С саквояжем и шляпой в руках я проследовал за ней к лифту, и мы поднялись на пятый этаж.

- Здесь комната мисс Леггет. - Арония Холдорн показала на дверь, в которую мы с Коллинсоном рвались две недели назад. - А это ваша. - И она открыла дверь прямо напротив.

Моя комната оказалась точно такой же, как у Габриэлы, разве что без гардеробной. Запора на дверях тоже не было.

- А куда поселили служанку-спросил я.

- На верхнем этаже есть комнаты для прислуги. Доктор Риз сейчас, кажется, у мисс Леггет. Я скажу ему, что вы прибыли.

Миссис Холдорн вышла и закрыла за собой дверь.

Через пятнадцать минут пришел Риз.

- Рад вас видеть, - сказал он, подав мне руку. Говорил он сухо, отчетливо выговаривая слова, а иногда подчеркивая сказанное взмахом руки, в которой держал пенсне на черной ленте. На носу у него пенсне я пока ни разу не видел. - Надеюсь, ваши профессиональные таланты не понадобятся, но все же хорошо, что вы тут.

- А в чем дело-спросил я мягко, стараясь вызвать его на откровенность.

Он пристально посмотрел на меня и постучал пенсне по ногтю большого пальца на левой руке.

- Все дела, насколько я знаю, только по моей части. В остальном, по-моему, порядок, - сказал он и на прощанье снова пожал мне руку. - Думаю, вам придется поскучать.

- А вам-нет

Он было направился к двери, но тут остановился, нахмурил брови и опять постучал пенсне по ногтю.

- Нет, - он поколебался, словно решая, стоит ли продолжать разговор, решил, что не стоит, и пошел к выходу.

- Я имею полное право знать, что вы обо всем этом думаете, - сказал я.

Он снова пристально посмотрел на меня.

- А я не знаю, что я об этом думаю. - Пауза. - Просто я недоволен. - Он и правда выглядел недовольным. - Зайду вечером.

Он вышел и закрыл дверь. Но через несколько секунд она распахнулась снова.

- Мисс Леггет очень больна, - сказал он и ушел.

- Ну и весело мне тут придется, - проворчал я и, сев у окна, закурил.

Постучала служанка в черном платье и белом переднике и спросила, что мне подать на второй завтрак. Это была крепенькая розовая толстушка лет двадцати пяти, со светлыми волосами; ее голубые глаза глядели на меня с любопытством и юморком. Когда она принесла еду, я вытащил из саквояжа бутылку виски, глотнул из нее и перекусил. Всю вторую половину дня я провел в комнате.

В начале пятого мне удалось перехватить Минни, когда она выходила из комнаты Габриэлы. Увидев меня в дверях, она сделала круглые глаза.

- Заходи, - пригласил я. - Разве доктор Риз ничего обо мне не сказал

- Нет, сэр. Вы... Вы... Вам что-нибудь нужно от мисс Габриэлы

- Просто слежу, чтобы с ней ничего не случилось. И если ты станешь мне рассказывать, что она говорит и делает, что говорят и делают другие, будет лучше и для твоей хозяйки. не придется ее беспокоить.

- Да, конечно, - с готовностью откликнулась мулатка, но насколько я мог судить по ее смуглому лицу, идея о сотрудничестве пришлась ей не по вкусу.

- Как она сегодня

- Повеселее, сэр. Ей здесь нравится.

- Как провела день

- Не знаю, сэр-. Провела и провела... вроде бы спокойно.

Уйма информации!

- По мнения доктора Риза, - сказал я, - мисс Габриэле лучше не знать, что я здесь.

- Конечно, сэр, я ничего ей не скажу, - пообещала она, но в ее словах было больше вежливости, чем искренности.

К вечеру зашла Арония Холдорн и пригласила меня вниз обедать. Столовая была обшита панелями из ореха и обставлена ореховой мебелью. За стол, включая меня, сели десять человек.

Джозеф Холдорн, высокий и стройный, как греческая статуя, был в черной шелковой мантии. Седые, длинные, чистые волосы. Пышная ровно подстриженная седая борода. Представляя нас друг другу, Арония назвала его просто Джозефом, без фамилии. Точно так же к нему обращались и другие гости. Показав в улыбке ровные белые зубы, он протянул мне руку, сильную, теплую. На румяном, пышущем здоровьем лице не было ни морщинки. Очень спокойное-особенно ясные коричневые глаза-это лицо почему-то примиряло вас с окружающим миром. Такое же успокоительное действие оказывал его густой баритон.

- Мы рады видеть вас у себя, - сказал он.

Обычная вежливость, без всякого подтекста, но я тут же поверил, что по какой-то причине он действительно рад меня видеть, и понял, почему Габриэла Леггет просилась сюда. Я ответил, что тоже рад, и пока произносил эти слова, был вполне искренен.

Кроме самого Джозефа, его жены и сына, за столом сидели: миссис Родман-долговязая болезненная дама с тонкой кожей, выцветшими глазами и тихим голосом; ушедший в себя молодой человек по имени Флеминг-смуглый, худой, с черными усиками; майор Джефриз-хорошо одетый, изысканно вежливый толстяк, лысый и желтоватый; его жена, вполне приятная особа, несмотря на игривость, которая была бы ей к лицу лет тридцать назад; мисс Хиллен, нервная, энергичная дама с острым подбородком и резким голосом; и, наконец, совсем молоденькая, смуглая и широкоскулая миссис Павлова, которая все время прятала глаза.

Еду подавали два филиппинца; она была отличной. Говорили за столом мало и совсем не о религии. Время прошло приятно.

После обеда я возвратился к себе. Постоял несколько минут у дверей Габриэлы, но ничего не услышал. Потом стал ходить по комнате из угла в угол, курить и ждать прихода доктора. Риз так и не появился. Видимо, его задержали какие-то непредвиденные дела, частые в жизни врачей, но я немного занервничал. Из комнаты Габриэлы никто не выходил. Дважды я подкрадывался на цыпочках к ее дверям. Первый раз там было тихо. Во второй до меня донеслось какое-то шуршание.

Вскоре после десяти я услышал, как мимо прошли несколько человек-наверно, обитатели Храма отправлялись спать.

В пять минут двенадцатого дверь Габриэлы скрипнула. Я открыл свою и увидел удалявшуюся по коридору Минни Херши. Мне захотелось ее окликнуть, но я сдержался. Прошлая попытка хоть что-то вытянуть из нее окончилась полным провалом.

К этому времени я уже оставил надежду увидеть доктора.

Я выключил свет, открыл дверь, уселся в темноте и стал смотреть на противоположную комнату, проклиная все на свете. Я ощущал себя слепцом, который ищет в темном чулане черную шляпу, хотя ее там вовсе нет.

Незадолго до полуночи, в пальто и шляпке, вернулась Минни Херши, видимо, с улицы. Меня она как будто не заметила. Я осторожно встал и попытался заглянуть в комнату, когда она открывала дверь, но ничего не разглядел.

Минни оставалась у Габриэлы до часу, потом вышла, бережно затворила за собой дверь и пошла по коридору на цыпочках. Глупая предосторожность-коридор и так был выстлан толстым ковром. Но как раз из-за этой глупости я опять занервничал. Я встал и тихонько окликнул ее:

- Минни.

Она, видимо, не услышала и продолжала так же, на носках, удаляться. Мне стало совсем не по себе. Я быстро догнал ее и остановил, схватил за худую руку.

Ее индейская физиономия была непроницаемой.

- Как она там-спросил я.

- Нормально, сэр. Вам бы... оставьте ее в покое, - забормотала Минни.

- Ничего не нормально. Что она делает

- Спит

- Под наркотиком

Она подняла злые вишневого цвета глаза, но тут же опустила их, ничего не ответив.

- Она тебя посылала за наркотиком-не отставал я, крепче сжав ее запястье.

- Мисс Габриэла посылала меня за... за лекарством... да, сэр.

- Приняла и заснула

- Да, сэр.

- Пошли, посмотрим, - сказал я.

Мулатка попыталась вырвать руку, но я держал крепко.

- Оставьте меня в покое, сэр, а то закричу.

- Сначала сходим, посмотрим, а там, может быть, оставлю, - сказал я и, взяв ее за плечо другой рукой, повернул к себе. - Если собираешься кричать, то начинай.

Идти в комнату хозяйки Минни явно не хотелось, но и тащить ее не пришлось. Габриэла Леггет лежала на боку и спокойно спала-одеяло на плече мерно поднималось и опускалось. Маленькое бледное личико со свалившимися на лоб каштановыми завитушками казалось во сне детским.

Я отпустил Минни и вернулся к себе. Сидя в темноте, я понял, отчего люди начинают грызть ногти. Просидев так около часа, если не больше, я обругал себя старой бабой, снял ботинки, выбрал кресло поудобнее, положил ноги на другое кресло, накинул на себя одеяло и заснул перед открытой дверью, за которой виднелась дверь Габриэлы.

2. УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ

В каком-то полусне я разомкнул веки, решил что задремал всего на мгновенье, сомкнул их, провалился опять в забытье, затем все-таки заставил себя проснуться. Что-то было не так.

Я с трудом открыл глаза, закрыл, открыл снова. Я понял, что было не так. И при открытых и при закрытых глазах. одинаково темно. Но это объяснимо: ночь темная, а окна моей комнаты не выходят на освещенную улицу. Нет... ведь ложась, я оставил дверь открытой, и в коридоре горели лампы. Теперь света в дверном проеме, через который виднелся вход в комнату Габриэлы, не было.

Я уже достаточно опомнился и не стал резко вскакивать. Задержав дыхание, я прислушался-все тихо, только на руке тикают часы. Поднес светящийся циферблат к глазам. семнадцать минут четвертого. Я спал дольше, чем мне показалось, а свет в коридоре, видимо, погасили.

Голова у меня была тяжелой, во рту-помойка, тело затекло и онемело. Я откинул одеяло и через силу встал с кресла-мышцы не слушались. В одних носках я проковылял к выходу и наткнулся на дверь. Она была закрыта. Я распахнул ее-свет в коридоре горел, как прежде. Воздух снаружи был удивительно свежим и чистым.

Я обернулся назад и принюхался. В комнате стоял цветочный запах, слабый, затхлый-так пахнут в закрытом помещении увядшие цветы. Ландыши, луноцветы, какие-то еще. Некоторое время я стоял, пытаясь выделить отдельные запахи, серьезно размышляя, не примешивается ли к ним слабый аромат жимолости. Я смутно припомнил, что мне снились похороны. Пытаясь восстановить в памяти сон, я прислонился к косяку и снова задремал.

Когда моя голова совсем свесилась, а шея заныла, я проснулся и кое-как разлепил глаза. Ноги казались чужими, деревянными. Я стал тупо гадать, почему я не в постели. Есть же какая-то причина, только какая Мысли сонно ворочались в голове. Чтобы не упасть, я оперся рукой о стену. Пальцы коснулись выключателя. Ума нажать на кнопку хватило.

Свет резанул по глазам. Прищурившись, я увидел знакомую комнату и вспомнил, что у меня тут дело, работа. Я отправился в ванную, подставил голову под холодную воду и немного пришел в себя, хотя в мозгах все еще была каша.

Выключив у себя свет, я пересек коридор и прислушался перед дверью Габриэлы. Ни звука. Я открыл ее и переступил порог. Мой фонарик осветил пустую кровать со сбитым в ноги одеялом. Вмятина от ее тела была на ощупь холодной. В ванной и гардеробной-ни души. Под кроватью валялись зеленые тапочки, на спинке стула висело что-то, похожее на халат.

Я вернулся в свою комнату за ботинками и пошел к главной лестнице, намереваясь прочесать дом сверху донизу. Я решил, что сперва буду действовать тихо, а если ничего не найду, что всего вероятнее, то подниму бучу-начну ломиться в двери и всех перебужу. Мне хотелось найти девушку как можно скорее, но поскольку она исчезла уже давно, две. три минуты сейчас не играли роли: бегать сломя голову я не собирался, но и тратить время не стал.

Я был между третьим и вторым этажами, когда внизу что. то промелькнуло-уловить мне удалось только какое-то движение от входных дверей в глубь дома. Смотрел я в сторону лифта, а входную дверь загораживали перила. В просветах между стойками и мелькнуло что-то. Я сразу повернул голову, но было уже поздно. Мне показалось, я заметил чье-то лицо, но так показалось бы любому на моем месте, в действительности я видел лишь нечто светлое.

Когда я добрался до первого этажа, в вестибюле и коридорах было пусто. Я направился в глубину здания, но тут же замер. В первый раз с тех пор, как я проснулся, до меня донесся посторонний звук. За входной дверью, на каменных ступеньках крыльца шаркнула подошва.

Я подкрался к двери, распахнул ее левой рукой, а правую опустил к пистолету.

На верхней ступеньке крыльца стоял Эрик Коллинсон.

- Какого дьявола вы тут делаете-мрачно спросил я.

Возбужденно, сбиваясь, он рассказал мне целую историю. Насколько я понял, Коллинсон каждый день звонил доктору Ризу и справлялся о здоровье Габриэлы. Сегодня, то есть уже вчера, ему не удалось застать доктора. Он даже позвонил в два часа ночи, но ему сказали, что доктора еще нет и никто из домашних не знает, где он и почему не пришел. После этого ночного звонка Коллинсон поехал к Храму с надеждой увидеть меня и выяснить, что с девушкой. Он и не собирался подходить к дому, пока не увидел, как я выглядываю из двери.

- Кого вы увидели

- Вас.

- Когда

- Вы выглянули всего минуту назад.

