Потапчук не окончил своей фразы: он увидел старшину и Ивана выходящих из леса и на секунду замялся; в его взгляде промелькнули еле уловимые жёсткие искорки и он, переведя взгляд на лейтенанта, неожиданно поинтересовался:
- Никого там не потеряли? После никого никуда не отсылали?
- Никак нет: все целы и все здесь.
- Это прекрасно, это прекрасно ... - Подытожил артиллерист о чём-то задумавшись.
Ваня, выходя из леса первым, неотрывно смотрел на Майора, поэтому он заметил мимолётную метаморфозу в его взгляде, и это оставило в его душе неприятный осадок: -'У-у типичная штабная крыса. Считает себя намного выше солдат, которых не задумываясь пошлёт на верную и порою бессмысленную погибель‟. - но делиться своим неприятным умозаключением Иван ни с кем не стал.
- ... Видел я ваш бой. - Снова оживился Потапчук. - С радостью понаблюдал за ним из лесу. Наблюдал и радовался - скольких вы фашистов накрошили в капусту. Ой многих...
У Ивана как колокольчик в голове звякнул: - 'Как он мог узнать сколько погибло немцев, если из леса этого оценить невозможно. Этому как минимум мешают кузовные тэны‟.
- О-у! Да вы никак успешно освоили оружие противника. - Восхищённо воскликнул долговязый боец пришедший с майором: на его чёрных петлицах была видна красная полоса с тремя треугольниками идущими после танковой эмблемы. - Я признаться уже тоже успел его изучить.
- Ну, тогда браток, помоги нам его почистить. - Обрадовался Марк. - Мы ещё не так сильно освоились и никак не отважимся на его разборку.
От слов Розенблюма, у старшего сержанта слегка подёрнулся на щеке нервный 'живчик‟: что снова не скрылось от Иванова взгляда. А сержант, как ни в чём не бывало присел у пулемёта и, параллельно давая пояснения, приступил к его чистке. Неизвестно сколько это заняло времени: Непомнящий не засекал, он всё время исподволь наблюдал за пришлыми - и они его всё сильнее беспокоили.
- ... Вот смотри. - Объяснял майор лейтенанту, что-то показывая ему на трофейной карте. - Немцы идут так: здесь, здесь и вот здесь. Их задача охватив наши войска создать несколько котлов и уже в них нас уничтожать - каждого по отдельности. А вот здесь находится наш новый засекреченный аэродром, номер объекта сообщать не буду, только скажу что он расположен в Стригово - это Кобринский район. Знать так, на нём находятся наши новейшие самолёты и представители КБ их создавшие. Так уж получилось, что они учили технарей и лётный состав обращению с новой техникой да запозднились с убытием. Так вот, в нужный момент - когда на нашу страну напали немцы, на аэродроме совсем не было бензина, а позавчера топливо каким-то странным образом отправили не к нам, а под Лунинец. И пока его возвернут на аэродром, заправят самолёты, и вывезут на них особо ценных спецов и секретную тех. документацию, необходимо удерживать оборону на дальних подступах. А людей как ты понимаешь, у нас до безобразия мало - мы в окружении и каждый штык на счету.
- Ясно.
- Я как раз собираю в здешних местах разрозненные группы и ...
Здесь уже чувство нависшей над небольшим отрядом опасности взвыло лютым зверем. С чего это майор разглашает военную тайну перед первым встречным? Иван - он же в ещё не наступившем прошлом Алексей, прекрасно помнил, что когда он учился в школе, его старый, вечно сутулящийся учитель истории Сергей Юрьевич Мясоедов, рассказывал на внеклассном занятии что в сорок первом году, немцы разведали расположение всех аэродромов и уничтожили их одними из первых. Пусть здесь другой - параллельный мир: но основные события не выходят за определённые исторические рамки и почему Гитлеровская клика должна здесь пренебречь немецким педантизмом в деле подготовки к войне. Еле сдерживаясь чтобы не сорваться на бег, он неспешно подошёл к Дзюбе и, стараясь не смотреть по сторонам - особенно на пришлых, поделился с ним своими опасениями: конечно утаив про свои знания о будущем. Тот выслушал его; ненадолго задумался - как будто чего-то вспоминая и проговорил:
- Похоже здесь ты Ванюша прав. И каковы твои предложения.
- Вы с Хватовым незаметно уходите в лес и занимаете позиции в том подлеске - держите этих гадов на прицеле. А я, как лейтенант освободится от этого майора, подхожу к нему и докладываю о своих наблюдениях. Далее - когда мы будем их задерживать, вы нас страхуете.
Сказано - сделано. Первым в лесной поросли растворился Игнат: когда туда ушёл Григорий, Иван даже не успел заметить - хотя старался отследить и этот момент. Ну это и к лучшему, ничего не заметили и чужаки - несмотря на то, что они постоянно осматривались, как говорится: - 'Старались держать руку на пульсе событий‟. Проще говоря - стараясь всё делать незаметно, контролировали окружающую их обстановку.
Они немного напряглись, когда Непомнящий подошёл к Щеглову и заговорил с ним. Долговязый старший сержант, вроде бы беспечно засунул руки в карманы своих широких галифе и с показной небрежностью побрёл к выбранной им точке. Другой крепыш с бычьей шеей борца - небрежно поправил свой ППД: в результате чего его стало удобнее скинуть с плеча и начать вести огонь. Заметив боковым зрением эти приготовления, и как будто случайные перемещения троицы в зоны у которых наиболее удобные сектора для ведения огня по поляне: молодой солдат молил бога, дабы ни у старшины, ни у Хватова не сдали нервы, и они не начали стрелять раньше условленного времени.
- Товарищ лейтенант, тут относительно гостей, меня одолевают некоторые неприятные сомнения. - Заговорил Ваня непринуждённо глядя себе под ноги, и одновременно стараясь держать в поле бокового зрения как минимум двоих чужаков.
- Знать не одного меня гложет это мерзкое ощущение. - Ответил Щеглов, исподволь покосившись на майора недобрым взглядом. - Обосновать свои догадки сможешь?
- Первое. Мы из-за блужданий по сырому лесу чумазые как трубочисты и от нас разит лесной прелью и немытым телом. А они относительно чистые и без этого запашка: да и форма на них ещё не совсем обмята. - Подумав немного, Ваня пояснил. - Я после контузии, тоже в новое обмундирование был облачён: однако, оно уже таковым не выглядит. Второе. Когда 'танкист‟ показывал нашим пулемётчикам как обращаться с трофейными пулемётами: движения у него были отточенными - такое приходит только с опытом. Уже после перечисленного стоит задуматься. Третье. Как я случайно услышал: Майор Потапчук смело ходит с двумя бойцами по лесу и собирает окруженцев для обороны некого аэродрома - указывая куда им нужно двигаться. Уж больно это похоже на заманивание в заранее приготовленную засаду.
- С чего такой вывод?
- Можно вопрос? - Оживился Непомнящий. - Кого в армии больше сержантов или майоров?
- Сержантов.
- А вы будете рисковать майорами когда вам предстоит трудная оборона? - Зло сощурившись поинтересовался Непомнящий: и тут же сам и ответил. - Я нет. А вот если кого-то надо заманить в ловушку: то высокий чин подсадной утки - в самый раз. Так что, предлагаю для окончательной ясности проверить у Потапчука документы. А Григорий Иванович с Игнатом, будут нас страховать.
- И что нам это даст. - Лейтенант уже всё понял: но, ему хотелось выслушать что скажет этот странный солдат, с его не менее загадочной амнезией.
Иван в запале не уловил ироничную нотку: прозвучавшую в голосе его командира и он свою очередь, постарался как можно естественнее навести Щеглова на нужные выводы.
- Ну, я думаю что там стоит посмотреть не переклеена ли фотокарточка; в порядке ли буквы на печатях: не пляшут ли они. Если документ фальшивый, то немцы могут для его изготовления использовать другие - не свойственные для наших материалы.
- Я тебя понял.
После этих слов Щеглов извлёк свою 'корочку‟ и внимательно изучил её, поочерёдно открывая каждую его страницу, и придирчивым взглядом осматривая каждую 'загогулину‟. Затем, спрятав её в нагрудный карман, подмигнул Ивану и бодрым голосом сказал:
- Ну что Непомнящий, или там тебя по настоящему, пойдем, проверим нашего 'высокопоставленного‟ знакомца.
На требование лейтенанта о предъявлении документов, майор отреагировал весьма спокойно и, соглашаясь с оправданностью таких мер предосторожности, добродушно пробубнил, небрежно протягивая своё удостоверение:
- Ну да, конечно, конечно, понимаю: времена такие...
Иван не заметил каким образом это произошло, однако оба спутника Потапчука - в подпружиненной готовности выросли по бокам: но не своего командира, а тех кто проверял у него документы. Отчего у солдата, от недобрых предчувствий нехорошо засосало под ложечкой. А у его командира увлёкшегося изучением предъявленного документа, вскоре во взгляде вспыхнула радостная искорка - он обнаружил то, чего искал.
- Да это липа, а не нас....
Договорить лейтенант не успел, стоящий рядом с ним лжесержант, с невероятной быстротой выхватил из кармана наган и выстрелил в упор. А Щеглов, осёкшись на полуслове, беспомощной куклой рухнул на землю. С незначительным запозданием слитным дуплетом прогремели два ружейных выстрела и оба головореза Потапчука упали где стояли: вооружённый ППД диверсант - к счастью Ивана не успел совершить не единого выстрела и, свалившись на траву несколько секунд хрипел и в предсмертной горячке сучил ногами, хватая как рыба ртом воздух. Этого Иван не видел, - не до того было. Только благодаря приобретённым многолетними тренировками рефлексам, как на учебном спарринге, он отреагировал на удар ноги фальшивого майора в область паха: и отведя 'крюком‟ удар в сторону; Ваня блокируясь левой рукой ринулся вперёд, и сделав хват, бросил противника лицом на землю. Далее, шёл добивающий удар ногой в рёбра лежащего и захват его ноги на удержание, с фиксацией её своим весом.
Рядом - под самым ухом раздался истошный крик пулемётчика Марка:
- Су...а! - Су...а! - Падаль! Ты командира... - В ритм этих выкриков он наносил удары прикладом трофейного MG, по голове того, кто не так давно представлялся майором.
Оттащить Марка от диверсанта удалось не сразу: только после того, как измочаленная голова последнего, окончательно потеряла изначальную форму. Резко обмякший Розенблюм ещё с минуту сидел сотрясаясь всем телом в мелкой дрожи, а затем, свалившись на землю, схватился за голову и стал кататься по траве неистово воя: напоминая своим истошным рёвом раненного быка. У непомнящего вид забитого врага вызвал чувство мерзкой тошноты.
Да, некоторым людям нелегко даётся навык в убийстве себе подобных, и также, им трудно привыкнуть к тому, что тот, кто сейчас стоит рядом с тобой: абсолютно здоровый - как говорится жить, да жить, в следующую секунду может упасть замертво и больше нечто на этом свете не вернёт его обратно.
Дзюба и Сотник пытались привести в чувство ефрейтора Розенблюм, а остальные потерянно столпились вокруг и потерянно наблюдали как старшина, старался насильно влить Марку - которого удерживал Леонид, остатки спирта разбавленного водой. И только Иван, занялся неблагодарным, но столь необходимым делом: он извлёк из нагрудного кармана лейтенанта его удостоверение; без особого труда высвободил из его руки майорову фальшивку - решив осмотреть её позднее. Затем принялся за осмотр сидоров чужаков. Когда непомнящий закончил раскладывать содержимое вещмешков по траве, послышался возмущённый, немного дрожащий голос Якова:
- Мародёр! Таким как ты нужно тёмную устраивать, или лучше расстреливать, чтобы неповадно было по чужим вещам лазать! Встать сволочь когда я с тобой разговариваю! ...
На что Иван, приподняв бровь посмотрел на худощавого, светловолосого парня как волк на ягнёнка. И с нескрываемой, холодно - спокойной угрозой в голосе, процедил сквозь зубы:
-Замолчи. Тоже мне праведник нашёлся.
- Да я, тебя! - Возмущённый солдат замахнулся на Ивана.
- Только рискни, только рыпнись.
Не ожидавший такого ответа Кузнецов умолк, громко сглотнул: так что его огромный кадык заходил ходором. Осмотрелся вокруг, но не встретил в глазах своих товарищей поддержки. После чего вспомнил как необъяснимым образом, диверсант желая ударить Непомнящего ногой, сделал непонятный кульбит, и в завершение, сверху него оказался этот грозный красноармеец. После быстрого осмысления произошедшего, желание связываться с этим парнем: смотрящим исподлобья хищным взглядом испарилось само собой. А над поляной повисла гнетущая тишина.
- Товарищ старшина, - также сухо проговорил Непомнящий, выждав пару секунд, - посмотрите сюда. Как вам такая картина маслом?
Сказано так было ради проформы, - так как Григорий Иванович уже стоял рядом и с интересом смотрел на упорядоченно разложенные по траве вещи. Здесь были несколько упаковок пистолетных патронов, десяток гранат, три круглых алюминиевых жетона с непонятным знаком на каждом. Немного обособленно лежали продуктовые сух пайки, три фляги, бинты нитки с иголками, запасные портянки и четыре финских ножа...
- Да-а-а. - Задумчиво и протяжно проговорил Дзюба. - Всё наше, ни единой немецкой вещи, по которой их можно привязать к вражеской армии, кроме этих уже известных нам кругляшек.
- Ну, поди догадайся, если только по этим странным бляшкам: да и то, о них можно сказать что их нашли и взяли с собой из чистого любопытства.
- А если наш скарб перешерстить - сплошные трофеи.
- Будет ещё одна причина забить тревогу, если приблудится ещё кто-то с таким содержимым сидора. - Задумчиво проговорил Иван, подымаясь с колен.
