Прокурор для Лютого

Глава четвертая

Половину кабинета занимал стол — тяжелый, стильный, красного дерева, затянутый тонким темно-зеленым сукном. На нем — факс, несколько телефонов, правительственная «вертушка» с гербом уже несуществующего СССР на наборном диске, компьютер, принтер, модем, тяжелая бронзовая чернильница, пресс-папье. Остальное пространство — неброская, но дорогая и комфортная мебель, стеллажи с книгами. Но главное — стол; неестественно широкий и длинный, он невольно вызывал в памяти взлетно-посадочную полосу Шереметьева. Такие солидные столы бывают лишь у очень больших кремлевских начальников.

На начальственном месте восседал человек, известный очень узкому кругу высшего политического истеблишмента России, близкого непосредственно к силовым структурам и Совету Безопасности при Президенте РФ, как Прокурор. Имя этого человека вряд ли могло что-нибудь сказать рядовому российскому налогоплательщику, потому что почти никогда не упоминалось в официальной газетной хронике, не звучало с экранов телевизоров. Занимаемая им должность была настолько важной, что даже весьма влиятельный истеблишмент предпочитал ее вслух не называть (а если и произносил, как и само имя, то исключительно в кулуарах и шепотом). Впрочем, и службу, подведомственную Прокурору, также боялись поминать всуе: располагалась она в 14-м корпусе Кремля — там, где еще недавно находилась привилегированная «девятка», 9-е Главупр КГБ, в ноябре 1993 года реорганизованная в Службу Безопасности Президента РФ и переведенная отсюда на Варварку, 5.

К людям вроде Прокурора как нельзя лучше подходит слово «хозяин». И это — не только из-за официальной роскоши и основательности казенного кабинета, не только из-за недосягаемости для простых смертных: весь «экстерьер» самого владельца свидетельствовал о принадлежности к рафинированной начальственной популяции — такие обычно обитают в Кремле, на Варварке, на Лубянке, в Белом Доме…

Высокий, спортивно-стройный, он казался значительно моложе своих лет, — а ведь Прокурору было уже за пятьдесят. На его вытянутом лице, с постоянно поджатыми губами, выделялись старомодные, как у покойного Андропова, очки в тонкой золотой оправе. Безукоризненный костюм консервативного покроя и белоснежная тонкая сорочка были, однако, украшены цветастым галстуком легкомысленной расцветки. Холодные голубые глаза, ироничный пронизывающий взгляд — наверное, даже рентгеновские лучи были ничто в сравнении с ним. Человек с таким взглядом не мог быть ни бизнесменом, ни банкиром, ни университетским профессором, ни знаменитым нейрохирургом. Крупный дипломат, генерал спецслужб, Верховный магистр тайного ордена, короче говоря, хозяин — вот, что приходит на ум.

Это, впрочем, действительно был хозяин — и не только кабинета; хозяин множества человеческих судеб, хозяин самой разнообразной информации, стекавшейся сюда по бесчисленным каналам… Короче говоря, истинный хозяин жизни — только не припопсованный «новый русский», ковыряющий в носу антенной сотового телефона, герой многочисленных анекдотов, а настоящий, патентованный — из тех, что всегда остаются за кулисами. Такие, как Прокурор, обычно искусно манипулируют другими, предпочитая не раскрывать своей истинной роли.

Марионетка на шестисотом «мерседесе», одетая в обязательный малиновый пиджак, с золотой цепью на шее, из кожи вон лезет, изображая из себя крутого. Пусть хоть царя! Это не она из себя корчит — кукловод незаметно дергает за ниточки. И заставляет изображать исключительно то, что ему, стоящему за кулисами, хочется, что выгодно. И чем тоньше его искусство, тем незаметней движение ниточек; и подчас марионетка и не подозревает об их существовании. А таких ниточек в этот кабинет сходилось много, очень много… И не только из промышленных кругов, не только из финансовых и политических, не только из телевизионно-газетных, но и из высших эшелонов российского криминалитета.

