В голосе Вито не слышалось ни малейшего чувства вины. Молли отшатнулась от него в полном смятении.
— Сколько… Ты только скажи мне: сколько стоит ваза Фредди?
— Я бы дал за нее больше, чем кто-либо другой, ведь я — владелец парной вазы, — с беззастенчивой прямотой ответил Вито. — Потому Фредди и оставил ее тебе. Он был уверен, что я найду тебя и попытаюсь выкупить вазу…
— В жизни не продам ее тебе! — прервала его Молли с внезапной яростью. — Скорее разобью на мелкие кусочки. Ты ее не получишь! — Молли уже почти не владела собой. — Я жду, когда ты наконец скажешь, какова цена вазы!
Красивое лицо Вито скривилось в гримасе отвращения.
— На аукционе дадут полмиллиона или даже больше. Но можно выручить и более значительную сумму, так как единственный известный образец того времени — моя ваза, которую я никогда не выставлю на продажу.
— Больше полумиллиона фунтов стерлингов?! — не веря своим ушам, прошептала Молли. — И ты молчал, а я ничего не подозревала!
Значит, у нее была возможность помочь брату, не прибегая к вмешательству Вито и его капиталов… А Вито воспользовался ее неведением, чтобы вынудить ее на грязную сделку. Молли была совершенно раздавлена этой новостью.
— И ты знал с самого начала… — простонала она.
— Найджел не заслуживал такой огромной жертвы, Молли. Фредди рассчитывал, что в худшем случае его наследство обеспечит тебе финансовую независимость, а в лучшем — соединит нас с тобой, — быстро проговорил Вито.
— Позволь мне самой решать, чего достоин мой брат!
Вито посмотрел на нее с нескрываемым раздражением.
— Найджелу необходимо повзрослеть, прочно встать на ноги и научиться вести себя ответственно. Если бы ты уплатила за него долги, самое большее через два года он бы снова завяз в них по уши, а что бы ты стала делать тогда?
— Ты просто оправдываешься за то, что воспользовался моим невежеством! — с горечью бросила ему Молли.
— Молли, подумай сама: вазу тебе доставил особый курьер, она была упакована в несколько прочных футляров. Девять человек из десяти дошли бы своим собственным умом, что имеют дело с предметом чрезвычайной, ценности.
— А у меня в те дни голова была занята совсем другими вещами! И вообще, могла ли я помыслить о том, что ваза имеет какую-то ценность, зная, как жил Фредди? Даже его дом принадлежал вашему семейству!
— Фредди был совсем не бедным человеком, имел порядочный капитал, просто он довольствовался малым. — Плотно сжав губы, Вито разглядывал красное, разъяренное лицо Молли. — Ваза твоя, Молли. Если хочешь, я ее у тебя куплю…
— Лучше я разобью ее! — снова выкрикнула она.
Глядя на нее с презрительным, вызовом, Вито положил ключ на угол ближайшей витрины.
— Ну что ж, давай. Я еще десять минут могу подождать тебя внизу. Нам пора ехать в аэропорт.
— В аэропорт? — тупо переспросила Молли.
— Мы проведем наш медовый месяц на Карибском море.
Молли выпрямилась и одарила его взглядом, полным высокомерного недоверия.
— После такого? Ты, должно быть, шутишь!
— Нет, сага, я не щучу. И если через десять минут ты не прекратишь свою сидячую забастовку, я, пожалуй, возьму и отшлепаю тебя, и могу поклясться, что после этого ты не сможешь сидеть до конца недели.
Стиснув зубы, кипя от бешенства, ровно через девять с половиной минут Молли сошла вниз, к выходу. В звенящей тишине она села в автомобиль. На ней было все то же пылающе-красное платье: переодеться Молли не успела.
Маленький вертолет с двумя пассажирами опустился на площадку в северной части островка Карвальо-Кей. После густой синевы неба Молли увидела бушующую зелень тропических деревьев и море, сияющее и голубое. Строго запретив себе восхищаться чем-либо, она вышла из кабины вертолета в ласковое тепло раннего вечера. Она была злая и усталая.