Все присутствующие на поляне красноармейцы, стоя на некотором удалении, внимательно смотрели на разложенные вещи и прислушивались к беседе старшины с неожиданно посуровевшим Непомнящим. Замолчал даже Марк, который одиноко сидел за спинами своих товарищей, потерянно смотрел на траву у своих ног и вытирал рукавом текущие ручьём слёзы. Может быть кто-то его за это осудит, однако не стоит зарекаться - слёзы бывает душат и тех, кто считает что он давно разучился плакать.
А старшина, повинуясь своей выработанной жизнью привычке: - 'В хозяйстве всё пригодится а запас...‟. Сходил за своим вещмешком, поочерёдно поднял фляги; неспешно открывая крышки нюхал их содержимое и, плотно закрыв, прятал в недра заплечного мешка. Прихватив напоследок бинты и запасные портянки, он посмотрел на Якова.
- Кузнецов, берёшь харч и отвечаешь за его сохранность головой. Патроны и ППД берёт на хранение Полторабатько. Гранаты и прочие имущество разберём меж собой.
- И делаем это как можно быстрее. - До неузнаваемости изменившимся голосом заговорил Иван, вешая через плечо планшет, ранее принадлежащий лейтенанту: впрочем против этого никто не возмутился. - Неизвестно какие гости припрутся на выстрелы. Гончаров и Семченко, несёте лейтенанта, как отойдём на некоторое расстояние отсюда - похороним. С километр идём на северо-запад, прём как испуганные лоси - следим так чтобы даже слепой нашёл как мы отсюда драпали. Затем немного вернёмся и уже нежно, не оставляя ненужных отметин, направляемся на восток. Всем всё ясно?
И снова никто не возражал.
Глава 8
Пауль Кальбель двадцати трёх летний, белокурый баварец с идеальным черепом и чертами лица, лежал вместе со своими людьми в засаде, и ругал на чём стоит свет Русских дикарей. Те никак не желали воевать по правилам - цивилизованно, этих азиатов: не желающих капитулировать даже в самой безнадёжной ситуации и совершающих бессмысленные самоубийственные атаки на доблестных солдат вермахта. Нет. Среди них было немало сдавшихся на милость победителя: встречались даже те, кто капитулировал не сделав не единого выстрела - этих недолюдей оберлейтенант попросту презирал; а упрямых, безумных фанатиков Сталина, ненавидел всеми фибрами своей истинно арийской души. Заодно офицер ругал последними словами местных назойливых комаров, которые мерзко пища, вились вокруг него и тщетно норовили прелесть под противомоскитную сетку закрывающую его лицо.
Он снова вспоминал дорогу, по которой его охранная рота, откомандированная от двести восемьдесят шестой охранной дивизии, ехала к местечку со странным, тяжело произносимым названием Барановичи. Дорога казалась скучной и нескончаемой, единственным развлечением было наблюдать как длинными колоннами конвоировали грязных, оборванных, наспех перебинтованных военнопленных. Весельчак, балагур и вечно голодный унтерфельтфебель Гальдер, от нечего делать кинул по одной такой колоне обглоданную им кость, которую он до этого жадно смаковал - даже после погрузки в машину. Это были остатки порося которого они реквизировали у хозяев чисто выбеленной хаты, где они сегодня останавливались на ночёвку. Солдатам было смешно, когда после броска - кость ударила русского солдата по голове и эти псы сцепились друг с другом за обладание этим объедком⁷: а доблестные конвоиры - для наведения порядка стали от души охаживать этот скот прикладами. Однако избиваемые пленные Иваны исчезли в облаках дорожной пыли, и словесные остроты, отпускаемые по этому поводу очень быстро надоели, да быстро сошли на нет.
Также вспомнилось и то, как через два часа после этого инцидента, были обстреляны обе машины идущие впереди. К великому прискорбью, от пулемётного огня аборигенов в них погибло, и было ранено немало воинов вермахта, а бандиты, подло, исподтишка напавшие на колонну, бесследно растворились в лесном массиве. Одно слово - дикари и повадки у них звериные.
Леденящий душу страх появился немного позже: когда утихла стрельба, и Пауль вместе с товарищами по оружию вылез из кювета, где они пережидали внезапно начавшийся обстрел. Немного пройдя вдоль дороги, они увидели, что возле переднего колеса подбитого бронетранспортёра Sd Kfz 251, лежал черноволосый, молодой унтер-офицер, убитый точным попаданием пули в висок. Его остекленевший взгляд смотрел в пустоту, и сквозь корчившегося от боли обер-ефрейтора. Раненный бедолага выгибался всем телом, истошно выл, а разорванное на спине обмундирование было чем-то густо перемазано.
Когда Пауль и Гюнтер прижали ефрейтора - зафиксировав его, дабы медик мог его осмотреть и оказать первую помощь: то испытал настоящий шок, а задравший куртку раненого санитар, грязно выругался и, продолжая цедить сквозь зубы проклятья, приступил к обработке страшной раны, она глубокой бороздой пролегала почти через всю спину воина. Прошедшая по касательной пуля оставила ужасный след: она как консервным ножом вскрыла кожу и пропахала мягкие ткани - до самых костей. За всем этим наблюдал сидевший на корточках панцершутце⁸: его подбородок сильно дрожал, бледное как мел лицо было скованно маской ужаса.
Как оказалось, раненым был водитель всё ещё урчащего не выключенным двигателем тягача, к которому перед самым нападением вероломных коммунистов, ремонтники цепляли повреждённый БТР. А молодой панцершутце, которого они немного позднее умудрились вернуть в реальный мир со всхлипами рассказывал:
- Нас подбили ещё пару дней назад. Эти унтерменши устроили нам засаду. Первым пушечным выстрелом они подбили нашу головную машину: мы не загорелись только благодаря счастливому исключению. - Стрелок кивнул на БТР. - Затем: после второго выстрела, вспыхнул замыкающий Опель. А после, заполыхал ещё один. ... Наши ветераны говорят, что в Европе с таким оголтелым фанатизмом мы не сталкивались.
У парня после пережитого, и пары предложенных ему Гальдером стаканов местного аналога шнапса, потекли слёзы, а на щеках выступил яркий румянец и развязался язык. Найдя благодарные уши, он рассказывал всё о первом и втором бое.
- Не знаю, чем бы всё закончилось, не появись здесь несколько танков из сорок шестого моторизованного корпуса, Иваны бы разбили всю нашу колонну вдрызг. Но и у наших бравых танкистов, не обошлось без потерь - погиб: точнее заживо сгорел один экипаж Pz-III - вместе со своей машиной...
- И что, эти Русские ушли? - Поинтересовался рябой Гюнтер, опасливо покосившись в сторону брошенной пушки, грозно глазеющей из леса чёрным оком своего ствола.
Захмелевший стрелок БТРа, услышав этот вопрос, замахал головой и руками как будто отмахивался от назойливых мух.
- Нет-нет, что вы. Пара наших танков съехав с дороги расстреляли их осколочными снарядами, и добили из пулемётов. Затем и нас подняли в атаку для зачистки леса. Мы не встретив сопротивления добежали до него, и добили двух оставшихся в живых Иванов; заодно забрали всё их оружие, а командовавший атакой лейтенант, снял с русской пушки замок, и прицел. Все эти трофеи до сих пор лежат в нашем бронетранспортёре.
Все слушатели дружно посмотрели на БТР, в направлении которого рассказчик немного неуверенно махнул рукой, но в недра Бронетранспортёра никто не заглянул. А боец, судорожно подёрнув плечами - как будто по его спине ползла мерзкая букашка, и продолжил свой сбивчивый рассказ:
- А меня значит, сегодня вместе с ремонтниками отправили забрать наше имущество подлежащее ремонту: меня и Этриха Мецгера. В тот день БТР отбуксировать к ремонтникам не получилось - не было подходящего тягача. Да и наш офицер поначалу оценил нашу машину как безвозвратно потерянную, поэтому и бросили. - Солдат судорожно сглотнув, указал на тело, лежащее на противоположной стороне дороги. - А наш полковник узнав об этом, возмутился и всё равно велел прибуксировать технику: мол снимем с него всё что может пригодиться. А когда мы сегодня вернулись и почти закончили всю подготовку к буксировке, эти варвары снова открыли по нам огонь. Нашего унтер-офицера убили первым же выстрелом - он даже слова сказать не успел. А по ту сторону Sd.Kfz.9⁹, лежит прошитый пулемётной очередью помощник водителя и ещё один неизвестный мне стрелок. Я чудом не был ранен или убит, а вот спину водителя на моих глазах пулей вспороло: она так мерзко вжикнула....
- Оберлейтенант, почему вы позволяете своим подчинённым, вести такие панические разговоры?
Перевязка уже окончилась, раненый водитель тягача после укола морфия успокоился и пребывал в полузабытьи; а остальные, слушали опьяневшего панцершутце. И неожиданный окрик, прозвучавший из остановившейся неподалёку машины, заставил вздрогнуть всех. В паре метров от них стоял Штовер Р-200 и с его заднего сидения на оберлейтенанта Кальбеля смотрел седовласый гауптман в полевой форме. Его тонкие губы были плотно сжаты, а холодные серые глаза бесстрастно буравили вытянувшегося перед ним по струнке офицера.
- Оберлейтенант Пауль Кальбель, двести восемьдесят шестая охранная дивизия. Мы здесь оказывали помощь тяжелораненому! - Оправдываясь отчеканил Пауль. - А этот стрелок, так он в шоке - он единственный кто выжил из всей ремонтной команды посланной сюда.
- Хорошо. - Ответил офицер, чей вид вызвал замешательство и оторопь у всех солдат стоявших перед ним. - Вижу, помощь раненому вы уже оказали. Сейчас вы и ваши солдаты поступаете в моё распоряжение.
- Господин гауптман, это не возможно у меня приказ двигаться в Ба-ра-новыши. - Оберлейтенант - с трудом выговорил название конечного пункта его движения.
- Нет! - Сухо и жёстко: как отрубил, возразил офицер сидевший в камуфлированном вездеходе. - Чтобы выловить тех опасных бандитов, мне нужны люди, но я не могу снять с марша не единого боевого подразделения: они как воздух необходимы наступающим войскам. А небольшая задержка вашего подразделения не принесёт фронту никакой беды. Тем более мне понадобитесь вы и один из ваших взводов: остальные могут двигаться к месту назначения самостоятельно.
Видя что Пауль собирается чего-то возразить, гауптман резко вскинул руку и немного повысив голос продолжил:
- В сложившейся обстановке, я, как старший по званию, беру вас в своё временное подчинение! Пять минут вам на отбор взвода бойцов и его погрузку: затем выдвигаемся!
Уже позднее - когда Пауль прибыл на место и расположил своих людей в засаде, он узнал что трое бойцов гауптмана, в скором времени должны привести сюда напавших на его колонну Русских окруженцев. И его задача заключалась в их полном уничтожении - за исключением бойцов гауптмана.
Устроивший эту засаду офицер, не счёл нужным информировать рекрутированного им оберлейтенанта, что ушедшая вдогон за красными группа это никто иные как бойцы прославленного Бранденбурга - которые должны были через сутки быть заброшены во вражеский тыл. И чтобы одежда успела хоть немного пообмяться по фигуре, они были экипированы соответственно предстоящему заданию и в данный момент направлялись на аэродром. А увидев последствия вероломной засады: для недопущения дальнейших потерь среди маршевых войск, воины добровольно вызвались обезвредить наглых недобитков. Благо, время позволяло это сделать.
- Отто, - если это будет возможно, мы сами уничтожим этих коммуняк. - По привычке немного фамильярничая, говорил Карл. - А ты, на всякий случай устрой здесь засаду.
После этих слов, он ненадолго углубился в изучение карты и указал на ней выбранное им место.
- Мы под каким-либо предлогом пошлём их сюда, или на крайний случай приведём: а скорее всего сами туда явимся и доложим о полном уничтожении этих опасных варваров. ...
А сейчас, тягуче - невыносимо медленно ползло время. Давно истёк указанный час встречи, а на поляну никто не выходил. Пауль нервно откидывал, то снова убирал приклад своего МР-40: его он подобрал ещё на дороге, где 'костром‟ складывали оружие и разгрузку погибших солдат. Оберлейтенант успел заметить одобрительный взгляд гауптмана, и оборвать начавшего было возмущаться по этому поводу вояку: по виду и манерам, из-за строптивого характера засидевшегося в категории манншафтен.
- Отчётность у тебя видите ли! - Зло накричал он на штабс-ефрейтора, подбирая к пистолету-пулемёту пару подсумков с магазинами. - А мне предстоит бой в лесу: и там это оружие будет нужнее твоей бухгалтерии!
Это не возымело на штабс-ефрейтора никакого действия. Однако после того как гауптман предъявил скандалисту какой-то документ, и тихо что-то сказал - то штабс-ефрейтор переменился лицом, стал заискивающе улыбаться, а сводный взвод даже довооружили неизвестно откуда взявшимися трофейными пистолетами пулемётами советского образца.
Вечерело. И в лесу стало заметно прохладнее.
- Оберлейтенант, поднимайте своих людей. - Не очень громко, но властно прозвучал голос гауптмана. - Выставляем дозоры и скрытно разбиваем лагерь.
- А как же жидо-коммунисты? Вдруг вскорости сюда заявятся комиссарские недобитки, - когда нас здесь не будет?
Миллер ничего не ответил, но он прекрасно помнил, что у него с Карлом было оговорено: несмотря ни на что, в контрольной точке он должен быть не позднее 20 ᴼᴼ. Условленный час давно миновал, а группа так и не появилась. Делиться с малознакомым офицером своими опасениями не хотелось - и всё тут. А скорбные предчувствия всё сильнее и сильнее бередили казалось бы давно задубевшую душу, но Отто гнал их: придумывая разнообразные причины, по которым его старый друг - ещё по членству в СА, мог задержаться. Хотя он сам себя тут же поправлял: - 'Карл до жути пунктуальный человек. И если он до сих пор не явился: знать случилась непоправимая беда‟. И только усилия воли и выработанная годами самодисциплина не позволили ему немедленно кинуться на поиски пропавшей группы. Так что, короткая летняя ночь растянулась в бессонную вечность. А к полудню...
