За столом, поддерживая руками отяжелевшую от бессонных ночей голову, сидел подполковник милиции Дегтярев. Глаза его были обведены черными кругами усталости. Он внимательно изучал материалы, связанные с ограблениями пивных павильонов.
Дегтярев не заметил, как в его кабинет вошел подполковник милиции Брагилевский.
— Вы что, заболели? — обратился он к Дегтяреву.
Дегтярев поднял на него задумчивый взгляд и ответил:
— Нет. Просто спать хочется. Вторые сутки не выхожу из этого подвала. — Он поднял руку и почему-то показал на циферблат.
— Отдохнуть бы не мешало, но сейчас не до этого, нужно как можно быстрее поймать бандитов.
— А как дело в Ждановском районе? — спросил Дегтярев.
— Сегодня опять всю ночь совещались, сколько людей перебрали, а все впустую. Очень много совещаний проводится, — сказал Брагилевский.
— А вы, товарищ Брагилевский, скажите начальнику района, чтобы он поменьше совещался, а побольше занимался практическими делами. Совещаниями мы бандитов до морковкиного заговенья не поймаем. Придумали ежедневные совещания, а в районе грабежи и кражи.
— Что же делать, Семен Григорьевич? С совещаниями плохо, и без совещаний обойтись нельзя. А тут еще приходится дела вести.
Дегтярев разгладил свои седые волосы, оставшиеся кое-где на затылке, внимательно посмотрел на Брагилевского и коротко приказал:
— Вызвать всех работников, занятых в операциях по данным ограблениям.
Брагилевский, как бы обидевшись, сказал:
— Ну вот, сами жалуетесь, что совещаний много проводится, а теперь.
— А что, по-твоему, — сложа руки сидеть? Нужно срочно сформировать оперативную группу во главе с опытным руководителем. Кого назначим? — обратился Дегтярев к Брагилевскому.
Брагилевский на минуту задумался. Но Дегтярев давно уже принял решение, кто будет старшим.
— Старшим будете вы! — приказал он Брагилевскому.
— Почему я, Семен Григорьевич, у меня других дел по горло.
— Вы работник опытный. Пока необходимо с главным разобраться, а другие дела немного подождут. Вы отвечаете за этот участок работы. Немедленно принимайтесь за дело.
Не обращая внимания на разговор Дегтярева с Брагилевским, в комнату вошел начальник отделения Вениамин Хромов.
— Семен Григорьевич, — обратился он к Дегтяреву, — на Большой Тихвинской, в доме четыре ограбление магазинов ОРСа завода шлифовальных машин.
«Вот и создали группу». — подумал про себя Дегтярев.
Дегтярев надел соломенную шляпу и спустился к машине. Три муровских машины быстро пошли в сторону Сущевского вала. Они летели, не обращая внимания на светофоры, разрывая сиренами ночную тишину города.
У входа в магазин оперативную группу встретил заместитель начальника районного отдела милиции Владимир Зверлов.
— Ну что у вас стряслось? — спросил на ходу Дегтярев.
— Сержанта Рассказова убили, кассу забрали и кое-что из мануфактуры прихватили, — доложил Зверлов.
— Значит, промтовары прихватили? — переспросил Дегтярев. — А пистолет тоже прихватили?
— Так точно, — снова ответил Зверлов.
— Растяпу поставили, а не милиционера, если он с пистолетом не мог задержать грабителей! Неизвестно кого ставите на ответственные посты! — не унимался Дегтярев. — Но мы еще вернемся к этому разговору.
Дегтярев безнадежно махнул рукой и вошел в магазин. За прилавком толпились продавцы и о чем-то говорили между собой. Рядом, в углу, стояло несколько покупателей. Они тоже о чем-то беседовали. Работники попросили лишних выйти.
В магазин вошел проводник с собакой. Начинать нужно было именно с этого. Но собака два раза, взяв след преступника, теряла его, выйдя на Новослободскую улицу. Значит, собака здесь не поможет. Нужно было идти другим путем, более трудным. Нужно было внимательно отнестись ко всем деталям, связанным с преступлением.
— Приступайте к осмотру трупа, — распорядился Дегтярев.
