Глава 12

На столе полковника ФСБ Дмитрия Павловича Зеленина зазвонил телефон. Вызов пришел от самого директора.

— Я получил вашу записку, — сказал Бабурин. — Казакова нет на месте, поэтому звоню вам. Все материалы по делу «Подросток» направьте в Следственное управление, оно передается туда. Вам нужно будет зайти к Николаю Владимировичу и ответить на его вопросы. И возьмите с собой того, кто непосредственно вел дело.

Получив этот приказ, полковник тут же позвонил майору Лобову:

— Сергей, скажи своим орлам, чтобы все материалы по «Подростку» передали в Следственное управление, а сам иди ко мне. Нас с тобой отправляют к Можейко. Генералу некогда рыться в ваших бумагах, поэтому ты ему быстро обо всем расскажешь, а я при этом поприсутствую.

— Мило! — сказал Сергей Николаевич. — Мы проделали большую часть работы, а теперь…

— Это ты не мне говори, а директору, — перебил его Зеленин. — А насчет большей части работы… Я думаю, Сергей, что ее еще будет много! А когда придется идти на контакт, запросто можно напортачить. Лучше, если этим будут заниматься не наши ребята, а кто–нибудь другой.

Зеленин не стал брать служебную машину, воспользовался своей, и через двадцать минут оба офицера уже сидели в кабинете начальника Следственного управления генерал–лейтенанта Можейко.

— Мне об этом деле почти ничего не известно, — сказал им Николай Владимирович. — Директора оно заинтересовало, и он передал его нам. Расскажите, с чего все началось, и что вы успели сделать.

— Я думаю, что будет лучше, если вам обо всем расскажет майор Лобов, — сказал Зеленин. — Он вел это дело и знает все подробности.

— Все началось с одного исцеления, — начал рассказывать Сергей Николаевич. — Молодому и талантливому физику Олегу Снегову не повезло в возрасте тридцать два года заболеть саркомой. Сейчас это заболевание лечат примерно у половины пациентов. Снегов в эту половину счастливцев не попал. Все, что было возможно использовать, он использовал, включая операцию. Жить оставалось недолго, поэтому можете представить удивление его лечащего врача, когда месяц назад уже списанный им пациент пришел на прием с прекрасным самочувствием. Мало того что его ничего не беспокоило, на почти полностью облысевшей голове начали густо расти волосы.

— И что показали анализы? — с интересом спросил генерал.

— Его сразу же взяли в работу, — продолжил Лобов. — Исследование показало, что полного исцеления не произошло, но опухоль уменьшилась в несколько раз, и пораженные ткани буквально на глазах замещаются здоровыми. За два дня, которые он пролежал на больничной койке, от болезни не осталось и следа. Естественно, медики попытались разобраться. Причин выздоровления пациента не нашли, но чем дольше его исследовали, тем больше поражались. В результате болезни и ее лечения Снегов превратился в развалину, а после своего чудесного исцеления в течение нескольких дней стал эталоном здорового человека. Когда этот «больной» со скандалом ушел из центра, у него на голове уже была густая шевелюра. По наблюдениям медиков волосы росли примерно в двадцать раз быстрее обычного. Лечащий врач уцепился за слова Снегова о том, что в первый раз он себя хорошо почувствовал на вечеринки у отца.

— Кто его отец? — спросил генерал. — Мне фамилия Снегов кажется знакомой.

— Известный физик профессор Николай Алексеевич Снегов, все звания и награды которого долго перечислять. Ему шестьдесят девять лет, но сейчас больше пятидесяти не дашь.

— Сейчас? Из ваших слов следует, что недавно он выглядел на свой возраст?

— Совершенно верно, — подтвердил майор. — У него был лишний вес и гипертония, а у жены — легкая форма сахарного диабета.

— Попробую догадаться, — сказал генерал. — Она тоже помолодела и оба избавились от болезней?