То, что предстало перед глазами Миллера, было ужасно. Его самый опытный подчинённый, он же и лучший друг лежал на поляне вместе с двумя своими товарищами. Зиберт и Ланге были убиты выстрелом в спину, а на Гофмана варвары пожалели патрон - жестоко забили прикладами.
- Прав фюрер: славянская кровь должна быть полностью стёрта с лица земли. Всего несколько лет - ещё подростком мой боевой друг прожил в Советской России: а заразился их бесшабашностью и диким азартом. Да и я хорош - потакал ему в этом безумии. Не прощу. - Стиснув зубы процедил Миллер и с каменным лицом, не поворачиваясь к оберлейтенанту Кальбелю, проговорил. - Выдели людей, пусть отнесут тела к дороге и проконтролируют, чтобы их похоронили на военном кладбище со всеми подобающими им почестями.
Он извлёк из полевого планшета три листа бумаги и что-то на них написал, после чего вложил по одному в нагрудные карманы убитых.
- Здесь все их данные и куда нужно сообщить об их гибели. - Пояснил он заметив вопрошающий взгляд Пауля.
Гауптман ничем не выказывал бушующую в его душе ярость. Просто стоял и смотрел, как тела его подчинённых уложили на три палатки и понесли к дороге. Только во взгляде горели бешённые огоньки, играли желваки - грозя стереть зубы в труху и до хруста сжались кулаки. Когда за удаляющейся траурной группой стихли последние шумы: Отто окинул тяжёлым, налившимся кровью взглядом всех оставшихся с ним бойцов, заглядывая им в самую душу стоявшего перед ним солдата и указав рукой в направлении куда предположительно ушли окруженцы заговорил:
- Там враг. Это дикий и непредсказуемый противник. И если вы хотите жить, то стреляйте в любого кого повстречаете. Ребёнок ли то, или женщина, - они всё равно заражены неизлечимой жидо-коммунистической идеологией. Вы все видели как они убили наших товарищей - подло, бессмысленно и жестоко...
Гауптман говорил недолго, после чего построил людей в цепь и, несмотря на малочисленность его группы, пошёл по следу оставленному бежавшим врагом. Метров через сто, повинуясь жестам Миллера, отряду пришлось остановиться, залечь или притаиться за деревьями - впереди кто-то спешно шёл не разбирая дороги, и поэтому сильно шумел. Судя по доносившимся звукам, идущих было много. Вскоре между деревьями появились первые русские солдаты идущие в головном дозоре. Они беспечно шли: даже не держа оружие наизготовку, и растерянно замерли когда услышали команду:
- Внимание! Огонь!
Трое красноармейцев, услышав непонятную для них речь, замерли и после дружного залпа упали как подкошенные, в лесу послышались крики и наперекор логике, Русские с криками Ура, кинулись в атаку. Они не стреляли, а только исступлённо крича, старались сблизиться на расстояние клинча.
Пауль замешкался на пару секунд и только после первых выстрелов - немного запоздало выглянул из-за дерева: он увидел русоволосого солдата бегущего на него. Голова коммуниста была прижата к плечам, рот перекосило в диком крике, впалые серые глаза смотрели с усталым, пустым безразличием: а четырёхгранный штык его винтовки нетерпеливо подрагивал в ожидании встречи с живой плотью. оберлейтенант, не целясь дал короткую очередь, и голова бегущего варвара раскололась как перезрелый арбуз. Поразившись достигнутым эффектом, оберлейтенант спрятался за ствол и дрожащей рукой отстегнул магазин МР: пули оказались обыкновенными. Раздражённый окрик Гауптмана вывел из растерянного оцепенения и Пауль, пристегнув магазин продолжил бой, который для него слился в лишённую смысла мешанину. Обезумевшие красные с упорством обречённых атаковали и к несчастью иногда достигали цели: замешкавшегося стрелка Беккера, вражеский солдат с силой ударил малой сапёрной лопаткой по шее - голова круглощёкого сына пекаря пала под ноги победителя. Которого через мгновение, кто-то сразил короткой очередью.
Уже позднее, - после беглого обыска тел убитых, стало известно почему Иваны не стреляли: у этих безумных фанатиков помимо нехватки ружей не было патронов. И вместо разумной для такой ситуации капитуляции, они решили погибнуть в безнадёжно проигрышном бою - унтерменши и этим всё сказано.
Сводный взвод оберлейтенанта Кальбеля, в этом боестолкновении тоже понёс потери: помимо Беккера погиб ротный весельчак унтерфельтфебель Гальдер - его также сразили отточенной лопаткой, стесав ею большую часть лица. Рядом с телом унтерфельтфебеля, сидел нездорово улыбающийся Ролан Шнайдер: его глаза светились горячечным весельем и он мерно раскачивался, держал изуродованного убитого за остывающую руку, и напивал неприятным голосом 'проглатывая‟ слова:
Все взгляды устремлены на нас,
Расположились мы на отдых, ...
Мечтали мы...,
Быть сильными ...
... на завтра...
- О святая Мария,... Ролан, прекрати выть! - Не выдержав бессвязного, до жути не мелодичного пения, возмутился старший стрелок Кляйн: единственный кто из обстрелянных бойцов носил на рукаве четырёхугольную звёздочку.
Но на замечание высоченного - в противоположность своей фамилии солдата, Ролан только поднёс к своим губам палец и тихо, как ребёнок собирающийся по примеру взрослых поучать сверстников проговорил:
- Тихо, не мешай. Неужели не видишь что Гальдер спит. Он так устал, что на нём даже лица нет.
- Да. Отвоевался твой боец - не мудрено коль на его глазах боевой товарищ принял такую жуткую смерть. Признаюсь честно, в цивилизованной Европе такого ужаса не было. - Голос стоявшего за спиною Пауля гауптмана, на удивление звучал спокойно и с явно ощутимыми нотками сожаления. - Так что, собирай своих людей оберлейтенант, и отходим к дороге. Здесь мы больше никого не найдём.
Глава 9
Снова прошиб холодный пот и неприятный озноб: Непомнящий открыл глаза, и долго всматривался в безмолвствующую тишь леса. Как он устал от одного и того же сна, неизменно преследующего его после первого боя. Ежесуточно он нанизывает фрица на штык винтовки, тот хватается за него мёртвой хваткой, и никак не желает его отпускать - как и было в том бою. Только во сне немец смотрит в глаза своего убийцы, и мёртвым - стеклянным взглядом вопрошает: - 'За что‟?
- Достал сволочуга, и чего тебе в земле не лежится? - С раздражением подумал молодой человек, прогоняя последние остатки неприятного сна.
Заметив пробуждение Ивана, и подловив момент, когда тот посмотрит в его сторону, старшина вяло поманил его к себе рукой. Дождавшись когда он подойдёт и присядет рядом, Григорий Иванович дружески подмигнул бойцу - хотя впалые глаза несмотря на его старания выказывали сильную усталость.
- Ты это чего перед пробуждением снова так зубами скрежетал?
- Зуб на Гитлера точу. - Огрызнулся Иван.
- Это дело хорошее, только смотри не перестарайся: иначе придёт время в его поганую глотку вцепиться, а у тебя вместо клыков одни пеньки останутся.
- Ему же хуже: дольше грызть буду. - Иван на секунду задумался и с небольшим ехидством уточнил. - Хотя нет Григорий Иванович, не буду я его на зуб брать. Доктора не советуют всякую мерзость в рот тащить: я одену резиновые перчатки - и утоплю его в самом вонючем нужнике.
Бойцы дневавшие поодаль на лапнике, засмеялись а Марк, приподнявшись, опираясь на локти сквозь смех поинтересовался:
- А перчатки зачем? Неужто брезгуешь?
- Нет. Просто не желаю этим г. замараться.
Несмотря на то, что шутки были грубыми - топорными, новый взрыв хохота разнёсся по лесу, а старшина, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, пробурчал:
- Хватит ржать как кони - иначе лешака разбудите. Лучше вот, взвара попейте. Покуда вы дрыхли, я кое-чего по округе насобирал.
-Товарищ старшина, а картошечка с хлебцем остались? - Немного морщась, поинтересовался Петренко.
- Немного осталась, голубь ты мой сизокрылый. А зараз, мы все только похлебаем моего взварчика, да по лесу потопаем - для лучшего нагула аппетиту. А когда придёт время, тоды я вас всех и кортоплей, и хлебцем в досыт попотчую.
Отряд из десяти бойцов уже давно съел почти все трофейные продукты. Только хозяйственный старшина придерживал на НЗ пару банок консервированных сосисок, да завёрнутые в расшитый платок десяток печёных картофелин, и небольшой ломоть хлеба. Вчера они были возле одной из деревень: так ходивший в разведку Хватов принёс из селения этот спешно собранный узелок.
- Представляешь Ваня, - возмущённо рассказывал Игнат, машинально разглаживая своей огромной мозолистой ладонью, коротко стриженые волосы на голове, - подхожу я значит к ближней от леса хате. А хозяйка то, как только выглянула на стук, да как увидела меня, так сразу и запричитала: - 'Иди мил человек отсюда, нечего тебе на мой двор беду кликать. Иди отсель служивый подобру-поздорову: немцы пообещали строго наказывать тех, кто будет окруженцев привечать‟. - И от карга´ старая, представляешь, со стуком захлопнула перед моим носом дверь - за малым ею мой лоб не расшибла. Зато в другом доме чернявая молодка как меня завидела, так в раз пустила бабью горючую слезу, запричитала что-то малопонятной скороговоркой - мол подожди касатик, и вот какой узелок снеди¹ᴼ вынесла. А так, в деревеньке немцев нет. Эти гады на днях здесь побывали: застращали народ; пограбили по дворам; назначили из местных старосту и убыли с награбленной провизией восвояси.
Несмотря ни на что, небольшому отряду везло. Они не натыкались на засады или крупные патрули - поэтому больше не несли потерь. Правда несколько раз устраивали обстрел немецких маршевых колонн: старшина отстреливал офицеров, и мощных коней, везущих на телегах боеприпасы. Как он говорил: - 'Коней то оно конечно жаль, но чем дольше немчура будет вести до своих позиций обоз, тем легче нашему солдату держать оборону‟. - В этом его поддерживали все бойцы, но по общему уговору, вели огонь недолго и начинали отход ещё до того, как враг успевал опомниться. Поэтому носимый с собой боезапас быстро таял, а пополнять его было неоткуда. По этой же причине - расстреляв всё до железки, были разобраны и раскиданы по лесу оба немецких пулемёта. А отряд всё шёл и шёл к Черемхе - точнее по независимым от бойцов причинам уже просто на восток. Приходилось постоянно искать обходные пути то из-за блокпостов, или ещё чего либо, неизменно отклоняясь южнее.
После очередного изматывающего ночного перехода, - когда подираясь через непроглядный подлесок приходилось постоянно прислушиваться, не слышна ли поблизости иноземная речь, замирая при малейшем подозрительном звуке: люди еле передвигая ноги вышли к опушке леса, и болота, где и собирались остановиться на днёвку. Солнце уже давно взошло на небосклон - его лучи обильно проходили через редкие кроны тонкоствольных деревьев: здесь поблизости от топи, все деревца были хилыми и в обилии валялся трухлявый валежник. Старшина только закончил давать распоряжения своим подчинённым и, чавкая по сырой земле своими - некогда щеголеватыми, а сейчас раскисшими, и потерявшими форму сапогами, отмахиваясь подошёл к Непомнящему. Который как его самый прилежный ученик, нарубил лапник, и постелив поверх него трофейную накидку уселся на получившуюся 'перину‟, старательно изучая карту.
- Ну что Ванюша, а сейчас удалось вычислить наше местоположение?
Иван, не отрываясь от уже изрядно потёртого листа, рассеяно кивнул и, как будто отвлёкшись от недобрых мыслей, посмотрел на Дзюбу:
- Найти то нашёл - привязался по недавно пройдённой развилке, оврагу и этому болоту: да только выходит, что мы сильно отклонились от намеченной цели. И ещё, обрати внимание, какая тишина ни единого отголоска боевых действий.
Как будто в опровержение его слов, неподалёку прозвучала относительно долгая череда сильно приглушённых лесом винтовочных выстрелов. Все кто ещё не успел устроить себе лежак для сна, всполошились и повернулись в направлении, откуда прозвучали эти оружейные хлопки. Встрепенулись и двое счастливчиков успевших смежить веки.
- Что, где то рядом стреляли? - До конца не высвободившись от чар послесонья, пробубнил Игнат: по недавно приобретённой всеми привычке беря винтовку наизготовку ещё до того, как успел осознать что к чему.
Не думая ни о чём, скорее всего повинуясь эмоциям, или ещё чему либо, Иван поднялся со своего лежака, сложил изучаемую им карту, спрятав её в полевой планшет; быстро скрутил накидку - спрятав её в свой опустевший сидор; подхватил свою мосинку, снял её с предохранителя и коротко 'бросил‟ - обращаясь сразу ко всем:
- За мной! Живо!
Люди привыкли что последних несколько дней именно Непомнящий выбирает и указывает куда и когда идти - Григорий Иванович самоустранился от этого, мотивируя это тем, что он не может читать написанные на чужом языке названия населённых пунктов, и рек. Да и вообще, редко перечил Непомнящему - и то, делал это так чтобы не слышали другие бойцы. Поэтому Ивану повиновались все.
На окраину леса где хозяйничали оккупанты пробирались с большой осторожностью. И то, что из-за деревьев увидели бойцы, вызвало у всех шок: на мощной ветке одиноко стоящей возле леса берёзы, низкорослый, худощавый немец забравшись на толстый и длинный сук, и привязывал вторую петлю. В первой уже покачивалась короткостриженая девушка: её чёрные кудри трепал ленивый ветерок, шея была неестественно вытянута, а голова имела неестественный наклон. Некогда красивое молодое лицо потемнело, отекло, и как показалось Ивану, из покрасневших от прильнувшей крови глаз, продолжали катиться слёзы. Повешенная была одета в гимнастёрку и полевые галифе - сапоги и ремень отсутствовали.
