Пройдённый путь (Книга 2 и 3)

Острое положение сложилось на левом нашем фланге, где 45-я стрелковая и 11-я кавалерийская дивизии должны были овладеть переправами через Западный Буг. Бригады Морозова быстро достигли успеха и, отбрасывая на юго-запад мелкие подразделения противника, овладели Буском и Холоювом. Польское командование срочно перебросило в район боев пехотную бригаду 18-й дивизии. После этого из-за угрозы обхода открытых флангов Ф. М. Морозов решил оставить Буек и Холоюв и отойти километров на 5-8 в район Грабова - Адамы Переволочна. И все-таки в целом 11-я дивизия провела бои успешно.

Труднее пришлось дивизии И. Э. Якира. Вместо наступления к Западному Бугу она вынуждена была отражать атаки двух наседавших пехотных бригад, поддержанных несколькими аэропланами. 45-й стрелковой пришлось отходить. Я уже приказал Особой кавбригаде двинуться в том направлении. Но помощи не потребовалось. Энергичными контратаками дивизия остановила противника, а затем отбросила его на запад. В этом бою начдив снова проявил незаурядную выдержку и хорошие организаторские способности.

В ходе боев 28 июля стало ясно, что атаками в центре и на нашем левом фланге противник стремился перехватить инициативу. Наиболее сильной оказалась его группировка в районе Берестечко - Шуровичи. Пленные подтвердили, что туда подходят свежие, недавно сформированные в Польше конные части.

Следовало разбить эту группировку до полного ее сосредоточения. Поэтому задачи дивизиям мы не меняли. Только 6-й кавалерийской предложили одну бригаду оставить на месте для демонстрации наступления, а главными силами спуститься к югу до Станиславчика, там переправиться через Стырь и нанести удар на Берестечко вдоль западного берега.

Для надежного обеспечения левого фланга армии я подчинил И. Э. Якиру бригаду 47-й стрелковой дивизии, переданную в мое оперативное подчинение командующим 14-й армией. Мы с благодарностью приняли помощь нашего соседа командарма И. П. Уборевича, который, несмотря на малочисленность своей армии, старался оказать нам содействие в тяжелой борьбе с превосходящими силами врага.

29 июля я остался в полештарме, а К. Е. Ворошилов поехал к С. К. Тимошенко. Это имело смысл. В последних боях 6-я дивизия понесла большие потери, и присутствие в ее боевых порядках такого пылкого агитатора, как наш член Реввоенсовета, должно было поднять дух конармейцев. Имелось в виду, что Климент Ефремович побеседует с бойцами, с командирами и комиссарами, мобилизует коммунистов дивизии на выполнение боевой задачи.

Вскоре после отъезда Климента Ефремовича в полештарм прибыл начдив 45 И. Э. Якир.

- Думал, не застану вас в Бродах. Комбриг Степной рассказывал, что командарм не засиживается в штабе, особенно когда на фронте туго, улыбнулся он, здороваясь.

- Имею основание думать, что и вы кресла не просиживаете, - отшутился я. - Помнится, наше первое знакомство состоялось как раз в боевых порядках одной из ваших бригад.

В последних боях Иона Эммануилович все больше завоевывал мои симпатии, и мне приятно было видеть его.

Пригласив начдива к разложенной на столе карте, я попросил доложить обстановку на его участке и состояние частей дивизии.

Он поведал о бое 27 июля. Тогда решающую роль сыграла кавбригада Г. И. Котовского. Она стремительно атаковала правый фланг неприятельской пехоты, смяла его и этим помогла частям дивизии не только удержать занимаемый рубеж, но и отбросить противника в исходное положение.

Состояние стрелковых частей, по словам И. Э. Якира, было тяжелым. Полки имели не более 150 штыков, испытывали острый недостаток в боеприпасах. С болью в сердце начдив рассказывал о гибели многих командиров и политработников.

Мне ясно было, что 45-я дивизия крайне ослабла. Ей требовалась поддержка. Поэтому я решил передать И. Э. Якиру пешие подразделения кавдивизий, созданные из бойцов, потерявших в боях лошадей, и половину боеприпасов Особой кавбригады.

- Помогу вам, Иона Эммануилович, всем, что в моих силах. Но и вы постарайтесь. Ваша дивизия должна не только остановить, но и гнать противника за Буг.

- Спасибо вам, Семен Михайлович, - ответил начдив. - Теперь будьте уверены, сделаем даже невозможное...

2

Провожая И. Э. Якира и прощаясь, я рекомендовал держать тесную связь с Особой кавбригадой и полевым штабом армии...

В тот день активно действовали неприятельские войска на фронте 14-й и 6-й кавалерийских дивизий. Еще на рассвете крупные силы пехоты, поддержанные артиллерийским и пулеметным огнем, атаковали в районе Малево два эскадрона 14-й кавдивизии, отбросили их и, переправившись через Стырь, повели наступление на юг и юго-восток. 14-я дивизия занимала широкий фронт, и А. Я. Пархоменко не смог своевременно перебросить достаточно сил на угрожаемый участок. Направленная им бригада подошла с опозданием, когда противник уже продвинулся на семь - восемь километров от реки и овладел деревнями Княгинино и Дубляны. Только здесь его удалось остановить.

Проливной дождь окончательно испортил дороги на Радехов, из-за чего 4-я дивизия не смогла наступать. Ее артиллерия и обозы застряли намертво.

Части 11-й кавдивизии оставались в районе Адамы - Грабова - Яблоновка. Лишь один полк выдвинулся к разъезду Будки, перехватив железную дорогу между Радеховом и Каменкой.

45-я стрелковая вновь предприняла наступление в направлении Олеско, но, контратакованная сильными резервами противника, вынуждена была отойти на исходный рубеж.

Особого беспокойства за свой левый фланг я не испытывал, надеясь, что когда И. Э. Якир получит обещанную помощь, то сумеет отбросить противника. Больше меня волновало положение 6-й кавалерийской, хотя там находился К. Е. Ворошилов. Уже который день она вела непрерывные бои, то атакуя неприятеля, то отбивая его контратаки. Ее части почти все время действовали в пешем строю против превосходящих сил врага.

От С. К. Тимошенко не было донесений, а мне очень хотелось знать, удалось ли его двум бригадам спуститься на юг и переправиться через Стырь у Станиславчика.

Не выдержав тягостного неведения, я уже собирался сам выехать к С. К. Тимошенко, как прискакал К. Е. Ворошилов, весь забрызганный грязью.

- Что с вами? - спросил я, удивленный его видом.

- А вот что, дорогой Семен Михайлович, противник чуть было не прорвался к Бродам.

Спрыгнув с коня и бросив повод ординарцу, Климент Ефремович шагнул ко мне:

- Давайте, что ли, в дом пройдем. Я умираю - пить хочу.

Утолив жажду и отдышавшись, Ворошилов поведал нам с Зотовым о событиях, разыгравшихся в 6-й дивизии.

После того как две бригады С. К. Тимошенко ушли к Станиславчику, превосходящие вражеские силы напали на оставшуюся бригаду В. И. Книги. Плотный артогонь причинял большой вред. Пришлось конармейцам отойти к лесу и оседлать единственную дорогу через заболоченную местность.

Здесь в течение нескольких часов бригада отбивала яростные атаки врага. Но всему есть предел. Кончались патроны, иссякали и физические силы бойцов.

- Нам было ясно, - рассказывал Климент Ефремович, - что следующую атаку не сдержать. Но, когда, казалось, уже ничего нельзя было сделать, противник вдруг начал отступать. После мы узнали, что причиной этому был выход двух бригад шестой дивизии на западный берег Стыри. Белополяков, видно, ошеломило стремительное наступление Тимошенко на север к Шуровичам.

На Ворошилова произвело исключительное впечатление упорство, с каким конармейцы бросились в контратаку. Добрая четверть бойцов была ранена, половина наступала пешком. Ослабевшие, изнуренные, они все же шли вперед.

Вечером 29 июля К. Е. Ворошилов, С. А. Зотов и я склонились над картой, стараясь представить себе положение на советско-польском театре военных действий. За разноцветными значками и линиями перед моим мысленным взором вставали армии, корпуса, дивизии. Красные стрелы далеко продвинулись на запад.

Советские войска в Белоруссии подходили к железной дороге Осовец Белосток - Брест-Литовск.

12-я армия нашего фронта переправилась через Стырь севернее Луцка и продвигалась к реке Стоход на линию Ковель - Владимир-Волынский.

Южнее нас 14-я армия форсировала реку Збруч. Правофланговые ее соединения вышли к реке Серет на рубеж Городище - Тернополь.

По отношению к соседям Первая Конная, как и раньше, занимала положение уступом вперед. Правофланговые наши 24-я стрелковая и 14-я кавалерийская дивизии вышли на восточный берег реки Стырь. Они сдерживали натиск 3-й и 1-й дивизий легионеров и двух уланских полков.

На левом фланге 45-я стрелковая удерживала рубеж в 8-10 километрах южнее и юго-западнее города Броды. Здесь действовали 18-я польская дивизия и 10-я пехотная бригада. Сюда же с фронта 14-й армии выдвигались части 13-й дивизии.

В центре фронта Конармии 6, 4 и 11-я кавалерийские форсировали Стырь в полосе шириной до 30 километров и вклинились между 2-й и 6-й польскими армиями. Особенно далеко продвинулась 11-я кавдивизия. Она оказалась в 20-25 километрах впереди соседей и всего в 8-10 километрах от реки Западный Буг. Против нашего центра польское командование бросило 1-ю, 2-ю кавалерийские, 6-ю пехотную дивизии и 4-ю кавбригаду.

Следовательно, всего Конармии противостояли почти пять пехотных и свыше двух кавалерийских дивизий, не считая отдельных уланских полков. Причем основная масса этих войск - две кавалерийские и две пехотные дивизии, кавалерийская бригада и уланские полки 2-й польской армии, условно названные нами луцко-боремельской группировкой, - нацеливалась на наш правый фланг и центр. По действиям противника, по показаниям пленных и особенно по захваченным оперативным документам 18-й пехотной дивизии можно было определить замысел польского командования. Оно намеревалось ударом 2-й армии с северо-запада и частью сил 6-й армии с юго-запада в направлении города Броды ни больше ни меньше как окружить и разгромить Конармию.

- Планы-то у них решительные, - заметил Климент Ефремович.

- Чему же тут удивляться, - ответил я. - В подобной обстановке на месте польского командования мы бы действовали точно так же.

- Пожалуй, вы правы, - согласился Ворошилов.

- Так вот, если мы правильно определили замысел противника, то лучшим способом противодействия ему будет разгром его луцко-боремельской группировки, - продолжал я развивать свою мысль. - И следовательно, наша задача в принципе должна остаться прежней.

Впоследствии мы могли убедиться, что довольно точно разгадали планы польского командования. Главнокомандующий войск буржуазно-помещичьей Польши маршал Пилсудский утверждал, что остановить наступление советских войск Западного фронта он бы мог, сконцентрировав на севере часть сил с Украины. Но необходимым "условием для этой концентрации, - писал он, - была ликвидация того сильного козыря, которым располагал противник в лице конницы Буденного...

Движущей силой войны на юге являлась конница Буденного, и я не думал, что после ликвидации или по крайней мере значительного обессиливания этой конницы мне будет трудно снять значительные силы с Южного фронта для сосредоточения их где-нибудь между Ковелем и Брестом и перехода совместно с полесской группой, мало истрепанной боями, в контратаку в северном направлении...

Около 25 июля я отдал распоряжение о концентрации сил на юге для удара против конницы Буденного. Этот удар должна была нанести с севера 2-я армия из района Берестечко, куда были направлены вновь организованные кавалерийские дивизии. С запада в этой атаке должны были принять участие части 6-й армии"{61}.

Кстати, Пилсудский придавал готовящейся операции настолько большое значение, что выехал на фронт, чтобы лично руководить боями против Конармии. Но, по его словам, испорченные дождями дороги задержали его автомашину в Холме, откуда он и наблюдал за ходом событий...

В соответствии с принятым решением С. А. Зотов подготовил приказ. 6-я кавалерийская дивизия к исходу 30 июля должна была занять Топоров и Чаныж, а на следующий день форсировать Западный Буг севернее города Буек и овладеть районом Желихов - Соколов - Неслухов. Вырвавшейся далеко вперед 11-й кавалерийской в первый день операции следовало оставаться на месте и только захватить для С. К. Тимошенко переправу через Западный Буг. 31 июля ей предстояло наступать вместе с 6-й дивизией и содействовать выходу частей И. Э. Якира в район Стронибаб, южнее Буска.

4-я кавалерийская дивизия имела задачу утром 30 июля нанести удар в тыл противнику на Радехов и к исходу дня овладеть Гороховом. Затем, когда обнаружится успех соединений, наступавших с фронта, двинуться в район Каменки и захватить переправы через Западный Буг.

На правом фланге 24-й стрелковой и 14-й кавалерийской дивизиям после выхода бригад Литунова в район Горохова приказывалось форсировать реку Стырь, разгромить противостоявшего противника и к вечеру занять рубеж Локачи - Свинюхи.

По два бронепоезда выдвигались на Луцк и Броды для поддержки наступавших войск, а автобронеотряды придавались соединениям.

Пока штаб оформлял приказ, К. Е. Ворошилов подготовил письмо военным комиссарам соединений, частей и подразделений. Необходимость в нем вызывалась следующим обстоятельством. В прошедших боях армия понесла большие потери в политическом составе. Вновь выдвинутые неопытные комиссары воспитательной работы почти не проводили и свою роль видели только в том, чтобы показывать бойцам личный пример в бою.