— Так и было. Кроме того, старшее поколение семьи Снеговых сбросило лишний вес. Жена похудела на десять килограммов, а муж сбросил больше. Это определили уже позже, когда это дело попало к нам. Во время визита врач ничего толком не узнал. Удивился цветущему виду физика и убедился в том, что тот не хочет с ним откровенничать. Врач оказался настырным и с большими связями. Он не пожалел времени, чтобы больше узнать об этой семье. В результате выяснил, кто еще был на вечеринке. Это два ученых очень преклонного возраста и ректор МГТУ, который лет на пятнадцать моложе их.

— И все они помолодели, сбросили лишний вес вместе с болячками и прыгали зайчиками?

— Примерно так, — кивнул майор, — Только Брагинский с Никитиным были худыми и набрали вес до своей нормы, а Самохин сбросил двадцать килограммов. Все заметно помолодели и избавились от болезней. Никто из них с врачом откровенничать не стал, поэтому он пришел в нашу контору. Поскольку аномальными явлениями занимается наш отдел, нам все и передали.

— Теперь рассказывайте, что накопали вы.

— Исцеление почти наверняка произошло на вечеринке, поэтому мы за нее и уцепились, — сказал Лобов. — Эти вечеринки у них бывают по два–три раза в месяц, причем состав всегда один и тот же. На этой не присутствовал профессор Ляхов. Заболела жена, поэтому он не смог приехать. Было и еще одно отличие от других таких посиделок. Профессор Никитин притащил с собой внучку.

— По вашей записке это девочка, которой нет четырнадцати. Странный поступок — привести ее в компанию ученых. Чем это мотивировалось?

— Ей две недели назад исполнилось четырнадцать. Сначала мы попытались спросить самого Никитина, но он говорить о внучке отказался. Когда на него нажали, он нас послал.

— Нет у людей уважения к органам, — хмыкнул генерал. — Что вам об этом сказали остальные? Их не удивил поступок товарища?

— Все восприняли появление этой девочки, как нечто само собой разумеющееся. Брагинский с нами о ней тоже не стал говорить, а Самохин сказал, что таких умных детей еще не видел. Она якобы не училась в седьмом классе, а потом за месяц подготовилась к экстернату и сдала его на все пятерки. Продемонстрировала этой компании прекрасное знание иностранных языков и покорила всех умом и юмором. Он сказал, что такую возьмет в свой университет без экзаменов. Вроде бы Никитин ее для этого и привозил.

— Мог бы просто поговорить о ней с другом, а она потом сослалась бы на деда, — сказал Можейко. — И почему она не училась в седьмом классе? Болела?

— Тогда нам на этот вопрос никто не ответил. Ее дед не захотел, а остальные не знали. Им просто вскользь сказали, что были обстоятельства.

— Как она выглядит?

— Ниже среднего роста, хрупкого сложения, но очень сильная. О последнем мы узнали позже. Вот ее фотография.

— По–настоящему красивая девочка, — сказал генерал, рассматривая фото. — Такая красота — редкость. Ладно, рассказывайте дальше.

— Дальше стали разбираться с ее семьей. Ее отец — подполковник полиции, работает в областном Главном управлении, а мать работала там же экспертом–криминалистом, но потом ушла в декрет и на работу уже не вернулась.

— Почти наши люди. Выяснили, как девочка оказалась в Москве?

— В том–то и дело, что нет. Родители были на виду и, судя по всему, никуда не уезжали. Ее, конечно, могли отправить с кем–нибудь из знакомых… Ее дед незадолго до этого летал в Ростов–на–Дону, но он ее не забирал. В семье есть еще старшая дочь и совсем недавно удочерили семилетнюю девочку.

— Странный поступок для людей их возраста, уже имеющих двух дочерей. Продолжайте, майор.

— Мы с самого начала сосредоточились на Насте. Прежде всего решили выяснить, почему она не ходила в школу, и узнали, что летом она пропала и была объявлена в розыск. Через девять месяцев появилась, и отец привез ее в управление закрывать дело о пропаже. Я вам советую посмотреть сохранившуюся запись разговора.

