Пропустите женщину с ребенком

10

Найденный Машенькой академик, смирно сидевший с книгой в глубине участка на скамейке под яблоней, тотчас явился по зову дочери. Маша на ходу поведала деду краткую историю недавнего знакомства в электричке с военным, мучающимся головными болями после тяжелого ранения и контузии в Афганистане.

— Вот как опасно разрешать вам двоим ездить на дачу без машины! Твоя мать всегда любила находить и до сих пор отыскивает мне новые дэзэ! — пошутил дед. — А кстати, почему вы не поехали с Михаилом? — Так звали его водителя.

Академик стал многое забывать, но Маша старалась не акцентировать на этом внимания. Память рано или поздно начинает сбоить у каждого.

— «Волга» в ремонте, — сообщила Маша. — А таксистов мама боится.

— Правильно делает! — заявил Геннадий Петрович, одобрявший этот страх дочери уже не в первый раз. — Целее будет! Лихачи и обдиралы! Да и бандитов среди них полно.

Пока они шли к даче, Кристина успела налить Егору чая и немного выпытать о его жизни. Искренничать он не стремился, но от прямых вопросов не уходил.

— А где живут ваши родители? — выспрашивала Кристина. — Вы единственный сын? А вы женаты?

— Свободен… — буркнул Егор.

— Значит, усиленно поддерживаете свое одиночество… А ему помогать не надо, само придет, — задумчиво отозвалась Кристина. — Я вот тоже разошлась с мужем… Маша без отца…

— Жалеете? — усмехнулся Егор, прихлебнув чай. Она взглянула на него удивленно:

— Машу? Конечно…

— Да нет! — с досадой махнул рукой Егор. — О разводе жалеете?

— Жалею о замужестве! — вздохнула Кристина. — Хотя это теперь просто глупо… А вот и папа! Папа, познакомься, это Егор Степанович.

Геннадий Петрович внимательно оглядел нежданного гостя. Полковник… Смотрит угрюмо, исподлобья. После тяжелого ранения… Нет, Кристине этот товарищ не пара. Как многие родители разведенных или непристроенных детей, академик оценивал любого встречного прежде всего как потенциального жениха.

Хотя… Что-то было в этом мрачном замкнутом человеке приятное, даже притягательное. Особенно для женщин. Настоящий мужик — вот что думала каждая, увидев Егора. То же самое подумал Геннадий Петрович.

Он выслушал сначала дочь, а потом перевел взгляд на полковника, ожидая продолжения истории болезни, и куда более подробной. Но военный усмехнулся:

— Короче, головные боли замучили… Госпитали надоели. Предлагают отставку. А я хочу служить.

Кристина смотрела просительно. Маша сидела с ней рядом и болтала ногами.

— Тогда вам лучше всего пройти тщательное обследование. Вот адрес и телефоны. Скажете, что от меня. Я все вам подробно напишу. Прихватите с собой медицинские заключения, которые у вас есть. А кстати, почему вы так упорно не желаете в отставку?

— Мне нечего делать на гражданке. Я человек военный…

— Да, но не всегда же вам воевать! — разумно возразил академик. — Все равно всем когда-то приходится демобилизоваться. И находить себе занятие в мирной жизни. Это каждому по силам.

— Нет! — набычился Егор. — Это не по мне!

— Ну хорошо! — поспешил сменить тему Геннадий Петрович. — Звоните прямо завтра. Откладывать незачем.

Егор поблагодарил, сунул листок с записями в карман и встал, собираясь откланяться.

— Нет! — решительно вдруг заявила Кристина. — Я вас так просто не отпущу! Или вы торопитесь?

Егор неуверенно покачал головой. Спешить ему особо некуда, время есть…

— Тогда мы немного погуляем, дойдем до леса… Здесь недалеко. Покажем вам поселок, да, Маша?

Девочка охотно кивнула. И они отправились на прогулку.

