Пророчица святой горы

ГЛАВА II. Погоня лягавых собак

С некоторым удивлением Штертебекер заметил теперь, что побег Самбо направил не по течению, а против него.

Прорезали уже поперек все озеро и теперь входили в реку Вади Тензифт, впадавшую тут в озеро. Течение было довольно сильное и нужно было напрягать большие силы, чтобы преодолеть напор воды.

Если бы поехали вниз по течению, то гораздо дальше ушли бы. Против врагов, преследовавших на суше, это много значило.

Когда Штертебекер обратился к своему верному другу, работавшему в поте лица, с вопросом относительно этого, тот ответил:

— Вади Тензифт выше много лучше. Там узкие ущелья; ни человек, ни лошадь, ни собака не могут подойти к Вади. Скалы крутые, у самой воды. Люди не могут видеть каик с берега.

— Это очень хорошо, — возразил Штеретебекер. — Но таким образом мы углубляемся все более в материк, вверх в горы. Куда поведешь ты меня? Разве ты думаешь, что там мы вне опасности?

— Если достигнем Тизи-у-Телует без лягавых собак, тогда — да, великий повелитель.

— Тизи-у-Телует? Что это такое?

— Тизи-у-Телует это…. Тизи-у-Телует это есть… Это такое, что Самбо не знает по-испански.

— Это дуар (деревня)?

— Нет, это не дуар, не город, не лес.

— Может быть — река, озеро, гора?

— Нет, другое от горы! Между горами, направо горы, налево горы, посередине Тыаи-у-Телует.

— Понимаю. Ущелье значит, прорез между горами?

— Да! Ущелье! Ущелье! Верно! Тизи-у-Телует — это ущелье. И по этому ущелью течет Вади Тензифт. Идет с святой горы Джебль Сагру.

— Ах, ты туда хочешь, к Мудрой Мириам?

— Да! Там хорошо, великий повелитель. Мулей-Сулейман не идет туда. Собаки тоже не идут туда, там горячая вода. Вода кипит.

— Ты хочешь сказать, вода так горяча, как кипяток!

— Да, великий повелитель. Много очень горячая. Нехороший человек упадет и умирает в горячей воде; много очень мучается. Только кости остаются.

— Разве нехорошие люди сами падают в горячую воду? Или их может быть вталкивают туда? — спрашивал Клаус.

— Злые духи! Много очень злых духов, называются джинс, хватают нехорошего человека за ноги, бросают в воду, должны умереть.

— А кто говорил тебе, что я также не злой человек? — плутовски спрашивал Клаус. — Если вот меня джинсы схватят за ноги и бросят в кипящую воду? Что тогда скажешь?

— Ах! Великий повелитель не злой человек, никогда не злой человек! Великий повелитель хороший человек, много очень хороший человек! Джинс ничего не делает хорошему человеку!

— Ты имеешь доверие ко мне, мой мальчик. И ты не обманешься. Меня злые духи за ноги не схватят. Но меня очень радует, что ты имеешь столько самоуверенности в себе самом. Если бы ты не чувствовал себя безвинным, ты не осмелился бы приблизиться к святой горе. Ты добрый, верный мальчик.

Самбо улыбнулся во все лицо. Оно положительно вытянулось в ширину, как будто оно было из каучука и было прижато снизу и сверху. Его глаза, своим белком резко выделявшиеся из черного лица, подернулись влагой. От заявления Штеретебекера, которому молился, он был глубоко тронут и, почти всхлипывая, сказал:

— Самбо верный, Самбо хороший, Самбо не злой человек. Самбо любит великого повелителя.

Оба беглеца во все это время напряженно гребли и ни разу не прервали свою работу.

Вади Тензифт образовал много изгибов и имел весьма сильный спад. Нужно было поэтому напрягать неимоверные усилия, чтобы двигаться вперед.

И все эти мучения перенес неутомимый Штеретебекер, хотя он уже в течение более двадцати четырех часов ничего во рту не имел, за исключением глотка воды, которым воспользовался при своем падении с башни.

Верный Самбо и этого не упустил.

Теперь въезжали в теснину, глубокий прорез в скалах, окруженный с обеих сторон вертикально спускающимися к воде стенами.

Тут невозможно было достичь с берега, и Самбо, который от чрезвычайно напряженной работы почти задыхался, направил теперь лодку в маленькую бухту и прикрепил ее веревкой к выступу скалы.

Теперь мальчик достал из задней части лодки мешок, в котором Штеретебекер нашел не только обильное количество плодов, но также кинжал и Бог весть откуда взявшаяся, заржавевшая сабля; она не была африканского производства.

Для первого шага это все таки было некоторое вооружение, а обед из плодов был даже больше чем достаточный.

— Мы долго тут не должны оставаться, — сказал Штеретебекер к Самбо, в большом душевном спокойствии, с открытым ртом осматривавшему своего нового господина.

Все на Штертебекере вызывало изумление негритянского мальчика. Он глядел на белого великана в пестрой рубахе, несколько потерпевшей уже во всех этих приключениях, и он казался ему существом иного мира.

— Должны здесь ждать, великий повелитель! Собаки придут. Потом плохое место! Лучше здесь! Можем тут хорошо защищаться. Всех убить! Великий повелитель силен, всех много очень убьет!

Самбо был прав. Издалека доносился уже лай своры.

Лягавые собаки, значит, очень быстро пробежали это громадное расстояние. Но объяснилось это просто тем, что собаки не везде следовали по изгибам реки, а по суше миновали их и бежали прямым путем.