Почти под привязываемой к дереву второй петлёй, стояла ещё одна приговорённая к казни девчонка, - которая несмотря на связанные за спиной руки, старалась держаться гордо и независимо, её немного округлое личико со следами свежих побоев, и большие серые глаза, выражали полное презрение, и неизмеримую ненависть к своим палачам. Которые почему-то решили что определение комбатанта на вешаемых ими людей не распространяется. Этими не людьми, забывшими про Гаагскую конвенцию, были один щеголеватый офицер и два долговязых унтера без портупеи: которые топтались немного поодаль от ожидавшей казни девушки, весело смеялись, указывали на уже казнённую ими советскую военнослужащую, и что-то громко обсуждали на своём лающем языке.
Левее этой группы палачей - почти рядом с бойцами наблюдающими за этим безобразием из зарослей молодого подлеска, была пулемётная точка. Её расчёт, временами косясь любопытствующими взглядами в сторону берёзы, держал под прицелом группу состоящую из двух красноармейцев без ремней и пяти разномастно одетых гражданских. Пленные солдаты аккуратно изымали из земли мины. Ползая вокруг двух подбитых БТР и одного маленького пулемётного танка, а мужички опасливо относили их в сторону и складывали в кучу. Каждый раз, перед тем как взять очередную 'коробку‟, они истово крестились, а поднимая её с земли, на мгновенье затаивали дыхание и зажмуривали глаза.
Как заметил Дзюба, здесь работала немецкая трофейная команда. Только откуда среди них появились советские военнопленные и местные жители, он не мог понять. А раздумывать по этому поводу, не было времени.
- Григорий, надо сперва взять в ножи пулемётчиков, а затем мы и остальных положим. Я тех, кто решил, что может безнаказанно вешать наших девчат, а ты и Розенблюм, исполосуйте из захваченного пулемёта тех, кто охраняет собранное вооружение и стережёт сапёрную команду - Тихо, на самое ухо прошептал Непомнящий.
Дзюба, соглашаясь кивнул, настоятельно всунул в руки Ивану свою винтовку и жестами объяснил залёгшему неподалёку Марику, что тот по сигналу бежит с ним к пулемёту и открывает из него огонь по скоплению отдыхающих немцев. А затем, немного привстал и, вжик - вжик: мастерски метнул две финки в спины пулемётчиков. После чего рванул как будто его толкнула освобождённая от давления пружина и побежал к осиротевшему MG. На счастье, их наглую перебежку никто из фашистов не заметил.
Выждав, когда старшина и Розенблюм займут места за захваченным пулемётом и изготовятся к стрельбе, Иван плавно нажал на спуск любимого Дзюбиного СВТ. Пах - пах - пах- пах - почти без интервала отстрелялся Непомнящий. Отчётливо был слышен только первый его выстрел, остальные утонули в разразившемся пулемётном стрёкоте: а палачи - любители, по-видимому, не имеющие боевого опыта - растерялись, засуетились, так в метаниях, один за другим и полегли возле многострадальной берёзы. Также, рядом со своими палачами лежала и спасённая девушка. В пользу того что она жива говорило то, что она несмотря на связанные руки старалась отползти подальше от своих мучителей. Также залегли, но не шевелились и немецкие помощники.
Станковый MG, замолчал также неожиданно как и начал работать, а старшина, выхватив из кобуры свой ТТ жутко воя, помчался к тем, кто помогал фашистам снимать минное заграждение. А Иван, заподозрив в этих действиях боевого товарища неладное, побежал за ним следом. К слову будет сказано, что его опасения красноречиво подтвердились после того, как Григорий Иванович с разбегу пхнул ногой первого же лежащего на земле солдата и начал его избивать, вопя во всю глотку самые грязные ругательства.
- Встать сволочи .... Эти мрази, на ваших глазах советских девчонок вешают, а вы ... этим временем для этих фашистов минные поля снимаете?! Убью ...! Молитесь гады! ...
Оба солдата, и мужики были подавлены таким напором, и концентрацией агрессии, которую на них выплеснул старшина. Было жутко видеть, как взрослые мужчины испуганно жались к земле, а избиваемый солдат тщетно закрывался от побоев руками, только тихо постанывал когда сапог Дзюбы с размаху, с глухим звуком врезался в его тело.
Но видимо Григорию этого показалось мало и он, направив на солдата свой пистолет выкрикнул:
- Встать сволочи! Коли стали иудами, то хоть сумейте принять смерть стоя - как положено мужчинам!
- Отставить, старшина! - Сам удивляясь своей наглости: скомандовал подбежавший следом за Григорием Иван.
К счастью лежащих на земле людей, старшина не открыл стрельбы, а всего лишь переводя пистолет с одного несчастного на другого, не оборачиваясь, поинтересовался:
- Ваня, а скажи ка мне братушка, почему я должен этих врагов народа жалеть?! Они надысь были бойцами РККА и советскими гражданами: а зараз ворогу помогають!
Не зная что ответить на этот казалось простой вопрос, Непомнящий окинул взглядом людей которые с мольбой о пощаде смотрели на него: как на единственного человека решившего за них вступиться. Затем он осмотрелся по сторонам и, увидел аккуратные рядки извлечённых из земли мин, чему-то улыбнулся, с облегчением выдохнул, и указывая рукой на мины заговорил:
- Смотри сколько у нас 'добра‟: а вокруг немцы и дороги, те по которым эта сволота идёт как будто у себя дома. После чего ответь. Кто из нашего отряда умеет этим имуществом пользоваться? А?
Дзюба презрительно посмотрел на униженно лежащих у его ног сапёров, затем на уже извлечённые ими мины. И как-то слишком быстро для человека несколько секунд назад охваченного неудержимой, кипучей яростью, проговорил абсолютно спокойным голосом:
- Так и быть - пусть пока поживут. Но смотри Иван Иванович, я за ними буду приглядывать: если что, патрона ни на кого не пожалею. А что с этими будем делать? - Старшина кивнул в сторону замазанных землёй мужичков, двое из которых - самые молодые и похожие друг на друга как братья, беззвучно плакали, содрогаясь всем телом.
Снова возникла небольшая заминка вызванная напряжёнными раздумьями. Ивану настолько не хотелось новых смертей, - от которых он уже успел порядком устать, что он лихорадочно перебирал разные варианты относительно пользы от сохранения жизни этих мужичков. В итоге он решил остановиться на том варианте, который первым пришёл ему на ум:
- Мы с тобою незнаем, каким образом эти люди здесь оказались. Вдруг их неволили? Да и пока мы будем здесь вести дорожную битву: нам нужна будет провизия, да и в рядом расположенных деревнях лишние глаза, и уши не помешают. Вот и начнём прямо сейчас с местным населением контакты налаживать.
- Да мы сюда не немцам помогать пришли. - Затараторил скороговоркой пожилой мужичок, чья чёрная с проседью окладистая борода начинала свой рост чуть ли не возле глубоко посаженных карих глаз. - Поверьте братцы. Здесь только что бои прошли, да и вы: тобишь РККА ушли - оставив нас на произвол судьбы, а оружие и боеприпасы остались на поле боя. Ну, мы и это... решили его подобрать да схоронить. Мало ли что. Вот хотя бы для охоты на зверя пригодится - когда он снова вернётся. Или если немцы сильно залютуют. Будет чем им ответить.
- И ты им веришь? - Шёпотом - чтобы слышал только Иван, поинтересовался старшина, по-прежнему держа под прицелом своего ТТ лежащих перед ним людей.
- А у нас другого выбора нет. Без поддержки местных, мы быстро с голоду подохнем. - Также тихо ответил Непомнящий.
- И что ты предлагаешь?
- Пусть помогут собрать всё необходимое для нас, да сделать надёжные схороны - это у них намного лучше чем у нас получится. А в плату за услуги пусть заберут часть винтовок с боеприпасом да инструмент, который здесь найдут. Словом всё что может пригодится в их хозяйстве.
- Только после того, как я лично отберу все, что может нам понадобиться. - Уточнил Дзюба: не сильно довольный тем, что придётся отдавать часть имущества, которое он уже считал своим.
- Разумеется.
Селяне и сапёры, всё-таки услышавшие эти переговоры, начали успокаиваться, заулыбались, в глазах у людей которые недавно прощались с жизнью, затеплилась надежда: а один из молодых мужичков тихо и немного заискивающе залепетал:
- Спаси вас господь дядечки. Мы что, да мы вам с превеликой радостью поможем - даже с очень превеликой радостью.... Поверьте, я то всей душой за советскую власть..., а у меня дома ждёт молодая жинка, детки малые, их кормить надобно....
Смотря на всё ещё боявшихся встать людей и поняв, что Дзюба никого убивать не будет. Да и заподозрив, что помимо своей воли стал участником не очень приятного 'спектакля‟ устроенного старшиной для воспитания сапёров и местных мужиков, Иван подумал:
- А как Григорий Иванович собирался выкручиваться, если б я не помчался заступаться за этих несчастных. А кинься я к примеру к спасённой от казни девчонке, которую фашисты как раз собирались повесить. Стоп. А как она...
Ругая себя за то, что позабыл о военнослужащей, а девушка может нуждаться в неотложной помощи, Непомнящий оглянулся: устремив взгляд к берёзе, и выдохнул с чувством большого облегчения. Она стояла и немного отрешённо наблюдала за тем как Григорий и Иван решали судьбу отбитых ими у немцев людей. А они были настолько окрылены лёгкой победой, что никто из них не задумался, почему по крупной автодороге не идут немецкие колонны, и как так вышло, что на устроенную ими стрельбу никто не отреагировал...
Глава 10
Настасья Смирнова впервые увидела что такое война: нет, теоретически она знала про неё многое и считала что она ко всему готова. Однако в действительности это оказалась намного страшнее и ужасней чем она могла себе представить. По своей молодой горячности она не оробела даже тогда, когда комбат отбирал добровольцев, которые должны были выйти вперёд и самостоятельно удерживать рубеж на стратегически важной дороге ведущей к переправе через Щару. Вдобавок к тому, она потратила много времени и нервов, убеждая его в необходимости её присутствия в штате этой сводной роты: как заклинание твердила о 'золотом часе‟, про её долг как медика и прочее, прочее, прочее. В конце концов, Фёдор Семёнович пробубнил что-то вроде того, что никогда не простит себе этого решения - но вынужден уступить её настойчивости.
И вот они прибыли на выбранный рубеж, после чего потекли дни томительного ожидания, временами высоко над их головами летали немецкие самолёты - которые казалось не обращали внимания на окапывающееся советское подразделение. Тем временем где-то вдали зловеще грохотала канонада, а солдаты всё сильнее и сильнее вгрызались в землю, копая и укрепляя разветвлённую систему траншей. Веснушчатый, с девичьим лицом старший лейтенант Любушкин, строго контролировал эту подготовку, заодно рекрутировал бойцов - группами выходящих на их позиции. Была среди подошедших людей и коротко стриженная молодая Еврейка Кац Фаина Иосифовна, - по образованию она была врачом и практически без уговоров согласилась остаться для оказания посильной помощи. Солдаты, смекнув что новой врачице будет неудобно перемещаться по позициям в лёгком ситцевом платьице, сразу кинули клич, и умудрились собрать ей комплект формы красноармейца: единственное что не соответствовало уставной форме, так это гражданские туфельки без каблуков - лишних сапог ни у кого не нашлось. А на второй день после этого, молодой командир реквизировал четыре гружённых телеги: они принадлежали шестерым отступающим сапёрам - которые по началу не желали подчиняться незнакомому им командиру. В ответ на это старлей с пистолетом в руках - не стесняясь в выражениях накинулся на них, и всё-таки подчинил себе этих бойцов, и той же ночью заставил поставить перед своими позициями минные заграждения: - 'Если вам ... так и не довели приказ на минирование, так это сделаю я! А в случае саботажа моих распоряжений - пристрелю ... как врагов народа и подлых вредителей! Мне необходимо здесь продержаться до подхода наших основных сил, и я сделаю все, что необходимое для выполнения полученного мной приказа‟! ...
Время шло, заканчивалась полученная провизия, а немцы всё не появлялись. Ни старший лейтенант, ни Настасья, ни остальные солдаты даже не догадывались, что они уже давно стали окруженцами. К тому же, так получилось, что по причине нарушенных коммуникаций, и возникшей неразберихи: не владеющие полной информацией штабные управленцы, решили хоть каким-то способом задержать врага на опасном направлении и приказали устроить на дороге - которую уже перекрыли люди Любушкина непроходимые завалы. Летающая на штурмовку и бомбёжку немецкая авиация заметила все эти приготовления и оперативно оповестила об этом своё командование, а когда про это стало известно и в штабе вермахта, то его генералы попросту перенаправили свои наступающие войска в обход.
Далее всё шло как по накатанному: наступающие немецкие войска, не отвлекаясь на окруженцев ушли вперёд, а окапавшейся у дороги ротой вскорости должны были заняться те, в чьи обязанности входило уничтожение отрезанных от основных сил советских подразделений.
Также как уже было двадцать второго числа, утро для ещё не имеющей боевого опыта сводной роты Любушкина началось с артналёта: первый - пристрелочный снаряд с жутким скрежетом разрезал воздух и взорвался в лесу с некоторым перелётом. Бойцы - спросонья не понявшие что произошло, повыскакивали из своих сырых землянок и вместе со всеми удивлённо озирались по сторонам. Но вокруг была тишина - если не принимать в расчёт гомон испуганно разлетающихся птиц.
- Что стоите?! - Закричал Алексей Любушкин: он уже понял что последует дальше. - Живо отходим по ходам сообщения в лес! И там переждём обстрел!
Ему эхом вторили младшие командиры, но всё равно, не все успели даже укрыться в траншеях. Видимо фашистские корректировщики и наводчики были опытными бойцами, поэтому вскоре земля содрогнулась от разрывов, застонала выкидывая в небо свои комья. А Настя, только что спрыгнувшая в окоп и сразу присела на самое его дно: совсем рядом прогремел взрыв, немного поодаль другой и в узкую траншею, вместе с землёй и гадким запахом отработанной взрывчатки упала чья-то рука - ошмётки одежды придали ей более зловещий вид.
