Пропал чародей

Глава восьмая

Когда рассвело, шальная компания выбралась на опушку, поросшую полевыми цветами.

— Ой, как красиво! — воскликнула Корделия восторженно. — А вот и заветная тропинка!

И действительно, справа, метрах в десяти от места, где толклись Гэллоугласы и сопровождающие их сказочные лица, спускалась по склону пыльная дорога.

— Глядите, там люди, — прищурился Магнус с высоты спины Фесса. — Ох и рано же они проснулись!

— Деревенские летом всегда встают затемно, — проинформировал Фесс. — Я бы порекомедовал единорогу выбрать менее заметный для постороннего взгляда путь.

— Это еще почему? — удивилась Корделия. Пак качнул головой.

— Должен признаться, что железный конь прав. Подумай-ка, детка, что сделает взрослый человек, увидев подобное создание?

Корделия изумленно раскрыла глаза.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что они попробуют изловить его?

— Еще как попробуют. И потом будут воровать друг у друга, — снисходительно посмотрел на наивную сестрицу Джефри. — А в потасовке могут и прибить.

Корделия соскочила с единорога, как с горячей плиты.

— О нет, я не допущу этого!

Она обняла серебристую шею, погладив единорога по носу.

— Я не позволю, малыш, чтобы тебе причинили вред. Нет, моя радость, мое сокровище! Беги, прячься! Когда я вернусь в лес, мы снова увидимся.

Единорог мотнул головой, словно сомневаясь в опасностях, гипотетически грозивших ему.

— Ну я прошу тебя! — взмолилась Корделия. — Ты еще не знаешь, какими гадкими могут быть некоторые мужчины!

Пак цинично ухмыльнулся, но в его ухмылке чувствовалась и гордость за воспитанницу.

Единорог пристально посмотрел в глаза Корделии. Потом покрутил головой, повернулся и поскакал в лес.

— Я увижу своего приятеля еще раз? Как ты думаешь, Пак?

— Кто знает? — негромко ответил Пак. — Он рожден свободным, и никто не может повелевать им. Ни суровые мужчины, ни нежные девушки. Единороги приходят, когда пожелают.

Тут Пак подмигнул Корделии:

— Но что-то мне подсказывает, что этот обязательно вернется.

И ребята в сопровождении своих бдительных спутников стали спускаться по благоухающему от изобилия цветов склону. Внизу возвышалась изгородь с перелазом, чтобы люди могли перейти на другую сторону, а скот — нет. Изгородь подпирала крутым бедром симпатичная крестьянка, насмешливо поглядывающая из-под полуопущенных ресниц на молодого работника. Кулаки работника были стиснуты так, что костяшки побелели.

— Ну-ну, Корин, — промурлыкала девушка. — Неужто ты думал, что я стану заглядываться на трусишку?

Магнус и Джефри уставились на девушку.

— Ой, какая красивая! — прошептал Магнус. Джефри судорожно сглотнул слюну. Корделия посмотрела на них, как на ненормальных. Грегори — учитывая его возраст — тоже.

— Трус? — взорвался Корин. — Ну нет! Я ничуть не трусливей других! Покажи мне врага, и я сражусь с ним!

— Врага? — фыркнула девушка. — О, дойди до леса! Поднимись в горы! Выйди на любую дорогу! И враги сами выскочат тебе на встречу: бродяги всех мастей, бандиты и воры! Да-да, такие сейчас времена! Любой, кто не любит сидеть сиднем, любой, у кого в душе осталось хоть немного азарта, бежит от законов и выходит на большую дорогу — оставив детей и жену на попечение трусливых пентюхов, которые мнят себя мужчинами!

Пак спрятался в траве у ног Магнуса, но дети услышали, как он проворчал:

— Вот уж воистину настали тяжелые времена: раньше никогда такого не было!

— В твоих словах нет ни капельки правды! — вскричал запальчиво Корин. — Нет нужды промышлять темными делишками только потому, что ты носишь штаны, а не юбку! Напротив, нужна отвага, чтобы хранить, защищать, и заботиться о тех, кого любишь!

— Любовь? — скривилась девушка. — Плевать мне на такую любовь! Забота, может быть, — но в ней ни радости, ни страсти!

Корин протянул руки к девушке:

— Если любишь меня, то увидишь, как ты ошибаешься.

— Да я была бы полной дурой, если б полюбила тебя! Как можно любить человека, который бросит жену и потомство при первой же опасности?

— Никогда я не сделаю такого! — крикнул Корин.