Правда, роль кукловода зачастую куда сложней, чем может показаться на первый взгляд. Дергать за ниточки — не развлечение, так как им, видимым и невидимым, несть числа, все они каким-то непостижимым образом переплетены, и зачастую, дернув одну с целью добиться определенного эффекта, получаешь нечто совершенно противоположное.

Так, видимо, случилось и на этот раз; хозяин кабинета то и дело отрывался от бумаг, нервно щурился, курил, небрежно стряхивая сигарету мимо пепельницы — это говорило о высшей степени волнения.

А беспокоиться было из-за чего…

Десять дней назад Прокурор был в Варшаве, где беседовал с Коттоном, смотрящим Польши из России. Он хорошо знал этого человека, он почти целиком доверял своему партнеру, к тому же, Найденко был очень обязан ему, Прокурору, — лично. Криминальному авторитету в этом кукольном спектакле отводилась серьезная роль: он должен был проконтролировать деньги, которые высшие эшелоны политической и экономической элиты России тайно прокручивали с помощью нового наркотика «русский оргазм» — такой, во всяком случае, была версия, которую он преподнес пахану. Естественно, Прокурору в силу его положения было известно гораздо больше, чем Коттону, — он прекрасно знал и человека, стоявшего за производством «русского оргазма», он отлично понимал роль во всей этой истории польских спецслужб. Прокурор знал многое, очень многое — знал, когда и за какую ниточку надо дернуть, знал, какая кукла и в какой момент должна выйти из игры, знал, какие новые куклы должны появиться на сцене…

Но последние события показали, что ниточки перепутались в такой клубок, который было не под силу распутать даже отсюда, из Кремля.

Найденко бесследно исчез, его люди перебиты, а деньги — сто миллионов долларов наличными, безо всяких документов (и какой сумасшедший согласится светиться на наркодолларах?!) исчезли бесследно — впрочем, к этому надо было быть готовым. Более того — это должно было случиться. Теперь обманутые вкладчики, разумеется, встанут на уши, а крайним для них, властей предержащих, будет не Коттон. Что с него возьмешь, с уркагана татуированного?! Крайним сделают Прокурора, «смотрящего из Кремля», как справедливо определил его роль воровской авторитет. А спрашивать будет кому: в нигде не существующем списке лиц, вложивших деньги в производство нового наркотика, числились самые влиятельные люди России — их фамилии ежедневно печатались в официальной хронике правительственных газет, звучали с экранов телевизоров, а некоторые, к слову сказать, даже имели официальный статус «кукол» — в популярном проекте НТВ.

Тут было над чем задуматься…

Поднявшись из-за стола, хозяин кабинета подошел к окну, разминая отекшие от долгого сидения ноги, и приподнял жалюзи: бездонная синева утреннего неба странно соседствовала с буростью кирпича древнего Кремля… Говорят, когда-то эти стены были белыми, только потом потемнели. Наверное, от пролитой тут, в Кремле, крови.

Обладатель золотых очков долго смотрел в какую-то одному ему известную точку пространства, будто бы пытался увидеть там спасительный конец той самой ниточки, которая и могла бы вывести к единственно правильному ответу. Снял очки, рассеянно протер линзы белоснежным носовым платком, повертел в руках…

В это время тишину огромного кабинета нарушил пронзительный телефонный звонок — и хотя аппаратов на аэродромном столе было великое множество, Прокурор безошибочно определил по звуку нужный.

— Алло… Да?.. Что?.. Как пропала?.. Куда пропала?.. — казалась, полученная информация окончательно вывела абонента из колеи. — Два трупа?.. А что милиция?.. Кто-нибудь еще знает?..