- Вы видели не меня, - сказал я. - Что же вы все-таки видели

- Кто-то высунулся. Я решил, что вы, и подошел. я сидел в машине на углу. С Габриэлой ничего не случилось

- Ничего, - ответил я. Расскажи я ему, что она исчезла, он бы взбеленился. - Говорите потише. Значит, домашние Риза не знают, где он

- Нет... и волнуются. Пусть себе, лишь бы Габриэла была здорова. - Он положил руку мне на плечо. - Можно мне поглядеть на нее

Малый он был высокий, крепкий, молодой, за Габриэлу готов в огонь и воду. Я понимал-что-то случилось. Только не знал что. Помощь мне могла понадобиться, так что прогонять его не стоило. С другой стороны, и рассказывать правду не стоило-начнет еще рвать и метать.

- Заходите, - сказал я. - Надо осмотреть дом. Хотите сопровождать меня-прошу. Только тихо, а дальше-посмотрим.

Коллинсон пошел с таким видом, будто я-святой Петр, открывший ему врата рая. Я закрыл дверь и повел его через вестибюль. Кругом никого не было. Но недолго.

Из-за угла появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрывала лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влажный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик-гладкий, губы решительно сжаты.

Она подошла, глядя в мои, вероятно, обеспокоенные глаза с полной безмятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей попадусь.

- Возьмите, - сказала она ровным голосом и протянула кинжал. - Это улика. Я его убила.

- Гм, - выдавил я.

Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:

- Вы-сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.

Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нее окровавленный кинжал-широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой в виде креста.

Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки, бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпрянула от него, прижалась к стенке и взмолилась:

- Не пускайте его ко мне.

- Габриэла! - крикнул он, протянув к ней руки.

- Нет, нет. - Она тяжело дышала.

Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь и рявкнул:

- Угомонись!

Оттеснив Коллинсона к другой стене коридора, я отступил в сторону, чтобы видеть сразу обоих.

- Потерпите. Надо узнать, в чем дело, - сказал я ему и, повернувшись к девушке, показал на кинжал. - Что произошло

Она уже успокоилась.

- Пойдем, сейчас увидите, - сказала она. - Только ради Бога без Эрика.

- Он не будет мешать, - пообещал я.

Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к небольшой приоткрытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон. В лицо нам повеял свежий ветерок. Я задрал голову и увидел на темном небе тусклые звезды. Я посмотрел снова вниз, под ноги. В свете, бьющем через открытую дверь, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мрамору, или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если не считать света из двери.

Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди. Потом остановилась и сказала:

- Здесь.

Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алтарю, отделанному хрусталем и серебром.

На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал доктор Риз.

Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но когда я приложил руку ко лбу, он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенсне на черной ленточке, целое.

Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала, жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.

- Вы убили-спросил я.

- Нет! - завопил Коллинсон, словно только проснулся.

- Заткнитесь, - приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он не смог вклиниться между нами.

- Так вы или не вы-переспросил я.

- А что тут странного-спокойно спросила она-. Вы же слышали, что говорила мачеха о проклятье Дейнов, о том, что было и будет со мной и со всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться-И она показала на труп.

- Чушь собачья! - сказал я, пытаясь разгадать причину ее спокойствия. Я уже видел, как на нее действует наркотик, но здесь было что-то другое. Знать бы, что именно. - Зачем вы его убили

Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горячке:

- Что толку в разговорах! - закричал он. - Надо ее скорее увезти отсюда. Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не подумает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут все устроите.

- Ну да! - сказал я. - Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть их вместо нее повесят.

- Правильно. Вам лучше знать, как...

- Черта с два! - сказал я. - Ну и понятия у вас.

Его лицо пошло пятнами.

- Нет, мне... я не хочу, чтобы кого-то... вешали, - забормотал он. - Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А я дам денег... Он бы мог...

- Заткните фонтан, - зарычал я. - Только время теряем.

- Но вы должны что-то сделать, - не отставал он. - Вас сюда прислали, чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны...

- Хватит, - я вырвал у него руку и повернулся к девушке. - Кто-нибудь при этом присутствовал

- Никого.

Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не считать двери, через которую мы вошли, и такой же на противоположной стороне. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.

Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Коллинсону:

- Надо отвести мисс Леггет в комнату.

- Ради Бога, давайте увезем ее из этого дома, пока не поздно.

- Хороша она будет на улице босиком и в забрызганной кровью рубашке.

Я услышал какое-то шуршание и включил свет. Коллинсон стаскивал с себя пальто.

- Моя машина стоит на углу. Я отнесу ее на руках, и он направился к девушке, протягивая пальто.

Габриэла забежала мне за спину и застонала.

- Не давайте ему до меня дотрагиваться.

Я хотел остановить его. Он отбил мою руку и пошел за ней. Она-от него. Я почувствовал себя чем-то вроде столба карусели, и ощущение мне не понравилось. Когда этот болван оказался передо мной, я саданул его плечом, так что он отлетел к углу алтаря. Я подошел поближе.

- Хватит! - прорвало меня. - Если хотите помогать нам, то не валяйте дурака, делайте, что говорят, и оставьте ее в покое. Понятно

Он выпрямился.

- Но вы не имеете...

- Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз влезете-получите пистолетом по челюсти. Хотите получить прямо сейчас-скажите. Так как

- Ладно, - забормотал он.

Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти не шлепая босыми ногами, летела к двери. Я бросился за ней, громыхая по плитам ботинками. Я поймал ее за талию уже в дверях. Но тут же получил удар по рукам и отлетел к стене, приземлившись на колено. Надо мной во весь рост высился Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось разобрать только: "Черт вас подери".

Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть сиделкой при свихнувшейся барышне недостаточно, вдобавок получать тычки от ее жениха. Мне понадобились все мои актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Коллинсона:

- Ну зачем вы так

Я подошел к стоявшей в дверях девушке:

- Пошли к вам в комнату.

- Только без Эрика, - потребовала она.

- Больше он не будет мешать, - снова пообещал я, надеясь, что на этот раз не ошибусь. - Пошли.

Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон, с застенчивым видом и одновременно свирепым, а в целом очень недовольным лицом, вышел вслед за мной. Я прикрыл дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.

- Нет, - ответила она, будто вообще не знала о существовании ключей.

В лифте она все время пряталась от жениха за моей спиной, если, конечно, он еще состоял у нее в женихах. Сам Коллинсон напряженно смотрел в сторону. Я же вглядывался в лицо девушки, пытаясь понять, вернулся ли к ней после потрясения разум или наоборот. Первое предположение казалось вернее, но в душе я ему не доверял. По дороге нам никто не попался. Я включил в комнате свет. Закрыв дверь, я прислонился спиной к косяку. Коллинсон повесил пальто на стул, положил шляпу и замер, скрестив руки и не спуская глаз с Габриэлы. Она села на кровать и уставилась мне в ноги.

- Расскажите, что случилось, - приказал я.

Она подняла на меня глаза и сказала:

- Мне хочется спать.

Вопрос о ее здравомыслии-для меня во всяком случае. был решен: нормой тут и не пахло. Но сейчас меня тревожило другое. Комната. С тех пор как я ушел, в ней что-то изменилось. Я закрыл глаза, попытался представить, как она выглядела раньше, открыл глаза снова.

- Можно мне лечь-спросила Габриэла.

Я решил, что ее вопрос подождет, и стал внимательно осматривать комнату, предмет за предметом. Пальто и шляпа Коллинсона на стуле-больше ничего нового обнаружить не удалось. Все вроде бы нормально, но сам стул почему-то не давал мне покоя. Я подошел и поднял пальто. Под ним было пусто. Раньше здесь висело нечто похожее на зеленый халат, а теперь было пусто. Халата я нигде в комнате не заметил и даже не стал искать-безнадежно. Зеленые тапочки все еще валялись под кроватью.

- Не сейчас, - ответил я девушке. - Подите в ванную, смойте кровь и оденьтесь. Одежду захватите туда с собой. Ночную рубашку отдайте Коллинсону. - Я повернулся к нему. - Спрячьте ее в карман и не вынимайте. Из комнаты не выходить и никого не пускать. Я скоро приду. Пистолет у вас есть

- Нет, - сказал он. - Но я...

Девушка перебила его:

- Не оставляйте нас одних. Я не хочу. Я уже убила одного человека. Вам что, мало

Говорила она горячо, но не возбужденно, и довольно рассудительно.

- Мне нужно ненадолго уйти, - сказал я, - одной вам оставаться нельзя. И кончен разговор.

- А вы понимаете, что делаете-Голосок у нее был тоненький, усталый. - Вряд ли. Иначе бы не оставляли меня с ним. - Она подняла лицо, и я скорее прочел по губам, чем услышал: "Только не с Эриком. Пусть он уйдет".

Я от нее совсем одурел: еще немного, и мне придется лечь в соседнюю палату. Меня так и подмывало уступить ей, но я ткнул пальцем в ванную и сказал:

- Можете не вылезать оттуда, пока я не приду. Но он побудет здесь.

Она с безнадежностью кивнула и направилась в гардеробную. Когда она шла в ванную с одеждой в руках, на глазах у нее блестели слезы.

Я отдал пистолет Коллинсону. Его рука была деревянной и дрожала. Дышал он тяжело, шумно.

- Не будьте размазней, - сказал я ему. - Хоть раз помогите, вместо того чтобы мешать. Никого не впускайте и не выпускайте. Придется стрелять-не теряйтесь.

Он хотел что-то сказать, не смог и, сжав мне руку, чуть не искалечил ее от избытка чувств. Я вырвал у него руку и отправился вниз, к алтарю, где лежал доктор Риз. Попасть туда удалось не сразу. Железная дверь, через которую мы вышли несколько минут назад, была заперта. Но замок оказался довольно простым. Я поковырял в нем кое-какими инструментами из перочинного ножа и в конце концов открыл.

Зеленого халата я там не нашел. Не нашел я и тела доктора Риза. Оно исчезло. Кинжал тоже исчез. Вместо лужи крови на белом полу осталось лишь желтоватое пятно. Кто-то хорошенько прибрался.

3. БОГ

Я вернулся в вестибюль: еще раньше я заметил там нишу с телефоном. Телефон был на месте, но не работал. Я положил трубку и отправился на шестой этаж к Минни Херши. Пока что помощи от нее я никакой не получил, но она, по-видимому, была предана хозяйке, а мне, за неимением телефона, требовался посыльный.

Я открыл ее дверь-тоже без замка, - вошел, затворил за собой. Включил фонарик, обхватив ладонью стекло. При свете, просачивавшемся между пальцами, я увидел на кровати мулатку-она крепко спала.

Я посмотрел на девушку. Она лежала на спине, дышала ртом, и лицо ее во сне приобрело еще большее сходство с индейским. Глядя на нее, я сам осоловел. Поднимать ее сейчас бесчеловечно. Может быть, ей снится... я тряхнул головой, пытаясь прогнать сонную одурь. Ландыши, луноцветы... увядшие цветы... А нет ли тут и жимолости Этот вопрос почему-то казался важным. Фонарь тяжелел у меня в руке, стал чересчур тяжелым. Черт с ним... я его выпустил. Он упал на ногу... я удивился: кто тронул меня за ногу Габриэла Леггет Умоляет спасти ее от Эрика Коллинсона Чушь какая. то... Или не чушь Я опять пытался тряхнуть головой... пытался отчаянно. Она весила тонну, едва поворачивалась. Меня качнуло; чтобы не упасть, я выставил ногу. Нога была слабая, мягкая, подгибалась. Надо сделать еще шаг, иначе свалюсь; я сделал, с трудом поднял голову, посмотрел, куда мне падать, увидел окно в пятнадцати сантиметрах от моего носа.

Меня потянуло вперед, и подоконник уперся в бедра, остановил падение. Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил по низу рамы, и, не знаю, нашарил ли ручки, но потянул вверх изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки были будто прибиты внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом правой ладонью упершись в подоконник, левой выбил стекло.

Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул лицо в дыру и, цепляясь обеими руками за подоконник, вбирал воздух ртом, глазами, ушами, порами кожи и смеялся, а глаза щипало так, что лились слезы и затекали в рот. Я все глотал свежий воздух и вскоре почувствовал, что ноги меня держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать, пусть не быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос и рот платком и отвернулся от окна.

В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты, стояло, извиваясь, нечто светлое, похожее на человеческую фигуру, но бесплотное.

Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось сначала, - потому что оно не стояло на полу, а парило: между его ногами и полом был просвет сантиметров в тридцать. Да, у него и ноги были, но уж не знаю, какой формы. Не было у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не было формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали и съеживались, вытягивались и сокращались, не очень сильно, но беспрерывно. Рука сливалась с телом, растворялась в теле, а потом появлялась, будто выливалась из него. Нос свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втягивался обратно, утопая между кисельными щеками, снова начинал расти. Глаза расширялись, сливались в один громадный глаз, занимавший всю верхнюю часть лица, потом он уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза прорезывались снова на прежних местах. А ноги-то их было две, то три, то одна, скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал. Все члены и черты лица непрерывно искажались, колебались, так что нельзя было уловить их натуральную, правильную форму.

Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной дряни. Но как ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу этого существа. Оно было-дрожало, корчилось между мной и дверью, близко, только наклониться, только руку протянуть. Я не верю в сверхъестественное-ну и что из того Оно было передо мной. Было, и я видел, что это не фокус с фосфорной краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голову. Я стоял, зажав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша, и, может быть, даже кровь у меня в жилах остановилась. Оно было тут, и я был тут, - и стоял, приросши к полу.

Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал слова: мне казалось, что я просто воспринял их всем телом.

- На колени, враг Божий. На колени.

Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык был суше их.

- На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не обрушился удар.

Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок и сказал:

- Пошел к черту.

Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.

Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось ко мне. Я бросил платок и протянул к нему обе руки. Схватил его-и не схватил. Мои руки достали тело-ушли в него до запястий, сжались. И захватили только сырую пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную температуры.

