— Ты сошел с ума, — выдохнула Сэнди, пытаясь отстраниться от него.
— Возможно.
Он пожал плечами, но в ее глазах прочел невольное восхищение такой захватывающей повесткой дня. Сэнди дрожала в его объятиях, как пойманная птица.
— Как давно, Сэнди, мужская рука не касалась твоего тела? — хрипло спросил Уго. — Сколько времени ты не ощущала напора мужской страсти, лишающего тебя рассудка?
Ее губы дрожали, лицо побледнело, а глаза стали прозрачными, что можно было бы отнести на счет страха, если бы Уго не чувствовал соблазнительного запаха ответного возбуждения, наполнившего воздух. С первой их встречи ему знаком был этот запах, и с тех пор он возникал всякий раз, когда они оказывались рядом. Восемь лет ничего не изменили. Восемь лет ничуть не ослабили воздействия, которое он оказывал на Сэнди.
— Секс… — наклонившись ниже, прошептал Уго, — это витает в воздухе. Его можно почувствовать. Перестань притворяться.
— Если ты не прекратишь, я закричу!
В ответ он обхватил свободной рукой ее голову сзади и, блеском глаз обозначив свое намерение, склонился и завладел ее сухими, дрожащими губами, которые с готовностью раскрылись ему навстречу. Ее пальцы вцепились в его рубашку, грудь тяжело вздымалась. А когда ее бедра нетерпеливо подались к нему, именно Сэнди захватила инициативу в поцелуе и застонала от ласкающих прикосновений его языка.
Уго рассмеялся, низко и гортанно, празднуя триумф, и Сэнди в наказание впилась ногтями в его шею. Ему было все равно. Ему даже нравились эти царапающие острые коготки. Они говорили о том, что все получится так, как ему хотелось бы, — дико и непредсказуемо. Они наполняли его жизнью, энергией! С Натали у него был просто секс. А с этой женщиной… возрождение всего существа!
Автоматические двери лифта открылись… и, кажется, уже не первый раз. Не прерывая поцелуя, Уго подхватил ее на руки и понес к своим апартаментам. Открыть дверь ключом, не отрываясь от Сэнди, было подвигом, но он совершил его, вошел внутрь, толкнул ногой дверь и с удовлетворенным рычанием устремился по коридору к единственной комнате, которая имела значение сейчас.
Пиджак упал с ее плеч на пороге спальни, и, переступив через него, Уго понес Сэнди к огромной постели под покрывалом из синего шелка.
Когда он поставил ее на пол, Сэнди так дрожала, что едва держалась на ногах. Ее распахнутые глаза блестели и отливали золотом, припухшие красные губы тянулись к нему.
— А теперь скажи мне «нет», — нежно произнес Уго, но слова прозвучали как вызов.
Сэнди не ответила, только протянула руку в поисках опоры. И Уго, поймав ее, приложил к своей груди. Ее взгляд последовал за его жестом, и Сэнди убедилась, что действительно прикасается к обнаженной, покрытой волосами коже. Она опять сделала это — сама того не осознавая, расстегнула его рубашку, пока он нес ее по коридору!
— Да, — с мрачным удовлетворением подтвердил Уго и, расслабив узел галстука, сорвал его и швырнул на пол.
— О, Боже правый! — вырвалось у Сэнди.
А его пальцы уже расстегивали ее жакет, под который на этот раз она предусмотрительно надела блузку. В попытке защититься от него или от себя? Жакет соскользнул с ее плеч, блузку Уго стянул через голову. Когда Сэнди подняла на него ошеломленный взгляд, он снова приник к ней в неистовом поцелуе — на случай если она все-таки решит остановить происходящее.
Но Сэнди не способна была ничего остановить. Она целиком отдалась на волю этого восхитительного мужчины. Каждый вдох наполнял ее легкие его запахом, каждое движение встречало сопротивление его силы. Он целовал ее с варварской жадностью, его прикосновения сводили с ума. У нее не оставалось ни рассудка, ни воли, ни желаний — кроме желания быть здесь, с ним и терпеть эту невыносимо сладкую муку. Восьми лет, которые она провела без него, словно и не бывало.
