Не зная, что у него делается на флангах дивизии, Апанасенко как командующий фронтом запрашивает: "что сделала 8-я армия".

В штабе 6-й дивизии, в присутствии командиров бригад, я разобрал донесение Апанасенко и объявил, что за нерешительные действия и неумелое руководство частями, за безответственное отношение к поставленной дивизии задаче он отстраняется от командования дивизией и назначается командиром 2-й бригады 6-й дивизии. Вместо Апанасенко начальником 6-й кавалерийской дивизии я назначил С. К. Тимошенко, предупредив его и всех командиров бригад, что впредь каждый командир, нарушивший в какой-либо степени боевой приказ, будет предаваться суду Ревтрибунала.

Комиссару 6-й дивизии П. В. Бахтурову вместе с комиссаром корпуса А. А. Кивгела было поручено составить приказ по 6-й дивизии с обращением к бойцам и командирам в связи с вступлением Тимошенко в командование дивизией. В приказе, подписанном Тимошенко и Бахтуровым, отмечался пройденный боевой путь дивизии, мужество и геройские подвиги бойцов и командиров и ставились очередные задачи...

В заключение приказа говорилось:

"Лица комсостава должны строго стоять на своих постах, точно выполняя все приказы и распоряжения Советской власти. Всякое уклонение и невыполнение приказов затягивает борьбу, приносит огромный вред делу освобождения трудящихся масс от насильников и являет собою тягчайшее преступление. Советская власть требует от каждого красного воина той точности и готовности, которые необходимы, чтобы как можно скорее разбить противника.

Революционная дисциплина, ведущая к исполнительности и подвижности наших красных войсковых частей, должна быть на первом плане. Всякое разгильдяйство и халатное отношение к исполнению своих обязанностей лиц комсостава и бойцов мной будут в корне пресекаться"{15}.

В связи со сменой командования 6-й кавалерийской дивизии следует сказать о И. Р. Апанасенко, С. К. Тимошенко и П. В. Бахтурове.

Иосиф Родионович Апанасенко начал свою боевую деятельность с организации одного из партизанских отрядов в Ставропольском крае, а затем он создал Ставропольскую кавалерийскую дивизию, ставшую основой 6-й кавдивизии Конного корпуса.

Как командир он сложился в период партизанского движения, когда процветала "батьковщина", характерной чертой которого были своеволие партизанских вожаков и слабость дисциплины в отрядах.

После реорганизации партизанских отрядов в регулярные части Красной Армии у одних "батек" отрицательные черты партизанщины изживались быстро, у других медленно. Апанасенко долго не мог освободиться от пережитков "батьковщины". Это был глубоко преданный партии и народу командир, воевал он отважно, но иногда своевольничал, и за это его пришлось понизить в должности.

Семен Константинович Тимошенко, назначенный вместо И. Р. Апанасенко начальником 6-й кавалерийской дивизии, зарекомендовал себя храбрым воином и способным организатором. Обладая большой силой воли и беспредельно преданный делу революции, С. К. Тимошенко стал за короткое время одним из прославленных командиров дивизий Конного корпуса. Ярко вспоминается ожесточенный бой под Камышевахой весной 1919 года. Особая кавалерийская дивизия сражалась тогда с превосходящими силами противника. Положение было настолько тяжелым, что моментами казалось: не выдержим натиска огромных масс белоказаков, сомнут нас озверелые враги, прижмут к разлившейся в половодье реке Маныч, потопят. На главном направлении удара белогвардейцев билась бригада Тимошенко. Дрались его конники геройски, и впереди них в самом пекле боя, возвышаясь своей богатырской фигурой, сражался молодой комбриг Тимошенко. Он рубил направо и налево каким-то длинным мечом да так отчаянно, что, казалось, от одного его удара падают на изрытую копытами коней землю несколько белогвардейцев. "Где он взял этот рыцарский меч, и почему меч гнется, как железная плеть, опоясывая врагов?" - думал я, наблюдая за полем боя с холма, окутанного утренним туманом. И хотелось мне видеть всех своих бойцов и командиров такими же сильными и мужественными, как Семен Тимошенко.

Можно было надеяться, что 6-я кавалерийская дивизия во главе с Тимошенко станет такой же высокобоеспособной, как и 4-я дивизия, тем более, что комиссаром ее стал один из талантливейших политических работников корпуса - Павел Васильевич Бахтуров. На всю жизнь у меня и у всех, кто знал Бахтурова, останется в памяти образ этого мужественного большевика, человека горячего сердца и большого ума, пламенного партийного агитатора и вдохновенного поэта. Трудно словами выразить душевное уважение, с которым относились бойцы к Павлу Васильевичу, - как они слушали его проникновенные зажигательные речи, звавшие на решительный бой с врагами, как пели сочиненные им песни, среди которых была "Мы - красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ!.." С гордостью говорили бойцы: "Наш комиссар может поднять и повести за собой в бой даже мертвых".

К 2 ноября части корпуса, отбрасывая противника, вышли на линию: 4-я дивизия - Стар. Ведуга, Гнилуша; 6-я дивизия - Лосево. Противник ввел в бой шесть кавалерийских полков и атаковал 6-ю кавалерийскую дивизию со стороны Ниж. Ведуги. Части 6-й дивизии при поддержке 4-й дивизии перешли в контратаку и отбросили противника в направлении Турово.

3 ноября 4-я и 6-я дивизии корпуса оставались в районе Меловатка, Стар. Ведуга, Гнилуша и вели разведку противника. 11-я дивизия была еще на подходе к Землянску.

Утром 4 ноября я собрался поехать в 4-ю дивизию, но меня задержали неожиданные гости.

Во двор домика в селе Стадница, занимаемого штабом корпуса, въехали сани. Их понуро тянули две невзрачные лошадки. Впереди саней следовал всадник, позади - второй. Первый спрыгнул с коня и, сказав несколько слов своему товарищу, направился в штаб.

В санях сидели двое мужчин. Один из них приподнялся, желая, видимо, вылезти, но, услышав резкое приказание: "Сидеть!", отданное всадником, развел руками и опустился в сани.

Через минуту дверь дома с шумом отворилась и вошедший доложил:

- Товарищ командир корпуса! Разъезд 2-й бригады 6-й дивизии доставил в ваше распоряжение двух буржуев, а может купцов.

- Каких это буржуев?

- Обыкновенных. Бежали с Воронежу к белым, так мы их придержали.

- Ну, а зачем они мне нужны? Вели бы их к командиру бригады или к начдиву.

- Так мы порядок знаем, сами бы управились, но попались какие-то чудные. Веди, говорят, к Буденному. Один называет себя председателем России, а второй председателем Украины. Всю дорогу нас агитировали.

- Давай их сюда, разберемся.

Задержанные были одеты в длиннополые, купеческого пошива шубы. "Видно, меньшевики", - почему-то подумал я, осматривая впереди стоящего человека в очках с остренькой бородкой. Он снял запотевшие очки, протер их кончиком шарфа и, подав свои документы комиссару Кивгеле, посмотрел на меня пристальным, изучающим взглядом. Комиссар торопливо подскочил ко мне и молча указал на подпись в мандате - Ульянов (Ленин).

Перед нами стояли - Председатель ВЦИК РСФСР Михаил Иванович Калинин и Председатель ЦИК УССР Григорий Иванович Петровский.

Я представился гостям и просил их извинить за столь нелюбезный прием.

- Ничего, ничего, - сказал, дружелюбно улыбаясь, Михаил Иванович. Теперь мы с Григорием Ивановичем спасены и от мороза, и от твоих молодцов. Снимай, говорят, шубы, хватит, погрелись, а на тот свет и голых принимают. Я-то замерз совсем, - смеется Михаил Иванович, - а вот Григорий Иванович показывает одному мандат: читай, мол, Лениным подписан. А тот говорит: "Ты, буржуй, товарища Ленина не марай, читать я не умею, а вас, таких угнетателей, не впервой вижу". Второй боец говорит: "Чего рассуждать, давай кончать с этой контрой, а то от своих отстанем". Нет, - говорю, - братцы, расстрелять вы нас всегда успеете. Везите к Буденному, он разберется кто мы такие.

- Еще раз простите, товарищ Калинин. Не думал, что так получится. Виновные будут строго наказаны, - сказал я.

- Нет, нет, дорогой мой, - горячо возразил Михаил Иванович. - Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас из Воронежа к вам без охраны. Мы этих бойцов должны еще благодарить. В такую-то погоду и к белым немудрено попасть и попали бы, если не подвернулся ваш разъезд.

Мы угостили наших дорогих гостей горячим чаем и даже нашли по этому случаю по чарке водки. Михаил Иванович и Григорий Иванович основательно прозябли, и погреться им было кстати.

Калинин рассказал нам о положении в республике - разруха, голод, топлива нет, керосина нет, спичек и то нет. Как бы в подтверждение сказанного, он за чаем вытащил из кармана три черных сухарика и кусочек сахара, Аккуратно завернутые в обрывок газеты.

- И все же, - продолжал Михаил Иванович, - наши рабочие и революционные крестьяне полны решимости отстоять свою власть Советов. Именно свою, в этом все твердо убеждены, поэтому и будут бороться до победы. И мы вот с Григорием Ивановичем приехали к вам, чтобы еще раз убедиться в этом. Много слышали о вашем корпусе и не вытерпели, поехали посмотреть.

Я доложил Михаилу Ивановичу о состоянии и задачах корпуса, показал по карте расположение частей и соединений. К слову сказал и о своем предложении, изложенном в письме Сталину. Михаила Ивановича заинтересовала мысль о создании Конной армии, и он обещал мне свою поддержку.

Докладывая о действиях соседних с корпусом армий, я подчеркнул настоятельную необходимость укрепить руководство 8-й армии: командующий Сокольников постоянно разъезжает, витает где-то в пространстве в то время, как штаб его дезорганизован изменой Ротайского; дивизии армии большей частью действуют самостоятельно, а при решении общих задач с Конным корпусом временно входят в его оперативное подчинение.

Я попросил Калинина также поторопить через Реввоенсовет Южного фронта 13-ю армию. После взятия Касторной противник будет отступать значительно быстрее, чем раньше, поэтому необходимо энергичнее преследовать врага, не давать ему передышки.

Калинин выразил желание поехать на фронт, и я едва отговорил его от этой поездки, весьма опасной при быстро изменявшейся в те дни обстановке, да еще в непогоду, когда даже бойцы с трудом ориентируются - где свои и где противник.

- Как же так? - волновался Михаил Иванович. - Мы уедем и не увидим знаменитых атак наших орлов-конников.

- Увидеть, как, примерно, атакуют наши части, можно и без риска для жизни, - подсказал начальник штаба корпуса Погребов. - Сейчас выводится на тактическое учение Особый резервный кавдивизион.

- Учение?! - удивился Михаил Иванович и стал расспрашивать, как поставлено у нас обучение молодых бойцов. Я доложил, что прежде всего мы учим вести действительный огонь, то есть огонь только на поражение, что особенно важно, так как приходится постоянно испытывать недостаток в боеприпасах и добывать их главным образом у противников; учим умело владеть шашкой и управлять конем в бою, а если учесть, что многие наши бойцы раньше не сидели в седле и не прикасались к шашке - дело это сложное; учим маскироваться, правильно использовать местность, время года, суток и погоду; учим военной хитрости, смекалке в бою и товарищеской взаимовыручке; после одиночной подготовки переходим к тактике мелких подразделений, а затем и частей; в ходе занятий отрабатываются элементы боя, порядок взаимодействия и все то, без чего нельзя воевать и тем более побеждать.

- Честное слово! - воскликнул Михаил Иванович. - Не ожидал, что у вас в таких неимоверно сложных условиях ведутся военные занятия. К могучему революционному порыву наших бойцов прибавить знания - это же здорово! Это же один из секретов вашего успеха! Спасибо, Семен Михайлович, и за информацию, и за просвещение старого революционера, но совсем молодого солдата, пошутил Михаил Иванович.

Мы оделись и вышли на улицу. Метель не утихала. Сильный ветер с воем и свистом бросал тучи снега на покосившиеся, как будто присевшие домишки и полусгнившие придворные постройки.

Выехав на окраину села, мы остановились у небольшого, одиноко стоявшего сарая и укрылись от ветра за его стенами. Я приказал Погребову дать сигнал "к наступлению" и в ожидании его рассказал нашим гостям о боях корпуса на подступах к Касторной.

Но вот щелкнуло несколько одиночных выстрелов, и раскатистое несмолкаемое "ура" загремело вдали.

Вначале из снежной мглы вырывались отдельные всадники, потом их становилось все больше, больше и, наконец, могучая конная лавина, разрезая воздух сотнями клинков, поднимая тучи сбитого копытами снега, с мощным боевым кличем со всех сторон на полном карьере понеслась на село Стадница.

Стремительная "атака" произвела на Калинина и Петровского сильное впечатление.

- Да, трудно таких сломить и еще трудней победить, - взволнованно сказал Михаил Иванович. - Семен Михайлович, так это и есть ваш корпус? глядя на меня из-под очков, спросил он.

- Что вы, Михаил Иванович, это всего резервный кавдивизион.

- Э, Семен Михайлович, какой же это дивизион - такая махина! засмеялся Калинин. - Не вводи меня, голубчик, в заблуждение.

Я объяснил, что этот кавдивизион выполняет у нас ординарческие функции и используется в критические моменты как резервная ударная сила; нередко резервный кавдивизион используется и для внезапного удара по противнику в тыл с целью захвата артиллерии, и на решении этой задачи бойцы и командиры кавдивизиона отлично наспециализировались; это - беспредельно преданные революции и исключительно мужественные люди, способные на самопожертвование; как правило, каждый из них имеет на своем счету десяток и более убитых и зарубленных; все они имеют несколько ранений.

- В общем, - заключил за меня Григорий Иванович, - эти молодцы отборная красная гвардия вашего корпуса.