До этого в личном самолете Вито она спала или притворялась спящей, потом с удовольствием приняла душ и поела. Переодеться, правда, не удалось: Вито наотрез отказался отдать распоряжение, чтобы ее чемоданы достали из багажного отсека. Красное платье до того ей надоело, что она готова была торжественно сжечь его.
Приземистая вилла не выделялась среди окружавших ее деревьев; видимо, архитектор стремился сохранить нетронутой естественную красоту острова. Это было головокружительно-прекрасно. За несколько часов Молли едва обменялась с Вито парой вынужденных реплик, но в конце концов любопытство пересилило обиду.
— Ты мне никогда не рассказывал об этом месте.
— Хотел удивить тебя еще четыре года назад. Мы бы прилетели сюда наутро после свадьбы. — Вито отступил, пропуская Молли вперед, в просторный холл, весь убранный живыми белыми цветами в напольных вазах. — Отец купил Карвальо-Кей, построил здесь дом, но мать не подозревала об этом. Тут было его убежище.
— То есть сюда он привозил других женщин.
— Не знаю, как тебе это удается, сага, но самые обычные слова звучат у тебя как гадости.
— Он же был женат, — неуверенно напомнила Молли.
— Мать родила меня и тут же обосновалась в отдельной спальне. Она сочла, что на этом ее обязанности жены заканчиваются. — Вито говорил сухо и отрывисто. — Отец любил ее, но она-то вышла за него только потому, что без его денег Темплбрук пришел бы в запустение. Она была холодна, а он — южный мужчина с горячей кровью, и я не могу винить его, если он искал утешения в других местах. Он старался соблюдать приличия.
Вот, значит, каковы его взгляды на жизнь… Можно позволить себе что угодно, лишь бы соблюсти приличия. Не потому ли Пандора теперь живет в Нью-Йорке? Молли взглянула на Вито. Безумные предположения теснились в ее мозгу. Он спокойно встретил ее взгляд, легкая улыбка блуждала на его губах.
Молли стало трудно дышать, она судорожно втянула в себя живительный вечерний воздух.
— Я хочу переодеться.
— А поесть?
— Нет, спасибо.
Вито покорно, так ей показалось, повел ее наверх, распахнул перед ней дверь роскошно обставленной спальни. Молли подошла к огромному, во |всю стену, окну, чтобы полюбоваться видом. У Вито был хороший вкус, если он построил дом в таком месте… Стоя у окна, Молли расстегнула платье и скинула его со вздохом облегчения.
— Dio… А я-то все гадал, что у тебя под платьем, — хрипло пробормотал Вито. — Повернись-ка.
Молли резко обернулась — не из покорности, а шока. Она же слышала, как закрылась дверь, и удумала, что она одна в спальне, а Вито благополучно удалился. Но он стоял, прислонившись к этой самой двери, и пожирал глазами соблазнительную полноту ее грудей, заключенных в красный корсаж из шелка и кружев, и тонкую талию.
— Per I'amor di Dio… — простонал он, когда его взгляд опустился ниже, к узеньким шелковым трусикам в тон чулкам с кружевным верхом, красиво облегавшим стройные ноги. — Если б я знал, что ты там прячешь, я раздел бы тебя еще в самолете. Чувствуя, как щеки становятся красными и горячими, Молли еле сдержалась, чтобы не кинуться за ненавистным платьем, и прокляла себя за вздорное желание удивить Вито красивым бельем.
— Я все еще очень сержусь на тебя за эту историю с вазой! — предупредила она, одновременно пытаясь чем-нибудь прикрыться. — И я не буду спать с тобой сегодня, слышишь?
— Слышу, но не слушаю. — Вито протянул руку назад и запер дверь. — Я наслаждаюсь эротической грезой во плоти. Из этой спальни меня сейчас силой не вытащишь. И даже если не принимать во внимание, что я измучился от страсти и ежедневного холодного душа в течение последних двух недель, ты не можешь забыть об одном обстоятельстве.