Геннадий Петрович внимательно посмотрел им вслед. Он не понимал дочери и ее настроений. И теперь даже не стремился понимать. Академик устал. Ему все надоело. Он отдал все, что мог, родной стране, жене, дочери и внучке. Четырех дам ему хватило за глаза. Да и любые запасы ограничены. Даже академические. С него хватит. Он хочет отдохнуть. Но однако, единственная любимая доченька, этот сюрприз для хирургов, и не только для них, отставлять отца в покое не собиралась. Она не приставала с просьбами, не жаловалась, лишь смотрела мимо родителей в стену темными неподвижными глазами… И видеть этот взгляд, ничего не требующий и не просящий, Геннадий Петрович спокойно не мог.

Хотя что такого необычного и трагического произошло? Да ровным счетом ничего! Подумаешь, неудачно вышел человек замуж! И разошелся. Зато есть ребенок! Миллионы людей на планете каждый день расходятся, и только с некоторыми, исключительно мнительными и нервозными, происходят после разводов разные неприятности. В основном люди переживают это умеренно, ищут и находят замену и успокаиваются чем-то другим… И во всем плохом можно найти что-то хорошее, если постараться. Но стараться надо всегда. А душе свойственно утешаться.

Но Кристина… именно особый, редкий случай. Необычный. Одиночный. Она не умела и даже не пробовала довольствоваться тем, что ей дано жизнью, а упрямо желала непрерывно горевать о том, в чем ее обделили. Геннадий Петрович не мог, как ни бился, ее убедить, что никогда не бывает в жизни так уж плохо или так уж отлично, как думают люди. На свете нет ничего безусловно важного или неважного. Все куда проще и легче. Да, жизнь состоит из проблем. Ну и что? Из этого не следует, что она нехороша, а тем более невыносима.

Он твердил дочери, что люди нередко склонны все усложнять. А чувство обиды опасно своей стремительностью, моментально разрушающей сердце и разум.

Но видимо, человеку необходим особый склад ума, чтобы увидеть, как все просто. Кристина им не обладала. И случившееся оказалось для нее будто острый нож, после удара которого слишком многое не срослось.

Оставаясь дома одна, Кристина постоянно подходила к окну, прижималась лбом к холодному стеклу и стояла так часами, глядя на ободранных голубей. Пока не приходил кто-нибудь или начинал звонить телефон.

Напрасно отец пытался убедить ее в том, что теперь наилучший вариант — все забыть. Это будет самым сильным ударом наотмашь и настоящим поражением для самолюбивого и тщеславного Виталия.

Кристина ничего забывать не собиралась и беспокоила отца все больше и больше. Замыкалась все сильнее. Все упорнее не хотела и не умела найти себе занятие. Геннадий Петрович хорошо понимал, что он беспредельно избаловал дочь. У нее полное отсутствие жизненной стойкости и нежелание любой ответственности, даже страх перед ней. Но сетовать и горевать об этом слишком поздно…

И подрастающая Машенька Кристину нисколько не отвлекала и не успокаивала. Хотя дети должны радовать и утешать. И тревожить одновременно. Одно другого не исключает. А у Кристины — ни радости, ни волнений, ни забот… Ничего… Космическая пустота…

Правда, некоторое время после рождения дочки Кристина жила спокойно и умиротворенно. Даже забыла про свои вечные болезни, научилась их не замечать. Кристина возилась с дочерью с удовольствием, как с живой куклой, оставив без внимания свои головные боли, больной желудок и артрит. И непрерывно удивлялась родившемуся ребенку. Надо же, малышки не было — и вдруг есть!

Но Машенька подросла, стала неосознанно требовать и отнимать у матери все больше времени, излагать свои взгляды, желания и настроения, и Кристине это не понравилось. Она сразу сникла, начала раздражаться… Потом добавились измены Виталия… И Кристина опять погрузилась в себя, в свои думы и проблемы, считая трудности окружающих ерундой, ее не касающейся. В том числе и Машенькины.