— Это сумасшествие, — простонала Сэнди.
Уго не ответил. Его руки освобождали ее от лифчика. Черные кружева сползли с полных округлостей с возбужденными сосками. Он прикоснулся к ним. Сэнди застонала и прильнула к нему, затем прижалась сильнее, почувствовав восхитительную шершавость волос на его груди.
Последовавший жаркий поцелуй был самим соблазном, и, когда Уго расстегнул молнию на ее юбке, Сэнди нетерпеливо повела бедрами, помогая ей сползти. Прижавшись к нему, она ощутила вею силу его возбуждения. Дыхание Уго было частым и прерывистым, тело содрогалось от нестерпимого желания. Когда он скользнул руками под последний клочок кружев, разделяющий их, Сэнди окончательно потеряла контроль над собой.
Она обхватила ладонями лицо Уго и покрыла его поцелуями. Ее лихорадочные и в то же время бесконечно нежные прикосновения исторгли сдавленные хриплые звуки из его груди. Он принадлежит ей. Этот мужчина, этот прекрасный смуглый гигант принадлежит ей. Она верила в это восемь лет назад, верила и сейчас. И пусть слабый внутренний голос твердил ей, что она легковерная дура, сейчас ее это не заботило.
Уго обхватил ладонями ее бедра и, приподняв, на мгновение прижал к себе. Сэнди обвила руками его шею, и он осторожно опустил ее на кровать. На этот раз не на мягкое стеганое одеяло, а на твердый ровный матрас под скользящей, потрясающего цвета тканью.
Теплая кожа соприкоснулась с прохладным шелком, ноги и руки чувственно вытянулись. Уго на мгновение помедлил, любуясь завораживающим сочетанием: тело цвета слоновой кости на темно-синем, разметавшиеся вокруг головы золотые волосы. В следующий момент он уже судорожно избавлялся от остатков одежды. Сэнди зачарованно смотрела, как напряглись мышцы его живота, когда он расстегивал молнию на брюках. Через несколько секунд он был уже обнажен, и у Сэнди внутри все сжалось от смеси страха и нестерпимого возбуждения. Она с тревогой смотрела на него, до тех пор, пока не вспомнила, каково это — целиком слиться с этим мужчиной.
Затем Уго лег справа от нее и привлек Сэнди к себе. Его губы завладели ее ртом, а руки начали колдовать над грудью, животом, бедрами. На ней все еще были шелковые чулки, и он нетерпеливо стянул их. Трусики последовали за ними. Сэнди извивалась под каждым его умелым прикосновением. Она совсем пропала, потонула в темных глубинах его глаз. Она любила его, хотела его.
— Остановимся?
Остановимся?.. — непонимающе повторила про себя Сэнди и впервые попыталась сосредоточиться. Скулы отчетливее выступили на страстно напряженном лице Уго, припухшие губы слегка кривились от безумного желания. Прекрасное бронзовое тело лежало поперек нее, пальцы нежно поглаживали ее пупок.
— Продолжение будет означать, что ты согласна с моими намерениями.
Намерениями? Ей приходилось напряженно вдумываться в каждое его слово.
— Ты хочешь остановиться? — спросила Сэнди, бросив на него затуманенный взгляд из-под длинных ресниц.
Уго коснулся языком ее нижней губы.
— Нет.
— Тогда зачем спрашивать?
Он странно улыбнулся.
— Значит, так тому и быть, — сказал Уго и обвел языком контур ее прекрасного, полного, подрагивающего от желания рта.
Сэнди отреагировала с такой импульсивностью, что он пришел в неистовство — и все закрутилось в горячем, бурлящем водовороте. Уго сомкнул губы на ее груди, покусывая зубами сосок. Она ловила воздух ртом, а он дразнил и мучил ее губами, руками. Затем, скользнув длинными пальцами вдоль всего ее тела, прикоснулся к облачку золотистых волос внизу живота.
С жадностью она принимала его ласки, и ей хотелось все новых и новых. Ее пальцы впивались в упругие, твердые мускулы Уго. Удовольствие накладывалось на удовольствие, и сила их многократного возрастала оттого, что Сэнди слышала его с хрипом вырывающееся из легких дыхание, ощущала безумное биение сердца, трепет тела, содрогающегося от страсти, равной ее собственной.
