Пророчество Луны

Глава 89

Елена три раза тихо постучала. Дверь открыла Сара.

— Хозяйка ждет вас.

Служанка провела Елену через роскошные покои, которые дочь губернатора сама предоставила в распоряжение семьи Джованни, и попросила подождать на маленькой скамеечке.

— Я схожу за ней. Думаю, она уже закончила кормить ребенка.

Едва служанка вышла, Елена встала и подошла к окну. Вдали виднелась площадь перед архиепископским дворцом, та, где казнили Джованни. Елена винила себя в трагической гибели любимого, которая так потрясла ее, что той ночью женщина чуть не покончила с собой. Только присутствие дочери, их дочери, остановило ее в последнюю минуту. Два дня напролет Елена безутешно оплакивала возлюбленного. Так велико было ее горе, что никто не смел приблизиться к ней. На третий день она согласилась поговорить со священником, который исповедал Джованни перед казнью, и тот передал ей последние слова несчастного. Они не утешили Елену, а, наоборот, разбередили душевную рану и вызвали новые слезы. Но в этот раз не такие горькие и холодные. На другой день Елена перестала скрываться от людей и попросила отца об одной милости: отпустить всех евреев-заключенных, вознаградив их за страдания, и дать приют друзьям Джованни на время, пока младенцу требуется грудное вскармливание, перед тем как они вновь смогут отправиться в Аль-Джезаир. Паоло Контарини, видя, в каком отчаянии пребывает дочь, не осмелился отказать ей в странной просьбе. Он немедленно приказал освободить Елизара, Сару, Есфирь и ее сына. Елена поселила их в лучших комнатах дворца и сделала все, чтобы семейство ни в чем не нуждалось. Затем, собравшись с духом, пошла к Есфирь, которая, ничего не зная о судьбе мужа, спрашивала о нем по нескольку раз в день. Священник не выполнил желание смертника. Он прочитал письмо, понял, какие узы связывают Джованни и Есфирь, и не стал передавать послание, поэтому женщине ничего не было известно о трагической смерти супруга.

Елена рассказала Есфирь все от начала и до конца, не забыв упомянуть встречу в тюрьме. Она ничего не пропустила, даже нежные слова любви, которые Джованни сберег для своей жены. Несколько раз повествование прерывалось рыданиями, сотрясающими Елену. Она еще не успела закончить, а Есфирь уже стало ясно, что случилось самое страшное. Елена говорила, а сердце Есфирь словно раздирали на части. Когда рассказ подошел к концу и женщина поняла, что любимый муж мертв уже несколько дней, оно не выдержало. Есфирь упала в кресло, казалось, жизнь медленно вытекает из ее тела — так бесценные духи выливаются из разбитого сосуда.

Вдруг она услышала плач своего малютки. И, точно так же как Елена несколько дней назад, решила, что должна жить и бороться. Ради него.

Елена дала Есфирь пригоршню пепла Джованни, который собрала на месте казни. Себе тоже оставила чуть-чуть, надежно спрятав в потайном кармане корсажа.

Елена умоляла Есфирь простить ее за то, что не спасла Джованни, но та осталась непреклонна.

С той минуты Есфирь укрылась в покоях, не желая никого видеть, кроме отца, сына и служанки. Долгие недели Елена не нарушала ее одиночества и только день и ночь молилась, чтобы еврейка простила ее. Только прощение могло наконец освободить сердце Елены — не от печали, а от жестоких угрызений совести, терзавших ее.

Сегодняшним утром она собиралась сообщить Есфирь об одном важном решении и через Сару передала, что «они наверняка видятся в последний раз».

Дверь в спальню Есфирь отворилась. Елена увидела молодую мать с ребенком на коленях. Подошла поближе и увидела, что у мальчика глаза отца — серьезные и в то же время смеющиеся. Она не посмела сказать об этом Есфирь, только ласково улыбнулась. Затем произнесла:

— Есфирь, я пришла попрощаться.

В печальных глазах еврейки блеснуло удивление.

— Завтра на рассвете я отправляюсь с дочерью в Италию, — продолжила Елена. — После недавних трагических событий моя дочь серьезно заболела. Ее сильно лихорадит, и никто не знает, как лечить этот недуг. Я убедила отца, что нам нужно вернуться в Венецию, где я знаю хороших врачей.

