Пространство. Книги 1-7

ПРОЛОГ МАНЕО

Манео Джанг-Эспиноза — для друзей на Церере просто Нео — сжался в комок в маленькой рубке маленького кораблика, которому он дал имя «И Ке».[85] Он ждал добрых три месяца, а теперь до минуты, когда он войдет в историю, осталось часов пятьдесят. Продукты закончились два дня назад. Питьевая вода — пол-литра переработанной мочи, уже невесть сколько раз прошедшей через него. Все, что можно отключить, было отключено. Реактор он заглушил. Пассивное наблюдение оставил, а все активные датчики убрал. Свет в рубке шел только от терминалов наблюдения. Нео завернулся в одеяло, подоткнув уголки в крепления, чтобы не улетело. Подогрев одеяла тоже отключил. Широковещательный и лучевой передатчики молчали, позывные он заткнул еще до того, как вывел имя на корпусе корабля. Не для того он так далеко залетел, чтобы случайным писком выдать себя флотилии.

Пятьдесят часов — даже меньше. Только всего и надо, что остаться незамеченным. И ни во что не врезаться, но уж это в лас манос де диос.[86]

С подпольным обществом «пращников» его познакомила кузина Эвита. Познакомила три года назад, ему как раз исполнилось пятнадцать. Он болтался без дела по семейной норе: мать была на работе, на своей водораздаточной станции, отец — на совещании группы надзора за дробилками, а Нео торчал дома — в четвертый раз за месяц пропуская занятия. Когда система оповестила, что кто-то стоит у дверей, парень решил, что пришли выговаривать ему за прогулы. А это оказалась Эвита.

Она была двумя годами старше — дочка его тети по матери. Из настоящих астеров. Они оба имели одинаково тонкие длинные тела, но Эвита была здешняя. Он на нее с первого взгляда запал. Она ему снилась без одежды. Снилось, как он ее целует. И вот она пришла, и они в доме вдвоем. Пока Нео открывал дверь, сердце забилось в три раза сильнее.

— Эса, унокабатя,[87] — сказала девушка, с улыбкой помахав рукой.

— Хой! — отозвался он, стараясь казаться крутым и спокойным.

Нео, как и она, вырос в большом космическом городе — станция Церера являлась именно городом, — но у его отца была низкая коренастая фигура, которая выдавала в нем землянина. Нео владел космополитическим жаргоном астеров не хуже Эвиты, но для нее это был родной язык, а Нео с ним чувствовал себя так, словно напялил чужую куртку.

— Тут койо собираются на портсайде,[88] у Сильвестари Кампоса, — сообщила Эвита, поведя бедром и мягко кривя блестящие губы. — Ходу?

— Ке но?[89] — отозвался Нео. — Все равно делать нечего.

Позже он сообразил, что на него запала Мила Сана — марсианка с кобыльим лицом, чуть моложе него, и все решили, что это может оказаться забавным — посмотреть, как уродливая внутрячка увивается за полукровкой, но к тому времени Нео было все равно. Он познакомился с Сильвестари Кампосом и узнал о «пращниках».

Делалось это так. Какой-нибудь койо заполучает судно. Находит брошенное или разбитое, покупает по дешевке — случаются, наверное, и краденые. Главное, чтобы была реактивная тяга, предохранители и чтобы запаса воздуха хватило. Потом ему надо вычислить траекторию. Без эпштейновской тяги топливо быстро выгорает, далеко не улетишь. Хитрость заключалась в том, чтобы одним толчком выбросить корабль из поля притяжения планеты или спутника, использовать инерцию вращения и, как камень из пращи, лететь, куда забросит. И еще требовалось заранее придумать, как вернуться живым. Это предприятие оказалось замаскировано не хуже, чем сети Локи Грейги или «Золотой ветви». Наверное, гангстеры за ним и стояли. Все это было дьявольски незаконно, и кто-то где-то делал на них ставки. Зато, если ты возвращался, тебя все знали. Ты мог завалиться на любую вечеринку, пить вволю, болтать, что в голову придет, и если бы твоя ладонь вдруг легла на грудь Эвиты Джанг, та не стала бы ее сбрасывать.

Вот так и вышло, что у Нео, которому всегда и все было по фигу, завелось честолюбие.

— Не следует забывать, что Кольцо — не волшебное, — заявила марсианка. В последние месяцы Нео постоянно смотрел новости о Кольце, и эта девица нравилась ему больше других комментаторов. Симпатичная, с приятным выговором. Не такая толстая, как земляне, но и не из астеров. Такая же, как он сам. — Мы пока его не понимаем и, возможно, поймем только через десятилетия. Однако последние два года принесли самые волнующие и интересные технологические прорывы со времен изобретения колеса. Еще десять-пятнадцать лет, и мы найдем применение тому, что узнали, наблюдая за протомолекулой. И тогда…

— Плод. С. Отравленного. Древа, — проговорил старый морщинистый койо, сидевший рядом с ведущей. — Мы не смеем забывать, что все это выросло из массового убийства. Преступники и чудовища из «Протогена» и «Маоквик» выпустили протомолекулу на мирное население. То, что началось с бойни, не принесет добра.

Камера обратилась к девушке, которая, с улыбкой качая головой, смотрела на старика.

— Рабби Кимбл, — сказала она. — Мы вступили в контакт с явно нечеловеческим артефактом, который захватил Эрос, потратил почти год на подготовку в кошмарной скороварке Венеры, затем выбросил массивный комплекс к орбите Урана и выстроил там тысячекилометровое кольцо. Никакие моральные соображения не заставят игнорировать эти факты.

— Эксперименты Гиммлера в Дахау… — завел было морщинистый старикан, помавая пальцем в воздухе, но теперь уже марсианка его перебила:

— А нельзя ли оставить тысяча девятьсот сороковые в прошлом? — проговорила она тоном, подразумевавшим: «Я проявила достаточно терпения, но хватит глупостей!» — Речь идет не о космических нацистах, а о важнейшем в человеческой истории событии. «Протоген» сыграл в нем ужасную роль и понес наказание. Теперь же нам надо…

— Не о космических нацистах! — завопил старикан. — Нацисты — не из космоса! Они здесь, среди нас. Они — звериная сторона нашей собственной натуры. Используя эти открытия, мы оправдываем путь, который привел к ним.

Милашка закатила глаза и обратила умоляющий взгляд к ведущему. Тот пожал плечами, чем еще сильнее взбудоражил старикашку.

— Кольцо — соблазн ко греху! — выкрикнул тот. В уголках его рта белели капельки слюны, и видеоредактор не стал их ретушировать.

— Мы не знаем, что это такое, — возразила хорошенькая. — Учитывая, что протомолекула была предназначена для воздействия на Землю, населенную одноклеточными организмами, а попала на Венеру, питаясь бесконечно более сложной средой, она, возможно, вовсе вышла из строя, и, во всяком случае, грех и соблазн тут ни при чем.

— Вы называете «более сложной питательной средой» человеческие жертвы? Изуродованные тела невинных?

Нео убрал звук и еще немного полюбовался, как эти люди жестикулируют.

На разработку траектории «И Ке» ушли месяцы. Следовало выбрать время, когда Юпитер, Европа и Сатурн займут подходящие позиции. Точность требовалась такая, как если бы, за полкилометра бросив дротик, кто-то срезал бы им крылышко плодовой мушки. С Европой фокус выходил особенно сложным. Надо было пройти над юпитерианским спутником, а потом так близко к газовому гиганту, что возникал риск угодить в его гравитационное поле. Затем шел долгий полет к Сатурну, где надо было подкрутиться на его орбите и двигать дальше, в пустоту, уже без ускорения, зато на скорости, о которой маленький межпланетный челнок никогда и мечтать не смел. Через миллионы километров вакуума — к цели мелкой, как комариная задница.

Нео воображал, какие рожи будут у всех этих ученых и вояк, скопившихся вокруг Кольца, когда кораблик без позывных, летящий по баллистической кривой, выпрыгнет откуда ни возьмись и проскочит прямиком в Кольцо на ста пятидесяти тысячах в час. У него не хватит топлива, чтобы полностью погасить такую скорость, но он затормозит настолько, чтобы они могли выслать за ним спасательный корабль.

Срок, конечно, отсидеть придется. Года два, пожалуй, если власти всерьез разозлятся. Но дело того стоило. Одни только сообщения друзей по черной сети, сливавшиеся в хор: «Черт побери, никак дело выгорит!» — уже того стоили. О самом дальнем броске пращи в истории будут толковать и сто лет спустя. Ну, потратил он несколько месяцев, налаживая «И Ке», еще несколько на полет, и еще отсидит срок. Не так уж много — зато он будет жить вечно!

Оставалось двадцать часов.

Самая большая опасность — окружившая Кольцо армада. Земля и Марс уже несколько месяцев как загнали вусмерть свои флоты, но то, что осталось, — большей частью собралось здесь. Или сидит на внутренних планетах, но о тех Нео мог не волноваться. В системе околачивалось два или три десятка больших военных кораблей, они присматривали друг за другом, между тем как научные суда пищали и вслушивались в эхо, тихонько дрейфуя в паре тысяч километров над Кольцом. И все вояки здесь находились затем, чтобы никто не полез трогать руками. Как они всполошились!

Даже учитывая, что весь этот металл с керамикой был втиснут в крохотный уголок пространства, даже притом что диаметр Кольца составлял паршивую тысячу километров, шансы во что-нибудь врезаться казались не так уж велики. Пустоты здесь было гораздо больше, чем всего остального. Да если он и врежется в какой-то из кораблей флотилии, беспокоиться ему уже не придется, так что Нео отдался на милость Девы Марии и принялся устанавливать высокоскоростные камеры. Когда все наконец случится, то промелькнет так быстро, что и не заметишь, что попал в цель, пока данные не проанализируешь. А рекорд надо удостоверить. Нео включил записывающую аппаратуру передатчика.

— Хой, — обратился он к камере. — Говорит Нео. Нео соло, капитан и команда суверенной астерской гоночной шлюпки «И Ке». Миелиста ми. Шесть часов до самого дальнего прыжка с тех пор, как Бог сделал человека. Ес па ми мамы, милой София Бран, и Господа нашего Спасителя Иисуса. Смотрите хорошенько, моргнешь — пропустишь, ке са?

Он просмотрел файл. В записи видок еще тот. Времени, пожалуй, хватало, можно было сбрить тощую бороденку или хотя бы стянуть в хвост волосы. И еще Нео пожалел, что не приналег на тренировки — плечики как у цыпленка. Ну, теперь уже поздно. А вот подобрать другой угол съемки можно было. Ускорения нет, гравитация не помешает.

Он попробовал снимать с двух разных точек и наконец, удовлетворив тщеславие, выключил запись. Выбросит ее в эфир за двадцать секунд, а потом сразу переключится на наружные камеры. Больше тысячи кадров в секунду, и все равно Кольцо может промелькнуть в паузе. Оставалось надеяться на лучшее. Другой камеры уже не достать, даже если на свете и существует что-то круче.

Допив воду, он пожалел, что не запас побольше еды. Тюбик с протеиновой пастой сейчас очень не помешал бы. Ничего, скоро все закончится. Его подберут земляне или марсиане, у них будет приличный туалет, питьевая вода и паек для заключенного. Нео ждал плена чуть ли не с надеждой.

Спящий коммутатор пробудился и завизжал, что принял направленный луч. Нео открыл связь. Судя по шифровке, отравлено было из черной сети, и достаточно давно, раз догнало его здесь. Не ему одному хотелось показать себя.

Эвита была по-прежнему красива, но теперь, когда начала зарабатывать и закупать части для строительства «И Ке», больше походила на взрослую. Еще пять лет, и станет обычная тетка. И все же Нео к ней не совсем остыл.

— Эсо, унокабатя, — сказала Эвита. — Мир смотрит на тебя. Тода ауге. Я тоже.

Она улыбнулась, и на долю секунды Нео поверил, что она задерет рубашку. На счастье. Луч пропал.

Два часа.

— Повторяю: марсианский фрегат «Люсьен» обращается к неопознанному кораблю, идущему курсом к Кольцу. Отвечайте немедленно, или мы открываем огонь.

Три минуты. Его заметили слишком рано. До Кольца еще три минуты, а он рассчитывал быть незамеченным, пока не останется меньше одной.

Нео прокашлялся.

— Не надо, ке са? Не надо. Это «И Ке», гоночная шлюпка с Цереры.

— У вас отключены позывные, «И Ке».

— Сгорел передатчик, ага. Мне бы помощь не помешала.

— Радио у вас в полном порядке, но я что-то не слышу аварийного сигнала.

— Так не авария же, — отозвался он, растягивая слова, чтобы выиграть хоть несколько секунд. Заговорить бы им зубы… — Иду на баллистической. Могу включить реактор, но это займет пару минут. Подсобите, а?

— Вы в запретной зоне, «И Ке», — сказал марсианин, и Нео почувствовал, как по лицу у него расползается улыбка.

— Не троньте меня, — проговорил он. — Не троньте, сдаюсь. Мне только притормозить, сейчас и начинаю, не злитесь так.

— У вас десять секунд, чтобы изменить траекторию на курс от Кольца, — потом мы открываем огонь.

Вместе со страхом пришло ощущение победы. Получается! Он целит прямо в Кольцо и, таким образом, сбивает их с толку. Одна минута. Нео начал разогревать реактор. С этого момента ему даже лгать не придется. Все сенсоры предупреждали, что их нащупали прицельным лучом.

— Не стреляйте, — повторил Нео, ежась и ерзая от нетерпения. — Прошу вас, сэр, не стреляйте. Я сейчас заторможу, сейчас!

— Пять секунд, «И Ке».

Еще тридцать секунд. Экран распознавания «друг-враг» включился вместе с остальными корабельными системами. «Люсьен» оказался совсем рядом. Может, семьсот километров. Ясно, они его увидели, на таком расстоянии «И Ке», наверное, светится, как рождественская гирлянда. Просто не повезло.

— Стреляйте, коли приспичило, но я торможу.

Прозвучал сигнал тревоги. На дисплее возникли две новые точки. Эти ихос де пута[90] и вправду выпустили торпеды.

Пятнадцать секунд. Он успеет. Нео включил запись и наружные камеры. Кольцо где-то рядом, но тысяча километров — слишком мало, чтобы различить темный объект невооруженным глазом. Он видел только полную звезд бездну.

— Не стреляйте, — заорал он марсианам. — Не стреляйте!

Три секунды. Торпеды настигали его.

Одна секунда.

И все звезды до одной моргнули.

Нео постучал по монитору. Пусто. Распознаватель ничего не показывал. Ни фрегата, ни торпед. Ничего.

— А вот это, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — жутко странно.

Что-то на мониторе засветилось голубым, и он придвинулся ближе, будто несколько дюймов, отделявших его от экрана, могли что-то изменить.

Сенсор, запускавший перегрузочную тревогу, реагировал через пять сотых секунды. Сигнал включался еще через три сотых — нужно было время, чтобы ток по проводам дошел до красной лампочки и аварийной сирены. Маленькие датчики на консоли, рассчитанные на торможение девяносто девять g, зажигали свои светодиоды с неторопливостью движения ледника — целых полсекунды. К этому времени Нео уже превратился в красную кляксу в кубрике — торможение швырнуло его вперед, сквозь экран, на дальнюю переборку. Еще пять долгих секунд кораблик скрипел и сопротивлялся. Не он останавливался — его останавливали.

В непроглядной темноте работали наружные камеры, посылая в эфир тысячу кадров пустоты в секунду.

А потом — и не только пустоты.

ГЛАВА 1 ХОЛДЕН

Когда он мальчишкой жил на Земле, под открытым голубым небом, одна из его матерей три года мучилась нестерпимыми мигренями. Тяжело было видеть ее бледной, потной от боли, но еще хуже казались сопровождающие приступы симптомы ауры. Она наводила порядок в доме или разбиралась с контрактами по своей юридической практике, и вдруг левая рука у нее сжималась в кулак до хруста в сухожилиях. Глаза переставали фокусироваться, зрачки расширялись, заливая чернотой голубую радужку. Глядя на очередной такой припадок, Холден думал: этого раза она не переживет.

Ему было тогда шесть лет, и он никогда не рассказывал родителям, как пугали его мигрени матери, — даже когда они прошли. Страх стал привычным. Мальчик почти ждал его. Когда это начиналось, ужас должен был отступить, да, вероятно, и отступал, но вместо него появлялось ощущение захлопнувшегося капкана. Приступ мог повториться в любую минуту, и его было никак не избежать. Это чувство отравляло все — хотя и немного.

Чувство, будто тебя преследуют призраки.

— Заведение всегда в выигрыше! — прокричал Холден.

Они с командой — Алексом, Амосом и Наоми — сидели за отдельным столиком в VIP-зале самого дорогого отеля Цереры. Даже здесь звон, свистки и электронные выкрики игровых автоматов заглушали спокойный голос. Те немногие частоты, которыми не завладели автоматы, были заполнены звонким щебетом патинко и басовыми аккордами играющих на трех сценах казино оркестров. Все вместе складывалось в звуковую стену, от которой у Холдена вибрировал желудок и звенело в ушах.

— Что? — проорал в ответ Амос.

— В конечном счете выигрывает всегда заведение.

Амос уставился на лежавшую перед ним гору фишек. Они с Алексом подсчитывали и делили выигрыш перед следующей вылазкой к игорным столам. На глаз Холден оценил добычу тысяч в пятнадцать новых церерских йен — и это всего за час. Впечатляющий результат. Если сумеют остановиться, унесут выигранное. Только они, конечно, не остановятся.

— Ну, — удивился Амос. — И что с того?

Холден с улыбкой пожал плечами.

— Да ничего.

Если его команде охота продуть несколько тысяч, спуская пар в азартных играх, кто он такой, чтобы им мешать? По правде сказать, проигрыш — сущий пустяк в сравнении с выплатой по последнему контракту, а это лишь один из трех контрактов, выполненных за последние четыре месяца. Год выходит тучным.

За последние три года Холден допустил немало ошибок. Но решение уйти из АВП и стать независимым к ним не относилось. С тех пор как он заявил свой корабль как вольное курьерское и сопроводительное судно, «Росинант» получил несколько заданий, и все оказались выгодными. Деньги команда потратила на переоборудование корабля от носа до кормы. «Росинанту» за пару лет сильно досталось, он заслужил любовь и заботу.

Когда корабль привели в порядок, на общем счете еще остались деньги — девать их было некуда, — и Холден потребовал с команды список пожеланий. Наоми оплатила установку перегородки в их каюте, разделив ее на две комнаты. Теперь у них имелась кровать, в которой умещались двое, и еще осталось место, чтобы ее обойти. Алекс, напомнив, как сложно закупать для корабля боевые торпеды, потребовал установить на «Роси» килевую рельсовую пушку. Вооружение было мощнее орудий точечной обороны, а снарядами для пушки служили двухфунтовые вольфрамовые болванки. Амос спустил тридцать штук на Каллисто — закупил последние новинки для двигателя. Холден попробовал напомнить, что «Роси» и так способен разогнаться до скоростей, которых команда не переживет, так что совершенствовать его нет нужды, но Амос возразил: «Зато круто!» Холден усмехнулся, кивнул и оплатил счет.

Даже после первых безудержных трат они еще могли выплачивать самим себе жалование в пять раз больше, чем на «Кентербери», и снабжать корабль водой, воздухом и топливными стержнями в течение десяти лет.

Возможно, это была временная удача. Случатся еще и черные дни, когда работы не подвернется и придется экономить. Но не сегодня.

Амос с Алексом закончили подсчет фишек и теперь кричали в уши Наоми, соблазняя сыграть и ее. Холден махнул официанту, и тот подскочил принять заказ. Здесь, в VIP-зале, электронные заказы были не в ходу.

— Что у вас из скотчей, выгнанных из натурального зерна? — спросил Холден.

— Есть несколько ганимедской перегонки, — ответил официант. Он навострился среди этого грохота, не напрягая голоса, добиваться, чтобы его слышали, да еще и улыбаться. — Но для разборчивых джентльменов с Земли найдется шестнадцатилетний лагавулин — мы запасли несколько бутылок.

— Что? Вы имеете в виду настоящий скотч из Шотландии?

— Точнее сказать, с острова Айла, — кивнул официант. — По тысяче двести бутылка.

— Давайте!

— Слушаю, сэр, и четыре рюмки.

Официант склонил голову и направился к бару.

— Мы идем играть, — со смехом сообщила Наоми. Амос, спихнув со своего подноса часть фишек, подтолкнул их к ней. — Пойдешь с нами?

Оркестр в соседнем зале затих, и на несколько секунд уровень шума снизился до сносного — но кто-то за стеной тут же запустил «музак».

— Погодите, ребята, — предложил Холден. — Я заказал бутылочку недурного пойла и хочу поднять еще один тост, пока мы не разбежались на эту ночь.

Амос нетерпеливо вертел головой, пока не подали бутылку, потом несколько секунд рассматривал этикетку.

— Ага, ну, ради этого, пожалуй, стоило подождать.

Холден разлил всем и поднял рюмку.

— За лучший корабль и лучшую команду, с какой я имел честь служить, — и чтобы нам платили!

— Чтобы нам платили! — повторил Алекс и, взяв в руки, принялся разглядывать бутылку. — Нельзя ли загрузить таких на «Роси»? Можете вычесть из моего жалованья.

— Поддерживаю, — сказала Наоми и, перехватив бутылку, разлила всем по новой.

На несколько минут были забыты и груды фишек, и соблазны карточных столов. Холден того и добивался. Удержать их вместе еще на несколько минут. Когда он служил на других кораблях, прибытие в порт оказывалось шансом хоть на несколько дней избавиться от опостылевших лиц. Теперь все обстояло по-другому. С этой командой — не так. Он заглушил сентиментальный порыв выпалить: «Я люблю вас, ребята!» — залив его новой порцией виски.

— Последний удар — и в путь! — предложил Амос, взяв бутылку.

— Мне уже в голову ударило, — отозвался Холден и, встав из-за стола, покачиваясь сильнее, чем ожидал, направился к туалетам. Скотч быстро добрался до мозгов.

Туалеты в VIP-зале сверкали роскошью. Здесь не было ряда писсуаров и раковин — вместо них имелась дюжина дверей в отдельные кабинки, каждая со своим унитазом и раковиной. Холден вошел и заперся на задвижку. Сквозь дверь шум почти не проникал. Отчасти казалось, что ты шагнул за край мира. Может, так оно и задумывалось. Холден был благодарен архитектору казино, предусмотревшему относительно тихое местечко. Он не слишком удивился бы, увидев над раковиной игровой автомат.

Справляя свои дела, Холден придерживался ладонью за стену. Струя еще не иссякла, когда в кабинке на миг стало светлее, хромированная ручка отразила слабую голубую вспышку. И страх ударил под ложечку.

Опять.

— Богом клянусь… — заговорил Холден, завершил дело и застегнул молнию. — Тебе же лучше будет, Миллер, если, оглянувшись, я тебя не увижу.

Он обернулся.

И увидел Миллера.

— Привет… — начал покойник.

— Нам надо поговорить, — закончил за него Холден и повернулся к раковине вымыть руки.

На мраморном столике расселись крошечные голубые светлячки. Он хлопнул по ним, но, когда поднял руку, ладонь оказалась чистой.

Отражение Миллера в зеркале пожало плечами. Двигался он неприятными для глаза рывками, напоминал часовой механизм, у которого кончается завод. Человек — и в то же время не человек.

— Здесь сейчас все, — сказал покойник. — Я не хочу говорить о том, что случилось с Джули.

Холден вытащил из стоявшей рядом корзины полотенце и, прислонившись к краю мойки спиной, стал медленно вытирать руки. Его трясло — его каждый раз трясло. Чувство злобной угрозы коснулось позвоночника — так всегда бывало в подобных случаях. Холден ненавидел это чувство.

Детектив Миллер улыбнулся чему-то невидимому для Холдена.

Этот человек работал в службе безопасности Цереры и самовольно отправился на поиски пропавшей девушки. Однажды он спас Холдену жизнь. На глазах у Холдена Миллер вместе с астероидной станцией и тысячами жертв протомолекулы врезался в Венеру. На том же астероиде была Джули Мао — девушка, которую Миллер искал и нашел слишком поздно. Год чужаки что-то вынашивали и строили под густой венерианской облачностью. Когда завершенная громада поднялась из глубины и, подобно гигантскому морскому чудовищу, поплыла за орбиту Нептуна, с ней всплыл и Миллер.

И теперь в каждом его слове звучало безумие.

— Холден, — сказал Миллер, но это было не обращение, а описание собеседника. — Да, вполне резонно. Ты не из них. Эй, ты меня послушай!

— Ну так говори. Хватит с меня этой фигни. Уже скоро год, как ты мне являешься, и ни разу не сказал ничего осмысленного. Ни разу!

Миллер отмахнулся. Старый сыщик дышал все чаще, пыхтел, словно пробежал дистанцию. На его бледной, сероватой коже блестели бусинки пота.

— Там в восемнадцатом секторе был нелицензированный бордель. Мы думали застать пятнадцать, ну два десятка. Может, чуть больше. Входим, а там все ободрано до голого камня. Об этом надо подумать. Это что-то значит.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Холден. — Просто скажи, чего тебе надо, а?

— Я не сумасшедший, — продолжал Миллер. — Когда я сойду с ума, меня убьют. Господи, меня убили? — Он шумно втянул в себя воздух. Губы потемнели, кровь под кожей стала черной. Детектив опустил руку на плечо Холдену. Рука была тяжелой. Слишком тяжелой и плотной — словно Миллера переделали, заменив кости железом. — Все пошло прахом. Мы добрались, но там пусто. Все небо пустое.

— Я не понимаю.

Миллер склонился к нему. Дыхание его пахло ацетоном, взгляд был прикован к лицу Холдена, брови умоляюще приподняты: пойми!

— Ты должен мне помочь, — сказал Миллер. Сосудики в белках глаз были почти черными. — Они знают, что я умею искать. Они знают, что ты мне поможешь.

— Ты мертв, — вырвалось у Холдена.

— Все мертвы, — ответил Миллер и убрал руку с плеча Холдена. Озабоченно насупился и отвернулся. — Почти. Почти.

У Холдена загудел терминал, он достал аппарат из кармана. Наоми спрашивала: «Ты там не провалился?» Холден начал набирать ответ — и бросил, сообразив: он не знает, что сказать.

Миллер заговорил снова, и в голосе было тихое детское изумление.

— Ба! Это случилось! — сказал Миллер.

— Что случилось? — спросил Холден.

Хлопнула дверь соседней кабины, и Миллер пропал. Запах озона и какой-то густой органики, как в корабельной мастерской, остался единственным напоминанием о его визите. Да и тот, возможно, существовал только в воображении Холдена.

Холден постоял немного, выжидая, пока растает во рту меднистый вкус. Выжидая, пока уймется сердцебиение. Когда ему полегчало, умыл лицо холодной водой и вытер мягким полотенцем. Далекий приглушенный гомон из залов взорвался воплями. Кто-то сорвал банк.

Он им не скажет. Наоми, Амосу, Алексу. Они вправе наслаждаться жизнью без вмешательства того, чем стал Миллер. Холден признавал, что желание утаить происходящее — иррационально, но привычка прикрывать друзей оказалась так сильна, что он не слишком сомневался в себе. Чем бы ни был Миллер, Холден встанет между ним и «Роси».

Он рассматривал свое отражение, пока оно не достигло совершенства. Беззаботный подвыпивший капитан благополучного независимого корабля — в отпуске на берегу. Спокоен и счастлив. Холден вернулся в грохочущее казино. На миг показалось, что он окунулся в прошлое. Казино на Эросе. Павильон смерти. Огни горели слишком ярко, звуки разносились слишком громко. Холден протолкался к своему столику и налил себе еще виски. Эту порцию можно немножко растянуть. Насладиться ароматом и веселой ночкой. За спиной кто-то взвизгнул от смеха. Всего лишь от смеха.

Через несколько минут подошла Наоми, выступила из сутолоки и хаоса — безмятежная и женственная. Полупьяная, рвущаяся наружу любовь нахлынула новой волной. Они не один год вместе ходили на «Кентербери», прежде чем Холден понял, что любит ее. Оглядываясь назад, он в каждой ночи, проведенной с другими, видел упущенный шанс дышать одним воздухом с Наоми. Что думала она, он даже не догадывался. Холден подвинулся, освободил ей место.

— Обчистили тебя?

— Алекса, — поправила Наоми. — Обчистили Алекса. Я свои фишки ему отдала.

— Невиданная щедрость! — ухмыльнулся он.

В темных глазах Наоми мелькнуло сочувствие.

— Опять Миллер объявлялся? — спросила она, склоняясь поближе, чтобы не кричать.

— Мне иногда не по себе делается — уж очень легко ты видишь меня насквозь.

— У тебя все на лбу написано. А Миллер не в первый раз устраивает засаду в уборной. Он не стал вразумительнее?

— Нет, — сказал Холден. — Он словно обращается к неисправной электропроводке. Я даже не всегда уверен, что он меня замечает.

— На самом деле это, скорее всего, не Миллер, так?

— От протомолекулы, нарядившейся Миллером, мне еще жутче.

— Это точно, — признала Наоми. — Он хоть что-нибудь новенькое сказал?

— Пожалуй, сказал. Он сказал, что-то случилось.

— Что?

— Не знаю. Он просто заявил: «Это случилось» — и пропал.

Они посидели вдвоем, молчаливые среди гула голосов.

Наоми переплела его пальцы со своими, наклонилась, чмокнула в правую бровь и потянула со стула.

— Идем.

— Куда идем?

— Научу тебя играть в покер, — сказала она.

— В покер я умею.

— Это тебе так кажется, — ответила она.

— Подначиваешь?

Она улыбнулась и потянула настойчивее.

Холден покачал головой.

— Если хочешь, давай вернемся на корабль. Соберем несколько человек и сыграем в тихой компании. Здесь нет смысла — заведение всегда в выигрыше.

— А мы здесь не для того, чтобы выигрывать, — произнесла Наоми так серьезно, словно на что-то намекала. — Мы здесь, чтобы играть.

Известие пришло через два дня. Холден сидел в камбузе, доедал прихваченный из портового ресторана рис с чесночным соусом, тремя видами бобов и чем-то настолько похожим на курятину, что можно было принять за натуральную. Амос с Наоми присматривали за погрузкой питания и фильтров для восстановительной системы. Алекс спал в кресле пилота. На других кораблях, где доводилось служить Холдену, команда никогда не собиралась в полном составе раньше, чем к отлету. Все охотно провели бы пару ночей в портовых гостиницах, притворяясь, что они дома. Но для их команды «Росинант» и был домом.

Холден прогонял местные новости на ручном терминале, щелкал каналами из дальних частей системы. Утечка информации с сайта новой игры «Бандао солайс» означает, что личные данные шести миллионов человек попали на пиратский сервер с орбиты Титана. Марсианские военные эксперты обеспокоены ростом расходов на восстановление ущерба от битвы на Ганимеде. На Земле Африканский союз фермеров нарушил запрет на применение азотфиксирующих бактерий. На улицах Каира митинги в поддержку запрета и против него.

Холден бездумно переключал каналы, скользя мыслями по поверхности новостей, когда одна из станций высветила красную полосу. И еще одна. И еще. От заголовков статей у него застыла кровь в жилах. Это называли Кольцом. Гигантское нерукотворное образование, которое, стартовав с Венеры, покрыло неполных две а.е.[91] и, остановившись за орбитой Урана, обосновалось там.

Холден внимательно читал новости и чувствовал, как от страха стягивается комок под ложечкой. Когда он поднял голову, в дверях стояли Наоми и Амос. В руках Амос держал терминал с такой же красной полосой на дисплее.

— Видел, кэп? — спросил Амос.

— Угу.

— Какой-то засранец захотел проскочить в Кольцо.

— Угу.

Цереру с Кольцом разделял огромный океан пустоты, однако известие, что какой-то балбес на дешевом суденышке пошел в кольцевую структуру с одной стороны и не вышел с другой, добралось сюда всего за пять часов. А случилось это два дня назад. Два дня правительственным структурам, окружившим Кольцо, удавалось замалчивать инцидент.

— Это оно, да? — спросила Наоми. — То, что «случилось»?

ГЛАВА 2 БЫК

Карлос Бака — для друзей Бык — не любил капитана Ашфорда. Невзлюбил с самого начала.

Капитан был из тех типов, которые презрительно усмехаются, не шевеля при этом губами. Прежде чем целиком посвятить себя АВП, Ашфорд получил степень доктора математики в лунном кампусе Бостонского университета — и никому не давал об этом забыть. Как будто степень земного университета делала его лучше остальных астеров. А также выше вульгарных типов вроде Быка или Фреда, которые выросли на дне колодца. Ашфорд не относился ни к тем, ни к другим. И так пыжился, воображая себя большой шишкой — с образованием, со связями на Земле, с друзьями детства из Пояса, — что трудно было его не поддразнивать.

А в этом деле Ашфорду предстояло командовать.

— И еще вопрос времени, — сказал Фред Джонсон.

Выглядел Фред дерьмово. Он был слишком тощ. В последнее время все исхудали, но темная кожа Фреда приобрела пепельный оттенок, при виде которого Бык задумывался об аутоиммунных заболеваниях или непролеченном раке. А может, дело было в возрасте, нагрузках и плохом питании. Есть вещи, которые проймут даже тех, кого вроде бы ничем не пронять. По правде сказать, у Быка тоже появилась седина на висках, и дерьмовые лампочки, подражающие солнечному свету, его не радовали. Кожа у него пока еще была потемнее яичной скорлупы, но это досталось ему от смуглой матери-мексиканки, а не от ультрафиолета.

Он с двадцати двух лет жил в темноте космоса. Сейчас ему перевалило за сорок. А Фред, командовавший им от имени двух правительств, был еще старше.

Перед ними уходили вдаль и вверх строительные леса, их гибкие стенки блестели змеиными чешуйками. Постоянно слышался тихий визг, вибрация, передававшаяся от строительного оборудования по корпусу станции. Гравитация вращения здесь была ниже стандартной для Тихо трети g, и Ашфорд устроил маленький спектакль, вырвавшись вперед, а потом притормозив, поджидая землян. Бык нарочно замедлил шаг, чтоб тому пришлось ждать подольше.

— Времени? А что со временем, полковник? — спросил Ашфорд.

— Могло быть хуже, — ответил Фред. — С первого крупного изменения в момент инцидента Кольцо, по-видимому, не меняется. Через него никто не прошел, никто из него не показался. Поначалу все навалили в штаны, но теперь просто держатся начеку. Марс рассматривает этот вопрос исключительно с военной и научной точек зрения. Дюжина их исследовательских судов уже мчит туда.

— С каким сопровождением? — спросил Бык.

— Один истребитель, три фрегата, — ответил Фред. — Земляне движутся медленнее, зато большими силами. У них в будущем году выборы, а генеральному секретарю здорово досталось за то, что он проглядел происки злодейских корпораций.

— С чего бы это? — сухо заметил Бык.

Улыбнулся даже Ашфорд. «Протоген» с «Маоквик» совместными усилиями превратили в фарш стабильность и безопасность Солнечной системы. Станция Эрос погибла — была захвачена техникой пришельцев и упала на Венеру. Ганимед выдавал меньше четверти обычных поставок продовольствия, так что все население внешних планет и Пояса довольствовалось собственными запасами и агрикультурными комплексами. Союз между Землей и Марсом стал преданием из тех, что рассказывают внукам, перебрав пивка. Легенда о старых добрых временах до того, как все полетело к чертям.

— Он устроил шоу, — продолжал Фред. — СМИ, религиозные лидеры, поэты, артисты… — всех волокут к Кольцу в надежде, что эта братия нацелит свои копья не на него.

— Типично, — бросил Ашфорд и не стал уточнять. Типично для политика? Типично для землянина? — А мы чего там ищем?

Леса коротко пропели — случайные колебания сложились в гармоничный аккорд. Промышленные глушители поспешно затушили вибрацию, пока она не достигла разрушительного уровня.

— Мы точно знаем одно: что какой-то идиот сунулся в Кольцо на высокой баллистической скорости — и не выскочил с другой стороны. — Фред шевельнул ладонями — жест, заменяющий у астеров пожатие плечами. — А теперь в Кольце возникла некая материальная аномалия. Возможно, оно проглотило глупого мальчишку вместе с корабликом и переварило во что-то иное. Кольцо произвело выброс — массу рентгеновских и гамма-лучей, но полная аннигиляция корабля дала бы больше. Возможно, парень пробил Кольцо. Или открыл ворота, и толпы зеленых человечков в летающих тарелочках скоро вывалятся из них и превратят Солнечную систему в перевалочную базу.

— Что… — начал Бык, но Ашфорд перебил его.

— Венера не реагировала?

— Ни малейшей реакции, — ответил Фред.

Венера замерла. С тех пор как изуродованная станция Эрос рухнула под облака, глаза всего человечества были обращены на планету и наблюдали за яростным корчами протомолекулы. На поверхности Венеры вздымались и рушились хрустальные башни многокилометровой высоты. Сеть углеродистых волокон опутала планету и распалась в прах. Оружие, предназначенное для того, чтобы оседлать примитивные жизненные формы древней Земли, столкнулось со сложной экосистемой человеческих тел и построек и тщилось сохранить их в ядовитой топке Венеры. Возможно, исполнение плана откладывалось. Или же сложные формы жизни упростили задачу протомолекулы. Так или иначе, по всей видимости, с Венерой было покончено. Она послужила только для того, чтобы выбросить за орбиту Урана самособирающееся кольцо, которое теперь висело там мертвым камнем.

До недавнего времени.

— И что нам по этому поводу делать? — спросил Бык. — Не в обиду будь сказано, но лучшие научные суда не у нас. А Земля с Марсом здорово потрепали друг друга над Ганимедом.

— Нам — быть там, — отрезал Фред. — Если Земля с Марсом посылают свои корабли, мы пошлем свои. Если они выступят с заявлением, мы тоже выступим. Если предъявят права на Кольцо, мы выставим встречную претензию. Мы добились того, что Внешние Планеты стали заметной политической силой, но все преимущества будут утеряны, если мы выпустим вожжи из рук.

— Стрелять ни в кого не собираемся? — осведомился Бык.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — ответил Фред.

Плавный уклон стройплощадки заканчивался гигантским перегибом. В звездной черноте над ними высилась дуга из стали и керамики, освещенная тысячью огоньков. Она выглядела произведением природы — не верилось, что такую махину мог создать человек. Она походила на каньон или гору. Или заросший травой кратер потухшего вулкана. Ее огромная величина мешала увидеть в ней корабль. Но это был корабль. По его бокам ползали строительные механизмы, большие, как дом, в котором Бык жил в детстве, но выглядели они мелкими, как футболисты на далеком поле. Длинная тонкая линия килевого лифта тянулась вдоль корпуса — она перевозила механиков с одного конца конструкции на другой. Кабинки вспомогательных лифтов вмещали по дюжине человек. Мягкий изгиб корпуса был испещрен выпуклостями рельсовых пушек и резкими вздутиями торпед.

Когда-то все это называлось «Наву». Корабль, рассчитанный на много поколений, должен был унести к звездам мормонов, полагавшихся только на его внутреннюю экосистему да на милость Божью. Теперь его переименовали в «Бегемот» — самый большой и бесполезный военный корабль в Солнечной системе. В его брюхе, не касаясь стен, могли разместиться четыре корабля класса «Доннаджер». Рельсовые пушки были способны разогнать магнитные снаряды до измеримых долей с.[92] Всех ядерных торпед, имевшихся в распоряжении Альянса Внешних Планет, не хватило бы на его полное вооружение. Мощность лазерных передатчиков позволяла прожечь лучом дыру в стали — дай только время. Можно было бы еще разрисовать нос под акулью пасть и придать жилому отсеку форму треугольного плавника, но и без того представлялось очевидным, что цель этой великолепной конструкции — внушать страх.

И хорошо, что вид у нее был такой устрашающий, потому что, случись этой залатанной развалине попасть в настоящую схватку, им всем настал бы конец. Бык скосил взгляд на Ашфорда. Капитан стоял, вздернув подбородок, глаза его горели от гордости. Бык поцокал языком.

Притяжение совсем исчезло — платформа и стройплощадка замерли, уравнявшись в скорости с «Бегемотом». Вдалеке вспыхнул белым пламенем строительный мех — началась сварка.

— Сколько до старта? — спросил Ашфорд.

— Три дня, — сказал Фред.

— Инженеры докладывали, что до готовности дней десять, — вставил Бык. — Будем доделывать в полете?

— Именно так, — кивнул Фред.

— Хотя мы могли бы задержаться на несколько дней, закончить работы в доках и, развив чуть большую тягу, явиться на место в тот же срок?

Повисла неловкая пауза. Бык знал, что так будет, но промолчать не мог.

— Удобства и дух команды требуют не меньшей заботы, чем корабль, — проговорил Фред, из вежливости изменив формулировку. Бык, знавший его достаточно давно, услышал: «Астеры не любят перегрузок». — Кроме того, некоторые работы проще производить при низких g. Все взвешено, Бык. Через три дня отчаливаете.

— А что, есть проблемы? — спросил Ашфорд.

Бык натянул на лицо кретинскую улыбочку, к которой прибегал, когда хотелось сказать правду, избежав нагоняя.

— Мы собираемся дразнить Землю и Марс в виду Кольца, занимающегося своей инопланетной чертовщиной. Команда у нас не сработавшаяся, корабль — наполовину из металлолома, и времени, чтобы все утрясти, не будет. Конечно, проблемы найдутся, но тут уж ничего не поделаешь, так что все равно беремся. В худшем случае мы все умрем.

— Веселенькая мысль, — укоризненно протянул Ашфорд.

Бык улыбнулся еще шире и пожал плечами.

— Все равно рано или поздно этим закончится.

На Тихо Быку досталось роскошное помещение. Четыре комнаты с высокими потолками, отдельный гальюн с настоящим водопроводом. Даже на Земле, мальчишкой, он не знал такой роскоши. Детство Быка прошло в жилом комплексе зоны совместных интересов Нью-Мексико. Там он обитал с родителями, бабушкой, двумя дядьями, тремя тетушками и примерно тысячей двоюродных братьев и сестер. Дожив до шестнадцати лет и отказавшись переходить на базовое пособие, он уехал на юг, в Аламогордо, и отработал свои два года, разбирая древнюю солнечную электростанцию, оставшуюся от недобрых старых времен до термояда. Спал он в комнате на десятерых и до сих пор явственно помнил соседей, какими они были тогда: тощие, мускулистые, без рубашек — или в рубашках, повязанных на головы вместо чалмы. Он как сейчас чувствовал лучи мексиканского солнца, которые словно ладонью давят на грудь, купался в излучении и тепле неконтролируемого ядерного реактора, отделенного от него только расстоянием да огромным голубым небом.

Отработав два обязательных года, он поступил было в техническое училище, но вылетел за гормоны и спиртное. После этого пришлось выбирать между военной службой или пособием. Бык выбрал то, что меньше походило на смерть. В десантниках самая большая из его кают была меньше прихожей этой квартиры на Тихо. До отставки он не имел собственного жилья. Станция Церера тоже его не баловала. Нора располагалась у самого центра вращения — низкая гравитация, высокая сила Кориолиса. Место, чтобы отоспаться после попойки, — не более того. Голые каменные стены, корабельная койка с креплениями для сна в невесомости. Кто-то из прежних хозяев выцарапал на стене: «Бессо о нади». На астерском жаргоне — «Лучшее или ничего». Бык тогда еще не знал, что это политический лозунг. Барахло, которым он обзавелся на станции Тихо, — рамка, где сменялись семейные фотографии с Земли, жестяной подсвечник, оставленный бывшей подружкой, штатские костюмы — в его старой норе на Церере просто не уместилось бы или не оставило бы места для сна. «Слишком много вещей, — подумал он. — Надо бы от них избавиться».

Впрочем, не в этом рейсе. Каюты командного состава на «Бегемоте» были еще просторнее квартир на Тихо.

Система пискнула, предупреждая, что кто-то хочет войти. Бык по давней привычке, прежде чем открыть, глянул видео. Фред переминался с ноги на ногу. Он был в штатском: белая рубашка с пуговицами и старые-престарые штаны, снисходительно скрывавшие отвисшее брюшко. Вернее, пытавшиеся скрыть. Фред был не в лучшей форме, чем Бык. Просто оба они старели.

— Привет, — сказал Бык, — хватай любой стул. Я как раз собираюсь.

— Уже переезжаешь?

— Хочу обжиться на корабле перед стартом, — объяснил Бык. — Поищу, не блуждают ли там какие мормоны.

Фред болезненно поморщился.

— Я вполне уверен, что мы с первого раза всех выловили, — отыграл он, — но места там полно, осмотрись, коли есть охота.

Бык открыл чемодан, пальцами пересчитал футболки. Десять штук. Признак разложения. Кому нужны десять футболок? Вытащив пять, он отложил их на стул.

— Если они добьются возвращения «Наву», положеньице будет еще то, — заметил он. — Сколько мы там переделали!

— Не добьются, — возразил Фред. — Захват корабля был вполне законным. Чрезвычайное положение. Я могу десять часов перечислять прецеденты.

— Да, только потом мы его подобрали и объявили своим, — усмехнулся Бык. — Это вроде как сказать: мне пришлось позаимствовать твой грузовичок, но, поскольку я загнал его в кювет и вытащил обратно, он теперь мой.

— Закон умеет много гитик, Бык, — устало проворчал Фред. На уме у него явно было что-то другое.

Бык открыл еще один ящик, сбросил половину носков в утилизатор, остальные положил к футболкам.

— Просто неловко выйдет, если судья с тобой не согласится.

— Для земных судей мы вне юрисдикции, — бросил Фред, — а наша судебная система лояльна к АВП. Они видят картину в целом и не станут вырывать у нас из рук самый большой из существующих кораблей, чтобы кому-то там вернуть. В худшем случае присудят выплату компенсации.

— А это нам по карману?

— Нет, на данный момент не по карману.

Бык смешливо фыркнул.

— Не могу понять, что мы такого натворили, за что попали сюда? Ты — волочешь на себе чуть не весь АВП, я — старпом у Ашфорда. Неправильно мы живем, старина.

— Да, кстати, — встрепенулся Фред, — планы немножко меняются.

Бык открыл шкаф. Губы у него сжались. Фред не для того пришел, чтобы толочь воду в ступе. Что-то случилось. Бык достал из шкафа два костюма, оба еще не распакованные из клейкой защитной пленки. Он таких много лет не носил — вряд ли придутся впору.

— Ашфорд решил, что предпочитает иметь старпомом Мичо Па. Мы это обсудили. Я рекомендовал тебя как старшего офицера безопасности.

— Сместили со второго места на третье, — кивнул Бык. — А что, Ашфорд опасается, что я претендую на его кресло?

Фред, сплетя пальцы, склонился вперед. Лицо было серьезным — он видел, что ситуация дерьмовая, но держался как мог.

— Все дело во впечатлении, — сказал Фред. — Это флот АВП. «Бегемот» — ответ Пояса на последние ударные корабли Земли и Марса. Землянин на мостике не соответствует образу.

— Ладно, — сказал Бык.

— Я в том же положении, сам знаешь. Сколько времени прошло, а мне все еще вдвое труднее добиваться верности и уважения — только потому, что я не здешний. Даже те, кто рад, что я с ними, потому что мое присутствие портит имидж Земле, не любят получать от меня приказы. Мне каждую кроху уважения приходится зарабатывать снова и снова.

— Ладно, — повторил Бык. Офицер безопасности — значит, меньше времени придется проводить в мундире. Он со вздохом положил на стул оба костюма.

— Я не говорю, что ты хуже, — продолжал Фред. — Никто, как я, не знает, что ты — лучший из лучших. Но, чтобы довести дело до конца, приходится кое с чем мириться.

Бык прислонился к стене, скрестил руки на груди. Фред смотрел на него из-под подернутых инеем бровей.

— Сэр, я долго летал с вами, — произнес Бык. — Если вам от меня что-то нужно, скажите прямо.

— Мне нужно, чтобы ты сделал дело, — сказал Фред. — То, что там происходит, важнее чего угодно во всей системе, а что это — мы не знаем. Если мы допустим промах или дадим внутрякам значимое преимущество, потери будут большими. Ашфорд и Па — хорошие люди, но они астеры. У них, в отличие от нас с тобой, нет опыта работы с земной армией.

— Думаешь, они что-то затевают?

— Нет. Ашфорд всеми силами постарается все сделать правильно, но у него рефлексы астера, его застанет врасплох то, к чему другой будет готов.

— Ашфорд всю жизнь все делает правильно от страха оконфузиться. Он — одетый в мундир вакуум. А на вакуум опереться невозможно.

— Я и не опираюсь, — согласился Фред. — Я посылаю тебя, потому что тебе доверяю.

— Но командования мне не даешь.

— Но командования не даю.

— А как насчет прибавки к жалованью?

— Тоже нет.

— Ну и черт с тобой, — заключил Бык. — Вся ответственность и никаких полномочий! Возможно ли отказаться от подобного предложения?

— Не шути. Мы тебя подставляем ради показухи и идиотской политики, но ты мне нужен.

— Так я берусь, — сказал Бык.

Минуту слышалось только гудение воздуховода. Бык снова принялся запихивать свою жизнь в чемодан. Где-то над головой, за тоннами стали и керамики, ждал «Бегемот».

ГЛАВА 3 МЕЛБА

Войдя в игорный дом, Мелба почувствовала на себе взгляды. Зал освещался панелями игровых автоматов — розовыми, голубыми, золотистыми. Сюжеты игр вращались вокруг секса и насилия — иногда и того и другого сразу. Нажми кнопку, брось денежку — и, пока ждешь объявления победителя, полюбуйся, как девушки вставляют в себя странные и опасные предметы. Сюжетные игры, покер, лотереи в реальном времени. Игроков-мужчин окружала атмосфера глупости, безнадежности и почти осязаемой ненависти к женщинам.

— Дорогуша, — обратился к ней из-за стойки необъятный толстяк, — не знаю, куда вам было надо, только вы ошиблись адресом. Может, вам лучше повернуть обратно?

— У меня здесь встреча, — сказала она. — С Тревином.

Глаза толстяка за тяжелыми веками округлились. Кто-то выкрикнул из темноты грубую шутку, которая должна была выбить ее из колеи. И выбила, но Мелба этого не показала.

— Тревин, если он вам нужен, в задних комнатах, дорогуша, — кивнул толстяк. В дальнем конце зала, за десятками ухмылок и угроз, виднелась красная стальная дверь.

Все инстинкты, сформированные прошлым, когда она была Клариссой, теперь не годились. Мелбу обучали самообороне с тех пор, как девочка стала делать первые шаги, но все приемы предназначались для защиты от похищения. Как привлечь внимание властей, как разрядить ситуацию между пленницей и похитителями. Конечно, все это не то. Физическая подготовка тоже входила в курс, но только та, что позволяла вырваться. Сбежать, найти помощь.

Теперь помочь ей было некому, а ничего другого она не умела, поэтому воспользовалась тем, что имелось. Мелба — Мелба, а не Кларисса! — кивнула толстяку и пошла через толчею в полутемном зале. Полная земная гравитация тяготила ее как болезнь. На одном экране троица маленьких серых пришельцев осаждала мультяшную женщину, над ними парила летающая тарелка. Кто-то взял малый джек-пот. Мелба отвела взгляд. Сзади кто-то расхохотался, и у нее натянулась кожа на затылке.

Из всех братьев и сестер ей одной всерьез нравились занятия по физподготовке. В дополнение она записалась на тайцзицюань с инструктором по самообороне. Ей было четырнадцать, когда отец на семейном сборище отпустил шуточку на этот счет. В том смысле, что умение драться не повредит — его он уважает, — но танец, изображающий бой, выглядит дурной тратой времени. С тех пор она не тренировалась. Прошло десять лет.

Она открыла красную дверь и вошла. Свет в кабинете показался ярким. Встроенный дисплей на небольшом рабочем столе отображал окно простенькой бухгалтерской программы. Белые матовые стекла пропускали солнечный свет, но скрывали улицы Балтиморы. Литая пластиковая кушетка с логотипом дешевой марки пива, которое доступно даже для сидящих на базовом пособии. На кушетке располагалась пара тяжеловесов. У одного были имплантированные солнцезащитные очки, придававшие лицу сходство с насекомым. На другом футболка чуть не лопалась от накачанных стероидами мышц. Обоих она уже где-то видела.

Тревин стоял у стола, опершись на него бедром. Короткий ежик волос серебрился на висках. Борода не стала длиннее. Костюм в тех кругах, где он вращался, считался хорошим. Отец Мелбы такого никогда не надел бы.

— О, смотрите-ка, неподражаемая Мелба!

— Ты знал, что я пришла, — ответила она. Стульев не было, единственное место для сидения заняли силачи. Мелба осталась стоять.

— Ясно, знал, — согласился Тревин. — Едва ты вошла с улицы.

— К делу? — предложила она тоном, который резал воздух.

Тревин ухмыльнулся. Зубы у него были неровные, серые у корней. Показуха, демонстрация, что при его богатстве нет нужды прибегать к косметическим ухищрениям. Мелбу захлестнуло жаркое презрение. Он — как древний поклонник карго-культа — изображал власть, понятия не имея, что это такое. Мелба пала так низко, что ей приходилось иметь с ним дело, но она хотя бы испытывала неловкость.

— Все устроено, мисс, — заговорил Тревин. — Мелба Альцбета Кох, родилась на Луне. Родители: Алси, Бекка и Сержио Кох — все скончались. Братьев и сестер нет. Налоговых задолженностей нет. Лицензия техника-электрохимика. Новое «я» ждет тебя, а?

— А контракт?

— «Сересье» берет на борт великое посольство к Кольцу. В него включена наша мисс Кох. У нее даже есть подчиненные, самой ручки пачкать не придется.

Тревин вытащил из кармана белый пластиковый конверт. Сквозь пленку просвечивал дешевый ручной терминал.

— Все здесь, все готово, — сказал он. — Берешь и выходишь за дверь другим человеком, а?

Мелба достала из кармана собственный терминал, меньше, чем тот, что протягивал ей Тревин, и лучшего качества. Она будет по нему скучать. Набрав свой код, она авторизовала перевод и снова спрятала терминал.

— Вот так. Деньги у тебя. Я принимаю товар.

— Э, осталась еще одна проблема, — сказал Тревин.

— Мы обо всем договорились, — возразила Мелба. — Я свои обязательства исполнила.

— И это говорит в твою пользу, — кивнул Тревин, — но вот мне вроде бы не по вкусу иметь с тобой дело. Нас ожидают волнующие открытия. Чтобы создать твою новую личность, пришлось влезть в базу ДНК. Пришлось подчищать двойную бухгалтерию. По-моему, ты не была со мной до конца откровенна.

Она сглотнула, пытаясь избавиться от вставшего в горле кома. Жучиные глаза человека на кушетке повернулись к ней, кушетка скрипнула.

— Ты тратил мои деньги, — напомнила Мелба.

— Еще бы, еще бы, — отозвался Тревин. — Кларисса Мельпомена Мао, дочь Жюля-Пьера Мао из торгового дома «Мао-Квиковски». Интересное имя.

— Корпорацию национализировали, когда отец попал в тюрьму, — напомнила Мелба. — Ее больше не существует.

— Смертный приговор корпорации. — Тревин выложил конверт на стол. — Очень прискорбно. Но не для тебя, а? Богачи знают толк в деньгах. Находят способы сделать заначку. Скажем, передать женам или там дочерям.

Она скрестила руки на груди, насупилась. Телохранитель на кушетке сдержанно зевнул. Возможно, скука была не наигранной. Мелба затянула паузу — не потому, что хотела заставить Тревина высказаться до конца, а потому, что не находила слов. Конечно, он был прав. Отец позаботился о них, как сумел. Он всегда о них заботился. Даже судебные приставы ООН не всюду дотягиваются. У Клариссы хватило бы средств на тихую праздную жизнь на Луне или на Марсе до самой смерти от старости. Но она уже не Кларисса, а Мелба, и это совсем другое дело.

— Я могу дать тебе еще десять тысяч, — сказала она. — Больше у меня нет.

Тревин оскалился в тусклой улыбке.

— Неужто все денежки упорхнули, а? И что тебя тянет в космос? Я вот задумался. И поинтересовался. Ты очень, очень неплохо справилась. Я, даже зная, где искать, обнаружил только тени. Расслышал только эхо. И все же… — Он придерживал конверт на столе одним пальцем — как ее брат Петер придерживал шашку, когда не решался сделать ход. Хозяйский жест. — У меня есть кое-что, чего не было у других. Я догадался глянуть в сторону Кольца.

— Десять тысяч, больше нет. Честное слово. Я все потратила.

— А тебе бы не помешало больше, а? — заметил Тревин. — Назовем это инвестиционным капиталом. Малютка Мелба может, если хочет, оставить десять тысяч себе. Или даже пятьдесят тысяч. Но в ответ я хочу большего. Много большего.

У нее перехватило дыхание. Кивок вышел слишком поспешным, слишком напряженным. Птичьим. Испуганным.

— О чем ты? — Мелба старалась говорить твердо. Смутная угроза висела в воздухе запахом плохого одеколона: мужественного и дешевого. Тревин заговорил снова, от фальшивого добродушия растягивая гласные.

— Партнерство. Ты затеяла что-то серьезное. С Кольцом и флотилией, а? Все они там, в темноте, лицом к лицу с чудовищами. И ты собралась к ним. По мне, так не рискуют без надежды на хороший выигрыш. Это в стиле Мао. Расскажи, что ты задумала. Я помогу тебе, чем сумею, а барыш поделим.

— Сделка не состоится. — Слова вырвались сами собой, по команде спинного мозга. Решение было столь очевидным, что не требовало раздумья.

Тревин подтянул к себе конверт — пластик зашуршал по крышке стола. Тихонько поцокал языком — звук был столь же сочувственным, сколь неискренним.

— Ты перевернула землю и небо, — сказал он. — Давала взятки. Покупала. Сговаривалась. И я верю, что ничего не оставила про запас. И теперь ты, стоя передо мной, говоришь: сделка не состоится? Не состоится так не состоится.

— Я тебе заплатила.

— А это не имеет никакого значения. Мы партнеры. Равноправные партнеры. Что бы ты ни выиграла, я тоже выигрываю. В противном случае найдутся люди, которые, надо думать, заинтересуются, что такое затеяла втихую девица с громкой фамилией Мао.

Теперь двое на кушетке обратили на нее внимание. Мелба чувствовала их взгляды. Она оглянулась через плечо. Стальная дверь в игорный зал — заперта. Окно широкое. Решетка на нем из тех, которые убираются, если ты хочешь отодвинуть стекло и впустить в комнату городскую вонь. Тот, что с жучиными глазами, встал.

Ее импланты запускались прикосновением языка к нёбу. Два круга против часовой стрелки. Тайное, незаметное со стороны движение, странно сексуальное. Легкое, как мысль. Набор искусственных желез в горле, голове и в животе заработал, выплескивая в кровь сложную химию. Мелба вздрогнула. Это было как оргазм, только без наслаждения. Она ощутила, как совесть и привитая с детства мораль тают, подобно дурному сну. Она просыпалась, становилась живой.

Все звуки города: гул уличного движения, приглушенная какофония игровых автоматов, мерзкий голос Тревина — затихли, словно гулявший по жилам коктейль встал пенопластовыми затычками в ушах. Мускулы напряженно затвердели, во рту появился меднистый привкус. Время замедлило ход.

Что делать? Что делать?

Первоочередная угроза — бандиты на кушетке. Она двинулась к ним, уже не сдерживаемая земным тяготением. Пнула поднимавшегося телохранителя в коленную чашечку, сорвав сустав, как крышку с пивной банки, и загнав его вверх по бедру. На лице мужчины застыли изумление и тревога — словно нарисованные мультипликатором. Когда он начал падать, она вскинула второе колено и вогнала ему в запрокинутую гортань. Целила в лицо, но, почувствовав, как ломается под коленом трахея, подумала: горло не хуже.

Жукоглазый бросился на нее. Он двигался быстро — тоже какая-то модификация тела. Вероятно, ускоренное действие мускульных нейронов, мост через широкий пролив, отделяющий нейротрансмиттеры от синапсов. Это могло оказаться преимуществом в драке с другими бандитами. Его рука застыла у нее на плече, толстые твердые пальцы вцепились мертвой хваткой. Мелба развернулась навстречу, упала, потянув громилу за собой. Ладонь ударила по локтю, отключая нерв, потом обе ее руки сошлись на его запястье, выкрутили. Она действовала бездумно. Движения выплывали из подсознания, освобожденного от уз и рвущегося наружу. Боевого искусства здесь было не больше, чем в броске крокодила, нападающего на водяного буйвола, — одна только скорость, сила и спущенные с поводка рефлексы, формировавшиеся миллиарды лет. Ее инструктор по тайцзицюань сейчас пристыженно отвел бы взгляд.

Телохранитель повалился на пол, изо рта у него потекла кровь. Жучиные глаза отвернулись от нее — и это оказалось ошибкой. Она подтянула к себе его вывернутый сустав и сделала разворот от бедра. Громила был больше и тяжелее, он всю жизнь провел в гравитационном колодце. Он обжирался стероидами и дешевыми углеводами. Но ей и не нужно было превосходства. Хватило бы силы сломать мелкие кости в локте и запястье. Кости сломались, и мужчина упал на колени.

Мелба — а не Кларисса — вывернулась, обвив его за шею правой рукой, и прикрылась левой, защищаясь от неизбежных ударов головой. Не требовалось большой силы — достаточно было пережать мягкие артерии, несущие кровь к мозгу.

Пуля из пистолета Тревина пробила дыру в кушетке. Пена выплеснулась, словно взорвавшаяся губка. Некогда. Она завопила, переливая всю мощь крика в руки и плечи. И почувствовала, как хрустнула шея жукоглазого. Тревин снова выстрелил. Если попадет в нее, она умрет. Страха не было. Страх оказался заперт так глубоко, что она его не ощущала. Скоро он прорвется наружу. Очень скоро. Надо спешить.

Тревин попытался выпустить третью пулю. Разумный поступок. Мудрый. Тревин не был ни разумным, ни мудрым. Он делал то, чего требовало стремящееся выжить тело. Обезьяна, миллионы лет спасавшаяся от хищников. Времени на вторую ошибку ему не хватило. В горле у Мелбы нарастал новый вопль.

Время сделало скачок. Ее пальцы обхватили шею Тревина. Она ударила его черепом об угол стола. На столе осталась кровь, обрывки кожи. Она хотела ударить еще раз, но он был тяжел, а в ее руках не осталось силы. Мелба выпустила его, и он со стоном сполз на пол.

Со стоном.

«Значит, жив, — подумала она. Страх вернулся, и с ним накатила тошнота. — Он еще жив. Нельзя, чтобы он оставался жив, когда подступит ломка». У него был пистолет. Следовало найти, куда он подевался. Немеющими пальцами она вытащила маленький пистолет из-под тела Тревина.

— Партнеры, — сказала она и выпустила две пули ему в голову. Услышат, даже сквозь грохот игровых автоматов. Она дотащилась до стальной двери, проверила замок. Защелкнут. Если у кого-нибудь не найдется ключа, она в безопасности, пока замок не вырежут. Можно передохнуть. Полицию они вызывать не станут. Она надеялась, что не станут.

Мелба сползла на пол. Пот заливал лицо, ее затрясло. Ей казалось, что так нечестно: время славной и праведной битвы словно сжималось в одно мгновенье, а физиологическую ломку приходилось переживать в полном сознании, и даже поспать было нельзя. Здесь — нельзя. Мелба подтянула колени к груди, всхлипнула — не от горя и не от страха, просто напряжение плоти требовало выхода. Кто-то стучался в дверь, но довольно робко, вопросительно. Всего несколько минут, и она будет… не в порядке, нет, но пригодна к действию. Всего несколько минут.

Вот почему искусственные железы не прижились у военных. Взвод солдат без страха и сомнений, накачанных адреналином до степени нечувствительности к собственным рвущимся мышцам, способен был выиграть бой. Но тот же взвод, скулящий и сворачивающийся в уголке на пять минут после боя, не мог удержать победу. Технология была признана неудачной, но доступ к ней оставался. Побольше денег, побольше оказанных когда-то услуг — и ученый люд исцелялся от терзаний совести. Это было легко. Самая простая часть ее плана.

Мелба всхлипывала все громче, потом ее вырвало. Она по опыту знала, что это ненадолго. Между спазмами рвоты заметила, как содрогается грудь телохранителя, силясь втянуть воздух сквозь раздробленную гортань, хотя человек уже умер. Запах крови и рвоты наполнил комнату. Мелба задержала дыхание, утерла рот тыльной стороной руки. Лобные пазухи ныли — не то от спазмов, не то от поддельной железы, скрытой в нежной плоти. Не важно.

В дверь стучали уже отчаянно. Она расслышала голос толстяка. Времени не осталось. Взяв пластиковый конверт и спрятав его в карман, Мелба Альцбета Кох пролезла в окно и вывалилась на улицу. От нее воняло. На руках сохла кровь. Она вздрагивала на каждом шагу. Тусклый солнечный свет резал глаза, она прикрывалась от него ладонью. В этой части Балтиморы тысячи людей могли смотреть на нее и ничего не видеть. Привычка никого не узнавать, созданная и поддерживаемая наркодилерами, сутенерами и работорговцами, защищала и ее тоже.

Она отойдет. Она справится. Последнее орудие на месте, и осталось только добраться до отеля, попить, чтобы восстановить солевой баланс, и немного поспать. А потом, через несколько дней, явиться по месту службы на «Сересье» и отправиться в долгий путь на окраину Солнечной системы.

Пройти ровным шагом десяток кварталов, держа спину прямо и избегая чужих взглядов, казалось более трудной задачей, но она дойдет. И сделает то, что должно быть сделано.

Раньше она была Клариссой Мельпоменой Мао. Ее семья управляла судьбами городов, колоний, планет. А теперь отец сидел в закрытой тюрьме, говорить имел право только со своим адвокатом и доживал век в бесчестье. Братья и сестры — те, что еще оставались живыми, — разбежались по укрытиям, прячась от ненависти двух миров. Когда-то имя их рода писалось звездами и кровью, а теперь в них видели злодеев. Они погибли.

Но она в силах все исправить. Ей пришлось нелегко и придется еще хуже. Бывало, ночами жертва представлялась непосильной, но она выдержит. Она всем докажет, как несправедливо обошелся с их семьей Джеймс Холден. Она выставит его на позор. Унизит его.

А потом она его уничтожит.

ГЛАВА 4 АННА

Аннушка Воловодова, для паствы на Европе — Анна и преподобная доктор Воловодова для тех, кто ей не нравился, — когда явился домашний насильник, сидела в кожаном кресле с высокой спинкой в своем кабинете.

— Николас, — сказала она, стараясь в меру возможностей придать голосу теплоты, — спасибо, что уделили время.

— Ник, — поправил он, садясь на металлический стул перед ее рабочим столом. Стулья у Анны были ниже ее кресла, отчего комната несколько напоминала зал суда, а сама она — судью. Поэтому своих прихожан она никогда не принимала, сидя в кресле. У дальней стены стоял удобный диванчик, гораздо лучше подходивший для частных бесед и советов. Однако время от времени, когда требовался властный и авторитетный тон, кресло бывало полезным.

Сейчас, например.

— Ник, — повторила она и, сведя кончики пальцев, подперла ими подбородок, — ко мне сегодня заходила София.

Ник пожал плечами и отвел глаза, словно школьник, пойманный со шпаргалкой. Высокий мужчина с узким костистым лицом — так часто выглядят внешники, занимающиеся тяжелым физическим трудом. Анна знала, что он работает на стройках под открытым небом. Здесь, на Европе, это означало долгие дни в тяжелом скафандре. Люди, занимающиеся такой работой, крепче ногтя. Судя по посадке Ника, он знал, какое производит впечатление, и не прочь был внушать страх.

Анна ему улыбнулась. «Со мной это не пройдет».

— Она долго не хотела рассказывать, что случилось, — сказала Анна вслух. — Она долго не соглашалась поднять рубашку. Видеть синяки мне не было надобности — я знала, что они есть. Но требовалось сделать снимки.

При слове «снимки» он подался вперед, прищурился, повел глазами. Возможно, он думал, что это придает ему крутой и грозный вид, на самом же деле он стал похож на крысу.

— Она упала… — начал он.

— …на кухне, — закончила за него Анна. — Знаю, она мне рассказала. А потом очень долго плакала. А потом сказала, что вы снова начали ее бить. Помните, я обещала, что будет, если вы еще раз ее ударите?

Ник заерзал, тощие колени его нервно задергались. Большие костлявые руки сжались так, что побелели костяшки пальцев. Он не смотрел в глаза собеседнице.

— Я не хотел, — выдавил он. — Просто так вышло. Пожалуй, я мог бы снова походить к психотерапевту.

Анна прокашлялась и, когда Ник посмотрел на нее, удерживала его взгляд, пока колени у него не перестали подпрыгивать.

— Нет, поздно спохватились. Мы оплатили вам сеансы по работе с агрессией. Переводили деньги, пока вы не прервали терапию. Церковь это уже сделала. И больше делать не станет.

Лицо его застыло.

— Собрались проповедовать мне об Иисусе? У меня это дерьмо… — Ник резанул себя ладонью по горлу, — вот уже где. София никак не заткнется. «Пастор Анна говорит!..» А знаете, что я скажу? Плевать мне, что там пастор Анна натрепала!

— Нет, — возразила Анна, — об Иисусе не будем. Это мы уже тоже пробовали.

— Тогда что мы здесь делаем?

— Вы помните, — повторила она, нарочито растягивая слова, — я сказала, что будет, если вы еще раз ее ударите?

Ник снова пожал плечами, встал и повернулся к ней спиной. С притворным любопытством разглядывая один из висевших на спине дипломов, буркнул:

— Какое мне дело, что несет пастор Анна?

Анна с облегчением выдохнула. Готовясь к этой встрече, она сомневалась, сумеет ли исполнить задуманное. Она питала сильное нутряное отвращение ко лжи, а сейчас собиралась уничтожить человека обманом. Ну, если не обманом, то уловкой. Сколько ни оправдывайся, что это ради спасения другого человека, она понимала: не поможет. За то, что она сейчас сделает, придется расплачиваться бессонными ночами и сомнениями в себе. Но прямо сейчас его злоба облегчала ей душу.

Анна проговорила про себя короткую молитву: «Помоги мне спасти Софию от человека, который, если его не остановить, убьет жену».

— Я сказала тогда, — продолжала она в спину Нику, — что позабочусь, чтобы вы попали в тюрьму.

Ник обернул к ней снова ставшее крысиным лицо.

— Ах так?

— Так.

Он прыгнул к ней, насколько в низком тяготении можно было прыгать. Движение задумывалось как угрожающее, но выросшей на Земле Анне оно показалось просто нелепым. Женщина сдержала смешок.

— София ни словечка не скажет, — заговорил Ник, остановившись у ее стола и уставившись сверху вниз. — Не такая дура. Она упала на кухне — так и заявит в суде.

— Это верно. — Анна открыла ящик стола, достала тазер и положила на колени так, чтобы оружие не было видно Нику. — Ее вы запугали до смерти — но не меня. Мне больше нет до вас дела.

— Вот и хорошо! — Ник навис над женщиной, запугивая вторжением в ее личное пространство. Анна тоже подалась к нему.

— Но София — моя прихожанка и подруга. Ее дети играют с моей дочерью. Я их люблю. А вы, если ничего не предпринять, убьете ее.

— Это как же?

— Я сейчас вызову полицию, сообщу, что вы мне угрожали.

Левой рукой она потянулась к терминалу. Словно напрашивалась: попробуй меня остановить.

Ник с хищной усмешкой перехватил ее руку, до боли в костях стиснул запястье. Анна правой рукой выхватила тазер, навела на него.

— Это еще что?

— Спасибо, — сказала она, — так мне легче.

Она выстрелила, и мужчина, корчась, повалился на пол. Легкий отзвук шокового импульса отдался у нее в плече, волоски на руке встали дыбом. Взяв терминал, Анна вызвала Софию.

— София, милая, это пастор Анна. Пожалуйста, послушай меня. К тебе придут полицейские, будут расспрашивать о Нике. Обязательно покажи им синяки. Ника к тому времени уже посадят, он до тебя не доберется. Но для нашей с тобой безопасности ты должна быть с ними откровенна — потому что Ник набросился на меня, когда я его спросила, что с тобой случилось.

Несколько минут ласковых уговоров, и она вытянула из Софии обещание, что женщина поговорит с полицией. У Ника уже подергивались руки и ноги.

— Не двигайся, — обратилась к нему Анна. — Мы сейчас заканчиваем.

Она позвонила в отделение полиции Нью-Долинска. Земная корпорация ушла отсюда по истечении срока контракта, но в тоннелях и теперь показывались полицейские, значит, кто-то принял власть в свои руки. Может, какая-то астерская компания или АВП — не важно.

— Здравствуйте, я — преподобная доктор Анна Воловодова, пастор общины святого Иоанна. Сообщаю о нападении на меня. Человек по имени Николас Трубачев угрожал мне действием во время беседы об избиении им жены. У меня в столе имеется тазер, и я применила его, не дав исполнить угрозу. Да, я с удовольствием дам показания, как только вы прибудете. Спасибо.

— Сука, — сплюнул Ник, пытаясь устоять на дрожащих ногах.

Анна выстрелила в него еще раз.

— Трудно пришлось? — спросила Ноно, когда Анна наконец добралась до дома.

Она качала Нами на коленях, но едва Анна закрыла за собой дверь, дочка с радостным визгом потянулась к ней.

— Как тут моя девочка?

Анна с протяжным вздохом рухнула на диван. Ноно передала ей малышку, и Нами тут же принялась раскручивать и дергать уложенные в калачик волосы матери. Анна прижала дочку к себе, втянула в себя запах детской макушки. Тонкий, но сильный запах, который исходил от девочки, когда ее только принесли домой, ослабел, но ощущался до сих пор. Сколько бы ни твердили ученые, что люди не способны общаться посредством феромонов, Анна знала, что все это чушь. Какие бы вещества ни создавали аромат новорожденной, он был самым сильным из известных Анне наркотиков. Ей даже хотелось родить еще ребенка, просто чтобы снова вдыхать этот запах.

— Нами, за волосы не дергают, — упрекнула Ноно, пытаясь выпутать из детского кулачка длинные рыжие пряди. — Поговорить об этом не хочешь? — обратилась она к Анне.

Домашнее имя Ноно тоже происходило от Намоно, но она стала Ноно раньше, чем их старшие близняшки начали говорить. А у дочери это имя почему-то превратилось в Нами. Мало кто догадывался, что девочка — тезка одной из матерей.

— Потом поговорю, — сказала Анна, — но прежде мне нужно побыть с малышкой.

Она поцеловала Нами в носик-кнопку. Такой же широкий плоский нос, как у Ноно, а глаза Аннины, зеленые, яркие. Кофейная кожа Ноно и острый подбородок Анны. Она могла часами любоваться дочерью, упиваясь слившимися в ней чертами — своими и женщины, которую она любила. Переживание было настолько острое, что граничило с духовным. Нами потянула материнские волосы в рот, но Анна их отняла и дунула малышке в нос.

— Волосы не едят! — сказала она, и Нами расхохоталась, словно никогда не слышала такой смешной шутки.

Ноно взяла Анну за руку и крепко пожала. Они долго сидели, не шевелясь.

Ноно готовила рис с грибами. Когда она добавила в соус модифицированный лук, кухню наполнил острый запах. Анна резала яблоки на салат. Маленькие и не слишком хрустящие. Грызть их — мало радости, а в вальдорфском салате, смешавшись с другими ароматами и текстурами, — сойдут. Впрочем, какими бы они ни были, достать яблоки — большая удача. Это первый урожай с Ганимеда после начала беспорядков. Анна даже думать не хотела, как бы они все голодали, если б не чудесное воскресение маленького спутника Юпитера.

— Нами проспит еще добрый час, — заметила Ноно. — Не пора ли поговорить, как прошел день?

— Я сегодня причинила вред человеку и солгала полиции, — при этих словах Анна слишком сильно ударила ножом, и лезвие, пройдя мякоть, задело ей палец. Совсем неглубоко, даже не до крови.

— А… пожалуй, это нуждается в объяснении, — отозвалась Ноно, замешивая в рис с грибами немного бульона.

— Не могу объяснять. Кое-что в этом деле — конфиденциально.

— Ты лгала, чтобы кому-то помочь?

— Думаю, что да. Надеюсь. — Анна добавила в миску кусочки последнего яблока, орехи и изюм и стала мешать. Ноно, бросив работу, повернулась к ней.

— Что будешь делать, если тебя поймают на лжи?

— Извинюсь, — сказала Анна.

Ноно, кивнув, опять повернулась к кастрюле.

— Я сегодня через твой настольный терминал заходила посмотреть почту. Ты не разлогинилась. Там было сообщение ООН о комитете гуманитарной помощи генерального секретаря. О миссии к Кольцу.

Анна виновато поморщилась.

— О, черт! — Она не любила ругаться, но иногда без этого нельзя было обойтись. — До сих пор не собралась ответить.

Опять ложь…

— А поговорить, прежде чем решать, не хотела?

— Конечно, я…

— Нами скоро два года, — продолжала Ноно. — Мы здесь два года. Решение остаться означает решить за Нами, кем ей быть в жизни. У нее родные в России и Уганде. Они ее еще не видели. Если она проживет здесь еще год-другой — и не увидят.

Нами подкармливали тем же коктейлем, который полагался всем детям внешников. Он стимулировал рост костей и снижал вредное воздействие низкого тяготения на развитие ребенка. Однако Ноно была права. Если задержаться здесь, у Нами разовьется длинный тонкий скелет, как у всех местных жителей. Это стало бы приговором — никогда в жизни она не смогла бы вернуться домой.

— Мы ведь договорились, что работа на Европе — временная, — сказала Анна. — Хорошее место, я могу говорить по-русски, паства маленькая и хрупкая…

Ноно отвернулась от плиты и подсела к ней, положив руки на стол. Анне впервые подумалось, что столешница под натуральное дерево выглядит дешевкой. Подделкой. Ей во всей ясности представилось будущее, в котором Нами никогда не увидит настоящего дерева. Это оказалось похоже на удар под дых.

— Я не злюсь, что ты притащила нас сюда, — сказала Ноно. — Мы же об этом и мечтали. Поездить по таким местам. Но ты, когда просила о переводе, была на третьем месяце.

— Я не верила, что меня выберут, — ответила Анна и почувствовала, что оправдывается.

Ноно кивнула.

— Но тебя выбрали. И эта работа на ООН… Лететь к Кольцу в составе группы советников генерального секретаря — а нашей малышке и двух лет не исполнилось.

— По-моему, на эту вакансию было две сотни заявок.

— А выбрали тебя. И приглашают лететь.

— Это было так маловероятно… — начала Анна.

— Тебя всегда выбирают, — перебила Ноно. — Потому что ты — особенная. Я-то вижу. Сразу увидела, когда ты выступала на религиозной конференции в Уганде. Ты так нервничала, что уронила листок с тезисами, зато в зале слышно было бы, как булавка падает. Ты светишься, сама того не желая.

— Я украла тебя у твоей родины, — проговорила Анна. Она всегда это повторяла, когда речь заходила об их знакомстве. — Церкви Уганды необходимы такие молодые священники, как ты.

— Это я тебя украла, — так же привычно возразила Ноно, только теперь многократно повторенные слова почему-то показались пустыми. Как ритуальная формула, утратившая смысл. — Но ты каждый раз это говоришь. «Не верила, что выберут меня».

— Это правда.

— Это привычное оправдание. Ты всегда предпочитаешь извиняться после, а не спрашивать разрешения до.

— Я откажусь, — сказала Анна, вскинув руку к глазам, чтобы сдержать слезы. Она задела локтем миску с салатом, чуть не сбив ее со стола. — Я еще не давала согласия. Скажу, что вышла ошибка…

— Аннушка! — Ноно сжала ей руку. — Ты обязательно полетишь. А я улечу с Нами в Москву. Пора ей познакомиться с бабушкой и дедушкой. И расти в настоящем притяжении.

Раскаленная добела игла страха вонзилась в живот Анне.

— Ты от меня уходишь?

Ноно устало, любовно улыбалась.

— Нет. Ты от нас уходишь. На время. А когда вернешься, мы встретим тебя в Москве. Я подберу хорошую квартиру, мы с Нами ее обживем. Сделаем домом, где поселится счастье. Но с тобой не полетим.

— Почему? — только и нашла что спросить Анна.

Ноно встала, вынула из шкафа две тарелки, разложила еду. Поливая рис соусом, сказала:

— Я его боюсь. Этого, с Венеры. Боюсь за все, что нам дорого. Человечность, Бог, наше место в Его Вселенной. Конечно, я боюсь того, что оно может сотворить, но гораздо сильнее боюсь того, что оно означает.

— И я, — сказала Анна. Теперь она говорила правду. Отчасти из-за такой правды она и послала запрос на участие в экспедиции. Это был тот самый страх, о котором говорила Ноно. Анна хотела взглянуть ему в глаза. Дать Богу возможность подвести ее к пониманию — иначе как ей помогать в понимании другим?

— Так что отправляйся за ответами, — сказала Ноно. — Когда вернешься, твоя семья будет тебя ждать.

— Спасибо, — сказала Анна, немало потрясенная обещанием Ноно.

— Думаю, — промычала Ноно, уже набив рот рисом, — им там понадобятся люди вроде тебя.

— Вроде меня?

— Такие, которые не спрашивают разрешения.

ГЛАВА 5 БЫК

— Бюджетом не предусмотрено, — сказала Мичо Па, старший помощник на «Бегемоте».

Расти Мичо на Земле, вышла бы миниатюрная женщина, но детство при низкой гравитации изменило ее, как меняло всех. Руки, ноги, позвоночник — все несколько удлиненное, хотя и долговязостью это не назовешь. Просто иное сложение. Голова крупнее, чем задумано природой; сравнявшись с Быком в росте, Мичо сохранила во внешности нечто от ребенка. От этого Бык рядом с ней чувствовал себя меньше ростом.

— Наверное, придется это исправить, — сказал он. — Когда устанавливали рельсовую пушку, исходили из того, что у нас стандартная обшивка и крепления. Беда в том, что мормоны экономили на массе. Заменяли стандартные металлические части керамикой и силикатами. По особому распоряжению. И теперь первый же выстрел сдерет с нас шкуру.

Они с Па шли по плавно изгибающемуся коридору. Свод потолка был белым и вдвое выше, чем необходимо, — дизайнеры, не подозревая, что строят военный корабль, позаботились об эстетике. Па шагала чуть шире, чем он, держалась при трети g чуть свободнее, так что Быку, чтобы не отстать, приходилось почти бежать. Это была одна из тысячи мелочей, которыми астеры напоминали уроженцам Земли, что те — не здешние. Старпом покачала головой.

— План работ составлен, — сказала она. — Если переписывать его всякий раз, когда что-то захочется изменить, тогда какой смысл был вообще его готовить?

Про себя Бык с ней соглашался, только выводы делал иные. Окажись он старпомом, он отнесся бы к плану как к абстрактному списку пожеланий, да и читал бы его, только когда придет настроение посмеяться.

Они подошли к эстакаде — плавно изгибающемуся переходу от командной палубы в носовой части «Бегемота» к его массивному барабану. Мост из владений Па к его вотчине.

— Послушайте, — примирительно улыбнулась Па, — я сделаю запись о том, что желательно переоборудование, но, пока не увижу общей картины, не стану принимать решений. Видите ли, если я начну отзывать средства на такие дела от контроля жизнеобеспечения, а на следующей неделе вдруг случится ЧП, все равно придется отыгрывать назад.

Бык оглядел эстакаду. Мягкий свет скрытых в стене ламп наполнял воздух бестеневым сиянием — небесный свет с привкусом сыра. Па положила руку ему на плечо. Возможно, она хотела выразить симпатию, но жест получился снисходительным.

— Так, понятно, — сказал он.

— Все будет хорошо, шеф, — утешила она, чуть сжав ему трапециевидную мышцу.

Кивнув, Бык стал спускаться по эстакаде в переходник. Шаги Мичо за спиной затерялись в гуле воздуховодов. Бык чуть не сплюнул себе под ноги.

«Бегемот», когда еще был «Наву», строился для иной жизни. Обычно межпланетные корабли представляли собой массивные многопалубные конструкции с эпштейновским двигателем на нижнем уровне. Его работа создавала на всем пути искусственную тяжесть — за исключением только короткого момента переворота в срединной точке, после которого ускорение сменялось торможением. Но ни один корабль, с эпштейновской тягой или без нее, не мог бесконечно выносить нагрузки и перепады температур, вызываемые ускорением. Кроме того, Эйнштейн нашел бы что сказать по поводу движения на релятивистских скоростях. «Наву» предназначался для жизни многих поколений, для пути, измеряемого не в световых минутах, а в световых годах. Время, проведенное при ускорении, составляло крайне малый процент общего срока жизни корабля. Командный пост в носовой части и механика двигателя в противоположной не слишком отличались от соответствующих элементов обычных судов, но их соединяли двухкилометровые шахты — одна для килевого лифта и вторая, доставлявшая людей к обшивке барабана.

Все остальные части должны были вращаться.

Весь многовековой путь к Тау Кита корпус «Наву» должен был вращаться. Десять палуб жизнеобеспечения, жилых помещений, храмов, школ, дистилляционных станций, мастерских и кузниц, а по центру — огромный интерьерный зал, словно вывернутая наизнанку Земля. Почва, фермы, иллюзия неба и подвешенный посредине атомный светильник, дающий свет и мягкое тепло земного солнечного вечера.

Все помещения и коридоры в этих отделах корпуса конструировались в предвидении долгих, медленных лет инерционного полета. Краткие периоды разгона и торможения в конечном пункте почти не принимались в расчет. А теперь кораблю только они и остались. Все, что строилось как полы, теперь оказалось стенами. Просторные прочные палубы, на которых должны были размещаться плодородные почвы маленького мирка, станут стенками практически бесполезного колодца. Все, что упадет с переходной платформы между командной палубой и барабаном, будет падать добрых два километра. Водопроводы в его стенах, сконструированные так, чтобы использовать гравитацию вращения и силу Кориолиса, останутся без применения. «Наву» был жемчужиной человеческого оптимизма и инженерного искусства. «Бегемот» оказался неуклюжей колымагой, и приклепанное к его бокам оружие было опаснее для него, чем для противника.

А Быку не позволяли устранить даже те проблемы, которые он предвидел. Он прошел через переходную станцию к своему кабинету. Все помещения здесь располагались наклонно в ожидании гравитации вращения. Они ее не дождутся. Открытая проводка, участки голого металла — все говорило о спешке и о надежде со временем разобрать корабль на запчасти. Быку тошно было даже проходить мимо.

Саманта Розенберг, давний шеф ремонтников Тихо, а теперь — старший механик «Бегемота», ждала в приемной, болтая с новым заместителем Быка. Бык пока не составил мнения о нем. Серж вступил в АВП во времена, когда это еще было опасно. Традиционную татуировку на шее — рассеченный круг — он носил с гордостью. Однако его, как и остальных безопасников, завербовала Мичо Па, и Бык еще не разобрался, кто есть кто. Пока он не доверял заместителю, и недоверие мешало заметить, что в нем было хорошего.

А вот Сэм ему нравилась.

— Привет, Бык, — поздоровалась она, когда Бык повалился на пенковый диванчик. — Добился разговора со старпомом?

— Поговорили, — сказал Бык.

— И как? — Судя по скрещенным рукам Сэм, она уже знала ответ.

Бык расчесал пальцами волосы. В молодости они были мягкими. Теперь он кончиками пальцев ощущал каждую волосинку. Вытащив свой терминал, он пролистал сообщения. Пять рапортов: три доклада о плановых проверках и два внеплановых — о травме и о мелком хищении. Все это могло подождать.

— Серж? — обратился он к заместителю. — Продержишься часок без меня?

— Сколько угодно, шеф, — ухмыльнулся Серж. Возможно, презрение в его тоне только послышалось Быку.

— Вот и хорошо. Идем, Сэм, поставлю тебе выпивку.

На кораблях коалиции, когда коалиция Земля-Марс еще существовала, здесь разместилась бы судовая лавка. АВП предпочел бар и пару семейных ресторанчиков, где, что ни закажи, подавали готовые блюда из разряда «ешь, чтобы не умереть с голоду». Помещение бара, возможно, предназначалось под спортивный или бальный зал, в нем свободно расселась бы сотня человек, но никогда не бывало больше нескольких десятков за раз. Освещение заменили — в пластике песочного цвета сверкали бело-голубые светодиодные лампы. Крышки столов были черными, магнитными, чтобы удерживать на себе груши с напитками. Стекла здесь не полагалось.

— Че-че? — завидев их на пороге, выкрикнул бармен. — Морген! Аллес-меза, вы!

— Ме-я, — отозвалась Сэм, для которой жаргон астера был, как для Быка испанский или английский, родным языком.

— Чего тебе взять? — спросил он, пробираясь к столику. Бык предпочитал сидеть так, чтобы видеть дверь, — сказывалась старая привычка.

— Я на работе, — ответила она, усаживаясь напротив.

Бык поймал взгляд бармена и поднял два пальца.

— Лимонад.

— Са-са, — откликнулся бармен, вместо кивка поднимая кулак. Бык сел поудобнее и взглянул на Сэм. Симпатичная женщина. Фигуристая, с прической пикси и улыбчивая. При первом знакомстве Бык не меньше минуты подозревал, что она ему нравится. Но, если у него и были на нее какие виды, теперь это осталось позади.

— Не вышло? — спросила Сэм.

— Не вышло.

Сэм вздернула брови, оперлась локтями о стол. По мере того как Бык перечислял возражения и доводы Па, на ее лице проявлялась скептическая покорность судьбе.

— Дожидаться переоборудования — это хорошо и правильно, — заметила Сэм, дослушав рассказ, — но, если мы вздумаем дать пробный выстрел, получится большой-пребольшой блямс.

— Уверена?

— Не на сто процентов, — признала Сэм, — но на восемьдесят точно.

Бык устало ругнулся. Бармен подал им груши с лимонадом — размером с его кулак, с яркими красными буквами на боках: «Плодоовощ малыша потехи». В кириллицу затесалась греческая «пи».

— Может, стоит мне с ней поговорить? — предложила Сэм. — Если прямо от меня услышит…

— Если прямо от тебя, может, и подействует, — согласился Бык, — но впредь на все мои предложения ответ будет «нет». «Это Бык просит? Ну, окажись дело важным, он бы послал астера». Так?

— Ты правда думаешь, это из-за того, что ты не здесь родился?

— Угу.

— Ну… может, ты и прав, — кивнула Сэм. — Извини.

— Землячество, — бросил Бык с притворным равнодушием.

Сэм взяла свой лимонад, задумчиво отпила. Опустила грушу — щелкнул, присасываясь, магнитик.

— Я ничего не имею против внутряков. Со многими вашими работала, процент дерьма не выше, чем среди астеров. Но эту рельсовую пушку надо закрепить как следует. Если единственный способ — подрезать тебя, я так и сделаю.

— Либо так, либо прикончить корабль, — кивнул Бык. — Но дай мне немного времени, попробую что-нибудь придумать.

— Начни от момента, когда придется стрелять, и отсчитай назад восемнадцать дней, — сказала Сэм. — Это крайний срок. Даже если все будут трезвые и сотрут себе яйца на работе, быстрее не выйдет.

— Я что-нибудь придумаю, — повторил Бык.

Оказалось, что на кражу жаловалась команда ремонтников, не способных договориться, как и где хранить инструменты. Травмирован был мальчишка, застрявший между палубными пластинами на пути уборочного меха. Коленную чашечку ему раздробило примерно на дюжину осколков. Медики предпочли бы добрый простой перелом. Парень поправится, но для работы будет непригоден месяц, если не больше — пока не склеятся все куски.

В рапортах по проверкам было чисто — это означало либо что все хорошо, либо что проблемы скрывают в надежде, что как-нибудь утрясется. Полет к Кольцу готовили в большой спешке — а значит, предстоял медовый месяц, когда команда будет, фигурально выражаясь, выступать плечом к плечу и работать с душой. Каждый заранее знал, что без проблем не обойдется, потому в первое время они не будут подрывать моральный дух.

Должность старшего офицера безопасности на корабле АВП предполагала умение усидеть на двух стульях — быть наполовину копом, наполовину техническим экспертом, а еще — нянькой для тысячи человек, у каждого из которых свои планы, свои амбиции и свои представления, как следует делать дело. Хороший офицер безопасности целыми днями подхватывал дерьмо, норовящее просыпаться на тарелку капитану.

Хуже всего, конечно, было то, что формально обязанности Быка ограничивались внутренней жизнью корабля. Между тем земная флотилия уже гнала во весь дух в ночную тьму. Не меньшая эскадра марсианских военных кораблей — все, что осталось после двух «не будем называть это войной», — шла конвергентным курсом. В ту же сторону ковылял и «Бегемот», у которого имелась фора — он стартовал дальше от Солнца и вдали от больших масс, замедлявших движение. Все двигались к общей цели: к Кольцу.

Сводки будут направляться к капитану Ашфорду. Па, как старпом, тоже сможет их читать. Быку достанутся крохи информации и та смесь фактов и паники, что течет по новостным каналам. Ашфорд и Па чуть не весь рабочий день станут совещаться, обсуждать стратегии, шансы, проигрывать разные сценарии, а на Быка лягут все мелочи, на которые у начальства не сыщется времени.

А ему надо, чтобы задание было выполнено. Потому что Фред попросил.

— Хэй, шеф, — произнес Серж, и Бык поднял голову от стола-терминала. Помощник стоял в дверях кабинета. — Рабочий день окончен, я ухожу.

— Хорошо, — отозвался Бык. — У меня еще остались дела. Когда завершу, закрою сам.

— Бьен алле, — кивнул Серж, и его легкие шаги прошелестели через приемную.

В коридоре Гутмансдоттир огладил седую бороду, Казимир отпустил какую-то шуточку, оба захихикали. Корин вопросительно кивнула показавшемуся Сержу. Дверь за ним закрылась.

Убедившись, что остался один, Бык вывел на экран график работ и взялся за поиски. Он не обладал полномочиями менять план, зато он мог изменить кое-что другое.

Два часа спустя, закончив, он выключил монитор и встал. В кабинете было темно, в коридоре — холодновато, на его вкус. Зато гул вентиляции утешал. Если воздуховоды замолчат — вот тогда будет повод для беспокойства. Бык потянулся, хрустнув позвонками между лопатками.

Скорее всего, они все еще сидели в баре — Серж, Корин и Казимир, Маконда и Гарза, похожие как братья, Йохо… Его люди — насколько он сумеет сделать их своими. Надо идти к ним, заводить дружбу.

И надо идти в каюту.

— Давай, старик, — сказал он сам себе, — пора расслабиться.

Запирая дверь кабинета, он припомнил слова Сэм: «Даже если все будут трезвые и сотрут себе яйца на работе, быстрее не выйдет». И застыл, задержав палец на замочной панели. Время было позднее, хотелось поесть, поспать и провести часок за «Семейными узами» — подаренная три года назад кузиной машинка позволяла следить, кто из родных где сейчас обретается. Его ждал контейнер с заморозкой зеленого чили — с Земли, от Хатча. До утра все это никуда не денется. Невозможно взваливать на себя всю работу. «Спасибо» все равно не дождешься.

Бык вернулся в кабинет, подключил стол и перечитал рапорт о травме.

Сэм хорошо смеялась. Смех шел из глубины, заполнял машинный зал, отражался от стен и потолка, так что казалось — смеется целая компания хохотуний. Двое техников обернулись к ней издалека, улыбаясь сами не зная чему.

— Техобслуживание? — повторила она. — Шутишь, что ли?

— Рельсовая пушка вполне укладывается в понятие «техника», — ответил Бык. — Техника нуждается в регламентных работах.

— Новое понимание техобслуживания.

— Ну да.

— Не проскочит, — сказала она.

— А ты проверни все поскорей, — возразил Бык.

— Будет тебе дисциплинарное взыскание от Ашфорда, — уже серьезнее пригрозила Сэм.

— Его право. Но я еще об одном хотел поговорить. У тебя давеча что-то мелькнуло на тему трезвости команды?

Он точно свет выключил. Улыбка на лице Сэм погасла, как не было. Она скрестила руки, в уголках рта пролегли жесткие складки, сделавшие ее старше своего возраста. Бык кивнул, словно услышал ответ.

— Твои техники выходят на работу под градусом.

— Бывает, — буркнула Сэм и неохотно добавила: — Иногда алкоголь, но чаще — «порошок пикси» от недосыпа.

— У меня лежит рапорт про парнишку с разбитой коленкой. У него в крови было чисто, но вряд ли кто-нибудь взял анализ у водителя меха. Он даже не назван по имени. Странное дело, а?

— Если ты так считаешь…

Бык опустил глаза. Его темно-серые рабочие ботинки. Пол без пятнышка грязи.

— Мне нужно имя, Сэм.

— Ты же понимаешь, я не могу, — сказала она. — Эти паршивцы — моя команда. Если они перестанут меня уважать, нам конец.

— Я не стану зря тягать твоих ребят.

— Ты меня на свою сторону не переманивай. Извини, но у тебя и так здесь не слишком много друзей. Ты бы поосторожней с людьми.

Через проход от них два механика поднимали сломанный мех на ремстол. Доносились их голоса, но слов было не разобрать. Бык решил, что если он их не слышит, они тоже не подслушают.

— Так. Ну же, Сэм?

— Бык?

— Я прошу тебя выбрать, на чьей ты стороне.

Он видел, как она заколебалась. Всего несколько секунд сомнений, потом он отвел взгляд. Техники вскрыли мех, вынули из его спины электромотор. Он выглядел небольшим, как ящик пива, но выдавал такой крутящий момент, что можно было резать сталь. С таким не стоит шутить пьяные шутки. Сэм проследила его взгляд и угадала мысли.

— Для парня, частенько растягивающего правила под себя, ты бываешь слишком бескомпромиссным.

— Я твердо верю, что дело должно быть сделано.

Она помолчала еще минуту и назвала имя.

ГЛАВА 6 ХОЛДЕН

— До Урана очень далеко, — заметила Наоми.

Они шли по коридору к причальному доку. Она привела уже три аргумента против этого контракта, и по ее тону Холден догадался, что до конца списка далеко. При других обстоятельствах он решил бы, что она просто злится на него за эту работу. Она и вправду злилась, но не «просто».

— Да, — признал он, — далеко.

— А Титания — паршивый спутник с паршивой научной базой, — продолжала Наоми.

— Да.

— За те деньги, что они платят нам за перелет, мы могли бы эту Титанию купить, — напомнила Наоми.

Холден пожал плечами. Церера в этой части станции представляла собой лабиринт дешевых складских тоннелей и еще более дешевых конторских помещений. Грязно-белые от изоляционной пены стены — до природного камня астероида можно было за несколько минут доскрестись простым ножом. Судя по исцарапанным стенам, здесь у многих имелись ножи и свободные минуты.

Навстречу им по коридору двигался, повизгивая и попискивая, маленький автопогрузчик. Холден прижался к стене и подтянул к себе Наоми, освобождая дорогу. Водитель благодарно кивнул, проезжая мимо.

— Так зачем же они нас наняли? — настаивала Наоми.

— Может, они от нас без ума?

— На Титании, на этой их научной базе, сотня-другая человек, — гнула свое Наоми. — Знаешь, как им обычно доставляют грузы? Заряжают ими одноразовую ракетку и забрасывают на орбиту Урана из рельсовой пушки.

— Обычно, — отметил Холден.

— А сама компания? «Экспорт дальних рубежей». Если бы я создавала фирму-однодневку, знаешь, как бы я ее назвала?

— «Экспорт дальних рубежей»?

— «Экспорт дальних рубежей», — сказала Наоми, остановившись перед входным шлюзом арендованного для «Росинанта» дока.

Над входом виднелась вывеска временного нанимателя: «Экспорт дальних рубежей». Холден потянулся к панели управления, но Наоми удержала его руку.

— Они нанимают военный корабль для доставки неизвестно чего на Титанию, — сказала она, понизив голос, словно опасалась чужих ушей. — Не дороговато ли за аренду? У нас грузовой отсек не больше картонки для шляп!

— Мы придаем им солидности? — неумело попытался отшутиться Холден.

— Что это такое, что надо посылать на Титанию срочно, украдкой и на тяжеловооруженном корабле? Ты не поинтересовался, что в тех ящиках, которые мы подрядились доставить?

— Нет, — признался Холден, — не поинтересовался. Как правило, я спрашиваю, но в этом случае предпочитаю не знать.

Наоми сердито и недоуменно нахмурилась.

— Почему?

Холден достал ручной терминал, вывел на экран орбитальную схему Солнечной системы.

— Видишь, вот здесь, с краешку? Это Кольцо. — Он прокрутил изображение к другому краю системы. — А вон — Уран. Дальше просто некуда.

— И? — поторопила Наоми.

Холден глубоко вздохнул, отгоняя тревогу, в которой не желал признаваться.

— И, хотя я нечасто об этом говорю, но что-то неприятное, большое и крутое знает меня по имени, и оно как-то связано с Кольцом.

— Миллер, — поняла Наоми.

— Кольцо вскрыли, и он узнал, что это случилось. Это было самое осмысленное из его слов, с тех пор как…

…Как он воскрес из мертвых. Слова не шли с языка, да Наоми и не нуждалась в них. Она просто кивнула. Поняла. Он, небывалый трус, бежал на дальнюю окраину Солнечной системы, спасаясь от Миллера и Кольца, от всего, что с ними связано. Он согласился бы везти человеческие органы для черного рынка, наркотики, сексботов — Холдену было плевать, что в этих ящиках. Потому что он струсил.

Что-то мелькнуло в ее взгляде. Холден так и не научился читать выражение ее лица, когда Наоми того не хотела.

— О'кей, — сказала она и сама открыла дверь.

У внешней оболочки Цереры гравитация была сильнее всего, и Холден чувствовал себя почти как на Луне или на Марсе. Погрузочные тоннели толстыми венами уходили в обшивку станции, ожидая мехов с грузом. Неопрятные заплаты отмечали места случайных пробоин. Воздух пах хладагентом и дешевыми фильтрами, напоминавшими Холдену о прокладках мочеприемников. Амос дремал на сиденье маленького вилочного автопогрузчика.

— Получили работу?

— Получили, — сказала Наоми.

Когда они подошли ближе, Амос приоткрыл один глаз. На его широком лбу прорисовалась единственная морщина.

— И мы рады? — спросил он.

— Мы довольны, — ответила Наоми. — Разогревай погрузчик, товар поступит через десять минут, и со станции надо убраться поскорей, пока не возникли подозрения.

Такая слетавшаяся команда, как у них, действует не просто эффективно, а еще и красиво. Долгий опыт приносит плавность движений, взаимопонимание и изящество. Через восемь минут после возвращения Наоми с Холденом «Роси» был готов к приему груза. Еще десять минут прошло без изменений. И двадцать минут. И час. Холден мерил шагами погрузочный тоннель, кожу на загривке все явственней щекотали мурашки.

— Ты уверен, что мы получили заказ? — спросил Амос.

— Мне эти ребята показались шустрыми, — ответила по коммутатору командной рубки Наоми. — Если бы не знала, что мы никому не давали номера счета, решила бы, что нас грабанули.

— Оплата здесь повременная, шеф, — подал голос из пилотской кабины Алекс. — Эти доки подсчитывают время стоянки до минуты.

Холден, проглотив раздражение, сказал:

— Позвоню им еще раз.

Достав терминал, он связался с офисом экспортной компании. Там, как и в прошлые разы, включился автоответчик. Холден дожидался гудка, разрешавшего оставить сообщение, но прежде на экране у него высветился входящий вызов из той же конторы. Холден переключился на него.

— Холден слушает.

— Звоню из чистой любезности, капитан Холден, — прозвучал голос на том конце линии. Видео показывало логотип «Экспорта дальних рубежей» на сером фоне. — Мы отзываем контракт, а вам советуем очень-очень быстро покинуть док.

— Вы не имеете права его отзывать, — возразил Холден, стараясь скрыть панику за спокойным профессионализмом. — Мы подписали договор, мы получили задаток. Возврата не будет.

— Оставьте себе, — сказал собеседник, — хотя мы полагаем, что вы первыми нарушили контракт, умолчав о текущей ситуации.

— О ситуации? — удивился Холден. Не могли же они прознать о Миллере. Наверное, не могли. — Я не…

— Те, кто на вас охотится, ушли из офиса пять минут назад, так что вам стоит поторопиться со стартом. До свидания, мистер Холден…

— Постойте, — перебил Холден. — Кто у вас был? Что происходит?

Соединение прервалось.

Амос потер ладонями бледную, поросшую щетиной макушку. Сказал со вздохом:

— У нас проблемы, да?

— Угу.

— Сейчас вернусь, — кивнул Амос и, выбравшись из погрузчика, скрылся в корабле.

— Алекс? Как скоро мы сможем покинуть док? — спросил Холден и наклонился к переборке входного шлюза. С этой стороны вход не запирался. Зачем бы? Доки — временный причал для погрузки и разгрузки, охранять их нет смысла.

— Греюсь, — ответил Алекс, не задавая, как с благодарностью отметил Холден, лишних вопросов. — Десять минут от запуска стартовой программы — и буду готов.

— Врубай программу, — бросил Холден, спеша обратно к шлюзу. — Люк оставь открытым до последней минуты, мы с Амосом присмотрим, чтобы никто не помешал.

— Роджер,[93] кэп, — подтвердил Алекс и прервал связь.

— Чтоб никто не помешал? — повторила Наоми. — Что происходит?.. Эй, Амос, зачем тебе дробовик?

— Те страшные и шустрые гангстеры, с которыми мы подписали контракт…

— Ну, что они?

— Они нас вышвырнули. И те, кто запугал их до разрыва контракта, сейчас идут сюда. Думаю, дробовик — это не перебор.

Амос сбежал по эстакаде, держа в правой руке дробовик, а в левой — пехотную винтовку. Ее он бросил Холдену, сам укрылся за автопогрузчиком и прицелился во входной люк дока. Он, как и Алекс, не задавал вопросов.

— Я вам нужна? — спросила Наоми.

— Нет, но будь готова оборонять корабль, если они пройдут мимо нас с Амосом, — ответил Холден и направился к единственному оставшемуся в пустом доке укрытию — станции подзарядки погрузчика.

Амос небрежно осведомился:

— Кого ждем, хоть знаешь?

— Понятия не имею, — признался Холден, переводя винтовку на автоматический огонь и сглатывая подступившую к горлу рвоту.

— Ну и ладно, — бодро ответил Амос.

— Восемь минут, — предупредила с ручного терминала Наоми. Не много, но, если придется удерживать отсек под огнем, они покажутся вечностью.

Предупредительный сигнал входа в док трижды мигнул желтым, и переборка поехала в сторону.

— Пока не дам команду, не стреляй, — тихо сказал Холден. Амос что-то буркнул в ответ.

В отсек вошла высокая блондинка. Сложение землянки, лицо видеозвезды и наверняка не старше двадцати. Увидев мужчин, нацеливших на нее стволы, девушка подняла руки и пошевелила пальцами.

— Я без оружия. — От улыбки у нее на щеках появились ямочки. Холден мучительно соображал, зачем мог понадобиться этой топ-модели.

— Привет! — Амос тоже заулыбался.

— Кто вы такая? — спросил Холден, не отводя ствола.

— Меня зовут Одри. Вы — Джеймс Холден?

— Хотите, я им буду? — вызвался Амос. — Только скажите.

Она улыбнулась, Амос улыбнулся в ответ, но оружие держал в прежней нейтральной позиции.

— Что у вас там? — прозвучал в ухе Холдена напряженный голос Наоми. — Нам угрожают?

— Пока не знаю, — откликнулся Холден.

— Но ведь это вы, да? Вы — Джеймс Холден. — Одри шагнула к нему, словно вовсе не замечая винтовки в его руках. Вблизи от нее пахло клубникой с ванилью. — Джеймс Холден, капитан «Росинанта»?

— Да, — признался Холден.

Блондинка протянула ему тоненький одноразовый ручной терминал. Холден машинально взял. На экране было его лицо, имя, коды удостоверений гражданина ООН и служащего флота ООН.