Я не должна этого делать. Смутное воспоминание о здравом смысле едва все не испортило. Сэнди издала несчастный всхлип. А затем он проник умелыми пальцами в средоточие ее женственности, и Сэнди окончательно забыла обо всем на свете — о здравом смысле, о какой-либо сдержанности. Она взлетела — или вот-вот готова была взлететь — в бесконечную высь. Задыхаясь, она шептала его имя и молила не останавливаться.
Щекой она чувствовала лихорадочный жар его дыхания. Сильные волосатые ноги раздвинули ее, слабые и гладкие, рука Уго скользнула под ее бедра, притягивая их к себе, и Сэнди ощутила первое осторожное прикосновение его возбужденной плоти. В следующий момент он резким движением проник в нее, одновременно заглушив поцелуем крик.
Это было полнейшее, самозабвенное слияние. С каждым движением Уго проникал в нее все глубже, до предела обостряя все ощущения, вызывая ответную восторженную реакцию, бесконечно усиливая сладкую муку и ведя ее к блаженному разрешению. Их тела — его большое и смуглое, ее изящное и бледное — сплетались и расплетались на синем шелке до тех пор, пока весь мир не сосредоточился для них во взаимном экстазе…
Уго лежал рядом, его грудь все еще тяжело вздымалась. Смуглая рука прикрывала глаза. Сэнди не двигалась — просто не могла. Спальню наполнял серенький дневной свет, и остывающее после ласк тело начал охватывать холод. Блаженная расслабленность проходила, уступая место суровой реальности — неумолимо надвигающемуся чувству ужаса. Что она натворила… что они натворили?!
Сэнди вдруг захотелось умереть — здесь и сейчас. Просто закрыть глаза и умереть, чтобы не знать, что за этим последует. Отрезвление. Холодная, неприглядная правда. Она предполагала, что Уго захочет отомстить ей в той или иной форме, но не ожидала, что в такой.
— Я ненавижу тебя, — слетело с ее внезапно задрожавших губ. Затаив дыхание, Уго убрал руку с лица. — Ты сделал это специально. Ты хотел выбить меня из колеи. — Глотая слезы, она выбралась из постели.
— На случай, если ты не заметила, я тоже был не в своей колее, — спокойно возразил он.
— Это совсем другое. — Сэнди принялась собирать одежду. Каждое движение сопровождалось дрожью отвращения к себе. — Ты мужчина. Тебе позволено вести себя так.
— Как?
— Как животному! — выдавила она, безуспешно шаря по полу в поисках трусиков. Ее щеки горели, но тело почти онемело от холода. — Ты смотришь на меня и видишь дешевую, доступную женщину, — с горечью произнесла Сэнди. — Так было и в прошлый раз. Ты меня хотел, и получил, а потом стал презирать меня за то, что я тебе это позволила.
— Я стал презирать тебя за то, что ты, не остыв от моих объятий, кинулась в объятия Рика.
Сэнди замерла.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой! — выпалила она наконец.
— Почему? — Одним сильным движением Уго вскочил с постели. Он стоял над ней во всей своей мужественной наготе, и Сэнди едва не захлестнуло новой волной неистового желания.
— Потому что у тебя была возможность выслушать меня восемь лет назад, а ты счел это недостойным своих усилий. — Прижав к груди одежду, Сэнди лихорадочно оглядывалась по сторонам. — Ад замерзнет прежде, чем я решусь снова в чем-то довериться тебе!.. Где ванная?
— Подожди-ка…
Она оттолкнула его протянутую руку.
— Не прикасайся ко мне больше… никогда! — Из ее глаз вот-вот готовы были хлынуть слезы, и Сэнди хотела где-нибудь укрыться прежде, чем это случится. — Я обожала тебя, — с болью прошептала она. — А т-ты просто посчитал это особым шиком — лишить невинности безумно влюбленную в тебя девушку.
— Особым шиком? — переспросил Уго дрогнувшим голосом.
Сэнди совершила ошибку, посмотрев на него.