— Они сохраняют такие записи? — удивился генерал.

— Другие убирают, а эта сохранилась, потому что многие записали себе на память.

— Обязательно посмотрю. Скажите вкратце, кто виноват в пропаже.

— Судя по записи, она сама. Сбежала в станицу, где годом раньше отдыхала с семьей. Познакомилась там с одним выжившим с ума стариком и заплатила ему за проживание. За забор не ходила, а к деду уже давно никто не ходит. Наш работник к нему ездил. Старика нормальным не назовешь, но он совершенно безобидный. Соображает достаточно для занятий хозяйством, но не помнит ничего, что случилось несколько дней назад. Следов проживания девочки не нашлось, но прошло уже много времени. Уезжала она изучать индийскую философию. Отрешение от мира вещей и все такое. Судя по всему, это выдумка, но придумано так, чтобы трудно было проверить. У полиции навалом работы, поэтому никто ничего и не проверял.

— Экстернат?

— Подала заявление и через месяц сдала на все пятерки. По мнению ее учительницы английского, язык Настя знает лучшее нее. А на вечеринке она прекрасно говорила на испанском. Да, в шестом классе у нее была посредственная успеваемость.

— Моих бы внучек отправить к этому деду, — проворчал генерал. — Что еще накопали?

— Она похорошела и стала очень сильной. В управлении один из тренеров занимается с дочерьми офицеров борьбой. Настя ходила на их секцию отрабатывать приемы какого–то нового стиля и валяла девушек, на два года старше. Неделю назад вся женская часть семьи Никитиных, кроме старшей сестры, исчезла. Когда Николая по нашей просьбе спросили сослуживцы, он ответил, что они отдыхают на Кубе. Мы проверили: ни с одним рейсом они на Кубу не вылетали. В последние дни выяснили, что документы на Ольгу по детскому дому — это подделка: ее там никогда не было. Кто такая Ольга, и откуда она взялась — никто не знает. Личное дело оформляла директор, но она об этом ничего не может вспомнить.

— Не может или не хочет?

— Мы ее проверили своими средствами, и ни одно не дало результата. Похоже, что кто–то заставил ее выполнить работу, а потом стер память. В работе специалистов опеки нарушений не выявили, но настораживает один факт. Обычно детей оформляют от месяца до трех, а Ольгу оформили за два дня. Если была взятка, о ней тоже никто не помнит.

— Интересная семья, — сказал генерал, — и много странностей, но, кроме личного дела малышки, зацепиться пока не за что. Что говорят те, кто их знает?

— В школе все заметили, что Настя поумнела и повзрослела. Сверстники ее уже не интересуют, она так и сказала одноклассникам. На вечеринке говорила, что собирается за год закончить школу. Об остальных мало что могли сказать, их поведение не изменилось, разве что старшая дочь после выздоровления от ножевых ранений поссорилась со своим женихом.

— Что с ней произошло?

— Попытались затащить в машину два азербайджанца. Она использовала баллончик с перцем и попала одному в глаза, а второй ударил ее четыре раза ножом. Оба преступника пойманы, осуждены и отбывают наказание. Это случилось вскоре после возвращения Насти и напрямую с ней не связано, поэтому сначала мы только посмотрели материалы полиции.

— Сначала? — спросил генерал. — Надо полагать, что вы что–то накопали?

— Один из моих офицеров обратил внимание на очень короткий срок выздоровления, — ответил Лобов, — Когда начали разбираться, выяснили, что ранения были очень тяжелые. Рана на животе большой опасности не представляла, но три ножевые раны на груди… Медики ее уже не надеялись вытянуть, но все изменилось после того, как в палату, куда девушку положили после операции, ворвались ее отец и сестра.

— Ворвались? — удивился генерал. — Подполковник полиции ворвался в реанимацию?