— Повестка вручена, — сказала девушка. — Извините. Приятно было познакомиться.

Она развернулась и вышла из дока.

— Что за фигня? — ни к кому не обращаясь, вопросил Амос, опустив ствол вниз и снова ероша короткий ершик на голове.

— Джим? — позвала Наоми.

— Одну минуту.

Он пролистал вызовы и нашел то, что нужно, на восьмой странице. Марсиане требовали обратно свой корабль. Против него возбуждено дело в земном и марсианском судах — оспаривают владение «Росинантом» как спасенным имуществом. Правда, они называли корабль «Тахи». Корабль предписывалось немедленно изъять и поместить под арест.

Короткий разговор с «Экспортом дальних рубежей» прояснился.

— Кэп, — позвал по связи Алекс. — У меня выход из дока горит красным. Ввожу запрос. Как только с этим разберемся, выскочим, как пробка из бутылки.

— Что там происходит? — не отставала Наоми. — Мы летим или как?

Холден протяжно, глубоко вздохнул и высказался непечатно.

Однажды, пока ставшая независимой команда Холдена ждала заказа, «Росинант» пропылился без дела пять с половиной недель. Двенадцать дней под арестом показались длиннее. Наоми с Алексом почти все время проводили на корабле, рассылали запросы адвокатам и советникам по всей системе. Их ответы сходились в одном. Марс неспроста начал процесс не только в собственном, но и в земном суде. Даже если бы Холден с «Роси» сорвались с цепи на Церере, их не принял бы ни один большой порт. Им пришлось бы мотаться по полулегальным причалам Пояса, и, даже если бы там нашлась работа, с обеспечением корабля были бы большие сложности.

Участвуя в суде, они могли отстоять корабль, а могли и потерять, но в любом случае решение обошлось бы дорого. Банковский счет, до сих пор представлявшийся Холдену вполне надежным обеспечением, вдруг оказался маловат. Оказываясь на Церере, Холден не находил себе места, на «Роси» — тосковал.

За то время, что он командовал «Росинантом», не раз случались дела, которые могли кончиться печально. Но тогда речь шла об обстрелах, нечеловеческих чудовищах или отчаянных рывках в планетарную атмосферу. Он с дрожью думал, каково будет, если погибнут Алекс или Амос. Или Наоми. Прикидывал, как эти трое сумеют обойтись без него. И не догадывался, что конец может наступить, когда все четверо будут в полном здравии. Что первым может уйти «Росинант».

Надежда явилась в облике съемочной группы документальной программы публичного вещания ООН. Их главная, конопатая шатенка Моника Стюарт, обладала тем профессиональным типом красоты, от которого, глядя на экран пилотской кабины, Холден чувствовал, что беседует со старой знакомой. Лично она не явилась.

— Сколько человек, говорите? — спросил Холден.

— Четверо. Два оператора, звукарь и я сама.

Холден погладил отросшую за восемь дней бороденку. Предчувствие неизбежного камнем лежало в желудке.

— К Кольцу, — повторил он.

— К Кольцу, — кивнула Моника. — Нам нужна хорошая скорость, чтобы обогнать марсиан, земную флотилию и «Бегемот». При этом мы хотим получить некоторую гарантию безопасности. «Росинант» может ее обеспечить.

Наоми кашлянула, и Моника переключилась на нее.

— Вы уверены, что добьетесь снятия ареста? — спросила Наоми.

— Я под защитой Акта о свободе прессы. Имею права при работе над сюжетом на обоснованное использование наемного персонала и матобеспечения. Иначе любой мог бы остановить журналистское расследование, используя такие вот судебные аресты и тому подобное. В моем контракте будет проставлена дата месячной давности, доказывающая, что я наняла вас еще до того, как мы оказались на Церере. Я наберу полный зал адвокатов, которые утопят любые возражения в море бумаг — разгребать его на всю жизнь хватит.

— Стало быть, мы с самого начала работали на вас, — протянул Холден.

— Только если вы хотите, чтобы с дока сняли замок. Но нас нужно не просто доставить на место. Есть причины, по которым другой корабль мне не подходит.

— Я ждал этого «но», — сказал Холден.

— Мне нужно интервью с вашей командой. Для полета нашлось бы полдюжины подходящих кораблей, но выжившие на Эросе есть только на вашем.

Наоми обернулась к Холдену, тщательно согнав с лица всякое выражение. Что лучше: застрять на Церере, глядя, как «Роси» по сантиметрику вытягивают у них из рук, или броситься всей командой прямо в бездну? В Кольцо.

— Мне надо подумать, — сказал Холден. — Я с вами свяжусь.

— Я уважаю ваше право на размышление, — кивнула Моника, — но, пожалуйста, не затягивайте. Если мы не улетим с вами, нам придется искать другого.

Он разорвал связь. От тишины на палубе кабина показалась огромной и гулкой.

— Это не совпадение, — заговорил Холден. — Чтобы марсиане случайно заперли нас в здешней дыре и единственным способом вырваться случайно оказался бросок к Кольцу? Быть того не может. Нами играют. Кто-то все продумал заранее. Это он.

— Джим!..

— Это он. Миллер.

— Только не Миллер. Он двух фраз связать не может, — возразила Наоми. — Не способен он на такую сложную интригу.

Холден наклонился вперед, кресло под ним качнулось. Голова была словно ватой набита.

— Даже если мы улетим, «Роси» все равно могут отобрать, — проговорил он. — Когда эта история кончится, мы окажемся не в лучшей позиции, чем теперь.

— Только мы уже не будем заперты на Церере, — поправила Наоми. — Мы улетим далеко и вернемся не скоро. Мало ли что изменится за прошедшее время?

— Думаешь, меня это утешает?

Наоми не обиделась, даже улыбнулась ему.

— Тоже верно…

Вокруг них гудел «Росинант» — системы проводили автоматическую проверку, вентиляторы разгоняли воздух по воздуховодам. Корабль дышал во сне. Их дом. Наконец у них есть дом. Холден протянул руку, переплел пальцы с Наоми.

— Деньги у нас еще остались, — сказала она. — И можно взять кредит. Купить другой корабль. Похуже этого, но… это еще не конец всему.

— А может, и конец.

— Все может быть.

— Значит, выбора нет, — кивнул Холден. — Отправляемся в Ниневию.[94]

Моника со своей группой явилась ранним утром. С ней прибыли несколько ящиков оборудования — операторы донесли их сами. Вживую Моника оказалась тоньше, чем выглядела на экране. Операторами у нее работали коренастая землянка Окью и смуглый марсианин про кличке Клип. Их камеры напоминали полевые орудия, объективы при нужде выдвигались почти до двух метров — настоящие телескопы, — а при необходимости уместиться в тесных закоулках корабля компактно складывались.

Звукооператор был слепым. Седые волосы, словно присыпанные пылью, и непрозрачные черные очки. Зубы желтые, как старая слоновая кость, а улыбка мягкая и человечная. По бумагам он проходил как Элио Касти, но документалисты почему-то звали его Коэн.

Все собрались на камбузе — четверка Холдена и четверка Моники. Стороны молча приценивались друг к другу. Им предстояло несколько месяцев прожить, стукаясь локтями. Чужие люди, запертые в коробочке из металлокерамики в бескрайнем океане пустоты. Холден прокашлялся.

— Добро пожаловать на «Роси», — сказал он.

ГЛАВА 7 МЕЛБА

Если бы не рухнул альянс Земли и Марса, если бы не война — или две войны, смотря как расценивать периоды затишья между сражениями, — гражданский корабль вроде «Сересье» не попал бы в конвой.

Корабли гибли над Ганимедом и в Поясе, а те, что остались, стерегли сейчас астероиды, расположенные так, что их несложно было столкнуть в гравитационный колодец. Потери заставили сменить мощные суда класса «Доннаджера», «Агаты Кристи» и «Гипериона» на стаи трех-четырехместных корабликов поддержки.

Мелба знала, что это — не единственный шрам, оставленный войной. Фобос с его локаторной станцией превратился в тонкое, почти невидимое кольцо вокруг Марса. Эрос погиб. Феба, пройдя сквозь ядерный ад, упала на Сатурн. Фермы на Ганимеде оказались в критическом состоянии. Венера была использована, а теперь брошена чужой протомолекулой. «Протоген» и «Мао-Квиковски» — две крупнейшие торгово-транспортные компании системы — оказались выпотрошены, раскрадены и проданы.

«Сересье» начинал жизнь исследовательским судном, а теперь превратился в летучий вагончик для ремонтников. Отсеки, предназначенные под научное оборудование, стали мастерскими. Герметичные прежде лаборатории насквозь прошили трубы и провода жизнеобеспечения. Скрубберы, герметизаторы, тревожные системы раскинулись от палубы до палубы. Кораблик ковылял через равнодушный вакуум на реактивном хвосте эпштейновского двигателя. Среди ста шести душ на нем присутствовало несколько избранных — корабельная команда общим счетом не больше дюжины, а остальные — техники, механики и электрики.

Когда-то, думала Мелба, здесь был передний край науки. Когда-то «Сересье» прошивал небеса юпитерианских спутников, видел то, чего никто до него не видел. А теперь он в мелких сошках у правительства и открывает разве что примеси в водяных баках. Такое падение роднило Мелбу с узкими переходами и серыми пластиковыми трапами корабля. Она, Кларисса Мельпомена Мао, в школе была звездой: ее красота и популярность укреплялись властью и влиянием отцовского имени. А теперь ее отец — заключенный номер такой-то в закрытой тюрьме, в день ему выделяют всего несколько минут на связь, да и то с адвокатами, а не с женой и детьми. А она теперь Мелба Кох, спит в гелевой койке, пропахшей чужими телами, в каюте — да у нее шкафы были просторнее! И под началом у нее бригада работяг-электрохимиков: Станни, Рен, Боб и Соледад. Станни с Бобом не на один десяток лет старше нее, Соледад тремя годами моложе, с опытом двух шестнадцатимесячных рейсов. Официальный заместитель, Рен, из астеров и, как все астеры, с пунктиком насчет контроля жизнеобеспечения — у нормальных людей такие завороты случаются на сексе или религии. Она не спрашивала, как Рена занесло на земной корабль, а сам он не говорил. Мелба понимала, что месяцы пути к Кольцу будут нелегкими, но не предвидела, что окажется для нее тяжелее всего.

— Вот чертова сука, а? — сказал Станни. Он говорил с Реном по выделенному каналу связи. Будь она настоящей Мелбой, не смогла бы их подслушать. — Ни черта не соображает.

Рен хмыкнул, не поддерживая и не возражая.

— Не вылови ты на прошлой неделе тот сетевой фильтр на «Мекедоне», пошел бы каскад отказов, си но? И весь график к чертям.

— Может, и так, — сказал Рен.

Она находилась уровнем выше них. Вокруг бормотал истребитель «Сунг-Ан». Команда проводила обычную процедуру по обслуживанию техники. Все по графику, рутинно и предсказуемо. Десять часов назад они покинули «Сересье» на одном из дюжины транспортов, прицепленных к обшивке ремонтного корабля, и пробудут здесь еще пятнадцать часов, сменяя скрубберы и проверяя работу восстановителей воздуха. Она уже знала, что самую большую опасность представляет конденсат на клапанах. Такие подробности ей полагалось знать с самого начала.

Мелба подтягивалась по служебной шахте. Набор инструментов, подвешенный спереди, при ускорении в полный g оттягивал шею. Она подумала, что так, наверное, чувствуют себя беременные. Если ничего особенного не случилось, Соледад с Бобом сейчас спят в шлюпке. От нее ждут заключительной инспекции работ. И, похоже, думают, что она не справится.

Они, конечно, были правы. Мелба сама не знала, почему ее так задевает, что настоящие специалисты заметили ее неопытность. Она прочла несколько справочников, прокрутила несколько учебных программ. Главное, чтоб в ней видели натуральную начальницу-полузнайку. Уважение подчиненных ей ни к чему, они ей не друзья.

Следовало бы переключиться на Соледад с Бобом, проверить, не проснулся ли кто из них и не собрался ли ее искать. Это была важная часть плана — нельзя, чтобы ее кто-нибудь обнаружил. Но Мелба почему-то не могла оторваться от разговора Рена со Станни.

— Она вообще ничего не делает. Сидит в своей каюте, под конец работы выходит, просматривает, подписывает и опять в нору.

— Верно.

Этот стык и нарочно не пропустишь. Укрепленная переборка, яркие оранжевые надписи на пяти языках. Она постояла, подбоченившись и чувствуя себя победительницей. Победа, хотя и не такая чистая, как она рассчитывала. Мелба оглядела проход в обе стороны, хотя шансы, что ей помешают, сводились к минимуму.

Взрывчатка, привязанная на животе, от тепла тела стала податливой и ярко-зеленой. Остыв до температуры воздуха, она затвердеет и поблекнет до серого тона. Мелба еще раз удивилась ее плотности. Прилеплять ее к стыковочным швам — все равно что голыми руками разминать свинец. До конца работы было еще далеко, а костяшки пальцев уже болели. Мелба давала себе полчаса, но вышло почти вдвое дольше. Детонатор — черное пятнышко четырех миллиметров в поперечнике с десятью металлическими контактами, вжатыми в схватывающуюся замазку. На вид все чисто.

Закончив, она дважды протерла руки моющими салфетками, проверила, не осталось ли пластида под ногтями или на одежде. Собиралась проскочить один уровень без осмотра, но Рен со Станни продвигались быстро, и ей пришлось спуститься на лифте сразу на два. Они всё болтали, но теперь не о ней. Станни подумывал приударить за Соледад. Рен на лаконичном астерском жаргоне советовал воздержаться. Умник.

Лифт остановился, вошли трое солдат, мужчины. Мелба подалась назад, освобождая место, и ближайший поблагодарил ее вежливым кивком. Судя по нашивке на форме, парня звали Маркос. Она кивнула в ответ и уставилась себе под ноги, мысленно упрашивая не разглядывать ее. В форме она чувствовала себя как в маскарадном костюме. Умом понимала, что это не так, но все равно боялась, как бы пристальный взгляд не обнаружил фальшь. Как будто прошлое было написано у нее на лбу.

«Меня зовут Мелба Кох, — твердила она про себя. — Никем другим я никогда не была».

Лифт остановился на ее уровне, солдаты посторонились. Мелба задумалась, погибнет ли Маркос, когда придет срок.

Она не бывала у отца в тюрьме: даже если бы визиты допускались, встречаться пришлось бы в особом помещении, под наблюдением, под запись. Груз официального надзора выдавил бы все человеческие эмоции. Ей не позволили увидеть коридоров, по которым он ходит, камеру, где он спит, но после приговора она изучила планировку тюрем. Ее комната была на три сантиметра уже и на полтора длиннее камеры. Она спала на койке-амортизаторе на шарнирах, поворачивающейся соответственно изменению тяги, — койка отца была приварена к полу. Она могла в любое время выбраться наружу, пойти в общий душ или столовую. Ее дверь запиралась изнутри, в ее комнате отсутствовали камеры и микрофоны.

По всем существенным статьям у нее было больше свободы, чем у отца. Она изрядную часть времени проводила взаперти — но по собственной воле, а это совсем другое дело. Назавтра был назначен очередной перевод бригады — новый корабль, новая проверка и ремонт оборудования — якобы под ее руководством. А сегодня она могла полежать в койке, одевшись в простое хлопчатое белье, — она выбрала такое, какое купила бы Мелба. В ее терминале имелось пятнадцать учебных программ, и еще дюжина была доступна в общей базе корабля. Они охватывали все: от микроорганики питательных элементов до спецификации охладительных систем и стратегии управления. Неплохо было бы их почитать. Или если уж не читать, то хоть просмотреть собственные секретные файлы.

Джеймс Холден на экране выглядел фанатиком. Сводный портрет, собранный из десятков новостных программ, в которых в последние годы мелькал этот человек, с приоритетом на самые свежие кадры. Программа-симулякр, настоящей Мелбе такая была бы не по карману. Фальшивый Холден вполне мог одурачить и человека, и компьютер, хотя бы на время. Его карие глаза на экране были скошены с идиотической серьезностью. Подбородок начал обвисать, и даже малая гравитация не могла скрыть этого полностью. Заискивающая полуулыбочка сказала ей все, что нужно было знать о человеке, погубившем ее семью.

«Я — капитан Джеймс Холден, — заговорил симулякр. — То, что вы сейчас видели, — демонстрация угрозы. Мои помощники разместили такие же устройства на каждом из кораблей, находящихся сейчас в окрестностях Кольца. Всем заглушить двигатели. Я принимаю единоличную власть над Кольцом от имени Альянса Внешних Планет. Любой корабль, приблизившийся к Кольцу без моего личного позволения, будет уничтожен…»

Она включила паузу, поддельный Холден застыл в странной незавершенной позе. Кончиком пальца она обвела его плечи, очертания щеки и ткнула в глаз. И пожалела, что не сочинила более зажигательной речи. Когда придумывала ее на Земле, казалось, что достаточно приписать ему претензии на единоличный контроль над Кольцом. Теперь с каждым просмотром она все больше убеждалась, что поскромничала.

Проще было бы убить Холдена. Наемные убийцы обходятся сравнительно дешево, но она достаточно изучила имиджевое управление и социальную динамику, чтобы понять, к чему это приведет. Мученичество, канонизация, любовь. Множество теорий заговора, тень подозрения на всех, от АВП до отца. Полная противоположность тому, чего она добивалась. Холдена следовало унизить, стереть из памяти. Тот, кто придет за ним, должен, оглядываясь назад, увидеть, к чему вели все его действия, все его заявления, все праведные, самоуверенные решения якобы на благо людей. Его имя должно было стать именем великого предателя, преступника, злодея с манией величия. Когда она покончит с Холденом, все, к чему он приложил руку, станет выглядеть злодеянием — в том числе и гибель ее семьи.

Где-то в недрах «Сересье» штурман приступил к небольшой коррекции курса, низ сдвинулся на полградуса в сторону. Койка под ней повернулась. Мелба постаралась сразу забыть об этом. Она предпочитала воображать себя в гравитационном колодце, не вспоминать лишний раз, что подвластна инерции и ускорению.

Ручной терминал коротко пискнул, приняв сообщение. На первый взгляд оно показалось бы обычной рекламой. Рекламой инвестиций, от которой разумный человек не откажется, в сопровождении видеопрезентации, каковую всякий случайно заглянувший в ее терминал принял бы за порченый файл.

Появившийся на экране человек носил черные, непрозрачные на вид очки. Он был подстрижен почти наголо, каждое его движение выдавало действие перегрузки. Звукооператор прокашлялся.

— Посылка доставлена и готова к испытаниям. Я заверю отправку баланса, как только получу подтверждение. Должны поступить еще несколько чеков, а я малость под напряжением… — На заднем плане что-то зашипело, послышался отдаленный смех — женский. Файл закончился.

Мелба прокрутила его еще четыре раза. Сердце частило, пальцы словно простреливало током. Конечно, надо высылать подтверждение. Но это последний, самый опасный шаг. «Росинант» попал в руки Холдену вместе с лучшей армейской аппаратурой, да и позже в систему безопасности могли вносить изменения. Она установила простое удаленное соединение, закольцованное через временный коммерческий счет на станции Церера. Сообщение с «Росинанта», подтверждающее, что обходной путь налажен и действует, что корабль в ее руках, может идти несколько дней. Зато когда придет…

Последний кусок встанет на место. Мелба преисполнилась почти религиозной уверенности: все будет хорошо. Никогда еще крошечная каютка с исцарапанными стенами и слишком яркими светодиодными лампочками не казалась такой уютной. Мелба приподнялась с койки. Появилось желание отметить это, но, конечно, рассказывать никому было нельзя. Но хотя бы просто с кем-нибудь поболтать…

В коридорах «Сересье» двое бы не разошлись, разве что боком. В столовой для команды могли, локоть к локтю, усесться двадцать человек. Самым «просторным» помещением был фитнес-центр рядом с медотсеком. Беличьи колеса и тренажеры требовали места — чтобы никого не задело в тесноте рычагом или приводным ремнем. И воздух, согласно требованиям безопасности, был самым свежим, так что народ здесь и собирался.

Из своей команды она застала только Рена. При обычной микрогравитации он бы, наверное, тренировался в баке с гелевым сопротивлением, а при полной g работал на обычном колесе. Бледное лицо его блестело от пота, морковные волосы были стянуты в хвостик на затылке. Он странно выглядел: крупная голова казалась еще больше из-за ярких волос, а легкая фигура придавала сходство с героем детского мультика.

Он кивнул, заметив вошедшую начальницу.

— Рен, — заговорила Мелба, встав перед тренажером. Она ощущала на себе взгляды со всех сторон, но здесь, на «Сересье», уже почти не чувствовала себя самозванкой. Или ее несла на крыльях хорошая новость. — Можно тебя на минутку?

— Шеф? — спросил он вместо «да», но колесо притормозил до скорости неторопливого шага. — Ке са?

— Я слышала, что говорит обо мне Станни, — начала она. Лицо Рена замкнулось. — Я просто хотела…

Она насупилась, потупила взгляд, а потом отдалась порыву.

— Он прав. Я не справляюсь с работой. Получила ее по блату, и мне не хватает квалификации…

Рен моргнул, бросил взгляд через ее плечо, проверяя, не слышал ли кто. Мелбу это не волновало, но его жест показался ей милым.

— Не все так страшно, — ответил он. — Я хочу сказать, там кое-что, здесь кое-что, но видал я шефов и похуже.

— Мне нужна помощь, — сказала она. — Чтобы справляться с работой по-настоящему, мне нужна помощь. Человек, которому я смогу доверять. На кого смогу рассчитывать.

Рен кивнул, но чуточку свел брови. Выдохнул и сошел с колеса.

— Я хочу работать как следует, — продолжала Мелба. — Ничего не упуская. И хочу, чтобы бригада меня уважала.

— Ну еще бы.

— Я знаю, что заняла твое место.

Рен опять шумно выдохнул, даже щеки надулись. Самое выразительное движение, какое она у него видела. Он прислонился к стене, встретил ее взгляд и как будто впервые увидел.

— Спасибо, что ты так решила, шеф, но мы здесь оба чужаки, — сказал он. — Держимся вместе, бьен?

— Хорошо, — сказала она, опершись о стену рядом с ним. — Так в чем я ошиблась с тем фильтром?

Рен вздохнул.

— Сетевые фильтры — хитрые устройства, а спроектированы по-дурацки, — сказал он. — Они связаны друг с другом в отдельную сеть, так? Подключишь один задом наперед — допустим, он нормально работает, но при следующей перезагрузке пошлет по линии ошибочный сигнал. Запустит диагностику в следующем, потом еще в одном. Вся сеть замигает рождественской гирляндой. Накопятся ошибки сети — файлы закроются, полетит вся сеть, и придется вручную проверять каждый узел. При свете фонариков, а начальство потом откусит нам яйца.

— Как?.. Не может быть, — удивилась Мелба. — Серьезно? Он способен запороть всю сеть?

— Поняла, да? — улыбнулся Рен. — А все, что надо, — так это подправить его, чтобы невозможно было вставить задом наперед и чтобы он не передавал ошибку по всей сети. Но этого до сих пор не сделали. У нас во многом так, шеф. Мы пытаемся вылавливать меленькие неприятности, пока они не выросли. Бывает, крошечная ошибка — действительно пустяк. А бывает — приводит к большой беде.

Слова прозвучали церковным колоколом. Отдались эхом. Она и есть такая ошибка, пустяковый отказ. Она, если честно, сама не понимала, что делает, и ей все сходило с рук. Пока ошибка не передалась дальше, пока все не пошло вразнос. У Мелбы перехватило горло. Она почти пожалела, что не проговорилась.

Она — как подключенный не тем концом сетевой фильтр. Незаметная ошибка, способная погубить всю систему.

— А с ребятами… ты на них не злись. Они просто пар спускают. Дело и не в тебе, в общем-то. Просто страх сказывается.

— Страх?

— Ясное дело, — кивнул Рен. — Здесь все до смерти перепуганы. Скрывают страх, делают дело, но кошмары всех мучают. Естественно, да?

— Чего же все боятся? — спросила Мелба.

Дверь у нее за спиной открылась и закрылась. Вошедший произнес что-то на незнакомом ей языке. Рен покачал головой, и ее затошнило от дурного предчувствия. От ощущения ошибки. В чем-то она ошиблась, повела себя не как все, но не понимала, на чем попалась.

— Кольцо, — проговорил он наконец. — Оно погубило Эрос. Чуть не погубило Марс. И никто не понимает, что оно сотворило с Венерой. Убило того мальчишку-«пращника». Каждый второй здесь мечтает садануть по нему ядерным зарядом, а вторая половина боится, что это его только разозлит. Мы ныряем на самое дно, чтобы заглянуть в глаза дьяволу, и Станни, Сол, Боб — все до безумия боятся того, что увидят там. Я тоже.

— А, — сказал Мелба. — Ясно. Это я понимаю.

Рен неумело улыбнулся.

— А ты? Тебе не страшно?

— У меня мысли другим заняты.

ГЛАВА 8 АННА

Ноно с Нами улетели на Землю на неделю раньше челнока, которым отправлялась Анна. Эта неделя одинокой жизни в комнатах, куда она уже не вернется — куда они уже не вернутся, — была похожа на ласковое предвестие смерти: глубокая меланхолия и, стыдно признаться, немного радостного волнения.

Челнок с Европы присоединялся к флотилии в числе последних — значит, предстояло восемнадцать часов серьезных перегрузок. К тому времени, как Анна ступила на палубу «Принца Томаса», ей хотелось только в койку и проспать часов двенадцать. Однако у молодого гвардейца, которому поручили встретить и сопровождать ее, были другие планы, а на невежливый отказ у нее уже не хватило сил.

— «Принц» — боевой корабль класса «Ксеркс», то есть относится к дредноутам третьего поколения, — объяснял парень, показывая на белую керамику, прикрывавшую гель на внутренних стенах ангара. Челнок, умостившийся в причальном отсеке, словно съежился под огромными соборными сводами. — Мы говорим «третье поколение», потому что это третья модель с начала конфликта между Землей и Марсом.

«Какой там конфликт», — подумала Анна. Марсиане заговорили о независимости, ООН понастроила кораблей, Марс тоже строил. А потом Соломон Эпштейн из марсианского яхтсмена-любителя превратился в изобретателя двигателя, который впервые позволил решить проблемы перегрева и быстрого выгорания топлива при постоянном ускорении. У Марса вдруг оказалось несколько очень-очень высокоскоростных кораблей. И Марс сказал: «Эй, там, мы намерены колонизировать Солнечную систему. Будете и дальше с нами ссориться или хотите присоединиться?» Земля предпочла отказаться от прав на Марс в обмен на половину Солнечной системы.

Это не значило, что обе стороны перестали разрабатывать новые способы убивать друг друга. На всякий случай.

— …Чуть больше километра в длину и двести метров в самом широком поперечном сечении, — продолжал гвардеец.

— Впечатляет, — отозвалась Анна.

Солдат поставил ее багаж на тележку и покатил по эстакаде к лифту.

— Эти лифты движутся по всей длине корабля, — заметил он, нажимая кнопку. — Мы их называем килевыми…

— Потому что они тянутся вдоль корабельного днища?

— Да! Так называлась нижняя часть морских судов, и на космических термин сохранился.

Анна кивнула. Юношеский энтузиазм был утомительным и в то же время обаятельным. Мальчику так хотелось ее изумить, что она решила послушно изумляться. Ей это было не так уж трудно, а ему приятно.

— Конечно, днище для корабля — условность, — заговорил гвардеец, когда лифт пришел в движение. — При гравитации ускорения палубы всегда располагаются в направлении, обратном тяге, против движения корабля. Верх всегда в противоположной от двигателя стороне. Корабли поменьше способны сесть на планету, у них в днище располагаются амортизаторы, опоры и дюзы для взлета.

— Думаю, «Принц» для этого слишком велик, — заметила Анна.

— Конечно, слишком. Зато наши челноки и корветы годятся для высадки, хотя и нечасто бывают на планетах.

Дверь лифта беззвучно открылась, и гвардеец выкатил багаж в коридор.

— Закинем вещи в ваши покои — и начнем экскурсию.

— Гвардеец? — начала Анна. — Можно к вам так обращаться?

— Конечно. Или мистер Ичигава. Или даже Йен — вы ведь штатская.

— Йен, — продолжила Анна, — а можно мне пока остаться в своей каюте? Я очень устала.

Парень остановился и дважды моргнул.

— Но капитан велел устраивать для всех важных гостей полную экскурсию. Даже в рубку, а туда обычно допускают только служебный персонал.

Анна тронула юношу за плечо.

— Я понимаю, что мне оказана честь, но предпочла бы увидеть рубку, когда глаза не будут слипаться. Вы ведь меня понимаете? — Она легонько пожала ему плечо и улыбнулась самой обаятельной своей улыбкой.

— Конечно, — улыбнулся в ответ Йен. — Сюда, мэм.

Осматриваясь по сторонам, Анна усомнилась, хочет ли видеть весь корабль. Коридоры выглядели одинаковыми. Стены покрывал губчатый серый материал — верно, защищавший от травм при маневрировании. А где не было губчатой обивки, там виднелся серый металл. Большинство сочло бы самыми интересными те части «Принца Томаса», которые предназначались для уничтожения других кораблей, но Анну это интересовало меньше всего.

— Так можно? — после паузы спросил Ичигава. Анна не поняла, о чем он говорит. — Называть вас «мэм» — можно? У некоторых важных гостей есть титулы. Пастор, преподобный, дьякон… не хочу показаться грубым.

— Ну, тех, кто мне не нравится, я заставляю обращаться ко мне «преподобный доктор», но вы очень нравитесь, так что, пожалуйста, не надо.

— Спасибо, — сказал Ичигава и покраснел до загривка.

— Окажись вы моим прихожанином, называли бы меня «пастор Анна». Вы буддист?

— Только когда бываю у бабушки, — подмигнул Йен. — А так я — флотский.

— Это новая религия? — засмеялась Анна.

— Флотские считают, что да.

— Отлично. — Анна снова усмехнулась. — Тогда почему бы не называть меня просто «мэм»?

— Слушаюсь, мэм, — откликнулся Йен, останавливаясь у двери с номером OQ 297-11 и вручая ей металлическую карточку. — Вот ваша каюта. Приложите карточку, дверь откроется. А когда вы будете внутри, она останется запертой, пока не нажмете желтую кнопку у двери.

— Звучит так, будто это очень надежно, — заметила Анна, взяв карточку и пожав парню руку.

— «Принц Томас» — военный корабль, мэм. Надежнее места не найдешь во всей Солнечной системе.

Ее покои были шириной три метра и длиной четыре. Роскошь по флотским меркам, нормально для небогатой Европы, гроб гробом для жительницы Земли. От разницы в реакциях двух Анн у нее на минуту закружилась голова. Такое же чувство — будто разделяешься надвое — она пережила, ступив на палубу «Принца» и ощутив давление полной гравитации. Землянка, которой она была чуть не всю жизнь, пришла в восторг, ощутив наконец свой правильный вес. Жительница Европы почувствовала только усталость и ломоту в костях.

Анна задумалась, долго ли придется Ноно восстанавливать «земные ноги». И скоро ли научится ходить по Земле Нами. Обе всю дорогу накачивали мускулатуру и принимали стимуляторы костного роста, но лекарства не всемогущи. Обеим предстояли мучительные недели, а то и месяцы привыкания к новой силе тяжести. Анна представляла, как Нами пытается подняться на четвереньки, как привыкла на Европе, представляла ее возмущенный вопль — когда еще девочка снова научится передвигаться без посторонней помощи! У малышки сильный характер, ее наверняка возмутит потеря с таким трудом завоеванных за два года умений.

От этих мыслей у Анны заныло в груди, как раз за грудиной.

Она стукнула пальцем по блестящей черной панели, включив комнатный терминал. Потратила несколько минут, разбираясь с интерфейсом. Возможности ограничивались обращением к корабельной библиотеке и приемом-отправлением аудио- и видеосообщений.

Включив запись, Анна заговорила:

— Привет, Ноно, привет, Нами! — Она помахала в камеру. — Я уже на корабле, лечу. Я… — Она умолкла, обвела взглядом каюту, стерильные серые стены и спартанскую койку. Схватила подушку и снова повернулась к камере. — Я уже соскучилась по вам обеим. — Она крепко прижала подушку к груди. — Вот это вы. Вы обе.

Она поспешно отключила запись, пока не расплакалась, и успела умыться, когда панель прогудела о приеме нового сообщения. Анна знала, что Ноно никак не могла уже получить ее письмо и успеть ответить, и все же сердце у нее перевернулось. Она бросилась просматривать сообщение. Это было простое приветствие с напоминанием, что знакомство VIP-гостей с командным составом планируется в столовой в 19:00. На часах пока было 13:00.

Анна установила будильник на нужное время, прямо в одежде забралась в койку и плакала, пока не уснула.

— Преподобный доктор Воловодова, — прогудел мужской голос, едва она вошла в офицерскую столовую.

Столы вдоль стен были празднично накрыты, а на свободном пространстве посреди помещения группками стояло около сотни человек. Четверо барменов за импровизированной барной стойкой не скучали. Высокий темнокожий мужчина с аккуратно причесанными белыми волосами, в безупречном костюме, скользил сквозь толпу, как Венера над водами. «Как это он умудряется?» — удивилась Анна. Подойдя, мужчина пожал ей руку.

— Я счастлив, что вы с нами. Много наслышан о вашей великолепной работе на Европе и не представлял, чтобы Мировая церковь методистов выбрала для столь важной миссии кого-либо другого.

Анна ответила на пожатие и осторожно отняла руку. Доктор Гектор Кортес, отец Хэнк для ста миллионов зрителей его живого вещания, близкий друг и духовный советник самого генерального секретаря. Анне в голову не приходило, что этот человек знает о ее существовании. Ее крошечный приход на Европе — меньше ста человек — не стоил упоминания в сравнении с его паствой, разбросанной по всей Солнечной системе. Лестный комплимент смутил Анну и вызвал подозрения.

— Доктор Кортес, — отозвалась она, — как приятно с вами познакомиться! Вашу программу я, конечно, смотрю.

— Конечно, — подтвердил он с рассеянной улыбкой, уже высматривая нового собеседника.

Анна догадалась, что он подошел не столько ради удовольствия ее приветствовать, сколько ради предлога отделаться от надоевшего собеседника, и, не зная, обижаться или вздохнуть с облегчением, решила отнестись к этому с юмором.

Пожилой человек в классическом одеянии католического священника, подобно мелкому небесному телу, захваченному в орбиту большого, оторвался от общей компании и направился в сторону доктора Кортеса.

Анна хотела представиться сама, но гулкий голос Кортеса заглушил ее:

— Отец Мишель, позвольте представить моего друга — преподобный доктор Аннушка Воловодова, трудилась во славу Господа в Методистской церкви Европы.

— Преподобная Воловодова, — кивнул католик. — Я отец Мишель, имею приход в Риме.

— Очень приятно… — начала Анна.

— Не дайте ему одурачить вас ролью старого смиренного священника, — прогудел над ее головой Кортес. — Он епископ и скоро станет кардиналом.

— Поздравляю, — пробормотала Анна.

— А, это пустое. Суета и дым, — расплылся в улыбке старик. — Ничто не свершается иначе, как по Господню промыслу.

— Если это так, вас здесь не должно быть, — заметил Кортес.

Епископ захихикал.

Вслед за официантом с бокалами шампанского к ним подошла женщина в дорогом голубом платье. Они одновременно с епископом взяли бокалы с подноса, Анна с улыбкой отказалась, и официант скрылся в толпе.

— Прошу вас, — обратилась к Анне женщина, — не оставляйте меня пить один на один с католиком, моя печень этого не переживет.

— Благодарю, но…

— А вы, Хэнк? Я слышала, вы никогда не откажетесь от рюмочки? — Женщина подчеркивала каждое слово плавным движением бокала. Кортес улыбнулся ничего не выражающей улыбкой.

— Я Анна. — Анна протянула женщине руку. — У вас чудесное платье.

— Благодарю. Я — миссис Роберт Фэган, — с наигранной официальностью представилась женщина. — Для тех, кто не просит денег, — Тилли.

— Приятно познакомиться, Тилли, — сказала Анна. — Извини, но я не пью.

— Боже, спаси меня от умеренности, — провозгласила Тилли. — Тот не знает веселья, кто не видел, как англиканцы с католиками наперегонки ныряют на дно бутылки.

— Напрасно вы так, миссис Фэган, — упрекнул отец Мишель. — За мной ни один англиканец не угонится.

— Хэнк, как это Эстебан выпустил тебя из вида? — Анна не сразу сообразила, что Тилли говорит о генеральном секретаре ООН.

Кортес покачал головой и скроил обиженную мину, не снимая своей вечной сияющей улыбки.

— Миссис Фэган, я смущен верой и доверием ко мне генерального секретаря, позволившего мне участвовать в важнейшем со смерти Господа нашего историческом событии.

— Вера и доверие! — фыркнула Тилли. — Скажите лучше, что он верит в сто миллионов голосов, которые вы принесете ему в июне.

— Мадам! — Кортес только теперь повернулся к Тилли лицом. Улыбка его не дрогнула, но атмосфера между ними несколько остыла. — Возможно, вы выпили лишний бокал шампанского?

— Да что вы, я только начала!

Отец Мишель бросился спасать ситуацию, взял Тилли за руку.

— Полагаю, наш дорогой генеральный секретарь еще более благодарен вашему мужу за его вклад в предвыборную кампанию. Хотя вам этот круиз обошелся в небывалую цену.

Тилли фыркнула и отвернулась от Кортеса.

— Фигня, Роберт может себе позволить.

Последовала неловкая пауза. Отец Мишель виновато улыбнулся Анне, извиняясь за вульгарность новой знакомой. Анна улыбнулась в ответ — улыбкой настолько фальшивой, что даже не притворялась настоящей.

— А вот эти все? — опять заговорила Тилли, обводя жестом всех присутствующих. — Художники, писатели, актеры… Сколько голосов приносит в банк актер? Они хоть сами-то голосуют?

— Это символ. — Лицо отца Мишеля изобразило отработанную задумчивость. — Все человечество ищет ответа на главный вопрос нашей эпохи. Мирское и божественное плечом к плечу перед величием тайны: что есть Кольцо?

— Мило, — бросила Тилли. — Повторите это в проповеди.

— Спасибо, — кивнул отец Мишель.

— Что есть Кольцо? — нахмурилась Анна. — Вход в червоточину, тут ведь, по-моему, не осталось вопросов? Теоретики не первый век об этом толкуют. Очень похоже: нечто проходит в него, но не появляется на другой стороне. Сигнал передатчика ослабевает и в конце концов гаснет. Это червоточина.

— Безусловно, подобное возможно, — согласился отец Мишель так кисло, что Тилли усмехнулась. — В чем вам видится цель нашего присутствия здесь, Анна?

— Суть не в том, что оно такое. — Анна с радостью вернулась к близкой ей теме. — Главное — что оно означает. Оно изменит все, и даже если перемены окажутся восхитительными, они вызовут смятение. Людям нужно будет как-то вписать их в свое понимание Вселенной. И в свои представления о Боге, со всем новым, что оно расскажет о Нем. Присутствуя здесь, мы сможем дать им утешение — иначе не смогли бы.

— Согласен, — сказал Кортес. — Наше дело — помогать людям в постижении великих тайн. А эта тайна — всем тайнам тайна.

— Нет, — начала Анна, — я не про объяснения…

— Если хорошо разыграете свои карты и добудете для Эстебана еще четыре года, — заглушила ее голос Тилли, — я назову это чудом.

Кортес сверкнул улыбкой в сторону компании у дальнего стола. Человек в свободном оранжевом одеянии поднял руку и помахал им.

— Ты способна им верить? — спросила Тилли.

— Я верю, что это делегаты из Церкви человечества возносящегося, — ответила Анна.

Тилли покачала головой.

— Человечество возносящееся… Ничего себе, вот это да! Создадим собственную религию и объявим себя богами.

— Осторожно, — посоветовал Кортес, — есть и другие боги.

Отец Мишель, заметив смущение Анны, попытался ее выручить:

— Доктор Воловодова, я знаком со старейшиной той группы. Замечательная женщина, мне хотелось бы вас познакомить. Если остальные нас извинят…

— Простите, — сказала Анна и осеклась, потому что в столовой вдруг стало тихо.

Отец Мишель и Кортес уставились на что-то у самого бара. Анна обошла Тилли, которая загораживала ей эту часть зала. Сперва перед глазами мелькали только отступающие к стенам люди, а потом у опустевшего бара остался молодой человек в режущей глаз одежде. Он чем-то облился: прозрачная жидкость стекала по волосам, по плечам красного костюма. В воздухе повис резкий запах спиртного.

— За народ Аштан, — дрожащим от страха и возбуждения голосом завопил молодой человек. — Свободу Этьену Барбара! И свободу афганскому народу!

— О боже, — пробормотал отец Мишель, — он…

Анна не разглядела, откуда взялся огонь, но пламя мгновенно охватило юношу. Вопль Тилли вызвал в ее ошеломленном сознании лишь раздражение. Право, когда это вопли кому-нибудь помогали? Она сознавала, что фиксация на раздражении — тоже способ отвлечься от ужаса, творящегося перед глазами, но сознавала отдаленно и смутно. Анна хотела приказать Тилли заткнуться, но тут активировалась противопожарная система, из стен и потолка ударили пять струй пены. Огненный человек мгновенно стал белым от пузырьков пены. Запах горелых волос боролся с запахом алкоголя.

Никто не успел опомниться, а в столовую уже хлынули флотские. Суровые молодые люди обоих полов с оружием в кобурах на боку спокойно приказали всем оставаться на местах, пока не закончит работу аварийная команда. Медики отчистили от пены несостоявшегося самоубийцу. Тот выглядел не столько пострадавшим, сколько ошеломленным. На него надели наручники, а потом уложили на носилки и в одну минуту вынесли за дверь. После этого вооруженные люди, казалось, несколько расслабились.

— Быстро его загасили, — заметила Анна проходившей мимо женщине с оружием. — Это хорошо.

Женщина — вернее, девушка, почти школьница — рассмеялась.

— Это военный корабль, мэм. У нас хорошая система пожаротушения.

Кортес метался по столовой, заговаривая своим гулким голосом то с одним, то с другим из старших офицеров. Казалось, он был не в себе. Отец Мишель, похоже, безмолвно молился, и Анне захотелось присоединиться к нему.

Тилли взмахнула опустевшим бокалом. Она побледнела, на щеках горели два красных пятна.

— Ну-ну, кажется, перелет будет не таким уж скучным.

ГЛАВА 9 БЫК

Дело шло бы скорее, запроси он больше людей, но Бык, пока не разобрался, кто чем дышит, предпочитал не доверять многим. А лучше — вообще никому.

Тысяча человек команды более или менее наводила беспорядок всюду, где его и без того хватало. На такие мелочи, как отдельная личность, шефу безопасности приходилось выбирать минуты на никчемушных собраниях отдела или во внеслужебное время. На каждом корабле случаются нарушения распорядка. В этом внеплановом сборном рейсе «Бегемота» порядка вовсе не было. Пока корабль и команда притирались друг к другу, повсюду царил хаос. Понемногу создавались правила, формировались привычки, обычаи, культура. Норма еще не установилось, и потому ничто не казалось странным.

С другой стороны, всего-навсего тысяча человек.

На каждом корабле есть теневая экономика. Кто-то на «Бегемоте» наверняка платил за услуги сексом. Кто-то устраивал карточные игры, салоны игровых автоматов, начинал свой маленький рэкет. Кто-то кого-то подкупал, чтобы человек что-то сделал или чего-то не сделал. Так происходит везде, где собирается много народу. От Быка вовсе не требовалось все это сокрушить. Его дело было — поддерживать уровень, при котором корабль движется вперед без серьезных аварий. И установить границы.

Алекси Майерсон-Фрейд занимался продуктами питания. На Тихо он был специалистом среднего уровня, имел дело в основном с дрожжевыми баками, настраивал биоинженерные процессы так, чтоб получать содержание минеральных добавок и солей, достаточное для выживания человеческого организма. Дважды был женат, имел ребенка, с которым не встречался пять лет, мерялся силами с величайшими в истории полководцами в сетевой военной игре, воспроизводившей сражения древности. На восемь лет моложе Быка, волосы мышиной масти, застенчивая улыбка и побочный доход от продажи состава, называемого астерами «порошком пикси», — смеси стимуляторов и эйфориков. Все это Бык выяснил точно.

Уже выяснив, он несколько дней выжидал. Не слишком долго. Ровно столько, чтобы проследить за передвижениями Алекси через систему наблюдения. Следовало убедиться, что над парнем не плавает рыба покрупнее, что у него нет затаившегося партнера или связей в команде самого Быка — а то и, не дай бог, в команде Ашфорда. Таких не обнаружилось.

По правде сказать, не хотелось ему этим заниматься. Бык знал, как все будет, и предпочитал отложить еще минут на пятнадцать, или на после обеда, или на завтра. Но каждый раз, когда он откладывал, кто-то выходил на смену под кайфом и мог допустить дурацкую ошибку, причинить вред кораблю или самому себе, наконец, погибнуть.

Момент настал посреди второй смены. Бык отключил свою панель, поднялся, взял из оружейного сейфа пару пушек и вышел на связь через ручной терминал.

— Серж?

— Босс?

— Мне нужен ты и еще один. Возьмем наркодилера.

Тишина на линии застала его врасплох. Бык ждал. Молчание тоже что-то значило.

— Слушаюсь, — сказал Серж. — Сейчас буду.

Через десять минут Серж вошел в кабинет с широкоплечей мрачной женщиной по имени Корин. Удачный выбор, Бык сделал в уме заметку в пользу Сержа и вручил обоим безопасникам по пистолету. Корин проверила магазин, убрала оружие в кобуру и застыла в ожидании. Серж покидал свой из руки в руку, оценивая вес и удобство, пожал плечами.

— Как будем действовать?

— Идете со мной, — сказал Бык. — Если кто-то попытается мне мешать, предупредите один раз, потом стреляйте.

— Прямо и откровенно. — В голосе Сержа слышалось одобрение.

Продовольственный комплекс размещался в глубине корабля, близко к массивной пустой внутренней поверхности. При долгом полете к звездам он оказался бы рядом с фермами замкнутого мирка «Наву». В «Бегемоте» рядом не было ничего. Чтобы превратить логику в нелепость, стоит лишь изменить контекст. Бык вел электрокар, пенковые колеса жужжали по эстакадам. Люди в холлах и коридорах останавливались, провожая их взглядами. Кое-кто откровенно глазел. Трое вооруженных безопасников — это неспроста. Бык сам не знал, что оно должно означать.

У чанов запах изменился. Здесь в воздухе было больше неотфильтрованных летучих частиц. Комплекс состоял из множества труб, баков и перегонных колонок. Половина оборудования бездействовала — лишние мощности засыпали нафталином в ожидании, пока придется кормить большое население. Или пока их снимут и выкинут.

Алекси они застали по колено в одном из бассейнов, на ногах у него были высокие оранжевые сапоги, а в руках — густая зеленая масса водорослей. Бык ткнул пальцем в него, потом в мостки, на которых стояли его люди. Если на лице Алекси и мелькнуло беспокойство, оно тут же пропало.

— Я сейчас не могу выйти, — сказал дилер, поднимая вверх большой влажный лист, — занят.

Бык, кивнув, обернулся к Сержу.

— Оставайтесь с ним, никуда не отпускайте. Я сейчас вернусь.

— Са-са, босс, — отозвался Серж.

Спустившись по трапу и перейдя холл, Бык попал в раздевалку. Стойка с горохово-зелеными шкафчиками была сорвана со стены и развернута на девяносто градусов, в направлении тяги. По краям остались неопрятные пузырьки и волокна герметика. Двое техников в разных стадиях раздетости сидели на скамейках, игриво переговариваясь. Они смолкли, увидев Быка, но тот улыбнулся им, кивнул и прошел к дальнему шкафчику. Дойдя до него, обернулся.

— Этот занят?

Техники переглянулись.

— Нет, сэр, — ответила женщина, придавая своему трико некоторую скромность. — Здесь большая часть свободна.

— Вот и хорошо.

Бык набрал единый код и потянул дверцу на себя. Внутри лежал серый с зелеными вставками солдатский ранец — в такой Бык укладывал свои вещи, когда собирался к переводу на новое место. Он провел пальцем вдоль клапана. Около сотни пузырьков с желтоватым порошком, чуть более зернистым, чем сухое молоко. Закрыв ранец, Бык повесил его на одно плечо.

— Что-то случилось? — спросил техник-мужчина. В голосе был не страх — осторожное любопытство. И даже возбуждение. Ну-ну, бог любит тупых. Бык их тоже любил.

— Майерсон-Фрейд прекращает торговлю «порошком пикси», — сказал он. — Предупредите своих, а?

Техники, подняв брови, переглянулись. Бык вернулся к водорослевым бакам, сбросил рюкзак и снова указал Алекси на мостки рядом с собой. Вот теперь торговец помрачнел. Бык дождался, пока парень, медленно шагая по воде, подберется поближе и вылезет на мостки.

— В чем дело? — спросил Алекси. — Что у вас тут?

Бык медленно, всего один раз, мотнул головой. Кривая усмешка Алекси вполне сошла бы за признание — если бы Бык в нем нуждался.

— Хэй, эсе, — проговорил он, — в смысле, извиняюсь.

И ударил Алекси в нос. Хрящ и кость хрустнули под кулаком, ярко-красная кровь хлынула в изумленно разинутый рот.

— Берите его на карт, — приказал Бык, — пусть люди посмотрят.

Серж с Корин переглянулись — совсем как та парочка в раздевалке.

— В камеру, босс? — В ответе Серж явно не нуждался.

— У нас есть камеры? — удивился Бык, закидывая ранец на плечо.

— Вообще-то нет.

— Тогда и не надо.

Бык проложил маршрут через самые оживленные части корабля. Слухи уже разлетелись, зрителей хватало. Алекси в перерывах между воплями и мольбами доставить его к капитану тонко поскуливал. Из глубин памяти всплыла свинья, которую тащили на бойню, — Бык видел такое в молодости. Не помнил, когда именно, но воспоминание осталось и плавало без привязки к конкретным событиям жизни.

До шлюза добирались целых полчаса. Собралась толпа, можно сказать, море людей, почти все — хрупкие и большеголовые. Астеры смотрели, как землянин убивает одного из них. Бык не обращал на них внимания. Он набрал свой пароль для входа, открыл внутреннюю дверь шлюза, вернулся к карту и одной рукой поднял Алекси. При малой тяге это не требовало труда, и все же Бык запыхался, пока добрался до шлюза, — еще и потому, что Алекси бился у него в руках. Бык затолкнул его в шлюз, закрыл внутреннюю дверь и, не выкачивая воздуха, открыл наружную. Хлопок отдался в обивке звоном далекого гонга. Монитор показал пустой шлюз. Бык закрыл наружный люк и, оставив механизмы накачивать новый воздух, вернулся к карту. Встал на то место, откуда сдернул Алекси, поднял на руках ранец. На рукаве и на левом колене у него остались пятна крови.

— Это — «порошок пикси», так? — обратился он к толпе. Бык не использовал усилитель звука в своем терминале — не было надобности. — Я оставлю его в шлюзе на шестнадцать часов — потом выкину в космос. Если до тех пор в шлюзе появится еще порошок — что ж, бывает, ничего страшного. Отправится туда же, и все дела. Вот если пропадет — беда. Так что скажите всем. Следующий пендехо, который выйдет на работу под кайфом, будет иметь разговор со мной.

Он медленно, напоказ всем, направился к шлюзу. Открыл внутреннюю дверь, забросил ранец и отошел, оставив шлюз открытым. Возвращаясь на водительское место, Бык чувствовал общее напряжение — и не думал о нем. Думал он о другом. Пока сделано самое простое. Дальше будет труднее, потому что тут не всё в его власти.

— Поставить охрану, босс? — спросил Серж.

— Думаете, нужно? — отозвался Бык. Он не ждал и не услышал ответа. Карт двинулся вперед, толпа раздавалась перед ним, как стадо антилоп перед львом. Бык свернул на эстакаду, которая должна была вывести к офису службы безопасности.

— Круто, — сказала Корин. У нее это прозвучало похвалой.

Офис капитана был отделан в религиозном духе. Ангелы в голубых и золотых одеяниях поддерживали арку, свод сходился к бесстрастному бородатому лику Бога. Благодетельный Христос смотрел со стены позади стола Ашфорда, арийский лик Сына Божьего казался спокойным и безмятежным — он совсем не был похож на окровавленного, изломанного распятого, знакомого Быку. По сторонам от Спасителя красовались символы благоденствия: колосья, козы, коровы и звезды. Капитан Ашфорд расхаживал мимо коленей Иисуса, багровый от ярости. Мичо Па сидела на месте для посетителей, старательно не глядя ни на Быка, ни на капитана. Все проблемы марсианских научных судов и земной флотилии были на время забыты.

Бык не позволил себе выказать тревоги.

— Это недопустимо, мистер Бака!

— Почему вы так считаете, сэр?

Ашфорд остановился, оперся широкими ладонями на стол, склонился вперед. Глядя в его покрасневшие глаза, Бык задумался о том, когда капитан в последний раз высыпался.

— Вы убили члена моей команды, — сообщил Ашфорд. — Открыто и преднамеренно, на глазах сотни свидетелей.

— Ох, кому нужны свидетели, если есть камеры наблюдения, — сказал Бык. Зря он это сказал.

— Вы отстранены от должности, мистер Бака. И помещаетесь под домашний арест до возвращения на станцию Тихо, где предстанете перед судом за убийство.

— Он сбывал команде наркотик.

— Значит, его следовало арестовать!

Бык глубоко вздохнул и медленно выдохнул через нос.

— Как вы считаете, у нас тут военный корабль или космическая станция, сэр? — спросил он. Ашфорд наморщил лоб, покачал головой. Рядом с Быком шевельнулась на стуле Па. Не дождавшись ответа, Бык продолжил: — Я вот почему спрашиваю: если я коп, то да, я должен был отправить его в тюрьму — если бы у нас имелась тюрьма. И должен был предоставить ему адвоката. Я бы проделал все это. Но я считаю, что у нас тут боевой корабль и моя обязанность — поддерживать дисциплину в зоне потенциальных военных действий. Не земную дисциплину. Не марсианскую. Астерскую.

Ашфорд распрямился.

— Мы не анархисты, — процедил он, изобразив на лице презрение.

— Согласно традициям АВП — поправьте меня, если ошибаюсь, — всякий, повинный в преднамеренных действиях, подвергающих корабль риску, пешком оправляется до мест, где есть воздух, — заметил Бык.

— Вы его вытащили из чана. Чем он был опасен кораблю? Грозил забросать его водорослями? — колко спросила Па.

— Люди выходили на работу под кайфом, — проговорил Бык, сплетая пальцы на колене. — Не верите мне — спросите других. Да что там — конечно, выходили. Работы втрое больше, чем мы можем выполнить. «Порошок пикси» — и люди не чувствуют усталости. Не требуют перерывов. Не замедляют темпа. Успевают сделать больше. Ошибки? Чтобы заметить ошибки, нужна ясная голова. У нас уже есть раненые. Погибшие — дело времени. И хорошо, если только погибшие.

— Вы говорите нам, что этот человек был в ответе за плохую работу других и потому вы его убили? — произнес Ашфорд, но уже без прежней уверенности. Паруса обвисли, он вот-вот обмякнет, как мокрая картонка. Бык понимал, что слабость Ашфорда сегодня работает на него, но все же видеть такое ему было противно.

— Я говорю, что он подвергал корабль опасности ради финансовой выгоды, — а это все равно что воровать воздушные фильтры. Коли есть спрос, будет и предложение. Не этот, так другой. Если бы я запер его, риск для торговца повысился бы, повысились бы и цены. Ведь если попадешься, рискуешь угодить за решетку — когда вернемся на Тихо.

— А вы сделали риск смертельным.

— Нет, — возразил Бык. — То есть да, но я его не застрелил. Я поступил с ним так, как поступают с людьми, рискующими кораблем. Астеры знают, что такое «вышвырнуть из шлюза». Дело закрыто.

— Это была ошибка.

— У меня список из пятидесяти членов экипажа, которым он сбывал товар, — ответил Бык. — Среди них есть квалифицированные специалисты, пара человек из среднего командного состава. Можно было бы арестовать их всех, но тогда осталось бы меньше рабочих рук. К тому же они больше не станут этим заниматься — снабжение прервано. Но, если хотите, могу с ними побеседовать. Чтобы знали, что мы всё видим.

Па невесело хихикнула.

— Вам будет сложно заниматься этим, сидя в тюрьме.

— А у нас нет тюрьмы, — напомнил Бык. — Предполагалось, что мормонские старейшины будут улаживать все проблемы словами.

Он очень старался не допустить в голос сарказма.

— Подобное не должно повториться, — сказал Ашфорд. — Сочтете, что кого-то следует выкинуть из шлюза, — обратитесь ко мне. Нажать кнопку должен буду я.

— Хорошо.

— Что «хорошо»? — выкрикнул капитан. Бык потупил взгляд. Он добился своего, надо и Ашфорду дать почувствовать себя победителем.

— Я хотел сказать: слушаюсь, сэр, капитан. Приказ получен, понят и будет исполнен.

— Именно так, черт возьми, — кивнул Ашфорд. — А теперь ступайте работать.

Закрыв за собой дверь, Бык привалился к стене и тяжело перевел дыхание. Вокруг гудел корабль — он остро воспринимал тихий гул воздуховодов, отдаленный ропот голосов, гудки и звонки множества работающих систем. Запах пластика и озона.

Бык шел на обдуманный риск — и выиграл.

Спускаясь с уровня на уровень, он ощущал нацеленное на себя внимание. В лифте попутчики отводили глаза. В холле перед кабинетом ему кивнула и улыбнулась какая-то женщина, нервная, как учуявшая кошку мышь. Бык ответил на улыбку.

В кабинете Серж и еще один из его команды — Казимир с Европы — подняли кулаки, приветствуя босса астерским жестом. Бык ответил тем же и спокойно прошел к своему месту.

— Что у нас?

— Два десятка посетителей, желающих заверить в своем почтении, — ответил Серж. — Откуда-то выплыло еще полкило порошка.

— Вот и хорошо.

— Я записывал посетителей. Пометить их в системе?

— Не надо, — возразил Бык. — Я сказал, что это пустяк. Можете стереть список.

— Слушаюсь, босс.

— Я буду у себя, — сказал Бык. — Если что, дайте знать. И пусть кто-нибудь сварит кофе.

Он сидел на столе, поставив ноги на стул и склонившись вперед. Силы вдруг кончились. День выдался дурной, долгий, и тот ужас, который он носил в себе несколько недель, словно выбравшись из-под замка, набросился на него. Только через пару минут Бык заметил, что его ждет сообщение от Мичо Па. Старпом не запрашивала связь. Значит, разговаривать не собирается, а хочет просто что-то сказать.

На экране появилось ее лицо, освещенное снизу отблеском от терминала. Улыбка выглядела натянутой и кончалась где-то на уровне скул.

«Я видела, что вы сделали. Очень мило. Очень умно. Показали себя человеком АВП, заставили старика задуматься, не поддержит ли вас команда. „Я больше астер, чем вы“. Изящно!»

Бык поскреб подбородок. Щетина с утра отросла и шуршала под ногтями, как наждак. Наверное, не стоило надеяться, что он этим делом не наживет врагов, но жаль, что врагом оказалась Па.

«Меня вы не обольстите. Мы оба знаем, что в убийстве нечем восхищаться. И забывать об этом я не собираюсь. Надеюсь, в вас еще жива душа, которая вам тоже не даст забыть».

Запись кончилась, и Бык устало улыбнулся погасшему экрану.

— Конечно, — сказал он терминалу, — и в другой раз буду помнить.

ГЛАВА 10 ХОЛДЕН

«Росинант» был немаленьким кораблем. Обычная его команда предусматривала больше дюжины матросов и офицеров, а в особых случаях он мог взять на борт еще и шестерых десантников. Чтобы справиться вчетвером, каждому приходилось исполнять по несколько обязанностей, так что на отдых оставалось не много времени. И поэтому в начале пути легко получалось не замечать четверку чужаков, поселившихся на корабле. Документалистам был закрыт вход в рубку, на шлюзовую палубу и в машинный зал, им оставались два жилых уровня: свои каюты, гальюн, камбуз и медотсек.

Моника была очаровательна. Спокойная, приветливая, обаятельная. Если хоть часть обаяния передавалась через камеру, не приходилось удивляться ее успеху. Остальные — Окью, Клип и Коэн — проявляли дружелюбие, перешучивались с командой, приглашали на ужин. Так сказать, протягивали руку дружбы, но Холден еще не разобрался, был ли это обычный медовый месяц, как всегда случалось в начале долгого пути, или более тонкий расчет. Возможно, и то и другое.

Одно он видел точно: его команда сторонилась новичков. На третий день пребывания документалистов на борту Наоми почти не вылезала из рубки, попросту спряталась. Амос нерешительно подбивал клинья к Монике, чуть более серьезно приударил за Окью и, не добившись успеха, теперь большую часть времени проводил в мастерской. Один Алекс находил время на общение с пассажирами, да и тот не часто. Он завел привычку иногда спать прямо в пилотском кресле.

Они согласились на интервью, и тянуть время до бесконечности было невозможно. Со старта не прошло и недели, а до цели, даже при высокой тяге, оставался не один месяц. К тому же контракт есть контракт. Эта неуютная мысль позволяла Холдену забыть, что с каждым днем они приближаются к Кольцу и к тому неизвестному, к чему его призывал Миллер. Почти забыть.

— Суббота, — сказала Наоми, развалившаяся в амортизаторе перед коммутатором. Она давно не стриглась, и отросшие волосы начали ей мешать. Последние десять минут она пыталась заплести косички. Упругие черные кудряшки не поддавались, расплетаясь, словно живые. Холден по прошлому опыту знал: скоро она в досаде укоротит волосы вдвое. Наоми нравилось представлять себя с длинными волосами, но на деле они ее раздражали. Холден, сидя перед панелью управления боем, рассеянно наблюдал за ее мучениями.

— Ты меня слышишь? — спросила Наоми.

— Сегодня суббота.

— Мы приглашаем гостей на ужин?

По корабельному обычаю команда при любых условиях старалась раз в неделю собираться за столом. В какой день — не важно, но по молчаливому соглашению это обычно оказывалась суббота. На борту дни недели не имели большого значения, но Холдену нравилось отмечать конец прошедшей недели и начало новой. Это было что-то вроде мягкого напоминания, что, кроме них четверых, где-то существует еще и Солнечная система.

А вот пригласить на ужин пассажиров ему в голову не приходило. Субботний ужин — для своих!

— Они все равно заявятся, — вздохнул он. — Или мы спрячемся?

— Не выйдет, разве что поужинаем прямо здесь. На камбуз ты их допустил.

— Черт, — ругнулся Холден, — надо было запереть по каютам.

— На четыре месяца?

— Подпихивали бы им под двери пайковые плитки и мешки с катетерами.

Усмехнувшись, Наоми напомнила:

— Готовить очередь Амоса.

— Ладно. Свяжусь и скажу ему, что ужин в восемь.

Амос приготовил пасту с грибами, щедро сдобрив их чесноком и пармезаном. Это были его любимые блюда, и он всегда старался купить настоящие дольки чеснока и натереть настоящий пармезан. Еще одна маленькая роскошь, которая окажется не по карману, если они проиграют бой с Марсом в суде.

Пока Амос обжаривал грибы с чесноком, Алекс накрыл на стол и принял заказы на напитки. Холден сел рядом с Наоми, команда документалистов заняла другой конец стола. Застольная болтовня была вежливой и дружелюбной, а если в ней и ощущались подводные течения, Холден так и не сумел распознать их источник.

Капитан попросил не брать к столу камер и оборудования для звукозаписи, и Моника согласилась исполнить просьбу. Марсианин Клип обсуждал с Алексом историю спорта. Коэн с Окью, сидевшие напротив Наоми, травили байки о последних съемках — оба работали на научной станции на стационарном спутнике Меркурия. Казалось бы, приятные разговоры, но что-то было не так.

— Мы обычно не так хорошо питаемся в полете, — заметил Холден, — но для еженедельного общего ужина стараемся придумать что-нибудь повкуснее.

— Чудесно пахнет, — улыбнулась Окью. На пальцах у нее было полдюжины колец, на блузке — пуговицы, серебряный кулон, а в курчавых каштановых волосах — гребень цвета слоновой кости. Звукооператор спокойно уставился в никуда, черные очки скрывали верхнюю часть его лица, но выражало оно спокойное радушие. Моника, взглянув на него поверх голов, промолчала и тонко улыбнулась.

— Жуйте, — сказал Амос, выставляя на стол миски с едой. Когда порции передали по кругу, Окью, склонив голову, что-то пробормотала. Холден с запозданием понял, что она молится. В последний раз он видел такое много лет назад, когда жил дома. Один из его отцов, Цезарь, иногда читал молитву перед трапезой. Холден дождался конца молитвы и только тогда взялся за еду.

— Очень вкусно, — похвалила Моника, — спасибо.

— На здоровье, — ответил Холден.

— Со старта прошла неделя, — продолжала она, — и, по-моему, все успели устроиться. Я подумала: нельзя ли выделить время для предварительных интервью? В основном чтобы проверить оборудование.

— У меня возьмите, — предложил Амос, не скрывая насмешливой ухмылки.

Моника улыбнулась ему и наколола на вилку гриб. Отправляя его в рот и медленно прожевывая, она не отвела взгляда. Дожевав, кивнула.

— Отлично. Можно начать с прошлого. Балтимора?

Молчание вдруг стало колючим. Амос начал вставать, но Наоми тихонько удержала его за плечо. Он открыл и закрыл рот, уставился в тарелку, бледная кожа на голове и загривке наливалась кровью. Моника тоже глядела себе в тарелку, и лицо ее выражало тонкую смесь смущения и злости.

— Неудачная идея, — вмешался Холден.

— Капитан, я признаю, что у вас и ваших людей есть болезненные темы, но мы договорились. А вы, не в обиду будь сказано, обращаетесь с нами как с незваными гостями.

На столе остывала почти нетронутая еда.

— Понял. Вы свои обязательства выполнили, — признал Холден. — Вытащили меня с Цереры, и ваши деньги у нас в карманах. А мы своей половины не выполняем. Понял. Я выделю час завтра с утра, подойдет?

— Конечно, — сказала Моника. — Давайте поедим.

— Балтимора? — обратился к Амосу Клип. — Болеешь за футбол?

Амос промолчал, и Клип не стал настаивать на ответе.

После мучительного ужина Холден думал только о постели. Но пока он чистил зубы, в гальюн словно бы невзначай заглянул Алекс и попросил:

— Зайди в рубку, кэп, поговорить надо бы.

Поднявшись за ним в кубрик, Холден уже застал там Амоса и Наоми. Наоми развалилась, закинув руки за голову, а вот Амос сидел на краешке амортизатора, прочно упираясь ногами в пол и сжав кулаки. Лицо его было темным от злости.

— Вот что, Джим, — заговорил Алекс, повалившись в соседний амортизатор, — начало не из лучших.

— Она нарыла на нас материал, — бросил Амос, ни к кому не обращаясь и глядя в пол. — Вещи, которых ей знать не положено.

Холден его понимал. Намек на Балтимору относился к детству Амоса — появившегося на свет как плод самой мерзкой ветви незаконной проституции. Но признать, что это известно и ему, Холден не мог. Он сам узнал, случайно подслушав разговор, и не желал еще сильнее унижать друга.

— Она журналистка, эти всегда роются в прошлом, — сказал он.

— Не так все просто, — вставила Наоми. — Она милая. Дружелюбная, очаровательная, и всем нам, здесь присутствующим, хочется думать о ней хорошо.

— Это плохо? — удивился Холден.

— Просто дерьмово, — буркнул Амос.

— Я не случайно попал на «Кентербери», Джим, — заговорил Алекс, и его ковбойский тягучий выговор — напоминание о детстве в долине Маринера — показался не смешным, а грустным. — И мне ни к чему перетряхивать скелеты.

Ледовоз «Кентербери», на котором они все летали до катастрофы с Эросом, был рабочей лошадкой. Команда собиралась из людей, опустившихся ниже уровня некомпетентности, или с темным прошлым, мешавшим найти работу получше. Досье Холдена пятнало позорное увольнение из земного флота. Проработав со своей командой не один год, Холден не сомневался, что с компетентностью у них все в порядке, — значит, были иные причины попасть на «Кент».

— Знаю… — начал он.

— Со мной та же история, кэп, — перебил Амос. — У меня в прошлом много всякого… прошлого.

— И у меня, — вступила Наоми.

Холден начал отвечать, когда до него дошло. Наоми скрывала что-то такое, что заставило ее взяться за тупую работу на «Кентербери». Ну конечно, скрывала. Это было очевидно, просто Холдену не хотелось думать ни о чем таком. Он не встречал инженеров талантливей Наоми. Она получила степень в двух университетах и сдала трехгодичную полетную стажировку за два года. Она явно начинала карьеру с командных должностей. Потом что-то произошло, и она никогда не заговаривала об этом. Холден вопросительно шевельнул бровью, но она легчайшим движением головы посоветовала не спрашивать.

Сейчас Холден в полной мере осознал, как хрупка их семья. Они шли друг к другу такими разными дорогами, что сама встреча казалась невероятной. И как легко миру разбросать их в стороны. Почувствовав себя маленьким и беззащитным, Холден невольно ощетинился.

— Вы не забыли, почему мы на это пошли? — обратился он к команде. — Не забыли, что сидели под замком, а за «Росинантом» охотился Марс?

— Выбора не было, — поддержала его Наоми. — Знаем. Все согласились взяться за эту работу.

Амос кивнул, Алекс подхватил:

— Никто и не утверждает, что не надо было браться. Мы говорим, что ты в нашем оркестре — первая скрипка.

— Да, — пояснила Наоми. — Твое дело — так заинтересовать этих журналистов, чтобы они забыли об остальных. На все время полета. Другого выхода нет.

— Есть, — не поднимая глаз, проговорил Амос, — есть и другой, но мне еще не доводилось вышвыривать из шлюза слепца. Не уверен, что мне это понравится.

— Хорошо. — Холден примирительно повел ладонями. — Я понял. Сделаю все, чтобы ваши лица не попадали в камеру, — но рейс будет долгим. Наберитесь терпения. Может, к тому времени, как доберемся к Кольцу, мы им наскучим и сумеем сплавить их на другой корабль.

Минуту все молчали, потом Алекс покачал головой.

— Ну, — сказал он, — хоть одна причина торопиться туда.

Холден вскинулся во сне и яростно потер зачесавшийся нос. Казалось, будто что-то пыталось в него заползти. На корабле не водилось букашек, значит, это был сон. Хотя зуд ощущался вполне реально. Почесывая нос, он шепнул:

— Извини, что-то приснилось, — и похлопал по кровати рядом с собой.

Пусто. Наоми, должно быть, вышла в туалет. Он шумно задышал через нос, пытаясь избавиться от зуда. На третьем выдохе из носа выпорхнул и отлетел в сторону голубой светлячок. Тогда он сообразил, что в воздухе стоит слабый запах ацетона.

— Надо поговорить, — произнес из темноты знакомый голос.

У Холдена перехватило дыхание, сердце заколотилось молотом. Закрыв лицо подушкой, он подавил рвавшийся из груди вопль — бессильная злоба смешалась со старым знакомым страхом.

— Так вот. Этот галчонок, — начал Миллер, — славный мальчишка, тебе бы он не понравился.

— Хватит с меня этой фигни. — Холден, отняв подушку от лица, швырнул ее в направлении голоса.

Попал по панели выключателя, и комната осветилась. Миллер стоял у двери в том же мятом сером костюме, в нелепой шляпе, ерзая, как чесоточный. Подушка лежала позади него.

— Представляешь, он так и не научился прибирать комнату, — продолжал Миллер, шевеля черными губами. — По углам, у двери. Я пытался его научить. Главное — углы и двери.

Холден потянулся к коммутатору, хотел вызвать Наоми, но удержал руку. Хорошо бы она пришла, изгнав привидение своим присутствием, но Холден боялся, что на сей раз Миллер не исчезнет.

— Послушай, надо расчищать пространство, — морщась, словно от навязчивого воспоминания, твердил Миллер. — Если не расчистишь пространство, оно тебя съест.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Холден. — Зачем вытащил сюда?

Лицо Миллера отразило тяжелую усталость.

— Черт побери, ты что, не слышишь меня? При виде комнаты, полной костей, ты знаешь одно: что кого-то убили. Ты хищник, пока не стал жертвой.

Он замолчал, уставившись на Холдена. Ожидая ответа. Не дождавшись, Миллер шагнул к кровати. Что-то в его лице напомнило Холдену о тех случаях, когда коп у него на глазах стрелял в людей. Открыв шкафчик у кровати, он вытащил пистолет.

— Не подходи! — Он держал оружие, не наводя его пока на Миллера. — Только честно: если тебя пристрелить, ты хоть умрешь?

Миллер рассмеялся. Лицо его стало почти человеческим.

— Всяко может быть.

Открылась дверь, и Миллер пропал — как погас. Вошла Наоми, в халате, с грушей воды в руке.

— Проснулся?

Холден кивнул и убрал пистолет в шкафчик. Должно быть, Наоми все поняла по его лицу.

— Ты в порядке?

— Да. Он исчез, когда ты открыла дверь.

— Выглядишь ужасно. — Наоми поставила воду и шмыгнула к нему под одеяло.

— Он стал страшнее. Раньше я думал… ну, ты знаешь, что я думал. Но с тех пор, как он узнал о прыжке в портал, я пытаюсь понять, что же он хочет сказать. Легче было, когда я принимал его за что-то вроде помех в эфире. Тогда это… ничего не значило.

Наоми прижалась к нему, обняла, и Холден почувствовал, как расслабляются мускулы.

— Нельзя, чтобы об этом пронюхала команда Моники, — сказал он. Наоми грустно улыбнулась. — Ты что?

— Джеймс Холден уже не рвется все и всем рассказать, — усмехнулась она.

— Это другое дело.

— Понимаю. А что он говорил? — спросила она после паузы. — Ты что-нибудь понял?

— Нет, но он говорил о смерти. Все, что он говорит, — о смерти.

На протяжении следующих недель на корабле установился распорядок, пусть не слишком удобный, но устраивающий всех. Холден проводил время с документалистами, позволял себя снимать, показывал корабль, отвечал на вопросы. Каким было детство? Любовь, сложности, горько-сладкий вкус. Правда ли, что он спас Землю, уговорив полусонную девушку, из которой проросло семя протомолекулы, свернуть к Венере? Нет, скорее просто так сложилось. Он о чем-нибудь жалеет?

Он улыбался и делал вид, что ему нечего скрывать. Что к Кольцу его ведут только условия контракта, что он не избран протомолекулой для совершенно непостижимой цели.

Временами Моника обращалась к остальным, но Алекс с Наоми отделывались вежливыми, доброжелательными и пустыми ответами. Амос уснащал свои веселыми и красочными непристойностями, так что отредактировать запись до цензурного уровня оказывалось невозможно.

Коэн оказался не просто звукооператором. В черных очках скрывалась локаторная система, создававшая для него трехмерную модель окружающего пространства. На вопрос Амоса, почему он не предпочел протезы, Коэн объяснил, что несчастный случай, в котором он потерял глаза, выжег и зрительные нервы. Восстановительная терапия не помогла: началось неконтролируемое разрастание мозговых тканей, и он чуть не погиб. Зато система, позволявшая преобразовывать данные локации в трехмерные объекты, наделила его редкими способностями в области объемного моделирования. Пока Моника вытягивала из Холдена повесть о гибели «Кентербери», Коэн создавал прекрасные видеоиллюстрации к каждой сцене. Однажды он показал команде короткий ролик с рассказом Холдена о гибели зараженного протомолекулой Эроса, в котором рассказчик словно двигался по точно воспроизведенным коридорам, забитым телами.

К интервью Холден привык и даже начал получать удовольствие, но картинку с Эросом он, вытерпев несколько секунд, попросил отключить. Он был уверен, что просмотр непременно вызовет явление Миллера, но этого не произошло. Воспоминания, поднятые той историей, не радовали Холдена. Съемочная группа не тропила его, позволяла перевести дыхание, собраться с силами для продолжения. От сочувствия почему-то становилось еще тяжелее.

«Бегемот» они догнали в неделе пути до Кольца. Когда громадный корабль АВП приблизился настолько, что стал различим в телескопы «Роси», Моника сидела с командой в рубке. Распоряжения Холдена об ограничениях доступа понемногу забылись.

Документалисты снимали обзорные виды «Бегемота», когда Алекс, присвистнув, указал на выступ на обшивке.

— Черт, босс, не припомню, чтоб мормоны так вооружались. Это же рельсовая пушка. А вот это, ставлю свой компот за неделю, торпедные аппараты.

— Кораблем поколений он мне был милее, — заметил Холден и, вызвав боевую программу, приказал «Росинанту» пометить новые обводы «Бегемота» как «дредноут класса „Бегемот“» и добавить в профиль угроз все замеченное вооружение.

— Такое воровство сходит с рук только государству, — позавидовал Амос. — Похоже, АВП стал реальной силой.

— Ага, — хихикнул Алекс.

— Марсиане выдвигают такие же претензии к нам, — заметил Холден.

— И они были бы правы, если бы мы взорвали их дредноут, прежде чем улететь на этой лодочке, — сказал Амос. — Только, как мне помнится, его торпедировали наши враги.

Наоми не встревала в разговор, занятая работой на панели связи. Холден, услышав, как она напевает без слов, понял, что работа сложная.

— Вы бывали на «Наву»? — спросила Моника.

— Нет, — ответил Холден. «Росинант», рассчитывая боевую мощь «Бегемота», вываливал данные ему на экран. — Когда я в первый раз попал на Тихо, корабль еще строился, а к тому времени, как стал работать на Фреда Джонсона, они уже выстрелили им в Эрос, и корабль, промахнувшись, ушел за пределы Солнечной системы. Вот на корабле, который отрядили на поимку, я был.

Данные «Росинанта» удивляли. Кажется, корабельный мозг полагал, что «Бегемот» не обладает структурной прочностью для поддержки того вооружения, которое он выставлял напоказ. Собственно, «Росинант» уверял, что если корабль АВП выстрелит одновременно хотя бы из двух больших рельсовых пушек, его обшивка с вероятностью в тридцать четыре процента лопнет. А на борту «Бегемота» таких пушек насчитывалось шесть. От нечего делать Холден приказал «Роси» смоделировать тактический пакет для боя с гигантом и послал его Алексу с Наоми. Вряд ли они в нем нуждались.

— Вам не понравилось работать на АВП? — спросила Моника, улыбаясь так, словно заранее знала ответ.

Холден подозревал, что она потрясающе играет в покер, хотя втянуть ее в игру до сих пор не сумел.

— Были и плюсы, и минусы, — ответил он с улыбкой, которой Моника ждала от знакомого ей Джеймса Холдена. Отвлек внимание на себя.

— Джим? — Наоми наконец оторвалась от панели. — Помнишь, я говорила об утечке памяти, которую уже месяц пытаюсь выловить? Так вот, она нарастает.

— Насколько? — спросил Алекс.

— Варьируется от двадцати одной тысячной до тридцати трех сотых процента, — ответила Наоми. — Мне теперь каждые два дня приходится перезагружаться.

— Есть о чем волноваться, — засмеялся Амос. — У меня утечка мощности на целый процент.

Наоми хмуро обернулась к нему.

— Ты мне не говорил.

— Ставлю месячное жалованье, что дело в изношенной проводке освещения. Будет время, сменю все на фиг.

— Такое часто случается? — спросила Моника. Алекс опередил Холдена с ответом:

— Черта с два! «Роси» — крепкий корабль.

— Да, — вставил Амос, — так крепко сбит, что дерьмовинка вроде пузырьков в памяти и горелых лампочек для него — милые забавы.

Он адресовал Монике улыбку, совершенно неотличимую от настоящей.

— Вы все-таки не ответили мне насчет работы в АВП. — Моника развернула кресло лицом к Холдену и кинула взгляд на схему угроз, рассчитанную «Роси». Оружейные порты на корпусе «Бегемота» горели злобными красными глазками. — Вы не в ссоре?

— Нет, по-прежнему друзья, — протянул Холден. — Причин для беспокойства нет.

От корпуса «Роси» отразился дальномерный луч лазера «Бегемота». Любезность за любезность. Прицельные лазеры отключены. Просто два корабля проверяют, не слишком ли сблизились.

Нет причин для беспокойства.

Да, как же!

ГЛАВА 11 МЕЛБА

Станни смотрел на экран из-за левого плеча Мелбы. Ладонью он тер по гладкой ткани рабочих брюк, словно хотел расслабить сведенную четырехглавую. Мелба уже знала: это у него признак нервозности. В тесноте «Сересье» ему приходилось стоять так близко, что Мелба затылком чувствовала тепло его тела. В другой обстановке такая близость с мужчиной предполагала бы интимность, а здесь ничего не значила, даже не раздражала.

— Мира![95] — сказал, прихлопнув ладонью, Станни. — Да, вот здесь.

На старом мониторе в левом нижнем углу постоянно светились зеленые квадратики пикселей — ремонтировать было слишком сложно, а менять экран — не окупится. И все же он давал лучшее, чем ручной терминал, разрешение. Для неспециалиста схема запрашиваемой мощности «Принца Томаса» напоминала ЭЭГ, сейсмограмму или визуальное изображение записи Бхангра. Но за эти недели, уже складывавшиеся в месяцы, Мелба стала специалистом.

— Вижу. — Она ткнула пальцем в пик. — А откуда это, можно определить?

— Черт его знает, — ответил Станни, потирая бедро. — Видеть вижу, но чтоб мне знать, что я вижу.

Мелба незаметно провела языком по зубам, сосредоточилась, вспоминая, что говорила по поводу всплесков мощности учебная программа. Ее неопытность странным образом оказалась в плюсах команды. Станни, Рен, Боб и Соледад были лучшими практиками, но теорию недавно учила только Мелба. Порой оказывалось, что она помнит простые вещи, которые все они когда-то знали, да забыли. Соображала Мелба медленнее, зато ничего не упускала, потому что еще не знала, на какие мелочи позволительно закрывать глаза.

— Не при переходе к торможению возникает? — спросила она.

Станни крякнул, словно от боли.

— При выходе в ноль g один из регуляторов перезапускается, — сказал он. — Правда, ничего серьезного. Неловко выходит, когда все наши проповедники летают по воздуху. Все-таки надо вернуться, проверить еще раз.

Мелба, кивнув, сделала заметку в уме: прочитать, что для этого нужно. Пока она помнила только повторенную во всех трех программах фразу, что на половине пути корабль отключает тягу, переворачивается и начинает ускорение в обратную сторону и что этот момент требует особого внимания.

— Вставлю в график, — решила она и подтянула к себе расписание.

В ближайшие десять дней выпадала пауза, позволявшая вернуться на главный корабль. Она зачернила просвет, пометила его и вставила дежурство всей группы. Все это далось легко и естественно, словно всю жизнь занималась подобным. В каком-то смысле так оно и было.

Флотилия вышла на последний этап пути. Орбиту Урана миновали несколько недель назад, Солнце отсюда представлялось яркой звездой в черной бездне неба. Все факелы двигателей теперь смотрели в сторону Кольца, скорость падала с каждой минутой. Для кораблей с эпштейновской тягой это было в порядке вещей, однако Мелба не могла отделаться от ощущения, что все они стремятся прочь от цели, которая тащит их к себе против воли.

Когда говорили не о работе, единственной темой — в столовой, на тренажерах, на челноках, летящих к обслуживаемым бригадой кораблям, — стало Кольцо. Научники с Марса и их конвой уже были там, разглядывали его сквозь пустоту. Официальных сообщений не поступало, зато сорной травой разрастались слухи. Луч света, направленный в Кольцо и наткнувшийся за ним на препятствие, отражался назад, как в обычном пространстве. Но при приближении к Кольцу начинали подозрительно меняться некоторые константы. Микроволновый фон, исходивший из Кольца, был старше Большого взрыва. Поговаривали, что, если вслушаться в шум помех по ту сторону Кольца, можно было различить голоса мертвецов с Эроса или проклятых душ. Мелба замечала ужас в голосах рассказчиков, видела, как украдкой крестится Соледад, чувствовала давящую тяжесть. Общий нарастающий страх был ей понятен — не потому, что она его разделяла, а потому, что ее личный кризис тоже близился с каждой минутой.

Чудовищный монстр АВП был на подходе, его ожидали к Кольцу почти одновременно с земной флотилией. Не то чтобы через несколько дней, но скоро. «Росинант» уже обогнал сравнительно тихоходного «Бегемота». И она, и Холден всплывали из глубин планетной системы. Скоро их пути пересекутся. Атака, публичное унижение Джеймса Холдена и его смерть. А потом…

Странно было думать, что случится потом. С каждой новой фантазией она все легче представляла, как возвращается в жизнь Мелбы. Почему бы и нет. Кларисса Мао — пустое место, ее все равно что нет. У Мелбы Кох хоть работа имеется. И прошлое тоже. Эта мысль становилась еще притягательнее из-за своей неправдоподобности. Конечно, ей предстояло вернуться домой, вновь стать Клариссой, сделать все возможное для восстановления доброго имени семьи. Этого требовала честь. Остаться — значило уподобиться Джули.

Маленькую Клариссу старшая сестра восхищала и раздражала. Джули была хорошенькой. Умной. Чемпионкой регаты. Джули умела рассмешить отца. Джули всегда была права. Петер, младший брат Клариссы, на всю жизнь остался для нее малышом. Близнецы Майкл и Антея делили мир на двоих, общались понятными только им двоим шутками и фразами и в семье казались гостями. Джули была старшей — такой, какой хотелось стать Клариссе. За ней она тянулась. Не одна Кларисса смотрела на Джули снизу вверх. Мать тоже к ней так относилась, и это еще больше сближало Клариссу с матерью.

А потом что-то случилось. Джули ушла от них: остригла волосы, бросила школу и исчезла в пустоте. Кларисса помнила тот вечер, когда отцу сообщили. На ужин подавали кажумарг-карри — в семейной столовой с окном в парк. Кларисса только что вернулась с урока верховой езды, и от нее еще немножко пахло лошадью. Петер опять мучил всех своей математикой, и тут мать, подняв глаза от тарелки, сказала: «Джули пишет, что уходит из семьи». Кларисса разинула рот, как если бы услышала, что солнце решило заняться политикой, а четверка — стать больше восьмерки. Не то чтобы непостижимо, но не укладывается в голове.

Отец засмеялся. Сказал, что это возрастное. Джули поживет жизнью среднего человека, нахлебается горячего и вернется домой. Но Кларисса по глазам видела — он сам себе не верил. Его идеальная дочь пропала. Отказалась не просто от отца — от всей семьи. От имени. С тех пор кешью и карри для нее всегда имели вкус победы.

Так что Мелбу, когда она сделает свое дело, придется отставить. Уложить в ящик, похоронить или сжечь. Кларисса могла бы поселиться и у братьев или у сестры. У Петера теперь был свой корабль. «Я могла бы работать на нем электрохимиком», — с улыбкой подумала она. Худшим вариантом казалось остаться с матерью. Когда станет известно, что она сделала, как спасала честь семьи, у нее будет возможность восстановить компанию. Отстроить империю под собственным именем. Пожалуй, даже спасти отца от тюрьмы и изгнания.

Эти мысли приносили с собой надежду и усталость.

Громкий звон и смех вдалеке заставили Мелбу очнуться. Она перепроверила график обслуживания на ближайшую десятидневку — проверка электросистем трех малых военных кораблей, инвентаризация карт проводки, — проставила бортовое время и закрыла терминал.

В столовой было уже полно народу, полдюжины других бригад ели, болтали, смотрели новости о Кольце и о том, как они к нему идут. Соледад сидела одна, не отрывая взгляда от ручного терминала. Она ела зеленовато-бурую кашицу, напоминавшую гороховое пюре, но пахнувшую как отличный бифштекс. Мелба решила считать это паштетом — тогда выйдет совсем недурно. Взяв себе тарелку и грушу с лимонной водой, она уселась напротив Соледад. В глазах женщины мелькнула слабая, но неподдельная улыбка.

— Привет, босс, как они, дела?

— Ничего себе, — улыбнулась Мелба. Она улыбалась чаще, чем Кларисса. Любопытное наблюдение. — Что новенького?

— Сообщение с Марса. От сего дня. Тот кораблик, что проскочил в Кольцо, — он не дрейфует.

— Правда? — удивилась Мелба. Когда удалось поймать слабый сигнал с искалеченного кораблика, с которого все началось, решили было, что его сломало нечто расположенное по ту сторону. И что корабль движется по инерции. — А что, двигатели работают?

— Возможно, — кивнула Соледад. — Похоже на то, что он движется намного медленнее, чем на входе. И они послали зонды — так один из них тоже оказался захвачен. Нормальная тяга, потом бум! — и стоп. Сигнал загажен помехами, но, похоже, зонд вышел на тот же курс, что кораблик «пращника». Как будто… их ведут в одно и то же место.

— Очень странно и страшно, — согласилась Мелба, — но ведь мы и ждали жутких чудес. После Эроса-то.

— У меня отец был на Эросе, — сказала Соледад, и у Мелбы к горлу подкатил комок. — Работал в казино. В службе борьбы с хакерством, знаешь? Пятнадцать лет отработал. Хотел потом снять норку где-нибудь, где сила тяжести поменьше, и жить на то, что накопил.

— Мне очень жаль.

Соледад пожала плечами.

— Все смертны, — проворчала она, провела рукавом по глазам и отвернулась от экрана.

— А у меня там была сестра, — сказала Мелба. Она сказала правду, и даже больше, чем правду. — Моя сестра заразилась одной из первых.

— Паршиво.

Теперь Соледад, забыв об экране, смотрела прямо на нее.

— Угу.

Обе долго молчали. За соседним столом молоденький астер, стукнувшись коленями о столешницу, ругал на все корки сквалыжных земных дизайнеров. Его друзья хохотали.

— Думаешь, они еще там? — тихо спросила Соледад, кивнув на свой терминал. — Те голоса. Знаешь, передачи с Эроса. Уже после. Это же были люди?

— Они мертвы, — отрезала Мелба. — Все, кто находился на Эросе, погибли.

— Во всяком случае, изменились, — сказала Соледад. — Кто-то говорил, оно взяло их за образец. Их тела. Их мозг. Я думаю: может, они не совсем умерли? Просто воскресли другими, понимаешь? Что если их мозг по-прежнему работает, и…

Она пожала плечами, не найдя слов, но Мелба ее поняла. Изменение, даже коренное изменение — совсем не то, что смерть. Она сама тому свидетельство.

— Это важно?

— Что если их душам никогда не обрести свободы? — с настоящей болью в голосе пробормотала Соледад. — Если оно поймало их всех — твою сестру, моего папу? Если они не умерли, а Кольцо заполучило их души?

«Душ не существует, — с жалостью подумала Мелба. — Мы — мешки плоти, сквозь которые проходят слабые токи. Нет призраков, нет духов, нет душ. Остается только то, что люди о тебе говорят. Имя — оно одно важно». Так думала Кларисса. Так сказал бы отец. Мелба не произнесла этого вслух.

— Может, потому Земля и послала столько священников, — продолжала Соледад, зачерпывая ложкой кашицу. — Чтобы упокоить их всех.

— Кто-то должен это сделать, — согласилась Мелба и тоже стала есть.

Ее ручной терминал пискнул: Рен просил о личной беседе. Мелба, нахмурившись, включила связь.

— Что такое?

Его голос прозвучал напряженно.

— Есть кое-что. Я подумал, может, ты глянешь. Аномалия.

— Иду.

Мелба оборвала связь и в два приема доглотала кашицу, тарелку на выходе бросила в утилизатор. Рен находился в одном из складских отсеков. Нашел себе рабочее место, где высота потолка позволяла ему не горбиться. Кругом громоздились голубые пластиковые контейнеры, закрепленные на полу и друг на друге мощными электромагнитами. Ни звука, кроме ее шагов.

— Что у тебя? — спросила Мелба.

Рен посторонился, кивнул на монитор.

— Данные по воздушным фильтрам с «Сунг-Ана».

Мелба похолодела.

— Что там? — вопрос вырвался слишком резко, слишком поспешно.

— Сигналят о большом количестве посторонних примесей. Я посмотрел — это всё высокоэнергетические молекулы. Нитроэтаны и са.

Об этом она не подумала. Знала, что корабль мониторит газовый состав, но ей в голову не пришло, что частицы взрывчатки попадут в фильтры и что кто-то их заметит. Рен принял ее молчание за недоумение.

— Я составил профиль, — пояснил он. — На девяносто процентов совпадает с составом пластидовой взрывчатки.

— Значит, на борту взрывчатые вещества, — сказала Мелба. — Это военный корабль. Он и занимается взрывами, нет? — Отчаяние в ней боролось с замешательством. Она попалась. Хоть бы Рен замолчал, не говорил того, что говорит. Что сейчас скажет.

— Больше похоже на то, что используют в шахтах, — сказал он. — Ты проверяла эту палубу. Ничего такого не заметила? Хотя можно было и не заметить. Та штука — просто замазка, пока не рванет.

— Ты думаешь, бомба? — спросила она.

Рен дернул плечом.

— Внутряки волокут с собой полный груз психопатов. Кто-то уже пытался поджечь себя. Какая-то дама держит голодовку. Извращенец выделывался перед камерой.

— Он, кстати, не политик, — заметила Мелба. — Это был перформанс.

— Я просто к тому, что у нас собралось множество разных людей с разными мыслями в головах. В таких компаниях наверх всплывает не лучшее в людях. Мои родители развелись из-за спора, относится ли мадхи к астерам. Притом все знают, что из колодцев следят за каждым их движением. Такое внимание меняет людей, и тоже не к лучшему. Может, кто-то собрался выступить с заявлением, си но?

— Ты предупредил их службу безопасности? — спросила она.

— Решил сперва с тобой посоветоваться. Но в таких случаях шиката га най. Надо бы…

«Надо бы его убить», — подумалось ей так, словно кто-то нашептал в ухо. Она видела способ. Отвлечь, чтобы он взглянул на экран, чуть ссутулился над ним. Чтобы подставил шею. Потом нажать языком на нёбо, чуточку пощекотать, и придет сила. Она легко его сломает… перетащит к себе в каюту. Если выбросить все из шкафа, он поместится. И герметик есть, чтобы запах разложения не проник наружу. Она подаст рапорт о пропаже сотрудника. Будет недоумевать вместе со всеми. К тому времени, как каюта освободится и его обнаружат, Мелба уже исчезнет. Даже если выяснится, что и бомбу подложила она, ее сочтут одним из агентов Холдена.

Рен смотрел на нее кроткими карими глазами, его морковные волосы были собраны в хвостик, оставляя шею открытой. Вспомнилось, как он объяснял ей про падение напряжения в фильтрах. Как мягко. По-доброму.

«Извини, — думала она. — Я не виновата. Приходится».

— Давай еще раз перепроверим, — сказала она, нагибаясь к монитору. — Покажи, где эти аномалии.

Рен кивнул, повернулся вместе с ней. Панель управления, как все на «Сересье», была ему маловата. Чтобы дотянуться, ему приходилось выгибаться. Из груди к горлу поднялся комок, перехватил дыхание. Ужас, словно она тонет. Хвостик морковных волос дрогнул и сдвинулся в сторону. На загривке, словно яблочко мишени, открылась темная круглая родинка.

— Вот, я смотрел этот рапорт, — сказал он, ткнув пальцем в экран.

Мелба провела языком по нёбу. А Соледад? Она знает о вызове Рена. Знает, что Мелба ушла к нему. Ее тоже придется убить. Куда девать ее тело? Надо будет обставить все как несчастный случай. Что-нибудь правдоподобное. Нельзя, чтобы ее остановили, когда цель так близка.

— Правда, количество примесей не растет, — сказал Рен. — Держится на прежнем уровне.

Мелба провела языком против часовой стрелки — один раз. Голова кружилась, срывалось дыхание. Может быть, одна из искусственных желез, готовясь к выбросу, уже выделяла адреналин. Рен что-то говорил, она не слышала его за шумом крови и дыхания в ушах.

«Я должна его убить». Пальцы дрожали, сердце частило. Он обернулся к ней, выдохнул носом. Он не человек — мешок плоти со слабыми токами. Она сможет это сделать. Ради отца, ради семьи. Так надо.

Голос Рена донесся словно издалека.

— Вас денкт ту?[96] Сама свяжешься или мне сообщить?

Мысли неслись вскачь и застревали одновременно. Он спрашивает, предупреждать ли «Сунг-Ан» о бомбе. Вот он о чем.

— Рен? — Голос звучал тихо и неуверенно. Голос девочки, много моложе, чем Мелба. Очень напуганной или очень опечаленной. Рен встревожился, свел брови.

— Эй, босс, ты в порядке?

Она кончиком пальца коснулась экрана.

— Проверь еще раз.

Он наклонился, вглядываясь в цифры, словно ожидал увидеть что-то новое. Она смотрела на его склоненный загривок, как на статую в музее — как на вещь. Не более того. Дважды провела языком по нёбу, и на нее снизошло спокойствие.

Шея переломилась, позвоночные диски разошлись, пучки нервных и соединительных волокон, по которым текла его жизнь, порвались. Она все била по основанию черепа, пока не ощутила, как кость проминается под ладонью, а потом настало время выносить тело. Спешно, пока их никто не застал. Пока не грянул взрыв.

К счастью, крови было не много.

ГЛАВА 12 АННА

Два часа на межконфессиональном собрании — впервые в жизни молитвы утомили Анну. Раньше молитва всегда приносила ей утешение, глубокое чувство единения с чем-то бесконечно огромным. Ее друзья-атеисты называли это трепетом перед лицом космической бесконечности. Она называла это Богом. Ее вовсе не волновала мысль, что под разными именами могло скрываться одно и то же. Не исключено, что она бросала слова молитвы в холодную равнодушную Вселенную, но чувство говорило другое. Наука одарила человечество множеством даров, и Анна уважала науку. Но одно наука отняла у людей: ценность субъективных, личных переживаний. В науке ценились только измеримые, доступные эксперименту концепции. Однако человек устроен иначе, и, как подозревала Анна, Вселенная тоже. Как-никак, среди догматов ее веры числилось «по образу и подобию».

Началось собрание приятно. У отца Мишеля был красивый низкий голос, с годами настоявшийся, как хорошее вино. Его продолжительная и сердечная молитва к Господу с просьбой направить тех, кому предстоит изучать Кольцо, отозвалась у Анны ознобом по спине. За ним старейшина Церкви человечества возносящегося провел несколько медитативных и дыхательных упражнений, от которых прибавилось сил и бодрости. Она пометила у себя в ручном терминале: скачать и прочитать их книгу о медитации. Конечно, выступали не все религии и конфессии: мусульманский имам не мог молиться перед не-мусульманами, хотя и произнес короткую речь на арабском — кто-то сделал перевод на наушники. Закончил он словами «Аллах акбар», и несколько человек в зале отозвались ему. Анна в том числе. Почему бы и нет? Простая вежливость, а по сути она согласна.

Но спустя два часа даже самые искренние и поэтичные молитвы начали утомлять. Анна принялась подсчитывать пластиковые шишечки, скрывавшие насадки огнетушителей. После неудавшегося самосожжения на первом банкете она навострилась их замечать. Мысли уплывали к письму, которое она сочиняла для Ноно. Стул под ней чуть-чуть вибрировал — заметно было, только если сидеть совершенно неподвижно. Возможно, так отзывалась работа большого двигателя — вслушавшись, Анна уловила в вибрации ритм, который понемногу превратился в музыку, и тогда она начала неслышно подпевать. Замолчала, когда представитель епископальной церкви, сидевший рядом, многозначительно прокашлялся.

Хэнку Кортесу, разумеется, досталось почетное заключительное выступление. За время пути Анна поняла, что, хотя официально религиозные деятели на «Принце» не имели начальника, Кортес воспринимался как «первый среди равных». Отчасти, как подозревала Анна, из-за близости к генеральному секретарю, устроившему эту миссию. К тому же он был на «ты» со многими знаменитыми деятелями культуры, политиками и экономистами, составлявшими штатский контингент экспедиции.

Ее это не особенно беспокоило. Какой бы эгалитаризм ни царил в группе поначалу, всегда кто-то выдвигается на лидерскую роль. Лучше доктор Хэнк, чем она.

Когда жрица неовикканства наконец завершила ритуал, доктор Хэнк куда-то запропал. У Анны мелькнула надежда, что собрание закончится пораньше.

Ан нет. Кортес вступил в зал в сопровождении видеооператоров и поднялся на кафедру, как актер на сцену. Он озарил аудиторию сияющей улыбкой, не забыв напоследок обернуться к сектору, где столпились операторы.

— Братья и сестры, — начал он, — склоним головы в благодарности Всемогущему, взыскуя Его совета и руководства в приближении к цели нашего исторического путешествия. Он затянул в том же духе на двадцать минут.

Анна снова принялась мычать себе под нос.

Позже Анна обедала с Тилли в офицерской столовой, которую уступили штатским. Анна сама не заметила, как оказалась лучшей и единственной подругой Тилли: женщина приклеилась к ней с первой встречи и впилась как пиявка. Впрочем, нет, думала Анна, это не совсем справедливо. Правда, общего у них с Тилли только и было, что углеродный состав, но Анне тоже не удалось обзавестись множеством друзей на борту. А сквозь утомительное легкомыслие Тилли она понемногу разглядела глубокое одиночество. Место на корабле в группе гражданских советников ей купил щедрый вклад мужа в предвыборную кампанию. Она присутствовала здесь с единственной целью: показывать себя и постоянно напоминать о богатстве и влиянии мужа. Тот факт, что жене больше нечего было предложить обществу, только подчеркивал его влияние. Тилли это сознавала, остальные тоже. Большая часть гражданского состава обращались с ней с почти открытым презрением.

В ожидании заказа Тилли забросила в рот и стала жевать пастилку. Запахло никотином с ментолом. Разумеется, курить на военном корабле запрещалось.

— Как у вас прошло? — спросила Тилли, играя инкрустированной серебром коробочкой для пастилок и оглядывая зал. Ее костюмчик — штаны и блузка — стоил, наверное, дороже, чем дом Анны на Европе. Для нее это был «простой стиль».

— Молитвенное собрание? — отозвалась Анна. — Хорошо. Нет, впрочем, не очень-то и хорошо. Затянуто. Ужасно, ужасно затянуто.

Тилли взглянула на нее, удивленная искренностью ответа.

— Боже, мне ли не знать! Святоши на диво разговорчивы, когда слушателям от них некуда деться. Разговорчивее разве что политики.

Еду подавал флотский паренек, которому поручили работать официантом при штатских. Анна задумалась, по нраву ли ему такая работа. Все вооруженные силы ООН состояли из добровольцев. Вряд ли парень, поступая на службу, мечтал о такой жизни. Он аккуратно, с отточенной ловкостью расставил тарелки, улыбнулся женщинам и скрылся в кухне.

В камбузе. На корабле не кухня, а камбуз.

Тилли неуверенно поковыряла натуральные томаты и салат с настоящей моцареллой — на Европе Анне, чтобы расплатиться за такой обед, пришлось бы продать почку.

— Есть вести от Намоно?

Анна кивнула, дожевывая кусочек обжаренного тофу.

— Ночью пришло еще одно видео. Нами растет на глазах. Привыкает к тяжести, но от лекарств стала капризной. Мы подумываем снять ее с таблеток, заменив их физиотерапией.

— Ох! — посочувствовала Тилли. Анна понимала, что все это для проформы, и ждала, пока собеседница сменит тему.

— Роберт не связывался со мной уже неделю, — сказала Тилли. Сказала без горечи, скорее с досадой.

— Ты же не думаешь, что он…

— Мне изменяет? — усмехнулась Тилли. — Если бы! Хоть что-то новенькое. А то он запирается в кабинете в два часа ночи, и что, ты думаешь, он там смотрит? Новости бизнеса, цены на бирже, рассылки. Менее сексуального создания я не встречала. И не встречу, пока не изобретут способа трахать деньги.

Анна давно уже не краснела, слыша от подруги непристойности. Тилли ругалась без злобы. Просто это был еще один способ обратить на себя внимание.

— Как проходит кампания? — спросила она.

— У Эстебана? Кто его знает. Дело Роберта — быть богатым и иметь богатых друзей. Полагаю, с этим все в порядке.

Они ели молча, пока у Анны вдруг не сорвалось с языка:

— Зря я полетела.

Тилли серьезно кивнула, словно на цитату из Писания.

— Все мы зря летим.

— Мы молимся, позируем фотографам, налаживаем сотрудничество между конфессиями, — продолжала Анна. — А знаешь, о чем мы никогда не заговариваем?

— О Кольце?

— Нет. То есть да. Я хочу сказать, мы только и говорим о Кольце. Зачем оно, что оно такое, как его использует протомолекула.

Тилли отодвинула салат и забросила в рот новую пастилку.

— Так о чем?

— О том, зачем, по-моему, мы все здесь собрались. Чтобы поговорить о смысле. На корабле чуть не сотня богословов и религиозных лидеров. И никто не заговаривает о том, что означает Кольцо…

— Для Бога?

— Ну, скажем, в связи с Богом. Богословская теория выглядит куда проще, если человек — единственный вид, наделенный душой.

Тилли махнула официанту и заказала неизвестный Анне коктейль. Впрочем, официанту, как видно, название было знакомо — он бросился исполнять заказ.

— Похоже, за такое надо выпить, — пояснила Тилли. — Продолжай.

— Но как вписать в эту теорию протомолекулу? Живая ли она? Нас она убивает и в то же время строит потрясающей сложности структуры. Может быть, она — орудие кого-то вроде нас, только умнее? Если так, наделены ли те существа религиозным чувством? Веруют ли они и какова эта вера?

— И созданы ли они тем же Богом? — Тилли помешала напиток соломинкой и отпила.

— Ну, кое-кто верит, что Бог всего один, — ответила Анна и попросила официанта принести чай. Когда парень отошел, она сказала: — Это вызывает сомнения в самой концепции Благодати. Во всяком случае, сильно ее усложняет. Создатели протомолекулы разумны. Означает ли это, что у них есть души? Они вторгаются в Солнечную систему, убивают нас без разбора, отнимают необходимое нам для жизни. Для нас такое — грех. Означает ли это, что они отпали от Бога? Умирал ли Христос и за них тоже? Или они разумны, но лишены души, и протомолекула подобна вирусу, следующему своей программе?

Группа сотрудников в спортивных костюмах вошла в столовую, расселась. Люди заговорили с официантом, затем принялись шумно болтать между собой, и Анна охотно отвлеклась, ворочая в голове мысли, которые она до сегодняшнего дня не позволяла себе высказать вслух.

— Все это, в общем, теоретические вопросы, даже для меня, — призналась она. — Может, то, о чем я сейчас говорю, вовсе не касается нашей веры — хотя у меня такое чувство, что очень даже касается. Что для большинства людей оно будет важным.

Тилли посасывала свой коктейль — Анна уже знала, что это знак серьезного отношения к разговору.

— Ты об этом с кем-нибудь говорила? — спросила она, когда Анна сделала паузу.

— Кортес держится как начальник, — ответила Анна. Ей принесли чай, и она теперь дула на него, чтобы остудить. — Наверное, надо бы поговорить с ним.

— Кортес — политик, — снисходительно усмехнулась Тилли. — Не дай запорошить себе глаза образом простецкого батюшки Хэнка. Он здесь потому, что, пока Эстебан в кабинете, Хэнк в силе. Все это цирковое представление затеяно ради сбора голосов.

— Отвратительно, как по мне, — поморщилась Анна. — Но я тебе верю. Тут ты разбираешься лучше меня. Очень жаль, что ты права. Сколько сил уходит на суету.

— А чего ты хотела бы от Кортеса?

— Собрать группу. Для бесед.

— А на это требуется разрешение? — спросила Тилли.

Анна вспомнила последнюю беседу с Ноно и рассмеялась.

Заговорила и сама заметила, как задумчиво звучит ее голос.

— Нет, — сказала она, — пожалуй, что нет.