Пока мы разговаривали, вокруг нас собралось плотное кольцо бойцов и командиров. Михаил Иванович и Григорий Иванович беседовали с ними, расспрашивали о боевой жизни, рассказывали об успехах Советской власти и тех трудностях, которые еще предстоит преодолеть.

Под вечер Калинин и Петровский распрощались с нами и под прикрытием усиленного взвода резервного кавдивизиона уехали в Воронеж.

3

4 ноября части корпуса продолжали вести разведку противника и готовились к наступлению на Касторную. Бои вели только разведывательные подразделения. По данным разведки, было установлено, что противник подготавливается к упорной обороне. На станции Касторной и в селе Касторном пехота противника отрывала окопы для круговой обороны. По железной дороге курсировали бронепоезда, прикрывающие своим огнем все подступы к железнодорожному узлу. Сюда стягивались и кавалерийские части противника. Мы услышали, что генерал Постовский, возглавлявший оборону Касторной, поклялся, что он не сдаст этого железнодорожного узла и подступы к нему зальет кровью красных.

Противник рассчитывал на свое превосходство в силах, на отличные возможности для маневра бронепоездов, на удобное для обороны географическое расположение Касторной. Однако, полагаясь на богатый боевой опыт корпуса, на его высокую боеспособность, возлагая надежды на поддержку 11-й кавалерийской дивизии, с подходом которой наши боевые возможности увеличивались, я был твердо уверен в победе.

Не только по карте, но и по данным разведки корпуса, - кстати сказать, она действовала в районе Касторной очень активно, - мы установили, что местность на северных подступах к Касторной сильно пересеченная. С востока Касторная прикрывалась рекой Олым и особенно укрепленными оборонительными позициями. Наиболее открытой, благоприятной для наступления была местность с юга и юго-запада от Касторной. Отсюда я и решил нанести удар.

К вечеру 4 ноября был отдан приказ Конному корпусу с рассветом 5 ноября перейти в наступление с целью овладения железнодорожным узлом Касторное.

В ночь перед наступлением сильно похолодало, пошел густой сухой снег, подул сильный ветер, а к утру разыгралась пурга.

Несмотря на неблагоприятную погоду, все части корпуса с рассветом 5 ноября перешли в наступление. 4-я кавалерийская дивизия наносила главный удар противнику через Орехово, Погожевку, Котовка с выходом на железную дорогу Стар. Оскол - Касторная с целью охвата противника с юга. 6-я кавалерийская дивизия, тесно взаимодействуя с 4-й дивизией, наступала уступом влево, через станцию Нижнедевицк, Олым, Суковкино, прикрывая корпус от главных сил Мамонтова.

К 16 часам 4-я кавалерийская дивизия с боями овладела линией Семеновка, Горяиново, Плоское, Орехово. Особенно ожесточенный бой разгорелся в районе Орехово. Противник силою до шести кавалерийских полков оказывал упорное сопротивление, но под стремительными ударами главных сил 4-й кавдивизии отошел под прикрытие бронепоезда в направлении Погожевки.

6-я кавалерийская дивизия к 13 часам овладела Верхне-Туровым. Однако, попав в этом районе под сильный огонь бронепоездов и превосходящих сил противника, подтянутых со стороны города Нижнедевицка, дивизия вынуждена была оставить Верхне-Турово и отойти в исходное положение.

Ввиду того, что бушевала пурга, исключавшая всякое наблюдение и ориентировку, корпус прекратил наступление и закрепился на занятых рубежах.

6 и 7 ноября прошли во взаимных атаках и контратаках. Противник подтягивал свежие силы, вывел на железную дорогу Касторная - Воронеж три бронепоезда, которые непрерывно обстреливали позиции наших частей ураганным огнем. Однако 7 ноября части корпуса улучшили свое положение: 4-я дивизия заняла Успенку, а 6-я - Погожевку.

8 ноября противник со стороны станции Касторной, Котовка и Нижнедевицка перешел в наступление силами около четырех тысяч сабель и до восьми полков пехоты при поддержке четырех танков и трех бронепоездов. На всем фронте корпуса завязался упорный бой, продолжавшийся весь день.

В 9 часов утра в расположение 2-й бригады 4-й кавалерийской дивизии в Успенку вошли четыре танка белогвардейцев. Наши бойцы, до этого ни разу не видевшие танков, приняли их в непроглядной пурге за возы сена и продолжали спокойно укрываться от непогоды во дворах. Не встретив никого на улице, танки повернули обратно и без выстрела медленно ушли. Через некоторое время Успенку атаковала гренадерская дивизия. Гренадеры дрались упорно и, используя свое численное превосходство, а также поддержку танков, потеснили 2-ю бригаду. Но к 17 часам 2-я бригада совместно с 3-й бригадой этой же дивизии выбили белогвардейцев из Успенки и отбросили их вместе с танками к Касторной.

В то время как 4-я дивизия была связана боем с противником, наступавшим со стороны Касторной, белые, сгруппировав до трех тысяч сабель в районе Нижнедевицка, при поддержке трех бронепоездов атаковали две бригады 6-й кавдивизии, занимавшие Погожевку. После упорного боя, стремясь выйти из-под огня бронепоездов, эти бригады оставили Погожевку и отошли в Орехово.

В этот день штабом корпуса были получены данные, что 11-я кавалерийская дивизия вышла в Землянск, а 3-я бригада (Туркестанская) этой же дивизии прибыла в эшелонах на станцию Отрожка. Одновременно штаб корпуса получил сведения, что левофланговые части 13-й армии заняли Набережное, а части 8-й армии вышли на линию Турово, Николаевское, Вязноватка.

Учитывая сложившуюся обстановку на фронте корпуса, а также подход в район действий корпуса 11-й дивизии, я решил прикрыться от противника небольшими силами на линии Отрада, Успенка, а главными силами, сосредоточенными в Орехово, Погожевка, нанести удар в юго-западном направлении, разгромить группу генерала Постовского и выйти на линию Касторная, Суковкино, Верхне-Девица.

Штабу корпуса было приказано оставаться в Стаднице, а я выехал в 4-ю кавалерийскую дивизию, чтобы на месте руководить наступлением.

В 7 часов утра 9 ноября части 6-й кавалерийской дивизии под прикрытием пурги перерезали железную дорогу Воронеж - Касторная и развернули стремительное наступление в направлении города Нижнедевицк и Ново-Ольшанка. Конные части противника, лишившись прикрытия бронепоездов, несмотря на свое численное превосходство, начали отходить, прикрываясь крупными заслонами.

4-я кавалерийская дивизия с рассветом вступила в бой с большими силами пехоты и кавалерии противника, поддержанными огнем бронепоездов, танков и бронеавтомобилей. С первых же минут завязался исключительный по своему ожесточению бой. Конные атаки следовали одна за другой, артиллерия и пулеметы вели непрерывный огонь. На фронт 4-й дивизии были переброшены большая часть огневых средств корпуса и одна бригада 6-й дивизии.

Весь день мы с комиссаром корпуса А. А. Кивгелой скакали верхом из бригады в бригаду, из полка в полк, организуя атаки и контратаки, сосредоточивая огонь пулеметов и артиллерии на наиболее угрожаемых участках.

Чтобы оттянуть силы противника из полосы наступления 4-й дивизии, на северо-восточные подступы к Касторной была переброшена резервная бригада Колесова, которая, перейдя в наступление, завязала бой с белогвардейской пехотой.

К вечеру основные силы противника были отброшены корпусом к Нижнедевицку, Суковкино и Касторной. По данным разведки и показаниям пленных, было установлено, что тыловые учреждения противника отходили с Касторной в направлении Старого Оскола.

Для нас стало ясно, что необходимо нанести еще один удар - и сопротивление белогвардейцев будет сломлено. Поэтому было принято решение, прикрывшись небольшими силами на линии Успенка, Котовка, с утра 10 ноября развивать наступление, нанося главный удар в направлении Суковкино, Бычек, Лачиново с целью отрезать пути отхода противнику из Касторной, окружить и уничтожить его. Для прикрытия действий корпуса с юга в направлении Кулевка был выставлен заслон. Главный удар наносили части 4-й и 6-й кавалерийских Дивизий в составе пяти бригад.

В приказе, отданном вечером 9 ноября, особое внимание начдивов и их штабов было обращено на организацию четкого взаимодействия внутри частей, соединений и с соседями.

Кроме этого приказа, был отдан приказ с обращением к бойцам и командирам, в котором говорилось:

"Красные командиры и красные бойцы!

Настал решительный момент! На всем Южном фронте республики упорство противника сломлено. В течение шести дней красными войсками заняты одиннадцать городов. На фронте корпуса в течение пятидневных боев противник обнаружил полное бессилие сломить железную стойкость нашего корпуса. В результате боя 9 ноября противник отброшен и прижат к ст. Касторное, Красная Долина, Суковкино и спешным маневром думает уйти из-под сокрушительного удара корпуса. Боевым приказом Конкорпусу на 10 ноября ставится задача нанести этот удар и уничтожить живую силу противника.

Приказываю:

Командирам и бойцам для исполнения этого приказа проявить всю энергию, помня, что от успеха предполагаемой операции во многом зависит успех операций всего Южного фронта республики.

В условленный час, от командира до бойца, - все на свои места, крепче сжав винтовку в мозолистых руках, и бурным сокрушительным потоком - на врага!

Будем помнить, что Республика не забудет наших подвигов, но и не оставит безнаказанным преступное бездействие в решительный момент"{16}.

С рассветом 10 ноября корпус приступил к исполнению боевого приказа. Но противник упредил развертывание наших частей и силою двух конных корпусов перешел в наступление в направлении Новой Ольшанки. В результате контратак частей 6-й и 4-й дивизий белоказаки были опрокинуты и принуждены поспешно отступать к станции Суковкино, куда белогвардейское командование выдвинуло бронепоезда, чтобы прикрыть отход своих войск. Одновременно с этим белые, силою до одиннадцати полков, при поддержке двух автоброневиков, перешли в наступление на линии Успенка, Погожевка, потеснили наши заслоны и развивали наступление на Орехово.

В связи с этим была срочно переброшена в район Орехово значительная часть корпуса, главным образом основные силы 4-й кавалерийской дивизии. Быстрый подход частей 4-й дивизии обеспечил своевременный выход их во фланг белогвардейской пехоте, связанной боем в Орехово с нашими двумя спешенными бригадами. Стремительный удар частей 4-й дивизии с фланга и тыла расстроил боевые порядки белогвардейской пехоты и заставил ее поспешно отступить в село Касторное. К 16 часам 10 ноября положение было окончательно восстановлено, и 4-я дивизия прочно закрепилась в Семёновне, Милавке, Орехово. 6-я кавалерийская дивизия отошла от станции Суковкино и главными силами расположилась в Новой Ольшанке. 11-я кавалерийская дивизия из Землянска перешла в Старую Ведугу.

11 и 12 ноября части корпуса, утомленные непрерывными боями, приводили себя в порядок и вели разведку противника перед фронтом и на флангах.

По данным разведки корпуса и по сведениям, полученным от разведки и перебежчиков, стало известно, что противник уже не рассчитывает предпринимать наступление и стягивает силы непосредственно на станцию и в село Касторное для организации круговой обороны.

Корпус Мамонтова сосредоточился в г. Нижнедевицке, а корпус Шкуро - в Бычек.

В ночь на 12 ноября я уехал в штаб корпуса в Стадницу, откуда мне доложили, что получена директива Реввоенсовета Южного фронта.

В этой директиве от 9 ноября корпусу ставилась задача:

"По занятии района Касторное, усиленными переходами произвести рейд в тыл противника с целью разгрома его тылов и перерыва железной дороги Курск Белгород на участке станций Солнцево - Ржава"{17}.

Рейд в тыл противника - это вот настоящая задача Конному корпусу! Еще по результатам рейда Особой кавалерийской дивизии в январе - феврале 1919 года под Царицыном мы все убедились, какое огромное влияние оказывают успешные рейдовые операции на изменение всей обстановки на фронте. И я с горечью вспомнил отказ Шорина поддержать мой план рейда Конного корпуса на Миллерово. Этот рейд, по моему убеждению, изменил бы положение на фронте и, может быть, не пришлось бы вести кровопролитных боев ни под Воронежем, ни под Касторной.

Корпус мог успешно громить превосходящие силы белогвардейской кавалерии в открытом бою. Это доказал уже целый ряд операций. Но почему же под Касторной он не мог добиться успеха с ходу? Почему корпусу пришлось вести тут тяжелые кровопролитные и затяжные бои? Не буду говорить, что нам погода мешала, хотя она, безусловно, мешала, не стану говорить и о численном превосходстве противника, которое в данном случае было подавляющим. Одно это еще не могло бы задержать корпус. Главная трудность состояла в том, что противник занимал очень выгодный оборонительный район, прикрытый бронепоездами, которые не знали недостатка в огнеприпасах, обладали высокой маневренностью и могли создавать полосы перекрестного огня на всех подступах к станции Касторной. Каждый раз, когда противник под ударами корпуса отходил, наши преследующие части попадали под ураганный огонь его бронепоездов и вынуждены были отходить. Наша артиллерия не могла вести эффективной борьбы против бронепоездов не только из-за недостатка снарядов, но и потому, что бронепоезда быстро маневрировали, уходили из-под обстрела и вновь появлялись на угрожаемых участках.

Упорные, жестокие бои под Касторной сильно утомили корпус, но мы добились главного - измотали противника и принудили его перейти к обороне. Последние бои показали, что сопротивление противника надломлено, что боевой дух белых падает.

Все говорило о том, что, несмотря на усталость людей и лошадей, невзирая на холод и метель, необходим решительный натиск, чтобы не дать противнику оправиться и организовать сильную оборону или уйти из Касторной, сохранив свою живую силу.