— Разве ей не станет хуже от путешествия по бурному в это время года морю? — спросила Есфирь.

— Я вынуждена пойти на риск. Ведь если она останется здесь, то, скорее всего, умрет. К тому же у меня есть еще одна причина для отъезда. Я пообещала отвезти письмо, которое принесло Джованни так много горя, в Рим. Это была последняя просьба несчастного. Когда моя дочь выздоровеет, я поеду в Священный город и отдам послание мессера Луцио Папе.

Есфирь некоторое время молчала, затем произнесла:

— Понимаю, ты приняла верное решение.

— Ничего не бойся. Отец пообещал, что позаботится о вашей семье, пока вы не отправитесь в Аль-Джезаир. А я сюда больше не вернусь… — Елена запнулась, а потом продолжила: — так что пришла попрощаться.

Есфирь посмотрела на Елену, и сочувствие к этой женщине охватило ее душу. Но она не двинулась с места.

— Перед тем как уехать, — проговорила Елена, — я хочу задать тебе один вопрос.

— Я слушаю, — тихо сказала жена Джованни.

— Как ты назвала сына?

— Иоханаан.

— Еврейское имя… что оно означает?

— Бог простит.

Елена замерла, пристально всматриваясь в Есфирь, ища ответного взгляда. Затем бросилась в ее объятия.

Есфирь прижала Елену к сердцу. Обе женщины долго стояли, обнявшись, плача от радости, печали и любви.

Глава 90

На следующее утро Елена взошла на борт двухмачтового судна, плывущего в Венецию. Покидала Кипр, взяв с собой только Стеллу, врача, двух слуг и письмо к Папе. Она не стала брать Джулиану, которая предала Джованни. «Без сомнения, дважды», — думала женщина, вспомнив анонимный донос на возлюбленного после дуэли в Венеции.

Десять суток корабль мчался к Венеции на всех парусах. Была середина осени, море штормило, и волны бросали корабль из стороны в сторону. Двухмачтовик плыл вдоль Апеннинского полуострова в двух днях пути от Венеции, когда доктор подошел к Елене — сообщить, что ее дочь при смерти.

— Нам нужно сойти на сушу как можно скорее, — сказал он. — Ее состояние неожиданно ухудшилось. Девочка бредит, думаю, еще два часа такой качки она просто не выдержит.

Когда капитан узнал о трагических событиях, то согласился пристать к берегу. Вскоре они заметили небольшой рыбацкий порт. Судно встало на якорь неподалеку, и венецианцы отправились на берег в лодке, которую едва не перевернуло бушующее море. Только они ступили на твердую землю, Елена спросила моряков в Венери — так назывался порт, — есть ли рядом место, где позаботятся о девочке. Матросы показали ей величественный монастырь, возвышающийся над гаванью, за оливковыми рощами. Под проливным дождем мать и дочь, закутанных в одеяла, отвезли туда в телеге.

Привратник пустил их в комнату для посетителей и пошел на поиски приора.

— Добро пожаловать в монастырь Сан-Джованни в Венери, — произнес дон Сальваторе, с удивлением разглядывая нежданных гостей.

Елена едва не потеряла дар речи при этих словах. Ей показалось, что однажды она уже слышала это странное название, в котором смешались язычество и христианство, может, даже от возлюбленного, если только само имя «Джованни» не навело ее на подобную мысль. Но сейчас, при сложившихся обстоятельствах, женщине было некогда думать о необычном совпадении.

— Спасибо, святой отец. Мы плывем с Кипра, — ответила она спокойным голосом, без тени намека на снедавшую ее тревогу. — Вот уже несколько недель моя дочь страдает от таинственной лихорадки, и потому мы возвращаемся в Венецию, чтобы ее там вылечили. Но нам пришлось остановиться здесь, потому что самочувствие девочки ухудшилось. Скажите, у вас есть теплая комната, где уложить ребенка, и врач, который поможет за ней ухаживать?

Дон Сальваторе склонился над малышкой. Его до глубины души взволновали огромные зеленые глаза, которые, несмотря на болезнь, освещали ее ангельское личико.

— Отнесем ее в монастырский лазарет, там есть камин, — произнес он, полагая, что можно поступиться правилами ради спасения жизни ребенка.