Он смеялся над ней! Это было последней степенью унижения. Она отвернулась и побежала к двери, которая вывела ее в длинный широкий коридор со светлым деревянным полом и голубыми стенами. Куда теперь? В какую дверь? — лихорадочно соображала она. В любую, решила Сэнди, открыв ближайшую.
Это оказалась ванная, выдержанная в тех же синих тонах, что и спальня. Непослушными пальцами она натянула юбку и застегнула молнию. Сэнди заметила, что в кучке одежды нет ни лифчика, ни трусиков, ни чулок. Черную растягивающуюся блузку она надела на голое тело, болезненно поморщившись при соприкосновении ткани с грудью. Наглухо застегнула жакет. Затем, повернувшись, чтобы выйти, заметила свое отражение в зеркале, и от того, что увидела, у нее совсем опустились руки. Потемневшие глаза, опухшие красные губы, растрепанные волосы. Она казалась безумной и развратной. Дешевой и легкодоступной. Один поцелуй — и ты отдалась ему, обвинила Сэнди это ненавистное лицо.
Теперь, вернувшись домой, ей придется смотреть в глаза сыну, зная о том, что она вытворяла с его отцом. Сэнди стало дурно. Она быстро огляделась вокруг в поисках сумочки. Потом решила, что это не так уж и важно, она сможет дойти до дому пешком — как угодно, лишь бы поскорее убраться отсюда!
Потянув на себя дверь, Сэнди обнаружила, что на пороге ее дожидается Уго. Он надел темно-синий халат, который едва прикрывал его. Ее тело мгновенно вспомнило все его ласки.
— Прочь с дороги, — сквозь зубы процедила она.
— Ты никуда не идешь. — Уго оперся плечом о косяк. В его прищуренном взгляде читалось предостережение. — Мы договорились об условиях.
— Условиях? — Сэнди захлопала глазами. Откуда-то из туманных глубин сознания всплыли слова: «Согласна с моими намерениями» и еще: «Значит, так тому и быть». А потом он коснулся языком ее губ, и…
— Боже правый, — выдохнула она.
— Вспомнила? — насмешливо спросил Уго. — Что ж, тем лучше.
— Я хочу домой. — Сэнди почувствовала, как похолодела и словно натянулась ее кожа.
— Позже, — согласился он и вытащил руку из-за спины. — Не хочешь надеть это?
Он протягивал ей чулки, лифчик и трусики — невесомые предметы из шелка и кружев. В длинных мужских пальцах они выглядели совершенно непристойно.
Но Уго и этого было мало.
— Я не имею ничего против, если ты пойдешь со мной за кольцом без этого. — В его бархатном голосе не было ни капли жалости. — Наоборот, это так волнующе — знать, что под твоим костюмом ничего нет. Но вот чулки… в такую холодную погоду они, возможно, пригодились бы?
— Кольцо? — переспросила Сэнди. — Так ты говорил о кольце всерьез?
— Я серьезен во всем, — подтвердил он. — В обладании твоим телом, в своих словах о кольце… и во всем, что касается моего сына. Мы предстанем перед ним как единое целое, он будет рядом с нами во время свадьбы, и мы станем семьей.
Семьей через восемь лет… Какой-никакой, но семьей, с горечью подумала Сэнди, когда до нее дошел весь жалкий смысл сложившейся ситуации. У нее подкосились ноги, и ей пришлось ухватиться за ручку двери. Стараясь не расплакаться, она зажмурилась и прикрыла рот свободной рукой.
Это видимое признание поражения вызвало у него странную реакцию. Глядя на Сэнди, Уго чувствовал, как у него разрывается сердце. Это мгновенно смело усмешку с его лица, он отбросил прочь шелковые лоскутки.
— Я вовсе не считаю тебя дешевой и доступной, — мрачно произнес Уго. — Если я кого и виню во всем, то только себя, — признался он. — Но нам нужно оставить прошлое позади и подумать о настоящем. А настоящее требует, чтобы мы объединились ради нашего сына.
— Ты даже незнаком с ним, а уже планируешь его жизнь.