В эту ночь мы с комиссаром А. А. Кивгелой и начальником штаба корпуса В. А. Погребовым, детально изучая положение противника и своих соединений, стремились предугадать ход предстоящей операции, обдумывали, как лучше распределить силы и средства, как организовать взаимодействие между частями и соединениями корпуса, искали наиболее целесообразное направление главного удара. В итоге мною было принято решение: прикрывшись от противника небольшими силами на линии Архангельское, Успенка, главными силами корпуса на рассвете 13 ноября нанести удар в направлении Суковкино, разгромить противника, отрезав его касторненскую группировку от конницы Мамонтова и Шкуро, и выйти на линию Раздолье, Бычек, Алисово, Кулевка, Ясенки.

В ту же ночь боевой приказ был размножен и с разъездами особого резервного кавдивизиона разослан в дивизии. В соответствии с приказом 4-я кавдивизия из района Семеновки сосредоточивалась на станции Нижнедевицк; 11-я кавдивизия и бригада Колесова выходили из Старой Ведуги в Успенку; 6-я кавдивизия оставалась на станции Нижнедевицк и в Новой Ольшанке.

12 ноября я решил до конца дня остаться в штабе корпуса - надо было заняться рядом неотложных дел и. в частности, связаться со штабом фронта, чтобы выяснить обстановку на фронте и попросить ускорить движение частей левого фланга 13-й армии, наступавших в направлении Касторной.

Командующего и начальника штаба фронта на месте не оказалось. К аппарату подошел начальник оперативного управления штаба фронта. Он кратко информировал меня об обстановке и сообщил, что Реввоенсовет Южного фронта распоряжением от 10 ноября потребовал от командующего 13-й армией энергичных действий левофланговой 42-й стрелковой дивизии, наступающей в направлении Касторной.

- Завтра Конный корпус приступает к операции по окружению и уничтожению касторненской группировки противника, - передал я. - Прощу вас доложить об этом Реввоенсовету фронта и при поступлении донесения о взятии Касторной уточнить дальнейшую задачу корпуса.

4

К вечеру 12 ноября погода испортилась: после дождя резко похолодало, подул сильный ветер, началась гололедица, а затем разыгралась снежная пурга.

В связи с этим наступление корпуса было отложено. Метель бушевала в течение 13 и 14 ноября. Дивизии готовились к наступлению и вели усиленную разведку.

Во второй половине дня 14 ноября я принял решение начать 15 ноября наступление на Касторную независимо от того, какая будет погода.

Приняв это решение, я выехал с оперативной группой в части с тем, чтобы уточнить задачи дивизиям.

6-й кавалерийской дивизии приказывалось наступать уступом за 4-й кавдивизией в направлении Кулевка, Ясенки и прикрыть операцию корпуса с юго-востока от конницы Мамонтова; 4-й дивизии предстояло с рассветом 15 ноября выступить в направлении Новая Ольшанка, перервать железную дорогу Касторная - Старый Оскол, занять станцию Суковкино и нанести удар по Касторной с юга.

11-й кавалерийской дивизии с приданной на время операции резервной бригадой Колесова приказывалось в 5 часов утра перейти в наступление и, взаимодействуя с частями 4-й дивизии, атаковать противника в Касторной с востока и северо-востока (схема 9).

Учитывая, что предстоит решающий бой за Касторную, в дивизии были посланы работники политотдела и штаба корпуса для помощи начдивам на местах. Распоряжение начдиву 11-й кавалерийской дивизии повез лично начальник разведотдела корпуса И. В. Тюленев в сопровождении разъезда. Ему предстояло наиболее сложное и ответственное дело, потому что 11-я дивизия только вступала в состав корпуса и мы не знали еще, насколько она боеспособна, не знали даже, где она находится - ее нужно было разыскивать в разбушевавшейся пурге. Поэтому мы и послали в 11-ю дивизию И. В. Тюленева - человека, в котором прекрасно сочетались качества способного штабного работника с качествами храброго боевого командира.

Вечером, когда я был в 4-й дивизии, ко мне прискакал посыльный из 6-й дивизии и сообщил, что на ординарцев, доставлявших мое распоряжение в эту дивизию, напали белогвардейцы. Наш наскочивший разъезд отбил ординарцев, но казаку, захватившему распоряжение, удалось ускакать.

В связи с этим я решил наступать силами 4-й дивизии на двенадцать часов раньше, чем было указано в распоряжении, не на рассвете, а с наступлением ночи.

Городовикову было приказано срочно собрать и построить дивизию, при этом одеть бойцов как можно теплее.

Пурга на ночь разбушевалась еще больше. Ветер валил с ног, мороз обжигал лицо, колючий снег бил в глаза.

Городовиков доложил, что части построены. Я вышел из помещения, сел на коня и подъехал к головным полкам дивизии. Бойцы, нахлобучив шапки и потирая от мороза руки, тихо переговаривались между собой. Продрогшие лошади жались в кучу, нарушая строй.

Объезжая полки, я шутя говорил бойцам:

- Ну, орлы, зябнуть разрешаю, а обмораживаться запрещаю. Всем бороться с морозом, как с врагом революции. Возьмем Касторную - там и погреемся.

Встав впереди дивизии, мы с Городовиковым повели ее за собой. До Новой Ольшанки продвигались, ориентируясь по ветру, который дул с правой стороны. В Новой Ольшанке повернули строго на запад. Темнота и сильный встречный ветер со снегом затрудняли движение, а встречающиеся на пути канавы и овраги, забитые снегом, представляли труднопреодолимые преграды. И все-таки к рассвету 15 ноября 4-я кавалерийская дивизия вышла на станцию Суковкино, где захватила врасплох подразделение пехоты противника и оперативный пункт штаба генерала Постовского, связывающий Касторненскую группу с конницей Шкуро и Мамонтова.

При допросе офицер оперативного пункта генерала Постовского показал, что белые войска в Касторной численностью пять - шесть тысяч заняли круговую оборону; в распоряжении Постовского находятся четыре бронепоезда, которые ночью по очереди курсируют в направлении Курска, а днем сосредоточиваются в Касторной, откуда и действуют в зависимости от обстановки; в частности один бронепоезд вчера действовал между станцией Суковкино и Касторной. Генерал Постовский, показал далее пленный офицер, располагает также четырьмя бронеавтомобилями и четырьмя танками - последние следовали на Курск, но Постовский подчинил их себе; имеется в Касторной и артиллерия, но в каком составе, ему (офицеру) неизвестно; станция забита эшелонами со снарядами и патронами, значительная часть которых тоже следовала в Курск, но задержана в Касторной.

Я приказал этому офицеру вызвать к аппарату дежурного по штабу генерала Постовского. От имени офицера оперативного пункта я сообщил дежурному штаба, что, несмотря на метель, разъезды противника неоднократно проникали к станции Горшечное, а также пересекали железную дорогу севернее и южнее станции Суковкино. В связи с этим прошу выслать бронепоезд, чтобы прикрыть станцию и оперативный пункт от внезапного нападения.

Дежурный штаба Постовского ответил, что бронепоезд будет выслан, и в свою очередь просил передать Шкуро, чтобы он выслал усиленную разведку в восточном направлении от станции Суковкино.

Я спросил дежурного: нет ли данных, что красные намерены перейти в наступление?

Он ответил мне, что захвачен приказ Буденного, в котором говорится о наступлении. Но он (дежурный офицер) предполагает, что этот приказ красные подбросили с какой-нибудь хитрой целью. Наступление в такую непогоду мало вероятно, но тем не менее, - заключил дежурный, - будьте начеку.

Переговорив с дежурным офицером генерала Постовского, я приказал приготовиться к захвату обещанного им бронепоезда.

Для того чтобы не вызвать подозрений у команды бронепоезда, были приняты надлежащие меры маскировки. Я, Городовиков и группа бойцов, оставшихся на перроне, были одеты в бурки и внешне ничем не отличались от белых. Для большей убедительности, что мы белые, немного впереди нас были выставлены захваченные в плен жандарм и офицер. Бойцы, выделенные для захвата бронепоезда, укрылись по обе стороны железнодорожного полотна.

Ждать пришлось не очень долго. К перрону подошел белогвардейский бронепоезд, и командир его, щеголеватый поручик, молодецки спрыгнув на перрон, подскочил ко мне с рапортом: "Господин генерал, бронепоезд "Слава офицерам" прибыл в ваше распоряжение" (он принял меня за Мамонтова). Я прервал его и приказал следовать за мной в вокзал для обстоятельного доклада о положении в Касторной.

- Слушаюсь, ваше превосходительство, - щелкнув каблуками, ответил офицер и, окруженный нашими людьми, последовал за мной в вокзал, где и был обезоружен.

Поручик ничего не сказал нового в дополнение к показаниям пленного офицера оперативного пункта. Он лишь добавил, что на восточных подступах к селу Касторному начались бои; станция Касторная забита эшелонами с огнеприпасами, и, вероятно, опасаясь взрывов, командование группы Постовского предпринимает меры к эвакуации эшелонов, либо к рассредоточению их. Такой вывод он сделал, наблюдая маневры паровозов на станции.

На перроне послышались одиночные выстрелы, потом все стихло. Когда мы вышли из вокзала, наши бойцы уже захватили бронепоезд. На радость нашим артиллеристам в бронепоезде был большой запас снарядов. Я велел распределить их между 4-й и 6-й кавалерийскими дивизиями, а бронепоезд подготовить к действиям в направлении Касторной.

Не успели бойцы как следует освоиться в бронепоезде, как к станции на полных парах подлетел эшелон из четырнадцати вагонов. Только после того как поезд остановился, машинист и сидевший с ним офицер поняли, что на станции красные. Отцепив состав, они стали уходить на паровозе в сторону разъезда Васильевки. Однако путь за станцией нашими частями был уже разобран. Убедившись в этом, офицер и машинист сдались в плен. В захваченном эшелоне оказались семьдесят офицеров - дезертиров с фронта, сорок лошадей и загоны с награбленными вещами и продуктами.

И снова сообщение: через Суковкино на Новый Оскол следуют эшелоны с боеприпасами. Вскоре захваченный нами бронепоезд был зажат эшелонами, и поэтому использовать его при наступлении на Касторную нам не удалось.

На станции Суковкино я приказал 2-й бригаде 4-й дивизии, прикрываясь населенными пунктами, наступать на Касторную вдоль железной дороги. 3-й бригаде Алаухова было приказано вести наступление в сторону железной дороги Касторная - Воронеж, с выходом на разъезд Благодатинский. 1-я бригада оставалась в Суковкино для охраны трофеев и прикрытия станции со стороны Бычек, где, как нам было известно, располагалась значительная часть корпуса генерала Шкуро. Благодаря захваченному бронепоезду, который хотя и не мог маневрировать, но имел хороший круговой обстрел, станция Суковкино с юга и юго-запада была прочно прикрыта.

Через некоторое время я вновь соединился со штабом группы генерала Постовского и от имени офицера оперативного пункта сообщил, что присланный бронепоезд используется для прикрытия и сопровождения прибывающих эшелонов и фактически лишен возможности курсировать на участке Суковкино - Касторное. Вместе с тем противник проявляет активность со стороны станции Нижнедевицк, и не исключена возможность переброски его сил из этого района на участок железной дороги Касторное - Суковкино. В связи с этим желательно, чтобы на разъезд Благодатинский послали бронепоезд, который бы мог действовать в направлении станции Нижнедевицк и в то же время контролировать треугольник железной дороги Суковкино - Касторное - Благодатинский. Дежурный ответил, что он доложит эту просьбу командованию.

Переговорив с Касторной, я послал распоряжение командиру 3-й бригады Алаухову ускорить продвижение к разъезду Благодатинский и приготовиться к захвату там белогвардейского бронепоезда.

Во второй половине дня Алаухов донес, что приказание выполнил и его артиллеристы уже сидят в захваченном бронепоезде. Смелый и способный был командир 3-й бригады Николай Алаухов, бывший старший казачий урядник, участник первой мировой войны, Он начал у нас службу рядовым бойцом и очень быстро стал комбригом.

К концу дня белые, наконец, поняли, что Суковкино нами занято, и перешли к круговой обороне станции Касторной.

Продвижение 4-й дивизии на Касторную с юга встречало ожесточенное сопротивление противника в районе Котовка и Красная Долина, но части упорно продвигались вперед.

С утра 15 ноября 6-я дивизия, наступавшая уступом за 4-й, подошла к Кулевке, Ясенки, где была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем противника, засевшего за глубокими оврагами, засыпанными снегом. Не заняв Кулевку и Ясенки, 6-я дивизия все-таки выполнила свою задачу. Она отрезала конницу Мамонтова от Касторной и тем самым способствовала главным силам 4-й и 11-и дивизий в разгроме группы генерала Постовского.

События непосредственно в районе Касторной развивались следующим образом: утром 15 ноября части 11-й кавалерийской дивизии совместно с кавалерийской бригадой Колесова атаковали село Касторное с востока, однако, будучи встречены огнем окопавшейся пехоты и огнем артиллерии, вскоре вынуждены были отойти обратно к Успенке. Здесь один полк бригады Колесова и один полк 11-й кавалерийской дивизии спешились и вторично перешли в атаку на Касторное. На этот раз противник не устоял и отошел на следующую линию укреплений. На восточной окраине села и в районе станции завязался упорный бой, временами переходивший в рукопашную схватку. К 16 часам белые, потеряв много убитыми и ранеными, не выдержали натиска наших войск и начали отступать на юг и юго-запад. В это время остальные полки бригады Колесова и 11-й кавалерийской дивизии в конном строю бросились в атаку на бегущую пехоту противника.

Видя бесполезность сопротивления, белые стали массами сдаваться в плен. Офицерский батальон 2-го марковского полка, пытавшийся оказать сопротивление, был почти полностью уничтожен.