— Обстоятельстве? — неуверенно переспросила Молли, из последних сил стараясь не поддаваться чувственной силе его пылающего золотого взгляда.
— Я не успокоюсь до тех пор, пока мы не вступим в брачные отношения как полагается… А не так, как в прошлый раз, — лениво усмехнулся Вито. — Обычный теплокровный жених ожидает от первой брачной ночи чего-то большего, чем признание брака недействительным.
— Как насчет «Вито попалась фригидная невеста»? — Молли не могла удержаться от язвительного вопроса. — Может, ты думаешь, я это мечтала прочесть в газетах?
— Как насчет наглых вопросов любопытного репортеришки, почему это я не смог уложить в койку свою невесту? — парировал Вито, и его мужественное лицо потемнело и исказилось от оскорбительных воспоминаний. — А они, между прочим, вежливо не спрашивали. Они задавали более прямые вопросы, сага.
— Принимая во внимание, что за все время на шей помолвки ты пытался уложить меня в койку не более настойчиво, чем целомудренный монах, я сильно удивлена, что тебя оскорбили подобные вопросы! — на одном дыхании выпалила Молли и сама себе удивилась.
Зато она имела редкое удовольствие видеть Вито растерянным.
— Целомудренный монах?.. — Недоверчивые темно-золотые глаза прощупывали ее, как два лазерных луча, ищущие определенную цель.
— Зная твою репутацию, я ждала, что ты попытаешься сделать это в, первую же неделю знакомства, но скоро поняла, как я ошибалась. С таким же успехом я могла бы ходить на свидания с евнухом. Ты даже ни разу не поцеловал меня! — яростно бросала ему в лицо Молли. Ее мучили воспоминания о том, какой по-женски ущербной она чувствовала себя после разрыва с Вито. — И вот теперь, уж не знаю почему, ты вдруг снизошел до меня.
— Евнух, — с запинкой выговорил Вито. — Может быть, я ошибаюсь, но не ты ли та трусливая девственница, которая подпрыгивала на полметра в воздух, стоило мне положить руку ей на талию?
Молли жарко покраснела и смешалась.
— Я не была трусливой, я была робкой…
— Чего мне стоило держать себя в руках! У тебя запретов было больше, чем у ежа иголок… И это еще не самое худшее.
Ему трудно было держать себя в руках тогда!
— А что же еще? — невольно спросила она.
— Каждый раз, когда ты встречалась со мной, твой отчим ругал тебя на чем свет стоит. А однажды ты забыла куртку в моей машине, и я через десять минут подъехал, чтобы вернуть ее тебе, — мрачно говорил Вито. — Я стоял под окном и слушал, что вбивает тебе в голову этот старый садист. Он обещал вышвырнуть тебя из дому при малейшем подозрении, что ты спишь со мной!
У Молли вырвался приглушенный крик. Ей хотелось сжаться в маленький комочек и умереть от унижения. Она помнила, в каком кошмаре постоянных угроз и запугиваний она жила в родительском доме. Она безумно боялась возвращаться домой, боялась холодных, подозрительных взглядов отчима и его привычки требовать от нее отчета о каждом часе, проведенном в обществе Вито.
— Я и не знала… — выдавила она. — Я умерла бы со стыда, если б знала, что ты слушаешь, как он меня ругает.
— Если бы ты стала моей тогда, ты виновато поплелась бы домой, чувствуя себя падшей женщиной, и твой отчим сразу понял бы, что с тобой случилось, — грустно вздохнул Вито. — Мне не хотелось взваливать это на тебя. Я знал, что ты не сможешь соврать ему. Ты бы ему всё рассказала, а уж он бы постарался, чтобы ты почувствовала себя настоящей шлюхой.
Когда Молли наконец поняла, что скрывалось за его невероятной сдержанностью в те далекие времена, ей очень захотелось, чтобы земля разверзлась под ее ногами и поглотила бы ее, прежде чем снова придется посмотреть ему в глаза.
— Да, наверно…
— Ты смотрела на меня с каким-то жадным любопытством… и желанием, — выдохнул Вито. — Тогда я впервые в жизни приготовился долго ждать. Но смешней всего то, что самое ожидание стало всерьез возбуждать меня.