И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо наплыло на меня. Я укусил лицо-да... но зубы лязгнули впустую, хотя я видел и чувствовал, что мое лицо уже внутри его лица. И в руках у меня, вплотную к моей груди, корчилось, извивалось его тело, ерзало, вздрагивало, и вдруг бешено завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись снова-все в черной пустоте.

Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжавшиеся в сердцевине влажного тела. Я разжал их и согнутыми пальцами рванул вверх и вниз, раздирая его; я видел, что тело рвется и течет вслед за моими ногтями, но не ощущал ничего, кроме сырости.

Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на меня навалилась и душила какая-то немыслимая тяжесть. Существо было бесплотным, но страшно тяжелым, и этот груз придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня подгибались. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил в лицо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.

Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так ясно видимое и так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что новое-кровь на своей левой руке. Темная, густая, настоящая кровь капала на пол, текла между пальцами.

Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился под чудовищным грузом и снова стал рвать ему внутренности, хрипя:

- Душу выну.

Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробовал засмеяться, не смог-меня душило. И тяжесть на мне стала вдвое больше. Я попятился, привалился к стене, распластался по ней, чтобы не съехать на пол.

Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий, хлынул сбоку, ударил в нос, и по разнице между ним и тем, чем я дышал в комнате, стало понятно, что валит меня не тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая дом.

Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо и тело. Кашляя, я продрался через нее к двери, распахнул ее и вывалился в коридор, где было так же черно, как в комнате.

Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спину меня ударили колени-человечьи колени, острые. Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.

Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва на нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через его тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я ощупал предмет и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот, на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел зарезать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только промахнулся кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к полу моими восемьюдесятью пятью килограммами, он лягался, норовил долбануть меня головой и кулаками.

Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки на затылок, вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало с каждым вдохом. Через минуту. другую я поставлю его на ноги и немного расспрошу.

Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу, потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом с нашими головами. Кто-то охаживал меня дубинкой.

Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой. Я попытался схватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не достал, а рука моя скользнула по юбке. От удивления я отдернул руку. Еще удар дубинкой-на этот раз по боку-напомнил мне, что церемонии тут неуместны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мясистую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще раз ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой о дерево. Дверь. Схватив за ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от меня в темноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь, вошел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.

В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий, но очень серьезный:

- Выйдите сейчас же, буду стрелять.

Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и в нем слышался испуг. Я быстро нагнулся-на случай, если она вправду вздумает стрелять. За окном уже светало, и я увидел ее силуэт на кровати-она сидела, вытянув руку с маленьким черным предметом.

- Это я, - прошептал я.

- А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.

- Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул к кровати.

- Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не нанималась.

- Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. - Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж

- Не знаю. Ой! Что вы делаете!

Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.

- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.

Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.

Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было.

Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.

- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.

Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.

Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на кровать и сказал:

- Попробуйте привести ее в чувство.

- Проснется немного погодя: они все просыпаются.

- Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.

Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубашка тоже.

Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом я выключил свет и побежал вниз по парадной лестнице-избитый, изодранный, растерзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой. и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к двери, отпер ее и распахнул.

С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик Коллинсон.

- Где Габи-задыхаясь, спросил он.

- Кретин, - сказал я и ударил его по лицу пистолетом.

Он согнулся, уперся руками в стены тамбура, постоял так и медленно выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.

- Где Габи-упрямо повторил он.

- Где вы ее оставили

- Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня разведать, нет ли кого на улице. Вернулся-дверь заперта.

- Чем вы думаете-прорычал я. - Она вас обманула. все хочет спасти от этого идиотского проклятья. Я вам что велел делать Ну, ладно, надо искать ее.

Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.

Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у меня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по его испуганному лицу и мешали ему говорить.

- Успокойся, - сказал я. - А то не пойму ни слова.

Я разобрал:

- Он убить ее хочет.

- Кто кого хочет убить-спросил я. - Говори медленнее.

Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: "папа" и "мама".

- Папа хочет убить маму-спросил я, потому что такая расстановка казалась более вероятной. - Он кивнул. - Где

Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел туда, но остановился.

- Слушай, мальчик, - стал торговаться я. - Я хочу помочь твоей маме, но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она

- Там, с ними, - крикнул он. - Скорей, скорей!

- Так. Пошли, Коллинсон. - И мы кинулись к двери.

Дверь была не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром под ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания. С одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху. В этом резком свете ее лицо было мертвенно. белым и застывшим. На ступеньке, где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был кровоподтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к телу. Одежды на ней почти никакой не осталось.

Перед ней, перед алтарем, стоял Джозеф в белом балахоне. Он стоял, раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В правой руке у него был обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием. Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной, и мы не могли разобрать слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:

- Джозеф!

Он выпрямился, обернулся, и я увидел, что нож у него в руке еще блестит, не испачкан.

- Кто рек "Джозеф", имя, которого больше нет. спросил он, и, признаюсь честно, когда я глядел на него и слышал его голос-а остановились мы с Коллинсоном метрах в трех от алтаря, - у меня возникло чувство, что ничего особенно страшного произойти, наверно, не должно. - Здесь нет Джозефа, - продолжал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос. - Знайте, ибо весь мир скоро узнает, что тот, кого вы звали Джозефом, был не Джозеф, а сам Бог. Теперь вы знаете и ступайте прочь.

Мне бы сказать: "Чушь", - и броситься на него. С любым другим я так и поступил бы. А тут не смог.

- Мне придется взять мисс Леггет и миссис Холдорн с собой, - сказал я нерешительно, чуть ли не виновато.

Он выпрямился, лицо с белой бородой было сурово.

- Ступай, - велел он, - отыди от меня, пока дерзость не привела тебя к гибели.

Связанная на алтаре Арония Холдорн сказала мне:

- Стреляйте. Стреляйте скорее. Стреляйте.

Я обратился к Джозефу:

- Мне все равно, как тебя звать. Ты отправишься в кутузку. А ну брось нож.

- Богохульник, - загремел он и сделал шаг ко мне-. Сейчас ты умрешь.

Это должно было бы показаться смешным. Но мне не показалось.

Я завопил" "Стой!". Он шел ко мне. Я испугался. Я выстрелил. Пуля попала ему в щеку. Я видел отверстие. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он даже не моргнул. Он шел твердо, не торопясь, на меня. Я нажимал и нажимал на спуск: еще шесть пуль попали ему в лицо и тело. Я видел раны. А он все шел и как будто не замечал их. Лицо и взгляд у него были суровые, но не злые. Подойдя ко мне, он поднял нож высоко над головой. Так ножом не дерутся; но он и не дрался: он намерен был обрушить на меня кару, и на мои попытки помешать ему обращал так же мало внимания, как родитель, наказывающий ребенка.

Я же-дрался. Когда нож, сверкнув над нашими головами, устремился вниз, я нырнул под него, выставив согнутую руку против его вооруженной руки, и левой рукой воткнул кинжал ему в горло. Я давил на кинжал, покуда крестовина не уперлась в шею. Тут я выключился.

Я и не знал, что зажмурил глаза-пока не открыл их снова. Раньше всего я увидел Эрика Коллинсона, который стоял на коленях возле Габриэлы, отворачивал ее лицо от слепящего луча и пытался привести ее в чувство. Потом увидел Аронию Холдорн: она лежала без сознания на ступени алтаря, а мальчик Мануэль плакал над ней и дрожащими руками пытался стянуть с нее путы. Потом я обнаружил, что стою, расставив ноги, и между ними лежит мертвый Джозеф с кинжалом в горле.

- Слава Богу, что он не был Богом, - пробормотал я вполголоса.

Мимо меня пронеслось коричневое тело в белом: Минни Херши бросилась на пол рядом с хозяйкой, крича:

- Мисс Габриэла, я думала, этот дьявол ожил и снова напал на вас.

Я подошел к мулатке, взял ее за плечи, поднял и спросил:

- Как так? Разве ты его не убила?

- Да, сэр, но...

- Но ты думала, что он вернулся в другом обличье

- Д... да, сэр. Я думала, что он это... - Она запнулась, сжала губы.

- Это я.

Она кивнула, отвернувшись в сторону.

4. НЕЧЕСТИВЫЙ ХРАМ

К вечеру мы с Фицстивеном опять сидели у миссис Шиндлер за хорошим обедом, но на этот раз я рисковал остаться голодным. Его любопытству не было удержу-он засыпал меня вопросами, просил разъяснить ту или иную подробность, а когда я пытался передохнуть или положить в рот хоть кусок, требовал не отвлекаться.

- Могли бы захватить меня с собой, - посетовал он, когда нам принесли суп. - Я был знаком с Холдорнами, во всяком случае, раз или два встречался в ними у Леггетов. Чем не предлог, чтобы взять меня в Храм Тогда я б точно знал, что случилось и при каких обстоятельствах, а теперь завишу от ваших пересказов да от газетных версий, подогнанных под вкусы читателей.

- Мне хватило огорчений и с одним помощником, - сказал я. - С Эриком Коллинсоном.

- Сами виноваты. Зачем потащили его, когда под рукой был куда более надежный человек. Но давайте, мой милый, я весь внимание. Начинайте ваш рассказ, а я вам потом скажу, где вы наделали ошибок.

- С чем-чем, а с этим вы справитесь, - согласился я-. Раньше Холдорны были актерами. Во многом я основываюсь на словах Аронии и за полную правду поручиться не могу. Финк молчит, а остальные-служанки, филиппинцы, поваркитаец и так далее-ничего, кажется, не знают. В свои фокусы Холдорны их, видно, не посвящали.

Актерами они, по ее словам, были средними и зарабатывали так себе. Но год назад она повстречала старого знакомого, с которым когда-то играла в одной труппе, - он сменил сцену на кафедру проповедника, преуспел на новом поприще и ездил теперь в дорогих машинах, а не в сидячих вагонах. Встреча дала ей пищу для раздумий. Начав размышлять в этом направлении, она, естественно, вскоре пришла к таким знаменитостям, как Эйми, Бухман, Джеду... забыл фамилию... и иже с ними. В конце концов ее осенило: "А чем мы хуже" И вот Холдорны, скорее одна Арония-Джозеф не отличался особым умом, - надумали основать секту, культ, как бы возрождающий старую кельтскую церковь.

- Лавочку свою они открыли в Калифорнии, поскольку все так делают, а Сан-Франциско выбрали из-за того, что здесь меньше конкурентов, чем в Лос-Анджелесе. С собой они прихватили замухрышку по имени Том Финк, который в разное время заведовал технической частью почти у всех извест|||||

|Мэкин Артур (1863-147)-английский писатель, автор повествований о сверхъестественном, ужасном, мистическом. ных фокусников и чародеев, и его жену, смахивающую на тяжеловоза.

Толпы обращенных были Холдорнам ни к чему-пусть клиентов будет поменьше, зато богатых. Но пока им не удалось подцепить на крючок миссис Родман, дело шло туго. Заглотнув приманку, миссис Родман отдала в их распоряжение один из своих доходных домов и даже оплатила счет за его реконструкцию. Руководил реконструкцией специалист по сценическим эффектам Том Финк и очень постарался. Он знал, как переделать ненужные теперь кухни в потайные комнаты и закутки, как приспособить для фокусов электропроводку, газовые и водопроводные трубы.

Технические подробности сейчас не объяснишь-чтобы расковырять дом, нужно время. Но они наверняка окажутся интересными. С одним изобретением я познакомился лично. с привидением, что Финк сотворил из мастерски освещенной струи пара. Обернутую войлоком трубу просовывали в комнату через плинтус под кроватью; нижнюю, неподсвеченную часть струи в темноте было не разглядеть, и получалось нечто похожее на человека, который дергался, извивался, менял очертания, а на ощупь казался каким-то волглым, бесплотной субстанцией. Можете мне поверить, впечатление призрак производил потрясающее, тем более что перед его появлением вы уже успевали нанюхаться особого газа. В комнату они накачивали то ли эфир, то ли хлороформ, но перебивали специфический запах каким-то цветочным ароматом. Я честно сразился с призраком и даже решил, что пустил ему кровь, хотя на самом деле просто не заметил, как, вышибая окно, поранил руку. Нет, он был хорош: несколько минут в его обществе показались мне вечностью.

Джозеф сорвался только в самом конце, а до тех пор обходилось без грубой работы. Службу-публичную сторону культа-они отправляли с достоинством, четко, сдержанно. Фокусы и трюки начинались только в спальнях гостей, при закрытых дверях. Сначала туда напускали ароматизированного газу. Затем перед жертвой появлялось привидение из подсвеченного пара, а из той же трубы-а может быть, из другой-раздавался голос, отдающий приказы или что-то сообщавший. Газ ослаблял зрение и волю, усыплял подозрительность, и добиться послушания было не сложно. Ловкая работа. Думаю, таким манером они неплохо стригли свою паству.

Встречаясь в комнате один на один с жертвой, призрак получал большую власть, которую Холдорны еще особым образом укрепляли. Разговоры на эту тему вроде бы никто не запрещал, но на самом деле они осуждались. Отношения с призраком расценивались как личное дело жертвы и ее бога, дело сокровенное, требующее тайны. Упоминать о встречах, даже в беседе с Джозефом-если, само собой, не было веской причины, - считалось дурным тоном. Понимаете, как удобно Холдорны, казалось, и не думают извлекать никакой выгоды, они знать не знают, что происходит во время этих встреч, их не касается, выполнила ли жертва приказ или нет. Жертва и Бог, мол, сами между собой разберутся.

- Лихо, - сказал Фицстивен, радостно улыбаясь. - Полная противоположность обычным культам и сектам, где всегда есть исповедь, публичное покаяние или какая-то иная форма разглашения таинства. Продолжайте.

Я было принялся за еду, но он спросил:

- А что с обращенными, с клиентами Как они относятся к культу сейчас Вы же наверняка с ними беседовали.