Выслушав невидимого подчиненного, Прокурор положил трубку на рычаг и вновь потянулся за сигаретой — наверное, десятой за сегодняшнее утро. Долго прикуривал, силясь унять волнение. Наконец, окутавшись густыми клубами сизоватого дыма, откинулся на высокую кожаную спинку кресла и, смежив веки, задумался…

Информация, полученная им только что, окончательно запутывала клубок. Сегодня ночью при загадочных обстоятельствах была похищена Наталья Найденко — единственный человек, по-настоящему дорогой Коттону.

Подобное уже случалось два года назад. К счастью для пахана, все закончилось благополучно. Но теперь — кто, зачем, для чего?

Обладатель очков в золотой оправе принялся жевать сигаретный фильтр — в этот момент лицо Прокурора выражало крайнюю степень напряжения.

Вне сомнения, очередное похищение малолетней племянницы Алексея Николаевича Найденко имело непосредственное отношение к «русскому оргазму» и, разумеется, к тем ста миллионам долларов наличкой, которые исчезли из белостоцкого офиса российско-польской фирмы «Таир».

Кто ее похитил на этот раз?

Зачем?

Почему?

Впрочем, дело не только в малолетней племяннице: Наташа Найденко — маленькая кукла, которой суждено сыграть в спектакле всего лишь эпизодическую роль.

А глобальных версий подоплеки происшедшего было четыре.

По первой — его, Прокурора, решили искусно подставить. Тот самый кремлевский истеблишмент, который вложил деньги в «русский оргазм»; друзья они, что ли? Временные союзники, а точней — компаньоны… Деньги вкладываются в предприятие, затем в результате силового «решения» изымаются (механизма наезда на «Таир» Прокурор еще не знал) и возвращаются в Москву. Денег якобы нет: пропали, испарились. Крайним делается он, «смотрящий из Кремля» — со всеми вытекающими последствиями.

Поразмыслив, Прокурор отбросил эту версию. Слишком громоздко, слишком много людей замешано в этой истории, а значит — слишком много лишних свидетелей, да и очень щепетильное это дело, чтобы впутывать сюда еще и польские спецслужбы. И малолетняя Наташа тут вроде бы не при чем — зачем ее похищать, какое давление можно оказывать на Коттона? Он-то вообще выпадает из этого пасьянса… К тому же гешефт, чистая прибыль пятьсот долларов на доллар вложенный; играть в такие рискованные игры крайне невыгодно.

Стало быть, компаньоны-вкладчики тут не при чем.

По второй версии, польские спецслужбы решили разыграть свою собственную карту. С первого, поверхностного взгляда, им могло быть выгодно уничтожить завод в Малкиня, тогда они как бы избавляли Польшу от рассадника наркомании и заодно задарма получали кремлевские сто миллионов долларов. Впрочем, при более детальном рассмотрении эта версия тоже не выдерживала критики: в подобном случае операция выходила за рамки разовой силовой акции по борьбе с наркомафией — словно из тумана выплывали контуры глобального международного скандала. Безусловно, руководители польской Службы Бясьпеки были не новичками в международных интригах, чтобы не понять очевидного. Да и Коттон при таком раскладе оказывался картой из совершенно другой колоды. Что — поляки будут творить такой беспредел в столице России?..

По третьей версии, человек, стоявший за производством «русского оргазма» (не какая-то мелочь, «шестерка» Заводной), настоящий глава предприятия, тот, в Москве, надумал пожертвовать малым (экспериментальное производство в Малкиня), чтобы получить большее. Так, хороший шахматист зачастую жертвует в дебюте важной фигурой, чтобы обрести темп. А малолетнюю племянницу похитили, чтобы держать своего давнего врага Коттона на коротком поводке: мол, только рыпнись…

Глядя на черный эбонит телефонного корпуса, Прокурор рассеянно постукивал карандашом по столу: третья версия выглядела весьма правдоподобной. Человек, организовавший проект «Русский оргазм», был достойным противником — жестким, умным, изворотливым и решительным. Но он, ослепленный ста миллионами долларов наличкой, не учел одного: деньги в его проект вложили не рядовые лохи, вроде тех, что подогревали какие-нибудь «МММ» или «Тибет», а кремлевские бонзы — по сути, персонифицированное государство. А иметь в числе своих ненавистников весь госаппарат — такое и врагу не пожелаешь.