— Но я понимаю его, — заявил Уго. — Я знаю, каково это — иметь только одного из родителей. Знаю, что происходит в твоей голове, если второго из них, как тебе кажется, не волнует, жив ты или умер. — Это была констатация факта. — У Джимми кровоточит душа. Она не будет больше кровоточить.
— Эдвард любил Джимми.
Если Сэнди хотела обидеть его этим заявлением, то добилась своего. Уго слегка отшатнулся и замер.
— Мой сводный брат Лео тоже любит меня. Но он не смог ни заменить мне мать, которой я не знал, ни заполнить ее пустующее место в моем сердце.
С этими словами Уго повернулся и направился в спальню. Ему совсем не понравилась откровенность, с какой он говорил с Сэнди. Еще меньше ему нравилось то, что она последовала за ним теперь, когда ему хотелось побыть одному.
— А кто она была?
Вопрос вызвал у него горький привкус во рту.
— Брюнетка, красавица… — с сарказмом протянул Уго, — озабоченная только тем, чтобы с помощью известных всем женщинам трюков заполучить представителя благородной венецианской фамилии, к тому же не обедневшей, а вполне благоденствующей. — Обернувшись, он посмотрел на Сэнди и увидел еще одну красавицу — правда, блондинку.
Хорошо, думал Уго, подходя к гардеробам, занимающим целую стену, пусть Сэнди не шантажировала меня ребенком, которого мы вместе произвели на свет, и до сих пор не делает этого. Напротив, я сам в данном случае использовал шантаж. Но она тоже не упустит возможности воспользоваться чужими деньгами, рискуя благом своего сына… Как жаль, что я обнаружил ее двуличие! Как жаль, что я не женился на ней, несмотря ни на что, просто чтобы наказать ее на всю оставшуюся жизнь! В этом случае я хотя бы знал о моем сыне, наблюдал, как он растет в ее утробе, присутствовал при его рождении и любил так, что он никогда не узнал бы тех тяжелые моментов, которые переживают все отвергнутые дети.
— Когда она обнаружила, что отец уже женат, а его жена беременна, ей было не очень-то приятно.
— Я не могу винить ее, — ответила Сэнди. — Скорее твой отец заслуживает осуждения. Он, очевидно, только играл с нею.
— Верно. — Жесткая улыбка тронула губы Уго, вынимающего из шкафа чистую рубашку. — Он был молод, самонадеян и непростительно эгоистичен. Но когда моя мать решила порвать с ним и сделать аборт, он проявил себя с совершенно иной стороны, уговорив ее не делать этого… Или, наверное, я должен сказать, что за него это сделали деньги? — цинично предположил он, раскладывая рубашку на кровати. — Впрочем, это не имеет значения. Мать умерла, дав мне жизнь.
— Мне жаль, — пробормотала Сэнди.
— Не жалей. — За чистой рубашкой последовал новый, еще с ярлычком, темный костюм. — Они заранее договорились, что она передаст меня отцу, как только будут улажены все юридические формальности.
— И ты считаешь, что это лишает ее права на чью-либо жалость? Это жестоко и мелочно, Уго, — медленно произнесла Сэнди. Он замер над стопкой нижнего белья. — Со временем у нее вполне могло измениться отношение к тебе. Это случается сплошь и рядом. Как ты можешь осуждать человека, лишенного возможности высказать свое мнение?
Уго повернулся к ней.
— А мне была предоставлена такая возможность в отношении моего ребенка?
Сэнди заморгала и виновато отвела взгляд. По непонятной причине это просто взбесило его. Он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и, схватив ее за подбородок, заставил смотреть на себя.
— Да, — прошипел Уго в ответ на то, что увидел в ее глазах. — Мы прошли полный круг, моя непреклонная Сэнди. И достигли точки, с которой начали. Ты лишила меня этой возможности, как я отказываю в ней моей матери. Это ставит нас в равное положение, не так ли?
— Я даю тебе такую возможность сейчас. — Сэнди вцепилась в его запястье в попытке убрать сжимающую подбородок руку. — Но это не означает, что необходимо вмешивать сюда кольцо!
— Означает, — возразил он. — Потому что мой сын не будет бастардом. Мой сын будет окружен любовью со всех сторон! Мой сын не будет подвержен риску того, что ты можешь выйти за другого, который станет относиться к нему как к второсортному члену семьи!
