В пятницу утром на шесть крупнейших телевизионных станций Нью-Йорка был послан курьер — за кассетами с записью вечерних новостей за 9 сентября. Кассеты были доставлены в окружную прокуратуру.
Главным сюжетом новостей был пожар, уничтоживший усадьбу Вандермееров на углу 28-й улицы и Седьмой авеню.
Вела репортаж Дана Адамс.
«Сегодня вечером сгорела усадьба Вандермееров — один из старейших голландских фермерских домов на территории города, исторический памятник, пустовавший последние восемь лет. Огонь, сообщение о котором поступило в семь часов тридцать четыре минуты, быстро распространился по зданию. Вскоре рухнула крыша. Так как в окрестностях усадьбы часто видели бездомных, пожарные, рискуя жизнью, обыскали помещение. В ванной комнате наверху они обнаружили тело бездомной женщины, которая, вероятно, задохнулась от дыма. Ее имя пока не установлено. Оно будет предано огласке лишь после того, как найдут и оповестят ее родственников».
— Участок Вандермееров! — воскликнул Склафани. — Теперь им владеет Ланг.
— Да. А Колифф владел соседним участком.
— А это означает, что пожар был на руку обоим.
Потратив еще три часа, Склафани с Бреннаном не обнаружили ни одного другого сюжета, который так или иначе мог касаться Джима Райана.
— Запишите шесть репортажей о сгоревшей усадьбе на одну пленку, — сказал Склафани технику.
Они отправились в кабинет Склафани.
— Итак, чем мы располагаем? — спросил он.
— Совпадением, которое, как нам обоим известно, ничего не доказывает, и мнением десятилетней девочки, что ее папа расстроился, когда смотрел вечерние новости. Быть может, папа просто приуныл после двух кружек пива.
— Лайза Райан сказала, что приказ «отменить работу» каким-то образом был связан с тем, что сделал Джим.
— Это легко проверить. — Бреннан поднялся. Пора разобраться в том, что именно случилось в усадьбе Вандермееров. Отчет о происшедшем должен быть в Тринадцатом участке.
— А я пока займусь ключом из бумажника Уинни Джонсон, — сказал Склафани. — Нужно найти этот банк.
— Если еще не поздно.
— Если еще не поздно, — согласился Склафани. — Если мальчик прав, то с яхты кто-то спрыгнул. Сейчас я почти уверен, что это была Уинифред Джонсон.
— Все наши догадки основаны на том, что видел дальнозоркий восьмилетний мальчик и записала в дневнике десятилетняя девочка. — Бреннан вздохнул. — Мама меня предупреждала, что в жизни и не такое бывает.
В пятницу утром Нелл позвонила в дом для престарелых и поинтересовалась состоянием матери Уинифред Джонсон.
— У нее тяжелая депрессия, — ответила сестра. — Уинифред была очень преданной дочерью. Она приезжала каждую субботу, а иногда и вечером среди недели.
Уинифред — преданная дочь. Уинифред-пловчиха. Уинни-бумажник. Уинифред — любовница Гарри Рейнолдса. Какая из них настоящая? — подумала Нелл. Или в ней уживались все четыре. Где она сейчас? В Южной Америке или на одном из Карибских островов, откуда ее не выдадут американским властям, даже если она будет найдена.
— Я сегодня приеду ее навестить, — пообещала Нелл.
Она положила трубку и подошла к окну. Стояло серое, дождливое утро. Проснувшись сегодня, Нелл долго не могла встать с постели. Она в мельчайших деталях представляла себе лицо Эдама. В то последнее утро на нем не было и следа пленившей ее когда-то улыбки. Он был взвинчен, раздражен и так торопился, что ушел без пиджака и кейса.
А в пиджаке лежал ключ от сейфа № 332.
Надо отдать ключ детективам, подумала Нелл, входя в ванную и вставая под душ. Но только после того, как… — на этом ход ее мыслей оборвался.
Ей пришла на ум странная, абсурдная догадка. Догадка, которую можно подтвердить или опровергнуть, оставив ключ у себя.
Нелл была готова поделиться своими мыслями с Даном, но в прошлый раз было неподходящее время. В прошлый раз надо было дать ему выговориться, излить свою печаль и боль. Он сбивчиво рассказал ей о несчастном случае, после которого его мать ушла из дома, о долгих месяцах в больнице, когда он молился, чтобы она пришла его навестить. О дедушке и бабушке, которые помогли ему выжить.
