Пропала собака

Глава 8 ИСПОВЕДЬ МЕНТУ

Проснулась с раскалывающейся от боли головой и онемением во всем теле. Спать сидя — не самое приятное в жизни. Боль вернулась, разве что была не такой острой. Голоса снаружи стихли. По внутренним часам я заключила, что сейчас что-то около четырех часов дня и что спать больше не смогу в принципе.

Долго прислушивалась изнутри, опасаясь засады. Ее никто не ставил.

Комната была в относительном беспорядке, все шикарно, но слегка запущено — сказывалось хозяйское напряжение последних дней. Нет, во мне все больше крепла уверенность, что Зинаиду Андреевну он не крал. Проверим.

Попробовала взломать замок интересующего ящика стола. С молотком получилось. Ни хрена там не оказалось — все унесли, заразы!

С этими мыслями, так и не сменив пижаму на что-нибудь более практичное, я выскочила из дома, запахнувшись в трофейный мужской плащ. Ясность мышления и силы стремительно возвращались. Клокочущая ярость за полную сновидений ночку переросла в холодную расчетливую ненависть. Ну и пускай себе произрастает!

Теперь решим — куда? В прокуратуру, пока рабочий день на дворе? Или домой, нарываться? Нет, теперь мне не обойтись без нашей надежи и опоры, это факт. Бегом к серому зданию.

Через проходную я даже не пыталась пройти. С таксофона звякнула по данному Игорем Степановичем Бегловым, как раз тем самым знакомым начальником районного отделения угро, телефону.

— Секретарь слушает.

— Марина, это Таня Иванова. Дай Игоря Степановича, срочно.

— Хорошо-о-о, — слегка презрительно протянула ослепительная секретарша, не переносящая меня на дух. — Я сейчас спрошу, свободен ли он.

— Привет, Таня, — буркнул Беглов. — Ты чего?

— По нужде, Игорь. Меня пытались убить в связи с делом о похищенной Зинаиде Андреевне Булгаковой. Слыхал?

— Кто не слыхал? Ты зачем мне по прямому телефону звонишь?! Если кто-нибудь накапает прокурору…

— Ты сам сказал — «в крайней ситуации звони». Я звоню.

— Ладно. Чего ты хочешь?

— Освободи свой кабинет от посторонних. Пошли свою Марину меня встретить, я в непотребном виде. У тебя и поговорим.

Я представила, как у него отвисает челюсть.

— Да ты, Таня, совсем сошла… — Слушать, откуда и куда я сошла, мне было недосуг.

— Если хочешь посадить людей, убивающих других людей, я десять минут буду вертеться у проходной, в пределах видимости, — и повесила трубку.

Марина появилась через шесть. Четыре минуты мы стояли по разные стороны дороги — она ждала, пока я подойду, я — того же самого, но делала вид, что ее не замечаю. По истечении обещанных десяти минут (я знала, что разговор она подслушала) двинулась прочь отсюда.

Стук каблучков известил меня о приближении секретарши.

Схватив меня за руку, она прошипела:

— Идемте! — и поцокала обратно. С усмешкой опытного воспитателя, сломавшего трудного ребенка, я двинулась следом.

— ЭТО — со мной, Анна Санна, — бросила она на проходной.

Игорь Степанович сидел за своим столом с видом охотника за скальпами и разглядывал меня, словно через прицел.

— Что так долго? — недовольно спросил он, повышая начальственный голос.

— Я уж совсем уходить собралась, когда ко мне подошли, — с невинностью Мальвины ответила я. Марина сморщилась, как будто ее тошнило.

— Ты понимаешь, что не можешь просто так здесь находиться, — грозно начал он, — что одним своим присутствием ставишь под удар мою… репутацию?!

Если прокурор узнает, что я принимаю тебя в кабинете, он повесит мою голову на всеобщее обозрение!