— В отделение их пустили и сказали о тяжелом положении старшей дочери. Видимо, он знал о возможностях Насти, потому что помог ей добраться до сестры и не дал вмешаться врачу. Настя как–то умудрилась отогнать медсестру и вцепилась в сестру, как клещ. Когда прибыли санитары, девочку пришлось усыпить наркозом. Учитывая состояние пострадавшей, посчитали опасным применять силу. Она обнимала сестру до тех пор, пока не потеряла сознание.

— И как после этих объятий изменилось состояние старшей сестры?

— Ей стало гораздо лучше, а потом быстро пошла на поправку. Когда разрешили посещения, первой к ней тоже пришла Настя. После этого ее сестра через несколько дней уже была здоровым человеком. Ее держали в больнице в надежде найти причину такого быстрого выздоровления, пока родители не настояли на выписке.

— А это зацепка! — сказал генерал. — Камера в палате была?

— Только в реанимации. Учитывая то, что мы узнали позже, Настя могла зайти в палату и все сделать без отца и без скандала, но побоялась из–за камеры. И лечение ей пришлось растянуть, чтобы не вызвать ажиотажа слишком быстрым исцелением.

— Вы что–то сказали о ее возможностях?

— Мы начали заниматься ее подругами, — сказал Лобов. — Две девушки, с которыми она дружила последнее время, ничего не сказали, хотя явно что–то знают. Одну из двух школьных подруг удалось разговорить. Когда мы стали расспрашивать о Насте, она кинулась ее защищать. Мол, гипноз это не преступление, а эти придурки сами виноваты. Выяснилось, что Настя сказала обеим о своих способностях гипнотизера. Дала каждой по розе, которые исчезли на их глазах. Когда вечером гуляли в сквере, натолкнулись на местную шпану. Ничего там такого опасного не было, но Настя была не в настроении и решила развлечься. Она внушила всем, что превратилась в Чужого из американского фильма. Гипнозом это внушение быть не могло, потому что она не произнесла ни слова, а в сквере уже было темно. Иллюзия вышла настолько убедительной, что один из парней потерял сознание, а остальные обделались и разбежались. Мы потом поговорили с тем, кого подобрали полицейские. По его словам сквер осветился, и в нем возникло двухметровое чудовище. Оно хлестануло себя хвостом, зашипело и выдвинуло внутреннюю челюсть. Он назвал своих приятелей, которые рассказали то же самое. Да, вторая подруга, когда ей все это рассказали, перестала молчать и набросилась на нас с обвинениями, что это мы сами подвергли Настю каким–то испытаниям, ставили над ней опыты и сейчас не даем нормально жить. Кое о чем им намекнула Настя, а остальное она додумала сама.

— Девочку забирают на девять месяцев и подвергают каким–то испытаниям… — задумался генерал. — Видимо, она их прошла, если вернули, да еще наделили такими способностями.

— И к нам она с этими способностями не пошла, — добавил до этого молчавший Зеленин. — Судя по всему, она ждет, когда на нее выйдем мы, иначе вела бы себя осторожней. Я бы не стал на нее давить и угрожать хотя бы потому, что мы не знаем всех ее возможностей.

— Это мы решим сами, — недовольно сказал Можейко. — Скажите лучше, чем вы занимались сейчас?

— Мы хотели получить санкцию на проверку всех отелей на побережье Кубы, — ответил Зеленин, — а здесь собирались еще поработать со всеми участниками вечеринки. Времени у нас было мало, а у меня в отделе всего шесть офицеров, и это дело не единственное.

— Как ты думаешь, почему забрали дело? — спросил Лобов, когда вышли от генерала.

— Директор понял, с чем мы столкнулись, — ответил Зеленин. — Когда несколько старых развалин в считанные дни превращаются в полных сил пожилых людей… Я думаю, это произвело гораздо большее впечатление, чем излечение от саркомы, хотя наверху тоже умирают от болезней. После этого он решил, что наш отдел не подходит для такого серьезного расследования. Продолжим заниматься чертовщиной, а целительницей будут заниматься серьезные парни Можейко.