Но как ни разглядывали труп, ничего, кроме пяти пулевых ранений на теле Рассказова, обнаружить не удалось. Других улик не было. И снова началась трудная, кропотливая работа. После осмотра места преступления решили опросить продавцов и постоянных покупателей. Кое-кто пытался обрисовать приметы бандитов, но этого было мало. И все-таки некоторые приметы сходились с теми, кто ограбил сберегательную кассу на улице Короленко.
По всему было видно, что в городе действует одна группа, но с разным сочетанием участников. Дегтярев долго ломал голову, сопоставляя и соединяя воедино все подобные случаи ограбления.
Но нужно было ехать обратно в МУР, здесь делать было больше нечего. Дегтярев пригласил Брагилевского и Хромова к себе и сел в машину.
Зазвонил телефон. Дегтярев поднял трубку.
— Дегтярев? — послышался знакомый голос.
— Да, я вас слушаю, товарищ комиссар.
— Зайдите ко мне! — приказал Полукаров.
Дегтярев взял нужные документы и отправился к Полукарову.
Кабинет начальника Московской милиции находился в первом корпусе, на втором этаже. Дегтярев медленно шел по ступенькам лестницы, обдумывая, что он будет докладывать комиссару. Но вот Дегтярев подошел к двери начальника и распахнул ее. В кабинете стояла старинная мебель ручной работы, она была окрашена черным лаком и делала кабинет мрачным, нелюдимым. На подлокотниках кресел с разинутыми пастями дремали львы, словно охраняли своего хозяина. И только малиновое сукно на большом столе, за которым проводились заседания, светлым пятном горело посреди кабинета.
Дегтярева встретил чисто выбритый, с поседевшей головой, в светло-синем кителе Полукаров. В своих хромовых сапогах он был похож больше на строевого командира, нежели на начальника милиции.
Глядя на Полукарова, никто бы не подумал, что еще в девятнадцатом году, в лаптях, совсем молодой пришел он на работу в милицию. Полукаров был сухой по натуре, скупой на похвалу.
— Ну что, опять ограбление? — спросил он.
— Да, товарищ комиссар, — доложил Дегтярев. — Не только ограбление, но и убийство милиционера Рассказова. Убили и пистолет «ТТ» забрали.
— Почему же вы мне с места преступления об всем не доложили? Это непорядок, а расхлябанность! — Полукаров нажал кнопку селектора: — Урусов?
— Я, товарищ комиссар.
— Вам что-нибудь известно об убийстве милиционера?
— Да, я в курсе дела.
— Лично займитесь этой бандой, результаты докладывайте мне ежедневно.
— Слушаюсь, — ответил Урусов.
— Докладывайте, — предложил Полукаров Дегтяреву.
— Собранные данные говорят, что действует одна группа, — начал Дегтярев.
— Проверьте все еще раз и как следует, учтите — розыск на вашей совести. Все понятно? — спросил Полукаров.
— Да, — коротко ответил Дегтярев.
— Ну, раз все понятно, идите и работайте.
Дегтярев вернулся к себе в кабинет, где его ожидал Хромов.
— Вам звонил генерал и приказал немедленно явиться к нему, — сказал Хромов.
Не успел Дегтярев даже двери закрыть, как из-за стола вышел генерал и сделал несколько шагов ему навстречу.
— Справки привезли? — спросил он.
— По какому делу?
— А разве вам не передавали мои указания? — снова спросил генерал. — Меня интересует ограбление кассы по улице Короленко! Вот работнички, даже мои распоряжения не выполняют! — возмутился Журавлев. — К утру справка должна быть у меня на столе. Понятно?
— Понятно, товарищ генерал.
— Идите, — сказал он и сел в кресло.
Дегтярев вернулся хмурый, он еще от пережитого не мог прийти в себя, а дежурный уже докладывал, что на Малой Грузинской ограблен пивной ларек.
— Вот вам и справка. — Дегтярев вынул из кармана маленькую коробочку, принял таблетку валидола и, покачиваясь из стороны в сторону от усталости, снова побрел к машине.
Я уже был на месте происшествия и поджидал его приезда.