- Да, - ответил я. - Только что возьмешь с этих людей Половина все еще предана Аронии Холдорн. Я, к примеру, показал миссис Родман трубу, из которой появлялись призраки. Она разок ахнула, два раза сглотнула и... предложила отвести нас в церковь, где все символы и изображения, включая того, кто висит на кресте, сделаны из куда более плотного и прозаического материала, чем пар. Потом она спросила, не собираемся ли мы арестовать епископа за то, что в дароносице у него нет настоящей плоти и крови-Господней там или какой другой. Я боялся, что О'Гар, добрый католик, даст ей по голове дубинкой.

- А Колманов там не было Ральфа Колмана и его жены

- Нет.

- Жаль, - сказал он ухмыляясь. - Надо бы заглянуть к Ральфу и поговорить с ним. Сейчас-то он, конечно, где-нибудь прячется, но поискать его стоит. У Ральфа всегда находятся непрошибаемо логичные и убедительные оправдания для самых идиотских поступков. Он, - словно это все объясняло, - специалист по рекламе.

Увидев, что я ем, Фицстивен нетерпеливо нахмурился:

- Говорите, мой милый, говорите.

- Вы ведь встречались с Джозефом Холдорном-спросил я. - Что вы о нем думаете

- Видел, кажется, дважды. Личность эффектная.

- Да. При нем было все, - согласился я. - Разговаривали с ним

- Нет. "Рад вас видеть", "Как поживаете"-и только.

- Он смотрел на тебя, произносил обычные слова, а в душе что-то переворачивалось. Кажется, я не из тех, кого легко поразить, но ему это удалось. Черт, под конец я почти поверил, что он Бог! Ему ведь было чуть за тридцать, совсем молодой, а волосы и бороду он просто обесцветил-с сединой лучше получалась роль отца Джозефа. Арония говорит, что перед выходом на публику она его гипнотизировала, иначе он не производил нужного впечатления. Позже он научился гипнотизировать себя сам, без ее помощи, и последнее время просто не выходил из транса.

Пока Габриэла Леггет не перебралась в Храм, Арония не догадывалась об увлечении мужа. Для него, она считала, как и для нее самой, девушка-лишь очередная клиентка, причем очень перспективная из-за недавних бедствий. Но Джозеф влюбился, ему была нужна сама Габриэла. Я не знаю, много ли он успел и как обрабатывал ее с помощью этих трюков, но думаю, пытался играть на страхе перед проклятьем Дейнов. Доктор Риз в конце концов обнаружил неладное. Вчера он обещал заглянуть в Храм ближе к вечеру и действительно пришел, но девушку не увидел, а я не увидел его. живого.

Перед тем как подняться к ней в комнату, он решил заглянуть к Джозефу и случайно услышал, как тот давал указания чете Финков. Добром это не кончилось. По глупости Риз сообщил Джозефу, что подслушал разговор. Джозеф посадил его под замок.

На Минни Холдорны поставили с самого начала. Она цветная, значит, ей легче внушать всякую чертовщину, к тому же предана Габриэле Леггет. В итоге ей так заморочили голову призраками и голосами, что она не знала, на каком она свете. С ее помощью они и решили избавиться от Риза. Доктора усыпили и перенесли на алтарь. Минни внушили, что Риз. сатана и хочет утащить ее хозяйку в ад, не дать ей сделаться святой. Бедная мулатка приняла все за чистую монету. Когда призрак объявил, что она избрана спасти хозяйку, а освященный кинжал лежит на столе, она до конца выполнила указания. Встала с постели, взяла кинжал, спустилась к алтарю и убила Риза.

Чтобы я не проснулся и не помешал ей, Холдорн с Финком напустил газ и в мою комнату. Но мне в ту ночь было тревожно, спал я в кресле посередине комнаты, а не на кровати рядом с трубой, поэтому пришел в себя задолго до утра.

К тому времени Арония уже сделала кое-какие открытия: первое-девушка интересует Джозефа совсем не с финансовой точки зрения, второе-муж взбесился, стал опасным маньяком. У него, по ее словам, и прежде было не особенно много мозгов, а теперь, из-за постоянного гипноза, ум совсем зашел за разум. Он так удачно надувал свою паству, что успехи вскружили голову. Все ему по силам, он решил, все сойдет с рук. Он мечтал убедить в своей божественности весь мир, как убедил горстку поклонников-разницы он не понимал. Джозеф и впрямь считал себя Богом, говорит Арония. Не думаю. По-моему, он знал, что никакой он не Бог, зато верил, что одурачить сможет кого угодно. Однако эти тонкости не меняют дела: важно одно-он сошел с ума и не видел пределов своему могуществу.

Миссис Холдорн утверждает, что узнала про убийство Риза не сразу. А пока что Джозеф через призрака вызвал Габриэлу к алтарю, где лежало тело доктора. Ему, видно, на самом деле не терпелось подчинить девушку, играя на ее страхе перед проклятьем. Он задумал прийти к алтарю и устроить для нее какое-то представление. Но мы с Коллинсоном помешали. И Джозеф, и Габриэла услышали наши голоса у входных дверей; он затаился, а она пошла нам навстречу. Для Джозефа тем не менее все складывалось удачно: девушка действительно считала, что Риз погиб из-за проклятья Дейнов. Она призналась нам в убийстве и сказала, что заслуживает виселицы.

Как только я увидел труп, я понял, что это не ее работа. Очень уж аккуратно он лежал. Перед смертью Риза кто-то явно усыпил. К тому же дверь к алтарю была открыта, а про ключи Габриэла ничего не знала. Конечно, ее соучастие в убийстве нельзя было исключать, но убить его в одиночку она никак не могла.

Дом был специально оборудован для подслушивания, и Холдорны, муж и жена, оба слышали ее признание. Арония тут же начинает фабриковать улики. Она поднимается в комнату Габриэлы за халатом, берет с алтаря окровавленный кинжал, который я положил рядом с телом, заворачивает его в халат и сует сверток в угол, где полиции будет легко на него наткнуться. У Джозефа совсем другие планы. В отличие от жены он против того, чтобы девушку сажали в тюрьму или в сумасшедший дом. Она ему нужна. Чувство вины и раскаянья должны отдать Габриэлу в его руки, а не в руки полиции. Тогда он прячет тело доктора в потайной комнате и посылает Финков прибраться у алтаря. Он уже слышал, как Коллинсон убеждал меня замять дело, и знает, что может рассчитывать на его молчание, но сейчас ему мешаю я-второй вполне нормальный свидетель.

Запутался, убил-и выпутываться скорей всего придется тем же способом. Против помех у этого маньяка есть теперь простое средство-убийство. И вот с четой Финков-хотя их участие мы вряд ли сможем доказать-они снова берутся за Минни. Она послушно убила Риза, очередь-за мной. Правда, массовой резни никто из них не предвидел и не особенно к ней подготовлен. Кроме моего пистолета и пистолета служанки-а про него они даже не знают, - в доме нет огнестрельного оружия, да и кинжал был всего один: в общем, хоть беги за кухонными ножами или слесарным инструментом. А ведь надо подумать еще о гостях-миссис Родман вряд ли будет в восторге, если ее ночью разбудит драка духовных наставников с хамом-сыщиком. Нет, удобнее всего сделать так, чтобы Минни потихоньку воткнула в меня кинжал.

Спрятанный Аронией халат с кинжалом они, кстати, уже нашли, и Джозеф сразу заподозрил жену в двойной игре. А когда он узнал, сколько цветочного газа напустила она в комнату Минни-и дюжина призраков не смогла бы разбудить мулатку, - он окончательно уверился в ее предательстве и решил убить: терять все равно нечего.

- Жену-спросил Фицстивен.

- Да. А какая разница На ее месте мог оказаться любой другой-во всей этой истории нет ни капли логики. И не ищите. Вы же прекрасно понимаете-ничего подобного быть не могло.

- А что же тогда было-спросил он озадаченно.

- Не знаю. И никто не знает. Я рассказываю вам, что видел сам, и добавляю те факты из рассказа Аронии, которые не противоречат моим наблюдениям. Если взять их за основу, дело примерно так и происходило. Хотите верить-на здоровье. Лично я не верю. У меня такое ощущение, что я видел то, чего вообще не было.

- Ради Бога! - взмолился он. - Оставьте ваши "но" и "если" на потом. Доведите рассказ до конца, а уже дальше искажайте его, сколько душе угодно-улучшайте, затуманивайте, путайте хоть до умопомрачения. Но сперва закончите-должен же я хоть раз услышать неисправленную версию.

- Вы действительно мне верите-спросил я.

Улыбаясь, он кивнул и заявил, что не только верит, но и получает удовольствие.

- Дитя малое, - сказал я. - Давайте-ка лучше расскажу вам про девочку и волка, который пришел к ее бабушке и...

- До сих пор люблю эту историю, но сперва кончайте свой рассказ. Джозеф решил убить жену...

- Хорошо. Осталось немного. Когда они уже взялись за Минни, я поднялся к ней в комнату-надо было кого-то послать за помощью. Пытаясь ее разбудить, я надышался газа, и помощь потребовалась мне самому. Что касается призрака, то его на меня напустили сами Финки, Джозефа с ними, скорее всего, уже не было-он в это время вел жену вниз. Зачем ему понадобилось связывать ее перед убийством у алтаря. трудно сказать: скорее всего, совсем спятил действительно вообразил, что все сойдет ему с рук. А может, этот спектакль каким-то образом работал на его планы. Или бывшего актера одолела страсть к кровавой трагедии. Как бы там ни было, пока я возился с призраком, Джозеф, видимо, отправился с женой к алтарю.

Призрак заставил меня попотеть, а когда я отделался от него и вывалился в коридор, насели Финки. Это были они, точно знаю, хотя рассмотреть в темноте я ничего не мог. Кое. как отбившись, я добыл пистолет и спустился на этаж ниже. Габриэлы и ее жениха там уже не было. Коллинсона я вскоре отыскал: девушка выманила его на улицу и захлопнула перед носом дверь. В это время сын Холдорнов, мальчик лет тринадцати, прибежал сообщить, что папа вот-вот зарежет маму и что Габриэла находится с ними у алтаря. Холдорна я еле убил. Семь раз выстрелил. Конечно, восьмимиллиметровая пуля в рубашку входит чисто, но я ведь всадил в него семь штук-стрелял в голову и грудь, с близкого расстояния, почти в упор, а он и ухом не повел. Вот до чего себя загипнотизировал! Свалить его удалось лишь ударом кинжала в горло.

Я замолчал.

- Ну и. - -спросил Фицстивен.

- Что "ну и. - -"

- Что было дальше

- Ничего. Вот и весь рассказ. Я предупреждал, что в нем нет никакого смысла.

- А что делала Габриэла

- Сидела у алтаря и любовалась подсветкой.

- Но почему она там сидела Что ее туда привело Пришла по своей воле или заставили Как она там оказалась Зачем

- Не знаю. И она не знает. Я у нее спрашивал. Она вообще не помнит, что делала.

- Но от других-то вы что-нибудь узнали

- Я и рассказываю, что узнал в основном от Аронии Холдорн. Она с мужем основала секту, потом он сошел с ума и принялся убивать-ну и что она могла поделать Финк говорить не будет. Он простой механик, работал у Холдорнов, соорудил всякие приспособления, устраивал фокусы, но что случилось прошлой ночью-об этом он не имеет никакого представления. Да, ночью шумели, но совать нос в чужие дела не в его правилах, а про убийство он впервые услышал, когда приехали полицейские и стали его допрашивать. Слуги вряд ли о чем-то знали, хотя наверняка догадывались. Мануэль, сынишка Холдорнов, сейчас до того напуган, что слова вымолвить не может, но от него мы тоже ничего не добьемся. Такая вот картина: Джозеф свихнулся и совершил убийство, а все остальные чисты перед законом, поскольку, если и помогали ему, то непреднамеренно. Им грозит лишь небольшой срок за участие в храмовом мошенничестве. А признайся хоть один, что о чем-нибудь знал, и он сразу станет соучастником убийства. Естественно, никто на это не пойдет.

- Понятно, - медленно произнес Фицстивен. - Джозеф мертв, значит, виноват один Джозеф. Ну и что вы будете делать

- Ничего, - ответил я. - Пусть попробует разобраться полиция. Мадисон Эндрюс объявил мне, что моя работа окончена.

- Но если вы недовольны результатами, если не выяснили полную правду, вам, казалось бы...

- Уже не мне. Я бы кое-что еще сделал, но Эндрюс нанял меня охранять Габриэлу в Храме. Теперь ее увезли, и выяснять, он считает, больше нечего. Если же девушке снова понадобится охрана, то голова пусть болит у мужа.

- У кого

- У мужа.

Фицстивен стукнул кружкой по столу, так что выплеснулось пиво.

- Вот те на, - сказал он сердито. - Чего же было молчать Бог знает, сколько всего вы мне не рассказали.

- Воспользовавшись суматохой, Коллинсон увез ее в Рино, где им не придется три дня ждать разрешения на брак, как в Калифорнии. Я и сам не знал-мне сказал Эндрюс часа через три-четыре после их отъезда. Он был несколько грубоват, что и послужило одной из причин нашего разрыва.

- А разве он против ее брака с Коллинсоном

- Насколько я знаю-нет, но он считает, что надо это делать не сейчас и не таким манером.

- Я его понимаю, - сказал Фицстивен, когда мы встали из-за стола. - Эндрюс любит, чтобы было так, как хочет он.

5. ТРОПИНКА НА СКАЛЕ

Эрик Коллинсон телеграфировал мне из Кесады:

"Немедленно приезжайте тчк Беда опасность тчк Ждите меня гостинице Сансет тчк Отвечать не надо тчк Габриэла не должна знать тчк Поспешите Эрик Картер".

Телеграмма пришла в агентство утром в пятницу.