— Убери свою девушку, Игорь, — отрезала я. — Я сюда пришла не лясы точить. Хочешь слушать — слушай. Не хочешь — я сама в деле разберусь!

— Марина, закрой дверь, — тяжело буркнул он, не менее тяжело посмотрев на меня, а когда она вышла, изо всей силы врезаясь каблуками в беззащитный линолеум, добавил:

— Тебе лучше иметь на руках что-то действительно важное.

— Слушай сам.

И рассказала ему обо всем, что произошло со мной за два этих дня, опуская ненужные подробности. На самом волнующем месте он, с трудом отрываясь от моего рассказа, вздохнул и сочувственно проронил:

— Хорошо хоть не изнасиловали.

Я сдержанно прикрыла глаза и вздохнула в ответ.

— Во дает! — хмыкнул он, вытирая лоб платком, когда я дошла до спальни, затем до стола и шкафа.

— А где кассеты? — спросил он, дослушав и уже не повышая голоса, начальственный лоск слетел с этого прирожденного оперативника, который так и остался лучшим городским сыскарем, несмотря на нынешнюю должность.

— Слушать будем вместе, я еще не успела.

Сначала раздались неразборчивые ругательства трех голосов, стремительно переходящие в разборчивые, оказывается, обращенные не ко мне, а друг к другу.

" — А что мне еще оставалось делать?! — ожесточенно доказывал Алексей Никитич.

— Ни хрена не знаю что! — отвечал ему Племяш. — Я тебе отвечаю — она сама подрезала телефон! И притворилась спящей, за нос тебя водила!

— Вот, у пола отрезано, — раздался третий голос, мне незнакомый, — посмотрите".

Пленка тихонько шуршала, пока они переругивались, каждый обдумывая, что предпринять дальше.

" — Ладно, — наконец заявил Племяш, — будем брать ее у дома. Рано или поздно вернется, надо только установить охрану.

— А если у нее две квартиры? Или дача? Она, чувствуется, не дура.

— Она сука! — сорвался Племяш. — Она четверых пидарасов одолела!

Она четырех псов убила! Спалила сарай и ушла! Потом пришла внаглую прямо к тебе! А ты, дядя, ее упустил! Проверь вещи, может, взяла чего…

— Да вроде бы ничего… Ах, Боже ж ты мой!

— Что?! (Это не Боже, это двое других хором.) — Ящик взломала… Хорошо, я все унес с собой, на всякий случай!

— Больше ничего?

— Вроде ничего…

— Ладно. Теперь хоть ясно, что улик у нее нет. Плащ и нож взяла, Жлоб Мертвяку сказал. По ним да по ее показаниям дела не сошьешь! Но, если ее не остановить, копать будет глубже и глубже!

— Эти еще, идиоты! — загнанно вспомнил Дядя. — Вчетвером на бабу!

Она же теперь до конца жизни не успокоится!

— Да, оттрахали ее круто. Что она всех четверых не пришила, а только одного, я не пойму… после собак не сообразила, что ли? — поделился третий. (Игорь задохнулся и украдкой глянул на меня. Я молча отвернулась.) — Хватит, за дело давайте. У нас встреча с Гостем на носу.

Мероприятие должно пройти без сучка без задоринки. Хват сейчас ищет новый полигон, Зеленев готовит запасную группу… («Зеленев Анатолий Иванович, — прокомментировала я, — он там, в парке, с собаководами тусуется, зам Булгаковой в областном обществе».) Должен же кто-то схавать Великана!

— Андрей, ты считаешь, мы успеем к утру?

— Плевал я на «успеем»! — отрезал Племяш. — Ты, дядя, встретишься с Гостем, сегодня в двенадцать.

— Что так поздно?

— Ему так удобно. Ты, Мертвяк, поедешь с ним (тот угукнул в ответ).

Я займусь инспектированием и подготовкой. Вместе с Зеленевым все осмотрим.