- А - а - а.... - Застонала шокированная девушка, не в силах отвернуться от лежащей перед ней частицы зловещей реальности войны: спазм сжал её горло, а разум отказывался верить в реальность происходящего.
- Сестра! Кто ни будь - помогите!...
Близкий крик - мольба о помощи заставил Смирнову вспомнить о том, кто она и что для выполнения своих обязанностей ей необходимо наличие санитарной сумки. Рука машинально дёрнулась и ощупала бок - дабы убедиться, что сумка с медикаментами на месте: так уж получилось, что это движение сняло оцепенение завладевшее телом девушки. Боясь подняться в полный рост, до раненого бойца фельдшер добиралась на четвереньках: ориентируясь только на его зов. Зовущим оказался молодой артиллерист - из тех, кого самовольно мобилизовал старший лейтенант Алексей. Парнишка вопил, сидя на утоптанном полу траншеи; рядом с ним стояли ещё двое солдатиков и растерянно смотрели на страшную рану бойца. А он, бледный от шока и потери крови, раскачиваясь и воя, смотрел на свою левую руку - которая была перебита большим осколком чуть выше локтя, и держалась на тоненьком лоскутке плоти. А здоровой рукой он пытался пережать культю, из которой пульсируя истекала кровь.
Настя сообразив о несуразности своего необычного способа передвижения по окопу, поднялась на ноги, и решительно отстранив мешающего ей пройти красноармейца, сделала последний шаг к раненному. Склонившись над ним, обтерев прямо о подол синей юбки и обработав руки спиртом, она приступила к наложения жгута на рану и сквозь свои слёзы и всхлипы девушка говорила обращаясь к солдату:
- Потерпи миленький..., потерпи хорошенький. Я сейчас, я всё сделаю, я сейчас ... - главное что ты живой.... Понимаешь?
Когда кровотечение удалось остановить, Настя абсолютно позабыв, что в её сумке лежит хорошо отточенный садовый нож с изогнутым лезвием. Не оборачиваясь к стоявшим за её спиной бойцам, протянула в их направлении руку с раскрытой ладонью и твёрдо произнесла только одно слово:
- Нож!
Сказано это было так твёрдо, что красноармейцы засуетились в поисках потребованного инструмента. И когда фельдшер почувствовала в руке его холодную тяжесть: она снова обратилась к раненному. Девушка снова заговорила нежно и ласково - как обычно разговаривает любящая мать со своим плачущим ребёнком:
- Не смотри родненький - отвернись. Вот так, вот так. Потерпи мой хороший.
Единым движением, как будто всю жизнь только этим и занималась; девушка отрезала остаток плоти, соединявший культю и ампутированную осколком руку. Она закричала так, как будто этот нож резал её тело: этот стон души заглушил и частые разрывы, и крик раненного бойца. Даже после этого самообладание не оставило Анастасию, она сноровисто наложила повязку и дала распоряжение бойцам, - которые с ужасом во взглядах наблюдали за всеми её манипуляциями:
- Отнесите его в безопасное место и давайте ему почаще пить.
Дальше всё слилось в единое и неразделимое целое. Настасья бегала по окопам, делая перевязки. Пару раз заскакивали в землянку, в которой хранились медикаменты: трижды кто-то старался её остановить - когда она покидала окоп и ползла по открытой местности к зовущему её раненному воину:
- Ты куда девка?! ... Жизнь надоела?! ... Пойми, там смерть, там слишком густо летят осколки! ... - Кричали ей.
Но Смирнова всё равно вырывалась из удерживающих её рук - и откуда только сила бралась, и ползла, ползла, перевязывала, вытаскивала. Последний раз в руках бойца старавшегося её удержать от рискованных действий остался её сапог: правда его ей вернули, когда она, кряхтя и плача - из последних сил подтащила к траншее тяжелораненого солдата.
Страх завладел сознанием девушки намного позднее. Он настиг Настю когда артналёт и сменивший его бомбовый удар окончились: тогда Анастасия окончив все перевязки, испытывая сильную усталость зашла в свою сырую землянку, облокотилась спиной на бревенчатую стену и сползла по ней на мокрый глиняный пол. Всё её тело затряслось частой дрожью, неудержимо хлынули слёзы и, началась истерика - девушка навзрыд что-то причитала в голос; выла сидя на полу, и била своими маленькими кулачками по тщательно утоптанному грунту. Зашедшая вслед за ней Кац - за эти дни ставшая для девушки хорошей подружкой. Сразу - без долгих раздумий поняла что произошло с Настасьей; извлекла из сумки свою заветную фляжку, и, подойдя к Смирновой протянула её со словами:
- Пей подруга. Сейчас для тебя это наилучшее лекарство. И поплачь маленько, поплачь.
Фаина видя душевное состояние штатного военфельдшера, не стала рассказывать подруге, что один из последних немецких пикирующих бомбардировщиков скинул свой смертоносный груз прямо на землянку с ранеными - погибли все, включая двух санитаров: она сама еле сдерживалась чтобы также не разреветься. А приняв назад ёмкость с разведённым спиртом - сама припала к горлышку губами. Вот так: обе девушки в полном молчании, флегматично сделали по паре глотков - даже не ощутив спиртового вкуса, и сидели, каждая отрешённо смотря перед собой. Но даже такого отдыха им не дали - незаметно вышедшие на позиции немцы пошли в атаку.
- Тревога! Тревога! Немцы идут! - Мимоходом крикнул кто-то из бойцов, слегка отодвинув брезентовый полог закрывавший вход в их землянку.
- Таки неймётся этим гадам! Фашисты проклятые! - В сердцах выругалась Кац: говор свойственный её народу в этот момент прозвучал особенно различимо. - Ну шо подруга, я имею мудрую мысль что нам таки пора пополнять свои носимые запасы медикаментов. У нас таки предвидится жуткий аврал....
Не оглядываясь на подругу - дабы та не увидела отголосков страха в её глазах, Фаина поднялась с деревянной лежанки и тяжело ступая, направилась к стеллажу с бинтами, лекарством и прочим материалом. Ну а Насте было не до рассматривания своей товарки: она молча поднялась с пола и поспешно оправила свою промокшую от просочившейся в землянку грунтовой воды и в двух местах порванную от постоянного ползания юбку, и кое как справившись с этой задачей, не говоря ни слова, сделала шаг к полке где уже хозяйничала прибившаяся к её роте врач. Однако Кац, как будто о чём-то вспомнив, оглянулась и, протягивая руку проговорила:
- Послушай меня подруга - мне есть что тебе сказать, а я тебе плохого не посоветую. Дай мне свою сумку, а сама, по-быстрому переодень эту подранную юбку на солдатский галифе: запасной комплект у меня вон он - на топчане поверх шинелек лежит. Иначе у наших солдат скоро разовьётся косоглазие и кривошея - так они усердно на тебя косятся. Да и попорченные чулки прикрыть надобно: на коленях уже даже кожа в кровь разодрана. - И как-то безрадостно усмехнувшись, продолжила. - А я, так уж и быть, тем временем, наши сумы всем что необходимо пополню.
Сказано - сделано. В скором времени обе подруги шли по окопам немного перекосившись под тяжестью несомых ими санитарных сумок: они расходились по ходам сообщения в разные стороны для выполнения своих основных обязанностей - спасения раненых. Выбрав себе наиболее на её взгляд удобную позицию, и продублировав по цепи приказ, что без команды не стрелять, Настя отважилась выглянуть за бруствер. Фашисты не спешили. Они выкатили свои лёгкие пушки на прямую наводку и в данный момент неспешно подносили к ним боеприпасы. Несколько фрицев сноровисто расстилали на земле красные полотнища: Настасья была уверена что на этих флагах была фашистская символика. А рядом с ними: распределившись во фронт советским окопам, урчали моторами несколько бронетранспортёров и пулемётных танкеток. От вида этой показной, основательно-деловой подготовки по всему нутру девушки пробежал неприятный холодок. Логическим довершением этой неприятной подготовки к бойне, в воздухе появилась группа германских пикирующих бомбардировщиков, и с ходу атакуя, они завыли своими мерзкими сиренами.
Снова взрывы, стоны и судорожная дрожь земли: смертельная вакханалия кружила, выхватывая своей 'костлявой рукой‟ всё новые и новые жертвы. Впрочем, в этот раз налёт продлился недолго, и его сменили частые выстрелы немецких полевых пушек. Натужно взвыли двигатели немецкой техники бронетехники.
И почти сразу по врагу открыли огонь замаскированные в леске сорокапятки. Настя как раз закончила перевязку очередного раненого и осторожно выглянула из окопа. Советские артиллеристы с первых же выстрелов заставили замолчать немецкие пушки - одна из них потеряв от взрыва колесо, лежала на боку. Расчёты других залегли: боясь даже поднять голову. Но вместо них, по русским позициям заработали пулемёты лёгких танкеток.
- Вжик, вжик, фью-ють... - Мерзко засвистели пули густо заполнив собой всё пространство.
- Вжик, бам. - Пуля пролетевшая справа от Анастасии, со звоном ударилась обо что-то железное.
Повернувшись на звук, Смирнова увидела, как по задней стене траншеи медленно, беспомощно сползал молодой солдатик. Его лицо было спокойно безмятежное - не выражало даже удивления. А на каске - рядом с большой нарисованной красной краской звездой виднелась небольшая дырочка. Ринувшись к нему, и склонившись над ним, Настя поняла, что бойцу уже ничем не поможешь и ей осталось только закрыть его глаза: всё ещё продолжавшие бесстрастно и незряче смотреть на этот мир. Неистовая мольба о помощи отвлекла девушку от ненужных мыслей и она без остатка растворилась в исполнении своих обязанностей. На сей раз - в результате ожесточённой перестрелки, раненых и убитых было намного больше, чем во время первого налёта. И, бегая по траншеям, Настасья потеряла счёт времени, количеству раненых, калеченых, погибших.... Она старалась везде успеть и жутко злилась на себя, понимая, что этого у неё не получается.
- Ура! Сестрёнка, мы отбили их атаку! - Закричал незнакомый Насте боец, когда она перевязывала голову легкораненому сержанту, который в пылу боя даже не обратил на рану внимания: посчитав её царапиной. - Они потеряли два своих бронетранспортёра и одну танкетку, и все они подорвались на нашем минном поле! Ура! ... Ай да наш командир, классно он придумал!...
Несмотря на понесённые потери люди, всё равно радовались своей победе. Ликовали и кричали все - кроме Любушкина, он осматривался вокруг, хмурил брови и нервно покусывал губу. А заметив Кац и Смирнову - которые несмотря на сильную физическую и эмоциональную усталость, контролировали перенос раненых в лес, слегка прихрамывая на некстати подвёрнутую ногу, подошёл к ним.
- Настя и Фая, загружайте все имеющиеся у нас подводы; соберите на них всех раненых и как можно скорее доставьте их в ближайший госпиталь.
- С сопровождением санитарного обоза справится и одна из нас. - С молодой горячностью возразила Фаина.
Старший лейтенант устало посмотрел на молодого врача и, добавив в голос твёрдости проговорил:
- Обоз сопровождать будете обе! Это приказ! - И уже немного помягче продолжил. - Одна может и не справиться: поймите девчата, у вас в обозе слишком много тяжелораненых бойцов.
Алексей понимал, что не имея флангового прикрытия, его подразделение было обречено на скорую героическую гибель. И ему не хотелось, чтобы эти молодых девчонки пополнили списки безвозвратных потерь. Старший лейтенант был искренне убеждён, что женщина должна рожать здоровых и крепких детей: а отдавать свою жизнь за родину и спокойствие своих семей, удел мужчин. И поэтому на него никак не подействовали доводы медиков и в конце затянувшихся пререканий, прибёг к последнему - вескому аргументу: он пообещал расстрелять их за саботаж его приказов. Не смогли на него повлиять и слёзные мольбы Анастасии. И когда за поворотом исчезла последняя санитарная телега, он облегчённо вздохнул и, привычно развернувшись кругом, с 'лёгким‟ сердцем пошёл через лесок по направлению к окопам. Боже как же он был прав: через полчаса состоялся непродолжительный авианалёт; после чего снова взревели двигатели немецкой бронетехники и после этого, в тыл ударили обошедшие защитников немецкие пехотно-штурмовые группы, поддержанные снайперским огнём. На сей раз, победа в сражении была на стороне оккупантов.
Уже вечерело, когда неопытные возницы достигли непроходимых лесных завалов перегородивших их дорогу. К этому моменту у них умерло шестеро 'тяжёлых‟ бойцов, а двое - видимо от рождения являлись крепкими, здоровыми людьми, были без сознания, и каким-то невообразимым образом, наперекор полученным ранам, продолжали жить.
- Нет, нет, нет! Этого не может быть! Такого не должно быть! - Закричала Фаина которая вела под уздцы лошадь передней повозки и первой заметившая непреодолимую преграду. - Как же так?? Ведь нам такое не объехать, не обойти! ...
Раненые красноармейцы - те, кому было это посильно, старались приподняться и рассмотреть: их интересовало, что там такое произошло, и почему так эмоционально возмутился их доктор. Те, кто смог рассмотреть поваленные в навал деревья перегородившие дорогу, мрачнели, но ничего не говорили своим товарищам по несчастью: впрочем, последние были настолько слабы, что не проявляли к происходящему не какого интереса.
- Фая, ты чего голосишь? - Строго оборвала подругу Настя: подбежав к ней из самого конца обоза. - Людям и без того тяжело, а ты орёшь как скажённая.
- Так как же нам быть? Неужто придётся возвращаться?
- Значит придётся. - Настя сама была на грани нервного срыва, и от необдуманных, эмоциональных высказывания на эту тему её удерживало только то, что проявление её слабости и растерянности, отрицательно скажется на состоянии раненых бойцов.
- Но мы и так потеряли слишком много времени. И у нас уже столько умерших...