Утром меня в Сан-Франциско не было. Я был в Мартинесе, торговался с бывшей женой Фила Лича, известного также под многими другими именами. Он завалил Северо-Запад самодельной валютой, и мы разыскивали его с большим усердием. У его бывшей жены, телефонистки, милой маленькой блондиночки, была сравнительно свежая фотография Фила, и она желала ее продать.

- Он меня так не уважал, что даже липовый чек на тряпки боялся выписать, - пожаловалась она. - Самой приходилось зарабатывать. Так почему мне теперь на нем не заработать, когда какая-нибудь шлюха купается в деньгах Сколько вы за нее дадите

Она, конечно, преувеличивала ценность этой фотографии, но в конце концов я с ней сторговался. В город я вернулся уже в седьмом часу и на вечерний поезд не успел. Я собрал чемодан, вывел из гаража машину и поехал.

Кесада был городок с одной гостиницей, прилепившийся к скалистому склону молодой горы, которая спускалась к Тихому океану километрах в ста двадцати от Сан-Франциско. Берег под Кесадой, крутой, неудобный, усыпанный острыми камнями, для пляжа не годился, так что денег от курортников оседало мало. Какое-то время через здешний порт обильно тек в страну контрабандный ром, но эта деятельность замерла: бутлегеры смекнули, что с большей прибылью и меньшей морокой можно торговать отечественным пойлом. Кесада опять погрузился в спячку.

Я прибыл туда в двенадцатом часу ночи, поставил машину в гараж и перешел на другую сторону улицы-в гостиницу "Сансет". Она представляла собой низкое разлапистое желтое здание. В вестибюле сидел только ночной портье, маленький женоподобный человек на седьмом десятке, очень старавшийся показать мне, что ногти у него розовые и блестящие.

Когда я зарегистрировался, он дал мне конверт, надписанный рукой Эрика Коллинсона. Я разорвал его и прочел:

"Не уходите из гостиницы, пока не повидаетесь со мной. Э. К-"

- Давно это у вас-спросил я.

- С восьми часов примерно. Мистер Картер ждал вас больше часа, пока не пришел последний автобус со станции.

- Он не у вас остановился

- Нет, ну что вы. Они с молодой женой сняли дом Тукера над бухтой.

Коллинсон был не тот человек, к чьим инструкциям я стал бы прислушиваться. Я спросил:

- Как туда попасть

- Ночью вы их ни за что не найдете, - уверил меня портье, - разве только кружной дорогой, через восточное шоссе, да и то, если знаете местность.

- Да А днем как туда попасть

- Доходите по этой улице до конца, там развилка, и вы идете вправо, в сторону океана, вдоль обрыва. Это даже не дорога, а скорее тропа. До дома примерно пять километров, дом на холмике, коричневый, обшит тесом. Днем его найти несложно, только надо все время держать вправо, к океану. А ночью вы ни за что, ни за что на свете не доберетесь...

- Спасибо, - сказал я, чтобы не слушать это второй раз.

Он отвел меня в номер, пообещал разбудить в пять, и в двенадцать я уже спал.

Когда я вылез из постели, чтобы сказать в телефон: "Хорошо, спасибо", - за окном занималось утро, тусклое, мглистое, холодное и противное. Пока я оделся и спустился на первый этаж, лучше оно не стало. Портье сказал, что раздобыть еду в Кесаде до семи утра нет никакой возможности.

Из гостиницы я дошел по улице до того места, где она превратилась в грунтовую дорогу, затем-у развилки и взял вправо, к океану. Эта дорога и сначала-то не была дорогой, а потом совсем превратилась в тропу, тянувшуюся по каменистому выступу и все сильнее прижимавшуюся к берегу. Обрыв под ней становился все круче и круче, покуда она вообще не приняла вид неровной ступени на скале-местами в три-четыре метра шириной, а местами, сужавшейся до полутора. Скала над тропой поднималась метров на двадцать с лишним; внизу-тридцатиметровой кручей обрывалась в океан. Ветер откуда-то со стороны Китая гнал туман над вершиной скалы и с шумом пенил воду у ее подножия.

Огибая угол, где скала была круче всего-и, по сути, превратилась в стометровую отвесную стену, - я остановился, чтобы рассмотреть маленькую неровную ямку на краю тропы. Ямка сантиметров пятнадцать диаметром, с одной стороны от нее-маленькая, полукольцом, насыпь из свежей рыхлой земли, с другой стороны земля разбросана. Ямка как ямка-но даже такому закоренелому горожанину, как я, стало ясно: здесь недавно вырвали маленький куст.

Самого кустика видно не было. Я бросил сигарету, стал на четвереньки и заглянул вниз. Кустик находился метрах в семи подо мной, он повис на макушке чахлого дерева, росшего почти параллельно обрыву, в корнях застряла свежая коричневая земля. Следующий предмет, который остановил мой взгляд, тоже был коричневый-мягкая шляпа, лежавшая тульей вниз между двумя острыми серыми камнями, на полпути к воде. Я перевел взгляд на воду и увидел ноги.

Мужские ноги в черных туфлях и темных брюках. Ступни лежали на большом обкатанном камне в пятнадцати сантиметрах одна от другой, и обе были повернуты влево. Ноги наклонно торчали из воды, которая чуть-чуть не доставала до колен. Вот и все, что я мог разглядеть с тропинки.

Я спустился со скалы, но не в этом месте. Тут было крутовато для немолодого грузного человека. Я вернулся метров на двести назад, туда, где тропа проходила через кривую расщелину, наискось пересекавшую всю скалу снизу доверху. Я вернулся к расщелине и спустился по ней, спотыкаясь, оскальзываясь, потея и ругаясь, но добрался до подножия целый и невредимый, если не считать ободранных пальцев, испачканного костюма и погубленных туфель.

Каменный берег у подножия скалы было плохо приспособлен для прогулок, но я сумел пройти по нему, лишь дважды спустившись в воду, да и то-по колено. Однако в том месте, где лежали ноги, мне пришлось зайти в Тихий океан по пояс, чтобы вытащить тело: оно лежало навзничь на покатой, сточенной стороне громадного камня, почти целиком находившегося в воде, и было покрыто вспененной водой до середины бедер. Я нащупал ногами удобную опору, взял его за подмышки и вытащил.

Это был Эрик Коллинсон. На размолотой спине сквозь одежду и кожу торчали кости. Затылок был проломлен. Я вытащил его из воды на сухие камни. В мокрых карманах оказалось пятьдесят четыре доллара восемьдесят два цента, часы, нож, золотые ручка и карандаш, бумаги, несколько писем и записная книжка. Я расправил бумаги, письма и записную книжку; прочел, выяснил только одно: все, что в них написано, не имеет никакого отношения к его смерти. Ни на нем, ни рядом с ним я не нашел ни одной вещи, которая рассказала бы мне о его смерти больше того, что рассказал вырванный куст, застрявшая между камнями шляпа и положение его тела.

Я оставил его, вернулся к расщелине, пыхтя вскарабкался на тропу и снова подошел к тому месту, где был вырван куст. Никаких следов, отпечатков ног и тому подобного. Тропинка была твердая, каменная. Я отправился по ней дальше. Вскоре скала стала отходить от океана, а тропинка-спускаться по ее склону. Метров через восемьсот скала кончилась и превратилась в заросший кустами гребень, вдоль которого тянулась тропа. Солнце еще не взошло. Брюки неприятно липли к застывшим ногам. Вода хлюпала в порванных туфлях. Я еще ничего не ел. Сигареты у меня размокли. Левое колено болело-я вывернул ногу, когда спускался по расщелине. Проклиная сыскное дело, я поплелся дальше.

Тропинка ненадолго увела меня от моря, когда пересекала основание небольшого лесистого мыса, потом спустилась в лощину, потом пошла вверх по склону невысокого холма; наконец я увидел дом, который описывал портье. Дом был довольно большой, двухэтажный, коричневый, с тесовыми кровлей и стенами; он стоял на бугре, близко к тому месту, где океан выгрыз из берега полукилометровый треугольный кусок. Фасад его был обращен к морю. Я подходил к дому сзади. Людей я не видел. Окна первого этажа были заперты и закрыты занавесками. На втором этаже открыты. В стороне от дома стояли службы.

Я зашел с фасада. На затянутой сеткой террасе стояли плетеные стулья и стол. Сетчатая дверь была заперта изнутри на крючок. Я громко постучал. Я стучал минут пять с перерывами, но никто не появился. Тогда я обогнул дом и постучал в кухонную дверь. Под моим кулаком дверь приоткрылась. В кухне было темно и тихо. Я открыл дверь шире и еще раз постучал. Тишина. Я крикнул:

- Миссис Коллинсон!

Никто не отозвался. Я прошел через кухню в еще более темную столовую, отыскал лестницу, поднялся и стал заглядывать в комнаты.

В доме не было никого.

В одной спальне на полу, посередине, лежал автоматический пистолет калибра .65. Рядом валялась стреляная гильза, под стулом у стены-еще одна, и пахло пороховым дымом. В углу, в потолке-отверстие, какое могла бы оставить пуля .65, под ним-несколько крошек штукатурки. Кровать была аккуратно застлана. По одежде в стенном шкафу, по вещам на столе и на бюро я понял, что это была спальня Эрика Коллинсона.

По тем же приметам нетрудно было понять, что соседней спальней пользовалась Габриэла. На ее кровати никто не спал, а если спали, то привели после этого в порядок. В стенном шкафу на полу валялось черное атласное платье, некогда белый платок и пара черных замшевых туфель, мокрых и грязных-платок тоже был мокрый, но от крови. В ванной комнате-прямо в ванне-лежали два полотенца, большое и поменьше, оба грязные, окровавленные и еще влажные. На туалетном столике-квадратик грубой белой бумаги, со сгибами. В одном сгибе застрял белый порошок. Я лизнул его кончиком языка-морфий.

Я вернулся в Кесаду, переобулся в сухие носки и туфли, позавтракал, купил сигарет и спросил портье-на этот раз франтоватого паренька, - кто тут отвечает за охрану порядка.

- Начальник полицейского участка Дик Коттон, - сказал мне парень, - но вчера вечером он уехал в Сан-Франциско. Помощник шерифа Бен Ролли. Вы, наверно, найдете его в конторе у отца.

- Где это

- Рядом с гаражом.

Контора оказалась одноэтажным кирпичным зданием с витринами в надписях: Дж. Кинг Ролли, Недвижимость, Ссуды, Закладные, Акции и Облигации, Страхование, Векселя, Бюро найма, Нотариальные акты, Перевозка и Хранение, - и много еще чего, я не запомнил.

Внутри за обшарпанной стойкой, положив ноги на обшарпанный стол, сидели двое. Один-лет пятидесяти с лишним, с выцветшими, неопределенных бежевых оттенков волосами, глазами и кожей-дружелюбный, вялый, в поношенной одежде. Другой на двадцать лет моложе, но через двадцать лет обещал стать копией первого.

- Мне нужен помощник шерифа.

- Я, - отозвался младший, сбросив ноги на пол. Он не встал. Вместо этого он вытянул ногу, зацепил ею стул, отодвинул от стены и вновь поместил ноги на стол. - Садитесь. Это папа, - и повертел большим пальцем в направлении старшего. - Можно говорить при нем.

- Эрика Картера знаете-спросил я.

- Молодожен, что у Тукера Я не знал, что его звать Эриком.

- Эрик Картер, - подтвердил старший Ролли, - я ему составлял договор о найме.

- Он погиб. Ночью или сегодня утром упал с дороги на скале. Не исключено, что несчастный случай.

Отец посмотрел на сына бежевыми глазами удивленно. Сын посмотрел на меня бежевыми глазами вопросительно и произнес:

- Тц, тц, тц.

Я протянул ему свою карточку. Он внимательно прочел ее, перевернул, дабы убедиться, что на обороте ничего нет, и передал отцу.

- Пойдем посмотрим на него-предложил я.

- Да, надо, наверно, - согласился помощник шерифа и встал. Он оказался выше, чем я думал, - ростом с покойного Коллинсона-и, несмотря на расслабленность, отменно мускулистым. Я последовал за ним к пыльному автомобилю, стоявшему перед конторой. Ролли-старший с нами не пошел.

- Вам кто-то сказал про это-спросил помощник шерифа, когда мы уже уехали.

- Я на него наткнулся. Знаете, кто такой Картер

- Кто-то особенный

- Вы слышали об убийстве Риза в сан-францисском храме

- Ага, читал в газетах.

- Миссис Картер-это Габриэла Леггет, замешанная в деле, а Картер-Эрик Коллинсон.

- Тц, тц, тц.

- А ее отец и мачеха были убиты за несколько недель до этого.

- Тц, тц, тц, - отозвался он. - Что там у них вышло

- Родовое проклятье.

- Ну Правда

Я не понял, серьезно ли задан этот вопрос, хотя вид у него был вполне серьезный. Я в нем еще не разобрался. Шут он или не шут, но он помощник шерифа по Кесаде, и это его бенефис. Ему положено знать факты. И пока мы тряслись на ухабистой дороге, я изложил ему все, что знал, от 113 года в Париже до моей последней находки на скале.

- Когда они вернулись после женитьбы в Рино, Коллинсон ко мне зашел. Им нельзя далеко отлучаться, пока идет процесс над шайкой Холдорнов, а он хотел подыскать для жены тихое место: Габриэла еще не в себе. Вы знаете Оуина Фицстивена

- Писателя, что жил здесь в прошлом году Ага.

- Ну вот, он и предложил это место.

- Знаю. Мне старик говорил. А зачем они поселились под чужой фамилией 8 ъъ-| 084-3-5 ПЛИЗ06-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||

- Чтобы спрятаться от газетчиков и, может быть, от чего. то вроде сегодняшнего.