— Как же! Ты ведь спокойно смотришь, как в горах бродят бандиты! Тебе все равно, что разбойники с большой дороги грабят, кого захотят! Девушка уже не может одна показаться на дороге! За два последних дня три моих подружки пострадали, и не меньше дюжины мужчин сбежало в горы. Настоящих мужчин, — ее глаза сверкнули, — а не каких-то мальчишек.

— Всего за два дня? — фыркнул Пак. — Не может быть, чтобы порядок и закон разваливались так быстро.

В головах детей прозвучал голос Фесса: «Подобное положение вещей вполне возможно в том случае, если враги Верховного Чародея были наготове, и ожидали только его исчезновения, чтобы приказать своим агентам начать сеять слухи и производить всевозможный беспорядок». Корин покраснел.

— Ты ошибаешься, думая так обо мне, милая Феба! И как я могу остановить хаос? По крайней мере, я остаюсь на пороге своего дома и буду защищать деревню!

— И конечно, ты прогонишь врагов, если они придут? — ехидно проворковала Феба.

— А что же еще делать?

— Как что? Иди под знамена Шир-Рифа* [1], вступай в его ряды! Сражайся за него, и ты победишь всех этих разбойников, которые нападут на нас! Вот что ты можешь сделать! И мог бы сделать уже давно, еще три дня назад! Но что-то я сомневаюсь, что ты поступишь так — ведь дело это опасное. Только настоящий мужчина, который может побороть страх, встанет под знамя Шир-Рифа!

Корин решительно сжал челюсти, выпрямился, расправил плечи.

— Я докажу, что ты ошибалась, Феба. Я немедленно иду к Шир-Рифу — и ты увидишь, что я не боюсь ничего!

— О храбрый юноша! — с этими словами девушка бросилась на него и наградила таким поцелуем — долгим, тягучим, — что когда юноша наконец вырвался из объятий, он никак не мог отдышаться и покачивался от перенесенного потрясения.

— Иди же, — пропела Феба, — и докажи, что может совершить настоящий мужчина!

Он кивнул, еще не совсем соображая, повернулся и побрел по пастбищу, мимо вспаханных полей, к дороге.

Феба смотрела ему вслед — и ее лицо становилось все сердитее, а глаза заблестели от презрения.

— Не сомневаюсь, она обработала так не меньше половины парней из этой деревни, — пробормотал прячущийся в траве Пак. — Пойдем-ка, Келли! Поищем местных эльфов и спросим у них — в самом ли деле все эти беспорядки на дорогах начались всего за пару дней до нашего появления? И, кстати, узнаем, много ли в округе других девиц, поступающих, как эта.

— Иду, — проскрипел лепрекоэн. — Бррр! Если в армию этого Шир-Рифа вербуют людей девицы подобного рода, то я догадываюсь, что с ним полагается сделать.

Тем временем Магнус двинулся навстречу Фебе, и Джефри — словно его тянули на невидимом поводке — тоже.

Магнус вежливо откашлялся.

— Прошу прощения, но мы услышали, что вы говорили. Прошу вас, скажите, кто такой этот Шир-Риф, о котором вы говорили?

Феба испуганно вздрогнула, но увидев перед собой подростков, только удивленно улыбнулась.

— Как, ребята? Вы не знаете, кто такой риф?

— Ну, — начал Магнус, — это человек, который управляет в округе от имени короля. Шир-Риф собирает в своем шире королевские налоги, наказывает за мелкие проступки. И он должен усмирять разбойников, если барон или граф этого не делает.

— Вот! Ты сам все правильно сказал! — Феба засмеялась. — Но наш Шир-Риф особенный. Знай, юноша, что он — риф Раннимеда, и видит, что даже в своем собственном шире Их Величества не могут совладать с бандитами и разбойниками. Да что там — не могут навести порядок в целом королевстве! Королевская армия то и дело шастает то туда, то сюда, попутно вытаптывая поля и опустошая амбары с запасами, которые мы, крестьяне, заготовили на зиму. И все для чего? Чтобы усмирять бунты, чтобы наказывать тех, кто хочет лишить Их Величеств короны. Буквально два дня тому назад граф Льюэллин и граф Гленн вбили себе в голову, что им надобно расширить границы своих графств — и даже не спросили разрешения у Их Величеств! Конечно, каждый призвал всех своих рыцарей, а каждый рыцарь согнал под свое знамя всех своих крестьян — и это в самый-то покос — и вот теперь воюют друг с другом! И как на это отреагировали Их Величества, как?