Работать было крайне трудно. Огромная толпа стояла на проезжей части улицы и на тротуарах. В палисаднике толпа избивала паренька. По лицу его текла кровь. Ко мне подошел человек и протянул пистолет. Я посадил задержанного в машину и быстро поехал с ним в районный отдел милиции.
— Гады, лягавые, — кричал парень, — глаз выбили, ничего не вижу, вот гады.
Мы вошли в мой кабинет.
— Фамилия? — спросил я его.
— Нарыжный, — назвав себя, он начал кататься по полу, ругаясь как только мог. На его лице отчетливо горели синяки.
Левый глаз у Нарыжного совсем заплыл, а второго вообще не было. Я вызвал эксперта и попросил разобраться.
— Левый глаз на месте, — констатировал эксперт, — правого вообще нет, он искусственный.
— Что, испугались, гады? — продолжал кричать Нарыжный. — Вот, возьмите! — и он бросил мне на стол стеклянный глаз.
Я приказал отправить задержанного в санчасть, его нужно было «привести в порядок».
Нарыжного увели. У меня на столе лежал его стеклянный глаз и тупо смотрел на меня.
Прошло немного времени, тюремный врач, как мог, вернул физиономии Нарыжного прежний облик, и он был доставлен к Дегтяреву. Хромов было напомнил Дегтяреву о приказании генерала, но тот резко сказал:
— Пусть приезжает и смотрит на эту тварь! Столько наворочали бандиты, что трудно разобраться.
Дегтярев зло взглянул на Нарыжного:
— Какая только мать родила тебя на свет?
— Своя мать родила, — нахально ответил тот. — Меня не мать бандитом родила, а брат бандитом сделал.
Дегтярев вышел из-за стола и обратился к Брагилевскому:
— Допросите его подробно и, главное, выясните, как он грабил и кто его бандитом сделал!
Дегтярев поехал к генералу, но до самого кабинета так и не придумал, с чего начать свой доклад. Усталость мешала сосредоточиться. Да и справки, которую требовал генерал, он не подготовил. «Вот, пожалуй, с этого и начну, что всю ночь ловил бандитов. Это и яснее и короче».
Генерал сидел за столом и разбирал утреннюю почту. Дегтярев попросил разрешения войти. Вместо приглашения сесть он услышал вопрос:
— Написали справку?
— Нет, товарищ генерал, не написал. Пришлось всю ночь бандитов ловить.
— Ну и как — всех поймали? — спросил генерал.
— Пока не всех, товарищ генерал, но мы на верном пути.
— Когда же вы их всех переловите? — И снова генерал спросил: — Где справка?
— Я же доложил вам, что всю ночь работал, — сухо ответил Дегтярев.
— А мне справка нужна, понимаете, — уже начинал сердиться генерал.
Дегтярев выждал момент, когда генерал немного успокоился, и попросил:
— Товарищ генерал, повремените немного со справкой. Через несколько дней бандиты будут пойманы, и все станет ясным.
— Я вам повременю, разболтались совсем. Научитесь выполнять указания начальства.
Дегтярев стоял молча. Обидно выслушивать несправедливые упреки. Уж кто-кто, а уголовный розыск никогда не отдыхает.
Генерал продолжал ходить по кабинету.
И наконец Дегтярев не выдержал и попросил разрешения уйти.
— Идите, — ответил генерал, — но смотрите, чтобы справка была у меня немедленно.
Дегтярев направился к двери, но не к той, которая вела в коридор, а в комнату отдыха генерала.
— Вы куда? — спросил генерал.
— Вы же разрешили мне уйти, — недоумевая, ответил Дегтярев.
— Дверь там, — сказал генерал и указал в другой конец кабинета.
Не успел Дегтярев закрыть дверь, как сзади послышался голос генерала:
— Вернитесь!
«Ну, — подумал Дегтярев, — еще не все высказал, мало показалось». И он молча вернулся в кабинет.
— Как ваше имя и отчество? — спросил генерал.
Зачем генералу понадобилось это знать, ведь он редко называл по имени работников милиции. Дегтярев немного помолчал, потом ответил:
— Дегтярев Семен Григорьевич, товарищ генерал.