Я сказала ему, что твердо верю: любящие нас люди в действительности никогда не покидают нас, вспоминала Нелл, стоя под струями воды. Рассказала о маме с папой, которые пришли со мной попрощаться.
Он спросил, попрощался ли со мной Эдам. Я покачала головой. В тот вечер мне не хотелось говорить об Эдаме.
Потом Нелл отправилась на кухню.
— Посмотрим, что у тебя есть, — сказала она. И вскоре прибавила с улыбкой: — Ты, видно, не из тех холостяков, что любят готовить.
Она нашла яйца, сыр, помидор и приготовила омлет, тосты и кофе. Ближе к полуночи Дан вышел с ней на улицу и посадил в такси.
Дома ее ждало сообщение на автоответчике:
«Нелл, я, кажется, забыл поблагодарить тебя за то, что ты пришла. Я чувствовал себя так, словно снова стал ребенком, и дверь в больничную палату открылась, и вошла прекрасная женщина, которую я любил. Я знаю, что ужасно нервничал, рассказывая о своей жизни, и обещаю больше не мучить тебя разговорами. Просто я очень благодарен тебе за то, что ты вошла в мою жизнь».
В полдень Дан Майнор вошел в здание отдела медицинской экспертизы на пересечении 13-й улицы и Первой авеню. Мак ждал его в приемной.
Он пожал Дану руку.
— Мне очень жаль, что так вышло. Нелл была потрясена. Уверен, она тебе сама все скажет.
— Она уже сказала. Нелл приходила ко мне вечером. — Губы Дана тронула слабая улыбка. — Сначала она заявила, что у меня в холодильнике шаром покати, а потом сделала мне ужин.
— Это похоже на Нелл, — заметил Корнелиус Макдермот. Он кивком показал на соседнюю дверь. — Для тебя приготовили дело твоей матери, можешь с ним ознакомиться.
В папке лежала фотография Куинни. Как она исхудала, подумал Дан, должно быть, у нее была анемия. Смерть наложила на ее лицо печать спокойствия.
— Ее единственной особой приметой были шрамы на ладонях, — сказал служащий. — Врач сказал, что это шрамы от ожогов.
К делу была приложена копия любительского снимка, который Дан носил с собой.
— А где сам снимок? — спросил Дан.
— Хранится как вещественное доказательство.
— Доказательство! Доказательство чего?
— Не расстраивайся, — начал утешать его Мак. — Она наверняка не хотела спалить этот дом, но девятого сентября было на редкость холодно. Наверное, Куинни положила в камин то, что попалось под руку, подожгла и поднялась наверх, в ванную. Дымоход был закрыт, и через несколько минут дом превратился в ад.
— Моя мать не разжигала камина, — уверенно возразил Дан. — И сейчас я объясню почему.
Медсестра постучалась в приоткрытую дверь.
— Миссис Джонсон, к вам пришли.
Нелл вошла вслед за ней.
Рода Джонсон лежала, откинувшись на подушки. Когда они вошли, она открыла глаза.
— Нелл Макдермот? — Это был вопрос.
— Да. — Нелл поразилась перемене, происшедшей с миссис Джонсон с ее последнего визита.
— Я хочу попросить вас об одном одолжении. Уинифред всегда приносила мне кофейный кекс из булочной в километре отсюда. Вы не смогли бы мне его купить? Я не могу есть здешней пищи. Она безвкусная.
— Я с удовольствием сделаю это, миссис Джонсон. — Нелл пододвинула стул к кровати. — Сегодня вам не слишком хорошо, верно?
— Со мной все в порядке. Но здешний персонал не обращает на меня внимания.
— Мне так не показалось. Сестра, которая меня привела, попросила меня приехать. А та дама на прошлой неделе…
— Я говорю не о них, а о тех, кто убирает и обслуживает номер. Они обращаются со мной не так, как раньше, когда Уинифред совала им двадцатидолларовые бумажки.
— Ваша дочь была щедрой.
— Думаете, у них есть хоть немного сострадания? — Рода Джонсон начала всхлипывать. — Чему тут удивляться… люди думают только о себе. Я прожила сорок два года в той квартире, а владелец дома хочет вытряхнуть меня в две недели. У меня там одежда, ценный фарфор моей матери…
— Миссис Джонсон, позвольте, я выйду ненадолго спросить кое о чем сестру, — сказала Нелл.
Меньше чем через пять минут она вернулась.
— Хорошие новости, — сообщила она. — Так я и думала. Вы можете перевезти сюда свои вещи. Почему бы на следующей неделе нам не съездить к вам домой. Вы отберете то, что вам дорого, а я организую перевозку.
