Глава I


Было еще темно, когда Синегривка проснулась от острой боли, когтями раздиравшей ее желудок. Пошатываясь, она встала и побрела к поганому месту, ей было настолько плохо, что она не обратила внимания на доносившийся из детской тоненький писк. На обратном пути до Синегривки донеслись приглушенные голоса, успокаивающие плачущих котят. Темная тень скользнула по краю поляны.

Приглядевшись, Синегривка узнала Розолапку, выбиравшуюся из палатки.

— Привет! — шепотом окликнула ее Синегривка.

Розолапка остановилась и обернулась, ее глаза сверкнули в темноте. Шерсть у нее была всклокочена, и выглядела она примерно также, как чувствовала себя Синегривка.

— Иду на поганое место, — простонала Розолапка.

— Живот болит? — спросила Синегривка.

Розолапка страдальчески кивнула и добавила:

— У Нежнолапки тоже.

Должно быть, все дело в мыши, которую они вчера съели втроем.

Синегривка вернулась в свою палатку и улеглась. Ей удалось ненадолго забыться, но острая боль не отпускала даже во сне.

— Отодвинься! — оттолкнула ее Белогривка. — Ты меня всю ночь пихаешь!

— Прости, — простонала Синегривка. — Живот разболелся.

Белогривка тут же села и сонно уставилась на сестру.

— Позвать Гусохвоста?

Синегривка покачала головой. Живот скрутило с такой силой, что ей пришлось судорожно втягивать воздух после каждого слова.

— Он… занят… с котятами.

Белогривка, зевнув, снова улеглась на свою подстилку.

— Растолкай меня, если передумаешь.

Синегривка долго лежала в темноте, корчась от боли. Настойчивое желание снова посетить поганое место заставило ее выйти из палатки, и она, пошатываясь, побрела через поляну.

Занимающееся утро разлило молоко рассвета над горизонтом, и тьма начала рассеиваться. Воздух был холодным, свежим и чистым, и Синегривка зябко поежилась. Она ненадолго остановилась возле детской, насторожив уши.

Послышался тоненький писк, потом еще один. Слава Звездному племени! По крайней мере, двое котят пережили эту ночь.

Едва живая от слабости, Синегривка вышла из поганого места. Она дышала так, словно бегом неслась через весь лес. Но что это? Ей показалось, будто она заметила Львинолапа, тихонько крадущегося через поляну к выходу. Что ему понадобилось в лесу в такую рань?

Синегривка бесшумно пошла следом за оруженосцем и остановилась возле стены утесника. В воздухе витал свежий запах Острозвезда. Значит предводитель взял Львинолапа с собой.

Синегривка побрела к своей палатке. Интересно, зачем предводитель именно сегодня решил отправиться в лес вместе с молодым оруженосцем? Разве он не должен сейчас оставаться в лагере рядом со своей подругой и новорожденными котятами? Должно быть, его заставило уйти какое-то неотложное дело.

Синегривка постояла на поляне, пытаясь понять, что происходит. Если дело такое важное, то почему Острозвезд взял с собой Львинолапа, а не кого-нибудь из опытных воинов? Она потрясла головой, пытаясь привести мысли в порядок, но от этого у нее лишь все поплыло перед глазами.

Шатаясь, Синегривка кое-как забралась в свою палатку и, упав на подстилку, провалилась в тяжелый сон.

В полудреме она услышала, как воители просыпаются и выходят из палатки. Синегривка с трудом приподняла голову. В животе горело огнем, но тошнота прекратилась.

— Спи спокойно, — прошептала ей на ухо Белогривка. — Я скажу Солнцесвету, что ты заболела.

Синегривка была слишком слаба, чтобы возражать. Уронив голову на лапы, она собралась уснуть, но вдруг кое-что вспомнила.

— Как Пестрелапая?

— Кажется, все в порядке, — ответила сестра.

Синегривка закрыла глаза.

Когда она проснулась, в палатке было жарко. Яркое солнце Зеленых листьев пробивалось сквозь темную листву, согревая кошачьи подстилки.

Синегривка выползла наружу и с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Высоко в небе сияло солнце, а на поляне не было никого, кроме Сорняка, копавшегося в куче добычи, и Алосветик, нетерпеливо бегавшей вокруг палатки оруженосцев.