Впрочем, оставалась еще одна версия — четвертая и вроде бы (пока) последняя. По этой версии деньги могли оказаться в руках у Коттона. Правда, непонятно, каким образом криминальный авторитет вошел в тесный контакт с варшавской Службой Бясьпеки… Но если дело идет о многомиллионном деле, почему бы и нет? Откроить филки от кремлевских вкладчиков, чтобы слить в общак положенный четвертак (по ихним татуированным понятиям вору только несомненный плюс — «государство развел»), после чего быстро затеряться, подобно унесенной ветром песчинке, в какой-нибудь замечательно нищей латиноамериканской стране с мягким климатом и либеральным иммиграционным законодательством. А чтобы окончательно запутать следы — получив желаемое, нужно имитировать похищение собственной племянницы. Правда, на Коттона это не совсем похоже. Нэпманский вор, в отличие от современных отморозков, сто раз подумает, сто раз взвесит, прежде чем организовать мокруху — убить двух ни в чем неповинных ее одноклассников. Но ведь в самый последний раз…

Почему бы и нет?

А ведь могли быть еще и пятая, и шестая версии…

Вот что бывает, когда «куклы» воображают себя важными персонами — они путают роли, искажают сценарий, начисто игнорируют режиссерский замысел…

Нити окончательно запутывались.

Мозг Прокурора вполне мог бы сравниться с самым современным компьютером — при условии, если бы компьютеру были свойственны изощренные силлогизмы и парадоксы. Хозяин кабинета умел просчитывать на десять, двадцать ходов вперед. Помимо этого, он обладал колоссальной интуицией, которая еще ни разу не подводила его.

Вот и теперь он мгновенно понял: для поиска неожиданно пропавшей куклы надо срочно вывести на сцену другую; он уже знал, какую именно.

Подойдя к столу, Прокурор сел, включил компьютер и, несколько раз щелкнув «мышкой», вызвал нужную ему информацию.

Сперва на мониторе появилась фотография довольно молодого человека — хищно прищуренные глаза, сеть редких морщинок, крупные, волевые черты лица. Хозяин кабинета щелкнул «мышкой» — сканированная фотография пропала, и на ее месте появился ровный ряд строчек:

Код 00189/341 — «В»

Совершенно секретно

Нечаев Максим Александрович, 1962 г. р. русский. Старший лейтенант ФСБ резерва.

Женат с 1985 г., вдов с 1992 г. Супруга — Нечаева (в девичестве — Наровчатова) Марина Андреевна погибла в Подмосковье вместе с сыном Павлом в результате бандитского нападения.

Нечаев М. А. родился в г. Москве.

Отец: Александр Александрович, инженер завода им. Лихачева, скончался в 1991 г.

Мать: Екатерина Матвеевна, урожденная Алейникова, чертежница ВНИИ тяжелого машиностроения, скончалась в 1991 г.

После окончания средней школы № 329 г. Москвы поступил в строительный техникум. Получив специальность водителя большегрузного автомобиля, год работал шофером самосвала в объединении Мосметрострой.

В 1981 г. призван на срочную службу в армию, службу проходил в погранвойсках Северо-Западного погранотряда, Эстонская ССР, г. п. Кунда. В 1982 г. вступил в КПСС. В 1983 г. с блестящими характеристиками командования поступил в Высшую Краснознаменную школу КГБ при Совете Министров СССР. В 1987 г. закончил 1-й контрразведовательный факультет по специальности военная контрразведка.

В 1990 г. вышел из КПСС.