Рода Джонсон подозрительно смотрела на нее.
— Почему вы это делаете?
— Потому что мне жаль, что вы потеряли дочь.
— Возможно, вам кажется, что вы передо мной в долгу. Если бы она осталась у Уолтерса и Арсдейла, она была бы жива! — Из глаз Роды Джонсон хлынули слезы. — Я так скучаю по Уинифред. Она не всегда могла приехать среди недели, но по субботам всегда меня навещала, всегда. В последний раз я видела ее вечером, накануне ее гибели.
— Тогда это было вечером в четверг, две недели назад, — сказала Нелл. — Вы хорошо провели с ней время?
— Она была немного расстроена. Сказала, что хотела зайти в банк, но опоздала.
Нелл не задумываясь задала следующий вопрос.
— Вы помните, когда она приехала?
— Вскоре после пяти. Я помню это, потому что, когда она пришла, я как раз ужинала. Я всегда ем в пять.
Банки закрываются в четыре, подумала Нелл. Уинифред вполне могла успеть зайти в банк на Манхэттене.
Рода Джонсон вытерла глаза.
— Ну, хватит болтать. Мне недолго уже осталось. У меня никудышное сердце. Я часто спрашивала Уинифред, что она будет делать, если со мной что-то случится. Вы знаете, что она отвечала?
Нелл молчала.
— Она отвечала, что бросит работу и первым же самолетом улетит куда глаза глядят. Похоже, это она так шутила. — Рода Джонсон вздохнула.
Булочная была в десяти минутах езды от приюта. Нелл купила кофейный кекс, потом немного постояла на тротуаре. Неподалеку возвышалось здание банка. Почему не попробовать? — подумала она.
Нелл подъехала к банку, припарковалась и вошла внутрь. Над окошком в дальнем конце зала висела металлическая табличка: СЕЙФЫ ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЦЕННОСТЕЙ.
Нелл подошла поближе и открыла висевшую на плече сумочку. Вынула оттуда маленький бумажный конверт, открыла зажим, и ключ соскользнул на стойку. Клерк улыбнулся и протянул бланк для подписи.
— Мне нужно поговорить с менеджером, — сказала Нелл.
Арлин Баррон была красивой негритянкой сорока с небольшим лет.
— Этот ключ фигурирует в расследовании преступления, — объяснила Нелл. — Мне нужно позвонить окружному прокурору Манхэттена.
Склафани и Бреннана не было на месте, но она оставила для них сообщение.
— Они наверняка приедут сюда с разрешением на обыск, — сказала Нелл. — Будет ли это нарушением банковской тайны, если вы сообщите мне, на чье имя зарегистрирован сейф?
— Даже не знаю… — замялась Баррон.
— Является ли Гарри Рейнолдс совладельцем сейфа?
— Я не могу предоставить вам эту информацию, — произнесла Арлин Баррон, едва заметно кивнув.
— Понимаю. Пожалуйста, ответьте мне еще на один вопрос. Открывал ли кто-нибудь сейф после девятого июня?
— Мы не храним подобных сведений.
— Тогда, если кто-то вдруг попытается воспользоваться сейфом до приезда полиции, постарайтесь этому воспрепятствовать. Если сейф еще не обчищен, там могут содержаться важные улики против убийцы нескольких человек.
В приемной Тринадцатого участка Склафани с Бреннаном увидели Мака и Дана Майнора.
— Гляди-ка, — сказал Бреннан своему напарнику. — Конгрессмен Макдермот. Интересно, что он здесь делает?
— Это легко узнать. — Склафани, широко улыбнувшись, направился к конгрессмену. — Сэр, рад вас видеть. Я детектив Склафани. С момента трагедии мы с детективом Бреннаном постоянно поддерживаем связь с вашей внучкой.
— Нелл не говорила мне о вас, но это меня не удивляет, — заметил Макдермот, пожимая руку Склафани. — Я здесь совсем по другому делу. Доктор Майнор собирает сведения о смерти своей матери.
К ним подошел Бреннан.
— Мне очень жаль, доктор, — сказал он Дану. — Когда это случилось?
— Девять месяцев назад, — ответил за Дана Мак. — Девятого сентября она задохнулась при пожаре в усадьбе Вандермееров.
Детективы переглянулись. Десять минут спустя четверо мужчин сидели за длинным столом в конференц-зале. К ним присоединился дежурный офицер, капитан Джон Мерфи. На столе лежало дело матери Дана и коробка с ее личными вещами.