В животе у Синегривки кололо и щипало, словно она наглоталась чертополоха, однако ее перестало мутить, и в голове заметно прояснилось.

Она посмотрела на детскую.

«Как-то там Пестролапая и котята?»

Словно в ответ на ее немой вопрос из палатки вышел Пышноус. Шерсть у него была всклокочена, глаза помутнели от усталости.

Синегривка бросилась к нему.

— Как они? — сипло выдавила она.

Пышноус удивленно посмотрел на нее.

— Ты здорова?

— Живот болит.

— У Нежнолапки и Розолапки та же беда, вздохнул ученик целителя и подошел к Алосветик. — Хочешь, чтобы я осмотрел их?

Алосветик смущенно потупила взгляд.

— Я знаю, как ты сейчас занят, но я очень волнуюсь. Нежнолапка даже встать не может.

Пышноус кивнул и скрылся в палатке оруженосцев.

— Как котята? — крикнула ему вслед Синегривка.

— Живы, — коротко ответил он. — Пока, по крайней мере.

Синегривка переглянулась с Алосветик.

— Кажется, он не слишком надеется на лучшее.

Алосветик не ответила, она встревожено провожала взглядом ученика целителя. Было заметно, что собственные дети ее сейчас тревожат гораздо больше.

— У меня точно так же болел живот, — попыталась успокоить ее Синегривка. — Но сейчас я чувствую себя лучше.

— Правда? — резко обернулась к ней Алосветик.

— Мы вчера вместе съели одну мышку, — пояснила Синегривка. — Наверное, она была больная.

Алосветик сокрушенно покачала головой.

— Розолапка очень мучается, а Нежнолапка… — она осеклась и замолчала.

— Она поправится, — заверила Синегривка.

— Ах, я уже не знаю, что и думать! Она еще никогда так не болела.

Зашуршали папоротники, и Пышноус выбрался из палатки.

— Никакие травы не помогут, пока не прекратится рвота. Нужно давать им как можно больше питья. Найди кусочек мха и вымочи его в самой свежей воде, которую только сможешь разыскать.

Алосветик кивнула и со всех лап бросилась к выходу из лагеря.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Пышноус у Синегривки.

— Слабость и живот болит, — пожала плечами та. — А так ничего.

— Сходи к Гусохвосту и попроси у него трав для желудка, — велел Пышноус, покосившись на папоротники. В глазах у него была тревога.

— Котятам уже дали имена? — спросила Синегривка, пытаясь отвлечь Пышноуса от невеселых мыслей.

— Да. Девочек назвали Ночка и Туманка, а мальчика — Когтишкой.

— Когтишкой? — удивилась Синегривка. — Какое грозное имя!

— Он самый слабенький, — рассеянно ответил Пышноус. — Наверное, Пестролапая очень хочет, чтобы он был настоящим воителем, ведь ему предстоит уже сейчас выиграть битву со смертью.

— С Пестролапой все будет в порядке? — спросила Синегривка.

— Она потеряла много крови, но следов заражения нет, — отозвался Пышноус. — Сейчас ей нужен только отдых, и она поправится, — добавил он.

— Ты хоть немного спал? — спросила Синегривка.

Пышноус выглядел совершенно измученным.

Он отрицательно помотал головой.

— Так отдохни! — посоветовала она. — В лагере все спокойно, Алосветик присмотрит за Нежнолапкой и Розолапкой.

— Наверное, так и сделаю, — кивнул Пышноус. — Сходи к Гусохвосту за травами, — напомнил он. — Тогда мне хотя бы за тебя не нужно будет беспокоиться.

Пошатываясь, он отошел в тенек под скалой и растянулся на песке.

Синегривка побрела в сторону зарослей папоротников. «Почему Гусохвост вообще перестал выполнять свои обязанности? Как могло случиться, что Грозовому племени достался самый ленивый и самый глупый целитель во всем лесу?»

Добравшись до конца туннеля, она остановилась. Поросшая травой полянка перед палаткой целителей была пуста.

— Гусохвост! — позвала Синегривка, подумав, что старик, как обычно, спит в своей пещере.

Два горящих глаза уставились на нее из трещины в скале. Синегривка насторожилась. Глаза горели таким диким огнем, что на миг ей показалось, будто в пещеру забралась лиса.

— Г-гусохвост! — срывающимся голосом пролепетала она.