Он глубокомысленно нахмурился и спросил:

- Значит, по-вашему, они чего-то похожего ждали

- Ну, задним числом, конечно, легче всего сказать: "А я вам что говорил" И все же считаю, в обеих историях, касавшихся этой женщины, мы ответов не нашли. А если нет ответа, кто знает, чего ждать дальше Мне не очень понравилось, что они решили уединиться, когда над ней еще что-то висит-если вправду висит, - но Коллинсон настаивал. Я взял с него обещание, что он протелеграфирует мне, если заметит что-то странное. Вот он и протелеграфировал.

Ролли кивнул раза три или четыре, потом спросил:

- Почему вы думаете, что он не сам упал со скалы

- Он меня вызвал. Что-то было неладно. Кроме того, слишком много накрутилось вокруг его жены-не верится, что тут одни случайности.

- Там ведь проклятье, - сказал он.

- Это конечно, - согласился я, вглядываясь в его неопределенное лицо. Ролли по-прежнему был для меня загадкой-. Но беда в том, что уж больно аккуратно оно сбывается. Первый раз с таким проклятьем сталкиваюсь.

Минуты две он хмурился, взвешивая мое суждение, а потом остановил машину.

- Здесь нам придется вылезти: дальше дорога не такая хорошая. (Хорошей, впрочем, она и раньше не была). А все ж таки слышишь иногда, что они сбываются. Такое иной раз бывает, что поневоле думаешь: нет, есть на свете... в жизни... всякое, не совсем понятное. - И когда мы уже зашагали, он нахмурился и подыскал подходящее слово. - Непостижимое, что ли.

Я не стал продолжать.

По тропинке он шел первым и сам остановился на том месте, где был вырван куст, - об этой подробности я ему не говорил. Я молчал, пока он смотрел сверху на тело Коллинсона, обшаривал взглядом каменную стену, а потом ходил взад и вперед по тропинке, нагнувшись и сверля землю своими рыжеватыми глазами.

Он бродил так минут десять, если не больше, потом выпрямился и сказал:

- Тут ничего не найти. Давайте спустимся. Я пошел было назад к расщелине, но он сказал, что есть дорога полегче, впереди. Он оказался прав. Мы спустились к Эрику.

Ролли перевел взгляд с трупа на край тропы высоко над нашими головами и пожаловался:

- Прямо не пойму, как он мог сюда упасть.

- Он не сюда упал. Я его вытащил из воды, - ответил я и показал место, где лежало тело.

- Это уже больше похоже, - решил он.

Я сел на камень и закурил, а он бродил вокруг и разглядывал, трогал камни, ворошил гальку и песок. Но ничего, по. моему, не нашел.

6. РАЗБИТЫЙ "КРАЙСЛЕР"

Мы снова вскарабкались на тропинку и пошли в дом Коллинсона. Я показал Ролли испачканные полотенца, платок, платье и туфли, бумажку с остатками морфия, пистолет на полу, дырку в потолке, стреляные гильзы.

- Вот эта гильза под стулом лежит на старом месте, сказал я, - а та, что в углу, лежала в прошлый раз рядом с пистолетом.

- Значит, после вас ее передвинули

- Да.

- Кому это могло понадобиться-возразил он.

- Понятия не имею, но ее передвинули.

Ролли потерял к ней интерес. Он смотрел на потолок:

- Два выстрела, а дырка одна. Непонятно. Может быть, другая пуля ушла в окно.

Он вернулся в спальню Габриэлы Коллинсон и стал осматривать черное атласное платье. Подол был кое-где порван, но пулевых отверстий он не обнаружил. Он положил платье и взял с туалетного столика бумажку с остатками морфия.

- А это, по-вашему, откуда взялось-спросил он.

- Она его принимает. Этому ее тоже научила мачеха, помимо прочего.

- Тц, тц, тц. Похоже, что она могла убить.

- Ну да

- Похоже, знаете. Она ведь наркоманка Они поссорились, он вас вызвал. - .-Ролли умолк, поджал губы, потом спросил: - По-вашему, когда его убили

- Не знаю, может быть, вечером, когда он шел домой, не дождавшись меня.

- Вы всю ночь были в гостинице

- От одиннадцати с чем-то пяти утра. Конечно, за это время я мог потихоньку выбраться и прихлопнуть человека.

- Да нет, я не к тому, - сказал он. - А какая она из себя, эта миссис Коллинсон-Картер Я ее не видел. 1 ъъ-| 014-3-5 ПЛИЗ06-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||

- Лет двадцати; метр шестьдесят три-метр шестьдесят пять; на вид худее, чем на самом деле; каштановые волосы, короткие и вьющиеся; большие глаза, иногда карие, иногда зеленые; белокожая; лба почти нет; маленький рот и мелкие зубы; острый подбородок; уши без мочек и кверху заостряются; месяца два болела-и выглядит соответственно.

- Такую найти будет нетрудно, - сказал он и начал рыться в ящиках, сундуках, стенных шкафах. Я сам порылся в них, когда был здесь первый раз, и тоже не нашел ничего интересного.

- Непохоже, что она собирала вещи в дорогу или много взяла с собой, - заключил он, вернувшись в спальню, где я сидел перед туалетным столиком. Толстым пальцем он показал на серебряный туалетный прибор с монограммой. - Что значит Г. Д. Л.

- До замужества ее звали Габриэла что-то там Леггет.

- Ну да. Она, наверно, на машине уехала А

- У них здесь была машина-спросил я.

- В город он или пешком приходил, или приезжал в открытом "Крайслере". Она могла уехать только по восточной дороге. Пойдем в ту сторону, выясним.

Я подождал на дворе, а он несколько раз обошел вокруг дома, но ничего интересного не увидел. Машину, судя по всему, держали перед сараем; он показал мне следы:

- Уехала сегодня утром.

Я поверил ему на слово. По грунтовой дороге мы дошли до гравийной, а еще через полтора километра увидели серый дом, окруженный кирпичными службами. Человек с костлявыми плечами, щуплый и слегка прихрамывающий, смазывал за домом насос. Ролли назвал его Дебро.

- Да, Бен, - ответил он Ролли. - Она проехала здесь часов в семь утра, неслась как угорелая. Ехала одна.

- В чем она была-спросил я.

- В бежевом пальто, но без шляпы.

Я спросил, что он знает о Картерах, - он был их ближайшим соседом. Дебро не знал о них ничего. Раза два он говорил с Картером, и тот показался ему вполне симпатичным парнем. Однажды они с супругой хотели навестить миссис Картер, но Картер сказал, что ей нездоровится и она легла. И сам Дебро и его жена видели ее только издали, в машине или на прогулке.

- Вряд ли кто из здешних с ней встречался, - закончил он, - ну конечно, кроме Мери Нуньес.

- Мери у них работает-спросил помощник шерифа.

- Да. В чем дело, Бен Там что-то случилось . ъъ-| 0-4-3-5 ПЛИЗ06-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||

- Он ночью упал со скалы, а она уехала и никому ничего не сказала.

Дебро присвистнул.

Ролли пошел в дом звонить шерифу. Я остался на дворе с Дебро в надежде вытянуть из него что-нибудь еще-на худой конец, его мнение. Но ничего, кроме удивленных восклицаний, не добился.

- Сейчас пойдем поговорим с Мери, - сказал помощник шерифа, вернувшись во двор; а потом, когда мы ушли от Дебро, пересекли дорогу и через поле направились к купе деревьев: - Странно, что ее там не было.

- Кто она

- Мексиканка. Они все там в низине живут. Муж ее, Педро Нуньес, отбывает пожизненное в Фолсоме за убийство бутлегера Данна-это было при ограблении, два-три года назад.

- Здесь убил

- Ага. В бухточке под домом Тукера.

Мы прошли под деревьями и спустились по склону туда, где вдоль ручья выстроился пяток хибар, формой, размером и суриковыми крышами напоминавших товарные вагоны, каждая со своим огородиком. Перед одной, на пустом ящике из-под консервированных супов, нянча смуглого младенца, сидела с кукурузной трубкой в зубах расплывшаяся мексиканка в розовом клетчатом платье. Между домами играли оборванные грязные дети, драные грязные дворняги помогали им шуметь. На одном огороде смуглый мужчина в некогда синем комбинезоне едва шевелил мотыгой.

Ручей мы перешли по камням; дети, перестав играть, наблюдали за нами. Навстречу нам с лаем бросились собаки и рычали, тявкали вокруг, пока кто-то из ребят их не прогнал. Мы остановились перед женщиной. Ролли улыбнулся младенцу и сказал:

- Ишь, здоровенный какой негодяй растет!

Женщина вынула трубку изо рта, чтобы флегматично пожаловаться:

- Животиком мается все время.

- Тц, тц, тц. Где Мери Нуньес

Чубук показал на соседнюю хибарку.

- Я думал, она работает в доме Тукера, - сказал Ролли.

- Иногда, - безразлично отозвалась женщина.

Мы подошли к дому. В дверях появилась старуха в сером халате и глядела на нас, размешивая что-то в желтой миске.

- Где Мери-спросил помощник шерифа. 3 ъъ-| 034-3-5 ПЛИЗ06-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||

Обернувшись, она сказала что-то кому-то в доме и отошла в сторону, уступая место в дверях другой женщине. Эта другая оказалась невысокой и плотной, лет тридцати или чуть больше, с умными черными глазами и широким плоским лицом. Она стягивала на груди темное одеяло, свисавшее до пола.

- Здравствуй, Мери, - приветствовал ее помощник шерифа. - Ты почему не у Картеров

- Нездоровится, мистер Ролли. - Она говорила без акцента. - Знобит... дома сегодня сижу.

- Тц, тц, тц. Нехорошо. Врач тебя смотрел

Она сказала, что нет. Ролли сказал, что надо показаться. Она сказала, что врач ей не нужен: ее часто знобит. Ролли сказал, что, может, оно и так, но тогда тем более надо показаться: лучше не рисковать и следить за своим здоровьем.

Да, сказала она, но врачи так дерут-мало того что болеешь, еще им платить. Он сказал, что в конце концов без врача болезнь обойдется дороже, чем с врачом. Я уже стал думать, что это у них на весь день, но Ролли все-таки перевел разговор на Картеров и спросил у женщины, как она там работала.

Она сказала, что нанялась к ним две недели назад, когда они сняли дом. Ходила туда к девяти-раньше десяти они не вставали, - стряпала, убирала, а уходила вечером, вымыв посуду после обеда, - обыкновенно в половине восьмого. Известие о том, что Коллинсон (которого она знала как Картера) погиб, а его жена уехала, кажется, было для нее неожиданным. Она сказала, что вчера вечером Коллинсон отправился гулять один. Это было около половины седьмого-пообедали вчера почему-то раньше. Сама она ушла домой в начале седьмого, а миссис Картер читала книгу на втором этаже.

Мери Нуньес не могла или не хотела сообщить ничего такого, что объяснило бы мне тревогу Коллинсона. Она твердила, что ничего о них не знает, только миссис Картер не похожа была на счастливую женщину, совсем не похожа. Она, Мери Нуньес, слава Богу, сама обо всем догадалась: миссис Картер любит кого-то другого, но родители выдали ее за Картера; этот другой, конечно, и убил Картера, а миссис Картер с ним сбежала. Иных оснований для этого вывода, кроме ее женской интуиции, у Мери не нашлось, поэтому я спросил о гостях Картеров.

Она сказала, что никаких гостей не видела. 4 ъъ-| 044-3-5 ПЛИЗ06-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||

Ролли спросил, ссорились ли Картеры. Она сказала было: "Нет", - но сразу спохватилась: ссорились часто, и отношения у них были плохие. Миссис Картер не нравилось, когда муж был с ней рядом, и она несколько раз говорила-Мери это слышала, - что если он не оставит ее, она его убьет. Я попытался выяснить подробности и спросил, что было поводом для этих угроз и как именно выражалась миссис Картер, но Мери ничего не могла ответить. Определенно она помнила только одно: миссис Картер угрожала убить мистера Картера, если он не уедет.

- Теперь, можно сказать, все прояснилось, - с удовлетворением заметил Ролли, когда мы перешли через ручей обратно и поднимались к дому Дебро.

- Для кого прояснилось и что прояснилось

- Что жена его убила.

- Думаете, она

- И вы так думаете.

Я сказал:

- Нет.

Ролли остановился и устремил на меня озабоченный взгляд.

- Почему нет Разве она не наркоманка Да к тому же с придурью, как вы сами рассказывали. Разве она не сбежала И ее вещи, что там остались, грязные и в крови Разве не грозилась убить его Ведь он испугался, вызвал вас

- Угроз Мери не слышала, - сказал я. - Это были предостережения-о проклятье. Габриэла Коллинсон серьезно в него верила, а к мужу относилась так хорошо, что даже спасти хотела. Все это я с ней уже обсуждал. Она бы за него и не вышла, - когда он увез ее, она была сама не своя и не понимала, что делает. А потом ей стало страшно.

- Но кто же поверит-.

- Верить никого не просят, - проворчал я, двинувшись дальше. - Я говорю вам то, в чем я уверен. И если на то пошло, я не верю, что Мери Нуньес сегодня не была у них в доме. Может быть, к смерти Коллинсона она не имеет отношения. Может быть, она просто пришла туда, увидела, что их обоих нет, увидела окровавленные тряпки и пистолет-и не заметила, как задела ногой гильзу. Потом удрала домой и выдумала болезнь, чтобы ее не тягали; она уже имела это удовольствие, когда судили ее мужа. Может быть, и не так. Но девять женщин из десяти в ее положении поступили бы именно так; а чтобы я поверил в ее внезапную болезнь, мне нужны доказательства.

- Ладно, пускай она ни при чем-ну и что из этого?

Все ответы, которые мне приходили в голову, были непристойными и оскорбительными. Я решил держать их при себе.