В эту ночь Анну, которой снилось, что она привезла Нами на Землю и увидела, как земная тяжесть дробит ей кости, разбудила тревожная сирена. Сигнал почти сразу оборвался, в коммутаторе прозвучал голос: «Всем вернуться на свои посты».

Анна решила, что к ней это не относится: у нее здесь поста не было. Сирена больше не включалась, суровый голос в коммутаторе умолк, но ей после прерванного кошмара не лежалось в постели. Выбравшись из койки, Анна послала короткое видео Ноно с Нами и кое-как оделась.

В коридорах и лифах попадались люди. Военные — напряженные, но, к ее облегчению, не особенно испуганные. Просто насторожившиеся.

Идти было некуда, поэтому она забрела в офицерскую столовую и попросила стакан молока. Получив его, она чуть не рухнула, поняв, что молоко настоящее — когда-то добытое из живой коровы. Какую же уйму денег тратит ООН на это «цирковое представление»?

В столовой находилось всего несколько человек: военные с офицерскими знаками различия и штатские контрактники, ссутулившиеся над кофе, как рабочие в перерыве ночной смены. Дюжина металлических столиков была привинчена к полу, стулья — снабжены магнитными креплениями. По настенному экрану бежала строка информации — для Анны чистая абракадабра. За несколькими проемами открывался вид на камбуз, оттуда передавали тарелки, доносился шум промышленной посудомоечной машины и запах моющих средств. Это было все равно что сидеть рядом с кухней в очень, очень чистом ресторане.

Анна медленно пила молоко, наслаждаясь богатством вкуса и сознанием, что купается в роскоши. У кого-то загудел ручной терминал. Двое контрактников поднялись и вышли. За их столиком осталась красивая, но грустная девушка, уставившаяся в терминал пустым взглядом, устремленным на тысячу миль за экран.

— Простите, мэм? — Анна чуть не подскочила, услышав за спиной голос. Молодой человек в форме флотского офицера передвинулся так, чтобы она его видела, и неловким жестом указал на стул рядом. — Позволите?

Анна успела прийти в себя и даже улыбнулась ему. Приняв улыбку за разрешение, юноша, неловко сложившись в суставах, втиснулся за стол. Он был слишком высок для землянина. Короткие светлые волосы, крепкие плечи и тонкая талия, которой щеголяли все офицеры независимо от пола.

Анна через стол протянула ему руку, представилась:

— Анна Воловодова.

— Крис Уильямс, — сказал молодой офицер, коротко и твердо отвечая на пожатие. — И да, мэм, я вас знаю.

— Знаете?

— Да, мэм. Моя семья из Миннесоты, методисты с незапамятных времен. Когда я увидел вас в списке пассажиров, постарался запомнить имя.

Анна кивнула и отхлебнула из стакана. Парень запомнил ее как пастора своей веры — значит, нуждается в духовной поддержке. Мысленно она переключилась в режим «пастор Анна», спросила:

— Чем могу помочь, Крис?

— Приятный у вас выговор, мэм, — заметил Крис. Ему нужно было время, чтобы собраться для разговора, и Анна не стала его торопить.

— Я выросла в Москве, — рассказала она. — Хотя после двух лет на Европе могла бы сойти за астера, са-са?

Крис, рассмеявшись, чуточку оттаял.

— Недурно, мэм. Но когда эти худышки трещат на полной скорости, я сам ни слова не разберу.

Анна пропустила мимо ушей жаргонное словечко.

— Не зовите меня «мэм», пожалуйста. Мне же не сто лет! Лучше — «Анна» или, если хотите, «пастор Анна».

— Пусть будет «пастор Анна», — кивнул Крис.

Они немного помолчали — Анна видела, что Крис собирается с духом, чтобы перейти к главному.

— Слышали тревогу, да? — заговорил он наконец. — Наверное, она-то вас и разбудила?

— Именно, — согласилась Анна.

— Ага. Всех вызвали по боевым постам. Это из-за пыльников — то есть марсиан, понимаете?

— Марсиан?

Анне хотелось еще стакан вкуснейшего молока, но для этого пришлось бы прервать Криса, и она не стала звать официанта.

— Мы уже на расстоянии выстрела от их флота, — объяснил парень. — Вот все и начеку. Теперь в одном небе с пыльниками спокойно не полетаешь. После Ганимеда, понимаете?

Анна кивнула, ожидая продолжения.

— А Кольцо, знаете, оно уже убило человека. То есть этого тупоумного худышку-«пращника», но все равно. Человека.

Анна взяла его за руку. Крис чуть вздрогнул, но тут же расслабился, увидев ее улыбку.

— Тебя это пугает?

— Еще бы! Конечно. Только я не о том.

Анна ждала, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Симпатичная девушка вдруг поднялась из-за стола, словно собралась уйти. Пошевелила губами, говоря сама с собой, снова села, оперлась локтями о стол, обхватила голову руками. Еще кому-то страшно, кто-то ждет долгой ночной вахты, одинокий в полной людей комнате.

— Я хочу сказать, — нарушил ее мысли Крис, — я совсем не про то.

— Про что же? — спросила Анна.

— Из-за Кольца мы не насторожились, — сказал он. — Из-за марсиан — да. Эта штука висит там, а мы все думаем, как бы перестрелять друг друга. Довольно паршиво. Грустно. Такая каша!..

— Тебе кажется, мы перед лицом такой угрозы должны забыть о разногласиях между людьми, да?

Крис кивнул, крепче сжал ее руку, но ничего не ответил.

— Крис, хочешь, помолимся вместе?

Он кивнул и опустил голову, закрыв глаза. После молитвы он сказал:

— Я не единственный методист на борту. А вы не… ведете службы?

«Теперь веду…»

— В воскресенье в десять утра, конференц-зал номер сорок один, — ответила она, напомнив себе, что надо узнать, будет ли этот зал свободен воскресным утром.

— Я попробую освободиться, — улыбнулся Крис. — Спасибо вам, мэм, пастор Анна.

— Приятно было с тобой поговорить, Крис.

«Хоть какая-то от меня здесь польза…»

Когда Крис вышел, навалилась усталость, и Анна собиралась уже вернуться в постель, но хорошенькая девушка за столиком все сидела, не двигаясь, обхватив голову ладонями, и Анна подошла к ней и тронула за плечо. Девушка дернулась, вскинула голову, уставилась дикими глазами.

— Привет, — поздоровалась Анна. — Я Анна, а тебя как зовут?

Девушка замялась, словно не знала ответа. Анна присела напротив.

— Смотрю, ты тут сидишь, — сказала она, — и решила, что тебе не помешает компания. Бояться нормально, я понимаю.

Девушка поднялась на ноги движением сломанной заводной куклы. Пустые глаза, дернувшаяся в сторону голова. Анне вдруг стало страшно. Словно хочешь приласкать домашнюю собаку, а под ладонью оказывается лев. Интуиция твердила: это враг. Она хочет тебе зла.

— Извини, — Анна вскочила, невольно заслоняясь руками, — я не хотела тебе мешать.

— Ты меня не знаешь, — отозвалась девушка. — Ты ничего не знаешь!

Ее повисшие руки сжались в кулаки, жилы на шее завибрировали, как гитарные струны.

— Ты права. — Анна пятилась, примирительно похлопывая воздух ладонями. — Извини.

На них уже оборачивались, и Анна с облегчением вспомнила, что не одна. Девушка на миг застыла, дрожа всем телом, и бросилась за дверь.

— Что за чертовщина? — тихо спросил кто-то за спиной у Анны.

«Может быть, эту девушку тоже разбудил кошмар, — ответила про себя Анна. — А может быть, и нет».

ГЛАВА 13 БЫК

Их появление у Кольца было политической фикцией, но в то же время и реальным фактом. Не существовало материальных границ, обозначавших владения Кольца. Здесь не было ни порта, ни дока. Сенсоры «Бегемота» поглощали данные о Кольце с момента старта. Ученые Марса и военные Земли, которые появились здесь раньше обреченного парнишки, ставшего первой жертвой, перестраиваясь, оставались на месте. Новые марсианские корабли повисли рядом на согласованных орбитах. Земная флотилия, как и «Бегемот», еще двигалась, подтягиваясь к избранному рубежу, где можно было сказать: «Мы преодолели пропасть и достигли цели. Мы здесь!»

Кольцу, по всей видимости, было наплевать.

Сам по себе объект наводил жуть. Поверхность состояла из спиралей перекрученных гребней. На взгляд она казалась просто неровной, шероховатой, но математики, архитекторы и физики заверяли, что в ней присутствует скрытый порядок: высота гребней сложным образом гармонировала с шириной и расстоянием между пиками и провалами. Авторы статей задыхались от восторга, обнаруживая один уровень сложности за другим — отчетливые признаки разумной воли бросались в глаза, но упрямо скрывали свое назначение.

— Официальный доклад марсиан отличается сдержанностью, — сказал офицер научного отдела. Звали его Чан Бао-Жи, и на Земле он был бы китайцем. А здесь — астером со станции Паллада. — Много умозаключений, а собранных данных, может, одна десятая. К счастью, мы наблюдали за ходом большинства экспериментов и сами анализировали результаты.

— Как и земляне, — заметил Ашфорд.

— Вне сомнений, сэр, — согласился Чан.

Собрание сотрудников, как любой ритуал, было скорее символом, чем источником информации. Присутствовали главы основных подразделений «Бегемота»: Сэм от механиков, Бык от безопасности, Чан от научного отдела, Бенни Кортланд-Мапу от медиков, Анамари Руис от инфраструктуры и так далее — заняты были две дюжины стульев за большим столом совещаний. Ашфорд сидел на почетном месте, за его спиной на стене красовался еще один благостный Христос. Па располагалась по правую руку, Бык, согласно традиции, — по левую.

— Так что мы знаем? — спросил Ашфорд. — Вкратце.

— Чертовски странно, сэр, — начал Чан под общее хмыканье. — Все анализы сходятся в том, что Кольцо — искусственно поддерживаемый мост Эйнштейна-Розена. Проходя сквозь Кольцо, вы с другой стороны выйдете уже не здесь.

— Значит, это портал? — сказал Ашфорд.

— Да, сэр. Похоже, протомолекула, она же так называемый «вирус Фебы», заброшенная в Солнечную систему несколько миллиардов лет назад с целью оседлать примитивные формы жизни, должна была построить портал. Мы утверждаем, что создатели протомолекулы сделали первый шаг к устройству удобного и практичного пути сообщения с Солнечной системой.

Бык глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Общее мнение, высказанное в официальной обстановке, сделалось более реальным. Кольцо — для кого-то путь сюда. Не просто ворота — плацдарм для высадки.

— «И Ке», проскочив в Кольцо, своей массой и скоростью вызвал запуск некого механизма, — продолжал Чан. — Марсиане собрали немало данных от момента происшествия, зафиксировали массивный всплеск энергии внутри Кольца и целый каскад микроскопических изменений в структуре объекта. Температура подскочила на пять тысяч градусов по Кельвину и с тех пор постепенно понижается. Итак, запуск этой штуковины потребовал большой энергии, но поддержание ее работы обходится не так дорого.

— А как много мы знаем о том, что у него по ту сторону? — спросила Па.

Лицо ее было бесстрастным, голос — ровным и приятным, словно старпом попросила уточнить какую-то строку бюджета.

— Не много, — ответил Чан. — Мы подглядываем в замочную скважину, причем, по-видимому, само Кольцо генерирует излучение и помехи, осложняющие толкование фактов. Мы знаем, что «И Ке» не был разрушен. Мы все еще принимаем передачу, которую включил мальчик, ныряя в Кольцо, но на видео не так уж много можно разобрать.

— Звезды? — спросил Ашфорд. — Хоть что-то позволяет определить местоположение?

— Нет, сэр, — ответил Чан. — По ту сторону Кольца нет звезд, а микроволновый фон значительно отличается от ожидаемого.

— Что означает?..

— Что означает: «Ого, странно-то как!» — закончил Чан. — Сэр.

Ашфорд холодновато улыбнулся и знаком попросил продолжать. Чан прокашлялся.

— Мы выявили еще пару аномалий, не поддающихся интерпретации. Похоже, что по ту сторону существует скоростной максимум.

— Нельзя ли это растолковать? — попросила Па.

— «И Ке» прошел в Кольцо на большой скорости, — объяснил Чан. — Примерно через семь десятых секунды после выхода с той стороны началось резкое торможение. Скорость почти полностью погасило примерно за пять секунд. Видимо, пилота убило именно такое мгновенное торможение. С тех пор все выглядит так, будто корабль отдаляется от Кольца, уходя все глубже на ту сторону, — что бы там ни было.

— Нам известно, что протомолекула в активном состоянии способна… нарушать знакомый нам закон инерции, — вставила Сэм. — Скорость погасили тем же способом?

— Вполне возможно, — кивнул Чан. — Марс забрасывал в Кольцо зонды. Эффект начинает проявляться при скорости около шестисот метров в секунду. Масса, движущаяся медленнее, ведет себя согласно ожиданиям. Превысив ее, останавливается как вкопанная и потом начинает двигаться примерно в том же направлении, куда уходит «И Ке».

Сэм тихо присвистнула.

— И вправду медленно. Главный двигатель окажется бесполезным.

— Слишком медленно для реактивной тяги вообще, — сказал Чан. — Одно хорошо — это относится лишь к массам тяжелых частиц и выше. Электромагнитное излучение, включая видимый спектр, ведет себя нормально.

— Слава богу хотя бы за то, — буркнула Сэм.

— Что еще рассказали нам зонды?

— На той стороне что-то есть, — ответил Чан, и в его голосе прорвался трепет. — Зонды видят объекты. Крупные. Но света там мало, если не считать того, которым мы просвечиваем Кольцо, и освещения самих зондов. Кольцо, как я уже говорил, всегда искажает эхо. Если объекты по ту сторону устроены так же, кто их разберет?

— Корабли? — предположил Ашфорд.

— Возможно.

— Сколько?

— Больше ста, меньше ста тысяч. Предположительно.

Бык склонился вперед, оперся локтями. Ашфорд с Па оглядывали побелевшие лица собравшихся. Они двое знали заранее — и теперь оценивали реакцию остальных. Ну, вот им реакция. Контролируемое падение.

— Я бы сильнее удивился, если б там оказалось пусто. Будь это флот вторжения, они бы уже атаковали.

— Да, — ухватилась за его слова Руис.

Ашфорд разрешил задавать вопросы. Сколько зондов запустил Марс? Сколько времени потребуется, чтобы добраться до тех объектов на шестистах метрах в секунду? Пробовали ли посылать маленькие зонды? Пытались ли вступить в контакт с самой протомолекулой, говорящей голосами умерших, как это удалось на Эросе? Чан как мог успокаивал людей, но по существу ничего не добавил. Бык рассудил, что более подробный рапорт наверняка получили Ашфорд и Па. Хотелось бы его почитать. Бык не привык к ограничениям на информацию.

— Ладно, все это интересно, но для нас не главное, — прервал Ашфорд игру в вопрос-ответ. — Мы здесь не для того, чтобы пулять в Кольцо зондами. И не для того, чтобы затевать драку. Мы присутствуем, чтобы внутренние планеты, что бы они ни затеяли, не оставили нас вне игры. Когда из Кольца что-то появится, тогда и будем беспокоиться.

— Да, сэр, — уверенно поддержал капитана Бык.

Он тоже не мог придумать иной стратегии, а команде полезно видеть единство мнений среди старшего состава. На них смотрели люди — и не только команда.

— Мистер Па? — позвал Ашфорд.

Старпом кивнула и покосилась на Быка. От недоброго предчувствия у того камень лег в желудке.

— Обнаружены некоторые нарушения в отчетности корабля, — заговорила Па. — Старший механик Розенберг?

Сэм удивленно обернулась к ней.

— Старший помощник?

— Боюсь, что вынуждена поместить вас под домашний арест и лишить расширенного допуска, пока все не прояснится. Вас сменит суперкарго Вотанейб. Мистер Бака, обеспечьте исполнение.

За столом было тихо, но смысл молчания переменился. У Сэм от изумления и накатывающей ярости глаза стали совсем круглыми.

— Простите?

Па холодно встретила ее взгляд, и Бык мгновенно все понял.

— Судя по отчетам, вы оттянули рабочую силу и матобеспечение на непредусмотренные цели, — пояснила Па, — и пока это не разъяснится…

— Если речь идет об усилении опорной системы, обращайтесь ко мне, — перебил Бык. — Это я распорядился, и Сэм тут ни при чем.

— Я провожу полный аудит, мистер Бака. Если обнаружится, что вы не должным образом использовали ресурсы, приму меры, какие сочту нужным. Как ваш старший офицер уведомляю, что Самару Розенберг следует препроводить в ее каюту и лишить доступа к системам корабля. Есть вопросы?

Она выжидала, терпела, пока они не добрались до цели, а теперь сочла нужным укрепить свою власть. Отыграться за вышвырнутого из шлюза наркоторговца и отомстить его союзнице, Сэм. Глупо было бы идти на такое до завершения сложного перелета. Но теперь рейс закончился.

Бык сплел пальцы. С языка рвались возражения. Отказаться от выполнения приказа было бы не труднее, чем выдохнуть. В иные годы — даже десятилетия — он пошел бы на нарушение субординации и принял бы последствия как орден. Приказ отдал он, и стоять в стороне, когда за него наказывают Сэм, не просто бесчестье — измена. Па это знала. Это знал каждый, кто читал его служебное досье. Будь случившееся только его делом, будь на кону только его карьера, он бы не колебался, но его попросил довести работу до конца Фред Джонсон. Значит, оставалось одно.

— Нет вопросов, — ответил он. — Сэм, идем.

Остальные молчали, пока он выводил Сэм из комнаты.

Все, кроме Ашфорда и Па, выглядели оглушенными и озадаченными. Па держала каменное лицо, а по губам Ашфорда скользнула тень самодовольной улыбки. Сэм дышала неровно, от всплеска адреналина кожа у нее побелела. Бык помог ей устроиться на боковом сиденье в карте безопасников и сел к панели управления. Тележка рванулась вперед, визжа четырьмя электромоторчиками и шурша колесами. Уже у самых лифтов Сэм расхохоталась. Прерывистые безрадостные звуки походили скорей на крик боли.

— Вот дрянь! — выговорила Сэм.

Бык, не найдя подходящего ответа, только кивнул и ввел тележку в просторную кабину лифта. Сэм плакала, но ничего похожего на печаль не было в ее лице. Бык догадывался, что ей впервые довелось испытать такое формальное унижение. Или, если не впервые, подобное случалось слишком редко и не успело натереть мозолей. У него самого позор стоял в горле комком, который никак не удавалось проглотить. Этот удар должен был принять он, Бык.

Вернувшись в отдел безопасности, он застал Сержа за большим рабочим столом. При виде Быка брови у помощника поползли вверх.

— Привет, большой босс, — обратился к вошедшему дежурный офицер — закаленный боец АВП по имени Йохо. — Ке паса?[97]

— Ничего хорошего. У вас что нового?

— Жалоба с бойни насчет недостающего козла. Сообщение, что на одном из земных кораблей пропал член экипажа — спрашивают, нет ли у нас лишних. Пара койо подрались, мы их заперли по каютам и обещали спустить на них Быка.

— Как они это восприняли?

— Лужи пришлось подтирать.

Бык сперва хихикнул, потом вздохнул.

— Так. У меня там в карте ждет Самара Розенберг. Старпом желает поместить ее под домашний арест за самовольную растрату ресурсов.

— А я желаю надраться в хлам, — ухмыльнулся Йохо.

— Приказ старшего офицера, — оборвал Бык. — Прошу проводить ее в каюту. Я отзову допуски. И, кстати, надо организовать охрану. Она вне себя.

Йохо поскреб подбородок.

— Мы исполняем приказ?

— Да.

Лицо силача мгновенно замкнулось. Бык кивнул ему на дверь. Когда Йохо покинул помещение, Бык занял его место за столом, вошел в систему и принялся запирать от Сэм ее собственный корабль. Пока система безопасности «Бегемота» переходила от одного отдела к другому, он, уперев подбородок в ладони, смотрел в экран.

В первый раз Фред Джонсон спас Быка посредством винтовки и пакета первой помощи. Второй — кредитным чипом. Бык в тридцать лет ушел в отставку и поселился пенсионером на Церере. Три года просто жил. Дешево ел, слишком много пил, спал в своей постели, не разбирая, кружится голова от выпивки или от вращения станции. Плевать ему было. Несколько раз он ввязывался в драки, несколько раз имел столкновения с местным законом. Проблему он заметил только тогда, когда не замечать ее стало невозможно. К тому времени она чертовски выросла.

Депрессия была у него в крови. Склонность к самолечению — тоже. Дед спился насмерть. Мать пару раз лечилась. Брат пристрастился к героину и пять лет провел в реабилитационном центре Росуэлла. Все это вроде бы не имело отношения к Быку. Он был десантником. Отказался от жизни на пособие ради звезд или хотя бы ради осколков камня, свободно плавающих в ночном небе. Он убивал людей. Бутылка не могла его победить. Но чуть не победила.

День, когда в дверях возник Фред Джонсон, был странен как сон. Его старый командир изменился. Выглядел старше и сильнее. По правде сказать, не так уж много лет разделяло этих двоих, но для Быка Фред всегда был Стариком. Бык не пропустил новостей об инциденте на станции Андерсон и о переходе Фреда на другую сторону. Кое-кто из знакомых ему десантников на Церере рассердился, но Бык счел: Старик знает, что делает. Он ничего не делал без причины.

«Бык», — сказал Фред. Сначала только это и сказал. Бык до сих пор помнил, как встретил взгляд его темных глаз. От стыда он попытался выпрямиться по стойке смирно, в животе засосало. В ту минуту он увидел, как низко пал. Две секунды смотрел на себя глазами Фреда Джонсона — и этого хватило.

«Сэр!» — отозвался Бык и попятился, впустив Фреда в нору. В запах дрожжей и засохшего тофу. Он весь вспотел. Фред словно ничего не замечал.

«Ты мне нужен, солдат».

«О'кей», — сказал Бык. И с тех пор носил в себе и собирался унести с собой в могилу вот какую тайную мысль: ему тогда хотелось одного — чтобы Фред Джонсон ушел и позволил снова о себе забыть. Он солгал своему командиру, человеку, который не дал ему истечь кровью под огнем. Ложь пришла легко, как дыхание. Дело было не в Земле, не в Поясе, не в станции Андерсон. Речь не шла о великой верности. Просто он еще не до конца погубил себя. И даже сейчас, сидя в своем кабинете, предавая Сэм, Бык думал, что Фред знал о той мысли — или догадывался.

Фред сунул ему в ладонь кредитный чип. Из тех дешевых, полупрозрачных, которыми АВП в давние времена оплачивал счета, не оставляя следов.

«Подбери себе новую форму».

Бык отдал честь, уже прикидывая, сколько выпивки сумеет накупить.

На счету лежало шестимесячное жалование — по его старой ставке. Будь там меньше, Бык не попался бы. А так он впервые за много дней побрился, купил новый костюм, собрал саквояж и выбросил все, что в него не лезло. С того дня он не пил — даже в такие моменты, когда выпивка казалась нужнее кислорода.

Система прогудела, сообщая, что задание выполнено. Бык отметил готовность и снова откинулся на стуле, рассеянно перечитывая предупредительную записку с «Сересье». Мысли блуждали. Когда на вахту явился Гатони, он прошел через два коридора в судовую лавку, купил пакет с четырьмя грушами пива и направился к каюте Сэм. Охранник кивнул ему. Формально Бык мог бы не стучаться. Как начальник службы безопасности он имел право в любое время, званым и незваным, войти в помещение арестованной. Он постучал.

Сэм переоделась в простой свитер и рабочие штаны с магнитными полосками по лампасам. Бык протянул ей пиво. Сэм долго прожигала его взглядом. Потом отшагнула назад и в сторону. Он вошел.

В каюте было чисто, опрятно и тесно. В воздухе стоял запах промышленного моющего средства и давней стирки. Сэм оперлась на подлокотник диванчика.

— Предложение мира? — горько спросила она.

— Вроде того, — ответил Бык. — Па взъелась на меня, а отрывается на тебе. Рассчитала, что либо я исполню приказ и потеряю главного союзника, либо откажусь — и сам попаду под домашний арест, понимаешь? Она в любом случае в выигрыше.

— Фигня это все.

— Верно, — признал Бык, — и мне чертовски жаль.

У Сэм от злости срывалось дыхание. Бык был готов к ее гневу. Предвидел и заранее смирился. Она подошла, выхватила у него пакет, перегнула, срывая пластиковую упаковку, и вытащила одну грушу.

— Будешь?

— Мне воды, — сказал он.

— Что меня доводит, — сказала Сэм, — так это как Ашфорд делает вид, будто все прекрасно. Счет ему известен. Он замешан не меньше, чем Па. Или чем ты. Не думай, что купил меня на дешевую выпивку. Ты так же виноват, как они оба.

— Виноват.

— Я стала механиком потому, что не хотела иметь дела со служебными интрижками. А посмотри на меня теперь.

— Угу, — сказал Бык.

Сэм со вздохом упала на диван, высказалась красочно и непристойно. Бык сел напротив.

— Ну хватит, — сказала она.

— Что?

— Хватит изображать покаяние. Я что, тоже должна преклонить колени? Мне от этого тошно. — Она потянула в себя пиво — мягкий пластик груши промялся внутрь и снова выпрямился, когда давление выровнялось. — Слушай, и ты, и Па считаете, что поступаете правильно, а попадает мне. Я понимаю. Что не означает, будто я этому радуюсь. Но штука в том, что ты прав. Она хочет оставить тебя без союзников. Так что не важно, каким узлом мне хотелось бы завязать тебе хрен. Даже говорить не буду, потому что это бы значило, что Па победила.

— Спасибо, Сэм.

— Иди, завяжи себе хрен узлом, Бык.

У Быка пискнул ручной терминал.

— Мистер Бака, — произнес голос Гатони, — вам, вероятно, стоит вернуться в офис.

Сэм посерьезнела, отставила грушу. У Быка внутри все напряглось.

— Что там? — спросил он.

Ответ Гатони прозвучал сдержанно и спокойно, как голос хирурга на сложной операции:

— Земной истребитель «Сунг-Ан» только что взорвался.

ГЛАВА 14 МЕЛБА

Обдумывая, планируя заключительную стадию мести, она видела себя дирижером собственной симфонии, движением палочки управляющей хаосом. Вышло совсем не так. Вылетая утром на «Принца Томаса», она и не знала, что день наконец настал.

«Всем свободным от вахты — по своим постам», — объявил голос по каналу общего вещания.

— Сколько можно? — пожаловалась Мелба. — Я каждый раз чувствую, будто это и ко мне относится.

— Ну их, босс. Пусть сперва положат мне флотское довольствие, тогда и я начну плясать под их дудку, — отозвалась Соледад истончившимся в динамике ручного терминала голосом. — У меня здесь ничего. Если Станни тоже не нашел, спустимся на уровень, попробуем заново.

— Согласна, — сказала Мелба. — Станни, что видишь?

Канал отключился. Мелба оглядела служебный коридор — полкилометра пустоты, трубок, проводки и замыкающих решеток, разворачивающихся соответственно тяге. Тишина, только поскрипывает, шипит и бормочет «Принц Томас». Потянулись долгие секунды.

— Станни? — с ужасом крикнула Соледад. На линии затрещало.

— Пардон, — отозвался Станни, — отвлекся. Тут что-то странное с проводкой, но это не то, что мы искали. Замечтался я, а так порядок. Я здесь.

Соледад неразборчиво выругалась себе под нос.

— Извини, — повторил Станни.

— Ничего, — сказала Мелба. — Ты нагрузку на фильтрах проверил?

— Да.

— Тогда двигаемся. На следующий уровень.

Что ее удивило, чего она никак не ожидала, — это что весь «Сересье» дружно отнесет исчезновение Рена на счет Кольца. На кораблях люди пропадают редко. «Сересье», как всякое судно дальнего плавания, был замкнутой системой — человеку с него некуда податься. Она ожидала обычных подозрений: мол, Рен с кем-то не поладил, что-то украл, с кем-то неподходящим переспал — и от него избавились. Например, выкинули из шлюза. Или скормили утилизатору, который разложил его на составляющие элементы и превратил в воду и пищевые продукты. Способы избавиться от тела имелись — трудно было проделать это незаметно. Межпланетные путешествия никогда не исключали убийств. Множество высокоразвитых приматов, на месяцы запертых в одной клетке… Определенный процент смертности был предсказуем.

В этом случае все вышло иначе. Люди приняли исчезновение как должное. На подходе к Кольцу кто-то точно бы пропал — так и предполагалось. От рейса ожидали недоброго — ведь люди приближались к опасной и зловещей обители призраков. Прикрыло Мелбу и то обстоятельство, что все были на взводе. Если она срывалась в слезы, все думали, что знают причину. Они видели причину в страхе.

Мелба собрала тестеры в рукав, встала и повернула к лифту. Сервисные лифтовые кабинки были тесными, едва втиснуться одному ремонтнику с инструментами. Переход на новую палубу — как шаг в гроб. Когда кабинка двинулась, ей представилось, что напряжение упадет и она окажется в ловушке. Мысли мгновенно переключились на ее собственный шкаф — единственный у нее в каюте. Тот, что был забит пеной герметика и Реном. Содрогнувшись, Мелба заставила себя подумать о другом.

«Принц Томас» был одним из крупнейших кораблей земной флотилии, и в нем поселили собранную ООН орду штатских. Художники, поэты, философы, священники. Корабль остался прежним, но больше не воспринимался как военный. Ей иногда казалось, будто она путешествует неудобным, плохо устроенным круизным лайнером. Кларисса, не раз покидавшая земной гравитационный колодец, бывала на яхтах и роскошных судах и представляла, сколько хлопот добавилось капитану с жалобами пассажиров на слишком тесные холлы и плохое качество настенных кранов. В прошлой жизни она сама бы жаловалась — а теперь и внимания не обращала.

Отчего это не дает ей покоя? Одной смертью больше, одной меньше. Окажись это кто-то другой, не Рен…

— На месте, — доложил Станни.

— Дай мне еще секунду, — ответила Мелба, выходя из лифта.

Новый коридор почти не отличался от того, что остался уровнем выше. Здесь всюду располагались жилые помещения и склады, а на нижних палубах — машинные залы, мастерские, ангары. Они начали искать неполадку в цепях сверху, потому что здесь было проще. Дальше пойдет хуже. Так всегда случается.

Она нашла распределительный щит, достала тестерный пакет и подключилась.

— Сол?

— На месте, — отозвалась Соледад.

— Отлично, — сказала Мелба. — Начинаем проверку.

Она тогда перетащила Рена к себе каюту и положила на пол. Действие гормонов заканчивалось, поэтому Мелба легла в койку и отдалась ломке. Может, ей это только почудилось, но в тот раз пришлось тяжелее обычного. Под конец ей показалось, что она опростается, но форма осталась чистой. Потом ее отпустило. Оставив Рена на полу, она раздобыла грушу с кофе, отнесла терминал Рена в общий шкаф бригады и отыскала офицера службы безопасности. Хрупкий марсианин по имени Андре Коммени вполуха выслушал ее неофициальное сообщение: «Рен вызвал меня посоветоваться, я прошла на его обычное рабочее место, но там его не застала. Обыскала весь корабль, но так и не нашла, и на запросы связи он не отвечает». Мелба притворялась умеренно озабоченной.

Пока прочесывали корабль, она достала тубы с герметиком, вернулась в каюту и похоронила Рена. Его волосы как будто стали еще ярче, горели красками кораллового рифа. На коже, бледной как солнечный свет, темнели багровые пятна гематом. Тело еще не окоченело, так что ей удалось согнуть его в позу зародыша, втиснуть в шкаф и залить оставшееся пространство пеной. Через несколько минут герметик застыл. Пена не пропускала воздуха и не поддавалась давлению. Если все было сделано правильно, трупный запах не просочится наружу.

— Надие,[98] — устало сообщила Соледад. — У вас что-нибудь есть?

— О, — воскликнул Станни, — у меня, похоже, да. В этой коробке — десятипроцентное отклонение.

— Отлично, — сказала Мелба. — Переустанови, проверим, может, в этом все дело.

— Уже начал, — откликнулся Станни. — Перекусим, пока загружается?

— Встречаемся на камбузе, — согласилась Мелба.

Голос звучал почти нормально. Как у всех.

В камбузе было почитай что пусто. По корабельному времени — середина ночи, так что всего несколько человек из команды устроились за столиками, поглядывая на входящих штатских. По условиям контракта им разрешалось пользоваться офицерской столовой. Мелба слыхала, что к штатским контрактникам, таким, как она и ее бригада, флотские относятся с некоторым недоверием. Она бы обиделась, если бы своим примером не доказала, что такие подозрения оправданы. Соледад со Станни уже сидели за столиком, пили кофе из груш и ели сладкий рулет с одной тарелки.

— Вот по чему я буду скучать, когда долетим, — сказал Станни, поднимая кусочек вверх. — Без тяги даже лучший кок не справится с выпечкой. Как ты думаешь, мы долго будем в свободном полете?

— Сколько понадобится, — ответила Мелба. — По плану — два месяца.

— Два месяца в невесомости, — вздохнула Соледад, а ее тон и выражение лица явственно добавили: «Два месяца у Кольца».

— Да уж, — поддержал Станни. — От Боба новостей нет?

Пятый член их бригады — теперь уже четвертый — остался на «Сересье». Оказалось, что у него, как и у Рена, были какие-то связи с одним из медиков, и служба безопасности записала его в подозреваемые. Обычно исчезновения людей объяснялись внутренними трениями. У Мелбы опять перехватило горло.

— Пока ничего, — ответила она. — Да отпустят его, он же ни в чем не виноват.

— Да, — кивнула Соледад, — Боб мухи не обидит. Хороший человек, это всем известно. И он любил Рена.

— Зачем же в прошедшем времени? — заметил Стан. — Может, он еще жив.

— С эссе койса[99] в двух шагах от нас — лучше бы ему умереть, — возразила Соледад. — Меня с самого старта дурные сны мучают. Думаю, мы не вернемся из этого рейса. Никто из нас не вернется.

— От таких разговоров добра не будет, — остановил ее Станни.

В столовую вошла женщина — средних лет, с густыми рыжими волосами, стянутыми в строгий узел. Улыбка ее словно спорила с прической. Мелба взглядом показала ей, что за их столиком места нет, и отвернулась.

— Что бы ни случилось с Реном, — сказала она, — у нас есть работа, и мы ее будем делать.

— Вот это чертовски верно, — ответил Станни и сорвавшимся голосом повторил: — Чертовски верно…

Они еще посидели молча, глядя, как плачет этот немолодой мужчина. Сол положила руку ему на плечо, и срывающееся дыхание стало выравниваться. Станни кивнул, сглотнул. С него бы писать символическое полотно «Горе храбреца». Благородное лицо. Мелбу поразила мысль, что Станни, наверное, ровесник ее отцу. Только отец никогда ни о ком не плакал.

— Извини, — сказала она. Не собиралась этого говорить, но слово вырвалось и прозвучало как ругательство.

— Ничего, — отозвался Станни, — я в порядке. Попробуй рулет, босс.

Мелба, сдерживая слезы, потянулась за лакомством. Только не заговаривать. Она сама не знала, какие слова у нее вырвутся, и боялась саму себя. Ее терминал загудел — диагностика закончилась. Пик остался на месте. Станни выбранился и пожал плечами.

— Нет покоя злодеям, нет отдыха добрым, — бросил он, вставая.

— Идите, — попросила Мелба, — я догоню.

— Пас проблема,[100] — кивнула Соледад, — ты кофе-то почти не пила, са-са?

Она проводила их взглядом — и радуясь, что ушли, и жалея, что осталась одна. Ком, стоявший в горле, опустился в грудь. Сладкие рулеты манили и вызывали тошноту. Она заставила себя глубоко подышать, выровнять дыхание.

Уже почти конец. Флотилии на месте. «Росинант» на месте. Все идет по плану — может быть, не совсем, но почти. Рен — это не важно. Ей уже доводилось убивать людей. Когда взорвется бомба, почти наверняка погибнут люди. Месть — всегда кровь, такова ее природа, а Мелба сделала себя орудием мести.

Не она виновата в смерти Рена, виноват Холден. Холден его убил, заставив ее появиться здесь. Не оскорби он честь ее семьи, ничего такого не случилось бы. Мелба встала, выпрямилась, собираясь приступить к работе на «Принце Томасе», — как будто она была настоящая Мелба.

«Прости, Рен», — сказала она, подумала, что это в последний раз, — и горе скрючило ее, заставив снова сесть.

Что-то пошло не так. Этого она не предвидела. Она уже не владеет собой. Может быть, подумалось ей, просто кончаются силы. Или еще что — например, искусственные железы начали без спроса выбрасывать в кровь токсины. Она стала эмоционально лабильной. Возможно, это симптом. Опустив голову на руки, она попыталась выровнять дыхание.

Он был к ней добр. Просто добр. Он ей помогал, а она его за это убила. Она как сейчас чувствовала проминающийся под рукой череп, хрустящий и мягкий — так, бывает, стоишь на речном берегу и чувствуешь, как проваливается под ногами земля. Пальцы пропахли пеной герметика.

Рен тронул ее за плечо, и голова сама собой вскинулась к нему.

— Привет, — сказали ей. — Я Анна, а тебя как зовут?

Та рыжая, которая только что разговаривала с кем-то из флотских.

— Смотрю, ты тут сидишь, — продолжала рыжая, подсаживаясь к ней, — и решила, что тебе не помешает компания. Бояться нормально, я понимаю.

Она знает!

Эта мысль пробила тело ударом молнии. Язык еще не коснулся нёба, но она чувствовала, как набухли скрытые в теле железы и капсулы. Лицу, рукам стало холодно. Незнакомка еще не успела округлить глаза, когда горе и чувство вины обратились в Мелбе в ледяную ярость. Она знает, она все расскажет, и, значит, все было зря!

Она не помнила, как вскочила на ноги. Женщина тоже встала и подалась на шаг назад.

Ее надо убить!

— Извини, я не хотела тебе мешать.

Женщина вскинула руки, словно защищаясь от удара. Это просто, на вид она слабая, драться не умеет. Один удар в живот, и она истечет кровью. Что может быть проще?

Тихий голосок зашептал в голове: «Она из тех религиозных идиоток, что только и ищут, кого бы спасти. Ничего она не знает. Ты у всех на глазах. Бросишься на нее сейчас — тебя поймают».

— Ты меня не знаешь, — выговорила Мелба, пытаясь совладать с голосом. — Ты ничего не знаешь!

Из-за столика у двери столовой поднялся молодой офицер, сделал к ним два шага, готовый вмешаться. Если она попадется с этой рыжей, ее личность станут проверять. Найдут тело Рена. Узнают, кто она такая. Надо сдержаться.

— Ты права. Извини, — сказала женщина.

Черная ненависть захлестнула сознание Мелбы, застлала глаза красной пеленой. С языка рвались грязные ругательства. Из-за этой рыжей все — все! — может пойти прахом! Мелба проглотила брань и быстро вышла.

Она смутно сознавала, какими коридорами проходит. Из-за этого дела с Реном она сорвалась на ненужный риск. Плохо соображала — но теперь все было в порядке. Мелба нажала кнопку лифта — уровень, на котором Станни с Соледад проверяли сейчас цепи в поисках неполадки. Потом отменила вызов и набрала ангар.

— Станни? Сол? — проговорила она в терминал. — Подождите меня еще, у меня тут одно дело есть.

Она ждала неизбежных вопросов, любопытства, подозрений.

— Хорошо, — сказала Соледад. И все.

В ангаре Мелба запросила вылет своего челнока, через десять минут дождалась допуска и прыгнула от борта «Принца Томаса» в темноту. Мониторы в челноке были маленькие — все огромное пространство ужалось до квадратиков со стороной в пятьдесят сантиметров. Она дала компьютеру задание рассчитать скорейший маршрут к «Сересье». Расчетное время полета — меньше часа. Она откинулась на спинку амортизатора, приготовившись к рывку, словно на мотоцикле, и включила тягу. «Сересье» возник среди звезд серым пятнышком и понесся к ней. Корабль, наравне со всеми судами флотилии, находился в последней стадии торможения на подлете к Кольцу. Оно поджидало где-то там, за выбросами дюз. Мелба выкинула эту мысль из головы. Лучше было не вспоминать о Станни и Соледад с их молчаливыми страхами, ни в коем случае не думать о них.

От нетерпения она с трудом дождалась поворотной точки и начала торможение. Хотелось быть уже там, на месте. Помчаться бы к «Сересье», как ведьма на метле, визжа от скорости, невообразимой в атмосфере. Она слишком долго тянула и вторую половину прыжка была вынуждена идти с двойной перегрузкой. В док она вошла с головной болью и с ноющими, словно после удара в зубы, челюстями.

Никто не поинтересовался, почему Мелба вернулась раньше времени и одна. В журнале она пометила: личные причины. В коридорах, где приходилось боком протискиваться мимо встречных, было тесно, сумрачно, привычно и уютно. Только вернувшись, она осознала, какую тревогу испытывала в просторе «Принца Томаса». Слишком много там было свободы, а для нее сейчас существовала только необходимость.

В каюте все оказалось перевернуто вверх дном. Все ее вещи — одежда, приставки к терминалу, тампоны, переговорные устройства, зубная щетка — валялись на полу. Надо было придумать, как их закрепить к тому времени, когда отключат тягу, чтоб все это не уплыло в коридор. Люди задумаются, почему она не прибралась. Она позволила себе один взгляд на железную дверцу под амортизатором. В одном углу пробился золотистый завиток герметика. Надо будет найти сетки и магнитные крепления — вот что. Но потом. А о «потом» она не думала.

Подобрав коммутатор, Мелба включила его. До выхода в эфир «Росинанта» оставалось меньше тридцати секунд. Мелба ввела команду, которую готовила много месяцев. Не месяцев — лет. Коротенький ряд символов — для набора подтверждения требовалось не больше секунды.

Страх пропал. Ненависть тоже. На миг все стало так, как бывает, когда только начинаешь просыпаться, когда все тело еще расслаблено. Перед рассветом. Она так далеко зашла, так много трудилась и, вопреки всем ошибкам и случайностям, — справилась. Вся ее жизнь была нацелена на эту минуту, и вот она здесь, и даже не хочется делать последний шаг. Достижение цели — как для других окончание университета или замужество. Один миг, одно действие подведет черту под всеми ее усилиями, и миру уже никогда не быть прежним.

Тщательно, наслаждаясь каждым движением пальца, она ввела код подтверждения — «jules-pierre mao» — и тронула кнопку «Отправить». На панели загорелся янтарный светодиод. Крошечный пакет информации, едва заметный среди помех, вырвался в эфир. Софт «Росинанта» распознает его, примет и подчинится программе, которую уже не остановишь, не снося всю систему. «Росинант» отправит на «Сунг-Ан» отчетливый сигнал-детонатор, выждет пятьдесят три секунды, а затем от имени Холдена возьмет на себя ответственность и выставит требования. Потом программа приведет в боевую готовность все вооружение и наводящие системы. И ничто, никакая сила во Вселенной не в состоянии будет этому помешать.

На панели, подтверждая прием сообщения, вспыхнул красный светодиод.

ГЛАВА 15 БЫК

Ручной терминал Быка лежал на тонкой пластиковой панели управления картом и подпрыгивал на каждом порожке. Сирена заливалась на два тона, отбрасывая с дороги встречных и оставляя их, орущих, позади. Если они еще не знают, то узнают через пару минут. Гибель «Сунг-Ана» — не из тех событий, которые можно пропустить.

На крошечном дрожащем экране снова взрывался истребитель. Началось с оранжевой точки в средней части корабля — то ли электрический разряд, то ли прицельное пятнышко гауссовой пушки. Через секунду от этого центра разлетелись желтые искорки. Еще две секунды — и детонация. За время смены кадра в борту истребителя расцвела пробоина. Потом целых десять секунд ничего не менялось — пока из кормы не стал медленно выдвигаться яркий как солнце стержень — активная зона реактора. Густое белое газовое облако разошлось и поблекло в сиянии — золотая капля растворилась в черном океане.

Бык поднял взгляд, чтобы свернуть на эстакаду, выводившую к его кабинету. Какой-то парень промедлил уступить дорогу, и Бык нажал на гудок.

— Сирены не слышишь? — выкрикнул он, проскакивая мимо, и получил в ответ нахальный кивок.

— Ну, так, — сказал через терминал Серж, — результаты первичного анализа: скорее всего, рвануло что-то в силовой сети и испортило систему предохранителей. Примерно за такое время проводка правого борта должна была начисто расплавиться.

— Что рвануло? — спросил Бык.

— Возможно, маневровый двигатель. Место примерно соответствует. Если его достаточно разогреть, вода, минуя стадию пара, переходит прямо в плазму. И прорывает обшивку.

Бык прошел крутой поворот и притормозил, позволяя пешеходам убраться с дороги.

— Почему они сбросили сердечник?

— Не знаю, возможно, решили, что повреждена обшивка реактора. Теперь шести кораблям приходится сворачивать, чтобы не вляпаться в это миерда.[101]

— Будь обшивка повреждена, получилось бы хуже. Пришлось бы еще уворачиваться от трупов и обломков. Выжившие есть?

— Да. Принят сигнал бедствия. Просят медпомощь и эвакуацию. Похоже, паршиво там, ке но?

— А что системы слежения? Еще не ясно, кто по ним стрелял?

— Никто не стрелял. Или простая случайность, или…

— Или?..

— Или нет.

Бык закусил губу. Случайность — тоже достаточно плохо. Люди, из какой бы части системы они ни слетелись, все на взводе, и напоминание, что земной флот состоит из дряхлых развалин, не прибавит им уверенности. Но саботаж — еще хуже. Хорошо — если тут вообще могло быть что-то хорошее — одно: это произошло у всех на глазах. Никто не заподозрит враждебных действий. Если бы оборону «Сунг-Ана» пробил гауссов снаряд или еще какая шальная пуля, научные миссии мигом превратились бы в боевые подразделения.

— Мы помощь предложили? — спросил Бык.

— Уж очень вы спешите, босс, — протянул Серж. — Ашфорд узнал о взрыве не раньше нас.

Бык подался вперед, до белизны в костяшках стиснул рычаги управления. Серж был прав. Все, что происходит за пределами корабля, — дело Ашфорда. И Па. Он — шеф безопасности и должен думать о том, что происходит внутри «Бегемота». Его забота — чтобы неизбежный испуг команды не перешел в панику. Когда на глазах взрывается корабль, пусть даже вражеский, каждый вспоминает, что от вакуума его защищает лишь тоненькая кожура металлокерамики. Бык тоже об этом подумал. Карт подпрыгнул сильнее обычного, и ручной терминал поехал вбок.

— Так, — сказал Бык. — Слушайте, нам нужно подготовить средства спасения, на случай если капитан решит предложить помощь. Сколько человек мы можем принять на борт?

Серж хрипло рассмеялся.

— Всех, кто выжил. Мы ж не кто-нибудь, а «Бегемот». У нас в брюхе хватит места на целый город.

— Верно, — против воли улыбнулся Бык. — Глупость спросил.

— Единственное, что меня беспокоит, это…

Связь прервалась.

— Серж? — позвал Бык. — Не смешно. Поговорите со мной, мистер.

— У нас тут сообщение на открытой частоте. С частного корвета «Росинант».

— Откуда мне знакомо это название? — пробормотал Бык.

— Ага, — сказал Серж, — передаю вам.

Экран потемнел и вспыхнул снова. На нем возникло знакомое лицо. Бык затормозил, глядя, как Джеймс Холден, чье сообщение о гибели ледовоза «Кентербери» вызвало первую войну между Землей и Марсом, опять портит все, до чего может дотянуться.

«…Корабль, приблизившийся к Кольцу без моего личного позволения, будет уничтожен без предупреждения. Не испытывайте меня».

— Ох, дерьмо, — процедил Бык. — Только не это.

«Я всегда считал своим личным долгом обеспечить равный доступ ко всей информации и ресурсам. Возможно, усилия отдельных лиц и корпораций и помогли нам колонизировать планеты Солнечной системы, поселившись там, где прежде жизнь была невозможна, однако слишком велика опасность, что нечистоплотные дельцы завладеют Кольцом. Я доказал, что заслуживаю доверия населения Пояса. Блестящую безделушку необходимо оберегать, и ради этого я готов пролить столько крови, сколько потребуется».

Бык сгреб терминал с панели и попытался связаться с Ашфордом. На экране высветился красный трилистник — отказ в связи — и предложение оставить сообщение. С Па было то же самое. Обращение Холдена пошло по кругу. По второму разу слова звучали так же безумно и ядовито. Бык выругался сквозь зубы, развернул тележку на месте и ударил по рычагу акселератора. До центральных лифтов добираться — минута или две. Он успеет. Лишь бы Ашфорд не натворил глупостей, пока он не доедет до рубки.

— Это правда, босс? — спросил Серж. — Холден и впрямь предъявляет права на Кольцо?

— Вызвать всех сотрудников безопасности, — приказал Бык. — Протокол военного положения. Коридоры очистить, переборки закрыть. Команды оружейников и аварийные бригады разбудить, пусть одеваются. На вашу ответственность.

— Есть, босс, — отозвался Серж. — Если кто спросит, вы где?

— Пытаюсь сделать так, чтобы все это не понадобилось.

— Бьен.

Знакомые коридоры показались длиннее обычного, странные полы, способные превращаться в стены, и стены, задуманные как потолки, — более сюрреалистичными. На обычном боевом корабле имелась бы простая прямая дорога. Если бы брюхо «Бегемота» сейчас вращалось, тоже оказалось бы проще. Он усилием воли подгонял карт, заставлял моторы выбиваться из сил. Прозвучал сигнал тревоги: Серж призывал каждого приготовиться к бою.

У лифтов собралась толпа: люди спешили на свои посты. Бык проталкивался среди мужчин и женщин — все были выше него ростом. Он — землянин среди астеров, как Холден. У лифта он воспользовался допуском службы безопасности, остановил первую же кабину и вошел. Высокий темнокожий мужчина сунулся было следом, но Бык придержал его, уперев ладонь в грудь.

— Поедете следующим, нам не по пути.

Подъем лифта к рубке — как вознесение на небеса. Бык вылавливал информацию через ручной терминал. К закрытым каналам у него не было допуска — это только для капитанов и старпомов, — но и в свободном эфире хватало сплетен. Он прошелся по открытым каналам, останавливаясь на каждом лишь на несколько секунд, улавливая общий настрой.

Научная команда и конвой марсиан бушевали на всех частотах, обзывая Холдена преступником и террористом. Флотилия Земли реагировала спокойнее. Большая часть переговоров касалась спасения команды «Сунг-Ана». Радиоактивный газ от сердечника создавал помехи для связи спасателей, и какой-то умник сообразил пользоваться общими каналами. Координация велась с угрюмой эффективностью военной операции — это позволяло надеяться, что земляне на «Сунг-Ане» еще живы, — и внушало страх за будущее.

Заявление Холдена звучало на всех частотах. Первая передача шла с «Росинанта», но теперь ее повторяли другие, сопровождая комментариями. Когда сигнал дойдет до Пояса и внутренних планет, новость вытеснит все прочие. Бык заранее представлял, как будут торговаться Земля и Марс, словно уже слышал, как они дружно решают, что АВП слишком много себе позволяет и надо его приструнить.

На «Бегемоте» кто-то выложил послание Холдена, сопроводив запись эмблемой рассеченного круга, а в комментарии говорилось, что пора Поясу осознать свое место и потребовать заслуженного уважения. Бык приказал Сержу найти и закрыть источник.

Ему казалось, что прошел не один час, — на деле же через неполные четыре минуты лифт остановился на мостике, двери бесшумно открылись, и Бык вышел.

Рубка не предназначалась для войны. Вместо солидной боевой системы со множеством панелей управления и закрытыми командными постами на «Бегемоте» сконструировали что-то как на роскошных яхтах, и потому стены украшали ангелы, трубящие в золотые трубы. Посты… единственный пост с ротацией систем был занят болтливыми астерами. Пост безопасности, отделенный от них дверью, пустовал. Казалось, в рубке собрались детишки или штатские — радостные, возбужденные. Люди, не замечающие явной угрозы, уверенные, что все как-нибудь образуется.

Ашфорд с Па занимали командный пост. Ашфорд говорил в камеру с каким-то кораблем. Па, поморщившись, шагнула навстречу Быку. Она щурилась, губы побелели.

— Какого черта вам здесь понадобилось, мистер Бака?

— Поговорить с капитаном, — ответил Бык.

— Капитан Ашфорд сейчас занят, — сказала Па. — Возможно, вы заметили, что происходит? Я полагала, вы на своем месте.

— Да, старший помощник, но…

— Ваше место не в рубке. Вам следует уйти.

Бык стиснул зубы. Хотелось на нее наорать, но сейчас не было времени. Он старался спасти корабль, а криком тут не поможешь.

— Нам придется его пристрелить, — сказал Бык. — Открыть огонь по «Росинанту», и немедленно.

Все обернулись к нему. Ашфорд, закончив передачу, подошел ближе. От растерянности он держался с особой надменностью. Взгляд метнулся на людей у постов и обратно. Ашфорд ни на минуту не забывал, что на него смотрят. Это плохо влияло на его способность принимать решения, но искать место для приватного разговора тоже было некогда.

— Я об этом подумаю, мистер Бака, — сказал Ашфорд.

— Простите, капитан, но мы должны расстрелять Холдена, причем раньше, чем успеют другие.

— Ничего подобного мы не сделаем, пока не разберемся в происходящем, мистер, — угрожающе прогудел Ашфорд. — Я послал на Цереру запрос — выясняю, уполномочен ли Холден высшими властями, — и я отслеживаю действия земного флота.

Многозначительная оговорка. «Земного» — а не «флота ООН». Въевшийся расизм и некомпетентность Ашфорда вот-вот должны были прикончить «Бегемот». Бык скрипнул зубами, склонил голову и повысил голос:

— Сэр, в настоящий момент как Земля, так и Марс…

— Ситуация неустойчивая, мистер Бака…

— …пытаются вычислить, давать ли немедленный ответ или оставить Холдена победителем…

— Я не собираюсь подливать масла в огонь. Эскалация насилия в такой момент…

— …и как только они решат открыть огонь по нему, они расстреляют и нас!

Голос Па прорезал перепалку, как одинокая флейта в симфонии басов:

— Он прав, сэр.

Мужчины одновременно обернулись к ней. Изумленное лицо Ашфорда было отражением изумления Быка. Человек за постом наблюдения прошептал что-то сидящей рядом женщине: шепот громко разнесся в наступившей тишине.

— Мистер Бака прав, — повторила Па. — Холден назвался представителем АВП. Он предпринял агрессивные действия по отношению к силам Земли. Командование противника увидит в нас его союзника.

— Холден не представляет АВП, — неуверенно протянул Ашфорд.

— Вы обратились к Церере, — напомнил Бык. — Вы не уверены — значит, и они тоже.

Ашфорд побагровел.

— С тех пор как Фред Джонсон выставил Холдена за его выходку на Ганимеде, он не занимает официального поста в АВП. Если будут вопросы, я разъясню, что Холден выступает не от нас, но никто еще не начал действовать. Лучше всего выждать, пока жар схлынет.

Па опустила взгляд и снова подняла глаза. Бык подумал: наплевать, что она унизила его и Сэм перед всем командным составом. Главное, чтобы сейчас поступила правильно. Ему хотелось тронуть женщину за плечо, перелить в нее немного собственной решимости.

Оказалось, она в этом не нуждается.

— Сэр, если мы не возьмем на себя инициативу, ее возьмет кто-то другой, и тогда уже поздно будет объясняться. Оправдания хороши, когда им верят, между тем все знают, что команда Холдена раньше работала на нас, и сейчас они выступали от нашего имени. Временной лаг с Церерой — четыре часа. Невозможно четыре часа дожидаться ответа. Надо недвусмысленно продемонстрировать, что нас с Холденом ничто не связывает. Мистер Бака прав — мы должны вступить в бой с «Росинантом».

Ашфорд побелел.

— Я не собираюсь начинать перестрелку.

— Мы с вами слушали один эфир, капитан? — съязвил Бык. — Все уверены, что мы уже начали.

— «Росинант» — корабль-одиночка, мы с ним справимся, — вставила Па. — А бой с Землей и Марсом неизбежно проиграем.

Правда была как на ладони. Ашфорд взялся за подбородок, забегал глазами, словно читая невидимые строки. Каждая секунда колебаний выдавала его трусость, и капитан, конечно, понимал это. И не хотел признавать. На нем лежала ответственность, а он не желал ответственности. Он сильнее, чем поражения, боялся потерять лицо.

— Мистер Чен, — заговорил Ашфорд, — пошлите на «Росинант» направленную передачу. Скажите Холдену, дело срочное.

— Есть, сэр, — откликнулся офицер связи и почти сразу добавил: — «Росинант» отказал, сэр.

— Капитан? — заговорил наблюдатель. — «Росинант» меняет курс.

— Куда направляется? — резко спросил Ашфорд, не сводя глаз с Быка.

— Гм… к нам. Сэр?

Ашфорд прикрыл глаза.

— Мистер Корли, — проворчал он, — подключите бортовое вооружение. Мистер Чен, мне нужна связь по направленному лучу с флагманами Земли и Марса — немедленно.

Бык чуть расслабил плечи. Спешить больше было некуда, настало время отдаться облегчению и легкой меланхолии. «Вот опять, полковник Джонсон. Вот мы снова увернулись от пули».

— Оружейная панель — зеленый свет. — Голос стрелка звенел от нетерпения — словно голос подростка у экрана со стрелялкой.

— Прицел, — распорядился Ашфорд. — Связь есть?

— Они приняли сигнал, — ответил Чен. — Знают, что мы хотим поговорить.

— Этого достаточно.

Ашфорд принялся мерить шагами рубку — точь-в-точь капитан старинного корабля на деревянном мостике. Руки он стиснул за спиной.

— Есть прицел, — доложил оружейник. — Боевая система «Росинанта» активирована.

Ашфорд упал в свое кресло. Мрачно поморщился. «Он надеется, что это правда, — сообразил Бык. — Что АВП пытается завладеть Кольцом».

Идиот!

— Будем стрелять, сэр? — нетерпеливо, как рвущийся с поводка щенок, осведомилась женщина с огневого поста. Ей хотелось пострелять. Очень хотелось. Бык этого не одобрял. Он повернулся к Па, но та старательно прятала взгляд.

— Да, — сказал Ашфорд, — давайте. Огонь.

— Первый пошел, сэр, — доложилась стрелок.

— Принят код ошибки, — сказал офицер с поста управления. — От пускового аппарата.

Во рту у Быка стало кисло. Если Холден заминировал и «Бегемот», проблемы только начинаются.

— Торпеда ушла? — рявкнула Па. — Или застряла в трубе?

— Нет, сэр, — ответили со стрелкового, — снаряд ушел, подтверждение получено. «Росинант» маневрирует, уклоняется.

— Ответный огонь открыл? — спросил Ашфорд.

— Нет, сэр, пока нет.

— Ошибка в электросети, сэр. Вероятно, где-то закоротило. Возможно…

В рубке стало темно.

— …падение напряжения, сэр.

Мониторы погасли. Свет выключился. Шумели только воздуховоды. «Система восстановления работает — вероятно, от аккумуляторов», — подумал Бык. В темноте прозвучал голос Ашфорда:

— Мы проводили испытание орудий?

— Кажется, испытания запланированы на следующую неделю, сэр, — ответила старпом. Бык увеличил до отказа яркость экрана терминала и поднял его как фонарик. Лампочки аварийной сигнализации в стенах погасли вместе с остальными. До испытания аварийной системы тоже руки не дошли.

За эти несколько секунд многие успели достать фонари из аварийных шкафов. По рубке заметались лучи. Никто не разговаривал — о чем было говорить? Если «Росинант» ответит на выстрел, они окажутся неподвижной мишенью, но оставался шанс, что корабль выдержит обстрел. Дождись они перекрестного огня Земли и Марса, были бы покойниками все. А так «Бегемот» всей системе продемонстрировал свою слабость. Бык впервые порадовался, что он — всего-навсего офицер безопасности.

— Старпом? — позвал он.

— Да?

— Разрешите освободить старшего механика из-под домашнего ареста?

В мелькании лучей лицо Па выглядело серым и мрачным, как могила. И все же Быку почудился слабый огонек усмешки в ее глазах.

— Разрешаю, — ответила она.

ГЛАВА 16 ХОЛДЕН

— Ну и чертовщина, — сказал Амос.

Сообщение пошло по второму кругу.

«Я — капитан Джеймс Холден. То, что вы сейчас видели, — демонстрация угрозы…»

В рубке связи установилась ошеломленная тишина. Наоми яростно защелкала переключателями. Краем глаза Холден видел, как Моника сделала знак своим, и Окью подняла камеру. Холдену подумалось, что напрасно он смотрел сквозь пальцы на вторжение посторонних в служебные помещения.

— Фальшивка, — сказал он. — Я никогда такого не записывал. Это не я.

— А звучит похоже, — заметил Амос.

— Джим, — заговорила Наоми срывающимся от испуга голосом, — эта передача идет от нас. Прямо сейчас ее ведет «Роси».

Холден помотал головой, отказываясь признавать очевидное. Нелепее самой передачи — только идея, что ее ведет его корабль.

— Передача идет от нас, — Наоми врезала ладонью по панели, — а я не могу ее прервать!

Все как будто отступило от Холдена, звуки доносились словно издалека. Он понимал, что это паника, но поддался ей ради краткого мига покоя. Моника выкрикивала какие-то вопросы — он их почти не слышал. Наоми яростно сражалась с панелью связи, сменяла меню на экране так быстро, что невозможно было уследить. Алекс из своей кабины требовал указаний. Амос смотрел на капитана с почти комическим изумлением. Двое операторов, сжимая одной рукой камеры, пытались второй пристегнуться к амортизаторам. Коэн плавал в воздухе, недоуменно вытянув губы.

— Подстава, — сказал Холден. — Вот что это такое.

Все: иск марсиан, потеря работы на Титании, команда журналистов, спешащая к Кольцу, — все вело их сюда. Одного он не мог сообразить: зачем?

— О чем вы говорите? — Моника потянулась к нему, чтобы сделать крупный план. — Какая подстава?

Амос придержал ее за плечо и коротко мотнул головой.

— Наоми, — спросил Холден, — тебе только связь не подчиняется?

— Не знаю. Наверное.

— Тогда отключи ее. Если не выйдет, пусть Амос изолирует всю проводку системы связи от сети. Если надо, вырубайте к черту весь корабль.

Наоми снова кивнула и обернулась к Амосу.

— Алекс, — позвал Холден. Моника что-то говорила, но он поднял палец, призывая к молчанию, и журналистка закрыла рот. — Дай тягу — к «Бегемоту». Пусть и не мы заявили права на Кольцо от имени АВП, но, пока фальшивке верят, у астеров меньше всего причин в нас стрелять.

— Как вы можете прокомментировать происходящее? — не отставала Моника. — Нам грозит опасность? — Ее обычная улыбочка пропала, сменившись открытым испугом.

— Пристегнитесь, — ответил Холден. — Все пристегнитесь. Сейчас же.

Окью и Клип уже справились с ремнями амортизаторов, и Моника с Коэном поспешно последовали их примеру. У документалистов хватило ума помалкивать.

— Кэп, — сказал Алекс. Голос прозвучал сонно, как всегда бывало в опасных ситуациях. — «Бегемот» засветил нас прицельным лазером.

Холден пристегнулся у боевого поста и включил программу. «Роси» принялся подсчитывать цели в радиусе огня. Оказалось, все в этом радиусе. Корабль спросил, помечать ли их как враждебные.

— Я знаю не больше тебя, милок.

— А? — удивилась Наоми.

— Эй, — опять подал голос Алекс, — вы управление огнем подключали?

— Нет, — сказал Холден.

— Очень жаль, — сообщил Алекс, — потому что оно включилось.

— Мы в кого-нибудь стреляли?

— Пока нет.

Холден приказал «Росинанту» помечать как враждебный каждый корабль, направивший на них прицельный лазер, и с облегчением вздохнул, когда система повиновалась. «Бегемот» на экране окрасился в красный цвет. Подумав, Холден попросил корабль выделить разными цветами земной и марсианский флоты. Бой с одним кораблем означал бы для них бой со всеми его союзниками.

Их было слишком много. «Роси» зажало между двухкилометровым символом мании величия Пояса и остатками марсианского флота. А за марсианами маячило Кольцо.

— Ладно, — проговорил Холден, отчаянно соображая, что теперь делать. Хуже места, чтобы спрятаться, во всей Солнечной системе не сыскалось бы. До ближайшего камушка, позволяющего укрыться, было два месяца пути. Вряд ли они сумели бы два месяца удирать от трех флотов со всеми их торпедами. Если на то пошло, они и двух минут не продержатся. — Как с радио?

— Заткнул, — сказал Амос. — Достаточно было просто выдернуть вилку.

— Есть способ сообщить, что это не наша передача? Я бы сейчас с удовольствием просигналил, что сдаюсь на любых условиях.

— Не выйдет, разве что опять его включить, — ответил Амос.

— Сейчас, наверное, все пытаются с нами связаться, — сказал Холден. — Чем дольше мы не отзываемся, тем хуже выглядим. Как с оружием?

— Системы прогрелись, но не стреляют, — сказал Амос. — И нас не слушаются.

— Нельзя ли их тоже отключить?

— Можно, — болезненно поморщился Амос, — но, черт побери, как же не хочется.

— Высокоскоростной объект, — вскрикнула Наоми.

— Дерьмо, — выругался Амос. — Астеры пальнули в нас торпедой.

На мониторе у Холдена желтая точка отделилась от «Бегемота» и, выходя на высокую g, окрасилась оранжевым.

— Уклоняемся, — приказал Холден. — Наоми, сумеешь ее ослепить?

— Нет, — с поразительным спокойствием возразила она. — Ни лазера, ни радио — оборонительная система не отвечает.

— Чтоб меня, — буркнул Амос. — Стоило тащить нас в такую даль, чтобы пристрелить? На Церере было бы проще.

— Алекс, вот тебе курс. — Холден переслал пилоту вектор, направлявший их в самую сердцевину марсианского флота. Марсиане, насколько он мог судить, хотели всего лишь арестовать его. Это звучало приятно. — «Бегемот» больше не стреляет?

— Нет, — ответила Наоми, — погас. Ни активных сенсоров, ни тяги.

— Великоват для игры в прятки, и слишком тесно, — натянуто пошутил Алекс. — Ну, вот вам и «сок».

Едва амортизаторы принялись накачивать их составом, предотвращавшим смерть от перегрузки, Коэн ни с того ни с сего выругался:

— Вот сука!..

Холден не успел спросить, о ком он, потому что Алекс включил тягу, и корабль рванулся вперед, словно скаковая лошадь, которой дали шпоры. Перегрузка втиснула Холдена в амортизатор, в глазах потемнело. Корабль мигом привел его в чувство, включив сигнал тревоги: торпеда с «Бегемота» приближалась. Холден бессильно наблюдал, как смертоносная оранжевая точка подползает к удирающему «Росинанту». Он скосил глаза на Наоми, и та ответила таким же беспомощным взглядом — все ее хитрости не работали при отключенной аппаратуре связи.

Тяжесть внезапно отвалилась.

— Есть идея, — сказал в динамике Алекс, несколько раз дернул корабль, резко маневрируя, и снова выключил тягу.

В голос «Росинанта» вплелась новая нота — сигнал угрозы столкновения. Холден сообразил, что до сих пор слышал его только на учениях. Когда это бывало, чтобы космические корабли столкнулись?

Наружные камеры показывали черную пустоту. На секунду Холдену подумалось, что и они отказали, но Алекс уже развернул объективы, и поле зрения заполнила обшивка здоровенного марсианского крейсера. Сигнал «Взяты на прицел» смолк — торпеда их потеряла.

— Прикроюсь этим марсианским увальнем, — прошептал себе под нос Алекс, словно торпеда могла его подслушать.

— Далеко до них? — так же тихо спросил Холден.

— Метров десять, — с гордостью ответил Алекс. — Примерно.

— Вот они взовьются, если торпеда не свернет, — хмыкнул Амос и задумчиво добавил: — Не знаю даже, на что годятся пушки точечной обороны — вот так, вплотную.

Словно отвечая ему, крейсер ударил в них прицельным лазером. То же сделали все остальные марсианские корабли, и в какофонию вплелись гудки новых сирен.

— Дрянь, — высказался Алекс, и тяжесть снова навалилась на грудь Холдену.

Новых выстрелов не было, но в поле зрения опять показалась первая торпеда. Теперь ее вели марсиане — «Бегемот», похоже, вышел из боя. «Сотрудничество АВП и Марса?» — изумился Холден. Дожил! Почему-то это великое событие его не слишком обрадовало.

Марсианские корабли унесло назад. «Росинант» на ускорении промчался через гущу флота. Холден так и видел, как разворачиваются им вслед прицелы и орудия точечной обороны. Дальше было только Кольцо и звездная бездна за ним.

План всплыл в голове, словно мучительная, бредовая мысль, которую тщетно стараешься забыть. Торпеда двигалась, и, даже если они сумеют уклониться от этой, пустят другие. Нельзя было уворачиваться до бесконечности. И сдаться бы у них не вышло. Откуда он мог знать: вдруг орудия «Роси» сами начнут стрелять? На миг все в рубке словно застыло, время замедлилось, как бывает при катастрофах. Он остро чувствовал взгляд прижатой к креслу Наоми, видел распахнутые от страха и перегрузки глаза Моники и Окью. У Клипа неловко вывернутую руку вдавило в гель. Бледный Коэн застыл с отвисшей челюстью…

— Хэх, — вырвалось у Холдена вместо слов — тяжесть перегрузки перехватила горло. Он жестом приказал Алексу сбросить тягу, и тяжесть снова исчезла. — В Кольцо, — сказал Холден. — Цель в Кольцо. Пошел.

Гравитация вернулась тяжелым шлепком, но Холден успел развернуть кресло к рабочему посту и включить навигационную панель. Краем глаза следя за быстро приближающейся оранжевой точкой, он рассчитал для Алекса навигационную программу, которая должна была на высокой скорости вывести их к Кольцу и в последний момент развернуть для торможения на огромной, возможно, самоубийственной перегрузке. Тогда они вошли бы в Кольцо намного медленнее «И Ке» и запущенных следом зондов. Если повезет, то, что тормозило зонды на другой стороне, перехватит торпеду, а медленный «Роси» пропустит. Корабль предупредил, что перегрузка с трехпроцентной вероятностью убьет одного из членов команды.

Но торпеда убила бы всех.

Холден отправил программу Алексу — с предчувствием, что пилот откажется ее исполнять. С надеждой, что откажется. Нет, «Роси» вошел в двадцатисемиминутное ускорение, закончившееся головокружительным кувырком в невесомости, занявшим меньше четырех секунд, а тормозная тяга длилась четыре с половиной минуты и вышибла в обморок всех, кто был на борту.

— Проснись, — сказал из темноты Миллер.

Корабль находился в свободном падении. Холден мучительно закашлялся — сплющенные перегрузкой легкие понемногу начинали разворачиваться. Рядом плавал Миллер. Остальные еще не пришли в себя. Наоми даже не шевелилась. Холден вглядывался в нее, пока не различил слабого движения грудной клетки. Жива.

— У дверей и по углам, — сказал Миллер. Голос звучал тихо и хрипло. — Я тебе говорил, чтобы присматривал у дверей и по углам, а ты вломился прямо на середину. Везучий сукин сын. Упорный, признаю.

Почему-то его речь звучала трезвее обычного. Более осмысленно. Детектив, словно угадав мысли Холдена, повернулся к нему и улыбнулся.

— Ты здесь? — спросил Холден, с трудом шевеля измученными перегрузкой и кислородным голоданием мозгами. — Ты настоящий?

— Ты плохо соображаешь. Не спеши, выжди. Торопиться некуда.

Холден переключился на наружные камеры и издал вздох облегчения, закончившийся коротким всхлипом. Торпеда с «Бегемота» плавала рядом с кораблем, в сотне метров от носа «Роси». Ее двигатель работал, за хвостом на добрый километр протянулся факельный выброс, но снаряд неподвижно висел в пространстве.

Холден и не думал, что погоня была так близка. Впрочем, наверное, и не была. Скорее всего, они оказались рядом, когда прекратили движение. И все же при виде тяжелого снаряда с работающим двигателем, словно рвущегося к нему сквозь пустоту, по спине пробежали мурашки и яйца втянулись в брюхо. На десять метров ближе — и сработал бы детонатор.

Под его взглядом торпеда медленно отступала, оттягивалась той силой, что выставила ограничение скорости по эту сторону Кольца.

— Справились, — проговорил он. — Прошли насквозь.

— Угу, — протянул Миллер.

— Ты этого хотел, да? Затем все и устроил?

— Ты слишком многое валишь на меня.

Амос с Наоми постанывали, приходя в чувство. Журналисты пока не двигались. Вероятно, погибли. Не отстегнувшись, Холден не мог это проверить, а отстегнуться пока не было сил. Миллер склонился к монитору, словно искал на нем чего-то. Холден вывел на экран данные сенсоров. Информация хлынула волной. Множество объектов, столпившихся на участке в миллион километров тесно, как горошины в стручке. А за ними — ничего. Даже звезды не светят.

— Что это? — спросил Холден. — Что там, за ними?

Миллер бесстрастно разглядывал экран.

— Ничего. — Подумав, мертвец добавил: — Меня это ужасно пугает.

ГЛАВА 17 БЫК

— Черт, — ворчал Серж, паря рядом с рабочим столом, — мы безопасники или няньки?

— Будем и няньками, если потребуется для дела, — сказал Бык без особой уверенности.

С тех пор как на «Бегемоте» погас свет, прошло тридцать часов. Из них он проспал шесть. Серж, Казимир, Йохо и Корин сменялись на вахте, координируя аварийные работы. Остальным хватало дел — подавить два вызванных паникой бунта, проконтролировать работы по освобождению десятка человек, застрявших в складских отсеках, где не работали воздуховоды, арестовать пару сорвиголов, воспользовавшихся беспорядком, чтобы, оседлав мехи, свести между собой счеты.

Свет уже горел по всему кораблю. Система контроля неполадок вышла из комы и усердствовала, нагоняя упущенное. Люди были измотаны, напуганы, держались на грани, а распроклятый Джеймс Холден провалился в Кольцо. От всех безопасников несло застарелым потом и вчерашним фасолевым лобио, которое принес в отдел Казимир. В первый день все еще бессознательно старались держаться в нормальном положении — ногами к полу, головой к потолку. Теперь уже плавали как попало. Астерам такое положение дел было привычно, но на Быка еще нападали приступы головокружения.

— Аминь аллес аминь, — со смешком проговорил Серж. — Все мы — смазка для машины.

— Я нашла бы смазке лучшее применение, — вставила Корин.

Бык успел заметить, что она начинала вести себя вульгарно, когда уставала. Он знал, что с невыносимыми нагрузками каждый справляется по-своему. Одни становятся раздражительными и злыми, другие грустят. Он полагал, что все это — утрата маски. Усталость и страх рушили тщательно выкрашенный фасад, и наружу выходило то, что за ним скрывалось.

— Так, — сказал он, — вы, оба, идите отдыхать. Я пригляжу за лавочкой, пока не вернутся остальные. Вы двое сделали больше…

Запищал монитор на столе. Запрос на связь от Сэм. Бык движением пальца попросил Сержа с Корин задержаться и подтянулся к столу.

— Сэм?

— Бык. — Она умудрилась вложить в односложное имя всю обиду и гнев. — Ты мне нужен здесь, внизу.

— Звони кому хочешь, — проговорил мужской голос на заднем плане, — мне плевать, слышишь? Мне уже на все плевать, и делай что хочешь.

Бык посмотрел, откуда вызов. Она у мастерских. Не так уж далеко.

— Табельное оружие захватить? — спросил он.

— Не возражаю, милый, — отозвалась Сэм.

— Иду. — Он оборвал связь.

— Гейст ду,[102] — обратилась к Сержу Корин, — ты дольше на ногах. А я присмотрю, чтоб пожара не случилось.

— Справишься? — спросил Серж, и Бык не сразу понял, что вопрос обращен к нему.

— Чтоб я да не справился! — ответил он, стараясь, чтобы тон соответствовал словам.

Усталость в невесомости не та, что при перегрузке или в постоянном поле тяжести. На Земле Быку нередко приходилось смертельно уставать, и каждый раз это означало, что мышцы норовят отвалиться от костей, словно у слишком долго варившейся курицы. Проведя вне Земли больше лет, чем на Земле, он так и не привык к тому, что можно устать каждой клеткой тела, но не чувствовать усталости в суставах. Умом Бык понимал, как обманчиво это чувство. Кажется, что силы еще есть, когда их уже не осталось. Были другие признаки: жжение в глазах, головная боль, медленно расцветающая в черепе, тошнота. Но все они казались более слабыми, не такими убедительными.

В коридорах не было толчеи. Даже при аврале, когда каждая бригада работала в две смены, натирая мозоли на задницах, «Бегемот» большей частью пустовал. Бык продвигался по кораблю, перебирая руками от захвата к захвату, проплывая прямые участки, как летают во сне. Велико было искушение набрать скорость, хлопками отталкиваясь от захватов и трапов, добавляя себе инерции, — так они делали в годы десантной службы. Но эта забава нередко кончалась сотрясением мозга, а Бык сейчас не располагал временем, чтобы лечить голову. Да и не так уж он молод был, как в те времена.

Сэм с бригадой он нашел в большом служебном отсеке. Четверо в масках сварщиков плавали у стены, крепя проводку к переборке. Фонтаны искр, вспышки ярче солнца. Сэм висела неподалеку от них, расположившись под углом в сорок пять градусов к рабочей поверхности. Рядом, развернувшись к ней ногами, болтался молодой астер. Насколько понимал Бык, поза была оскорбительной.

— Бык, — начала Сэм. Лицо парня застыло в свирепой гримасе. — Это Гарет. Его тошнит от проводки.

— Я — механик. — Гарет сплюнул слова с такой яростью, что его даже немного развернуло. — Восемь лет стажа на Тихо! А меня используют как сраного подсобника!

Остальные сварщики не поворачивали головы, но Сэм видел, что все прислушиваются к спору. Бык взглянул на Сэм: ее лицо было замкнуто. Он не смог разобраться, трудно ли ей обратиться к нему за помощью, или же она считает, что Бык у нее в долгу после случая с Па. Такого кратковременного ареста история еще не знала, но обида не становилась меньше. Так или иначе, Сэм передала проблему вверх по служебной лестнице, а значит, теперь это была его проблема. Бык глубоко вздохнул.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросил он, просто чтобы выиграть время на размышления. Голова работала не лучшим образом.

— Главная линия сбоит, — пояснила Сэм. — Можно потратить три дня на диагностику, а можно за двенадцать часов проложить параллельный провод.

— Это как раз обходной?

— Да.

Бык поднял кулак, заменив астерским жестом кивок, и повернулся к мальчишке. Гарет был очень молод, очень устал, и он был из астеров АВП, а значит, никогда не подвергался военной муштре. Сэм, скорей всего, уже пыталась на него наорать, прежде чем воззвать о помощи.

— Значит, так, — сказал Бык.

— Эста хей дерьмо, — отозвался парень, забыв о грамотной речи.

— Понятно, — сказал Бык. — Можешь идти, только прежде помоги мне натянуть твою сбрую.

Гарет заморгал. Быку почудилась тень улыбки в простреленных лопнувшими сосудами глазах Сэм, но кто ее знает, чему она улыбалась. Радовалась, расслышав усталость в его голосе или увидев замешательство Гарета, или поняла, что задумал Бык, и оценила хитрость.

— Я держу связь с другими кораблями, — сказал Бык. — С земными и с марсианами. Кто-нибудь наверняка отправит хоть один корабль к дому. Попрошу, чтобы тебя подкинули до Цереры.

Гарет открывал и закрывал рот, как золотая рыбка в аквариуме. Сэм оттолкнулась, одной рукой подцепила сварочный аппарат вместе с креплениями, подтянула его к себе, заодно развернувшись, и, выбросив руку в сторону, затормозила. Бык принял у нее аппарат и стал натягивать лямки.

— Умеешь с ним работать? — спросила Сэм.

— С проводкой справлюсь, — ответил Бык.

— А безопасники без тебя обойдутся?

— Не моя смена, — сказал Бык. — Я как раз собирался в койку, но если надо, обойдусь.

— Ну и хорошо, — сказала Сэм. — Берись с того конца, а я переведу кого-нибудь помогать Марку. Через минутку подойду проверить, как у тебя идет.

— Буду рад, — ответил Бык. Его потихоньку разворачивало, и сейчас он завис лицом к лицу с парнем. Гнев на мальчишеской физиономии понемногу стирался стыдом. Он-то орал, что такая работа ниже его достоинства, а тут за нее берется глава службы безопасности в свое свободное время. Бык чувствовал на себе взгляды других сварщиков. Он включил горелку — пока для проверки, и парня заслонила белая вспышка.

— Так, с этим понятно, можешь идти.

Парень шевельнулся, приготовившись толчком отправить себя через отсек к выходу. Бык вспоминал, когда ему в последний раз приходилось варить в невесомости. Он почти не сомневался, что справится, но для начала лучше было не спешить. Но тут Гарет шевельнул плечами, и Бык понял, что варить не придется. Он принялся снимать лямки. Гарет ему помогал.

— Ты устал, — тихо, чтоб не слышали другие, сказал Бык. — Работы слишком много, а результат — пшик. Со всеми случается.

— Бьен.

Бык, вкладывая горелку в руку парня, заодно пожал ему пальцы.

— Это почетное право, — сказал он. — Быть здесь, заниматься всем дерьмом, наживать себе мозоли за просто так. Почетное право. Еще раз попробуешь подрывать авторитет старшего механика Розенберг — отправишься домой с пометкой, что не справился с делом.

Мальчишка забормотал что-то неразборчивое. Вспышки аппаратов плясали на его лице, окрашивая его то в белый, то снова в коричневый цвет. Бык взял его за плечо.

— Есть, сэр, — ответил Гарет.

Бык отпустил, и парень толкнулся к стене, к дожидавшемуся его проводу. Сэм, возникнув из-за макушки Быка, пристроилась к его локтю.

— Сработало, — сказала она.

— Ага.

— Еще и оттого, что ты — землянин.

— И то верно. Как тут у вас?

— Вдребезги, — сказала Сэм. — Но склеим хоть жевательной резинкой, если больше будет нечем.

— Хорошо хоть, никто в нас не стрелял.

В смешке Сэм послышалась теплота.

— Да, нам хватило бы одного выстрела.

Тревожный гудок прозвучал из всех ручных терминалов сразу, одновременно с корабельной системой оповещения. У Быка сами собой поджались губы.

— Не вовремя это, не к добру, — успела сказать Сэм, прежде чем по кораблю загремели слова Ашфорда.

Пустые пространства и далеко разнесенные динамики придавали ему гулкость Господнего гласа.

«Говорит ваш капитан. Я только что получил подтверждение от высших органов власти АВП: преступник Джеймс Холден действовал без полномочий кого-либо из Альянса Внешних Планет. Предпринятые им действия угрожают не только безопасности корабля, но и репутации Альянса. Я заверил их, что мы действовали против Холдена быстро и решительно и что он смог уйти от нас, только нырнув в Кольцо».

— Кстати, спасибо, — сказала Сэм.

— Не надо.

«Власти уполномочили меня, — продолжал Ашфорд, — и впредь выступать против преступника таким образом, какой я сочту подобающим. По показаниям наших датчиков, а также по сведениям от земных и марсианских кораблей, „Росинант“ ушел в Кольцо неповрежденным и, по-видимому, не пострадал от физических аномалий на той стороне.

В свете сказанного я принял решение последовать за Холденом в Кольцо, чтобы взять под стражу его с командой. Я рассылаю точные указания к действиям по подготовке к старту главам всех отделов. Предположительно преследование начнется через шесть часов. Честь, достоинство, гордость АВП требуют от нас ответить на оскорбление и самим предать Холдена в руки правосудия.

Я хочу сказать всем, что горжусь своей доблестной командой и что с вами мы войдем в историю. Воспользуйтесь оставшимся временем для отдыха и подготовки. Благослови Бог всех и каждого из вас и Альянс Внешних Планет».

Решительный щелчок сотен динамиков — Ашфорд отключил связь. Вспышки сварочных аппаратов прекратились, и в отсеке потемнело. Из груди у Быка вырвался отчаянно-горький смешок.

— Ты думаешь, он пьян? — спросила Сэм.

— Хуже. Сконфужен и пытается спасти лицо, — ответил Бык.

— «Бегемот» на глазах у Бога и всей системы намочил подгузники, и, чтобы оправдаться, мы разыграем невиданных в системе болванов?

— Примерно так.

— Отговоришь его?

— Попробую.

Сэм почесала щеку.

— Трудновато ему будет дать задний ход после столь вдохновляющей речи.

— Он и не даст, — сказал Бык, — но я все же попробую.

Внутренние планеты, выходя в космос, ощущали себя армией завоевателей. Бык помнил это чувство по первому рейсу — чувство, что дом остался за спиной. Для внутряков освоение Солнечной системы всегда представлялось военной по духу операцией.

У астеров было иначе. Они чувствовали себя здесь своими, туземцами. Их предков привела в Пояс торговля, поиски работы и необоримый зов свободы. АВП начинался скорее как профсоюз, чем как нация. Разница была неявной, но ощутимой и выражалась иногда странным образом.

На земном или марсианском корабле, зависшем в пустоте у Кольца, Бык, тщательно приведя в порядок себя и одежду, стал бы искать старпома в кают-компании или в столовой. На «Бегемоте» он нашел Па в баре.

Тесное помещение, забитое грушами со спиртным, кофе, шоколадом и чаем, было снабжено термокондиционерами, так что напитки подавались по вкусу: хоть почти кипящими, хоть ледяными. Декор изображал дешевый ночной клуб: цветные огни и простенькая компьютерная графика на стенах. Полдюжины посетителей парили в воздухе, придерживаясь за крепления и ремни, и среди них была Па.

Подтягиваясь к ней, Бык успел подумать, что старпому не мешало бы подстричься. Без тяги, создававшей искусственную силу тяжести, ее волосы плавали вокруг головы — слишком короткие, чтобы стянуть в хвост, но достаточно длинные, чтобы лезть в глаза и в рот. Еще он отметил, что на вид Па устала не меньше него.

— Мистер Бака, — первой приветствовала его Па.

— Старший помощник. Позвольте присоединиться?

— Я вас ждала. Говорили с капитаном?

Бык пожалел, что не может сесть, — это простое действие создало бы хоть краткую паузу в разговоре.

— Да. Он не обрадовался. Показал мне ваш план по смещению меня с поста.

— Это был запасной вариант, — сказала она.

— Ну-ну. Так что за мысль: загнать «Бегемот» в Кольцо? Такое же невозможно. Стоит двинуться — нам в зад вцепятся два флота. А что ждет на той стороне, вовсе неизвестно, но ясно, что оно намного сильнее нас.

— Вы хотите, чтобы чужая цивилизация судила о человечестве по Джиму Холдену?

Он уже слышал такое от Ашфорда, слово в слово. Самый логичный из его аргументов, и теперь Бык понял, у кого капитан позаимствовал эту мысль. Но по дороге от рубки к бару его полусонный мозг успел подобрать возражение.

— Чтобы этому помешать, надо еще туда добраться, а если нас пристрелят по дороге? — сказал он. — Думаете, Земля с Марсом вот так запросто позволят нам разыгрывать благородного шерифа? Наверняка многие из них думают, что мы поддерживаем затею Холдена. А кто не думает, все равно не станет стоять в сторонке, уступив нам главную роль. Представляете, как глава марсианского флота спрашивает своего старпома, хочет ли тот, чтобы чужаки судили о человечестве по Ашфорду?

— Хорошая речь, — покивала Па. — Репетировали?

— Пока внутренние планеты нам не угрожают, — сказал Бык, — но…

— Уже угрожают. Марс сообщил, что откроет огонь, если мы приблизимся к Кольцу на сто тысяч километров.

Бык прижал кулак к губам, силясь понять. Марс уже выдвинул ультиматум? А капитан о нем даже не упомянул?

— Так что в итоге мы делаем, черт возьми?

— Готовимся к включению тяги через четыре часа сорок пять минут, мистер Бака, — сообщила ему Па, — потому что таков приказ.

Горечь была не только в ее голосе, но и во взгляде, в изгибе губ.

Сочувствие боролось в сознании Быка со злостью, а из-под них рвалась паника. Он слишком утомился для такого разговора. Не осталось сил на то, что следовало сделать. Все рамки, которые могли заставить его промолчать, рухнули. Выспаться бы хоть раз, и он нашел бы другой подход, но играть надо было сейчас, с теми картами, что оказались на руках.

— Вы с ним не согласны, — произнес Бык. — Будь вы командиром, вы бы не отдали такого приказа.

Па глотнула из груши, гибкий жестяной бок промялся внутрь. Бык не сомневался, что она не разбирает вкуса напитка, но на него вдруг обрушилось желание выпить крепкого.

— С чем я согласна или не согласна — не важно, — сказала Па. — Командую не я, и решать не мне.

— Если только с капитаном чего-нибудь не случится, — заметил Бык.

Па замерла. Звуки музыки, цветные переливы огней словно заглохли внутри их маленькой вселенной. Па пальцем включила магнитик на груше и прилепила ее к стене.

— До старта несколько часов, а потом еще сколько-то в пути. Многое может измениться за это время, но на мятеж я не пойду, — сказала она.

— Вам ничего не пришлось бы делать. Просто если вы не запрещаете мне…

— Запрещаю, мистер Бака. Я приказываю не предпринимать никаких действий против капитана. Я приказываю вам уважать старших по званию. Если это означает исполнять приказы Ашфорда, я буду их исполнять. Ясно?

— Ясно, — протянул Бык. — Выбор — между смертью и прыжком в Кольцо.

ГЛАВА 18 АННА

На первую службу собралось одиннадцать человек. Сперва ее встревожило несходство их с паствой на Европе. Там два десятка семей подходили за полчаса до начала, а потом еще подтягивались опоздавшие. Люди разного возраста, от дедушек на инвалидных колясках до шумливых детей и плачущих младенцев. Одни являлись в лучших воскресных костюмах, другие — в заношенной рабочей одежде. В шуме голосов до начала проповеди смешивались русский, английский и волапюк внешних планет. К концу службы многие похрапывали на скамьях для молящихся.

Здесь паства явилась единой группой ровно в 9:55. Вместо того чтобы войти и рассесться кому где удобно, люди вплыли в помещение и зависли облаком перед ее кафедрой. На всех красовалась безупречная форма, наглаженная до острых как нож складок. И они молчали, выжидательно поглядывая на нее. Молодые — старшему было не больше двадцати пяти.

Обычное вступление здесь оказалось бы неуместным — никаких объявлений и обращений к детям, — так что Анна начала прямо с молитвы, затем немного почитала из Библии и перешла к краткой проповеди. Она подумывала коснуться долга и самопожертвования — это показалось ей поначалу подходящей темой для военного корабля, — но, вспомнив, каким испуганным она видела недавно Криса, предпочла говорить о Господней любви.

Анна закончила проповедь еще одной молитвой и причащением. Утешительный обряд, как ей показалось, снял часть напряженности, ощущавшейся в зале. Одиннадцать молодых солдат один за другим подтягивались к ее столу, делали глоток из груши с виноградным соком, брали облатку и отплывали на прежнее место. Анна прочла знакомые слова из Луки и Матфея и благословила присутствующих. Каждый из них ел хлеб и пил из груши — и Анна, как бывало всегда, с первой ее службы, почувствовала, как на нее снисходит огромный покой. И еще — мурашки по спине и рвущийся изнутри смех, когда ей представилось, как Иисус, просивший учеников делать это в память о нем, взирает на ее крошечную паству, парящую в воздухе над грушей с восстановленным виноградным напитком. Вряд ли он имел в виду такое.

Последняя молитва — и служба закончилась. Никто из ее прихожан не заторопился к дверям. Одиннадцать молодых лиц обратились к ней в ожидании. Снова начала сгущаться тягостная атмосфера страха, которую ей удалось было разогнать молитвой. Анна, придержавшись руками, обогнула кафедру и присоединилась к облаку из тел.

— Ждать ли кого-нибудь на следующей неделе? Я вас стесняюсь, ребята.

Крис заговорил первым.

— Не надо, очень хорошо было. — Кажется, он хотел что-то добавить, но сбился и принялся разглядывать свои ладони.

— На Европе мы после службы перекусывали и пили кофе. Можно и у нас к следующему разу устроить, если хотите, — предложила Анна.

Несколько нерешительных кивков. Крепкая молодая женщина в десантной форме потянула из кармана ручной терминал — посмотреть время. Анна почувствовала, что теряет их. Им нужно было что-то еще, но просить они не станут. И это что-то — точно не кофе с закуской.

— Я было сочинила целую проповедь о Давиде, — словно бы невзначай сказала она. — О тяготах, что мы возлагаем на солдат, о жертвах, которые вы приносите ради нас.

Крис поднял взгляд. Молодая десантница спрятала терминал. Кафедра осталась за спиной, и Анна видела лишь безликую серую коробку комнаты. Солдаты кучкой парили перед ней. Вдруг перспектива сместилась, и она очутилась сверху, словно падала на них. Быстро моргнув, Анна отогнала видение и сглотнула появившийся в горле лимонный вкус тошноты.

— Давид? — переспросил темноволосый и темнокожий юноша с австралийским вроде бы выговором.

— Это царь Израиля, — объяснил другой.

— Недурная тема, — съязвила десантница. — Тот парень, что убил своего воина, чтобы спать с его женой.

— Он сражался за свою страну и веру, — отрезала Анна учительским голосом, который приберегала для воскресной школы подростков. Голос авторитета, и попробуй кто усомниться. — Сейчас меня волнует только это. Прежде чем стать царем, он был воином. И часто те, кому он служил, оказывались неблагодарными. Он снова и снова становился между опасностью и людьми, которых поклялся защищать, даже если вожди были недостойны его.

Еще несколько кивков. Никто не посматривал на терминалы. Кажется, они возвращались к ней.

— Так мы от начала времен обращаемся с солдатами, — продолжала она. — Каждый из вас от чего-то отказался, чтобы попасть сюда. Мы часто оказываемся недостойны вас, и все же вы нас защищаете.

— А почему не прочитали? — спросил Крис. — Ну, проповедь о Давиде?

— Потому что испугалась. — Анна взяла левой рукой ладонь Криса, а правой — австралийца. Она не произнесла ни слова, но беспорядочная кучка быстро превратилась в круг держащихся за руки людей. — Мне очень страшно. И я решила не говорить о жертвах солдат. Захотелось вспомнить, что Бог смотрит на меня. Ему не все равно, что со мной будет. И, возможно, другим людям тоже не все равно.

Они снова покивали.

— Когда головастики подорвали тот корабль, — вставил Крис, — я подумал, нам конец.

— Дерьмовое дело. — Десантница смущенно обернулась к Анне. — Простите, мэм.

— Ничего.

— Они говорят, что не виноваты, — подала голос еще одна женщина. — Они стреляли по Холдену.

— Ага, а потом у них весь корабль отчего-то отключился. Не нащупай Холдена пыльники, он бы сорвался с крючка.

— Они собираются за ним, — напомнила молодая десантница.

— Пыльники обещали их распылить, если попробуют.

— На фиг пыльников, — сказал австралиец, — пусть только начнут, мы им вставим по фитилю…

— Так-так, — перебила их Анна. — Пыльники — это марсиане. Они предпочитают назваться марсианами. И называть астеров головастиками не слишком-то вежливо. Такие прозвища помогают не видеть в противнике человека, чтобы не стыдно было его убивать.

Десантница, фыркнув, отвернулась.

— А нам здесь, — продолжала Анна, — меньше всего нужна драка. Я не права?

— Правы, — кивнул Крис. — Если завяжется драка, нам всем конец. Без поддержки, без резервов, и спрятаться не за чем. Три вооруженные флотилии, а для укрытия только залетные атомы водорода. Мы это называем охотой в клетке.

Молчание длилось целую минуту, пока австралиец не протянул со вздохом:

— Ага.

— И еще как бы что не вылезло из Кольца…

Сказанные вслух, эти слова как будто разрядили напряженную атмосферу. В невесомости не получится облегченно осесть на стулья, но плечи расслабились у всех, и лица посветлели. Кое-кто грустно улыбнулся. Даже сердитая десантница провела рукой по светлому военному ежику волос и, ни на кого не глядя, кивнула.

— Давайте и на следующей неделе так, — предложила Анна, пока они снова не ушли от нее. — После причастия поболтаем немножко. А до тех пор — дверь у меня всегда открыта. Заглядываете, если захочется поговорить.

Они начали расплываться, поворачиваясь головами к двери. Анна удержала руку Криса.

— Можешь остаться еще на минуту? У меня к тебе вопрос.

— Крису, — насмешливо протянула десантница, — достанется персональная проповедь.

— Не смешно, — всей тяжестью своего учительского тона остановила ее Анна. У десантницы хватило совести покраснеть.

— Простите, мэм.

— Можете идти, — сказала Анна, и десантница скрылась за дверью. — Крис, помнишь, в офицерской столовой, где мы познакомились, сидела девушка?

— Там много народу толпилось, — пожал плечами Крис.

— У нее длинные темные волосы. И она казалась очень грустной. Одета была в штатское.

— А, — ухмыльнулся Крис, — хорошенькая. Да, ту я помню.

— Ты с ней знаком?

— Не, она электромонтерша из цивильных контрактников, вроде бы. Флот отвел им пару отдельных кораблей. А что?

Хороший вопрос. По чести, Анна не сумела бы объяснить, почему бешеная девица несколько дней не идет у нее из головы. Застряла в памяти занозой. Стоило вспылить, рассердиться — и перед глазами выскакивало лицо той девушки. Она источала ярость и угрозу. И столкнулась с ней Анна как раз тогда, когда начались враждебные действия, перестрелка. Никакой связи тут, конечно, не было, но Анне почему-то упорно мерещилось, что есть.

— Она меня беспокоит, — наконец вымолвила она. Это во всяком случае не было ложью.

Крис повозился с ручным терминалом. Через несколько секунд отозвался:

— Мелба Кох, техник-электрохимик. Перелетает с корабля на корабль, может, вы с ней еще столкнетесь.

— Прекрасно, — сказала Анна, усомнившись в душе, так ли ей хочется этой встречи.

— Знаешь, что меня беспокоит? — спросила Тилли и, не дав Анне ответить, добавила: — Вот эти соски!

Уточнять не приходилось. Они вместе плавали у столика в гражданском отделе. На крышке стола магнитом была закреплена пластмассовая коробка со множеством тюбиков — протеиновыми и углеводными пастами разных цветов и вкусов. Рядом стояли две груши: Аннина с чаем, а Тилли пила кофе. Офицерская столовая с любезными официантами, ресторанным обедом и баром осталась в далеком прошлом. Тилли несколько дней не пила ничего крепче кофе. И жевать им давно ничего не приходилось.

— Овсянка с изюмом — ничего, кажется, мед в ней натуральный. — Анна протянула белый пластиковый туб. Тилли космические рейсы были не в новинку, недвижимость ее мужа располагалась по всей системе, но Анна догадывалась, что есть из тюбиков ей прежде не доводилось. Пилота, допустившего при расчете рейса невесомость во время трапезы хозяйки, уволили бы в ближайшем порту.

Тилли взяла пакет с овсяной кашицей, брезгливо сморщила губы и щелчком пальцев отбросила. Пакет завертелся у нее над головой лопастями игрушечного вертолетика.

— Энни, — простонала Тилли, — если бы мне хотелось сосать всякую дрянь из дряблых бесчувственных трубок, я могла бы остаться на Земле с мужем.

Анна не заметила, когда превратилась для Тилли в «Энни», а попытки возражать против клички до подруги не доходили.

— Рано или поздно придется что-то съесть. Кто знает, на сколько мы здесь застряли.

— Если выйдет по-моему, не надолго, — прогудел голос за спиной Анны.

Стой она сейчас на полу — подскочила бы, а плавая в воздухе, только жалко дернулась и съежилась.

— Простите, что напугал, — продолжил Кортес, передвинувшись в поле зрения, — но я хотел бы поговорить.

Он шаркал по полу на магнитных подошвах, полученных от флотских. Анна тоже их попробовала и поняла, что лучше уж свободно парить в воздухе, чем покачиваться вроде водоросли под водой, приросши к полу ногами.

Кортес кивнул Тилли, его слишком уж белоснежная улыбка сверкнула на коричневом лице. Не спросив разрешения, мужчина заказал себе на экранчике меню содовую. Тилли улыбнулась в ответ фальшивой улыбкой «смотрю сквозь тебя», предназначенной для носильщиков и официантов. Объяснившись во взаимном презрении, Тилли, не замечая нового собеседника, принялась посасывать кофе. Кортес опустил большую ладонь Анне на плечо.

— Доктор Воловодова, я собираю делегацию влиятельных гражданских лиц для обращения к капитану и прошу вашей поддержки.

Анна только подивилась, с какой простотой Кортес выдал фразу, почти целиком составленную из лести. Кортес на этом корабле представлял духовного советника генсекретаря ООН. Анна оказалась здесь потому, что объединенная методистская церковь могла без нее обойтись, да и Европа оказалась на пути корабля. Чтобы занести ее в список влиятельных лиц, пришлось бы здорово опустить планку.

— Рада обсудить, доктор Кортес. — Анна потянулась к груше с чаем, заодно довольно непринужденно вывернувшись из-под руки Кортеса. — Чем могу помочь?

— Прежде всего, я благодарю вас за инициативу в организации богослужений для команды и военных. Мне стыдно, я сам должен был догадаться, но хорошо, что вы показали пример. Мы уже организуем подобные службы с лидерами различных вероисповеданий.

Анна, хоть и подозревала, что в каждом слове Кортеса кроется задняя мысль, все же покраснела. Умелый манипулятор добьется нужного отклика, даже если собеседник точно знает, что у того на уме. Анна против воли восхитилась его искусством.

— Не сомневаюсь, команда это оценит.

— Но есть еще одно дело, — продолжал Кортес. — Более важное дело. И ради него я обратился к вам.

Тилли повернулась к столу спиной и бросила на Кортеса острый взгляд.

— Ты что затеял, Хэнк?

Кортес на нее даже не взглянул.

— Анна… можно мне называть тебя Анна?

— Вот тебе, Энни, — вставила Тилли.

— Энни?

— Нет, — поспешно отозвалась Анна. — Лучше «Анна». Пожалуйста, зовите меня Анной.

Кортес склонил к ней крупную седую голову, ослепил улыбкой на темном лице.

— Спасибо, Анна. Так я хотел попросить тебя подписать петицию, присоединить свой голос к нашим.

— К нашим?

— Ты слышала, что «Бегемот» начал разгон к Кольцу?

— Слышала.

— Мы просим капитана сопровождать его.

Анна дважды кивнула, открыла рот и, не найдя слов, закрыла. Кортес с Тилли уставились на нее. Войти в Кольцо? Холден прошел и, по всем признакам, еще жив. Но все же бросок в Кольцо никогда не входил в их планы, по крайней мере в планы гражданской миссии.

Никто не представлял, что ждет их по ту сторону, как подействует на человека червоточина. Да и пропустит ли их Кольцо? Может, у него там ограничения не только на скорость, но и на массу, или на энергию, или еще на что-то. Может, оно просто захлопнется, пропустив определенное количество кораблей. Или какую-то часть корабля. Анна представила рассеченный пополам «Принц Томас». Половинки разносит на миллионы миль друг от друга, из обеих сыплются в вакуум человеческие тела.

— Еще мы просим послать с нами марсианский корабль, — продолжал Кортес. — Теперь послушай меня. Если мы объединимся для…

— Да? — вырвалось у Анны.

Она не представляла, что на уме у Кортеса, и не хотела знать. Может, он так собирает голоса для земных выборов. Может, устанавливает власть над военным командованием. Может, ощущает это своим призванием. Они не собирались быть первооткрывателями — пришли сюда, чтобы показаться на глаза тем, кто остался дома и наблюдает за миссией. Потому-то в пути и случилось столько протестов и драм. Вся миссия задумывалась как спектакль, но теперь все изменилось, и в этом крылась причина общего страха.

Главная угроза заключалась не в Кольце. Пока это не было главным. Люди срывали тревогу на ближайшем, кто подвернулся под руку, — друг на друге. Если АВП последует за Холденом в Кольцо, если представители ООН и Марса присоединятся к «Бегемоту», исчезнет причина стрелять друг в друга. Они снова станут тем, для чего предназначались, — объединенной экспедицией, исследующей величайший в истории феномен. А если останутся тут, три флота будут искать случая взять верх над остальными. Все это пронеслось в сознании Анны мгновенно, и «да» вырвалось как вздох облегчения.

— Да, — повторила она, — я подпишу. Мы должны понять его, исследовать, принести знание тем, кто в страхе ждет дома. Учиться надо там, а не здесь. На той стороне. Спасибо, что обратились ко мне, доктор Кортес.

— Хэнк, Анна. Пожалуйста, называй меня Хэнк.

— Ого! — Тилли глазела на них, забыв о повисшей в воздухе груше с кофе. — Ну мы вляпались!

— Привет, Ноно, — заговорила Анна, глядя в видеокамеру коммутатора. — Привет, Нами! Мама тебя любит. Вот так любит! — Она крепко прижала к груди подушку. — Вот как я тебя обнимаю. Вас обеих.

Она отложила подушку и коротко перевела дыхание.

— Ноно, я опять должна извиниться…

ГЛАВА 19 МЕЛБА

Обида криком кричала у нее в голове, не давая уснуть. Ведь почти сработало. Почти все получилось. И тут Холден нырнул в Кольцо, и что-то его спасло, и Мелба почувствовала, как невидимый кулак сжимает ей внутренности. Этот кулак так и остался у нее внутри.

Она следила за развитием ситуации из каюты, сидя по-турецки на койке-амортизаторе и перескакивая с программы на программу в поисках новостей. Сеть была забита такими же любопытствующими, поэтому ручной терминал не держал сигнала. Никто не удивлялся, что она смотрит — смотрели все. Когда АВП запустил торпеду, земные силы изготовились к волне взрывов — которые так и не прозвучали. Злобные обвинения Холдену были для Мелбы как холодная вода на ожог. Ее бригаду срочно вызвали на «Сунг-Ан» исправлять причиненные ею разрушения, но Мелба в каждую свободную минуту включала новости. Услышав, что Марс поймал «Росинант» прицельным лазером, она расхохоталась вслух. Холден прервал установленную ею передачу — но для этого ему пришлось остаться без связи. Обратить время вспять он не мог никак.

В момент, когда он ушел в Кольцо, она говорила сразу с тремя собеседниками и еще посматривала на тестер, отлавливая опасные отклонения. Только вернувшись с бригадой на «Сересье», она узнала, что Холден выжил. И не собирается умирать. Торпеду остановили, а ее врага пощадили.

На «Сересье» Мелба сразу ушла в каюту, свернулась на амортизаторе и принялась бороться с паникой. Мозг словно расплющило, и мысли расползались во все стороны. Если бы марсиане сами выпустили несколько снарядов, не полагаясь на АВП, Холден был бы мертв. Окажись «Росинант» на несколько тысяч километров ближе к «Бегемоту» в момент выстрела — Холден был бы мертв. Шарниры под ее койкой проседали при последних маневрах торможения, и Мелба не сразу заметила, что вздрагивает всем телом, что колотит кулаком по гелевой подушке. Если бы создатели протомолекулы — неведомые злобные создания, притаившиеся по ту сторону Кольца, — не меняли законов физики, Холден был бы мертв.

Холден был жив.

Она заранее знала, что компрометация Холдена не слишком надежна. Занявшись вопросом вплотную, всякий заметил бы нестыковки. Она не сумела точно согласовать передачу заявления с движением «Росинанта». Тщательный анализ наверняка выявил бы признаки фальсификации видео. Но к тому времени было бы поздно: репутация Джеймса Холдена рухнула бы безвозвратно, и никакие доказательства не поколебали бы упертых конспирологов. Но это — если бы Холден с командой погибли. Так говорил когда-то ее отец: если человек мертв, судья выслушивает лишь одну сторону. А теперь, как только он заново выйдет на связь, начнется расследование. Ее поймают. Узнают, что это она.