«И это все, что я могла ему предложить, — с ужасом подумала Молли. — Какая же я свинья!»
— Я ничего не понимала… Прости меня за то, что я наговорила тебе, — стыдясь себя, пробормотала она.
— Монах… Евнух… — насмешливо повторил Вито. — По-моему, после пятнадцати первых лет жизни это был самый долгий для меня период целомудрия и воздержания.
Благородный, любящий Вито… Молли рассматривала ковер на полу. Ну откуда ей было знать это, когда он так тщательно скрывал от нее свои чувства?
— А как ты объяснишь…
— Я уже все тебе объяснил… Кроме, пожалуй, одного. Хотя я говорил и об этом, если ты помнишь. Когда я чего-нибудь очень хочу, то иду на все, чтобы получить это… Помнишь? — лукаво прошептал он, нащупывая подвязку Молли и отстегивая чулок.
— Что ты делаешь? — ахнула Молли.
— А разве непонятно? — хрипло отозвался Вито, отстегивая вторую подвязку и снимая с ее ноги чулок медленными, ласкающими движениями: — Я по достоинству оценил твое мужество: самой пойти в магазин и купить вот такое белье… Но ты все-таки заставила себя и сделала это ради меня.
Слушая его довольное мурлыканье, Молли залилась краской. Теперь щеки и корсаж были одного цвета.
— Да ведь с таким платьем и белья человеческого не наденешь…
— И поэтому ты решилась на всю эту роскошь? Перестань, не отравляй мне удовольствие, первый раз ты намеренно сделала для меня что-то хорошее. — Вито стянул второй чулок, нежно провел рукой по бедру Молли. — Какая у тебя чудесная кожа…
— Правда? — Голос Молли сорвался, а вдохнуть и договорить ей не удалось. Стук сердца гремел в ее ушах, как барабанный бой, грудь часто вздымалась, воздуха не хватало.
— И такая чудесная фигурка, точь-в-точь песочные часы…
— Некоторые говорят, что мне стоит немного похудеть, — пробормотала Молли.
— Ни в крем случае! — убежденно произнес Вито, любовно поглаживая женственные округлости ее полновесных бедер, и Молли снова задрожала, словно лист на ветру.
— А может, надо бы сделать грудь поменьше… — еле слышно прошептала она.
— Кто мог предложить тебе такую чушь?! — прикрикнул Вито.
— Уже не помню, — беззвучно пошевелила губами Молли..
— У тебя изумительная грудь…
Но тут она совсем онемела и задохнулась, потому что длинные пальцы Вито добрались до ее трусиков и неторопливо потянули их вниз. В панике Молли сделала попытку прикрыться руками, но Вито приник губами к ее вздрагивающему животу, накрыл ее судорожно сведенные пальцы своими теплыми ладонями и замер так, чувствуя, как приступы нервной дрожи сотрясают все ее тело.
— А у тебя там, внутри, растет мой ребенок, — произнес он, смакуя каждое слово.
У Молли дрожали коленки; чтобы удержаться на ногах, ей пришлось вцепиться в густую шевелюру Вито. С грустной улыбкой он коснулся лбом трепещущего, напряженного живота Молли и вздохнул с легким сожалением:
— Пойдем спать, piccola mia.
Молниеносно поднявшись с колен, он подхватил Молли на руки, поцеловал долгим жадным поцелуем и бережно уложил на широченную кровать. Молли почувствовала, что за эти бесконечные несколько секунд душа ее переселилась в тело Вито. Ее зеленые глаза стали темнее, в них засветились любовь и нетерпение; Вито освобождался от одежды с присущей ему врожденной грацией. Молли ждала и думала: «Он мой, он больше мой, чем ее, потому что во мне его ребенок».
— Через три недели… — неторопливо заговорил Вито.
— Три недели? — удивленно переспросила она.
— Даже еще раньше ты будешь ходить по всему острову голая, как Ева, — без тени сомнения заявил он.