Между тем в то трудное время, когда на войска легли неимоверные тяготы, первейшее значение приобретали политическая и организаторская работа, широкое разъяснение обстановки, боевых задач, сплочение конармейцев вокруг ядра партийной организации. О том, что нужно сделать, чтобы довести приказ до каждого бойца, обеспечить его выполнение, и написал Климент Ефремович.

На рассвете приехали Л. Л. Клюев с заместителем начальника политуправления армии и главным редактором газеты "Красный кавалерист" И. Д. Перельсоном

и еще двое, которых я видел впервые. Один из них - И. Вардин, по национальности грузин, был назначен к нам начальником политуправления армии, а второй - П. А. Горяев - начальником ВОСО{62}. Вардин имел важный, независимый вид, Горяев, напротив, по облику простоват, типичный рабочий.

- Что это вас заставило в ночное путешествие пуститься? - здороваясь, спросил я.

- Неотложное дело, Семен Михайлович, - ответил Клюев. Порывшись в своем стареньком портфеле, он протянул мне телеграмму Реввоенсовета фронта.

Командование выражало недовольство затяжкой операции по овладению Львовом. Оно считало, что мы должны были в наступление бросить все силы, а в резерве у Демидовки оставить 45-ю дивизию, которая якобы могла парализовать контрманевр противника из района Берестечко.

Мы тут же отправили ответ Реввоенсовету фронта. Доложили, что выполнение директивы задержалось из-за перехода в наступление крупных сил противника, которые втянули наши соединения в тяжелые бои. Перебросить 45-ю дивизию в Демидовку не было возможности, поскольку левый фланг армии оставался открытым, и лишь 28 июля мы вошли в связь с войсками 14-й армии. "Только ликвидировав луцко-боремельскую группировку противника, - заключала наша телеграмма, - армия сможет развить наступление в направлении Львова".

После этого мы заслушали доклады о деятельности основного штаба и политуправления армии. Оперативная часть работы у Клюева была организована хорошо.

- Только вы должны больше заниматься организацией связи с нами, заметил я ему. - Кстати, двадцать четвертая и четырнадцатая дивизии ближе к вашей оперативной группе в Дубно. Так что связывайтесь с ними и будете информировать нас о положении на правом фланге.

Мы договорились, что основной штаб в кратчайший срок перейдет из Бердичева в Дубно и Л. Л. Клюев с С. К. Мининым примут меры к бесперебойному снабжению войск боеприпасами, продовольствием и фуражом.

- Поставьте вопрос о пополнении армии, позаботьтесь о получении лошадей, - напомнил К. Е. Ворошилов. - Кроме того, надо бы запросить у штаба фронта средства для возмещения ущерба, нанесенного во время боев жителям. Это сейчас приобретает важнейшее значение для установления дружественных отношений с населением Восточной Галиции.

Вардину мы поручили дать заявку в политуправление фронта на опытных политработников, знакомых с языком и галицийскими условиями. Я высказал несколько критических замечаний в адрес политуправления, порекомендовал политаппарату армии установить личный контакт с массами конармейцев.

- Не ограничивайтесь инструкциями и директивами, больше бывайте в войсках, - советовал я. - Оказывайте военкомам практическую помощь. Сейчас она особенно необходима.

- Правильно, правильно, - поддержал меня Ворошилов. - И вам, повернулся он к Перельсону, - сотрудников газеты нужно чаще посылать прямо на поле боя. Пусть лучше освещают героизм конармейцев. Вообще нам надо поднять роль "Красного кавалериста". Газета должна ярче и доходчивее пропагандировать задачи и великую миссию Красной Армии в освобождении украинских, галицийских и польских трудящихся от ига капитализма...

Утром позвонил начальник штаба С. К. Тимошенко, доложил, что 6-я дивизия не может двинуться к Бугу, как требовал наш приказ. Ее главные силы атакованы частями 1-й кавдивизии и 4-й кавбригады неприятеля. На 1-ю бригаду В. И. Книги навалились 6-я пехдивизия и два уланских полка, переправившихся у Берестечко.

Мои огорчения развеяло донесение Ф. М. Литунова. Начдив 4 докладывал, что его части успешно продвигаются, отбрасывая неприятеля к северо-западу.

- Великолепно! Напиши ему, - сказал я Зотову, - чтобы после овладения Радеховом быстро повернул на Горохов и нанес удар справа по польской кавалерийской группе, которая жмет на Тимошенко...

На правом нашем фланге 1-я дивизия легионеров форсировала Стырь и теснила бригады А. Я. Пархоменко. Я позвонил Л. Л. Клюеву и поручил передать начдиву 24-й стрелковой приказ двинуть на помощь 14-й дивизии одну бригаду.

На левом фланге пока все обстояло благополучно. Две бригады 45-й стрелковой дивизии наступали на Олеско и Подгорцы.

Долго не было слуху от вырвавшегося вперед Ф. М. Морозова. Это заставило меня изрядно поволноваться. Одного за другим посылали мы к нему связных, но они не возвращались.

Наконец примчался мотоциклист. Из донесения явствовало, что положение дивизии чрезвычайно тяжелое. Она подверглась атаке вражеской пехоты. Пересеченная и лесистая местность сковала маневр конницы. А все мало-мальски годные для движения дороги контролировались польскими броневиками. Поэтому конармейцы вынуждены были действовать в пешем строю. Третья часть бойцов и без того малочисленной дивизии, выполнявшая роль коноводов, в бою не участвовала. К тому же не было одного полка, который рано утром ушел к Западному Бугу, чтобы удержать переправу до подхода 6-й дивизии.

Раздумывая над донесением Ф. М. Морозова, я очень опасался, что его дивизия не выдержит натиска превосходящих неприятельских сил. Утешало лишь успешное наступление в том направлении группы И. Э. Якира.

С тем же мотоциклистом мы отправили начдиву приказание держаться до подхода 45-й дивизии. Одновременно послали распоряжение Ф. М. Литунову направить часть сил на помощь 11-й кавдивизии.

Между прочим, последнее распоряжение оказалось лишним. Литунов по своей инициативе выслал на помощь соседу сильный отряд. Другой такой же отряд он направил к Горохову для налета на тылы неприятеля, действовавшего против 6-й кавалерийской дивизии.

Быстро летело время, учащенно бился пульс жизни полештарма. То и дело звонили телефоны, трещали мотоциклы, с места в галоп срывались конные посыльные. Все спешили. Даже обычно спокойный Зотов сегодня беспрестанно поторапливал штабы дивизий с присылкой донесений.

К полудню 4-я кавдивизия овладела Радеховом.

- Молодец Литунов, - похвалил Зотов, передавая мне его донесение. - И сам всюду успевает, и другим помогает.

Тем временем части С. К. Тимошенко продолжали ожесточенный бой в районе Завидче - Сморжев. Артиллерийский и пулеметный огонь противника причинял большие потери. В одной из атак получил тяжелое ранение талантливый командир 3-й бригады Н. П. Колесов.

Заменивший его И. С. Колесников, очень храбрый человек, богатырского сложения, поднял бойцов в контратаку.

- За раненого комбрига! - крикнул он громовым голосом и первым бросился на врага.

Натиск был настолько стремителен, что польские кавалеристы не выдержали и в беспорядке отошли. Достигнув коноводов, они вскочили на лошадей.

Но ускакать не успели. Тимошенко опередил их. Брошенная им в преследование бригада И. Р. Апанасенко уже охватывала неприятеля справа, отрезая путь отхода, а 3-я бригада тоже в конном строю атаковала с фронта.

Боясь окружения, польская кавалерия отхлынула от Завидче и Сморжева на равнину, а здесь вынуждена была принять бой. И вот две бригады конармейцев и кавалерийская дивизия неприятеля скрестили клинки. Масса конницы заколыхалась в жестокой рубке.

Даже отборная белоказачья конница не выдерживала атак конармейцев. Не устояли и уланы. Понеся большой урон и бросая раненых, они откатились на север, за реку Судиловка. Только пленными 6-я дивизия взяла 300 человек.

После поражения 1-й польской кавалерийской дивизии начали отходить на Берестечко и переправляться на западный берег Стыри части 6-й пехотной дивизии, атаковавшие бригаду В. И. Книги.

Итак, на центральном участке мы добились крупного успеха. Зато на флангах армии, особенно на правом, положение складывалось явно не в нашу пользу. Под ударами 1-й польской дивизии легионеров части А. Я. Пархоменко отошли от Стыри на 10-12 километров. Противник занял Демидовку и угрожал Козину. На помощь 14-й кавдивизии пришлось срочно двинуть наш резерв Особую кавбригаду.

На левом фланге 45-я стрелковая дивизия вначале действовала успешно. Но на рубеже Чехи - Конты была встречена сильным артиллерийским и пулеметным огнем, а затем контратакована пехотой, поддержанной двумя бронепоездами. Части И. Э. Якира даже несколько подались назад. Надо бы им помочь. Но резерва у меня не было. Оставалось надеяться только на упорство наших пехотинцев. И они не обманули надежд.

Иона Эммануилович быстро восстановил положение. Он направил кавалерийскую бригаду Г. И. Котовского в обход левого фланга противника. Внезапная, хорошо подготовленная атака котовцев обратила польскую пехоту в бегство. В коротком бою наши кавалеристы разгромили пополненный после поражения под Вербой 105-й польский пехотный полк, захватили много пленных.

А что в 11-й дивизии? Меня по-прежнему беспокоило молчание Ф. М. Морозова. Особенно встревожило донесение разведки Особой кавбригады из-за Стыри. Разведчики сообщили, что они видели мчавшиеся из леса южнее Станиславчика обозы 11-й дивизии. А в районе Монастырька они встретили 63-й полк, снятый с фронта и направлявшийся в тыл дивизии для разгрома противника.

Все это выглядело довольно странно. До того времени нам известно было, что ни в Станиславчике, ни в Монастырьке противника нет. Решил сам выехать в 11-ю дивизию.

- Климент Ефремович, я слетаю к Морозову. Что-то неспокойно на душе.

- А на чем? Аэропланов у нас нет, - принял всерьез мои слова Ворошилов.

- На коне слетаю, - пояснил я, проверяя патроны в магазине маузера.

- Да что вы, Семен Михайлович! Это в Топоров?! - Климент Ефремович оторвался от бумаг, которые читал, и с удивлением поднял на меня глаза. - До него не меньше сорока километров! Лучше пошлем еще мотоциклиста.

- Скольких посылали, а ответа никакого. Нет уж, лучше поеду сам. Может, потребуются какие срочные меры.

Петра Зеленского, всегда сопровождавшего меня, не было. Я выглянул во двор, увидел своего ординарца:

- Гуров, коня! И сам живей собирайся, поедешь со мной.

Ворошилов понял, что отговаривать меня бесполезно, и только посоветовал взять сильную охрану.

- Не стоит, Климент Ефремович. Двоим и быстрее, и безопаснее. Меньше внимания будем привлекать.

Через несколько минут мы с Гуровым мчались на запад, к Станиславчику. Взятый у противника еще во время прорыва польского фронта добрый конь просил свободы, но я сдерживал его, зная, что путь предстоит нелегкий.

Действительно, уже километрах в пяти от Бродов дорога испортилась. Она оказалась изуродованной снарядами, перекопанной канавами, забросанной валежником. По обочинам, а иногда и прямо на проезжей части торчали колья с колючей проволокой. Куски ее висели на кустах, опутывали стволы деревьев, ощетинившись, высовывались из ручьев и мелких болот.

В пути мы познакомились с чудом оборонительных сооружений того времени - бетонированной траншеей. Она была настолько широка и глубока, что по дну свободно могли ехать рядом два всадника.

В Станиславчике наших частей не оказалось. Я спросил встреченного на улице маленького, щупленького и шустрого старичка, как нам проехать в Топоров. А он оказался таким словоохотливым, что битых десять минут говорил обо всем, но только не о дороге.

- Да ты, дедунь, подожди. Скажи лучше, как проехать в Топоров? перебил его Гуров.

- Ах, в Топорив? Так бы и казав. Бачишь, он той хрэст? Туды нэ треба ихать, - зачастил он, указывая на запад. - Там, кажуть, полякы ховаються, сам чув, як вранци стрилялы.

- А как же все-таки проехать? - нетерпеливо допытывался я.

- О це Монастырек. Як выйдэшь из нього, зразу завертай направо и по дорози прямисенько в лис. Як лис пройдэшь - там и будэ Топорив.

Поблагодарив, мы поехали по указанному пути, а старичок вслед нам что-то кричал, размахивая руками. В Монастырьке находились обозы одной из бригад 11-й дивизии.

- Что у вас произошло? - обращаюсь к первому попавшемуся бойцу.

- Паника тут небольшая была, товарищ командарм, - догадался он, что я имею в виду. - Везли, стало быть, патроны и в лесу напоролись на конных поляков. Ну и маленько растерялись. Однако все-таки отбились. Только несколько повозок поломали.

- Видно, что "маленько", если повозки поломали... А где дивизия? Тоже, может, "маленько" разбита? - повернулся я к подбежавшему командиру.

- Что вы, товарищ командарм! Она там, где вчера была. Сюда приходил полк, прочесал лес и обратно. Нам приказали пока ремонтироваться.

Командир - это оказался старший по обозам - показал, как проехать в штаб Морозова.