И — во рту появился кислый вкус медяшки — найдут Рена. Поймут, что она его убила. Отец узнает. К нему в камеру придет известие, что она забила Рена насмерть, — и это будет хуже всего. «Не то, что я сделала, — думала Мелба. — То, что попалась».

В дверь трижды постучали. Она невольно вскрикнула. Сердце забилось, кровь загрохотала в горле и изнутри по ребрам.

— Мисс Кох? — услышала она голос Соледад. — Вы здесь? Можно… мне бы поговорить, если вы…

Отражение ее страха в чужом голосе вызвало головокружение. Мелба встала с койки. То ли пилот маневрировал, то ли ноги у нее подкашивались. Она взглянула в зеркало: ничего особенного, просто внезапно разбуженная женщина.

— Одну минуту, — отозвалась она, пальцами расчесала волосы, прижала к голове темные кудри.

Лицо было как тесто, но тут уж ничего не поделаешь. Она открыла дверь.

Соледад стояла в узком тесном коридоре и двигала челюстью, будто жевала. Глянула на Мелбу круглыми глазами, отвела взгляд — и снова посмотрела.

— Простите, мисс Кох, но я не могу… не могу! Только не туда. Пусть меня уволят, лишь бы не туда.

Мелба протянула руку, тронула женщину за плечо. Кажется, обе вздрогнули от этого прикосновения.

— Ничего, — сказала Мелба, — все уладится. Куда вы не хотите?

Корабль качнулся. Нет, не почудилось, Сол тоже переступила с ноги на ногу.

— На «Принца», — ответила она. — Я не хочу. Я не вызывалась.

— На что не вызывалась? — Мелбе казалось, что она успокаивает сумасшедшую. Она достаточно трезво оценивала собственное состояние, чтобы уловить иронию ситуации.

— Разве вы не слышали сообщения? От нанимателей?

Мелба оглянулась через плечо. Ручной терминал лежал на койке, на экране горели зеленый и красный огоньки: получено важное сообщение. Она подняла палец, предлагая Соледад подождать за дверью, подальше от шкафа, — и дотянулась до терминала. Сообщение пришло десять часов назад — помеченное как срочное с обязательным ответом. Сколько же она провалялась в койке, отгоняя панические мысли? Она открыла сообщение. На экран хлынули сухие юридические формулировки, оглушающие как вопль.

«Дэнис Дженерал Контрактинг», наниматель половины штатских сотрудников на «Сересье», ссылался на дополнительную статью стандартного контракта. Каждой бригаде предписывалось выбрать добровольца для временной работы на «Принце Томасе». Вознаграждение оставалось прежним до окончания контракта, после чего были бы оценены сверхурочные и непредусмотренные риски. Мелбе пришлось перечитать трижды.

Где-то слева от нее Соледад, прискуливая, твердила:

— Я туда не могу. У меня отец, я вам рассказывала. Вы поймете, у вас там тоже сестра была. Пошлите Боба или Станни, а я не могу.

Они собирались за Холденом. В Кольцо следом за Холденом. Паника не то чтобы отступила, а словно бы мгновенно собралась в одну точку.

— Я никого не собираюсь посылать, — сказала Мелба. — Это моя работа.

Оформление перевода оказалось самым простым делом за время рейса. Она послала представителю фирмы свой идентификационный номер и короткое сообщение с согласием на перевод. И через две минуты получила приказ. Три часа на окончание дел на «Сересье», потом — на транспорт и вперед. Она понимала: ей дают время попрощаться со своими, но у Мелбы имелось дело поважнее.

Одно дело — залить шкаф герметиком. Пена легко ложилась, через несколько секунд меняла цвет с желтого на золотистый и схватывалась. В течение часа можно было обрезать излишки острым ножом. Дальше она поддавалась только соответствующему растворителю, а это была грязная и тяжелая работа.

Но и оставлять тело там, где его могут обнаружить, казалось Мелбе недопустимым вариантом. Ее койку кому-то отдадут, он захочет воспользоваться шкафом. И вообще, ей чудилось, что оставлять Рена позади — как-то неправильно. Так что за два с половиной часа до посадки в транспорт Мелба натянула пару латексных перчаток до плеча, взяла две банки растворителя, рулон впитывающих полотенец, большой набор инструментов для работы в вакууме и заперлась в каюте.

Дверь шкафа открылась не сразу — ее держали не замеченные прежде потеки герметика, но несколько капель растворителя размягчили их, после чего створка подалась под пальцами. Внутри оказалась шершавая золотистая поверхность — как надгробная плита. Открыв набор инструментов, Мелба глубоко вздохнула и обратилась лицом к могиле.

— Я не хотела, — сказала она. — Мне очень, очень жаль.

Сперва от растворителя только и было проку, что запах на всю каюту, но вскоре пена начала потрескивать, словно по камню бегали тысячи букашек. В стене герметика наметились трещинки и впадины, поползли ручейки слизи. Сложив полотенца в несколько слоев, она подстелила их на пол, чтобы не натекла лужа.

Первыми показались ноги Рена — ископаемыми останками проступили круглые коленные чашечки и почерневшая мертвая кожа. Ткань его форменной одежды пропиталась гнилостными жидкостями, но запах, ударивший в ноздри, был не настолько ужасен, как представлялось. Мелба думала, что будет блевать и плакать, а все оказалось не так страшно. Когда она взялась за ноги, чтобы вытащить тело из шкафа, бедра отпали от таза, так что она разрезала брюки, завернула ноги в полотенце и положила в ящик для инструментов. Разум был тих и спокоен — так археологи вынимают на свет тысячелетних мертвецов. Вот позвоночник. Вот вонючая жижа соляной кислоты из желудка — не сдерживаемая больше жизнью, она разъела живот, кишки, печень. Последней она достала голову. Яркие рыжие волосы потемнели, кожа отслаивалась, как кусочки старой губки для посуды.

Она собрала кости в ящик, перекладывая их размокшими полотенцами, закрыла новый гроб, включила герметизацию крышки и набрала код замка. Оставалось еще сорок свободных минут.

Десять из них она потратила на то, чтобы отчистить шкаф, потом стянула перчатки и бросила их в утилизатор. Вымылась, постаравшись отскрести вонь, и рассеянно заметила, что всхлипывает. Она не стала бороться со слезами, а к тому времени, как переоделась в новую форму, слезы высохли сами. Собрав оставшиеся вещи, она побросала их в пакет, стянула непросохшие волосы в конский хвост и поволокла Рена к погрузочному отсеку, где принимали багаж на «Принц». Времени на прощание с Соледад, Станни и Бобом не осталось. Жаль, но это она как-нибудь переживет.

Общим счетом их набралось человек тридцать. Мужчины и женщины: она встречала их на корабле, раз или два слышала имена, кивала, сталкиваясь в камбузе или на тренажерах. На «Принце» их всех собрали в маленьком конференц-зале с закрепленными на полу, похожими на церковные скамьями. Уже дали тягу, и «Принц» двинулся к Кольцу и к тому, что лежало по ту сторону. Пока какой-то гвардеец с неестественным энтузиазмом знакомил их с кораблем, Мелба осматривала лица. Вот старик с мохнатой белой бородой и глазами как голубые льдинки. И плотненькая девушка — пожалуй, моложе нее, неумело накрасившая глаза и мрачно сжимающая челюсти. Все они оказались здесь по собственному решению. Или стали добровольцами по условиям контракта. Все направлялись в Кольцо, в пасть тому, что ждет по другую сторону. Мелба гадала, что привело их сюда, что скрывается в ящиках для инструментов у этих.

— Идентификационные карточки нужно все время иметь при себе, — говорил гвардеец, показывая белый кусочек пластика на шнурке. — Они не только откроют ваши каюты, но и обеспечат вам пайки в пункте питания. И дадут знать, если вы окажетесь где не положено.

Блондинка сердито обернулась к Мелбе. Та, покраснев, отвела взгляд. Она невзначай вытаращилась на женщину. А ведь отец говорил: никогда не допускай грубости случайно.

Белая карточка в руке гвардейца налилась темной кровавой краской.

— Увидев такое, — пояснил парень, — вы поймете, что попали в запретную зону и должны немедленно ее покинуть. Слишком беспокоиться не надо. Корабль у нас большой, каждому где-то дают от ворот поворот. Я за первую неделю четыре раза получил сигнал. Никто не станет преследовать вас за честную ошибку, но имейте в виду, служба безопасности проверяет каждый случай.

Мелба взглянула на свою белую карточку. На ней были ее имя и фото без улыбки. Гвардеец говорил, как все благодарны за их участие, о том, что их служба — честь для корабля и для каждого из добровольцев. Что все они вместе — одна большая команда… В груди Мелбы шевельнулась ненависть к этому пареньку, и она постаралась отвлечься.

Она еще не знала, что станет делать, очутившись на той стороне, но, так или иначе, ей надо будет найти Холдена. И уничтожить его. И звукооператора тоже. Всех, кто может указать на нее, придется уничтожить или дискредитировать. Интересно, нельзя ли достать поддельную карточку — или чужую с большими полномочиями, чем причитается Мелбе Кох? Например, с допуском к обслуживанию челноков? Надо будет этим заняться. Отныне ей предстоит импровизировать, а самое главное — обзавестись подходящими инструментами.

Люди вокруг нее начали подниматься. По скучающим взглядам и молчанию Мелба сообразила, что их пригласили на экскурсию по кораблю. Она-то уже видела «Принца Томаса», успела привыкнуть к высоким потолкам и широким коридорам, где можно было ходить по трое в ряд. Пусть она и не все разузнала, но в экскурсиях не нуждалась. Мелба пристроилась к остальным.

— В случае тревоги вам следует просто вернуться в свою каюту и пристегнуться, — внушал гвардеец, пятясь, чтобы не выпускать слушателей из вида.

Люди сталкивались на ходу, как коровы в стаде. Кто-то за спиной у Мелбы тихонько замычал, кто-то хихикнул. В космосе не водится коров, но шутка осталась понятной и здесь.

— А вот ваш пункт питания, — сказал гвардеец, проводя их мимо раздвижных дверей. — Те, кто работал здесь прежде, наверное, привыкли есть в офицерской столовой, но теперь мы на военном положении, так что ходите обедать сюда.

Пункт представлял собой низкую серую коробку с привинченными к полу столами и стульями. За столиками разместилось около дюжины человек разного возраста и по-разному одетых. К стене, посасывая грушу, прислонился худой мужчина с неестественно светлыми волосами. Двое постарше, одетые в черное, с воротничками священников, жались друг к другу, как новички в школьной столовой. Мелба уже начала уходить в себя, забыв об окружающем, когда что-то привлекло ее внимание. Знакомый голос.

В двадцати футах от нее Тилли Фэган склонялась к пожилому мужчине, который то ли злился, то ли готовился ответить на флирт. Та же прическа и тот же ехидный смешок, что были памятны ей по долгим, унылым семейным обедам. Мелбу ни с того ни с сего охватил стыд за неуместный наряд. На миг маска свалилась, и девушка снова стала Клариссой.

Заставив себя не спешить, она понемногу отступила за спины других, постаралась стать скромной и неприметной. Тилли с нескрываемым раздражением покосилась на болтливого гвардейца и его подопечных, но Мелбу не заметила. Пока не заметила. Гвардеец повел их по коридору к новым каютам. Мелба по дороге распустила волосы, свесила их на лицо. Конечно, она знала про земную делегацию на «Принце», но не приняла в расчет эту информацию. А теперь она задумалась, сколько еще здесь было народа, знакомого с Клариссой Мао. Жуткое чувство: стоит повернуть за угол — и наткнешься на Мича Краусса или Стивена Комера. Мелба так и видела, как они удивленно округляют глаза, и уже гадала, решится ли убить и этих. Если нет — арест, позор в новостях и тюремная камера, как у отца.

Гвардеец разводил добровольцев по каютам, пояснял устройство каждой. Каюты были крошечными, но, раз по тревоге каждому полагалось располагаться в амортизаторе, значит, по двое селить не станут. Можно было засесть в каюте, подкупить кого-нибудь, чтобы носил еду. Только, забившись как крыса в нору, она вряд ли сумеет выследить и убить Холдена. Должен был найтись способ…

Гвардеец назвал ее имя — по-видимому, не в первый раз.

— Я здесь, — отозвалась она, — извините.

Мелба шмыгнула к себе, открыв дверь белой карточкой, и сразу заперла за собой. Долго стояла, растирая плечи. В каюте было светло и чисто, и непохоже на «Сересье» — как Непал не похож на Колумбию.

— Ты собиралась импровизировать, — проговорила она, слыша свой голос как чужой. — Ну вот, начинай.

ГЛАВА 20 ХОЛДЕН

За недели и месяцы Холден так и не привык к интервью, зато обзавелся новой личностью. Новой версией самого себя, которая стояла перед камерой и отвечала на вопросы. Которая объясняла и рассказывала, притом достаточно увлекательно, чтобы удерживать на себе внимание зрителя. Он сомневался, что когда-нибудь найдет для этой личности практическое применение.

Просто он был свидетелем еще одного удивительного явления среди множества других.

— Это, — сказал Холден, указывая на монитор позади себя, — мы назовем медленной зоной.

— Звучит ужасно, — вставила Наоми, сидевшая за операторским пультом и не попадавшая в камеру. — Медленная зона? Что ты говоришь?

— Можешь предложить лучший вариант? — спросила Моника и шепнула что-то Клипу, который развернулся на несколько градусов влево. Камера на поворотном круге повторила его движение. Красное пятно от лопнувших у него в глазу сосудов уже начинало рассасываться. Перегрузка при броске в Кольцо всем дорого обошлась.

— Я предпочитаю вариант Алекса, — ответила Наоми.

— Небо одуванчиков? — бросила Моника, не глядя на нее.

— Прости, что перебила. — Наоми вовсе не выглядела виноватой. Она подмигнула Холдену, и тот ухмыльнулся в ответ.

— И три, два… — Моника ткнула в Холдена пальцем.

— Медленная зона, согласно показаниям датчиков, составляет примерно миллион километров. — Холден указал на трехмерную модель на экране. — Здесь нет видимых звезд, так что определить местоположение невозможно. Границы зоны отмечают тысяча триста семьдесят три отдельных кольца, расположенных на поверхности воображаемой сферы. Насколько нам пока известно, «открыто» из них только то, через которое мы прошли. На другой стороне до сих пор видны наши корабли, хотя Кольцо искажает визуальные и сенсорные данные, так что интерпретации становятся ненадежными.

Холден постучал по монитору, приблизив изображение.

— За неимением лучшего термина мы называем это Станцией. Она представляет собой плотное сферическое образование из металлов, примерно пяти километров в диаметре, и окружена медленно движущимся кольцом из других объектов, среди которых все запущенные нами зонды и астерский корабль «И Ке». Торпеда, погнавшаяся за нами, тоже направляется туда, ее траектория предполагает, что и она вольется в это кольцо мусора.

Он снова постучал, и сфера заполнила экран.

— Станцией мы ее называем в основном потому, что она расположена в центре медленной зоны, и мы без малейших оснований предположили, что это некая система управления для будущих ворот. На ее поверхности нет видимых отверстий. Ничего похожего на шлюз, антенну или, скажем, локаторную установку. Просто большой серебристо-голубой светящийся шар.

Холден отвернулся от монитора, и оба оператора поймали его в центр кадра.

— Но самое странное свойство медленной зоны, от которого она и получила название, — что абсолютный предел скорости в ней составляет шестьсот метров в секунду. Объекты тяжелее элементарных частиц, если они движутся быстрее, попадают в какое-то тормозящее поле и направляются в кольцо мусора вокруг центральной сферы. Говоря наугад, это некая оборонительная система, защищающая Станцию и сами врата. Осветительные приборы и радары работают нормально, но радиации тяжелых частиц, таких как альфа- и бета-лучи, в медленной зоне не существует. Во всяком случае, вне корабля. То, что контролирует скорость, интересуется только наружной стороной объектов, а не происходящим внутри. В корабле мы проводили радиационные анализы и измерения скорости объектов — пока все нормально. А вот последний выпущенный нами зонд тотчас застрял в поле и теперь направляется к мусорному кольцу. Отсутствие альфа- и бета-лучей наводит на мысль, что вместе с зондами вокруг этой сферы вращается прозрачное облачко свободных электронов и ядер гелия.

— Ты не мог бы объяснить, что планируешь делать дальше? — спросила невидимая в кадре Моника. Коэн протянул микрофон к ней и тут же снова направил его на Холдена.

— Мы намерены висеть неподвижно, не привлекая внимания Станции, и продолжать изучение медленной зоны всеми доступными нам средствами. Вернуться, пока не восстановлена связь, нельзя — прежде нам надо сообщить всем, что мы не маньяки-убийцы и не предъявляли прав на Кольцо.

— Отлично! — Моника подняла большой палец. Клип с Окью уже снимали остальных — эти кадры вставят позже. Они засняли панель управления, монитор за спиной у Холдена и даже развалившуюся в кресле Наоми. Та скроила сладкую улыбочку и отмахнулась.

Коэн поморщился, взявшись за бок.

— Кажется, утром ребро встало на место. Впервые испытал такие стремительные маневры — даже проникся некоторым уважением к флотским.

Холден, оттолкнувшись от переборки, подплыл к Наоми и тихо сказал:

— Кстати о флоте, как у нас со связью? Очень хотелось бы заявить о своей невиновности прежде, чем кто-нибудь додумается пальнуть в нас медленной торпедой.

Наоми устало вздохнула и принялась теребить себя за волосы — у нее это всегда означало сложную проблему.

— Наш маленький троянский конь не отдает контроль. Я его стираю, перезагружаюсь — а он снова тут как тут. Я полностью изолировала связь от остальных систем, но он все равно откуда-то проползает.

— А с вооружением что?

— Мы постоянно в готовности, но не стреляем.

— Наверняка это как-то связано.

— Да, — согласилась Наоми и замолчала. Холден смутился.

— Я тебе ничего нового не сказал?

— Ничего.

Он подтянулся в амортизатор рядом с ней и пристегнулся. Как ни разыгрывай спокойствие, но чем дольше они молчат, не отрицая и не оправдываясь, тем больше шансов, что кто-нибудь с той стороны Кольца придумает способ их уничтожить, хотя бы и в медленной зоне. Саботажник оказался не по зубам Наоми, а это много значило.

— Что будем делать? — спросил он, изо всех сил сдерживая нетерпение. Все равно Наоми его расслышала.

— Отвлечемся пока, — ответила она. — Я велела Алексу прощупать лидарами все остальные кольца, составляющие границу зон. Проверить, нет ли в каком отличий. А Амоса я послала чинить лампочку в рубке. Делать ему нечего, а так он хоть отцепился от меня и позволил заняться связью.

— Чем я могу помочь? — спросил Холден, который уже трижды перепроверил все корабельные системы в поисках вредоносных или скрытых программ. Он ничего не нашел и не знал, к чему еще приложить руки.

— Ты и так помогаешь. — Наоми незаметно кивнула в сторону Моники.

— Дерьмовая работа.

— Да брось, — протянула Наоми, — ты же обожаешь быть в центре внимания.

Грохнул, открывшись, палубный люк командного трапа, из него высунулся Амос.

— Вот погань! — выкрикнул он под стук захлопнувшегося люка.

— Что с тобой? — начал Холден, но Амос его не слышал.

— Стал снимать проводку к той фиговине в рубке и нашел эту дрянь в патроне светодиодки. Вот что из нас соки сосет!

Холден едва успел поймать брошенный ему в лицо предмет. Больше всего он походил на крошечный трансмиттер с контактами на одном конце. Холден протянул находку Наоми, и та помрачнела.

— Оно самое.

— Еще бы не оно самое! — орал Амос. — Кто-то присобачил это дерьмо нам на нос, и оно при каждой перезагрузке вставляет нам вируса.

— Кто-то, имеющий доступ в рубку, — уточнила Наоми, покосившись на Холдена. Впрочем, тот уже сам сообразил и принялся отстегивать ремни.

— Ты при оружии? — обратился он к Амосу. Механик достал из кармана крупнокалиберный пистолет, направил ствол в пол. В невесомости отдача выстрела непременно закрутит Амоса вокруг оси, но здесь хватает переборок, чтобы затормозить.

— Эй! — Недоумение на лице Моники сменилось испугом.

— Один из вас испортил мне рацию, — сказал Холден. — Один из вас работает на того, кто нас подставил. И лучше ему прямо сейчас заявить о себе.

— Вы забыли пригрозить, — заметил Коэн больным голосом.

— Нет. Не забыл.

Наоми тоже отстегнулась и подплыла к нему. Постучав по панели на стене, она позвала:

— Алекс, спустись к нам.

— Послушайте… — Моника сделала примирительный жест ладонью, — напрасно вы обвиняете нас.

Клип и Окью переместились к ней за спину, подтянув за собой Коэна. Журналисты образовали тесный круг спина к спине. Оборонительная позиция, засевшая в мозгу с плейстоцена, не требующая размышлений. Из кабины показался Алекс. Его добродушная физиономия сейчас жестко застыла, а в руке был гаечный ключ.

— Скажите, кто это сделал, — повторил Холден, — или, всем святым клянусь, вышвырну из шлюза всю вашу чертову компанию.

— Это не мы! — Страх прогнал с лица Моники миловидность кинозвезды, сделал его серым и старым.

— Да к черту. — Амос навел на них пистолет. — Давай я кого-нибудь сразу отволоку к шлюзу и отправлю за борт. Даже если виноват только один, двадцать пять процентов вероятности, что я попаду на него. А со вторым будет уже тридцать три процента. С третьим — пятьдесят, а от такого пари я никогда не отказывался.

Холден не поддержал угрозу, но и возражать не стал. Пускай попотеют.

— Черт, — заговорил Коэн. — А то, что я подставился вместе с вами, роли не играет?

У Моники глаза стали круглыми. Клип с Окью развернулись к слепому.

— Ты? — спросил Холден. Кого он никак не подозревал, так это слепца. И теперь чувствовал себя обманутым и в то же время виноватым за предрассудки насчет инвалидов.

— Мне заплатили, чтобы я поставил этот приборчик, — сказал Коэн, выдвинувшись из круга и подплыв на полметра ближе к Холдену. Он вышел вперед, чтобы остальные ни в коем случае не пострадали. Холден зауважал парня. — Я понятия не имел, как она работает. Решил, кто-то просто хочет подслушивать ваши переговоры. Когда включилась передача и залетали торпеды, я так же опешил, как вы. И моя задница могла пострадать не меньше ваших.

— Вот погань, — повторил Амос, но уже без прежнего пыла. Холден достаточно хорошо его знал, чтобы понимать: хладнокровный Амос куда опаснее рассвирепевшего Амоса. — Я думал, мне трудно было бы вышвырнуть из шлюза слепого, а оказалось — ничего такого.

— Подожди, — остановил его Холден. — Кто тебе заплатил? Попробуй соврать, и я отдам тебя Амосу.

Коэн беспомощно вскинул ладони.

— Эй, босс, я в ваших руках. Знаю, что вишу на волоске. Дайте мне оправдаться.

— Оправдывайся, — сказал Холден.

— Я с ней встречался только один раз, — продолжал Коэн. — Девушка, приятный голос. Куча денег. Попросила меня подложить эту штуковину. Я сказал: «Ага, проведи меня на корабль, и я что хочешь подложу». И тут же Моника получает контракт на документальную ленту о вашем полете к Кольцу. Ума не приложу, как она это провернула.

— Сукин сын. — Моника явно понимала не больше остальных. Холдену немного полегчало.

— И что же это за девица с деньгами? — спросил он. Амос не шевелился, но и ни в кого больше не целил. В голосе Коэна не было ни грамма фальши, парень явно понимал, что в каждом слове — его жизнь.

— Имени не знаю, но портрет легко могу сделать.

— Сделай, — кивнул Холден, и Коэн подключил программу моделирования к своему монитору. Через несколько минут стало проступать объемное изображение женщины. Монохромное, конечно, и волосы — плотной массой, без отдельных прядей. Но к тому времени, как Коэн закончил, Холден уже не сомневался. Она изменилась, но не настолько, чтобы он не узнал погибшую девушку.

Джули Мао.

Корабль молчал. Монику с двумя операторами опять отправили на жилую палубу без права выхода, и последний раз, как Холден туда заглядывал, они все молча сидели в камбузе. Измена Коэна их тоже поразила, и они еще не пришли в себя. Коэна заперли в шлюзовой камере — другого помещения под карцер на корабле не было. Холден подозревал, что слепец в тихой панике.

Алекс вернулся в рубку. Амос, зашвырнув Коэна в шлюз, мрачно скрылся у себя в машинном. Холден не позвал его назад. В его команде Амос тяжелее всех воспринимал предательство. Холден понимал: жизнь Коэна зависит от того, сумет ли механик совладать с собой. Решись он на убийство, Холден не смог бы ему помешать, даже если бы захотел.

Наоми ждала разговора. Он со своего места видел, как напряжены ее плечи. Но что сказать, не знал. Целый год Миллер представлялся ему безумной фантазией, возникавшей в самый неожиданный момент, чтобы наболтать чепухи. А теперь все, сказанное им в течение года, наполнилось мрачным смыслом. Не разгадавшему загадочных пророчеств грозит катастрофа. Да еще Миллер оказался не единственным призраком, преследующим Холдена.

К охоте присоединилась Джули Мао.

Пока Миллер гонялся за Холденом по всей Солнечной системе, протомолекула посредством Джули осуществляла собственные тайные замыслы. Она устроила контракт с документалистами, полет к Кольцу. Она разработала сложный саботаж, который вынудил его, спасая жизнь, нырнуть во врата. Призрачная Джули ничуть не походила на Миллера. У нее имелись деньги и связи. Объединяло их одно: обоим был нужен Холден. Если все это правда, значит, все делалось с единственной целью.

Привести его сюда. Загнать в Кольцо.

От озноба, ползущего по спине, встали дыбом волоски на руках и загривке. Холден повернулся к ближайшей рабочей панели, вывел на экран изображения с телескопа. Темная бездна была пуста, если не считать множества бездействующих колец и массивного голубого шара в центре. В поле зрения медленно вплыла преследовавшая их через врата торпеда, встроилась в кольцо обломков.

«Рано или поздно все придет ко мне!» — словно внушала Станция.

— Мне надо туда, — сказал он, не успев обдумать выскочившую на язык мысль.

— Куда? — Наоми обернулась.

Облегчение от того, что Холден наконец нарушил молчание, продержалось недолго, и он почувствовал себя виноватым.

— К Станции, или что там она такое. Чем бы ни была. Мне надо туда.

— Нет, не надо, — сказала Наоми.

— Все, что случилось за последний год, вело меня сюда. — Холден обеими руками помассировал лицо, стирая слезы и прячась от проницательного взгляда Наоми. — А отсюда уже некуда. Здесь больше ничего нет. Ни других открытых порталов, ни планет, ни кораблей. Ничего.

— Джим, — предостерегающе заговорила Наоми. — Насчет того, что именно ты вечно должен…

— Я не узнаю, чего хочет от меня протомолекула, пока не встречусь с ней лицом к лицу.

— Эрос, Ганимед, «Агата Кинг», — продолжала Наоми. — Ты каждый раз воображал, что это твое дело.

Холден отнял руки от лица и взглянул на нее. Она встретила его взгляд: красивая, сердитая, грустная. Торопясь, пока не перехватило горло, он заговорил:

— Разве я ошибаюсь? Скажи, что я не прав, — и попробуем придумать другое объяснение. Скажи: все, что было, можно понять иначе?

— Нет, — повторила она, подразумевая уже другое.

— Ну вот, — вздохнул Холден, — ну вот.

— Мне надоело оставаться позади.

— Ты не остаешься позади, — возразил Холден. — Ты спасаешь команду, пока я творю глупости. Вот почему мы с тобой так здорово сработались. Теперь ты капитан.

— Дерьмовая работенка, сам знаешь.

ГЛАВА 21 БЫК

В последние часы перед рывком к Кольцу на «Бегемот» снизошла тишина. Люди в коридорах переговаривались, но голоса звучали сдержанно, тихо и хрупко. Назойливые независимые каналы новостей приглушили. Поток жалоб в отдел безопасности иссяк. Бык держал под присмотром места, где люди могли бы напиться и натворить глупостей, но вспышек так и не случилось. Передачи по лазерной связи в сторону станции Тихо и дальше к Солнцу занимали в шесть раз больше частот, чем обычно: многим на корабле хотелось что-то кому-то сказать — ребенку или сестре, отцу или любимым — до ухода в поглощающую сигнал сферу и дальше, на ту сторону.

Бык тоже подумывал выйти на связь. Он впервые за несколько месяцев включился в переговоры родственников, погрузился в волны большой семьи Бака. Кузен развелся, у кузины ожидалась помолвка, все обменивались наблюдениями и мнениями. У тетушки с Земли случились проблемы с бедром, но она жила на пособие, и ей приходилось ждать очереди на визит врача. Брат сообщил, что получил работу на Луне, но какую, не уточнил. Бык слушал голоса родичей, которых видел только на экране, чьи жизни не пересекались с его жизнью. Он с удивлением чувствовал их любовь, и ему тоже хотелось вставить словечко в болтовню. Но его новости вызвали бы у них страх и недоумение. Бык уже выслушал совет кузена соскочить с корабля и перебраться на тот, что не лезет в Кольцо. Так или иначе, пока его слова дойдут, он уже будет на той стороне.

Поэтому он предпочел записать личное видеосообщение для Фреда Джонсона, в котором сказал только: «После этого ты мне будешь должен».

За час до нырка Бык привел корабль в состояние боевой готовности. Каждый находился в своей койке, один. Никаких «поместимся вдвоем». Все инструменты и личные вещи были закреплены, все электрокары стояли на местах под замком, переборки между большими отсеками пришлось закрыть — так, чтобы в случае чего из строя вышла максимум одна палуба. Были официальные протесты, но большинство только ворчали сквозь зубы.

Корабль шел неторопливо, тяги едва хватало, чтобы упавший предмет медленно дрейфовал в направлении пола. Бык не знал, то ли Сэм предпочитала не разгоняться перед опасной зоной у Кольца, то ли Ашфорд давал кораблям Земли и Марса время подтянуться, чтобы нырнуть более или менее одновременно. Окажись верным второе, решал наверняка не Ашфорд. Дипломатическое мышление было по части Па.

Скорее всего, просто главный двигатель не мог настолько снизить мощность, а маневровые — разогнать корабль сильнее.

Земляне Быка не волновали. Они больше всех нуждались в мире, да и на борту у них находились штатские. А вот Марс, сколько бы ни именовал своих научной экспедицией, послал откровенно боевой конвой, который, пока вмешалась бы Земля, вполне успел бы наделать в «Бегемоте» дырок и начисто выпустить из него дух.

Слишком много участников, слишком много разных интересов, и каждый боится, как бы другие не выстрелили в спину. Самый дурацкий из всех возможных способов отправиться на встречу с богоподобными создателями протомолекулы, и самый опасный, и — на взгляд Быка — самый человеческий.

Переход произошел не мгновенно, массивная туша «Бегемота» погружалась в Кольцо несколько секунд. По кораблю пронесся жуткий свистящий вздох, у расположившегося в амортизаторе Быка руки и шея покрылись гусиной кожей. Он щелкал экранами наблюдения. Так отец обходит дом, проверяя, все ли окна и двери заперты, все ли детишки лежат по своим постелям. В память толкнулось воспоминание о передачах с Эроса: черные волокнистые заросли в коридорах, тела — невинных и виновных вперемежку — корчатся, распадаются на части, превращаются в нечто иное, не умирая; и голубые огоньки светлячков, присутствие которых никто до сих пор не сумел объяснить. На каждом новом мониторе Бык со страхом ожидал такого же свечения и каждый раз, не увидев, на миг замирал в облегчении, чтобы тут же испугаться снова.

Он переключился на наружное наблюдение. Светящийся голубой объект в центре сферы аномалий, по оценке компьютера, был величиной примерно с Кольцо. Врата бог весть куда.

— Какой черт нас сюда несет? — пробормотал он себе под нос.

— А-шатте, брат, — проговорил бледный Серж с настольного экрана. В ручном терминале пискнул запрос на связь — красный огонек вызова от старшего командного состава. Страх встал комом в горле. Бык принял вызов, и на экране появилась Сэм.

— Эй, — сказала она. — Насчет боевого положения и распоряжения никому не вставать с коек. Хорошо бы ты отменил приказ и позволил проверить, не разваливается ли наш кораблик.

— Есть аварийные сигналы?

— Нет, — призналась Сэм. — Просто мы с «Бегемотом» вышли в неведомые моря с неведомыми, знаешь ли, физическими законами, и мне хочется глянуть своими глазами.

— За нами впритык идут восемь кораблей, — возразил Бык. — Лежи смирно, как бы не пришлось их стряхивать.

Улыбка Сэм в полной мере выразила ее недовольство.

— У тебя ярко выраженный синдром клуши, Бык, тебе не говорили?

Рядом с лицом Сэм вспыхнул огонек нового вызова. Сверхсрочного, по лазерной связи. С «Росинанта».

— Сэм, мне некогда. Поговорим позже.

— Найдешь меня в койке, плюющей в потолок, — пообещала она.

Бык включил входящее сообщение. В открытом эфире. В камеру смотрела женщина из астеров, с такой прической, словно она только что паяла или сверлила и собирается как можно скорее вернуться к работе.

«…Нагата, старший помощник на „Росинанте“. Сообщаю: предыдущая передача с „Росинанта“, предъявляющая права на Кольцо, была фальшивкой. Нам в систему связи запустили вирус, который перехватил управление. Саботажник на борту уже признался, и после передачи я приложу файл с доказательствами преступления. Приложу также краткую документальную презентацию о том, что мы узнали за время, что здесь находимся, — в исполнении Моники Стюарт и ее съемочной группы. Еще раз подчеркиваю: капитан Холден никем не уполномочен предъявлять права на Кольцо, не имеет такого намерения, и никто из нас не участвовал и не был осведомлен о диверсии на „Сунг-Ане“ или других кораблях. Мы просто доставили сюда съемочную группу и не представляем угрозы для других судов».

Серж недоверчиво хмыкнул.

— Как считаешь, они его арестовали?

— Чтобы Джеймс Холден не перехватил микрофон? Либо он мертв, либо связан по рукам и ногам.

Бык шутил, но в шутке что-то было. Почему с заявлением выступает не капитан «Росинанта»?

«Мы не сдадим корабль, — продолжала женщина, — но готовы принять инспекцию для проверки этого сообщения на следующих условиях. Во-первых, инспекторы должны будут подчиняться общим правилам безо…»

Еще пять вызовов с пяти кораблей. Все по открытым каналам. Пусть они все летят прямо в пасть великому и злобному инопланетному разуму, но, видит бог, молчать при этом не станут!

«…Неприемлемо. Требуем немедленной сдачи „Тахи“ со всеми…»

«…Чем вы докажете, что…»

«…Немедленно представить Джеймса Холдена для допроса. Если ваши сведения подтвердятся, мы…»

«…Повторяю сообщение. Прошу подтвердить и уточнить активность в вакууме. „Росинант“! Кого вы там выпустили и куда он направляется?»

Бык подключил датчики и начал пристальный осмотр пространства вблизи корабля Холдена. Через полминуты нашел. Одиночный человек в вакуумном скафандре, разгоняющийся на реактивном ранце в сторону центральной сферы. Бык грязно выругался. Пять секунд спустя старпом «Росинанта» подтвердила его худшие подозрения.

«Это Наоми Нагата, — сказала она. — Старший помощник и исполняющий обязанности капитана на „Росинанте“. Капитан Холден сейчас недоступен для допроса, встреч с представителями и ареста. Он… — женщина опустила взгляд, и Бык не смог разобрать, был в нем страх, смущение или что-то иное. Наоми глубоко вздохнула и закончила: — Он вышел в космос и направляется к Станции в центре медленной зоны. У нас есть основания полагать, что его туда… вызвали».

Хохот Быка удивил Сержа. Тот поднял ладонь в астерском вопросительном жесте. Бык покачал головой.

— Просто пытаюсь представить, бывает ли хуже, — сказал он.

Ашфорд настоял на личной встрече, так что Бык, приказав своим ничего не предпринимать и оставаться в амортизаторах, сам выплыл к лифту и поднялся на мостик.

В рубке царила тихая какофония. Со всех постов шла телеметрия, переключались сигналы и датчики. Ничего особенного не происходило, но такое волнение заставляет всех быть серьезными и деловитыми. Волнение или, скорее, страх. Мониторы, настроенные на тактическую программу, выделяли земные корабли голубым, Марс — красным, «Бегемот» — оранжевым, а артефакт в центре светился густой лиственной зеленью. Кольцо обломков было помечено белым. И две золотые точки: одна — далеко обогнавший остальные корабли «Росинант», и вторая — его капитан. Масштаб установили таким крупным, что Бык различал очертания больших кораблей — угловатых и неуклюжих, как все сооружения, предназначенные для вакуума. Вселенная съежилась до шарика меньше Солнца величиной и все же осталась невообразимо огромной.

И в этом пузырьке, наполненном темнотой, тайной и ужасом, к золотистой точке, обозначавшей Холдена, равномерно продвигались два пятнышка — голубое и красное. Десантные боты, практически койки-амортизаторы, снабженные реактивными двигателями. Бык когда-то давно, можно сказать, в другой жизни летал на таких шлюпках и как сейчас ощущал дребезжание дюз, передающееся на скорлупу скафандра. Бывают вещи, которые не забываются.

— Сколько времени, — заговорил Ашфорд, — вам понадобится, чтобы собрать соответствующие силы?

Бык потер ладонью подборок, пожал плечами.

— Сколько нам добираться до Тихо?

Ашфорд покраснел.

— Чувство юмора оставьте при себе, мистер Бака. Земля и Марс пошли на перехват преступнику Джеймсу Холдену. Если мы не выдвинем своих сил, нас посчитают слабыми. Мы должны обеспечить АВП паритет с внутренними планетами, и мы это сделаем любой ценой. Я понятно выразился?

— Понятно, сэр.

— Сколько вам нужно времени?

Бык обернулся к Па. Та держалась нарочито бесстрастно. Знала ответ не хуже него, но озвучивать не собиралась. Свали все дерьмо на землянина… Ну что ж…

— Нереально, — сказал Бык. — В каждом из тех ботов дюжина десантников в боевых скафандрах. В мощных скафандрах: возможно, класса «Голиаф» у марсиан и класса «Ривер» у землян. В любом случае я не располагаю ничем подобным. А солдат, которые внутри этих скафандров, годами обучали именно такому типу боевых действий. Я мог бы набить челнок компанией вооруженных винтовками водопроводчиков.

На мостике стало тихо. Ашфорд скрестил руки.

— Водопроводчиков. С винтовками. Вот как вы о нас думаете, мистер Бака?

— Я не сомневаюсь в отваге и преданности нашей команды, — ответил Бык. — Уверен, кого бы вы ни послали, каждый охотно положит жизнь за общее дело. Правда, проживут они не больше пятнадцати секунд, и я на такое людей не отправлю.

Недоговоренное повисло в воздухе между собеседниками. «Вы капитан. Вы отдадите приказ, но и последствия на вас. И все узнают, что землянин предупреждал».

Па сощурилась и отвела взгляд.

Отдав честь, Бык развернулся и направился к лифту. За его спиной снова послышались голоса, только теперь совсем тихие. Пожалуй, всем там достанется просто за то, что они присутствовали при унижении Ашфорда. Вряд ли на это дело кого-нибудь пошлют. Может, ядерный заряд. Ничего лучшего Бык не придумал, потому и такой выход счел бы за победу.

Возвращаясь к себе, он просмотрел присланные с «Росинанта» файлы. Саботажник выглядел подлинным. Бык достаточно насмотрелся поддельных признаний и научился их отличать. Здесь ничто не указывало на фальшь. Но если принять его за настоящего, вся история превращается в сказку. Таинственная девица манипулирует правительствами и штатскими, готова убивать десятки людей и рисковать тысячами ради… чего? Чтобы загнать Джеймса Холдена в Кольцо?

Модель, выполненная пленником, походила на ледяную статую. Никто не потрудился ее раскрасить. Бык добавил равномерный оливковый цвет кожи и каштановые волосы — лицо осталось незнакомым. По их словам — Джульетта Мао. Не она первая заразилась протомолекулой, но все, зараженные до нее, так или иначе попали в автоклавы. Она стала кристаллом, из которого вырос Эрос и само Кольцо. Разве можно быть уверенным, что она не бродит по системе, нанимая диверсантов и подкладывая бомбы?

Проблема с чудесами заключается в том, что, допуская их, допускаешь все что угодно. Оружие чужаков миллиарды лет торчало на орбите Сатурна. Оно сожрало тысячи людей, переделав их тела под себя. Оно создало кольцо-червоточину, ведущее в шар с привидениями. Если все это возможно — что считать невозможным?

Быку такой подход не годился.

Вернувшись в отдел безопасности, он просмотрел последние данные. Земной бот слишком разогнался, норовя опередить марсиан. Медленная зона остановила его и развернула в сторону кольца с обломками. Марсиане продолжали охоту, но Холден очевидно успевал добраться до цели прежде, чем его перехватят. Это было плохо. У всех марсиан чесались пальцы на спусковых крючках. Надежды, что кому-нибудь удастся допросить Холдена, практически не оставалось.

Бык поцокал языком — в голове замаячила смутная идея. Холдена не допросишь, но это не значит, что допрашивать некого. Он перебрал свои коды доступа. Капитан не перекрыл ему выход к лазерной связи. Полагалось бы согласовать свои действия с Ашфордом или Па, но у них сейчас и так хватало забот. А если дело выгорит, им трудно будет протестовать против дешево доставшегося выигрыша.

На экране появилась старпом «Росинанта».

— Чем могу помочь, «Бегемот»?

— Я Карлос Бака, шеф безопасности. Хотел предложить решение вашей проблемы.

Женщина пошевелила бровями, помотала головой, словно разгоняя сон. Она была симпатичная и неглупая на вид.

— У меня тут полно проблем, — сказала она. — Которую вы беретесь решить?

— У вас на борту шайка цивильных. Один из них под арестом. Марс продолжает уверять, что ваш корабль принадлежит ему, Земля гадает, не силой ли выбиты показания из людей. Я мог бы принять вашего пленника и обеспечить ему более надежную охрану.

— Помнится, до сих пор в нас норовили попасть только ваши, — улыбнулась она. Хорошая улыбка. Женщина была слишком юна для него, но, окажись Бык лет на десять моложе, пригласил бы поужинать. — Вы у меня не числитесь в главных союзниках.

— Это я стрелял, — признался Бык. — Я больше не буду.

Он заслужил смешок, но невеселый. Так мог бы смеяться человек, бредущий через ад.

— Послушайте, у вас полно забот и без посторонних людей на борту. Их надо охранять, а это лишние хлопоты. Отсылайте их к нам, и все убедятся, что вы не пытаетесь перекрыть к ним доступ. Тогда общественности легче будет поверить, что не вы подорвали «Сунг-Ан».

— Думаю, стадию жестов доброй воли мы уже миновали, — заметила она.

— Думаю, жест доброй воли для вас — единственный шанс избежать внепланового повышения в чине, — возразил Бык. — За вашим капитаном отправили убийц. Умелых. Здесь никто не способен рассуждать хладнокровно. Мы с вами могли бы показать пример. Вести себя как взрослые люди. Вдруг наш пример подействует? Хватит уже убийств.

— Слабая надежда, — сказала она.

— Другой нет. Вам нечего скрывать? Докажите это мне. Докажите всем.

Ей понадобилось двадцать секунд.

— Хорошо, забирайте их.

ГЛАВА 22 ХОЛДЕН

— Ух, — сказал Холден сам себе. — Как же мне туда не хочется. Голос отдался у него в шлеме, перекрыв слабое шипение рации.

— Я тебя отговаривала, — отозвалась Наоми. Ее голос, даже искаженный маленькими динамиками скафандра, звучал интимно.

— Прости, не знал, что ты слушаешь.

— А, — сказала она, — иронизируем?

Холден оторвал взгляд от медленно увеличивающейся в размерах сферы и развернулся к оставшемуся позади «Росинанту». Корабль был невидим, пока Алекс не включил маневровые двигатели и паутинный пар выхлопа не отразил голубого сияния сферы. По показаниям скафандра, «Росинант» уже удалился на тридцать тысяч километров — вдвое дальше, чем бывает между двумя пунктами на Земле, — и продолжал удаляться. А Холден висел в вакуумном скафандре, снабженном реактивным ранцем с запасом хода на пять минут. Одну он уже потратил, разгоняясь к сфере. Еще одна уйдет на торможение у цели. Оставшихся хватит, чтобы потом вернуться на «Росинант».

Оптимизм выражается как производная ускорения.

Корабли трех флотов посыпались из Кольца еще до старта Холдена. Сейчас «Роси» защищал только скоростной предел медленной зоны. «Росинант» дрейфовал от них на пределе допустимой скорости. В качестве игрового поля у них имелась сфера диаметром в миллион километров — это если не выходить за пределы, обозначенные порталами. Кольца разделяли пятьдесят тысяч километров пустоты, но от мысли вылететь из медленной зоны в беззвездную пустоту у Холдена по коже ползли мурашки. Они с Наоми договорились, что этот вариант оставят на крайний случай.

Пока применение баллистического оружия невозможно, «Роси» хватит для бегства и ста квадриллионов квадратных километров.

Холден снова перевернулся, использовав две четверти секунды запаса, и измерил расстояние до сферы. Еще несколько часов лета. Разгон, который он взял при старте, был в астрономических понятиях черепашьей скоростью, а «Роси», выпуская его, затормозил до относительного нуля. Выброси его корабль на максимальной для медленной зоны скорости, всего заряда ранца не хватило бы на торможение.

Впереди, посреди беззвездной темноты, висел огромный голубой шар.

Он два миллиарда лет дожидался, пока кто-то выйдет из этого портала — если ученые правильно определили время захвата Фебы в орбиту Сатурна. Правда, странные события последнего времени вызвали в Холдене беспокойное предчувствие, что все предположения о цели и происхождении протомолекулы — ошибка.

Название протомолекуле дал «Протоген», он же счел ее инструментом перестройки жизненных форм, породивших в конечном итоге человечество. Жюль-Пьер Мао видел в ней оружие. Все, что убивает людей, — оружие. Но радиация тоже убивает, а рентгеновские установки созданы не для убийства. Холден начал подозревать, что люди похожи на обезьян, играющих с микроволновкой. Нажмешь кнопку — внутри загорится свет: значит, это светильник. Нажмешь другую кнопку и сунешь руку внутрь — тебя обожжет: значит, это оружие. Научишься открывать и закрывать дверцу — это тайник. А зачем она на самом деле нужна, обезьяна так и не догадается, у нее, может быть, и нет в мозгу структур, способных догадаться. Ни одна обезьяна не имела дело с замороженными буррито.

Вот и они, как те обезьяны, тычут пальцами в блестящий ящичек и гадают, что он умеет. Сколько бы Холден ни твердил себе, что ящичек сам напрашивался, чтобы в него потыкали, даже это казалось натяжкой. Миллер выглядел человеком, раньше он и был человеком, так что невольно хотелось приписать ему человеческие побуждения. Миллер желал что-то передать. Требовал, чтобы Холден что-то понял или сделал. Но вполне вероятно — даже более чем вероятно, — что Холден приписывал человеческие мотивы чему-то совсем чуждому.

Он представил себе: вот он высаживается на Станции, и Миллер сообщает: «Джеймс Холден, у тебя и только у тебя во всей Вселенной подходящий химический состав для идеального топлива» — и запихивает его в машину на переработку.

— Ты в порядке? — спросила Наоми, услышав его хихиканье.

— Просто задумался, как все это невероятно глупо. И почему я не позволил себя отговорить?

— Похоже, что позволил, только дошло до тебя с опозданием на пару часов. Хочешь, мы тебя подберем?

— Нет, если я сейчас дам задний ход, на новую попытку уже не решусь, — сказал Холден. — Как там у вас?

— Прошло примерно две дюжины кораблей, в основном тяжеловесов. Алекс вычисляет курс торпеды, которая бы подбила хоть один, не превысив скоростного предела, но еще не закончил. В нас пока не стреляли.

— Может, поверили?

— Может, и поверили, — вздохнула Наоми. — От основного флота отделились два маленьких корабля, идут тебе наперерез. «Роси» опознал в них десантные боты.

— Черт, за мной послали десантников?

— Они разогнались до предела, но «Роси» уверен, что ты достигнешь Станции раньше, чем они доберутся до тебя. Чуть раньше.

— Черт, — отозвался Холден. — Очень надеюсь, что там найдется дверь.

— Тот, что с корабля ООН, — влип. Второй бот марсианский. Может, с ними Бобби — она уговорит их тебя не обижать.

— Нет, — со вздохом протянул Холден, — там ребята, которые на меня очень злы.

После сообщения о десантниках у него зачесался затылок. В скафандре это было дополнительным пунктом к длинному списку неразрешимых проблем.

— А из хороших новостей — группу Моники эвакуируют на «Бегемот».

— Она тебе никогда не нравилась.

— Да, не слишком.

— Почему?

— Ее работа — раскапывать прошлое, — ответила Наоми легким тоном, почти скрывшим ее тревогу. — А когда копаются в прошлом, как раз вот такая каша и заваривается.

Когда Холдену только исполнилось девять лет, у них умер домашний лабрадор Руфус. К моменту рождения Джима он был уже взрослым псом, так что мальчик знал его только большим слюнявым клубком любви. Ребенок делал первые шаги, вцепившись пухлым кулачком в мохнатую шерсть. Он, едва встав на ноги, бегал по ферме в Монтане под присмотром единственной няньки — Руфуса. Холден любил его с той простой силой, какая бывает только в любви ребенка и собаки. Но к его девяти Руфусу исполнилось пятнадцать: весьма почтенный возраст для такого крупного пса. Он стал медлительным, больше не бегал за Холденом, едва переходил на рысь и тут же сбивался на медленный шаг. Он перестал есть. А однажды вечером упал на бок у камина и запыхтел. Мать Элиза сказала, что Руфус, может быть, не доживет до утра, а если и доживет, утром придется вызвать ветеринара. Холден со слезами клялся не отходить от пса. Первые пару часов он держал голову Руфуса у себя на коленях и всхлипывал, когда Руфус, задыхаясь, собирал силы, чтобы вильнуть хвостом.

На третий час, против воли, вопреки лучшему мнению о себе, на него напала скука.

Он никогда не забывал этого урока. Человеку отмерено определенное количество эмоциональной энергии. Как бы остра ни была ситуация, как бы сильны ни были чувства, невозможно все время оставаться на взлете эмоций. Рано или поздно устаешь и хочешь одного: чтобы это кончилось.

В первые часы плавания навстречу сияющему голубому шару Холден с трепетом озирал пустоту беззвездного пространства. Он ужасался при мысли, что способна сотворить с ним протомолекула, боялся преследующих его десантников, боялся, что ошибся в выборе и ничего не найдет на Станции. Сильнее всего был страх не увидеть больше Наоми и своих.

Однако за четыре часа одиночества в скафандре все страхи выгорели. Ему хотелось только покончить с этим.

Его окружала бесконечная, беспрерывная черная тьма, единственным светлым пятном маячил голубой круг прямо впереди, и легко было вообразить себя в огромном тоннеле, медленно продвигающимся к выходу. Человек плохо уживается с бесконечностью. Ему нужны стены, горизонты, границы. Если таковых нет, человек их придумывает.

Скафандр пискнул, напоминая, что пора пополнить запас кислорода. Холден вытащил из крепления на спине баллон и вставил ниппель в гнездо. Показания счетчика выживаемости снова поднялись до четырех часов и замерли. В следующий раз менять баллон придется уже на Станции — или под арестом у марсиан.

«Так или иначе, я уже не буду одинок», — с облегчением подумал Холден и задумался, что сказали бы сейчас его матери, похвалили бы за принятое решение или нет, и как бы достать для будущих детей собаку, при том что Наоми не сможет жить в гравитационном колодце. Мысли блуждали свободно, а потом уплыли куда-то.

Он проснулся от резкого гудка и несколько секунд хлопал ладонью по пустоте, пытаясь заглушить будильник. А когда наконец открыл слипавшиеся глаза, до Станции оставалось всего несколько километров.

На таком расстоянии она вставала плавно изгибающейся стеной стальной синевы, мерцая внутренним светом. Радиационная тревога молчала: это излучение, по мнению скафандра, не представляло опасности. Программа полета, рассчитанная Алексом, потревожила комплекс жизнеобеспечения, включив подготовку к минутной перегрузке при торможении. Размахавшись спросонья руками, Холден раскрутил себя вокруг оси, и теперь программа просила разрешения на коррекцию курса. В делах навигации Холден целиком полагался на Алекса и передал управление посадкой автоматике.

После нескольких коротких выбросов сжатого газа перед его лицом оказалась чернота, а сфера осталась за спиной. Затем ранец на минуту включил тягу, замедляя его до плавного падения со скоростью полметра в секунду. Холден включил магнитные подошвы, не зная, сработают ли, — сфера выглядела металлической, но это ничего не значило, — и осмотрелся.

До мерцающей стены оставалось меньше пяти метров. Холден согнул колени, напружинился, готовясь к удару и надеясь, что тело поглотит достаточно энергии, чтобы не отскочить рикошетом. По полметра в секунду — секунды тикали, растягиваясь и улетая. За метр до касания Холден заметил, что не дышит, и протяжно выдохнул:

— Ну, прибыли.

— Эй, босс? — прорвал шум помех голос Алекса.

Ответить Холден не успел, поверхность сферы раскрылась диафрагмой и поглотила его.

Внутри он опустился на плавный изгиб пола — помещение имело форму перевернутого купола. Стены с тем же металлическим блеском, что снаружи, текстурой были похожи на мох, а в глубине помещения перемигивались огоньки светлячков. Скафандр доложил, что разреженная атмосфера преимущественно содержит бензольные составляющие и неон. Диафрагма входа снова сошлась и стала сплошной, словно и не думала открываться.

Миллер стоял в нескольких метрах от приземлившегося Холдена, его мятый серый костюм и шляпа выглядели буднично и неуместно в столь чуждом окружении. Отсутствие воздуха для дыхания, очевидно, ничуть не беспокоило детектива.

Распрямляя колени, Холден с удивлением почувствовал тяжесть. Ему было знакомо тяготение вращения, тяги и естественное притяжение планетных тел. Сейчас ранец ощутимо оттягивал спину, но ощущение казалось незнакомым — не земля тянулась ему навстречу, а как будто что-то давило сверху.

— Эй, босс? — с ноткой беспокойства повторил Алекс.

Миллер поднял руку, показывая, что не хочет мешать разговору.

— Слышу тебя, Алекс, продолжай.

— Сфера тебя просто проглотила, — сообщил пилот. — Ты там в норме?

— Да, более-менее. Но ты меня вызвал, когда я еще был снаружи. Что-то случилось?

— Просто хотел предупредить, что тебе наступают на пятки. Минут через пять жди гостей.

— Спасибо, что предупредил. Надеюсь, Миллер их не пустит.

— Миллер? — хором переспросили Наоми и Алекс. Наоми, как видно, следила за переговорами.

— Я вас вызову, когда разберусь. — Холден, закончив отстегивать ранец, крякнул и со стуком сбросил его на пол. Странное дело.

Включив наружный динамик, Холден позвал:

— Миллер?

И не услышал эха своего голоса от стен. Для такого эха атмосферы здесь было недостаточно.

— Привет, — отозвался Миллер. Скафандр не заглушал его голоса, они словно стояли рядом на палубе «Роси». Детектив медленно склонил голову, на его лице грустного бассета появилось подобие улыбки. — Там еще подходят — это ваши?

— Нет, не мои, — ответил Холден. — Там бот с марсианским десантом, меня хотят арестовать. Или пристрелить, трудно понять.

— Завел себе новых друзей, пока меня не было? — съязвил Миллер.

— А ты тут как? — спросил Холден. — Сейчас ты, похоже, в себе.

Миллер повел ладонями — астерский эквивалент пожатию плеч.

— Ты о чем?

— Последнее время, когда ты со мной говорил, половина сигнала терялась за помехами.

Старый детектив вздернул брови:

— Ты меня видел и раньше?

— В последний год ты время от времени появлялся.

— Тревожно это, — заметил Миллер и добавил: — Если в тебя намерены стрелять, нам лучше уйти.

Он словно погас и тут же возник снова на кромке мягкой стены. Холден двинулся следом, отгоняя тошнотворное чувство тяжести в невесомости. Приблизившись, он разглядел во мху на стене спирали. Нечто подобное он наблюдал в связи с протомолекулой и прежде, но эти были куда сложнее, гуще, глубже — словно круги от брошенных в пруд камушков разбежались по поверхности, и Холден даже в герметичном скафандре ощутил запах апельсиновой корки и дождя.

— Эй, — окликнул Миллер.

— Извини, — спохватился Холден. — Что?

— Пойдем, а? — позвал мертвец, указывая на подобие складки в странном мху.

Приблизившись, Холден увидел за складкой расщелину. Края отверстия выглядели мягкими, как кожа, и блестели каплями выпота.

— Куда нам?

— Поглубже, — сказал Миллер. — Раз уж мы здесь, наверное, надо что-то делать. Должен сказать, ты лихой парень.

— Почему? — спросил Холден, скользнув ладонью по стене. К пальцам перчатки пристал слой слизи.

— Раз сунулся сюда.

— Ты же мне велел, — сказал Холден. — Ты меня сюда привел. Джули привела.

— О том, что сталось с Джули, я говорить не хочу, — отрезал мертвец.

Холден пошел за ним по узкому тоннелю. Стены были из живой слизи, казалось, они с Миллером заползли в глотку гигантского зверя.

— Тебя определенно легче понимать, чем прежде.

— Здесь есть инструменты, — объяснил Миллер. — Они… не в порядке, но они есть.

— Значит, ты и сейчас способен выпалить что-нибудь загадочное и растаять в воздухе?

— Возможно.

Миллер не стал развивать тему, и Холден молча пошел за ним. Через несколько десятков метров тоннель снова свернул и вывел в гораздо более просторное помещение.

— Ух ты! — вырвалось у Холдена.

Поскольку и в первом зале, и в тоннеле явственно ощущался «низ», Холден решил, что они движутся под поверхностью Станции. И наверняка ошибся, потому что под поверхностью не поместился бы зал с такими высокими потолками. Соборные своды протянулись на сотню метров от них. Купол, к которому сходились арки, возвышался на двадцать метров над полом. По залу в кажущемся беспорядке были разбросаны колонны в два обхвата — из подобия голубого стекла, простреленного ветвящимися черными жилами. В колоннах пульсировал свет, и каждый удар сопровождался дрожью, отзываясь у Холдена в зубах и костях. Огромная, тщательно сдерживаемая сила. Шепот гиганта.

— Дрянь господня, — пробормотал Холден, когда совладал с дыханием. — Мы здорово влипли, да?

— Да, — кивнул Миллер, — зря ты пришел.

Он зашагал через зал, и Холден поспешил вдогонку.

— Постой, постой, я думал, ты меня звал!

Миллер обошел предмет, напоминавший издали голубую статую насекомого, а вблизи — смешение металлических выступов и членов, словно свернувшийся в комок строительный мех. Холден попытался угадать его назначение, но скоро сдался.

— Почему ты так решил? — на ходу спросил Миллер. — Ты не знаешь, что тут внутри. Двери и углы. Никогда не лезь на место преступления, не убедившись, что тебя не поджидает засада. Сперва надо очистить пространство. Но нам, пожалуй, повезло. Один раз. Повторять не советовал бы.

— Я не понимаю.

Они вышли к месту, где пол был устлан чем-то вроде стеблей, тихо покачивавшихся на несуществующем ветру. Миллер обогнул этот участок, и Холден старательно повторил его движение. Они уже прошли, когда из зарослей вырвался рой светлячков и втянулся в вентиляционное отверстие на потолке.

— Так вот, был такой нелегальный бордель в восемнадцатом секторе. Мы думали застать там человек пятнадцать-двадцать, а нашли одни голые стены, ободранные до камня, — говорил Миллер. — Это они не о нас пронюхали. О заведении узнал Лока Грейга и послал своих его очистить. Тела искали неделю. Если верить экспертам, их кончали, как раз когда мы допивали последнюю чашечку кофе. Стоило чуть поторопиться, застали бы всех на месте. Паршивое это дело, когда думаешь по-быстрому слупить денежку с секс-лавочки, а тебя встречает банда киллеров.

— При чем тут это?

— Здесь то же самое, — сказал Миллер. — Это все было затеяно для чего-то. Для чего-то большого. Черт, мне слова не подобрать. Империя? Цивилизация? Дом. Не просто дом — хозяин дома. А вместо этого сплошь запертые двери и огоньки на таймере. Я бы не хотел тебя в такое втягивать. Пропадешь ни за что.

— Что за черт? — возразил Холден. — Ты, или протомолекула, или Джули Мао, или еще кто — все сами подстроили. Контракт, нападение… все.

Тут Миллер остановился. Хмуро обернулся к Холдену.

— Джули умерла, малыш. И Миллер мертв. Я — просто машинка для поисков потерянного.

— Не понимаю, — взмолился Холден. — Если не ты, так кто же это сделал?

— О, хороший вопрос, причем сразу в нескольких смыслах. Зависит от того, что понимать под «этим». — Миллер вскинул голову — точь-в-точь пес, поймавший незнакомый запах. — Твои дружки прибыли. Надо идти.

Он быстрее зашагал к дальней стене.

— Десантники? — понял Холден. — Ты способен их остановить?

— Нет, — ответил Миллер. — Я не защитник. Я могу сказать Станции, что они представляют угрозу. Но это вызовет последствия.

Ужас кулаком ударил Холдена под ложечку.

— Звучит неприятно.

— И выйдет нехорошо. Идем. Если уж браться за это дело, лучше иметь фору.

Залы и переходы сужались и раскрывались, встречались и расходились, словно кровеносные сосуды какого-то огромного организма. Свет фары скафандра почти терялся в темных просторах, а голубые светлячки налетали волнами и исчезали. По пути они с Миллером миновали несколько насекомоподобных конструкций из голубоватого металла.

— Зачем они? — спросил Холден, указав на особенно большую и грозную с виду модель.

— Зачем понадобятся, — не оборачиваясь, бросил Миллер.

— А, прекрасно, мы возвращаемся к невразумительному бормотанию, да?

Миллер повернулся. Беспокойство мелькнуло на его лице и погасло. Холден оглянулся назад. Вдали, на том конце большого зала, из прохода показалась фигура. Скафандр был знаком Холдену. Боевая броня марсианского десанта, эффективная и грозная.

От таких невозможно убежать. В подобном костюме любой его догонит легче легкого. Холден переключил рацию на открытый канал.

— Эй, я здесь, давайте поговорим, — сказал он и направился навстречу входящим.

Восемь десантников в едином движении подняли правые руки и открыли огонь. Холден приготовился к смерти и успел еще подумать, что времени на это быть не могло. На такой дистанции пули долетели бы за долю секунды. Ему следовало умереть, даже не услышав звука выстрела.

Он различал частые оглушающие разрывы, но попаданий не было.

Расплывчатое серое облако собралось перед десантниками. Когда стрельба наконец затихла, облако поплыло к стенам. Пули. Они останавливались в сантиметре от дула, а теперь оттягивались в стороны, так же как объекты вне станции.

Десантники бегом рванулись через зал, и Холден попытался посторониться. Они были на свой лад красивы: после многих лет тренировок десантники двигались в своих скафандрах грациозно, словно танцуя. Они и без оружия сумели бы разорвать его на куски. Оставался единственный шанс — бежать, но от них не убежишь.

Он едва заметил движение. Сосредоточился на марсианах, на знакомой угрозе, и сознание пропустило движение насекомоподобной статуи, пока к ней не обернулись десантники.

Нечеловеческая тварь двигалась быстро и неровно, словно включался и тут же замирал часовой механизм. Она рывками приблизилась к десантникам, оказавшись на полметра выше самого высокого.

Они паниковали так, как их учили. Двое открыли огонь — с прежним результатом. В руке третьего появился толстый ствол. Холден метнулся в сторону от линии огня. Он не сомневался, что внутри скафандров кричат, но к этой частоте у него не было доступа. На толстом стволе расцвела вспышка, и в воздух взлетел снаряд размером с кулак Холдена.

Граната.

Тикающий монстр, не замечая ее, шагнул ближе, и граната разорвалась под его лапами. Тварь отшатнулась, отростки конечностей взметнулись, а из отсеченных членов спорами гриба посыпалась пыль. В опаленном моховом ковре засветились оранжевые угли.

И тогда ожили еще двенадцать статуй. Эти двигались быстрее. Десант не успел опомниться: того, что держал гранатомет, легко подняли в воздух и разорвали надвое. Кровь брызнула и повисла, медленно оплывая вниз. Уцелевшие начали отступление, нацелив оружие на врагов, обступивших мертвеца. Холден видел, как марсиане втягивались в тоннель, перегруппировывались. Для нового маневра.

Нечеловеческие создания навалились на своего поврежденного собрата, разрывая его с той же жестокостью, что недавно врага-десантника. Затем пятеро чудовищ собрались на выгоревшее место взрыва, встряхнулись, замерли, снова задрожали — и все пятеро залили шрам желтой полупрозрачной жижей. Холден, не в силах отвести взгляда, смотрел, как мох поглощает субстанцию и заращивает ожог. Ни следа не осталось.

— Последствия, — сказал рядом Миллер. Голос его звучал устало.

— Они… они превратили этого бедолагу в заплату?

— Да, — кивнул Миллер. — Впрочем, он сам напросился. Хватаешься за гранатомет — убьешь многих.

— Что? Как?

— Он показал Станции, что предмет, движущийся не быстрее бейсбольного мяча, тоже представляет опасность.

— Она будет мстить?

— Нет, — сказал Миллер, — просто защищаться. Изменит представление об опасности. Перехватит контроль за всеми кораблями, способными создать проблемы.

— И что это означает?..

— Означает очень неудачный день для множества людей. Тормозит она без нежностей.

Холден почувствовал, как холодная рука сжимает сердце.

— «Роси»…

Грусть, а может быть, и жалость мелькнула на лице детектива.

— Не исключено. Не знаю. — Он горестно повел плечом. — Так или иначе, сейчас многие умерли.

ГЛАВА 23 МЕЛБА

Джули ее спасла, как ни крути.

Присные Холдена, по своему обыкновению, ничего не утаили. Разоблаченный Коэн рассказал все, что знал, и приложил к показаниям снятое тайком изображение. Сейчас этот скульптурный портрет молодой женщины был сохранен у Мелбы на ручном терминале. Встречаясь с оператором, она не заметила, как он собирает данные, — а могла бы догадаться. Задним числом промах бросался в глаза.

На том, казалось бы, и делу конец. Властям следовало разыскать ее и, пожав плечами, вышвырнуть из шлюза. Если бы не случилось недоразумения. «Это, — сказал Холден, — Джули Мао». И все увидели Джули. Разница, очевидная для Мелбы, оказалась неразличимой для других. Они ожидали от протомолекулы диверсий, угроз, воскрешения мертвых — и увидели именно это.

Мелба сделала все возможное, чтобы скрыть сходство. С Коэном она встречалась на Земле, при полном тяготении. «Принц Томас» уже приблизился к скоростному пределу Кольца и отключил тягу. В невесомости щеки у нее стали полнее, лицо округлилось. Тогда она распускала волосы, теперь собрала в косу. Модель была бесцветной, а она наложила немного косметики, подправив очертания глаз и губ. Перебор с гримом только привлек бы лишнее внимание, так что она обошлась мелочами. А может, и в том не было надобности.

Рабочий график у нее на «Принце» был плотный. Мелбу — да и остальных — гоняли как собак. Она не возражала. В сервисных тоннелях и шахтах она чувствовала себя безопаснее. Никто из знакомых Клариссы Мао туда попасть не мог. Она держалась подальше от публичных помещений и часто уговаривала кого-нибудь из техников захватить для нее из столовой тюбик с едой.

Между сменами она наращивала свой арсенал.

Холден пока был вне досягаемости. Это казалось смешным: она так трудилась, чтобы выставить его маньяком, жадным до власти, а он и сам, стоило ему вырваться на свободу, фактически назначил себя посланцем человечества. Джули и его одурачила. Самую малость везения — и Холдена убьют в перестрелке, или же его погубит протомолекула. Мелбе останется только подчистить доказательства его невиновности. Это будет несложно.

«Росинант» начинал жизнь как конвойный корвет на огромном линкоре «Доннаджер». Он был хорошо сконструирован и исполнен, но уже несколько лет не проходил профилактики. И в его обороне имелась явная слабость: ближайший к реактору грузовой люк ремонтировали после взрыва, и теперь он наверняка был слабее остальных. Обиходные программы шлюзов уязвимы перед хакерами. Марсиане, конечно, защитили бы код, а Холден, скорей всего, поленился.

Так что Мелба в первую очередь рассчитывала на шлюз. Среди ее запасов появился передатчик с утилитой, открывающей ремонтникам доступ к поврежденным шлюзам. Если она не сработает, вскрыть грузовой люк окажется не так просто. Мелба надеялась раздобыть взрывчатку, однако на «Принце Томасе» обнаружила более серьезное вооружение. В списке оборудования числился мех-экзоскелет. Она надевался на руки и грудь — оставляя ноги открытыми — и позволял, вскрыв металл горелкой, силой разогнуть пластины. К тому же мех был легким и удобным для переноски, а карточка с паролем высокого уровня открывала доступ к складу механики.

Достаточно было войти внутрь. Убить всех, перегреть реактор и распылить корабль на атомы. Если ей хоть немного повезет, взрыв оживит подозрения насчет мины на «Сунг-Ане». Может быть, Мелба сумеет выбраться живой. А нет так нет.

Оставалось только попасть на «Росинант», а пока Мелба вместе со всеми жадно ждала новостей со Станции.

Катастрофа застала ее спящей.

Ей снилось, что она идет через поле у школы. Школа горит, а ей нужно попасть внутрь. Слышны сирены, но в небе не видно темных силуэтов пожарных. А в здании остались люди, и ей нужно к ним. Чтобы спасти или чтобы помешать выбраться, или это одно и то же.

Она уже на крыше, спускается в дыру. Кругом клубы дыма, но она дышит, потому что неуязвима пред пламенем. Она вытягивается, нащупывает пальцами захваты для рук, по которым подтягиваются в невесомости. И чувствует, как кто-то ловит ее за запястье, помогает подняться навстречу огню и дыму. Рен! Она не успела его разглядеть. Горе и вина ударили ее и вышвырнули в залитый голубым светом бар, где вместо столиков стояли койки-амортизаторы. Кругом обедали, болтали, обжимались парочки. Сидевший напротив мужчина был одновременно Холденом и отцом. Она пыталась заговорить, сказать, что не хотела, но мужчина взял ее за плечи и втиснул в мягкий гель. Мелба испугалась было, что он взгромоздится на нее, а он с убийственной силой ударил ее кулаками в грудь, и она проснулась под вопль сирены среди летающих в воздухе шариков крови.

Боль в теле была такой глубокой и необъяснимой, что не воспринималась как боль — просто давала знать: что-то не так. Мелба закашлялась, изо рта через всю каюту брызнула кровь. Она решила, что во сне ненароком привела в действие свои железы, что беда только с ней, но корабельная сирена доказывала, что дело еще хуже. Девушка потянулась за терминалом и не нашла его в креплении. Он плавал в полуметре от двери, вращаясь в воздухе. Звездообразная трещина в эластичном футляре свидетельствовала о силе удара. На экране возникла яркая красная полоса. Нет доступа в сеть. Система слетела.

Мелба подтянулась к двери и запустила открывающий механизм.

Мертвая женщина проплывала по коридору, вытянув руки перед собой. Волосы полоскались, как у утопленницы, левая сторона лица выглядела странно: мягче, круглее и синее, чем следовало. Полуоткрытые глаза были красными от кровоизлияния. Мелба оттолкнула труп и протиснулась мимо. Дальше по коридору медленно подтягивался к вентиляционному отверстию кровяной шар, большой, как футбольный мяч, но из кого вылилась эта кровь, Мелба не увидела.

В широких коридорах ближе к середине корабля было хуже. Тела выплывали из каждой двери, из каждого прохода. Все своевременно не пристегнутое плыло сейчас в сторону носа. На мягких серых стенах остались вмятины от врезавшихся в них терминалов, инструментов и голов. В воздухе пахло кровью и чем-то еще, более интимным.

У гражданского центра трое солдат герметиком прикрепляли труп к стене, чтоб не мешал проходу. Будь здесь сила тяжести, убитых складывали бы штабелями.

— Ты в порядке? — спросила одна из военных. Мелба с задержкой поняла, что обращаются к ней.

— В порядке, — ответила она. — Что это было?

— Черт его знает. Ты из ремонтной бригады, да? — резко спросила женщина.

Мелба кивнула.

— Я Мелба Кох, электрохимик.

— Ну так вали проверять жизнеобеспечение, Кох, — приказала женщина. — Надо думать, ты там нужнее.

Мелба кивнула, раскрутилась от резкого движения, и женщина притормозила ее рукой.

Она никогда не бывала ни в бою, ни на местах катастроф. Разве что в восемь лет, когда на Сан-Пауло налетел ураган и отец прятал семью в убежище корпорации, пока не схлынул потоп. Тогда следы разрушений она наблюдала больше в новостях, чем своими глазами. «Принц Томас» являл собой сцены ада. Кое-где Мелба видела группы лихорадочно трудившихся людей, зато мертвые и умирающие попадались повсюду. Кровь и обломки облачками подтягивались к выходам воздуховодов. При нулевой силе тяжести кровь скапливается в ранах, не очищая их. Раны воспаляются сильнее. Легкие быстрее заполняются жидкостью. Сколько бы ни было погибших, скоро их окажется больше. Если бы Мелба не зафиксировала себя в амортизаторе, ее, как и других, швырнуло бы об стену со скоростью шестьсот метров в секунду. Нет, наверняка не так сильно — этого никто не пережил бы.

Она редко бывала на палубах жизнеобеспечения. Чаще всего они с Соледад и Станни занимались проводкой. Системы водо- и воздухопроводов обслуживали другие бригады, специалисты более высокого уровня с более высокой оплатой. Архитектура этих помещений позволяла надежно разместить все без тесноты, памятной ей по «Сересье». Вплывая в помещение, Мелба с облегчением вздохнула, словно добраться до цели само по себе было достижением.

Здесь пахло озоном и жженым волосом. Молодой человек с иссиня-черными кровоподтеками на лице прикрепился к переборке линем и парой электромагнитов. Он, как гигантской мухобойкой, размахивал чем-то вроде швабры с тяжелой матерчатой сеткой на рабочем конце. Очищал воздух от крови. На изуродованном лице застыл ужас, слезы, стоявшие в глазах, слепили парня.

— Ты! Ты кто такая, черт возьми?

Мелба обернулась. Этот был из флотских, в форме. Правую ногу скрывал сплошной лубок. Торчащая из-под гипса ступня отливала сине-багровым, а тяжелое дыхание мужчины наводило на мысль о пневмонии или внутреннем кровоизлиянии.

— Мелба Кох, штатский электрохимик с «Сересье».

— Кому подчиняешься?

— Группа подчинена Микельсону, — ответила Мелба, с трудом припомнив имя.

Он встречался с бригадой всего один раз и не произвел на девушку впечатления.

— Меня зовут Никос, — сказал мужчина со сломанной ногой. — Будешь работать на меня. Пошли.

Он двигался с неожиданным изяществом. Мелба поторопилась, и ей пришлось уцепиться за захват, чтобы не врезаться ему в спину. Никос длинным коридором провел ее в машинный зал. У одной стены стояла огромная установка из тонкого металла и керамических пластин, по ее краю тянулись предостерегающие надписи на восьми языках. На наружной обшивке виднелись круги ожогов, и в воздухе воняло горелым пластиком и чем-то еще. По центру пластины была пробита двухфутовая дыра, в ней еще торчало человеческое тело, проткнутое обломками металла.

— Знаешь, что это такое, Кох?

— Восстановитель воздуха.

— Главная установка восстановления воздуха, — словно не услышав, сам себе ответил Никос. — И это чертовски нехорошо. Резервные установки в данный момент горят, а запаса третьего уровня хватит примерно на семь часов. Из моей бригады, кто жив, все в работе по горло, так что это чинить тебе, понятно?

«Я не смогу, — подумала она. — Я не настоящий электрик. Я не умею».

— Я… схожу за инструментами.

— Не буду мешать, — сказал Никос. — Пришлю кого-нибудь, если найду.

— Хорошо бы, — сказала Мелба. — А ты как? В порядке? Помочь не сумеешь?

— У меня, похоже, раздавлен таз, и в кишках, наверное, непорядок. Сначала то и дело вырубался, — усмехнулся он. — Но меня по уши накачали из аварийной аптечки, и пока действует. Ну, я полетел.

Она толкнулась в нужную сторону. В горле стоял ком, мозг понемногу выстраивал стену, закрывающую дорогу шоку. Мимо обломков и трупов она добралась до склада, где лежали доставленные с «Сересье» инструменты. Ее карточка открыла доступ. Один ящик оказался расколот, обломки тестеров плавали в воздухе: зеленая керамика и обрывки золотой проволоки. Рен никуда не делся, хотя ящик-гроб, не удержавшись на магнитных присосках, сдвинулся с места. На миг Мелба окунулась в сон о пожаре. Подумалось: может, это все еще кошмар, может, все смерти — просто отражение темноты в ее мозгу? Она положила ладонь на ящик с Реном и не удивилась бы, почувствовав, что он бьется внутри. Накатило головокружение, почудилось, что корабль опрокидывается на нее и вот-вот раздавит. Вся кровь, весь ужас, все покойники, приклеенные к стенам, чтобы очистить место, — все это началось отсюда. Все грехи, которые она совершила и еще совершит, шли из одного центра — из костей под ее ладонью.

— Прекрати, — сказала она себе. — Прекрати сейчас же.

Она взяла набор инструментов и помчалась обратно в машинный зал, к разбитой установке. Никос успел найти еще двоих: парня в штатском и пожилую женщину во флотской форме.

— Вы — Кох? — обратилась женщина к Мелбе. — Хорошо, держите-ка его за ноги.

Мелба поставила ящик с инструментами на палубу, закрепила магнитом и толкнулась к пробитой в установке дыре. Механизм развернули, чтобы труп двигался свободнее. Мелба ухватила мертвого за ляжки, собрав в кулаки ткань брюк, и уперлась в металлический корпус.

— Готовы? — спросил мужчина.

— Готова.

Женщина отсчитала до трех, и Мелба стала тянуть. Поначалу ей казалось, что труп вовсе не поддается, а потом что-то порвалось, толчок отдался у нее в ладонях, и тело высвободилось.

— Одно очко в пользу героев, — похвалил с дальней стороны отсека Никос. Лицо его за это время покрылось пепельной бледностью. Как у умирающего. Мелбе хотелось отправить его в медотсек, но там, наверное, была очередь тяжелораненых. Он скончается либо за работой, либо дожидаясь помощи. — Уберите его в сторонку и закрепите, чтоб не втянуло обратно.

Мелба кивнула, покрепче ухватила тело и оттолкнулась по траектории, оканчивавшейся у дальней переборки. У трупа оказалась промята спина, но смерть наступила мгновенно, так что крови почти не было. Долетев до стены, Мелба закрепила его герметиком и придержала, пока пена схватывалась. Лицо мертвеца оказалось совсем рядом. Она видела пропущенные при бритье волоски. Карию радужку пустых глаз. Ей вдруг захотелось поцеловать это лицо, но она с отвращением отбросила дикую мысль.

Судя по мундиру, человек был из офицеров. Может, лейтенант. Белая карточка на шее, на снимке он смотрит серьезно. Мелба потянула карточку к себе. Не лейтенант — старший лейтенант. Старший лейтенант Степан Арсено, никогда не оказавшийся бы за Кольцом, если б не она. Мелба поискала в себе чувство вины, но для него уже не осталось места. Слишком много на ней уже было крови.

Она собиралась выпустить карточку, когда голосок в голове шепнул: «Наверняка у него был допуск к реактивным ранцам». Мелба моргнула. Мысли как будто прояснились, она огляделась, прогоняя остатки сна и бреда. У нее есть доступ к необходимому оборудованию. На корабле хаос. То, что надо. Вот он — тот самый случай, которого она ждала. Она сорвала карточку со шнурка и сунула в карман. Нервно оглянулась — никто не заметил.

Мелба облизала губы.

— Это нужно чем-то высверлить, — говорил парень. — Головку болта стесало, не отвинчивается.

Пожилая женщина, выругавшись, обернулась к Мелбе.

— У тебя есть что-нибудь подходящее?

— Здесь нет, — ответила Мелба, — но я, кажется, знаю, где лежит дрель.

— Давай скорей, не будем ждать, пока станет душно.

— Ладно, вы пока справляйтесь сами. Я скоро вернусь, — солгала Мелба.

ГЛАВА 24 АННА

Она никогда не любила эсхатологического раздела теологии. На вопросы прихожан об Армагеддоне отвечала, что сам Господь довольно уклончив в этом вопросе, так что не стоит особо беспокоиться. Верь, что Бог знает, как лучше, и не навлекай его гнева — этого довольно для верующего. В душе она издавна таила несогласие с милленаристскими ожиданиями. Не с самой теологией, которая имела полное право толковать по мере возможности пророчества о конце времен, а с восторгом разрушения, который иной раз закрадывался в подобные толкования. Это особенно относилось к некоторым сектам, чья литература была полна картин Армагеддона. Анна не понимала, как можно радоваться зрелищу перепуганных людей, бегущих от пожара, охватившего мир, в то время как последователи — безусловно, правильной религии — из безопасного места взирают на господню месть.

Показать бы им «Принца Томаса»!

Когда это случилось, она читала, поставив терминал на грудь и подперев подушкой, а руки заложив за голову. Три ноты перегрузочной тревоги прозвучали слишком поздно. Ее уже вмяло в амортизатор с такой силой, что сквозь двадцать сантиметров геля почувствовалось пластиковое основание койки. Ручной терминал проехался по груди, став вдруг тяжелее подросшей Нами. Он оставил полосу синяков на грудине и до крови разбил подбородок. Подушка продавила живот как десятикилограммовый мешок, выдавив в горло желудочную кислоту.

Но хуже всего пришлось плечам. Обе руки вдавило в постель, вывихнув суставы. Когда истекли бесконечно долгие секунды торможения, суставы встали на место, и это оказалось больнее самого вывиха. Гель койки не был рассчитан на такую нагрузку и, вместо того чтобы удерживать ее после возвращения в прежнюю форму, выбросил к потолку. Попытка выставить вперед руки отозвалась страшной болью в плечах, так что Анна ударилась о потолок лицом. От разбитого подбородка на пенковой обшивке осталось кровяное пятно.

Анна вела тихую жизнь. Она ни разу не дралась, никогда не попадала в серьезные аварии. Болезненными были только роды, но выброс эндорфинов почти стер эту боль из памяти. Сейчас вместе с ошеломлением она испытывала бессмысленную злость. Нечестно, человек не должен так страдать! Ей хотелось заорать на предавшую ее койку, пнуть ударивший ее потолок — а ведь она в жизни никого не пинала, да и сил на пинок не было. Когда перестала кружиться голова, Анна отправилась искать помощи и обнаружила, что в коридорах еще хуже.

В нескольких метрах от двери каюты раздавило молодого парня. Тело выглядело так, словно на него наступил и размазал каблуком какой-то великан. Мальчика не только расплющило, но и порвало, скорчило так, что в нем едва можно было узнать человека. Кровь выплеснулась на пол и плавала кругом жуткими елочными шариками.

Анна закричала. Ей ответил булькающий крик боли. Кричали дальше по коридору. Анна осторожно оттолкнулась от своей двери и поплыла на голос. Через две каюты от нее наполовину свесился со своей койки мужчина. Должно быть, в начале торможения он как раз вставал с постели, и ему раздробило таз и все, что ниже. Верхняя половина туловища еще лежала на кровати, он слабо махал руками, мучительно кривил лицо.

— Помогите, — выговорил он и выкашлял комок кровавой мокроты, поднявшийся над ним красно-зеленым шаром. Анна всплыла над полом, чтобы, не двигая рукой, дотянуться до панели связи. Связь не работала. И освещение горело только аварийное — остальное, похоже, отключилось. — Помогите, — повторил мужчина. В голосе его прибавилось боли и булькающих хрипов. Анна узнала Алонсо Гусмана, знаменитого южноамериканского поэта. Он был любимчиком генерального секретаря, если верить слухам.

— Сейчас, — сказала Анна, даже не пытаясь сдержать слез. Она вытерла щеку о плечо и попросила: — Потерпите, я найду помощь. У меня вывихнуты плечи, но я кого-нибудь найду.

Мужчина тихо заплакал. Анна пальцами ног толкнулась к двери и выплыла в коридор, на поиски уцелевших среди бойни.

Вот этого эсхатологи никогда не рисовали на своих картинках.

Они любили изображать праведного Бога, карающего грешный человеческий род. Охотно изображали избранников божьих, из безопасности взирающих, как мир убеждается в их правоте. А вот как это будет, не показывали. Не показывали, как плачут люди, раздавленные и умирающие в луже, вытекшей из их тел. Молодых ребят, превращенных в груду мяса. Женщину, разрезанную пополам, потому что в момент катастрофы она спускалась в люк.

Вот это — Армагеддон. Так он выглядит. Кровь, раны и крики о помощи.

На скрещении коридоров у Анны кончились силы. Боль не давала двинуться с места. А на все четыре стороны тянулись приметы насильственной смерти. Это было слишком. Анна на несколько минут зависла в пустоте — а потом ее тихо отнесло к стене и прижало. Движение. Корабль пришел в движение. Очень медленно, но достаточно, чтобы прижать ее к стене. Оттолкнувшись, она снова всплыла. Значит, ускорения больше нет.

Поняв, что интерес к маневрам корабля — всего лишь попытка психики отвлечься от реальности кругом, Анна снова расплакалась. Мысль, что она не вернется из этого рейса, была слишком тяжела. Впервые ей представилось, что она больше не увидит Нами, не вдохнет запах ее волос. Не поцелует Ноно, не заберется к ней в теплую постель, не обнимет. Эта мысль оказалась мучительнее боли. Анна не утирала слепивших глаза слез. Так казалось лучше. Лучше было ничего не видеть.

Что-то схватило ее сзади, развернуло, и она напряглась, предчувствуя новые ужасы.

Это была Тилли.

— Ох, слава богу! — Тилли крепко обняла Анну, взметнув новую волну боли в плечах. — Я зашла к тебе, а там на стенах кровь, и тебя нет, и прямо перед дверью мертвец…

Не в силах ответить на объятия, Анна коротко прижалась щекой к щеке Тилли. Та отстранилась на вытянутую руку, но не выпустила подругу.

— Ты как?

Она смотрела на ссадину на подбородке.

— С лицом ничего, просто ободрала. Плечам хуже, я почти не могу шевельнуть руками. Надо позвать помощь. Алонсо Гусман тяжело ранен. По-настоящему тяжело. Ты поняла, что случилось?

— Пока не видела никого, кто бы понимал, — покачала головой Тилли, поворачивая Анну из стороны в сторону и критически оглядывая. — Пошевели руками. Так, согни в локтях. — Она ощупала плечи подруги. — Вывиха нет.

— Был, на секунду. — Анна задохнулась от боли. — И все остальное болит. Но надо спешить.

Тилли, кивнув, потянула с плеча красно-белый ранец. Внутри оказались десятки пластиковых пакетов с черными буквами инструкций. Тилли достала несколько штук, прочитала и положила обратно. Нашла наконец нужный, ободрала упаковку и вынула три шприц-тюбика.

— Это что? — спросила Анна, но Тилли уже уколола ее тремя сразу.

Анну омыла волна блаженства. Боль в плечах прекратилась. Ничего больше не болело. Даже страх никогда не увидеть родных отдалился и уменьшился в размерах.

— Я спала, — рассказывала Тилли, забрасывая ампулы в ранец, — а проснулась — на меня словно автопогрузчик наехал. Думала, ребра полопаются, и дышать не могла. Вот я и откопала это из аварийного шкафа в каюте.

— А я и не подумала туда заглянуть, — с удивлением призналась Анна. Она смутно помнила, как глушила ее боль, но сейчас-то ей было прекрасно, как никогда. Она чувствовала себя умной и бодрой. Как глупо — при аварии и забыть об аварийном запасе. Ей хотелось надавать себе пощечин за глупость. Тилли опять держала ее за руки. Зачем это? Им надо спешить. Найти врачей, послать их к поэту.

— Эй, детка, — обратилась к ней Тилли, — пережди секундочку, пока первый кайф схлынет. Я целую минуту пыталась воскресить красный фарш, пока прочухала, что не в себе.

— Что это? — Анна повертела головой, отчего лицо Тилли расплылось перед глазами. Та пожала плечами.

— Военная аптечка. Наверное, амфетамины и обезболивающие. Противовоспалительное я тебе тоже вколола на всякий случай.

— Ты врач? — восхитилась Анна.

— Нет, но прочитать инструкцию на упаковке способна.

— Хорошо, — серьезно закивала Анна, — хорошо.

— Пойдем, поищем, не разобрался ли кто, что тут творится. — Тилли потянула Анну по коридору.

— А потом мне надо будет найти своих, — сказала Анна, послушно двигаясь за подругой.

— Ты что, еще не соображаешь? Ноно с Нами дома, в Москве!

— Нет, не то. Моих прихожан. Криса, и еще одного парня, и десантницу. Она злая, но, по-моему, я могла бы ее разговорить. Надо их разыскать.

— Пожалуй, я вколола тебе слишком большую дозу, — вздохнула Тилли. — Ладно, и их найдем. Но сперва поищем, кто бы нам помог.

Анна вспомнила поэта, и по щекам снова хлынули слезы. Она чувствовала грусть — значит, наверное, действие лекарств заканчивалось. В этой мысли мелькнуло сожаление.

Тилли задержалась у схемы палубы, повешенной рядом с черной оглохшей панелью связи. «Конечно, на военном корабле все предусмотрено», — подумалось Анне. Предусмотрено, что при попадании снаряда оборудование может отказать. И от этой мысли ей стало грустно. Сохранившийся где-то в глубине рассудок подсказывал, что ее качает на волнах наркотического опьянения, но справиться с настроением было не в ее силах. Анна снова заплакала.

Тилли ткнула пальцем в схему:

— Отдел безопасности.

Она опять потянула Анну за собой по коридору. Через два поворота они попали в маленькую комнату, забитую людьми, оружием и работающими компьютерами. Мрачный немолодой мужчина с сединой в волосах подчеркнуто не замечал женщин. Остальные четверо в этой комнате были моложе, и они тоже не поднимали голов.

— Первым делом откройте С-тридцать пять, — приказал старший двум молодым мужчинам, парящим слева от него, и указал на карту. — Там полно цивильных.

— Медперсонал? — спросил один из молодых.

— Свободный отсутствует, да и в том камбузе нет амортизаторов. Там всё в кашу, но лейтенант велел проверить.

— Есть, — ответил молодой и вместе с напарником вылетел из комнаты, мельком глянув на Анну с Тилли.

— Вы двое прочесывайте коридор, — приказал старший оставшимся в комнате матросам. — Собирайте, если есть что собирать, снимайте на видео и соскребайте, если нечего. Все сведения посылайте в рубку в срочном порядке. Ясно?

— Так точно, — отозвался один, и оба выплыли в дверь.

— В двести девяносто пятой человек нуждается в помощи, — обратилась к офицеру Анна. — Тяжело ранен. Он поэт.

Безопасник отстучал что-то на своем терминале и ответил:

— Есть, поставлен на очередь. Медики доберутся до него, как только освободятся. В офицерской столовой организован временный спасательный пункт. Вам, леди, я предлагаю немедленно отправиться туда.

— Что это было? — спросила Тилли, вцепившись в захват для рук, словно подчеркивая, что никуда не сбирается уходить.

Анна дотянулась до первой попавшейся опоры — это оказалась оружейная стойка. Офицер с ног до головы оглядел Тилли и, как видно, решил, что лучше ответить, а то не отвяжется.

— Чтоб я знал! Затормозились намертво меньше чем в пять секунд. Все травмы вызваны перегрузкой. То, что нас схватило, вцепилось только в обшивку, а на содержимое корабля ему плевать.

— Изменения в медленной зоне? — спросила Тилли. Анна посмотрела на оружие в стойке. Она уже лучше владела собой, но мысли все еще неслись вскачь. Здесь было полно самых разных пистолетов. Больших, тяжелых, с толстыми стволами и плоскими магазинами. И поменьше, какие показывают в полицейских боевиках. И на отдельной стойке — тазеры, как у нее на Европе. Нет, у нее был немножко другой, эти — военного образца. Серые, узкие, опасные на вид, и аккумуляторные гнезда заметно больше. Хоть и задуманы как нелетальное оружие, а выглядят угрожающе. Тот, что был у Анны дома, напоминал маленький фен для волос.

— Не трогайте, — сказал офицер, и только тогда Анна заметила, что тянется к оружию.

— Значит, чертовски много потерь, — сказала Тилли, и Анна поняла, что пропустила часть разговора.

— На «Принце» — сотни, — согласился офицер, — и разогнаться до прежнего максимума не светит. Некоторые корабли попытались. Связи с ними больше нет.

Анна разглядывала работающие в кабинете терминалы. Сообщения об ущербе, сводки, приказы — она мало что в этом понимала. Почти все в сокращениях или зашифровано. Военный жаргон. На одном маленьком мониторе сменялись изображения людей. Анна узнала Джеймса Холдена с клочковатой бородкой. Извещения о розыске? Остальные были незнакомы, пока не появилась модель девушки, которую помощница Холдена, Наоми, обвинила в диверсии.

— Может, это девушка из космоса, — вырвалось у Анны. Она плохо понимала, что говорит, и с трудом сдерживала истерический смешок.

Безопасник с Тилли дружно уставились на нее.

Анна указала на экран.

— Джули Мао, девушка с Эроса. Та, которую обвинил «Росинант». Может, это ее работа.

Безопасник вместе с Тилли обернулся к экрану. Через несколько секунд изображение космической Джули пропало, сменившись другим, незнакомым.

— Заполучить бы Джеймса Холдена на допрос, тогда быстро разберемся, кого в чем обвинять, — проворчал офицер.

Тилли в ответ расхохоталась.

— Они обвиняют ее? — спросила она, отсмеявшись. — Так это не Джули Мао. А Клари никак не могла здесь оказаться.

— Клари? — в один голос повторили безопасник и Анна.

— Девушку зовут Клари. Кларисса Мао, младшая сестренка Джули. Последний раз, когда я о ней слышала, она жила с матерью на Луне. Но это точно не Джули.

— Ты уверена? — спросила Анна. — Старпом с «Росинанта» сказала…

— Я в свое время обеих качала на коленях. Мао постоянно гостили у нас в Бахе. Привозили на лето детей — поплавать и поесть рыбных тако. Так вот, это Клари, а не Джули.

— Ох, — выговорила Анна, и ее подстегнутый наркотиком ум разом охватил всю интригу. Бешеная девушка в столовой, взрыв корабля ООН, нелепое заявление от лица Холдена, последовавшее за ним опровержение… — Это она. Она взорвала корабль.

— Какой? — спросил безопасник.

— Корабль ООН. Тот, из-за которого астерский корабль обстрелял Холдена. А потом мы все бросились в Кольцо, и она здесь! Она сейчас на этом корабле! Я видела ее в столовой и сразу поняла, что она не в себе. Она меня напугала, я должна была что-то сказать, но не стала, подумала: с какой стати?

Тилли с безопасником всё разглядывали ее. Анна чувствовала, что мысли разбегаются и язык мелет сам по себе. На нее смотрели как на сумасшедшую.

— Она здесь, — повторила Анна и заставила себя закрыть рот.

— Клари? — нахмурившись, спросила Тилли.

— Я видела ее в столовой. Она мне угрожала. Она была на этом корабле.

Безопасник, оскалившись, застучал по терминалу, выругался, нажал что-то еще.

— Будь я проклят. Корабельная система распознавания говорит, ее копия сейчас в ангаре В.

— Ее надо арестовать! — крикнула Анна.

— Ангар В числится в аварийном списке, — ответил офицер. — Возможно, она среди выживших, с пятью переломами. Если это вообще она. Такие паршивые копии дают много ошибок.

— У вас есть программа, которая могла ее сразу найти? — поразилась Тилли. — И вы не проверили?

— Мэм, когда чертов Холден велит прыгать, мы не спрашиваем, высоко ли, — проворчал в ответ офицер.

— Там есть шлюз. — Анна ткнула пальцем в экран. — Она может уйти. Сбежит.

— И куда же? — съязвил офицер.

Словно назло ему, на экране загорелся зеленый огонек — шлюз задействован.

— Надо до нее добраться. — Анна дернула подругу за руку.

— Вам надо в офицерскую столовую, — возразил безопасник. — Я пошлю за ней, как только у нас кровь уймется. Не до нее, когда вокруг такое. Подождет.

— Но…

В кабинет вплыл парень с залитым кровью лицом.

— Нужен врач в шестой-альфа, сэр. Десять штатских.

— Попробую кого-нибудь высвободить, — отозвался офицер. — Состояние пострадавших известно?

— Кости торчат наружу, но живы.

Анна вытащила Тилли в коридор.

— Нельзя ждать, она опасна. Она уже убивала людей — когда взорвала тот корабль.

— Ты не в себе, — ответила Тилли, выдернув руку и налетев на стену в коридоре. — Не соображаешь, что делаешь. Если Клари Мао и впрямь террористка и сейчас здесь, что ты сделаешь? Она взорвала корабль. Ты думаешь забить ее Библией?

Анна, наполовину вытащив из кармана, показала ей тазер. Тилли со свистом втянула воздух сквозь зубы.

— Украла? — громким шепотом спросила она. — С ума сошла?

— Я ее найду, — ответила Анна. Наркотик, поющий в ее крови, сводил все к одной-единственной точке. Она не сомневалась: если остановить эту Клари, она не потеряет дочь. Идея была совершенно безумной, но придавала ей силы. — Мне надо с ней поговорить.

— Она тебя убьет. — Тилли, кажется, чуть не плакала. — Ты предупредила службу безопасности, и хватит с тебя. Ты же священница, а не коп!

— Мне нужен вакуумный скафандр с ранцем. Ты не знаешь, где их хранят? Где-нибудь рядом со шлюзами?

— Сумасшедшая, — сказала Тилли. — Я с тобой не пойду.

— Ничего, — утешила ее Анна, — я вернусь.

ГЛАВА 25 ХОЛДЕН

— Наоми, — позвал Холден, — подключайся. Пожалуйста, пожалуйста, отвечай.

Умолкшая рация пугала Холдена. Миллер ждал молча, понурый и виноватый. Холден задумался, скольким людям приходилось видеть именно это выражение на лице старого детектива. Оно точь-в-точь подходило к словам: «несчастный случай» и «ДНК совпадает с ДНК вашего сына». Руки у Холдена дрожали — это ничего не значило.

— «Росинант»! Наоми, подключайся!

— Может, она цела, а рация вышла из строя, — заговорил Миллер. — Или она занята, что-то чинит.

— Или медленно умирает, — договорил Холден. — Я ухожу. Мне надо возвращаться к ней.

Миллер покачал головой.

— Возвращение окажется дольше, чем путь сюда. Так быстро двигаться ты уже не сможешь. Пока доберешься, она уже наладит все сама.

«Или умрет» — этого Миллер не сказал. Любопытно: протомолекула держит его на ладони, как куклу, а все же детектив способен думать о том, чтобы не причинять боли.

— Я хотя бы попробую.

Миллер вздохнул. В его зрачках мигнуло голубое сияние, словно в глазных яблоках проплыла глубоководная рыба.

— Ты хочешь ей помочь? Хочешь помочь всем? Идем со мной. Немедленно. Вернешься сейчас домой — мы так и не узнаем, что случилось. И не факт, что ты сумеешь вернуться. Не говоря уже о том, что твои дружки наверняка готовятся к новой атаке и, если поймают, аккуратненько повыдергают тебе руки-ноги.

В сознании Холдена словно сошлись два человека. Может быть, Наоми ранена. Или погибла. Алекс с Амосом тоже. Ради них ему надо вернуться. Но маленький тихий голосок в душе твердил, что Миллер прав. Поздно.

— Ты можешь сказать Станции, что на тех кораблях — люди, — сказал он. — Попроси ее помочь.

— Я могу сказать булыжнику, что он генеральный секретарь. Только услышит ли булыжник? Все это… — Миллер обвел рукой темные стены, — глухо. Утилитарное устройство. Не способно к творчеству и сложному анализу.

— Правда? — Сквозь злобу и страх пробилось любопытство. — Почему так?

— Бывают случаи, когда важнее предсказуемость. Никому не нужна станция с собственными идеями. Идем скорей.

— Куда? — спросил Холден, тяжело переводя дыхание.

Он слишком долго прожил при малых g, а тренировать мышцы времени не хватало. Сердце ослабло. Вот чем грозят богатство и лень.

— Ты мне нужен для одного дела, — ответил Миллер. — Мне необходим доступ к… черт, назовем это «записями».

Отдышавшись, Холден распрямился и кивнул Миллеру, показывая, что можно идти дальше. Двинувшись по плавно уходящему вниз коридору, он спросил:

— Ты разве не подключен?

— Я более или менее в курсе. Но Станция закрыта, а основного пароля, так сказать, мне не дали. Ты мне для того и нужен, чтобы ее открыть.

— Вряд ли я смогу то, что не под силу тебе, — усомнился Холден. — Разве что составить компанию за обедом.

Миллер остановился — вроде бы в тупике, — тронул стену, и проход раскрылся диафрагмой. Он пропустил Холдена вперед, прошел сам и закрыл за собой дверь. Они оказались в новой просторной камере, более-менее восьмиугольной, со сторонами метров по пятьдесят. Здесь было полно таких же насекомоподобных мехов, а вот стеклянные колонны отсутствовали. Вместо них середину помещения занимала массивная конструкция из сияющего голубоватого металла, тоже восьмиугольная, повторяющая очертания зала. Светилась она не ярче стен, однако Холден ощутил нечто, исходящее от нее, словно материальная преграда мешала подойти ближе. Скафандр сообщил об изменении атмосферы, теперь она наполнилась сложной органикой и азотом.

— Иной раз само обладание телом определяет твой статус. В низшем мире невозможно разгуливать свободно, не добившись чертовски серьезного доверия.

— В «низшем мире»?

Миллер пожал плечами и уперся ладонью в стену. Совершенно человеческий, беспомощный жест. Сияющий мох на стене нисколько не промялся от прикосновения. Губы у Миллера стали наливаться чернотой.

— Низший мир. Субстрат. Материя.

— Ты в порядке? — спросил Холден.

Миллер кивнул, хоть и выглядел так, будто сдерживал рвоту.

— Иной раз я начинаю знать такое, что не лезет мне в голову. Здесь, внутри, лучше, но будут и вопросы не по моей мерке. При всем дерьме, подключившемся к моим мозгам, даже думать — жесткий спорт, а если я переполнюсь, вполне возможно, что меня… ну, скажем, перезагрузят. То есть, ясное дело, сознание — это иллюзия и все такое, но я предпочел бы его сохранить. Не знаю, много ли буду помнить я следующий.

Холден резко остановился и с силой пихнул Миллера в плечо. Обоих шатнуло назад.

— Как по мне, ты кажешься вполне реальным.

— Кажешься! — поднял палец Миллер. — Подходящий глагол. Ты не задумывался, почему я исчезал, едва появлялся кто-то третий?

— Я — особенный?

— Ну, я бы так сильно не выражался.

— Хорошо, — кивнул Холден. — Попробую разобраться. Почему остальные тебя не видят?

— Не знаю, есть ли у нас время на такие разговоры, но… — Миллер снял свою шляпу и почесал в затылке. — Так вот, у тебя в мозгу сто миллиардов клеток и около пятисот триллионов синапсов.

— Хочешь проверить?

— Не вредничай, — небрежно бросил Миллер и снова напялил шляпу. — Так вот, вся эта дрянь — индивидуальной выделки. Нет двух одинаковых мозгов. Представляешь, какие мощности нужны, чтобы смоделировать хотя бы один человеческий мозг? Собери вместе все компьютеры — не справятся, даже если и не будут углубляться в содержимое каждой клетки.

— Ну и?..

— А теперь представь эти синапсы кнопками на клавиатуре. Пятьсот триллионов кнопок. Скажем, если мозг что-то видит и обдумывает. Мысль «вот цветок» нажимает пару миллиардов кнопочек в совершенно определенной последовательности. Причем то, что я сказал, — еще страшное упрощение. Это ведь не просто цветок, с ним связана уйма ассоциаций. Запахи, ощущение стебля в пальцах, букет, однажды принесенный тобой мамочке или подаренный девушке… Цветок, на который ты случайно наступил и пожалел о нем. А жалость выводит к уйме новых ассоциаций.

— Дошло, — примирительно поднял руки Холден. — Все сложно.

— А теперь представь, что тебе нужно нажать те самые кнопочки, чтобы заставить мозг думать о конкретном человеке, услышать голос, вспомнить, какую одежду он носил, чем пахнул и как снимал шляпу, когда чесал в затылке.

— Постой, — насторожился Холден, — так у меня в мозгу орудует протомолекула?

— Не совсем. Может, ты заметил, что я не в локалке.

— Это что за чертовщина?

— Ну, — взмолился Миллер, — можно ли объяснить обезьяне устройство микроволновки?

— Эту метафору я никогда вслух не выговаривал. Если ты не намерен пугать меня до чертиков, попробуй что-нибудь другое.

— А, да. Прямо сейчас, ради того, чтобы мы могли притвориться, будто я здесь, рядом с тобой, задействован самый сложный в Солнечной системе симулятор. Чтобы смоделировать подходящие реакции. Чтобы ты, черт тебя побери, сделал то, чего я от тебя добиваюсь.

— И что же это?

— Коснись той большой штуковины в центре.

Холден снова взглянул на конструкцию, ощутил исходящее от нее почти осязаемое давление.

— Зачем?

— Затем, — тоном взрослого, поучающего глупого ребенка, ответил Миллер, — что здесь все закрыто. Чтобы установить удаленную связь, нужен уровень авторизации, которого у меня нет.

— А у меня есть?

— Тебе не нужна удаленная связь, ты и так здесь. Материально. В некоторых отношениях это очень важно.

— Но я просто пришел сюда…

— Тебе помогли. Я заглушил охрану, чтобы тебя пропустили так далеко.

— Так это и десантников ты впустил?

— Брось! Что отперто, то отперто.

Чем ближе подходил Холден к восьмиугольной конструкции, тем труднее становилось идти. Дело было не только в страхе, хотя ужас забил ему глотку и тек ручьями пота по спине. Требовалось физическое усилие, как для преодоления магнитного поля.

Углы конструкции были выщерблены, на боках просматривался волосяной узор — знаки или нити грибницы, а возможно, то и другое. Холден протянул руку, и у него заныли зубы.

— И что будет? — спросил он.

— Ты хорошо разбираешься в квантовых механизмах?

— А ты? — ответил вопросом Холден.

— Оказалось, порядочно, — криво усмехнулся Миллер. — Ну, давай же.

— Я не загорюсь, не взорвусь, а?

Миллер ладонью, по-астерски, «пожал плечами».

— Не думаю. Я не в курсе всех охранных устройств, но полагаю, что нет.

— Так, — протянул Холден. — Но может быть?

— Угу.

— Понял. — Вздохнув, Холден протянул руку к грани машины и снова остановился. — Ты, собственно, не ответил на вопрос.

— Тянешь время, — заметил Миллер. — Какой вопрос?

— Почему никто, кроме меня, тебя не видит. Хотя настоящий вопрос: «Почему вижу я?» То есть предположим, вы влезли ко мне в мозги, потрудились на совесть, а если мне приходится взаимодействовать с другими людьми, работа становится слишком сложной и все такое. Но почему именно ко мне? Почему не к Наоми или не, скажем, к генеральному секретарю?

Миллер кивнул, показывая, что понял вопрос. Нахмурился, вздохнул.

— Миллеру ты вроде как нравился. Он считал тебя приличным парнем.

— И всё?

— А тебе этого мало?

Холден прижал ладонь к ближайшей грани. И не взорвался. Сквозь перчатку скафандра передалось легкое электрическое покалывание, потом все исчезло. Он плавал в пустоте. Попытался заорать — не вышло.