Капитан Мерфи зачитал важную информацию:
— «Огонь, вероятно, распространился по дымоходу и быстро перекинулся на крышу. Несмотря на опасность, четверо пожарных осмотрели два первых этажа, которые почти полностью выгорели. Потом пожарные проникли на третий и четвертый этажи. На четвертом этаже они обнаружили тело пожилой белой женщины. Она пыталась укрыться в ванной, закрыв лицо мокрым полотенцем. Несмотря на все усилия вернуть ее к жизни, врачам пришлось констатировать смерть от асфиксии, вызванной вдыханием дыма».
Капитан посмотрел на Дана:
— Возможно, то, что она не пострадала от огня, послужит вам некоторым утешением.
— Спасибо за информацию, — сказал Дан, — но мне хотелось бы знать, почему ее обвинили в поджоге.
— Пожар начался в бывшей библиотеке. Окно в этом помещении вылетело, и некоторые документы оказались на улице. Среди них — документы на лечение и карточка благотворительной столовой. Вот почему личность вашей матери сначала была установлена неправильно. Карточка принадлежала другой бездомной женщине, которая утверждала, что у нее украли один из пакетов.
— Значит, там находилась еще одна бездомная?
— У нас нет оснований так думать. В доме больше никого не нашли. Мы полагаем, что ваша мать проникла в особняк Вандермееров, случайно подожгла его — возможно, пытаясь разогреть еду, — а затем поднялась наверх, чтобы воспользоваться единственной сохранившейся ванной. Оттуда она не сумела выбраться.
— А теперь позвольте мне рассказать вам кое-что о моей матери, — сказал Дан. — Она патологически боялась огня. Она не могла его разжечь ни при каких условиях. — Присутствующие вежливо молчали, но в их глазах промелькнуло недоверие. — Отец нас бросил, когда мне было три года. У матери началась клиническая депрессия, в результате которой она сильно пристрастилась к выпивке. Днем ей удавалось держать себя в руках, но, как только я засыпал, она напивалась до бесчувствия. — Голос Дана дрогнул. — Я помню, как ребенком просыпался ночью и спускался на цыпочках по лестнице, волоча за собой одеяло. Мама обычно спала на диване, а рядом валялась пустая бутылка. Тогда она любила огонь и часто читала мне перед сном на диване у камина. Однажды ночью, когда я спустился к ней, она без чувств лежала на полу перед камином. Я начал стягивать с себя одеяло, чтобы ее накрыть, и оно попало в огонь. Когда я потянул его на себя, загорелась моя пижама.
Дан поднялся и снял пиджак.
— Я чуть не потерял эту руку, — сказал он, закатывая рукав. — Я пролежал год в больнице, перенес несколько пересадок кожи, и мне пришлось снова учиться пользоваться рукой. Мою мать терзало чувство вины и страх, что из-за ее нерадивости со мной снова что-нибудь случится. Поэтому однажды она ушла из дома и больше не возвращалась.
Мы не имели представления о том, где она, пока семь лет назад не увидели ее по телевизору в документальном фильме о бездомных. Нанятый нами частный детектив беседовал в приютах с людьми, которые ее знали. Они все сходились в одном: Куинни панически боялась огня.
Левая рука Дана была сплошь покрыта рубцами.
— Зрелище не слишком приятное. Но благодаря заботам врачей и сестер я стал детским хирургом и работаю в ожоговом отделении.
— Вы привели веские доводы, доктор, — тихо произнес Джек Склафани. — Возможно, огонь развела Карен Ренфру, женщина, утверждавшая, что ее документы украли. Дом был огромным. Она могла и не знать, что там находится ваша мать.
Дан опустил рукав.
— Я не мог спасти свою мать от себя самой. Но я могу спасти ее репутацию. Я хочу, чтобы ее имя было вычеркнуто из списка подозреваемых.
Зазвонил телефон.
— Я же просил никого со мной не соединять, — пробормотал капитан, снимая трубку. Через несколько секунд он произнес: — Это тебя, Джек.
Повесив трубку, Склафани посмотрел на Бреннана.
— Около часа назад Нелл Макдермот оставила сообщение. Она нашла банк. В Уэстчестере, недалеко от приюта, где находится мать Уинифред Джонсон. Она сказала, что мы прибудем с ордером на обыск. — Он помолчал. — И еще. Нам только что позвонил один наш парень из Северной Дакоты. Он составил полный отчет об Эдаме Колиффе и сейчас пересылает его по факсу. Кажется, эта информация не сулит ничего хорошего.