— И не мечтай, — возразила Молли. — Ну, может, в саронге или парео, — подумав, обавила она. Он запрокинул красивую голову и залился смехом, причем смеялись и его искрящиеся золотые глаза. Молли и не помнила, когда она еще видела его в таком чудесном, беззаботном веселье, и ей было хорошо от этого. Молли не отводила глаз от его непостижимо прекрасного, бронзово-загорелого тела. Она ощущала, как внутри у нее волнами разливается жар, она таяла, как нагретый воск.
Вито прилег позади нее, и Молли спиной ощутила тепло его волосатой груди.
— Бедняжка, сколько времени тебе пришлось промучиться в этой амуниции, — прошептал он, будто извиняясь — не всерьез, конечно.
Он расстегнул молнию на корсаже, обнажил полные груди Молли и начал гладить их жадными, требовательными ладонями. Молли вздрогнула и опустила глаза, наблюдая, как его смуглые пальцы нежно дотрагиваются до вдруг затвердевших сосков, играют с ними все смелее и настойчивее. Она бессильно уронила голову на плечо Вито, застонала от щемящего наслаждения, пронзившего ее с головы до пят, и бездумно отдалась нарастающему возбуждению.
Вито повернул ее лицом к себе — она обхватила его в безумном порыве, чтобы быть еще ближе, и целовала со всей оставшейся в ней силой. Ей казалось, что вся она — клубок трепещущих нервов, она хотела, жаждала, стремилась к Вито, как никогда прежде.
Он отстранился с удивленным смешком от ее неожиданного пыла. Затем медленно погрузил пальцы в ее волосы и заглянул в глаза.
— То, что случилось той ночью в доме Фредди, не было мимолетной встречей, — тихо сказал он, не отводя темно-золотых глаз от ее лица. — Это было волшебно, я потерял голову, и то, что потом я повел себя как подлец, не делает эту ночь менее значительной.
Молли кивнула, хотя у нее сжалось сердце: он хочет смягчить ей тяжкие воспоминания о той встрече с ним, потому что именно в ту ночь был зачат их ребенок. Она спрятала лицо на его гладком широком плече, вдыхая запах его разгоряченного тела так жадно, будто не могла без него жить.
Его рука двинулась вверх по нежной коже внутренней поверхности бедра Молли, потом безжалостно-нежные пальцы скользнули выше, в горячую влажность ее разбуженной плоти.
Вито накрыл ее своим телом, рыча от нетерпеливого, страстного желания, но вошел он в нее так медленно, что она едва не умерла в те несколько секунд, что показались долгими часами истомленному ожиданием телу.
— Что-то ты слишком быстро научилась выжимать из меня все соки, — с трудом выдохнул Вито после третьего раза; он свернулся вокруг Молли, как большой кот, который греется на солнышке и мурлычет от удовольствия. — Но зато теперь наш брак наконец полностью совершен, и ты вряд ли когда-нибудь поймаешь меня на посторонних развлечениях. На это меня уже не хватит. Молли отпрянула, словно от удара, и, не дослушав, с горечью произнесла:
— Но ведь тогда тебя на это хватило!
Вито с неожиданной грубостью оттолкнул ее и сел.
Молли крепко зажмурилась, проклиная свою несдержанность, свой глупый язык и предчувствуя крах брачной ночи, которая еще миг назад была так похожа на сбывшуюся мечту.
— Умеешь ты заговорить вовремя, — с холодным бешенством проскрежетал Вито, вскочив с постели.
В глазах у Молли защипало.
— Вито…
— Пандора той ночью наелась таблеток, — через силу выговорил Вито. — Она позвонила мне и сказала, что собирается это сделать, но я не поверил, решил, что она притворяется… А следовало бы поверить сразу. Я не мог кого-нибудь попросить приглядеть за ней, пришлось идти самому. Черт возьми, у меня не было выбора, и я не прошу у тебя прощения за ту ночь, потому что она погибла бы, если б я не пришел!
Лицо Молли залила мертвенная бледность. Она села в постели, глядя прямо перед собой расширенными от ужаса глазами, чувствуя лишь болезненный спазм под ложечкой. Она не смотрела на Вито, боясь, что не совладает со своим искаженным лицом.