С 1987 по 1990 г. работал оперуполномоченным КГБ в г. Ленинграде, международный аэропорт Пулково. В 1990 предпринял неудачную попытку поступить в аспирантуру Высшей Краснознаменной Школы КГБ СССР, на 1-ю спецкафедру; специализация — контрразведовательная деятельность.

В 1990 г. присвоено очередное звание — старший лейтенант.

В1989 — 1990 гг. — оперуполномоченный оперативно-аналитической службы 2-го Главного Управления КГБ СССР.

В октябре 1990 года уволен из КГБ в запас за проступки, несовместимые с моральным обликом офицера спецслужб.

С января 1991 до сентября 1992 г. по контракту находился в г. Тбилиси, выполняя специальные задания режима Президента Грузинской Республики Звиада Гамсахурдия. После свержения Гамсахурдия перебрался из г. Тбилиси в г. Зугдиди, оттуда — в г. Грозный. В октябре 1992 г. вернулся в Москву.

После этого подвергся прессингу преступной группировки Валерия Атласова (Атаса). С ноября 1992 г. — оперуполномоченный т. н. «13 отдела». После убийства жены и сына перенес тяжелую душевную травму. В составе опергруппы т. н. «13 отдела» участвовал в многочисленных операциях по физической ликвидации лидеров организованной преступности. После ликвидации т. н. «13 отдела», как антиконституционной организации, вошел в тесный контакт с вором в законе Коттоном, он же — Найденко Алексей Николаевич (см. досье). Осужден по статье… УК РФ на пять лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовом учреждении строгого режима.

Характер в основном мягкий, но временами бывает крайне неуравновешен и склонен к жестокости.

Интеллигентен, начитан, умен.

Обладает хорошими организаторскими способностями. Проницателен. Способен мгновенно принимать правильные решения…

Прокурор читал, едва слышно шевеля губами. Иногда снимал с переносицы очки в золотой оправе, протирая их безо всякой нужды — видимо, просто хотел сосредоточиться, хотел еще раз осмыслить прочитанное, и манипуляции с очками помогали ему собраться с мыслями. Дойдя до места, где было указано о «тесном контакте с вором в законе Коттоном, он же — Найденко Алексей Николаевич», хозяин кабинета мягко улыбнулся; так мог улыбнуться лишь человек, хорошо знающий подтекст этой скупой строки. Он еще несколько раз щелкнул «мышкой». Вызывая другой файл, Прокурор успел вспомнить свой последний разговор с вором. Удивительно, но Коттон еще помнил о Лютом и, самое главное, отзывался о нем с уважением…

И вновь фотография — молоденькая девушка, почти девочка, с пышной каштановой копной волос. После очередного щелчка изображение на мониторе исчезло и взору читающего открылась страничка досье:

Характеристика на ученицу 8 «А» класса 777 средней школы г. Москвы Найденко Наталью Васильевну.

Найденко Наталья Васильевна, 1977 г. р. учится в нашей школе с 1 класса. Девочка старательная, трудолюбивая, способная, с твердым характером, учится на «4» и «5». Пользуется авторитетом и уважением одноклассников. Имеет ярко выраженные склонности к гуманитарным предметам, в частности к языкам и литературе.

Требует специфического педагогического подхода, так как легко ранима, что связано с тем, что воспитывалась в неполной семье, отец погиб в автомобильной катастрофе.

Иногда, по отзывам одноклассников, бывает заносчива и высокомерна…

Обладатель золотых очков смотрел на экран напряженно, почти не мигая — он впитывал информацию, как губка впитывает влагу. Теперь взгляд его стал стальным: голубоватый мерцающий свет монитора причудливо отражался в глазах читавшего.

Следующие строки вновь заставили Прокурора улыбнуться — правда, не мягко, как при упоминании о «тесном контакте с вором в законе Коттоном», а иронично.