Стеллу перенесли в пустую келью лазарета. Дон Сальваторе велел одному монаху разжечь огонь, а другого послал за братом Гаспаро. Сам приор отправился на кухню, чтобы приготовить горячее питье для гостей.

Через несколько минут появился брат Гаспаро и осмотрел больную. Елена наблюдала за ним с тревогой, а ее врач — с профессиональным интересом. Вскоре венецианцы согрелись, и дон Сальваторе предложил им по миске горячего овощного супа. Попытались накормить и Стеллу, но девочка не смогла проглотить ни ложки. Брат Гаспаро потрогал ее пульс, взглянул на язык, послушал легкие. Затем вынес вердикт:

— Увы, могу только подтвердить, что она страдает от заразного заболевания, причины которого мне неизвестны. Жизнь покидает ее. Единственное, что я могу сейчас сделать, — напоить девочку отваром успокаивающих трав, чтобы уменьшить жар. Но боюсь, этого будет недостаточно, чтобы спасти ребенка, ведь недуг терзает ее уже давно и глубоко укоренился в теле.

— Святой отец, делайте что хотите, только облегчите ее страдания! — сказала Елена дрожащим голосом.

Монах в сопровождении врача вышел из кельи, чтобы найти нужные растения среди своих запасов целебных трав. Елена склонилась над дочерью и взяла ее за руку.

— Не тревожься, малышка, сейчас тебе будет лучше.

Девочка ничего не слышала и не могла связно говорить.

Разум оставил ее, и с губ ребенка срывались только стоны и отдельные слова.

— Она бредит, — прошептал один из слуг.

— Ее жизнь в такой опасности, что мы можем только молиться за нее, — обратился дон Сальваторе к Елене. — В подземной часовне монастыря есть изумительная икона Богоматери. Вознесем же молитвы Пресвятой Деве, пока врачи ухаживают за вашей дочерью.

Елене не хотелось оставлять Стеллу, но она не стала медлить. Поднялась, нежно поцеловала дочь и последовала за приором. Когда они уже входили в часовню, подошедший монах обратился к дону Сальваторе:

— Отец-настоятель спрашивает о матери больного ребенка и хочет ее видеть.

Дон Сальваторе помедлил пару мгновений, затем повернулся к Елене.

— Наш аббат, дон Теодоро, стар и немощен, однако хочет поговорить с вами. Он очень уважаемый человек церкви и состоит в ранге епископа. Разговор займет всего лишь несколько минут, а потом мы пойдем в часовню — молиться.

Елена кивнула и последовала за приором в приемную монастыря. Дон Теодоро сидел на невысоком стуле перед горящим камином. Он приветствовал Елену, а та поцеловала кольцо, которое отец-настоятель носил на мизинце, как все аббаты и епископы. Дон Сальваторе спросил женщину, откуда она и что произошло. Елена ответила.

— Да поможет ребенку Господь! — воскликнул старик громким голосом. — Завтра утром я уезжаю в Рим, чтобы увидеться с Папой. Обещаю, что вверю жизнь твоей дочери молитвам его святейшества.

Услышав слова настоятеля, Елена вздрогнула. Какое-то время она не решалась заговорить, затем взволнованно произнесла:

— Наверное, само провидение привело нас сюда, монсеньор. Могу ли я попросить вас еще об одной, очень важной, услуге?

— Конечно.

Елена колебалась.

— Это чрезвычайно конфиденциальное дело.

Дон Теодоро дал приору знак оставить их с Еленой наедине.

— Доверься мне, дитя мое. О чем идет речь?

Елена рассказала аббату, что у нее есть письмо, которое несколько лет назад известный астролог написал Папе. Первоначально послание находилось у ее друга, который из-за множества препятствий не смог доставить его адресату. Она дала понять, что этот человек сейчас мертв, а перед смертью взял с нее клятву отвезти письмо в Рим.

— Раз вы собираетесь туда, чтобы увидеться с его святейшеством, может, сможете передать ему это письмо? — спросила Елена, чувствуя комок в горле.

Аббат весь превратился в слух, даже дышать перестал от волнения. Когда женщина закончила рассказ, его преподобие глубоко вздохнул и ласково сказал:

— Дитя мое, видно, и в самом деле провидение привело тебя сюда. Я возьму письмо и обещаю, что понтифик прочитает его, как только получит, особенно после того, как я расскажу ему эту историю.