Всклокоченный целитель, покряхтывая, выбрался наружу. При дневном свете его глаза уже не казались такими страшными.

— Чего тебе?

— Пышноус послал меня к тебе за травами для живота. Прошлой ночью мы с Розолапкой и Нежнолапкой съели больную мышь.

— Ты поправилась? — спросил Гусохвост, уставившись на нее.

Синегривка кивнула.

— Повсюду зловещие предзнаменования! — проскрипел целитель.

Синегривке показалось, что она ослышалась. Бормоча себе под нос, Гусохвост скрылся в палатке, потом, не переставая ворчать, выбрался оттуда и бросил перед Синегривкой кучу мятых и рваных листьев.

— Ничего страшного, это всего лишь больная мышь, — сказала она, не понимая, почему целитель так расстраивается.

Гусохвост наклонился к Синегривке и зашипел, обдавая ее своим несвежим дыханием:

— Просто больная мышь? Нет, моя дорогая! Это еще одно предостережение! Я должен был знать, что это случится! Я должен был почувствовать!

— Да как это почувствуешь? — отмахнулась Синегривка. — Я ела эту мышь и то ничего не почувствовала. На вкус она была самая обыкновенная.

Приглядевшись, она поняла, что шерсть у целителя взъерошена не после сладкого сна, а пришла в такой ужасный вид от долгого пренебрежения умыванием. Косматые клочья обрамляли, тощую фигуру целителя, который выглядел таким изможденным, словно сейчас была не сытая пора Зеленых листьев, а стужа Голых деревьев. Синегривка невольно попятилась.

— Мышь как мышь, — упрямо пробормотала она. — Случается.

Гусохвост изумленно уставился на нее своими безумными глазами.

— Как можешь ты… ты, Синегривка, отмахиваться от предзнаменований?! Уж от тебя-то я этого не ожидал!

— От меня? — непонимающе переспросила Синегривка.

— От тебя! Разве не над твоей головой висит пророчество, как коршун над добычей? Ты — огонь, и только вода может погубить тебя. Забыла? Ты не имеешь права легкомысленно относиться к предзнаменованиям!

— Н-но… Я всего лишь воительница, — пролепетала Синегривка. Чего он от нее хочет? Это задача целителей толковать знаки и послания Звездного племени! Ее это не касается. И вообще, так несправедливо. Гусохвост должен толковать знаки и давать ответы, а не дразнить ее непонятным пророчеством, в которое она уже почти перестала верить.

— Всего лишь воительница? — затряс усами целитель. — Слишком много предзнаменований! Трое котов отравлены и находятся на кошачий ус от Звездного племени. Пестролапая на пороге смерти, а у трех ее котят надежды выжить не больше, чем у кроликов, попавших в лисью нору. — Он смотрел куда-то сквозь Синегривку, словно забыл о ее присутствии. — Почему у подруги предводителя роды прошли так трудно? Котята вряд ли переживут еще одну ночь. Единственный котенок настолько слаб, что не может даже мяукать, не говоря о том, чтобы есть. Я должен был помочь им, но как я могу сделать это, когда знаки предвещают такую беду?

«Великое Звездное племя, о чем бормочет этот безумец?»

Забыв о травах, Синегривка попятилась к папоротникам.

«Находятся на кошачий ус от Звездного племени… Неужели все настолько страшно?»

Синегривка со всех лап бросилась в палатку оруженосцев. Она впервые поняла, что Розолапка и Нежнолапка больны гораздо серьезнее, чем ей казалось.

Раздвинув папоротники, она ворвалась в палатку. Сестры, мокрые от пота, неподвижно лежали в своих гнездышках.

Услышав шаги, Розолапка с трудом приподняла голову.

— Привет, Синегривка.

Нежнолапка даже не пошевелилась.

Синегривка подошла к Розолапке и ласково лизнула ее в голову.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — прохрипела больная.

— Алосветик уже принесла вам попить?

Розолапка с трудом покачала головой.

— Пышноус сказал, что ты тоже заболела.

— Да, но я уже почти совсем поправилась, а значит, и ты тоже выздоровеешь! — осекшись, она посмотрела на Нежнолапку, которая начала стонать и метаться, не открывая глаз. — Вы обе выздоровеете, — произнесла Синегривка, всем сердцем надеясь, что так оно и будет.