— Плохо, что не получилось договориться с ее дедом, — вздохнул Лобов. — Почти наверняка он многое знает о внучке. Взять бы его, да качественно потрясти!

— Может, еще и потрясут, — сказал Зеленин. — Если нашим делом по–настоящему заинтересуются на самом верху, кто там будет с ним считаться! Интересно, как отнесся к твоему рассказу генерал. Я бы без собранных нами документов не поверил.

Поверил Николай Владимирович в то, что ему рассказали, или нет, но он получил четкие указания от директора и сразу же после ухода офицеров, начал их выполнять.

— Виктор Сергеевич, — позвонил он начальнику научно–технического отдела. — Вам должны передать дело «Подросток». Его по приказу директора забрали у аномальщиков и передали нам. Срочно ознакомьтесь и проверьте все, что можно проверить быстро. Потом передадите мне свои выводы и план первоочередных мероприятий. Учтите, что в результатах расследования заинтересовались на самом верху. Когда получите дело, сразу же сделайте для меня копию записи разговора Насти Никитиной с опером областного управления МВД.

Запись Можейко прослушал в тот же день, а на следующий к нему в кабинет пришел полковник Никонов.

— Здесь выводы по делу, — сказал он, протягивая генералу бумаги. — План мероприятий пока не готов, но к концу дня…

— Я прочитаю позже, — сказал Николай Владимирович, — а сейчас скажите, как вы ко всему этому относитесь?

— Фантастика, — ответил полковник. — Правда, все, что проверили, подтвердилось. Это в основном материалы по Москве. Больше ничего не успели сделать, кроме нескольких запросов.

— Есть мысли по профессору Никитину?

— Мысли у меня есть, — сказал Никонов, — вот трогать его не хочется. У старика большие связи, да и не тот у нас случай, чтобы применять крайние меры. Я думаю, что сначала нужно поговорить с самой Настей или ее отцом.

— Запрос на Кубу сделали?

— Одним из первых, — ответил полковник, — только сомневаюсь я, что их там найдут. Самолетами они не улетали, и в списках пассажиров круизных лайнеров их тоже нет.

Сомневался он зря. Уже к концу следующего дня стало известно, что все трое, не скрываясь, живут в одном из двух самых дорогих отелей города Ольгин, полдня проводят на пляже Изумрудный берег и не стеснены в средствах.

— Кубинцы очень оперативно сработали, — докладывал генералу Никонов. — О Никитиных много узнали, потому что они, включая малышку, свободно говорят по–испански и за время отдыха там со многими общались.

— Интересно, как они туда попали, и откуда у подполковника полиции такие деньги? — сказал Можейко. — Вот что, Виктор Сергеевич, пошли–ка ты туда своих ребят. Несколько дней отдохнут за государственный счет и заодно понаблюдают за Никитиными, а потом кто–нибудь подойдет и деликатно поторопит с возвращением. Остальные пусть следят издалека. Я не исключаю того, что наш парламентер забудет о своем задании и пойдет паковать чемодан.

Встреча состоялась через три дня, на два дня раньше, чем планировали эфэсбэшники. Настя с Олей вышли из воды и теперь обсыхали, лежа в песке. Мать купалась гораздо реже, а на песок не ложилась вообще, предпочитая ему шезлонг. Они полдня проводили на солнце и загорели до черноты. Заклинания для загара у Насти не было, зато было от солнечных ожогов. Обновляй его каждый день и загорай сколько душе угодно. Их душам, дорвавшимся до южного солнца, угодно было много, поэтому у всех трех дам остались белыми только зубы. Заиграл мелодией вызова материн телефон, и она поспешила достать его из сумки.

— Кто звонил? — лениво спросила Настя.

— Таня звонила, — отозвалась мать. — Сдала последний ЕГЭ и опять получила пятерку.