Генерал, не говоря ни слова, подошел к несгораемому шкафу, открыл дверцу и, вынув какой-то большой список, начал листать.
«Что это могло означать?» — думал Дегтярев. Он видел только множество фамилий, но не догадывался, что это за список.
— Указом Президиума Верховного Совета СССР вы награждены орденом «Знак Почета», поздравляю с наградой! — И он протянул Дегтяреву руку.
Тот опешил и не сразу ответил генералу рукопожатием. Он ожидал чего угодно, только не награды, да еще в такую минуту, после хорошей взбучки.
— Служу Советскому Союзу! — ответил Дегтярев. — Разрешите идти?
— Идите, но справку все-таки готовьте! — уже более мягко сказал генерал.
На Петровку Дегтярев вернулся в хорошем настроении. Обычно сдержанный, он весело здоровался в коридоре с подчиненными, а в своей приемной даже пожал руку секретарю, что случалось с ним довольно редко.
Секретарь отдела удивленно посмотрела на начальника, и потом, когда Дегтярев уже ушел, она еще долго не могла читать документы. Слишком все было для нее необычным.
Дегтярев пригласил к себе Брагилевского. Ему теперь не терпелось узнать, как ведет себя Нарыжный. Ни для кого не секрет, что похвала иногда делает больше, чем ругань, особенно, когда нервы напряжены до предела.
Вошел Брагилевский.
— Ну как себя ведет Нарыжный? — спросил его Дегтярев.
— Испортился, Семен Григорьевич.
— Кто это — испортился? При мне все рассказывал, а у вас испортился. Попытайтесь найти в нем слабое место. Попробуйте, наконец, раскрыть его душу, начиная с детства, и вы выясните, как он стал бандитом. Это очень важно на будущее. — Дегтярев немного помолчал, потом попросил привести к нему Нарыжного.
— Вот мы сейчас и посмотрим, как он испортился.
Конвоиры ввели Нарыжного в кабинет.
— Ну как, Валерка, глаз залечили? — спросил Дегтярев дружелюбно.
Нарыжный понял, что Дегтярев хочет с ним говорить по-человечески, не обижая его, и ответил:
— Вы это умеете, только не все, — и он посмотрел на Брагилевского.
Дегтярев усадил его за маленький черный стол, который стоял вплотную к письменному, и начал разговор.
— Ну, рассказывай, как дело было.
Нарыжный взглянул на Дегтярева и начал:
— Какие-то кражи мне наматывают, а я их не совершал. Что было, то было — об этом расскажу, а уж что я не делал, так этого я просто не знаю. Угостите закурить? — обратился Нарыжный к Дегтяреву.
— Пожалуйста, закуривай, — и Дегтярев протянул ему папиросы.
Нарыжный закурил и, позевывая после сна, стал рассказывать о разбоях, в которых он принимал участие:
— Начну с шоколада. Это случилось на улице Красина. Там, в глухом местечке, стояла пивная палатка. Мы долго к этой палатке приглядывались и однажды взяли ее. Забрали несколько плиток шоколада, из кассы прихватили немного денег. Ну, а потом, вы сами знаете, как бывает — выпили и пошла с тех пор жизнь моя кувырком.
В то время брат Артем находился уже под стражей, и, чтобы его «выручить», нужны были деньги. А где их взять? Вот и решили. На улице Короленко накололи сберегательную кассу.
— Как же это у вас получилось? — спросил Дегтярев.
— А очень просто. Вошли, скомандовали, прихватили пятьдесят тысяч наличными, большую кучу облигаций и все. Легко и быстро. Это особого труда не составляло. Потом сделали перерыв. Но все было спокойно, у себя на Таганке не грабили, чтобы подозрений не вызывать и милицию не тревожить!
«Ничего себе, успокоители», — подумал Дегтярев.
— Ну, а что было дальше, Валерка? — снова спросил он.
— Дальше было так. Отец и мать, на нас не обращали внимания с детства. Отец пил, да и мать была не против выпить. Меня тоже с детства приучили пить и за девочками ухаживать.