Найденко Н. В. — единственный человек, к которому вор в законе Коттон относится с любовью и симпатией.

…переписывается с осужденным Нечаевым Максимом Александровичем (см. досье).

Дальше шли сканированные на диск письма, аккуратно пронумерованные: сперва — Лютого к Наташе, от того самого первого, написанного ею в Лефортово, затем — письма Максима к ней.

Здравствуй, дорогая Наташенька!

Я по-прежнему очень далеко от Москвы. Я там, где нет городского шума, нет суеты, зато какое великолепие природы! Какие тут сосны, какие закаты, как чист и прозрачен воздух. Только теперь я оценил, что такое настоящая жизнь: свежий воздух, посильный труд, здоровый образ жизни — что еще надо для полного счастья? Жизнь на так называемой воле хаотична, неупорядочена, непредсказуема. Тут же — полное спокойствие. Перспективы заборов, правильная геометрия вышек с охранниками и колючки. К тому же дисциплина, жизнь строго по распорядку. Это организовывает, не позволяя расслабляться. И какая разница, что меня ограждает от людей: бетонные коробки моего родного микрорайона или же колючая проволока?..

Теперь Прокурор вроде бы успокоился. Движения обрели былую сдержанность и вальяжность, а взгляд, еще недавно заметно беспокойный, вновь стал уверенным и чуточку ироничным.

Интуиция говорила: он на верном пути, все закончится именно так, как и было задумано.

Сняв трубку телефона внутренней связи, мужчина в старомодных золотых очках произнес по-хозяйски сдержанно:

— Через десять минут машину к третьему подъезду…

Лимузин двигался по центру Москвы среди множества автомобилей. День обещал быть жарким — теплый асфальт Китай-города отдавал резиной и горелым бензином, в легкой нежно-голубой дымке проплывали привычные ориентиры центра столицы: кремлевские башни с кроваво-рубиновыми звездами, позолоченные купола древних церквей, назойливые рекламы, призывающие нищих граждан покупать американские джипы и японскую видеотехнику.

Прокурор рассеянно курил, глядя на машины, катившие справа. Хищные джипы, вальяжные «мерсы», поджаро-спортивные «порши»; почему-то дорогих иномарок в центре было больше. В машинах сидели — кто развалившись, кто задрав ногу на колено, кто упершись взглядом в деловые газеты — так называемые «новые русские», это позолоченное быдло, вообразившее себя хозяевами жизни. Кто в офис, кто на деловую встречу, кто на пьянку под модным нынче словом «презентация», кто от стервы-жены к любовнице-фотомодели, кто в модные бутики за тряпьем…

Откуда, из какого зловонного омута постперестроечной России они вынырнули? Где они были еще несколько лет назад? И кем? Комсомольскими секретарями? Поездными ворами? Референтами ЦК КПСС? Содержателями тайных борделей?

Ведь не родились же они прямо в восьмисот пятидесятых «бимерах» и шестисотых «мерседесах», не сидели в чреве матери с сотовыми телефонами в руках, разбрасывая пальцы веером!..

Мысли блуждали далеко, пока не вернулись в главное русло.

Вот тот же Сухой, он же Иван Сергеевич Сухарев, который, как совершенно точно знал Прокурор, и стоял за производством «русского оргазма», наверняка считает, что действует самостоятельно. И шаг, который тот предпринял, был ожидаем: Прокурор просчитал его еще несколько месяцев назад. Но он, Прокурор, немного недооценил Сухого. Этот человек действовал слишком нестандартно и оперативно. Но польские спецслужбы, как и польский спецназ, — это серьезно лишь в Польше. А тут, в России, спецслужбы совсем другие… Впрочем, и спецназ тоже другой.