- А что ты предлагаешь? - Зло: на самое ухо своей подруги прошептала Настя. - Завал мы с тобой не разберём. А останемся здесь, так считай всех наших ребят на смерть обречём: даже тех, кто относительно легкоранен - осколки и пули в плоти застряли. Те, что лёжа на подводах, превозмогая боль, помогают нам повозками править.
- Ну почему жизнь так не справедлива?
- Это не жизнь такая несправедливая, а война такая - как 'паскудная баба‟. - Уже намного спокойней подытожила Анастасия. - А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач - должна понимать. ...
Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы нуждались в отдыхе после мучительной поездки в скрипучих телегах, да девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, - особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно - фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.
- Ну вот. - Устало подумала Настя: без каких либо эмоций, смотря на подходящих к ней солдат вермахта. - Стоило столько колесить, понести из-за этого потери среди раненых и в результате так глупо попасться в плен.
Смирнова также отрешённо посмотрела на спящих в телеге раненых: они настолько вымотались от дорожной тряски, что часть из них забылись спасительным сном, а другие были настолько плохи, что лежали в беспамятстве.
Отсутствие привычного скрипа колёс; чувствительных толчков возникающих из-за дорожных неровностей; громкое звучания немецкой речи: привело к тому, что со стоном проснулся младший сержант - Настин однофамилец. Быстро сообразив что происходит, он встрепенулся, чем причинил боль как себе, так и лежащим рядом с ним товарищам по несчастью.
- У-у-у... и почему нам не разрешили взять с собой оружие? - Глухо простонал он, с ненавистью смотря на окруживших телеги немецких солдат. - Как это глупо... это же надо так нелепо вляпаться. Даже застрелиться не из чего.
От галдежа устроенного фрицами, пробуждались и другие, они с послесонья не могли сразу всего понять и беспомощно озирались. Добровольный помощник - раненый в обе ноги красноармеец, управлявший третьей подводой, после недолгих раздумий решился на отчаянный шаг, он неожиданно вытянул руку в направлении приближающихся к нему фашистов: в его руке оказался наган, однако нечего большего боец не успел. По округе разнеслись хлёсткие звуки нескольких ружейных выстрелов, и советский солдат: уже мёртвым откинулся назад - на телегу. Рядом с ним, получив смертоносную 'порцию свинца‟, забились в предсмертных конвульсиях ещё двое бойцов.
- Не стреляйте! Неужели вы не видите, что мы везём раненых! - С сильным надрывом в голосе выкрикнула Фаина: она как раз стояла возле последней - четвёртой подводы и прекрасно всё видела.
На эти выстрелы спешно сбежались ещё немцы, среди которых был унтер-офицер без портупеи: он быстро оценив обстановку, указал на Кац рукою и приказал:
- Эту унтерменшу - отведите к оберфельдфебелю Краузе!
Двое солдат весьма шустро подбежали к Фаине и грубо схватив её за руки - силком потащили к вышеуказанному Краузе: стоявшему возле пулемётного гнезда на противоположной стороне недавнего поля боя.
Настя как заворожённая наблюдала, как её подругу подвели к оберфельдфебелю; как он недолго с ней пообщавшись, указал рукой на берёзу, и с каким проворством немцы нашли верёвку, сделали петлю, и повесили врача. К моменту когда из под Фаиных ног выбивали ящик из под снарядов, вернулся один из двоих немцев конвоировавших молодую Еврейку.
- Гер оберфельдфебель приказал, что всех пленных: неспособных передвигаться самостоятельно - ликвидировать. А эта фрау пограничник должна быть доставлена к нему.
- Гюнтер, почему Карл решил, что она пограничник? - Поинтересовался рябой унтер-офицер.
- Так у неё зелёные петлицы¹¹.
Этот ответ произвёл эффект аналогичный команде фас для служебных псов: трое ближних к девушке солдат крича и брызгая слюной, набросились на неё с кулаками. Виновата в этом была не их маниакальная склонность к садизму, а кропотливая, тщательная обработка мозгов: когда им внушали, что вступив на территорию России, они будут бороться с жидо-коммунистической угрозой для их мира: а значит не какой пощады врагу и только полное его уничтожение. И только вмешательство унтеров остановило это избиение.
- Смирно! Было приказано не убить, а доставить её к оберфельдфебелю! Мы сами отведём эту коммунистку к геру Краузе: который и определит её дальнейшую участь! А вы, скорее решайте вопрос с ранеными Иванами.
К месту своей казни - в этом Настя была абсолютно уверенна, военфельдшер шла с высоко поднятой головой, стараясь держаться как можно достойнее. Девушка решила не дать немцам удовольствия увидеть её страх. Она даже не оглянулась на выстрелы - когда фашисты расстреливали раненых, а только сильнее - что было сил, стиснула кулаки.
- На любые задаваемые мне вопросы надо молчать. - Как заклинание повторяла Настя, приближаясь к офицеру. - Нужно принять смерть достойно - пусть эти гады видят, что они меня хоть и пленили, но не сломали...
Смирнова не слушала вопросы вражеского офицера, только смотрела на него - как на пустое место; с замиранием сердца наблюдала как к толстой ветке: рядом с покачивающейся Фаиной привязывают новую петлю. Ноги девчонки слабели, и она из последних сил крепилась, злилась на себя за эту последнюю слабость и готовилась самостоятельно - без презрительной услужливости палачей взойти на импровизированный эшафот.
Неожиданно, Настин взгляд привлекло движение возле подлеска: там приподнялся какой-то исхудавший мужчина, с грязной повязкой на голове и в форме красноармейца, почти сразу он что-то метнул в пулемётчиков, сидящих к нему спиной. Затем из подлеска появился ещё один - такой же бородатый боец и они - вдвоём, устремились к пулемёту. Анастасия поспешно отвела от них взгляд: дабы не привлечь внимание немцев к этим смельчакам.
Дальше всё происходило как во сне. После первого же выстрела, Смирнова упала на землю и инстинктивно начала отползать подальше от своих палачей: которые позабыв о ней, метались как перепуганные курицы - куда только подевалась их самоуверенная надменность. И только тогда, когда стихла стрельба, девушка поднялась и как-то отрешённо - всё ещё не веря в своё неожиданное спасение, смотрела, как кто-то из появившихся из леса солдат - вроде тот же что метал ножи, с какими-то криками избивал одного из пленных сапёров. А когда к ней подошёл молодой парень на лице которого, пробивалась жиденькая пародия на бородёнку, она почувствовала, как силы начали покидать её, а наружу, с новой силой рванулось всё то, что она так старательно прятала от посторонних взглядов. Когда незнакомый солдат оказался рядом, то, не отдавая себе отчёта, Настя прижалась к его груди. А одежда красноармейца пахла мужским потом, лесной сыростью и дымом костра. И в этот момент: удерживаемый неимоверными усилиями силы воли страх, душевная боль, накопившиеся переживания - все, что навалилось на неё за последние сутки, вырвалось из под контроля. Девушка рыдала в голос, обильно орошая гимнастёрку незнакомца слезами: а он, стараясь её успокоить, слегка приобнял и неловко поглаживал свой рукой по её спине. Несколько секунд спустя, от пережитого шока, Анастасия потеряла сознание. ...
Глава 11
Когда Иван оказался рядом со спасённой девушкой, и собирался было предложить ей повернуться к нему спиной - дабы развязать её стянутые за спиной руки: она неожиданно сделала к нему навстречу шаг и уткнулась лицом в его грудь. Ещё никогда он не слышал такого неутешного женского плача, отчего даже растерялся и, не зная как себя вести в такой ситуации, приобнял освобождённого медика и поглаживая по сотрясаемой в плаче девичьей спине, растерянно бормотал:
- Успокойся сестрёнка: всё уже позади всё прошло. Мы их всех покарали...
В следующую секунду сердце Ивана сжалось от испуга: девушка как-то резко обмякла, и он еле её удержал - не позволив упасть на землю. А его мозг пронзила страшная догадка:
- Неужели она ранена шальной пулей?! Как?! Куда?! И насколько серьёзна её рана?!
Непомнящий уже привык к тому, что рядом с ним погибают его боевые товарищи, видел множество незнакомых обезображенных трупов. Но хоронить только что спасённую девчонку было выше его сил. И первым неосознанным решением было разорвать гимнастёрку незнакомки и, найдя рану постараться оказать ей посильную помощь. Его руки уже тянулись к её вороту, когда в его голове сформировалась следующая мысль:
- Стоп! Если она ранена, то на её одежде будет дырка от пули и большое кровавое пятно.
Быстро перевернув незнакомку на живот и перерезав связывающий её запястья брючный ремень: Иван спешно осмотрел девушку. Но не свежих следов крови, ни характерных дырок в одежде он не обнаружил.
- Ты что там друзяк ищешь, а? - Раздался ехидный голос подходящего к Ивану Дзюбы. - Ты так её рассматриваешь, кубыть¹² ты раньше вблизи живой бабы не видел?
- Да ну тебя старшина! - Огрызнулся Иван. - Она упала без сознания, поэтому я и смотрю, нет ли у неё какой либо раны.
- Ванюш, да любая девка, она как баба - ей что плакать, что без чувств упасть: легче лёгкого. Это у них так бабья порода устроена.
С этими словами, Дзюба присел рядышком с военфельдшером и аккуратно похлопал её по щекам. И это дало свой результат: ресницы девушки задрожали, она открыла глаза. А в руке Григория Ивановича как это ни странно, оказалась его знаменитая фляга, и он протягивал её лежащей перед ним Насте.
- Возьми девка, да выпей побольше - это для тебя сейчас наилучшее из лекарств. - Убедившись, что его указание выполнено безоговорочно, старшина улыбнулся. - Вот и добре. А вы Иван Иванович, коли занялись дивчиной, то будьте так добры не перепоручайте заботу о ней никому - отнесите её к ближайшей телеге. Ей зараз поспать надобно - иначе сляжет в горячке бедолага.
- А ты Григорий Иванович, проконтролируй сбор оружия и боеприпасов. Сам понимаешь, нам здесь долго задерживаться не резон.
Дзюба шутливо вытянулся по стойке смирно и как не странно, без лишних пререканий, приступил к исполнению полученного им приказания. Так что, благодаря тому что педантичные немцы успели рассортировать все трофеи, не прошло и часу как все телеги недавно принадлежавшие санитарному обозу и те три на которых прибыли местные жители, стояли загруженными под завязку. На передней где лежали винтовки и пистолеты пулемёты, поверх которых были постелены две шинели и несколько трофейных палаток: спала Настя. Впрочем, беспокойный сон девушки даже с большой натяжкой нельзя было назвать безмятежным, она всхлипывала, металась как в горячке и частенько ругала немцев самыми последними словами. Но Непомнящий этого не видел: он стоял недалеко от подбитой техники и обсуждал с одним из местных жителей, где лучше сделать схороны, да и как дальше им меж собой взаимодействовать.
- Товарищ командир, - отрапортовал Ивану только что подбежавший к нему сапёр, - как было приказано: все оставшиеся снаряды от наших сорокапяток и не поместившиеся в обоз мины уложены в немецкой технике!
Иван видел, как сапёр первым делом подбежал с докладом к старшине: однако тот прервал его, устроив короткую отповедь. Непомнящий даже не удивился, когда Дзюба указал красноармейцу на него - итогом стало то, что он выслушивал рапорт бойца, на правах командира.
- Молодец, хвалю. Дальше действуем так, как и договаривались: как только последняя повозка скроется в лесу, поджигай этот проклятый металлолом.
Даже не смотря на разбитую губу - последствия избиения старшиной, солдат как мог улыбался и из-за этого рана снова начала кровоточить. И всё равно, было видно, что он, как и его товарищи по несчастью, с радостью выполняли доведённый до них приказ. Впрочем. Другого Иван и не ожидал.
Не успел Семён Пасечник - сапёр подбежавший к Непомнящему с рапортом, отойти и на десяток шагов, как Протас Гончаров: один из бойцов охранявших небольшую просёлочную дорогу по которой собирался уходить в лес, выскочил из-за деревьев; замахал руками - стараясь привлечь к себе внимание и крича что было мочи позвал Ивана. Как оказалось, на выставленный пулемётный блок пост, вышел отряд окруженцев. Пришлось прерывать переговоры и идти туда - разбираться.
- Кто такие? Куда направляемся?
Стоявшие возле пулемётной точки чужаки, треть которых не имели оружия, а двое были одеты только в нательные рубахи и галифе. Все они находились в подавленном состоянии и были сильно вымотаны скитанием по болотам и лесам, так что на появление перед ними неизвестного для них красноармейца, и от задаваемых им вопросов, ещё сильнее насторожились. А один, с виду большой любитель помахать кулаками: презрительно посмотрел на солдата разговаривавшего с ними претензиями стать их командиром. И, сплюнув сквозь зубы на землю, с нескрываемой издёвкой в голосе поинтересовался:
- Ух ты, это что за хряк с бугра здесь нарисовался?
Непомнящий прекрасно понимал что это вызов брошенный лично ему - этакая 'проверка на вшивость‟ и от того как он разрешит эту ситуацию, зависит слишком многое. Дело осложняло то, что боевые товарищи Ивана, тоже слышали этот оскорбительно-провокационный вопрос и поглядывали с нескрываемым интересом, явно ожидая развязку. Во взглядах у некоторых даже промелькнуло уважение к смельчаку, так смело ведущему себя под дулом пулемёта.
Так что, долго не мудрствуя, Ваня решил не вступать в словесную перепалку и не затягивать с ответными действиями, а пошёл на сближение со смутьяном. Однако и неизвестный солдат был не промах - постарался первым достать своего оппонента ударом в лицо. И в этот раз выручили навыки полученные в результате многолетнего увлечения Саньда. Да, в реальной боевой обстановке они были бессмысленны - по крайней мере этот вид единоборства не сильно то помогал: что когда он впервые сражался в окопах, что после этого. В этом виде единоборства не было способов противостояния вооружённому противнику и этим было всё сказано. Молодой человек прекрасно понимал, что как в прошлый раз - с немецким диверсантом, что сейчас: его удача была счастливым стечением обстоятельств и не более того.