К вечеру резервная бригада Колесова и части 11-й кавалерийской дивизии, сломив сопротивление пехоты противника, ворвались с северо-востока в село Касторное. Одновременно части 4-й дивизии, используя в качестве прикрытия захваченный бронепоезд, с юга и юго-востока атаковали и заняли станцию Касторная. При этом был в упор расстрелян бронепоезд противника и захвачен бронированный вагон с дальнобойным орудием.

К вечеру разгромленные и потерявшие управление части противника, убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, сложили оружие.

Колесов, бригада которого одной из первых ворвалась в село Касторное, прислал восторженное донесение. "Бой сегодня был неописуемый... Пехота вся разбита, взято около полка в плен, бесчисленное множество изрублено, масса трофеев, как-то: орудия, винтовки, пулеметы, обозы, кухни и проч.".

Таким образом, станция Касторная оказалась в руках Конного корпуса. Остатки разбитых частей противника бежали в юго-западном направлении. Генерал Постовский, бросив свой штаб, пытался на санях скрыться из Касторной, но был опознан нашими бойцами и зарублен.

В результате касторненской операции противник потерял: четыре бронепоезда, четыре танка, сто пулеметов, двадцать два орудия, десятки тысяч снарядов, миллионы ружейных патронов, тысячу лошадей и около трех тысяч солдат и офицеров, сдавшихся в плен.

В селе Касторном я впервые увидел построенную в полном составе для представления мне 11-ю кавалерийскую дивизию.

Как равная среди равных, она вошла в состав корпуса на поле боя и теперь со своими братьями по оружию торжествовала победу.

Дивизия произвела на меня хорошее впечатление. Понравились и начальник дивизии Матузенко, и комиссар латыш Озолин. Все бойцы и командиры обмундированы, что называется, с иголочки - красные бриджи, гусарские мундиры, шинели с "разговорами", шлемы с синей звездой, все как на подбор молодцы. Я обратил внимание на то, что один эскадрон был не в шлемах, а в шапках и спросил, почему так. Матузенко доложил мне, что бойцы этого эскадрона при встрече с эскадроном Собакина, посланным мною с приказом в 11-ю дивизию, обменялись головными уборами.

- А впрочем, - он улыбнулся, - может быть, и не обменялись - командир этого эскадрона утверждает, что бойцы Собакина попросту сняли с его бойцов шлемы, а им отдали свои шапки.

Наша новая дивизия не имела своей артиллерии, и поэтому было решено сформировать артиллерийские батареи для нее за счет артиллерии, захваченной у противника. Мы решили также довести ее штатную численность за счет добровольцев до штата 4-й и 6-й дивизий.

К вечеру Касторная была полностью очищена от белогвардейцев. Передовые части 4-й кавалерийской дивизии преследовали панически бегущие на юг и юго-запад остатки разбитых частей противника. Тем временем в Касторную вошли левофланговые стрелковые части 13-й Красной армии.

Разгром группы генерала Постовского в Касторной имел исключительное значение для наших войск.

Если поражение, нанесенное корпусам Мамонтова и Шкуро под Воронежем, и овладение Воронежем позволило советскому командованию ликвидировать угрозу, нависшую над 8-й армией, которую противник охватывал с флангов, помогло остановить продвижение на Москву "Добровольческой" армии Деникина, перегруппировать свои войска и перейти в наступление, то разгром группы Генерала Постоаского и овладение Касторной привели к тому, что деникинский фронт был окончательно надломлен. Началось массовое отступление белогвардейских войск и особенно на фронте 13-й и 14-й Красных армий.

Белогвардейское командование прилагало отчаянные усилия, чтобы удержать Касторненский железнодорожный узел, не только потому, что через него снабжались войска, Действующие против 13-й и 14-й Красных армий, но и потому, что предвидело опасные для себя последствия в случае выхода Конного корпуса на тылы деникинских частей.

Ведя бой с частями 13-й и 14-й армий, белые все время чувствовали угрозу своему правому флангу со стороны Конного корпуса - он висел у них НУ фланге. Поэтому, как только была взята Касторная, отступление белогвардейских частей усилилось, а на ближайших к корпусу участках превратилось в бегство.

Разгромив противника под Касторной, Конный корпус обеспечил соединение длительное время разорванных флангов 8-й и 13-й Красных армий и врезался в стык белогвардейских "Добровольческой" и Донской армий, что создавало реальные возможности для претворения в жизнь оперативно-стратегического плана по разъединению белых армий и разгрому их по частям.

Победа под Касторной и общее наступление Красной Армии на Южном фронте произвели коренной перелом в настроениях как советских людей, так и в лагере белогвардейцев. В Донбассе, в Харьковской и Полтавской губерниях вспыхнули антиденикинские восстания. Тыл Деникина затрещал по всем швам.

Утром 16 ноября был получен приказ от 6 ноября войскам 10-й армии с объявлением благодарности бойцам, командирам и комиссарам корпуса.

"Согласно телеграфному распоряжению Главкома, - говорилось в приказе, Конный корпус тов. Буденного передан в распоряжение командующего Южным фронтом.

С болью в сердце приходится расставаться с доблестными частями Конкорпуса тов. Буденного, который во всех боевых операциях являлся сердцем 10-й Красной армии.

Ныне, расставаясь с геройскими частями Конкорпуса т. Буденного, от лица армии выражаю глубокую благодарность командиру корпуса тов. Буденному, его доблестным начдивам, комбригам и комполкам, наштакору т. Погребову, наштадивам и наштабригам, всему комиссарскому составу и всем доблестным героям-бойцам 1-го Красного кавалерийского корпуса Советской республики.

Уверен, что геройские части Конкорпуса, разбившие наголову оплот деникинской контрреволюции - корпуса генералов Мамонтова и Шкуро, принесут нашей Советской республике новые победы над нашими заклятыми врагами.

"Ура" доблестным героям! 10-я Красная армия с интересом будет следить за боевой работой корпуса и уверена, что рано или поздно вновь увидит в своих рядах геройские части Конного корпуса тов. Буденного.

Командующий 10-й армией - Клюев"{18}.

XI. Первая Конная армия

1

После непродолжительного отдыха в Касторной Конный корпус продолжал наступление, преследуя в беспорядке отступающие на юг части конных корпусов Шкуро и Мамонтова. В это же время под воздействием советских войск с фронта и флангового удара Конного корпуса отступали на юг и пехотные части "Добровольческой" армии Деникина. Местами отступление их проходило неорганизованно, по собственной инициативе полков и даже батальонов, потерявших между собой связь. В результате создалось своеобразное наслоение противников: впереди отходили разбитые части корпусов Мамонтова и Шкуро, за ними двигались, преследуя их, части Конного корпуса, на которых сзади нажимала пехота белых, преследуемая стрелковыми соединениями 13-й и 14-й Красных армий.

Сначала такое положение было не только терпимым, но даже в какой-то мере и выгодно нам. Однако, когда стало известно, что противник подтягивает силы, чтобы остановить Конный корпус, когда отрыв корпуса от стрелковых соединений увеличился, а тылы его попали под воздействие отступающих белогвардейских войск - такое положение уже было не в нашу пользу.

Во время боев под Касторной телефонно-телеграфные линии были повреждены на всех направлениях. Корпус потерял связь с соседними армиями и главное со штабом фронта. Ничего не зная о положении и задачах 8-й и 13-й армий, трудно было определить, в каком направлении наиболее целесообразно наступать корпусу.

Обстановка, как она складывалась по данным разведки корпуса, по показаниям пленных и перебежчиков, по сведениям, полученным от местных жителей, диктовала необходимость наступления корпуса вдоль железной дороги на Старый Оскол и далее на Новый Оскол, где сосредоточивались силы белогвардейцев для укрепления стыка Донской и "Добровольческой" армий. Но ведь оставалась в силе директива Реввоенсовета Южного фронта от 9 ноября, которая требовала нанести удар Конным корпусом в район Солнцево-Ржава. Теперь наносить удар и этом направлении было уже нецелесообразно, так как белые на фронте 13-й армии и без того беспорядочно отступали.

Исходя из реальной обстановки, я принял решение развивать достигнутый успех, то есть наступать вдоль железной дороги на юг, углубляясь в стык деникинских армий.

Теперь, когда враг был сломлен и отступал по всему фронту, пришло время решать главную стратегическую задачу - стремительным ударом через Донбасс на Ростов рассечь основные силы белых на две части и громить поодиночке "Добровольческую" и Донскую армии.

Успешно решить эту задачу могли лишь подвижные войска, а единственным подвижным родом войск в то время являлась конница. Однако использовать для этой цели части войсковой конницы было невозможно. В отрыве от своей пехоты и без поддержки ее войсковая конница в силу своей маломощности становилась легкой добычей крупных кавалерийских соединений противника. В составе войск фронта имелось одно крупное кавалерийское соединение - Конный корпус. Но и он по ряду причин не мог успешно выполнить такую сложную задачу. Одной из этих причин было отсутствие в корпусе органа, способного разрабатывать крупные оперативные задачи. Другой не менее важной причиной было то, что корпус по своей штатной структуре не имел таких тыловых учреждений, которые освобождали бы его от зависимости в снабжении от армейских органов.

Как уже говорилось, раньше корпус прикрепляли на довольствие к стрелковым армиям, которые фактически ничем не снабжали его. Чистой формальностью оказалось и прикрепление корпуса на довольствие к фронтовым тыловым учреждениям.

Если корпусу трудно было выполнять роль ударной силы по разъединению Донской и "Добровольческой" армий, то такой ударной силой могла быть Конная армия. Только Конная армия, подчиненная фронту, либо непосредственно Главкому, опирающаяся на свои оперативные органы и собственные тылы, могла с успехом разрубить деникинский фронт и своим стремительным продвижением в оперативную глубину противника во взаимодействии с общевойсковыми армиями обеспечить разгром армейских группировок Деникина.

Решение о создании Конной армии уже было принято Реввоенсоветом Южного фронта, но я еще не имел об этом официального известия. Впервые я услышал о создании Конной армии от начальника 11-й кавалерийской дивизии Матузенко, сообщившего мне при встрече в Касторной, что его дивизия включена в состав Конной армии.

18 ноября, продолжая продвигаться на юг вдоль железной дороги Касторная - Старый Оскол, Конный корпус занял станцию Горшечное, Богородицкое, Гнилое. 19 ноября преследование противника продолжалось. Дивизии получили задачу сосредоточиться в районе Борки, Котово, Терехово, чтобы в дальнейшем овладеть городом Старый Оскол.

Чем ближе к Старому Осколу, тем больше нарастало сопротивление противника. Белые сумели перегруппировать и привести в порядок части корпусов Мамонтова и Шкуро и подтянули два бронепоезда.

20 ноября 6-я дивизия и резервная бригада Колесова, выдвигаясь в указанные им районы, встретили упорное сопротивление 10-й конной дивизии белых. В результате боя более пятисот белоказаков было зарублено и взято в плен. Особо отличилась в бою резервная бригада Колесова, впоследствии включенная в состав 6-й дивизии как ее 4-я бригада.

По сведениям разведки и показаниям пленных, было установлено, что в район Старого Оскола спешно перебрасывались с Царицынского участка фронта части конного корпуса генерала Улагая и чеченская дивизия. Туда же отошли части Мамонтова и Шкуро. Имелись также данные, что в тылу Конкорпуса в районе города Тим белые проявляют активность, сосредоточив там шестнадцать орудий и значительные силы пехоты.

Получив эти сведения, я приказал 6-й кавалерийской дивизии ускорить продвижение с тем, чтобы перерезать железную дорогу с юга от Старого Оскола и не допустить переброски подкреплений противника. 62-му кавполку 11-й дивизии было отдано распоряжение форсированным маршем двинуться в город Тим с целью разгрома расположенного там противника и ликвидации угрозы нападения на тылы Конного корпуса.

21 ноября корпус сосредоточился в районе Котово, Терехово, Болото, Борки.

Левофланговые части 13-й армии к этому времени выходили на линию Отужень, Рождественная, Максимовка. Правофланговые части 8-й армии вышли к Березовке, Хвощеватке и Синие Липяги.

В этот же день корпусу был отдан приказ овладеть Старым Осколом. 11-я дивизия должна была, наступая в направлении Углы - Старый Оскол, разгромить противника и выйти на линию Стойло, Песчаная Пристань. 6-я дивизия наносила удар из-за левого фланга 11-й дивизии в направлении Верхне-Атаманского, имея задачей отрезать и разгромить противостоящую группу противника и выйти на рубеж Верхне-Атаманское, Сорокине. 4-я дивизия, составляя резерв корпуса, двигалась в стыке между 11-й и 6-й дивизиями с целью развить их успех в ходе боя.

22 ноября дивизии перешли в наступление.

В то время когда фланговые дивизии совершали глубокий обход Старого Оскола с востока и юга, 4-я дивизия, отрезав действующие бронепоезда белых, ворвалась на станцию Старый Оскол и почти без выстрела захватила в эшелонах прибывшую сюда бригаду корпуса Улагая. Была захвачена и вторая бригада Улагая, подходившая к Старому Осколу с юга. Произошло это так: впереди и позади эшелонов бригады было разобрано железнодорожное полотно. Оказавшись под угрозой уничтожения из пулеметов, выдвинутых нашими бойцами по обе стороны железной дороги, белоказаки выскакивали из вагонов вместе с лошадьми в глубокие кюветы, забитые снегом. Никаких подмостков, либо приспособлений для выгрузки не было, и удивительно, что ни одна лошадь не получила увечий, без чего не всегда обходится даже организованная выгрузка.

Таким образом, две бригады 2-й Кубанской дивизии Улагая почти полностью были взяты в плен. Следовавшей за ней 4-й Кубанской дивизии удалось выгрузиться и вступить в бой. Однако части 6-й кавалерийской дивизии сломили сопротивление кубанцев, и они, неся большие потери, стали поспешно отходить на юг в направлении Нового Оскола.

В этом бою 6-й дивизией был уничтожен Сводный кавалерийский полк князя Гагарина, убит был и сам Гагарин.