На базу одного из таких подразделений сейчас как раз и ехал обладатель очков в золотой оправе. Машина с кремлевским номером, быстро миновав центр города, теперь неспешно катила по Ленинскому проспекту. Прокурор взглянул на часы — минут через сорок он должен был быть на месте…

Трехметровый забор серого бетона огораживал комплекс кирпичных зданий административно-казенного вида. Огромные металлические ворота — точно такие же, как на контрольно-пропускных постах воинских частей; впрочем, привычной таблички с надписью «МО РФ, воинская часть №…» видно не было. Несколько видеокамер наружного слежения, пуленепробиваемые стекла КПП — вряд ли все это походило на обыкновенную в/ч.

Створка ворот, приводимая в движение бесшумным электромотором, отъехала в сторону — машина вкатила вовнутрь.

Типовые трехэтажные строения, соединенные между собой переходными коридорами, напоминали одновременно и казармы, и кинематографические декорации. Во дворе сразу бросались в глаза несколько дорогих иномарок.

Прокурор находился на подмосковной базе специального подразделения, известного узкому кругу лиц в МВД и ФСБ под аббревиатурой «КР». Ни одно государство в мире, пусть даже самое раздемократическое, не может существовать без засекреченных спецслужб, созданных для применения как внутри страны, так и за ее пределами. Всем известно про американские ЦРУ и ФБР, но мало кто знает про АНБ, Агентство Национальной Безопасности, структуру, правда, преимущественно не силовую, а аналитическую. Но это там, в пресыщенных и цивилизованных Штатах; тут же, в России, с ее первобытным, пещерным капитализмом еще не до изощренной аналитики. Тут «тридцатые годы» — неизбежный этап жуткой кровавой романтики «крестных отцов», который американцы уже счастливо прошли — этап собственных Аль Капоне и Диллинджеров. Тут все просто, закономерно и потому предсказуемо. Засекреченные российские спецслужбы в условиях криминального беспредела должны ставить прежде всего на грубую силу или, как выражаются идейные оппоненты, — на наезды. Но они ни в коем случае не должны думать для чего наезжают: думать есть кому. Они должны быть слепыми исполнителями — не более. Прокурор, стоявший у истоков «КР», еще в конце 1992-го года имел несчастье убедиться лично, что слишком большие полномочия, даваемые теневым службам, ведут к их неминуемому краху. Предыдущая структура, печальной памяти «13 отдел», имела разведку и контрразведку, сверхмощную аналитическую базу — в результате руководитель «13 отдела» полковник Владимир Николаевич Борисов, земля ему колом, решил шантажировать не кого-нибудь, а его, Прокурора…

Внезапно откуда-то со стороны полосы препятствий донеслись воинственные восклицания, и это невольно заставило пассажира отвлечься от размышлений и обернуться.

Человек двадцать — все, как один, широкоплечие амбалы в защитных камуфляжах, разбившись на пары, отрабатывали приемы рукопашного боя. Молниеносная реакция, отточенные удары, изощренность тактики — это свидетельствовало, что они — настоящие профессионалы. Рядом с ними стоял высоченный мужчина — обнаженный торс, накачанные бицепсы, уверенные движения — все выдавало в нем командира.

— Я наверх, а ты Рябину позови, — бросил пассажир водителю, выходя из машины и, взглянув на часы, добавил: — У меня для него только полчаса…

Прокурор пошел к ближнему строению, а водитель, добежав до мужчины с обнаженным торсом, сказал ему несколько слов.

— Так, продолжайте, я сейчас буду, — крикнул тот и рысцой направился к тому самому дому, где его уже дожидался высокий кремлевский чин…

Прокурор, как и многие люди его круга, не любил демонстрации грубой физической силы. Тонкие многоходовые комбинации, изощренная игра ума, интриги в лучшем понимании этого слова (а в Кремле худшего быть не может) — такова его стихия. Интеллектуал не может понимать примитивного атлета из «качалки»; впрочем, и тому не дано оценить глубину замыслов первого. Правда, первые обычно используют вторых в своих целях — и никогда еще не случалось наоборот.