Через пять минут мы были в густом лесу, насыщенном терпким запахом гнили и хвои. Дорога здесь оказалась еще хуже, чем от Бродов к Станиславчику. На некоторых участках лошади шли по колено в грязи, спотыкаясь о корни деревьев, разбрасывая брызги коричневой жижи и попадая в скрытые водой ямы. Прошло не меньше часа такой адской езды, прежде чем лес начал понемногу редеть. Дорога пошла посуше, и я пустил коня карьером, изредка оглядываясь на Гурова и убеждаясь, что он не отстает.

Ближе к Топорову сплошная чаща сменилась перелесками. Объезжая один из них, я заметил конницу, стоявшую без движения на сравнительно широкой равнине.

- А вот и наши! - радостно вздохнул Гуров.

- Подожди радоваться, надо разобраться, - прервал я ординарца, заслышав рокот и заметив, как из-за леса вынырнул аэроплан и пошел на посадку прямо к коннице.

Действительно, это было странно. Конница похожа на нашу, а аэроплан определенно вражеский.

Но через несколько минут все выяснилось. Летчик, оказывается, ошибся, посадив машину в нашем расположении. Всадники с криками, размахивая клинками, устремились к нему. Они были уже почти рядом, когда аэроплан, взревев, запрыгал по кочковатой земле и, медленно набирая высоту, улетел на запад.

- Кто же так делает? Стрелять надо было, а не шашками размахивать, подъезжая, упрекнул я бойцов. Меня огорчило, что они упустили вражеского летчика. Если он был связным, то мог располагать важными оперативными документами.

Подскакавший командир полка доложил, что штаб дивизии находится рядом, в небольшом хуторке за рощей.

У крестьянской хаты, стоявшей на отшибе, я увидел Морозова, начальника штаба дивизии Попова-Раменского и временно исполнявшего обязанности командира 3-й бригады Ежова.

- Почему не доносите, что у вас здесь творится? - не слезая с коня, начал я отчитывать начдива. - Почему допустили панику в обозах? Где ваши бригады? Армия напрягает последние силы, а вы тут мечетесь...

Морозов виновато опустил голову. Выслушав суровую нотацию, он доложил, что переполох в тылах дивизии вызвало нападение на обозы небольшой группы польских улан, отброшенных 4-й дивизией с переправы у Станиславчика.

- Шум, поднятый обозами, дошел до частей как раз во время отхода после неудачной атаки, - рассказывал начдив. - Ну и поползли слухи, будто поляки захватили переправу у Монастырька и окружают нас. Это подействовало на неустойчивых бойцов, и началось замешательство. Пришлось послать в тыл шестьдесят третий полк. А сейчас все спокойно. Донесение я вам послал.

Мы вошли в штаб, и начдив показал мне на карте положение дивизии после отхода от Топорова. Из доклада можно было понять причины неудачи. Бригады действовали на широком фронте, разрозненно, подчас не имели между собой связи, не оказывали друг другу поддержки.

- Вы и впредь не добьетесь успеха, если будете наносить лобовые удары растопыренными пальцами, - заметил я. - А надо бить сжатым кулаком по наиболее слабому месту противника.

Я приказал Морозову во что бы то ни стало остановить неприятеля, а с утра 31 июля наступать на Топоров.

- Установите связь с четвертой и сорок пятой дивизиями и доносите в полештарм о ваших действиях как можно чаще, - уезжая, наказал я начдиву.

Итак, в результате встречного сражения 30 июля Конная армия не позволила соединиться 2-й и 6-й польским армиям, но и не достигла главной цели - разгрома луцко-боремельской группировки противника. Если 6-я дивизия во взаимодействии с 4-й нанесла поражение вражеской казгруппе, то в свою очередь 1-я польская дивизия легионеров отбросила с восточного берега Стыри нашу 14-ю кавдивизию.

По-прежнему главные силы 2-й польской армии концентрировались перед центром и правым флангом Конармии. Особую угрозу создавало глубокое вклинение сильной 1-й дивизии легионеров. Пленные показывали, что в ее задачу входило совместно с 6-й пехотной и 1-й кавалерийской дивизиями ударить на Броды - Радзивиллов, разгромить советскую конницу и соединиться с 6-й польской армией.

Чтобы противодействовать замыслам неприятеля, надо было прежде всего разбить его войска, переправившиеся на восточный берег Стыри. Одновременно следовало удержать рубеж Холоюв - Полоничная - Топоров в 10 километрах восточнее Западного Буга. В этом и состояла суть нашего решения, изложенного в приказе на 31 июля.

14-й кавалерийской, бригаде 24-й стрелковой и 1-й бригаде 6-й кавалерийской дивизий приказывалось нанести удары с трех направлений: с востока - на Демидовку, с севера - на Княгинин, с юга - на Берестечко и разгромить 1-ю дивизию легионеров.

С. К. Тимошенко получил задачу двумя бригадами атаковать 1-ю польскую кавалерийскую дивизию и отбросить ее за реку Липа. 4-я дивизия должна была овладеть районом Холоюв - Дмитров и, войдя в связь с 11-й кавдивизией, в случае необходимости оказать ей помощь в захвате Топорова.

Вошедшей в оперативное подчинение Конармии 47-й стрелковой дивизии предстояло к исходу дня выйти в район Клекотов - Сестратин - Бугаевка, а 1 августа занять Шуровичи, Сморжев и Берестечко, чтобы затем действовать совместно с 6-й дивизией.

Мы ориентировали подошедшую к нашему левому флангу 8-ю червоноказачью дивизию 14-й армии об обстановке. При этом подчеркнули, что ее наступление на Белый Камень - Глиняны по приказу И. П. Уборевича согласуется с задачами 11-й кавалерийской и 45-й стрелковой дивизий и приведет к разгрому бродской группировки противника.

В полночь, справившись со всеми делами, я прилег. Долго ворочался и только забылся беспокойным сном, как разбудил телефон. Звонил Л. Л. Клюев из Дубно.

- С четырнадцатой дивизией прервалась связь, - сказал он встревоженно. - Там что-то неладно. Приехавшие за патронами бойцы говорят, что слышали сильную артиллерийскую и пулеметную стрельбу с того направления.

- Пошлите к Пархоменко толкового работника штаба, а лучше поезжайте сами и выясните, в чем там дело, - распорядился я.

Подробности стали известны лишь к обеду. Оказалось, в полночь, пользуясь беспечностью нашего сторожевого охранения, противник атаковал 14-ю кавдивизию. Все та же 1-я дивизия легионеров окружила 3-ю бригаду Д. И. Рябышева, а две другие отбросила к Козину. Только часам к 10 утра, после кровопролитного боя, полки Рябышева прорвались к главным силам дивизии. Л. Л. Клюев приказал А. Я. Пархоменко перегруппировать дивизию, привести части в порядок и наступать на Демидовку.

Весь день соединения Конармии, за исключением 24-й и 47-й стрелковых дивизий, вели напряженные тяжелые бои, которые, однако, не улучшили положения. Инициатива перешла в руки неприятеля.

Наступление 6-й кавалерийской дивизии с юга по берегам Стыри не имело успеха. Сильный артиллерийский и пулеметный огонь вынудил ее отойти в исходное положение.

Во второй половине дня С. К. Тимошенко доложил, что неприятельская конница прорвалась в его тылы - в Лашков и стремится захватить переправу в Шуровичах. Пришлось бросить туда один полк, а это еще больше снизило наступательные возможности дивизии. К ночи, так и не взяв Берестечко, две бригады 6-й кавалерийской дивизии отошли в Завидче и Шуровичи, а бригада В. И. Книги после безуспешного наступления расположилась в деревне Редкое на восточном берегу Стыри.

Много волнения доставили нам слабоорганизованные и несогласованные действия 4-й и 11-й кавдивизий. Вначале части Ф. М. Морозова наступали на Топоров одни. Противник оказал жидким цепям конармейцев, двигавшимся в пешем строю, сильное сопротивление, а затем сам перешел в контратаку. После двухчасового боя сказалось численное превосходство неприятеля, и 11-я дивизия начала отходить на восток.

В середине дня с севера к Топорову подошли две бригады Ф. М. Литунова. Лесисто-болотистая местность исключала атаку в конном строю. Полки спешились и завязали огневой бой.

Узнав о подходе 4-й дивизии, Ф. М. Морозов бросил в наступление свои части. Но и на этот раз оно окончилось безуспешно. Больше того, разъезды дивизии, заметив какую-то блуждающую группу улан, по всей вероятности отброшенную 6-й дивизией из Лашкова, сообщили "о появлении в тылу польской конницы". Начдив не проверил этих показаний, а сразу распорядился отходить к Стыри, в район Станиславчика.

Узнав об этом, все у нас в полевом штабе удивились. Неуверенность и замешательство так противоречили всем нашим представлениям о Федоре Максимовиче Морозове.

Посоветовавшись, мы решили направить ему на помощь полк Особой бригады. Вызвали командира бригады К. И. Степного-Спижарного и, поставив ему задачу, распорядились передать начдиву, что Реввоенсовет армии недоволен его нерешительностью и беспричинным отходом дивизии.

- Пусть Морозов наступает и совместно с четвертой дивизией овладеет Топоровом. В противном случае он будет строго наказан. Так ему и скажите, наставлял я Степного-Спижарного...

В общем за 31 июля положение армии ухудшилось. 11-я и 4-я кавдивизий отошли к Стыри. Атаки 6-й кавалерийской не имели успеха, а 14-я, сбитая дивизией легионеров, отступила в Козин. Лишь правофланговая 24-я" и левофланговая 45-я стрелковые дивизии удерживали свои рубежи.

Дальнейшее продвижение 1-й дивизии легионеров на юго-восток грозило нам очень неприятными последствиями. Поэтому в 14-ю кавдивизию мы направили начальника штаба армии Л. Л. Клюева. Он должен был поставить А. Я. Пархоменко задачу восстановить утраченное положение и помочь организовать взаимодействие с 24-й стрелковой дивизией.

Прошла ночь. Рано утром поступило донесение из 4-й дивизии. Ф. М. Литунов сообщал, что, следуя излюбленной привычке, генерал Крайовский под покровом темноты бросил в атаку на деревню Майдан два батальона. Наши бойцы прижали неприятельскую пехоту своим огнем, а затем бросились в контратаку. Враг в беспорядке отступил. Не теряя времени, начдив поднял по тревоге всю дивизию и начал преследовать противника, охватывая Топоров с северо-запада.

Тем временем перешла в наступление и 11-я дивизия. Разгромив в районе Турья до батальона пехоты, она продвинулась на Яблоновку и Соколовку, обошла Топоров и отрезала противнику пути отхода к реке Западный Буг.

Успехи 4-й и 11-й дивизий не могли не радовать. Благополучно обстояли дела и в 45-й стрелковой дивизии. Ее части перешли в наступление и установили локтевую связь с 8-й червоноказачьей. Только не было донесений из 6-й и 14-й кавалерийских, как раз с самого опасного направления.

С. А. Зотов, разослав в дивизии добрую половину связных, не отходил от телефонов. Он звонил в оперативный пункт штарма в Дубно, но тот чаще всего не отвечал, а когда удавалось связаться, там не было начштаба.

Но вот наконец у трубки Клюев. Он доложил, что 14-я дивизия не смогла своевременно перейти в наступление. Противник упредил ее, двинулся на Козин и, отбросив передовые эскадроны, занял район Теслугова. Правда, к моменту нашего разговора неприятеля удалось остановить, и 14-я кавалерийская совместно с бригадой 24-й стрелковой дивизии уже начала наступление. Клюев выражал уверенность, что враг будет отброшен к Стыри.

Я подробно информировал начальника штаба о положении в остальных соединениях и приказал сразу же донести во фронт сложившуюся у нас обстановку.

Пока шел разговор, прискакали связные от С. К. Тимошенко. Каждый из них рассказывал какую-нибудь подробность о событиях, развернувшихся там, дополнял живыми деталями скупые строки донесений начдива.

На заре части 6-й польской пехотной и 1-й кавалерийской дивизий повели наступление от Берестечко на юг вдоль обоих берегов Стыри. На восточном берегу первый удар противника приняла бригада В. И. Книги. Вперед выскочили пулеметные тачанки, артиллерия и огнем прижали вражескую пехоту к земле, а затем смелой контратакой в конном строю конармейцы отбросили ее к Берестечко. Бригада взяла в плен 130 солдат, захватила три пулемета и одно орудие. Но к полудню, после многочасового боя на западном берегу, 2-я и 3-я бригады Тимошенко начали отходить. Противник получил возможность бросить против полков В. И. Книги свой резерв и также принудить их к отступлению.

Во второй половине дня конница противника стала обтекать 6-ю кавдивизию с левого фланга, угрожая отрезать от переправы в Шуровичах. Только энергичной контратакой в конном строю части С. К. Тимошенко сорвали эту попытку.

И все же положение дивизии все ухудшалось. Тут бы ей требовалась помощь 47-й стрелковой, которая по приказу к исходу дня должна была выйти в район Шуровичи - Берестечко. Но она как в воду канула.

Появилась только к 15 часам, но не в Шуровичах, а в Бродах. Врид начдива объяснил, что, прежде чем двинуться, ему пришлось долго собирать части, разбросанные на большом пространстве. А пока 6-я дивизия, лишенная поддержки, совершенно измученная боем, отошла на восточный берег Стыри.

Наступали сумерки. Сгущались грозовые тучи. Потянуло холодом. Юркие стрижи стремительно сновали над землей, словно радуясь надвигающейся грозе.