Пленные офицеры показали, что корпус Улагая был спешно переброшен с Царицынского участка фронта с целью противодействовать операциям советских войск в обход правого фланга "Добровольческой" армии. Корпус прибыл в составе двух дивизий, одну из которых Улагай так неожиданно для себя потерял.

К 12 часам 22 ноября Старый Оскол был полностью очищен от белогвардейцев и занят частями Конного корпуса. В этот же день поступило донесение, что 62-й полк 11-й кавалерийской дивизии достиг города Тим, пленил там отдельные группы пехоты противника и захватил одиннадцать орудий.

Интересную картину наблюдал я на станции Старый Оскол, забитой белогвардейским охвостьем, не успевшим убежать из города. С семьями и багажом, на своих огромных сундуках, разнообразных корзинах, сумках и чемоданах восседало это мрачное воронье на перроне и на вокзале. А в это время шустрые бойцы из хозяйственных команд наших полков тут же подбирали брошенное противником военное имущество и различные грузы, аккуратно складывая их на повозки.

Все трофеи поступали в обозы частей и передавались в тылы корпуса либо ближайшим стрелковым армиям.

Растаскивание трофеев, воровство, мародерство в корпусе пресекалось беспощадно.

Полную противоположность нашим частям представляли белогвардейские войска. К этому времени открытый грабеж принял в деникинской армии потрясающие размеры. Грабили все - от рядового казака до генерала, грабили в одиночку и организованно, грабили бедных и богатых. На Дон, Кубань и Терек из захваченных белыми районов центральных областей России и Украины вывозилось все, что можно было вывезти.

"Главное командование вооруженными силами юга России", как именовали себя Деникин и его штаб, разрешало грабеж, думая этим задобрить казаков. Но этот беззастенчивый грабеж так же, как и страшный кровавый террор деникинцев, сослужили им плохую службу. От Деникина и его сторонников отвернулось подавляющее большинство населения, жившее под вечным страхом грабежей, порок, расстрелов и виселиц.

Если в период красновщины крестьяне-середняки колебались и частично переходили на сторону белых, либо придерживались нейтралитета, то теперь, натерпевшись от деникинцев, они готовы были бороться против них с оружием в руках.

Даже сравнительно зажиточные слои населения ждали, когда красные прогонят узурпаторов и пресекут погромы.

С исключительной теплотой и радостью встречало наши наступающие части трудящееся население - и в хуторах, и в селах, и в городах наших бойцов и командиров принимали как родных, делились с ними и пищей и одеждой, несли последнее. Даже мелкие торговцы, имевшие свои небольшие лавчонки, добровольно отдавали для бойцов все, что могло пригодиться в бою и походе.

От населения и пленных мы знали, что деникинские войска разлагаются: не только солдаты, но и офицеры, теряя веру в победу, дезертируют из своих частей, разбегаются даже старые казаки - самая стойкая гвардия белых.

В близлежащих районах, еще занятых белыми, усиливалась борьба краснопартизанских отрядов. Они активно действовали по всей Харьковской губернии, в районах Белгорода, Купянска, Волчанска - громили белогвардейские тыловые учреждения, склады, подрывали мосты и разбирали железные дороги.

Такова была обстановка в лагере белых, когда мы вступили в Старый Оскол.

Здесь я официально узнал о решении Реввоенсовета Южного фронта создать Конную армию. Я был глубоко удовлетворен тем, что членами Реввоенсовета Первой Конной армии назначались товарищи К. Е. Ворошилов и Е. А. Щаденко.

Большой опыт Ворошилова по организации 10-й Красной армии и руководству ею должен был очень помочь нам в решении многих вопросов, в частности в деле создания армейского аппарата Конной армии (штаба, политуправления, тыловых учреждений и др.).

Щаденко имел большую практику по формированиям частей, что тоже было очень важно в предстоящей нам работе.

Я с нетерпением ожидал приезда Ворошилова и Щаденко, чтобы вместе с ними приступить к организации Первой Конной армии.

2

Из Старого Оскола корпус успешно продвигался в направлении Нового Оскола. Однако 24 ноября наступление корпуса пришлось приостановить потому, что в ходе стремительного продвижения частей отстали тыловые подразделения. Надо было подтянуть их. Кроме того, необходимо было снабдить части продовольствием, фуражом, боеприпасами, а в связи с наступлением холодов теплой одеждой. И, главное, по-прежнему не было связи с соседями и штабом фронта, не была известна дальнейшая задача корпуса.

Перед фронтом корпуса противник оставался все тот же: части корпусов Мамонтова и Шкуро, пополненный корпус Улагая, которым теперь командовал генерал Науменко, а также отдельные конные полки и пластунские батальоны.

О контрнаступлении противник не помышлял. Как правило, он отказывался и от контратак. Обычно белые отходили рассредоточенно, сдерживая наши передовые части ружейно-пулеметным огнем. Но как только основные силы Конного корпуса развертывались для атаки, противник быстро свертывался в колонны и отходил под прикрытием арьергардов. Не оказывая серьезного сопротивления, белые вместе с тем стремились отходить более или менее организованно, сохраняя свои силы.

26 ноября корпусу был отдан приказ продолжать наступление в общем направлении на Новый Оскол.

С утра следующего дня, отбрасывая арьергарды противника, дивизии успешно продвигались вперед. Но чем ближе корпус подходил к Новому Осколу, тем большее сопротивление оказывали белые. Так, во второй половине 27 ноября деникинцы силами двух кавалерийских полков перешли в контрнаступление из района Велико-Михайловки в направлении Малое Городище, Бубново. Однако энергичным ударом 2-й кавалерийской бригады 6-й дивизии противник был рассеян. Но вскоре белые вновь при поддержке четырех бронепоездов повели наступление, теперь уже из района станции Чернянка. Однако и эта попытка наступать провалилась. 6-я дивизия начала обходить станцию Чернянка. Белоказаки, опасаясь окружения, поспешно отошли к Новому Осколу. Удачным артиллерийским обстрелом два бронепоезда противника были повреждены, но белогвардейцы сумели их взять на буксир и увести в Новый Оскол.

В результате боя 27 ноября мы пришли к выводу, что противник стягивает к Новому Осколу и к Велико-Михайловке крупные силы донских и кубанских казаков, стремясь задержать наше продвижение. Вместе с тем стало известно, что из Нового Оскола пехотные части противника отходят на Валуйки. Снова перед нами стояла задача, куда же направить удар корпуса? Директивой Реввоенсовета Южного фронта 19 ноября приказывалось "...стремительно преследовать отступающего противника в общем направлении Старый Оскол, Короча, Белгород..."

Но обстановка после взятия Конкорпусом Старого Оскола диктовала иное решение. Вся действующая против Конного корпуса кавалерия противника начала отход на юг вдоль железной дороги Старый Оскол - Валуйки, пытаясь сдерживать наши передовые части заслонами в крупных населенных пунктах и железнодорожных станциях, а также на естественных препятствиях. Если в направлении на Валуйки противник отходил более или менее организованно, то перед фронтом 13-й Красной армии, наступающей в направлении Белгорода, белые отступали небольшими разрозненными группами, лишенными общего управления. Это особенно чувствовала правофланговая 11-я кавалерийская дивизия, в расположение которой то и дело попадали заблудившиеся отряды белогвардейской пехоты.

Какой же смысл был в наступлении Конкорпуса на Белгород, раз в этом направлении мы не имели серьезного противника? Перехватывать в районе Белгорода мелкие пехотные подразделения белых - задача ли это для корпуса? Это могло только притупить наступательный порыв наших частей. Но главное, наступая на Белгород, корпус дал бы свободу действия крупным силам конницы белых в районе Нового Оскола. Они не замедлили бы перейти в контрнаступление и, в частности, нанести удар во фланг Конного корпуса. Короче говоря, наше наступление в направлении Белгорода было бы на руку противнику, принимавшему лихорадочные меры по укреплению стыка между Донской и "Добровольческой" армиями, по предотвращению прорыва наших войск в Донбасс.

Оценив создавшуюся обстановку, я принял решение разгромить противника в районе Новый Оскол, Велико-Михайловка и в дальнейшем действовать по обстановке, добиваясь связи со штабом Южного фронта.

28 ноября частям корпуса было приказано выдвинуться в южном направлении и занять исходный район для наступления на Новый Оскол. В первой половине 29 ноября дивизии вышли в район: 4-я - Верхнее Кузькино, Лозное; 6-я - Васильев Дол, Тростенец; 11-я заняла 61-м кавполком город Короча, а к 18 часам сосредоточилась в Малом Городище и Бубнове.

29 ноября частям корпуса было приказано овладеть городом Новый Оскол. Главный удар наносился из района Лозное 4-й и 6-й кавалерийскими дивизиями в юго-восточном направлении, охватывая Новый Оскол с запада и юга. 11-я кавалерийская дивизия выдвигалась в район Анновки с задачей обеспечить правый фланг корпуса от ударов противника с направления Яблоново, Короча (схема 10).

С утра 30 ноября завязались ожесточенные бои на подступах к Новому Осколу. Весь день 4-я дивизия вела упорные бои за Велико-Михайловку. Используя естественные препятствия, белогвардейцы несколько часов отражали наши атаки. И лишь к вечеру, попав под сильнейший артиллерийский огонь и фланговые удары частей 4-й дивизии, противник дрогнул и, бросая обозы, стал отходить на юг в направлении Барсук, Сидоровка.

Против 6-й кавалерийской дивизии, наступавшей вдоль железной дороги, оборонялись конные казачьи части и подразделения 2-го Кавказского пехотного полка при поддержке двух бронепоездов.

Наиболее упорные бои разгорелись в районе Холки. Но и здесь сопротивление противника было сломлено. 6-я дивизия заняла станцию Холки.

К вечеру, когда я находился в штабе 4-й кавалерийской дивизии, ко мне прискакал связной из штаба корпуса с запиской Погребова. В записке говорилось, что командующий Южным фронтом Егоров и член Реввоенсовета Южного фронта Сталин прибыли в Воронеж и собираются 2 декабря выехать к нам. Вместе со Сталиным и Егоровым приедут Ворошилов и Щаденко. Командование фронта просит сообщить, где в это время будет находиться штаб Первой Конной армии{19}.

Прочитав записку Погребова, я здесь же составил следующую телеграмму.

"Командующему Южным фронтом Егорову, члену РВС фронта Сталину.

Рад Вас встретить в В. Михайловка (15 верст западнее Н. Оскол), куда сегодня переходит штарм Конной. Случае дальнейшего продвижения штарма у церкви В. Михайловка будут оставлены курьеры и караул"{20}.

Отдав необходимые указания Городовикову, я поехал Б штаб 6-й кавалерийской дивизии, находившийся в Холки, чтобы с утра 1 декабря лично руководить наступлением 6-й кавалерийской дивизии на Новый Оскол.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Но чуть забрезжил рассвет, как 4-я и 6-я дивизии завязали бои.

4-я дивизия, охватив населенные пункты Барсук, Беломестное, Ольховатка, принудила корпус генерала Науменко бросить занимаемые позиции и поспешно отойти в Слоновку.

На фронте 6-й дивизии белые, цепляясь за железную дорогу, прикрываемую двумя бронепоездами, пытались удержаться на подступах к Новому Осколу. Кавалерия и пехота противника не рисковали выйти из-под прикрытия своих бронепоездов, очевидно боясь попасть под атаку частей 6-й дивизии. Чтобы сломить сопротивление противника, начдиву Тимошенко было приказано перебросить бригаду Книги на восточную сторону железной дороги, а остальными двумя бригадами, оторвавшись от железной дороги, обходить Новый Оскол с запада.

В то время как 2-я и 3-я кавалерийские бригады, возглавляемые Тимошенко, обходили Новый Оскол, 1-я бригада Книги топталась перед противником на месте.

- В чем дело? Почему первая бригада не атакует противника? - спросил я начальника штаба 6-й дивизии.

- Так, видимо, Книга выжидает, - ответил он.

Мы поскакали к первой бригаде. Действительно, комбриг Книга укрыл полки в оврагах и поглядывал в бинокль на бронепоезда противника, которые, отходя к Новому Осколу, вели редкий огонь по бригаде.

- Товарищ Книга, вы почему упрятали бойцов, как сурков, в землю?

- Так, товарищ командарм, стреляет проклятый, - и он указал в сторону бронепоездов.

- Где стреляет? Противник отходит и, конечно, не потому, что вас испугался. Вторая и третья бригады уже атакуют Новый Оскол, а вы топчетесь на месте!

- По коням! - ошалело закричал Книга, и через несколько минут 1-я бригада, подымая тучи снега, промчалась мимо бронепоездов противника, держа направление на северо-восточную окраину Нового Оскола.

1-я бригада считалась лучшей в дивизии. Она состояла из добровольцев беднейших ставропольских крестьян, глубоко уважавших своего комбрига. Они считали его, тоже крестьянина, своим выдвиженцем и почтительно называли по имени и отчеству. Он не был лихим рубакой, но зато умел простыми словами воодушевить людей и повести их за собой в стремительную атаку.

В 13 часов Новый Оскол был взят. 2-я и 3-я бригады 6-й дивизии закрепились в городе, а бригада Книги как в воду канула. Лишь на второй день стало известно, что 1-я бригада, выбив из Нового Оскола части корпуса Мамонтова, продолжала их преследовать весь день. Белые отступали прямо на восток.

За ночь корпус Мамонтова оторвался от 1-й кавалерийской бригады и к утру 2 декабря неожиданно для себя натолкнулся в городе Бирюче на стрелковые части 8-й Красной армии. Для частей 8-й армии появление корпуса Мамонтова было еще более неожиданным, чем и воспользовались белоказаки. Они захватили в плен до тысячи наших пехотинцев, а остальных погнали на северо-восток. Но, преследуя нашу пехоту и одновременно уходя от преследования кавбригады Книги, мамонтовцы натолкнулись на части 12-й и 16-й стрелковых дивизий 8-й армии, продвигавшихся к Бирючу и Алексеевке из Синих Липяг. Связанные с фронта 12-й и 16-й стрелковыми дивизиями и попав под удар бригады Книги с тыла, белоказаки бросили пленных и семь захваченных вместе с ними пушек, оставили часть своих обозов, застрявших в снегу, и спешно отступили к Алексеевке.