Елена бросилась к ногам аббата и поцеловала его руку.

— Как благодарить вас, монсеньор? Если бы вы знали, как много значит для меня это поручение и как бы мне хотелось выполнить его лично! Но я так переживаю за дочь, что, боюсь, еще несколько месяцев не смогу передать письмо! А ведь до Рима рукой подать, и вы собираетесь встретиться с Папой!

— Встань, дитя мое, и не бойся. Думаю, будет лучше, если ты отдашь мне пакет прямо сейчас. Мне нужно лечь спать, ведь завтра на рассвете я отправляюсь в путь.

Елена сунула руку под плащ, вытащила толстый желтоватый конверт и протянула его аббату.

— Вот, возьмите! Я не расставалась с ним все это время.

Дон Теодоро с изумлением смотрел на конверт. Отец-настоятель никак не мог поверить, что письмо, которое он искал по всему христианскому миру почти десять лет, проклятое письмо, из-за которого он пытал и убивал, неожиданно чудесным образом оказалось в его собственном монастыре. Обители, которую аббат покидал только для того, чтобы съездить в Рим или Иерусалим, туда, где находились штаб-квартиры секретного братства, которое он основал для того, чтобы возродить христианскую веру и очистить ее от всех пороков.

Дрожащей рукой он взял у Елены письмо. Наконец-то он его прочитает! И уничтожит…

Глава 91

Дон Теодоро повернул стул к горящему огню и откинул капюшон рясы. Языки пламени осветили морщинистое лицо старого фанатика, который пытался убить Джованни. Маленькие, глубоко посаженные глаза аббата ярко блестели. Он распечатал толстый конверт и развернул девять листков бумаги. Взгляд старика был безумен, а руки дрожали, когда он начал читать первую страницу. Строки, написанные аккуратным, изящным почерком мессера Луцио, бежали ровными рядами, чернила совсем не выцвели от времени…

Дон Теодоро оторвал взгляд от страницы, глаза аббата горели.

— Я так и знал! — пробормотал он сквозь зубы.

Глубоко вздохнул и начал читать второй листок.

— Ложь! — гневно воскликнул аббат. — Коварный мусульманин!

Он взял следующий листок.

Старик, задыхаясь, перевернул третью страницу.

— Понятно, куда клонит проклятый астролог! — пробормотал он.

Дон Теодоро едва не задохнулся от приступа жестокого кашля, сотрясшего тело. Аббату пришлось встать и принести кубок воды, прежде чем вернуться к чтению.

Тем временем дон Сальваторе по просьбе Елены отвел ее обратно в лазарет. Она с ужасом увидела, что дочери стало хуже. Брат Гаспаро с большим трудом заставил девочку выпить травяного отвара, чтобы хоть немного уменьшить жар. Но Стелла была почти без сознания и, казалось, утратила связь с происходящим.

Приор ласково коснулся плеча Елены:

— Нам нечего терять, давайте пойдем в часовню и помолимся перед иконой Пресвятой Девы.

Елена с трудом поднялась на ноги и долго стояла, глядя на осунувшееся лицо дочери. Затем, с огромной неохотой оставив ребенка, пошла за приором в часовню. Они вошли в церковь через маленькую боковую дверь, повернули налево и спустились вниз. Подземную часовню освещал тусклый свет. Елена разглядела несколько довольно высоких колонн, которые, вероятно, поддерживали хоры церкви. Стены покрывали изумительной красоты фрески. Приор провел женщину в самый дальний конец часовни, к фреске святого Михаила, предводителя небесного воинства.

Внизу, на деревянной подставке, стояла икона. Дон Сальваторе подошел и с почтением приложился к ней губами. Елена последовала его примеру, затем они молча опустились на колени в нескольких шагах от иконы. Маленькая лампадка на киоте освещала лицо Пресвятой Девы слабым светом. Елена закрыла глаза, отгораживаясь от внешнего мира. Собралась с мыслями и начала истово молиться о спасении жизни дочери. Затем медленно открыла глаза и посмотрела на лик Богоматери. То, что она увидела, потрясло ее до глубины души.

Утолив жажду, дон Теодоро вновь принялся читать письмо мессера Луцио. Он взял пятую и шестую страницы.