— Не знаю, — ответил зачарованно уставившийся на нее Джефри. — А как?

— Никак, малыш, — рассыпалась она серебряным смехом. — Ровным счетом никак! Наш добрый Шир-Риф устал от этого беззакония. Воспитанный в полном и беспрекословном уважении к закону, он понял, что король больше не может править эффективно. И если, сказал наш благородный господин, король не наведет порядок и не восстановит закон, то он, Шир-Риф, сделает это сам! И теперь собирает крестьян в свой вооруженный отряд, чтобы силой оружия усмирить бандитов, чтобы дороги снова стали безопасными, чтобы женщины могли спокойно ходить по своим делам, не опасаясь быть похищенными и обесчещенными. Благодетель уже выступил против одной банды головорезов и разбил их наголову — не мудрено, что каждый день под его знамена слетается все больше молодых парней!

— Сомневаюсь, — пробормотала Корделия чуть слышно, — что это происходит из-за ратных подвигов. Скорее, они слетаются на приманку в виде девиц, вроде этой Фебы!

— Но это ж замечательно! — воскликнул Джефри. — Присоединимся к этому Шир-Рифу! Давайте и мы всей семьей выступим на бой со злодеями и преступниками! Чтобы и о нас потом говорили, что мы помогли восстановить закон и порядок!

— Вот уж не думала, что закон и порядок могут так быстро развалиться, — сухо заметила Корделия.

— Это произошло только после того, как пропали папа с мамой, — напомнил Грегори. Магнус не отрывал глаз от Фебы.

— Но скажите, милая барышня, какая разница между тем, что делает ваш Шир-Риф и тем, что делают графы? По-моему, ваш господин тоже воюет.

Феба недоуменно нахмурилась.

— О нет! Он восстанавливает мир!

— При помощи военных действий? — невинно спросил Грегори. Феба помрачнела.

— Мне почему-то тоже кажется, что он — такой же возмутитель спокойствия, как и мятежные графы, — согласился Магнус. — Скажите, разве он не стремится подчинить своей власти как можно больше земель? Разве он не захватывает все новые и новые деревни?

— Наш благородный хозяин все дальше и дальше теснит бандитов, это верно, — пожала плечами Феба. — Но разве это называется захватом?

— Конечно, — машинально ответил Джефри, а Магнус добавил:

— Война есть война. Звон мечей остается звоном мечей, а погибшие — погибшими, кто бы не вел их в бой, ваш Шир-Риф или прежний граф.

— Мне больше по нраву быть взятой в плен армией, а не бандитами, — взволнованно заявила Феба.

— А мне вообще не нравится любой, кто выступает против наших короля и королевы, — ответила Корделия, — что бы там они ни твердили о справедливости и законе. Кто восстал против Их Величеств, тот восстал против порядка, который наши долготерпеливые монархи стремятся утвердить, — она поглядела на Джефри. — Примкнуть к вассалу, кусающему кормящую его руку? Ну нет, братец. Если уж на то пошло, ты должен биться против него и низвергнуть.

— Ты в самом деле так думаешь? — Джефри пожал плечами. — Ну, как скажешь. Я не стану возражать, особенно, когда твое мнение и мнение Магнуса совпали, — тем более, когда вас поддерживает Грегори.

Феба ехидно хохотнула.

— А что, ты сам за себя решить не в состоянии?

— Только то, что касается меня лично. Политикой я не интересуюсь, была бы только возможность отличиться в битве. Нет, я лучше буду сражаться против вашего Шир-Рифа, чем на его стороне.

Феба недоверчиво рассмеялась.

— Ну еще бы, конечно, ты будешь сражаться! Как же! Иди, детка, помаши деревянным мечом перед носом отважнейшего Шир-Рифа! Что могут ему сделать такие несмышленыши, как вы, когда звенят настоящие мечи?

Корделия помрачнела и воинственно выпятила подбородок.

— Может быть, несмышленыши могут сделать больше, чем ты думаешь. Не забывай, тетка, ведь эти несмышленыши — дети Верховного Чародея.

Феба изумленно уставилась на девочку. Затем медленно покачала головой.

— О-о-о, это в корне меняет ситуацию! Если вы — такие высокородные, тогда... А вы и в самом деле его дети?

Грегори дернул Корделию за юбку:

— А что такое «высокородные»?

— Не приставай, — отмахнулась она. — Ай, это ерунда, которой забивают себе голову взрослые.

— Только высокородный может сказать так, — мурлыкнула Феба, игриво облизывая пухлые губки.