— Прости, — сказал у него в голове голос, похожий на голос Миллера. — Не собирался тебя сюда затаскивать. Попробуй расслабиться, а?

Холден хотел кивнуть — и тоже не сумел. У него не было головы.

Ощущение тела изменилось, сместилось, невообразимо разрослось. Огромность ошеломляла. Он чувствовал в себе звезды, огромные просторы космоса. Он мог переключить внимание на незнакомое солнце с чужими планетами так же легко, как ощутить свои пальцы или затылок. Каждый свет имел свой вкус, свой запах. Ему хотелось закрыть глаза, отгородиться от потока ощущений, но он не мог, не было у него такого простого устройства — глаз. Он стал неизмеримо велик, богат, странен. Тысячи, миллионы, миллиарды голосов сливались в хоре, и он ощущал себя их песней. Сердцевиной его было место, где сходились все нити его существа. Станцию он воспринимал теперь не видом, а глубоким биением сердца. Средоточием энергии миллионов солнц. Это была ступица колеса миров, чудо познания и власти, дарившее ему пристанище. Это был его Вавилон.

И звезда погасла.

В этом не было ничего особенного. Не было красоты. Несколько из многих квадриллионов голосов замолкли, но он не уловил перемены в звучании уменьшившегося хора. И все же по нему прошла рябь. Цвета его сознания смешались и потемнели. Тревога, любопытство, забота. И даже восторг. Впервые за тысячелетие случилось что-то новое.

Мигнула и погасла еще одна звезда. Смолкло еще несколько голосов хора. На этот раз что-то изменилось — медленно и в то же время мгновенно. Он ощутил в себе великий спор. Ощутил как болезнь, как лихорадку. Так долго он был неподвластен никакой угрозе, что рефлексы самосохранения ослабли, атрофировались. Холден ощутил страх и понял, что это его страх — страх человека, запертого в машине, — потому что его громадное «я», как было видно, не помнило страха. Безмерный парламент бушевал, сливая и развивая мысли и мнения, аналитику и поэзию. Это казалось прекрасным, как радуга на нефтяной пленке, — и одновременно ужасало.

Погасли три солнца, и Холден наконец ощутил, что уменьшается в размерах. Ущерб был крошечным, почти незаметным. Белая точка на ладони — незаживающий ожог. Первый симптом чумы, которую его огромное «я» уже не могло не замечать.

От своей сердцевины, от Станции, он потянулся вовне, к потерянным для него солнцам, проник к ним сквозь огненные порталы. Павшие звезды стали теперь простой материей, пустой и мертвой, бессмысленной. Он наполнил их системы яростью жара и излучения, сдернул электроны с каждого атома. Взрыв. Их окончательная гибель отозвалась эхом, и Холден ощутил горестный покой. Раковая опухоль нанесла удар и выгорела. Пропали разумы, их уже не воскресишь. Изгнанная смертность вернулась, но ее выжгли огнем.

Погасла сотня звезд.

Песня перешла в вопль. Холден ощутил корчи своего тела, словно в нем бился и погибал запертый в ловушку пчелиный рой. Ошеломленная выгоранием сотен солнц Станция бросала сквозь порталы огненные удары по наступающей тьме, но тень все росла, и в ней гасли звезды, смолкали голоса. Смерть неслась в пустоте быстрее света, и ее было не остановить.

Решение, словно зародыш кристалла, придавало форму окружавшему его хаосу, становилось плотным, жестким, окончательным. Отчаяние, горе, миллионы прощаний, одно за другим. Ему явилось слово — «карантин» — и принесло с собой, согласно странной логике сновидения, груз нестерпимого ужаса. И как последний голос из шкатулки Пандоры — надежду на воссоединение. Рано или поздно найдется решение, и все потерянное будет обретено вновь. Врата опять откроются. Великий разум восстановится.

Миг разрыва, предрешенный и внезапный. Холдена разорвало на части.

Вокруг было темно. Он — опустошенный, крошечный, потерянный — ждал исполнения обещанной надежды, ждал безмолвного хора, шепчущего, что Армагеддон остановлен, что не все пропало. И молчание было нарушено.

«Ого, — подумал ему Миллер, — ну и дела!»

Холден, словно проскользив по бесконечному тоннелю света, вернулся в свое тело и целое мгновенье ожидал, что эта крошечная скорлупка из мяса и кожи взорвется, не в силах вместить его.

А потом в нем осталась одна только слабость, и Холден тяжело опустился на пол.

— Так, — заговорил Миллер, растирая себе ладонями щеки. — Ну, для начала кое-что. Вроде как все объяснилось, а вроде как и нет. Заноза в заднице.

Холден перекатился на спину. Он чувствовал себя так, словно его пропустили через мясорубку, а потом кое-как слепили заново. От попытки вспомнить, каково быть размером с галактику, начиналась головная боль, так что он оставил это.

— Расскажи мне, что же это за «все», которое объяснилось, — сказал он, как только вспомнил, что такое «говорить». Двигать влажными мясистыми валиками для образования слов представлялось интимным и неприличным.

— Они засадили нашу систему в карантин. Отрезали от сети, чтобы заблокировать поражавший локации вирус, или что он там такое.

— Значит, за каждым из этих порталов — солнечная система, набитая теми, кто создал протомолекулу?

Миллер рассмеялся, и от его смешка по спине у Холдена почему-то пробежали мурашки.

— До черта маловероятно.

— Почему?

— Станция пару миллиардов лет дожидалась сигнала «все спокойно», чтобы снять блокировку. Если бы они там нашли решение, не стали бы столько ждать. Не знаю, что это было, но, по-моему, оно добралось до всех.

— До всех, кроме тебя, — поправил Холден.

— Нет, малыш. Я такой же «один из них», как «Росинант» — один из вас. «Роси» — толковая машинка, ему о вас многое известно. Вероятно, он мог бы смастерить грубое подобие своей команды. Вот эти, которых ты ощущал, — я в сравнении с ними чувствую себя ручным терминалом.

— И «ничего не объяснилось», — припомнил Холден. — Это ты про то, что их убило?

— Ну, честно говоря, не совсем чтобы ничего. — Миллер скрестил руки на груди. — Мы знаем, что оно щелкало как семечки галактические разумы, — а это уже кое-что. И мы знаем, что оно пережило дезинфекцию, захватившую пару сотен солнечных систем.

Холдену ярко представилось воспоминание: Станция швыряет пламя сквозь кольца врат, звезды по ту сторону лопаются воздушными шариками. Сами порталы, охваченные огнем, гибнут. Даже эхо воспоминания было болезненным до темноты в глазах.

— Они что, всерьез взорвали столько звезд, чтобы его остановить?

В представлении Холдена Миллер похлопал по сооружению в центре зала — хотя теперь он знал, что никакой Миллер ничего не трогает. Нечто нажало нужные кнопки на клавиатуре синапсов, вызвав соответствующий образ.

— Ага. Посовали в автоклав целыми системами. Подкинули в котлы побольше энергии, они и рванули.

— Но ведь они не могут продолжать в том же духе, верно? То есть, если все, кто этим занимался, погибли, некому больше спустить курок. С нами такого не будет?

От ухмылки Миллера у Холдена застыла кровь.

— Сколько можно твердить? Станция перешла на боевой режим, малыш. Она защищает себя.

— А нельзя ее как-нибудь успокоить?

— Конечно, я ведь здесь, я могу снять блокировку, — сказал Миллер, — но для этого вам придется…

Миллер пропал.

— Что? — выкрикнул Холден. — Что мне делать?

Сзади прогремел усиленный динамиком голос:

— Джеймс Холден, именем Марсианской Республики Конгресса объявляю вас арестованным. Опуститесь на колени, руки за голову. Попытка сопротивления приведет к вашей смерти.

Холден подчинился, но голову все-таки повернул. В зале стояли семеро десантников в боевых скафандрах. Они не потрудились навести на него оружие, но Холден знал: в этих скафандрах им по силам порвать его на куски и без выстрелов.

— Честное слово, ребята, чтоб вам дать мне еще пять минут!

ГЛАВА 26 БЫК

Голоса. Свет. Ощущение неправильности — так глубоко, что не распознать. Бык попытался скрипнуть зубами — но челюсти уже были сжаты до боли. Откуда-то доносился плач.

Свет привлек его внимание. Простая матовая белая светодиодка. Аварийное освещение. Такое включают при падении напряжения. Смотреть на лампочку было больно, но он смотрел, чтобы сфокусировать взгляд. Если он сумеет объяснить себе освещение, прояснится и все остальное. Тревожные гудки звучали откуда-то извне. Из коридора. Мысли Быка скользнули туда, в переходы, в широкий бесформенный хаос, но он направил их обратно к свету. Так бывает, когда просыпаешься, только он не спал.

Понемногу он опознал тревожные гудки — так звучат мониторы медотсека. Он в медотсеке, пристегнут к кровати. Руку тянет трубка капельницы. Нахлынуло головокружение, и восприятие мира сместилось — он не стоит, а лежит плашмя. При невесомости это ничего не значит, но человеческий мозг ищет направления даже в безразличном к направлениям космосе. Болела шея. Болела голова. И еще что-то было не так.

В отсеке находились люди. На каждой койке лежали мужчины и женщины, почти все — с закрытыми глазами. Прозвучал новый сигнал — у женщины на койке напротив падало давление. Разбита. Умирает. Он закричал, и мимо проплыл мужчина в форме медбрата, подстроил что-то в аппаратуре, оттолкнулся и скрылся. Бык попытался задержать его, но не сумел.

Он сидел в кабинете. Серж ушел спать. За день накопилось несколько мелких инцидентов — вечные трения в большой, не слишком дисциплинированной команде. Бык вместе со всеми нетерпеливо ждал, вернутся ли со Станции Холден и десантники. Или с нее вернется нечто иное. Опасения все равно не дали бы уснуть. Он стал просматривать записи, присланные с «Росинанта». Джеймс Холден, на удивление молодой и обаятельный, заговорил: «Мы назвали это „медленной зоной“…» Бык отметил про себя, что название, придуманное Холденом, привилось, и задумался, оттого ли, что Холден первым попал сюда, или это его харизма действует даже сквозь пустоту.

А теперь он сам оказался здесь. Значит, кто-то нанес удар. Торпеда пробила оборону, или произошла диверсия. Может, корабль вообще разваливается к чертям.

Над кроватью располагалась панель связи. Бык дотянулся, залогинился и с помощью своего доступа перешел от сестринского поста к общекорабельной связи. Запросил соединение с Сэм, и она спустя несколько мгновений появилась на экране. Волосы плавали у нее над головой, белок левого глаза покраснел от свежего кровоизлияния.

— Бык! — В ее ухмылке почудилось облегчение. — Христос с картофельным гарниром, вот уж не думала, что так тебе обрадуюсь.

— Прошу рапорта о состоянии.

— Ага, — кивнула она. — Я лучше лично доложу. Ты у себя?

— В медотсеке, — поправил Бык.

— Я мигом буду у тебя.

— Сэм, — остановил ее Бык, — что случилось?

— Помнишь того паршивца, что запалился в Кольцо и превратился в котлету при торможении в медленной зоне? С нами то же самое.

— Мы слишком разогнались? — спросил Бык.

— Мы — нет. Правила переменились. Я поставила пару техников экспериментировать, чтоб наскоро уточнить новый скоростной предел, а пока что мы застряли и плаваем в большом кольце кораблей. Вместе со всеми.

— Со всей флотилией?

— Все до единого, — в легкомысленном тоне Сэм прорвалось угрюмое отчаяние. — Все, кроме челноков, стоявших в доках, дрейфуют без управления, а челноки высылать пока никто не спешит. Кажется, когда это произошло, «Бегемот» двигался медленнее всех. Остальным пришлось хуже.

Вопрос «Насколько хуже?» почему-то не шел с языка. Слова завертелись в голове, заморгали. В сознании нарастало ощущение: что-то не так.

— Поспеши с рапортом, — попросил он.

— Я сейчас, — отозвалась Сэм и пропала с экрана. Быку хотелось утонуть в подушке, хотелось ощутить на себе ласковую руку притяжения. Хотелось, чтобы в окно било солнце Нью-Мексико, а за окном простиралось голубое небо, воздух. Ничего этого здесь не было и не будет.

«После смерти отдохнешь», — подумал он и снова дотянулся до панели связи. Ашфорд и Па не отвечали на вызовы, но сообщения оба приняли. Бык набирал код отдела безопасности, когда вошла врач и заговорила с ним. Ее звали Мин Стерлинг — она была заместительницей Бенни Кортланд-Мапу. Бык слушал ее вполуха. Треть команды катастрофа застала на отдыхе, в амортизаторах. Две трети, и он в их числе, врезались в стены, а их ручные терминалы разогнались как снаряды. И еще что-то было про регенерацию, невесомость и спинномозговую жидкость. Бык задумался, где сейчас Па. Если она погибла, а Ашфорд выжил, дело плохо.

После катастрофы события могут развиваться по одному из двух сценариев. Либо все сотрудничают — и люди спасаются, либо все упираются в межплеменную рознь и недоверие — и люди гибнут.

Надо установить связь с Землей и Марсом. Наверняка всем сейчас не хватает медикаментов. Чтобы выполнить свое задание, он обязан сплотить людей. Надо выяснить, выжила ли Моника Стюарт и ее группа — по крайней мере, та часть группы, которой не грозит казнь за шпионаж. Если Моника возьмется выступать от его имени в том же духе, в каком работала с Холденом…

Врач что-то внушала ему, горячась все сильнее. Бык и не заметил, когда вошла Сэм, а та уже плавала около койки. Левая нога у нее была наспех заклеена упаковочной пеной и нейлоновым пластырем. Бык ладонью придержал врача за руку, прервав ее речь, и взглянул на Сэм.

— Рапорт готов?

— Готов, — кивнула Сэм, — и ты его получишь, как только выслушаешь ее.

— Что?

Сэм указала на доктора Стерлинг.

— Послушай врача, Бык, это важно.

— У меня нет ни времени, ни терпения…

— Бык, — рявкнула Сэм, — ты чувствуешь свое тело… хоть что-нибудь, ниже грудины?

Ощущение, будто что-то не так, стало явным и принесло с собой глубинный, инстинктивный страх. Снова закружилась голова, и Бык закрыл глаза. Слова, произнесенные врачом: «Перебит позвоночник, диффузное кровоизлияние, паралич» — наконец дошли до сознания. И, к стыду, глаза наполнились слезами, лица женщин расплылись.

— Если волокна срастутся неправильно, — продолжала Стерлинг, — подвижность не восстановится. А наши тела не приспособлены к регенерации в невесомости. Здесь нарушается циркуляция. На вашу рану давят сгустки крови и спинномозговой жидкости. Надо ее удалить вместе с осколками кости. Мы могли бы уже приступить к регенерации, но здесь больше десятка раненых, которым без ноотропов просто не выжить.

— Понятно, — выдавил Бык сквозь ком в горле в надежде, что врач замолчит, но ее уже понесло.

— Если нам удастся стабилизировать состояние, снять давление и поместить вас хотя бы в треть g, есть надежда возвратить по крайней мере часть функций.

— Ладно, — сказал Бык. Фон из попискивания аппаратуры и гудения аварийных воздуховодов заполнил паузу как тишина. — Что вы рекомендуете?

— Медикаментозную кому, — без запинки отозвалась врач. — Замедлим все процессы, стабилизируем состояние, пока не появится возможность эвакуации.

Бык зажмурился, выдавливая слезы между веками. Достаточно было только сказать «да» — и все проблемы перейдут к кому-то другому. Все исчезнет, а когда он очнется, тело уже будет восстанавливаться под привычной тягой. Или он вовсе не проснется. Молчание затянулось. Бык вспоминал, как ходил по остаткам солнечных батарей. Как лазал по ним. Как зажимал коленями керамическую балку, пока напарник срезал ее. Он вспоминал женщину со станции Тихо, как ощущал ее тело рядом со своим. Все могло вернуться. Хотя бы отчасти. Это не навсегда.

— Спасибо за рекомендации, — сказал он. — Сэм, рапорт о повреждениях.

— Бык, не надо, — сказала Сэм. — Знаешь, что бывает, когда у меня ошибка в сети? Я ее выжигаю и наращиваю заново. А это же биология. Из тебя нельзя просто выдернуть провода и перезагрузить с нуля. Не строй из себя героя.

— А я строю? — спросил Бык, и голос прозвучал почти естественно.

— Я не шучу, — упиралась Сэм. — Плевать мне, что ты там обещал Фреду Джонсону и каким крутым себя воображаешь. Веди себя как большой мальчик, принимай лекарства и поправляйся! Дошло?

Она чуть не плакала, лицо ее потемнело. Наверняка кто-то из ее команды погиб. Кто-то, кого она знала много лет. Может, всю жизнь. С кем работала изо дня в день. С нечеловеческой ясностью Бык ощутил ее горе и отозвался на него. Теперь так с каждым. Каждый выживший на каждом корабле видел смерть или раны дорогих ему людей. А с горя люди совершают поступки, каких не совершили бы в трезвом уме.

— Подумай, в каком мы положении, Сэм, — мягко заговорил он. — Вспомни, что мы здесь делаем. Кое-что уже никогда не придет в норму. — Сэм утерла глаза рукавом, а Бык повернулся к врачу. — Я уважаю ваше профессиональное мнение, но принять совет пока не могу. Мы вернемся к нему, когда корабль и команда будут вне опасности, а до тех пор для меня важнее оставаться на посту. Вы можете поддержать меня в сознании?

— Какое-то время могу, — признала врач, — но за это еще придется расплачиваться.

— Спасибо, — проговорил Бык голосом, мягким и теплым, как фланелька. — А теперь, старший механик Розенберг, приступайте к рапорту о повреждениях!

Ничего хорошего он не услышал. Единственное, чем можно было утешаться, выслушав рапорт Сэм, проконсультировавшись с врачами и с остатками службы безопасности, — это что «Бегемот» выстоял в бурю лучше других кораблей. Система жизнеобеспечения, да и вся конструкция корабля поколений были рассчитаны на долгий износ, а в момент, когда правила переменились, «Бегемот» шел на одной десятой прежнего максимума.

Резкое торможение захватило все корабли одновременно, за каких-то пять секунд снизив прежнюю скорость до почти неуловимого дрейфа в сторону центральной сферы. Произойди это мгновенно, не выжил бы никто. Даже при растянутом торможении многие оказались на грани смерти. Тем, кто спал или работал в амортизаторах, повезло больше. Все, кого торможение застало в коридорах или с грушей кофе в руках, погибли сразу. Насчитали две сотни мертвых и вдвое больше раненых. Три марсианских корабля, двигавшихся заметно быстрее «Бегемота», вообще не отвечали на вызовы, а прочие сообщали о тяжелых потерях. Большие земные корабли пострадали немногим меньше.

Хуже того: радио- и лазерные сигналы, доходившие сквозь Кольцо от оставшейся позади флотилии, жестоко искажались, расшифровать их было практически невозможно. Не то чтобы это так уж много значило. Медленная зона — черт, и к нему привязалось холденовское выражение! — всеми средствами напоминала, как огромны ее расстояния. На доступных им отныне скоростях путь к Кольцу занял бы не меньше времени, чем путь от него до Пояса. Месяцы, причем в челноках, поскольку все корабли оказались захвачены. Тем, кто выжил, приходилось рассчитывать только на себя.

Хватка Станции затягивала их на орбиту вокруг сияющей голубой сферы, и все усилия двигателей не помогали отклониться от навязанного маршрута. Им не давали ни разогнаться, ни остановиться. Тяга не действовала, и невесомость осложняла лечение пострадавших. Линии проводки «Бегемота», уже ослабленные и залатанные на скорую руку после пуска торпеды, давали отказ за отказом. Бригада Сэм металась по кораблю, меняя предохранители и добавляя новые заплаты. Один из земных кораблей из-за аварии в реакторе остался на одних аккумуляторах, другой пытался восстановить поврежденную систему регенерации воздуха. Что бы ни творилось на марсианских кораблях, командование марсиан не делилось новостями.

После боя такое считалось бы за унизительное поражение. А ведь на них никто не нападал.

— И как бы вы это назвали? — язвительно осведомилась Па с экрана ручного терминала. Она выжила, как и Ашфорд.

— Если бы такое устроил я, назвал бы «оборонительными мерами», — объяснил Бык. — Засранец, простреливший Кольцо, что-то в нем повредил, и оно закрылось. Установило запрет на превышение скорости. Потом на Станцию явились Холден с десантниками, и там что-то произошло. То, что управляет Станцией, вроде как дернулось, и эта штука заперлась еще глубже. Я не понимаю, как оно такое проделывает, но логике меня обучали. Оно предоставило нам свободу, насколько было возможно, но чем сильнее мы брыкаемся, тем больше затягиваем петлю.

— Так. — Па пригладила волосы ладонью. Она выглядела усталой. — Я вас поняла. Значит, пока мы ему не угрожаем, хуже не будет.

— Разве что только кто-нибудь натворит дел, — кивнул Бык. — Представьте себе какого-нибудь олуха-марсианина, потерявшего всех друзей. Если он задумает взять под мышку ядерный заряд, пешком дойти с ним до Станции и рвануть там — вот тогда будет хуже.

— Ясно.

— Надо, чтобы все действовали заодно, — продолжал Бык. — Земля, Марс, мы. Все. Потому что я в таком положении от защитных мер переходил бы к активной обороне, к стрельбе. Нам ни к чему, чтобы та штуковина следовала по тому же…

— Я сказала: «Ясно», мистер Бака, — рявкнула Па. — Это значит, что я поняла вашу мысль. Можете ее не развивать. Потому что без чего я сейчас точно обойдусь, так это без самоуверенного самца, толкующего, как высоки ставки и как я рискую напортачить. Я вас поняла. Благодарю!

Бык моргнул, открыл рот — и закрыл. Па на экране терла себе переносицу. В ее ярости слышалось эхо голоса Ашфорда.

— Простите, старпом, — сказал он. — Вы правы, я превысил свои полномочия.

— Об этом не беспокойтесь, мистер Бака, — сказала она, нагружая подтекстом каждый слог. — Если у вас есть конкретные предложения, я всегда готова выслушать.

— Ценю, — поблагодарил Бык. — Значит, капитан…

— Капитан Ашфорд прилагает все усилия, чтобы сохранить контроль над кораблем. Он считает, что для поддержания морального духа команде необходимо его видеть.

«Это как же?» — не спросил Бык. Па услышала вопрос в его молчании.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но мы по-прежнему одна команда, — сказала она.

— Я буду иметь это в виду.

Па помрачнела, склонилась к своему экрану, словно к уху собеседника: жест, неестественный в плавучем мире невесомости, при видеосвязи, — и все же избавиться от него не удавалось.

— Я знаю, в каком вы состоянии. Сочувствую.

— Это ничего, — сказал он.

— Если я прикажу вам согласиться на медикаментозную кому?

Он засмеялся. Даже смех звучал как-то неправильно, словно из пустого ящика.

— Я сдамся, когда буду готов. — Произнося эту фразу, Бык сообразил, что звучит она двусмысленно. — Выберемся из леса — и тут же сдамся врачам.

— Так, — проговорила Па. Ее терминал пискнул, и она тихо ругнулась. — Мне пора. С вами потом разберусь.

— Вот именно, — сказал Бык и прервал связь.

Разумнее всего было бы заснуть. Он не спал четырнадцать часов: совещался с выжившими подчиненными, составлял расписание дежурств, делал все, что возможно делать из медотсека, для поддержания корабля в рабочем состоянии. Раньше он не стал бы считать долгой четырнадцатичасовую вахту в критическом положении, но раньше он не был калекой.

Калека.

Он с отвращением провел кончиком пальца от горла вниз, к невидимой черте, где кожа теряла чувствительность и превращалась в нечто чужое. Не тело, а туша. Мозг отпрянул от этой мысли. Он и раньше бывал ранен — и поправлялся. В четырех или пяти случаях он еле выжил. И каждый раз что-то помогало ему встать на ноги. Ему всегда везло, и в этот раз будет так же. Он как-нибудь выберется. Обзаведется еще одной историей, которую некому рассказывать.

Он понимал, что лжет самому себе, но ему не оставалось ничего другого. Разве что устраниться. Может быть, так и следовало поступить. Бросить все на Па. Или пусть Ашфорд рулит. Оба они и глазом не моргнут, если он уйдет в кому. И даже Фред… Черт, Фред, пожалуй, велел бы ему соглашаться. Приказал бы.

Бык закрыл глаза. Заснет или не заснет. Или перейдет в смутное состояние — не сон, не явь. В коридоре плакал кто-то из врачей: ровный механический звук больше походил на болезненные стоны, чем на выражение печали. Кто-то влажно закашлялся. Сейчас главной опасностью стала пневмония. Невесомость нарушает работу тех механизмов, которые вызывают кашель и очищают легкие от мокроты, пока еще не поздно. И тогда — отек легких, разрывы, эмболия, потому что кровь без действия силы тяжести застаивается и собирается в сгустки. И то же самое на всех других кораблях. Раненые, способные выжить, умирают только от того, что лишены веса. Если бы дать тягу, создать хоть небольшое ускорение…

«Мы все в одной команде», — повторил сквозь дрему голос Па, и Бык вдруг проснулся. Подтянул к себе ручной терминал. Ни Ашфорд, ни Па не отвечали — была середина ночи. Он подумал о срочном вызове, но решил, что еще не время. Сперва он попробует достучаться до Сэм.

— Бык? — отозвалась она. Кожа у нее стала сероватой, в углах рта пролегли морщины. Раньше их не было. Залитый кровью глаз выглядел зловеще.

— Привет, Сэм. Слушай, надо собрать команды со всех кораблей на «Бегемот». Собрать всех вместе, пока никто не натворил глупостей.

— И только-то? Больше тебе ничего не надо?

— Ага, — кивнул Бык. — Понимаешь, у них появится причина собраться к нам. Здесь есть кое-что необходимое, чего нигде больше не раздобыть.

— Хорошо звучит, — покачала головой Сэм. — Может, я сейчас не слишком хорошо соображаю, друг милый, но, сдается, у тебя ко мне просьба?

— У них у всех есть раненые. Всем необходимо тяготение. Сэм, сколько времени тебе нужно, чтобы раскрутить барабан?

ГЛАВА 27 МЕЛБА

Темнота была невообразимо прекрасной. Корабли флотилии, сбитые вместе неведомой силой Станции, сблизились тесно, как никогда не рискнули бы свести их люди. Свет шел только от их наружных огней, и еще жутко светилась сама Станция. Все равно что идти через кладбище в полнолуние. Кольцо судов и обломков поднималось над ней поблескивающей дугой, спереди и сзади, и казалось, куда ни сверни, попадешь на то же место. Запас горючего в ранце скафандра был ограничен, и Мелба экономила его для отступления. Она прошла по корпусу «Принца» на магнитных подошвах до самого края и оттуда прыгнула в промежуток между кораблями, целя в марсианское судно поддержки. Мех и аварийный шлюз, прикрепленные на спину, весили около пятидесяти кило, но, двигаясь вместе с ней, казались невесомыми. Мелба понимала, что это иллюзия, но на пути от «Принца» к ненавистному «Росинанту» любой груз показался бы ей легок.

Скафандр был снабжен простым дисплеем, очертившим «Росинант» тонкой зеленой линией. Чтобы добраться до него, предстояло миновать несколько других кораблей, путь должен был занять не один час, но Мелбу это не волновало. Холден попался вместе с остальными и никуда не уйдет.

Она мычала себе под нос, представляя, как доберется до цели. Мысленно репетировала каждое движение. Позволила себе вообразить, что она на месте. Джим Холден уже вернулся со Станции. Ей рисовалась его ярость при гибели корабля. Представлялось, как он рыдает, умоляя о прощении, — и как она отказывает, и какое отчаяние видит в его глазах. Мечты были прекрасны. Укутавшись в них, ей удавалось забыть об оставшемся позади ужасе, о крови. Не только о катастрофе на «Принце» — обо всем: о Рене, об отце, о Джули. Смутный голубоватый не-лунный свет напоминал о доме, а предстоящее насилие мнилось воплощением светлой мечты.

Если в Мелбе еще осталась часть, осколок прежней Клариссы, то слишком крошечный, чтобы его замечать.

Конечно, вполне возможно, что, добравшись, она найдет только мертвецов. Катастрофа должна была ударить по ним не слабее, чем по «Принцу Томасу» и другим кораблям. Возможно, вся команда Холдена уже — остывающие тела, и ей останется только разжечь погребальный костер. Она пробегала по обшивкам кораблей, перепрыгивала с одного на другой, как нервный импульс с синапса на синапс. Как злобная мысль, проскочившая в огромном безумном мозгу.

В скафандре пахло старым пластиком и ее потом. Удары подошв, притягивавших ее к кораблям и отпускавших снова, отдавались в ногах: потянет-отпустит, потянет-отпустит. И впереди, медленно, как короткая стрелка механических часов, вырастал призрачно-зеленый «Росинант».

Спецификацию корабля она вызубрила наизусть. Учила неделями. Марсианский корвет, первоначально приписанный к погибшему «Доннаджеру». Входы через командный люк с задней стороны рубки, через кормовой грузовой люк и через ремонтный порт, тянувшийся вдоль реактора. Если реактор не заглушен, ремонтный порт не откроется. На первом шлюзе Холден, заполучив корабль в свои руки, почти наверняка сменил пароль. Только дурак не сменил бы, а дурак, по мнению Мелбы, никогда не одолел бы ее отца. Судя по сервисным отчетам, кормовой люк уже был однажды взломан. Отремонтированное всегда хлипче первоначального. Выбирать не приходилось.

Корабль располагался в пространстве так, что грузовой отсек оказался на дальней, неосвещенной стороне. Мелба шагнула в тень, вздрогнула, словно здесь и впрямь было холоднее. Прикрепив мех на обшивку, она подготовила его к работе, подсвечивая себе фарой скафандра. Мех был желтый, как свежий лимон или ленточка полицейского ограждения. Предупреждения, отпечатанные на трех алфавитах, показались ей чем-то вроде Розетского камня. Собирая механизм, вставляя руки в перчатки уолдо, Мелба прониклась к нему необъяснимой любовью. Мех не предназначался для насилия, но пригодился именно для него. Это роднило его с Мелбой.

Она включила плазменный резак, и лицевая маска скафандра затемнилась. Мелба, прилепившись к кораблю, начала медлительное вторжение. Икры и крошечные астероиды из капель металла улетали в темноту. Ремонт вспучившегося когда-то люка почти не оставил следов. Не зная заранее, она не нашла бы слабого места. Мелба задумалась, не видят ли ее из корабля. Представилось, как они скрючились над мониторами наружного наблюдения и круглыми от страха глазами следят, как она врезается в шкуру «Росинанта». Она поймала себя на том, что тихонько напевает обрывки полузабытых популярных песенок и старинных праздничных напевов — все, что приходило в голову. Фрагменты стихов и мелодий сливались с вибрацией резака.

Она вскрыла «Росинант»: от обшивки отскочил кусочек металла не шире ее пальца. Воздух из отверстия не ударил — его не закачали в грузовой отсек. Значит, внутри не отметят падение давления, тревожная сирена не заорет. Одна проблема разрешилась без нее — это была судьба. Отключив резак, Мелба сняла со спины аварийный шлюз и загерметизировала им отверстие. Отстегнула внешний клапан, закрыла, отстегнула внутренний и шагнула в маленький, созданный ею отросток корпуса. Мелба не знала, много ли ей придется разрушать на пути во внутренние помещения, и не желала, чтобы случайная пробоина лишила ее сладкой мести. Холден должен был узнать, кто его убил, а не задыхаться в уверенности, что воздух из корабля выпустил случайный метеорит.

Она осторожно просунула руку меха в дыру, ухватилась и принялась отрывать полосы металла, повисшие лепестками ириса. Когда отверстие стало достаточно широким, Мелба ухватилась за его края механическими руками и втянула себя в грузовой отсек. На полу и вдоль стен стояли контейнеры, прикрепленные к месту электромагнитами. Один разбился при катастрофе, и в воздухе плавали пакетики с белковыми гранулами. На панели у внутреннего шлюза горела зеленая лампочка: не заперто. К чему бы его запирать? Мелба запустила цикл шлюзования и дождалась, пока другая лампочка покажет, что давление выровнялось. Тогда она вытащила руки из перчаток меха и откинула шлем. Сирены молчали. Ни криков, ни встревоженных голосов. Она справилась, никого не всполошив! Мелба до боли в щеках растянула губы в ухмылке.

Вернувшись в мех, она открыла входной люк и задержалась. Все по-прежнему было тихо. Она медленно, беззвучно втянула себя на вражескую территорию.

Палубы «Росинанта» поднимались от реактора к машинному отделению, к мастерским, затем шел камбуз и каюты экипажа, медотсек, палуба-склад, и на ней же — входной шлюз, еще дальше располагалась командная палуба, и последней была кабина пилота. При тяге все это походило на многоэтажную башню. Без тяги все направления стали одинаковы.

Теперь следовало сделать выбор. Грузовой отсек располагался ближе к машинному залу и реактору. Можно было пробраться туда и настроить реактор на перегрев. Или подняться наверх, захватить команду врасплох и запустить программу самоуничтожения из рубки.

Мелба глубоко вздохнула. Вместе с Холденом на корабле находилось четыре человека постоянной команды, и неизвестно было, оставались ли еще здесь четверо документалистов. По крайней мере трое из экипажа имели военную подготовку и опыт. Может, она и справится, если свалится им на головы или захватит поодиночке.

Но риск был слишком велик. Реактор располагался ближе, с ним казалось проще, к нему она могла добраться через грузовой отсек. Мелба подтягивалась по коридорам, знакомым только по симуляторам, в сторону реактора, в сторону гибели корабля.

Открыв люк в машинный зал, она увидела зависшую над панелью управления женщину с паяльником в одной руке и мотком проволоки в другой. Судя по удлиненному туловищу и сравнительно крупной голове, она росла при малой тяжести. Темная кожа, темные волосы, стянутые в удобный пучок на затылке. Наоми Нагата, любовница Холдена.

Мелбе вдруг захотелось сорвать с себя мех, пощекотать языком нёбо, ощутить опьянение боя. Голыми руками сграбастать астершу за шею и ощутить, как трещат кости. Но на корабле были еще двое, и где — она не знала. Снова нахлынул ужас, пережитый в низкопробном казино Балтиморы. Как она ползала в ломке по полу, а в дверь уже колотили снаружи. Нельзя было рисковать, не разузнав прежде, кто где находится.

Наоми подняла голову на шум у двери, и ожидание радостного сюрприза сменилось в ее глазах изумлением, а потом и холодной яростью.

На мгновение обе застыли.

Женщина с воплем метнулась к Мелбе, вращая перед собой моток проволоки. Мелба пыталась уклониться, но массивный мех сделал ее неповоротливой. Катушка ударила ее в левую щеку — с таким звуком падает на землю кирпич, — и в голове зазвенело. Защищаясь, Мелба вскинула механическую руку, основательно пихнув женщину в бок. Толчком раскрутило обеих. Мелба потянулась к захвату на стене, промахнулась и потянулась к другому. Механическая рука поймала рукоять, сплющила ее и едва не выдернула из стены, но астерша, по-акульи оскалив зубы, уже падала на нее. Мелба не успела загородиться механической рукой. Женщина ухватила ее за куртку на груди, воспользовавшись захватом, врезала коленом под ребра и выговорила, продолжая колотить в такт словам:

— Не смей. Портить. Мой. Корабль!

Ребра хрустнули. Мелба коснулась языком нёба, но воздержалась от потаенных круговых движений, которые наполнили бы ее жилы пламенем. После драки она должна быть в себе, готовой к действию. Стиснув зубы, она подтянула свободную руку меха, согнула ее и резко сжала пальцы. Астерша завопила — клешня меха вцепилась ей в плечо. Мелба нажала сильнее и услышала глухой влажный звук треснувшей кости.

Она со всей силой моторов отшвырнула женщину от себя. Когда та ударилась о дальнюю стену, на обшивке осталась красная клякса. Мелба замерла, глядя, как астерша вращается в воздухе, беспомощная, словно тряпичная кукла в водовороте. Вокруг ее плеча и шеи вздувался кровяной шар.

— Что захочу, то и буду делать. — Собственный голос показался Мелбе чужим.

Она аккуратно подтянулась к панели управления. Та, прилепленная к палубе куском клейкой ленты, не работала. Внутри обнаружилась мешанина проводов и плат. «Росинанту» досталось при катастрофе, но не так жестоко, чтобы замысел Мелбы стал невыполнимым. Она выбралась из меха, высмотрела основные узлы и подключила их на место. За несколько секунд прокрутив проверку локальной памяти, она перешла к просмотру всей системы. Прежде, на Земле, она бы не справилась, но Мелба Кох недаром провела несколько месяцев, копаясь во внутренностях военных кораблей. Именно с этого начали бы ремонтные работы Соледад, Станни или Боб. Именно этому ее учил Рен.

Пальцы запнулись было на клавиатуре, но она заставила их двигаться.

Вывела на экран текущую спецификацию реактора. Отключение магнитной ловушки, мешавшей сердечнику проплавить корабль насквозь, намеренно сделали сложной процедурой. Изменить параметры реакции так, чтобы мощность в конечном счете вырвалась из ловушки, было чуть проще. К тому же это дало бы ей время объяснить Холдену, что она сделала, а потом еще уйти с «Росинанта» и вернуться на «Принца Томаса». В нынешнем хаосе никто, пожалуй, и не заметит, что после взрыва остались выжившие.

Легкого движения на краю зрения хватило, чтобы ее насторожить. Мелба дернулась, и тяжелый гаечный ключ просвистел мимо ее виска. Оттолкнувшись ногами, она поспешно нырнула обратно в мех и стала ждать нападения. Ударов не последовало. К тому времени, как она втиснула плечи в металлическую конструкцию, вставила руки в перчатки и, ухватившись за стену, развернулась навстречу противнице, астерша подняла голову от панели управления. Кровь текла у нее по шее, удерживаемая поверхностным натяжением, но в улыбке было торжество. На панели вспыхивали красные лампочки, коды бежали по экрану с неуловимой для глаза скоростью. Погасло освещение, вспыхнули аварийные светодиодки. У Мелбы перехватило горло.

Астерша сбросила сердечник. Реакция, на которую рассчитывала Мелба, разбегалась газовым облаком за кормой корабля. Наоми улыбалась победно и хищно.

— Ничего не трогай, — сквозь боль в горле выдавила Мелба. — Я подожгла одну из ваших торпед.

— Быть того не может, — отозвалась астерша и атаковала.

Бросок вышел кривой, неуклюжий. Ключ звякнул о сустав меха, не причинив вреда. Астерша увернулась от протянутой металлической лапы. Раненая рука у нее вовсе не работала, и на разворотах с нее срывались капельки крови.

Мелба не понимала, почему женщина не зовет на помощь. На таких маленьких корабликах включить связь проще, чем заговорить вслух. Либо компьютер отключен, либо никого из команды не осталось — либо она просто не додумалась. Какая разница? Для Мелбы это ничего не меняло. Она сдвинулась вправо, скользнула по воздуху, перебирая руками захваты и следя, чтобы противница не застала ее в свободном полете, когда одним толчком можно было отбросить тело на середину отсека, оставив без опоры.

Астерша уцепилась за стену, стреляя темными глазами в поисках выхода. В ее взгляде не было ни страха, ни жалости. Не оставалось сомнений: эта женщина убьет без колебаний, если дать ей шанс.

Мелба дотянулась до захвата, сомкнула на нем манипулятор меха и, высвободив одну руку, потянулась к управлению дверью. Уловка сработала. Астерша прыгнула — не прямо к Мелбе, а к палубе над ней, там перевернулась, оттолкнулась и понеслась вниз, нацелившись пятками в голову Мелбе.

Та успела вернуть руку в перчатку и вскинула механическую лапу, поймав противницу на лету. При этом захват оторвался от стены, и обе поплыли через отсек. Поврежденная рука астерши попала в лапу меха, а ногами она бешено лягалась. Один удар попал в цель, и в глазах у Мелбы на миг потемнело. Она встряхнула пленницу, как терьер крысу, а потом, исхитрившись вскинуть свободную руку, поймала ее за шею.

Рука астерши дернулась к горлу, глаза выкатились, заблестели от ужаса. Мелбе довольно было шевельнуть пальцами, чтобы раздробить Наоми гортань, и обе это понимали. Мелбу пронзило торжество победы. Пусть Холдена здесь нет, зато есть его женщина. Холден лишил ее отца, она лишит его любимой. Это уже не драка, это свершившееся правосудие.

Астерша побагровела и трудно, хрипло задышала. Мелба усмехнулась, растягивая наслаждение.

— Это он виноват, — проговорила она. — Все из-за него.

Астерша вцепилась в механическую лапу. Кровь, может быть, натекла из первой раны, а может, хватка меха уже повредила кожу. Мелба легонько свела пальцы. В ответ загудели сервомоторы меха. Астерша пыталась заговорить, проталкивая слова сквозь пережатую глотку, а Мелба вдруг поняла: нельзя ее слушать. Если женщина станет умолять, плакать, просить пощады — она не выдержит, откажется от того, что должно быть сделано. «Жалость — это для слабаков», — шепнул ей в ухо голос отца.

— Ты — Наоми Нагата, — проговорила Мелба. — Меня зовут Кларисса Мельпомена Мао. Ты и твои друзья погубили мою семью. Все, что здесь было, пошло от этого. Виноваты только вы.

Глаза астерши потускнели, дыхание срывалось. Только сжать пальцы… всего лишь сжать кулак, и шея у нее переломится.

Последним усилием Наоми сложила пальцы в непристойном жесте: вот тебе!

Тело Мелбы дернулось, словно попав под струю брандспойта. Голова запрокинулась, спина выгнулась, пальцы рук растопырились, а на ногах изогнулись, словно сведенные судорогой. Она услышала собственный вопль. Мех растопырил руки и замер, распяв заключенную в нем женщину. Невидимая струя прервалась, но шевельнуться Мелба не могла. Мышцы не повиновались приказам мозга.

Наоми повисла у противоположной стены, свернувшись в узел от боли.

— Ты кто такая? — прохрипела она.

«Я — месть, — подумала Мелба. — Я — твоя смерть во плоти».

Но ответ прозвучал у нее из-за спины:

— Я Анна. Меня зовут Анна. Ты как, в порядке?

ГЛАВА 28 АННА

Женщина — Наоми Нагата — в ответ выкашляла кровяной шар.

— Идиотский вопрос, какое там «в порядке», — пробормотала Анна и поплыла к ней, задержавшись, чтобы оттолкнуть бессильно дергавшуюся Мелбу к другой стене.

Девушка вместе с мехом проплыла по воздуху, ударилась о переборку и зависла в нескольких метрах от нее.

— Аварийный запас, — прохрипела Наоми, указав на красную дверцу в стене.

Анна, открыв шкафчик, нашла внутри фонарики, инструменты и красно-белый пакет, похожий на те, которые недавно видела у Тилли. Анна поспешно схватила пакет, а Наоми, пока она вытаскивала бинты и выдавливала коагулянт на страшную рану на плече, достала несколько шприц-тюбиков и деловито сделала себе инъекции. Анна, накручивая витки бинта, сама вздрагивала от воображаемой боли в плече и готова была попросить укол и для себя.

Несколько лет назад она посещала семинар по работе с наркоманами. Преподаватель, фельдшер психиатрической помощи по имени Эндрю Смут, раз за разом напоминал, что наркотики приносят не только удовольствие и избавление от боли. Они изменяют сознание, снимают ограничители и зачастую усиливают худшие из привычек и склонностей — Эндрю называл их патологическими мотивациями. Интроверт совсем замыкается в себе, агрессивная личность доходит до насилия. Человек импульсивный становится еще более вспыльчивым.

Умом Анна понимала услышанное когда-то. За три часа пути через пустоту действие вколотых ей Тилли амфетаминов ослабело, и к ней понемногу стала возвращаться ясность сознания. Но теперь Анна на опыте прочувствовала, какие «патологические мотивации» свойственны ей самой.

Она всего несколько лет прожила среди астеров и внешников, но успела постичь их мировоззрение, сутью которого было: «То, чего ты не знаешь, тебя прикончит». Жители Земли этого понять не могли, сколько бы времени ни провели в космосе. Ни один астер не выскочил бы из шлюза, напялив скафандр с ранцем, пока не узнал бы, какие условия ждут по ту сторону. Им бы такое просто не пришло в голову.

А она выскочила, даже не отправив сообщения Ноно. «Ты не спрашиваешь разрешения, ты потом извиняешься», — отдавалось у нее в голове. Если она погибнет, Ноно стоит выгравировать эти слова на могильной плите вместо эпитафии. Только извиниться ей нынче уже не представится случая.

Яркий дисплей, державшийся на краю ее зрения, куда ни поверни голову, предупреждал, что осталось 83 процента запаса воздуха. Бесполезная информация для Анны, которая не знала, на сколько хватает полного баллона.

Пока она пыталась замедлить дыхание, чтобы тратить поменьше, показания сменились на 82 процента. А сколько держалось 83? Она не запомнила. Легкая тошнота навела на мысль, как гадко пахнет рвота в скафандре, отчего тошнота еще усилилась.

Девушка, Мелба или уже Клари, далеко обогнала ее и уходила все дальше, двигаясь с ловкостью, отточенной опытом. Как будто для нее обычным делом было ходить в скафандре на магнитных подошвах. Заспешив, Анна задела ногой об ногу и переключила магниты на такую мощность, что прилипла к корпусу корабля. Инерция тянула ее вперед, магниты удерживали на месте, и она потеряла несколько секунд, разбираясь с неприятностью. Потом нашла тумблер и вернула нормальную мощность. После этого Анна перешла на размеренный, безопасный шаг. Девушку она потеряла из вида, но сказала себе, что это ничего. Она и так догадывалась, куда направляется Кларисса Мао. Или Мелба Кох — как ее ни называй.

Анна видела «Росинант» в программе новостей. История не знала более прославленного корабля. После активного участия Холдена в событиях на Ганимеде и Эросе, не говоря о более мелких стычках, его маленький корвет из года в год появлялся в разных программах, и Анна не сомневалась, что узнает его, если только там не окажется рядом двух одинаковых марсианских корветов.

Через пятнадцать минут она узнала «Росинант».

Корабль имел форму тупого черного клина — он был похож на толстую стамеску, положенную плашмя. Кое-где на плоской поверхности корпуса виднелись округлые выпуклости — Анна, плохо разбиравшаяся в космических кораблях, не знала, для чего они. Раз это военный корабль, наверное, там располагались датчики или пушки, но явно не двери. Она приблизилась к кораблю с хвоста и видела только одно входное отверстие — в центре тяжелого конуса дюзы. Подойдя к краю ближайшего к «Росинанту» корабля, Анна походила туда-сюда, присматриваясь к цели, прежде чем перепрыгнуть к ней. И рассмеялась, с горькой иронией отметив, что только на последнем шаге стала смотреть, куда прыгает. От смеха тошнота и возбуждение немного отступили.

Справа от дюзового конуса на корме она увидела бледный, как мозоль, пластиковый пузырь и через минуты, пробравшись сквозь пролом в обшивке, оказалась в грузовом отсеке. Только здесь, оглядывая ящики, державшиеся на таких же, как у нее, магнитных присосках, Анна сообразила, что дальше этого момента план не продумала. Соединяется ли помещение с кораблем? В двери, оставшейся за спиной, не было шлюза, возможно, в этот отсек воздух никогда не закачивали. Тревожила мысль, что она понятия не имеет, что здесь где располагается, и еще сильнее — что девушка, возможно, притаилась за одним из ящиков.

Анна осторожно подтягивалась от контейнера к контейнеру и наконец попала в продолговатую узкую нору в дальнем конце отсека. Кусочки пластика и замороженной еды витали вокруг роем странных насекомых. Ящик разбился: то ли здесь была драка, то ли это произошло от резкого торможения. Анна запустила руку в подвешенную к поясу скафандра сумку и достала тазер. Ей еще не приходилось стрелять в невесомости или в вакууме, и оставалось только надеяться, что ни то ни другое не повлияет на работу механизма. Опять возникал риск, на который не пошел бы ни один астер.

К великому облегчению Анны, здесь обнаружился шлюз, и она открыла его, тронув панель. Шлюзование заняло несколько минут — она тем временем стянула с плеч тяжелый ранец и поиграла тазером, проверяя, помнит ли, как снимается предохранитель. Военная модель казалась простой в обращении, зато и надписей с указаниями на ней было куда меньше, чем на гражданской.

Загорелась зеленая лампочка, и внутренний люк открылся.

Здесь не было никого, только пустая палуба — скорее всего, механическая мастерская со шкафчиками для инструментов, верстаками и трапом на одной стене. По концам трапа располагались два люка: один — в кормовую часть, другой — в носовую. Анна успела подумать, что членов команды она скорее разыщет ближе к носу, когда с кормы донеся громкий удар, и свет погас.

Почти сразу засветилась желтая светодиодка, и бесполый голос произнес: «Сброс сердечника, переход на аварийное энергоснабжение». Фраза повторилась несколько раз. Шлем приглушал звук, но все равно было ясно, что в корабле еще есть воздух. Анна стянула шлем, оставила висеть на креплениях.

Она почти не сомневалась, что сброс сердечника возможен только с аварийной панели в машинном зале, и потому двинулась к кормовому люку. Обычный на корабле гул стих, и теперь, без шлема, она слышала каждый звук, доносившийся с той стороны. С защелкой люка она провозилась несколько секунд и, когда люк наконец открылся, чуть не заорала от неожиданности.

Мелба кого-то убивала.

Астерша с длинными темными волосами, в засаленном комбинезоне, корчилась в лапе механизма, скрывавшего плечи Мелбы. Женщина — Анна уже узнала помощницу Холдена, Наоми Нагату — выглядела жестоко избитой. Рука и плечо были в крови, все лицо — в ссадинах.

Вплыв внутрь, Анна оказалась в сводчатом зале. Стена реакторного отсека изгибалась, создавая подобие церковного собора ядерной эры. Анне нестерпимо хотелось действовать, но она помнила: у нее будет только один выстрел, и потому не решилась стрелять с ходу.

Лицо Наоми налилось темным синеватым багрянцем, дыхание срывалось с губ редкими хрипами. Она каким-то чудом сумела поднять руку и оттолкнуть Мелбу. Анна коснулась ногами палубы, и подошвы прилипли. От нее до Мелбы оставалось меньше трех метров, и она нажала пусковую кнопку, нацелившись в не прикрытую механизмом часть спины и надеясь, что тазер подействует сквозь скафандр.

Она промахнулась, но результат все равно получился впечатляющий.

Вместо ткани скафандра двойной импульс тазера попал в жизненный центр меха. Тянувшиеся там и здесь провода раскалились докрасна и начали рваться как ниточки. Тазер тоже стал горячим, Анна не сумела его удержать и выпустила за миг до того, как оружие сплавилось в клейкий ком серого пластика. Мех выгнулся, щелкнул, растопырил лапы. Запахло горелой проводкой. У Мелбы каждый волосок встал дыбом, а руки и ноги продолжали дергаться даже после того, как разряд прервался. Экранчик на боку меха выдавал красный сигнал ошибки.

— Ты кто такая? — спросила Наоми Нагата, плавая в такой позе, что было ясно: рухнула бы на пол, случись здесь хоть малая доля g.

— Я Анна. Меня зовут Анна, — ответила она. — Ты как, в порядке?

После третьего укола Наоми прерывисто втянула в себя воздух и спросила:

— Какая еще Анна?

— Я — Анна, — повторила она и хихикнула по себя. — Ты спрашиваешь, кто я такая? Пассажирка с «Принца Томаса».

— ООН? Ты не похожа на флотскую.

— Нет, я пассажирка. Из миссии, посланной генеральным секретарем.

— Цирк с собачками, — процедила Наоми и зашипела от боли, когда Анна стянула бинт и активировала приспособление, не позволяющее ему разматываться.

— Так все говорят. — Анна ощупывала повязку, жалея, что бывала невнимательна на курсах первой помощи. Очистить рану, остановить кровотечение, иммобилизовать поврежденную конечность — вот и все ее познания.

— Да потому, что так оно и есть, — объяснила Наоми, дотягиваясь здоровой рукой до ступени трапа. — Все это политическое дерь…

Ее прервал механический голос: «Перезагрузка окончена».

Анна развернулась. Мелба уставилась на женщин. Волосы у нее все еще стояли дыбом, но тело перестало дергаться. Она попыталась пошевелить руками, и мех, со скрипом, неохотно, повторил ее движения.

— Чтоб меня, — сердито, но без удивления проговорила Наоми.

Анна поискала свой тазер и не сразу вспомнила, что он расплавился. Мелба оскалилась.

— Сюда, — велела Наоми, как только над ними сдвинулась крышка люка.

Анна шмыгнула вперед, Наоми, помогая себе здоровой рукой, подтянулась следом. Мелба рванулась за ними, выставив ногу, чтоб оттолкнуться от кожуха реактора. Наоми подтянула ступню, успев отдернуть ее от клешни меха, и тут же пальцем ноги включила запорный механизм. Крышка, встав на место, прищемила запястный сустав меха. Лапа разлетелась на куски. Анна ждала крика боли, не дождалась и только тогда сообразила, что перчатки дистанционного управления располагались в плечах машины, ниже отрубленного люком места. Мелбе они не повредили, а та ценой одного манипулятора меха помешала люку закрыться. В отверстии показалась другая лапа, вцепилась в металл, погнула его.

— Ходу, — глухим от боли голосом выговорила Наоми, кивнув на следующий люк.

Когда обе пролезли в него, Анна потратила секунду на то, чтобы оглядеться. Кажется, они попали на жилую палубу. Справа и слева располагались маленькие каютки с хлипкими дверями — норы, чтоб в нее забиться, здесь было не найти. Наоми пролетела по воздуху среди смутных теней, отбрасываемых в свете аварийных лампочек, и Анна, как умела, последовала за ней, двигаясь словно в кошмарном сне.

Они прошли через еще один люк на новый уровень, и здесь Наоми на несколько секунд задержалась перед контрольной панелью. Аварийное освещение стало красным, панель управления люком обозначила аварийную блокировку.

— Она там — не в ловушке, — сказала Анна. — Сможет выйти через грузовой отсек. Там дверь взломана.

— Уже во второй раз, — отозвалась Наоми, подтягиваясь по трапу. — Все равно, на ней ремонтный мех, и мастерская к ее услугам. Все возможности для взлома корабля. В ловушке не она, а мы.

Анна удивилась. Они ведь сбежали. Заперли за собой двери. Чудовищам не положено ломать двери. Эта смутная мысль явилась из детских страхов, и Анна засомневалась, вполне ли прошло действие наркотиков.

— Так что же нам делать?

— В медотсек, — выдохнула Наоми, указывая в короткий коридор. — Это там.

Разумно. По-астерски хрупкая женщина уже побледнела, темная кожа стала сероватой, и с промокшего бинта на плече срывались крошечные алые шарики. Взяв Наоми под руку, Анна потянула ее по коридору к отсеку. Дверь была закрыта, на панели вспыхивал сигнал блокировки, как на оставшемся позади люке. Наоми что-то нажала. Анна ждала, что люк скользнет в сторону, но вместо этого поверх нее надвинулась другая створка, более тяжелая на вид, а панель потемнела.

— Герметичная переборка, — пояснила Наоми. — Ее не так легко взломать.

— Но мы остались по эту сторону?

— Да.

— Есть другой вход? — спросила Анна.

— Нет. Идем.

— Погоди, — остановила ее Анна. — Тебе надо туда, ты тяжело ранена.

Наоми обернулась, нахмурилась, словно только теперь по-настоящему заметила Анну. Та почувствовала, что ее оценивают и взвешивают.

— У меня там двое раненых. Моя команда. Они беззащитны, — наконец заговорила Наоми. — Я защищаю их, насколько это в моих силах. А мы с тобой перейдем на следующую палубу, возьмем оружие и постараемся заманить ее к себе. Когда покажется, убьем.

— Я не… — начала Анна.

— Убьем. Ее. Сумеешь?

— Убить? Нет, не сумею, — честно ответила Анна.

Наоми еще несколько секунд разглядывала ее, потом пожала ладонью уцелевшей руки.

— Ладно, все равно идем.

Они пролезли в следующий люк, палубой выше. Здесь было тесно от шлюзов и шкафов-кладовых. В некоторых хватило бы места на вакуумный скафандр с ранцем, другие были поменьше. Наоми открыла маленький шкаф и вытащила толстый черный дробовик.

— Мне тоже не приходилось стрелять, — сказала она, оттягивая затвор и загоняя патрон. Анне пуля показалась похожей на маленькую ракету. — Но те двое в медотсеке мне родные, а это — мой дом.

— Понимаю, — кивнула Анна.

— Хорошо, потому что тебя я не могу… — начала Наоми, но тут глаза у нее закатились и тело обмякло. Дробовик выплыл из расслабленных пальцев.

— Нет, нет, нет! — в панике забормотала Анна. Она подплыла к Наоми, взяла ее за запястье.

Пульс прощупывался, но едва-едва. Анна порылась в пакете первой помощи. На одной ампуле была пометка: против шока. Ее Анна и вколола Наоми. Та не очнулась.

Из люка повеяло новым запахом: горячим запахом расплавленного пластика, как от ее погибшего тазера. На крышке люка возникла красная точка. Вскоре она пожелтела, а потом и побелела. Девушка в мехе догнала их.

Люк, ведущий дальше в носовую часть, был заперт и вспыхивал лампочкой блокировки. Наоми не сказала, каким кодом ее снять. Шлюз рядом тоже оказался под замком. Палубный люк, скособочившись, стал открываться. Послышались пыхтение и ругательство. Мелба взломала крышку, поставленная Наоми блокировка не остановила одержимую. А вот их она загнала в ловушку.

Анна подтянула тело Наоми к большому шкафу для скафандров и запихнула внутрь. Следом втиснулась сама. На дверце не оказалось запора. Двум женщинам и скафандру внутри было так тесно, что едва удалось закрыть дверцу. Анна уперла обе подошвы в угол, где дверца сходилась с палубой, и включила магниты на полную. Скафандр вцепился в металл, закрепив ее ноги и подтянув ближе к стене.

На той стороне взвизгнул металл. Что-то влажное легло сзади на шею Анне. Рука Наоми, вялая, в крови. Анна замерла, стараясь дышать потише. В ее молитве бессмысленно смешались страх и надежда.

Слева от нее хлопнула дверца шкафа. Еще одна, ближе. И еще. Анна попыталась вспомнить, куда делся дробовик Наоми. Должен быть где-то здесь, в шкафу, но в темноте, прижатой магнитами, не найти. Хорошо еще, если не остался снаружи, под рукой у этой сумасшедшей. Открылся еще один шкаф.

Дверца в сантиметре от лица Анны дрогнула, но осталась закрытой. В щелях и вентиляционных отверстиях вспыхнул белый свет плазменного резака — и тут же погас. Механический голос произнес: «Запасной аккумулятор разряжен». Из-за двери донеслись яростные ругательства. Затем снаружи послышалось кряхтение и тяжелые удары: Мелба сдирала с себя мех. В душе у Анны шевельнулась надежда.

— Открой, — сказала Мелба. Голос был низкий, хриплый — как у зверя.

— Нет.

— Открой!

— Я… судя по голосу, ты не владеешь собой, — начала Анна, сама ужасаясь своим словам. — Думаю, мы могли бы поговорить, если бы ты…

Анне еще не доводилось слышать подобного вопля — Мелба злобно и бешено завыла. Так звучал бы голос темных инстинктов, будь он у них. Так мог бы выть дьявол.

Что-то ударило по металлической дверце, и Анна отпрянула. Еще удар, и еще. Дверь начинала прогибаться, в вентиляцию полетели брызги крови.

«Кулаками! — подумала Анна. — Она бьет голыми кулаками!»

В невнятном реве, перемежавшемся грязными ругательствами, не осталось ничего человеческого. Все равно что вой бури. Толстая пластина проминалась, дверные петли вздрагивали и гнулись при каждом ударе. Анна зажмурилась. Верхняя петля лопнула.

А потом вдруг упала тишина. Анна ждала в уверенности, что это уловка. До нее не доносилось ни звука, кроме тихого животного урчания. В щели просочился выворачивающий наизнанку запах свежей рвоты. Ожидание затянулось, как показалось Анне, на долгие часы, и наконец, не выдержав, она отключила магниты и толкнула изуродованную дверцу.

Мелба плавала, свернувшись в комок, у стены. Она держалась руками за живот и содрогалась всем телом.

ГЛАВА 29 БЫК

По правде сказать, расстояние всегда измерялось временем. Бык обычно не задумывался о таких вещах, но вынужденная неподвижность странно подействовала на его сознание. Даже под постоянным прессом событий, вызовов, переговоров и упреков врача часть разума оставалась свободной, и в ней всплывали странные идеи. Например, про измерение расстояния временем.

Несколько веков назад плавание через Атлантику длилось месяцами. Недалеко от Нью-Мексико располагался городок Уиллесс.[103] Название он получил потому, что встарь у кого-то из путешественников через пустыню здесь слетело колесо фургона, и те решили, что, чем чинить, проще тут и пустить корни. С новыми технологиями месяцы сменились неделями, а потом и часами. За пределами гравитационного колодца механизмы, освободившись от сопротивления воздуха и тирании гравитации, преобразовали все еще сильнее. При удобном расположении на орбитах путь от Луны до Марса укладывался всего в двенадцать суток. Перелет от Сатурна к Церере — в несколько месяцев. И примитивные мозги, перенесенные сюда с равнин доисторической Африки, так и считали расстояние: от Сатурна до Цереры несколько месяцев. От Луны до Марса несколько дней. Расстояние измерялось временем и потому не слишком потрясало.

В медленной зоне все переменилось. По показаниям приборов, корабли Земли и Марса сбились тесно, как горошины в миске. Теперь они дрейфовали, сходились и расходились, занимая места в кольце пленников жуткой Станции. В сравнении с размером сферы они были очень близки. Но расстояние от них до Кольца измерялось временем, и это время их убивало.

Дальний из кораблей располагался от «Бегемота» в двух днях пути на челноке — если максимум скорости снова не сдвинут вниз. До ближайшего можно было допрыгнуть. Вселенная человека съежилась и продолжала сжиматься все больше. С каждым соединением, с каждым натянутым до звона голосом, выслушанным за эти долгие мучительные часы, Бык все больше убеждался, что его план сработает. Непостижимые, незнакомые и беспричинные угрозы здешней вселенной поразили всех выживших. Все мечтали о доме, стремились сбиться теснее, собраться одной деревней. Заработал инстинкт, противоположный воинскому, и пока Бык сумеет его поддерживать, пока они будут прикрывать друг другу спины и заботиться обо всех, кому нужна помощь, горе и страх не обернутся новыми убийствами.

Зеленый экран, возвещавший программу новостей, осветился голубым, и на нем появилась профессионально улыбчивая Моника Стюарт. Она выглядела усталой и серьезной, но человечной. Знакомое всем лицо. Лицо, с которым каждому было уютно.

— Леди и джентльмены, — заговорила Моника. — Добро пожаловать на первую передачу «Свободного радио медленной зоны». Мы говорим с вами из временной студии на борту корабля АВП «Бегемот». Я — гражданка Земли, однако надеюсь, что в этот тяжелый час наша программа будет полезна всем. Помимо передачи всевозможной несекретной информации планируем брать интервью у членов команд разных кораблей, у гражданских лиц с «Принца Томаса», а также передавать музыкальные концерты в прямом эфире. Я имею честь приветствовать нашего первого гостя, преподобного отца Гектора Кортеса.

В открывшемся окне появилось лицо священника. На взгляд Быка, довольно потертое. Отбеленные зубы сверкали слишком ярко, а ослепительные седины отливали сальным блеском.

— Отец Кортес, — обратилась к нему Моника, — вы помогали в спасательных работах на «Принце Томасе»?

Минуту казалось, что собеседник ее не услышал. Улыбка его дрогнула.

— Да, — наконец ответил старик, — я помогал, и это было… Моника, мне стыдно. Мне… стыдно.

Бык выключил передачу. Это уже было что-то. Лучше, чем ничего.

Марсианский фрегат «Кавалер», которым теперь командовал младший лейтенант Скупский, заглушил реактор и передавал остатки жизненного обеспечения и команды на «Бегемот». «Принц Томас» согласился на передачу раненых, бригады медиков и всех выживших штатских — поэтов, священников и политиков. В том числе — этого Гектора Кортеса с мертвыми глазами. Для начала было недурно, но Бык надеялся на большее. Если они продолжат тянуться сюда, если «Бегемот» станет символом спокойствия, стабильности и надежности, появятся новые заботы. Канал вещания даст новой общности лицо и голос. Надо будет еще поговорить об этом с Моникой Стюарт. Возможно, стоит организовать минуту молчания в память о погибших. И совет с представителями всех сторон, который займется планом эвакуации и начнет возвращать людей обратно за Кольцо, к дому.

Только вот торможение лишило их всех дальних кораблей. И Кольцо отдалилось от них, потому что двигались они теперь медленно — а расстояние измеряется временем.

Пискнул ручной терминал, и Бык опомнился. За стеной орала женщина, ей напряженно отвечал мужчина. Бык узнал голоса реаниматологов, пытавшихся вернуть к жизни какого-то бедолагу. Он был неравнодушен к медикам: они делали ту же работу, что и он, только в другом масштабе. Шевельнув плечами, он передвинул терминал и ответил на вызов. На экране появился Серж.

— Бист?[104] — спросил он.

— Превосходно, — ответил Бык. — Что там у вас?

— Марс его взял. Тащат ублюдка обратно — живьем.

Машинально, бессмысленно, Бык попытался сесть прямо.

Для него теперь «сидеть» было абстрактным понятием.

— Холдена? — спросил он.

— Кого же еще? Он на скифе, который потихоньку ковыляет к марсианскому «Хаммурапи». Через несколько часов доберутся.

— Нет, — сказал Бык, — надо, чтоб его доставили сюда.

Серж ладонью, по-астерски, кивнул, но его взгляд выражал сомнение.

— Аси дульче си,[105] но не представляю, как этого добиться.

Где-то далеко, ниже груди, у Быка шипел и вздувался компрессионный шланг, разгонявший кровь и лимфу по неподвижному телу. Бык его не чувствовал. Если прибор загорится, тоже не почувствует. В подсознании в тысячный раз шевельнулись атавистические страхи и отвращение к увечному телу. Бык ударил себя ладонью по переносице.

— Так, — сказал он, — я подумаю, что тут можно сделать. Сэм докладывала о ходе работ?

— Они уже сняли рельсовые пушки и сейчас срезают торпедные аппараты, но капитан узнал и очень недоволен.

— Ну, рано или поздно он все равно бы узнал, — вздохнул Бык. — Пожалуй, с этим мне тоже придется разобраться. Что еще?

— По-моему, тебе хватает и этого. Передохни, а мы поработаем, са-са? Не все же тебе взваливать на себя!

— Мне надо чем-то заниматься, — возразил Бык. Компрессорный шланг со вздохом сдулся. — Буду на связи.

В палату вместе с едкой вонью обожженной электрическими разрядами плоти вплывали тихие напряженные голоса. Бык уставился в голубовато-белый потолок над койкой, к которой его пристегнули.

Холден возвращается. Его не убили. Если что и грозит разрушить едва налаженное сотрудничество, так это свара за право запихнуть его яйца в мясорубку.

Бык почесал плечо — не столько потому, что зудело, сколько ради желания почувствовать свое тело. По правилам, Холдена следовало допросить, поместить под арест и начать переговоры об экстрадиции с теми представителями Земли, кто вел следствие по диверсии на «Сунг-Ане». Бык полагал, что парня изобьют в лепешку и выбросят за борт. Даже находясь под охраной, человек, ответственный за столько смертей, не мог чувствовать себя в безопасности.

Пора было еще раз вызвать «Росинант». Вдруг он на этот раз отзовется. Корабль молчал с момента катастрофы. Возможно, у них повредило передатчик, или команда избрала такую тактику, или же все они погибли либо умирали сейчас. Бык послал вызов и без особой надежды на ответ стал ждать.

Потом, когда они выберутся из Кольца, можно будет сколько угодно тягаться насчет преимущественной юрисдикции. А пока следовало заставить всех сотрудничать. А что, если…

Против всех ожиданий, «Росинант» ответил на вызов. Бык увидел женщину, которой не помнил. Бледная кожа, нечесаные рыжие волосы нимбом вокруг головы. Пятно на щеке — смазка или кровь.

— Да, — сказала женщина, — здравствуйте. Кто говорит? Вы можете нам помочь?

— Я — Карлос Бака, — ответил Бык, успевший проглотить забившее горло смятение. — Старший офицер безопасности на «Бегемоте». Да, мы можем вам помочь.

— Ох, слава богу! — выдохнула женщина.

— Так, может, вы назоветесь и расскажете, что у вас происходит?

— Меня зовут Анна Воловодова, и у меня тут женщина, пытавшаяся убить команду «Росинанта». Как бы сказать?.. Под арестом? Я усыпила ее седативными из аптечки первой помощи, потому что в медотсек мне не войти. И приклеила ее к креслу. Еще, по-моему, это она взорвала «Сунг-Ан».

Бык скрестил руки.

— Может, расскажете?

Капитан Джаканда оказалась немолодой женщиной с серебристыми волосами. Ее военная повадка «со мной не шути» внушала уважение, хоть и не нравилась Быку.

— Я так и не получила приказа освободить пленного, — говорила Джаканда, — и не думаю, что получу. В обозримом будущем вряд ли.

— Я уже послал челнок за его командой и за женщиной, которую он обвинял в диверсии, — сказал Бык, — а от ваших людей при последнем просмотре новостей было два десятка запросов на переход к нам, как только мы раскрутим барабан.

Джаканда коротко кивнула, подтверждая, что все сказанное верно, но ее мнение неизменно. Бык переплел пальцы и сжал так, что костяшки побелели, — благо руки не попадали в объектив камеры.

— Для нас всех будет лучше держаться вместе, — настаивал он. — Объединим ресурсы, обдумаем план эвакуации. Если у вас нет челноков, я организую транспорт для вас и команды. Здесь у нас места хватает.

— Я согласна, что было бы лучше установить единое командование, — кивнула Джаканда. — Если вы готовы уступить «Бегемот», я охотно приму власть и ответственность за него.

— Нет, на такое я бы не пошел, — сказал Бык.

— Я этого и не ожидала.

— Мистер Бака! — рявкнул от дверей Ашфорд. Бык поднял ладонь, прося подождать.

— Мы еще вернемся к этому разговору, — сказал он. — Я весьма уважаю и вас, и вашу позицию, но уверен, что найду средство все уладить.

У Джаканды на лице читалось, что ее и так все устраивает.

— Буду на связи, — закончил Бык и прервал соединение. Приятные хлопоты на сегодня закончились. Ашфорд втянулся в дверь и устроился у стены, ближайшей к ногам кровати. Выглядел он сердитым, но не так, как обычно. Бык привык видеть капитана осторожным до робости. Сейчас тот не был ни осторожен, ни робок. Все в нем выдавало едва сдерживаемую ярость. «Горе сводит людей с ума», — подумал Бык. Горе, смешавшееся с чувством вины и стыдом, действует еще тяжелее.

Такое может сломать человека.

За капитаном вплыла Па. Она смотрела в пол. Лицо ее стало восковым от истощения. За Па явилась доктор, за ней Серж и Макондо. Все они смотрели куда угодно, лишь бы не на Быка. Палата была слишком тесной для такой толпы.

— Мистер Бака, — заговорил Ашфорд, чеканя слоги, — как я понял, вы отдали приказ о разоружении корабля. Это правда?

— О разоружении? — повторил Бык и взглянул на доктора Стерлинг. Она смотрела прямо перед собой с непроницаемым видом. — Я велел Сэм снять рельсовые пушки, чтобы раскрутить барабан.

— И не спросили у меня позволения.

— Позволения на что?

— Рельсовые пушки — основной компонент оборонительной системы корабля.

— Были бы, если б работали, — поправил Бык, — и еще я приказал ей разобрать водопроводную систему, функционирующую при тяге. Развернуть ее на девяносто градусов, чтобы использовала вращение. Мне перечислить все, что пришлось переоборудовать соответственно ситуации, или разговор только о пушках?

— Как я понял, вы также дали людям, не имеющим отношения к АВП, доступ к корабельному вещанию? Землянам и марсианам, тем самым, которых мы стремимся поставить на место!

— Так вот для чего мы здесь? — поднял брови Бык. Эти слова не были прямым возражением, но, с точки зрения Ашфорда, они равнялись признанию. Впрочем, Бык и не собирался ничего скрывать.

— А военные враждебной стороны? Вы и их притащили на мой корабль?

Па одобрила все, перечисленное капитаном. Однако она держалась у него за спиной и равнодушно молчала. Бык не представлял, что происходит между ней и Ашфордом, но, если между ними трения, он точно знал, какую сторону поддерживает. Поэтому он прикусил язык и не напомнил об участии Па.

— Да, я тащу сюда всех, кого могу заполучить. Гуманитарная помощь и концентрация контроля. Как по учебнику. Это известно каждому курсанту ко второму году.

Па поморщилась.

— Мистер Бака, вы превысили свои полномочия. Вы нарушили цепочку соподчинения. С этого момента все ваши приказы и данные вами разрешения отзываются. Я освобождаю вас от обязанностей и приказываю ввести вас в медикаментозную кому до возможности эвакуации.

— Пошел к черту! — вырвалось у Быка.

Необдуманные слова повисли в воздухе, и Бык понял, что они точно выражают его мысль.

— Приказ не обсуждается, — холодно бросил Ашфорд.

— Черта с два не обсуждается, — отрезал Бык. — Здесь командуете вы, а не я, потому что Фред Джонсон решил, что команде астеров будет неуютно под началом землянина. Вы получили это место, потому что вовремя поняли, кому лизать задницу. И знаете что? Хорошо вам. Надеюсь, ваша карьера рванет ракетой. И Па здесь потому же. У нее тоже голова правильного размера, но у нее она хоть не совсем пустая.

— Вы расист! — попытался перебить Ашфорд. — И я не желаю выслушивать…

— А я здесь потому, что кто-то должен делать дело, а про вас заранее было известно, что вы подонок. И вот что я вам еще скажу. Мы сейчас все в дерьме, но я намерен нас вытащить и не допущу, чтобы Фред стыдился того, что мы тут натворим, а вы не суйтесь мне под ноги, когда я дело делаю…

— Довольно, мистер Бака!

— Вы знаете, что я прав. — Бык обернулся лицом к Па. Она смотрела на него пустым, ничего не выражающим взглядом. — Если он будет командовать, то пустит все к черту. Вы видели, как это происходит. Вы знаете…

— Прекратите обращаться к старшему помощнику, мистер Бака!

— …как он принимает решения. Он отошлет всех обратно по своим кораблям, даже если для них это смерть, лишь бы…

— Вы уволены! Вам…

— …не отвечать за них. Ему плевать…

— …следует молчать! Я не разрешал вам!..

— …что опасность грозит всем, и если кто-то еще сорвется…

— Молчать! — взвизгнул Ашфорд и толкнулся от стены с искаженным яростью лицом. Он ударился в койку, навалился на Быка, схватил за плечи и встряхнул так, что клацнули зубы. — Заткнись, я сказал!

От рывка сорвались крепления, выскочила игла капельницы. Боль хлестнула Быка по спине — словно кто-то вкручивал штопор в позвоночник. Он попытался оттолкнуть капитана, но не находил опоры — костяшки пальцев били по твердому: по столу или по стене, он не знал. Со всех сторон кричали, кружилась голова, а мертвый груз тела и в невесомости натягивал трубки и катетеры.

Когда к миру вернулся рассудок, Бык косо висел над столом головой вниз. Па с Макондо держали Ашфорда за плечи — тот продолжал тянуться к нему скрюченными, как когти, пальцами. Серж остался у стены, готовый к рывку, но еще не определился, в какую сторону толкаться.

Рядом возникла доктор Стерлинг, поймала Быка за ноги и быстро, умело вернула на кровать.

— Нежелательно атаковать пациентов с переломом позвоночника, — говорила она, не прерывая работы, — поскольку им требуется покой.

Новая вспышка жестокой, горячей и острой боли пронзила шею и спину, когда врач пристегнула его к койке. Одна из трубок выскочила, к болтавшемуся в воздухе концу прилипла кровь и кусочки мяса. Бык не знал, в какой части тела торчала до сих пор эта трубка. На него смотрела Па, и он заговорил сдержанно:

— Мы уже дважды напортачили. Когда вошли в Кольцо и когда допустили отправку на станцию десантников. Третьего раза быть не должно. Мы сумеем собрать всех и вытащить отсюда.

— Опасные разговоры, мистер… — сплюнул Ашфорд.

— Обязанности капитана я исполнять не могу, — продолжал Бык. — Даже не будь я прикован к кровати — я землянин. Командовать должен астер, тут я с Фредом полностью согласен.

Ашфорд вырвался, одернул помятые Па и Макондо рукава и выпрямился у стены.

— Доктор, введите мистера Баку в кому. Это прямой приказ.

— Серж, — сказал Бык, — я требую немедленно взять капитана Ашфорда под арест.

Никто не двинулся с места. Серж почесал шею — ногти заскребли по щетине, и это был самый громкий звук в комнате. Па смотрела куда-то перед собой, на ее лице читалось мрачное недовольство. Ашфорд прищурился на нее. Тогда Па заговорила, мертвым, безрадостным голосом:

— Серж, вы слышали приказ шефа.

Ашфорд готов был кинуться на нее, но Серж уже ухватил его за плечо.

— Это мятеж, — сказал Ашфорд. — Это будет расцениваться как мятеж!

— Пойдемте со мной, — сказал Серж. Макондо хваткой конвойного взял Ашфорда за другое плечо, и все трое покинули помещение. Па осталась у стены, придерживаясь за ремень, дождалась, пока врач, бормоча себе под нос, переставит катетеры, проверит все трубки и мониторы. Бык почти не ощущал ее прикосновений.

Закончив, доктор тоже ушла и задвинула за собой дверь. Добрую минуту оба молчали.

— Похоже, вы переменили взгляды на мятеж, — заметил Бык.

— Очевидно, — вздохнула Па. — Он не способен здраво мыслить. И слишком много пьет.

— Это его решение привело сюда всех нас. Все трупы на всех кораблях можно подписать его именем.

— Ему это видится иначе, — заметила Па и, помолчав, добавила: — Думаю, он тратит много сил, чтобы видеть это иначе. И катится по наклонной. Думаю… думаю, он нездоров.

— Несчастный случай был бы проще, — сказал Бык.

Па выдавила улыбку.

— Мои взгляды не настолько переменились, мистер Бака.

— Я и не надеялся. Но сказать должен был.

— Давайте думать о том, как сохранить людей и вернуть всех домой, — предложила она. — Мне нравилась моя работа. Жаль, что она так кончается.

— Может, и кончается, — признал Бык, — но вы о медали мечтаете или о том, чтобы сделать, что надо?

Па бледно улыбнулась.

— Я надеялась совместить.

— Надежда не вредит, если не жертвовать ради нее здравым смыслом, — кивнул Бык. — Я буду и дальше стягивать всех на «Бегемот».

— Но чтобы оружие оставалось только у наших, — приказала она. — Мы примем всех, но чужой армии на борту нам не надо.

— Уже позаботился, — ответил Бык.

Па прикрыла глаза. Так легко забывалось, как она молода. Для нее это не первый рейс, но, вполне может статься, второй. Бык попытался представить, как бы чувствовал себя он, если бы почти мальчишкой ему пришлось взять под арест своего капитана. Скорей всего, перепугался бы до смерти.

— Вы правильно поступили, — сказал он.

— Еще бы вы этого не сказали! Я вас поддержала.

Бык кивнул.

— И я поступаю правильно. Спасибо за поддержку, капитан. Пожалуйста, помните: я буду платить за услугу, пока вы сидите в главном кресле.

— Мы не друзья, — сказала она.

— Этого и не требуется, лишь бы дело делалось.

ГЛАВА 30 ХОЛДЕН

Десантники были неласковы, но профессиональны. Холден однажды видел, как действует десантница в усиленном марсианском скафандре. Поэтому на обратном пути по пещерным залам и тоннелям Станции пленник, упакованный в стягивающую пену и взваленный на спину одному из парней как тяжелое оборудование, прекрасно сознавал опасность. Мужчины и женщины, скрывавшиеся под броней, только что видели, как создание чужаков разорвало на куски и сожрало одного из них; находились они сейчас на невообразимо чужой и угрожающей территории и вполне могли счесть его виноватым во всех несчастьях. Если он до сих пор жив, так это благодаря их выучке, дисциплине и профессионализму — качествам, которые Холден уважал, даже когда от них не зависела его жизнь.

Десантники переговаривались на недоступных ему частотах, так что для Холдена путь к поверхности прошел в жутковатой тишине. Он все надеялся еще раз увидеть Миллера, но мимо проплывали только застывшие как статуи насекомоподобные машины и сложные рисунки мха на стенах. Казалось, он начал различать закономерность в волнах и ряби, покрывших стены и пол, — узор, сложный и прекрасный, как круги от дождя на поверхности пруда, как мелодия. Холдена это не утешало.

Он пробовал связаться с «Росинантом», с Наоми, но то ли волочивший его десантник отключил ему радио, то ли что-то здесь глушило сигнал. Так или иначе, Холден никого не дозвался. Ни «Роси», ни десантники — никто ему не ответил. Осталось только мягкое покачивание и почти невыносимый ужас.

Скафандр тихо предупредил, что воздух на исходе.

Холден потерял чувство времени и направления. Может, следующий тоннель выведет на поверхность, а может, они миновали только полпути. Если на то пошло, Станция была способна меняться — неизвестно, существовала ли еще дорога, которой они попали внутрь. Скафандр сообщал, что ему осталось около двадцати минут.

— Эй! — крикнул Холден и попытался лягнуть в спину того, кто его нес. — Эй, у меня воздух кончается!

Десантник не реагировал. Как бы ни бился Холден, его усилия терялись в сравнении с мощью боевого скафандра. Оставалось только надеяться, что ему не дадут умереть по недосмотру. Впрочем, легче было беспокоиться из-за воздуха, чем думать, что там с Наоми, с Амосом и Алексом.

На счетчике оставалось три минуты, а Холден успел докричаться до хрипоты, когда десантник под ним чуть присел, подпрыгнул, и Станция провалилась ему под ноги. Внизу смыкалась диафрагма входа — механическая, бездумная. Скиф висел в пустоте в каких-то пятистах метрах, и его бортовые огни были самыми яркими светочами в беззвездном небе. До входного шлюза добрались быстро. Скафандр Холдена уже трубил тревогу, уровень углекислого газа достиг критической отметки, и приходилось сдерживать дыхание.

Десантники передвинули его к поручню, пристегнули.

— У меня воздуха нет, — заорал Холден. — Ну пожалуйста!

Один из десантников отстегнул герметизацию его шлема.

Поток воздуха, хлынувший внутрь, пах старым пластиком и плохо переработанной мочой. Холден наслаждался им, как ароматом роз. Десантник откинул и свой шлем — человеческая голова показалась маленькой в сравнении с бугром шлема на броне.

— Сержант Вербинский! — рявкнул женский голос.

— Да, сэр, — отозвался тот, что его нес.

— Что с пленным?

— У него несколько минут как кончился воздух.

Женщина хмыкнула, и на этом разговор закончился.

Если здесь и была гравитация ускорения, она практически не улавливалась. Слабое ощущение, что скафандр втягивает Холдена в себя, исчезло так же быстро, как возникло. Десантники тихо переговаривались между собой, а его не замечали. Но ему и не требовалось особых подтверждений. Миллер не обманул. Законы медленной зоны снова переменились. И, судя по лицам, потери были ужасны.

— Мне надо проверить свой корабль, — заговорил Холден. — Пожалуйста, нельзя ли связаться «Росинантом»! — Ему никто не ответил. Холден поднажал: — Моя команда, возможно, ранена. Если бы только…

— Заткните кто-нибудь пленного, — приказала женщина, по-прежнему невидимая для него.

Стоявший рядом десантник с тяжелой челюстью и иссиня-черной кожей обернулся к Холдену. Тот напрягся, ожидая удара.

— Ты все равно ничем не поможешь, — сказал десантник, — а теперь, пожалуйста, помолчи.

Камера на «Хаммурапи» была не многим больше полутора метров шириной и трех в глубину. Койка-амортизатор грязновато-голубого цвета, стены и пол — стандартно-белые, блестящие в резком свете светодиодки. Холдену выдали тренировочный костюм из бумажной ткани — он даже потрескивал при движении. Охранники, когда пришли за ним, не потрудились связать ему руки или ноги.

Капитан плавала у своего стола, коротко подстриженные седые волосы придавали ей сходство с римским императором древности. Холдена пристегнули к чуть наклоненному амортизатору, так что ему волей-неволей приходилось смотреть снизу вверх.

— Я — капитан Джаканда, — сказала женщина. — Вы военнопленный. Вам ясно, что это означает?

— Служил во флоте, — кивнул Холден. — Понимаю.

— Хорошо. Экономит полчаса юридической трескотни.

— Я с удовольствием расскажу все, что знаю, — добавил Холден. — Жестких мер не потребуется.

В улыбке капитана Джаканды был зимний холод.

— У кого-то другого я сочла бы это фигурой речи, — заметила она. — Итак, каковы ваши отношения со структурой в центре медленной зоны? Что вы там делали?

Холден много месяцев заставлял себя молчать о Миллере, никому ничего не говорить. Кроме Наоми, и то его преследовало чувство вины за то, что он взвалил на нее эту ношу. С одной стороны, желание выговориться тянуло его как гравитационное поле. С другой…

Холден глубоко вздохнул.

— Это покажется несколько неправдоподобным.

— Я слушаю.

— Вскоре после того как конструкция, созданная протомолекулой, взлетела с Венеры и направилась в космос, чтобы начать сборку Кольца, со мной… вступил в контакт детектив Миллер. Тот, кто направил Эрос к Венере. По крайней мере, оно выглядело и говорило как он. С тех пор он показывался раз в несколько недель, и я пришел к выводу, что протомолекула его использует. Ну, что он и Джули Мао, та, что заразилась первой, втянули меня за Кольцо. Я думал, что они… она заманила меня сюда.

Джаканда не изменилась в лице. У Холдена ком стоял в горле. Этот разговор он предпочел бы вести не здесь. Поговорить бы с Наоми в спальне на «Росинанте». Или в баре на Церере. Все равно где, главное — с кем.

Неужели она погибла? Неужели Станция убила ее?

— Продолжайте, — напомнила Джаканда.

— По-видимому, я ошибался, — сказал Холден.

Он начал с пути к Станции, перешел к созданному протомолекулой видению Миллера, поджидавшему его внутри. Рассказал об атаке десантников и о ее последствиях, как их объяснил Миллер. О видении гигантской империи и о потопе тьмы, гасившей солнца. Он понемногу успокаивался, слова шли с языка легче и быстрее. Рассказ казался безумным даже ему самому. Видения, невидимые для других. Великие тайны, открытые ему одному…

Только все это было ошибкой.

Он вообразил себя важной фигурой. Особым, избранным. Думал, что все, происходящее с ним самим и с командой, направляется великой и таинственной силой. И ошибся. «Двери и углы», — сказал Миллер, а он не разгадал смысла этих слов, и потому-то все они прошли сквозь Кольцо. И оказались на Станции. В каждой фразе Холдена облегчение смешивалось с презрением к себе. Он как дурак отплясывал на краю обрыва в уверенности, что не упадет. Кто угодно, только не он.

— И вот я здесь, беседую с вами, — сухо закончил он. — И не знаю, что будет дальше.

— Понятно, — бесстрастно проговорила она.

— Вам придется провести полное медицинское обследование, проверить, нет ли у меня в мозгу органических изменений, — добавил Холден.

— Возможно, — кивнула капитан. — Сейчас мои медики слишком заняты. Вы пока останетесь под административным арестом.

— Понимаю, — согласился Холден, — но мне надо связаться с командой. Вы можете следить за переговорами, я не против. Лишь бы увериться, что они в порядке.

Капитан скептически скривила губы — с чего бы им быть в порядке?

— Я попробую что-то узнать для вас, — пообещала она. — Сейчас всюду переполох, и в любой момент может стать хуже.

— Значит, все очень плохо?

— Очень.

Время в камере тянулось медленно. Охрана приносила тубы с пайком: протеин, жиры, вода и растительная паста. Иногда добавлялась гомеопатическая доза карри. Такое ешь, чтобы не умереть с голоду, остальное — только твои проблемы. Холден и ел, чтобы не умереть. Ему надо было вернуть команду, корабль. Выбраться отсюда.

Он видел падение империи чужаков. Видел взрывающиеся солнца. Видел, как кошмарная машина на Станции, построенной не человеческими руками, убила человека. И ни о чем не мог думать, кроме Наоми, Амоса и Алекса. Как им сохранить корабль? Как вернуться домой? Под домом понималось «где угодно, только не здесь». Не в первый раз Холден жалел, что не везет сейчас те подозрительные коробки на Титанию. Он плавал посреди камеры размером с гроб и старался не сойти с ума от ядовитой смеси бездействия и страха.

Даже если вся команда уцелела, сам он теперь в руках марсиан. Не он подорвал «Сунг-Ан» — все уже знают. Не он выпустил в эфир фальшивое заявление. Все обвинения против него развалятся, но это не изменит того факта, что Марс желает отобрать у него корабль. Он предпочитал огорчаться из-за корабля, потому что сохранить «Росинант», потеряв команду, было бы хуже.

— Паршиво ты выбираешь друзей, — сказал Миллер.

— Ты куда, к черту, подевался? — отозвался Холден.

Покойник пожал плечами. В тесной камере Холден ощущал даже его запах. Мерцающие светлячки покружили вокруг головы Миллера голубоватым нимбом — и погасли.

— Со временем плохо, — продолжал детектив, словно на что-то намекая. — Впрочем, мы о чем-то говорили?

— О Станции. О блокировке.

— Верно, — покивал Миллер, стянул свою нелепую шляпчонку и почесал висок. — Об этом. Так вот, пока вокруг крутится чертова уйма высокой энергии, Станции неспокойно. У вас, ребята, сколько там — двадцать больших кораблей?

— Около того, кажется.

— И все на ядерной тяге. У всех мощные источники энергии внутри. Ничего особенного, но Станцию уже пару раз пугнули, она и дергается. Вы бы лучше послали ей небольшое сообщение. Показали, что не опасны. Если сделаете так, я почти уверен, что смогу вас выпустить. Или же она разложит вас всех на атомы.

— Что-что?

Миллер виновато улыбнулся.

— Извини, пошутил. Просто отключите реакторы и внутренние источники. Тогда вы окажетесь ниже порога, и я смогу от этого оттолкнуться. То есть если вы захотите.

— Что значит «если»?

Холден дернулся, задел плечами потолок. Здесь было не повернуться. Каюту создавали не для двоих.

На долю секунды мозг Холдена попытался сопоставить два образа — плавающего рядом Миллера и слишком тесное для двоих помещение. Не справился. По спине поползли мурашки. И то и другое одновременно не могло быть истинным, и мозг с отвращением отказался совмещать несовместимое. Миллер кашлянул.

— Не делай этого, — посоветовал он. — И так трудно. Под «если» я понимаю блокировку блокировки. Я не разобрался, где пружина капкана. Если снять тормоза, чтобы вы все рванули по домам, или принялись палить друг в друга, или еще что, врата откроются. Для всех.

— В том числе и для тех, у кого выгорели звезды?

— Нет, — возразил Миллер, — тех порталов больше нет. Только уцелевшие звездные системы по ту сторону оставшихся.

— А что в этом плохого?

— Неизвестно, что из них вылезет, — ответил Миллер. — Слишком уж много дверей вышибет одновременно. — В тишине слышалось только шипение воздуховода, но Миллер закивал, словно услышал ответ. — Второй вариант — придумать, как выбраться отсюда, поджав хвосты, и забыть все как страшный сон.

— Думаешь, так будет лучше?

— Я думаю: когда-то существовала империя, дотягивавшаяся до тысяч солнц. Вирус с Эроса — их инструмент. Вроде гаечного ключа. И вот появилось нечто, достаточно большое, чтобы в них всадить пулю. Чем бы оно ни было, оно может поджидать за одним из порталов в надежде, что кто-нибудь сделает глупость. Так что вам лучше оставаться здесь. Делать обреченных младенчиков. Жить и умирать во тьме. Зато таящийся вовне там и останется.

Холден придержался рукой за койку, выровнялся. Сердце отстукивало милю в минуту, ладони побелели и стали влажными от пота. Он боялся, что его вырвет, и соображал, успеет ли дотянуться до вакуумного приемника. В его памяти гибли звезды.

— Думаешь, лучше так? — повторил он. — Притихнуть и выбираться отсюда к черту?

— Нет, по мне, их лучше открыть. Я уже изучил здесь все, что можно изучить, тем более при блокировке. Я хочу разобраться, что произошло, а для этого нужно выйти из угла и осмотреть место происшествия.

— Ты — вроде научного прибора.

— Да, — признал Миллер. — Всегда учитывай источник сведений, так? Может, тебе стоит поговорить с кем-нибудь, кто еще не умер. Вы в случае чего теряете больше, чем я.

Холден задумался на минуту и улыбнулся. А потом и рассмеялся.

— Не думаю, что это что-нибудь изменит. В моем положении я ничего не решаю, — сказал он.

— И то верно, — кивнул Миллер. — Ничего личного, но друзей ты выбираешь паршиво.

ГЛАВА 31 МЕЛБА

Когда запустили барабан, она была в камере. В прежней жизни она приняла бы такое помещение за ветеринарный загон для крупного животного. Скажем, для лошади. Или коровы. Дюжина загонов, по шесть в ряд, со стальными стенами и решетками. Решетки настоящие, как в старых видео, и с маленькими откидными дверцами сверху, чтобы можно было подкинуть сена. В остальном все хирургически белое. И все под замком. Одежду у нее отобрали, взамен выдали простой розовый тренировочный костюм. Ручной терминал отобрали тоже. По нему она не скучала. Плавала в воздухе, чуть-чуть не дотягиваясь до стен и пола. Понадобилось десять попыток, чтобы, отталкиваясь все слабее, подобрать подходящую силу толчка, при которой сопротивление воздуха останавливало тело в пустоте, где ничто ее не касалось. Где можно было плавать в ловушке невесомости.

В соседней клетке мужчина колотил по стенам. Смеялся, орал, а большей частью скулил. О нем легко удалось забыть. В окружавшем ее воздухе ощущалось слабое течение, как всегда бывает на кораблях. В этом рейсе она услышала страшилку о том, как вентиляция отказала посреди ночной вахты и вся команда задохнулась в пузырях использованного воздуха, собиравшихся вокруг лиц. Она подозревала, что это выдумка: люди наверняка проснулись бы. Забились бы в своих койках, вскочили бы — и, конечно, остались бы живы. Так ведут себя люди, которые хотят жить. Тот, кто не хочет, просто висит в воздухе.

Сирена заревела на весь корабль, ее резкие ноты отдавались от палуб, приобретая тембр громадной оркестровой трубы. Первое предупреждение. Затем еще и еще. А потом решетка беззвучно стала удаляться, падать, а задняя стена коснулась плеча, словно робко добиваясь ее внимания. Дюйм за дюймом ее прижимало к стене. Стена трогала ее почти полминуты, энергия стены и инерция ее тела складывали их, как ладони молящегося. Вращение барабана она заметить не могла, просто ощутила, как оно толкает ее вперед, а затем то, что было передом, стало низом. Тело дюйм за дюймом соскальзывало по стене к палубе. Тело приобрело вес, сочленения коленей и позвоночника сдвинулись, принимая его. Она вспомнила, что где-то читала: женщина, вернувшаяся после долгого пребывания в невесомости, может вырасти на два дюйма, потому что жидкость, раздвинувшая позвоночные диски, частично остается между ними. Учитывая еще атрофию мышц, возвращение веса — будь то от центробежной силы, ускорения или притяжения — всегда угрожало травмами. Позвоночные диски рассчитаны на давление, без него жидкость застаивается, накапливается и может даже порвать суставную сумку.

Ее колени мягко коснулись пола, прижались. С первой сирены прошел час, если не больше. Верх и низ вернулись, и она позволила низу принять себя. Свернулась в нем, пустая, как смятая бумажка. В полу был устроен сток — белая керамика, не запятнанная ни кровью животных, ни мочой. Лампочки наверху мигнули и снова загорелись ровно. Второй пленник что-то кричал. Может, требовал еды. Или пить. Охранник вывел его в гальюн.

Она уже привычно называла это гальюном. Не уборной и не туалетом. Она никого не стала звать на помощь, просто следила, как наливается тяжестью тело, притянутое книзу. То есть кнаружи. Настоящего притяжения здесь не было, значит, и веса тоже. Просто масса тела стремилась вылететь в темноту, а ее не пускали. Кто-то пришел за вторым пленником. Линию взгляда пересекли тяжелые пластиковые башмаки. Голоса. Что-то про «верность» и про «бунт». Что-то про «когда придет время» и о «приказах» Голоса омывали ее, но не задерживались. Немного болела голова, прижатый к полу висок. Ей хотелось уснуть, но сны пугали.

Снова шаги, те же башмаки прошли в обратную сторону. Новые голоса. Башмаки вернулись. Низкий стальной лязг — с решетки загона сдвинули засов. Она осталась неподвижна, но сосредоточила взгляд. Охранница сменилась. Широкоплечая женщина с пистолетом в руках взглянула на Мелбу, пожала плечами и поставила ручной терминал так, чтобы ей было видно.

Человек на экране не походил на полицейского. Коричневатая кожа цвета поджаристых пышек. С формой лица было что-то не так: широкий подбородок, темные глаза, морщины на лбу и у рта — но в чем дело она поняла, только когда человек заговорил. Тогда стало ясно, что он лежит и смотрит в камеру снизу.

— Меня зовут Карлос Бака, — сказал лежащий. — Я отвечаю за безопасность на «Бегемоте». Ты в тюрьме. Это моя тюрьма.

«Ну и пусть», — подумала Мелба.

— Теперь о тебе. Полагаю, тебе есть что рассказать. Судя по ооновской базе ДНК, ты — Мелба Кох. Масса людей, которым вроде бы можно доверять, называют тебя Клариссой Мао. Старпом «Росинанта» говорит, ты пыталась ее убить, и эта русская дама-священник подтверждает ее слова. И еще некий звукооператор говорит, что ты наняла его поставить перехватывающую аппаратуру в электронику «Росинанта». — Мужчина помолчал. — Есть что сказать по этому поводу?

Футляр ручного терминала — из зеленой керамики. Или из эмалированного метала. Не пластиковый. Тонкая как волосок царапина на экране добавляла лишнюю морщину на щеку говорящего — вроде дуэльного шрама у пирата из читанной в детстве книжки.

— Ладно, а вот насчет этого? — продолжал мужчина. — Врачи говорят, у тебя вживлены дополнительные эндокринные железы. Такие используют террористы для показательных выступлений. Им, знаешь ли, наплевать, что через несколько лет их нервная система превратится в кашу. Ремонтному рабочему такое не по карману, разве что есть очень веские причины не жалеть денег.

Странно было, ощущая тяжесть прижатой к полу головы, в то же время смотреть на собеседника как бы сверху вниз. Отчасти это ощущение странности, наверное, возникло от долгого пребывания в невесомости. Организм пока не привык к гравитации вращения, больше полагался на показания зрения, отсюда и нарушение восприятия. Рассудком она понимала, в чем дело, но аналитические отделы мозга еще не разобрались.

Человек на экране — он назвал свое имя, но она не запомнила — сжал губы, потом коротко откашлялся. Кашель был влажный, как у больного пневмонией.

— Думаю, ты еще не понимаешь, как влипла, — продолжал мужчина. — Тебя обвиняют в подрыве земного военного судна, причем уже набрали порядочно доказательств. Поверь, ООН относится к таким вещам безо всякого юмора. Они тебя убьют, понимаешь? Поставят перед трибуналом, послушают адвокатов — минут пятнадцать или там двадцать. А потом вышибут тебе мозги. Я помог бы тебе выкрутиться, но только если ты станешь со мной говорить. Знаешь, что я думаю? По-моему, ты не профессионал. Любительница. Ты, как всякий любитель, совершила массу ошибок, и дело не выгорело. Скажи, что я прав, и я отсюда и буду плясать. Но если ты станешь и дальше продолжать эту чушь с кататонией, ты умрешь. Ты меня понимаешь?

У него был хороший голос. В певческом кружке про такой сказали бы: пронимает насквозь. Глубокий и с хрипотцой, как у фагота, но с обертонами свирели. Такой голос, по ее мнению, мог быть у человека, основательно побитого жизнью. В ее пении тоже слышался звук свирели, и у ее отца тоже. Петер, бедолага, вечно фальшивил. У остальных — у Майкла, Анфи, Джули, у матери — голоса были чистые, как у флейты. Беда флейты в том, что она не умеет звучать нечисто. Даже грусть в ее голосе кажется наигранной, слишком уж красивой. В свирели есть жужжащие, нечистые ноты, придающие ей искренность. Они с отцом были свирелями.

— Корин, — спросил человек с экрана, — она меня понимает?

Женщина подняла терминал, глянула сверху на Мелбу, затем снова на экран.

— Не думаю, шеф.

— Врач сказал, мозг не поврежден.

— Сказал, — согласилась женщина, — но мог ошибиться.

Из монитора донесся вздох.

— Ладно, — произнес мужской голос, — зайдем с другой стороны. У меня есть идея, но ты сначала возвращайся сюда.

— Са-са, — отозвалась женщина и вышла из камеры.

Решетка закрылась. Ячейки были узкие, лошадь не смогла бы просунуть копыта. Мелбе представилось, как лошадь пытается лягнуться, копыто застревает, лошадь бьется. Нехорошо. Лучше обойтись без этого. Разумнее. Лучше не попадаться, чем выпутываться. Кто-то ей говорил что-то такое, только она забыла, кто.

— Эй, эй! — позвал второй пленник. Он больше не кричал, повысил голос ровно настолько, чтобы она расслышала. — Это правда, что у тебя имплантированы железы? Ты не могла бы выломать дверь? Я — капитан корабля. Если вытащишь меня, я тебе помогу.

Джули пела бы лучше всех, если б захотела. Она не любила концертов. Отец был артист. Он всегда вступал первым и вел мелодию. Он расставлял всех для семейных фотографий. Он знал, чего хочет и как этого добиться. Теперь он сидел в тюрьме. У него даже имени не было, только номер. Она задумалась, в такой ли он камере, как у нее. Хорошо бы, чтоб в такой. Только у него там, конечно, настоящее притяжение. Гравитация вращения не дала и половины g. Может, треть или даже меньше. Как на Марсе или на Церере. Забавно, что из всех мест, заселенных людьми, на Земле тяжелее всего. Как будто, если уж ты сбежал из дома, так все тебе нипочем.

— Ты здесь? Ты не спишь? Я видел, как тебя принесли. Помоги мне, а потом я — тебе. Амнистия. Я добьюсь амнистии. И защиты. С Цереры нет экстрадиции.

Она знала, что это ложь. От досады чуть не заговорила. Чуть не зашевелилась. Но удержалась. Пол — простая полимерная пластина, полого сходящаяся к стоку. Прижавшись щекой к полу, она видела сток как черную полоску на белом фоне. Ворона на льду.

— Меня арестовали мятежники, — сказал мужчина. — Мы могли бы помочь друг другу.

Она сомневалась, что ей можно помочь. А если и можно, то в чем? Когда-то ей чего-то хотелось. Холден, вот что. Хотелось его убить, и не просто убить. Фантазии были яркими, как воспоминания. Да нет, ей пришлось так поступить. Его все ненавидели. Все хотели его убить. Но что-то сорвалось, и они решили, что это сделала Джули.

Она была совсем рядом. Если бы прикончила «Росинант», никто бы никогда не узнал. Она бы погибла вместе с ним, и доказательств бы не осталось, а Холден вошел бы в историю наглым самовлюбленным ублюдком, каким и был. Но отец бы понял. Известие добралось бы до него издалека, и он бы догадался, что это сделала она. Его дочь, которой он наконец стал бы гордиться.

Она заметила, что сосед затих. Вот и хорошо, он ее раздражал. Колени у нее ныли. Ныл прижатый к полу висок. Вот так возникают пролежни. Интересно, скоро ли они появятся, если не шевелиться? Пожалуй, очень не скоро, она ведь здоровая девушка. Сколько она уже не шевелится? Давно. Она ощутила смутную гордость за себя.

Снова шаги — на этот раз не одной пары ног. Кроме самодовольного похрустывания пластиковых башмаков звучал еще и звонкий цокот, словно собачьими когтями по кафелю. В ней слабо, как огонек церковной свечи, разгорелось любопытство. Проявились башмаки, а рядом — маленькие голубые балетки. Лодыжки немолодой женщины. Решетка с лязгом открылась. Балетки чуть задержались на пороге и вошли. Их движение сразу стало уверенным, твердым.

Женщина в балетках присела, прислонившись спиной к стене. На нее сверху смотрела Тилли Фэган. Она покрасила волосы, а губы от невероятно яркой алой помады казались полнее настоящих.

— Клари, милая, — слова звучали мягко и неловко. — Это я.

В спине возникло неприятное чувство, подступило к щекам. Напряжение и обида. Тети Тилли здесь не должно быть. Она не имеет права здесь находиться. Тилли протянула руку, погладила ее по голове, словно кошку. Первое человеческое прикосновение с тех пор, как она пришла в себя. Первая ласка, которую она вообще помнила. И голос Тилли, низкий и тихий, был полон жалости.

— Твоего друга нашли.

«У меня нет друзей», — подумала она, и вдруг в груди что-то екнуло. Рен. Они нашли Рена. Она вытащила из-под себя руку, прижала ее тыльной стороной к губам. Слезы — теплые, непрошеные — хлынули ручьем. Они нашли Рена. Открыли ее чемодан и нашли кости, и теперь Соледад узнает. И Боб, и Станни. Узнают, что она натворила. Первый всхлип вырвался кашлем, а потом она безудержно зарыдала, и Тилли обняла ее. Помоги ей боже, она рыдала и лила слезы в плечо Тилли Фэган, а та гладила ее по голове и тихонько нашептывала что-то.

— Я не хотела, — рыдала она. Слова рвали горло, в каждом был острый крючок. — Я не хотела, не хотела!

— Я понимаю, милая, понимаю.

Она обхватила Тилли за талию, спрятала лицо у нее под мышкой, словно, стоило отпустить руки, ушла бы на дно. Утонула бы. Охранница что-то сказала, и она почувствовала, как Тилли отрицательно мотнула головой — движение передалось телу.

— Это я, — выговорила она. — Я его убила. Я не нашла другого выхода. Сказала, чтобы он проверил данные, чтобы он наклонился, и он наклонился… А я… я… ой, меня сейчас вырвет.

— Рвет простушек, — отозвалась Тилли. — Воспитанная девушка чувствует себя нездоровой.

Она рассмеялась. Вопреки всему, Кларисса рассмеялась, а потом опустила голову и снова расплакалась. В груди болело, словно что-то в ней порвалось. Аневризма аорты, легочная эмболия, что-то такое. Не может же быть, чтоб от горя действительно разрывалось сердце? Это просто фигура речи.

Ощущение продолжалось целую вечность. А потом вечность прошла, и все закончилось. Тело обмякло тряпочкой. У Тилли блузка промокла от слез, соплей и слюны, но она сидела, перебирая пальцами волосы Клариссы. Ее ноготь щекотал изгиб ушной раковины.

— Ты заминировала «Сунг-Ан», — сказала Тилли, — и свалила на Холдена.

Это был не вопрос и не обвинение. И от Клариссы она ждала не признания, а простого согласия. Кларисса кивнула в колени Тилли. Когда заговорила, голос хрипел, а горло саднило, словно обожженное:

— Он погубил папу. Надо было что-то делать.

Тилли вздохнула.

— Твой отец — первосортное дерьмо, — сказала она, и от нее это было не обидно слышать.

— Мне надо доложить шефу, — виновато подала голос охранница. — О том, что произошло. Он ждет рапорта.

— Я вас не задерживаю, — бросила ей Тилли.