Ещё не осознав, что чужак атакует его, Непомнящий с одновременным приседом отвёл в сторону устремлённый в его лицо полёт кулака и, согнув в локте левую - блокирующую руку нанёс сокрушительный удар в открывшийся бок своего оппонента. Противник хыкнул, оторопело выпучил глаза и стал ловить ртом воздух: разевая его как рыба вытащенная из воды.
- Ещё есть желающие узнать кто я, и с какого бугра к вам спустился? - Поинтересовался Иван, обводя пришлых красноармейцев строгим взглядом, одновременно готовясь отразить возможную контратаку своего оппонента.
Желающих что-либо выяснять не было. И как это ни странно, но первым заговорил получивший отпор боец. Все молчали, а он, восстановив сбитое ударом локтя по рёбрам дыхание, примиряюще - но при этом не заискивая, заговорил:
- А что тут говорить. И так видно, что мужик ты нормальный - не гнилой: поэтому больше вопросов нет. Если ты за то, чтобы бить немцев не хуже чем ты только что меня - то я первым скажу за всех, что мы с превеликой радостью вольёмся в твой отряд.
Иван понимал, что ему нужно хоть немного увеличить численность своего отряда, однако решил не демонстрировать свою заинтересованность в пополнении группы новыми бойцами. Поэтому, он внимательно - без лишних эмоций осмотрел стоявших перед ним людей и проговорил, как будто отвечая на слова сказанные дебоширом:
- Фрицев бить, это наша прямая обязанность - для того мы все присягу давали. А вот нужны ли нашему подразделению солдаты, которые утеряли доверенное им Родиной оружие? Вот это, главный вопрос.
- Ты нас в этом не виновать! - Снова встрепенулся нагловатый красноармеец: видимо он был лидером в этой группе. - Ты не видел, как мы бились с фашистами поэтому не суди. Да и пресловутая СВТ, у многих дала сбой - вот поэтому пришлось от этого весьма капризного оружия отказываться.
- Я бы вас понял, коли вы её на мосинку сменили, или на крайний случай трофейную. А насчёт ненадёжности 'Светочки‟: так пойдите и пообщайтесь на эту тему с нашим старшиной.
- Ага. И твоя пила¹³, всех любопытных насмерть запилит.
- Не совсем так. Просто это его любимое оружие и он с ним ни на минуту не расстаётся. А сейчас, в любом случае отправляйтесь к нему, он вас возьмёт на довольствие. А дальше посмотрим, на что вы способны и стоит ли с вами связываться.
Новоприбывшие красноармейцы немного оживились, начали тихо меж собой переговариваться и не организованно побрели в указанном направлении. Все, кроме уже известного солдата: он не шелохнулся и стоял не отводя испытующего взгляда от Ивана.
- Чего уставился? Я не красна девка, чтоб на меня так глазели. Если что не понятно, спрашивай, если нет, то иди вместе со своими товарищами. - С лёгким укором проговорил Непомнящий, заметив, как его в упор рассматривает боец.
- Я тут вижу, у вас есть лишнее оружие. Довооружишь им моих людей?
- Оружие лишним не бывает - особо на войне. А получить его сможете после того как я пойму, можно ли вам доверять.
Было видно, как от возмущения красноармейца передёрнуло, однако он сдержал свой пыл и с предательски напряжённой дрожью в голосе проговорил:
- Труса из нас никто не праздновал. Хотя есть один. Бывший техник-интендант второго ранга. До войны щёголем ходил, а как понял, что нас окружают, сжёг партбилет и все документы, да переоделся в форму рядового. С убитого не побрезговал снять гадёныш. На тот момент наш лейтенант Скиба ещё был жив: так он и не позволил пристрелить это убожество. Так с тех пор и ходит за нами эта обуза, позорит тех командиров, что пали, но себя не посрамили.
Солдат замолчал, но всё равно продолжил буравить Непомнящего взглядом. Он явно хотел чего-то спросить, но не решался это сделать. И Иван, сам подтолкнул его к этому.
- Ну, спрашивай уже, я ведь вижу, что что-то тебя ещё гложет.
- Ну это. Раз у вас есть старшина, а ты всё равно командуешь, то выходит ты старше его по званию. Так почему у тебя петлицы рядового бойца?
- А вот ты о чём. - Иван усмехнулся. - Оно как-то само так вышло: да и старшина был не против такого. ...
Когда обоз отъехал от места последнего сражения сводной роты старшего лейтенанта Любушкина, до слуха бойцов долетели немного приглушённые звуки, характерные для непродолжительной серии взрывов. И идущий рядом с Непомнящим сапёр радостно прокомментировал:
- Всё, капец немецкой технике, слышите, как мои закладки рванули. После такого фейерверка, технику никаким ремонтом не восстановить.
Всплеск эмоций не прошёл для бойца бесследно: из его разбитой губы снова потекла кровь, и солдат невольно сморщившись от боли, снова замолчал. Впрочем, молчали и все остальные. Вот так, в полной тишине, через час пути, съехав с грунтовой дороги, весь караван следовал по еле приметным стёжкам вслед за местным проводником. А он весьма уверенно передвигался по лесу - так мог идти только человек не единожды проходивший этими тропами.
Мужичок, чья чёрная с проседью борода начинала свой рост чуть ли не возле глубоко посаженных карих глаз: кстати, его кустистые брови мало чем уступали его усам. Так вот, этот человек, добровольно вызвавшийся быть проводником: уже поближе к вечеру вывел отряд к небольшой, с виду ухоженной землянке, где и предложил разбить на её месте лагерь. Точнее сказать, это была полуземлянка: со стороны дороги, её крыша воспринималась как небольшой, пологий холмик, и только обойдя его, Иван увидел выкопанные в земле ступени и две широких доски - импровизированные двери. Осмотр этой постройки оставил ощущение хозяйственной добротности, и то, что строившие это убежище люди не сильно желали быть обнаруженными посторонними людьми. Уточнять, почему это так делалось, молодой человек не стал: точнее сделал вид, что не обратил на это внимание - раз хозяин его сюда привёл, знать он ему доверяет. А проводник суетился рядом и услужливо пояснял:
- Здесь у меня и кое, какие припасы на зиму припрятаны. - Говорил он, немного хмуря брови и стараясь в этот момент не встречаться взглядом с Непомнящим. - Во время зимней охоты, я со своими племяшами, здесь частенько на ночлег становлюсь или когда возникает в этом какая надобность. Так что вас здесь никто искать не будет: все считают это место гиблым - рядом почти непроходимое болото. Так что можете здесь надолго оставаться: но и вы смотрите - ничего не разорите. Мне это жилище ещё не раз может пригодится.
Тем временем как под деревьями укрывались обозы; пока Иван со старшиной выставляли часовых и разбивали их по сменам; проводник со своими родственниками, извлёк из недр полуземлянки, котёл, продукты; сходили за водой и принялись кашеварить. Племянниками старика оказались двое братьев: один из которых, когда Дзюба после уничтожения фрицев уже отбушевал, рассказывал про свою молодую жинку, малых деток. И уже стемнело, когда люди, ставшие на ночлег, приступили к ужину. Правда, ещё задолго до этого проснулась Анастасия. И со свойственной ей энергией приступила к выполнению своих прямых обязанностей.
- Так, у кого нет мыла подойдите ко мне для его получения: перед едой все должны обмыться, постираться, а раненые явиться на перевязку! - Разносился по лесу её звонкий голосок: хотя, в её взгляде, больше не было былого озорного огонька. - И перед едой все без исключения обязаны показать мне свои вымытые руки! ...
- Тише сорока. - Тихо прервал её монолог проводник, к которому его племянники звали не иначе как дядька Петро. - На твой звонкий крик могут не званые гости нагрянуть. Что тогда делать прикажешь?
- Хорошо дядечка. - Немного смутившись, и уже более тихо согласилась военфельдшер. - Только и вы, перед тем как заняться приготовлением еды, тоже должны вымыть руки. Мои указания всех касаются.
- Хорошо дочка, будь по-твоему. - Согласился мужичок, даже при остаточном вечернем свете и отблесках костра было видно, как от улыбки немного вздыбились его усы.
И как обычно получается, эта улыбка объяснялась очень просто: у Петра Петровича помимо единственного сына: ушедшего добровольцем на фронт, было ещё три дочери, и все они выйдя замуж, разлетелись из родительского дома по окружным селениям. Поэтому он видел в этой молодой девчонке, забавного и милого ребёнка - отсюда была его и улыбчивость, и отеческие нотки в голосе.
А Непомнящий, уловив в требовании спасённого его отрядом военфельдшера резон, решил поддержать её в этом начинании. И уже используя своё весомое положение в отряде: в приказном порядке заставил всех тех, кто постарался уклониться от гигиенических процедур, исполнять её требования.
Позднее, когда Дзюба увидел что Иван так и не сбрил с лица свою бородёнку, то он подошёл к нему: обращаясь с явно различимой подковыркой в голосе:
- Не дело Иван Иванович вам такую нелепую поросль разводить - несолидно как-то. Одно дело, когда она складная: а тут одна насмешка. - Тихо прошептал он Непомнящему, когда тот развешивал у костра свою выстиранную форму на просушку.
- Григорий Иванович, так я не знаю как пользоваться опасной бритвой. У меня такое впечатление, что я такою никогда не брился.
Широко улыбающийся Дзюба, одарил Ивана снисходительной улыбкой. После чего, старшина не громко - но так чтоб слышали все, объявил:
- Внимание всем. У кого покамест нет бритвенных принадлежностей, все подходите ко мне: только сегодня я буду в нашей коммуне за общественного брадобрея. - И уже совсем тихо, на самое ухо Ивана, прошептал. - Ванюша, сегодня так уж и быть, побрею тебя, как и других недорослей, а с завтрашнего дня, я буду тайно учить тебя этой истинно мужской премудрости: то есть сделаем так, чтобы другие этого не видели. ...
Уже после ужина: когда ночь окутала лес во тьму, случилось небольшое ЧП. Иван с Дзюбой, убедились что все бойцы смогли как следует устроиться на ночлег, обходили с проверкой все расставленные ими секреты. Они уже возвращались в лагерь, когда они заметили - точнее услышали, как их проводник напутствовал одного из своих племянников:
-... Только смотри, нигде не задерживайся. Быстренько сбегай туда и обратно. Уразумел?...
- Стоять! - Выкрикнул Григорий Иванович. - Стрелять будем!
И старшина, и Иван, укрывшись за толстыми стволами деревьев, держали на прицеле своих пистолетов обоих мужичков - готовые в любую секунду открыть огонь на поражение.
- Товарищи, милые. - Затараторил старший из этой парочки упав на колени. - Неужто вы того не расслышали, что я Стёпушку отправляю в деревню нашу, в Драпово: бо у меня душа от тяжких дум разрывается. Мы столько времени дома небыли, а там уже могут и германцы хозяйничать. Кабы они там беды большой не натворили. Вот я и отсылаю племяша посмотреть, что там творится. Поверьте касатики, пока мы вам поможем надёжные схороны сделать, да пока то и сё: не один день пройдёт. А сердце то за жинку и других родичей болит, беспокоит окаянное.
- Знать просто на провед родича посылаешь, старый? - Зло уточнил старшина.
- Истинный крест. Только разузнать что да как, и тут же назад вернуться.
- А тогда зачем всё это тайком от нас делаешь? Неужто вы считаете что мы такие злыдни и не сможем войти в ваше положение? Иль для этого другая причина есть?
- Ой, помилуйте! - Снова в голос взвыл селянин. - Не подумал я об этом старый дурак. Не гневайтесь на нас глупых! Вы вот что, товарищ старшина, можете со Стёпкой своего солдатика - при оружии послать: он и проконтролирует, куда Стёпа ходил и поможет побольше снеди принести. А я с Егоркой, могу покамест у вас под арестом посидеть - пока всё уточнится, да прояснится.
Испуг проводника был настолько натуральным, что Ивану стало даже немного жалко старика. А его предложение побыть заложником, пока его Степан под контролем одного из бойцов сходит в деревню за продуктами: выглядело весьма привлекательным. Первое - отряду как воздух были нужны продукты питания, второе - от местных можно было узнать о том, что происходит в округе.
- Гриша, ну что, поверим нашим друзьям? - Иван хоть и говорил не повышая своего голоса, но придал голосу такую интонацию, по которой было ясно, что заданный вопрос был риторическим.
- А что, коли они посидят со мной в землянке, то я не против их предложения. - Григорий Иванович ответил не сразу: как будто желал этим показать свои сомнения по этому делу.
- Вот и отлично. Со Степаном пойдут Сотник и Хватов. Ждём их возвращения до утра. И чтоб не сильно стеснять нашего медика, нужно отделить ей половину землянки плащ-накидками - сделать этакую импровизированную ширму. Пусть у неё на будущее будет отдельная от приёмных покоев спальня: надо же ей где-то вести приём своих пациентов и свой девичий быт обустраивать...
Поутру лагерь всполошился от истошного крика Егора Понедько - племянника проводника Петро. Молодой мужчина катался по примятой траве, бился о землю; рвал на голове волосы и выл как раненый зверь. Его старались удержать двое красноармейцев, но это у них не очень то получалось. Чуть поодаль сидел понурый дядька Петро и потерянно смотрел на родственника. Помимо уже перечисленных людей, вокруг небольшой полянки собрались молчаливые красноармейцы, и было понятно, что они просто не знают, чем можно помочь, или как успокоить ошарашенного горем мужчину. А сквозь разрывающие душу завывания, время от времени слышалось:
-... У-у-у! ... - Доча! ... - Сына! ... - У-у-у! ... - Алесичка! ... - Да как же так?! ...
Немного в стороне - стараясь не смотреть на бьющегося на земле мужчину, стояли Дзюба, Непомнящий, Хватов, Сотник и Степан Понедько. Последний, не зная куда девать свои грубые, натруженные, мозолистые руки землепашца: нервно мял свою мокрую от пота утирку¹⁴, временами вытирая ею со лба испарину; и в который раз начал рассказывать принесённую им страшную весть.