И Геннадий Петрович, долго страдающий за дочь из-за ее неудавшейся жизни, внезапно сник и сдался. Устал… Измотался вконец… Да и что он может теперь сделать для Кристины? Что еще купить, когда и так все давным-давно куплено, а в глазах ее печаль? И разве прислушивается она к советам отца, вникает в них?.. И что посоветовать?

Почему она разошлась с Виталием, Воздвиженский толком так и не узнал. Выспрашивать дотошно и с пристрастием он не собирался. Дочь не маленькая, а рассказывать она ничего не захотела.

Впрочем, Геннадий Петрович догадывался о многом. Да и как не догадаться, если зять — настоящий красавец, а дочь сидит с ребенком и почти не выходит из дома? Все чересчур примитивно и легко объяснимо. А потому тошнотворно…

И что особенного в гулянках мужа? Женщина со стороны — вариант обычный… Знала бы Кристина, сколько таких вариантов было когда-то у ее отца, которого величали тогда Гешок… Но не рассказывать же ей… Правда, после рождения Кристины все увлечения стали вянуть, гаснуть и понемногу сошли на нет. Дочка заменила молодому медику все радости жизни.

А теперь… Зачем ей, например, понадобился этот угрюмец в погонах?..

Кристина и сама себе не ответила бы на такой вопрос.

После развода с Виталием она жила одиноко, любовников не заводила, романами не увлекалась. Даже не пыталась себя ими развлечь. Словно отрешилась от земного и грешного, не отдавая себе в этом отчета. Метаться хуже, подумала она однажды. И не надо. Лучше сохранять хотя бы внешние тишину и спокойствие…

Они втроем шли по поселку, и Маша развлекала нового знакомого и заодно себя рассказами и приятными воспоминаниями из своего детства.

— Мы гуляли как-то мимо этих дач, где живут важные персоны, — щебетала Маша. — Их мама и бабушка всегда называли «шишки». Я подняла с земли еловую шишку и с размаху кинула ее через забор одной из этих дач. По-моему, вон той! Мама возмутилась: «Что ты делаешь?!» А я отвечаю: «Ну что такого? За забором будет одной шишкой больше!».

Егор улыбнулся. Ему удивительно не шла улыбка. Казалась чужой на его лице, резиновой, будто приклеенной, позаимствованной у кого-то на время, взятой напрокат…

— Бойся людей, которым не идет улыбка, — когда-то, довольно давно, сказал Кристине отец.

Она удивилась:

— Но улыбка идет всем!

— Нет, — покачал головой отец. — Это не так. Ты сама потом заметишь.

Сейчас она вдруг вспомнила его слова… Но бояться этого сумрачного неулыбу?.. С чего бы?..

— У тебя нет чувства края, — повторял отец. — Нет и не было. И не появилось до сих пор. Ты у нас какая-то бескрайняя девушка. Будь осторожнее со своей беспредельностью…

Кристина не понимала и не принимала его предостережений всерьез.

— А на одной парте у нас в классе нацарапано: «Щас напишу какую-нибудь гадость!» Это как понимать? — продолжала поддерживать беседу Маша.

— Как пустую угрозу, — ответил полковник. — Таких в жизни немало. Людям нередко нравится пригрозить, но ничего не сделать. Это спокойнее. Да и правильнее. Слова часто пусты. Слишком часто…

Надо же, какая редкая мудрость для человека в погонах, подумала Кристина. Правда, с военными она в своей жизни практически не встречалась, разве что на улицах. Но почему-то была убеждена, что все они — непроходимые дуболомы. Чтобы держать в руках ружье и стрелять без промаха, особого ума не требуется.

— А почему вы не хотите жить мирной жизнью? — спросила Кристина Егора.

— Потому что в принципе ею никто и не живет, — хмуро отозвался он. — Все только делают вид… А война, забодай ее комар, идет ежедневно. На коммунальных кухнях, среди детей и родителей, мужей и жен, начальников и подчиненных, продавцов и покупателей, контролеров и «зайцев»… Короче, мирная жизнь нам только снится. На войне хоть никто не лжет. В смысле не утверждает, что вокруг любовь и согласие…

— Иногда мне кажется, было бы лучше доверить оборону и войны женщинам. — Кристина пристально глянула на свои ноги. Еще вполне ничего… — Тогда тотчас наступил бы мир на всей планете.