— Идемте со мной, — сказала охранница, — я вас с ней оставить не могу, это опасно.

Ее охватила паника. Только не быть одной. Нет, не могут же они сейчас бросить ее одну взаперти!

— Не дурите, — велела Тилли. — Идите и займитесь своими делами. Я побуду с Клари.

— Мэм, эта девушка убила уже много народу.

Молчание продлилось всего мгновение, но Кларисса, и не видя, представила себе ледяной взгляд Тилли. Охранница откашлялась.

— Мне придется запереть дверь, мэм.

— Делайте, что положено, — разрешила Тилли.

Звякнула решетка, встал на место засов. Шаги удалились.

Кларисса плакала по Рену. Может быть, со временем она оплачет и других. Солдат, погибших на «Сунг-Ане». Изувеченную ею любовницу Холдена. Всех, кто погиб оттого, что последовал за Холденом сквозь Кольцо. Может, хватит слез и на них, но пока она плакала только по Рену и думала, что никогда не перестанет.

— Я хочу умереть, — сказала она. — Я выросла очень плохой.

Тилли не возразила, но продолжала укачивать ее.

— Надо бы тебе кое с кем поговорить, — сказала она.

ГЛАВА 32 АННА

Сотрудники службы безопасности успели первыми: трое вооруженных солдат увезли на челноке связанную Мелбу. Или Клариссу. Намного позже появилась медицинская служба, эвакуировавшая команду «Росинанта». За Анной прибыли почти на сутки позднее — она явно не воспринималась здесь главной. Учитывая события последнего времени, Анна, пожалуй, радовалась, что не удостоилась особого внимания.

Очутившись на «Бегемоте», она готова была столкнуться с людьми из службы безопасности. Или Наоми и ее команда могли бы ее встретить, если достаточно пришли в себя.

Но в причальном отсеке челнока стоял Гектор Кортес. Он улыбнулся Анне и приветственно махнул рукой, напомнив ее одряхлевшего деда: движение было доброжелательным и немного неуклюжим. Ей подумалось, что Кортес за несколько дней постарел на десяток лет, и только потом Анна сообразила, что он мог пострадать при катастрофе.

— Анна, — заговорил он, — я так рад вас видеть!

Тяжелый барабан «Бегемота» уже раскрутили, создав искусственную силу тяжести, от которой кружилась голова. Ноги Анны уверяли тело, что надежно стоят на земле, а внутреннее ухо твердило, что она заваливается набок, и норовило качнуть тело в обратную сторону. Все это было не настолько плохо, чтобы сбить ее с шага, но сбивало ощущение реальности. А когда Гектор Кортес, знаменитость и духовник правителя, поцеловал ее в щеку, Анна почти поверила, что видит сон.

— Я тоже рада, — сказала она. — Не знала, что вы на «Бегемоте».

— Мы все перебрались, — объяснил Гектор. — На «Принце» оставили минимальную команду, так что почти все — здесь. Все, кто остался. Мы слишком многих потеряли. Я сам отслужил вчера по павшим. Отец Мишель, рабби Блэк, Паоло Седон.

— А Алонсо Гусман? — со страхом спросила Анна.

Кортес покачал головой.

— Ни жив, ни мертв. Его держат в коме, но надежды нет.

Анна вспомнила умоляющий взгляд поэта. Если бы она раньше прислала помощь…

— Жаль, что не успела на службу, — сказала она.

— Понимаю, — кивнул Кортес. — Поэтому и хотел вас встретить. Можно проводить?

— Конечно, — ответила Анна, — но я сама не знаю, куда.

— Я покажу главные ориентиры. — Старик повернулся, задев рукой челнок. — Идите за мной, и вы узрите величие лифтовой системы.

Анна хихикнула и пропустила Гектора вперед. Он тоже шел неуверенно. Не то чтобы семенил, но и широко шагать не решался. Он очень отличался от того Гектора, который призвал три партии человечества вместе пройти через Кольцо в неизвестность. Изменилась сама манера держаться.

— Я думал, что на службе должны выступить те из нас, кто подписывал петицию, — сказал он. — Хотел, чтобы наше раскаяние обрело голос.

— Раскаяние?

Он кивнул.

— Ваше, мое… всех, кто советовал сделать этот шаг во тьму. За нашу гордыню поплатились невинные. Послушались безрассудного совета — и погибли. Бог дал нам урок смирения.

Его отточенный годами голос был по-прежнему звучен, но в нем появились новые ноты. Под возвышенными интонациями проскальзывала беспомощная детская жалоба. Вместе с сочувствием в Анне шевельнулась беспощадная злость.

— Я, кажется, смотрю на это иначе, — сказала она. — Мы не ради славы сюда пришли, а чтобы удержать людей от войны. Чтобы напомнить себе и другим, что мы здесь вместе. Я не считаю это дурным мотивом. И не расцениваю случившееся как наказание. Время и судьба…

— Правят всеми, — закончил Гектор. — Да.

Позади взревела и затихла маневровая ракета челнока. К отсеку рванулись двое астеров с инструментами в руках. Кортес оскалился.

— Но, пусть даже так, — что проросло из того семени? Вы и теперь думаете, что это не наказание? Что нами правила не гордыня?

— История помнит множество людей, восстававших после жестокого поражения, — напомнила Анна. — То, что случилось, ужасно. Но я не вижу в этом Господней кары.

— А я вижу, — сказал Кортес. — Я верую, что мы впали во зло. И более того, доктор Воловодова, я боюсь, мы и сами теперь несем в себе это зло.

— Не понимаю…

— Дьявол здесь! — провозгласил Кортес и покачал головой, увидев несогласие на лице Анны. — Не демон из комиксов — я не такой дурак. Тот дьявол, что вечно обитает в людях, вознесшихся свыше меры, в людях, которые забывают спросить, должны ли они сделать что-то, лишь потому, что могут. История не вспомнит нас добром.

Анна знавала очень немногих служителей Церкви святых последних дней.[106] Те сходились с методистами в некоторых мелочах вроде запрета на спиртное, и это сближало их при встречах на межконфессиональных конференциях. Расходились они в важных вопросах вроде природы Бога и его замысла, но этому придавалось, на взгляд Анны, слишком мало значения. Мормоны обычно бывали благодушны, дорожили семьей и не многого требовали от жизни.

Оглядывая огромное чрево «Бегемота», Анна не могла поверить, что эти люди оказались в силах построить столь величественный корабль. Такой большой, такой необыкновенный. Он был подобен мятежному крику в пустоту Вселенной. «Мир слишком велик, чтобы наши корабли преодолели его за разумный срок? Ну что ж, мы устроим собственный мир в корабле и двинемся своим ходом».

Внутренние стены вращающегося барабана изгибались вдали, сила Кориолиса притворялась массой, металл и пластик — земной корой, дожидающейся почвы, посевов, скота. По центру барабана, в полукилометре над головой Анны, светилась узкая полоса желтого сияния, освещавшего здесь все. Солнце, растянувшееся по небу. Сама мысль об этом была надменной, отчаянной и грандиозной.

Анну она восхищала.

Проходя по широким стальным пластинам, так и не покрывшимся плодородными полями, она размышляла, что за последние пару столетий человеческий род утратил способность дерзать. Когда моряки древности, забившись в скрипучие деревянные скорлупки, искали путь через земные океаны — разве это было менее опасно, чем путешествие, задуманное мормонами? Разве цель их представлялась менее таинственной? И одних, и других влекло желание узнать, что лежит по ту сторону, узреть невиданные никем берега. Покажите человеку закрытую дверь, и он, забыв об остальных, что уже открыты, будет упорно доискиваться, что прячется за ней.

Некоторые видели в этом влечении слабость. Недостаток людского рода. Представляли человечество подобием вируса — популяцией, стремящейся заполнить все пригодное для жизни пространство. Судя по последнему разговору, Гектор тоже склонялся к этой точке зрения. Но Анна не могла с ним согласиться. Если бы человечество умело удовлетворяться достигнутым, они и сейчас еще жили бы на деревьях и выбирали блох друг у друга из шерсти. Анна ступала по спутнику Юпитера, сквозь небо-купол видела большое красное пятно так близко, что различала на нем завитки бурь, превосходящие размером ее родной мир. Она пробовала на вкус воду из растаявшего льда, ровесника самой Солнечной системы. И все это благодаря человеческой ненасытности, человеческой дерзости.

Разглядывая вращающийся под ней крошечный мирок, она сознавала, что однажды он откроет людям еще и звезды.

Лагерь беженцев представлял собой сборище палаток и временных построек, расставленных на внутренней поверхности барабана. Длинная полоска искусственного солнца создавала атмосферу весеннего вечера на Земле. Палатку Криса Уильямса Анна разыскивала добрых полчаса. Представитель «Принца Томаса» сообщил, что молодой офицер выжил в катастрофе, но серьезно пострадал. Анне хотелось найти его, а через него, может быть, и всю свою собравшуюся за время рейса малочисленную паству.

Расспрашивая готовых помочь беженцев, она наконец добралась до нужной палатки. Постучать было не во что, не нашлось и звонка, так что она просто поскребла ногтем по клапану и позвала:

— Крис, ты здесь?

— Это вы, пастор? Входите.

Ей не сказали, насколько сильно пострадал Крис, и Анна приготовилась худшему. Молодой лейтенант лежал на койке военного образца, подложив под спину несколько подушек. Он держал на коленях терминал, но отставил его в сторону при виде гостьи. Левая нога и левая рука у него обрывались на уровне локтя и колена.

— Ох, Крис, мне…

— Если скажете: «жаль», — перебил он, — я вскочу и дам вам пинка.

Анна рассмеялась сквозь подступившие слезы.

— Мне все-таки жаль, но теперь я в этом раскаиваюсь. — Присев на краешек койки, она взяла парня за правую руку. — Как поживаешь, Крис?

— С небольшими оговорками… — он приподнял укоротившуюся руку, — лучше многих. Даже серьезных синяков не нажил.

— Не знаю, что дает флотская страховка… — начала Анна, но Крис отмахнулся:

— Полная регенерация. Вот выберемся отсюда, вернемся в цивилизацию, и у меня, малость почесавшись, отрастут новенькие розовые конечности.

— Ну, тогда хорошо, — кивнула Анна. Она готова была оплатить лечение, если бы сумела набрать денег, и сейчас испытала облегчение, к которому примешался стыд. — Ты о ком-нибудь из наших знаешь? Я еще не успела расспросить.

— Да уж, — хмыкнул Крис, — слыхал. Пока я тут валялся, вы отправились в рейд! Знал бы, что подготовка у ваших позволяет скрутить накачанного наркотой террориста, не шалил бы в церкви мальчишкой.

— Я от нее пряталась, пока длился припадок, а потом приклеила ее к креслу. Ничего героического.

— Я заработал медаль на том, что провалился в герметичный люк и ценой руки и ноги не дал захлопнуться ловушке, в которой оказалось бы семь человек. Я был тогда без сознания, но это все равно. Обычно людям клепают ярлык героя за глупости, которые они никогда не сотворили бы в здравом уме.

Анна рассмеялась.

— Я в последнее время тоже об этом думала.

Крис поудобней устроился на подушках и кивнул ей, показывая, что слушает.

— Я о ярлыках. Люди называют пришельцев злыми, потому что они причинили нам зло. Но, не зная всего, разве можно судить?

— Ну да, — согласился Крис. — Если я потерял руки-ноги, спьяну попав под уборочный комбайн, я идиот. Если я потерял те же конечности потому, что случайно оказался у нужного люка в момент аварии, я герой.

— Может быть, все действительно так просто, не знаю. Чувствую, что должно произойти нечто важное, и нам надо бы заранее это обдумать.

Крис рассеянно почесал культю левой ноги и поморщился:

— Это как?

— Мы прошли в Кольцо, чтобы не дать Джеймсу Холдену первым вступить в контакт с пришельцами. Но ведь Холден — тот самый человек, который направил Эрос к Венере, не дав ему погубить Землю. Почему мы решили, что из него выйдет плохой представитель человечества? И сейчас вот оно нас прихлопнуло, лишило оружия — но не убило. Это наверняка что-то значит. Нечто, обладающее такой силой, могло убить нас с той же легкостью, что и выдернуть нам когти. Но не убило. А мы, вместо того чтобы задуматься над смыслом случившегося, зовем это злом. По-моему, мы похожи на наказанных детей, вообразивших, что родители наказывают их по злобе.

— Они остановили наши корабли. Зачем? Усмиряли нас? — спросил Крис.

— Как знать, — пожала плечами Анна. — Я просто вижу, что мы задаем не те вопросы. Люди с испугу способны натворить бед, а мы все сейчас очень испуганы.

— Тара погибла, — сказал Крис.

Анна принялась вспоминать, кто такая Тара. Крис, заметив ее смущение, напомнил:

— Стриженая блондинка, десантница.

— Ох, нет! — проговорила Анна сквозь опять подступившие к глазам слезы. Погибла ее сердитая десантница. Погибли все надежды разобраться, в чем источник ее злости. Все разговоры, что она заранее прокручивала в голове, подобранные вопросы, радость, которую Анна предвкушала в надежде, что десантница откроется ей. Все пропало, словно кто-то щелкнул выключателем. Трудно было совсем не сочувствовать взглядам Кортеса. Чужаки, что ни говори, убили одну из ее прихожанок.

Но, может быть, не нарочно, а намерение немало значит. Иначе Вселенная для нее лишалась смысла.

Анна закруглила визит, надеясь, что не показала своей рассеянности. Устроившись в выделенной ей палатке, она попыталась отдохнуть. С какой стати она надеялась, что сумеет заснуть?

Едва она улеглась, явилась Тилли Фэган. Анна приветственно подняла руку, но не успела и слова сказать, как Тилли обхватила ее и стиснула так, что ребра захрустели. Для такой хрупкой женщины Тилли оказалась на удивление сильной.

— Я так ругала себя, что тебя отпустила, — заговорила она, еще крепче обнимая Анну и прижимаясь к ней.

Тилли была тяжелой. Барабан вращался. К этому еще предстояло привыкнуть.

Когда Тилли наконец немного отстранилась, Анна сказала:

— Думаю… я была… не в себе.

— И в этом виновата я. — Тилли снова стиснула ее. Анна, сообразив, что остается только ждать, пока подруга до конца выплеснет эмоции, похлопала Тилли пониже спины.

Через несколько секунд Тилли разжала руки и отступила. Глаза у нее блестели, но губы улыбались.

— Рада, что ты выжила. Остальные с «Принца» — такая кодла… — Анна воздержалась от вопроса, что значит слово «кодла». — На «Бегемоте» жить можно, — продолжала Тилли. — Если мы так и не придумаем, как выбраться из капкана, здесь продержимся дольше всего. Так что теперь здесь — фешенебельный район медленной зоны.

— Да, это… важно…

Тилли рассмеялась. Вытащила сигарету, закурила и ответила на изумленный взгляд Анны:

— Здесь разрешают. Многие астеры курят. Сходят с ума из-за воздушных фильтров, а сами вгоняют себе яд прямо в легкие. Удивительные существа.

Анна улыбнулась, отмахиваясь от дыма.

— Так что я, — сделав вид, что не замечает, продолжала Тилли, — добилась места на первом же челноке. Ты сумела вытащить Холдена?

— Я его там не застала, — ответила Анна, — только его команду. Зато им я, кажется, спасла жизнь.

Сперва ей показалась, что лицо Тилли застыло. Нет, ошиблась — это была не холодность, а боль. Анна погладила подругу по плечу.

— Мне надо, чтоб ты кое с кем поговорила, — сказала Тилли, — и боюсь, тебе не понравится, но ты уж сделай это ради меня. Я никогда ни о чем тебя больше не попрошу, и дорогими фишками ты будешь обеспечена до конца жизни.

— Что я могу сделать?

— Помочь Клари.

Анне показалось, что в палатке не осталось воздуха. В ушах снова раздался срывающийся вой, дверь задрожала от ударов. Она слышала слова Криса о гибели Тары. Она слышала отчаяние в голосе Кортеса. Она перевела дыхание.

— Да, — сказала она, — конечно, я помогу.

ГЛАВА 33 БЫК

— Вам нужно подняться, — сказала доктор Стерлинг.

Сила тяжести изменила очертания ее лица, щеки и волосы обвисли. Теперь она выглядела старше и не такой холодной.

— Я думал, меня нельзя передвигать? — удивился Бык.

— Нельзя было, пока я тревожилась за ваш позвоночник. Теперь меня тревожат легкие. Отток жидкости настолько слаб, что я бы уже назвала это умеренной пневмонией.

— Пройдет.

— Гравитация вращения вам мало поможет, пока вы лежите плашмя, — возразила врач, для наглядности похлопав себя по плечу. — Вам надо больше сидеть.

Бык скрипнул зубами.

— Я не могу сидеть, у меня брюшные мышцы не работают. Я ничего не могу.

— У вас кровать подвижная, — невозмутимо продолжала она. — Настройте ее так, чтобы как можно дольше находиться в вертикальном положении.

— А позвоночнику от этого хуже не станет?

— Можно вас зафиксировать, — предложила врач. — И вообще, люди живут без ног. А вот без легких вы не проживете.

Медицинский отсек изменился. Для раскрутки барабана пришлось убрать почти все, что делало «Бегемот» орудием войны. Медицинские посты и станции развернули на девяносто градусов, чтобы их можно было использовать и при тяге, и при ее отсутствии. То, что во времена, казавшиеся уже седой древностью, задумывалось как полы, снова стало полами, а не стенами. Все это замедлило работу, нарушило индустриальную строгость стали и керамики. Быку чудилось, что корабль сломался и сросся снова — но уже кривовато.

— Я постараюсь, — пообещал Бык, сцепив зубы, чтобы сдержать новый приступ кашля. — Но, если мне можно сидеть, нельзя ли и переехать заодно? Одна и та же комната мне порядком надоела.

— Не рекомендую.

— Вы мне помешаете?

— Не стану.

В дружеской перепалке возникла пауза. Оба давно не высыпались. Оба слишком много сил тратили на то, чтобы спасти жизни другим людям. И ни один из них не намерен был ублажать другого.

— Я постараюсь, док, — повторил Бык. — Как идут дела?

— Люди продолжают умирать. Но уже не так часто. На данный момент все тяжелые скончались или стабилизированы. У нас сейчас довольно однообразная рутина: обработка ран и уход. Еще высматриваем тех, кто сразу не обратил внимания на внутренние повреждения, стараемся вылавливать их прежде, чем они свалятся с ног. Отдых, восполнение утраты жидкости, упражнения и молитвы.

— Хорошо, — кивнул он, переводя взгляд на загудевший терминал.

Новый запрос на связь. С «Хаммурапи» — марсианского фрегата, на котором находится Джеймс Холден.

— А у вас как? — спросила доктор Стерлинг, поджав губы.

Ответ был ей известен. Бык занялся настройкой кровати, превращая ее в подобие кресла. Он сразу почувствовал, что дышится по-другому, но сдерживать кашель стало еще труднее.

— Сейчас скажу, — ответил он и включил связь. На экране появилась капитан Джаканда. — Капитан, — приветствовал ее Бык.

— Мистер Бака, — в том же тоне отозвалась она, — я получила ваше последнее сообщение.

— Полагаю, вы не готовы передать пленника и оставшуюся команду?

Она не улыбнулась.

— Я хотела поблагодарить за площади, предоставленные нашим медикам. Однако мы не намерены переводить к вам оставшийся персонал или пленника.

— У вас недостаточно людей, чтобы вести корабль. Даже минимальной команды не осталось. Считая с ранеными и медиками, две трети ваших уже здесь.

— И я благодарю вас за это.

— Я к тому, что у вас сейчас — меньше трети людей. Вы тянете по две, если не по три вахты. Земля, пока Холден не доказал непричастности к взрыву «Сунг-Ана», будет шуметь насчет передачи пленного им. — О признании Клариссы Мао Бык не упомянул. Эту карту можно будет разыграть в любое время. Он поднял руку. — Мы все видели, как что-то непонятное убило дорогих нам людей. Всех мучает горе и страх. Если не собраться вместе, кто-нибудь натворит дел, о которых всем придется жалеть.

— Военный устав Марса требует…

— Я проведу открытое расследование. Открою всю собранную информацию. Там есть кое-что чертовски любопытное.

Что-то стронулось у него в груди, и Быка скрутил жестокий приступ кашля. Рот наполнился мокротой, он нагнулся, опираясь на руку, чтобы сплюнуть. Может, ради того ему и велели сидеть.

— Военный устав Марса запрещает передачу пленных, кроме случаев обмена, одобренного правительством. Связаться с МРК мы не можем, так что одобрения ждать не приходится.

— Вы могли бы сдаться мне.

Вот теперь она засмеялась. Строевая формалистика дала трещину.

— Неплохо бы! Проспала бы целую вахту. Но ваша жестянка не справилась бы с нами, даже если бы бой здесь был возможен.

— А он невозможен, так что нам остается только обмен негодующими посланиями. Спасибо за этот вызов, — добавил Бык. — Я дам знать капитану, что мы в прежней позиции. Но можно вас спросить? Что вы будете делать, когда земляне пришлют два десятка десантников с плазменными резаками и кухонными ножами?

— Мы тоже будем отбиваться резаками и ножами, — сказала она. — «Хаммурапи», конец связи.

Бык целых полминуты смотрел на погасший экран. Придется сообщить Па — впрочем, не слишком спешно. У нее хватает забот — распоряжаться всем, что упустил он, запертый в госпитале.

В чем бы ни обвиняли Холдена Земля и Марс, сколько бы народу ни приняло на себя ответственность за дела, в которых его обвиняют, все это не играет роли. Факт налицо. Он — единственный, не защищенный военными законами, кого можно допросить о Станции чужаков. Он нужен Земле. Он нужен АВП. Его держит у себя Марс — и не отдаст, хотя бы потому, что приятно владеть тем, что нужно другим.

И рано или поздно какой-нибудь марсианин, страдающий от переутомления и недосыпа и винящий в гибели любимой или друга заманившего всех в Кольцо Холдена, решит отомстить. Бык почесал подбородок — щетина колола пальцы. Тело под одной третью g распласталось перед ним, как пустой мешок.

— Бык?

Он поднял глаза. Медбрат, если такое было возможно, выглядел еще более измотанным, чем врач.

— К тебе двое посетителей — ты в состоянии их принять?

— Посмотрим. Кто там у вас?

— Поп, — ответил медбрат. Бык не сразу сообразил, что это звание, а не фамилия.

— Русская с «Росинанта»?

Медик покачал головой:

— Из политиков. Кортес.

— Что ему нужно?

— Откуда мне знать? Спасти твою душу? Он толкует о спасении человечества от дьявола. Думаю, ему нужна твоя помощь в этом деле.

— Отправь его к Сержу из службы безопасности. Кто еще хочет оторвать от меня свой кус?

Медбрат изменился в лице. Бык не сразу уловил, в чем дело, — потом сообразил, что впервые видит, как парень улыбается.

— Наоборот, тебе подарочек принесли, — ответил медик и выглянул в коридор. — Давай, заходи.

Бык опять закашлялся и сплюнул мокроту. В дверях ухмылялась Сэм. За ее спиной виднелись двое техников с голубым контейнером, в который вполне можно было упрятать их начальницу.

— Розенберг? Почему валяете дурака, когда должны чинить мой корабль?

— Чтобы корабль стал твоим, потребуется еще один мятеж, — подмигнула Сэм, — но, кстати, когда команда услыхала, что у вас вышло с Ашфордом, ребята решили скинуться на подарок.

Бык начал съезжать набок, но удержался. Он так привык к тому, что спинные мускулы поддерживают тело, что каждый раз немного удивлялся, заваливаясь вбок. Вот в этом смысле в невесомости лучше. Сэм ничего не заметила — или притворилась, что не замечает. Она шагнула в сторону и взялась за защелку контейнера — словно собиралась показать фокус на сцене. В дверях появилась доктор Стерлинг, она хитровато улыбалась. Бык смутился, почувствовав себя именинником.

— Я волнуюсь, — заметил он.

— Умнеешь помаленьку, — ответила Сэм. — Готов?

Крышка ящика отъехала в сторону. Внутри был мех — сложный, тяжеловесный, неуклюжий. Бык, не найдя слов, расхохотался.

— Стандартный погрузочный мех, — объяснила Сэм, — только мы его немного выпотрошили и заменили силовые тяги медицинскими потрохами. И управление перевели на простой джойстик. Плясать ты в нем не будешь, и, чтоб сходить на горшок, все равно понадобится помощь, но в любой пункт корабля он тебя доставит.

Быку казалось, что подступает новый кашель, но вместо этого на глаза навернулись слезы.

— О черт, Сэм!

— А вот этого не надо, ты уже большой мальчик. Давай-ка вставим тебя в него и приторочим к опорным штангам.

Сэм взялась за одно плечо, медбрат за другое. Странное чувство — Бык не помнил, когда в последний раз его носили на руках. Крепления меха напоминали упряжь, и к опорам Сэм пристроила ремни, чтобы ноги не болтались. Все оказалось наоборот: вместо того чтобы шевелить ногами, приводя мех в движение, ему предстояло пользоваться движением устройства, чтобы перемещать ноги. Впервые после катастрофы Бык прошел по короткому коридору в общую палату. Сэм держалась рядом, следя за механизмом, как утка за утятами при первом спуске на воду. Бык по-прежнему чувствовал себя неловко, но это понемногу проходило.

Самые тяжелые раненые были все здесь: мужчины и женщины, земляне, марсиане и астеры. Лысый человек с нездоровым желтоватым оттенком кожи боролся за каждый вздох. Девушка, почти ребенок на вид, лежала на кровати практически обнаженная, кожа на теле была сожжена, а глаза глядели в пустоту. Толстяк с ветхозаветной бородой и волосатым, как у гориллы, телом стонал и метался даже под снотворными. Ничто здесь не указывало, кто к какой стороне принадлежит. Это были просто люди — раз они оказались на его корабле, его люди.

В конце коридора стояла Корин с пистолетом в набедренной кобуре. Она отсалютовала — полусерьезно-полунасмешливо.

— Махт слай, шеф, — усмехнулась она. — Тебе идет.

— Спасибо, — поблагодарил Бык.

— Пришел повидать пленных?

— Естественно.

Бык не думал, куда идет, но раз попал сюда, почему бы и нет. Тюремный отсек госпиталя был меньше других, но, если бы не охранница у дверей, он бы не нашел признаков, что пациенты здесь чем-то отличаются. «Пленники» — это было сильно сказано. Ни одного из них не задержали по закону. Здесь находились и влиятельные штатские лица с Земли, и высший командный состав марсиан — все, кто, на взгляд Быка, рано или поздно мог бы пригодиться. Дюжина коек, все заняты.

— Как тебе там? — осведомилась Сэм.

— Вроде жизнь понемногу налаживается.

— Ага, вот и я подумала…

Ее прервал голос, донесшийся с дальней койки, слабый и неразборчивый:

— Сэм?

Сэм бросила взгляд на ту кровать, сделала пару нерешительных шагов к окликнувшей ее женщине.

— Наоми? Ох, чтоб мне провалиться, милая, что это с тобой?

— Подралась, — разбитыми губами выговорила старшая помощница с «Росинанта». — Надрала ей задницу.

— Ты знакома с Нагатой? — удивился Бык.

— С недобрых старых дней, — кивнула Сэм, взяв подругу за руку. — Мы чуть не неделю жили в одной комнате, пока она ссорилась с Джимом Холденом.

— Где? — спросила Наоми. — Где моя команда?

— Они здесь. — Бык тоже развернул к ней свой мех. — Все, кроме Холдена.

— Они в порядке?

— По мне, бывало лучше, — ответил лысеющий пухловатый мужчина с кожей цвета поджаристого тоста. Он растягивал слова: акцент марсианской долины Маринера или земного Техаса — их легко можно было перепутать.

— Алекс, — встрепенулась Наоми. — А где Амос?

— Койкой дальше, — ответил Алекс. — Все дрыхнет. А что, кстати, произошло? Мы арестованы?

— Произошло несчастье, — ответил ему Бык. — Много пострадавших.

— Но мы не под арестом? — уточнил Алекс.

— Нет.

— Ну и хорошо.

Наоми заметно расслабилась. Видно, тревога за своих людей была для нее тяжелым грузом. Бык отметил это обстоятельство — возможно, еще пригодится.

— Женщина, напавшая на вас, под арестом, — сказал он.

— Это она. Взрыв, — отозвалась Наоми.

— Мы уже занимаемся, — постарался успокоить ее Бык и снова закашлялся, смазав эффект.

Наоми насупилась, что-то припоминая. Быку тоже хотелось взять ее за руку. Установить подобие близости. Мех служил отличным средством передвижения, но во многом он ограничивал свободу.

— Джим? — спросила она.

— Капитан Холден задержан марсианским флотом, — ответил Бык. — Я пытался договориться о его передаче под нашу ответственность, но пока не слишком продвинулся.

Наоми улыбнулась и кивнула, словно услышала хорошую новость. Прикрыла глаза.

— А что с Миллером?

— С кем? — не понял Бык, но женщина уже спала.

Сэм повернулась к кровати Алекса, а Бык прошел дальше, решив рассмотреть спящего механика «Росинанта», Амоса Бартона. Все трое представляли довольно грустное зрелище, и их явно было слишком мало, чтобы управиться с таким большим кораблем. Возможно, Джаканда нашла бы им применение. Для него, пока он не заполучил Холдена, эти трое были просто обузой. Холден успел стать символом, а символы для того и нужны, чтобы внушать уверенность, когда для нее нет других оснований. Капитан Джаканда не уступит — иначе ее по возвращении поставят перед трибуналом. Если таковое возвращение случится. Бык этого не одобрял, но понимал. В любом другом месте, кроме медленной зоны, они бы уже бряцали саблями и скалили зубы. А здесь остаются только переговоры…

Во рту у него пересохло. Сэм с гневом и отчаянием разглядывала спящую Наоми.

— Сэм, — позвал ее Бык, — можно тебя на минуту?

Она подняла голову, кивнула. Бык тронул джойстик, и мех неуклюже развернулся. Он провел аппарат обратно по коридору к выделенной ему палате. Пока они добрались, Сэм уже изнывала от любопытства. Закрывая дверь, Бык закашлялся. Голова немного плыла, сердце сильно билось. От страха, от возбуждения или от возможности держаться прямо — впервые с момента броска за Кольцо.

— Что такое, босс?

— Лазерная связь, — заговорил Бык. — Предположим, я бы задумал использовать ее как оружие. Какая у нашего передатчика максимальная мощность?

Сэм нахмурилась, и не только от того, что проделывала в голове инженерные расчеты. При гравитации вращения она стала выглядеть старше. А может, всех их состарил страх смерти.

— На долю секунды я могла бы разогреть его, как ядро звезды, — сказала она. — Только и от нашего корабля тогда запахнет паленым.

— А чтобы сделать, скажем, три выстрела — и не сжечь при этом борт?

— Я и сейчас сумею пробуравить корабельный корпус — дай только срок. Срок, пожалуй, могла бы немного сократить.

— Займись этим, а?

Сэм помотала головой.

— Что? — спросил Бык.

— Этот голубой шар, почувствовав угрозу, изменил законы инерции. Неохота мне превращать в оружие еще и свет. Серьезно: что если Станция, к примеру, решит остановить все фотоны?

— Если у нас будет оружие, использовать его не придется.

Сэм снова покачала головой.

— Этого я для тебя сделать не могу, Бык.

— А для капитана? Для астера бы сделала?

Сэм вспыхнула. То ли от стыда, то ли от гнева.

— Дешево покупаешь!

— Прости. Но ты бы исполнила прямой приказ капитана Па?

— Да, исполнила бы. Но не потому, что она — астер, а потому, что капитан, и я доверяю ее мнению.

— Больше, чем моему.

Вместо того чтобы пожать плечами, Сэм по-астерски шевельнула ладонями.

— В прошлый раз, когда я тебя послушалась, попала под арест.

Бык не нашел, что возразить. Повозившись, он высвободил руку из меха, подхватил свой терминал и послал Па вызов высокой срочности. Она отозвалась почти сразу. Выглядела тоже постаревшей, усталой, твердой и уверенной. Кризис был ей к лицу.

— Мистер Бака? — спросила она. — Как успехи?

— Капитан Джаканда не намерена отпускать своих людей, хотя и признаёт, что так было бы лучше. И не выдает Холдена.

— Так, — сказала Па. — Что ж, мы попытались.

— Но она могла бы нам сдаться, — продолжал Бык, — и, мне кажется, нам было бы куда проще играть роль шерифа, имей мы единственное в медленной зоне оружие.

Па внимательно склонила голову к плечу.

— Я вас слушаю.

ГЛАВА 34 КЛАРИССА

Охрана принесла обычный скудный паек из пищевых протеинов и мерные бутылочки с водой, затем с пистолетами в руках сопроводила заключенных в гальюн и вернула обратно. Кларисса большей частью лежала на полу, или потягивалась, напевая себе под нос старые песенки, или рисовала на коже рук — белыми царапинами от ногтей. Скука, если ее прочувствовать, сокрушала, но Кларисса научилась отключаться от времени. Плакала она, только когда вспоминала об убийстве Рена. И об отце. Ждала только прихода Тилли с ее таинственной подругой — и смерти.

Женщина пришла первой, и Кларисса ее узнала. Притяжение свесило ее рыжие волосы по сторонам лица, и оно от этого смягчилось, но глаза оставались в памяти. Женщина из столовой на «Принце Томасе». И еще потом с «Росинанта». Анна. Она назвалась Наоми Анной.

Еще один человек, которого Кларисса пыталась убить.

— Я получила разрешение на беседу, — сказала Анна. Охранник — круглолицый мужчина, откровенно щеголявший шрамом на предплечье, — скрестил руки.

— Ну, вот она, си но? Беседуйте.

— Ни в коем случае, — отрезала Анна. — Это личная беседа, я не могу вести ее при посторонних.

— А больше негде, — ответил охранник. — Знаете, сколько народу убила эта койа? У нее импланты. Опасная особа.

— Она знает, — сказала Кларисса, и Анна обернулась к ней с улыбкой, словно услышала понятную только им двоим шутку. У Клариссы в животе стало холодно. Женщина, способная воспринимать нападение как повод для близости, ее пугала. Вряд ли ей хотелось беседовать с этой Анной.

— Я знаю, чем рискую, — продолжала Анна. — Найдите нам место для разговора. Какую-нибудь… допросную. У вас же есть такие?

Охранник стоял столбом, неподвижно и непоколебимо.

— Можете здесь торчать, пока солнце не погаснет. Дверь я не открою.

— Это ничего, — вставила Кларисса.

— Нет, так не годится, — возразила Анна. — Я духовное лицо и собираюсь вести приватный разговор. Прошу вас открыть дверь и отвести нас туда, где можно поговорить.

— Эй! — подал голос капитан с дальнего конца коридора. Ашфорд, вот как его звали. — Почему бы вам не поговорить в мясном рефрижераторе? Он пустует и запирается снаружи.

— Чтобы мне достался труп проповедницы, ано са? — удивился охранник.

— Не достанется, — успокоила его Анна.

— Вы верите в вакуумных фей? — съязвил круглолицый, но дверь камеры отпер.

Когда открыли решетку, Кларисса немного замялась. Из-за спин охранника и священницы на нее, прижавшись к прутьям решетки, смотрел разжалованный капитан Ашфорд. Он несколько дней не брился и, кажется, недавно плакал. Кларисса на секунду вцепилась в холодные прутья своей решетки, ее охватило желание захлопнуть дверь, забиться в угол.

— Ничего-ничего, — сказала Анна.

Кларисса разжала пальцы и вышла наружу. Охранник достал пистолет и прижал ствол ей к загривку. Анна сморщилась, как от боли, а вот лицо Ашфорда не дрогнуло.

— Нельзя ли без этого? — спросила Анна.

— Импланты, — напомнил охранник и подтолкнул Клариссу вперед. Она повиновалась.

В рефрижераторе было тепло и просторно — больше места, чем на камбузе «Сересье». Вдоль пола и стен тянулись полоски металла с выступами для неустановленных перегородок. Кларисса увидела особый смысл в том, что ветеринарные загоны, ставшие ее тюрьмой, располагались так близко к бойне. Резкий свет белых светодиодок без рассекателей отбрасывал жесткие тени.

— Вернусь через пятнадцать минут, — предупредил охранник, заталкивая Клариссу внутрь. — Если что будет не так, пристрелю.

— Спасибо, что оставляете нас наедине, — сказала Анна, шагнув внутрь следом за девушкой.

Дверь закрылась, замок щелкнул, как засов на адских вратах. Свет мигнул, и в голове у Клариссы первым делом мелькнула неодобрительная мысль, что не стоило подключать магнитный замок к той же цепи, что и панель управления. Мысль, оставшаяся от прошлой жизни.

Анна, выпрямившись, с улыбкой протянула ей руку.

— Мы уже встречались, — заговорила она, — но не представлены друг другу. Меня зовут Анна.

На рукопожатие вместо Клариссы ответили въевшиеся с детства правила этикета. Пальцы у Анны были теплые.

— Вы мой духовник? — спросила Кларисса.

— Извини, — вздохнула Анна. — Я не хотела навязываться, просто разозлилась, вот и воспользовалась своим положением.

— Это не самое страшное… что можно сделать со зла.

Кларисса опустила руку.

— Я дружу с Тилли. Она мне помогала после крушения. Я была ранена, плохо соображала, и она мне помогла, — сказала Анна.

— Она это умеет.

— Она и твою сестру знала. И отца. Всю семью, — заметила Анна и досадливо поджала губы. — Что ж они нам стульев не дали. Чувствую себя как на автобусной остановке.

Глубоко вдохнув, Анна выдохнула носом и уселась, где стояла, поджав под себя ноги. Кларисса, поколебавшись, опустилась напротив и вдруг почувствовала себя пятилеткой, сидящей на коврике в детском саду.

— Так-то лучше, — кивнула Анна. — Так вот, Тилли мне про тебя рассказала. Она беспокоится.

Кларисса склонила голову к плечу. Судя по формулировке, здесь ей полагалось бы ответить. Ей и хотелось заговорить, но она не нашла слов. Выждав, Анна как ни в чем не бывало продолжила:

— Я тоже за тебя беспокоюсь.

— Почему?

Взгляд Анны стал рассеянным, словно она вела беседу сама с собой. Впрочем, ненадолго. Она подалась вперед, сжала руки.

— Я не помогла тебе в тот раз. А ведь я видела тебя как раз перед взрывом «Сунг-Ана». Как раз перед тем, как ты включила взрыватель.

— Тогда было уже поздно, — ответила Кларисса, подумав: «Рен тогда уже лежал мертвый». — Вы не могли мне помешать.

— Верно, — сказала Анна. — Но я не только потому пришла. Я тоже… потеряла одного человека. Когда корабли встали, погиб один человек…

— Которого вы любили, — закончила за нее Кларисса.

— Которого я почти не знала, но это настоящая потеря. И еще я тогда испугалась тебя. Я и сейчас боюсь. Но Тилли кое-что о тебе рассказала, и я отчасти сумела преодолеть страх.

— Но не совсем?

— Нет, не совсем.

Где-то в глубине корабля что-то басовито загудело, и стены вокруг отдались эхом, как огромный колокол.

— Я могу вас убить, — сказала Кларисса. — Они не успеют открыть дверь.

— Знаю, я видела.

Кларисса потрогала пальцами направляющую для перегородок. Выступ был плавно закруглен, металл оказался теплым на ощупь.

— Вам, значит, нужна исповедь?

— Если ты хочешь исповедаться.

— Я уже, — сказала Кларисса. — Я виновна в диверсиях на «Росинанте» и «Сунг-Ане». Я убила Рена. Еще я убила кое-кого на Земле. Я самозванка. Все. Я виновна.

— Так-так…

— Разговор окончен?

Анна со вздохом почесала себе нос.

— Я полетела к Кольцу, хотя моя жена совсем не обрадовалась. И этот полет означал, что я много месяцев не увижу маленькую дочку. Я уверяла себя, что хочу посмотреть на Кольцо, хочу помочь людям разобраться, что это такое, избавить их от страха. А ты полетела, чтобы… спасти отца. Обелить его имя.

— Это Тилли так говорит?

— Она выражается не так вежливо.

Кларисса выдавила смешок — как кашлянула. Что бы она ни сказала, все прозвучит банально. Хуже того, наивно и глупо. «Джеймс Холден погубил мою семью», и «я хотела, чтобы отец мной гордился», и «я была неправа».

— Что я сделала, то сделала, — сказала она. — Так им и передайте. Безопасникам. Скажите, что я во всем призналась.

— Передам, если хочешь.

— Да, хочу.

— Зачем ты хотела убить Наоми?

— Я их всех хотела убить, — сказала Кларисса, выталкивая слова, как застрявшие в горле комья. — Они все — часть его, а я хотела, чтобы его не было. Чтобы он вовсе перестал существовать. Хотела, чтобы все узнали, какой он плохой.

— И сейчас хочешь?

— Мне все равно, — сказала Кларисса. — Так им и передайте.

— А Наоми? Я с ней увижусь. Ей лично ничего не хочешь передать?

Кларисса вспомнила избитое, окровавленное женское лицо. Согнула и разогнула пальцы, словно на них были перчатки меха. Ей ничего не стоило сломать шею, одно легчайшее движение. Странно, почему она этого не сделала? В сознании столкнулись наслаждение чувством силы и колебание. Память приняла то и другое. Или — ни того, ни другого.

— Скажите: я надеюсь, что она скоро поправится.

— Ты надеешься?

— Или это просто вежливая фраза, да? — поняла Кларисса. — Говорите, что хотите, мне все равно.

— Хорошо, — согласилась Анна. — Можно спросить?

— А я в силах вам помешать?

— Да.

В паузе уместилось три долгих вздоха.

— Ты веришь в искупление?

— Я не верю в Бога.

— А если не от Бога? Если бы тебя могли простить, ты приняла бы прощение?

Ярость зародилась у Клариссы в животе и расцвела в груди. Девушка скривила губы, насупила лоб. Впервые с той минуты, когда потеряла сознание на «Росинанте», она вспомнила, что такое гнев. Как он огромен.

— Зачем меня прощать? Я это сделала, и все тут.

— Но если…

— По-вашему, это будет справедливо? «Ах, ты убила Рена, но ты жалеешь, так что все в порядке!» На фиг. Если так действует ваш Бог, и его тоже на фиг.

Лязгнула дверь рефрижератора. Кларисса вскинула голову, досадуя, как это не вовремя, но тут же сообразила, что снаружи услышали ее вопли. Явились спасать свою проповедницу. Она сжала кулаки, опустила на них взгляд. Сейчас ее уведут обратно в клетку. Все в ней противилось этому.

— Все нормально, — обратилась Анна к шагнувшему в дверь охраннику, заранее взявшему Клариссу на прицел. — У нас все в порядке.

— Ага, как же. — Взгляд охранника был цепким и острым. Испуганным. — Время вышло. Свидание окончено.

Анна досадливо обернулась к Клариссе. Досадуя не на нее — на положение дел. На то, что не все идет, как она бы ей желала. Клариссе это чувство было понятно.

— Я хотела бы еще с тобой поговорить, — сказала Анна. — Если ты не против.

— Вы знаете, где я живу, — пожала плечами Кларисса. — Я почти всегда дома.

ГЛАВА 35 АННА

Она не застала Быка в отделе безопасности. Мускулистая молодая женщина с большим пистолетом в набедренной кобуре только пожала плечами на вопрос, можно ли его подождать, и вернулась к работе, перестав замечать Анну. Настенный экран был настроен на новости «Радио медленной зоны» — молодой землянин, склонившись к Монике Стюарт, что-то серьезно ей втолковывал. Кожа у него была такая розовая, что наводила на мысль о гриме. Или о том, что его ободрали.

— Мое мнение об автономии зоны совместных интересов Бразилии не изменилось, — говорил он. — Скорее, еще укрепилось.

— В каком смысле? — спросила Моника.

Она выглядела искренне заинтересованной. Талант. Румяный потыкал в воздух пальцем. Анна будто бы встречала его на «Принце», но вспомнить имя никак не могла. Вроде он был художником. Какой-то творческой личностью.

— Мы все изменились, — ответил он. — Здесь все изменились. Мы все прошли через испытание, которое перевернуло нас. Мы прилетим домой иными, чем были. Трагедия, потери, чудеса — для нас изменилось самое понятие человека. Вы меня понимаете?

Как ни странно, Анна его понимала.

Священник всегда среди людей. Анна давала своим прихожанам советы в любовных делах, скрепляла помолвки, крестила детей, а однажды ей довелось через год отпевать крещенного ею же младенца. Она привыкла к такому положению вещей, и глубокая связь с людьми в основном радовала ее. Вычерчивая карты чужих жизней, она отмечала, как меняет людей каждое событие, оставляя после себя другого человека. Пройдя в Кольцо, пережив катастрофу, они не могли остаться прежними.

Исход с кораблей на «Бегемот» развернулся в полный рост. По внутренней поверхности жилого барабана раскинулись палаточные города — как цветы на плоском стальном поле. Анна видела, как долговязые астеры поддерживают раненых землян, выбирающихся из картов скорой помощи, ставят им капельницы, подключают медицинское оборудование, взбивают им подушки и утирают пот со лба. Внутряки и внешники вместе разгружали контейнеры, и Анне это зрелище, вопреки недавнему горю, согревало душу. Пусть, чтобы заставить их сотрудничать, понадобилась настоящая трагедия, но они смогли. Смогли — и значит, надежда есть.

Осталось научиться приходить к тому же без крови и криков боли.

— Ваши работы люди обвиняют в том, что они оправдывают насилие, — заметила Моника.

Румяный кивнул.

— Раньше я возражал, — сказал он, — но сейчас прихожу к выводу, что критики, возможно, были правы. Думаю, вернувшись домой, я кое-что изменю.

— После Кольца?

— И после медленной зоны. И всего, что здесь произошло.

— Посоветовали бы вы другим художникам, затрагивающим политику в своем творчестве, побывать здесь?

— Безусловно.

Крис, тот молодой офицер, просил организовать на «Бегемоте» богослужения для смешанной группы. Она поначалу решила, что он имеет в виду представителей разных религий, но оказалось, говорит о прихожанах из марсиан, землян и астеров. Словно Бог разделил людей по силе тяжести, в которой они росли. Тогда Анне пришло в голову, что не бывает «смешанных» церковных групп. Как бы люди ни выглядели, как бы ни звали Его, — когда группа людей обращается к Богу, они едины. Пусть даже Бога нет, или Бог един, или их много разных — не важно. «Вера, надежда и любовь, — писал Павел, — но величайшая из них — любовь!» Вера и надежда много значили для Анны. Но теперь она понимала Павла не так, как прежде. Любовь не нуждается ни в чем, кроме себя самой. Не нуждается ни в единой вере, ни в единой нации.

Анна подумала о дочери, и на нее нахлынули тоска и чувство одиночества. Она как сейчас ощущала Нами у себя на руках, вдыхала пьянящий младенческий запах от ее головки. Угандийка Ноно и русская Анна слились воедино и создали Нами. Это не смесь, не так просто и грубо. Не сумма разных частей и предков. Новое создание, отдельное и уникальное.

Значит, никаких смешанных групп. Просто — группа. Новое создание, идеальное и уникальное. Она не представляла, что Бог может смотреть на происходящее иначе. И собиралась сказать об этом в первой проповеди. Она как раз набирала в черновике слова «В глазах Бога нет смешанных групп», когда вошел Бык. Его механические ноги при каждом шаге скрипели и взвизгивали. Анне подумалось, что это придает Быку важности. Он был вынужден обдумывать каждое движение, и его задумчивость легко принимали за напыщенность. Визг сервомоторов и тяжелый топот механических ног словно герольды возвещали его появление.

Она представила, как бы он разозлился, услышав об этом, и хихикнула про себя.

Бык разговаривал с кем-то и не сразу заметил ее.

— Мне все равно, что они подумают, Серж. Согласно договоренности, людям на корабле запрещается иметь оружие. Скафандры, даже не будь в них встроена чертова уйма пушек, сами по себе оружие. Конфискуйте или выбрасывайте их к черту с корабля.

— Си, шеф, — ответил его собеседник. — Как бы это, са-са? Консервным ножом?

— Очаруйте паршивцев. Если мы не можем договориться сейчас, пока мы все друзья, что мы натворим, если дружбе настанет конец? Если четверо десантников в боевой броне решат, что им нужен этот корабль, они его возьмут, и точка. Так что отбираем броню заранее. И чтобы ее в барабане не было — заприте в оружейной при рубке.

Сержа эта перспектива явно не вдохновляла.

— Кто-нибудь пособит?

— Берите людей на свое усмотрение, но, если в них не возникнет нужды, десантники только разозлятся, а если возникнет, охрана вам не поможет.

Серж замер с открытым ртом, потом резко сжал губы и вышел. Теперь Бык заметил Анну.

— Чем могу служить, пастор?

— С вашего позволения, я Анна. Пришла поговорить о Клариссе Мао.

— Если вы не ее адвокат или законный представитель…

— Я — ее духовник. Что с ней будет теперь?

Бык вздохнул.

— Она призналась в подрыве корабля. Ничего хорошего.

— Мне говорили, вы выбросили человека за борт только за то, что он торговал наркотиками. Говорят, вы жестокий человек. Холодный.

— Неужели? — удивился Бык, и Анна не поняла, было его удивление подлинным или наигранным.

— Прошу вас, не убивайте ее, — сказала она, склоняясь к Быку и заглядывая ему в глаза. — И не позволяйте никому ее убить.

— А почему бы и нет? — В его словах не было ни вызова, ни угрозы. Он как будто и вправду не знал ответа, не понимал. Анна скрыла ужас.

— Мертвой я не сумею помочь.

— Не обижайтесь, но это уж не моя забота.

— Я думала, вы здесь представляете закон и порядок.

— В первую очередь — порядок.

— Она имеет право на суд, а если все узнают о ней то, что известно вам, до суда она не доживет. Люди взбунтуются, убьют ее. Помогите мне хотя бы сохранить ее до суда.

Бык вздохнул.

— Вы и правда хотите суда или просто время тянете?

— Время тяну, — сказала Анна.

Бык кивнул, прикидывая что-то в уме, и жестом пригласил ее за собой в кабинет. Когда Анна уселась перед его потрепанным столом, он затопал по тесной комнатушке, занимаясь кофе. Кофе, если вспомнить о новых нормах выдачи воды, представлялся роскошью, но Анна вспомнила, что Бык теперь — второй по рангу человек в медленной зоне. У командования свои привилегии.

Кофе ей не хотелось, но, принимая протянутую Быком чашку, она давала ему возможность ощутить свое великодушие. Начав со щедрого поступка, он бы, вероятно, продолжил в том же духе и позже, когда великодушие действительно понадобилось бы.

— Когда Холден начнет рассказывать всем и каждому, кто на самом деле подорвал «Сунг-Ан», — а он начнет, на то он и Джим Холден, — ООН затребует выдачи Клариссы. И, если они в обмен предложат средство собрать всех здесь, в безопасности, я в обмен ее выдам. Не с корабля, а здесь, когда они прибудут.

— И что они с ней сделают? — Анна пригубила кофе, как в обычной беседе.

Напиток обжег ей язык, а на вкус показался кислотой.

— Возможно, соберут трибунал из старших офицеров, проведут короткое судебное заседание и бросят ее в утилизатор. В другом месте вышвырнули бы за борт, но при нашей нищете это было бы разбазариванием ресурсов. Из дома нам припасов не пришлют — через медленную зону они доберутся не скорее, чем от дома до Кольца.

Голос его звучал равнодушно и бесстрастно. Словно он обсуждал проблемы логистики, а не жизнь молодой девушки. Анна сдержала дрожь, спросила:

— Мистер Бака, вы верите в Бога?

К его чести, Бык постарался не закатывать глаз. И ему это почти удалось.

— Я верю в то, что позволяет пережить ночь.

— Не виляйте, — велела Анна и с удовольствием отметила, что Бык чуть подтянулся в своих ходунках.

Она по опыту знала, что у волевых мужчин, как правило, бывали такие же волевые матери, и умела при необходимости нажать правильную кнопку.

— Послушайте… — попытался перехватить инициативу Бык, но Анна его перебила:

— Оставьте пока Бога. Вы верите в идею прощения? В возможность искупления? В ценность человеческой жизни, даже самой оскверненной и испорченной?

— Ни черта, — ответил Бык. — Человек может дойти до такого, о чем в ваших писаниях не писано.

— Вы это по опыту знаете? Далеко ли заходили вы сами?

— Достаточно далеко за черту.

— И при этом беретесь судить, где она проходит?

Бык приподнялся на раме своих ходунков, поерзал в креплениях и завистливо покосился на недоступное для него кресло. Анне было его жаль — хуже времени, чтобы болеть, не придумаешь. Он, пытаясь сохранить порядок в своем крохотном мирке, безрассудно сжигал остатки сил. Синяки под глазами и желтизна кожи, как лампочки индикатора, предупреждали, что заряд батарей на исходе. Анна виновато подумала, что взваливает на него лишний груз.

— Мне не хочется убивать эту девушку, — заговорил он, глотнув свой ужасный кофе. — Собственно, мне глубоко плевать, жива она или мертва, была бы надежно заперта и не угрожала моему кораблю. Так что вам лучше обратиться к Холдену. Это он будет предводительствовать толпой с вилами и факелами.

— Но марсиане…

— Двадцать часов как сдались.

Анна моргнула.

— Они давно мечтали сдаться, — объяснил Бык. — От нас требовалось только придумать, как им сохранить лицо.

— Сохранить лицо?

— Мы дали им достойную причину уступить. Им только того и надо было. Не найди мы такого способа, они бы держались на своих постах до последнего вздоха. Ничто не губит такого множества людей, как страх показаться слабаками.

— Значит, Холден скоро будет здесь?

— Он уже в челноке под конвоем четверых десантников — и для меня это новая головная боль. Давайте так: я не стану вспоминать о вашей девице без веских причин. Ну, а за Холдена я не отвечаю.

— Хорошо, я поговорю с ним, когда он прибудет.

— Желаю удачи, — сказал Бык.

ГЛАВА 36 ХОЛДЕН

Когда за ним пришли марсиане — двое мужчин, две женщины, все в форме и при оружии, — пьяный от одиночества рассудок Холдена развернулся в десяти направлениях враз. Капитан то ли нашла для него свободных медиков, то ли хотела еще раз допросить насчет случившегося на Станции, то ли собиралась вышвырнуть его за борт, то ли узнала о гибели Наоми, то ли — что Наоми жива. Почудилось, что каждый нерв в его теле, от мозга до пальцев ног, искрил и загорался. Холден едва сдержался, чтобы толчком от клетки камеры не выброситься в узкий коридор.

— Прошу пленника назвать себя, — произнес один из мужчин.

— Джеймс Холден. Мне казалось, у вас тут не слишком много пленных? Я уже целую вечность, с тех пор как сюда попал, ищу, с кем бы поговорить, и вполне убедился, что кругом только комочки пыли бегают.

Он прикусил себе губу, чтобы замолчать. Слишком долго переживал страх молча и только сейчас осознал, как это на него повлияло. Если на «Хаммурапи» он прибыл еще в здравом рассудке, то при таких условиях скоро его утратит.

— Зафиксировано: пленный называет себя Джеймсом Холденом, — проговорил мужчина. — Идем.

Коридор был таким узким, что двое охранников перед ним и двое позади терлись плечами о стены. Выросшие при низком тяготении Марса, эти люди походили скорее на астеров, чем на Холдена, и все четверо немного сутулились, нависая над ним. Впервые в жизни Холден так вольно ощущал себя в узком и тесном коридоре. Но даже чувство свободы не вытесняло тревоги. Охранники не то чтобы подталкивали его вперед, но двигались так властно, что он невольно старался подстроиться к их шагу. До люка было всего пять метров, но после камеры они показались немалым расстоянием.

— С «Роси» вестей не было?

Никто ему не ответил.

— Что… э… что происходит?

— Вас эвакуируют, — ответил мужчина.

— Эвакуируют?

— Согласно условиям сдачи.

— Условиям сдачи? Вы сдались? Почему сдались?

— Политики нас обыграли, — сказала женщина за его спиной.

Его погрузили в скиф, тот самый, на котором доставили со Станции, или точно такой же. На сей раз в нем было всего четверо солдат, все в полной боевой броне. Остальные места занимали мужчины и женщины в стандартной флотской униформе. Сперва Холден решил, что это раненые, но даже пристальный взгляд выявил только мелкие травмы. Лица у всех были измученные, тела казались сломанными. Тяга не дала заметной перегрузки — только чуть повернулись на шарнирах амортизаторы. Марсиане спали или мрачно думали о чем-то. Холден почесал руку под жесткими гибкими наручниками, и никто не велел ему перестать. Пожалуй, это был добрый знак.

Он попытался прикинуть в уме: если новый скоростной максимум меньше скорости летящей гранаты, то в час они делают… от усталости он путался в вычислениях. С ручным терминалом работы было бы на несколько секунд, но не просить же вернуть ему терминал. Да и ни к чему это.

Он засыпал, просыпался и снова засыпал. Сигнал стыковки прервал сон, в котором Холден пек хлеб с кем-то, похожим одновременно на его отца Цезаря и на Фреда Джонсона. Они никак не могли найти соли. Очнувшись, Холден не сразу вспомнил, где находится.

Скиф был так мал, что Холден различил удары о шлюзовой люк. Со своего места он не мог расслышать, как открывается шлюз, так что ощутил только слабую перемену в воздухе. Запах был сочным и на удивление влажным. Потом в поле зрения показались четверо незнакомцев. Все — астеры. Широколицая женщина, плотный мужчина с ослепительно белой бородой и двое бритоголовых, похожих как близнецы. У близнецов на плечах виднелись татуировки — рассеченный круг АВП. И все четверо были с пистолетами.

«„Бегемот“, — понял Холден. — Они сдались „Бегемоту“. Очень странно».

Один из десантников, так и не снявший боевой скафандр, поплыл навстречу астерам. Те и глазом не моргнули — с уважением отметил Холден.

— Я — сержант Александр Вербинский, — заговорил марсианин. — Имею приказ передать вам скиф с командой и пассажирами согласно условиям сдачи.

Женщина переглянулась с белобородым. Холден словно услышал незаданный вопрос: «Кто им скажет, что в скафандрах мы их не впустим?» Женщина пожала плечами.

— Бьен алле, добро пожаловать на борт. Пусть проходят партиями по шесть человек, начнем сортировку, са-са?

— Есть, мэм, — отозвался Вербинский.

— Корин, — позвал один из близнецов и подбородком указал обернувшейся к нему женщине на Холдена. — Па кон еса парлан, си?[107]

Женщина коротко кивнула.

— Холдена мы забираем сразу, — сказала она.

— Вы хозяева, — ответил десантник, и по его тону Холден заподозрил, что сержант предпочел бы пристрелить его на месте. Хотя, возможно, ему почудилось.

Астеры провели его через шлюз и длинный майларовый тоннель к машинному залу «Бегемота». Здесь собрались десятки людей с готовыми к работе ручными терминалами: их ждала долгая административная рутина по учету сдавшихся противников. Холдена пропустили без очереди, и он сомневался, что это почетный прием.

Женщина, встретившая его у тяжелой двери переходника от машинного отсека к барабану, выглядела слишком молодой для капитанских нашивок. Собранными «калачиком» волосами она напомнила Холдену учительницу из земного детства.

— Капитан Па, — обратилась к ней охранница, которую называли Корин, — вы хотели его видеть.

— Капитан Холден, — кивнула ему Па, — добро пожаловать на «Бегемот». Я предоставляю вам свободу в пределах корабля, но прошу учитывать некоторые условия.

Холден заморгал. Он ожидал в лучшем случае новой камеры. Свобода в пределах корабля и есть свобода, абзац. Дальше корабля идти некуда.

— А, хорошо, — выдавил он.

— Вы должны быть в любое время готовы к вызову на собеседование. В любое. И вы не должны обсуждать то, что случилось или не случилось на Станции, ни с кем, кроме моего шефа безопасности.

— Я знаю, как это отключить, — сказал Холден.

Лицо Па дрогнуло.

— Что вы знаете?

— Знаю, как заставить протомолекулу снять с нас этот блок, — уточнил он и принялся объяснять заново все, что уже рассказал капитану Джаканде, — о встрече с Миллером и о плане убаюкать станцию, чтобы мертвец сумел отключить ее. Он изо всех сил старался, чтобы рассказ звучал спокойно и взвешенно. Вторжения, уничтожавшего цивилизацию создателей протомолекулы, вовсе не коснулся — и без того сказанному трудно было поверить.

Па слушала внимательно, с застывшим лицом. Не хотел бы Холден встретиться с ней за покерным столом. С болью вспомнилось обещание Наоми научить его играть в покер. У него перехватило горло.

Белобородый сотрудник безопасности всплыл над ними, и вслед за ним двинулись двое рассерженных на вид марсиан.

— Капитан? — Астер еле сдерживал ярость.

— Минуту, мистер Гутмансдоттир, — остановила она и снова повернулась к Холдену. Наверняка ошеломленная, хотя это сказывалось только в желваках на скулах, да и те были не слишком заметны. — Я… должна обсудить услышанное, однако пока…

— Моя команда?

— Они в медотсеке для штатских, — сказала Па, и белобородый откашлялся — явно с намеком. — Следуйте по указателям. А сейчас извините.

— Капитан, пленные имеют при себе груз контрабанды, — заговорил Гутмансдоттир, выделив слово «пленные». — Думаю, вам лучше разобраться, пока не дошло до Быка.

Па глубоко вздохнула и толкнулась по направлению к своим подчиненным. Через несколько секунд Холден сообразил, что не только забыт, но и зачислен в список дел, которыми надо будет заняться как-нибудь потом, черт их возьми. Он прошел через переходник на платформу у вращающейся оси этого маленького мира. Отсюда вела длинная эстакада для картов, и, спускаясь по ней, Холден отмечал, как сила Кориолиса переходит в ощущение тяжести. Колени напоминали о слишком долгом пребывании в невесомости, и он подумал, что хорошо бы до медотсека оказалось не слишком далеко.

Хотя, будь он на дальней стороне системы, Холден бы схватил скафандр с ранцем, запасся бы воздухом и рванул туда. Лишь бы оказаться рядом с Наоми, с Амосом, с Алексом.

Только ведь капитан Па не говорила, что они все там. Она сказала «команда», а это могло подразумевать: «выжившая». Холден перешел на бег, но спустя пару минут выдохся и остановился перевести дыхание.

Перед ним простирался огромный барабан — мир, свернутый в трубку. Высоко наверху горела полоса поддельного солнца — «верх» был уже несомненным и тянулся на два километра над ним — до зеркального отражения эстакады, на которой стоял сейчас Холден. Вокруг слепящего «светила» плавали легкие облачка. Воздух лип к коже, жар давил на тело, но Холден мог представить, как зеленеет внутренняя поверхность барабана, как воздух наполняется сладким благоуханием яблочного цвета и испарившаяся влага выпадает прохладной росой. Или хотя бы превращает резкий свет в долгий, непреходящий летний вечер.

Мечта. Чужая мечта, обреченная остаться мечтой, — но достойная. Прекрасная даже в руинах.

— Капитан Холден? Можно с вами поговорить?

К нему обращалась маленькая женщина с тугими рыжими косами, одетая в простой коричневый костюм. И в том уютном возрасте, который всегда напоминал Холдену его матерей.

— Меня зовут Аннушка Воловодова, — с улыбкой представилась она, — но вы можете звать меня Анна.

— А меня можно звать Джим, — ответил Холден, протянув ей руку. Он уже почти отдышался. Анна без тени страха ответила на рукопожатие. Как видно, его репутация «самого опасного человека в Солнечной системе» до нее еще не дошла. — Восточная Европа?

— Россия, — кивнула она. — Родилась в Кимрах, но с молодости москвичка. А вы из Северной Америки?

— Монтана. Коллективная ферма.

— Я слышала, в Монтане хорошо.

— С плотностью населения хорошо. Там и сейчас коров больше, чем людей.

Анна кивнула и принялась перебирать пальцами ткань костюма. Холден догадывался, что женщина хочет что-то сказать и не знает, как перейти к делу.

— В Кимрах то же самое. Там, знаете, туристические места, озера…

— Анна, — мягко остановил ее Холден, — вы хотели мне что-то сказать?

— Да, — ответила она. — Я должна вас просить никому не рассказывать о Клариссе и о том, что она натворила.

— Ясно, — кивнул Холден, — только кто такая Кларисса и что она натворила?

Женщина удивленно наклонила голову.

— Вам не сказали?

— Со мной не слишком рвались поболтать, — признал Холден. — Так чего я не знаю?

— Ну, это трудный вопрос. Вскоре после катастрофы на ваш корабль напала девушка по имени Мелба, — ответила Анна. — Долго рассказывать… словом, я последовала за ней, попыталась что-то сделать. Ваш старший помощник… Наоми. Она получила ранения. Тяжелые.

Мир вокруг Холдена сжался. Пока он валял дурака на Станции, болтал с Миллером, Наоми ранили. Руки у него затряслись.

— Где она? — спросил он, сам не зная, говорит о Наоми или о ранившей ее женщине.

— Наоми здесь. Ее доставили на «Бегемот», — сказала Анна. — Она в медотсеке, лечится. Меня заверили, что она поправится. Остальные ваши люди там же. Они пострадали раньше, когда сменился предел скорости.

— Живы?

— Да, — сказала Анна, — живы.

Он покачнулся под напором горя и облегчения, гнева и чувства вины. Анна придержала его за плечо.

— Кто такая Мелба и почему она напала на моих людей?

— Это не настоящее имя. Моя подруга знакома с ней и ее семьей. По-видимому, вы для девушки — что-то вроде мании. Ее зовут Кларисса Мао.

Мао.

Таинственная и могущественная Джули. Джули, переделанная протомолекулой в преследующий его дух Миллера. Джули, нанявшая оператора Коэна для саботажа, Джули, выглядевшая на его модели чуточку не так. Джули, весь последний год манипулировавшая им, направлявшая к Кольцу и к Станции.

Так это была вовсе не Джули.

— Она не в себе, — говорила между тем Анна, — но я надеюсь до нее достучаться. Если мне дадут время. Но если ее убьют…

— Где Наоми? Вы знаете, где она?

— Знаю, — кивнула Анна и добавила: — Простите. Я за своими делами забыла о ваших. Вас проводить?

— Да, пожалуйста, — сказал Холден.

Через пятнадцать минут он входил в маленькую палату медотсека, выделенную в полную собственность его семейству. Наоми лежала на каталке, одна рука в твердом лубке. Лицо пестрое, в выцветших синяках. От подступивших к глазам слез Холден не сразу сумел заговорить. Его сжигал убийственный гнев. Это не катастрофа. Не случайность. Это кто-то сделал нарочно.

Наоми увидела его и улыбнулась ласково, весело.

— Привет!

Он мигом очутился рядом с ней, схватил за здоровую руку, все еще не в силах заговорить. В глазах Наоми стояли слезы, но не было гнева, и он поразился, как благодарен ей.

— Анна, — сказала Наоми. Она заметно обрадовалась приходу женщины, а это уже много значило. — Джим, ты знаком с Анной? Она спасла меня от той чокнутой в ремонтном мехе.

— И нас, надо думать, тоже спасла, — вмешался Амос. — Так что спасибо, Рыжик, мы, пожалуй, все у тебя в долгу.

Холден с трудом сообразил, что «Рыжиком» его механик назвал Анну. Та, кажется, тоже удивилась.

— Счастлива, что оказалась полезной. Боюсь, я тогда была под действием обезболивающих. Все могло бы обернуться совсем иначе.

— Бери карандаш, — вставил Алекс, — и, как прикинешь, на что тебе может пригодиться Амос, получай бесплатно.

— Паршивец, — проворчал Амос и кинул в пилота подушкой.

— Спасибо вам, — сказал Холден. — Если вы их спасли, я обязан вам всем, что имею.

— Счастлива, что оказалась полезной, — повторила женщина и обратилась к Наоми: — Ты с прошлого раза стала лучше выглядеть.

— Поправляюсь, — ответила Наоми и, морщась, шевельнула пострадавшей рукой. — Посмотрим, как она будет двигаться, когда кости срастутся.

Анна с улыбкой кивнула ей, но улыбка скоро погасла.

— Джим? Нам бы все-таки поговорить. Нельзя ли наедине?

— Нельзя. Я думал, что уже никогда не увижу этих людей. Я останусь здесь. Хотите говорить — говорите.

Женщина обвела глазами членов его команды. В ее взгляде была то ли надежда, то ли вежливое отчуждение.

— Мне кое-что от вас нужно, — наконец сказала она.

— Все что угодно, — заявил Амос, приподнимаясь на кровати.

Холден был уверен, что Анна не поймет его буквально — а ведь Амос имел в виду именно то, что сказал. Оставалось надеяться, что священнице не требуется никого убивать.

— Если у нас это есть, — добавил Алекс, — оно ваше.

Амос кивнул.

Анна обратилась к Холдену.

— Я поговорила с главой службы безопасности, и он согласился молчать о признании Клариссы. Обо всем, что она сделала. Мне нужно, чтобы вы тоже молчали.

Холден сидел, нахмурившись. Спросила Наоми:

— Почему?

— Ну, — ответила Анна, — Джеймс Холден известен тем, что всем обо всем рассказывает…

— Я не о том, почему ты просишь нас, — объяснила Наоми. — Почему ты не хочешь, чтобы люди узнали?

Анна кивнула.

— Если люди узнают, в нынешней ситуации они способны ее казнить.

— Хорошо, — сказал Холден.

— Она вроде как сама напросилась, — добавил Амос.

Анна крепко сжала ладони и кивнула. Не в знак согласия, а просто показав, что услышала. И поняла.

— Мне нужно, чтобы вы ее простили, — сказала она. — Если нет других причин, хоть ради меня. Вы сказали — все что угодно. Мне нужно вот это.

В паузе прозвучал протяжный вздох Амоса. Брови Алекса все выше задирались на лоб.

— Почему? — ровным голосом повторила Наоми.

Анна крепко сжала губы.

— Она не злодейка. Я уверена, Кларисса сделала все, что сделала, из любви. Это больная любовь, но это любовь. И, если она не умрет, для нее еще есть надежда. И я должна надеяться.

Холден видел, как слова омывают Наоми и в ее глазах возникает непонятная ему боль. Она растянула губы, оскалила зубы. Шепот ее был непристоен и так тих, что слышать мог только он. Холден стиснул ей руку, ощутив косточки пальцев.

— Ясно, — сказала Наоми, — я буду молчать.

В груди его вспыхнул гнев. Слова дались легко.

— Я не буду, — сказал Холден. — Речь идет о безумной представительнице клана Мао, который дважды пытался погубить Солнечную систему. Она преследовала нас до самого Кольца, пыталась убить. Убить тебя. Она взорвала полный невинных людей космический корабль только ради того, чтобы испортить нам репутацию. Кто знает, сколько еще людей она убила. Если ООН решит вышвырнуть ее в космос, я сам нажму кнопку шлюза.

Молчание затянулось. Холден видел, как безнадежно понурилась Анна. Алекс вдруг захихикал, и все обернулись к нему.

— Ага, — с привычной растяжкой заговорил пилот, — подумаешь, Наоми избили до полусмерти. Пустяки, она готова об этом забыть. А вот у капитана пострадала подружка. Он — действительно жертва.

В тишине не слышалось даже дыхания. Кровь хлынула в лицо Холдену, залила уши. Ненависть, боль, ярость. Рассудок отключился, желание ударить оскорбившего его Алекса стало почти нестерпимым.

Потом сказанное дошло до него, он поймал взгляд Наоми, и все схлынуло. «Почему?» — хотел спросить он, но спрашивать не имело смысла. Это Наоми, и она уже приняла решение. Не ему здесь мстить.

Из него словно выпустили воздух. Захотелось свернуться на полу среди своих людей и проспать целую неделю. Он попытался улыбнуться.

— Ух ты, — выговорил он, — какой же я иной раз бываю дрянью.

— Да нет, — возразил Амос, — тут я тебя понимаю. Я бы сам прибил эту Клариссу за ее дела. Но Рыжик просит, а Наоми ее поддерживает, так что, думаю, надо соглашаться.

— Не поймите меня неправильно, — холодно обратился Холден к Анне, — я никогда не прощу ту женщину. Никогда. Ради вас я не стану сдавать ее ООН. Если Наоми решила оставить это дело, мне приходится соглашаться.

— Спасибо вам, — сказала Анна.

— Если что изменится, Рыжик, — сказал Амос, — дай нам знать. Я в любой момент с удовольствием сделаю из нее лепешку.

ГЛАВА 37 КЛАРИССА

Сперва она не заметила перемену. Перемена сказывалась в мелочах. Палуба, на которой раньше она спала как убитая, теперь стала жестковата. Она чаще задумывалась, что делает в своей камере ее отец в пяти миллиардах километров отсюда, если не в другой Вселенной. Она постукивала руками по решетке, чтобы услышать разницу в тоне звучания прутьев. И она ненавидела.

Ненависть была для нее не внове. Она жила с ней так долго, что все прошлое окрасилось в цвета праведного гнева. Только раньше она ненавидела Джима Холдена, а теперь ненавидела Клариссу Мао. В ненависти к себе была чистота, восхищавшая так сильно, что это казалось катарсисом. Джим Холден вывернулся из-под удара ее ненависти, не дал ей себя поглотить. А она жила в пламени и знала, что заслужила ожоги. Это походило на игру в поддавки.

Она постучала по решетке. Между звучанием прутьев было слишком мало разницы. Больше всего она мечтала на что-нибудь отвлечься. Задумалась, хватит ли силы ее имплантов, чтобы погнуть решетку или сорвать с петель дверь. Хотя это было ни к чему. Выйдя из камеры, она в лучшем случае попала бы под выстрелы астерской охраны. В худшем — оказалась бы на свободе.

Хорошо хоть, капитан перестал с ней заговаривать. Она видела, что к нему потоком ходят посетители. Она более или менее представляла, кто из охраны отвечает за него. Приходили двое марсиан в военной форме, несколько офицеров ООН. Приходили и переговаривались с капитаном Ашфордом тихими голосами людей, относящихся к себе и ко всему, что их окружает, всерьез. Такие голоса она помнила с тех пор, как подслушивала переговоры отца. И помнила, какое впечатление они когда-то производили на нее. Теперь при этом воспоминании ей становилось смешно.

Она мерила шагами свой крошечный мир. Отжималась, приседала — исполняла все бессмысленные упражнения, какие позволяла небольшая сила тяжести. И ждала кары или конца света. Во сне ее караулил Рен, поэтому она старалась поменьше спать.

И понемногу, с нарастающим ужасом сознавала, в чем состоит перемена. Она возвращалась в себя. После неудачи на «Росинанте» ей было в какой-то мере спокойно. Она от всего отключилась. Да и прежде все немного напоминало сон. Она не взялась бы сказать, началось это с убийства Рена или с того дня, как она приняла имя Мелбы Кох. Может, еще раньше. С известия, что отец арестован. Она не помнила, когда потеряла себя, но теперь возвращалась, и онемевшую совесть словно кололо иголками. Это было хуже боли, и это заставляло ее метаться по кругу.

Размышляя, она все яснее сознавала игру, которую вела с ней рыжая священница. Священница и Тилли Фэган, пожалуй, тоже. Может, Анна решила, что, если поманить ее прощением, словно подвешенной перед носом морковкой, она признается? Тогда она дважды глупа: во-первых, потому, что вообразила, будто Кларисса откажется от сделанного, а во-вторых, потому, что решила, будто ей нужно прощение. Что она его примет.

«Я хотела бы еще поговорить с тобой», — сказала Анна, и в тот момент это прозвучало искренне. Но она больше не приходила. Рассудком, сколько у Клариссы осталось рассудка, она понимала, что времени миновало не так много. В камере менялось восприятие времени и обострялось чувство одиночества. Для того камеры и придуманы. А все же Анна не пришла. И Холден тоже. И Наоми, которую Кларисса чуть не убила. О ней забыли — а почему бы и нет? Клариссе нечего было им предложить. Разве что предупреждение, что власть на корабле вот-вот перейдет в другие руки, — если это имело значение. Смешно было беспокоиться о том, кому сидеть в капитанском кресле обреченного корабля. Все равно что спорить, кто самая хорошенькая девушка в концлагере.

Но больше отвлечься было не на что, поэтому она наблюдала.

Голоса в соседней камере зазвучали по-новому. Настойчиво. Изящно одетый мужчина еще не успел подойти к ее двери, а она уже знала, что маленький спектакль движется к концу. Он остановился у решетки, заглянул внутрь. Блестящая седина, уложенная в идеальную прическу, старила мужчину. В его профессионально-отеческом взгляде скрывалась темнота. Мужчина взялся руками за решетку — словно он был здесь заключенным, а не Кларисса.

— Ты меня, наверное, не помнишь? — В его голосе слышались грусть и ласка.

— Отец Кортес, — возразила она, — я вас помню. Вы когда-то играли в гольф с моим отцом.

Он горестно хмыкнул и переступил ногами, почти прижавшись лбом к прутьям.

— Верно, только это происходило очень давно. Тебе было не больше… семи?

— Я и потом видела вас в новостях.

— А, — кивнул он, рассеянно глядя перед собой, — кажется, и это было очень давно. Я сейчас говорил с капитаном. По его словам, он пытался убедить тебя присоединиться к нам, но не слишком преуспел.

Вдоль ряда клеток шли два охранника. Кларисса узнала в обоих союзников Ашфорда. Кортес на них даже не взглянул.

— Не преуспел, — согласилась она и добавила: — Он много лжет.

Кортес поднял брови.

— Лжет?

— Сказал, что добьется для меня амнистии. Что, когда мы вернемся домой, доставит меня на Цереру, под покровительство АВП. Только он этого не сумеет.

Кортес медленно вдохнул и снова выдохнул.

— Нет. Не сумеет. Можно быть с тобой откровенным?

— Не вижу, как я способна вам помешать, — ответила Кларисса.

— Я думаю, у нас с тобой много общего. У тебя на руках кровь. Кровь невинных.

Она хотела презрительно фыркнуть, отвернуться с пренебрежением, но от этого почувствовала себя еще моложе и беззащитнее. Кортес продолжал, словно ничего не заметив. Может быть, он действительно не заметил.

— Я послужил… орудием, которое провело нас за врата. Единой силой, представляющей все три части человечества, со славой… — Его слова были темными от горечи, но Кортес улыбнулся, и Кларисса подумала, что он, пожалуй, так же болен, как она. — Тщеславие — профессиональное заболевание у людей моего ремесла. Боюсь, я боролся с ним не слишком успешно.

— Это я загнала Холдена в Кольцо, — сказала Кларисса, сама не зная, признаётся в преступлении или предлагает оправдание Кортесу.

— Да. А я повел за ним других. И они умерли потому, что я скрыл от них опасность. Я привел мое стадо на бойню. Думал, что полагаюсь на волю провидения, но…

Глаза его наполнились слезами, лицо застыло.

— Отец? — напомнила о себе Кларисса.

— Когда я был мальчиком, — заговорил Кортес, — мой кузен нашел покойника. В овраге за нашим участком. Он подбил меня посмотреть на него. Я до смерти испугался, но пошел и высоко держал голову, притворяясь, что мне это ничего не стоит. Прибывшие медики установили, что человек умер от геморрагической лихорадки. Остаток лета меня продержали на антивирусах. Так что, возможно, во мне это всегда было. Я думал, что полагаюсь на провидение, а сам просто скрывал страх. И мой страх привел к гибели множество людей.

— Это не ваша вина.

— Но мое дело. И, возможно, моя ошибка послужит ко благу. Ты права, девочка. Ни для тебя, ни для меня не будет амнистии. Но не потому, почему ты думаешь.

Кларисса встала. Взгляд Кортеса тяжело давил на нее. Его интимное признание, страх и горе, которые старик нес с таким достоинством, внушали уважение, несмотря на то, что она никогда не любила Кортеса.

— Чужаки представляют слишком большую угрозу. Надежда, что мы сумеем использовать их или общаться на равных, — гордыня, из-за которой все прежние смерти могут показаться каплей в океане. Мы отдались в руки дьявола. Не каждый это поймет, но у тебя, по-моему, получится.

К своему удивлению, Кларисса почувствовала заливающий горло ужас. В дальнем конце коридора лязгнул металл — клетка Ашфорда открылась. Что-то проговорил охранник, но Кортес не отвел от нее взгляда, словно лившего на ожог холодную воду.

— Думаю, что получится, — тихо согласилась она.

— Это я освободил капитана Ашфорда — потому что мы с ним сходимся во взглядах, а найти взаимопонимание с нынешним капитаном я не сумел. Они, чтобы собрать здесь команды со всех кораблей, создали новое оружие.

— Оружие здесь не работает.

— Свет движется, и они сделали оружие из света. У коммутационного лазера достаточно мощности, чтобы прожечь обшивку. И его можно еще усилить. Как мы полагаем, его силы хватит, чтобы уничтожить Кольцо и закрыть врата.

— Тогда мы останемся здесь, — напомнила Кларисса.

— Да. Но, если промедлить, сюда придут другие. Это искушение. «Если мы научимся использовать врата, — скажут они, — нас ждет слава!» Я так и слышу подобные слова.

— Вы сами их говорили. Вы были таким.

— Был, и я получил ужасный урок. А тебя привела сюда ненависть, не так ли?

Ашфорд рассмеялся.

— С возвращением, капитан, — сказал один из охранников.

Кларисса постучала пальцами по решетке, послушала звон.

— Мы ошибались, — говорил Кортес, — но теперь нам выпал шанс все исправить. Мы спасем человечество от повторения нашей ошибки. Мы защитим людей. Но понадобится жертва.

— Мы станем жертвой. Мы все.

— Да. Мы умрем во тьме, отрезанные от всего, что нам дорого. И те, кто будут здесь, рядом с нами, станут проклинать нас. Возможно, накажут. Даже казнят. — Он коснулся ее руки. Касание кожи о кожу пронзило ее электрическим разрядом. — Я не лгу тебе, Кларисса. То, о чем я прошу, не принесет награды в этой жизни.

— О чем вы просите? — удивилась она. — Зачем я вам нужна?

— Нас попытаются остановить. Например, попробуют убить капитана. Как я понимаю, твое тело наделено выдающимися физическими возможностями. Идем с нами. Защищай капитана, не дай его остановить. Скорее всего, от тебя ничего не потребуется, кроме как быть свидетелем. Или именно ты превратишь поражение в победу.

— В любом случае мне не жить.

— Да. Но ты выбираешь между просто смертью и смертью со смыслом.

Капитан Ашфорд с охранниками двинулись к ним. Каблуки стучали по металлической палубе, напоминая тиканье больших часов. Время кончалось, и в ней шевельнулось раздражение. Клариссе не нужен был Ашфорд. Ей хотелось остаться на месте, поговорить с преподобным о жертве и гибели. О грузе зла, настолько тяжкого, что его не уравновесить всей жизнью.

Губы у Кортеса были плотно сжаты, но его голубые глаза улыбались ей. Он вовсе не походил на ее отца. Слишком мягкое лицо, слишком широкий подбородок. И он держался очень искренне, а отец всегда смеялся над миром из-под маски. Однако сейчас Кларисса видела в священнике Жюля-Пьера Мао.

— Те, кого мы убили, — сказала она. — Если мы это сделаем, значит, они умерли не напрасно.

— Ради благороднейшей из целей, — согласился Кортес.

— Пора идти, — позвал Ашфорд, и Кортес отступил от решетки, сложив руки на груди. Ашфорд обернулся к девушке. Крупноватая голова и тонкое тело астера придавали ему сходство с фигурой из кошмара. — Последнее предложение, — сказал он.

— Я иду, — ответила Кларисса.

Ашфорд поднял брови, перевел взгляд на Кортеса, затем снова на нее и медленно растянул губы в улыбке.

— Уверена? — спросил он, и по голосу стало ясно, что капитан слишком доволен, чтобы интересоваться ее мыслями и мотивами.

— Я позабочусь, чтобы вас никто не остановил, — сказала она.

Ашфорд задержал взгляд на Кортесе, всем видом давая понять, что впечатлен. Потом отдал ей честь, и Кларисса неумело отсалютовала в ответ.

Шагнув из клетки, она ощутила короткое головокружение, в котором виновата была не тяга и не сила Кориолиса. Это оказался ее первый шаг после «Росинанта».

Ашфорд шел впереди, двое сопровождавших обсуждали боевую группу и блокаду «Бегемота». Машинное и командное отделения располагались вне вращающегося барабана, так что им предстало захватить переходники на южном и северном концах и соединяющие их наружные лифты. Мужчины толковали, как не всполошить людей в барабане, кто выслеживает врагов, кто уже верен, а кого предстоит убеждать. Кларисса почти не слушала. Она остро чувствовала идущего рядом Кортеса, и еще ей казалось, что она оставила груз вины позади, в своей камере. Она умрет и этим исправит все, что сделала дурного. Каждый ребенок, родившийся на Земле, на Марсе и в Поясе, будет огражден от протомолекулы, если они добьются своего. А Соледад, Боб, Станни, отец, мать, братья — все услышат, что она умерла. Все, кого знал и любил Рен, будут спать немного спокойней, понимая, что убийца понесла наказание. Она сама спала бы спокойнее — если бы ей еще случилось уснуть.

— У нее стоят боевые импланты, — произнес Ашфорд, ткнув кулаком через плечо.

Один из охранников обернулся. Тот, что с бесцветными глазами и со шрамом на подбородке. Йохо.

— Вы уверены, что она наша, капитан?

— Враг моего врага, Йохо, — процитировал Ашфорд.

— Я за нее поручусь, — сказал Кортес.

«Напрасно», — подумала Кларисса, но промолчала.

— Кларо.[108] — Йохо сделал движение, заменяющее астерам пожатие плеч. — Она пойдет на командную палубу с ту алле ту.[109]

— Отлично, — согласился Ашфорд.

Перед ними открылся широкий коридор. Яркие светодиодки заливали его хирургической белизной. Вдоль стен сидели в электрокарах или стояли мужчины и женщины, дюжина человек, вооруженных метателями. Клариссе хотелось бы, чтобы самый воздух здесь пах иначе, но этого не было. Пахло все тем же нагретым пластиком. Капитан Ашфорд с тремя вооруженными спутниками занял переднюю тележку.

— Потребуется время, корабль под охраной, — сказал Кортес. — Нам надо будет оповестить всех сторонников, которых сумеем найти. Подавить сопротивление. Когда мы соберем все, что нужно, и покинем барабан, остановить нас уже не сумеют. — Он словно уговаривал сам себя. — Не бойся. Все это не напрасно. Тому, кто верует, нечего бояться.

— Я не боюсь, — сказала Кларисса. Кортес с улыбкой в глазах посмотрел на нее, встретил ее взгляд, и улыбка погасла. Он отвернулся.

ГЛАВА 38 БЫК

Бык сдерживал кашель. Врач, слушая его дыхание, немного переставила стетоскоп. Возможно, маленький серебристый кружок был холодным — он не чувствовал. Выкашлял плотный комок мокроты и взял у доктора салфетку, чтобы сплюнуть. Она ввела в ручной терминал какие-то заметки. В свете экрана видно было, как она устала.

— Ну, немножко прочистилось, — сказала врач, — хотя белых шариков еще выше крыши.

— А позвоночник?

— С позвоночником плохо и становится хуже. В смысле, все трудней будет привести его в порядок.

— Приходится жертвовать.

— Кому это нужно? — спросила она.

— Смотря как понимать, — сказал Бык.

— Вы хотели всех собрать вместе. Собрали.

— На половине кораблей еще осталась команда.

— Только самые необходимые, — уточнила она. — Я знаю, сколько народа на этом корабле, я их лечу. Вы хотели собрать всех и собрали. Чего еще?

— Хорошо бы позаботиться, чтобы они не принялись стрелять друг в друга, — сказал Бык.

Доктор устало подняла ладонь.

— То есть вы сделаете из людей ангелов, а потом уж позволите мне заняться своей работой.

Бык засмеялся — и напрасно. Кашель ушел вглубь, заклокотал в груди, но был не слишком мучительным. Для кашля, который по-настоящему выворачивает наизнанку, нужны брюшные мышцы. Врач подала ему еще одну салфетку.

— Как только все будет в порядке, — сказал он, — вы меня вырубите, договорились?

— А оно будет? — спросила врач.

Этот вопрос мучил всех, даже тех, кто не задавал его вслух. Быку, по правде сказать, не нравился существующий план: отчасти потому, что исходил от Джима Холдена, отчасти потому, что исходил от протомолекулы, и, наконец, потому, что ему до боли хотелось, чтобы все получилось. На всякий случай он начал эвакуировать людей на челноках, однако челноки мало годились для дальних рейсов. Бесполезное дело.

Надо было заняться продовольствием. Генерировать почву для заполнения барабана. Растить урожай под полоской искусственного солнца, протянувшегося по оси «Бегемота». И как-то справиться с треклятой жарой. Бык обязан был позаботиться, чтобы все вышло, — что под этим ни понимай. Медикаментозная кома может сильно затянуться, если корабль пересекает пространства, не сравнимые с земными океанами, со скоростью неторопливо летящего мяча.

Все, что привело их сюда — землян, марсиан, астеров, — казалось невероятно далеким. Беспокоиться о месте АВП в политическом раскладе сейчас было все равно, что вспоминать, расплатился ли ты с парнем, который в школьные годы угостил тебя пивом. С какого-то момента прошлое стало несущественным. Все, происходящее за пределами медленной зоны, ничего не значило. Важно было одно: остаться цивилизованными людьми, пока все не убедятся, что безумный план Холдена — просто бред лунатика.

А для этого ему надо было дышать.

— Есть вероятность, что выгорит. План капитана Па обещает вернуть нам тягу. С некоторыми шансами, — добавил он. — А пока мы ждем, вы не могли бы меня взбодрить?

Врач недовольно поморщилась, но достала из пакета ингалятор и бросила Быку. Руки у него еще работали. Он дважды встряхнул баллончик, поднес керамический раструб к губам и вдохнул. Гормоны пахли океаном и немного жгли язык. Он сдержал кашель.

— Это не лечение, — сказала врач. — Это всего лишь маскирует симптомы.

— Достаточно, чтобы продержаться, — с усилием улыбнулся Бык. По правде сказать, чувствовал он себя дерьмово. Не боли, так усталость. Болезнь и отчаяние.

Оставив ингалятор у себя, он развернул ходунки в коридор. Медотсек до сих пор был полон. От нарастающего зноя повсюду царила атмосфера нездорового, душного тропического лета. Пахло телами и болезнью, кровью, гнилью и дезодорантами с цветочной отдушкой. От этого помещение казалось еще теснее, чем было. С мехом Бык управлялся уже довольно ловко. Оперируя двумя джойстиками, он уворачивался с дороги сиделок и врачей — стараясь по возможности не мешать. Ему нужно было вернуться в свой отдел.

Загудел терминал. Бык свернул в коридор, забился в угол, чтобы не задерживать проходящих, выпустил джойстик и взял терминал. Связи просила Корин. Большим пальцем он нажал «прием».

— Корин, что у тебя?

— Босс? — проговорила она так напряженно, что он мгновенно встрепенулся. — Вы на процедурах?

— Что там?

— Только что явились Йохо и Гутмансдоттир, сказали, что занимают отдел безопасности. Я ответила, что им придется подождать конца моей смены, и тогда они на меня напали.

— Что сделали?

Он вывел окно интерфейса безопасности, но оно горело красной рамкой отказа. Его отрубили от системы управления. Быстро сработали.

— Я надеялась, что это учения. Они так держались… по-моему, они рассчитывали застать вас. Я иду к Сержу. Он пытается выяснить, что за чертовщина творится, — продолжала Корин. — Если это недоразумение…

— Нет. Правильно сделала, что ушла. Где им полагалось быть?

— Сэр?

— Была их вахта. Где они находились?

На мгновение лицо Корин недоуменно застыло. Потом она поняла. Взгляд стал холодным и сосредоточенным. Ответа не требовалось. Йохо и Гутмансдоттир должны были охранять пленного. То есть Ашфорда.

Жаль, Па не дала прикончить ублюдка.

— Понятно. Разыщи Сержа и всех, на кого можно положиться. Надо действовать, пока дерьмо не расползлось.

— Бьен.

Они наверняка пойдут в оружейную. Безопасники уже вооружены. Размышляя, Бык позволил себе бормотать под нос бранные словечки. Знать бы, сколько человек поддержало Ашфорда, с чем придется иметь дело.

— Ни в коем случае не допускать его к Монике и в радиоцентр, — сказал он. — Если станет известно, что в барабане назревает бой, дюжина кораблей кинется вытаскивать своих.

— Нам сосредоточиться здесь? — спросила Корин.

— Вообще не сосредоточиваться, — возразил Бык, — пока не узнаем, о чем речь. Просто соберите всех, кого можно, побольше оружия, и оставайтесь на связи.

Нужен был план. Ему следовало бы уже иметь план, только голова плохо работала. Он болен. Он, черт возьми, умирает. Но до чего же нечестно, что он при этом не способен импровизировать!

— Доберись к Сержу, — повторил Бык. — Тогда и начнем думать. Мне пока надо кое с кем поговорить.

— Бьен, босс, — сказала Корин и отключилась.

Медбрат толкал мимо передвижной стол — Быку пришлось убрать терминал, чтобы отойти с дороги. До чего же удобно было бы работать с терминалом на ходу! Он послал срочный вызов Па. Долгую минуту ждал в уверенности, что она не ответит, что Ашфорд уже добрался до нее. Но экран мигнул, и Па ответила. Он не мог разобрать, в каком она помещении, но на заднем плане звучали голоса.

— Мистер Бака? — спросила Па.

— Ашфорд на свободе, — сказал он. — Не знаю, сколько у него людей и чем он занят, но пара моих только что с оружием захватила отдел безопасности.

Па моргнула. Надо отдать ей должное — она ничем не выказала страха, просто мысленно переключилась на новый режим.

— Спасибо, мистер Бака, — ответила она.

По движению на экране было заметно, что она уже идет куда-то. На новое место, где ее не догадаются искать. Ему следовало бы поступить так же.

— Я постараюсь связаться, когда разберусь, с чем имею дело, — сказал Бык.

— Одобряю, — отозвалась она. — У меня под рукой несколько человек, которым можно доверять. Я сейчас к ним.

— Думаю, он попытается взять радиостудию.

— Значит, надо усилить охрану, — сказала Па.

— Может, это просто несколько подонков, — предположил Бык. — Может, Ашфорд тоже предпочтет не высовываться.

— А может, он уже приготовился побросать нас в утилизатор, — заметила Па. — На что поставите?

Бык улыбнулся. Почти искренне.

— Берегите себя, капитан.

— Вы тоже, мистер Бака.

— И еще, — произнес он, — простите, что втянул вас.

Теперь уже улыбнулась Па. Она выглядела уставшей.

И старой.

— Вы за меня не решали, — сказала она. — Если уж приходится платить за мои грехи, признайте хоть, что они мои собственные.

Ее взгляд метнулся от камеры терминала на что-то за экраном. Губы сжались, и связь оборвалась. Быку очень хотелось послать новый запрос, выяснить, что случилось, но времени не было. Приходилось спешить. Он попробовал связаться с Руис из инфраструктуры и с Ченом — без ответа. Задумался, много ли сторонников у Ашфорда среди командного состава. И выбранил себя, что упустил это из виду. Столько было дел…

Он вызвал Сэм — и она мгновенно отозвалась.

— У нас проблема, — сказал Бык. — Ашфорд пытается вернуть себе корабль. Он уже занял мой отдел.

— И машинный зал, — сообщила Сэм.

Бык облизнул губы.

— Откуда ты говоришь, Сэм?

— Сейчас? Забавный вопрос. Из машинного. Ашфорд ушел минут пять назад. Оставил мне список поручений и два десятка мрачных парней при оружии. Ашфорд прогнил насквозь. Бык, я не шучу. Он всегда был дрянью, но… Он требует, чтобы я прикончила Кольцо. Помнишь свой фокус с лазерным передатчиком? Он решил повторить.

— Шутишь?

— Нет.

— Он хочет подорвать дорогу домой?

— По его словам, это «спасти человечество от грозных пришельцев», — сладким голосом поправила Сэм. Глаза у нее были жесткими.

— Очень хорошо, — сказал Бык, не видевший ничего хорошего.

— И тобой он очень недоволен. Ты в надежном месте?

Бык оглядел коридор. Здесь негде было укрыться. А если б и было — что может сделать человек в погрузочном мехе и без куска позвоночника?

— Нет, — сказал он, — не думаю.

— Давай уже двигайся.

— У меня нет безопасного места, — сказал Бык.

Кто-то на том конце связи заорал, и Сэм обернулась.

— Я пытаюсь собрать своих технарей, — заорала она в ответ. — У нас тут малость беспорядок. Маленькие проблемы с переменами в законах физики. Ты не заметил?

Кричавший первым снова заорал. Бык не разбирал слов, зато голос узнал. Гарза, один из его людей. Бык пожалел, что плохо знал этого человека. После катастрофы следовало серьезно проверить своих сотрудников. Он должен был предвидеть подобное.

Это его вина. Все это — его вина.

Сэм снова смотрела на экран. На него.

— Ты вот что, милок, — заговорила она, — затихарись. Давай на второй уровень, сектор М. Там полно пустых складов. Кодировка замков отключена. На нуле.

— Почему отключена?

— Потому что там пусто, а устанавливать пароли на пустое место у меня пока руки не дошли. Что, сейчас пора?

— Извини, — сказал Бык.

— Ничего, — кивнула Сэм, — мы оба на нервах. Просто убери голову, пока ее не отшибли. И Па…

— Па знает. Тоже ищет безопасное место.

— Ну и ладно. Попробую прислать тебе помощь.

— Не надо, — сказал Бык. — Неизвестно, кому можно доверять.

— Мне — известно, — отрезала Сэм. — Не будем ссориться при детях.

Звук голоса вернул Быка в коридор медотсека. Не стон раненого и не профессиональный говорок сиделок. Голос звучал возбужденно и агрессивно. Крикуну кто-то тихо ответил, и раздался новый вопль: «А мне-то что!» Первым порывом Быка, несмотря ни на что, было вернуться туда, где случился непорядок. Специфика работы — лезть в каждую бучу и присматривать, чтобы никто не пострадал, а если уж пострадал бы, так он сам. Сначала он, потом плохие парни.

— Мне пора, — сказал он и прервал связь.

Всего секунда понадобилась, чтобы убрать терминал и положить руки на джойстики. Этого хватило, чтобы справиться с инстинктивным порывом. Она направил мех по коридору, прочь от голосов. Там были люди Ашфорда. Ашфорда и его сторонников. Попавшись им, он уже никому не сумеет помочь. Возможно, его убьют. Возможно, даже не станут тащить к шлюзу. Ноги меха двигались слишком медленно. На максимальной скорости он шагал как неторопливый пешеход. Сзади что-то разбилось. Он уже слышал крики врачей и ждал выстрелов. Мех тащился к наружной двери, за которой была относительная безопасность. Бык с силой сдвинул джойстик вперед, словно надеялся, что мех почувствует опасность.

Голоса становились громче, приближались. Бык заставил мех шагать вдоль самой стены. Если кто-то выскочит из-за угла, такое положение даст ему лишнюю долю секунды. Толстые механические ноги выдвигались вперед, переносили центр тяжести, снова выдвигались.

До выхода оставалось шесть футов. Четыре. Три. Он чуть поторопился выпустить управление и потянуться к двери — пришлось снова взяться за джойстик и подать мех еще немного вперед. Бык вспотел и надеялся, что это всего лишь от страха. Если в кишках что-то порвалось, он и не узнает. Но, может, это был просто страх.

Дверь открылась, и он рывком сдвинул джойстик вперед. Мех провел его сквозь проем. Закрыв за собой, Бык, не медля и не раздумывая, свернул по коридору к внутреннему лифту, к долгому переходу на второй уровень, к сектору М.

Никогда еще просторные внутренние залы и переходы «Бегемота» не казались такими чужими. Он спускался, и гравитация вращения неуловимо усиливалась. Бесчувственное тело чуть тяжелее натягивало сбрую. Скоро придется найти кого-нибудь, кто сменит ему мочеприемник, или придумывать, как самому запустить руку внутрь меха — но это с плохо гнущимся локтем вряд ли удастся. Вот такая жизнь предстоит ему до самой смерти, если позвоночник так и не срастется и если Бык не найдет способа вырвать «Бегемот» с людьми из капкана протомолекулы.

«Не думай об этом, — сказал он себе. — Не заглядывай слишком далеко. Не думай, просто делай свое дело».

Он не воспользовался основным лифтом: слишком велика была вероятность, что за ним уже наблюдают люди Ашфорда. Поэтому он свернул на длинный спиральный переход и предоставил меху шагать вперед, а сам достал терминал. Его трясло, сквозь смуглоту кожи проступал серый цвет.

Серж отозвался почти без задержки.

— Гране нахт, босс, — поздоровался татуированный астер. — Ждал твоего вызова.

— Ашфорд… — начал Бык.

— Уже в курсе, — перебил Серж. — Похоже, с ним каждый третий из наших и еще шайка чокнутых койо с других кораблей. На данный момент они держат переходники от барабана: северный — к командному, и южный, к машинному, — а еще отдел безопасности, оружейную. Мелкие стайки движутся через барабан, поднимают переполох.

— Как они вооружены?

— Нихт соу бьен са муа,[110] — ухмыльнулся Серж. — Они решили, что и от связи нас отрезали, но я держу заднюю дверь открытой.

— Как?

— Я такой, вечно жду маленьких пакостей. Взбучку мне потом устроишь, — ответил Серж. — Я собираю команды, очищаю барабан. К отбою мы их прихлопнем.

— Осторожней с этими ребятами, Серж.

— Обязательно, босс. Понимаем, что делаем. Корабль знаем получше некоторых. Ты прячься, мы все устроим.

Бык сглотнул. Отдавать командование было больно.

— Хорошо.

— Мы пытаемся вытащить капитана, — добавил Серж.

— Я ее предупредил. Надеюсь, что она не выходит на связь, пока не знает точно, кому может доверять, — сказал Бык и не стал договаривать: «Или они ее уже нашли».

— Ясно, — ответил Серж, и Бык услышал в его голосе ту же мысль. — А когда выследим Ашфорда?..

— Убивать его нам не разрешается, — ответил Бык.

— А если палец сорвется, нас простят?

— Возможно.

Серж усмехнулся.

— Мне пора, босс. Только, когда эс се серадо[111] и тебя сделают старпомом, придержишь для меня свое кресло, но?

— Пошел ты, — ответил Бык. — По мне, когда все закончится, хоть сам становись старпомом.

— Ловлю на слове, босс, — сказал Серж, и связь оборвалась.

ГЛАВА 39 АННА

Для первой проповеди, с которой Анна выступала перед прихожанами сразу после семинарии, она подготовила семнадцать листов с тезисами. Это был длинный разбор первой главы Малахии, посвященный отношению пророка к недостойным жертвоприношениям в связи с современными обрядами. Подробнейший анализ со всеми аргументами и доказательствами, какие только сумела собрать прилежная ревностная студентка. К концу проповеди Анна сомневалась, что среди слушателей остался хоть один бодрствующий.

Тогда она получила важный урок. Есть места для подробного изучения Библии. Есть даже места, где можно выступать с докладами перед паствой. Но люди приходят в церковь за другим. Узнавая чуть больше о Боге, они хотят стать ближе к нему, и важна именно эта близость. Теперь чаще всего для проповедей Анна обходилась заметками на одной-двух страничках и говорила в основном по вдохновению. С речью о «смешанных» паствах в глазах Господа она справилась, ни разу не заглянув в бумажку, и как будто приняли ее очень неплохо. Закончив короткой молитвой, Анна перешла к причастию, и астеры выстроились в очередь вместе с землянами и марсианами в дружелюбной тишине. Кое-кто обменивался рукопожатием, хлопал соседа по спине. Анна чувствовала, что ей удалось донести до слушателей самую важную мысль в ее жизни.

— Ну, слыхала я и похуже, — шепнула ей Тилли и задержалась, чтобы пожать руку женщине из астеров, которая со слезами на глазах благодарила за организацию собрания. Искренней улыбки у Тилли не вышло, но хоть глаза не закатывала.

Едва женщина отошла, Тилли заявила:

— Мне надо выпить. Пойдем, угощу тебя лимонадом.

— Бар закрыт. Пайки.

— У меня свои поставщики, — засмеялась Тилли. — Парень, ведающий распределением, за тысячу долларов продал бутылочку лучшего ганимедского пойла. А лимонад дал в довесок.

— За тысячу…

— Одно из двух, — перебила Тилли, вставив в рот сигарету, но не спеша закуривать. — Либо мы выберемся отсюда в Солнечную систему, где я богачка, для которой тысяча — не деньги, либо не выберемся, и тогда деньги вовсе ничего не стоят.

Анна кивнула, не найдя ответа. Как бы ни радовалась она дружбе Тилли, иногда приходилось вспоминать, что они принадлежат к разным мирам. Окажись у них с Ноно свободная тысяча долларов, она немедленно отправилась бы на счет, копивший Нами на колледж. Тилли никогда в жизни не приходилось отказываться от излишеств ради необходимого. Вот она, смешанная паства. Всех присутствовавших на службе астеров и внутряков объединяет только то, что никто из них не будет сегодня пить виски за тысячу долларов, — а Тилли будет.

Может, Богу и безразлично финансовое состояние человека, но только ему одному.

— Признаться, лимонад — это заманчиво, — сказала Анна, обмахиваясь ручным терминалом как веером.

Барабан «Бегемота» рассчитывался на обеспечение большего, чем сейчас, количества людей, но, превращая его в военный корабль, системы жизнеобеспечения срезали. Казалось, восстановители воздуха работали на пределе. Или всего лишь отказали кондиционеры. Словом, температура здесь была выше, чем привыкла русская, проведшая последние годы на ледяном спутнике Юпитера.

Распрощавшись с последними прихожанами, Анна вышла из палатки, направившись за Тилли. Снаружи было не намного прохладнее, но вращение барабана в сочетании с работой воздуховодов создавало слабый сквозняк. Тилли критически оглядела раскрасневшуюся подругу с прилипшими ко лбу волосами.

— Не волнуйся, все, кого ждали, уже здесь. Я пару дней назад слышала разговор Кортеса с какой-то шишкой из АВП. Жарче уже не будет. И как только придумают способ охлаждать воздух, не выпуская его в пространство, — сразу начнут.

Анна невольно рассмеялась и, заметив поднятую бровь Тилли, объяснила:

— Мы пересекли всю Солнечную систему, забрались в места, настолько далекие от Солнца, что о существовании Нептуна и не узнали бы, не заметь Бувард, как что-то сбивает Уран с пути по орбите…

Бровь Тилли поползла еще выше.

— Ну-ну?

— И вот мы добрались сюда, не знаю в какую даль, и со всех сторон у нас миллиарды километров пустоты, а мы всё умудряемся толкаться и потеть от тесноты.

— Слава богу, астеры додумались притащить сюда эту колымагу, — отозвалась Тилли, ныряя в свою палатку. Разложив походный стул, она запустила руку в пластиковый кулер. — Представляешь, если бы все мы собрались на «Принце»? Спали бы по дюжине человек в койке. Обожаю астеров!

Анна, стянув с себя сутану, положила ее на постель Тилли и осталась в белой блузке и юбке до колена. Тилли вытащила из кулера пластиковую грушу с лимонадом и протянула ей, а потом налила себе рюмку напитка, прозрачного, как вода, и пахнущего больничной дезинфекцией. Груша оказалась на удивление холодной, даже запотела. Приложив ее к шее, Анна стала наслаждаться прохладой.

— Откуда у тебя лед?

— Сухой лед, — поправила Тилли, закуривая, и сделала первый глоток. — Кажется, он чуть ли не сам собой получается при переработке воздуха — у них там полно углекислого газа.

Анна, услышавшая, сколько стоила бутылка виски, предпочла не спрашивать, во что обходится лед. Сперва они пили в уютном молчании. Холодный лимонад чудесно остужал перегревшийся организм. Потом Тилли предложила чего-нибудь съесть, и подруги сделали вылазку к продуктовому ларьку.

По тесным улочкам палаточного города проходили люди с оружием.

— Не нравится мне это, — заметила Тилли.