Судя по всему, ей неожиданно пришла в голову какая-то мысль. Лицо Фебы прояснилось, и она приветливо улыбнулась.

— Ну конечно, два таких храбрых парня, как вы, — указала она пальцем на Магнуса и Джефри, — станут славным подарком для любой армии! Неужели вам не хочется пойти со мной к Шир-Рифу? Девица качнула тугим бедром, Магнус и Джефри только выпучили глаза.

— Пошли, — зазывающе прошептала Феба, — ибо я тоже солдат его армии.

Магнус, как зачарованный, сделал неуверенный шаг в направлении искусительницы. Джефри — тоже.

— Стойте! — не выдержала Корделия. — Вы что, не видите? Она же вас за нос водит!

— А ну цыц, соплячка! — прошипела Феба.

А братья, кажется, даже не слышали страстного оклика сестры. Они шли навстречу Фебе — медленно, чуть не спотыкаясь, но шли. Феба призывно кивнула головой, ее глаза сияли.

В головах братьев зазвучал голос Фесса.

«Магнус, Джефри, берегитесь! Чтобы завлечь вас, эта женщина использует свою красоту, а потом она использует вас!»

— Нет, почему же! — возразил Джефри, мотая головой, как теленок, на которого напали оводы. — Красавица не сможет нас использовать, ведь мы идем сражаться по своей воле.

Грегори бросился к ним и ухватил Джефри за руку.

— Стойте, остановитесь! Что же это за заговор такой? Как она вас заколдовала?

— А ты не догадываешься? — промурлыкала Феба. — Ведь ты тоже мужчина, хотя совсем еще зеленый. Разве ты не хочешь присоединиться к Шир-Рифу?

— Никогда! — гордо выпрямился Грегори. — Что ты сделала с моими братьями?

— Вырастешь — поймешь, — презрительно бросила Феба. — Брысь отсюда! От тебя пока мало толку. Но твои братья... — и она снова навела на них похотливый взгляд, зазывно пробежав языком по губам.

— Они будут моими, — вертихвостка плавно поманила их руками. Магнус, не сводя с бесстыжей девицы восторженных глаз, ухватился за одну, Джефри — за другую. Торжествующе ухмыляясь, она повернулась к тропинке, увлекая за собой братьев. И бросила быстрый презрительный взгляд через плечо на Корделию.

Оскорбленная сестра очарованных братьев стиснула кулачки.

— Ах так! Значит, соплячка?!! Быстрее, Грегори! Мы не позволим этой мерзавке увести наших братьев!

— Но как их остановить?

— Не знаю! Ох! Что же это за чары?! Я даже не знала о таких!

— Судя по твоей рожице, и не узнаешь, — съязвила Феба.

Тут тропинка перед ней словно встала на дыбы, и искусительница отшатнулась с испуганным вскриком.

— Пак... — пробормотал Магнус. Феба перепугано покосилась на него, а затем на эльфа, закрывшего им дорогу.

— Быть такого не может!

— Еще как может! — Пак наставил на девку палец. — И я повелеваю тебе, ведьма, сбрось свои чары! Отпусти мальчиков немедленно, а не то пожалеешь!

Угроза, кажется, только придала Фебе уверенности. Она выпрямилась, свысока глядя на эльфа.

— Что за наваждение! Эльфов не бывает, и всяких там духов — тоже! Не трать силы на этот маскарад, девчонка, — я не верю в это! — и шалава шагнула вперед.

— Стой! — как кнутом, хлестнул голос Пака. — Не то твое тело станет таким же уродливым, как душа, а на лице отразятся твои истинные достоинства!

Девушка побледнела.

— Ты не сможешь из красавицы сделать уродину!

— Я — и не смогу?! — Пак сверкнул глазами. — Да ты же гарпия, которой доставляет наслаждение терзать мужчин? Ну-ка подумай, на кого ты станешь похожа, когда я тебя заколдую?

Феба плавно взмахнула ресницами и медленно сложила губы в соблазнительнейшую из своего арсенала улыбок. Магнус и Джефри совсем обалдели, но она сейчас смотрела на Пака.

— Ты тоже мужчина, — промурлыкала она, — и мужчина, сильный духом, хотя и невелик с виду. Неужели ты не знаешь, какое наслаждение можно обрести в моих сладких объятьях?

Пак презрительно фыркнул.

— Наслаждение? Как бы не так! Ты и в самом деле считаешь, что можешь потягаться с эльфом? Посмотри мне в глаза и тогда узнаешь, что такое настоящие чары!