Егор скептически ухмыльнулся:

— Такой мир даже представить себе страшно, извините… Злость, зависть, ненависть — не случайно женского рода. Хотя у некоторых своеобразных товарищей бытует мнение, будто девушка с оружием в руках — это весьма эротично! И к большому сожалению этих оригиналов, только немногие дамы умеют обращаться с оружием. А на самом деле, отлично, что не умеют. Иначе девушки натворили бы жутких бед! Женщины — сложный народ. — Маша шагала рядом молча, с интересом слушая разговор. — Хотя, если честно, мне нравятся женщины с оружием в руках, — внезапно добавил Егор.

Кристина улыбнулась:

— А женщины на тракторе? В красной косынке? Когда-то, в начале советской истории, это было крайне популярно!

Егор иронии не услышал. Не пожелал.

— Женщина на тракторе — вполне ничего. Только если не едет прямо на тебя!

— Вы почему-то напоминаете мне Вертера, странно, — пробормотала Кристина.

Полковник оказался на редкость начитанным.

— Ничего общего! — категорично отверг он. — Я реально смотрю на мир и на вещи, в отличие от немецкого юноши, чья трагедия — именно в оторванности от земного. Вот, например, пресловутый вопрос о человеческой силе. Это понятие весьма условное и спорное. Нас предупреждают: не ходите по улицам поздно вечером, не бродите по безлюдным переулкам, трущобам. Если что — сразу бегите и умейте хоть как-то себя защитить. Я умею быстро бегать, могу отлично себя защитить и, как вы понимаете, имею опыт драк. В том числе и с применением приемов самозащиты и оружия. Так вот среди бела дня, в центре Москвы, напротив Кремля, в переходе, где всегда толпы народа, меня окружили сразу со всех сторон десять или больше парней, вооруженных цепями, отколотили и ограбили. У меня были с собой чужие деньги — из родного города соседи прислали на разные тряпки. Потом все покупал им по списку на свои кровные. Когда выписался из больницы. Вот вам и цена всем этим предупреждениям. — Снова его резиновая, неприятная улыбка. — Еще один, тоже абсолютно реальный случай. По городу шел чемпион мира по самбо. Позади флегматично тянулась стайка подростков. Он не придал им никакого значения. Ну, гуляют себе пареньки… А пареньки тихонько подошли сзади и оглушили свинчаткой по затылку, проломив голову. Ограбили и убежали. Чемпион мира по самбо тоже, как я, долго лежал в больнице. Спасибо, что выжил…

— Вы закоренелый пессимист! — воскликнула Кристина. — Увы, увы…

— Пессимизм и реализм — вещи разные, — не согласился с ней полковник. — И между дракой и боксом столько же общего, как между пьянкой и катанием на коньках.

Они подошли к лесу. Туда тянулась вытоптанная множеством ног тропинка.

Маша, готовая поскакать по лесной дорожке, вопросительно взглянула на взрослых.

— Наверное, на сегодня достаточно, — заметила Кристина. — Пойдемте назад. Папа ждет… Егор искоса взглянул на нее. «Еж твою еж! И что ее бывшему надо-то было?! Такую бабу бросить! Я бы жил и радовался», — подумал он. Вечно опаздывающий поезд, называла брата Вера… Потом они вместе ужинали на веранде дачи Воздвиженских.

— Вы что пьете? — спросил академик.

— Водку! — буркнул Егор. Он терпеть не мог лакировки действительности и личного образа. И ненавидел церемонии и притворство. — Любимый напиток! А пиво — на втором месте.

— Странно как-то, — задумчиво произнес Геннадий Петрович, выразительно взглянув на дочь. Но та предусмотрительно любовалась плохо выкрашенной стеной. — У меня лично — пиво на первом месте, а водка — на самом последнем.

