Тео заснул так крепко, что пробудился только на следующее утро, в больничной постели. Боковины были подняты, а в его вене торчала игла капельницы. Тео закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Что, пропади все пропадом, с ним стряслось? Он ничего не помнил.
Второй раз он открыл глаза в начале одиннадцатого. Она стояла над ним, подтягивая повыше простыни. Синеглазка. Значит, она ему не привиделась.
Сегодня она казалась другой. И хотя все еще была в больничном костюме, волосы цвета красного дерева, на этот раз не стянутые шапочкой, рассыпались по плечам.
Она оказалась куда прекраснее, чем он представлял.
И заметила, что он очнулся.
– Доброе утро. Как вы себя чувствуете? Все еще небольшая сонливость?
Тео попытался сесть. Она потянулась к пульту управления и нажала кнопку. Изголовье кровати медленно поднялось. Тео ощутил легкую колику в боку, словно что-то его ужалило.
– Скажите, когда остановиться.
– Так хорошо, – кивнул он. – Спасибо.
Она взяла его историю болезни и стала писать, пока он тупо глазел на нее. И казался себе ужасно беззащитным и неуклюжим, сидя на кровати в просторной больничной рубашке. Он никак не мог придумать, что ей сказать. Впервые в жизни ему хотелось быть обаятельным, неотразимым, и при этом он не имел ни малейшего понятия, как этого добиться. Тео недаром считался запойным трудоголиком, и в его жизни попросту не было места для хороших манер и светских добродетелей.
За четыре года, прошедших со смерти его жены, он стал резким, бесцеремонным, язвительным, потому что не имел времени рассыпаться в любезностях и старался говорить коротко и прямо, а кроме того, постоянно спешил переделать как можно больше дел. Поэтому столь неожиданная метаморфоза потрясла его. Он и в самом деле хотел быть обаятельным. Поди попробуй, как говаривал его самый младший брат Зак. И все же Тео считал, что сумеет вывернуться. Да. Именно. Вполне выполнимая задача.
– Помните, что случилось прошлой ночью? – спросила она, поднимая глаза от своих записей.
– Мне сделали операцию.
– Да. Удалили аппендикс. Еще четверть часа, и он наверняка бы лопнул.
– Я припоминаю какие-то отрывки. Что это у вас с глазом? Она улыбнулась и снова принялась писать.
– Недостаточно быстро увернулась.
– Кто вы?
– Доктор Ренар.
– Майк?
– Простите?
– Кто-то назвал вас Майк.
Мишель закрыла папку, надела колпачок на авторучку, сунула в карман и обратила взор на больного. Операционные сестры были правы: Тео Бьюкенен – потрясающий мужчина… и чертовски сексуален. Но какое это имеет значение? Она его врач, не больше и не меньше, и потому не могла отреагировать так, как отреагировала бы на столь великолепный образец мужского пола любая другая женщина. Его волосы растрепаны, на щеках темнеет щетина, и все же он чертовски сексуален. И пет ничего дурного в том, что она это заметила… если, конечно, он не заметил, что она это заметила.
– Вы только что задали мне вопрос, верно?
Тео видел, что смутил ее, но не мог понять, чем именно.
– Я слышал, как кто-то назвал вас Майк.
– Да, – кивнула она. – Так меня зовут коллеги. Уменьшительное от Мишель.
– Какое чудесное имя!..
– Спасибо.
Вчерашние события постепенно всплывали в памяти. Он был на вечере и встретил эту поразительную женщину в облегающем черном вечернем платье. Она была ослепительна. Это он помнил. Ее синие глаза разили наповал, и с ней еще был Уилли Нелсон. Он пел. Нет, не может быть. Кажется, голова еще недостаточно прояснилась.
– Вы говорили со мной… после операции.
– В послеоперационной палате, – подтвердила она. – Но в основном говорили вы.
Она снова улыбалась.
– Да? И о чем же?
– По большей части бредили.
– Вы забрали мой пистолет. Где он?
– Заперт в больничном сейфе. Вместе с другими вашими вещами. Доктор Купер позаботится о том, чтобы вы все получили перед выпиской. Он сам станет вас вести. Встретитесь с ним во время обхода.
– Почему?
– Что «почему», мистер Бьюкенен?
– Тео, – поправил он. – Меня зовут Тео.
– Знаю. Ваш брат посоветовал мне придерживаться именно этого варианта.
– Который из братьев?
– А сколько их у вас?
– Пятеро. И две сестры. Так с кем вы говорили?
– С Ником, – пояснила Мишель. – Вы дали мне его телефон и попросили позвонить. Он расстроился и взял с меня слово позвонить еще раз, после операции. Как только вас вкатили в послеоперационную палату, я позвонила и заверила, что с вами ничего страшного. Он хотел приехать, но облегченно вздохнул, когда я сказала, что в этом нет необходимости.
Тео кивнул.
– Ник ненавидит летать. А когда я дал вам его телефон? Не помню.
– Пока лежали в предоперационной. Как только мы сделали вам болеутоляющее, вы немедленно разговорились… и кстати, ничего не получится. Я не выйду за вас.
Тео улыбнулся в полной уверенности, что она шутит.
– Не помню никакой предоперационной. Только боль. Дергало, как су…
– Понимаю.
– Это вы оперировали? Мне это не привиделось?
– Я, – бросила девушка, собираясь уйти. Но он не хотел расставаться с ней. Как бы выведать о ней побольше? Дьявол, ну почему он такой косноязычный?
– Погодите. Мишель остановилась.