Конечно, она поглядела ему в глаза, чтобы заколдовать и его, и вдруг почувствовала, что не в силах оторвать свой взгляд.

— А теперь слушай, — негромко произнес Пак, подходя ближе. Его глаза засияли, и он запел:

Ее веки опускались все ниже и ниже, пока совсем не закрылись. Деревенская Цирцея* [2] покачивала головой в такт, а колдовской голос Пака все пел и пел... Она дернула головой, заморгала, отчаянно пытаясь не уснуть — но Пак не смолкал, и ее глаза окончательно закрылись. Наконец зловредина осела наземь, уронив голову на руки, и ее грудь стала мерно вздыматься и опускаться в неспешном ритме сна.

Пак торжествующе усмехнулся.

Затем поднял взор, утвердил его на братьях, которые тупо глядели на спящую крестьянку, блаженно улыбаясь, и хлопнул в ладоши прямо под носом у Магнуса.

— Просыпайтесь! Как вы позволили, ребята, чтобы какая-то дура водила вас за нос?

Магнус дернул головой, выходя из транса. Пак повернулся к Джефри.

— Проснись! Ты проиграл свою битву прежде, чем она началась!

Голова Джефри безвольно мотнулась, затем он сфокусировал взгляд на Паке.

— Битва? Какая битва?

— Битва за твою волю, парень! Вы позволили бабе повести вас сражаться за человека, который творит зло?

Джефри насупился.

— Никогда! Никогда я не сделал бы такого!

— Сделал, сделал, еще как сделал! — вмешалась Корделия. — Ты пошел за ней, как миленький, и только Робин спас тебя!

Джефри дернулся в ее сторону, готовый резко ответить, но Пак только сказал:

— А ну-ка вспомни!

Мальчик замер и побледнел, неожиданно вспомнив, как он попался.

Пак кивнул, следя за его лицом.

— Вот так. Как легко оказалось подчинить тебя.

— Такое никогда не повторится!

Более осторожный Магнус добавил:

— Постараюсь, чтобы это не повторилось.

— И старайся изо всех сил — каждый мужчина может попасть в силки женских прелестей, и немного найдется таких, кто избежал искуса. А тех, кто попадал, и мужчинами-то не назовешь — что это за мужчина, который из-за бабы готов бросить все, который, увидев гибкий стан или высокий бюст, забывает про свой долг?

— А что такое «высокий бюст»? — поинтересовался малыш Грегори.

— То, чем завлекают мужчин женщины! — пояснил ему Джефри.

— А зачем нас завлекать? — не отставал пытливый ребенок.

— Отстань! — прибег к сильнейшему из аргументов средний брат, но все же пояснил. — Чтобы иметь над нами власть!

— По моему, это желанная власть, — сверкнула глазами Корделия в силу женской солидарности.

— Для девок — да, это желанная власть, — согласился Пак, — а вот парням надо поостеречься. На свете много добрых женщин, но полным-полно и таких, как эта Феба, которая охотно пускает в ход свои чары, чтобы вертеть мужиком — так что не особенно заглядывайтесь на сомнительные прелести, которые вам сулят.

Корделия поморщилась, кажется, ей не очень понравился такой поворот разговора. Возразить она не могла, учитывая доводы Пака, но и оставлять последнее слово за этим мужским шовинистом не собиралась.

— Наверное, она — грязная шлюха, — сказала она, покосившись на Фебу. Корделия была не вполне уверена в значении слова «шлюха», но не раз слышала, как его употребляют взрослые, и знала, что это — оскорбление.

— Конечно, у этой Фебы смазливая мордашка, но вряд ли это единственный источник ее чар.

— Это так, — кивнул Пак. — Она всего лишь обычная девчонка, и хотя привлекательна, но мне приходилось встречать среди смертных куда более прекрасных женщин.

— Несомненно, она в какой-то мере владеет проективной телепатией, — заметил Фесс. — Хотя, может быть, и не догадывается об этом, но она — начинающая ведьма, эспер, проецирующий собственные мысли, притом достаточно эффективно, чтобы мгновенно загипнотизировать. И поскольку она думает, что ее главное оружие — это физическая привлекательность, то способность проецировать мысли естественно связана с этим. Таким образом, она очаровывает мужчин, как в прямом, так и в переносном смыслах.

— Что он сказал? — покрутил головой Джефри.

— Что она волшебница, — пояснил Грегори. Джефри сердито покосился на него, но спорить не стал.