Остаток дня и почти всю ночь я находился в 6-й кавалерийской дивизии, расположенной в Новом Осколе. Больше всего меня беспокоило отсутствие связи со штабом фронта, а также и с Воронежем, где, как мне сообщил Погребов, находились Сталин и Егоров. Надо было во что бы то ни стало получить задачу для дальнейших действий Конармии. Этого требовала создавшаяся обстановка. После овладения Новым Осколом Конармия не могла продвигаться дальше на Валуйки, куда отступали основные силы противника, если директива Реввоенсовета Южного фронта о наступлении на Белгород оставалась в силе. Поэтому я настойчиво требовал от своего начальника штаба добиться связи с Южным фронтом. Для организации связи мною был выделен бронепоезд, который тянул за Конармией телефонно-телеграфный провод. Однако Погребов при каждом моем запросе докладывал, что связи установить не удается, что провод перехватывают или рвут продвигающиеся за корпусом части 42-й стрелковой дивизии 13-й армии. Кончилось тем, что я выругал Погребова и приказал ему переместить штаб армии в Велико-Михайловку, где ждать меня, продолжая добиваться связи с фронтом.

В ожидании, пока удастся связаться со штабом фронта или пока приедут в армию Егоров и Сталин, а с ними Ворошилов и Щаденко, назначенные членами Реввоенсовета армии, я решил прекратить наступление. Это решение мною было принято еще и для того, чтобы подтянуть тылы армии и дать частям небольшой отдых, который был им, безусловно, необходим, так как от Старого Оскола Конармия наступала по заметенным снегом проселочным дорогам. Особенно измучились наши артиллеристы и пулеметчики, двигавшиеся с передовыми частями дивизий.

3

2 декабря, направляясь в 4-ю дивизию, я выехал из Нового Оскола с ординарцем Николаем Кравченко еще затемно. Было морозно. Резкий ветер сбивал с гребней сугробов сухой снег и уносил его в холмистую даль. Холод пробивался под одежду, мороз щипал лицо. Я плотнее надвинул папаху, поднял воротник шинели и прибавил аллюр лошади.

Дорога вела через высотку, на которой, словно грибы, расположились небольшие кустики. Выехав на гребень высоты, мы неожиданно столкнулись с колонной наших бойцов - пехотинцев. Бойцы шли гуськом, в затылок друг другу. Хвост колонны терялся вдали за холмами, окутанными предрассветной дымкой. Одеты бойцы были пестро и плохо: одни в потрепанных солдатских шинелях разных образцов - русского, английского, немецкого, другие в рваных полушубках, армяках или куртках. Особенно истрепана у бойцов была обувь. Многим ее заменяло намотанное на ноги тряпье.

Передним бойцам продвигаться было труднее, так как они протаптывали тропу остальным, ломая ногами затвердевшую корку снега. Уставшие делали шаг в сторону, пропускали вперед более сильных и, встав в строй, продолжали поход.

Я придержал коня и спросил бойцов:

- Братцы, вы кто такие?

- Чего спрашиваешь, не видишь, что ли!

- Да вижу, что бойцы. А какой части?

- 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии, - ответил молодой худощавый боец, одетый в рваный полушубок и черную, похожую на воронье гнездо, папаху.

- Чего каркаешь, сорока? - сердито прикрикнул на молодого заиндевелый коренастый бородач, видно старый солдат. - Нешто каждому встречному говорят какой части? А может это шпион, - кивнул в мою сторону бородач.

- Так ведь командир он, сразу можно признать, - оправдывался молодой боец.

- Командир, командир, - подтвердил мой ординарец.

- Куда же вы идете? - продолжал я расспрашивать бойцов.

- Как куда? Наступаем согласно приказу.

- Наступаете! А где ваши командиры, где винтовки?

- Командиры позади, едут на санях. Там и наши винтовки. Мы же идем с тылу. Вон в той деревне выдадут винтовки, погреемся да и дальше.

- Вот что, ребята: вы дальше той деревни не ходите. Там за высотками белые казаки, заберут они вас в плен, а то и порубят.

- Чего белые, когда впереди Абыденный - ты, брат, не сбивай нас, сами знаем куда идтить.

- Нет, там белые! Красные заняли Новый Оскол. Держитесь левее - и вы свяжетесь с нашей 6-й кавалерийской дивизией.

- Да ты нас не агитируй! Абыденный давно ушел вперед.

- Так я и есть Абыденный, - засмеялся я, догадываясь, что речь идет обо мне.

Старый солдат снял папаху, посмотрел на меня, как бы прицеливаясь, и сказал:

- Тоже мне Абыденный нашелся!

- Дураки, слушать надо, правду вам говорят, - вмешался Кравченко.

- А ты проваливай своей дорогой, молод учить-то. Поднялся шум.

- Ну, Николай, поехали. Там наша застава задержит их.

Колонна растянулась по полю и, казалось, не будет ей конца.

К утру мороз начал крепчать. Мы подъезжали к поселку Барсук, где по донесению Городовикова должен был остановиться штаб его дивизии.

Перед глазами у меня все еще стояла нескончаемая цепочка бойцов-пехотинцев, мерзнущих в своей плохой одежонке, должно быть голодных, но упорно пробиваюшихся вперед, к желанной победе. "В каких неимоверно тяжелых условиях люди борются за свою народную власть, за землю и свободу", - думал я.

Городовикова мы отыскали быстро. Несмотря на ранний час, он и его начальник штаба Косогов были уже на ногах. Ока Иванович доложил мне о ходе прошедших боев. Я в свою очередь информировал его о своем решении прекратить наступление армии впредь до уточнения задачи и указал порядок действий 4-й дивизии. В частности один из полков дивизии я приказал разместить в Велико-Михайловке в связи с тем, что сюда должно было приехать командование фронта.

Городовиков предложил мне завтрак, но я не спал ночь и так устал, что было не до еды. Не снимая гимнастерки, я лег в постель Городовикова, но поспать не пришлось: прискакал боец с донесением от Тимошенко.

В донесении говорилось, что 3-я бригада 42-й стрелковой дивизии, продвигавшаяся к линии фронта без оружия, попала под удар белоказаков и потеряла около полутора сотен человек; бригада была бы полностью уничтожена, если бы не подоспели на помощь части 6-й кавалерийской дивизии.

- Вот вам и результат наступления "согласно приказу", - вслух подумал я и рассказал Городовикову о своей встрече с 3-й бригадой, а в заключение прочел донесение Тимошенко.

- Эх, попал бы мне командир этой бригады... - зло бросил Городовиков. Стрелять надо таких и больше ничего.

Взволнованный участью 3-й стрелковой бригады, я долго молча ходил по комнате.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный краснолицый детина. Обращаясь ко мне, он забасил:

- Вы будете кавалерийский начдив? - И, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я командир 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии. Представьте себе, второй день ищу свою бригаду, а ее и след простыл. Вот вам и пехота не шагает, а летит...

Я, до боли сжав кулаки, шагнул навстречу вошедшему.

- А, вот вы где! Вот как вы командуете!

Городовиков, положив руку на кобуру нагана, искоса угрожающе поглядывал на краснолицего.

- Где вы были, когда бойцов вашей бригады рубили казаки? - едва сдерживая себя, спросил я этого горе-комбрига.

Он залепетал что-то невразумительное и, озираясь по сторонам, начал пятиться к двери, споткнулся о порог комнаты и с грохотом вывалился в сени. Городовиков бросился за ним и ловко угостил его тумаком. Вернувшись, Ока Иванович пожаловался:

- Зло берет, упустил. Здоровый, черт, я его... а он на лошадь вскочил и ускакал.

Расстроенный и возмущенный случаем с 3-й стрелковой бригадой, я поехал в Велико-Михайловку, решив найти начальника 42-й дивизии и арестовать его. Но найти начдива сорок второй мне не удалось. Побывав в частях и осмотрев в Велико-Михайловке помещения, приготовленные для штаба армии, поздно вечером я приехал в Новый Оскол.

Меня встретил комендант штаба армии Гонин.

- Где Погребов? - спросил я Гонина.

- Да носится где-то со связью, товарищ командарм. Опять какой-то полк 42-й стрелковой дивизии перехватил провод...

Вскоре в штаб прибежал Погребов. В ответ на мой вопросительный взгляд он, поеживаясь, развел руками...

Я сердито накинулся на него.

- Какая сатана там перехватывает связь?

В это время в комнату к нам вошли два командира и представились. Один из них оказался начальником штаба 42-й стрелковой дивизии, второй начальником связи этой дивизии.

- Вот вы мне и нужны. Кругом отличается 42-я стрелковая дивизия, а начальника не найдешь!

Я был намерен отчитать их так, чтобы помнили всю жизнь, но вбежал Гонин и прервал меня.

- Связь в семи километрах от Нового Оскола перехватила 42-я стрелковая дивизия, - доложил Гонин. - Связисты 42-й дивизии потянули провод в город.

- Как это потянули? - обратился я к начальнику штаба дивизии.

- Возможно, что так, - ответил тот. - Но вы не беспокойтесь, связь тянут в штаб дивизии, а мы к вашим услугам.

- Ну хорошо, - согласился я. - Вы только проследите за своими людьми. Со связью у меня скандал и все из-за ваших частей. Давайте сверим часы и ровно через четыре часа доложите мне, что связь с фронтом установлена. Вот мой начальник штаба. Держите с ним связь.

Все ушли... Я лег спать и ровно через четыре часа проснулся.

Вошел Погребов.

- Связь есть? - спросил я.

- Нет, Семен Михайлович.

- Как нет?

- Куда-то пропали эти из сорок второй дивизии.

Я вышел из себя.

- Где Гонин? Пусть сейчас же подает сани!

В сани сели я, Погребов, начальник снабжения армии Сиденко и Гонин. Приехали в штаб 42-й стрелковой дивизии, а там, кроме часового, - никого.

В помещении штаба дивизии, освещенном тусклым светом фитиля, стоял длинный конторский стол да несколько старых, ободранных стульев. В маленькой прихожей были свалены в кучу несколько мешков с бумагами, десяток катушек с проводами и какие-то полуразбитые ящики.

- Где начальство? - спросил я у часового.

- Не знаю.

- А что же ты здесь стоишь?

- Вот свалили, - часовой кивнул на кучу имущества, - поставили и стою.

Я устало опустился на стул: какие негодяи! И как я им мог поверить! Наговорили и скрылись.

- А вы тоже хороши, не проверили этих мошенников! - напустился я снова на Погребова и Гонина.

Вдруг дверь распахнулась и в помещение вошел человек в венгерской куртке и папахе с малиновым верхом. Я взглянул на вошедшего и решил: начдив сорок второй; я его ищу, а он тут собственной персоной.

- Где ваша третья бригада? - резко в упор спросил я вошедшего.

- Какая бригада?

- Вон как! Подумать только - какая бригада! Да вы ничем не отличаетесь от своих подчиненных, вы такой же, как и командир этой бригады!

Вошедший снял пенсне и, слегка приоткрыв рот, с удивлением рассматривал меня.

- Позвольте сказать... - попытался он прервать меня.

- Что сказать? Сказать, что вы все-таки начдив... и кричать на вас не всякому позволено... Бездельник вы, а не начдив!

- Это неслыханно! Кто вас уполномочил кричать на меня?

- Там люди гибнут по вашим дурацким приказам, а вы - кто уполномочил!!!

Видно поняв, что словами меня не убедить, он достал из кармана документ и положил на стол. Стоявший рядом со мной Погребов посмотрел документ и испуганно сказал:

- Семен Михайлович! Вы ошиблись! Это не начдив, а член Реввоенсовета 13-й Красной армии и Наркомфин Украины товарищ Пятаков!

Извинившись и объяснив Пятакову, чем было вызвано мое возмущение, я уехал в штаб армии.

К утру Погребов доложил, что связь установлена и что из штаба фронта получено устное указание - действовать на Валуйки впредь до приезда в армию командования фронтом, которое уточнит задачу.

Вскоре меня вызвали к прямому проводу для разговора со Сталиным.

- В чем дело? - спросил Сталин. - Меня ночью подняли и доложили, что у вас был неприятный разговор с Пятаковым. Как это произошло?

Я доложил. После этого Сталин передал, что он с командующим фронтом приедет к нам, вероятно, 6 декабря.

4

С утра 4 декабря Конармия продолжала наступление и к вечеру, выбив противника из Волоконовки, сосредоточилась в районе Александровка, Ютановка, Волоконовка.

5 декабря был отдан приказ на преследование противника с задачей перерезать линии железных дорог Волчанск - Купянск и Валуйки - Купянск. В дальнейшем имелось в виду овладеть Валуйками и наступать на Купянск.

Несмотря на оттепель и тяжелые дороги, наступление Конармии продолжалось успешно. Противник был подавлен морально и физически. Его разъезды и полевые караулы при появлении наших передовых частей, не принимая боя, отходили. По показаниям пленных, конные и пехотные части белых вследствие больших потерь, понесенных ими в последних боях, были малочисленны.

Штаб Первой Конной армии находился по-прежнему в Велико-Михайловке. Следовало бы перемещаться за наступающими частями, но я приказал Погребову задержаться, чтобы принять в Велико-Михайловке командование Южным фронтом и членов Реввоенсовета Конармии.