Плывя в воде, они бы так скоро не успели.

Клаус испытующе осмотрелся кругом.

Действительно! Место избранное Самбо, для защиты, было прекрасное. С трех сторон лодку окружали крутые стены скал.

Только четвертая сторона оставалась свободной для нападения. Но здесь вода была очень глубока и гонима сильным течением, так что нападавшие должны были плывя бороться с напирающей водой.

Что их боевая сила от этого много теряла, было ясно, как день.

Клаус решил поэтому ожидать тут быстро приближавшихся собак.

Вот показывались они уже в воде. Они плыли, работая передними лапами и держа головы с кровожадными глазами и оскаленными зубами над водой.

Их было около сорока штук. Остальные почему-то остались; все-таки это тоже значительная сила.

ШІтертебекер решил сам драться с этими зверями и запретил Самбо участвовать. Он не хотел поставить мальчика в опасность быть вытащенным этими яростными животными за борт.

Видно было, что Самбо нелегко было оставаться пассивным наблюдателем. Но против воли «Великого повелителя» он не смел идти.

Он только приготовил кинжал и саблю, потому что Штертебекер схватил в руки весло и стал в носу лодки.

Теперь приближалась первая собака настолько близко, что можно было достать ее веслом.

Страшный удар Штертебекера разбил животному череп, так что оно без всякого звука погрузилось в глубину.

В следующий момент, однако, было уже их большее число около лодки.

С поднятым веслом Штертебекер отразил животных, в то время как Самбо защищал себя мечом.

Градом падали тяжелые удары виталийского короля, и куда он ни ударил, там оказалась кровавая голова.

Однако число подплывавших псов становилось все больше и больше. Сколько не убивал Штертебекер, все таки подоспевшие другие собаки добрались уже до самого края лодки.

Теперь Самбо не мог уже так хладнокровно относиться к этому. Схватив по примеру Клауса весло, он грянул на свору псов.

Оба борца все-таки не были в состоянии отразить такое число животных, некоторые из которых полезли теперь в самую лодку. В момент Клаус почувствовал нападение и сзади.

Собаки яростно напирали и вскоре причинили Штертебекеру несколько значительных ран. Счастье Штертебекера, что он носил такие высокие сапоги. Они были из толстой кожи и оказали упорное сопротивление зубам бешеных псов.

От налезавших в лодку собак первая начинала погружаться в воду. В этот момент Самбо направил чрезвычайно тяжелый удар на одну собаку, бывшую в воде.

Тут мальчик потерял равновесие и упал в воду.

— Великий Боже! — вырвалось невольно у Клауса, — Несчастный погиб!

Однако, ни минуты не задумавшись, хотя в него самого вцепились уже пять зверей своими острыми зубами, прыгнул в воду, захватив с собою, вместо весла, меч.

Самбо был уже потащен зверями под водой, и Штертебекер опустился за ним.

Страшная борьба разыгралась теперь в этой водяной глубине.

Не обращая внимания на вцепившихся в него псов, он сперва ударами кинжала освободил Самбо от его мучителей.

Вскоре вода кругом окрасилась в пурпурный цвет: Штертебекер своим мечом образовал много бьющих кровью фонтанов под водой. Исполненный святым гневом, он только думал об одном, чтобы чтобы возможно скорее освободить Самбо от его бульдогов.

Один за другим эти опасные псы погружались в глубину. Но наступление все новых продолжалось, как бы не было этому конца.

Хотя Штертебекер уже отправил около шестнадцати этих упорных животных ко дну, но все-таки около тридцати все же осталось.

Ему нужно было каким-нибудь способом освободиться от этих врагов.

Самбо лишился чувств; это Штертебекер сразу заметил. Это имело свои преимущества, он мог оставаться дольше под водой, так как не дышал.

Штертебекер схватил мальчика под левую руку и, задержав дыхание, опустился под воду. Псы были поражены, видя, как оба их врага бесследно исчезли.

Как известно, собака не может плыть под водой и также ничего не может там видеть. Но очень скоро они почувствовали своего врага, но тогда, когда было уже поздно.

Штертебекер, плывя под водой, ударял собак кинжалом между ребер, после чего они моментально погружались в воду, не увидев даже, откуда удар.

Он нарочно плыл вниз по течению и только на большом расстоянии от лодки всплыл на поверхность, чтобы запастись воздухом.

Как только собаки его заметили, все бросились в его сторону. Но Клаус снова исчез под водой и, плывя теперь против течения, снизу убивал одну за другой собак, пришедших ему навстречу.

Этим он выиграл то, что освобожденный от собак, он еще успел вернуться с бесчувственным Самбо обратно в лодку.

Из собак осталось немного в живых. Но они отказались уже нападать. Плывшие по течению убитые животные как нельзя понятнее говорили им оставить эту опасную игру своей жизнью.

Оставшиеся звери обратились в бегство. Теперь Штертебекер мог беспрепятственно заняться Самбо. Он получил много кусанных и царапанных ран, но вскоре однако открыл глаза.

Со слезами в глазах он схватил руку Клауса и покрыл ее жгучими поцелуями.

— Великий повелитель Самбо спас жизнь! Самбо никогда не забывает, никогда! Самбо верный великому повелителю до самой смерти, до много очень смерти!

Штертебекер погладил храброго мальчика по его курчавым волосам и, против обыкновения, оставил мальчику свою левую руку, потому что он видел, что для него это большая радость суметь выразить свою благодарность Штертебекеру, которому он считал себя очень обязанным.