У Дебро мы одолжили открытый автомобиль, расшатанный гибрид не менее чем трех марок, и поехали по восточной дороге в надежде проследить путь женщины в "Крайслере". Первую остановку сделали перед домом местного жителя по имени Клод Бейкер. Это был долговязый человек с худым землистым лицом, три или четыре дня не соприкасавшимся с бритвой. Жена его, наверно, была моложе, чем он, но выглядела старше-усталая, бесцветная, худая женщина, в прошлом, может быть, и миловидная. Из шестерых детей Бейкера старшей была кривоногая, веснушчатая девочка десяти лет; младшим-толстый и горластый малыш, которому не исполнилось и года. В промежутке были и мальчики и девочки, но все до одного сопливые. Семья Бейкеров встречала нас на крыльце в полном составе. Они сказали, что не видели ее: в семь у них еще никто не встает. Картеров они знали в лицо, но и только. Вопросов они нам задали больше, чем мы им.

Вскоре после дома Бейкеров гравийная дорога превратилась в асфальтовую. Судя по следам, "Крайслер" проехал тут последним. Еще через три километра мы остановились перед маленьким ярко-зеленым домом, окруженным розовыми кустами. Ролли крикнул:

- Харв! Эй, Харв!

В дверях появился дюжий мужчина лет тридцати пяти, сказал: "Здорово, Бен", - и между кустами роз прошел к нашей машине. Голос у него был низкий, а лицо тяжелое, так же как речь и движения. Фамилия его была Уидден. Ролли спросил, не видел ли он "Крайслера".

- Да, Бен, я их видел. Они проехали сегодня утром в четверть восьмого, и гнали.

- Они-спросил я.

- Их-одновременно спросил Ролли.

- Там сидели мужчина с женщиной... или девушкой. Неразглядел как следует-быстро промелькнули. Правила она, - мне показалось, маленькая, с каштановыми волосами.

- А мужчина какой из себя

- Ну, с виду лет сорок, и тоже вроде не очень большой. Лицо румяное, в сером пальто и шляпе.

- Видели когда-нибудь миссис Картер-спросил я.

- Молодую, что у бухты живет Нет. Самого видел, а ее нет. Это она была

Я сказал, что мы так думаем.

- Мужчина был не он, - сказал Уидден. - Этого я раньше не видел.

- А если снова увидите - узнаете?

- Да, пожалуй... если мимо поедет, как тогда.

Через шесть километров после дома Уиддена мы увидели "Крайслер". Он стоял в полуметре от дороги, с левой стороны, на всех четырех колесах, уткнувшись радиатором в эвкалипт. Стекла в нем вылетели, а передняя треть капота была смята гармошкой. Он был пуст. Крови в кабине не обнаружилось. Местность вокруг казалась необитаемой.

Мы стали ходить около машины, вглядываясь в землю, и поиски наши показали то, что ясно было с самого начала: машина налетела на эвкалипт. На дороге остались следы шин, а на земле возле автомобиля отпечатки, которые могли быть следами человека; но такие отпечатки можно найти в тысяче мест возле этой, да и любой дороги. Мы сели в машину и поехали дальше, спрашивая всех, кто попадался по пути; и все отвечали: "Нет, мы не видели ее" (или "их").

- А что этот Бейкер-спросил я у Ролли, когда мы повернули назад. - Дебро видел ее одну, а когда она проезжала мимо Уиддена, с ней был мужчина. Бейкеры ничего не видели, а ведь мужчина должен был подсесть где-то недалеко от них.

- Да, - ответил он раздумчиво, - могло и так быть, верно

- Может, стоит еще с ними поговорить

- Как хотите, - согласился он без энтузиазма. - Только в споры с ними меня не втягивайте. Он мой шурин.

Это меняло дело. Я спросил:

- Что он за человек

- Клод, конечно, недотепа. Как говорит папаша, у него на ферме ничего не растет, кроме детей, но я никогда не слышал, чтобы он кому-нибудь причинил вред.

- Ну, раз так, мне ваших слов достаточно, - соврал я-. Не будем ему надоедать.

7. "УБИЛ ЕГО Я!"

Из главного города округа прибыл шериф Фини. багровый толстяк с пышными каштановыми усами и окружной прокурор Вернон-остролицый, нахрапистый, жадный до славы. Выслушав нас и осмотрев место происшествия, они согласились с мнением Ролли, что Коллинсона убила жена. Их поддержал вернувшийся из Сан-Франциско Дик Коттон. надутый и туповатый человек лет сорока с небольшим, начальник местной полиции. Коронер со своим жюри пришел к тому же выводу, он порекомендовал следствию обратить особое внимание на Габриэлу, хотя в вердикте ограничился обычной фразой: "убит неизвестным лицом или неизвестными лицами".

Смерть Коллинсона, как установили, произошла между восемью и девятью вечера в пятницу. Никаких ран, кроме полученных при падении, на теле не было. Пистолет, найденный в его комнате, принадлежал ему. Отпечатков на нем не оказалось. Кое-кто из начальников, видимо, подозревал, что стер их я, но вслух об этом не говорили. Мери Нуньес продолжала настаивать, что сидела из-за простуды дома. Ее слова подтвердила целая куча мексиканцев. Разбить их показания мне не удалось. Следов человека, которого Уидден видел в машине, мы не нашли. Я еще раз, в одиночку, расспросил Бейкеров, но результатов не добился. Жена Коттона-она работала на почте-хрупкая, застенчивая, с хорошеньким безвольным личиком и приятными манерами, сказала, что Коллинсон отправил телеграмму рано утром в пятницу. Он пришел бледный, с темными кругами под глазами, воспаленными веками, а руки у него тряслись. Ей показалось, что он пьян, но вином как будто не пахло.

Из Сан-Франциско приехали отец и брат погибшего. Отец, Хьюберт Коллинсон, был крупным, спокойным человеком, по виду способным выкачать из лесов Тихоокеанского побережья сколько угодно миллионов. Лоренс Коллинсон оказался копией Эрика, только на год-другой постарше. По-моему, оба они считали Габриэлу виновницей его смерти, но старались скрыть свои мысли.

- Докопайтесь до правды, - сдержанно сказал мне Хьюберт Коллинсон и, таким образом, стал четвертым клиентом, обратившимся в наше агентство по этому делу.

Появился из Сан-Франциско и Мадисон Эндрюс. Мы разговаривали в моем номере. Он сел на стул у окна, отрезал от желтоватой пачки порцию табака, засунул в рот и заявил, что Коллинсон покончил самоубийством.

Примостившись на кровати, я прикурил "Фатиму" и позволил себе не согласиться:

- Если он прыгнул вниз по своей воле, то почему тогда вырван куст

- Значит, несчастный случай. В темноте ходить по скалам небезопасно.

- Не верю я теперь в несчастные случаи, - сказал я-. Он послал мне СОС. А в его комнате кто-то стрелял.

Эндрюс наклонился вперед. Взгляд стал жестким и внимательным, как у адвоката, ведущего перекрестный допрос:

- Вы считаете, что виновата Габриэла

Я так не думал.

- Он был убит. Его убили те... Две недели назад я вам сказал, что мы далеко не покончили с этим чертовым "проклятьем", и единственный способ с ним покончить-хорошенько разобраться с Храмом.

- Да, помню, - сказал он чуть ли не фыркая. - Вы выдвинули гипотезу, что между событиями у Холдорнов и смертью ее родителей есть связь. Но что это за связь, вы, по-моему, и сами не знали. Не кажется ли вам, что гипотеза выглядит... скажем... несколько надуманной.

- Вряд ли она надуманная! Убили отца, мачеху, личного врача, мужа-одного за другим, в течение двух месяцев, а служанка угодила в тюрьму. Одни близкие ей люди. Похоже, что работа шла по плану. А если план не выполнен, - я усмехнулся, - то теперь близкий Габриэле человек-вы.

- Вздор! - Он был очень раздражен. - О смерти родителей и смерти Риза нам известно буквально все, и никакой связи тут нет. Виновные в убийстве Риза или мертвы, или в тюрьме. Разве я не прав Так чего разглагольствовать о каких-то связях между преступлениями, когда мы знаем, что их не существует.

- Ничего мы не знаем, - не сдавался я. - Знаем только, что они не обнаружены. Кому выгодно случившееся

- Насколько мне известно-никому.

- А если она умрет Кто получит наследство

- Не знаю. В Англии или Франции есть, кажется, дальние родственники.

- Да, тут нам ничего не светит, - проворчал я. - В любом случае, ее саму убить не пытались. Расправляются только с близкими.

Эндрюс угрюмо напомнил мне, что сначала надо найти девушку, а уж потом судить, пытались ее убить или нет, и насколько преуспели. Он был прав. Следы Габриэлы обрывались у эвкалипта, в который врезался "Крайслер".

Прежде чем он ушел, я дал ему совет:

- Думайте, как угодно, но искушать судьбу все же не стоит; этот план, возможно, существует, и, возможно, вы стоите в нем следующим пунктом. Береженого Бог бережет.

Спасибо он не сказал. Лишь язвительно спросил, не советую ли я ему нанять для охраны частного сыщика.

Мадисон Эндрюс предложил награду в тысячу долларов за информацию о местонахождении девушки. Хьюберт Коллинсон добавил такую же сумму и назначил еще две с половиной тысячи за поимку убийцы сына и за необходимые улики. Половина населения округа превратилась в ищеек. Куда ни плюнь, всюду бродили, а то и ползали на четвереньках какие. то люди, прочесывая поля, долины, холмы и тропы, в лесу шпиков-любителей было больше, чем деревьев.

Фотографии девушки раздали по рукам и опубликовали в печати. Газеты от Сан-Диего до Ванкувера подняли суматоху, не жалея красок для портретов и заголовков. Более или менее свободные сыщики агентства "Континентал" из Сан. Франциско и Лос-Анджелеса, приехав на охоту в окрестности Кесады, проверяли выезды из городка и расспрашивали людей-все впустую. О результатах поисков трещало радио. На ноги подняли полицию и отделения агентств в других городах.

К понедельнику вся эта суета ничего не принесла.

Во второй половине дня я вернулся в Сан-Франциско и пожаловался на неудачи Старику. Он вежливо выслушал, словно я рассказывал не особенно интересную и лично его не касающуюся историю, потом одарил меня обычной, ничего не значащей улыбкой и вместо помощи любезно заявил, что в конце концов я непременно во всем разберусь.

Затем он добавил, что звонил Фицстивен и пытался меня разыскать:

- Видимо, у него к вам важное дело. Он хотел отправиться в Кесаду, но я сказал, что жду вас здесь.

Я набрал номер Фицстивена.

- Приезжайте, - сказал он. - У меня кое-что есть. То ли новая загадка, то ли ключ к старой-не пойму. Но кое. что есть.

Я поднялся на Ноб-хилл в фуникулере и уже через пятнадцать минут был у него в квартире.

- Ну, докладывайте, - сказал я, когда мы уселись в гостинице среди книжно-газетно-журнальной свалки.

- Габриэлу еще не нашли-спросил он.

- Нет. Давайте-ка свою загадку. Только без литературщины, без заранее подготовленных кульминаций и прочего. Я для них недостаточно образован... Рассказывайте просто и по порядку.

- Вас не переделаешь, - сказал он, пытаясь состроить кислую, разочарованную мину, хотя явно был возбужден-. Кто-то... голос был мужской... позвонил мне по телефону в пятницу ночью, в половине второго. "Фицстивен"-спрашивает. "Да". Тогда он говорит: "Убивал его я". Точные слова-тут я уверен, хотя слышимость была неважная. В трубке трещало, да и голос шел издалека. Я не знал, ни кто это... ни о чем он говорит. "Кого убили-спрашиваю-. Кто звонит" Ответа я не понял, уловил только слово "деньги". Он говорил что-то о деньгах, повторил несколько раз, но я расслышал только одно это слово. У меня сидели гости. Маркады, Тед и Сью Ван Слэки, Лора Джойнс с каким-то знакомым. Говорили о литературе. Я собрался ввернуть остроту о Кабелле|, что он, мол, такой же романтик, как деревянный конь-троянец, и этот пьяный шутник или кто он там, оказался совсем некстати. Поскольку все равно не было слышно, я бросил трубку и вернулся к гостям. Мне и в голову не приходило, что в звонке есть смысл, но вчера утром я прочел о смерти Коллинсона. Я был у Колманов в Россе. Все-таки разыскал их и нагрянул в субботу на выходные. - Фицстивен улыбнулся. - Ральф сегодня явно радовался моему отъезду. - Он снова стал серьезным. - Даже узнав о Коллинсоне, я все еще не был убежден, что звонок важный. Дурацкая шутка, и все. Конечно, я бы в любом случае вам рассказал. Но вот, взгляните-нашел в почтовом ящике, когда приехал.

Он вытащил из кармана конверт и бросил мне. Дешевый белый конверт, какие продаются повсюду. Уголки грязные и загнутые, словно его долго таскали в кармане. Имя и адрес Фицстивена нацарапаны печатными буквами, твердым карандашом, и писала их неумелая рука-а может быть, автор просто хотел сойти за малограмотного. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Сан-Франциско, в субботу, в девять утра. Внутри лежал замусоленный клочок оберточной бумаги с одним предложением, выписанным тем же карандашом и тем же дрянным почерком:

"Тот, кому нужна миссис Картер, может выкупить ее за 10000 долларов".

Ни даты, ни подписи, ни привета.

- Габриэлу видели в машине, одну, около семи утра в субботу, - сказал я. - Письмо же опустили в городе, почти за сто тридцать километров от Кесады, и раз на штемпеле стоит девять часов, оно оказалось в ящике к первой выемке. Есть над чем поломать голову. И уж совсем странно, что оно адресовано не Эндрюсу, который ведет ее дела, не богатому свекру, а вам.