Вечером 5 декабря я вернулся из передовых частей 6-й кавалерийской дивизии в Новый Оскол, куда, как это мне было уже известно, следовал поезд с Егоровым, Сталиным, Ворошиловым и Щаденко. Поезд командования шел с большой осторожностью, так как железнодорожное полотно и мосты, разрушенные при боевых действиях, восстанавливались наспех и не всегда надежно. Когда поезд прибудет в Новый Оскол, никто точно не знал, поэтому я решил не ждать его, а поехать в Велико-Михайловку, оставив в Новом Осколе на станции для встречи командования коменданта штаба армии Гонина с тройкой лошадей, впряженных в сани, набитые сеном, и с полуэскадроном бойцов. Никакого другого транспорта, кроме саней, мы, к сожалению, не могли предоставить командованию: легковых автомобилей в то время в Конармии не было, а наши автоброневики, по плохим дорогам перевозившиеся конными упряжками, действовали в передовых частях дивизий.

Егоров и Сталин с Ворошиловым и Щаденко приехали в Велико-Михайловку ночью. Представившись, я проводил их на приготовленные им квартиры.

Утром 6 декабря состоялось первое заседание Реввоенсовета Первой Конной армии. По существу же это было совместное заседание Реввоенсоветов Южного фронта и Конармии. Оно началось с того, что я представил командованию старший командный и начальствующий состав Конной армии: врид начальника штаба армии Погребова, политического комиссара армии Кивгелу, начальника политического отдела армии Суглицкого, начальника оперативного отдела штаба армии Зотова, начальника разведывательного отдела штаба армии Тюленева, начальника снабжения армии Сиденко, начальников дивизий Городовикова, Тимошенко и Матузенко, начальников штабов и политических комиссаров дивизий. Это было руководящее ядро командного и политического состава, на которое должен был опереться Реввоенсовет армии при выполнении боевых задач, поставленных перед Первой Конной армией.

После представления командованию Южным фронтом и членам Реввоенсовета армии начальствующий состав дивизий разъехался по своим соединениям.

Первым на заседании выступил Егоров. Он сказал, что Первая Конная армия создается Реввоенсоветом Южного фронта как оперативно-стратегическая подвижная группа войск для решения главной идеи плана разгрома Деникина.

- Эта идея заключается в том, - продолжал Егоров, - чтобы стремительным ударом через Донбасс на Таганрог расчленить Донскую и "Добровольческую" армии белых и во взаимодействии с 8-й и 13-й Красными армиями разгромить их. Имея в виду это основное назначение армии, - сказал Егоров, - и надо практически решать вопросы организации ее боевых частей и соединений, армейского аппарата и тыловых органов.

После Егорова выступил Сталин. Он говорил о том, что Конная армия создается не только впервые в истории, но и вопреки желаниям некоторых больших военных руководителей и, прежде всего, председателя Реввоенсовета республики Троцкого.

- Нельзя закрывать глаза на то, - продолжал Сталин, - что Троцкий и ряд военспецов придерживаются мнения, что создание Конной армии надуманная, больше того, неграмотная в военном отношении задача. Они утверждают, что в первой мировой войне кавалерия себя не оправдала, что на смену кавалерии пришла подвижная техника. Но что делать, если у нас нет подвижной техники, если у нас не хватает даже винтовок? Ответ один: надо против массовой конницы противника создавать свою массовую конницу, как единственный в наших условиях подвижный род войск, как силу, способную противостоять казачьей кавалерии. Многие из руководящих товарищей не верят в успехи Конной армии. Вам предстоит доказать обратное.

"Наша задача сейчас заключается в том, - сказал Сталин, - чтобы рассечь фронт противника на две части, не дать частям Деникина, расположенным на Украине, отойти на Северный Кавказ. В этом залог успеха. И эту задачу мы возложим на Первую Конную армию. А когда мы, разбив противника на две части, дойдем до Азовского моря, тогда будет видно, куда следует бросить Конную армию - на Украину или на Северный Кавказ.

Эта задача очень ответственная, - подчеркнул Сталин, - она требует максимум сил и напряжения. Конной армии придется идти через Донбасс, ее может ожидать отсутствие фуража. Но, с другой стороны, ее будет встречать пролетариат Донбасса, который ждет нас и отдает все, что может, - с этим фактом нужно считаться. Руководство фронтом примет в свою очередь все меры к тому, чтобы в кратчайший срок доставить Конной армии необходимый фураж и продовольствие"{21}.

Затем выступил я и начал с того, что подчеркнул отличие гражданской войны от первой мировой. Последняя была в основном позиционной, со сплошным фронтом в виде траншей и колючей проволоки, и поэтому естественно, что кавалерия в этих условиях не могла показать всех своих возможностей. Гражданская же война - война маневренная, линии ее фронтов, имеющие огромную протяженность, часто лишь условные линии, и поэтому роль кавалерии в этой войне, как наиболее маневроспособного рода войск, огромна. Бои за Воронеж, Касторную да и весь боевой путь вначале 4-й кавалерийской дивизии, потом Конного корпуса наглядно доказали необходимость создания кавалерийских соединений и объединений, которые решали бы задачи не в интересах стрелковых дивизий или армий, а в интересах фронта или нескольких фронтов, как самостоятельно, так и во взаимодействии с общевойсковыми армиями.

Далее я сказал, что почти все стрелковые дивизии Красной Армии имеют или эскадрон, или полк, или даже бригаду кавалерии. Но конные части стрелковых дивизий не могут противостоять крупным кавалерийским соединениям противника и играют лишь ограниченную роль войсковой конницы, выполняющей мелкие тактические задачи и разведывательную службу в интересах своих дивизий.

В заключение я выступил за объединение войсковой кавалерии и, в частности, предложил подчинить Конной армии 8-ю кавдивизию червонного казачества, как это и предполагалось в телеграмме Сталина на мое имя от 28 октября 1919 года.

Егоров высказался против моего предложения, сказав, что стрелковые части привыкли взаимодействовать с войсковой конницей и поэтому объединение последней отрицательно повлияет на успехи нашей пехоты. Он заявил, что пока не может подчинить 8-ю кавдивизию Конной армии еще и потому, что ее предполагается использовать для ввода в прорывы и охвата опорных пунктов противника и главным образом на Украине.

Потом началось обсуждение конкретных организационных вопросов и слово взял Ворошилов.

Первым встал вопрос об организационной структуре армии. Было решено оставить обычный для того времени в Красной Армии армейский тип без промежуточных корпусных объединений, то есть если раньше предполагалось создать Конную армию из двух кавалерийских корпусов, каждый двухдивизионного состава, то сейчас пришли к решению не создавать корпусных объединений, а подчинить дивизии непосредственно Реввоенсовету Конной армии. Стрелковые армии того периода также не имели у себя корпусных объединений. Это объяснялось не столько недостатком командных кадров для штабов корпусов, сколько существовавшим тогда мнением, что корпусные штабы отгораживают армейское командование от непосредственного руководства частями и соединениями армии. Было признано необходимым в дальнейшем довести состав армии до пяти кавалерийских дивизий.

Рассмотрев вопрос о штатной структуре, решили взять пока за основу штат полевого управления армии, входящей в состав фронта, объявленный в приказе Реввоенсовета республики № 477 от 26 декабря 1918 года.

Большой интерес вызвал вопрос о стрелковых частях в Конармии. Я настаивал, чтобы при армии, в непосредственном подчинении Реввоенсовета, были стрелковые части, которые бы служили осью маневра кавалерийских соединений. Согласились на том, что для начала необходимо подчинить Конной армии в оперативном отношении две стрелковые дивизии.

Были приняты решения также о создании отдела формирования (впоследствии он был реорганизован в Упраформ Конной армии), об организации колонии-лазарета с командой выздоравливающих, о представлении к наградам наиболее отличившихся в боях бойцов и командиров, а некоторых частей - к Почетным красным знаменам. Решено было просить триста орденов Красного Знамени и представить в Реввоенсовет фронта списки достойных награждения с описанием их боевых подвигов.

На заседании Реввоенсовета были решены также вопросы о политическом комиссаре Кивгеле и исполняющем должность начальника штаба армии Погребове.

Я высоко ценил комиссара Кивгела. Он прошел большой боевой путь с Конным корпусом и пользовался заслуженным авторитетом среди наших бойцов, командиров и политработников. Я предлагал назначить его членом Реввоенсовета армии. Меня поддержал Сталин, но против выступили Ворошилов и Щаденко, мотивируя это тем, что чем больше будет членов Реввоенсовета, тем больше будет и безответственности в руководстве армией, Егоров поддержал Ворошилова и Щаденко и предложил использовать Кивгелу на другой работе. Жаль было расставаться с боевым товарищем, но пришлось согласиться с этим во имя единства руководства армией.

Начальником штаба Конной армии решили вместо Погребова назначить Мацилецкого. Его знали Ворошилов и Щаденко. Я Мацилецкого не знал, и поэтому мне трудно было защищать Погребова, к которому Сталин и Ворошилов относились отрицательно и не без оснований. (Сталин после заседания говорил мне: "Как это вы держите Погребова? Он же пьяница". Я отвечал ему, что Погребов грамотный командир и умеет работать, выпить он действительно любит, но его можно держать в руках.)

Когда обсуждался вопрос о начальнике штаба армии, Погребов, присутствовавший на заседании, молча покусывал губы. Видно было, что ему тяжело.

На этом закончилось первое заседание Реввоенсовета Первой Конной армии.

Потом перед членами Реввоенсовета фронта и членами Реввоенсовета армии прошли торжественным маршем Особый резервный кавалерийский дивизион и 19-й кавалерийский полк 4-й дивизии.

После завтрака, происходившего у меня на квартире, Сталин предложил отдохнуть, а вечером собраться на второе заседание Реввоенсовета, и все охотно согласились, что отдохнуть надо, так как очень устали.

Когда я проводил Сталина на отведенную ему квартиру, он задержал меня, еще раз попросив объяснить, как это произошло, что я принял Пятакова за начальника 42-й дивизии и грубо отругал его.

Закончив объяснение, я сказал:

- Может быть, немножко хватил лишнего, но не мог я, Иосиф Виссарионович, спокойно отнестись к гибели бойцов 3-й бригады 42-й дивизии.

- Но вы же могли поручить разобраться Особому отделу и поставить вопрос о наказании начдива перед Реввоенсоветом армии или фронта... Горячиться в таких случаях нельзя.

Сталин умолк, прошелся по скрипучему полу комнаты и, повернувшись ко мне, спросил вдруг:

- А вы член партии?

- К сожалению, нет.

- Почему?

Я сказал, что большевиком считаю себя давно, по крайней мере с августа 1917 года, когда в Минске выполнял задания фронтовой партийной организации большевиков, когда под руководством Фрунзе проводил разоружение "дикой" дивизии в Орше. А разве потом, в своей станице, я не боролся за дело большевистской партии, когда участвовал в создании Советской власти и организации краснопартизанского отряда?

- Все, что вы делали, действительно партийное дело, наша большевистская работа, - сказал Сталин. - Надо было подать заявление в партийную организацию, под руководством которой вы работали. Почему же вы этого не сделали?

- События развивались настолько быстро, - ответил я Иосифу Виссарионовичу, - что сначала просто времени не было на соблюдение всех формальностей. А потом как-то не получалось, хотя я хотел вступить в партию и не раз подавал заявления об этом в Политуправление 10-й армии. Возможно, товарищи не могли разобраться, время было горячее, но ответа на мои заявления не последовало.

В подтверждение своих слов я подал Сталину копию одного из заявлений в Политуправление 10-й армии, которое было датировано 19 марта 1919 года.

- Да, нехорошо быть командарму беспартийным, - заметил Сталин. - Я поставлю этот вопрос на предстоящем заседании Реввоенсовета Конармии. Вам легче будет командовать, когда вы будете коммунистом и в полную меру используете себе в помощь силу и влияние партийных организаций.

Вечером состоялось второе заседание Реввоенсовета. На этом заседании командующий фронтом конкретизировал задачу Первой Конной армии.

Он сказал, что Конармия, усиленная 9-й и 12-й стрелковыми дивизиями, в качестве ударной группы войск, рассекающей деникинский фронт на всю его оперативную глубину, должна развить стремительное наступление в направлении Валуйки, Сватово, Лисичанск, Попасная, Дебальцево, Иловайская, Кутейниково, Матвеев Курган и, захватив Таганрог, выйти к Азовскому морю. Таким образом глубина удара армии будет составлять четыреста - пятьсот километров.

После обсуждения во всех подробностях задачи Конной армии Сталин поставил вопрос о приеме меня в РКП (б). Было решено считать меня членом РКП (б) с 19 марта 1919 года, то есть с момента подачи моего последнего заявления о приеме в партию. Рекомендовали меня в партию товарищи Сталин, Ворошилов и Щаденко. Политуправлению армии было поручено провести мой прием в партию на собрании коммунистов и оформить все надлежащим порядком.

В заключение был составлен и подписан приказ № 1 о преобразовании Конного корпуса Южного фронта в Первую Конную армию следующего содержания:

"Приказами Реввоенсовета Республики и Южного фронта Конный корпус Южного фронта (т. Буденного) преобразован в Первую Конную армию. Во главе управления армии поставлен Революционный Военный Совет в составе Командующего Конармией т. Буденного и членов Реввоенсовета тт. Ворошилова и Щаденко.

На Реввоенсовет Конармии возложена чрезвычайно тяжелая и ответственная задача - сплотить части красной конницы в единую, сильную духом и революционной дисциплиной Красную Конную армию.

Вступая в исполнение своих обязанностей, Реввоенсовет, напоминая о великом историческом моменте, переживаемом Советской республикой и Красной Армией, наносящей последний смертельный удар бандам Деникина, призывает всех бойцов, командиров и политических комиссаров напрячь все силы в деле организации армии. Необходимо, чтобы каждый рядовой боец был не только бойцом, добровольно выполняющим приказы, но сознавал бы те великие цели, за которые он борется и умирает. Мы твердо уверены, что задача будет выполнена и армия, сильная не только порывами, но сознанием и духом, идя навстречу победе, беспощадно уничтожая железными полками и дивизиями банды Деникина, впишет еще много славных страниц в историю борьбы за рабоче-крестьянскую Советскую власть.