— Было бы странно, если бы она получила что–нибудь другое, — сказала Настя, переворачиваясь на спину. — Она отца еще голодом не заморила? Марк сможет только убрать в квартире. Готовить он не будет, его самого нужно кормить.

— Я думаю, что Таня готовит, — неуверенно сказала мать. — В крайнем случае можно сходить в кафе. Она слишком быстро положила трубку, поэтому я ничего не успела спросить.

— Деньги некуда девать, а она по привычке экономит, — проворчала Настя. — Потом позвони сама. Так, за мной кто–то наблюдает!

— За тобой здесь многие наблюдают, — равнодушно сказала мать. — Красивая мордашка, стройная фигура, да и все остальное уже вполне женское. Пусть смотрят. Им приятно, а тебя не убудет.

— Тут другое, — возразила Настя. — На тех, о ком ты говоришь, я давно не обращаю внимание. А это уже не любование, а наблюдение. Сейчас разберусь.

Она поднялась и подошла к лежавшему на песке парню.

— Привет! — сказала девочка, садясь рядом с ним. — Руссо туристо? Тебя можно закадрить, или ты облико морале?

— Что? — растерянно спросил он, уставившись на нее широко открытыми глазами.

— Кто прислал? — спросила Настя. — ФСБ или другая контора?

— А как ты узнала? — не отвечая на ее вопрос, спросил он.

— Когда на мне протирают взглядом дырки любители красивых девчонок — это приятно, — сказала она. — Конечно, им ничего не обломится, но в конце концов сама на себя начинаешь смотреть иначе. Но ты на меня смотрел так, как Глеб Жеглов на Ручечника. Что вам приказали?

— Понаблюдать, чем вы занимаетесь, а потом поторопить с отъездом домой, — ответил агент, которого пришлось подтолкнуть магией. — Лучше тебе самой разобраться с нами, чем без тебя начнут разбираться с твоими родственниками.

— И как стали бы торопить? — поинтересовалась Настя. — Надеюсь, не ногами?

— Просто передали бы, что есть такая необходимость, — сказал он. — Никакого принуждения не было бы. Вы когда собираетесь возвращаться?

— Через день–два, — ответила девочка, — так что зря вас сюда посылали. Хотя курорт здесь хороший. Но если ты хочешь на нем хоть немного отдохнуть, немедленно уходи в отель, иначе весь обгоришь. Все равно мы здесь ничем, кроме отдыха, не занимаемся, к тому же сейчас пойдем обедать.

Закончив с ним разговаривать, Настя вернулась к своим.

— Этот кадр из ФСБ, — сказала она матери. — Не нервничай: нас здесь брать не будут, но дома уже наверняка готовят комитет по встрече. Сказал, что будут только наблюдать, а через несколько дней скажут, что пора возвращаться. Мне здесь уже начало надоедать, поэтому вернусь с удовольствием.

— И совсем не боишься? — спросила отошедшая от испуга мать.

— Самую чуточку, — призналась Настя, — и больше за вас, чем за себя. Надоело мне бояться, мама. Я ведь с самого начала знала, что придется договариваться, просто хотелось немного отдохнуть от всех обязанностей. Я их в мире Вероны наелась досыта. К тому же я стала более независимая. Одно дело — какое–то подозрительное золото, и совсем другое — валюта, которую у меня с хранения никто не заберет. Теперь на меня смогут давить только через вас, но и у меня рычагов до фига! Пусть только попробуют, я с ними тогда поиграю в игру «кто самый крутой». Вставайте и пошли на обед, а то этот придурок сейчас изжарится. Я его отпустила, а приказ наблюдать остался. Непонятно, почему прислали такого молодого, наверное, из–за знания испанского языка. Приехал без капли загара и полез на солнце в одних плавках! Хоть бы взял зонт. О чем только думают!

— Да, пошли, — согласилась мать, вставая с шезлонга. — Знаешь, мне уже тоже захотелось домой. Я благодаря тебе отдохнула так, как не отдыхала никогда в жизни.