Елена несколько минут смотрела на икону, ничего не понимая. Лик Богоматери, казалось, был точным портретом венецианки, по крайней мере именно так она выглядела в четырнадцать или пятнадцать. Женщина повернулась к приору и спросила:

— Кто написал эту икону?

— Один путешественник, — ответил дон Сальваторе. — Он научился рисовать иконы на горе Афон.

Елену словно громом поразило. Больше не было никаких сомнений. Она вспомнила название монастыря, где оказался Джованни после того, как его выхаживала колдунья, — Сан-Джованни в Венери!

— Скажите, святой отец, как звали художника? Джованни Траторе?

Приор поднял на нее взгляд и не сказал ни слова. Посмотрел на икону, затем снова на Елену. Безмерное удивление отразилось в его глазах.

— Так вы та самая венецианка, которую он любил? Девушка, которую он увидел спящей и чей образ вдохновил его на создание иконы Богородицы с закрытыми глазами?

У Елены не осталось сил, чтобы ответить. Она разрыдалась.

Аббат начал читать седьмую страницу. В его глазах уже не было любопытства, только холодная ярость.

Лицо дона Теодоро стало белым как мел. Аббат бросил осторожный взгляд на рисунок, приложенный к письму, словно боялся ослепнуть.

— Святотатство! Неслыханное богохульство! — возбужденно бормотал он. — Худшее из всех зол! Никто не должен этого видеть! Иначе не успеем и глазом моргнуть, как протестанты, философы и подобные им еретики начнут трезвонить на всех углах, что могут рассказать о жизни Христа по Его гороскопу… Словно Сын Божий, как простой смертный, может стать объектом воздействия планет! Наступит конец подлинной христианской веры! То-то порадуются эти гуманисты, пытающиеся доказать, что основой всего служит человек!

Елена не могла отвести глаза от иконы. Она поняла, что, даже оказавшись в монастыре и потеряв память, Джованни никогда не переставал думать о ней, любить ее. Чувство его было так сильно, что он невольно запечатлел образ возлюбленной в лике Пресвятой Девы. Слезы счастья заструились по щекам женщины. Ее сердце и душа словно воскресли.

Руки аббата тряслись от гнева, когда он, с большим трудом, заставил себя читать дальше. Мессер Луцио перешел к тому, чего старый фанатик страшился больше всего, — толкованию гороскопа Христа.

Елена не испытывала подобного умиротворения с той самой минуты, когда в последний раз обняла Джованни. Она чувствовала, что сейчас он где-то рядом, совсем близко.

Дон Сальваторе, которого глубоко тронуло присутствие женщины, вдохновившей художника, подошел к Елене и спросил срывающимся от волнения голосом:

— Почти два года я ничего не слышал об этом человеке. Вы встретились с ним?

Сияющий взгляд венецианки затуманила печаль.

— Да. Мы виделись недавно.

Лицо приора просветлело.

— Что с ним стало?

— Увы, он погиб. На Кипре его сожгли на костре.

— Боже мой! — воскликнул приор, которого потрясло и опечалило известие. — Когда это случилось?

— Более двух месяцев назад.

Дон Теодоро попытался прочесть первые строки, но глаза жгло, словно огнем. Они так болели, что старик плакал и несколько раз прекращал чтение. У него не осталось сил просмотреть последние две страницы. Да, собственно, это уже было не важно.

Костлявые пальцы, точно когти орла, сжали письмо, старик скомкал листки, протянул руку к камину и со злобой швырнул результат исследований мессера Луцио в огонь. Страницы корчились в желтых языках пламени. От них поднимался дым, и вскоре в келье запахло жженой бумагой. Этот запах показался дону Теодоро самым сладостным ароматом, который он когда-либо обонял.

Настоятель глубоко вздохнул и поднял глаза к небу.

— Благодарю тебя, Господи, за то, что внял моим молитвам и не допустил, чтобы проклятое письмо попало в руки нечестивца — пусть даже и папы! Никогда больше развращенный ум не попытается подвергнуть сомнению Божественность Иисуса Христа, принизив Его до уровня простого смертного, чей характер и судьбу можно прочесть по звездам! Потому как кощунственно даже думать, что твой Сын, воплощение слова Божьего, Спаситель мира, мог бы быть подвержен влиянию космических сил.

Брат Гаспаро ворвался в часовню.