Да здравствует 1 Конная Красная Армия!

Да здравствует скорая победа!

Да здравствует мировая советская власть!"{22}.

В конце заседания Сталин объявил, что за успешное командование корпусом и за разгром конницы Мамонтова и Шкуро ВЦИК РСФСР постановлением от 24 ноября 1919 года наградил меня золотым боевым оружием (шашкой) с орденом Красного Знамени на нем, а Реввоенсовет Южного фронта - золотым портсигаром.

Портсигар Сталин вручил мне здесь же, на заседании Реввоенсовета, а золотую шашку с орденом - на следующий день утром в торжественной обстановке, перед строем особого резервного кавдивизиона.

5

7 декабря, когда Конармия заняла Волоконовку и развернула наступление на Валуйки, Егоров, Сталин, Ворошилов и Щаденко решили поехать в район боевых действий армии.

Сталин и Егоров отправились в санях. С ними поехал и кинооператор Э. Тиссэ. Ворошилов, Щаденко, Городовиков и я отправились верхом на лошадях. За нами следовал особый резервный кавдивизион.

Стоял безветренный морозный день. Далеко вперед простиралась заснеженная безлесная равнина. Зимняя тишина нарушалась лишь нашим движением да далекими раскатами артиллерийской стрельбы.

Ехали долго. Я уже начал было волноваться, что дивизии ушли далеко. Пожалуй, лучше было бы, думал я, проехать на станцию Слоновка, а оттуда бронепоездом в Волоконовку...

Проехали Богдановну, и Городовиков стал уверять меня, что скоро мы увидим его части.

- Обязательно надо в твою дивизию ехать? - недовольно спросил я.

- А как же, Семен Михайлович, обязательно!

Вдруг совсем близко застучал один, потом второй станковый пулемет, захлопали винтовочные выстрелы. Через наши головы со свистом пролетели снаряды и разорвались метрах в ста позади нас. Мы с Окой Ивановичем выскочили на высотку и увидели, как крупные массы кавалерии противника в конном строю перешли в атаку против нашей 4-й дивизии. Дивизия встретила атаку противника артиллерийско-пулеметным огнем и развертывалась для контратаки. Я послал Городовикова руководить дивизией, а сам стал наблюдать за ходом боя. Ока Иванович подскакал к своей дивизии и повел ее в контратаку. Началась отчаянная кавалерийская рубка. Полки 4-й дивизии врезались в массы кавалерии противника, но, обладая большим численным превосходством, белые постепенно, сначала их отдельные всадники, а затем и целые подразделения, стали просачиваться на фланги наших частей.

Особенно большое скопление противника оказалось на левом фланге дивизии, вблизи которого мы находились. Подъехали Ворошилов, Сталин, Егоров и Щаденко. Я попросил их укрыться в селе, но они категорически отказались. Между тем левый фланг. 4-й дивизии все больше захлестывался противником. Наши левофланговые части, упорно отбиваясь, начали отходить. Создавалась реальная угроза обхода противником фланга дивизии и захвата белогвардейцами командования Южным фронтом. Я подскакал к Егорову и Сталину. Они сошли с саней, поднялись на возвышенность и в бинокли следили за ходом боя. На мою просьбу уехать Сталин ответил коротко: "Нет!"

Что делать? Белые вот-вот могут прорвать фронт 4-й дивизии. 6-я и 11-я дивизии, видно, ушли вперед - на их помощь рассчитывать нельзя.

Особый резервный кавдивизион - это все, что было у меня под руками. Но этот дивизион стоил хорошей кавалерийской бригады. Эта красная конная гвардия либо умирала, либо побеждала.

Вырвав клинок из ножен, я указал на скопление кавалерии белых и бросил кавдивизион в атаку. Начавшие было отходить под напором превосходящих сил противника левофланговые полки 4-й дивизии, почувствовав энергичную поддержку дивизиона, перешли в контратаку. Смятый натиском 4-й дивизии и кавдивизиона, противник бросился бежать на юго-восток, в сторону Волоконовки.

Не прошло и десяти минут, как белогвардейцы резко изменили направление своего бегства. Они повернули на юго-запад, снова попав под удар 4-й дивизии, а затем, преследуемые нашими частями, скрылись за холмами.

Кинооператор Э. Тиссэ перебегал с "позиции" на "позицию", стремясь запечатлеть на пленке быстро менявшиеся картины боя. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что впопыхах он орудовал незаряженным аппаратом.

Мы поняли, что произошло на поле боя, лишь после того, когда стали известны все события, развернувшиеся на фронте Первой Конной армии с утра 7 декабря.

Части корпуса Мамонтова, выбитые из города Бирюч 8-й Красной армией, сосредоточились на левом фланге Первой Конной армии, действовавшей в направлении Валуйки. В то время как 6-я дивизия, выполняя поставленную ей задачу, двинулась в направлении станции Мандрово и заняла Фощеватое, корпус Мамонтова во взаимодействии с корпусом Науменко нанес удар на Волоконовку с целью задержать движение Первой Конной армии на Валуйки. В Волоконовке находились тыловые подразделения 6-й дивизии. Попав под удар крупных масс конницы белых, они начали отход на северо-запад, увлекая за собой белогвардейцев в направлении движения 4-й кавалерийской дивизии.

Начдив шестой С. К. Тимошенко, узнав о нападении белых на Волоконовку, прекратил наступление в направлении Мандрово и, оставив в Фощеватое прикрытие, перебросил главные силы дивизии в район Покровки, откуда развил стремительное наступление в тыл корпуса Мамонтова.

Под внезапный удар 6-й дивизии попала 9-я Донская казачья дивизия Мамонтова. Потеряв много убитыми и пленными, она начала отход на северо-запад, в район, где шел бой 4-й кавалерийской дивизии с главными силами конницы Мамонтова.

Решительный контрудар 4-й дивизии и быстрый маневр 6-й дивизии поставил белых в тяжелое положение. Белоказаки дрались отчаянно, упорно стремясь вырваться из тисков Конармии. Они потеряли ориентировку, не понимали, где их тыл и где фронт, бросались в разные стороны и везде встречали дружные удары наших полков.

После боя наступила гнетушая тишина, нарушаемая стонами раненых да голосами санитаров, хлопотливо подбиравших их.

Сталин, Ворошилов, Егоров, Щаденко и я медленно проезжали по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей.

Все молчали, скорбно оглядывали следы жестокой кавалерийской сечи. Тяжело было смотреть на обезображенные шашечными ударами тела людей.

Сталин не выдержал и, обращаясь ко мне, сказал: - Семен Михайлович, это же чудовищно. Нельзя ли избегать таких страшных жертв? Хотя при чем здесь мы? - И он снова погрузился в раздумье...

Вечером мы проводили Сталина и Егорова на станцию Бибиково, откуда они бронепоездом уехали в Новый Оскол.

XII. Освобождение Донбасса

1

Пока не было возможности довести состав Конармии до пяти кавалерийских дивизий, как это предполагалось в дальнейшем. Являясь ударной группой войск Южного фронта, которой предстояло рассечь фронт Деникина, Конармия состояла всего из трех кавалерийских дивизий, усиленных двумя стрелковыми дивизиями 12-й 8-й армии и 9-й 13-й армии.

Кроме двух стрелковых дивизий, Конной армии были приданы автоотряд имени Свердлова (пятнадцать автомашин с установленными на них станковыми пулеметами) под командованием И. Х. Аргира, авиаотряд М. П. Строева (двенадцать самолетов), на который возлагалась разведка противника и связь между частями армии, и четыре бронепоезда: "Красный кавалерист", "Коммунар", "Смерть Директории", "Рабочий" во главе с начальником бронесил Кривенко. Наличие в составе Конармии бронесил и авиации, возглавляемых способными командирами - энтузиастами своего дела, во многом повышало ее пробивную мощь.

Неожиданно началась оттепель. Дороги испортились. Санные обозы дивизий оказались в тяжелом положении.

Однако, несмотря на неблагоприятные условия, соединения армии продолжали наступление. Надо было спешить, чтобы не дать противнику оправиться после поражения под Волоконовкой и не позволить ему эвакуировать грузы из Валуйки. Развивая наступление, 4-я дивизия из района Хатнее Козинка охватывала Валуйки с северо-запада; 11-я дивизия наносила удар по северной окраине города со стороны станции Принцевка; 6-я дивизия наступала из района Фощевитое на станцию Мандрово, откуда наносила удар по северо-восточной окраине Валуйки.

С утра 8 декабря мы с Ворошиловым и Щаденко находились в штабе Конармии, который к вечеру перешел в Волоконовку. Работы было много, особенно для Климента Ефремовича, как человека в Конармии нового и торопившегося вникнуть во все детали ее боевой жизни.

Во второй половине дня я приказал подать лошадей, собираясь вместе с Ворошиловым и Щаденко отправиться в передовые части, чтобы непосредственно руководить операцией по овладению Валуйками.

Когда лошади были поданы, я пригласил членов Реввоенсовета отправиться в действующие части. Однако мое предложение сначала было встречено отрицательно.

- Семен Михайлович! - как всегда горячо заговорил Климент Ефремович. Вы же командующий армией, а не командир партизанского отряда. Не обижайтесь, я ведь всегда говорю то, что думаю. А думаю я, что пора отрешиться от партизанщины. Нет совершенно никакой нужды вам и нам лично рубить шашкой. Мы имеем в своем распоряжении штаб армии, через который и давайте осуществлять руководство действующими частями, как это делается в любой армии.

- Нет, Климент Ефремович, вы как хотите, а я поеду, и не шашкой рубить, а руководить дивизиями на месте. Наша армия не обычная общевойсковая армия, а кавалерийское объединение. Руководить Конармией, сидя в штабе, по-моему, вообще значит не руководить. Я также не хочу, чтобы вы обижались, и прямо скажу, что если будем сидеть только в штабе, то окажемся либо без армии, либо в плену у казаков.

- Ну, хорошо, Семен Михайлович, поедем, - неожиданно легко согласился Ворошилов, видимо решив проверить мои доводы на практике.

Сопровождаемые работниками штаба, мы отправились в Валуйки и приехали своевременно. Между соединениями армии взаимодействие было нарушено. В то время как 4-я кавдивизия вела кровопролитный бой с белогвардейцами, атакуя противника с северо-запада, 6-я кавдивизия задержалась на северо-востоке от Валуйки, не оказывая решительной поддержки 4-й дивизии. Медлила с наступлением и 11-я кавалерийская дивизия.

Реввоенсовет на месте уточнил задачи каждой дивизии и приказал перейти в решительное наступление. Белогвардейцы оказывали сильное сопротивление. Особенно тяжелые бои вела 4-я дивизия, против которой противник сосредоточил сильный огонь бронепоездов. Однако дивизии упорно продвигались вперед, охватывая Валуйки с флангов.

Поздно вечером 8 декабря Первая Конная армия овладела Валуйками. На железнодорожном узле и в городе были захвачены большие трофеи - эшелоны с продовольствием и боеприпасами, много войскового обоза и лошадей. Соединения Конармии неотступно преследовали противника, отходящего в южном и юго-восточном направлениях.

9 декабря утром состоялось очередное заседание Реввоенсовета. Мы обсудили план дальнейших действий в соответствии с директивой Реввоенсовета Южного фронта от 9 декабря. Эта директива была составлена Егоровым и Сталиным в Новом Осколе и передана нам утром по аппарату "Морзе". В директиве говорилось: "Командарму Конной самым энергичным образом развивать преследование разбитой конницы противника, не позднее 12 декабря занять Купянск и выйти на линию Купянск - Тиминова"{23}.

Командармам 13-й и 8-й этой же директивой приказывалось согласовать действия своих фланговых частей с действиями Конармии.

Пока штаб разрабатывал приказ в соответствии с принятым нами решением, мы составили телеграмму Петроградскому Совету, приславшему конармейцам подарки от питерских рабочих и работниц.

В этой телеграмме мы писали: "Реввоенсовет Конармии от лица конармейцев просит передать искреннюю благодарность рабочим и работницам Красного Питера за подарки, присланные Конармии. Присланное является для нас особенно ценным, как выделенное из и без того скудного достатка питерским пролетариатом.

Будучи преисполнены братской благодарности, вступив в пределы хлебородной Украины, мы вырвем из хищных рук Деникина хлеб и уголь и облегчим положение петербургского пролетариата, бессменно и бдительно стоящего на часах мировой революции.

Честь и слава красным питерцам, отбросившим белогвардейские банды Юденича!

Да здравствует окончательная близкая победа рабочего класса!"{24}

На этом же заседании, учитывая роль, которую сыграли Егоров и Сталин в создании Конной армии, мы постановили зачислить их почетными красноармейцами в 1-й эскадрон 19-го кавалерийского полка 4-й кавдивизии.

Оставив Валуйки, противник, прикрываясь арьергардами, отходил в направлении Купянска. 4-я дивизия, преследуя противника, к вечеру 9 декабря вышла в район Уразово, где и расположилась. 11-я и 6-я дивизии к этому времени находились на рубеже Валуйки, Мандрово.

В соответствии с директивой фронта о выходе Конармии на линию Купянск Тиминово Реввоенсовет Конармии решил нанести главный удар вдоль железной дороги на Купянск и вспомогательный на Покровское.

Вступая в пределы Донбасса, мы знали, что деникинцы попытаются разрушить шахты, и, чтобы не допустить этого, должны были вести наступление в самом стремительном темпе.

С этой целью мы решили собрать в кулак перед Купянском все части Конармии.

10 декабря соединениям армии было приказано: 11-й дивизии выйти в район Подгорный, Романов; 6-й дивизии - в район Саловка, Везгинка, Вейдановка; 4-й дивизии оставаться в районе Уразово.

Загрузка...