На юго-западе небо прорезали яркие всполохи, а затем оттуда доносился раскатистый гул. И порой трудно было отличить, гром это или отзвуки артиллерийской канонады с участка 45-й стрелковой дивизии. Весь день она отбивала натиск частей группы генерала Шиманьского и 13-й польской пехотной дивизии.

Таким образом, результаты боя за 1 августа тоже были неутешительными. Правда, 4-я и 11-я кавалерийские дивизии к 18 часам окружили крупные неприятельские силы в Топорове. Однако разгромить или пленить противника им пока не удалось. На флангах армии положение оставалось без перемен. В центре же обстановка резко изменилась в пользу неприятеля. Дивизия С. К. Тимошенко оставила западный берег Стыри, потеряла переправу в Шуровичах и отошла в район Лешнева, к северо-западу от Бродов. Бригады А. Я. Пархоменко, хотя и перешли в наступление, решительного успеха не добились. Во взаимодействии с полком 24-й стрелковой дивизии они отбросили левый фланг

1-й польской дивизии легионеров и овладели районом Волковые - Бокуйма. Однако правофланговые неприятельские части прорвались еще глубже на восток, в тыл Конармии.

Взятые в плен солдаты и офицеры 6-й пехотной, 1-й кавалерийской дивизий и 4-й кавалерийской бригады показали, что их части имели задачу наступать на Броды. Разведывательные группы, высланные С. К. Тимошенко к Стыри, установили, что в Шуровичах и Берестечко переправляется на восточный берег реки и 2-я польская кавалерийская дивизия. Эти сведения подтвердил позвонивший нам Л. Л. Клюев. Он доложил, что, как достоверно установлено, перед 24-й стрелковой дивизией противник оставил лишь слабое прикрытие, а основные силы перебрасывает на Берестечко.

Сопоставив все эти данные, мы пришли к выводу, что

2-я польская армия готовила главный удар на Радзивиллов - Броды двумя пехотными и двумя кавалерийскими дивизиями. Противодействуя этому, Реввоенсовет решил ударами 6-й кавалерийской и 47-й стрелковой дивизий на север, в направлении Берестечко, 14-й - с востока на Демидовку и 24-й - в сторону Горохова, в тыл луцко-боремельской группировки польских войск, разгромить противника, прорвавшегося на правобережье Стыри.

В то же время 4-й и 11-й дивизиям, выдвинувшимся на 15-20 километров западнее остальных войск армии, предлагалось ликвидировать топоровскую группу противника и захватить переправу через Западный Буг. Имелось в виду после разгрома главной вражеской группировки прикрыть стрелковыми частями правый фланг и тыл Конармии, а 6-ю и 14-ю дивизии бросить в львовском направлении вслед за 4-й и 11-й.

Придавая важное значение четкому взаимодействию в предстоящей операции, особенно между 6-й и 47-й дивизиями, мы в ночь на 2-е вызвали их командиров.

Вид до неузнаваемости похудевшего С. К. Тимошенко встревожил меня:

- Не заболел ли, Семен Константинович?

- Еще как болею, Семен Михайлович. Очень переживаю за дивизию. С каждым днем ей все труднее приходится. А лошади, на них прямо жалко смотреть - одна кожа да кости.

- Знаю, всем сейчас тяжело, - ответил я, - но другого выхода нет. Ведь были, Семен Константинович, времена, когда нам приходилось не легче. И ничего, пережили. Так что выдержим и теперь.

Объяснив особенности задачи и порядок взаимодействия, мы отпустили Тимошенко.

- Передайте вашим бойцам, - сказал Ворошилов, пожимая на прощание его большую руку, - что Реввоенсовет армии от имени Советской власти благодарит их за подвиги и гордится мужеством, которое они проявляют в борьбе с врагом. - Помолчав и пристально посмотрев в глаза начдиву, добавил: - А что трудно, верим. Но мы же коммунисты, а это ко многому обязывает.

- Спасибо за теплые слова и доверие, - ответил начдив. - Обещаю вам, будет сделано все, что в человеческих силах, для выполнения приказа...

С временно исполнявшим обязанности начдива 47, которого я видел всего один раз и фамилии не запомнил, мы поговорили строго. Его упрекнули за невыполнение предыдущей задачи, в результате чего для армии сложилось тяжелое положение. Мы предупредили, что при вторичном невыполнении приказа Реввоенсовета будут приняты более суровые меры, вплоть до предания суду военного трибунала.

2 августа на всем фронте армии бои разгорелись с новой силой. Особенно напряженными они были в центре.

Части С. К. Тимошенко с утра перешли в наступление, но были контратакованы 6-й польской пехотной и 1-й кавалерийской дивизиями. Под натиском превосходящих сил они попятились на юго-восток, к Бродам. Их отход создал угрозу тылу 4-й кавалерийской, а отступление последней в свою очередь поставило в трудное положение 11-ю дивизию, оголив ее правый фланг.

Снова подводила 47-я стрелковая дивизия. По времени она должна была подойти к Шуровичам, но ее части только-только выдвигались северо-западнее Радзивиллова.

Еще ночью 11-я дивизия подверглась атаке неприятельской пехоты. Тогда решительной контратакой противник был отброшен. Но днем польская пехота вновь перешла в наступление, и теперь уже с двух направлений: с запада - из района Буска и с юга - от Топорова. Части Ф. М. Морозова дрались на два фронта и в конце концов, опасаясь за свои открытые фланги, вынуждены были пробиваться на восток, к Стыри.

К полудню инициатива полностью перешла к противнику. Только 45-я стрелковая дивизия еще отражала неприятельские атаки и удерживала свои позиции, а правофланговые части 14-й дивизии даже немного продвинулись на запад. Но в центре противник теснил наши войска и уже овладел районом Козин - Жабокрики - Лешнев. Остановить и разбить его главную ударную группировку должны были те же 24-я и 47-я стрелковые, 14-я и 6-я кавалерийские дивизии.

Из полештарма помчались мотоциклисты, поскакали конные связные с распоряжениями начдивам. 4-й дивизии следовало отойти к Станиславчику и занять восточный берег реки от Войтовича до Монастырька, прикрывая Броды с северо-запада. 11-й предстояло отступить на рубеж Хациско - Соколовка Брахов и закрепиться западнее Бродов. С. К. Тимошенко получил приказание одну бригаду двинуть для помощи 14-й дивизии, чтобы нанести удар противнику в направлении Жабокрики, Глубокая Долина, Демидовка и отрезать неприятельские части, прорвавшиеся к Радзивиллову. Двум его бригадам предстояло выполнять прежнюю задачу. Из района Рожнева срочно перебрасывался к Клекотову, на северо-запад от Радзивиллова, армейский резерв - Особая кавбригада. 47-й стрелковой дивизии предлагалось ускорить выход к реке Стырь и установить локтевую связь с 6-й кавалерийской дивизией.

Вскоре после отъезда связных мы с К. Е. Ворошиловым и адъютантом П. П. Зеленским в сопровождении эскадрона Реввоенсовета поскакали по шоссе на север в 6-ю дивизию, где сложилась наиболее тяжелая обстановка. Не успели отъехать и двух километров от Бродов, как над городом появились неприятельские аэропланы. Тут же послышались взрывы бомб, треск пулеметов.

Вражеские летчики действовали нахально, снижались так, что летали чуть выше крыш, обстреливали из пулеметов улицы города. Обидно было за нашу беспомощность. В последнее время налеты авиации противника участились, а мы, к сожалению, не могли с этим эффективно бороться. Зенитной артиллерии у нас не было, а большая часть аэропланов авиагруппы Конармии пришла в негодность. Лишь несколько машин использовалось для разведывательных полетов.

В пути встретили штаб 6-й дивизии, отходивший в Конюшков. Начальник штаба К. К. Жолнеркевич доложил, что начдив и комиссар находятся в боевых порядках частей. Туда направились и мы.

Километрах в трех за Конюшковом, на опушке рощи, увидели небольшую группу людей. Среди всех выделялись рослые Тимошенко и Бахтуров. Впереди грохотала артиллерия, слышалась дробь пулеметов.

- Ну как у вас дела? - соскочив с коня, подошел я к начдиву.

- Первая и вторая бригады ведут бой, а третья в резерве, - ответил начдив. - Сорок седьмая дивизия все еще не подошла, и правый фланг у нас открыт. Противник, используя это, пытается обойти справа.

Действительно, было видно, как из леса, южнее Лешнева, выходила и рассыпалась в цепи неприятельская пехота, обтекая фланг дивизии. На опушке блеснуло пламя, а спустя несколько секунд метрах в двухстах от нас взрывы взметнули землю.

- Почему не атакуете пехоту? Ждете, когда она выйдет вам в тыл? спросил я Тимошенко.

- Нечем, товарищ командарм. Двинуть в лоб в конном строю третью бригаду рискованно. Огонь сильный. Погубим людей и лошадей.

- Немедленно ко мне комбрига третьей, - приказал я.

С места галопом сорвался один из ординарцев начдива, а через пять минут к нам, огибая кусты, торопливо шли два человека. Один - высоченного роста, широкоплечий, в серой кубанке - и второй - много ниже, молодой, чуть прихрамывающий, с небольшими усиками на красивом загорелом лице.

- Вот этот высокий - Колесников, - показал Тимошенко. - Всего три дня назад командовал эскадроном. А теперь комбриг. И так во всей дивизии. Полками командуют вчерашние комэски и комвзводы, а взводами и даже эскадронами - рядовые бойцы.

Во втором из подходивших я узнал комиссара бригады П. К. Гришина. Комбриг подошел, поправляя на ходу портупею. Шагах в трех от нас остановился, приложил к кубанке руку с растопыренными узловатыми пальцами и, глядя на меня сверху вниз, пробасил:

- Командир третьей бригады Иван Колесников.

- Видите неприятельскую пехоту?

- Вижу!

- Приказываю атаковать ее правый фланг, отрезать от леса и уничтожить. Не сделаете этого, считайте, что вы не комбриг. Задача ясна? - строго посмотрел я на Колесникова.

- Понятно. Значит, атаковать и уничтожить.

- Вы слышали приказ командарма? - повернулся Ворошилов к комиссару бригады.

- Да, - ответил тот.

- Так вот, товарищ Гришин, если он не будет выполнен, не считайте себя комиссаром.

- Разрешите выполнять? - Колесников приложил свою большую руку к кубанке.

- Действуйте. Нет, подождите... - Круто мы поступали, но в той обстановке другого выхода не было. Подумав о том, что сейчас, как никогда, надо ободрить уставших людей, я добавил: - Передайте бойцам, что вместе с ними в атаку пойдем и мы.

- Коня!.. - крикнул Тимошенко своему ординарцу.

- Не надо, - остановил я начдива.

- Товарищ командарм...

- Знаю: хотите сами вести бригаду в атаку, а нам предложить остаться, прервал я Семена Константиновича. - Не раз видел вас в атаке. Рубить умеете, позавидует каждый. Но слышали, что было сказано комбригу? Оставайтесь с Павлом Васильевичем здесь и руководите боем.

Мы сели на коней и, сопровождаемые эскадроном Реввоенсовета, подъехали к уже выстроенной в редколесье бригаде. По рядам бойцов прошел приглушенный говорок.

- Все видите пехоту противника? - привстав на стременах и сдерживая своего заволновавшегося коня, спросил я.

- Видим, - прозвучал дружный ответ.

- Шашки к бою! За мной, в атаку - марш, марш!

Казбек, почувствовав, как я отпустил поводья, вздрогнул всем телом, прижал уши и, широким прыжком перемахнув через куст, полетел в поле.

- Ура-а-а! - грохнул у меня за спиной и разлился, как морской прибой, боевой клич конармейцев.

Впереди желто-бурое поле с редкими крестцами снопов и рассыпанными, перекатывающимися, словно горох, серыми фигурками польских солдат. По сторонам слышится всхрапывание лошадей моих боевых друзей и соратников. Слева вижу, скачет Климент Ефремович Ворошилов. Бок о бок с ним - комиссар 3-й бригады Петр Капитонович Гришин. Справа, склонившись к шее коня, весь устремился вперед комбриг Иван Андреевич Колесников. Рядом с ним - мой адъютант П. П. Зеленский. А дальше, на флангах, во весь опор несутся пулеметные тачанки.

Позади на все голоса гремит, вздымает тучу пыли лава всадников с обнаженными клинками. Сотни лошадей - худых и сытых, рыжих и вороных, со злым оскалом рвутся одна за другой, словно стараясь достать зубами того, кто стоит на их пути.

Засвистели одиночные пули. Но это продолжалось какие-то секунды. А потом разом ударили десятки вражеских пулеметов. Перед глазами поднялся вал пыли. "Низко берут, перебьют лошадей", - мелькнула мысль.

Я оглянулся назад. Бригада продолжала карьером катиться по полю, потрясая воздух мощным "ура", которое сливалось с треском пулеметов и разносившимся по лесу эхом.

Из-за леса ударила неприятельская артиллерия, открыли огонь минометы. Но мины и снаряды рвались позади нас, не причиняя пока вреда.

Огонь нарастал. Пулеметы захлебывались и вновь стучали зло и надрывно. Теперь рой пуль летел над нашими головами. Никогда до этого на польском фронте я не встречал, не ощущал такого плотного огня. И удивительно: не вижу ни одного убитого, ни одной лошади, мечущейся без всадника. Может, они остаются позади?

Совсем близко от нас, наискосок справа, вырвались плотной группой несколько всадников. Скользнув взглядом, я узнал некоторых из них.