Вот и теперь, глядя на потный торс Рябины, на выпуклые бицепсы и трицепсы, вдыхая терпкий запах его пота, Прокурор недовольно морщился.

В последнее время Рябина, руководитель засекреченной силовой структуры «КР», выглядел не то чтобы слишком вызывающе… нет, но не в меру самостоятельным. Второстепенная в этом спектакле кукла — а ведь тоже вот берет на себя несвойственную себе роль. Да она, эта кукла, и на человека-то не похожа: масластые пальцы, толстые суставы, вздутые мышцы… Эдакая машина смерти. Со дна глубоких провалов черепа изучающе сверкают две фиолетовых лужицы марганцовки — подобие глаз.

— В последний раз, когда вам вручали в Кремле Звезду Героя России, вы выглядели более респектабельно, — улыбнулся Прокурор неестественно-лучезарно.

— Простите… — замялась кукла и, смяв в извинительную гримасу одутловатое мясистое лицо, поежилась под начальственным взглядом, — мне сказали, что у вас мало времени… В это время у нас плановые занятия по рукопашному бою. Не успел принять душ и переодеться…

— Ладно, ладно, ничего, — хмыкнул Прокурор и тут же преобразился: теперь всепроникающие голубые глаза буквально просвечивали собеседника. — Рябина, первое: этого человека, — он протянул в руки атлета несколько дискет, — срочно извлечь из исправительно-трудового учреждения, где он теперь пребывает.

Рябина взял дискету, повертел ее в руках и положил на стол.

— Как? — этот человек не привык задавать лишних вопросов — его совершенно не интересовала личность человека, ныне находящегося в местах лишения свободы, а уж тем более — статья приговора.

— Завтра же вам пришлют соответствующие бумаги. У него сроку — пять лет строгого режима. Два уже отсидел… — говоривший наморщил лоб, вспоминая компьютерную информацию, которую он сегодня просматривал. — Амнистия подходит к тем, кто отбыл две трети… Ничего, оформлю амнистию. Не самое сложное, — теперь Прокурор говорил рубленным фразами, справедливо решив, что подобная манера общения ближе собеседнику.

— И дальше что?

— Перевести в спецшколу, сюда к тебе, занятия по полной программе. Не спускать с него глаз. Второе, — Прокурор протянул еще одну дискету, — все бросить и искать Коттона. Кто-то похитил его племянницу. Тут вся информация. Племянницу найти во что бы то ни стало. Здесь, в Москве, осталась его ближайшая связь, жулик по кличке Вареник. Информация о нем на дискете. Он должен знать многое. И заняться Сухаревым и Митрофановым… Тотальный контроль: все связи, прохождение денег, хорошенько потрясти их фирмы и банки… — после этого Прокурор коротко пересказал собеседнику некоторые подробности чисто технического толка; несомненно, Рябина был в курсе некоторых последних событий в Польше. — У меня все. Желаю успеха. Об исполнении докладывать поэтапно.

Рябина смотрел на высокого чиновника так, как, наверное, смотрел бы солдат-первогодок на Маршала, предложившего ему временно побыть командиром полка. На щеках выступили розоватые пятна, и лишь глубоко посаженные фиолетовые глазки выражали некоторое недоумение.

— Что-то еще? — Прокурор со скрытой иронией взглянул на руководителя «КР».

— А как же… У нас план, спецзадания, акции по ликвидации… На планерке же беседовали, по селектору…

Прокурор махнул рукой с подчеркнутым пренебрежением:

— А-а-а… Ничего, время терпит, планы обождут. Подкорректируем. России не привыкать к преступности. А потом — все равно спросят не с нас, а с МВД. Мы — структура теневая, никому не подчиняемся и ни перед кем отчитываться не должны. — Немного помолчав, он иронично взглянул на собеседника и пожелал на прощание: — Всего хорошего, господин Рябина…