Обговорите с Гостем предварительные условия. Потом — дуйте на новый полигон.

Все запомнил, диктофон не нужен?

— Не нужен. Запомнил.

— Сейчас — оба в салон, приводите себя в порядок, там все договорено. Потом поесть — и ко времени на встречу. Все.

— А с сыщицей что?

— Какие хреновые вопросы ты задаешь, дядя, — тихо ответил Андрей, — мы таких людей на себя берем, а эту Ведьму не сможем? Уговорим ее от заката до рассвета. Пошлем Илюху и новичка…"

На этом разговор заканчивался.

В конце его меня слегка трясло.

— Н-да, — процедил Игорь, чтобы хоть что-то сказать.

— Ага, — точно так же ответила я.

— В общем, — поддержал он, — состав налицо.

— Ты поди судье докажи. И адвокату. Они ведь людей «на себя берут» и «уговаривают». А остальное в их разговоре ни к чему не ведет.

— Вторая кассета из его диктофона, Таня. Судя по разговору, у него нелады с памятью. Там должно быть что-то вроде личного ежедневника.

— Расписание дел, — вздохнула я, — давай слушать.

Пленка шуршала и шуршала, отстраненный голос Дяди наговаривал, что, как и когда нужно сделать. Состава преступления в его словах не было. Он даже матом не ругался. Нас заинтересовала лишь последняя фраза: «Встретиться с Гостем во время, которое он назначит, в ротонде на набережной».

— Ну что? — спросила я.

— Будем брать, — ответил Игорь. — Лишь бы они сказали хоть что-нибудь… Только одно, Таня, — он с сожалением глянул на меня, — тебе придется выступить на суде. Пока других свидетелей нет.

— Я понимаю, Игорь.

— Нет, ты… Эххх, черт! — Он встал, подошел и неловко обнял меня, неразборчиво шепча что-то про сволочей.

От него пахло потом и силой. Уверенностью. Сочувствием.

Плохо мне иногда без настоящего мужчины. Очень плохо.

— Отойди. А то у меня слезы наворачиваются.

— А ты поплачь. Легче станет. Я же не жлоб какой-нибудь.

— Знаю. Ты сколько людей сможешь выделить?

— Посмотрим. А что?

— Думаю, мелочиться не надо. Они там вроде крутые.

— Понятно. Значит, так, — он отошел от меня и стал расхаживать по кабинету, — сейчас я сяду, а ты будешь диктовать мне все, что знаешь, от начала и до конца. Желательно всю правду, ничего не скрывая. Одновременно все запишем на мой «Маяк». Плащ и нож присовокупишь к показаниям. Про собаковода своего с отравными капсулами рассказывать не надо. Вполне хватит, что вырвалась и убежала, используя подручные средства. Потом подпишешь, и тебя отвезут домой.

Там сиди тихо, не высовывайся. Мы сначала пошлем туда группу — если нарвутся, тогда их возьмут теплыми. Тебя будем охранять…

— Игорь, ты мне скажи, что у вас есть по делу Булгаковой.

Он секунд десять смотрел на меня не моргая, выпучив свои серые глаза. Потом сказал:

— Вообще-то это материалы следствия и их тебе знать не положено.

Так что, если кому пикнешь, я слечу.

— Не пикну.

— Так вот, держись и не падай: за две недели до своего похищения старушка Булгакова САМА ПОДАЛА ЗАЯВЛЕНИЕ В ПРОКУРАТУРУ. В этом заявлении она обстоятельно написала, что подозревает собственного внука, Андрея Николаевича Дергача, в некоторых темных делах — таких, как заказные убийства и организация варварских собачьих боев под прикрытием ее доброго имени. До участия в этом деле собственного племянника, Алексея Никитича Булгакова, Зинаида Андреевна не дошла. Доказательств никаких она представить не смогла, лишь справедливые и непредвзятые подозрения. Но она была слишком опасной, чтобы оставлять ее в живых. Получившие заявление по своей дурости не обратили на него должного внимания. Промедлили. Протормозили. В результате произошло похищение. Но теперь мы не тормозим. Сейчас поступили указания сверху, от тех, с кем Булгакова была на короткой ноге. Мэр дал строжайшее распоряжение все выяснить и просчитать.