– Вы что-то хотите?
– Воды… можно мне стакан воды?
Она подошла к тумбочке, налила несколько капель воды в стаканчик и вручила ему.
– Один глоток. Не больше. Если вас затошнит и начнет рвать, швы полопаются.
– Ладно, – проворчал он и, смочив горло, отдал стакан. – Вы выглядите слишком молодой, чтобы быть хирургом.
Дурацкое заявление, но лучшего он не смог придумать.
– Многие это говорят.
– Вам бы еще в колледже учиться! – выпалил он и тут же решил, что эта фраза еще хуже, чем дурацкая.
Мишель не устояла перед соблазном:
– Скорее в старших классах. Мне позволяют оперировать только за взятки и за красивые глаза.
– Доктор Ренар, я не помешаю?
В коридоре переминался санитар с большой картонной коробкой.
– Что такое, Бобби?
– Доктор Купер набил коробку медицинским инструментарием из своего офиса для вашей клиники. Что мне с этим делать? Доктор оставил се на посту у медсестер, но им она мешает.
– Не будете ли так добры снести ее в мой шкафчик?
– Не поместится. Она слишком велика, доктор Ренар, хотя и не тяжелая. Может, положить ее в вашу машину?
– Она у отца, – расстроенно сообщила Мишель и, оглядевшись, попросила:
– Не возражаете, если Бобби оставит коробку здесь? Мой отец положит ее в машину, как только приедет.
– Разумеется, не возражаю, – ответил Тео.
– Больше мы не увидимся. Сегодня я возвращаюсь домой, но не волнуйтесь, вы в хороших руках. Доктор Купер – главный хирург в Бретене, и он сумеет о вас позаботиться.
– А где ваш дом?
– В болоте.
– Шутить изволите?
– Ничуть, – снова улыбнулась Мишель, и он заметил крохотную ямочку на ее левой щеке. – Мой дом – это маленький городишко в кольце болот, и мне не терпится туда вернуться.
– Ностальгия?
– Что-то в этом роде, – призналась она. – В душе я провинциалка, типичная сельская девчонка. Жизнь там не слишком блестящая, но именно это мне и нравится.
– То есть нравится жить в болотах.
Это прозвучало не столько вопросом, сколько констатацией факта, но она все равно ответила:
– Вы, похоже, шокированы.
– Нет, всего лишь удивлен.
– Вы родом из большого, оживленного города, так что, вероятно, ненавидите скуку и одиночество.
– Почему вы так считаете?
– Вы кажетесь слишком… опытным… искушенным. Он так и не понял, комплимент это или критика.
– Иногда вы просто не можете вернуться домой. По-моему, я читал что-то в этом роде. Кроме того, на мой взгляд, вы настоящая новоорлеанка.
– Я люблю Новый Орлеан. Нет на земле лучшего места, где можно было бы так хорошо поужинать.
– Но домом оно никогда не станет.
– Нет.
– Итак, теперь вы городской доктор?
– Один из нескольких, – поправила Мишель. – Я открываю там клинику. Не слишком роскошную, но она очень нужна. Так много людей не имеют возможности получать регулярное медицинское обслуживание!
– Значит, им повезло заполучить вас.
– О нет, – смеясь, покачала головой Мишель, – это мне повезло. Понимаю, звучит ханжески, но это чистая правда. И мне действительно повезло. Там обитают чудесные люди, по крайней мере я так считаю, и они дают мне куда больше, чем я.способна дать им. – Судя по сияющему лицу и горящим глазам, девушка ничуть не притворялась. – И знаете, что меня подкупает больше всего?
– Что именно?
– Никаких игр. По большей части это честные, простые люди, пытающиеся свести концы с концами. Они не тратят много времени на глупости.
– Там все друг друга любят? – иронически хмыкнул он.
– Нет, конечно, нет. Но я знаю своих врагов. Они не подкрадутся сзади и не вонзят нож мне в спину. Выскажут все прямо мне в лицо, и это мне нравится. Как я сказала, никаких игр. После ординатуры, которую мне только что удалось окончить, такое существование покажется раем.
– И вы не станете тосковать по большому красивому кабинету и всем прибамбасам?
– Не слишком. Есть награды, которые дороже денег. Да, конечно, было бы здорово иметь новейшие оборудование и инструменты, но мы обойдемся. Я много лет готовилась к этому… и кроме того, дала клятву.
Он продолжал задавать вопросы, чтобы подольше удержать ее рядом. Его, разумеется, интересовал ее город, но далеко не так, как смена выражений на этом очаровательном личике. В ее голосе звучали такие страсть и радость, а глаза так и сверкали, когда она говорила о друзьях, семье и том добре, которое собирается сделать.
Она напоминала Тео его самого в те годы, когда он еще не превратился в безнадежного циника. Тогда он тоже хотел изменить мир, сделать его лучше. Но Ребекка положила всему этому конец. Оглядываясь назад, он понял, что потерпел сокрушительное поражение.
– Я совсем измучила вас. Трещу и трещу о своем родном городе. Отдыхайте, – пробормотала она смущенно.
– Когда я смогу выбраться отсюда?
– Это вопрос к доктору Куперу, но на его месте я продержала бы вас еще ночь. У вас начиналась очень опасная инфекция. Постарайтесь пару недель не слишком переутомляться и не забывайте принимать антибиотики. Желаю удачи, Тео.
Она ушла, и он потерял единственный шанс узнать о ней побольше. Он даже не знал, где этот город. И заснул, пытаясь найти способ снова с ней увидеться.