Впереди, разрезая воздух сверкающим клинком, скакал командир эскадрона 36-го полка Лось, лихой рубака, любимец бойцов. За ним бывший унтер-офицер лейб-гвардии кирасирского полка, сейчас командир взвода Немцев, чем-то мне напоминавший начдива Тимошенко. Рядом с ним командир отделения, могучий телосложением, донской казак Мамонов. Говорили, что в атаке он свиреп и иногда от ярости плачет. Их стараются перегнать двое бойцов, неразлучных друзей, соревнующихся в бою, - Думченко и Костенко. А еще чуть позади троица - скуластый казах Джюма, сын гор чеченец Муртазов и спокойный светлолицый украинец Пацула, прозванный Пехотой только потому, что попал в Конармию из 42-й стрелковой дивизии.

Огонь противника по-прежнему силен и по-прежнему же не причиняет нам вреда.

- Пулеметчики-то растерялись, передернули прицелы! - весело крикнул мне Ворошилов. - Ишь как высоко бьют.

Интересные бывают люди! Климент Ефремович - по натуре горячий, в бою же менялся и становился необычно хладнокровным. В самый разгар рубки он мог говорить самые обыкновенные вещи, высказывать свое впечатление о бое. И сейчас по виду его казалось, что участвует он не в атаке, где могут убить, а словно бы в спортивном состязании.

Разве можно передать словами ощущение, которое испытываешь в конной атаке? Кажется, что время движется замедленно. На самом же деле сближение с противником занимает секунды, ну может быть, считанные минуты.

Я уже вижу перекошенные от страха лица вражеских солдат. Бригада вихрем врывается в боевые порядки неприятеля, в то время как эскадрон Реввоенсовета отрезает противнику пути отхода к лесу.

Пулеметы внезапно смолкли. Падают на землю винтовки. Несколько вскриков сопротивлявшихся, и все кончено. Вокруг только лес поднятых рук.

3-я бригада спешилась и продолжала бой в лесу. За ней перешла в наступление 2-я бригада И. Р. Апанасенко.

А мы с Ворошиловым, взволнованные удачей, соскочили с коней и присели на межу.

К нам подъехали Тимошенко и Бахтуров.

- Ну как, Семен Константинович, выходит, можно атаковать пехоту в лоб в конном строю? - шутливо подморгнул я Тимошенко.

- Еще как можно, товарищ командарм! - улыбнувшись, ответил начдив. Пехота растерялась, не ожидала такой дерзости и жарила из пулеметов то по земле, то по воздуху.

- Конечно, эта атака не решила судьбу дивизии, - заметил Ворошилов. Но, я думаю, по крайней мере сегодня противник здесь в наступление не пойдет.

- А теперь стоять насмерть, - предупредил я начдива. - Ни шагу отсюда. Установите связь с соседними дивизиями, и особенно с сорок седьмой. К ночи явитесь в Броды за новыми указаниями.

Пока мы говорили, ничего не подозревая, шагах в десяти вдруг появился польский солдат с судками в руках. Увидев нас, он удивленно заморгал глазами.

- Иди сюда, - позвал рукой солдата Бахтуров. - Иди, иди, не бойся.

Тот осторожно, будто опасаясь оступиться, шагнул к нам.

- Это что у тебя там? - пальцем показал комиссар на судки.

Мешая русские и польские слова, солдат пояснил, что несет обед господину офицеру.

- Вот и хорошо. Мы как раз с утра ничего не ели. А твоего офицера покормим в Бродах. - Бахтуров взял из рук солдата судки, открыл крышку и блаженно улыбнулся: - Вкусно!

Появились ложки, и каждый из нас отведал действительно очень аппетитного борща...

Вечером вернулись в Броды. И тут узнали, почему 47-я дивизия не вышла в указанный ей район. Уже когда она прошла Радзивиллов и подходила к рубежу Безодня - Хотын, ее разведка обнаружила улан, двигавшихся к Радзивиллову. В одной из бригад возникла паника, и она в беспорядке отошла на юг. За ней последовала и вторая бригада, обнажив правый фланг 6-й кавалерийской дивизии. Кавгруппа противника, не встретив никакого сопротивления, без боя заняла Радзивиллов, а 47-я дивизия только к вечеру собралась в лесу севернее Бродов.

Вторая новость была приятней. Реввоенсовет Юго-Западного фронта передал Конармии в оперативное подчинение 8-ю червоноказачью дивизию 14-й армии.

Это соединение являлось одним из выдающихся в Красной Армии. Дивизия прославилась еще в борьбе против деникинских войск. И здесь, на Юго-Западном фронте, ее действия заслуживали похвалы. Чего только стоил смелый рейд по тылам 6-й польской армии!

Командовал дивизией молодой талантливый военачальник В. М. Примаков член партии с 1914 года, участник штурма Зимнего. За умелое руководство дивизией и личную храбрость он был удостоен ордена Красного Знамени.

Подчинение 8-й червоноказачьей было как нельзя кстати в то тяжелое для Конармии время.

Неустойчивость 47-й стрелковой позволила 1-й и 2-й польским кавалерийским дивизиям выйти нам глубоко в тыл. Без боя овладев Радзивилловом, они создали угрозу окружения Конармии. К тому времени главные силы 1-й дивизии легионеров из Жабокриков и Козина нависли над правым флангом и тылом армии.

В такой обстановке Реввоенсовет принял решение встречным ударом вдоль реки Стырь в направлении Шуровичи, Берестечко отрезать противника от переправ и разгромить. В соответствии с этим задачи дивизиям на 3 августа выглядели так.

4-я и 6-я кавалерийские должны были наступать на север и овладеть переправами в Станиславчике, Шуровичах, Пляшево и Берестечко. В направлении на юго-запад, к реке Стырь, предстояло действовать 14-й кавалерийской и 24-й стрелковой дивизиям. 11-я кавалерийская перебрасывалась к Радзивиллову для совместных действий с Особой кавбригадой и 47-й стрелковой дивизией.

Чтобы объединить усилия соединений, предназначенных прикрыть город Броды от ударов с юго-запада, создавался боевой участок золочевского направления. В его состав вошли 45-я стрелковая, 8-я червоноказачья дивизии и два бронепоезда. Командующим направления был назначен И. Э. Якир.

Разослав приказ в дивизии, мы стали ожидать С. К. Тимошенко и Ф. М. Литунова. На их соединения возлагались наиболее ответственные задачи, и мы решили лично проинструктировать начдивов.

Первым приехал Ф. М. Литунов.

- Как настроение, Федор Михайлович?

- Как всегда - боевое! - бодро ответил неунывающий начдив. - Во время отхода к Стыри нас немного пощипали. Но потом дело выправилось. Противника с переправ отбросили, и бригады в полном порядке сосредоточились в Станиславчике.

Я информировал Литунова о замысле Реввоенсовета, о том, как предполагается разгромить противника на правобережье Стыри. На карте показал задачу его дивизии и других соединений, дал подробные указания о порядке взаимодействия с 6-й дивизией, выполнявшей главную задачу.

Через полчаса прискакал С. К. Тимошенко.

- Немного задержался. Прежде чем к вам отправиться, решил объехать части. Проверил охранение. Люди устали, боялся, не уснули бы. - Семен Константинович тяжело опустился на стул и принялся растирать ладонями усталое лицо.

Я изложил наши планы и предстоящую задачу 6-й дивизии. Усталым взглядом он следил за карандашом, которым я чертил на карте направление действий дивизии.

- Пойдете по восточной опушке вот этого лесного массива, что южнее Лешнева, форсируете у Безодни реку Слоновка и займете район Полуночное Редкое, перехватывая все дороги из Радзивиллова на запад.

- Но, товарищ командарм, где вы показываете - болотистые места.

- Об этом мы думали, - заметил Ворошилов. - Дороги там действительно трудные. Но, перехватив их, вы оставите противнику единственный путь отхода - прямо через болото. А это нам и нужно.

- И учтите, - добавил я, - на лесное шоссе ни в коем случае не выходите. Там находятся части 6-й польской пехотной дивизии, и они могут вас задержать., А двигаясь по указанному мною пути, вы после Корсова можете направить одну бригаду на Лешнев и захлопнуть выход противнику из леса...

Тимошенко уехал, когда начало светать. Ворошилов и Зотов уснули прямо за столом, сидя.

Нужно бы и мне вздремнуть, но беспокойство за завтрашний день отогнало сон. В памяти все время всплывал разговор с Тимошенко. В тоне его ответов звучала чуть заметная нотка неуверенности.

Восход солнца застал нас с К. Е. Ворошиловым на пути в 6-ю дивизию. Легкой рысцой бежали отдохнувшие кони. Утренняя прохлада освежала лицо, бодрила тело.

На северной опушке рощи юго-восточнее Конюшкова повстречали С. К. Тимошенко и К. К. Жолнеркевича. Вдали, огибая лесной массив, двигалась колонна конницы. Голова ее уже подходила к шоссе на Лешнев и поворачивала в лес.

- Это что за части? - поинтересовался я.

- Бригада Апанасенко, - ответил начдив.

- А где главные силы дивизии?

- Идут по шоссе через лес.

- Как через лес?

Вам же было приказано двигаться в обход.

- Утром разъезды доложили: там такие болота, что наши изнуренные лошади не пройдут. Вот я и решил пробиться по шоссе, а затем свернуть на указанное вами направление.

- Вам было ясно сказано, несмотря ни на какие трудности, двигаться в обход леса, - строго сказал я. - С учетом движения ваших главных сил поставлены задачи и другим дивизиям.

Я укоризненно посмотрел на Семена Константиновича. На моих глазах он рос как хороший командир, дисциплинированный и умелый организатор боя. В сложных условиях Тимошенко отлично управлял дивизией, мог сплотить бойцов, направить их волю к единой цели. Не раз и не два видел я, как, воодушевляя конармейцев, он водил их в атаку и проявлял храбрость, достойную восхищения. Но в последнее время он, видно, очень устал и допускал ошибки. Посоветовавшись, мы с К. Е. Ворошиловым решили отстранить С. К. Тимошенко от командования дивизией.

Для нас это был непростой шаг. Тяжело сознавать, что подвергаешь наказанию боевого заслуженного командира. Но мы считали, что наше решение пойдет на пользу и самому Семену Константиновичу, и другим командирам. Пусть каждый знает, что никакие прежние заслуги не оправдывают малейшего уклонения от выполнения приказов и распоряжений Реввоенсовета. А Тимошенко мы убережем от бесшабашного, рискованного личного участия в атаках, в чем иногда по молодости замечались командиры и комиссары, огорченные строгим разговором с начальниками. К тому же, зачисляя его в резерв, дадим возможность отдохнуть после серьезного физического и морального напряжения.

Врид начдивом 6 назначили И. Р. Апанасенко. Ему приказали вывести дивизию из леса и направить по указанному Реввоенсоветом пути. Был освобожден от должности и начальник штаба дивизии К. К. Жолнеркевич, который тоже допустил ряд ошибок. Его заменил Я. В. Шеко, только что приехавший в Конармию после окончания Академии Генерального штаба.

Отсюда мы повернули на юго-восток и поехали в Конюшков, где должен был размещаться штаб 4-й кавдивизии. Хотелось узнать, как обстоят дела у Ф. М. Литунова.

Минут через 15-20 у поворота на Конюшков в небольшой роще заметили конницу. От опушки сразу же отделилась группа всадников и направилась к нам. Впереди я узнал командира бригады 4-й дивизии И. В. Тюленева. Подъехав, он доложил, что бригада движется к деревне Берлин.

- Как, уже к Берлину? Так быстро до Германии добрались? - пошутил я по поводу необычного названия деревни.

- А где остальные бригады? - спросил Ворошилов.

- Первая наступает на Болдуры, а третья идет за ней, - ответил Иван Владимирович.

- У вас-то как обстановка складывается?

- Пока все в порядке. Правда, разведка донесла, что с запада к Бродам движется конница. Возможно, это уланы.

- Откуда им там быть? - возразил Ворошилов. - Вероятно, это части одиннадцатой дивизии идут через Броды на Радзивиллов.

- Пожалуй, одиннадцатая уже ушла из этого района, - усомнился я. - Не исключено, что это действительно конница противника. Вы, Иван Владимирович, все же пошлите к Бродам эскадрон. Пусть выяснит.

Прошло несколько минут. Разговаривая, мы оставались на шоссе. Эскадрон, посланный Тюленевым, пройдя километра два, вдруг круто свернул на восток и галопом поскакал в лес. А из деревни Берлин вышли колонны конницы.

- Противник! - воскликнул я.

- Да что вы, Семен Михайлович! Это же одиннадцатая дивизия, упорствовал Ворошилов и неожиданно для всех с места галопом рванулся навстречу колонне.

- Климент Ефремович, куда вы?

Но он меня не слышал.

Подняв к глазам бинокль, я окончательно убедился, что это кавалерия противника. Легко можно было рассмотреть пики, которых конармейцы не имели.

- Быстро догнать и вернуть! - крикнул я ординарцам.

Трудно передать, что я пережил за какие-то секунды. Видя, как ординарцы на своих захудалых лошадях не могут догнать Ворошилова, я опасался, что он попадет под огонь противника. К счастью, заметив свою ошибку, Климент Ефремович на всем скаку повернул коня и помчался обратно.

- Ну что, поздоровались с уланами? - укоризненно покачал я головой.

- Представьте себе, они, - виновато улыбаясь, ответил Ворошилов. - Чуть было не попал в передрягу.

- Ну ничего. Мы с ними сейчас по-конармейски поздороваемся. - Я посмотрел в сторону Конюшкова. Там не наблюдалось никакого движения. Вероятно, главные силы 4-й дивизии ушли вперед. Одной же бригады Тюленева для разгрома колонны недостаточно.