- ... Это соседушка наша - тётка Мария значит. Мы с ней случайно столкнулись, и она первой всё мне рассказала - прямо на околице мы с ней повстречались. Это, знать она всё, что осталось ценного из имущества, в лесу прятала. Как увидела меня, прижала руки к груди и говорит: горе у вас Стёпа - великое горе. Значит когда Германцы заявились, так они сразу пошли по базам шастать, то есть провизию для своих нужд изымать. Забирали всё, и коровок с телятами, и птицу, ну прямо всё, до чего только их руки дотягивались. А Алеськина мать как схватится за свою криворогую коровку; как запричитает. Мол, куда вы кормилицу нашу уводите? Затем, как схватит одного из грабителей за рукав, и заверещит: - 'Что же вы делаете ироды‟! ... - А этот нехристь, глаза как выпучит, аж в лице переменился. Вырвал руку, замахнулся; да как вдарит прикладом своей винтовки - прямо в лоб. Общем Егорова тёща упала, ногами засучит, затрясётся так - всем телом и вскоре стихла: насмерть значится её ударили. Тут и ейный муж значится кинулся - к жинке: брата тесть; а ему другой грабитель - змеюка подлая: в спину как стрельнёт и тоже на повал. Здесь уже Алеся - Егоркина жинка не выдержала и кинулась к лежащим на земле родителям, а детки то, за мамкой в след. Вот так из-за коровки то и полегли все - все до единого. И сами погибли и живность не отстояли. Потом мне мамка тоже самое рассказывала - когда продукты собирала дабы мы с вами помянули безвинно погибших...
- А что другие селяне? Как они ко всему случившемуся отнеслись? - Поинтересовался Григорий.
- А что они. Как немцы ушли, похоронили всех невинно убиенных - Австрияки¹⁵ ещё и бабку Маланью - в её же курятнике насмерть штыками зарезали. А потом посовещались и порешили, что если новой власти не перечить, то может быть их и минует чаша сея.
- И ты так думаешь? - Поинтересовался до этого молчавший Иван.
От такого вопроса парня передёрнуло. Он оживился, и как-то даже внутренне подобрался. Затем, посмотрев на Непомнящего, с вызовом ответил:
- Когда мать с батькой мне харч собирали, я им сказал. Пока за семью брата не отомщу, домой не вернусь. Так что принимайте Иван Иванович меня в свой отряд. Я здешние леса и болота хорошо знаю. И стреляю тоже очень хорошо - с дядькой Петро с детства по этим местам на охоту хаживал.
Вот как-то так получилось, что горе от потери родных людей, подтолкнуло первых местных жителей к вступлению в отряд. Когда Настя привила в чувство овдовевшего Егора, то и он, и его дядька тоже изъявили желание остаться. Однако Непомнящий, хоть не без труда, но убедил Петра Петровича вернуться в Драпово, где тот должен был стать их глазами и ушами. Так что через четыре дня: к моменту когда всё трофейное вооружение было спрятано в спешно оборудованных схоронах, Понедько старший в сопровождении двух бойцов отправился до дому. Провожавшие его красноармейцы не сколько охраняли мужичка, сколько несли тяжеленые мешки с металлоломом: из него дядька Петро собирался наделать ножей. Дело в том, что его кум был кузнецом, и селянин был уверен, что Лукьян Коваль ему в такой просьбе не откажет.
Глава 12
Ещё трижды Иван снаряжал Семёна Пасечника - одного из сапёров к месту, где сводная рота старшего лейтенанта Любушкина приняла свой последний бой. На поле прошедшей битвы удалось собрать ещё немного боеприпасов, металлического лома для сельской кузни, и не неснятых до поры, до времени минные заграждения. Педантичные немцы конечно же побывали здесь немногим ранее, и увезли всё, что в прошлый раз не могли увести люди Непомнящего. Но кое, какие крохи всё-таки остались, и Семён накопал немало нужного.
Ну а Подопригора - второй из сапёров, тем временем ходил вместе с Непомнящим, и ещё несколькими бойцами в сторону Слонима, где они устраивали непродолжительные обстрелы колонн, делали завалы на просёлочных дорогах, валили столбы с телефонными проводами. А один раз этот небольшой отряд, сделал вылазку в сторону Барановичей, где сапёр Игорь, умудрился в дневное время заминировать железнодорожное полотно. В промежутке пока не было эшелонов, Игорь весьма шустро сделал пару подкопов под рельс. Затем, перед тем как заложить две мины ТМ-39 потребовал, чтобы все отошли подальше от железнодорожного пути:
- Командир, я не хочу вами рисковать: установка взрывателей кропотливая и долгая работа, а когда появится состав, мы не знаем.
Как в последствии оказалось, Подопригора не преувеличивал опасности своей авантюры. Боец ещё возился со второй миной, когда послышались звуки приближающегося поезда. Вот уже в поле зрения появился быстро идущий эшелон: а Игорь никак не прекращал колдовать над миной.
У Ивана от тяжёлых предчувствий бешено колотилось сердце, стучало в висках, взмокла рубашка. И когда он увидел, как сапёр, для баланса расставив в стороны руки, побежал от насыпи, то он всё равно не считал его жильцом на этом свете. Несущийся на всех парах поезд был уже близко, а Игорю нужно было успеть отбежать на относительно безопасное расстояние.
Взрыв обоих мин почти слился со стуком колёс и сменился скрежетом и грохотом покорёженного метала. Как Ивану показалось он смог рассмотреть то, как паровоз вздрогнул от взрыва, и валясь набок, устремившись под откос - увлёк за собою весь состав. Вагоны слетали с колеи, переворачивались, становились на дыбы, тут же в них врезались сзади идущие платформы - сбрасывая свой груз и круша всё на что натыкались. От жуткой какофонии у Непомнящего пошли по спине мурашки. Но далее, всё его внимание, было устремлено к упавшему во время взрыва Подопригоре. Нереально долго длилось время, пока сапёр лежал: затем Игорь всё-таки поднялся, и слегка прихрамывая, побежал к своим товарищам.
Впрочем, к этому моменту и само крушение поезда было окончено: часть вагонов лежала навалом друг на друге. Одна платформа стояла сильно накренившись и обе машины, которые до этого транспортировались на ней, сорвавшись с крепления, валялись рядом. Но было немало и вагонов, которые ни капельки не пострадали. Они, абсолютно целёхонькие стояли на путях - отчего у Ивана засосало под ложечкой.
- Ну почему они устояли? Чего им не хватило для схода с рельс? - Этот вопрос в той или иной формулировке, крутился не только в мыслях у человека попавшего сюда из будущего, но и у его боевых товарищей.
К счастью новоиспечённых диверсантов, их дебют окончился весьма удачно - Немцы после крушения эшелона опомнились не сразу. И несмотря на снизившуюся из-за хромоты сапёра скорость передвижения, отряд ушёл незамеченным. Как позднее выяснилось - на первом привале, Игорь не был ранен, а просто оступился, когда убегал от полотна: именно поэтому он и упал перед самым взрывом.
Молодой красноармеец, сидя на упавшем створе дерева, внимательно смотрел как Иван фиксировал его ступню бинтом и увлечённо рассказывал, как он устанавливал мины и уже не чаял успеть это доделать. Своими манерами, жестами, мимикой этот солдат напоминал Ивану Буратино из музыкального фильма, снятого в далёком будущем: в этот момент он был таким же бесшабашным, в его взгляде постоянно искрились озорные искорки. И было не понятно, как с таким характером непоседы, этот парень умудрился стать сапёром: ведь в представлении Ивана, это было нереально. Однако все знали, что когда этот боец работал с минами - он кардинально преображался, становился собранным, внимательным. Так что Непомнящий сомневался, какая из видимых личностей Игоря была настоящей: та, что он видел сейчас, или та, что проявляется во время работы с взрывчаткой ....
Первая удачная и по-настоящему крупная диверсия опьяняла - создавала иллюзию своей исключительной удачливости. Поэтому, возвращаясь в лагерь, бойцы слишком расслабились: радуясь своему первому успеху. Впрочем, они не кричали, не выражали своих эмоций: однако войдя в лес, сильно ослабили своё внимание - не прислушиваясь к звукам леса, за что в итоге и поплатились.
Семченко, беспечно идущий в авангарде, только ступил со звериной тропы на дорогу и успел сделать не больше пары шагов, как остановился, ничего не говоря, потянул за ремень свой ППД: висевший у него за спиной. Но окончить движение он не успел: раздался характерный пулемётный стрёкот. Громко взвыв, боец повалился на землю и схватился руками за правую ногу. Немецкий пулемётчик не успокаивался и продолжил обстреливать длинной очередью заросли кустарника, того, из которого вышел красноармеец единой. От чего, все бойцы ещё не до конца обкатанной диверсионной группы упали на землю и не шевелились: сверху на них обильно падали сбитые пулями листья, щепки и ветки. ...
Пулемёт вскоре смолк, с дороги послышалась лающая немецкая речь, а Иван, следовавший сразу за Сергеем, увидел, что тот до сих пор жив. Он лежал на земле, и, стараясь остановить кровотечение, зажимал рану обеими руками. При этом, Серёга истошно кричал на весь лес:
- ... Немцы! Здесь немцы! ...
Больше ни секунды не раздумывая, Иван вскочил и кинулся к раненному бойцу. Ещё не подбежав к нему, Ваня заметил, что на обочине небольшой грунтовой дороги стояло два мотоцикла. За коляской первого прятался пресловутый пулемётчик и в данный момент, суетливо перезаряжал свой закреплённый на кронштейне пулемёт. Рядом с ним, присев на одно колено готовился к стрельбе из карабина второй фриц. Вытянув в его направлении руку с ТТ, Непомнящий, не останавливаясь, открыл хаотичную стрельбу. Как и следовало ожидать, ни одна пуля так и не попала в цель: но и гитлеровец, находясь под обстрелом, засуетился и, не смог прицельно выстрелить. Так что, молодой человек успел схватить своего друга за ворот гимнастёрки и утащить его с открытой местности.
Когда скрывшись в зарослях, Ваня упал рядом с раненым Семченко, он запоздало вспомнил о небольшой несуразности, которая была в увиденной им 'картинке‟.
- Стоп. Мотоцикла два, а возле них находится всего лишь один экипаж. Да и на второй машине, пулемёт кажется отсутствует.
Ещё не успев всего до конца додумать, Иван крикнул своим бойцам:
- Что лежите ...?! Отстреливайтесь! Нельзя давать врагу возможность подойти к нам! - И обращаясь к Семченко. - Серый, вот тебе бинт, накладывай повязку сам! У меня нет на это времени ....
Уже отползя немного в тыл и вправо, выбрав удобную позицию: Непомнящий засомневался, вдруг фрицы заходящие в тыл, пойдут немного стороной. Но что-либо менять было поздно. Да и пойди, угадай, где именно они появятся, поэтому Иван, дослав патрон в патронник, притаился там, где уже залёг.
Со стороны, где остались товарищи, продолжалась вялая перестрелка: точнее немец стрелял активно, а красноармейцы вяло отстреливались. И по округе, кроме этих звуков больше нечего не было слышно. Как в таких случаях пишут многие писатели: - время до жути замедлило своё движение, а человек, лежавший в засаде, всё больше напрягал слух - стараясь услышать приближение опасного противника. Сомнений что враг послал бойцов в обход, не было: нервировало то, что точно знать, где враг решит заходить в тыл было нереально. Поэтому оставалось только одно - ждать.
Поначалу, Непомнящий решил, что ему это движение померещилось, однако поросль подлеска снова зашевелилась, но уже сильнее: кто-то аккуратно по ней крался. Медленно, осторожно, чтобы резким движением или ненужным звуком не выдать своё присутствие, Иван взял этот сектор на прицел своей мосинки. И к счастью, это у него получилось. Вскоре, из зарослей показался солдат вермахта с карабином наизготовку, и замер прислушиваясь: молодой красноармеец не спешил, он ждал, когда и пулемётчик 'засветит‟ своё присутствие - в том что он где-то рядом, боец больше не сомневался. И только тогда, когда за спиной у немецкого стрелка замаячил его напарник, Иван прицелился в шею впередиидущего врага и плавно нажал на спусковой крючок. Видимо проведению было так угодно, что противники так удачно подставились.
Грянул выстрел, первый немец рухнул как подкошенный, второй замер. Так простоял он не более пары секунд, Ваня уже спешно перезаряжал свою винтовку, когда тот, покачнувшись, упал как спиленное дерево. Всё ещё не веря в такую невероятную удачу, парень пролежал ещё несколько секунд - прислушиваясь не трещит ли под чьим-то телом сухой валежник: однако вокруг всё было относительно тихо.
Стрельба у дороги продолжалась: так что разлёживаться было некогда. Поднявшись, сделав короткую перебежку к поверженному противнику, Непомнящий увидел, что всё было именно так, как он и думал: оба немца лежали мёртвыми, один с пробитой шеей, у второго, чуть выше левой брови виделось небольшое отверстие, из которого текла тонкая струйка крови.
Не тратя лишнего времени на рассматривание убитых: Ваня поднял лежащий возле второго трупа пулемёт и уже не сильно таясь, пошёл по проложенной врагом тропе - ориентируясь на звуки перестрелки. В итоге, не сильно долго блуждая по зарослям и оказавшись в тылу у немецких мотострелков, которые не ожидали, что их тоже могут обойти, Иван выбрал себе удобную позицию и изготовился к стрельбе. Далее, как в тире, сразил оставшихся немцев двумя короткими очередями - сначала пулемётчика, затем, так нечего и не успевшего понять стрелка с карабином.
- Прекратить стрельбу!
Эта команда была подана Непомнящим так громко, что не услышать её было невозможно. Поэтому в лесу пусть не сразу, но наступила тишина. Которую почти сразу нарушил Подопригора, задав наиглупейший вопрос:
- Иван Иванович, это вы? - Прозвучал его высокий голос. - А я думал, что вы наш тыл прикрываете.