Прекрасные глаза Сэнди потемнели от сострадания.
— С тобой так поступали?
Уго отпустил ее подбородок.
— Это не имеет значения. — Он отвернулся, проклиная свой длинный язык.
— Уго… — Она с сочувствием коснулась его руки.
Сочувствие! Огромный ком старых обид всплыл на поверхность, и в глазах Уго потемнело. Он повернулся к ней, зная, что совершает непростительную ошибку, — зная это, но не в силах остановиться.
— Уходи, — выдохнул он. — Уходи отсюда, Сэнди, пока еще можешь.
Вместо этого она шагнула ближе и по-матерински обвила его руками — как обняла бы его сына!
— Мне жаль, — сказала Сэнди. — Мне жаль, я не знала…
Уго схватил ее за руки в попытке освободиться — ему просто необходимо было установить безопасную дистанцию между ними, иначе он не знал, что сделал бы! Но Сэнди не отпускала его. Она подняла глаза, в которых светилось понимание, когда ему совсем не хотелось, чтобы его понимали!
— Я опасен, — проскрежетал Уго.
Она повела себя удивительно бесстрашно… и глупо — поцеловала его! Хотя любой, имеющий глаза, понял бы, как он близок к тому, чтобы разрядить эмоции единственным доступным для него сейчас способом.
Уго с жаром завладел ее ртом. Он поднял ее и прижал спиной к стене. Юбка Сэнди задралась, когда он развел ее ноги и обвил ими себя. Он вошел в нее безо всякой подготовки.
Яркие, похожие на молнии ощущения взметнулись в ее душе. Она льнула к его груди, впивалась в губы с такой страстью, что едва заметила, как он, содрогнувшись, извергся в нее со стонами пропащей души. Когда все было кончено, ее ослабевшие ноги опустились на твердый деревянный пол. Потрясенная и ошеломленная, все еще ощущая пульсацию собственного ослепительного разрешения, Сэнди невидящим взглядом уставилась на его грудь с влажными завитками темных волос в распахнутом вороте халата.
И вдруг ее снова охватил ужас. Как она могла опять пойти на поводу у столь примитивных желаний! Сэнди подавила рыдание и словно издали услышала поток итальянских слов, затем хриплые слова оправдания на английском, слова сожаления… Уго подхватил ее на руки и вынес в холл.
Она почувствовала себя в относительной безопасности только в безукоризненно опрятной гостиной. Уго усадил ее в низкое кожаное кресло, затем пробормотал что-то и ушел. У входной двери зазвенел звонок. Уго, должно быть, открыл ее, потому что Сэнди услышала голоса. Потом снова наступила тишина, и минуту спустя Уго, войдя, присел перед ней на корточки и поднес к ее трясущимся губам бокал. Это был бренди, обжегший ей горло. Уго тоже сделал глоток.
— Не знаю, что тебе сказать, — с трудом выдавил он.
Сэнди заставила себя посмотреть ему в лицо. Оно было виноватое и белое, как кресло, в котором она сидела, и еще на нем читалось глубокое отвращение к себе.
— Я выйду за тебя замуж, — прошептала она.
— Почему? — В его голосе звучало изумление.
Слезы навернулись ей на глаза. Господи, да это же… очевидно! Он вызывает у нее тысячу взаимоисключающих чувств — гнев, боль, обиду, смущение… желание! Он то холоден, то горяч, то безжалостно жесток, и в то же время так беззащитен, что у нее разрывается сердце. И все это называется одним словом — единственным, которое имеет значение. Она все еще любит его, после всех этих лет, после боли, которую он ей причинил. Любит независимо ни от чего. И это причиняет ей еще большую боль, потому что она не может сказать ему этого, и никогда не скажет.
— Ты нужен Джимми, — произнесла Сэнди.
Ты нужен Джимми. И снова они вернулись к тому, с чего начали.
Уго встал. Это было отступление по всем фронтам.
— Да, — сказал он. — Конечно. Я пойду оденусь. Ты можешь воспользоваться ванной, чтобы… привести себя в порядок.