И в самом деле, вид у них был угрожающий. Не скучающие безопасники с пистолетами в кобурах, а мрачные астеры, до белизны в костяшках сжимающие пехотные винтовки и дробовики. В группе было не меньше двенадцати мужчин и женщин, и эти люди переходили от палатки к палатке, словно искали что-то. Или кого-то.

Анна дернула Тилли за рукав.

— Может, снова собрать людей в церковь, переждать?

— Энни, если здесь начнут летать пули, даже Бог не превратит палатку в надежное укрытие. Я хочу понять, что происходит.

Анна неохотно пошла за подругой, которая держалась параллельно вооруженной группе. Те двигались целеустремленно, изредка останавливались, чтобы заглянуть в палатку или задать вопрос прохожему. Анне почему-то стало страшно.

— О, — сказала Тилли, — а вот и мы!

Заместитель Быка — Анне припомнилось, что его звали Серж, — появился из-за большой палатки с полудюжиной своих безопасников. Даже на неопытный глаз Анны шестеро с пистолетами выглядели жалко перед дюжиной с винтовками, но Серж улыбался, как ни в чем не бывало. За его спиной стояла мускулистая женщина, и вот она напряженно скалилась. Почему-то от тревоги на чужом лице Анне полегчало.

— В барабане никакого оружия, са-са? — обратился Серж к вооруженным астерам, и его мощный голос донесся до случайных слушателей. — Бросайте.

— Вы-то сами вооружены, — процедила одна из астеров.

Винтовку она держала на изготовку.

— Мы — копы, — ухмыльнулся в ответ Серж, положив руку на рукоять своего пистолета.

— Уже нет, — ответила женщина, быстрым движением прицелилась и выстрелила ему в голову.

На лбу появилась крошечная дыра, в воздухе рассеялся розоватый туман. Серж медленно осел на пол, лицо его выражало слабое удивление.

У Анны ком подкатил к горлу. Она согнулась вдвое и тяжело отдувалась, сдерживая рвоту.

— Господи боже, — сдавленно шепнула Тилли.

Напряженная ситуация сменилась кошмаром так быстро, что у Анны перехватило дыхание. «Вот и я узнала, как человеку вышибают мозги…» Ничего страшнее она не видела, даже после ужаса катастрофы. Безопасник не ждал выстрела, не подозревал об угрозе и расплатился за свою ошибку самой дорогой ценой.

При этой мысли Анна залила рвотой свои туфли и, давясь, упала на колени. Тилли оказалась рядом, даже не замечая, что встала коленями в лужицу рвоты. Обняв подругу, она прошептала:

— Надо уходить.

Анна только кивнула, не смея открыть рот. В десятке метров от них астеры разоружали безопасников и пластиковыми вязками стягивали им руки за спиной. Хотя бы не стреляли больше…

Тилли подняла Анну на ноги, и обе поспешно вернулись в палатку, начисто забыв о еде.

— Дела на этом корабле идут все хуже, — сказала Тилли.

Анна подавила безумный смешок. В нынешних обстоятельствах, чтобы ухудшить положение, надо было очень постараться. Как-никак они крутятся по вынужденной орбите вокруг Станции чужаков, которая время от времени меняет физические законы, убивая при этом людей, — а теперь решили еще пострелять друг в друга.

— Да уж, все хуже!

Гектор Кортес зашел в палатку Тилли примерно через час после выстрела. Все это время Анна с Тилли провели, держась поближе к полу и возводя из немногочисленной мебели Тилли баррикады. Это походило на выполнение магического ритуала. В помещении не нашлось ничего, способного остановить пулю, но они все равно строили. Крепость из одеял против чудовищ.

К счастью, ни одного выстрела больше не прозвучало.

Несколько раз, выглядывая из палатки, они видели мелкие, по два-три человека, вооруженные патрули. Анна старалась не встречаться с астерами глазами, и они ее словно не замечали.

Кортес громко прокашлялся перед входом в палатку и попросил разрешения войти. Ответить они побоялись, но он и так вошел. Несколько человек остались ждать снаружи — Анна их не рассмотрела.

Кортес повертел головой в полумраке, заглянул за хлипкую баррикаду и, подтянув стул, молча сел.

— Стрелять больше не будут, можно выходить, — заговорил он, указав на свободный стул.

По сравнению с последними днями Гектор выглядел лучше. Почистил костюм, нашел способ вымыть густые седые волосы. И не только это. Отчасти к нему вернулась прежняя самоуверенность. Анна встала с пола и взяла стул. Тилли, чуть поколебавшись, последовала ее примеру.

— Сожалею, что вас напугали, — с улыбкой, демонстрировавшей полное отсутствие раскаяния, продолжал Кортес.

— Что происходит, Хэнк? — прищурилась на него Тилли. Она достала сигарету и играла с ней, не прикуривая. — Что ты затеял?

— Я ничего не затеял, Матильда, — ответил Кортес. — А происходит восстановление на корабле законной власти. Капитан Ашфорд снова у руля.

— Отлично, Гектор, — кивнула Тилли, — а ты тут при чем? По мне, это внутренние дела АВП. Какова твоя роль?

Гектор, не ответив, обратился к Анне:

— Доктор Воловодова, нельзя ли нам поговорить наедине?

— От Тилли мне нечего… — начала Анна, но Тилли отмахнулась:

— Пойду покурю.

Когда она вышла из палатки, Кортес подтянул стул так, что они с Анной соприкасались коленями. Склонился вперед, взял ее за руки — и Анне, никогда не интересовавшейся Гектором как мужчиной, стало не по себе от этой интимной позы.

— Анна, — начал он, сжимая ей руки, — положение на корабле и наша роль в происходящем резко меняются. Благодаря доверию капитана Ашфорда, который прислушивается к моим советам, я могу отчасти повлиять на то, в какую сторону развиваются события.

Вынужденная близость в сочетании с горечью, оставшейся во рту после убийства, неожиданно разозлила Анну. Она выдернула руки и с удовольствием отметила обиду и удивление на лице Кортеса.

— Как это мило, — старательно нейтральным тоном произнесла она.

— Доктор Воловодова… Анна, мне нужна ваша поддержка. — Анна недоверчиво хмыкнула, но Кортес продолжал: — Вы умеете обращаться с людьми, а я хорош перед камерой, но лицом к лицу справляюсь хуже. Вы в этом талантливы, а нас ждут мучительные столкновения лицом к лицу. Людям трудно будет принять некоторые вещи, и я хотел бы, чтоб вы помогли мне их озвучить.

— О чем вы говорите? — вытолкнула Анна сквозь подкативший к горлу ком. Она предчувствовала, что сейчас узнает страшную тайну. Кортес улыбался с несокрушимой уверенностью фанатика.

— Мы совсем рядом с вратами, — сказал он, — и располагаем оружием, которое, вероятно, будет действовать.

— Нет! — вырвалось у Анны скорее от возмущения, чем от недоверия к его словам.

— Да. Сейчас техники занимаются увеличением мощности коммутационного лазера. С его помощью мы сумеем уничтожить Кольцо.

— Я не об этом… — начала Анна, но Кортес не умолкал.

— Мы пропали, но еще можем спасти тех, кто остался. Мы сумеем покончить с величайшей угрозой, какой еще не знало человечество. От нас требуется всего лишь отринуть надежду на возвращение. Это недорогая цена за…

— Нет! — с силой повторила Анна. — Вы не сметете решать за всех.

«За меня, — подумала она. — Ты не смеешь отнимать у меня надежду увидеть жену и дочь. Просто потому, что испугался».

— Во времена великих опасностей и жертв кто-то должен взять на себя тяжесть решения. Это сделал Ашфорд, и я его поддержал. Наша с вами роль — в том, чтобы объяснить людям, что их ждет, и добиться их сотрудничества. Они должны понять, что их жертва спасет миллиарды оставшихся позади.

— Это еще неизвестно, — возразила Анна.

— Протомолекула уже погубила сотни, если не тысячи человек.

— Потому что мы принимали решения, не сознавая последствий. Мы погнались за Холденом сквозь Кольцо, мы послали за ним солдат на Станцию, мы все время действовали, не понимая, что происходит, и обижались, расшибая себе лбы.

— Она не расшибает лбы — она убивает. Многих.

— Мы — как дети. — Анна встала на ноги и заговорила лекторским тоном: — Дети, которые обожгли руки о горячую печь и решили, что надо взорвать все печки.

— Эрос… — начал Кортес.

— Наша работа! И Ганимед, и Феба, и все остальное — это мы сделали. Мы не думали, что делаем, и то, что вы считаете решением, — повторение прошлого. Вы связались с тупыми, жестокими людьми и хотите убедить себя, что выход — в глупости и насилии. От этого вы глупеете. Я не стану помогать. Я буду драться.

Кортес, встав, позвал своих людей. В палатку ввалились астеры в бронежилетах, с винтовками.

— Вы и меня пристрелите? — Анна вложила в эти слова все презрение, какое нашла в себе.

Кортес повернулся к ней спиной и вышел вместе со стрелками.

Анна опустилась на стол — ноги ее не держали. Она согнулась, раскачиваясь всем телом и прерывисто вздыхая. Каким-то чудом ей удалось удержаться от обморока.

— Он тебя обидел? — спросила из-за спины Тилли, и Анна почувствовала на плече ласковую руку подруги.

— Нет, — ответила Анна. Строго говоря, она не лгала.

— Ох, Энни, там с ними Клари. Мне не дали с ней поговорить. Не знаю, она заложница или…

Анна, еще не успев понять, что делает, вскочила и вылетела из палатки. Наверняка они пошли к лифту, идущему вдоль борта барабана к переходникам. Они пойдут в рубку. Такие люди, как Кортес и Ашфорд, люди, привыкшие командовать, всегда стремятся на капитанский мостик. Анна со всех ног бросилась к лифту. Она много лет так не бегала, она сразу задохнулась, но продолжала мчаться, не обращая внимания на тошноту и колотье под ребрами.

Она подбежала к лифту, когда Кортес со своими гангстерами уже вошел внутрь. Кларисса стояла последней и выглядела среди мужчин в бронежилетах маленькой и хрупкой. Дверь еще не закрылась, она успела улыбнуться Анне и помахать рукой.

А затем скрылась.

ГЛАВА 40 ХОЛДЕН

— Эй, кэп, — позвал со своей койки Амос. — Это уже третий вооруженный патруль за три часа. Что за фигня?

— Вижу, — тихо ответил Холден. Перемены на «Бегемоте» бросались в глаза.

По коридору проходили вооруженные люди с застывшими лицами. Иногда они, отстраняя врача, после короткой перепалки уводили связанных пациентов. Выглядело это как бунт, но, если верить Наоми, шеф здешней службы безопасности уже взбунтовался против капитана-астера и захватил корабль. Если ничего нового не происходит, почему по коридору стучат сапоги, зачем новые аресты?

Похоже, то ли назревала, то ли подавлялась гражданская война.

— Будем что-то делать? — спросил Амос.

«Да, — думал Холден, — что-то надо делать. Вот бы вернуться на „Росинант“ и затаиться, пока Миллер пытается вызволить корабли из медленной зоны. А потом рвануть отсюда на полной тяге и не оглядываться». К несчастью, команда все еще была лежачая, да и кто подкинул бы их до родного корабля?

— Нет, — сказал он вслух. — Пока не поймем, что происходит. Я только что из тюрьмы и не спешу в нее возвращаться.

Алекс, застонав, сел на кровати. Голова у него была перевязана, левая сторона лица — смята, на бинтах темнели пятна крови. При невольном торможении его бросило на экран в пилотской кабине. Не будь он, хоть и небрежно, пристегнут к креслу, скорее всего, погиб бы.

— Мы могли бы поискать себе тихое местечко, — предложил пилот. — Они, похоже, не стесняются арестовывать раненых.

Холден кивнул по-астерски, наклоном кулака. Он понемногу перенимал жесты Наоми, но каждый раз, ловя себя на таком, казался сам себе ребенком, играющим во взрослого.

— Я пока ничего здесь не видел, кроме причального дока и этой комнаты. Понятия не имею, где искать тихое местечко.

— Ну, — вздохнула Наоми, — мы знаем не больше тебя. Были без сознания, когда нас сюда принесли.

Холден встал с ее кровати и по возможности бесшумно скользнул к двери. Огляделся, поискав, чем бы ее заклинить, но тут же понял — бесполезно. Конструкторы жилых помещений «Бегемота» больше заботились о легкости, чем о прочности. Стены и пол в госпитальном отсеке состояли из тонких, как бумага, слоев эпоксидки и карбонатной ткани. Их, пожалуй, можно было смять хорошим пинком. Забаррикадировать дверь — значит привлечь внимание патруля и при этом не задержать его даже на полсекунды.

— Может, та пасторша сумеет нам помочь? — спросил Алекс.

— Да, — кивнул Амос. — Рыжие — хороший народ.

— Не вздумай ухлестывать за священницей, — погрозил ему пальцем Холден.

— Да я только…

— И все равно, будь у нее хоть капля мозгов — а мне сдается, у нее их куда больше, — она сейчас сама прячется. Да и нездешняя она. Нам нужен человек, знающий корабль.

— Сэм, — опередила Холдена Наоми. — Она здесь главный механик. Никто не знает корабль лучше нее.

— Она тебе чем-нибудь обязана? — спросил Холден.

Наоми послала ему недовольный взгляд и сняла с пояса ручной терминал.

— Нет, это я ей тысячу раз обязана, — ответила она, вводя вызов, — но она мой друг. Долги тут ни при чем.

Она положила терминал на кровать, включив динамик. Тройной гудок «На вызов не отвечают» звучал раз в секунду. Алекс с Амосом круглыми глазами уставились на аппарат — словно на готовую взорваться бомбу. «В каком-то смысле, — подумалось Холдену, — так оно и есть». Сейчас их команда была беспомощна, как никогда. Холден поймал себя на желании, чтобы появился Миллер и все уладил своей инопланетной магией.

— Привет, Костяшка, — раздался голос из динамика.

Сэм еще в прошлом за что-то прозвала Наоми Костяшкой. По какому поводу, Холден не знал, а Наоми не рассказывала.

— Сэмми, — с откроенным облегчением выдохнула Наоми, — нам очень, очень нужна твоя помощь.

— Забавно, — отозвалась Сэм, — а я как раз думала, не позвать ли на помощь вас. Совпадение? Или нет?

— Мы хотели спросить, где можно спрятаться, — громко заговорил Амос. — Если ты сама ищешь тайник, нам крышка.

— Нет, это вы хорошо надумали. Я знаю место, где можно отсидеться. Костяшка, ты сейчас получишь план. Просто выполняй указания. Я подойду, как только получится. Берегите себя, детки.

— И ты, Сэмми, — ответила Наоми и прервала связь. Потом несколько секунд разбиралась с терминалом. — Ага, вижу. Похоже, пустующий склад в паре сотен метров к корме и по вращению.

— Ты и будешь штурманом, — сказал ей Холден и спросил: — Все на ногах?

Алекс с Амосом дружно кивнули, однако Наоми возразила:

— У Алекса череп пока держится на клею. Если он пошатнется и упадет, то уже не встанет.

— Брось, старпом, — заспорил Алекс, — можно…

— Наоми не встает, — перебил Амос. — Так что кати их с Алексом прямо на кровати. Вести буду я — дай-ка мне схему.

Наоми не стала спорить. Холден поднял ее на руки и, стараясь не встряхивать, устроил рядом с Алексом.

— А почему мне толкать?

— У него левая рука сломана, — сказала Наоми, придвигаясь поближе к Алексу и вместе с ним пристегиваясь страховочным ремнем на уровне коленей. Не дав Амосу возразить, она добавила: — И все ребра по левой стороне.

— Ясно, — Холден отогнул рукоять с изголовья кровати и носком ботинка сдвинул тормоза колесиков. — Показывай дорогу.

Амос вывел их в отгороженный коридор и, улыбаясь каждому встречному, двинулся по нему непринужденной походкой человека, который знает, куда идет, но не торопится. Даже вооруженный патруль не удостоил его взгляда. Когда же патрульные с любопытством уставились на Холдена, перевозившего двоих на одной кровати, тот пояснил:

— Теперь размещаем по двое, мест вовсе нет.

Патрульные со скучающими лицами кивнули и двинулись дальше.

Случая осмотреть весь госпиталь Холдену раньше не представилось. Из дока он прямиком бросился к команде и с тех пор не отходил от своих. А вот теперь, идя к выходу, он в полной мере насмотрелся катастрофических последствий изменения скоростного предела.

Все койки были заняты ранеными, а некоторые лежали на кушетках и в креслах холлов. В основном здесь располагались контуженые и с переломами, но попадались и более тяжелые. Он отметил нескольких с ампутациями и немало висевших на растяжках для пациентов с травмами позвоночника. Но тяжелее ранений смотрелись мертвые взгляды людей. Такое выражение лица у Холдена ассоциировалось с жертвами или свидетелями жестоких преступлений. Несколько месяцев назад «Росинант» выследил и обездвижил корабль пиратов-работорговцев — и избитые, заморенные голодом пленники выглядели именно так. Их не просто изувечили — у них отобрали надежду.

Человек в униформе врача проводил взглядом толкавшего кровать Холдена, но от усталости не стал любопытствовать. Из маленькой палаты справа доносились щелчки разрядов каутеризатора и запах горелого мяса.

— Ужас, — шепнул Холден Наоми. Та молча кивнула.

— Всем нам нечего было здесь делать, — бросил Алекс.

«Двери и углы», — предупреждал его Миллер. Не проверишь — убьют. Из засады. «Нельзя ли пояснить?» — подумал Холден, и воображаемый Миллер, виновато пожав плечами, разлетелся роем голубой мошкары.

Двигавшийся в десяти шагах впереди Амос вышел к скрещению коридоров и свернул направо. Холден не успел добраться до поворота, когда слева появились двое громил из АВП.

Оба приостановились, оглядывая устроившихся на каталке Наоми с Алексом. Один подмигнул, чуть обернувшись к напарнику. Холден словно уже слышал шуточку, которую тот собирался выдать насчет двоих в одной постели. Он даже заранее улыбнулся и приготовил смешок. Но шутника опередил его спутник, проговоривший:

— Это Джеймс Холден.

Потом все понеслось очень быстро.

Громилы подняли руки, снимая с плеч ремни дробовиков. Холден толкнул кровать, ударил их выше коленей, отбросил назад и бешеным взглядом прошелся по коридору, отыскивая оружие. Один из громил успел сорвать дробовик и уже поднимал ствол, когда Наоми, сдвинувшись на кровати, ударила его пяткой в пах. Отступивший на шаг напарник навел оружие на нее. Холден бросился вперед, понимая, что не успевает, что Наоми разнесет пулей прежде, чем он доберется до стрелка. А потом враги повернулись друг к другу и столкнулись лбами. Оба осели на пол, выронив оружие из ослабевших пальцев. За ними, гримасничая и потирая левое плечо, стоял Амос.

— Прости, кэп, — сказал он, — оторвался от вас.

Холден привалился к стене: его, даже при малой силе тяжести, не держали ноги.

— Можешь не извиняться, спаситель. — Он кивнул на плечо, которое все разминал Амос. — Думал, у тебя рука сломана.

— Не отвалилась же! — фыркнул Амос. — На пару придурков сил хватило. — Наклонившись, он принялся забирать у упавших оружие и патроны. Сзади к Холдену подошла медсестра с коробкой в руках, взглянула вопросительно.

— Не на что смотреть, — сказал ей Холден. — Мы сейчас уйдем.

Женщина кивнула на ближайшую дверь.

— Кладовая, здесь их не сразу найдут. — Развернувшись, она удалилась в ту же сторону, откуда пришла.

— У тебя есть поклонницы, — усмехнулась с кровати Наоми.

— Не все из астеров нас ненавидят, — ответил Холден, обходя каталку, чтобы вместе с Амосом затащить обеспамятевших громил в шкаф. — Мы за прошедшие годы хорошо на них поработали, и люди об этом помнят.

Амос протянул капитану компактный черный пистолет с парой запасных обойм. Холден заткнул оружие за пояс брюк и прикрыл полой рубахи. Амос так же распорядился вторым пистолетом, два дробовика положил на кровать рядом с Наоми и прикрыл простыней.

— Нам желательно обойтись без перестрелки, — сказал ему Холден, когда они двинулись дальше.

— Еще бы, — ответил Амос, — но, если не обойдемся, с оружием будет сподручнее.

По правому коридору они быстро дошли до выхода и оказались за пределами госпиталя, в огромном жилом барабане «Бегемота». Со стороны госпитальные постройки выглядели собранными наспех из подручных материалов. Большой, как футбольное поле, шатер из фибергласа и эпоксидной смолы. Сотней метров дальше начинался палаточный город, сыпью облепивший гладкую кожу барабана.

— Нам туда, — Наоми кивнула на более солидную стальную конструкцию.

Холден толкнул каталку вперед, а Амос, шествовавший перед ним, улыбался и кивал в ответ на взгляды. Что-то в его лице заставляло любопытных спешить прочь, не оглядываясь.

Когда они оказались рядом с приземистым стальным строением, в его боковой стене открылась дверь, и в ней мелькнуло личико Сэм, ее нетерпеливо машущая рука. Через несколько минут, пройдя извилистыми коридорами, все очутились в тесном помещении. Амос тут же растянулся на стальном полу, плашмя прижимая к нему больную руку.

— Ой!

— Ты ранен? — спросила Сэм, запирая за ними дверь маленькой ключ-картой. Карту она перебросила Наоми.

— Все ранены, — ответил Холден. — Так что за чертовщина тут происходит?

Сэм выпятила губы, грязной ладонью пригладила волосы — судя по полосам смазки на них, не в первый раз.

— Ашфорд отбил корабль. Собрал что-то вроде коалиции из шишек ООН, марсианского флота и влиятельных штатских.

— Понятно, — сказал Холден, сознавая, что без подробностей эта фраза мало что дает, но на уточнения не было времени. — Значит, люди Ашфорда шляются по коридорам с оружием?

— Угу. Он убирает всех, кто поддержал Па и Быка в первом мятеже, да и других, кого считает опасными.

— Судя по тому, что нас пытались пристрелить, мы попали в список, — вставила Наоми.

— Разумеется, — кивнула Сэм. — Что с Па, не знаю, но Бык со мной связывался, он цел.

— Сэм, — заговорил Холден, остановив ее движением ладони, — ты учитывай, что я понятия не имею, кто есть кто, а выяснять некогда. Просто расскажи самую суть.

Сэм хотела было возразить, но затем, дернув плечом, вкратце изложила план использования лазера.

— Если я сделаю то, чего от меня требуют, мы сможем продержать импульс с температурой звезды примерно три четверти секунды. Проплавив при этом борт корабля.

— Капитан в курсе? — с недоверием спросила Наоми.

— А ему плевать. Не знаю, подействует ли это на Кольцо, но Ашфорда в любом случае надо остановить. Сейчас на корабле тысячи людей, и он намерен погубить всех.

Холден устало присел на край каталки.

— Дело не в нас, — сказал он. — Речь идет о большем, много большем.

Сэм вопросительно склонила голову.

— Я видел, как Станция реагирует на угрозу, — пояснил Холден. — Миллер мне показывал. Вот эта «медленная зона» — с ее точки зрения, пассивная оборона. Если голубой шар увидит в нас, обезьянах, серьезную угрозу, он стерилизует Солнечную систему.

— Кто этот Миллер? — спросила Сэм.

— Мертвец, — ответил Амос.

— И он был на Станции?

— Похоже на то, — неловко пожал плечом Амос.

— Джим? — Наоми тронула Холдена за локоть.

Он впервые заговорил при ней о пережитом на Станции, и сейчас виновато подумал, что надо было сразу рассказать.

— Их что-то атаковало — хозяев протомолекулы, кем бы они в итоге ни оказались. Они оборонялись, превращая звезды… зараженных систем в сверхновые. Эта Станция в состоянии взорвать звезду, Наоми. План Ашфорда убьет всех людей. До единого.

Все долго молчали. Амос покряхтывал, растирая плечо. Наоми круглыми глазами смотрела на Холдена с кровати, на ее лице отражался страх, который испытывал он сам.

— Ну, — заговорила наконец Сэм, — значит, хорошо, что я его сорвала, а?

— Повтори? — попросил с пола Амос.

— Я не знала о ваших призраках и пришельцах, — судя по тону, Сэм не слишком поверила рассказу Холдена, — но перестройку лазера я саботировала. Затормозила работы и успела кое-что подправить. Встроила слабые места, которые будут коротить при каждой попытке его использовать. Объяснить это не составит проблемы, поскольку система вообще не предназначалась для такого использования, а корабль на данный момент — летающая колымага, связанная веревочками.

— Сколько у нас времени?

— День. Может, сутки.

— По-моему, я в тебя влюбился, — пробормотал Алекс онемевшими от боли и обезболивающих губами.

— Мы все от тебя в восторге, Сэм, — поддержал его Холден. — Блестящая работа, но беда в том, что нас маловато, а корабль большой и сложный. Вопрос: как бы нам взять его под контроль?

— Есть Бык, — ответила Сэм. — Я затем вас и вызвала. Бык сейчас вроде как влип и нуждается в помощи, но никому, кроме него, я бы корабль не доверила. — Последняя часть фразы была обращена к Наоми.

— Мы постараемся, — пообещала Наоми, протянув ей руку. Сэм подошла и пожала ее. — Сделаем, что скажешь, Сэм. Объясни, где твой Бык, и я пошлю за ним мальчиков.

Амос с кряхтением поднялся и направился к каталке.

— Да, все, что попросишь, Сэм. Мы у тебя в долгу этак на миллион, а Ашфорд, похоже, большая дрянь.

Сэм с облегчением улыбнулась, сжимая руку Наоми.

— Спасибо большое. Только держитесь осторожно. Тут кругом сторонники Ашфорда, и они уже начали убивать. Если столкнетесь с ними, будет шумно.

Амос вытащил из-под простыни дробовик и небрежно накинул на плечо ремень.

— Надеюсь!

ГЛАВА 41 БЫК

Для тюрьмы помещения склада были слишком просторными. Они предназначались для резерва восстановления среды в случае экологических кризисов. Под запасы зерна и почвы, под сжатый водород и кислород для воссоздания мелководного моря внутри корабля. Бык направлял свой мех через пространства, просторные и высокие как соборы, но без единого изображения бога. Это был храм утилитарности, посвященный красотам инженерии и величию науки, направивших человечество к далеким звездам.

Положение казалось дерьмовым. Вся информация на терминале, к которому он склонялся, словно хотел влезть в экран, указывала, что Ашфорд захватил машинный зал и реактор по южную сторону от барабана, а также командные помещения на северном конце. Его патрули расхаживали по барабану. Па пропала, возможно, погибла. Многие, включая удивлявшегося самому себе Быка, оставались ей верны, но если ее тело обнаружится в утилизаторе, верность быстро сойдет на нет. Бык готов был сделать все, что мог. Силы у него не осталось, приходилось полагаться на тонкость, а где она не сработает, там надо было обзавестись силой. Он принял на себя разгром, устроенный Станцией, и почти превратил его в город. В маленькую цивилизацию на краю бездны. Будь он чуть более жесток, пожалуй, сумел бы довести дело до конца. Под цокот ходунков в просторах склада он жалел именно об этом. Не о своих грехах, не о людях, которых убил, а о том, что не убил еще одного или двух, которых надо было убить.

Но даже темнота на душе не помешала ему восхититься храмом из стали и керамики. Красотой инженерного замысла. Жаль, что они не улетели к звездам, а провалились в преддверья ада. Жаль, что он не справился с делом.

Бык попытался связаться с Сержем — не удалось. Он вызвал Корин. Хотел послать запрос Сэм, но не рискнул — нельзя было допустить, чтобы Ашфорд узнал об их связи. Просмотрел канал «Радио медленной зоны»: Моника и ее команда пока не выступали с заявлениями. Оставалось надеяться, что план Ашфорда рухнет под собственной тяжестью, так же, как сорвался план Быка. Впрочем, надежды на это было мало. Ашфорд хотел всего лишь взорвать корабль. Взрывать всегда проще, чем строить.

Бык задумался, не записать ли прощальное послание для Фреда Джонсона, но не смог решить, стоит ли ему извиниться, или воззвать к жалости, или обвинить старика за то, что дал власть жалкому сопляку Ашфорду. Поэтому он так ничего и не записал, а стал ждать и надеяться на какой-нибудь внезапный поворот событий. Для разнообразия — на удачный.

Из уходящего к корме коридора послышались шаги. Шел не один человек — двое или трое. Если за Быком явились люди Ашфорда, он мог больше не гадать, что скажет Фреду. Он достал из кобуры пистолет, проверил обойму. Тихо звякнул металл, и шаги замерли.

— Бык? — окликнул знакомый голос. — Ты здесь?

— Кто зовет? — спросил Бык и закашлялся. Сплюнул на палубу.

— Джим Холден, — ответил голос. — Ты не собираешься меня расстрелять, а? Со слов Сэм я понял, что мы вроде как на одной стороне.

В помещение склада шагнул Холден. Так вот кого она имела в виду под человеком, которому можно доверять! Пожалуй, Сэм не ошиблась. Холден никому не подчинялся. Известен был как человек без тайных мыслей. За ним с дробовиком стоял Амос Бартон. Бык сперва удивился, увидев, что раненый землянин держится на ногах, но тут же вспомнил, в каком состоянии расхаживает сам, и улыбнулся. Опустил пистолет, но в кобуру не убрал.

— Почему она так решила? — спросил он.

— Общий враг, — объяснил Холден. — Нам надо остановить Ашфорда. Если он реализует свой план, мы все навсегда застрянем здесь. А Кольцо почти наверняка убьет всех, кто по ту сторону. Землю, Марс, Пояс — всех.

Бык ощутил, как что-то сдвинулось у него в груди. То ли от подтверждения худших опасений, то ли от болезненного процесса в легких. Спрятав пистолет в кобуру, он взялся за джойстики и развернулся лицом к мужчинам. Шум меха теперь, когда было кому его слышать, показался громче.

— Отлично, — сказал Бык. — Как насчет начать сначала и объяснить, что вы вытворяете?

Быку приходилось сталкиваться с харизмой. Бывают люди, идущие по миру в облаке всеобщей приязни или власти. Харизмой обладал Фред Джонсон, и у Джима Холдена тоже наблюдались проблески. Собственно, в его прямодушной откровенности было нечто, напомнившее Быку молодого Фреда. Он говорил просто, деловито: Станция не снимет блока, пока люди не отключат все реакторы и большую часть электроники; создатели протомолекулы погибли от нападения таинственной силы, еще более мерзкой, чем они сами; Станция способна уничтожить Солнечную систему, если сочтет людей и их оружие реальной угрозой. Простота тона помогала поверить словам. Или Быку передалась вера Холдена. Или просто тот обладал врожденным даром убеждения. Бык с каждой минутой все больше уважал Холдена — как уважал бы гремучую змею. Этот человек был опасен сам по себе.

Когда Холден выговорился и начал повторяться, твердя, что Ашфорда надо остановить, что Сэм помогла им выиграть время, что оставшимся на других кораблях командам следует заглушить реакторы и отключить питание в сети, Бык поскреб подбородок.

— А если Ашфорд прав?

— Не понял? — сказал Холден.

— Если пришельцы тебя дурачили?

Холден сжал челюсти, но, чуть помедлив, кивнул.

— Такое возможно, — сказал он, — и я не вижу способа проверить. Но Сэм говорит, ради выстрела по Кольцу Ашфорд готов пожертвовать «Бегемотом», а если Миллер не солгал, заодно пожертвует и всем человечеством. Ты готов рискнуть?

— Как сказать, — возразил Бык. — Возможно, остановив его, мы спасем нашу систему. Либо же оставим открытыми врата для вторжения созданий, которые будут намазывать наши мозги на бутерброд. И времени на проверку нет. Никак не проверить. В любом случае мы рискуем.

— Да, — кивнул Холден, — рискуем. Что будешь делать?

Бык вздохнул и снова зашелся кашлем. Мокрота во рту отдавала вкусом гормонального ингалятора. Он сплюнул. Вот это по делу. Тут вопроса нет.

— Думаю, надо отбить машинный зал, — сказал он. — Без драки, наверное, не обойдется, но это необходимо. Пока барабан вращается, в рубку и машинный можно попасть только наружными лифтами или из северного переходника к южному через забитый людьми барабан. Если у Ашфорда и есть резерв, дело решится раньше, чем он подоспеет.

— Сэмми уже в машинном, — напомнил Амос. — Может, она подготовит нам дорожку.

— Хорошо бы, — согласился Бык.

— А когда захватим машинный зал? — спросил Холден.

— Закачаем командный азотом и вытащим всех сонными, — предложил Бык. — Пусть с ними разбирается капитан Па, если она еще жива.

— А если нет? — спросил Амос.

— Тогда я разберусь, — ответил Бык, и, судя по улыбке Амоса, тот правильно понял смысл сказанного.

— А реактор? — спросил Холден. — Будем глушить?

— Непременно, — ухмыльнулся Бык. — Свой заглушим и других заставим.

— Можно спросить, почему?

— Есть вероятность, что это заставит Станцию снять блок и не взрывать Солнце, даже если Ашфорд сумеет выстрелить, — объяснил Бык.

— Справедливо, — согласился Холден. — У меня моя команда. Немного побитая…

— Зато душой чиста, — вставил Амос.

— Я не знаю, сколько у меня осталось людей, — признался Бык. — Если свяжусь хоть с кем-то, попробую выяснить.

— Так где открываем лавочку?

Бык замялся. Для штурма машинного зала не помешал бы маневр, чтобы отвлечь внимание Ашфорда от места основных событий. Хорошо бы дать ему пощечину. Задеть гордость. Раньше Ашфорд не отличался проницательностью, но катастрофа научила его осторожности. Если бы разозлить его и заставить сорваться… Чтобы заглушить реактор и передать приказ другим кораблям, понадобится время. Разве что…

— Да, — мрачно сказал Бык, — знаю, куда нам надо. Добираться будет немного рискованно, в барабане люди Ашфорда.

— Уже меньше, чем было, — вставил Амос, и Бык не спросил, что он имеет в виду.

— Веди, — сказал Холден, — мы за тобой.

Бык постучал пальцами по джойстикам. Его лицо заливала краска смущения и стыда. По лицу Холдена скользнула тень недоумения. Бык до боли презирал себя. Он намеревался подставить штатских ради отвлекающего маневра, он знал, что делает, и стыдился того, чего никак не мог изменить. И подозревал, что эти чувства его не красят.

«Свободное радио медленной зоны» располагалось в помещении администрации колонии. Узкие офисные комнатушки были устроены в стенах и переборках корабля, когда он еще назывался «Наву», и не стоили того, чтобы переделывать их под другие цели. Бык без сожаления уступил их команде Моники Стюарт. Отдал старые офисы, которыми вовсе не дорожил, и получил в обмен нечто ценное: знакомое всем лицо и ободряющий голос, помогавшие превратить «Бегемот» в место общего сбора. Студия вещания была отгорожена полоской литого зеленого пластика, оторванного от пола и поставленного на ребро. Освещение собрали из чего попало и прилепили на все свободные поверхности. Большая часть лиц была Быку знакома, хотя по именам он мало кого знал. Монику Стюарт — само собой. Вся ее команда сводилась к землянке Окью и темнокожему марсианину по кличке Клип. Холден вызвал сюда своих, но они еще не добрались.

Бык оценил помещения взглядом тактика. Перекрыть подходы не составит проблемы. Перегородки обеспечивали неплохое укрытие и были достаточно прочными, чтобы остановить метательные снаряды. Час-другой работы сварщиков, и студия превратится в приличную крепость. Бык надеялся, что этого не понадобится. Вернее, надеялся, что понадобится.

— Мы собрались, как только начались стычки, — объясняла Моника. — Решили, что лучше не совать нос неизвестно куда.

— Хорошая мысль, — одобрил Бык. Его терминал пискнул. Подняв палец, он неловко нажал прием. На экране появилось лицо Корин. Бледная, оглушенная — это выражение было ему знакомо. — Совсем плохо?

— У меня около тридцати человек, сэр, — доложила Корин. — С оружием и в защитном снаряжении. Мы контролируем комиссариат и большую часть штатских. Ашфорд, захватив переходники, оттянул к ним почти всех своих.

— Па?

— Жива, — сказала Корин. — Сильно потрепана, но жива.

— Будем считать это победой.

— Мы потеряли Сержа, — ровным, сдержанным голосом сообщила Корин. Вот, значит, в чем дело. Бык проглотил рвавшееся с языка: «Сожалею». Посочувствовать можно будет позже. Сейчас он нуждался только в силе.

— Понятно, — сказал он. — Всех, без кого можешь обойтись, — в офисы администрации. И с оружием. Все оружие сюда.

— Новый штаб?

— Отдел безопасности в изгнании, — сказал Бык и почти добился улыбки.

Радости в ней не было, но мелькнула капелька юмора. Уже хорошо. Корин отсалютовала, и Бык, ответив неуклюжим движением, прервал связь.

— Значит, атакуем? — спросила Моника.

— Строго говоря, это контрконтратака, — поправил Бык. — От вас мне нужно вот что: сообщайте, что здесь происходит. По общей связи. Вещание на «Бегемот» и другие корабли флота. Черт возьми, обращайтесь даже к Станции — вдруг услышит. Капитан Ашфорд был освобожден от должности по причине психического нездоровья. Не перенес напряжения. Он и несколько человек, сохранивших ему верность, захватили командные помещения, и сотрудники безопасности «Бегемота» намерены его изолировать.

— И много здесь правды?

— Примерно половина, — сказал Бык.

Коренастая землянка за спиной Моники возвела очи горе и отвернулась.

— Я не занимаюсь пропагандой, — сказала Моника.

— Ашфорд готов погубить всех, — ответил ей Бык. — Возможно, и тех, кто остался дома. Катастрофа, через которую нам пришлось пройти, — детские шутки. Сейчас начинается настоящая драка.

Как ни странно, повторив слова Холдена, он поверил в них сильнее, чем прежде. Хотя до сих пор сомневался, правда ли это. Но сейчас требовалась такая правда, и потому это правдой и было. У Моники округлились глаза, на щеках проступили красные пятна.

— Когда все закончится, — сказала она, — я потребую подробного рассказа. Почему все сложилось так, как сложилось. Подробное интервью со всеми участниками событий.

— За всех не поручусь, — кивнул Бык, — но, по мне, это честная сделка. И еще: надо, чтобы вы уговорили оставшиеся корабли заглушить реакторы и сеть, отключить питание всех устройств, без которых можно обойтись.

— Зачем?

— Затем, что мы хотим снять с кораблей блокировку, — сказал Бык. — Чтобы вернуться домой. И если мы не остановим Ашфорда, снятие блока — единственная надежда, что Станция не обратится против оставшихся по ту сторону Кольца.

«И затем, — договорил он про себя, — что если не достанет оскорблений и провокаций, если не сработают ложные угрозы и уловки, сработает это. Если Ашфорд увидит, как приводится в исполнение чужой план, как у него отнимают подвиг и великую жертву, он придет. Все сделает, лишь бы заглушить голос студии, а каждая винтовка здесь — это винтовкой меньше в машинном и в рубке».

Моника с сомнением поморщилась.

— И как же я должна их убеждать?

— Насчет этого у меня есть одна мысль, — сказал Бык. — Тут где-то была одна дама-священник, которая собирает на свои проповеди народ чуть ли не со всех кораблей. Думаю, мы ее завербуем.

Даже, подумал он про себя, если это значит выставить ее на линию огня.

ГЛАВА 42 КЛАРИССА

Все закончилось.

Беготня вокруг прекратилась, и Ашфорд как будто успокоился. И Кортес. Все. Приказано было удерживать переходники. Чтобы никто не вошел и не вышел из барабана. Никто. Никогда.

Она вздохнула почти с облегчением.

— Я тут думал о твоем отце, — говорил Кортес, пока лифт двигался вверх к переходнику, и гравитация вращения сменялась тянущей вбок силой Кориолиса. Словно во сне или когда поднимается температура. — Он был очень умным человеком. Блестящий ум, можно сказать, и в своем роде очень самостоятельный.

«Он пытался превратить протомолекулу в оружие и продать ее высокопоставленным заказчикам», — подумала Кларисса. Эта мысль должна была причинить боль — но нет, она прозвучала просто как факт. Атомы железа образуются в звездах, силовое реле Даймо-Коха имеет одним входом меньше, чем у стандартных моделей, отец пытался сделать из протомолекулы орудие войны. Он не знал, что она такое. Никто не знал. Его это не остановило. Хотелось поиграть с ней, проверить, что из нее можно выжать. Перед глазами всплыл вдруг видеоролик, где пьяный солдат вручил свой автомат шимпанзе. То, что за этим последовало, можно было считать комедией или трагедией — по настроению. Отец Клариссы не слишком отличался от того шимпанзе. Разве что масштабом.

— Жаль, что у меня не было случая познакомиться с ним поближе, — продолжал Кортес.

С ними в лифте ехали Ашфорд и семеро его людей. Капитан стоял впереди, сцепив руки за спиной. Его окружали в основном астеры. Длинные фигуры, крупные головы. Похожи на Рена, словно из одной семьи. Люди Ашфорда были вооружены и одеты в пуленепробиваемые жилеты. Кларисса — без пистолета, без какой-либо защиты — тем не менее ловила на себе опасливые взгляды. Ее еще помнили как Мелбу. Террористку и убийцу с боевой модификацией организма. От того, что она выглядела обычной девушкой, становилось еще жутче. Вот зачем она понадобилась Ашфорду. Как пышный трофей, демонстрирующий его силу и прикрывающий недавний позор с потерей власти над кораблем.

Хорошо было бы, если б кто-нибудь из них ей улыбнулся. В ней видели Мелбу, и она чувствовала, как Мелба возвращается, пропитывает сознание, как чернила — промокашку.

— Твой брат Петер однажды заходил к нам в здание ООН.

— Это, наверное, был Мишель, — поправила она. — Петер терпеть не мог ООН.

— Вот как? — засмеялся Кортес. — Перепутал.

Лифт дошел до оси барабана и мягко притормозил, чтобы все успели взяться за поручни и не уплыли к потолку. Мощная сеть проводки и трансформаторов тянулась отсюда к продолговатому солнцу в центре. До полета к Кольцу Мелбе в голову не могли прийти мысли о проблемах электропроводки и контроля жизнеобеспечения. Такими вещами занимались другие. Маленькие люди. Теперь, узнав, как все это устроено, она трепетала перед величием конструкции «Бегемота». И жалела, что остальные не видят. Соледад, Боб, Станни. И Рен.

Двери раздвинулись, и астеры высыпали в переходник с ловкостью людей, выросших при низкой или нулевой гравитации. Они с Кортесом тоже не оплошали, но до такой бессознательной грации им было далеко.

Красивую командную палубу освещали мягкие бестеневые лампы. Мелба плыла по воздуху за Ашфордом и его астерами, как дельфин по морю.

И дизайн рубки был красив. Продолговатый ромб с панелями управления, встроенными в керамические столы. Дверь на одном конце открывалась в кабинет капитана, на другом — на пост безопасности. Кресла-амортизаторы выглядели не столько необходимой принадлежностью, сколько естественными и прекрасными выростами палубы, словно цветы орхидеи на стволе. Стены были разрисованы ангелами и пасторальными сценками. Эффект немного смазывали полдюжины снятых панелей — ремонт оборудования прервали на полдороге. Но даже потроха рубки были по-своему красивы. Кларисса поймала себя на желании взглянуть на них поближе и проверить, сумеет ли она разобраться.

У панелей управления плавали трое — все астеры.

— С возвращением, — сказал один из них.

Ашфорд проплыл по воздуху к капитанскому месту. Трое солдат покинули рубку, чтобы занять посты в коридоре, остальные расположились так, чтобы держать под прицелом все двери. Каждый входящий рисковал попасть под град пуль. Кларисса, чтобы никому не мешать, подтянулась к двери поста безопасности, и Кортес присоединился к ней — серьезный, сосредоточенный и немного возбужденный.

Ашфорд ввел серию команд, и его панель засветилась. Он пробежал глазами табло и экраны. Освещенный огоньками снизу, он не слишком походил на спасителя человечества, жертвующего собой и своими людьми, а скорее — на университетского профессора, у которого вышла заминка с демонстрацией опыта.

— Йохо? — позвал Ашфорд, и голос охранника прозвучал из динамика так явственно, словно говорящий стоял рядом.

— Здесь, капитан. Переходник к машинному мы заперли. Кто попробует войти, попадет в восьмой круг ада.

— Молодец, — похвалил Ашфорд. — Старший механик Розенберг у нас?

— Да, сэр. Она сейчас работает над коммутационным лазером.

— До сих пор?

— До сих пор, сэр.

— Благодарю, — коротко ответил он и пробежался пальцами по экрану.

— Сэм, сколько еще до окончания работ?

— Два часа, — сказала Сэм.

— Почему так долго?

— Мне приходится отключать все предохранители, — объяснила она. — Мы ведь делаем именно то, что конструкторы всеми силами старались предотвратить.

Ашфорд помрачнел.

— Два часа, — повторил он и тычком пальца отключил связь.

Потянулось ожидание. Через два часа та же женщина объяснила, что катастрофа сбила систему наводки. В обычном случае это означало бы просто задержку при установке связи, но сейчас, когда все зависит от одного выстрела, она решила ее переустановить. Еще три часа. Потом где-то вылезла ошибка, и ее надо было отловить, — еще два часа.

Кларисса видела, как мрачнеет Ашфорд. Она отыскала за постом безопасности гальюн и уже подумывала, где бы раздобыть пару туб с едой. Единственная столовая работала в барабане, так что с питанием было сложно. Кортес плюхнулся в кресло и уснул. Охрана все сильнее нервничала. Кларисса целый час снимала один за другим ремонтные щитки, проверяя контрольные табло и реле питания рубки. Просто удивительно, сколь многое здесь напоминало устройства, с которыми она работала на земных кораблях. В землянах и астерах течет одна кровь. Поскреби обшивку «Бегемота» или «Принца» — и под обеими найдешь те же халтурные сетевые фильтры.

Она задумалась, понравилось ли «Наву» новое имя — «Бегемот»? Вот как она сама стала из Клариссы Мао — Мелбой Кох. Прочувствовал ли корабль величие этой жертвы? Он навеки затеряется в пустоте, но с ним будет она, так же отказавшаяся от прежнего имени. В этом как будто содержался некий смысл, но, возможно, он только мерещился из-за изматывающего страха и неуверенности.

На восьмом часу пребывания в рубке Ашфорд снова нажал пальцем на панель управления, выждал несколько секунд и ткнул снова — с такой силой, что толчок чуть не выбросил его из кресла. Резкий звук разбудил Кортеса и заставил умолкнуть тихо переговаривавшихся охранников. Ашфорд, ни на кого не глядя, снова застучал по экрану — с таким звуком град бьет по камням.

Экран моргнул.

— Сэр?

— Где Сэм Розенберг? — рявкнул Ашфорд.

— В последний раз я ее видел, когда она проверяла проводку к ловушке реактора, сэр. Поискать?

— Кто ее замещает?

— Анамари Руис.

— Прошу доставить Сэм и Анамари в рубку. Желательно под стражей.

— Есть, сэр.

Ашфорд прервал связь и оттолкнулся от консоли, откинув кресло на шарнирах.

— Что-то не так, капитан? — сипло спросил Кортес.

— Я разберусь, — ответил Ашфорд.

Спустя добрый час Кларисса услышала, как открывается дверь наружного лифта. В коридоре зазвучали новые голоса. Под шумной болтовней скрывалась напряженность. Ашфорд одернул мундир.

В комнату вплыли две женщины. Первая — хорошенькая, с лицом в форме сердечка, со стянутыми в узел рыжими волосами, выпачканными смазкой. Вторая — тощая даже для астера, с кожей цвета сухой земли и почти черными глазами. Их сопровождали трое вооруженных мужчин.

— Стармех Розенберг, — начал Ашфорд.

— Сэр, — отозвалась рыжая. Голос у нее был не похож на голос Анны.

— Это уже четвертая «последняя заминка». Чем дольше мы тянем время, тем больше риск, что мятежники затеют беспорядки в барабане.

— Я делаю все, что могу, капитан. Однако второго выстрела у нас не будет, так что приходится проверять все очень тщательно.

— Два часа назад вы утверждали, что через два часа будете готовы к выстрелу. Вы готовы?

— Нет, сэр, — признала женщина. — Я посмотрела спецификацию: предохранители реактора не допустят необходимого нам выброса энергии. Я смастерила новые прерыватели, такие, которые не испортят нам дела. И еще придется менять часть проводки.

— Сколько времени это займет? — сухо осведомился Ашфорд. Клариссе в его голосе послышалась угроза, но механик словно ничего не заметила.

— Шесть или шесть с половиной часов, — сказала она. — 3D-принтеры работают не слишком быстро.

Кивнув, Ашфорд повернулся к ее спутнице, Руис.

— Вы согласны с этой оценкой?

— При всем уважении к стармеху Розенберг, не согласна, — заявила Руис. — Не вижу, почему бы не использовать проводящую пену.

— Сколько времени это займет?

— Два часа.

Ашфорд достал пистолет. Старший механик не успела даже удивиться. Прозвучал выстрел. В тесном помещении звук был жестким, как удар. Сэм запрокинула голову, выбросила вперед ноги. В воздухе задрожал яркий красный шар, от него разлетались шарики-капли. Багровые спутники у планеты смерти.

— Стармех Руис, — произнес Ашфорд, — прошу вас приготовиться к выстрелу через два часа.

Минуту женщина молчала. Потом тряхнула головой, словно проснувшись.

— Есть, — сказала она.

Ашфорд улыбнулся, довольный произведенным эффектом.

— Можете идти, — разрешил он. — Время-то тикает.

Руис с сопровождающими выплыли из рубки. Ашфорд убрал пистолет.

— Господи! — в голосе Кортеса смешались благоговение и богохульство. — О Господи, что вы наделали?

Ашфорд мотнул головой. Вперед выдвинулись двое из охраны. Один включил вакуумный пылесос, взвизгнул моторчик. Убрав кровь, охранник сдвинул переключатель, и звук стал на два тона ниже.

— Застрелил саботажницу, — только теперь ответил Ашфорд, — и открыл путь к спасению человечества.

— Вы ее убили, — проговорил Кортес. — Без суда. Беззащитную.

— Этого, — объяснил ему Ашфорд, — требуют чрезвычайные обстоятельства.

— Но…

Ашфорд обернулся, склонил свою крупную астерскую голову.

— Отец Кортес, не в обиду вам, здесь командую я. Это мои люди, и я не допущу нового мятежа. — Голос капитана срывался, как у пьяного, готового завязать драку. Кларисса тронула отца Кортеса за плечо и покачала головой.

Старик насупился, разгладил ладонью седые волосы и принял профессионально понимающий вид.

— Я сознаю, что дисциплина необходима, капитан, и, вероятно, даже насилие, если без него не обойтись, однако…

— Не вынуждайте меня отправлять вас в барабан, — перебил Ашфорд, и Кортес закрыл рот, склонил голову — в привычной позе смирения.

Кларисса, хоть и знала, что смирение ему не свойственно, пожалела старика. Он видел мертвых, видел умирающих. Но видеть, как убивают, — это другое. И убивать — тоже другое, тут она была опытнее его.

— Идемте, — позвала она. Кортес моргнул. В его глазах стояли слезы, расплывавшиеся по роговице и не падавшие в невесомости. — Идемте, я покажу вам туалет.

— Спасибо, — кивнул он.

Двое мужчин завернули тело механика в пленку. Пуля вошла над правым глазом, и на отверстии дрожала полукруглая капля. Она не набухала — кровотечение прекратилось. «Она — враг, — подумала Кларисса так, словно примеряла эту мысль на себя, без уверенности, хорошо ли сидит. — Враг заслуживает смерти, даже если он рыжий, как Анна». Почему-то ее это не утешило.

В гальюне Кортес протер лицо и руки салфетками и сбросил их в утилизатор. Кларисса мысленно проследила их движение в размельчитель и дальше, по кишечнику корабля. Она знала устройство утилизаторов на «Сересье» и на «Принце», здесь же могла только догадываться.

«Ты надеешься отвлечься, — проговорил тихий голос в голове. Мысль явилась именно так, словами. Не извне, не со стороны. Часть души говорила с целым. — Ты надеешься отвлечься».

«От чего?» — удивилась она.

— Спасибо, — сказал Кортес. Он стал больше похож на себя прежнего. На того, кого она не раз видела на экране. — Я знал, что правильное решение наверняка встретит сопротивление, но не был готов. Духовно не был готов. Это застало меня врасплох.

— Естественно, — сказала Кларисса.

Кортес кивнул. Он был ровесником отца. Она попыталась вообразить Жюля-Пьера Мао парящим в тесном гальюне, оплакивающим погибшего механика. Не вышло. Она не могла представить отца здесь, не могла даже точно припомнить его лица. Сохранилось только ощущение силы, острого ума, подавляющей уверенности в себе. Внешний облик терялся за общим впечатлением. Кортес, посмотрев на себя в зеркало, привел лицо в порядок.

«Он готов к смерти, — подумала Кларисса. — Он приговорил себя и всех на этом корабле к смерти во тьме и одиночестве, потому что считает, что так будет правильно и благородно». А Ашфорд? Она пожалела, что так мало говорила с соседом по камере. Хорошо бы понять его, разобраться: что он за человек? За что готов умереть? И главное: почему и во имя чего он готов убивать? Возможно, из чувства великодушного альтруизма. Или от страха. Или от горя. Причина была не так важна, пока он делал то, что нужно, но ей стало любопытно. Про себя она знала. Она здесь ради искупления. Чтобы своей смертью загладить совершённое зло.

«Ты пытаешься отвлечься».

— Вы так не думаете? — закончил Кортес. Он мягко, горестно улыбался, а Кларисса понятия не имела, о чем он говорил.

— Наверное, — ответила она и толкнулась к двери, чтобы дать ему больше места.

Кортес подтянулся к поручню, постарался развернуться головой к потолку, хотя двигаться вдоль стен было и легче, и надежнее. Но у людей, выросших при силе тяжести, такое выходит инстинктивно. Кларисса только сейчас заметила, что сама этого не делает. Для нее помещение было просто пространством без пола, стен и потолка. Она ожидала приступа головокружения, но не дождалась.

— Знаете, это ведь все равно, — сказала она.

Кортес улыбнулся ей, вопросительно склонил голову.

— Мы все — жертвы, так какая разница, когда умирать? — пояснила Кларисса. — Она не намного обогнала нас. Мы уйдем чуть позже. И какая разница, добровольно ли мы положим жизнь на алтарь? Главное — разбить Кольцо, защитить тех, кто за ним.

— Да, это верно, — кивнул Кортес. — Спасибо, что напомнила.

В комнате рядом прозвучал тревожный гудок, и Кларисса повернулась к двери. Ашфорд отстегнулся и теперь плавал над панелью управления с застывшим от бешенства лицом.

— Что происходит, Йохо?

— Кажется, у нас проблемы, сэр…

ГЛАВА 43 ХОЛДЕН

Обстановка бывшего правления колонии наводила на Холдена уныние. Зеленые конторские стены, тесные кабинки посреди общего помещения, ни окон, ни архитектурных изысков. Первая устремившаяся к звездам человеческая колония, по замыслу мормонов, должна была управляться из помещения, выглядящего как бухгалтерия. Итак, мы начинаем многовековое странствие к далекой звезде. Добро пожаловать за вашу конторку.

Последняя перестройка немного оживила обстановку. Целый шкаф заняли радиоаппаратурой, рядом расположили место ведущего. Мощные усилители не понадобились — флот сбился так тесно, что до дальнего корабля, пожалуй, можно было докричаться через переносную рацию. На сенсорном экране висел список намеченных интервью и сюжетов, имена комментаторов и животрепещущие темы. Холдену немного польстила пометка рядом с его именем: «До этого непременно добраться».

Сейчас помещение гудело как улей. Люди Быка текли сюда сплошным потоком. Почти у всех были солдатские ранцы с оружием и патронами. Некоторые прикатили сумки-тележки с инструментами — собирались превратить студию в маленькую крепость. Холден пристроился за свободный стол, чтобы не путаться под ногами.

— Эй, — позвала невесть откуда объявившаяся рядом Моника и кивнула на экран. — Я как услышала, что ты вернулся со Станции, все надеялась на интервью. Теперь, пожалуй, уже не стоит?

— Почему?

— На фоне конца света ты довольно бледно выглядишь.

Холден кивнул и пожал плечами.

— Я уже бывал знаменит. Ничего хорошего.

Моника села на стол, протянула ему грушу. В ней оказался отличный кофе. Холден прикрыл глаза от удовольствия и выдохнул:

— Вот теперь я тебя люблю.

— Нечего дразнить девушку, — огрызнулась она. — Ты как думаешь, план Быка сработает?

— Под запись?

Кто-то начал приваривать к стене металлический лист, и обоим пришлось загородиться ладонями от вспышки. Запахло серой и раскаленным железом.

— У меня все под запись, — сказала Моника. — Ну, так?..

— Может сработать. На военном корабле механик — важная персона. Кто владеет машинным залом, владеет кораблем.

Моника понимающе улыбнулась, будто и вправду разбиралась в таких вопросах. «Это вряд ли, — подумал Холден. — Она не военный репортер, а просто документалист, неудачно попавший в самое полымя». Он с сожалением допил кофе и стал ждать новых вопросов. Может, если к ней подольститься, раздобудет добавки?

— А эта Сэм — способная девушка?

— Сэм уже три года ухаживает за нашим «Роси». Она — лучший механик Тихо. Если машинный зал в ее руках, а вы ей не нравитесь, вам конец.

— Хочешь еще кофе?

— Боже, еще бы не хотеть! — Холден протянул ей пустую грушу жестом уличного попрошайки.

Моника не успела ее забрать — к ним на своих тяжеловесных ходунках приблизился Бык. Он хотел что-то сказать, но закашлялся влажным хриплым кашлем. Холдену подумалось, что этот человек по сантиметрику приближается к смерти.

— Простите, — извинился Бык, сплюнув в тряпочку. — Какая мерзость!

— Если вы умрете, я останусь без эксклюзива, — напомнила Моника.

Бык кивнул и снова закашлялся.

— Если вы умрете, можно мне забрать ваши игрушки? — спросил Холден.

Бык щедро махнул рукой.

— Мой мальчик, когда-нибудь все это будет твоим.

— Что нового? — Холден встряхнул грушу и разочарованно вздохнул, вспомнив, что она все еще пуста.

— Корин нашла проповедницу. Она с половиной своих прихожан забилась в церковную палатку.

— Здорово, — обрадовался Холден, — все понемногу складывается.

— Даже лучше, чем ты думаешь. Там половина — военные ООН и Марса. Они придут с ней. И, по ее словам, поддержат ее в просьбе всем кораблям заглушить реакторы. Ну, и несколько десятков крепких ребят в обороне нам не повредят.

Слушая Быка, Холден заметил, что в контору вошел Амос, толкая перед собой кровать с Алексом и Наоми, и незаметно для себя расслабился. Безопасник и дальше толковал об устройстве обороны против Ашфорда, но Холден уже не слушал. Он смотрел на Амоса, который, пристроив кровать в тихом уголке, направился к ним.

— Там ничего нового, — сказал Амос, когда Бык прервался. — По барабану все так же расхаживают громилы Ашфорда, но вроде бы не подозревают, что мы что-то затеяли.

— Узнают, как только мы начнем вещание, — заметила Моника.

— Как твое плечо? — спросил Холден.

— Побаливает.

— Я думал, не поставить ли тебя командовать обороной, когда начнется.

— Ну, давай, — ответил Амос, поняв, что его просят защитить Наоми и Алекса. — Это надо понимать так, что ты собрался…

Его прервал громкий гудок из кармана Быка. Достав потрепанный терминал, Бык уставился на него, как на тикающую мину.

— Тревога? — спросил Холден.

— Срочный вызов по моему личному каналу, — объяснил Бык, не торопясь отвечать. — Только для старшего состава.

— Ашфорд разыскивает? — предположил Холден, но Бык уже принял вызов.

— Бык слушает. Руис?.. — Он осекся и некоторое время молча слушал. Несколько раз хмыкнул, то ли согласно, то ли в знак протеста.

Закончив разговор, не глядя уронил терминал на стол. Его смуглая кожа, и прежде посеревшая от болезни, теперь стала почти белой. Он поднял обе руки — стереть слезы, с ужасом понял Холден. Он и не подозревал, что этот человек умеет плакать.

— Ашфорд… — Бык надолго закашлялся, и в кашле прорывалось что-то подозрительно похожее на всхлипы. Когда приступ прошел, у него все лицо было мокрым. Стерев мокроту ветошкой, он договорил: — Ашфорд убил Сэм.

— Что? — Мозг Холдена отказывался поверить услышанному. Слова прозвучали отчетливо, но такого быть не могло, значит, он ослышался. — Что?

Бык глубоко вздохнул, еще раз утерся тряпочкой и сказал:

— Он вызвал ее на мостик, чтобы расспросить о ходе работ, — и застрелил. Поставил старшим механиком Анамари Руис.

— Откуда вы знаете? — спросила Моника.

— Это Руис меня вызывала. Умоляла ее вытащить. — Следы горя уже почти пропали с лица Быка. Он еще раз прерывисто вздохнул. — Она понимает, что Ашфорд окончательно съехал с катушек, но что она может сделать?

Холден покачал головой, все еще не в силах поверить. Веселая маленькая Сэм, лучшая подружка Наоми, любимица Амоса и Алекса. Эта Сэм не могла погибнуть.

Амос уставился на Быка, сжав мощные кулаки. Костяшки пальцев у него побелели.

— Надо закрепиться здесь, — заговорил Холден, опередив его. — Я прошу тебя удержать студию — иначе все пойдет прахом.

— Тогда ты его убей, — с ужасающим спокойствием попросил Амос. — Без всяких дурацких судов. Без глупостей насчет праведника среди убийц. Просто убей, или, видит бог, я…

Внезапный приступ тошноты чуть не уронил Холдена на колени. Несколько раз глубоко вздохнув, он сдержал рвоту. Вот все, что они могут предложить памяти Сэм. За все, что она для них сделала. За все, что она для них значила. Убийство, споры о том, как лучше отомстить. Это для Сэм, которая, насколько он знал, в жизни никого не обидела. Ей бы такое понравилось? Он представил, как Сэм, будь она здесь, посоветовала бы Амосу с Быком проглотить свой тестостерон и стать наконец большими мальчиками. От этой мысли его едва не стошнило.

Моника тронула его за плечо.

— Ты в порядке?

— Пойду, скажу Наоми, — выговорил он и, сбросив ее руку, прошел по полу, качавшемуся под ногами, как палуба океанского корабля.

Наоми встретила известие печалью, а не гневом. Она заплакала, но не стала требовать отмщения. Она сквозь слезы повторяла имя Сэм, но ни разу не назвала Ашфорда. Холдену такая реакция представлялась правильной. Естественной, как любовь.

Он обнимал тихо плакавшую Наоми, когда сзади затопал Бык. Холден подавил вспышку злобы.

— Что тебе?

— Слушай, — заговорил Бык, обеими руками потирая ссадину на лице, — понимаю, что время чертовски неподходящее, но нам бы обсудить, что делать дальше.

Холден пожал плечами.

— Сэм уже нет, а она вроде как играла главную роль в наших планах.

— Я понимаю, — перебила Наоми. — Мы пойдем.

— Что? — Холдену почудилось, что разговор идет на незнакомом языке. — Куда?

— Сэм нет, и Наоми теперь — наш лучший техник, — объяснил Бык.

— А эта ваша Руис? Я думал, она теперь старший механик.

— Она занималась инфраструктурой, — сказал Бык, — а у Нагаты, судя по досье, достаточно знаний и опыта. Если кому и занимать место Сэм…

— Нет, — не раздумывая ответил Холден. — Наоми ранена, не ей сейчас пробивать дорогу в машинный зал. А Сэм убита.

— Я пойду, — повторила Наоми. — Рука никуда не годится, но ходить я смогу. Если мне там кто-нибудь поможет, я перехвачу связь с рубкой и заглушу реактор.

— Нет, — второй раз сказал Холден.

— Да, и я, — подал голос Алекс, сидевший на краю каталки спиной к ним. Плечи его вздрагивали, словно и он плакал, но беззвучно. Голос прозвучал сухо, шелестом палых листьев на ветру. Ломкий, пустой голос. — По-моему тоже, надо идти.

— Алекс, ты не… — вскинулась Наоми, но он продолжал, не слушая ее:

— Уходя с «Роси», никто не догадался выключить свет. Если глушить всех, нужен будет кто-то, кто бы им занялся.

Бык кивнул, и Холдену захотелось его ударить.

— Это для меня, — сказал Алекс. — До машинного я дойду с вами, прихвачу скафандр с ранцем и выберусь через кормовой шлюз.

Амос сдвинулся за спину Быку, стоял с неподвижным лицом, не разжимая кулаков.

— Вы берете Алекса?

— Новый план, — громко, во всеуслышание, начал Бык.

Все оторвались от дел, придвинулись к нему. Скорее всего, за последние минуты прибыло пополнение, в офисе сейчас насчитывалось до полусотни человек. У входной двери сбилась группа людей в военной форме. С ними была рыжая проповедница, Анна. За ее руку держалась агрессивная худая женщина, которая то затягивалась сигаретой, то постукивала себя по зубам розовым ноготком. Бык высмотрел их одновременно с Холденом и махнул, подзывая к себе.

— Анна, идите поближе, — сказал он. — Почти все уже собрались, теперь думаем, как быть дальше.

В студии повисла тишина. Анна подошла к Быку и встала, ожидая продолжения. Ее тощая подружка держалась рядом, обводя толпу подозрительным взглядом телохранительницы.

— Через… — Бык прервался, посмотрел на ближайший экран с часами. — Через тридцать минут я выведу группу безопасников и команду «Росинанта» к южному переходнику барабана. Мы захватим вход и пробьем путь к машинному. Как только мы овладеем машинным залом, Моника со своими начнет вещание, объясняя флотам, почему необходимо отключение энергии. Анна, здесь вступаете вы и ваши люди.

Анна с улыбкой повернулась к своим — пестрому сборищу в форме различных флотов и служб. Почти все они были ранены, некоторые довольно тяжело.

— Срок отключения энергии — девятнадцать часов по местному времени, через два с половиной часа. Амос с остатками моей группы и добровольцами, если такие найдутся, будет как можно дольше удерживать эту позицию. Чем больше вражеских сил вы свяжете, тем меньше явятся за нами на машинную палубу. Вы должны удержаться. Если Анну отрубят от эфира раньше, чем она оповестит о плане отключения реактора всех на борту, все кончится, не начавшись.

— Удержимся, — сказал Амос.

Ему никто не возразил.

— Когда мы овладеем машинным, вышлем команду в рубку, защитники которой, будем надеяться, окажутся к тому времени без сознания, и вернем себе корабль. Свет погаснет, чужаки нас отпустят, и мы раз и навсегда покинем этот распроклятый уголок космоса. Как вам такое нравится?

На последних словах Бык повысил голос, ожидая восторженных криков, и ему вежливо ответили. Затем люди разошлись по своим местам. Холден пожал здоровое плечо Наоми и передвинулся поближе к Анне. Та выглядела растерянной. По дороге Холден прихватил за плечо Амоса.

— Анна, — начал он, — вы помните Амоса?

Она кивнула с улыбкой:

— Здравствуй, Амос.

— Как поживаешь, Рыжик?

— Амос останется здесь защищать вас и остальных, — продолжал Холден. — Если вам что понадобится, обращайтесь к нему. Уверен, пока он жив, никто не помешает вам делать свое дело.

— Это точно, — заверил Амос и добавил: — Мэм.

— Эй, ребята, — позвал кто-то от двери. — Смотрите-ка, кто за мной увязался! Приютим?

Холден похлопал Анну по плечу и многозначительно глянул на Амоса. «Защищай ее до конца». Амос кивнул в ответ, кажется, с легкой обидой.

Оставив их вдвоем, Холден нагнал Быка. Его новая заместительница, Корин, стояла у двери, ехидно усмехаясь.

— Заходите, ребята, — приказала она, и в дверь вошли четверо марсиан с короткими военными прическами.

Они привстали на носки, медленно осматривая помещение. Холден помнил такую манеру входить в комнату. Бобби — вот бы она оказалась сейчас здесь! Первый из явившихся был ему смутно знаком.

— Сержант Вербинский, — обратился к одному из марсиан Бык, — какой сюрприз!

Холден не запомнил сержанта под боевым скафандром, превращавшим мужчину в великана.

— Сэр, — отозвался Вербинский, — я слышал, вы начинаете бой за то, чтобы нас отсюда вытащить?

— Да, — сказал Бык, — так и есть.

— Доброе дело, — кивнул Вербинский. — Четверо бездельников не пригодятся?

— Еще как пригодятся, — наконец улыбнулся Бык.

ГЛАВА 44 АННА

«Ничего не выйдет».

Анна с безнадежной грустью рассматривала деловитых мужчин и женщин, которые надевали бронежилеты, заряжали оружие, подвешивали к поясам гранаты.

Ее профессор истории однажды сказал: «Люди обращаются к насилию, когда они не способны придумать ничего лучшего. Насилие привлекает своей простотой, прямотой, эта возможность остается всегда. Кто не способен возразить оппоненту, бьет ему в зубы».

Они не сумели придумать ничего лучшего. И обратились к простому, прямому способу — застрелить всех, кто с ними не согласен. У Анны было мерзко на душе.

Моника через всю комнату поймала ее взгляд и призывно приподняла термос с кофе. Анна с улыбкой отмахнулась.

— Ты с ума сошла? — спросила Тилли. Они сидели на полу в уголке, подобрав под себя ноги, чтоб никому не мешать. — У нее, единственной на корабле, есть пристойный кофе. — Она помахала Монике, приглашая ее присоединиться.

— Надо было мне не пожалеть времени на разговор с Кортесом, — сказала Анна. — К астерскому капитану я бы не пробилась, а вот до Кортеса могла бы достучаться.

— Время не бесконечно, моя милая, а Кортес — говнюк. Все только выиграют, если кто-нибудь всадит в него пулю. — Тилли приняла у Моники кофе и благодарно улыбнулась.

Журналистка поставила термос на пол и присела рядом.

— А мы… — начала она, но Анна не услышала ее.

— Ты сама не веришь своим словам, — упрекнула она Тилли. — Кортес — не злодей. Он испуган, колеблется, сделал неудачный выбор, но в худшем случае он заблуждается.

— Он не заслуживает сочувствия. — Тилли сердито выплеснула в рот последний глоток кофе.

— Кто… — снова начала Моника.

— Заслуживает. Очень даже заслуживает, — отрезала Анна. Глядя, как молодежь готовится воевать, готовится убивать и гибнуть у нее на глазах, она сильнее обычного злилась на Тилли. Очень злилась. — В том-то и дело! Каждый заслуживает сочувствия. Если Бык прав насчет Ашфорда, если тот свихнулся от страха, стыда и стресса, он тоже заслуживает сочувствия. Его положение ужасно. А Кортес заслуживает понимания, потому что делает точно то же самое, что мы. Пытается найти правильный выход из сложной ситуации.

— Ох, — вставила Моника, — Кортес, он…

— Все это полная чушь, Энни. Как тогда отличить хороших ребят от плохих? Только по тому, как они себя ведут, когда ставки сделаны.

— Речь не о хороших и плохих, — возразила Анна. — Да, мы выбрали другую строну, потому что их действия вызовут очень тяжелые для нас последствия, и мы пытаемся их предотвратить. Но ты-то их демонизируешь, превращаешь во врагов. С этим одна проблема: когда мы их остановим и они больше ничем не смогут нам повредить, то все равно останутся для тебя демонами. Врагами.

— Честное слово, — сказала Тилли, — стоит мне отсюда выбраться, жизнь положу на то, чтобы сжечь Кортеса дотла.

— Зачем?

— Как это «зачем»?

— Он уже не будет пытаться уничтожить Кольцо. Он перестанет поддерживать Ашфорда. Все, что делало его твоим врагом, кончится. Что даст тебе тогда ненависть?

Тилли отвернулась, полезла в карман за сигаретами. Злобно затянулась, не глядя на Анну.

— Так зачем же? — нарушила молчание Моника.

— Не знаю.

Анна уткнулась подбородком в колени, забилась поглубже в угол — тело по-детски искало укрытия. Но жесткие зеленые стены не сулили утешения.

— Значит, все это чистая теория, — сказала Моника. Тилли согласно хмыкнула, но глаз на Анну не подняла.

Та кивнула на людей вокруг.

— Сколько из них доживут до конца дня?

— Никто не знает, — ответила Моника.

— Наш долг перед ними — искать ответы. На этот раз мы оплошали. Не придумали ничего лучшего, кроме как взяться за оружие. Но, может, в другой раз, если сейчас обмозгуем, как до такого дошли, найдем лучший выход. На насилие полагаться нельзя.

Все замолчали. Тилли сердито смолила сигарету за сигаретой. Моника отчаянно отстукивала что-то на терминале. Анна смотрела на людей, готовящихся к бою, и старалась припомнить их имена. Даже если сегодня они победят, завтра ей придется служить не одну поминальную службу.

Бык протопал к ним, его ходунки взвизгнули, тормозя. За последние несколько часов он сильно сдал. Меньше кашлял, но все чаще прибегал к ингалятору. Даже его мех выглядел больным, громче скрипел, двигался рывками. Как будто слился с хозяином в единое целое и умирал вместе с ним.

— Все нормально? — спросил Бык.

— Отлично, — заверила Анна. Хотела было посоветовать ему отдохнуть, но передумала. Выйдет еще один проигранный спор.

— До часа «зеро» осталось всего ничего, — сказал Бык и хрипло закашлялся. — У вас все есть?

«Нет, — мысленно возразила ему Анна, — у меня нет ответа, позволяющего избежать того, что готовится».

— Да, — сказала она вслух. — Моника готовит выступление. Я составила список кораблей, представители которых с нами. Охвачены не все, но, надеюсь, межпланетное согласие убедит и остальных. Мне очень помог Крис Уильямс, младший офицер с «Принца».

— А у вас? — Бык ткнул ручищей в сторону Моники.

— Моя команда готова, — ответила та. — Я не совсем уверена, что все успеют нас услышать до того, как люди Ашфорда прервут передачу.

Бык засмеялся — вышел влажный, неприятный звук.

— Держитесь!

Он окликнул Холдена, болтавшего с марсианским десантником и одновременно перебиравшего винтовку. Отложив недособранное оружие, Холден подошел.

— Что такое?

— Вот они не верят, что защитники дадут им время закончить передачу, — сказал Бык.

Холден моргнул — сперва на Быка, потом на сидевших на полу женщин. Анна чуть не захихикала: он был так комично серьезен, что его хотелось обнять и потрепать по головке.

— Амос позаботится, чтобы вам не мешали, — наконец сказал он.

— Точно, — кивнул Бык, — но ты объясни, почему на него можно полагаться.

— А! Амос, когда разозлится, самый ужасный и опасный человек, какого я знаю, и он пройдет через горы положенных им же трупов, чтобы помочь другу. А люди, которые будут рваться сюда, недавно убили его добрую подругу.

— Я слышала, — вставила Анна. — Мне очень жаль.

— Да, — кивнул Холден, — и мне меньше всего на свете хотелось бы оказаться среди тех, кто попытается сюда прорваться и вас остановить. Амос тяжело переносит горе. Оно у него обычно переходит в ярость или насилие. Думается, он готов сорвать его на ком-нибудь из сторонников Ашфорда.

— Убийство не приносит облегчения, — возразила Анна. И тут же пожалела о сказанном.

Эти люди готовы рисковать собой, защищая ее. Не ей читать им мораль.

— В общем, — тускло усмехнулся Холден, — вы, пожалуй, правы, но Амос — особый случай.

Анна отыскала Амоса взглядом. Тот спокойно сидел у входа в студию, положив на колени очень громоздкое ружье. Он и сам был большой: высокий, с крепкими плечами и широкой грудью. Бритая голова, круглое лицо — Анна не могла увидеть в нем убийцу. Он походил на добродушного работягу. Из тех, кто чинит вам испортившуюся проводку или меняет воздушные фильтры. А если верить Холдену, он, прикрывая их, станет убивать без пощады.

Она попыталась представить, как стала бы объяснять Ноно нынешнее свое положение.

«Я, видишь ли, связалась с убийцами, но это ничего, потому что они — правильные убийцы. Убивают ради доброго дела. Они не станут расстреливать женщину-механика — они будут стрелять в тех, кто расправился с ней».

Моника о чем-то спросила Холдена. Когда он начал отвечать, Анна встала и, извинившись взглядом, отошла. Она пробиралась по тесному помещению, улыбаясь встречным, похлопывая их по плечам, ободряя всех, кто нуждался в поддержке. Больше ей нечего было им предложить.

Подтянув свободный стул, она села рядом с Амосом.

— Рыжик, — коротко кивнул он.

— Мне жаль. — Она тронула его за локоть. Амос уставился на ее руку как на незнакомый предмет.

— Ага, — ответил он, не задавая ненужных вопросов. Не притворяясь непонимающим. Анна сразу прониклась к нему симпатией.

— Спасибо тебе за то, что ты делаешь.

Амос развернулся на стуле лицом к ней.

— Ни к чему…

— Не исключено, что через несколько часов нас не будет в живых, — перебила его она. — Я хочу сказать, что знаю, на что ты идешь, и знаю, почему, и мне это все равно. Спасибо за помощь, и все.

— Черт бы тебя побрал, рыжая! — Амос взял ее за руки. — Представляю, как ты отжигаешь огнем на проповеди! Давно мне не было так хорошо на душе и в то же время так стыдно.

— Я только это и хотела сказать.

Анна потрепала его по руке и встала.

Амос задержал ее, до боли сжав руку.

— Никто тебя сегодня не обидит.

Он не хвастался, просто сообщал факт. Анна улыбнулась ему и высвободила руку. Благородный нераскаявшийся убийца плохо вписывался в ее прежнюю картину мира, а новую она не успела составить. Но теперь придется.

— Так, люди, слушайте меня, — перекрывая гомон, рявкнул Бык. Стало тихо. — Час «зеро». Разбиваемся на группы и выходим.

На Анну упала тень — Амос за ее спиной встал.

— Группа обороны, — крикнул он, — ко мне!

Человек двадцать пять отделились от толпы и придвинулись к Амосу. Анна оказалась в окружении вооруженных до зубов астеров, среди которых замешалось несколько коренастых — с внутренних планет. Она всегда была невысокой, а на этих глядела словно со дна колодца. Ее «простите» никто не услышал. Сильная рука ухватила за локоть, вытащила из гущи народа и поставила в сторонке. Амос улыбнулся.

— Тебе б найти уголок поспокойнее, Рыжик.

Анна подумала, не вернуться ли к Тилли с Моникой, но слишком многих пришлось бы огибать по дороге. Амос обладал особой аурой, не позволявшей придвигаться к нему вплотную, и Анна предпочла остаться под его защитой, чтоб не затоптали. Он, как видно, не возражал.

— Ударная группа, — выкрикнул Холден, — ко мне!

Вокруг него тоже собралось два или три десятка человек, в том числе Наоми и Алекс с «Росинанта», четверо марсианских десантников и несколько безопасников Быка. Все они, кроме четверки десантников, были ранены. Особенно плохо выглядели Наоми с Алексом. Анне следовало бы подойти к ним, но почему-то не хотелось. Все эти люди рисковали жизнью, чтобы выиграть для нее время. Для нее! Успех или провал всего плана зависел от нее. Либо она сумеет убедить три флотилии, принадлежащие трем разным правительствам, что надо на пару часов отключить все источники энергии, — либо все зря. Она поймала себя на желании протянуть время, отложить самый ответственный момент.

— Иди, Рыжик, — шепнул ей Амос.

— А если они не рискнут заглушить реакторы? — тоже шепотом ответила она. — Мы все в доме с привидениями, а я должна им сказать, что для спасения нужно выключить свет. На их месте я бы не поверила.

Амос задумчиво кивнул. Анна ждала от него слов поддержки.

— Да, — наконец высказался он, — сучья работенка. Моя попроще будет. Удачи!

— И еще раз, — сказала она, чуть помолчав, — спасибо. Я ужасная трусиха. Ты хороший человек, Амос.

— Не, чего нет, того нет. Просто я связался с хорошей компанией. Давай, Рыжик, у меня своя игра начинается.

Ударная группа уже направилась к дверям, и Анна посторонилась, пропуская их. Холден приостановился, бросил Амосу:

— Смотри дождись меня, здоровяк.

Амос встряхнул его руку и хлопнул по спине. На лице Холдена читалась тревога. Перед Анной вдруг встала сценка из будущего: она посылает Нами в школу и с ужасом думает, что там некому за ней присмотреть, — а отпускать все-таки приходится.

— Побереги Наоми и Алекса, — сказал Амос, подталкивая своего капитана к двери.

Анне с ее места видно было, как при этих словах еще резче прорисовались тревожные складки на лице Холдена. Ему тоже придется отпустить своих. Даже если все выживут при штурме машинного зала, Алексу предстоит отправиться на «Росинант», а Наоми останется глушить реактор, пока Холден будет пробиваться к рубке. Анна знала, что эта маленькая команда не разлучается уже несколько лет. Приходилось ли им вести бой вот так, порознь?

Судя по лицу Холдена, нет.

Анна проводила взглядом тянувшихся за дверь бойцов, усердно запоминая имена и лица и стараясь не думать, зачем запоминает. Моника подскочила к ней и подтолкнула к импровизированному съемочному павильону.

— Пора за работу, — сказала она, расположила Анну вне поля зрения камеры, а сама отступила к простой зеленой ширме, пристроенной вместо задника. — Добро пожаловать, — начала она, переключившись на бодрый тон телеведущей. — Я — Моника Стюарт, «Свободное радио медленной зоны». У меня сегодня редкие гости, в их числе доктор Анна Воловодова и несколько военных ООН и Марса. Но еще удивительнее будет тема передачи — более важной темы мы еще не касались. Сегодня мы расскажем вам, как попасть домой.

ГЛАВА 45 БЫК

Бык всем телом ощущал течение времени, словно падал в потоке и не мог остановиться. У Анамари Руис оставался ровно час — потом ей придется исполнить приказ Ашфорда или погибнуть. Если избавить ее от выбора, она сделает все, как надо, но каждая минута вдали от машинного зала приближала момент, от которого уже не будет возврата.

От старого офиса колонии они выехали маленьким караваном — двадцать пять человек на шести электрокарах: три четверти команды Джима Холдена, четверо десантников, дюжина сохранивших верность Па людей с «Бегемота» и пять подобранных Корин в барабане солдат-землян. Эти успели получить в оружейной снаряжение для разгона толпы — еще до того, как ее захватили люди Ашфорда. Жуткая коллекция пистолетов и дробовиков с гелевыми пулями — нелетальное оружие рядом с настоящим. Четверка марсиан была хорошо вооружена, но что такое четыре винтовки? Все это дело отдавало импровизацией.

Сидеть Бык не мог, поэтому его устроили на капоте и заклинили мех сзади. Он плыл по жаркому душному барабану, как носовая фигура обреченного пиратского корабля. Корин, правившая картом, подалась вперед, словно подгоняя тележку усилием воли. Сержант Вербинский — тот, что доставил Холдена на «Бегемот», — сидел рядом с ней, сосредоточенный и задумчивый.

Они двигались по основному коридору в сторону кормы. Шины громко шуршали по палубе. Далеко наверху тонкая полоска слепящего света обозначала изгиб барабана. Южный переходник нависал над ними утесом из металлокерамики.

Люди расступались перед картами, давали проход. Бык на ходу рассматривал лица. Страх, гнев, любопытство. Это были его люди. Некоторые стали такими не так давно — с тех пор как он собрал их на «Бегемот». Он придал кораблю важную роль, сделал его центральной фигурой экспедиции за Кольцо. Земляне, марсиане, астеры. Все хотели жить. Все лица обращались к нему, поворачивались вслед каравану, как головки земных цветов разворачиваются вслед солнцу. Бык представил, что бы сказал обо всем этом Фред Джонсон. Хорошо бы, чтоб к тому времени, как придется представлять отчет, заслуг у него накопилось больше, чем промахов.

— Сил у нас маловато, — заметил Вербинский, вывернув шею, чтобы взглянуть на Быка снизу. — Как считаешь, сколько человек против нас?

— Точно не скажу, — ответил Бык. — Возможно, немногим больше, чем у нас, и они разделены между машинной и командной палубами.

— И так же потрепаны, как мы?

Бык оглянулся через плечо. И вправду, добрая половина его людей шла в бой ранеными. Он сам, черт возьми, оказался бы обузой на линии огня, но не мог же он остаться в тылу, отправляя ребят в такую мясорубку!

— Примерно так же, — сказал он.

— Знаешь, не отбери ты у меня боевой скафандр, я бы справился в одиночку, даже без своего взвода. Один.

— Знаю, — сказал Бык.

— Жалеешь теперь, что сразу мне не доверился?

— Пожалуй.

К переходнику можно было добраться двумя путями. Первый — лифт — вместил бы половину его группы, но в такой тесноте, что одна граната, брошенная, когда откроются двери, покончила бы со всеми. Другим путем была пологая эстакада, начинавшаяся от пола барабана и завинчивавшаяся крутой спиралью к оси наверху. Спираль была закручена по вращению, так что на скорости сцепление колес только усиливалось. Здесь, внизу, это мало значило, но наверху бой пойдет практически в невесомости, и каждая кроха устойчивости будет стоить дорого.

Первый выстрел выбил осколок керамики перед колесами первого карта. Бык извернулся, пытаясь рассмотреть, от переходника атакуют или от баррикады перед ним.

— Хуарес! — крикнул Вербинский. — Прикрой нас!

— Есть, сэр, — ответили сзади.

Бык развернулся вместе с мехом. Через две тележки от них десантник растянулся навзничь, наведя вверх ствол винтовки с оптическим прицелом. Словно прилег вздремнуть — если бы не прозвучавший выстрел. Вид вверх Быку закрывал мех. Он достал ручной терминал, использовал камеру вместо зеркальца. Высоко над ними плавало в невесомости тело, от его живота расходилось розовое облачко.

— Одним меньше, — сказал Вербинский.

Пока они на скорости проходили эстакаду, стрельба продолжалась. Липкий шелест шин по палубе менял тон с падением силы тяжести. Бык ощущал, как легчает его подвешенное к механизму тело. Эстакада теперь шла над обрывом, от края вниз было метров триста. Люди Ашфорда засели выше, но уже так близко, что он различал стальной блеск баррикады, приваренной к стенам и палубе, и до боли остро сознавал себя самой заметной мишенью. По загривку бегали мурашки.

Из-за баррикады высунулись две головы. Дульный выхлоп сверкнул искрами. Сзади рявкнула марсианская винтовка, и один из стрелков завалился назад, другой спрятался.

— Хватит, — сказал Бык. — Ближе без укрытия нельзя.

Корин развернула карт носом к стене и выскользнула наружу, укрывшись вместе с Вербинским за корпусом. Следующая тележка повторила ее движение. Сила тяжести здесь практически не ощущалась. Может, одна десятая g, а то и меньше. Бык включил магниты на опорах меха, чтобы не уплыть. Пока он выбирался из карта, бой ушел далеко вперед. Он двинул мех мимо импровизированной баррикады из картов. Первый остановился в каких-то десяти метрах от защитных сооружений Ашфорда, и Джим Холден с Корин и одним землянином уже подбирались вплотную к вражескому укрытию, виляя и стреляя на ходу. Воздух был кислым от пороховой гари.

— Где Наоми? — крикнул Бык.

Он не слишком представлял, остался ли кто из подчиненных Руис верным Па, и вовсе не собирался подставлять единственного надежного механика. За барьером что-то рвануло, и в воздух, кувыркаясь, взлетели два тела. Они были видны силуэтами на фоне света, так что Бык не разобрал, его это люди или Ашфорда. Он остановился у крайней тележки. Бой уже сдвинулся к самому переходнику. Хорошо, значит, они берут верх.

Один тощий парень остался за рулем карта. На вид лет двадцати, темнокожий, коротко стриженный. Из дыры в груди уже не текла кровь, глаза застыли. Бык отбросил секундную жалость. Парень должен был знать. Все они знали. Даже не перед боем, а с того часа, как ступили на борт «Бегемота» и отправились в необжитые человеком дали, — все знали, что могут остаться там. Должны были догадываться и о том, что смертью грозит не только Кольцо, но и люди рядом. Такие, как Ашфорд. Такие, как Бык.

— Прости, эсе, — сказал мертвому Бык и сдвинул джойстик вперед.

Силы Ашфорда оттягивались назад — теперь уже это было несомненно. Команда Вербинского профессионально поливала их огнем. Снайпер, Хуарес, стрелял редко, но почти всегда насмерть. Автоматический огонь в сочетании с коротким лаем его винтовки теснил врага к переходнику — словно пешки, обступившие ферзя на шахматной доске. Людям Ашфорда приходилось целить под неудобным углом, и Вербинский наступал, давил и теснил, и наконец они не выдержали, побежали.

Переходник представлял собой короткий коридор с герметичными дверями по обоим концам. Круглые красные люки на глазах у Быка со скрежетом стали закрываться. Они не остановят его людей, но задержат. Как бы не опоздать.

— Вперед! — выкрикнул Бык и неудержимо закашлялся. Справившись с приступом, прохрипел: — Вперед, копуши! Заходим, пока дверь настежь!

Они взвились в воздух. Рявкнули выстрелы. Грохот оглушал, а как он слышится на отдалении, Бык мог только гадать. Дальний гром в мире, не знавшем дождя? Он двинул мех вперед, залязгали, то присасываясь, то отключаясь, магниты на лапах, а крышка люка все плотнее закрывала отверстие. Он последним проскочил в коридор, дальний конец которого застилало облако крови и дыма. Люк на той стороне почти закрылся, но Наоми Нагата рядом с ним уже по локоть запустила руки в механизм управления. Холден прикрывал ее с винтовкой в руках. Бык почти догнал их, когда женщина что-то выдернула из-под панели. В пустоту коридора ударил черный гейзер, запахло гидравлической жидкостью. Дверь застряла на месте.

В неразберихе Быку показалось, что человек пятнадцать-двадцать еще остаются на ногах. Могло быть лучше, но могло и хуже. В машинном зале игра начнется по новой. Но там они найдут укрытия. А вот несколько метров по ту сторону люка — зона смерти. И все же его отряду придется там пройти. Если люди Ашфорда хоть что-то понимают в тактике, они засели там и ждут первого движения.

Тупик, и Бык должен был первым проломить стену. Мимо мелькнул Вербинский — в невесомости он чувствовал себя как рыба в воде. Перевернулся, пристукнув ногой о стену, и застыл как вкопанный.

— Здесь бы медведя первым пустить, — сказал марсианин.

— Вот и я об этом же думал, — согласился Бык.

Сержант окинул полузакрытый люк взглядом плотника, оценивающего доску.

— Взрывчатки бы сюда, — протянул он, — чуток расчистить место, чтобы было где вздохнуть.

— Ты на что намекаешь, сержант?

Вербинский, пожав плечами, вынул из кармана плоскую черную кассету. Бык поднял брови.

— Перкуссионка?

— Две тысячи килоджоулей. Мы такие зовем мухобойками.

— Ты протащил оружие контрабандой, сержант?

— Просто я без него вроде как голый.

— На первый раз прощаю, — кивнул Бык и поднял руки, подзывая всех к себе.

Полузакрытая створка защищала их от огня. Вербинский прополз по ней, сунулся на ту сторону — и тут же метнулся назад стремительным движением ящерицы. Туда, где мелькнула его голова, ударило полдюжины пуль. Марсианин завис в воздухе, поджав ноги в позе лотоса, снаряжая свою черную гранату. Бык ждал, рядом застыли Корин и Холден.

— Просто для справки, — подал голос Холден, — мы собрались бросить гранату в пункт управления реактором?

— Именно, — сказал Бык.

— А на крайний случай что у нас заготовлено?

— В крайнем случае мы проигрываем, и Ашфорд губит Солнечную систему, — ответил ему Бык. — Повреждение кожуха и наша смерть — это еще не крайний случай.

— Будем надеяться, все обойдется, — усмехнулся Холден.

Вербинский поднял сжатый кулак, и все бойцы закрыли уши ладонями. Короткое движение пальцев, и сержант запустил черную кассету в проем люка. Почти тотчас грохнул взрыв. Быка словно сбросили на дно бассейна. Зрение темнело и прояснялось в такт пульсу, но он все же двинул джойстик вперед. В ушах звенело, сознание ускользало. Выводя мех в машинный зал, он мельком подумал, что хорошо бы продержаться в сознании до конца боя. Сломанный позвоночник и забитые слизью легкие. Никто не подумает о нем плохо, если он отстанет. Только он плевать хотел, кто о нем что подумает. Пусть это волнует Ашфорда.

Бой на той стороне был коротким. Обороняющимся досталось от взрыва куда сильнее, и половина их выронили оружие еще до того, как в зал ворвались Бык и его люди. Только Гарза держался, защищая длинный переход от зала к лазерной установке, — пока Корин, шагнув внутрь, не попала ему между глаз из пистолета — такой выстрел был сложным даже для снайперской винтовки. Полдюжины людей Ашфорда взяли живыми и привязали к поручням на переборке. Подчиненных Быка среди пленных не оказалось.

Руис нашли под рабочим столом — она свернулась в комок, обхватив колени руками. Вылезла серая, с дрожащими пальцами. Наоми обошла ее, переключила экран на показания датчиков, сверила параметры оборудования. Холден болтался за ней, как хвост за воздушным змеем.

— Анамари? — спросил Бык. — Ты в порядке?

Руис кивнула:

— Спасибо.

Она не успела ничего добавить, потому что между ними, придержавшись за край верстака, всунулась Наоми.

— Сэм здесь работала? — спросила она.

Руис минуту тупо таращилась на нее, потом неуверенно кивнула.

— Ну, что там у тебя? — спросил Бык. — Сумеешь заглушить?

— Если бы вы хотели просто сбросить сердечники, я бы, наверное, справилась, — сказала Наоми, — но сомневаюсь, сумею ли потом запустить его снова, а некоторым на борту еще жить хочется. Лучше было бы контролируемое отключение.

Бык улыбнулся.

— Отключить надо все, — вмешался Холден. — Реактор, питание корабля — все!

— Знаю, милый, — отозвалась Наоми, и Холден сник.

— Извини.

В дальнем конце зала кто-то взвизгнул. По воздуху скользнула Корин, держа в удушающем захвате кого-то из землян. Быку пришло в голову, что она наслаждается происходящим. Нездоровая реакция.

— Я не знаю, что натворила Сэм, саботируя подготовку лазера, — продолжала Наоми. — Прежде чем что-нибудь отключать, придется проверить все. А без… — Наоми запнулась, двинула челюстью, прокашлялась и сглотнула. — Без Сэм все сложнее. Это был ее корабль.

— А просто отключить лазер от сети сможешь? — спросил Бык.

— Конечно, — сказала Наоми, — если никто не будет отвлекать меня стрельбой.

— А закачать рубку азотом, чтоб они там все вздремнули?

— Тут я могла бы помочь, — вмешалась немного опомнившаяся Руис.

— Отлично, — решил Бык. — Значит, делаем так: Нагата командует в машинном. Все ее приказания исполнять без разговоров. — Руис только ошеломленно кивнула. — Первым делом отключите лазер, чтобы никто из тех пендехо в рубке не сумел сделать выстрел. Вторым — постарайтесь разобраться с жизнеобеспечением командной палубы. Третьим — вырубите весь свет, но так, чтобы можно было потом включить, если призрачный дружок мистера Холдена сдержит слово.

— Сэр? — начала Наоми.

— Корин! — рявкнул Бык и закашлялся. Кашель вышел сухой, без мокроты. Он не знал, хорошо это или плохо. Корин причалила к панели управления. — Вы с Холденом поднимайтесь по лифтовой шахте. Прихватите вязки. Когда все там уснут, присмотрите, чтобы они в беспамятстве не навредили себе.

Корин холодно улыбнулась. Подумав, что ему, может быть, не придется разбираться с Ашфордом, Бык поискал в себе какие-либо чувства по этому поводу, но сонный мозг остался равнодушен.

— А я там зачем? — спросил Холден.

— Чтоб здесь не болтался, — объяснил Бык. — Твоего старпома я прикрою, без нее нам не обойтись.

Холден явно собрался возмутиться, но Наоми остановила его короткой фразой:

— Вот и хорошо.

Вопрос был закрыт.

— Алекс оправляется на «Роси» выключать все, что мы оставили включенным, — пожал плечами Холден. — Я пока помогу ему надеть скафандр.

— Отлично, — серьезно ответил Бык. Ради дела он был готов на маленькие компромиссы. Он услышал смешки, узнал голос Вербинского. — Простите…

Мех заклацал по палубе магнитными присосками. Остальные свободно плавали в воздухе, но его на три четверти мертвое тело не умело маневрировать. Он один остался привязан к земле.

Вербинский со своими обосновался в нише у склада. Одному десантнику прострелили локоть, предплечье превратилось в месиво из мяса и костей, но парень, пока ему перевязывали рану, смеялся и болтал. Бык задумался, чем его накачали. Поймал взгляд Вербинского и кивком подозвал к себе.

— Ты и твои люди, — шепотом сказал он, — хорошо поработали.

— Спасибо. — В скромном ответе сержанта звучала гордость. — Сделали, что могли. Будь у нас скафандры…

— Я вот о чем, — перебил Бык, — гранаты у вас еще остались?

— Полдюжины, — признался Вербинский.

— Ага, — вздохнул Бык. — Ничего личного, но мне придется их конфисковать.

На миг Вербинский обомлел. Потом расхохотался.

— Ну ты зануда! — выговорил он.

ГЛАВА 46 КЛАРИССА

— Что происходит, Йохо?

— Кажется, у нас проблемы, сэр. Взгляните.

На экране появилась Моника Стюарт — безмятежное лицо опытной ведущей, — словно из другого измерения.

— Сегодня, — сказала она, сложив руки на коленях и блестя глазами, — мы расскажем вам, как попасть домой.

— Какого! Черта! — взорвался Ашфорд, врезав ладонью по экрану. — Это еще что?

— Они включили вещание, сэр, — пояснил один из безопасников.

Когда Ашфорд отыскал его взглядом, говоривший сжался, как от удара.

— Эксклюзивная информация для «Радио медленной зоны», — говорила между тем Моника. — Есть основания полагать, что, если объединенный флот человечества снизит выброс энергии до определенного уровня, его перестанут воспринимать как угрозу…

— Заткните ее, — велел Ашфорд. — Вызовите всех из барабана и прекратите передачу. Руис на связь. Пусть отключит питание в том отсеке.

— Какое нам дело? — спросил Кортес. В его голосе проскальзывали скулящие нотки. — Что бы они ни делали, ни говорили, — они ведь уже ничего не смогут изменить?

— Это мой корабль! — заорал Ашфорд. — Здесь я командую.

— После того как мы уничтожим Кольцо…

Кларисса тронула Кортеса за плечо и коротко мотнула головой.

— Он — отец, — сказала она. — Корабль — его дом.

— Спасибо, — бросил ей Ашфорд, не отрывая взгляда от Кортеса. — Рад, что хоть кто-то меня понимает.

— Группа подавления уже здесь, — доложил Йохо. — Охрану тоже отозвать?

— Всех, кто нужен, — приказал Ашфорд. — Лишь бы дело сделали.

Изображение на экране сменилось, его заполнило лицо Анны. Она стянула назад волосы, и кто-то наложил ей грим, так что она стала похожа на всех выступающих. У Клариссы странно засосало в груди. «Уходи оттуда, — с тревожной злостью подумала она. — Бог не отведет от тебя пулю».

— Дело в том, — сказала Анна, — что Станция воспринимает нас как непрестанную угрозу. Ее действия спровоцированы чем-то вроде страха. Нет, не так. Осторожностью. Мы для нее непонятны и непредсказуемы так же, как она для нас. И у нас есть основания думать, что если мы станем выглядеть менее угрожающими, она ослабит наложенные на нас ограничения.

Камера вернулась к Монике Стюарт. Та кивнула, всем видом показывая, что считает Анну серьезным человеком со взвешенным мнением.

— Так в чем же состоит ваш план? — спросила она.

Анна булькнула смешком.

— Я бы не стала называть план своим. Мы думаем, что, если заглушить реакторы всех кораблей и снизить до минимума потребление энергии, Станция перейдет… как бы это назвать?.. От угрозы к любопытству. Я хочу сказать: взгляните на все с ее точки зрения. Врата открываются. Не знаю уж, чего она ждала, но в них врывается на огромной скорости корабль. За ним входит целая флотилия, откуда на саму Станцию являются вооруженные солдаты, открывают стрельбу. Мы бы назвали подобное вторжением.

— А показав, что мы не наращиваем давления…

— Мы дадим тому, с чем имеем дело, возможность не давить на нас, — договорила за нее Анна. — Мы видели в протомолекуле и во всем, что ею создано…

Экран погас.

Ашфорд оскалился, склонившись над панелью, короткими, отрывистыми ударами пальцев вызывая и закрывая окна с информацией. Рядом с Клариссой плавал насупленный Кортес. Он был обижен. Он вытащил Ашфорда из заключения, помог ему отвоевать «Бегемот», но по глазам старика Кларисса видела — он ждал совсем иного исхода. Она задумалась, не с таким ли выражением лица смотрел на свою камеру оставшийся на Земле отец.

— Руис, — рявкнул Ашфорд, — доложи.

— У меня еще есть полчаса, — ответил по связи женский голос.

— Я не спрашивал, сколько осталось времени, — сказал капитан. — Мне нужен рапорт.

— Проводка проложена, — отозвалась женщина. — Кажется, укладываемся в срок. Я нашла место в системе прерывателей, которое закоротила… закоротила Сэм.

— Исправила?

— Да, но не уверена, что это последнее. Она могла перепутать всю сеть.

— Ну, — сказал Ашфорд, — у тебя есть полчаса на проверку.

— Я этим и занята, сэр.

Ашфорд снова застучал по панели. Клариссе хотелось, чтобы он включил новости. Хотелось послушать Анну, хотя бы чтоб скоротать время. На мостике было не так жарко и душно, как в барабане, но прохлада не приносила облегчения. В животе сосало — наверняка остальные тоже проголодались. Они удерживали мостик самого большого корабля, созданного человечеством, висели в беззвездной темноте, пойманные чуждой силой, которую едва начали понимать, — но тело требовало своего, и сахар в крови у всех был ниже нормы. Кларисса задумалась, что же она за человек: не прошло двух часов, как у нее на глазах застрелили женщину, а она только и думает, как бы поесть. Что сказала бы о ней Анна?

— Этих сук заткнули? — отрывисто бросил Ашфорд.

— Группа подавления подходит к помещениям администрации, — доложил Йохо и, помолчав, добавил: — Они столкнулись с сопротивлением.

Ашфорд улыбнулся.

— Наводящая система работает?

— Сэр?

— Наводящая система лазерной связи включена?

— Э… да, отвечает.

— Пока там, внизу, подтирают, давайте-ка прицелимся.

— Да, сэр.

Кларисса, рассеянно придерживаясь за рукоять на стене, смотрела, как работают капитан и его люди. Она не могла вспомнить размер Кольца и расстояние, на которое они удалились от него, — приходилось только восхищаться точностью, потребной для уничтожения конструкции. Их действия были красивы, как работа хирурга. За спиной у Клариссы щелкал и гудел пост безопасности. Из шума выделялось бормотание знакомого голоса. Вот он испуганно дрогнул… Кларисса оглянулась. На нее никто не обращал внимания, и девушка, тихонько оттолкнувшись, сдвинулась назад.

Монитор поста безопасности остался настроенным на новостной канал. Сквозь грим Моники Стюарт просвечивала пепельная бледность, челюсти были крепко сжаты, губы стянулись в узкую линию. Стоявшая рядом Анна нервно теребила кончик большого пальца. Между ними на больничной кровати-каталке лежал мужчина.

— …все возможное для взаимодействия, — серьезным тоном закончил он фразу.

— Спасибо, капитан Уильямс, — поблагодарила Моника. — Не хочется упоминать об осложнениях, но мне только сейчас сообщили, что к студии подходят вооруженные люди. По-видимому, нас ожидает атака.

Она нервно рассмеялась, и Клариссе вспомнилась профессиональная шутка телевизионщиков: «Боже мой, меня ждет смерть в прямом эфире!»

Анна заговорила секундой прежде, чем камера переключилась на ее лицо:

— Ситуация чрезвычайная, — сказала она, — но, думается, подобное сейчас происходит на каждом корабле, который нас слышит. Мы все поражены горем и страхом. Никто не уверен, что надо делать. И…

Ее перебил явственный хлопок метателя. Анна побледнела, но, прокашлявшись, договорила:

— И от страха мы обращаемся к насилию. Все же я очень надеюсь, что мы соберемся вместе и…

— Она не замолчит, — услышала Кларисса голос Кортеса. Она не заметила, когда он появился. — Я питаю к этой женщине превеликое уважение.

— Но вы думаете, она не права.

— Я думаю, она обманывает себя надеждой, — кивнул Кортес.

— Если мы станем наращивать давление на Кольцо, — продолжала Анна, — то выйдем на следующий круг, еще более тяжелый и опасный, и так будет продолжаться до гибели той или другой стороны. Я бы хотела…

— А что бы она сказала о вашем унынии? — спросила Кларисса.

Кортес с веселым удивлением взглянул ей в глаза.

— Унынии?

Ее вдруг потянуло извиниться.

— А как это называть?

— Мы здесь взглянули в лицо дьяволу, — ответил Кортес. — Я бы назвал это реальным взглядом на вещи.

«Не видел ты лица дьявола, — подумала Кларисса. — Ты видел много смертей, но не представляешь, что такое настоящее зло. — Колесики памяти провернулись, отбросив ее на „Сересье“, и череп Рена снова проломился под ее ладонью. — Есть разница между трагедией и злом, и эта разница во мне».

— Капитан, в машинном стреляют!

Кортес развернулся к рубке и неловко всплыл в воздух. Кларисса бросила последний взгляд на экран, ладонью провела над ним, словно надеялась передать спокойствие и здравомыслие каждому, кто смотрел сейчас передачу. И двинулась за Кортесом.

— Сколько убитых? — спросил Ашфорд.

— Неизвестно, сэр, — отозвался Йохо. — Я наблюдал по видео.

Монитор ожил. Изображение машинной палубы рассыпалось на пиксели и собралось снова. Дюжина людей Ашфорда обстреливали прикрытую на две трети крышку герметичного люка. Ашфорд натянул предохранительные ремни, склоняясь к экрану. По нему проскользнуло что-то маленькое — мелкий предмет или огрех передачи, — и экран стал белым. Когда изображение восстановилось, Ашфорд невнятно выругался.

Из проема люка песком в песочных часах сыпались люди. Кларисса опознала Джима Холдена по манере держаться — она так долго следила за ним через камеры, что знала как близкого родственника. Высокая фигура рядом с ним, вероятно, была Наоми, чуть не убитая Мелбой. Последним — единственным пешеходом среди парящих в невесомости — показался Карлос Бака. Бык. Шеф отдела безопасности и кровный враг Ашфорда. Он медленно переступал по палубе: настоящие ноги были стянуты вместе, а механические шагали мучительно неуклюже. Кто-то из ашфордовских поднял ружье и упал, подстреленный, изогнувшись, как разрубленная пополам гусеница. Кларисса только сейчас заметила, что все это время Ашфорд бранился сквозь зубы. Не переводя дыхания!

— Замкнуть периметр, — выкрикнул он. — Руис! Руис, стреляем. Стрелять надо сейчас же!

— Невозможно, — ответил женский голос. — Нет соединения.

— Плевать, пусть нестабильно, но мне нужен выстрел.

— Дело не в стабильности, сэр, — сказала женщина. — Его вообще нет.

Ашфорд грохнул кулаком по панели, поморщился. Кларисса вполне могла поверить, что он сломал себе руку. Еще пятнадцать минут они следили за ходом сражения — захватчики постепенно выметали машинный зал. Кларисса старалась не терять из вида Холдена и Наоми — так в боевике она следила бы за любимыми актерами в эпизодических ролях.

— Отозвать группу подавления, перенаправить туда! — приказал Ашфорд.

— Есть… но…

Ашфорд развернулся к Йохо. Охранник был бледен.