- Иван Владимирович, готовьте полки к атаке да пошлите связного к Литунову: пусть сообщит о противнике. А ты, - повернулся я к Зеленскому, пулей лети в шестую дивизию и веди сюда первую попавшуюся бригаду.

Неприятель тем временем все вытягивался из деревни. По дороге уже шли три колонны. Уланы поднимались на возвышенность между железной дорогой и деревней Язловчик.

- Самое подходящее место зажать белополяков, - обернулся я к Ворошилову. - Смотрите, по сторонам у них болото, а сзади река.

Не ожидая подкрепления из 6-й дивизии, мы тут же распорядились, чтобы Тюленев начинал атаку.

Появление из-за рощи двух наших полков оказалось для врага неожиданным. Уланы торопливо развернулись и непонятно почему остановились, вроде бы в нерешительности. А конармейцы, возглавляемые комбригом, лавиной неслись на них. Еще мгновение, и наши должны налететь на врага. Но тут произошло непонятное - уланы, словно по команде, спешились.

- Какая-то новая тактика, - заметил я.

- Ничего нового, - возразил Ворошилов. - Сейчас лягут и начнут стрелять.

Однако последующие действия белополяков еще больше удивили нас. Бросив лошадей, они врассыпную кинулись бежать, петляя по полю, укрываясь в обильно росших на болоте кустах.

После мы узнали, что в высокой траве и среди кустарника еще со времен мировой войны осталась колючая проволока. Лошади запутывались в ней, падали, а потому уланам и пришлось с ними расстаться.

Атака эскадронов, брошенных Литуновым из Конюшкова, завершила разгром противника. Те из белополяков, кто не сумели убежать, оказались в плену. Конармейцам досталось много отличных лошадей.

Мы отправились в Конюшков. Навстречу нам выехали начдив Ф. М. Литунов и комиссар дивизии В. И. Берлов.

- Здорово разделали улан! - весело приветствовали они нас.

- Неплохо. Но все могло кончиться иначе. Забыли вы про свой левый фланг, - упрекнул я Литунова. - Где ваша первая бригада?

- Отбросила противника и овладела селом Болдуры. Я приказал ей двинуться на Станиславчик и захватить переправу.

- Хорошо. Быстрее кончайте здесь, - кивнул я в сторону деревни Берлин, - и продолжайте выполнять свою задачу.

Штаб Ф. М. Литунова временно стал нашим оперативным пунктом. Разослав отсюда связных, мы решили подождать здесь до выяснения положения остальных дивизий.

За делами я совсем забыл о Зеленском. А когда освободился, узнал, что он еще не возвращался после поездки в 6-ро дивизию. "Что же с ним могло стрястись?" - волновался я.

А оказалось, пока шел бой у деревни Берлин, северо-западнее города Броды разыгрались события, окончившиеся поражением 2-й польской кавалерийской дивизии. Произошло это так.

На помощь И. В. Тюленеву С. К. Тимошенко выделил 2-ю бригаду. С ней направился и Зеленский. Но при выходе из леса южнее Лешнева комбриг и мой адъютант увидели конницу, двигавшуюся колонной. Хорошо зная, что в этом районе наших войск не должно быть, Зеленский по своей инициативе решил один полк направить к Конюшкову, а вторым атаковать неприятельскую кавалерию. И сам принял участие в бою.

Первую атаку противник отбил. В этом бою смертью храбрых пал командир полка К. А. Трунов, один из прославленных героев Конармии. Для нас это была большая утрата. Его, бесстрашного ставропольского богатыря, человека несгибаемого мужества, в армии хорошо знали и уважали. Слава о подвигах Константина Архиповича и по сей день живет в Ставропольском крае. Сюда, в село Терновка (ныне районный центр Труновское), он вернулся после первой мировой войны Георгиевским кавалером полного банта. Здесь стал одним из первых организаторов краснопартизанского движения. Отсюда начался его боевой путь, который завершился в Конармии и был отмечен яркими боевыми делами...

Полк, потеряв командира, отпрянул к лесу и готовился отбить контратаку противника, которая могла последовать. Но тут в рядах неприятеля началось непонятное движение. Наши сообразили, в чем дело, когда увидели, как фланг и тыл врага со стороны Клекотова стала охватывать красная конница. Это шла в атаку наша Особая кавалерийская бригада.

Воспользовавшись замешательством противника, снова перешел в наступление полк покойного Трунова. Конармейцы с двух сторон врезались в смешавшиеся, ряды улан и прижали их к болоту севернее Клекотова и Шнырева. Противник понес большие потери. Наши взяли много пленных, захватили 600 лошадей, 4 орудия и радиостанцию.

На допросе пленные показали, что 2-я польская кавдивизия имела задачу нанести удар от Радзивиллова на юго-запад. Соединившись с наступавшей навстречу кавбригадой, она должна была отрезать наши войска, выдвинувшиеся к Стыри северо-западнее Бродов. Это был хитрый план. В случае успеха польской конницы наши 4-я и 6-я дивизии оказались бы в кольце.

Но этого не произошло, и во многом потому, что наши командиры и бойцы обладали высокими волевыми качествами, сообразительностью и самоотверженностью. Я хотел бы отметить и большую заслугу Петра Зеленского. Он творчески подошел к данному ему поручению. Оценив конкретно сложившуюся обстановку, Зеленский смело взял на себя ответственность и принял совершенно правильное решение. За инициативу и проявленную в бою храбрость он был награжден орденом Красного Знамени. Такой же высокой награды удостоился и командир Особого полка Е. И. Горячев. Это он по своей инициативе повел два полка Особой кавбригады в атаку, сыгравшую решающую роль в разгроме врага. Вообще Елисей Иванович считался у нас способным и храбрым командиром...

Солнце клонилось к западу. Чуть заметно повеяло прохладой. Настроение у всех приподнятое. Радовал успех в центре и на правом фланге армии. Кавалерийская группировка неприятеля оказалась разбитой. Это явилось серьезным поражением 2-й польской армии - основного противника Первой Конной. К исходу дня под ударами наших войск начали отходить к Стыри также 1-я и 6-я пехотные дивизии.

Только положение на левом фланге армии нам было неизвестно. Наконец вечером прискакал связной из полевого штаба армии. С. А. Зотов сообщал, что 45-я стрелковая дивизия ведет тяжелый бой.

- Надо, Климент Ефремович, ехать в Броды, - предложил я. - Там, мне кажется, неблагополучно.

- Ну что ж, едем, - согласился Ворошилов.

- А вы держите с нами связь, - приказал я Литунову, - ив случае чего будьте готовы двинуться на помощь сорок пятой...

Еще издали мы услышали гул артиллерийской канонады. А когда подъехали к Бродам, увидели, что снаряды рвутся на западной окраине. Клубы пыли и дыма совсем укрыли низкие дома.

Решили проскочить к полевому штабу, располагавшемуся поблизости от железнодорожной станции. Но, миновав северную окраину, у вокзала заметили польских солдат. Одни сидели курили, другие сооружали что-то вроде коновязи.

Незаметно проскочить не было возможности. Пришлось свернуть в переулок.

Нас уже заметили. Защелкали выстрелы. Ехавший позади меня молоденький ординарец вскрикнул. Пуля попала ему в руку.

Проскочив несколько улиц, выехали к роще севернее Бродов. Разыскивать полештарм, когда в городе находился противник, было явно нецелесообразно: на это ушло бы много времени. Следовало принимать быстрые меры для освобождения города.

Минут через 20 мы были в Конюшкове у Ф. М. Литунова.

- Противник занял Броды, - сообщил я ему. - Поверните дивизию, атакуйте западную окраину города и очистите станцию.

Не прошло и получаса, как бригады И. В. Тюленева и А. А. Чеботарева уже двинулись на Броды. За ними по шоссе тронулись и мы. Впереди грохотала артиллерия, над городом хищными птицами кружили аэропланы.

В 19 часов 4-я кавдивизия атаковала в пешем строю. Используя городские строения и искусственные препятствия, противник сопротивлялся с редким упорством. Из-за каждого угла, с крыш домов и из окон конармейцев встречали пули и гранаты. Два часа шла кровопролитная схватка, пока наши бригады оттеснили польскую пехоту и очистили станцию.

Мы с Ворошиловым поехали в город и там на одной из узких, загроможденных разбитыми повозками улиц повстречали разъезд эскадрона связи. Командир проводил нас к полештарму, перебравшемуся на восточную окраину.

У небольшого, укрывшегося за фруктовыми деревьями домика заметили С. А. Зотова.

- Степан Андреевич, - окликнул я его. - Что здесь произошло?

- Да вот, понимаете, пришлось и нам вступить в бой.

Зотов рассказал, как противник навалился на части золочевского направления. Под натиском 13-й польской пехотной дивизии 8-я червоноказачья несколько отошла, обнажив левый фланг группы И. Э. Якира. Положение 45-й стрелковой дивизии особенно осложнилось, когда и правый ее сосед - бригада 47-й дивизии - беспорядочно отступил. После этого атакованная превосходящими силами, под угрозой окружения, она вынуждена была отходить к Бродам.

Пытаясь сдержать яростный натиск врага, И. Э. Якир бросил в бой свой последний резерв - дивизионную школу младших командиров. И все же к 15 часам неприятель захватил станцию. Вооружившись ручным пулеметом, Иона Эммануилович сам повел в контратаку одну из бригад. Тогда-то и вступила в бой охрана полештарма во главе с Зотовым.

Станция несколько раз переходила из рук в руки. Но потом противник подтянул свежие силы и отбросил 45-ю стрелковую на восточную окраину города. К сожалению, связи с 8-й червоноказачьей дивизией не было, и командующий группой золочевского направления И. Э. Якир не мог координировать действия подчиненных ему войск.

- Ну а что у червонных казаков? - поинтересовался я.

- Пока неизвестно, - ответил Зотов. - Донесений из восьмой так и не поступало.

- А где одиннадцатая?

После того как она овладела Радзивилловом, я приказал Морозову подтянуться к Бродам. И он недавно сообщил, что его бригады сосредоточиваются в двух-трех километрах восточнее города.

До полуночи мы старались выяснить обстановку в 24-й и 14-й дивизиях. С Дубно по проводам связи не было, и только когда пришло донесение начдива б И. Р. Апанасенко, из него удалось установить, что обе они успешно наступают, отбрасывая на запад 1-ю дивизию легионеров. Особая бригада и 6-я кавалерийская продолжали преследовать противника, отступавшего к Берестечко и Шуровичам.

Всю ночь кипел бой за Броды. Ни на минуту не умолкали грохот артиллерии и треск пулеметов. То там, то здесь вспыхивали рукопашные схватки. Когда подразделения польской пехоты начали просачиваться на восточную окраину города, полештарм переместился в Радзивиллов.

На рассвете противник полностью занял город. 4-я дивизия отошла к северу, а 11-я - к востоку от Бродов. 45-я стрелковая продолжала вести бой юго-восточнее города на рубеже Пасеки - Лесовики.

Особая бригада сосредоточивалась в районе Крупца, севернее Радзивиллова. Успешно продолжалось наступление наших правофланговых 6-й, 14-й кавалерийских и 24-й стрелковой дивизий. Они теснили к Стыри 1-ю и 6-ю пехотные, 1-ю и остатки 2-й кавалерийских дивизий. А из 8-й червоноказачьей донесений по-прежнему не поступало, мы даже не представляли, где она находится.

Смириться с потерей Бродов мы не могли. Поэтому, несмотря на крайнюю усталость войск, было решено атаковать противника в городе. Эта нелегкая задача возлагалась на 4-ю и 11-ю кавалерийские дивизии, усиленные тремя бронепоездами. Для руководства наступлением К. Е. Ворошилов поехал к Ф. М. Литунову, а я - к Ф. М. Морозову.

Мы с адъютантом Зеленским прибыли в 11-ю дивизию, когда части ее уже вышли из леса и перебежками по слегка холмистой жниве подбирались к восточной окраине Бродов. Наступление поддерживали два бронепоезда.

На окраине города рвались снаряды и горели постройки.

- Начдива не видели? - подошел я к широкоплечему чубатому командиру, помогавшему двум бойцам тащить пулемет.

- Кажись, там был, - указал он в сторону деревьев, выделявшихся круглым островком в нескольких метрах от опушки леса.

Ехать туда не пришлось. Ф. М. Морозов и исполнявший обязанности комиссара дивизии Н. П. Вишневецкий сами скакали к нам.

- Вы уже здесь? - удивленно произнес Морозов, вытирая рукавом потное лицо.

- Как видите. А у вас как дела идут?

- Наступают все бригады. Пулеметы приказал снять с тачанок, чтобы двигались в целях и поддерживали огнем. Артиллерия, видите, с опушки бьет по противнику на восточной окраине города.

- Что пулеметы с тачанок сняли, это правильно, а артиллерию используете не совсем полезно, - заметил я. - Нужно часть орудий тоже выдвинуть в цепи. Тогда они смогут поражать огневые средства противника прямой наводкой. И потом, почему бойцы делают такие короткие перебежки? Отчего не используют перерывы в огне для стремительного броска вперед?

- Это мы уже заметили, товарищ командарм, - помрачнев, ответил Морозов. - У бойцов сил не хватает. Люди окончательно выдохлись.

- Вы обратите внимание, как они падают и лежат, - указал на группу бойцов Вишневецкий. - Утром я подошел поближе, и у меня мороз по спине побежал. Вижу, падают люди и сразу засыпают. И нипочем им ни снаряды, ни сама смерть. А почему? Потому что не спали сутками. Да и отощали, едят одну зелень.