Дегтярев не мешал ему рассказывать о прошлом. Пусть выговорится. Остальное он позже скажет.
— Ну, я стал за девочками ухаживать, нужно было и деньги где-то доставать. А когда уже втянулся в «свободную жизнь» — все и произошло, о чем я вам рассказал! Много мы вам поднавешали? — лукаво спросил Нарыжный. — Однажды меня задержали в Ждановском, около отделения милиции. Ну, думаю, сгорел. Все обошлось. Подержали немного, пальцы намазали и выгнали. Даже на мою морду как следует не посмотрели. А вам, наверное, давали приметы? — спросил Нарыжный Дегтярева. — У меня вот примета — стеклянный глаз. — Нарыжный разоткровенничался. — А хитро мы делали? Пальто меняли, шапки. На дело ходили по нескольку человек, все не ходили.
Дегтярев посмотрел на Нарыжного и стал листать дело. Он просматривал протоколы об ограблениях с указанием примет бандитов. И стал продолжать допрос.
— С нами был опытный жулик, Володька Качалин. Две «школы» прошел, имел большой стаж. От него не так легко было отделаться. Водка, девочки, это привязывает. По Москве на машинах разъезжали. А я что — сопляк! Шестнадцать лет отроду. Кто меня остановит? Совершили мы больше двадцати грабежей и четыре убийства. Вот пожалуй, и все, — закончил свой рассказ Нарыжный.
— Вполне достаточно, — сказал Дегтярев. — И так бог знает сколько наворочали.
— Артур Исаакович, — обратился Дегтярев к Брагилевскому, — запишите подробно показания Нарыжного.
— Только не «наматывайте нахалку», — зашипел снова Нарыжный.
— С тебя и того хватит, что наделал, — сказал Дегтярев.
Порядочное время Владимир Качалин валял на допросе дурака и никаких показаний не давал. Сначала прикидывался психически больным, бился головой об пол. Но, кроме шишек на собственной голове, из этой симуляции ничего не вышло. Когда боль была нестерпимой, Качалин прекращал на некоторое время это занятие и долго сидел молча. Дегтярев тоже выжидал, пока, наконец, Качалину не надоест ставить себе лишние шишки.
— Ну что, Качалин, в молчанки будем играть, или за дело примемся? — допекал его Дегтярев. — Или у тебя голова болит? Ведь бился ты крепко.
— Немного побаливает, — заговорил Качалин.
— Так ты не бейся о железный ящик, тогда и болеть не будет. А если тебе не жалко головы, продолжай, я подожду, пока тебе не надоест.
— Нет, начальник, голова может расколоться, лучше уж расколоться самому.
— Вот это ты правильно решил, лучше все рассказать, все честь по чести, чем издеваться над собой.
— Неизвестно, что лучше, — сказал Качалин, — расстрелять не расстреляете, а четвертной дадите.
— Мы ничего не даем, суд твое дело рассматривать будет, вот он и решит, что заслужил, то и получишь, а наше дело во всем разобраться справедливо, чтобы суд вынес правильное решение, — пояснил Дегтярев.
«Расстрелять его, конечно, не расстреляют, — думал Дегтярев, — но как такую дрянь держит на себе русская земля? Это разве гуманно?»
— Не обижайся, начальник, я немного подурачился. Ваши там начали кричать, вот я и выпендривался. Я все расскажу сам, только побыстрее оформляйте документы и в суд, а там скоро «зеленый прокурор» появится. — Так уголовники в ожидании весны размышляли об удачном побеге. «Зеленый прокурор» — лес — укроет, думали они.
Когда я писал об этом, мне вспомнилась старая книга «Беломоро-Балтийский канал». В этой книге в своих воспоминаниях рецидивистка Анна Янковская писала: «С восьми лет я чувствовала очень скверное обращение. То мачеха попросит: «Принеси воды — я тебе дам чаю с вареньем». А потом говорит: «Нет тебе варенья, холера тебе в бок». Всем дала, а мне нет. Я заплакала и ушла. «Я вам про угрозыск хочу сказать — чем он плох: он не имеет подхода, не умеет наколоть ту сторону, которая бы поддалась ему. Они-то на всех, как сквозь сито смотрят, правильного лица не видят. Оттого у них и не выходит. А люди они разные и каждого надо по-своему брать».