Его лицо пылало, он подбежал к приору и Елене, громко восклицая:

— Ребенок спасен! Лихорадка прекратилась, и девочка пришла в сознание! Она зовет мать!

Сердце женщины зашлось от радости. Конечно, ей хотелось незамедлительно поспешить к дочери, но она задержалась на некоторое время, созерцая икону. В тот самый миг, когда старый аббат-фанатик молился, Елена возблагодарила Господа за чудо.

Глава 92

Всадники остановились у опушки леса. Пока двое слуг и крестьянин, которого взяли в провожатые, привязывали лошадей к ветвям раскидистого каштана, Елена пошла к развалинам хижины.

Ее дочь выздоровела, но она решила, что лучше будет задержаться, предоставив девочку заботам врача и брата Гаспаро. В последний день пребывания в Абруцци, перед тем как продолжить путь в Венецию, Елена решила прийти на это место, сыгравшее столь важную роль в жизни Джованни. За несколько монет староста близлежащей деревни согласился отвести венецианцев туда.

Елена смотрела на пепелище — все, что осталось от маленького домика.

— Здесь мы его и нашли! — воскликнул старый Джорджио, показывая на крышку люка, заваленную сухими листьями и землей. — Он лежал на соломенном матрасе, совсем голый! Как только мы вытащили парня, так сразу же и подпалили хижину — чтобы очистить проклятое место!

Елена попросила, чтобы ее оставили одну. Трое мужчин решили не терять времени и повели лошадей к реке. Женщина медленно бродила по заброшенной поляне, вокруг обгоревших остатков лачуги, словно что-то искала. Вдруг взгляд наткнулся на небольшой холмик. Ее сердце бешено колотилось, когда она подошла поближе.

— Должно быть, здесь! — воскликнула она, заметив маленький деревянный крест, торчащий из травы.

Женщина долго смотрела на могилу, затем опустилась рядом с ней на колени. Она стояла так несколько минут, погрузившись в размышления.

— О, любовь моя! — шептала Елена. — Если бы ты знал, как сильно я ощущаю горе, которое охватило тебя при виде могилы друзей!

Она голыми руками разгребла землю, распорола вшитый в корсаж платья потайной карман и высыпала его содержимое на могилу. Елена смешала пепел Джованни с землей, сказав:

— Думаю, ты бы хотел покоиться рядом с ними. Я хранила твой пепел, но предпочитаю помнить тебя живым. Пусть твой прах примет земля, как приняла она тела тех, кто дал тебе ключи к жизни.

Погрузив обе руки в выкопанную ямку, она закрыла глаза.

— Я узнаю тебя в Стелле. У нее твои глаза, рот, улыбка! Порой я чувствую, что смотрю на тебя. Какой щедрый дар — не только дочь, но и ее чудесное спасение! Часть тебя останется со мной навсегда. Каждый миг я благодарю Небо за этот подарок и за ребенка, которое оно послало Есфирь.

Вдруг хруст веток прервал ее слова. Елена обернулась, решив, что возвращаются слуги. К своему удивлению, она увидела собаку, которая медленно кралась, оскалившись и поджав хвост. Женщина испугалась — пес вел себя так, словно охранял это место, и сейчас с рычанием приближался к ней. Елена не двигалась и вдруг заметила, что животное хромает. В ее мозгу промелькнуло смутное воспоминание. Она попыталась ухватить его, пока пес подходил все ближе. Вот он уже рядом и приготовился к прыжку…

— Ной! — воскликнула Елена.

Пес замер и насторожил уши.

— Ной! — позвала женщина, уже ласковее. — Ведь это ты, да?

Чуть помедлив, собака завиляла хвостом. Елена улыбнулась и широко раскинула руки.

— Ко мне, Ной!

Ной взвизгнул и бросился к ней. Елена обнимала пса, и слезы текли по ее щекам. Ной облизывал ее руки и лицо, поскуливая от радости. Долгие два года никто не произносил его кличку, но пес не забыл ее.

За происходящим взволнованно наблюдала женщина, которая укрылась за деревьями в нескольких десятках шагов от поляны. Все это время она заботилась о животном, даже не зная его имени. Она часто бродила вокруг развалин старой хижины Джованни. Сейчас сердце подсказало ей, кто эта незнакомка, склонившаяся над могильным холмом. И Луна смотрела на нее с любовью.