Мы подошли к двум бойцам. Один из них, рослый, с забинтованной головой, без фуражки, плюхнувшись на землю, в полусонном состоянии загребал руками и ногами, цепляясь за стерню и пытаясь продвинуться вперед. Второй, тяжело дыша, опустил голову на руки и жевал стебелек травы.

- Что, трудно, друг? - Я присел рядом в борозду, огибавшую одинокое дерево.

Боец устало взглянул на меня:

- Вы, товарищ командарм, легли бы. А то вон как пули свистят... Потом, видно спохватившись, что не ответил на мой вопрос, быстро заговорил: - Мне-то что: отдохну - и дальше. А вот дружку плохо. Раненный он... Мне бы, товарищ Буденный, до шляхты добраться, а там я их руками задушу, зубами загрызу...

Я смотрел на бойцов, похудевших, измученных, с впалыми, пожелтевшими от голода и чрезмерной усталости лицами, и чувство большого уважения переполнило все мое существо. За тысячи километров от родного края, напрягая последние силы, презирая смерть, шли они в бой, падали и ползли, впиваясь огрубевшими руками в землю, поливая ее потом и собственной кровью ради того, чтобы жила их родная Советская власть.

Цепи конармейцев, пригибаясь и спотыкаясь, катились к Бродам. А там бушевал огонь десятков пулеметов, ухали залпы орудий, сотрясая пропитанный гарью воздух.

Впереди цепей выдвинулись начдив Ф. М. Морозов, начальник политотдела П. Г. Глебов и исполнявший обязанности военкомдива Н. П. Вишневецкий. Я видел, как Федор Максимович вскочил на ноги, оглянулся, взмахнул правой рукой и побежал вперед. Полки поднялись в атаку. И сразу же началась рукопашная схватка.

Сломив сопротивление противника, 11-я дивизия ворвалась в город. Но ненадолго. Противник предпринял контратаку и восстановил положение.

После небольшой передышки новая упорная атака, и опять только до окраинных домов. Несколько раз еще поднимались наши на штурм врага, но добиться успеха не могли. Во второй половине дня окончательно определилось превосходство противника, и я приказал Морозову отвести дивизию в лес.

После этого мы с Зеленским отправились к Ф. М. Литунову.

Там тоже с утра шел ожесточенный бой. В начале наступления бронепоезд "Николай Руднев" ворвался на станцию и обстрелял вокзал и окопы, занятые неприятельской пехотой. К сожалению, наступавшие за бронепоездом спешенные части 4-й кавдивизии были отсечены сильным огнем и отброшены. Началась неравная дуэль нашей подвижной крепости с артиллерией противника.

На бронепоезде было повреждено орудие, вышел из строя пулемет. А когда подошедший вражеский бронепоезд разворотил железнодорожное полотно, "Николай Руднев" вынужден был двинуться обратно.

После этого наши предприняли еще несколько атак, но безрезультатно.

Я нашел К. Е. Ворошилова в наступавших цепях 4-й дивизии. Он и секретарь Реввоенсовета армии С. Н. Орловский нарисовали мне такую же картину, какую я наблюдал в 11-й дивизии.

- Литунов и Берлов сами возглавляют атакующие части. Но люди изнемогают от усталости, - рассказывал Климент Ефремович. - Бригады несут большие потери, кончаются боеприпасы.

Посоветовавшись, решили и 4-ю дивизию отвести от Бродов.

К вечеру приехали в Радзивиллов. С. А. Зотов уже успел связаться со всеми соединениями. По его карте легко было составить представление о сложившейся обстановке.

24-я стрелковая, 14-я и 6-я кавалерийские дивизии отбросили противостоящие войска 2-й польской армии за реку Стырь и вели бои за переправы. 45-я стрелковая занимала рубеж южнее Бродов, левее - соединений Литунова и Морозова. Дивизия червонных казаков еще 3 августа отошла на рубеж Стиберовка - Маркополь - юго-восточнее 45-й. Из донесения В. М. Примакова было видно, что его части не могли противостоять полуторатысячному противнику на местности, изрытой окопами и опутанной проволочными заграждениями. Это нас особенно удивило, ведь мы знали 8-ю дивизию как высокобоеспособную, стойкую.

- По-видимому, Примаков не принял должных мер к отпору врагу, резюмировал С. А. Зотов. - Странно также, почему он в течение полутора суток не побеспокоился, чтобы связаться с Якиром и с полевым штабом.

М.не это также было непонятно. Но особенно огорчали неудачи 47-й стрелковой дивизии. Во время движения к Берестечко в ней опять без всякой причины возникла паника. Неустойчивость дивизии крылась исключительно в слабости командования. В этом мы легко убедились, как только был назначен новый начдив.

Обсуждая создавшееся положение, мы пришли к выводу, что войска достигли предела человеческих возможностей. Много дней и ночей армия вела кровопролитные бои, пытаясь разгромить нависшую над правым флангом группировку противника и затем прорваться к Львову. Но осуществить это не удалось.

Противник проявил исключительное упорство. На удары Конармии он отвечал мощными контрударами в центре и на флангах. И в конце концов трудно было определить, которая из сторон в этом встречном сражении на реке Стырь вышла победителем. Если 2-я польская армия потерпела серьезное поражение, то войскам 6-й польской армии удалось отбить город Броды и отбросить 45-ю, 47-ю стрелковые и 8-ю червоноказачью дивизии. Противник не смог выполнить основную свою задачу - уничтожить советскую конницу, но он обессилил нас и сорвал наше наступление на Львов.

Действия против численно превосходящего, стойкого и хорошо вооруженного врага на неудобной для конницы сильно пересеченной лесисто-болотистой, к тому же изрытой окопами местности, при постоянном недостатке боеприпасов, продовольствия и фуража, без должной поддержки соседей подорвали боеспособность, физически ослабили Конармию. Это особенно наглядно показал последний бой за Броды.

Нам было совершенно ясно, что дальнейшее наступление ничего не даст и необходим хотя бы небольшой отдых просто для того только, чтобы дать людям поспать и покормить лошадей. И Реввоенсовет принял решение вывести в армейский резерв наиболее утомленные соединения и одновременно обратиться к командованию фронта с просьбой предоставить армии отдых для восстановления боеспособности.

В резерв выводились 4-я и 11-я дивизии. Им было приказано сосредоточиться восточнее Радзивиллова и приводить себя в порядок. 47-я стрелковая собиралась в Почаеве.

Особая кавбригада, 45-я стрелковая и 8-я червоноказачья дивизии располагались на рубеже Сестратин - Радзивиллов - Перенятин - Бобровцы. 24-й стрелковой, 14-й и 6-й кавалерийским дивизиям предстояло захватить и удерживать переправы через Стырь от Луцка до Шуровичей. Бронепоездам Конармии ставилась задача курсировать от станции Рудня Почаевская на Радзивиллов и поддерживать огнем 45-ю стрелковую дивизию и Особую кавбригаду.

Полевой штаб армии перешел в местечко Верба. Оттуда мы направили во фронт и в копии главкому следующую телеграмму:

"Конная армия с 5 июня ведет непрерывные бои, не имея ни одного дня отдыха... В последний период боев в Дубно-Бродском районе противник сосредоточил не менее четырех пехотных и трех кавалерийских дивизий и, прорвавшись к нам в тыл, парализовал подвоз грузов. Дивизии почти не получают хлеба и фуража, крайний недостаток в боеприпасах. Люди питаются картошкой и зелеными яблоками... Отсутствие продовольствия и фуража, постоянное двухмесячное напряжение совершенно обессилили армию. Лошади настолько изнурены, что не в состоянии даже отгонять разъедающих их кожу мух... Реввоенсовет Конармии с полным сознанием ответственности заявляет, что, каковы бы ни были политические задачи дня, но Конармия свыше сил сделать ничего не может. Реввоенсовет Первой Конной армии видит спасение положения только в отходе армии по крайней мере за реку Икву, где бы можно было привести в порядок как людей, так и конский состав и пополнить материальную часть. Во имя спасения конницы, которая еще нужна Республике, настаиваем на санкционировании немедленного организованного отхода Конармии на указанную линию"{63}.

Утром на следующий день 4-я и 11-я дивизии двинулись на отдых в указанные районы. Вслед за ними противник перешел в наступление из города Броды, но был отброшен. В тот день неприятельские части пытались контратакой задержать 6-ю и 14-ю кавдивизии, продвигавшиеся к Стыри. Однако и тут успеха не имели. Передовые части 14-й дивизии даже форсировали Стырь на участке Боремель - Берестечко, а 24-я стрелковая заняла город Луцк.

6 августа пришел ответ фронта на нашу телеграмму. Реввоенсовет, к сожалению, отклонил нашу просьбу и приказал "с неослабной энергией выполнять боевую задачу по ликвидации львовской группы противника".

Выполняя приказ фронта, мы распорядились, чтобы с утра 7 августа 24-я стрелковая, 14-я и 6-я кавалерийские дивизии перешли в решительное наступление и к исходу дня очистили западный берег Стыри от противника, а затем продвигались к реке Буг в направлении Добротвор, Радехов, Холоюв. Особой кавбригаде, 45-й стрелковой и 8-й червоноказачьей дивизиям приказывалось перейти к обороне на занимаемых ими рубежах. 47-я стрелковая, 4-я и 11-я кавалерийские дивизии остались в резерве. Они все равно не в состоянии были наступать.

Авиагруппа получила задачу вести разведку львовского направления, а бронепоезда - курсировать по линии Верба - Броды.

Все же мы решили, что К. Е. Ворошилов выедет в Бердичев, чтобы по прямому проводу переговорить с Реввоенсоветом фронта, доложить ему, а если потребуется, и главкому об истинном состоянии армии. Попутно он хотел посмотреть, что можно сделать, чтобы коммунистов тыловых армейских учреждений, и прежде всего политотдела армии, перебросить в передовые части, позаботиться о пополнении, активизировать работу органов снабжения и обеспечить доставку в соединения боеприпасов, продовольствия, фуража, обмундирования.

В районе Бродов 7 августа было сравнительно спокойно. Лишь кое-где противник вел редкую артиллерийскую стрельбу да высылал отдельные разведывательные группы, которые без особого труда ликвидировались нашим боевым охранением. Используя пассивность неприятеля, я предложил командующему золочев-ского направления И. Э. Якиру вывести в резерв одну из наиболее уставших бригад 45-й стрелковой дивизии.

К вечеру поступили сведения о наступлении наших правофланговых соединений. 24-я стрелковая дивизия вышла в район южнее Свинюхи, а части 14-й кавалерийской заняли Лашков и Кустин. К Лашкову подошли и подразделения одной из бригад С. К. Тимошенко, хотя главные его силы все еще оставались на восточном берегу.

Ночь я провел в ожидании вестей от К. Е. Ворошилова, но он молчал. А на рассвете пришла директива командующего фронтом. А. И. Егоров приказывал 24-ю стрелковую дивизию передать 12-й армии, которой ставилась задача занять Раву-Русскую и Томашев. "Командарму 1-й Конной, - указывалось в директиве, произвести соответствующую перегруппировку с расчетом вывести основные части 1-й Конармии в армрезерв, остальными частями, временно приданными в подчинение, действовать согласно с частями 12-й и 14-й армий"{64}.

Позже стало известно, что А. И. Егоров отдал эту директиву по приказу главкома, который требовал сменить Конармию стрелковыми частями и вывести в резерв для подготовки к новому удару. Однако в связи с большой активностью противника на фронте Конармий вывести в резерв все основные кавчасти не удалось. 6-я и 14-я дивизии так и остались в соприкосновении с противником и вели бой все последующие дни. Ни 45-я, ни 47-я стрелковые дивизии сменить их не могли. Первая из них, сильно ослабленная, была скована активным неприятелем в районе Бродов, а вторая, тоже нуждавшаяся в пополнении, приводила себя в порядок.

Пришлось расставаться и с 24-й стрелковой дивизией. Она, хотя и малочисленная, за время совместных действий с Конной армией показала себя с наилучшей стороны. Поэтому, посылая врид начдива ее Муратову телеграмму с приказанием войти в подчинение командарма 12, я от имени Реввоенсовета Конармии поблагодарил командиров, комиссаров и красноармейцев за смелую и твердую товарищескую поддержку Конной армии в выполнении ее боевых задач.

Утром 8 августа противник перешел в наступление из Бродов на Радзивиллов, который обороняли всего два эскадрона Особой кавбригады. Бой был коротким, и бригада, растянутая на участке свыше 15 километров, не смогла сосредоточить на угрожаемом направлении необходимые силы. Значительно превосходящий неприятель отбросил наши эскадроны, овладел Радзивилловом и стал развивать наступление в направлении села Крупец.

Я хотел было прервать отдых 4-й и 11-й дивизий. Уже приказал Ф. М. Литунову и Ф. М. Морозову выделить по одной бригаде для разгрома зарвавшегося противника. Но их помощи не потребовалось. Комбриг Особой К. И. Степной-Спижарный очень оперативно собрал свои части и решительно контратаковал. После ожесточенной схватки конармейцы, поддержанные броневиком 32-го автобронеотряда, выбили неприятеля из Радзивиллова. Наши бронепоезда, принявшие участие в этом бою, подбили бронепоезд противника.