— Через черный ход я вынес ее и отправил в частную клинику, где ей оказали необходимую помощь. Я пробыл там до тех пор, пока не стало ясно, что угроза для жизни миновала, а потом вернулся домой. В комнатах Пандоры все было вверх дном, пришлось прибрать там и написать от ее имени записку, что она на несколько дней уехала к друзьям. Я должен был все это успеть до прихода горничной.
— Боже мой… Почему же ты тогда не сказал мне? — потрясенно прошептала Молли.
— Ты, наверное, забыла, в каком состоянии ты сама была в ту ночь, а то не спрашивала бы… А у меня не было времени разбираться с тобой, надо было бежать к ней!
Молли проглотила слюну: ее замутило от огромного чувства собственной вины.
— Как же ей, наверное, было плохо, если она решилась на такое.
— Она была очень расстроена… по каким-то своим причинам. — В протяжном голосе Вито агрессивность сменилась натянутостью, словно он что-то скрывал.
Молли понимала, что больше он ей ничего не скажет. Но остальное она могла додумать сама, и теперь, когда она поняла, что произошло четыре года назад, ей показалось, что у нее заживо вырывают сердце из груди, и она сжалась от невыносимого стыда. Так вот какой груз нес на плечах Вито все эти годы… Он физически не мог быть одновременно в двух местах.
— Ты бы хоть объяснил мне, что она сказала тебе по телефону, — неуверенно пробормотала Молли, припоминая свои театральные истерики. — Нечестно было не сказать мне.
— Неужели? После того, как ты со всей отчетливостью заявила, что ненавидишь ее? — Вито устало пригладил растрепанные волосы и отошел к стенному шкафу. Достав оттуда джинсы, он продолжал: — Никогда не смогу понять, почему ты так вела себя в ту ночь. Я даже не мог воспринимать всерьез весь этот бред. Ты вдруг начала обвинять меня в шашнях с Пандорой, вопила, что я женюсь на тебе, только чтобы иметь от тебя детей… Откуда ты все это взяла, сколько ты копила это в себе?
Вдруг Молли с ужасом вспомнила, что именно она выкрикивала за закрытой дверью спальни, в чем она, рыдая, обвиняла Вито. Ведь он и не подозревал, что она подслушала их с Пандорой разговор. Молли медленно отвела взгляд в сторону. Сказать ему или не сказать? Нужно ли ворошить все это, если он до сих пор не рассказал ей всей правды? Но он, скорее всего, никогда и не расскажет, а значит, лучше оставить все как есть… Пока не произнесены опасные слова, жить легче.
— Я никогда не был физически близок со своей кузиной. Разреши мне больше не повторять эти слова, — твердо произнес Вито. — И не заставляй меня больше оправдываться.
Потрясенная его прямотой, Молли выдержала пристальный взгляд темных глаз. Постепенно она успокаивалась.
— Хорошо.
— Если за моей спиной Пандора говорила тебе гадости, я не знал об этом. Ты ведь мне не жаловалась.
— Я боялась показаться смешной.
Вито распахнул окно.
— Здесь душно…
Молли нервно откашлялась.
— Меня не было дома в тот день, когда мой отчим натравил на тебя полицию… Я вообще несколько недель не появлялась дома, жила у Джен, своей лучшей подруги. Она меня приютила. — И Молли торопливо, захлебываясь от нетерпения, рассказала, как несдержанность Джен привела к появлению злосчастной статьи о Пандоре.
Вито пожал плечами.
— Теперь это уже не важно. Много воды утекло с тех пор. Но ты, может, утешишься немного, узнав, что именно поэтому, а не по другой причине мы расстались. Пандоре и так было плохо. Не следовало бить лежачего.
— А тебе не приходило в голову, что тогда мне было так же плохо, как и ей? — грустно спросила Молли.
— Если бы ты хоть чуть-чуть доверяла мне, если бы ты любила меня даже в тысячу раз меньше, чем клялась, ты подождала бы меня до утра, и я бы вернулся к тебе. — Вызывающий взгляд его темных глаз обжег лицо Молли.