Папоротники снова закачались, и в палатку вбежала Алосветик с зажатым в пасти куском пропитанного водой мха. Присев возле дочерей, Алосветик положила по кусочку возле каждой. Розолапка тут же принялась жадно лакать воду, но Нежнолапка даже не шелохнулась.

Алосветик начала ее вылизывать.

— Открой глазки, милая, — умоляюще шептала она. — Проснись и выпей водички.

Нежнолапка с трудом приоткрыла глаза. Она, молча, понюхала мох, несколько раз лизнула его, но потом поперхнулась и закашлялась, не в силах проглотить даже эту каплю.

— Я сбегаю за Пышноусом, — бросилась к выходу Синегривка.

— Он спит, — прошептала Алосветик, качая головой. Она ласково погладила хвостом Нежнолапку, снова провалившуюся в забытье. — Я присмотрю за ними, — сказала она, подняв глаза на Синегривку. — Иди, тебе нужно подышать свежим воздухом. Пройдись по лесу.

Синегривке не хотелось бросать подруг, но от запаха рвоты и болезни у нее снова начались спазмы. Кивнув, она вышла из палатки и с наслаждением подставила морду свежему ветерку.

«В лесу будет еще лучше». Бросив взгляд на Пышноуса, спавшего в тени скалы, Синегривка пошла к выходу из лагеря.

Подъем по склону холма дался ей с трудом. Наконец, взмокшая и задыхающаяся, Синегривка остановилась на вершине. Прохладный ветерок остудил ее разгоряченное тело, и она побрела в лес, радуясь возможности хотя бы немного побыть вдали от тревог и болезней, терзающих лагерь.

В кронах деревьев перекликались птицы, их веселые трели эхом звенели над лесом. В густой траве гудели насекомые. Листья гладили шерсть Синегривки, когда она бездумно брела по знакомой тропе, ступая лапами по мягкой листве давно прошедших листопадов. Постепенно ее мрачные мысли стали рассеиваться.

«Нужно верить в лучшее. Звездное племя защитит своих детей».

Бабочка вспорхнула с земли в нескольких кошачьих хвостах от носа Синегривки. Внезапно росшие рядом папоротники всколыхнулись, и из стеблей на тропинку выкатился пушистый золотистый клубок.

— Попалась! — Львинолап, раскинув лапы, прыгнул на бабочку, но та легко упорхнула. — Мышиный помет, — выругался оруженосец. Он сердито посмотрел вслед улетающей дичи. Сверкнув глазами, Львинолап с досадой рванул когтями траву и пробормотал: — Попадись ты мне в следующий раз, будешь знать!

В следующее мгновение оруженосец заметил застывшую на тропинке Синегривку.

— Привет, — весело крикнул он.

«А где Острозвезд? — Синегривка повела носом — никаких следов предводителя. Она недоверчиво прищурила глаза — но ведь Острозвезд и Львинолап вышли из лагеря вместе!»

— Чем занимаешься? — беспечно поинтересовалась она.

«Может, Острозвезд послал Львинолапа охотиться? А они не боятся, что Ветреница хватится своего оруженосца?»

Львинолап растерянно захлопал глазами.

— Я? — в его голосе вдруг появилась какая-то напряженность, словно он не хотел откровенничать с Синегривкой. — Ничем, вообще-то. Только что бабочку упустил.

— Где Острозвезд? — напрямую спросила Синегривка.

Львинолап застыл, открывая и закрывая пасть.

— Острозвезд?

— Ну да, Острозвезд, — ответила Синегривка, пытаясь разрядить возникшую неловкость шуткой. — Такой рыжевато-бурый кот. Крупный. Наш предводитель. Вы сегодня утром вместе выходили из лагеря.

— Да? — переспросил Львинолап, переминаясь с лапы на лапу. — Правда? То есть, ты нас видела?

Синегривка не хотела, чтобы Львинолап подумай будто она за ним шпионит. Поэтому она поспешно пояснила:

— Я почувствовала ваши запахи, когда ходила на поганое место. Мне показалось странным, что вы отправились куда-то в такую рань, до выхода рассветного патруля.

Львинолап растерянно обвел глазами лес, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Ну, понимаешь… Острозвезд хотел начать пораньше. Тренировки… Ну, ты знаешь.

— Угу, — кивнула Синегривка.

На самом деле она не поверила ни единому слову Львинолапа.