Ему лично и регулярно обо всем докладывают… а уже от него материалы идут наверх.

— Вот оно как, — задумчиво протянула я, — а знаешь, у меня, еще когда я шла к тебе, возникла одна мысль.

— Ну?

— В старые времена, а также в гангстерских боевиках и сагах про советских разведчиков, чтобы узнать все, что необходимо, в группу преступников засылали агента. Я подумала об этом, но поняла, что нужен мужчина, да к тому же теперь меня там хорошо знают. Тебе это в голову не приходило?

— Гражданка Иванова, — сказал он деревянным голосом, не глядя мне в глаза, — я лично и весь мой отдел не занимаемся делом пропавшей Булгаковой. Мы расследуем так называемую серию звериных убийств: люди мрут от укусов разных тварей… одного вон ласка в кровати загрызла! Но со всей ответственностью могу вам… прошептать: работа в данном направлении уже ведется.

— Ну и славно, — улыбнулась я, — давай свой «Маяк».

Домой меня везли в «Волге» с затемненными стеклами, высадили, проводили до самой квартиры и сообщили, что теперь за мной будет вестись постоянное наблюдение. Корректно посоветовали сидеть дома и не высовываться.

Вежливо попрощались.

Засады не было.

Они думали, что теперь, пережив боль и унижение, Таня Иванова предоставит все материалы милиции и станет ждать суда.

Наивные албанские парни!

Я вошла в домашний покой и ухнула в горячую ванну. Мылась долго, целый час, в уме просчитывая дальнейшие действия. До двенадцати оставалось всего ничего — около трех с половиной часов, — Игорь мурыжил меня довольно долго.

План вырисовывался во всей красе.

Когда остатки первой за сутки еды уже дремали в желудке, в дверь позвонили.

— Кто? — спросила я, встав сбоку и сразу же перебежав на другую сторону.

— Почта, — ответил озабоченный и торопливый женский голос. Открыла.

— Вам посылка на получателя, распишитесь. Чиркнула ручкой, закрыла дверь. Недоумевая, от кого это может быть, вскрыла. И едва удержалась от слез.

Там лежал пистолет весьма необычного вида, полтора миллиона сотенными купюрами, упаковка зарядов и записка, написанная дрожащей рукой, когда-то обладавшей каллиграфическим почерком.

"Здравствуйте, уважаемая Татьяна Иванова. Если Вы читаете мое письмо, значит, меня уже нет на этом свете. Я подозревала, что именно так дело и кончится. Но по-другому поступить не могла. Когда Они украли Леонида, я поняла, что и мне осталось недолго; если Они уже готовят травлю, значит, скоро я стану слишком серьезной помехой для Их планов, чтобы родственные чувства смогли удержать Их алчные руки.

Я прожила слишком долгую жизнь и слишком многое испытала, чтобы сожалеть о содеянном и о выросшем. Пусть мой внук получит по заслугам. Я пересылаю Вам копию заявления, которое сегодня же направлю в прокуратуру.

Прочтите. Надеюсь, вместе вы справитесь с преступниками. Из сбережений «на черный день» шлю вам эти деньги. Суммы хватит на пять дней работы.

P.S. Пистолет заряжается так же, как обычный. В нем заряды с быстродействующим снотворным. Против животных, и собак в частности, это незаменимое оружие: если в течение двух-трех часов спящему животному не введен антипрепарат, оно умирает, так и не проснувшись. Капсула с противоядием прилагается. Если вы УБЕДИТЕСЬ, что Леонид невменяем, застрелите его.

Прощайте, и да хранит Вас Господь".