— Если бы ты хоть раз сказал мне, что немного любишь меня, я доверилась бы тебе, и мы бы встретились утром, — почти беззвучно договорила Молли. Она заметила вспыхнувший на смуглых скулах Вито темный румянец и его погасшие глаза.
— Вито, ты требуешь от меня гораздо больше, чем готов дать мне.
— Может быть, до сих пор никто, не любил меня так, как ты… Иногда, возможно, это было чудесно, а иногда — мучительно… А ты не дала мне ни времени, ни возможности, чтобы я успел ответить на твою любовь, — угрюмо отозвался он и вышел из спальни в густую темноту тропической ночи.
Молли откинулась на взбитые подушки, чувствуя себя слабее новорожденного младенца. Теперь наконец она все знает. Почему же ей так тяжело? Почему четыре года спустя она должна корчиться от чувства вины и сострадания к женщине, которую все это время ненавидела?
«Если ты коснешься грязи даже кончиком пальца, ты все равно запятнаешь себя» — так говорил Дональд, и он был прав. Подробно рассказав Джено своих несчастьях, Молли ее руками нанесла Пандоре удар в спину.
«Мучительно», сказал он? Молли вздрогнула. От неуверенности в себе на людях она цеплялась за Вито и всячески подчеркивала свои особые отношения с ним. По той же причине она закатывала ему шумные сцены, чтобы вселить в него раскаяние и выудить новые признания и уверения. И чем сильнее становилось ее отчаяние, тем скорее и вернее отдалялся от нее Вито… в точности как сейчас!
Молли вскочила с постели, бросилась к окнам, настежь распахнула их в усыпанную звездами ночь. Она представила себе, как Вито бродит по пустому пляжу, думая о ней не больше, чем о плещущих волнах. Он сам приговорил себя к трехнедельной пытке.
— Чтоб тебя акула съела! — выкрикнула Молли, кипя от гнева. Она была почти уверена, что никто не услышит, и это придало ей смелости. Надо было как-то выпустить пар. — А если акула не доберется до тебя, это сделаю я, потому что сейчас тебе нечем оправдаться в том, что ты снова бросил меня одну в нашу брачную ночь!
Вито неслышно выскользнул из густой тени за прудом и застыл в круге падающего из спальни света. Рубашка была распахнута и открывала смуглую волосатую грудь, длинные стройные ноги в узких светлых джинсах уверенно попирали землю.
Молли застыла как зачарованная, а Вито дружелюбно улыбнулся и подошел ближе.
— Вот так-то лучше, Молли. Это мне гораздо больше нравится. Не люблю, когда ты дуешься, прячешь лицо, отворачиваешься. Ты так никогда раньше не поступала — наоборот, сразу выкладывала все, что у тебя на уме. Пожалуй, ты — единственная женщина, которая посылает меня куда подальше, если сердится, и кричит, если я не хочу ее слушать, — еще шире улыбнулся он. — Это и привлекает меня в тебе.
— Правда? — шепнула Молли, не в силах сдержать бешеный галоп сердца в ответ на его неотразимую улыбку. — А я-то думала, что ты от этого опять сбежишь в джунгли Индонезии.
Изогнутая бровь Вито удивленно приподнялась, темные глаза с нескрываемым восхищением взирали на обнаженное тело Молли.
— Надо же, все, что мне нужно, уже здесь… И никаких саронгов.
Только тут до Молли дошло, что она расхаживает перед Вито в чем мать родила. Она как ошпаренная ринулась назад, под одеяло.
Вито коротко рассмеялся и залез в постель следом за ней, спокойный, как хищник, возвращающийся в логово. Весь он, от горящих темно-золотых глаз до сладострастного изгиба чувственного рта, излучал завораживающее вожделение.
— Очень рад, что за десять минут ты успела соскучиться без меня. Это служит прекрасным поводом снова лечь с тобой в постель, — заявил он, прижимаясь к Молли сзади и одним будоражаще-страстным движением обнимая ее.