Я сидел и долго думал над ее словами. Есть в них доля правды или нет? И оказалось — есть. Был у меня в практике такой случай: квалифицированный вор, в прошлом четыре раза судимый за особо опасные преступления. Его я впервые встретил в тяжелые годы, в дни Великой Отечественной войны. Его звали Федькой. Он был задержан на Центральном рынке. Из документов было видно, что от военной службы он освобожден по болезни. И это соответствовало действительности. Я беседовал с Федькой один на один, никто нам не мешал, а он рассказал мне историю, которая очень напоминает историю с Нарыжным.
С ранних лет отец бросил семью и ушел к другой. Матери отец не помогал, и Федька стал карманником. Поймали, дали шесть месяцев, но это его ничему не научило. Мать старалась оторвать его от среды преступников, но ничего не получалось, он каждый раз убегал. Дома появлялся редко. Его квартирой стали вокзалы, чердаки, и стога сена, а иногда пустующие квартиры эвакуированных.
Я заставил Федьку написать свою биографию. Вся его жизнь уместилась на половине странички небольшого листа. С двенадцати лет стал карманным вором. В четырнадцать лет был направлен в колонию несовершеннолетних. Четыре судимости за квалифицированные кражи. Образование пять классов. Жил с матерью. Отца нет. Вот и все. Он протянул мне лист бумаги, и мне невольно стало жалко Федьку, жалко, что жизнь его умещается на клочке бумаги.
— Ну что с тобой делать? — обратился я к Федьке.
— Что хотите, — ответил он, — я в ваших руках. Если можете, устройте на работу. Постараюсь жить честно, — он внимательно посмотрел на меня. — Не верите? Проверьте на конкретном деле.
— А что это за дело? — поинтересовался я.
— У вас кража была на Бронной у заслуженной балерины Л. Я знаю, кто ее совершил и знаю, где находятся украденные вещи.
Такая кража действительно была совершена. Нужно было убедиться в правдивости Федькиного рассказа. По указанным адресам мы послали работников. Я ожидал. К вечеру были собраны все данные об участниках названного преступления.
Рано утром я с группой оперативных работников производил обыск у главаря шайки Гудкова на Сретенке.
Из квартиры были вывезены двенадцать чемоданов с вещами. Там были черно-бурые лисы, туфли, заграничные духи, десятка три дамских платьев, несколько очень дорогих манто. Да разве все перечтешь?
Федька сказал правду. Но возникал законный вопрос. Откуда об этой краже знал Федька? Оказалось, что его знали, как вора, обитающего на Центральном рынке. Он был знаком с многими скупщиками краденого, которым в былые времена сам сбывал вещи и ценности. После этой кражи ему и предложили продать некоторые вещи. И действительно, часть из них бандиты успели сбыть.
Я решил передать Федьку под поручительство матери и помог ему поступить на работу и в школу. Быстро шли годы, все это время мы периодически встречались с Федькой. Он работал. Женился. Жена была у него хорошим человеком, он незаметно подпал под ее влияние. Федька навсегда отошел он «воровских законов», и они его больше не пугали.
Однажды Федька позвонил мне в МУР, и я принял его у себя в кабинете. Волосы его, подстриженные под бобрик, сильно посеребрились. Лицо покрылось морщинами. Мы разговорились. Напротив меня сидел уже не Федька, а Федор Константинович, исполняющий обязанности главного механика одного из крупнейших предприятий Подмосковья. Мне было приятно, что в формировании этого человека была доля труда работников уголовного розыска.
Но вернемся к участникам банды Нарыжного, Качалина и других.
На допросах Качалин стал вести себя сдержанно и давал подробные показания о совершенных преступлениях. Его показания перекрывались показаниями его соучастников, и вот круг замкнулся на пивной, что на Малой Грузинской улице.
Теперь нам были известны все участники банды. Их было двенадцать.
Семен Григорьевич Дегтярев написал наконец справку генералу. А через несколько дней он получил орден «Знак Почета».