— Сообщения проходят плохо. Они… кажется, они нас блокируют.

Ярость Ашфорда достигла пика и опала, сменившись мертвенным спокойствием. Он всплыл над своим креслом, сложив ладони и упершись кончиками указательных пальцев в нижнюю губу.

— Контроль жизнеобеспечения не отвечает. — Голос Йохо дрогнул. — Они меняют атмосферный состав, сэр.

— Изолирующие скафандры! — приказал Ашфорд. — Достать изолирующие скафандры!

Кларисса со вздохом оттолкнулась, перелетела к открытому щитку на другой стороне рубки.

— Ты куда? — крикнул Ашфорд. Она не ответила.

Внутреннее устройство «Бегемота» не слишком отличалось от знакомых ей, разве что излишеств было больше. Корабль задумывался надежным и крепким, но перепланировка его для военных целей вынудила заменить часть дублирующих систем аппаратурой для гауссовых пушек и торпед. Кларисса включила монитор, посмотрела, как возрастает уровень азота в атмосфере рубки. Уровень углекислого газа оставался прежним — они даже удушья не ощутят. Просто закружится голова, и все вырубятся. Она задумалась, оставит ли Холден их умирать. Холден бы, пожалуй, не оставил. За Быка она бы не поручилась.

Проверить не доведется. Рен хорошо ее учил. Отключив одну-единственную цепь, она блокировала удаленный доступ к системе жизнеобеспечения.

— Сэр, контроль атмосферы есть! — крикнул Йохо.

— Ну так пусти нам сюда воздуха, — рявкнул Ашфорд.

Кларисса со спокойной гордостью любовалась делом своих рук. Зрелище было несимпатичное, и оставлять так надолго она бы не стала, но цели удалось достигнуть, и при этом система не слетела полностью. Хороший результат, учитывая обстоятельства.

— Сколько у тебя осталось? — отрывисто спросил Ашфорд.

— Контроль механики, атмосферы… в пределах рубки я командую, сэр.

«От „спасибо“ не подавились бы», — заметила про себя Кларисса, отплывая к двери поста безопасности.

— А с ними так не получится? — спросил Ашфорд. — Нельзя ли им перекрыть воздух?

— Нет, — ответил Йохо. — Управление ограничено рубкой. Ну, хоть скафандры не понадобятся.

Оскал на лице Ашфорда дрогнул, но так и не стал улыбкой.

— Скафандры… — проговорил он. — Йохо, у нас есть доступ к боевой броне, которую Па сняла с марсиан?

Йохо поморгал и резко кивнул:

— Да, сэр!

— Найди из своих, кому они по размеру. И пусть отправляются в машинный, вернут мне контроль над кораблем.

Йохо с ухмылкой отсалютовал:

— Есть, сэр!

— И еще, Йохо. Каждого, кто встанет у вас на пути, убивайте. Ясно?

— Так точно!

Охранник отстегнулся и выплыл в коридор. Оттуда послышались голоса — люди готовились к бою.

«Мы выйдем на следующий круг, еще более тяжелый и опасный, и так будет продолжаться до гибели той или другой стороны». Кто это сказал? Кажется, совсем недавно. Под локальным контролем система воздуховодов загудела немного иначе — вдохи и выдохи системы стали короче и чаще. Кларисса задумалась — почему бы это? Рен бы ответил. А она стала замечать такие вещи только теперь.

Рен. Она попыталась представить его на своем месте. Увидеть себя его глазами. Она скоро умрет. Умрет, чтобы спасти всех. Его это не воскресит, но теперь в его смерти будет смысл. И за него она отомстит. Воображаемый Рен так и не улыбнулся ей.

Через полчаса в комнату неуклюже вошли четверо, отобранные Йохо для работы в скафандрах. В этой могучей броне трудно было повернуться, ничего не разбив и не сломав. Покрытие блестело черным и красным, преломляя и отражая свет. Клариссе они показались похожими на огромных сверчков.

— Оружия у нас нет, — сказал один.

По искаженному микрофоном голосу она с трудом узнала Йохо.

— Так забейте их до смерти руками, — отрезал Ашфорд. — Главная цель — реактор. Если вы сумеете дать нам энергии на один импульс — мы победили. Потом убейте Быка и его союзников. Всякого, кто не сражается на вашей стороне, приказываю считать врагом. Кто не с нами, тот против нас.

— Есть, сэр.

— Сэр? — вмешался кто-то из другого скафандра.

— Что?

— Кажется, в лифтовой шахте есть кто-то из наших.

— Ударная группа?

— Нет, но они сумеют заклинить лифт.

Кларисса отвернулась.

Из поста безопасности все звучала радиопередача. Женские голоса, прерываемые выстрелами. Люди Ашфорда еще не захватили студию. Кларисса задумалась, прикажет ли капитан застрелить Монику и Анну прямо перед передатчиком, у всех на глазах. Задумалась, смогла бы она этому помешать, если бы попыталась. Казалось бы, уже все равно: если они победят и взорвут Кольцо, так или иначе погибнут все. Кто-то немного раньше, кто-то позже — разница невелика. Когда в будущем ничего нет, каждый может поступать как угодно, не думая о последствиях.

Но ведь все когда-нибудь умирают? «Ты пытаешься отвлечься…»

Кортес вплыл в пост безопасности, его лицо было освещено снизу отсветом монитора. На подлетевшую к нему Клариссу он взглянул с ласковой улыбкой.

— Ашфорд посылает команду отбить машинный зал, — сказала она.

— Хорошо, очень хорошо.

— …с «Корвюсье», — говорила с экрана темнокожая женщина. — Вы меня знаете. Мне можно верить. Мы просим только на несколько часов заглушить реактор и перевести корабль на аварийное энергоснабжение. Отключите лишние системы, и мы отсюда вырвемся.

— Как они дорожат своими жизнями, — сказал Кортес. — И не думают, какой ценой спасутся. Чего это будет стоить всем.

— Не думают, — повторила Кларисса, но слова прозвучали неубедительно. Что-то мешало. — Вы верите в искупление?

— Конечно верю, — сказал Кортес. — Весь мой жизненный опыт доказывает, что надежда на милость Божью остается всегда, хотя иногда ради нее приходится идти на огромные жертвы.

— Если мы возьмемся все вместе… — сказала Анна, склонившись к камере. Рыжая прядь выбилась из прически и упала ей на левый глаз. — Вместе мы справимся.

— А ты? — спросил Кортес, придержав ее за плечо. — Веришь в искупление?

— Нет, — ответила она. — Но в жертву верю.

— Мао, — гаркнул из рубки Ашфорд, — сюда!

Кларисса подплыла к двери. Капитан стал еще бледнее, чем прежде. Глаза припухли, не будь он в невесомости, вокруг расплылись бы синяки.

— Капитан?

— Ты разбираешься, как подключается вся эта дрянь?

— Немного, — сказала она.

— Ты мне нужна.

ГЛАВА 47 ХОЛДЕН

Лифтовая шахта проходила по всей двухкилометровой длине «Бегемота». Пока Наоми не закрепила контроль над кораблем, большая часть систем работала ненадежно. Главный лифт застрял посреди шахты. Второй находился почти на самом верху, у складов, но, чтоб его запустить, следовало убрать и заблокировать первый. Так что вместо приятной четырехминутной поездки им предстояло два километра свободного плавания в невесомости с обходом застрявшей поперек дороги кабины из стали и металлокерамики.

Могло быть хуже. Судя по передаче с расколотых Наоми камер наблюдения, Ашфорд не ожидал, что к рубке доберутся этим путем. Узнав о захвате машинной палубы, он занялся укреплением обороны переходника, а о лифтовых шахтах пока забыл. Предполагалось, что его люди удерживают оба конца, и до него, очевидно, еще не дошло, что положение переменилось.

Бык предупреждал, что, даже если рассудок Ашфорда не выдержал напряжения, глупцом он не был. Он дорос до капитана АВП, не допустив серьезных ошибок в карьере, — потому Фред Джонсон и счел его надежным. На ошибки рассчитывать не стоило. Впрочем, главное, чтобы Наоми сделала свою работу. Тогда, подобравшись к рубке, он застанет ее защитников мирно спящими.

В шлеме приглушенно звучала передача «Свободного радио медленной зоны». Моника с Анной объясняли необходимость отключения в формате интервью, изредка прерывавшегося хлопками выстрелов. Почему-то звук боя помогал поверить бредовым предположениям. Холден отдавал должное Монике — она понимала, что это подействует на слушателей. А бой пока что, судя по звуку, был нежарким. Как бы там Амос не заскучал.

Они составили план, и до сих пор все более или менее шло по задуманному. При этой мысли Холдену стало страшно.

Светодиодки в шахте погасли внезапно. Холден включил фару скафандра, но не замедлил движения. Когда зажглась фара Корин, на переборку легла странная двойная тень.

— Не знаю, как это понимать: мы проигрываем или побеждаем? — произнес он, лишь бы что-нибудь сказать.

Корин угрюмо хмыкнула.

— Вижу лифт.

Холден откинулся назад всем телом, луч фары протянулся вдоль шахты. Нижняя часть кабины виднелась в сотне метров над ним — стеной из металла и керамики.

— Там должен быть ремонтный люк, откроем.

Корин кивнула кулаком и, продолжая подниматься, стала шарить в ранце, захваченном из машинного зала. Достала ручной плазменный резак.

Холден перевернулся, чтобы соприкоснуться с дном кабины ногами, и включил магнитные присоски. Прошел к люку и попытался открыть, но, как и предполагалось, люк был заперт изнутри. Корин, не дожидаясь просьбы, начала резать.

— Бык, ты тут? — спросил Холден, включив заранее согласованный канал связи.

— Осложнения?

— Просто хотел узнать, пока прорезаем лифт.

— Ну, — растягивая слова, начал Бык, — у нас здесь не то прогул, не то забастовка. Главные системы мы держим, лазер отключили, реактор начали отключать.

— Так чего еще не хватает? — удивился Холден. Резак в руках Корин выплюнул брызги искр и погас, и она, украшая себе жизнь тихими ругательствами, принялась доставать и заменять блок питания.

— Наоми не может пробиться к системам рубки. Они заблокировались от нее, а значит, на газ вам рассчитывать не приходится.

Это означало, что Холден с Корин должны будут вступить в бой с полутора десятками людей Ашфорда — если к нему не подтянулось подкрепление. В узком дверном проеме и длинном коридоре, где негде укрыться. В сравнении с этим бой за машинный выглядел приятной прогулкой.

— Мы вдвоем не справимся, — сказал Холден. — Никакой надежды.

Корин, слушавшая разговор по своей рации, подняла голову. Люк провалился внутрь под ударом ее обтянутого перчаткой кулака, края отверстия еще светились красным. Войти она не спешила, прислушиваясь к переговорам с Быком. Лицо было замкнутым, Холден не мог понять, о чем она думает.

— Мы посылаем кое-кого вам в помощь, так что сидите у люка на командную и ждите…

Быка кто-то перебил, Холден услышал голос, слишком тихий, чтобы разобрать слова. Отрывистые реплики Быка ничего не значили вне контекста. Холден нетерпеливо ждал.

— Так, еще одна проблема, — сказал Бык.

— Крупнее, чем «нам не попасть на мостик живыми»?

— Угу, — согласился Бык, и у Холдена засосало под ложечкой. — Наоми приняла изображение с камеры в коридоре за рубкой. Командную палубу только что покинули четверо в боевых скафандрах. Тех, что мы отобрали у марсиан. Отследить их нереально, но я и так догадываюсь, куда они движутся.

Такую ударную силу Ашфорд мог направить лишь в одно место. В машинный зал.

— Уходите! — В голосе Холдена против его воли прорезалась паника. — Уходите оттуда сейчас же!

Бык хмыкнул. Невесело.

— Знаешь, друг мой, вы столкнетесь с этой проблемой раньше нас.

Холден молчал. Корин пожала ладонью и полезла в лифт — открывать верхний люк. Его можно было не резать — он запирался изнутри.

— К нам ведут всего три пути, — продолжал Бык. — Спускаться через барабан — большая морока. В ремонтные шахты по его сторонам не пробраться, пока барабан вращается. Остается один простой путь.

— Напрямик через нас, — согласился Холден.

— Угу. Так что ваше задание меняется.

— Задержать? — вставила Корин.

— Приз достается даме. Мы еще можем победить, если выиграем для Наоми немного времени. Вы и должны его выиграть.

— Бык, — заговорил Холден. — Нас здесь двое, с винтовками и пистолетами. У этих — усиленные боевые скафандры. Я видел вблизи, как они работают. Мы для них — не преграда, а розовое облачко. Они пройдут насквозь, не заметив.

— Не так быстро. Не держи меня за идиота. Я тогда разоружил скафандры и не поленился повыдергивать контакты стрелковых устройств.

— Ну, это хорошо, но кто помешает им взять нас за ноги и разорвать пополам?

— Никто, — признал Бык, — так что постарайтесь не даваться им в руки. Выиграйте для нас время, сколько сможете. Бык, конец связи.

Холден посмотрел на Корин, встретил ее взгляд, увидел то же равнодушное выражение на круглом лице. Сердце билось втрое чаще обычного. Все становилось реальным до боли. Он словно только сейчас проснулся.

Проснулся, чтобы умереть.

— Последний рубеж, — проговорил Холден, сдерживая дрожь в голосе.

— Место для него не из худших, — Корин указала на солидную коробку лифта. — Верхний люк используем как укрытие, так что им придется приближаться к нам по пустой шахте, причем без оружия. Встретим их огнем.

— Корин, — спросил Холден, — тебе случалось видеть такие скафандры в действии?

— Не-а. А это что-нибудь меняет?

Он запнулся.

— Нет, пожалуй, ничего не меняет.

Холден снял со спины винтовку, оставил ее плавать рядом с собой, проверил боеприпас. Шесть магазинов, прихваченных им, никуда не делись.

Оставалось только ждать.

Корин нашла себе место у люка, уперлась ногой в поручень на стене и застыла, глядя в люк сквозь щиток шлема. Холден хотел последовать ее примеру, но засуетился, сбился, и ему пришлось переворачиваться.

— Наоми? — позвал он, переключившись на ее личный канал в надежде, что она еще на связи.

— Я здесь, — помедлив, ответила она.

Холден хотел заговорить, но осекся. Что он мог сказать, кроме банальностей? Он хотел признаться, что полюбил ее с первой минуты, но это было бы смешно. При первой встрече он почти не запомнил Наоми. Высокая, тощая женщина… Познакомившись получше, он понял, что она еще и блестящий инженер, — и все. Сейчас ему казалось, что они всю жизнь были друзьями, но, если честно, он уже почти не помнил ее по работе на «Кентербери».

Протомолекула каждого чего-то лишила. Человек как вид утратил сознание собственной важности. Главенствующей роли во Вселенной.

Холден лишился уверенности в себе.

Вспоминая себя до гибели «Кента», он видел человека, исполненного праведной уверенности. Что хорошо — то хорошо, что плохо — плохо, между ними черта. Знакомство с Миллером немного подорвало его уверенность. После работы на Фреда Джонсона от нее мало что осталось, да и то было глубоко заархивировано. Место уверенности занял ползучий нигилизм. Он подозревал, что род человеческий разбит так, что уже не склеишь. Два миллиона лет человечество наслаждалось отсрочкой смертного приговора, о котором даже не подозревало, но теперь время истекло, и оставалось только визжать и отбиваться.

Как ни странно, смысл жизни ему вернул Миллер. Или то, что теперь изображало Миллера. Холден смутно помнил того себя, который четко видел границу между добром и злом. Сегодня он уже ни в чем не был уверен. Однако то, что выскочило с Венеры и построило Кольцо, создало еще и Миллера.

А Миллер хотел поговорить. С ним.

Возможно, это была мелочь. Слова нового Миллера казались непонятными. Он имел какие-то свои цели, о которых умалчивал. Протомолекула не слишком раскаивалась в причиненных ею бедствиях.

Но она хотела поговорить. С ним. И у Холдена снова появилась цель в жизни. Быть может, из этого хаоса есть выход. Быть может, он сумеет его найти. Он признавал, что сознание своей роли в контакте питает его худшие наклонности — самоуверенность, чувство собственной важности. Но и это было лучше, чем отчаяние.

И вот, едва начав различать выход из ямы, которую выкопала протомолекула и в которую в самоубийственном порыве бросилось человечество, он ждет смерти, потому что у кое-кого из людей силы больше, чем ума. Это было нечестно. Ему хотелось выжить, увидеть, как человечество воспрянет. Воспрянуть вместе с ним. Впервые за очень долгий срок Холден поверил, будто может что-то изменить в этом мире.

Вот что он хотел объяснить Наоми. Сказать, что он становится лучше, чем был. Сказать, что такой, как теперь, он давным-давно разглядел бы в ней не просто отличного механика. И что, став новым человеком, он задним числом готов исправить все, что натворил тот мелкий упрямый Холден. Может, он даже станет достоин ее.

— Ты мне нравишься, — сказал он вместо всего этого.

— Джим! — помедлив, ответила она. Голос у нее сорвался.

— Ты мне понравилась с первой встречи. Даже когда ты была просто механиком, одним из команды, ты мне очень нравилась.

В рации шуршали помехи. Холден представил, как Наоми берет себя в руки, как роняет волосы на глаза — так она всегда делала, чтобы спрятать взгляд, полный чувств. Нет, глупости, в невесомости волосы не падают на глаза. Все же Холден улыбнулся припомнившемуся образу.

— Спасибо тебе, — сказал он, чтобы избавить ее от неловкости. — Спасибо за все.

— Я люблю тебя, Джим, — наконец отозвалась она, и Холден расслабился.

Рядом была смерть, и он не боялся ее больше. Он не увидит того хорошего, что произойдет потом, зато он поможет этому хорошему случиться. И его любит замечательный человек. Другим за всю жизнь такого не добиться.

Низкий скрежет, быстро перешедший в вой. На миг Холдену подумалось, что это Наоми воет ему в уши, и он уже собрался утешать ее, когда почувствовал дрожь. Звук донесся не по рации — предался в подошвы от вибрирующих стен. Дрожал весь корабль.

Холден, чтобы лучше слышать, прижался шлемом к стене, и вопль корабля едва не порвал барабанные перепонки. Спустя бесконечно долгую минуту он оборвался на оглушительном грохоте. Стало тихо.

— Что за ерунда? — выдохнула Корин.

— Наоми? Бык? Кто-то меня слышит? — завопил Холден, которому представилось, будто корабль развалился на куски.

— Да, — ответил Бык, — мы здесь.

— Что?.. — начал Холден.

— Задание меняется, — перебил Бык. — Судя по звуку, они там ударили по тормозам. Остановили жилой барабан. Катастрофическая перемена инерции, два g. Там сейчас множество народу сбило с ног.

— Зачем это? Чтобы прервать трансляцию?

— Нет, — произнес Бык голосом человека, которому только что сообщили, что придется отработать еще одну смену. — Они сочли, что мы укрепились в лифтовой шахте, и решили пойти в обход.

— Мы возвращаемся! — Холден призывно махнул Корин.

— Запрещаю, — ответил Бык. — Если они отобьют лазер, пока Ашфорд сидит за панелью управления, мы проиграли.

— Так ты что, прикажешь мне взять штурмом рубку и перестрелять там всех, пока они прорываются в машинный и расстреливают вас?

Бык устало вздохнул.

— Ага.

ГЛАВА 48 БЫК

Они вихрем взметнулись из ремонтной шахты — четыре черно-красных монстра, смутно напоминающих человеческие фигуры. Бык и все, кого он успел собрать, мгновенно открыли огонь. Дюжина стволов против урагана.

— Не подпускать к контролю реактора! — заорал Бык.

— Роджер, — откликнулся какой-то землянин. — Есть предложения, как их остановить, сэр?

Предложений не было. Одной рукой он выщелкнул обойму пистолета, другой отвел мех назад. Наперерез, паля на ходу, метнулся марсианин. На нагруднике первого из атакующих появились мелкие белые пятнышки — словно отпечатки детских пальцев на окне. Человек в скафандре добрался до ближайшего поста управления, одной рукой сорвал кресло и отшвырнул, словно бейсбольный мяч. Тяжелый снаряд запел на лету и разбился о переборку. Попади кто под него, пришлось бы хуже, чем от пули.

Бык все пятился. Он опустошил все обоймы и целиком сосредоточился на управлении мехом. Последний атакующий хотел прямо от шахты прыгнуть через зал, не рассчитал силу и полетел пушечным ядром. Его удар о дальнюю переборку прозвучал как столкновение автомобилей.

— Вот почему, — заметил по радио сержант Вербинский, — нас полгода обучают, прежде чем одеть в эти штуковины. — Он еще шутил — слава богу, хоть кто-то еще мог шутить!

Невесомость осложняет тактику огнестрельного боя, но основные правила не меняются. Удерживай позиции, прячься, и пусть тебя кто-нибудь прикрывает при перебежках. Бык сразу понял, в чем их главная проблема: для их оружия противник был неуязвим. Они только и могли, что поднять шум и надеяться, что люди в боевой броне машинально станут отшатываться от летящих предметов. Победы это не даст. Черт побери, это даже не оттянет поражения.

— Наоми, — позвал Бык, — как там у тебя?

— Заглушу все, что надо, — отозвалась она, явно не отрываясь от работы, — дайте мне три минуты.

— Их не будет, — сказал Бык.

— Ну… просто держитесь.

— Они идут сюда, — сказал Бык, — и мы их не остановим.

Четверка в броне прыгала по залу огромными кузнечиками, тяжело ударяясь о стены и опоры, отбивая куски переборок. На данный момент им только и осталось надеяться, что враг сам разобьется насмерть. Бык отступил к переходу в барабан, выбрал позицию за контейнером и стал стрелять в расчете отвлечь их на себя. Если выманить врага в жилой барабан, можно будет заблокировать переходник, и пусть ублюдки ломают стену. Вероятно, это позволит выиграть необходимые Наоми минуты.

Люди в скафандрах его просто не заметили. Один, погнув перчаткой стальной поручень, поймал захват и принялся перебираться от одной скобы к другой, двигаясь к пункту управления реактором.

— Кто-нибудь может его остановить? — спросил Бык. На его частоте никто не отозвался. Бык вздохнул: — Наоми, уходи оттуда!

— Сердечник сброшен, я и ток отрублю, всего несколько минут.

— Нет у тебя минут. Уходи сейчас же, я тебя вызову, когда тут станет прохладней.

— Но…

— Мертвая ты никому не нужна, — отрезал Бык.

На линии стало тихо, и долгое мгновенье он думал, что женщина попалась, убита. Но она выплыла по коридору, управляя движениями подбородка и здоровой руки. Волосы полоскались за ней рыбьими плавниками. Увернулась от протянутой руки человека в броне, а прыгать за ней вдогонку никто не решился.

Бык рассмотрел, что ближайший враг вертит что-то в руке. Пистолет. Палец в перчатке не пролезал в спусковую скобу. На глазах у Быка враг оторвал ее и зажал оружие в кулаке, как детский пистолетик. Бык безнадежно дал по нему несколько выстрелов.

Четверо землян с дружным криком обрушились на вооруженного врага. Тот не стал стрелять, а взмахнул металлической лапой и расшвырял их, как воробьев.

Его людей убивали, а Бык ничего не мог сделать.

— Ладно, мальчики, — проговорил он, — собираем игрушки и по домам — здесь слишком жарко.

— Бык, — заорал Вербинский — на шести часах!

Бык попытался перевернуться вместе с мехом, но что-то жестоко ударило его в спину. Магнитные присоски скрежетнули, отцепились, и он поплыл по воздуху. Мир окрасился сияющей голубизной — он терял сознание. Смутно ощутил на плече руку, замедлившую падение, разглядел лицо Наоми. Она расцарапала щеку — к ней прилип продолговатый кровяной пузырь. Бык хотел повернуться, не сумел. Ну да, нет же позвоночника, как это он забыл.

— Что? — спросил он.

— Нас отрезали от барабана, — сказала Наоми и повернулась так, чтобы ноги меха коснулись палубы.

Вокруг летали обломки, брызги крови сталкивались и сливались в большие шары, словно планеты конденсировались из пылевого облака. Разрушенная панель управления искрила, осколки стекла сверкали блестками. Двое в броне стояли у переходника. Один держал винтовку — за ствол, как дубину, второй в каждой руке сжимал пистолет с отломанной спусковой скобой. Третий дергался, паря над шахтой, не в силах ни за что уцепиться. Четвертый, шаркая ногами, приближался, обдумывая каждое движение, чтобы не оторваться от палубы.

— В лифтовый шлюз, — приказал Бык.

— Всем, — повторила Наоми в ручной терминал, — по моей команде отойти в лифтовый шлюз. Пошли!

Она развернула Быка, притянула к себе захватом спасателя и прыгнула. Враг открыл огонь. Бык увидел, как пуля пробила ногу женщине, как она поморщилась, как из бедра у нее фонтаном брызнула кровь. «Извини», — подумал он.

Над ними нависла стена шлюза, и Наоми, оттолкнув Быка, приземлилась на переборку с ловкостью урожденной космической жительницы. Откуда-то подлетели еще двое — оба марсианские десантники. Бык вспомнил Хуареса, а женщину звали Касс. Наоми ударила по панели, и двери люка стали сходиться. Когда щель казалась уже слишком узкой для человека, подоспели еще двое. Сержант Вербинский и оставшийся на стороне Быка безопасник.

У Быка все плыло перед глазами. Так бы он чувствовал себя, пробежав двадцать миль под жгучим новомексиканским солнцем. Он с хлопком свел руки — не столько привлекая внимание, сколько пытаясь собраться сам.

— В шахте вакуум, — заговорил он. — Если уходить через нее, нужны скафандры. Посмотрите вон в тех шкафчиках. — Дверь зазвенела под тяжелым ударом. И еще раз. — Поторапливайтесь, — добавил Бык.

— Ты в этих ходунках не влезешь, — возразил Вербинский.

— Ага, — кивнул Бык, — точно.

— Давай-ка, мальчик, мы тебя разденем, — предложил сержант.

Бык хотел сказать: «Нет, ни к чему», — но Хуарес со второй десантницей уже отстегивали сбрую и вытаскивали его из меха, который смастерила Сэм. Он снова стал калекой. Нет, не так. Он был калекой с самой катастрофы, просто сейчас лишился последнего протеза.

Обойдется и так.

Дверь все громче звенела под ударами. Звук был такой, словно металл рвался. Быку представилось, как великан в броне вцепляется в стену массивными пальцами и срывает шкуру корабля. Он выбрался из меха. Тело плавало рядом с ним, обвиснув, как хвост воздушного змея. Бык распахнул ящичек багажника, достал оставшиеся там пистолетные патроны и свой терминал. Не сразу сообразил, что за черные пакетики остались на виду. А потом вспомнил.

— Либо оставаться, либо уж уходить, — поторопил Вербинский.

— Идем, — ответил Бык, запихивая гранаты в карман на бедре вакуумного скафандра.

Наоми включила открытие дверей. Звон становился все тише с каждой частицей уходившего воздуха, а потом под ними открылась шахта. Километр свободного падения до застрявшего лифта, а за ним еще километр… до чего? До Ашфорда? До верной смерти? Бык уже не понимал, куда бежит. И от чего.

Они один за другим отталкивались от стен, вылетали в пустоту. Вербинский и безопасник, Наоми и десантница, за ними Бык и Хуарес. Каждый без слов выбрал себе напарника не из своих. Усталый рассудок Быка увидел в этом важный знак.

— Хуарес? — позвал Вербинский. Бык удивился, услышав по рации его голос.

— Сэр?

— Как считаешь, меткий выстрел разобьет лицевой щиток скафандра?

— Вашего — возможно, сэр, — ответил Хуарес. — Свой я держал в порядке.

— Так ты постарайся, — сказал Вербинский.

Когда враг вломился в шлюз, Бык это почувствовал. Легкое прикосновение ударной волны, тихий вздох атмосферы. Он взглянул вниз — под его мертвыми ногами на дне шахты что-то светилось. Там сейчас, наверное, срабатывали тысячи предохранителей, отсекавших машинный зал. Хорошо, если так. Далеко внизу сверкнул дульный выхлоп, но стрелок настолько отстал, что пуля, скорее всего, ударится о стену шахты и утратит инерцию, не долетев до них.

Хуарес развернулся, придержав ногами винтовку. Он был спокоен и расслаблен. Беззвучный выстрел.

— Один есть, сэр, — сказал снайпер и тут же вскрикнул: — Сержант?

Вербинский не отвечал. Он висел на прежнем месте между стальными направляющими лифта, но глаза его закрылись, лицо обмякло, а на губах и у ноздрей пузырилась пена. Бык и не заметил, как его ранили.

— Сержант! — крикнул Хуарес.

— Конец, — сказала Касс.

Пусть к лифту был нарезан из обрывков кошмара. Тело Быка моталось за ним, в легких хлюпала влага. Впрочем, он больше не кашлял. И не знал, хорошо это или плохо. Уже у самой кабины шальная пуля попала в спину безопаснику, взорвав баллон. Бык видел его смерть, но не слышал. Отверстие, прорезанное Корин в дне кабины, показалось Быку слишком узким, но он просунул одну руку, а дальше его втащила Наоми.

Хуарес сразу занял позицию у проема. Бык не знал, сколько патронов осталось у десантника, но наверняка они скоро должны были кончиться. При силе тяжести Бык уже сполз бы по стене на пол. А так… Он переключил рацию на канал Наоми.

— Дайте мне оружие, — потребовала она, не позволив ему заговорить. — Что-нибудь…

— Ты уходишь, — сказал Бык. — Наверх!

— Но…

— Может, ты сумеешь открыть им люк. Пробивайтесь в рубку.

— Из шахты нет доступа к управлению.

— В этой собранной на соплях лодчонке все может быть, — возразил Бык. — Не удивлюсь, если кто-нибудь впихнул сюда кнопку самоуничтожения.

— Это твой запасной вариант?

— Похоже, мы уже перебрали все варианты, — сказал Бык. — Но ты — механик. Ты еще чертовски многое можешь. И кстати, я слышал твой разговор с Холденом. Почему бы вам не встретиться снова — если нам это ничего не стоит?

Он по ее лицу видел, что Наоми решилась. Страх, отчаяние, жалость сменили друг друга и уступили место спокойствию. Вот это женщина! Жаль, что они так толком и не познакомились. А Джим Холден, пожалуй, не так уж плох, если такая любит его и летает с ним на одном корабле.

— Спасибо, — сказала Наоми и, повернувшись, вылетела в люк на крыше кабины — к рубке и к любимому.

«Как это мило», — подумал Бык. Снова сверкнул выстрел Хуареса, и Бык перестроил рацию так, чтобы его слышали оба десантника.

— Вы тоже уходите. Наверх. Попробуйте взять рубку.

— Уверен? — сдержано удивилась Касс. — Здесь есть укрытие — выше такого не будет.

— Да, уверен, — сказал Бык.

— А ты? — спросил Хуарес.

— Я остаюсь.

— Понял, брат, — ответил Хуарес, и они с Касс тоже скрылись в люке.

Бык подумал, не выглянуть ли — проверить, далеко ли враг, но не стал. Трата сил, да и если попадут в глаз… ну, это было бы грустно. Тесная коробка лифта казалась черно-белой в отблесках его фары. Бык попытался глубоко вздохнуть — в груди нашлось маловато места. Он вытащил из кармашка гранаты, взял по одной в руку и тщательно выставил на каждой минимальную задержку.

Ну вот, здесь он и умрет. Будь у него выбор, предпочел бы другую смерть, но какого черта? Может, оно и лучше, чем вернуться и жить со сломанным позвоночником. Он видел ребят, которые всю жизнь проводили под наркотиками — так болели неправильно сросшиеся позвонки. Раньше Бык не позволял себе о них вспоминать. А теперь уже было можно.

Он спросил себя, жаль ли ему умирать. По правде сказать, он так устал, что чувствовал безразличие. И дышать было тяжело. Он еще раз пожалел, что не пристрелил Ашфорда. Пожалел, что не отомстил за Сэм. Что не узнал, жива ли Па. И сумеет ли Ашфорд уничтожить Кольцо. Если он о чем и грустил, так о том, что все теперь пойдет без него, а он так и не узнает, чем оно закончилось. Не узнает, сумел ли он что-нибудь изменить.

Терминал мигнул. Запрос на связь от Моники Стюарт. Бык удивился, зачем он ей понадобился, а потом вспомнил, что Ашфорд остановил барабан. Там, должно быть, все кувырком. Он перевел связь на рацию скафандра. Без картинки, но хватит и голосовой.

— Бык, — заговорила женщина, — нас тут атакуют. Анну, по-моему, убили. Что там у вас внизу — долго еще?

— Ну, из машинного нас выбили, — ответил он. Весть об Анне причинила боль — но это казалось лишь одной из многих бед. — В нашей группе погибли почти все. Может, человек пять засели в лифтовой шахте, но злодеи держат вход и выход, так что мы влипли. Реактор заглушили, но батареи включены. Лазеру их хватит. Сейчас ребята Ашфорда в машинном наверняка восстанавливают подключения, и я не вижу способа им помешать.

— Ох, господи, — выдохнула Моника.

— Да, обидно.

— Что… что вы будете делать?

В отверстие пола ударил луч света, в нем замерцали пылинки и частицы металла. Бык со слабой улыбкой наблюдал за их движением. Свет означал, что враг рядом, но это было красиво. Да, вспомнил он, Моника на связи. О чем-то она спрашивала.

— А, — ответил ей Бык, — это насчет отключить корабль и всех спасти? Пожалуй, не выйдет.

— Не смейте сдаваться, — приказала Моника. — Пожалуйста! Выход обязательно найдется!

«Не обязательно, — подумал, но не сказал Бык. — Анна верила, что выход есть, и где она теперь? Но если есть, надеюсь, кто-нибудь из вас его найдет».

— Плохо там? — спросил он.

— Ох… ужас. Словно еще одна катастрофа.

— Да, представляю, — произнес Бык.

— Мы не продержимся, — сказала Моника. — Господи, что нам делать?

Свет стал сильнее, ярче. Бык уже не различал пылинок в луче.

— Моника, — сказал он. — Простите, но мне вроде как пора. Вы уж постарайтесь. Держитесь, ладно? И если, черт возьми, дело выгорит…

— Да?

— Скажите Фреду Джонсону, что теперь за ним должок.

Он отключил связь и убрал терминал. Взял в руки по гранате, придерживая чеку большими пальцами. В отверстии показалась голова и тут же скрылась. Выстрела не было, и голова показалась снова, уже медленнее. Бык улыбнулся и приветливо кивнул ей. Зеркальный щиток стал прозрачным, Бык различил за ним лицо Казимира. И усмехнулся. Ну, хоть какая-то радость. Маленький прощальный подарок.

— Эй, — сказал Бык, хоть и знал, что его не слышат, — лови!

Он швырнул обе гранаты и успел увидеть лицо человека, понявшего, что это такое.

ГЛАВА 49 АННА

Очнулась Анна в тесной компании Окью, двух офисных кресел и фикуса в горшке. Кто-то одну за другой хлопал петарды. Кто-то кричал. В глазах у Анны мутилось. Она заморгала, тряхнула головой. Это оказалось ошибкой — от движения головы позвоночник прострелила боль, и Анна чуть снова не лишилась чувств.

— Что? — хотела сказать она, но с губ сорвалось шепелявое: «Кх-шо?»

— Господи, Рыжик, я уж думал, ты готова, — ответил знакомый голос. Грубый, но дружеский. Амос. — Я боялся, что не сдержал слова.

Анна снова открыла глаза, головой постаралась не шевелить. Она плавала посреди бывшей студии. Окью дрейфовала рядом, упершись ступней ей под мышку. Анна выпутала ноги из ножек кресел и оттолкнула от лица фикус.

Частым стаккато захлопали петарды. Потрясенный рассудок Анны не сразу опознал выстрелы. Амос прижимался к стене у входной двери, плавным, умелым движением менял магазин. Солдат-ооновец по другую сторону проема в кого-то стрелял. Ответный выстрел выбил фибергласовую щепку из задней стены в нескольких метрах от Анны.

— Раз уж ты жива… — начал Амос, прервался, чтобы выстрелить, и продолжил: — Убралась бы лучше в сторонку.

— Окью, — Анна потянула женщину за руку. — Очнись. Надо двигаться.

Рука Окью вяло заболталась, а тело женщины начало медленно разворачиваться в воздухе. Теперь Анна видела, что ее голова вывернута под острым углом, а лицо и глаза пустые. Она невольно отпрянула — ящерица, обитающая в основании позвоночника, стремилась оказаться подальше от мертвой. Анна, вскрикнув, оттолкнула Окью ногами и сама поплыла в противоположном направлении. Ударившись о стену, она ухватилась за лампочку и вцепилась в нее что было сил. В голове и в шее равномерно стучалась боль.

Выстрелы не смолкали. Амос и его сборная группка защитников стреляли во все проемы — некоторые отверстия формой напоминали пушечные порты.

Атака продолжалась. Люди Ашфорда получили приказ прекратить вещание. Последние мгновения лавиной обрушились на Анну. Жуткий скрежет, ее отшвыривает к стене…

Должно быть, Ашфорд остановил барабан, чтобы помочь своим стрелкам их прикончить. Но если толчок убил Окью, наверняка также погибли десятки, если не сотни новых пассажиров «Бегемота». Ашфорд готов погубить всех, лишь бы добиться своего. Анна ощутила в себе нарастающую ярость и подумала, как хорошо, что ей не дали оружия.

— Передача продолжается? — крикнула она Амосу.

— Не знаю, Рыжик, Моника в студии.

Анна по стене подтянулась к чуланчику, в который сложили студийное оборудование. Дверь стояла настежь, а внутри плавала Моника, проверяла аппаратуру. В кладовке для двоих не было места, так что Анна просто подтянулась к самой двери и спросила:

— Мы еще ведем передачу? Можно вернуться в эфир?

Моника, не оборачиваясь, горестно хмыкнула.

— Я думала, ты погибла.

— Нет, Окью погибла. По-моему, шею сломала. Если надо, я могу работать с камерой. Где Клип?

— Клип помогал Амосу, ему бедро прострелили. Истекает кровью в соседнем офисе. Тилли с ним.

Анна протиснулась в комнатушку и взяла Монику за плечо.

— Надо выйти в эфир. Продолжать вещание, иначе все это — зря. Скажи, что надо делать.

Моника снова рассмеялась и, развернувшись, сбросила руку Анны.

— Ты не видишь, что творится? Люди Ашфорда рвутся сюда, чтобы нас перебить. Команду Быка выбили из машинного, и сам Бык убит — Хуарес сказал. Как знать, сколько народу…

Анна уперлась ногами в дверную раму, ухватила Монику за плечи и прижала к стене.

— Оборудование работает?

Она сама удивилась, как твердо прозвучал ее голос.

— Кое-что разбилось, но…

— Оно работает?

— Да! — испуганно пискнула Моника.

— Открой мне канал, которым пользуется группа атакующих, и дай микрофон, — велела Анна, выпуская Монику. Женщина торопливо повиновалась, то и дело бросая на Анну боязливые взгляды. «Я стала страшной», — подумала Анна. Эта мысль показалась не такой уж отвратительной. Времена были страшные.

— Черт! — выкрикнул в соседней комнате Амос.

Оглянувшись, Анна увидела молодого марсианина, зависшего посреди помещения. Вокруг него собрались круглые капельки крови. Ее друг, Крис, толкнувшись здоровой ногой, подлетел к раненому и затащил его в укрытие.

— Время истекает, — напомнила Монике Анна. — Быстрее!

Моника протянула ей микрофон и наушники.

— Говорит Анна Воловодова, «Радио медленной зоны». Кто-нибудь меня слышит?

Кто-то отозвался, но слов она не разобрала за близкой стрельбой. Анна до отказа увеличила громкость.

— Пожалуйста, повторите.

— Мы слышим, — оглушительно прозвучал в наушниках голос Холдена.

— Сколько вас осталось, что у вас там?

— Ну… — Холден замолк, помычал себе под нос, словно соображая, и поспешно продолжил: — Мы заперты в лифтовой шахте у выхода на командную палубу. Нас тут трое. Бык с десантниками в глубине шахты ведет бой с группой захвата. Как у них дела, не знаю. Нам отступать больше некуда, так что без вариантов, разве что кто решит открыть дверь и впустить нас в рубку.

Последние его слова потерялись в шквале огня совсем рядом. Амос со своими, пригнувшись, укрылись за набитые на стены тяжелые бронежилеты. Звук выстрелов, гул железных стен под пулями оглушал. Когда огонь утих, в помещение вломились двое безопасников «Бегемота» в полицейском снаряжении. Они залили комнату огнем из автоматов. Задели двоих защитников, и по воздуху заметались новые красные шарики. Амос сгреб шедшего вторым, преодолев тягу магнитных подошв, оторвал его от пола и швырнул в первого. Когда оба закувыркались в воздухе, Амос выпустил в сцепившуюся пару длинную очередь. В красном облаке, заполнившем воздух, трудно было что-нибудь разглядеть. Группа Амоса непрерывно стреляла, и, по-видимому, им удалось оттеснить атакующих — больше в дверях никто не появлялся.

— Мы можем чем-то помочь? — крикнула Анна Холдену.

— Я слышу, вам тоже туго приходится, пастор, — ответил тот. Голос прозвучал устало. Грустно. — Если у вас под рукой нет пульта управления рубкой, думаю, вам лучше заняться собственными проблемами.

Стрельба стала редкой и беспорядочной. Основную атаку Амос отбил. Моника не сводила глаз с Анны, ожидая приказов. Анна сама не заметила, как стала главной.

— Выходи на частоту «Свободного радио», — приказала она.

Единственное, что ей оставалось, — слова. Моника кивнула и направила ей в лицо объектив маленькой камеры.

— Говорит Анна Воловодова из студии «Свободного радио медленной зоны». Обращаюсь ко всем, кто слышит меня на «Бегемоте». Нам не удалось удержать машинную палубу, откуда мы хотели заглушить реактор, чтобы вернуться домой. Наши люди заперты в шахте наружного лифта и не могут попасть в рубку. Все, кто меня слышит: вы нам нужны. Вы нужны всей флотилии. Вы нужны людям, которые умирают у ваших дверей. Больше того, вы нужны всем, кто остался на Земле, на Марсе, в Поясе. Если капитан исполнит то, что задумал, даст выстрел по Кольцу, погибнут все, кто остался дома. Пожалуйста, все, кто меня слышит, — помогите нам.

Она замолчала, и Моника отвела камеру.

— Думаешь, сработает? — спросила она.

Анна собиралась ответить: «Нет», но ее остановило гудение панели связи.

— Откуда вы знаете? — спросил молодой грустный голос. Голос Клариссы. — Вы сказали, выстрел уничтожит Землю. Откуда вы знаете?

— Кларисса, — спросила Анна, — ты где?

— Здесь, в рубке. В пункте безопасности. Я смотрела вашу передачу.

— Ты можешь открыть дверь, впустить их?

— Да.

— Откроешь?

— Откуда, — не меняя тона, повторила Кларисса, — вы знаете, что это правда?

От человека, который уже послужил детонатором двух глобальных войн. А он узнал это от созданного протомолекулой призрака, которого только он и видит.

Не слишком убедительно.

— Джеймс Холден узнал об этом, когда был на Станции.

— Он так сказал? — недоверчиво отозвалась Кларисса.

— Да.

— А вы почем знаете?

— Я не знаю, Клари. — Анна для убедительности воспользовалась ласковым обращением Тилли. — Не знаю наверняка. Но Холден считает, что это так, а проверять слишком рискованно. Вот я и приняла его слова на веру.

Мгновение динамик молчал. Потом послышался мужской голос:

— Кларисса, ты с кем разговариваешь?

Анна не сразу узнала голос Кортеса. Ей говорили, что он в рубке с Ашфордом, но как-то не верилось, что Гектор на стороне людей, убивших Сэм и Быка. Анна сдержала рвавшееся на язык проклятие.

— Анна просит открыть лифт и впустить противника в рубку. Чтобы не дать Ашфорду уничтожить Кольцо. Говорит, тогда на Земле все погибнут.

— Не слушай ее, — ответил Кортес, — она просто испугалась.

— Испугалась? — взорвалась Анна. — Слышишь шум, Гектор? Здесь стреляют. Пули летают, вот даже сейчас. Ты заперся в тихом месте и замышляешь уничтожить все, чего не можешь понять, а я подставляюсь под пули, чтобы тебя остановить. Так кто из нас трус?

— Ты боишься жертвы, необходимой для спасения всех, кто остался дома. Ты думаешь только о себе! — заорал в ответ Кортес.

Где-то раздался хлопок. Кто-то закрыл дверь в пост безопасности, чтобы в рубке не услышали. Если Кларисса — это обнадеживало.

— Кларисса, — заговорила Анна, стараясь не замечать снова усилившейся стрельбы за спиной, — Клари, люди, запертые в лифте, погибнут, если ты их не выпустишь. Они в ловушке. Их убьют.

— Не увиливай… — начал Кортес.

— Там Холден и Наоми, — не слушая его, продолжала Анна. — И Бык тоже там. Ашфорд приказал убить их всех.

— Им бы ничего не грозило, не взбунтуйся они против законной власти, — вставил Кортес.

— Эти трое решили дать тебе шанс, — сказала Анна. — У Быка не было никаких причин защищать тебя от мести ООН, но он защитил. Наоми согласилась тебя простить. И Холден пообещал не вредить тебе, забыв все, что ты натворила.

— Они преступники… — попытался заглушить ее Кортес, но Анна ровным голосом продолжала:

— Они умеют прощать, они стараются помогать другим. Они отдают жизнь, спасая других. В данный момент они погибают за дверью. Я не прошу принять мои слова на веру. Это факт. Это происходит прямо сейчас.

Анна сделала паузу, ожидая ответа Клариссы. Ответа не было. Даже Кортес замолчал. В динамике тихо шуршали помехи.

— Вот кому я прошу помочь, — снова заговорила Анна. — А предать я прошу человека, который идет к своей цели, убивая невиновных. Забудь сейчас о Земле, о Кольце — обо всем, что приходится принимать на веру. Спроси себя: ты хочешь, чтобы Ашфорд убил Холдена и Наоми? Не надо веры. Простой вопрос, Клари: ты дашь им погибнуть? Что они ответили, когда тот же вопрос касался тебя?

Анна чувствовала, что говорит бессвязно, повторяется, но замолчать не могла. Она не привыкла спасать души, не видя человека, не видя реакции на свои слова. И она старалась заполнить пустоту все новыми словами.

— Мне не больше тебя нравится, когда убивают людей, — заявил Кортес. В его голосе звучала грустная убежденность. — Но жертвы необходимы. Только жертва возносит нас к святости.

— Да что ты? — безрадостно засмеялась Анна. — Заведем богословский диспут?

— Человечество не готово к встрече с тем, с чем мы столкнулись здесь, — сказал Кортес.

— Это не тебе решать, Хэнк. — Анна ткнула пальцем в динамик, словно Кортес прятался в нем. — Вспомни о людях, которых ты убиваешь. Посмотри, кого ты поддерживаешь, и попробуй, не кривя душой, сказать, что ваше дело правое.

— Аргумент ad hominem? — процедил Кортес. — Да что ты? Орудия божьи всегда небезупречны. Мы — бренные люди, но в нас есть воля делать, что должно, даже перед лицом смерти, и это дает нам право называться моральными существами. И не тебе…

В динамике стало тихо.

— Кортес? — позвала Анна. Но Кортес уже забыл о ней.

— Кларисса, что ты делаешь?

Ровным, почти сонным голосом Кларисса ответила:

— Я открыла дверь.

ГЛАВА 50 ХОЛДЕН

Наоми возилась с ремонтным щитком у шлюза. Она наполовину заползла внутрь, виднелись только ноги и часть живота. Холден прилепился на магнитных подошвах у наружной двери шлюза и ждал от нее указаний. Наоми время от времени просила его еще раз попробовать дверь, но пока ни одна попытка не удалась. Корин плавала рядом, посматривая в шахту сквозь прицел. Несколько минут назад они заметили в глубине вспышку, переборки вздрогнули. Что-то там взорвалось.

В Холдене, который уже второй раз за день стоял на последнем рубеже, проснулось чувство юмора. Умирать на тесной площадке между шлюзом и шахтой — не хуже, чем в любом другом месте. В стене шахты имелась ниша шириной футов в десять. Пол, потолок, сама переборка были из той же металлокерамики, что и обшивка корабля. Задней стеной служила дверь шлюза. Спереди простиралась пустота — место, куда подходил лифт. Когда к ним вылетят люди Ашфорда, пол ниши даст какое-никакое укрытие.

Наоми чуть повернулась набок, дернула ногой. По рации Холден слышал, как она кряхтит, пытаясь дотянуться до чего-то труднодоступного.

— Попалась! — торжествующе воскликнула она. — Ну-ка, попробуй теперь.

Холден нажал кнопку открытия дверей. Ничего не изменилось.

— Попробовал? — поторопила Наоми.

Он еще дважды нажал кнопку.

— Да. Не выходит.

— Черт, я бы поручилась…

Корин оглянулась с ядовитой усмешкой, но промолчала.

Заряд эмоций у Холдена иссяк начисто. Экзистенциальный момент истины он пережил, когда удерживал первый «последний рубеж» у лифта, прикрывая Наоми. Потом, когда нападающие пошли в обход, его отпустило, а после стало совсем плохо, когда Наоми оказалась на линии огня. Несколько минут назад она вынырнула из шахты, сказала, что Бык отправил ее открывать шлюз, а сам остался в арьергарде.

Все их планы разваливались на глазах, а потерь становилось больше с каждой минутой. Вот и еще один последний рубеж перед запертой дверью, а с другой стороны приближаются громилы Ашфорда, и деваться больше некуда. Следовало бы паниковать, но Холдену сейчас просто хотелось спать.

— Попробуй, — велела Наоми, и он, не глядя, ткнул кнопку.

— Никак.

— Может… — начала она и перевернулась, дрыгая ногами.

— Двое на подходе, — хрипло прогудел в динамике голос Корин. Холден слышал его только по рации скафандра и не знал, как он звучит на самом деле. Подойдя к краю площадки, он заглянул вниз — мозг воспринимал как низ ту сторону, к которой приклеились магнитные подошвы.

Сквозь линзы прицела он увидел двух марсианских десантников, летящих по шахте со всей скоростью, какую допускали дешевые изолирующие скафандры. Быка с ними не было.

— Попробуй еще, — сказала Наоми.

— Некогда, — ответил Холден, всматриваясь в глубину — нет ли за марсианами погони.

Он никого не увидел.

Наоми выползла наружу и подплыла взглянуть, что происходит. Десантники взметнулись из шахты, в последнюю секунду перевернулись и ударились в потолок подошвами, гася скорость. Оттолкнувшись, они приземлились рядом с Холденом, прищелкнувшись магнитами.

Теперь Холден мог заглянуть за лицевые щитки и рассмотрел Хуареса и темнокожую женщину, которую не знал по имени.

— Оставили линию обороны, — сказал Хуарес. В левой руке он держал винтовочный магазин. — Это последний.

Женщина проверила свой патронташ.

— У меня еще три.

— Доложитесь, — приказал Холден, невольно переходя на военный язык, памятный по службе во флоте. Хуарес был из кадровых, привычка подчиняться и приказывать въедается накрепко.

— Я снял одного выстрелом в голову. Второй, думаю, нейтрализован остававшимися у нас гранатами. Еще двое — не знаю. Возможно, ранены или оглушены взрывом, но я бы на это не рассчитывал.

— Бык? — спросила Корин.

— Гранаты были у него. Второго убрал он.

— Бык, — повторила Корин и захлебнулась. Холден с изумлением увидел в ее глазах слезы. — Надо его забрать.

— Отказать, — ответил Хуарес. — Лифт стал баррикадой. Он внутри. Если мы попытаемся вынести тело, ослабим свою оборонительную позицию.

— Пошел ты! — Корин надвинулась на десантника, сжав кулаки. — Мы его не оставим…

Она не успела договорить, потому что Холден схватил ее за ремень и рывком отправил к ближайшей переборке. Свист выбитого из груди воздуха разнесся по рации.

— Плакать будем потом, — сказал он, придерживая женщину за ремень, — когда все закончится. Тогда оплачем всех разом.

Корин сжала его запястье, и на миг у Холдена замерло сердце. Вздумай она драться, вряд ли он сумел бы совладать с крепкой безопасницей в невесомости. Но Корин только оторвала от себя его руку и опустилась на пол.

— Поняла, сэр.

— Продолжай наблюдение, — мягко, как мог, сказал Холден. Она вернулась к краю площадки. Хуарес молча проводил ее взглядом и, уважительно выждав, спросил:

— План, сэр?

— Наоми пытается открыть дверь — пока безуспешно. Взрыв в лифте, возможно, выиграл для нас пару минут, но не больше того.

— Постараемся использовать их на полную катушку, — с напряженной улыбкой вставила десантница. Хуарес хмыкнул и ударил ее по спине.

— Значит, это последний рубеж обороны. Хорошее укрытие и полоса обстрела. Если повезет, сумею расколоть маску еще одному. Касс, ты бы взяла себе правый угол, а Корин пусть держит левый. Я займу центр, а Холден будет поддерживать того, кому жарче придется.

Помолчав, он кивнул Холдену:

— Если не возражаете, сэр.

— Согласен, — ответил Холден. — Собственно, на этой позиции я передаю командование тебе. А сам помогу Наоми с дверью. Попадете в беду — зовите.

Хуарес отбросил пустые магазины и, подпрыгнув, прилепился ногами к потолку, распрямился и направил длинную винтовку в шахту. На взгляд Холдена, он походил на очень опасную летучую мышь.

— Движение, — почти сразу предупредил Хуарес.

— Дерьмо, — ругнулась Касс, — быстро они прошли лифт.

— Кажется, еще не совсем прошли, но стена выгибается, будто они бьют по ней чем-то тяжелым.

— Есть идея, — сказала Наоми и с края площадки прыгнула к противоположной стене шахты.

— Ты куда? — спросил Холден.

— К панели, — коротко ответила она и отщелкнула щиток на стене лифтовой шахты.

Проем был так велик, что она полностью скрылась внутри. Холден не надеялся, что там найдется механизм, способный разблокировать шлюз, но главное заключалось не в том. Пока Наоми внутри, она в безопасности. Вряд ли люди Ашфорда станут ее искать. Вряд ли они поименно знают, кто участвовал в атаке на машинный.

— Подходят, — сообщил Хуарес, разглядывая шахту в телескопический прицел. — Двое осталось. — Из ствола его винтовки вырвалась вспышка. — Черт, промазал.

Еще две вспышки. Касс начала стрелять одиночными, тщательно наводя ствол своей пехотной винтовки. До врага было чуть меньше километра. Холден на таком расстоянии не сумел бы попасть и в транспортный бот, не то что в мишень в человеческий рост. Но, памятуя о своем знакомстве с Бобби Драпер, он не сомневался, что, если Касс стреляет, значит, видит шанс. Не стоило с ней пререкаться.

— Восемьсот метров, — сообщил Хуарес так спокойно, словно отвечал на вопрос: «Который час?» — Семьсот пятьдесят. — И снова нажал спусковой крючок.

Касс достреляла магазин и ловким движением прищелкнула новый. У нее оставался еще один. Холден вытащил три своих и отправил их в плавание к ее левому локтю. Касс благодарно кивнула, не прерывая огня. Хуарес дал еще два выстрела и сказал:

— Пусто.

Не отрываясь от прицела, он выкрикивал расстояние, помогая Касс. На пятистах метрах та тоже начала стрелять.

«Все это очень героично, — подумалось Холдену. — Все они не из тех, кто сдается. Только немножко бессмысленно». Единственное оружие, которое могло нанести ущерб человеку в боевой броне, было у Хуареса, а он, расстреляв все патроны, достал только одного. Ну вот, они забрасывают градом пуль приближающегося врага — иначе они не могут, даже если нет ни единого шанса. Но в конечном счете победит Ашфорд. Останься у Холдена хоть какие-то чувства, он бы сейчас злобно хихикал.

Светодиодки в шахте включились, залив все белым светом. По коридору к ним летели двое солдат в чужой броне. Холден не успел удивиться, отчего включился свет, — под ногами что-то вздрогнуло, и большая секция переборки отъехала в сторону. На гидравлических опорах медленно выдвинулся в шахту запасной лифт, встал на рельсы направляющих. На панели управления замигали огоньки — система прогревалась. Потом лампочки трижды моргнули, и лифт быстро пошел вниз.

— Ух! — сказал Хуарес.

Толчок от удара запасного лифта об основной встряхнул переборки. В шлеме у Холдена отдался колокольный звон.

— Ну-ну, — сказала Касс.

Корин, перегнувшись через край площадки, выкрикнула вниз:

— Черт!

Через несколько секунд из ремонтного хода высунулась Наоми. Подняв к ним голову, она помахала рукой.

— Сработало?

Холден обнаружил, что силы на радость у него еще остались.

— Думаю, да.

— Броня довольно прочная, — заметил Хуарес. — Она, может, и выдержала. Но внутри все точно превратилось в кашу.

Наоми прошла по переборке и ступила на площадку.

— Стреляю я плохо, — виновато призналась она.

— Да уж, — Хуарес вскинул руки, признавая свое поражение, — ты лучше занимайся своим делом. Если буду мешать, предупреди.

— Но проблема с дверью остается, — тем же виноватым тоном напомнила Наоми.

Скафандр не дал бы ее расцеловать, так что Холден просто взял ее за плечо и прижал к себе.

— Зато ты решила проблему с разрыванием нас в клочки.

Корин, при последних словах Наоми обернувшаяся к шлюзу, проговорила:

— Сезам, откройся.

Наружная дверь шлюза отъехала в сторону.

— Черт побери, — изумился Холден, — ты что, волшебница?

— Там горел зеленый огонек, — объяснила Корин.

— Это ты? — обернулся к Наоми Холден.

— Не я.

— Тогда осторожней. — Холден передал винтовку с оставшимися магазинами Хуаресу, а сам достал пистолет. — Хуарес, когда откроется внутренняя, держи ее.

На той стороне оказался короткий коридор, заканчивавшийся еще одним лифтом. В середине от него ответвлялся проход налево.

— Это к рубке, — сказала Корин. — Длина пять метров, ширина метра полтора. Там люк, но он закрывается и запирается только при аварийной разгерметизации. Или вручную с поста безопасности.

— Туда и двинемся, — кивнул Холден. — Касс, как войдем, сразу направо, к посту. Хуарес, ты налево, постарайся отвлечь их от Касс. Мы с Корин попробуем добраться до Ашфорда. Если приставить ему пистолет к виску, думаю, на том все и закончится. Наоми, останься здесь, но будь готова прибежать по сигналу. Контроль над кораблем устанавливать тебе.

— Дерьмовый план, лейти, — усмехнулся Хуарес.

— Можешь предложить лучше?

— Нет, так что испробуем этот.

Хуарес поднял винтовку к плечу и пошагал по коридору, шаркая магнитными присосками. Касс держалась за его плечо. Холден двинулся третьим, замыкающей пошла Корин. Наоми осталась ждать у лифта, нервно прижимая к себе ящик с инструментами.

У развилки Хуарес просигналил остановку и выглянул за поворот. Обернувшись, сказал:

— До входа в рубку чисто. Как двинемся, давайте быстрее. Без остановок. Главное сегодня — напор.

Когда все кивнули, он, сосчитав до трех, выкрикнул: «Пошли!», завернул за угол и тут же наткнулся на пулю.

Этого они не ожидали. Касс, шагнув назад, налетела на Холдена. Хуарес вскрикнул от боли и повалился спиной в проход. Вокруг него в переборки и палубу били пули. После долгой тишины в вакууме лифтовой шахты грохот ошеломлял. Оглушал.

Касс с Холденом, подхватив Хуареса под мышки, оттянули с линии огня. Касс прикрывала развилку, а Холден осмотрел раненого. Пули попали в бедро, мышцу плеча и ступню. Ранения не грозили немедленной смертью, а вот кровотечение было опасным. Холден потащил десантника по коридору к шлюзу. Ткнул пальцем в шкафчик скорой помощи и дождался, пока Наоми кивнет.

— Сделай, что сможешь, — сказал Холден и вернулся к Касс.

Он тронул ее за плечо, и Касс, поняв, что он рядом, заговорила:

— Судя по плотности огня, там десять-двенадцать стрелков. В основном винтовки и пистолеты. Один дробовик. Это не коридор, а тир. Не пройдем.

— Проклятье, — выругался Холден.

Вселенная дождалась, пока он сочтет себя побежденным, потом подкинула кроху надежды — и тут же отобрала.

— Новый план? — спросила Корин.

— Отстреливаться, что еще? — сказал он и, высунувшись в коридор, быстро дал три выстрела.

Он успел отскочить, прежде чем ответный огонь вспорол переборку над головой. Едва стрельба затихла, Касс метнулась мимо отверстия коридора. Опасный рывок удался, и она тут же выстрелила из своей винтовки. Когда ответный огонь заставил ее отступить, несколько выстрелов сделала, перегнувшись через Холдена, Корин. Она запоздала убраться с линии огня, и пуля пробила ей рукав изолирующего скафандра, вырвав из него белую подбивку и черный гель.

— Мимо, мимо! — выкрикнула она, а Касс, не давая защитникам рубки опомниться, снова начала стрелять.

Холден оглянулся назад: Наоми стягивала с Хуареса скафандр и прыскала жидкой перевязкой на открывающиеся раны.

Новый залп загнал Корин и Касс в укрытие. Дождавшись секундного перерыва, Холден послал в проход еще несколько пуль.

Так свойственно вести себя людям этой породы, когда у них не остается шансов.

ГЛАВА 51 КЛАРИССА

— Ты что наделала, черт возьми! — побагровев, заорал Ашфорд.

От ярости он растягивал губы, скалясь по-собачьи. Кларисса понимала, что должна бы испугаться. Должна бы хоть что-то почувствовать. Но она пожала плечами, как пожимала в бытность подростком, и повторила:

— Я открыла дверь.

На долю секунды кто-то мелькнул в коридоре, и люди Ашфорда открыли огонь, отгоняя его.

— В коридоре пятеро, — сказал кто-то, разглядывая картинку с камеры наблюдения. — Двое мужчин, три женщины. С ними Корин. И, кажется, Джеймс Холден.

Ашфорд зло мотнул головой.

— Какого черта ты их впустила? — его голос истекал ядом.

— Я их не убила, — ответила Кларисса, — и вам не надо.

— Она была не в себе. — Кортес встал между ней и Ашфордом. Заслонил ее собой. — Неправильно истолковала мои слова. Она не нарочно, капитан. Девушка просто…

— Кто-нибудь, пристрелите ее, — велел Ашфорд.

— Нет! — вскрикнул Кортес, словно пуля грозила ему самому.

Ближайший к ним охранник обернулся. Отверстие ствола показалось Клариссе огромным, но выстрел раздался не из него. Тень — мужская или женская — мелькнула поперек коридора, и по рубке застучали пули. Забытая всеми Кларисса бочком отступила в пост безопасности. Рядом с ней Кортес зажимал уши ладонями, чтобы не слышать грохота. Или в попытке защитить голову от пуль? Он хлопнул девушку по плечу, словно хотел утешить, но толчок отбросил его чуть ближе к потолку, а ее — к полу.

— Ох, — забормотал Кортес, — зря я это сделал. И ты зря.

С монитора поста безопасности все звучал голос Анны.

«Свободное радио медленной зоны» держалось. В рубке трещали выстрелы. Орал Ашфорд: «Снять их. Убрать их всех!» Но, насколько могла судить Кларисса, охрана не рвалась в коридор. Да это было и ни к чему. Рано или поздно у Холдена с Наоми и остальных кончатся патроны, и тогда они умрут. Или патроны кончатся у людей Ашфорда, и тогда Холден их убьет. Любой вариант не сулил ей ничего хорошего. Ну и пусть. Затем она сюда и пришла.

Только вот…

— Вы слышали, что она сказала? Анна?

— Анна Воловодова серьезно ошибается, — ответил Кортес. — Само ее участие в проекте было ошибкой. Так и знал, что надо было предложить вместо нее Мухаммеда аль Маби.

— Вы слышали, что она сказала?

— О чем ты, детка?

— Она сказала, Кольцо ответит на атаку ударом на другую сторону. Против всех.

— Она ничего не знает, — возразил Кортес. — Такими угрозами враг нас обманывает.

— Это не она, — сказала Кларисса. — Она узнала от Холдена.

— Того самого Холдена, который затеял войну, сообщив всем, чего не следовало?

Кларисса кивнула. По меньшей мере одну войну он начал. Уничтожил «Протоген», толкнул первую костяшку домино, и цепная реакция опрокинула «Маоквик» и ее отца. Все это он.

Только вот…

— Он не лгал. Он много чего натворил, но ни разу не солгал.

Кортес хотел ответить, заранее презрительно скривился, открыл рот, но тут снова грохнули выстрелы. Кларисса почувствовала, как съежился Кортес. Запах пороха наполнил воздух, воздуховоды переключились на аварийную фильтрацию. Изменился гул вентиляторов. Никто в рубке, наверное, не понял, что это значит. Заметили, что чуть выше стал звук, — а может, и вовсе не заметили.

Кортес расчесал пальцами волосы.

— Не высовывайся, — приказал он. — Когда все закончится, когда Ашфорд победит, я с ним поговорю. Объясню, что ты не желала ему зла. Что просто ошиблась. Он тебя простит.

Кларисса понурилась. Мысли путались, а тут и еще голод, и ружейная пальба… Там, в коридоре, был Джим Холден. Человек, за которым она пустилась в такую даль, чтобы обесчестить и уничтожить. Но сейчас она не желала ему смерти. Отец остался на Земле, и она хотела спасти его и всех остальных — а возможно, погубить. Она убила Рена, и, что ни делай, этого уже было не исправить. Даже собственной смертью.

Она так верила! Столь многое отдала! Отдала всю себя — и осталась совсем пустой. И грязной. Она уже положила на алтарь чести семьи деньги, время, людей. Теперь готова была пожертвовать своей жизнью, только вот после слов Анны засомневалась, не окажется ли напрасной такая жертва.

Смятение и отчаяние гулом бились в ушах, и в этом гуле прозвучал голос — как ни странно, ее собственный. В нем было презрение, злость и единственная уверенность, за которую она еще цеплялась.

— Кто такой Ашфорд, чтобы меня прощать?

Кортес заморгал, словно впервые ее увидел.

— Если на то пошло, — добавила она, — кто вы такой?

Она развернулась и несильно толкнулась к двери, оставив Кортеса за спиной. Ашфорд и его люди, вооруженные до зубов, ждали следующей атаки.

Капитан, выставив перед собой пистолет, ударил ладонью по панели управления.

— Руис! — хрипло прокричал он. Сколько часов он дожидался своего Апокалипсиса? Кларисса по голосу поняла, что капитан на грани срыва. — К выстрелу готова? Доложи о готовности!

Женский голос срывался от страха:

— Готова, сэр. Соединение восстановлено, диагностика горит зеленым. Должно получиться. Не убивайте меня. Пожалуйста!

Вот, значит, как. И тут словно в голове что-то щелкнуло: Кларисса поняла, что надо делать. Хватило бы только времени.

Она прижала язык к нёбу, тихонько провела против часовой стрелки. Ожили вживленные в тело железы, и мир на мгновенье окрасился белым сиянием. Она испугалась было, что не сдержит вскрика, но когда пришла в себя — став лучше прежнего, — никто на нее не смотрел. Все стволы целились в коридор. Все видели угрозу в Джеймсе Холдене — как недавно она сама. Все, кроме Ашфорда. Тот выпустил пистолет, оставив его висеть в воздухе, и вводил программу выстрела. Ему остались секунды. Не хватит. Даже подстегнутая гормонами, она не успеет исполнить задуманного раньше Ашфорда.

Значит, начать придется с него.

Обеими ногами оттолкнувшись от дверной рамы, она вылетела в рубку. Воздух показался густым и вязким, как вода. Из-за поворота вынырнула женщина, выстрелила в Ашфорда, и люди в рубке ответили, стволы расцвели огненными вспышками, погасли в дыму и вспыхнули снова. Пуль она не видела, но оставленные ими в воздухе следы держались долю секунды — как тоннели в пустоте.

Кларисса подтянула колени к груди. Она была совсем рядом с Ашфордом. Тот уже нацелил палец вниз, к экрану панели, готовясь дать команду к выстрелу лазера. Она со всей силы лягнула ногами. Перенапряженные мышцы и связки пронзило острой болью, но в этой боли была радость. Кларисса не рассчитала совсем чуть-чуть — ударила Ашфорда не в середину туловища, а в плечо и в голову. Удар отозвался в теле, у нее щелкнули зубы. Ашфорд с округляющимися глазами полетел прочь от панели. Двое охранников начинали разворачиваться к ней, когда она, сложившись всем телом у ручки амортизатора и резко распрямившись, сдвинулась в сторону. Два стола полыхнули один за другим, потом оба разом — словно молнии в грозу. Она завертелась в воздухе, прижав к себе руки, чтобы ускорить вращение.

Женщина из коридора уже продвигалась в рубку, заливая ее огнем. Пуля нашла одного из охранников, и он отлетел к дальней стене. Кларисса словно просматривала раскадровку старого фильма. Женщина в коридоре, вспышка на конце ствола, Кларисса оборачивается. Охранник летит спиной вперед, на его груди распускается розовый бутон. Она понимала, что ее ждет то же самое. Гормоны кипели в крови, воспламеняя мозг, но не делали тело неуязвимым. Если пуля найдет ее, спасения не будет. Так что нечего надеяться на удачу, надо делать дело.

Щиток в стене был открыт, наружу торчали обнаженные потроха проводки. Она мягко придержалась за край проема. Из ладони, разрезанной металлом, пошла кровь. Боли Кларисса не почувствовала, только тепло. Тело сообщало о повреждении. Сетевой фильтр прятался за контрольной панелью. Кларисса протиснула к нему руку, пальцы погладили бледную керамику. Индикатор ошибок горел зеленым. Она задержала дыхание, ухватила фильтр, нажала, повернула и потянула на себя. Фильтр послушно вышел из гнезда.

Выстрел. На стене над головой появилась вмятина, от нее брызнули крошки металла. Стреляли в Клариссу. Или рядом — было не важно. Она перевернула фильтр и вставила на место другим концом. Индикатор моргнул красным и снова зажег зеленый свет. Точь-в-точь как показывал Рен. «Кошмарная конструкция», — ухмылялся он, переустанавливая устройство. Еще два выстрела чуть не порвали ей барабанные перепонки. Время распалось на мгновения. Она не знала, сколько секунд потребуется на перезагрузку. Процесс уже должен был идти, но могла ли она полагаться на ненадежное время? Мир снова разваливался, тело отказывалось служить. Сетевой индикатор загорелся красным. Кларисса улыбнулась и расслабилась. Она видела каскад отказов так, словно он шел в ней самой, а не в корабле. Одна ошибка вызывает другую, та следующую, их число быстро, неудержимо растет. Нервная система «Бегемота» распознаёт опасность, но не видит источника. И отключается, чтобы не стало хуже.

Блокирует ошибки.

Кларисса обернулась. Ашфорд стоял на своем амортизаторе, одной рукой держась за крепления, вжимая ноги в гель. Рот его был разинут в гримасе ярости. Двое его людей тоже развернулись к ней, навели стволы. Их лица ничего не выражали.

За их спинами в дверном проеме поста безопасности, как в раме, неподвижно стоял Кортес. На его лице застыла маска отчаяния и изумления. Он, подумалось Клариссе, не из тех, кто всегда готов к неожиданностям. Тяжело ему, должно быть. Прежде она не замечала, как он походил на ее отца. То ли формой подбородка, то ли взглядом…

Свет моргнул. Клариссу уже била дрожь. Все было кончено. Для нее, для всех здесь. Первая судорога ломки свела тело. Подступала тошнота. Кларисса почувствовала безразличие.

«Я это сделала, Рен, — думала она. — Ты меня научил, и я справилась. Кажется, я всех спасла. Мы с тобой спасли».

Ашфорд выхватил из воздуха свой пистолет и всем телом подался к ней. Его крик словно завяз в воздухе. Кортес тоже вскрикнул, метнувшись к нему через рубку. В руке старик сжимал контактный тазер, и Кларисса с благодарностью увидела горестное лицо проповедника. Все-таки ему было не безразлично, что с ней случится. Лампочки коротко вспыхнули и погасли в тот самый миг, когда Ашфорд навел ей в лицо ствол. Аварийное освещение не спешило включаться.

Стало темно, а потом в глазах полыхнуло.

И снова стало темно.

ГЛАВА 52 ХОЛДЕН

Холден выщелкнул пустой магазин и полез за новым, но пальцы нащупали пустоту. Не берег он боеприпаса. Надо было оставить хоть один. Рядом стреляла из своей винтовки Корин. У нее на поясе висела запасная пистолетная обойма. Холден, не спрашивая разрешения, сдернул ее и вставил в свой пистолет. Корин дала еще несколько выстрелов и крикнула, чтоб он кончал. Бой не прекращался.

Касс стреляла, высунувшись из-за угла. Пули противника разлетались по всему коридору, а в нее не попадали. Холден хотел крикнуть десантнице, чтобы не высовывалась, но тут погас свет.

Не только свет. Изменилось так много всего сразу, что его подсознание взбунтовалось. Оно решило очистить ему желудок на случай, если это отравление. Переключилось на алгоритм миллионолетней давности.

Скорчившись от тошноты и упав на колени, Холден осознал в числе других изменений возникшую откуда-то силу тяжести. Он ударился коленями, не прикрытыми больше изолирующим скафандром. И кроме того, ощутил запах. Пахло болотным, сернистым газом. Внутреннее ухо не докладывало о силе Кориолиса — значит, вращения не было. И не было шума двигателя, значит, «Бегемот» не включал тягу.

Холден пошарил рукой вокруг себя. Земля. Влажная почва, мелкие камешки. Что-то похожее на стелющиеся растения.

— Ох, извини, — сказал голос. Миллер.

Слегка прояснилось. Холден, обнаженный, стоял на коленях на широкой поляне, поросшей травой или мхом. Светло было как в лунную ночь, хотя над головой он не увидел ни луны, ни звезд. Вдали темнело что-то вроде леса. За ним поднимались горы. Миллер стоял в нескольких шагах, глядя в небо. На нем был все тот же серый поношенный костюм и смешная шляпчонка. Руки он засунул в карманы, смяв полы пиджака.

— Где?.. — начал Холден.

— Нашел планету в каталоге. Больше всего похожа на Землю. Подумал, здесь будет уютнее.

— Я здесь?

Миллер рассмеялся. С прошлого их разговора у него изменился тембр голоса. Стал безмятежным, чистым. Просторным.

— Малыш, здесь и меня-то нет! Но нам нужно было где-то поговорить, а здесь спокойней, чем в пустоте. Мощности процессора у меня теперь хватает.

Холден поднялся, смущенный своей хотя бы и кажущейся наготой. Ну, тут ничего не поделаешь. Но если это был симулякр, возникали другие вопросы.

— Бой продолжается?

Миллер чуть повернулся, но в лицо по-прежнему не смотрел.

— М-м?

— Когда ты меня выхватил, шел бой. Если это — просто мое представление, значит, я сам еще посреди боя? Плаваю в воздухе, закатив глаза, или как?

Миллер словно бы сбился.

— Возможно.

— Возможно?

— Возможно. Слушай, не думай об этом. Мы быстро.

Холден шагнул к нему, заглянул в глаза. Миллер ответил своей улыбкой грустного бассета. Глаза его светились голубым электрическим сиянием.

— Мы справились, что ли? Сбросили мощность ниже пороговой?

— Точно. И я внушил Станции, что вы — просто пыль и камни.

— Значит, мы спасли Землю?

— Ну… — Миллер по-астерски двинул ладонью, как пожал плечами, — мы еще и спасли Землю. По большому счету это не важно, но как бонус — приятно.

— Рад, что тебе не все равно.

— А-а, — с прежним жутковатым смешком ответил Миллер, — вообще-то, все равно. То есть я помню, как был человеком. Хороший симулякр. Но я помню чувства, не испытывая их, если я понятно выражаюсь.

— Так-так.

— Ну, вот посмотри. — Миллер ткнул пальцем в черное небо. И оно тотчас наполнилось светящимися голубыми Кольцами. Тысяча врат медленной зоны окружили их, словно пушинки одуванчика, видимые из центра цветка. — Сезам! — воскликнул Миллер, и кольца разом сменили цвет, превратившись в зеркала, отражающие солнечные системы.

Холден своими глазами видел незнакомые звезды и вращающиеся вокруг них миры. Он отметил, что Миллер внес в симуляцию артистический элемент.

Под ногами что-то квакнуло. Опустив взгляд, Холден увидел подобие длинноногой лягушки с сероватой кожей и вроде без глаз. Пасть ее была усеяна мелкими острыми зубками, и Холден живо ощутил свои босые ноги. Миллер, не глядя, пнул лягушку ботинком. Она закувыркалась по полю на своих длиннющих лапах.

— И все эти врата открыты?

Миллер взглянул непонимающе.

— Ну, я имею в виду, — настаивал Холден, — в реальном мире?

— Что такое «реальный мир»? — Миллер снова задрал голову к кружащимся в ночном небе вратам.

— Место, где я живу.

— А, тогда да. Все врата открыты.

— И за ними не ждет флот вторжения с кровожадными чудищами?

— Пока нет, — ответил Миллер. — Что само по себе любопытно.

— Я пошутил.

— А я нет, — сказал Миллер. — Это был рассчитанный риск. Но теперь все ясно.

— Но мы можем пройти через врата? Попасть сюда?

— Можете, — сказал Миллер, — и, насколько я вас знаю, пройдете.

На минуту Холден забыл про Ашфорда, про «Бегемот», про смерть и жестокость. Ничто сейчас не отвлекало его от мысли о том, где они. Что они делают.

И что все это значит.

Он при жизни увидит, как человечество дотянулось до звезд. Они с Наоми, их дети, внуки. Тысячи миров без границ. Новый золотой век человечества. И в каком-то смысле это заслуга «Наву». Фред может обрадовать мормонов. Скорее всего, они даже отзовут свои иски.

— Ух ты! — проговорил он.

— Да, но не спеши слишком ликовать, — предостерег его Миллер. — Сколько раз я тебя предупреждал. За дверью и по углам, малыш, тебя могут поджидать. Человечество тупое, ничего не слушает. Ну, вы скоро усвоите этот урок, и не мое дело — нянчить вас, когда вы научились ходить.

Холден ковырнул землю ногой. Ямка наполнилась прозрачной жидкостью с запахом меда. Миллер сказал, этот мир есть в каталоге Станции. «Когда-нибудь я смогу здесь поселиться!» — ошеломленно подумал Холден.

Вид неба изменился, в нем проявились все корабли, запертые на орбите Станции. Они медленно расплывались друг от друга.

— Ты их отпускаешь?

— Не я. Станция сняла блокировку, — поправил Миллер. — А я навсегда отключил систему защиты. Она ни к чему. Только лишние неприятности для мартышек, тычущих пальцами куда не следует. Этот петух Ашфорд и впрямь вообразил, что может повредить врата?

— А по ту сторону врат всюду такие миры?

— За некоторыми — возможно. Как знать? — Миллер снова повернулся к Холдену, в его светящихся глазах была тайна. — Здесь шла война, малыш. Война по всей галактике, если не дальше. Моя сторона проиграла, их больше нет. С тех пор прошло два миллиарда лет. Кто знает, что ждет за дверьми?

— Думаю, мы это выясним, — ответил Холден, храбрясь наперекор пробежавшим по спине мурашкам.

— За дверью и по углам, — повторил Миллер тоном последнего предупреждения.

Оба смотрели в небо, по которому расходились корабли. Холден ожидал увидеть, как кто-то выпустит первую торпеду, но этого не случилось. Все играли честно. Может быть, случившееся на «Бегемоте» изменило людей. Может быть, они донесут эту перемену до дома, заразят ею остальных. Надежда казалась зыбкой, но Холден оставался неисправимым оптимистом. Дай людям информацию и верь, что они распорядятся ею правильно. Другого способа вести игру он не знал.

Но, может быть, корабли двигались только на созданной Миллером картине, а человечество так ничему и не научилось?

— Ну, ладно, — сказал Холден через несколько минут. — Спасибо за приглашение. Мне, пожалуй, пора довоевывать.

— Я не прощаюсь, — легко бросил Миллер, но в его словах была угроза.

— Отлично.

— Я не для того создан, чтобы разгребать за человечеством дерьмо, — продолжал Миллер. — И не для того, чтобы открывать вам врата и снимать барьеры. Это вышло случайно. То, что меня создало, просто прокладывает дороги. А сейчас использует меня, чтобы выяснить, что сталось с галактической цивилизацией, которой нужны были эти дороги.

— А какой смысл, если ее больше нет?

— Нет смысла, — пожал плечами Миллер. — Ни малейшего. Если ты настроишь навигатор «Роси» на определенный курс, а в следующий момент помрешь, сможет ли «Роси» решить, что теперь нет смысла исполнять приказ, и остаться на месте?

— Нет, — признал Холден, поняв и с неожиданной для себя силой пожалев нового Миллера.

— Нашим делом было создавать сеть. И мы пытаемся это делать, хотя ловить уже нечего. То, что выскочило с Венеры, — тупая штуковина, малыш. Только одно и умеет. И совершенно не представляет себе, что такое расследование. А я представляю. И я есть. Я собираюсь заняться расследованием, даже если на его результаты Вселенная по большому счету плевать хотела.

— Понимаю, — кивнул Холден. — Удачи, Миллер. Я…

— Я же сказал, что не прощаюсь.

Холден, вдруг перепугавшись, попятился.

— Как это понимать?

— А так, малыш, что мне понадобится средство передвижения.

Холден парил в абсолютной темноте. Он снова ощутил себя в скафандре. Вопили люди. В какой-то момент раздался выстрел, затем была тишина, затем щелчок электрического разряда и стон.

— Прекратить! — гаркнул кто-то. — Всем прекратить стрельбу!

Голос звучал достаточно властно, чтобы люди повиновались. Холден нащупал табло на запястье, зажег фару скафандра. Остальные быстро последовали его примеру. Корин и Касс были целы и невредимы. Холден задумался, сколько длилась его беседа с призраком в реальном времени.

— Меня зовут Гектор Кортес, — заговорил миротворец. — Что здесь происходит, кто-нибудь понимает?

— Все закончилось, — проорал в ответ Холден и расслабился, трупом поплыв по коридору. Он так устал, что приходилось сражаться со сном даже здесь. — Все закончилось. Можно включать все обратно.

В рубке зажигались огоньки — люди доставали ручные терминалы или аварийные фонарики.

— Позвоните Руис, — велел Гектор. — Пусть пришлет команду — исправлять, что там натворила Кларисса. Надо осветить корабль, в барабане сейчас наверняка паника. И еще медиков сюда.

Холден задумался, где Ашфорд и почему всеми командует этот Кортес. Но командовал он разумно, так что Холден не стал возражать. Он толкнулся к рубке, приготовившись помогать, где понадобится, но пистолет держал под рукой. Касс и Наоми поменялись местами с Хуаресом. Наоми взялась за ремонт.

— Наоми, вызови радиостудию. Может, у них связь работает. Узнай, как Анна, и Моника, и Амос. Потом попробуй достучаться до «Роси». Очень хочется разобраться, что за чертовщина.

Она кивнула и занялась связью.

— Выживет? — спросил Холден у седого мужчины, склонившегося над девушкой.

— Думаю, да, — ответил тот и добавил: — Это она устроила.

Он неопределенно махнул рукой, подразумевая потухшие лампочки.

— Ого, — сказал Холден. — Пожалуй, я рад, что мы не вышвырнули ее из шлюза.

ГЛАВА 53 КЛАРИССА

Она приходила в себя, как будто поднималась по ступеням, ощущала неудобство прежде, чем подступала боль. Сначала осознавала, что где-то что-то не так, и уже потом в голове, похожей на гремящую коробку с шурупами, складывалась осмысленная история. Она уже вспомнила даже такие абстрактные понятия, как собственное имя и где она находится, — но все затмевало чувство, словно с ней что-то не так.

Было грязно и слишком жарко. Она лежала на узкой, пропахшей потом постели, сверху торчала капельница. Она далеко не сразу вспомнила, что это означает. Мешок с жидкостью висит, не парит. Значит, гравитация. Неизвестно, тяги или вращения, — может, это надежное притяжение планеты? Она не видела способа их различить. Просто так приятно было снова обладать весом. Значит, что-то наладилось. Что-то сработало.

Закрыв глаза, она увидела сон — как убивает Рена и скрывает его внутри себя, и ей приходится прятаться от просветки, чтобы его не нашли. Приятно было проснуться и вспомнить, что все уже и так это знают.

Иногда приходила Тилли, сидела у кровати. Похоже, плакала. Клариссе хотелось спросить, о чем, но не хватало сил. Иногда появлялась Анна. Лечащим врачом была благообразная старушка с повидавшими все глазами. Кортес не пришел ни разу. Сон и явь сливались. Болезнь и здоровье тоже. Между ними было трудно, почти невозможно провести границу.

Однажды ее разбудил голос — ненавистный голос Холдена. Он стоял в ногах ее кровати, скрестив руки на груди. Рядом с ним была Наоми и еще двое. Бледный походил на водителя грузовика, смуглый — на школьного учителя. Амос и Алекс. Команда «Росинанта». Люди, которых она не сумела убить. Она была рада их видеть.

— Совершенно невозможно, — сказал Холден.

— Посмотри на нее, — ответила Анна.

Кларисса вывернула голову, чтобы увидеть стоявшую позади женщину. Анна постарела. Стала тоньше. Или прозрачней. С нее содрало всю шелуху, до самой сути. И она теперь казалась красивой. Красивой и ужасающе твердой в своем сочувствии. От этого на нее было тяжело смотреть.

— Ее убьют.

Алекс — тот, что походил на учителя, — поднял руку.

— Вы имеете в виду: будут судить по закону за убийство людей, которых она действительно убила?

«Убила, — подумала Кларисса, — правда». Анна, стоя над ней, заломила руки.

— Я имею в виду, что это было бы желательно, — сказала она. — Суд, адвокат, правосудие. Но мне нужно сберечь ее до суда на Луне. Началась эвакуация, вы сейчас — единственный независимый транспорт в медленной зоне. И единственная команда, которой я бы ее доверила.

Наоми взглянула на Холдена. Кларисса не разобрала, что выражает ее взгляд.

— Я не возьму ее на свой корабль, — сказал Холден. — Она пыталась нас убить. Она чуть не убила Наоми.

— И еще она спасла вас обоих, — добавила Анна. — И всех остальных.

— Не уверен, что чем-то ей обязан за единственный человеческий поступок, — огрызнулся Холден.

— Я этого и не говорю, — сказала Анна, — но мы должны обращаться с ней так же, как хотели бы, чтобы обращались с нами, и…

— Слушай, Рыжик, — перебил Амос. — У всех здесь присутствующих, кроме, может, тебя и капитана, очень растяжимая этика. И у всех у нас руки не чисты. Не в том дело.

— Вопрос тактики, — согласился Алекс.

— Да? — удивился Холден.

— Да, — сказала Наоми. — Сделав вид, будто она не несет в себе опасности, взяв ее на борт, пусть даже только для доставки в надежное место, мы навлечем недовольство трех юридических корпусов, а наше положение и так уже… можно сказать, сомнительное.

Кларисса дотянулась до блузки Анны, по-детски дернула ее за полу.

— Ничего, — прохрипела она, — я понимаю, все правильно.

— Сколько? — спросила Анна. И, в ответ на их недоуменные взгляды, добавила: — Если вопрос заключается в том, стоит ли дело риска, то сколько нужно, чтобы оно оказалось стоящим?

— У тебя столько нет, — ответил Холден, но голос его прозвучал виновато. Ему не хотелось отказывать Анне, и исполнять ее просьбу тоже не хотелось. Куда ни кинь, всюду клин.

— А если я выкуплю «Росинант»? — спросила Анна.

— Он не продается.

— Не у вас. Я знаю, что он под судебным арестом. Если я выкуплю корабль у Марса и отдам вам все права на него?

— Вы собрались купить военный корабль? — изумился Алекс. — Неужели церковь на такое пойдет?

— Конечно, — вмешался Холден, — ради такого я бы взял ее на борт контрабандой.

Анна подняла палец и вытащила из кармана терминал. Кларисса заметила, что пальцы у нее дрожат. Постукав по экрану, Анна несколько секунд ждала, пока не ответил знакомый голос.

— Энни? — сказала Тилли Фэган. — Ты где? Я тут пью коктейль с полудюжиной ужасно важных персон и скучаю до слез. Хоть бы ты пришла, дала мне, над кем похихикать.

— Тилли, — заговорила Анна, — помнишь, ты задолжала мне солидную услугу? Ты знаешь, какую.

— Я вся обратилась в слух, — сказала Тилли.

— Я прошу тебя выкупить «Росинант» у Марса и отдать капитану Холдену. — Тилли молчала. Кларисса так и слышала, как глаза у нее лезут на лоб. — Это единственный способ помочь Клариссе.

Из динамика раздался то ли смешок, то ли вздох.

— Конечно, какого черта. Я скажу, и Роберт сделает. Куда он денется? По разводу я получила бы больше. Что-то еще, милая? Не поправить ли заодно земную ось?

— Нет, — сказала Анна, — это уже много.

— Тут ты чертовски права. Давай скорее сюда. Правда, все слетятся на тебя как мухи, а я повеселюсь, глядя, как они толкаются.

— Я приду, — пообещала Анна и, убрав терминал в карман, взяла Клариссу за руку. Пальцы у нее оказались теплыми. — Ну что?

Холден был бледен. Он перевел взгляд с Клариссы на Анну и обратно. Протяжно выдохнул.

— Ого! Ага. Хорошо. Только мы, может, не сразу отправимся домой. Это срочно?

Кларисса протянула ему ладонь, дивясь ее тяжести. Какое-то время все в недоумении смотрели на нее. Потом Холден — человек, ради унижения и гибели которого она перевернула землю и небо, — взял ее руку и пожал.

— Приятно познакомиться, — прохрипела Кларисса.

Ей нацепили на ногу медицинский браслет — который готов был впрыснуть ей седативные по сигналу любого члена команды, или если бы включились искусственные железы, или если бы она покинула жилую палубу. Трехкилограммовый браслет из литого пластика тяготил ее, как ядро каторжника. Переход устроили во время поминальной службы. Капитан Мичо Па, еще в бинтах, высокими словами говорила о Карлосе Баке, о Саманте Розенберг и еще о дюжине человек, чей прах предстояло развеять в пространстве. За ней по очереди выступали командиры других кораблей, и каждый добавлял несколько слов. Никто не вспомнил о запертом и усыпленном лекарствами Ашфорде. И о ней тоже.

Это была последняя церемония перед исходом. Перед возвращением. Кларисса смотрела ее по своему терминалу — отрывая ради этого взгляд от экрана челнока, передававшего вид с наружной меры. Чужая Станция отключилась. Перестала светиться, не реагировала на прощупывания, и датчики видели в ней просто глыбу, сплавленную из металла и углеродных структур, плывущую в беззвездной пустоте.

— А ведь возвращаются не все, — подал голос Алекс. — Марсиане собираются остаться, исследовать все врата. Заглянуть на ту сторону.

— Я не знала, — сказала Кларисса.

— Ага. Вот сейчас, — пилот указал на экран, где капитан корабля ООН с жесткими, как камень, глазами зачитывала скорбный список погибших, — поворотная точка. До сих пор был один только страх. Отныне будет только жадность. — Он вздохнул. — Самое лучшее время — сейчас.

— Да, — согласилась Кларисса.

— Слушай, просто для справки: ты точно передумала убивать капитана? Знаешь, если соберешься, ты хоть предупреди.

— Да, — сказала она.

— А если бы собиралась?

— Не призналась бы. Но я не собираюсь.

— Ну, это хоть честно.

— Эй, Алекс, — позвал сзади Холден, — мы еще не прибыли?

— Как раз собирался постучать, — ответил пилот и стукнул пальцами по панели управления. На экране «Росинант» осветился наружными огнями, засиял в черном небе золотом и серебром, словно целый город, видный с высоты. — Ну вот, люди, мы и дома.

Комната у Клариссы была больше каюты на «Сересье», но меньше, чем на «Принце». Делить ее ни с кем не приходилось.

Из одежды у нее был только спортивный костюм с надписью «Тахи» на груди. Все туалетные принадлежности — из стандартного корабельного набора. Ничего своего не осталось. Ее самой не осталось. Она сидела у себя, только по нужде выходя в гальюн или в камбуз. Не из страха, а, скорее, не желая болтаться под ногами. Корабль был не ее — их. Она чувствовала себя чужой, не заслужившей права находиться здесь с ними. Ей оплатили пассажирский билет, и они поневоле взяли ее на борт. Сознание этого ее тяготило.

Со временем каютка стала все больше напоминать ей камеру на «Бегемоте». Такое сходство ее немного расшевелило. Но совсем чуть-чуть. Камбуз она хорошо изучила на симуляторе, когда готовилась захватить и уничтожить корабль. Воочию он выглядел иначе. Не больше и не меньше, а по-другому. Команда сновала по нему с недоступной Клариссе ловкостью. Они ели, болтали, не замечая ее, словно она была призраком. Словно уже лишилась своего места в мире.

— Ну, — мрачно сказал Холден, — положение тяжелое. У нас кончается кофе.

— Пиво осталось, — напомнил Амос.

— Верно, — признал Холден, — но пиво — не кофе. Я послал запрос на «Бегемот», но там не отвечают, а я не могу пуститься в бескрайние неведомые просторы без кофе.

Алекс с ухмылкой покосился на Клариссу.

— Кофе, который варит «Росинант», капитану не по вкусу, — пояснил он. — Капитан от него газует.

Кларисса не ответила. Не знала, ждут ли от нее ответа.

— Ничего подобного, — возмутился Холден. — Это было всего один раз!

— Не один, — возразил Амос, — и, не в обиду тебе, кэп, воняло так, словно у тебя в заднице сдохла белка.

— Ну, — сказал Холден, — не тебе жаловаться. Стоит вспомнить, как я отмывал твою койку после эксперимента с гуляшом на водке.

— Тут он прав, — подхватил Алекс, — напакостил ты знатно.

— Воистину, мои внутренние скрепы всегда готовы распасться, — философски ответствовал Амос, — но, по-моему, это пустяки в сравнении с капитановым пердежом.

Алекс сдавленно захихикал, а Амос, прижав ладонь к губам, издал неприличный звук. Наоми взирала на болтунов, прикидывая, рассмеяться или надавать оплеух.

— Никаких газов, — сказал Холден, — просто я предпочитаю натуральный кофе.

Наоми тронула Клариссу за локоть и склонилась к ней. Неожиданно мягко улыбнулась.

— Я тебе не говорила, как приятно, когда ты не единственная женщина на корабле? — шепнула она.

Она шутила. Кларисса поняла шутку. Но шутка относилась и к ней, и она сама удивилась своим слезам.

— Я благодарен за рассказ о Быке, — произнес мужской голос. Клариссе, гулявшей по кораблю, он был незнаком. Чужой голос на космическом корабле привлек внимание, как странный звук в спальне. — Мы дружили много лет, и… мне его не хватает.

Кларисса повернула — каюта Холдена была открыта, а сам он сидел на койке-амортизаторе, глядя в монитор. Вместо тактической схемы с кораблями, Станцией и Кольцом весь экран занимало мужское лицо. Она узнала Фреда Джонсона, предавшего Землю и возглавившего Альянс Внешних Планет. Палача станции Андерсон. Он выглядел старым, волосы почти побелели, а глаза были желтоватые, цвета слоновой кости.

— Я слишком многого от него требовал. — Запись звучала дальше. — И он многое отдал. Это… заставило меня задуматься. У меня, капитан, есть дурная привычка требовать от людей больше, чем они способны сделать. Больше, чем справедливо от них ожидать. Пожалуй, я и с вами так обошелся.

— Задумался? — обратился Холден к экрану, на котором, как казалось Клариссе, крутилась запись.

— Если это так — извини. Между нами, как командир командиру: о некоторых своих решениях я жалею. Думаю, ты сумеешь понять. Я решил оставить «Бегемот» на месте. Мы посылаем к нему почву и все необходимое для создания агрикультуры в барабане. Для военного флота АВП это потеря главного пугала. Но перед нами, кажется, тысячи планет, ожидающих исследования, и невозможно устоять перед соблазном владеть единственной заправочной станцией на транспортной развязке. Если ты со своей командой захочешь помочь в сопровождении кораблей от Ганимеда к Кольцу, заказы будут. Ну вот, это что касается официальной части. Обсуди с остальными и дай мне знать, что решите.

Фред Джонсон коротко кивнул в камеру, и экран затянула голубая пустота с рассеченным кругом АВП. Холден оглянулся через плечо. Увидел Клариссу.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

Минуту оба молчали. Она не знала, что сказать. Хотела извиниться, последовать примеру, который только что показал ей Фред Джонсон, но не могла. Она подождала отклика Холдена. Не дождавшись, двинулась обратно к своей каюте. В животе лежал холодный ком.

Они не друзья. И никогда не станут друзьями. Есть вещи, которых не исправишь.

Придется с этим жить.

От Амоса пахло потом и растворителем. Он из команды больше всего походил на ее знакомых. На Соледад и Станни. На Рена. Он заявился на камбуз со сварочным аппаратом, сдвинув маску на лоб. Улыбнулся, заметив ее.

— Натворила ты здесь дел, — сказал он. Кларисса знала, что при нужде он вполне способен ее убить. Но пока такой нужды не было, он держался легко и весело. Она сама не понимала, почему это для нее так много значит. — То есть твой мех натворил. Их ведь и строят для работы со сталью.

— Под конец — без меха, — призналась она. — У него батарея села. Шкафчик в шлюзе — это я сама.

— Правда? — удивился он.

— Ага.

— Ну-ну. — Амос достал из автомата грушу с искусственным кофе и перенес ее на стол. — Впечатляет.

Она представила, как он работает, скрыв под маской лицо. Летят искры, горбится огромная тень на стене. Гефест, божественный кузнец в своей подземной кузне. Это сравнение пришло на ум Клариссе Мао. Мелба Кох думала бы о температуре дуги и составе пластин, которые он варит. Она могла думать за ту и за другую, но не была уже ни той, ни другой.

Она зависла в воздухе. И когда корабль включит тягу, создав силу тяжести, она так и останется висеть. В своем прежнем мире она твердо знала, кто есть кто. Дочь Жюля-Пьера Мао, сестра Джули Мао, бригадир электриков на «Сересье», орудие мести отца. Теперь она стала никем. Багажом на корабле бывших врагов, перевозящем ее от одной тюрьмы в другую, — и ее это даже не возмущало. Пожалуй, настолько безымянной она в последний раз чувствовала себя в пеленках.

— В чем там дело?

— М-м?

— Ты сказал, я много чего натворила. Что именно?

— Заклинивает люк, который ведет сюда из мастерской. Ты его покорежила. Доходит до половины и застревает.

— Опорный шарнир смотрел?

Амос, насупившись, повернулся к ней. Она пожала плечами.

— Иногда в них при замыкании нарушается система противовесов. Мы, пока летели сюда, чинили такие раз пять.

— Да ну?

— Просто подумала, — сказала она и добавила: — Когда доберемся до Луны, меня убьют, верно?

— Если да, считай, тебе повезло. В кодексе ООН сохранилась смертная казнь, но к ней редко прибегают. Пожалуй, запрут в клетку на всю жизнь. Лично я предпочел бы пулю.

— Долго туда лететь?

— Недель пять.

Они еще помолчали.

— Я буду скучать по этому кораблю, — сказала она. Амос пожал плечами.

— Шарнир, говоришь? Стоит проверить. Поможешь?

— Не могу. — Она показала браслет на щиколотке.

— Фигня, я его перепрограммирую. Чтобы пустил тебя хотя бы до мастерской. И прихватим для тебя пояс с инструментами, Персик. Разберемся с чертовым люком.

Час спустя она провела рукой по раме люка, на которой виднелись красноречивые царапины. «Это я, — подумала она. — Это я сделала».

— О чем задумалась, Персик? — спросил Амос.

— Приятно, когда можешь что-то исправить, — ответила она.

ЭПИЛОГ АННА

Анна сидела в обсерватории «Принца Томаса», любовалась звездами. Над ней был купол, составленный из экранов высокого разрешения. Расположившись под ними, она представляла, будто летит сквозь пространство, сидя на парковой скамеечке. На всем корабле Анна больше всего любила этот зал, где звезды горели ровным светом, не моргая от движения воздуха. Они казались совсем близкими, протяни руку — и достанешь.

Ручной терминал пискнул, напоминая, что она остановила на полпути запись видеосообщения. Анна стерла паузу, в которой засмотрелась на звезды, и продолжила письмо.

— Так вот, епископ прислал официальный вызов. Очевидно, кто-то на меня нажаловался. Например, Ашфорд. Он сам по горло увяз в разбирательствах с АВП, но находит время делать гадости другим. Но ты об этом не беспокойся. Спросят — я отвечу. У меня были веские причины для каждого поступка. Флотские, с которыми я работала, обещают поддержку. Но, возможно, она не потребуется. Кстати, я пригласила погостить у нас в Москве подругу, Тилли Фэган. Она грубая, несдержана на язык и знать не хочет о правилах приличия. Ты в нее влюбишься. Она ждет не дождется, когда увидит Нами.

Анна вставила в сообщение фотографию Тилли. Снимала Анна, а Тилли, прищурившись, всего на секунду замерла перед объективом, прежде чем сказать: «Убери от меня эту дрянь». В одной руке у нее дымилась сигарета, другой она сердито отмахивалась. Не самая приятная из ее фотографий, но самая характерная.

— Кстати о Нами, спасибо за видео. Просто не верится, как она выросла. И ползает при земной гравитации так, словно в ней родилась. Не успеем оглянуться, снова начнет ходить. Спасибо, что увезла ее домой. Иногда я жалею, что не улетела с вами. Честно говоря, почти все время жалею. Но потом вспоминаю, чем занималась за Кольцом, и не знаю, так ли хорошо все бы закончилось, если б не моя помощь. Может, я много о себе воображаю, но я и правда верю, что Бог посылает каждого туда, где он нужнее. Может, я была там необходима. Вернусь — стану каяться. Ты, епископ, Нами, вы все — моя семья, и мне предстоит долго перед вами извиняться.

Анна явственно, как сейчас, услышала голос Ноно: «Ты не спрашиваешь разрешения, ты потом извиняешься». Она рассмеялась сквозь слезы. Вытерла глаза и сказала в камеру:

— Ты и сейчас здесь, Ноно. У меня в голове. Но я бы все отдала, чтобы обнять тебя. «Принцу» добираться еще месяц. Целую вечность. Я тебя люблю!

Она прижала к груди прихваченную с собой подушку.

— Вот это ты и Наоми — вы обе. Вот как я вас люблю!

Она выключила запись, и отправленное сообщение метнулось от «Принца» к Ноно со скоростью света. Все равно слишком медленно. Анна стерла слезы, скопившиеся в уголках глаз.

Небо снаружи прочертила полоска белого огня длиной в несколько сантиметров. Еще один корабль из флотилии отправился домой. Может быть, один из конвоя «Принца», раз он так близко. Наконец они уходят, но многие не вернутся с ними из-за Кольца. Семьи, ожидающие родных, получат только извещения, посмертные награды и письма с соболезнованиями. Все это не заполнит пустоты, оставленной потерей в их жизни. Никогда не заполнит.

И все же корабли Земли, Марса, станций у внешних планет возвращались домой. Возвращались с вестью о величайшем шансе, когда-либо выпадавшем человечеству. Вместе с горем они везли надежду.

Неужели Нами предстоит жить на одной из вот этих светящихся точек? Вполне вероятно. Ее дочка родилась в мире, в котором отец и мать Анны не смогли себе позволить подарить ей сестричку. Анне самой пришлось два года работать, чтобы доказать правительству, что на ее образование стоит тратиться. Ресурсы иссякали, битва с отходами становилась все безнадежнее.

А дочка вырастет в мире без границ. Из него можно будет добраться к любой из звезд, ко множеству планет, кружащих вокруг них, — и выбрать там работу, образование, большую или маленькую семью, не спрашивая разрешения властей.

Как подумаешь, голова кружится.

Кто-то вошел в дверь, зацокали каблуки.

— Тилли, я как раз написала… — начала Анна и осеклась, потому что, обернувшись, увидела Гектора Кортеса.

— Доктор Воловодова, — чуть извиняющимся тоном начал он.

— Доктор Кортес, — вежливо отозвалась Анна. Ей казалось нелепостью после всего, что было, возвращаться к формальному тону, но Гектор настаивал. — Садитесь, пожалуйста.

Она похлопала по кушетке рядом с собой.

— Надеюсь, я вас не побеспокоил, — сказал он, садясь и устремляя взгляд на звезды. Не на нее. Он теперь не смотрел ей в глаза.

— Ничуть. Я недавно отправила письмо домой, а теперь вот любуюсь видом.

Они помолчали, разглядывая звездное небо.

— Эстебан проиграл, — сказал Кортес, словно продолжая беседу.

— Я не… ох, генеральный секретарь? Проиграл?

— На выборах победила Нэнси Гао. Чувствую здесь руку Авасаралы.

— Это кто?

Кортес рассмеялся. Смех звучал искренне: приятный рокот в глубине живота.

— Ох, услышь она вас, была бы довольна.

— Кто она?

— Она из тех политиков, которых не выбирают голосованием. Распоряжается в ООН, как у себя дома, и не любит, когда ее имя звучит в прессе. Сам факт, что она контролирует правительство вашей планеты, а вы о ней и не слыхали, показывает, как она хороша.

— О-о, — протянула Анна. Она не интересовалась политикой. Причисляла ее к самым зловредным изобретениям человечества, сразу после налогов.

Они долго сидели молча. Анна гадала, где сейчас Тилли и не зайдет ли она сюда, чтобы спасти ее от неловкости.

— Вы угадали, на какую лошадь ставить, — сказал наконец Кортес. — А я промахнулся. Надеюсь, вы не затаили на меня обиды. Я проникся к вам большим уважением, несмотря на разницу во мнениях. Не хотелось бы думать, что вы меня ненавидите.

— Нет-нет, Гектор. — Анна обеими руками пожала ему ладонь. — Совсем нет. Нам всем пришлось пережить ужас. Всем приходилось выбирать, все были напуганы. Но я уверена, что вы — хороший человек.

Кортес благодарно улыбнулся ей и похлопал по ладони. Анна кивнула, звезды на куполе размазались полосами.

— Как много звезд, — сказала она. — Когда-нибудь какие-то из них станут нашими.

— Не знаю, — понизив голос, горестно отозвался Гектор. — Не знаю, стоит ли нам их брать. Бог дал человеку Землю. Я не уверен, последует ли Он за нами к звездам.

Анна снова сжала его руку — и выпустила.

— Бог, в которого я верю, больше Вселенной. Ничто не может ему угрожать, кроме лжи.

Кортес невнятно хмыкнул.

— Я хочу, чтобы они принадлежали ей. — Анна махнула рукой, указывая на брызги света в небе. — Моей маленькой Нами. Хочу, чтобы все это когда-нибудь досталось ей.

— Не знаю, что она там найдет, — сказал Кортес, — но запомните, вы сами выбрали для нее такое будущее.

В его словах звучали надежда и угроза.

Как в звездах.

БЛАГОДАРНОСТИ

Нам опять не хватает места, чтобы поблагодарить всех. Книги этой серии не появились бы без усилий нашего агента Дэнни Барора и ревностной поддержки Тома Баумана, Сюзан Барнс, Эллен Райт, Тима Холмана, Алекса Ленчицки и всей команды «Orbit». Благодарю великолепного Дэниела Докью за иллюстрации, перед которыми не может устоять ни один читатель, и Кирка Бенсхофа за великолепный дизайн серии. Нам не найти слов для благодарности Кэрри, Кэт и Джейн за отзывы и поддержку, а Скарлетт — за то, что позволяла отрывать ее от «Разрушителей мифов». И другим «Разрушителям мифов» мы благодарны за снисходительность к интересующимися наукой дошкольникам. И всей шайке «Сэйк-ривер». Кое-что из самого крутого в этой книге — их заслуга. А ошибки, неточности и ляпы, как всегда, на нашей совести.