— Тогда можно пообедать и улететь! — предложила Оля. — Я уже по всем соскучилась, а больше по деду. А эти пусть ищут, куда мы девались.

— Так и сделаем, — решила мама. — Идите смывать песок.

Они поели, собрали свои вещи и рассчитались за номер. Ушли из женского туалета. Настя одной рукой взяла саквояж, а второй прижала к себе сестру, а мать обняла их обеих. Сфера на такую компанию появилась раза в полтора больше обычной. Когда девочка летала с отцом, она была меньше. Дома было девять вечера, поэтому Настя финишировала над сквером. В нем поблизости оказались несколько прохожих, которые в недоумении подняли головы, высматривая, что так громко хлопнуло. Наплевав на их любопытство, девочка погнала сферу к дому и через несколько минут уже обнимала сначала отца, а потом Таню. Марк обниматься не полез, но тоже был рад их возвращению.

— А черные! — удивился отец. — Вы же там были всего три недели. Шкура не слазила?

— Я предохранила всех от ожогов, — объяснила Настя, — поэтому от солнца не прятались.

— Не хочешь туда еще раз? — спросила не скрывающая зависть сестра. — Я из–за школы не смогла с вами отдохнуть!

— Полетишь одна, — вздохнув, ответила девочка. — У меня сейчас начнется летняя распродажа.

— Я не поняла, — сказала Таня, — о какой распродаже ты говоришь?

— Себя я буду продавать, — пояснила она. — Нас уже на Кубе пасли, поэтому скоро узнают, что мы оттуда исчезли, и примчатся сюда. Я, конечно, постараюсь выбить себе максимум свободы, но на курорты тебе теперь придется летать. Денег можешь взять сколько хочешь. Я их и родителям оставлю, потому что наверняка придется ехать в Москву.

— Ладно, если будут деньги, я и сама отдохну, — успокоилась сестра. — Вы есть не хотите?

— Только что из–за стола, — ответила мать. — Вы–то как здесь жили?

Все сели в гостиной разговаривать, а Настя ушла в свою комнату звонить подругам. До Аллы она почему–то не дозвонилась, а Ольга ответила сразу.

— А я тебе на всякий случай звонила, — сказала девушка, — хоть ты и сказала, что не будешь брать свой мобильник. Меня насчет тебя допрашивали, и Аллу тоже. Мы отказались отвечать, тогда надавили на родителей. Мой отец это воспринял спокойно, а ее предок начал свирепствовать. Он у нее забрал телефон и запретил ходить на секцию, а для Алки секция важнее, чем для других.

— Можешь ей позвонить по обычному телефону? — спросила Настя. — Вот и скажи, что я завтра утром их навещу. После этого ее батя все вернет — и телефон, и секцию. Если она этого не захочет, пусть передаст через тебя. Ладно, надеюсь, завтра увидимся.

— Финал? — ехидно сказал Раш, когда она выключила телефон. — И что же ты будешь требовать?

— Сначала посмотрю, что мне будут предлагать, — ответила девочка. — Важно и то, как предложат. Одно дело, когда к тебе относятся с уважением, а совсем другое, когда пытаются выкручивать руки.

— Они не могли о тебе много узнать, — сказал Раш. — Только о лечении и о возможности что–то внушать. И, несмотря на свой ум, ты для них остаешься девчонкой, причем зависимой из–за семьи. Свою силу придется доказывать, поэтому не слишком надейся на уважительное отношение. Хамить без необходимости не станут, но подчинить попробуют. Конечно, будут и какие–то пряники, но без кнута не обойдутся. Похоже, что ваши власти не умеют действовать по–другому.

— Они везде одинаковые, — сердито сказала Настя. — Ничего, я вывернусь! Если ты прав, то им же хуже! Не захотят поверить мне на слово и принять мои условия, пошлю далеко–далеко! Я уже примерно представляю, чем меня будут бить. Пусть попробуют, у меня тоже найдется чем ударить!

Загрузка...