- И странно и нет, - ответил Фицстивен. Его худое лицо было возбужденным. - Кое-что можно объяснить. Кесаду порекомендовал Коллинсону я, так как жил там два месяца прошлой весной, когда заканчивал "Стену Ашдода"; дал я|||||| ему записку, на визитной карточке, для Ролли-он отец помощника шерифа и торгует недвижимостью. Но представил я Коллинсона как Эрика Картера. Местный житель может не знать, что его жена-Габриэла Коллинсон, урожденная Леггет. В таком случае, у него нет возможности связаться с ее родней, разве что через меня. Письмо и адресовано мне, но чтобы его передали заинтересованным лицам, оно начинается "Тот, кому. - -"

- Письмо, конечно, мог послать местный мыслитель, произнес я. - Или похититель хочет выдать себя за местного и делает вид, что не знаком с Коллинсонами.

- Верно. Насколько я знаю, ни у кого из местных моего городского адреса нет.

- А у Ролли

- Если только узнал его от Коллинсона, записку я начеркал на обороте карточки.

- О звонке или о письме вы кому-нибудь рассказывали-спросил я.

- Звонок упомянул при гостях ночью в пятницу-тогда я еще думал, что это шутка или ошибка. А письмо не показывал никому. Даже сомневался, стоит ли вообще показывать, и сейчас сомневаюсь. Меня что, будут теребить

- Конечно. Но зачем расстраиваться Вы же не любите узнавать о трагедиях по чужим рассказам. А пока мне нужны адреса ваших гостей. Если и они, и Колманы подтвердят, что вы находились с ними в пятницу и субботу, ничего страшного вам не грозит, хотя допроса с пристрастием в Кесаде не избежать.

- Отправимся туда сейчас

- Я еду вечером. Встретимся утром в гостинице "Сансет". У меня как раз будет время потолковать с властями, чтобы они не засунули вас в каталажку прямо с дороги.

Я вернулся в агентство и позвонил в Кесаду. Поймать Вернона и шерифа не удалось, говорил я с Коттоном. Я передал ему полученную от Фицстивена информацию и пообещал утром привести романиста на допрос.

Полицейский сказал мне, что поиски девушки идут пока безрезультатно. По сообщениям, ее видели-почти в одно и то же время-в Лос-Анджелесе, Юрике, Карсон-Сити, Денвере, Портленде, Тихуане, Огдене, Сан-Хосе, Ванкувере, Портервилле и на Гавайях. Все данные, кроме самых идиотских, проверяются.

В телефонной компании мне дали справку, что звонок Фицстивену в ночь с пятницы на субботу был не междугородный, а из Кесады в Сан-Франциско в это время вообще никто не звонил.

Перед уходом из агентства я снова заглянул к Старику и попросил его убедить окружного прокурора, чтобы Аронию Холдорн и Тома Финка выпустили под залог.

- В тюрьме от них мало проку, - объяснил я. - А на свободе, если за ними последить, они, глядишь, на что-нибудь нас выведут. Прокурор, думаю, не станет возражать: у него все равно не выйдет предъявить им обвинение в убийстве.

Старик обещал похлопотать, а в случае их освобождения отрядить людей для слежки.

Я отправился в контору Мадисона Эндрюса.

Когда я рассказал ему о звонке, о письме и затем объяснил, что все это может значить, адвокат потряс седой шевелюрой и сказал:

- Верны ваши объяснения или нет-не знаю, но окружным властям придется бросить версию, будто Коллинсона убила Габриэла.

Я с сомнением покачал головой.

- В чем дело-спросил он вспыхивая.

- Наверняка решат, - предсказал я, - что письмо специально состряпано, чтобы ее выгородить.

- Вы так думаете-На скулах у него заиграли желваки, а косматые брови поползли вниз на глаза.

- Может, и не решат. Ведь если это уловка, то слишком уж наивная.

- Какая там уловка! - заговорил он на повышенных тонах. - Хватит чепухи. Никто из нас не знал в то время об убийстве. Даже тело еще не успели найти...

- Конечно, - согласился я. - Поэтому-то, если письмо окажется липой, Габриэле несдобровать.

- Ничего не понимаю, - сказал он досадливо. - То вы утверждаете, что девушку кто-то преследует, то говорите о ней как об убийце. А что вы на самом деле думаете

- Ни то, ни другое не исключено, - сказал я с не меньшей досадой. - И какое имеет значение, что думаю я Решать будет суд присяжных, когда ее найдут. Проблема сейчас в другом: если письмо настоящее, то как вы поглядите на десять тысяч выкупа

- Никак. Увеличу награду тем, кто ее отыщет, и назначу награду за арест похитителя.

- Неверный ход, - сказал я. - Награда и так уже обещана. Единственный способ улаживать дела с похитителями. соглашаться на их требования. Мне это и самому не по душе, но другого способа нет. Даже если он не зверь, страх, неуверенность, нервы, разочарование могут в любой момент превратить его в опасного маньяка. Сначала выкупите девушку, а уже потом начинайте драку. Требуют платить-плати сколько требуют.

С тревогой в глазах, но упрямо выпятив челюсть, он подергал себя за лохматые усы. Победила челюсть:

- Будь я проклят, если дам хоть доллар.

- Ваше дело. - Я встал и потянулся за шляпой. - Моя задача-найти убийцу Коллинсона, а гибель девушки, скорей всего, мне только поможет.

Он не ответил.

Я пошел в контору Коллинсона-старшего. На месте его не оказалось, и я рассказал обо всем Лоренсу:

- Уговорите отца дать деньги, - закончил я. - Они должны быть готовы к тому времени, как похититель пришлет инструкцию.

- Отца не надо уговаривать, - сказал он не задумываясь. - Чтобы обеспечить ей безопасность, мы заплатим сколько угодно.

8. НОЧНАЯ ОХОТА

Я сел в поезд, уходивший на юг в пять двадцать пять. В семь тридцать мне пришлось сойти в Постоне, пыльном городке, раза в два больше Кесады, и в одиночестве полчаса трястись до места на обшарпанном автобусе. Когда я вылезал у гостиницы, зарядил дождь.

Из здания почты навстречу мне вышел Джек Сантос, журналист из Сан-Франциско.

- Привет. Есть что-нибудь новенькое-спросил он.

- Возможно. Но сначала надо рассказать Вернону.

- Он у себя в номере, по крайней мере, был там десять минут назад. Кто-то получил письмо с требованием выкупа Правильно-.

- Да. Он уже успел сообщить

- Начал Коттон, но Вернон ему помешал-сказал, что это пока не для печати.

- Почему

- Единственная причина-сведения давал нам не он, а Коттон. - Уголки тонких губ Сантоса поползли вниз-. У них, у Вернона, Фини и Коттона, соревнование-чье имя и фото будет чаще мелькать в газетах.

- Чем-нибудь еще они занимаются

- Когда-спросил он с презрением. - Каждый тратит по десять часов в день, чтобы попасть на первую страницу, еще по десять-на то, чтобы не попал соперник, но ведь и спать еще нужно.

В гостинице я бурнул репортерам: "Ничего нового", снова оформил себе комнату, забросил в нее саквояж и пошел через холл к номеру -04. Дверь мне открыл Вернон. Он сидел один, занимаясь газетами, бело-зелено-розовой грудой валявшимися на кровати. Комната была сизой от сигарного дыма.

Тридцатилетний прокурор считал себя удачливым. Бодро пожав мне руку, он сказал:

- Рад, что вы вернулись. Заходите. Садитесь. Ничего нового нет

- Коттон передал вам мои сведения

- Да. - Красуясь передо мной, Вернон широко расставил ноги и засунул руки в карманы. - Насколько важными и подлинными вы их считаете

- Я посоветовал Эндрюсу приготовить деньги. Он отказался. Их дадут Коллинсоны.

- Конечно, дадут, - сказал он таким тоном, будто я выдвинул гипотезу, а он ее подтвердил. - Дальше. - Он растянул губы, чтобы показать побольше зубов.

- Вот возьмите, - я протянул ему письмо. - Фицстивен приедет сюда утром.

Решительно кивнув, он поднес письмо поближе к свету и с тщательностью осмотрел конверт и содержимое. Затем небрежно бросил все на стол.

- Явная фальшивка, - сказал он. - Что точно рассказал этот Фицстивен... так, кажется, его зовут

Я передал рассказ Фицстивена слово в слово. Вернон лязгнул зубами, подошел к телефону и велел передать Фини, что он, мистер Вернон, окружной прокурор, желает его немедленно видеть. Через десять минут, вытирая с пышных каштановых усов капли дождя, в номер вошел шериф.

Вернон ткнул в его сторону пальцем и приказал мне:

- Расскажите теперь ему.

Я повторил рассказ Фицстивена. Шериф слушал напряженно, даже запыхтел, а его багровое лицо посинело. Когда я закончил, окружной прокурор прищелкнул пальцами:

- Отлично. Этот Фицстивен утверждает, что во время звонка у него в квартире находились гости. Шериф, запишите имена. Он утверждает, что на выходные поехал в Росс к... как его там... Ральфу Колману. Отлично. Проследите, чтобы все было проверено. Надо выяснить, сколько правды в его словах.

Я дал Фини полученные от Фицстивена имена и адреса. Он записал их на обратной стороне квитанций из прачечной и, пыхтя, вышел, чтобы запустить на полные обороты окружную машину расследования.

У Вернона ко мне больше ничего не было. Я оставил его наслаждаться газетами и спустился на первый этажЖеноподобный ночной портье поманил меня к стойке и сказал:

- Мистер Сантос просил передать, что у него играют.

Я поблагодарил и поднялся в номер к Сантосу. Кроме хозяина, там сидели еще три охотника за новостями и фотограф. Играли в покер. К половине первого, когда я выигрывал шестнадцать долларов, меня позвали к телефону: в трубке нахраписто зазвучал голос окружного прокурора:

- Зайдите ко мне.

- Иду.

Я взял пальто и шляпу.

- Расплатимся, - сказал я Сантосу. - Важный звонок. Мне всегда звонят, когда я выигрываю.

- Вернон-спросил он, пересчитывая мои фишки.

- Да.

- Дело вряд ли серьезное, - усмехнулся он. - Иначе он бы вызвал Реда. - Сантос кивнул в сторону фотографа-. Чтобы читатели утренних газет могли полюбоваться, как он дает интервью.

У окружного прокурора собрались Коттон, Фини и Ролли. Коттон-среднего роста, с круглым, туповатым лицом и ямочкой на подбородке-стоял на середине комнаты в черных резиновых сапогах, плаще и шляпе, весь мокрый и перепачканный. Его круглые глаза самодовольно поблескивали. Фини, оседлав стул, мрачно пощипывал усы. Рядом с вялым добродушием разминал сигарету Ролли.

Вернон закрыл за мной дверь и раздраженно сказал:

- Коттон считает, что кое-что выяснил. Он считает...

Выпятив грудь, Коттон сделал шаг вперед и перебил его:

- Ничего я не считаю. Я точно знаю, что...

Вернон резко щелкнул пальцами между моим носом и носом полицейского и так же резко отчеканил:

- Ладно. Поедем посмотрим.

Я заскочил к себе за плащом, пистолетом и фонариком. Мы вышли на улицу и влезли в заляпанную грязью машину. За руль сел Коттон. Рядом с ним Вернон. Остальные устроились на заднем сиденье. Дождь хлестал по брезентовой крыше, просачиваясь в щели.

- Черт! Лучшей ночки гоняться за призраками и не придумаешь, - проворчал шериф, пытаясь увернуться от капели.

- Зря Дик полез не в свое дело, - согласился Ролли-. Раз это не в Кесаде, то и нечего лезть. Не его забота.

- Лучше бы следил, что творится под носом, тогда не пришлось бы рыскать по берегу, - сказал Фини, и они с помощником в унисон хихикнули.

Смысл их разговора до меня не дошел.

- А что он затеял-спросил я.

- Пустое, - сказал шериф. - Сами скоро убедитесь. Господи, я ему все начистую выложу. Одного не пойму. как Вернон-то мог клюнуть

Я опять ничего не понял и посмотрел в щель боковины. Темнота и дождь мешали любоваться пейзажем, но мне показалось, что мы направляемся куда-то по Восточному шоссе. Поездка была гнусная-мокро, шумно, тряско. Остановились мы в таком же месте, какие только что проезжали.

Коттон погасил фары и выбрался из машины, мы-за ним, скользя и утопая по щиколотку в мокрой глине.

- Черт! Это уж слишком! - жаловался шериф.

Вернон хотел что-то сказать, но полицейский уже шагал по дороге. Мы потащились следом, не видя друг друга, держась вместе на слух-по чавканью грязи под ботинками.

Вскоре мы свернули с дороги и перелезли через высокую проволочную ограду; грязь под ногами сменилась скользкой травой. Потом стали взбираться на холм. Дождь хлестал прямо в лицо. Шериф задыхался. Я взмок. Добредя до вершины, мы пошли вниз; где-то впереди бились о скалы волны. Спуск сделался круче, трава все чаще уступала место валунам. Коттон поскользнулся и упал на колени, об него споткнулся Вернон, но удержал равновесие, схватившись за меня. Пыхтение шерифа походило уже на стон. Мы повернули налево и двинулись гуськом по кромке прибоя. Потом еще раз забрали налево, поднялись вдоль склона и остановились под низким навесом-деревянной крышей, подпертой десятком столбов. Впереди на фоне почти черного неба черным пятном маячил дом.

- Подождите, гляну, здесь ли его машина, - шепнул Коттон и ушел.

Шериф громко перевел дух и пробурчал:

- Пропади они пропадом, эти экскурсии.

Ролли вздохнул.

Начальник полиции вернулся радостный. - На месте ее нет, значит-уехал, - сказал он. - Пошли, там хоть не так сыро.

По грязной тропе, вьющейся среди кустов, мы зашагали к черному ходу дома. Пока Коттон влезал через окно в дом и открывал дверь, нам пришлось ждать на крыльце. Фонари, которые, наконец, были включены, осветили маленькую опрятную кухню. Мы вошли, оставляя за собой грязные следы.