— Ну да, все правильно! — мотнул головой Егор. — То, о чем вы говорите, — очень характерно. Таков вкус у всех умных людей. Вы любите золото. Жидкое. Жидким золотом ковбои называют пиво. Но я — офицер, а посему к таким, как вы, по-настоящему рассудительным, не отношусь.

Академик удивленно переглянулся с дочерью. Она с трудом подавила улыбку.

— Загадочна и ни на какую другую не похожа русская душа, — философски заметил Геннадий Петрович.

Егор вновь активно поддержал его:

— Хотите, проиллюстрирую вашу мысль? Правда, она не столько ваша, сколько общероссийского производства, еще со времен Достоевского. Когда собираются двое русских, они всегда говорят о русской душе. А картинка… хотя бы такая. Русские точно так же, как за Бога, вполне могли идти на страдание и смерть, доказывая, что Бога нет. Ну, если умирать за веру, что Бог есть, — без вопросов. Но идти на смерть за убеждение, будто Бога нет?! Если этого стула, скажем, нет в комнате — ну и нет! Вынесли в другую, соседнюю! За что тогда вообще бороться?! За его отсутствие? А находились русские, что и за атеизм жизнь отдавали. Во как…

— Это наша национальная драма, — вздохнул академик.

Егор покосился на него, вытащил большой носовой платок и демонстративно высморкался при всех за столом, хотя такой уж необходимости в этом не было. Мальчик, подумала Кристина, глупый подросток…

— Драма? Пожалуй… — пробурчал полковник. — Еще одна излюбленная тема наших российских бесед… А вот вам пример, очень наглядно показывающий одновременно силу и трагедию русского народа — гибель русской эскадры под Цусимой. У русского флота были талантливые адмиралы. Их нельзя даже сравнивать с японскими военачальниками. Разработали гениальный план окружения японцев, все рассчитали и продумали. С точки зрения любой теории победа русских по этому плану оказалась бы стопроцентной. Когда двинулись японские корабли, вся русская эскадра уже готовилась их окружить. Но тут неожиданно выяснилось… что вы думаете? По халатности русским дали мокрые снаряды! Все гениально вычислили, а снаряды, забодай их комар, оказались подмокшими! Они оставляли в японских кораблях мелкие неопасные пробоины, и японцы спокойно плыли себе дальше. А когда сами начали стрелять — хорошими снарядами! — то потопили всю русскую эскадру. Советская армия просто взяла на вооружение ошибки и тактику русской. Вот и все… — Кристина слушала и молчала. — А сколько в истории парадоксов! Вот вам только один пример. Основатель русского раскола протопоп Аввакум кончил жизнь на костре, хотя на Руси крайне редко зажигали аутодафе. Основатель же раскола в Европе Мартин Лютер прожил долго и умер своей смертью. Хотя в Европе костры горели много чаще, больше и выше, чем на Руси. Вот такой исторический выверт.

Маша внимательно слушала не слишком понятные разговоры, непрерывно ела конфеты и мармелад и болтала ногами. Ложиться спать она не собиралась. В тот день Мария Михайловна уехала в Москву к портнихе и парикмахерше, а потому контроль за всей семьей был ослаблен.

— Вы обязательно позвоните мне после обследования, — попросила Кристина гостя в конце вечера. — Обещаете?

Полковник даже не повернулся к ней. Любовался прозрачностью водки в рюмке.

— Обещаю, — буркнул он. — Завтра — прекрасное слово. Пахнущее надеждой.

И Кристина торопливо записала ему свой номер телефона на вырванном из блокнота листке.

Академик наблюдал за откровениями гостя неодобрительно. Ему они не нравились. И вообще в глубине души он продолжал любить ветреного и нахального Виталия. И жалеть о нем. Только старался ничем себя никогда не выдать.

Геннадий Петрович давно пытался всеми силами развить в себе счастливый и довольно редкий талант — умение спокойно закрывать глаза на то, чему не в состоянии помешать. Счастлив тот, кто способен так жить…