Прощай, цирк

Послесловие автора

Любовь — это утешение. Любовь — это не волнение, не увлечение и даже не страсть. Если нет утешения, то нет и любви. Любовь — это когда ласково гладят по спине и, откинув волосы со лба, заглядывают в мокрые от слез глаза. Потому что даже у тех, кто ранен и истерзан этой жизнью, есть право на любовь. Я так думаю.

Любовь — это утешение и исцеление. Пока я писала этот роман, я любила. Я не была влюблена, я любила. Однако если быть честной перед самой собой, то я получала много больше любви, чем отдавала.

Мне дарили свою любовь Хэхва, королевство Пархэ и море. Они сочувственно вздыхали, гладили меня по спине, заглядывали в глаза. Я принимала их любовь, но не была уверена в том, что отдавала ее в равной мере.

Я гнала их на край пропасти и безжалостно бросала в море. Мне хотелось подарить им утешение, любить их беззаветно, но моя любовь была эгоистичной. Они же, несмотря на все гонения, по-прежнему оставались рядом со мной: обнимали за плечи, когда я тряслась от страха, согревали меня своим теплым дыханием.

Если такова любовь, то она прекрасна. Я счастлива уже тем, что написала рассказ о людях, любивших меня. Хорошо бы, если бы мои читатели отнеслись бы к ним с той же теплотой, что и я.

Одно время я тяжело болела, и причиной моей болезни была именно любовь. То была страшная лихорадка, которая ушла, оставив раны по всему моему телу. Переболев и излечившись, я решила, что такому чувству, как любовь, нельзя верить. Я постановила для себя, что любви не существует. И только тщательно обдумав все по прошествии времени, я осознала, что любовь оставляет не только раны. Любовь стала теплым домом, в который я ненадолго заглянула, утешением — пусть и на краткий миг. Тогда-то ко мне пришло понимание, что рана — это тоже часть любви.

Когда выпускаешь книгу, порой приходят сообщения от знакомых, связь с которыми давно утрачена. Один ребенок позвонил мне и со слезами в голосе рассказал, что он не забыл, как я положила ему в карман десять тысяч вон; позвонила моя лучшая школьная подруга, ныне сама мать школьников.

Вероятно, книга стала для меня некой станцией, передающей сигналы: она оповестила тех, кого я знала, о моем нынешнем состоянии и ждала от них ответных сообщений. Поэтому сейчас я должна отправить им свое послание.

Я должна сказать людям, когда-то стоявшим со мной плечом к плечу, но в итоге оставившим меня: «Все нормально, все хорошо, все нормально, поэтому не стоит беспокоиться».

Многие люди помогали мне писать роман. Мне до сих пор искренне жаль, что я не смогла как следует извиниться перед учителем Ким Чжомсуном и его друзьями, обучавшими меня диалекту чосончжогов в городе Ёнгире. Они отвели меня к гробнице принцессы Чжонхё в Дуньхуа и, вероятно, тем самым нажили себе немало неприятностей в отношениях с местным парткомом.

Я хотела бы выразить благодарность Ким Хэхва, члену экипажа корабля «Дон Чхун Хо», которая не только дала имя моей героине, но и предоставила мне пассажирскую каюту первого класса. Я благодарна тайгону дяде Симу, который показал мне содержимое своей сумки, едва услышав, сколько я могу заработать, если напишу этот роман. Глядя на то, как я таскаю с собой тяжеленный багаж, дядя Сим сказал, что я вполне могла бы стать тайгоном. Он посоветовал мне оставить труд писателя и начать плавать вместе с ним на корабле. Надо сказать, что блюдо кимчхи-пибимбаб, приготовленное им специально для меня, действительно было сладким, словно мед. Я благодарна тете Со, продававшей китайские лекарства в подземном торговом центре Инчхона, за то, что, хотя я доставляла ей массу хлопот, она ни разу не упрекнула меня. Интересно, мистер Ким, массажист из бани Чхомсудон, по-прежнему отправляет домой всю зарплату?

Кроме того, я бесконечно благодарна всем тем людям, чьи имена я не упомянула, но навсегда сохраню их в своей памяти.