— Она, вне всяких сомнений, опасна. Лорд, который правит этим округом, должен был бы наказать ее, — настаивал Магнус. — Как получилось, что она до сих пор на свободе, Пак?

— Как, как... Она ведь взялась за дело только два дня назад, — вздохнул Пак. — Подумай сам — она говорила, что этот Шир-Риф, для которого она так старается, начал собирать армию сразу после того, как ваши родители запропастились. Прежде чем наказать ее, местный лорд должен сначала узнать, что она переманивает юношей у него со службы — а как он об этом догадается, если она всего лишь болтает с простаками?

— Но разве он не догадается, что она нарочно заговаривает им зубы? — возмутилась Корделия.

— Против рекламы нет законов, а если бы и был, то вряд ли бы дело закончилось наказанием. Нет, красавица, наш справедливый лорд должен сначала объявить подобное заговаривание зубов изменой. Ты-то знаешь, что это так — сама видела, а вот взрослый мужчина может этого и не заметить.

— Ну еще бы! Господ лордов прямо распирает от важности! Как они могут снизойти до такой мелочи.

— Феба сделает их куда бестолковей, чем они хотят казаться.

Пак с уважением покосился на девочку.

— Когда подрастешь, красавица, мужчинам придется тебя ой как остерегаться. Ты права, люди, считающие себя чересчур важными персонами, редко обращают внимание на такие мелочи, как шутки или сплетни. Вот почему от слухов так тяжело уберечься, и вот почему они наносят такой урон.

Джефри мрачно кивнул.

— Я начинаю понимать. Папа однажды сказал, что слухи способны победить целую армию.

— Это одна причина, — Пак кивнул. — А вторая — под пуховой периной слухов часто скрывается горошина правды, и кто сможет отличить одно от второго? Где доказательства, что этот Шир-Риф и в самом деле не трудится на благо Его Величества и всего королевства? Только то, что мы услышали от этой девчонки.

— Ну да, и как же местный лорд поверит тому, что она говорит? — пробормотала Корделия. — Она всего лишь несмышленая дурочка, болтающая про Шир-Рифа невесть что.

Пак покачал головой.

— А значит, лорд не сможет узнать, что Шир-Риф ему лжет. И не поверит, что вы говорите правду.

— Да, — Магнус сжал губы. — Мы всего лишь дети, а она с Шир-Рифом — взрослые.

— А ты, когда вырастешь, будешь управлять лучше? — покосился Пак.

— Конечно, лучше! — провозгласил Джефри. — Дети или женщины, благородные и не очень, я выслушаю каждого и хорошенько обдумаю все, что услышал!

Пак удовлетворенно кивнул.

— Теперь вы начинаете понимать. Каждому должно быть позволено сказать все, что у него на уме, хоть мудрому, хоть дураку — а вы должны взвесить сказанное, не забывая, что самая невероятная история может оказаться правдой. И вы должны стремиться, чтобы это было записано в самых главных законах этой страны, как стремится к этому ваш отец. А если будет иначе, то добрые люди никогда не дознаются о злодеях и их черных делах.

— А почему не дознаются? — спросил Магнус.

— Потому, что злодеи тут же захлопнут рот каждому, кто скажет против них хоть слово, — объяснил Пак. — Если закон будет запрещать вести «незаконные речи», то злодей сможет наказать любого невинного, просто объявив, что тот вел эти самые «незаконные речи».

— Так что же будем делать? — Магнус сердито посмотрел на спящую Фебу. — Мы не можем передать ее в руки местному лорду? Хоть и знаем, что она сделала?

— Как раз это-то ты можешь. Но рот ей не закроешь, и говорить не запретишь. Хоть ты и знаешь, что она лжет, но бесстыдница отопрется от всего, что бы ты ни говорил. Ты должен доказать, что твои слова — правда.

— А доказать этого, конечно, мы не можем, — Магнус стиснул зубы. — Неужели вообще ничего нельзя сделать, чтобы помешать ей безобразничать, а, Пак?

— Ну, попробуй рассказать деревенским парням, что она за штучка, — усмехнулся Пак. — И если они тебе поверят, то ей не останется ничего, как только лопнуть от ярости.

— Если, — мрачно подчеркнула Корделия. — А с ней мы ничего не сможем сделать?

Пак пожал плечами.

— Оставьте ее, пусть спит. А мы, дети, пойдем искать ее хозяев!

— Шир-Рифа? — обрадовался Джефри. — Значит, с ним все-таки будет сражение?!