«Тренировки! С каких это пор оруженосцев учат ловить бабочек?»

— Ну, и как ты? — спросила она. — Есть успехи?

— Еще какие! — смущенно выпалил Львинолап. — Все замечательно. Отлично. Острозвезд, он… знаешь какой? Лучше всех.

Синегривка задумчиво склонила голову набок.

— И где же он сейчас?

— Скоро придет. Я… то есть, он… Он сказал, чтобы я никому не рассказывал о том, что он делает.

Львинолап тут же захлопнул пасть и испуганно уставился на Синегривку.

— То есть, что мы делаем, — неуклюже поправился он, потупив глаза. — Извини. Это секрет.

С этими словами он прошмыгнул рядом, задев ее своей пушистой золотой шерстью. Она не стала его останавливать и лишь молча проводила взглядом.

Затем ее внимание привлек какой-то запах. Очень знакомый запах.

Синегривка ненадолго задумалась.

«Чем это пахнет? Кошачьей мятой! От шерсти Львинолапа пахло кошачьей мятой! Значит, они с Острозвездом были на территории Двуногих! Выходит, это и есть их секрет?»

От волнения у нее закололо в подушечках лап.

«Неужели Острозвезд подговаривает Львинолапа водиться с домашними котами?»

Сорвавшись с места, Синегривка бросилась следом за Львинолапом. Она должна разузнать, что происходит. Грустные слова Острозвезда громко стучали в ее голове: «Лесные племена будут вечно враждовать между собой».

«Неужели предводитель Грозового племени настолько разочаровался в жизни воителей, что решил уйти к домашним котам? Но как он может так страшно нарушить Воинский закон?»

Львинолап был уже на полпути к оврагу. Перепрыгивая через камни, Синегривка мчалась за ним по пятам.

— Эй! — донесся снизу грозный вопль Вихрегона. — Сейчас же прекрати швыряться камнями!

Резко остановившись, Синегривка поняла, что в горячке погони забыла об осторожности. Она неслась, не разбирая дороги, и вылетавшие из-под ее лап камни дождем сыпались по склону.

— Прости! — крикнула она и замерла, ожидая, пока Вихрегон проведет своих патрульных.

— В следующий раз будь внимательнее, — проворчал Вихрегон.

Синегривка молча кивнула, провожая глазами шедших за отцом Кривулю, Дроздовика и Зарянку.

— Не огорчайся, — шепнул Дроздовик, поравнявшись с ней. — Мы все время от времени забываем об этом.

Когда патрульные прошли, Синегривка медленно спустилась со склона. Выйдя на поляну, она увидела Львинолапа, сидевшего возле кучи с добычей.

Отлично, он совсем один! Сейчас она подойдет к нему и прямо спросит, водил ли его Острозвезд в гости к домашним или нет.

Стена утесника задрожала, и в лагерь вошел Острозвезд.

«Лисий помет!»

Предводитель Грозовых котов выглядел совершенно спокойным, шерсть его была прилизана волосок к волоску и источала сильный запах орляка, как будто Острозвезд вывалялся в папоротниках специально.

«Зачем он стал бы это делать?»

Ответ был очевиден.

«Затем, чтобы избавиться от запахов Двуногих и кошачьей мяты! Как он может? Великое Звездное племя, да ведь он же предводитель!»

Увидев Острозвезда, Пышноус со всех лап бросился к нему.

— Пестролапая уснула, — доложил он. — Котята поели немного молока и тоже спят.

Острозвезд вопросительно изогнул кончик хвоста.

— Можно мне взглянуть на них?

Пышноус отошел, уступая ему дорогу.

— Котенок родился самым слабым из всех троих, — предупредил он, когда Острозвезд протиснулся сквозь ветки ежевики.

Алосветик вышла из детской и направилась к Ветренице.

— Ну, наконец-то! — проворчала она, даже не пытаясь понизить голос. — Его котята всю ночь были на грани жизни и смерти! Они могли отправиться а Звездное племя, так и не увидев своего отца.

— Бедняжка Пестролапая, — кивнула Ветреница. — Она всю ночь спрашивала об Острозвезде. Звала его. Как нехорошо! Даже не знаю, что она теперь о нем думает!

Синегривка уставилась в землю. Выходит, не только она усомнилась в верности Острозвезда.

Загрузка...