Кровопролитные схватки разгорелись на правом фланге армии, где наступали 6-я и 14-я кавалерийские дивизии. Противник упорно сопротивлялся, предпринимал яростные контратаки. Вначале успех сопутствовал нашим войскам, и они прорвались к Радехову. Но в 17 часов до четырех неприятельских конных полков начали теснить 14-ю кавалерийскую дивизию.

Бой длился до глубокой ночи. Атаки противника сменялись контратаками наших частей. Наконец враг не выдержал, начал пятиться, а затем побежал. Преследуя его, дивизия овладела населенными пунктами Куликов и Сеноков.

Две бригады 6-й кавалерийской дивизии достигли района Лопатин Хмельное, а одна бригада заняла Лешнев.

В этих боях противник понес большой урон. Конармейцы захватили пленных, несколько пулеметов, два орудия. Наши же потери были незначительны. Но среди раненых оказались командир 3-й бригады 14-й дивизии Д. И. Рябышев и его помощник Б. С. Горбачев, водившие бойцов в атаки.

В трудное положение попала действовавшая правее 14-й 24-я стрелковая дивизия. Ночью ее левофланговый 216-й полк атаковала и окружила 1-я польская дивизия легионеров. Хотя потом полку удалось вырваться, он понес большие потери и вынужден был оставить артиллерийскую батарею.

Вечером к нам в Вербу доставили пленных. Офицеры и солдаты, захваченные Особой кавбригадой, показали, что наступление на Радзивиллов имело целью прикрыть погрузку в эшелоны 18-й пехотной дивизии, которая сменялась 6-й пехотной. Узнав об этом, я приказал начальнику бронесил армии выдвинуть бронепоезда как можно ближе к Бродам и обстрелять станцию.

11 августа на фронте армии стояло относительное затишье, лишь кое-где нарушаемое эпизодическими атаками противника. Кратковременную передышку мы использовали для восстановления сил. Прежде всего необходимо было наладить снабжение. Мы много теряли оттого, что отпускаемые фронтом боеприпасы и продовольствие часто не доходили до армии из-за разрухи на транспорте. Но это еще не все. Даже то, что поступало на армейские базы, не всегда своевременно попадало в дивизии. Сказывалась нехватка автотранспорта, а то и просто нераспорядительность армейских тыловых учреждений. Да и дивизионные органы снабжения страдали неповоротливостью. Ведь сколько раз мне самому приходилось встречать обозы с продовольствием или боеприпасами, блуждающие по дорогам в поисках своих частей и соединений.

Чтобы ускорить доставку грузов, крайне необходимо было упорядочить движение обозов. Вот почему Реввоенсовет армии издал приказ, в котором четко определил порядок подвоза грузов. Тыловым учреждениям указывались пункты, куда они должны были срочно направить материальные средства своим транспортом, а обозам дивизий - пути от этих пунктов до частей.

Принятые меры уже вскоре дали положительные результаты. Соединения пополнились боеприпасами, частично получили продовольствие и фураж. Из Бердичева поступило летнее обмундирование и несколько сот шинелей. Этого еще было недостаточно, но Климент Ефремович обещал выслать дополнительно партию гимнастерок, брюк и шинелей.

Очень плохо обстояло дело с обувью, особенно в 45-й стрелковой дивизии. Я просил Ворошилова принять все меры, чтобы получить для пехотинцев не менее двух тысяч ботинок или полусапог.

Конармия нуждалась в значительном пополнении личным составом, а командование фронта такой помощи не обещало. Пришлось дать начдивам указание до минимума сократить тыловые подразделения, а освободившихся людей направить в строевые части. Для 45-й стрелковой дивизии нам все-таки удалось, хотя и с большим трудом, получить несколько маршевых батальонов, а 47-ю пополнить полком из 14-й армии.

В походе и боях с 25 мая по 12 августа мы потеряли 6246 лошадей. Поэтому наши ремонтные комиссии усиленно занимались доставкой коней.

Комиссары и политические отделы дивизий использовали относительное затишье для широкого развертывания партийно-политической и культурно-просветительной работы. В частях проводились лекции и доклады, коллективные читки газет и беседы главным образом о внутреннем и международном положении Советской республики. Там, где позволяла обстановка, начали функционировать школы грамоты, кружки художественной самодеятельности и театры.

В связи с вступлением на территорию Галиции Реввоенсовет Юго-Западного фронта выступил с обращением к войскам. Разъясняя его, мы стремились, чтобы каждый боец понял интернациональную роль Красной Армии как заступницы угнетенных.

В 4-й кавалерийской дивизии состоялась красноармейская конференция, сыгравшая большую роль в подготовке всей армии к предстоящим боям. В принятой на ней резолюции говорилось: "Первая конференция 4-й дивизии, заслушав доклад о войне с белополяками и о стоящих перед нами задачах, подтверждает свою полную солидарность с политикой Советского правительства, выражающей революционную волю русских рабочих и крестьян по вопросу о войне с польской шляхтой. Мы, бойцы, громко заявляем на весь мир, что мы не ведем войны с нашими братьями польскими рабочими и крестьянами, что мы не покушаемся на их самостоятельность, на их землю. Мы идем освобождать польский народ от ига польских помещиков и генералов, которые, задушив в цепях рабства свои трудящиеся массы, хотели набросить петлю на русский и украинский народы. Мы глубоко сожалеем, что приходится проливать кровь польских солдат, которых насильно заставляет против нас воевать польская буржуазия"{65}.

Этот документ, разосланный потом во все части, явился важным фактором воспитания высокой политической сознательности и крепкого морального духа бойцов. Он обсуждался на красноармейских конференциях и других дивизий, а в соединениях, находившихся в соприкосновении с противником, где обстановка не позволяла проводить конференции, - на собраниях подразделений. Кроме того, командования дивизий издали приказы, призывавшие личный состав мужественно бороться с врагом, быть непоколебимо верными советскому народу.

Ну и, конечно, подъему боевого духа способствовало чествование отличившихся в боях. В торжественной обстановке вручались ордена Красного Знамени лучшим из лучших героям-конармейцам. Среди награжденных были командир эскадрона П. Н. Мазур, боец Федор Неглядов, командир полка Т. Т. Шапкин, комиссар бригады К. С. Свиридов, командир артиллерийского дивизиона Д. 3. Коломиец, боец Евграф Маринин, командир взвода Иван Бойченко и многие другие.

Два дня - 9 и 10 августа - в Вербе стояла непривычная тишина. Большинство работников полештарма выехали в дивизии. По моему указанию они уточняли численный и боевой состав частей, проверяли ход и качество ремонта вооружения и обозов - вообще подготовку к предстоящему наступлению. Армейские разведчики выехали на передний край, чтобы уточнить линию соприкосновения с неприятелем, попытаться выяснить группировку польских войск.

Я тоже использовал любую возможность, чтобы побывать в войсках. В одну из поездок наблюдал, как бойцы выведенных в резерв 4-й и 11-й дивизий "атаковали" поезд-баню. После купания они получали новое обмундирование и радовались словно дети. Поистине удивительно, как даже небольшой отдых преображал людей.

Десятого из Бердичева вернулся К. Е. Ворошилов с важными новостями. Он разговаривал по прямому проводу с А. И. Егоровым. Тот сообщил, что в ближайшее время предполагается Конную армию передать Западному фронту.

- О новой задаче ничего неизвестно? - поинтересовался я.

- Как же, спрашивал об этом. Александр Ильич заявил: пока Конармия подчинена Юго-Западному фронту, у нас остается прежняя задача. Он приказал быть готовыми в ближайшие дни наступать на Львов.

- Ну а что еще нового вы узнали?

- Понимаете, как нехорошо получается. Когда мы перейдем в Западный фронт, то подчиняться будем ему, а на снабжении останемся в Юго-Западном. Спрашиваю: "Почему так?" Егоров отвечает: "Главком распорядился".

- Да, это действительно неудачно. Причем я уже имею горький опыт. Когда, помню, Конный корпус на артиллерийском снабжении находился в одной армии, на денежном - в другой, а на продовольственном и фуражном - в третьей, то фактически нигде мы ничего не получали. Зато каждый считал себя вправе командовать нами.

- Это плохо, - согласился Климент Ефремович. - Я хотел переговорить с главкомом, но связаться с Москвой не удалось.

- А что, если мы обратимся к Каменеву с просьбой взять армию в свое подчинение? Тогда и снабжаться будем непосредственно из центра.

- Правильно, - подхватил Ворошилов. - Кстати, напомним ему, что он сам выразил согласие с такой постановкой вопроса, когда принимал нас в Москве.

Не откладывая в долгий ящик, мы тут же отправили в Москву телеграмму...

В тот день бойцами 6-й кавдивизии в плен был взят ординарец одного польского командира. У него обнаружили приказ по 1-й дивизии легионеров от 8 августа. А в приказе излагалась задача 3-й польской армии на отход к линии Радехов - Соколь - Грабовец - Красностав - Любартов - Коцк. При этом 1-й кавалерийской дивизии предлагалось отойти в Радехов, сохранив тесную связь с 6-й армией и на левом фланге с 1-й дивизией легионеров. Ставились задачи на отход и другим неприятельским дивизиям, действовавшим против нашей 12-й армии.

Командующий 3-й польской армией требовал от подчиненных четкой организации отхода, указывал, что двигаться следует сжатыми колоннами, чтобы иметь возможность на новом рубеже вести подвижный бой.

По содержанию захваченного приказа можно было объяснить поведение противника в последние два дня. 3-я армия начинала отход на реку Западный Буг под прикрытием сильных арьергардов, стремясь создать единый фронт с 6-й армией.

Такой внезапный отвод войск наводил на размышление. Не иначе, польское командование затеяло перегруппировку сил. На это указывала, в частности, и переброска железной дорогой 18-й пехотной дивизии из района Бродов.

Мы сразу же передали польский приказ в штаб фронта.

13. Впереди львов

1

Весь день 11 августа мы с К. Е. Ворошиловым провели в полках 4-й и 11-й дивизий. Старенький "фиат", оставляя за собой широкий шлейф дыма и пыли, надрывно урча и громыхая, нес нас от бригады к бригаде. Хороший солнечный день, бодрый и жизнерадостный вид бойцов создавали у нас отличное настроение.

На улице села, где разместился штаб Ф. М. Литунова, мы увидели большую толпу конармейцев и жителей. Сквозь шумный гомон и смех пробивались звуки гармоники. Мы подошли, и круг расступился, пропуская нас к белокурому щеголеватому гармонисту.

- Как дела, друзья? - спросил Ворошилов.

- Хорошо. Все в порядке, - послышалось со всех сторон.

- Лошадей перековали, шашки наточили и обмундировку получили, - словно стих, продекламировал чернявый остроносый боец с живыми искрящимися карими глазами.

- Да и тут не пусто, коль с девчатами танцевать потянуло, - под одобрительный смех провел рукой по животу краснощекий здоровяк в новой гимнастерке и красных шароварах.

- А почему музыка умолкла? Давай-ка, товарищ, нашего! - кивнул я гармонисту.

Боец развел мехи, и в воздухе разлилась звонкая и задорная мелодия "Донского казачка". Ну как тут было удержаться, когда ноги сами шли в пляс. Отстегнув маузер, поправив фуражку, я пошел в пляске вспоминать свою удалую юность.

- Шире круг! - крикнул кто-то, и около меня мигом очутился тот самый бойкий остроносый и кареглазый боец. Он мячом подскочил на пружинистых ногах и начал выписывать такие вензеля, что век проживешь, того не увидишь. Туго бы мне пришлось, да подоспела подмога. Один за другим в круг скользнули еще два конармейца и при бурной поддержке товарищей повели "наступление" на кареглазого. Я воспользовался этим - и в сторону.

- Товарищ командарм, вы в убыток меня введете: придется плясунам новые сапоги выдавать, - смеясь, подошел Литунов.

- Таким молодцам не жалко и свои отдать, - в тон ему ответил я. - Это же мастера, таланты!

- Вот что значит отдых! - повернулся к начдиву Ворошилов. - Людей будто подменили. А если им с недельку отдохнуть - потом никакие преграды не остановят.

Поговорив с бойцами, мы направились в штаб дивизии. По дороге Литунов доложил о том, что сделано для подготовки к предстоящим боям.

- Боеприпасы и продовольствие получили, фураж - еще не полностью. Люди вымылись в бане, сменили обмундирование.

В 11-й дивизии мы увидели такое же физическое и моральное обновление бойцов. В одной из бригад нам показали партию лошадей, поставленных нашей армейской ремонтной комиссией. Лошади были разномастные и различные по экстерьеру, но упитанные.

В Вербу вернулись в конце дня. От командующего фронтом ничего не поступало. Но после нашего донесения об отходе противника можно было в любую минуту ожидать приказа о немедленном наступлении.

В принципе наша задача нам была ясна. У нас не было сомнения относительно направления наших действий. Ведь Егоров особо подчеркнул, что Львов остается за нами. Поэтому мы решили заранее осуществить некоторую перегруппировку.

Группе И. Э. Якира, в которую включили 45-ю, 47-ю стрелковые и 8-ю червоноказачыо дивизии, а также 14-й кавалерийской следовало остаться на месте и в течение 12 августа готовиться к наступлению. Главные силы С. К. Тимошенко тоже должны были занимать прежний район, а передовым его частям предстояло овладеть населенными пунктами Дмитров, Оглядов и Топоров - в стыке между 6-й и 3-й польскими армиями. 4-я кавдивизия получила приказ к полудню 12 августа сосредоточиться в районе Лешнев - Шуровичи на восточном берегу Сгыри, в затылок 14-й. Ф. М. Морозов сменял на рубеже Радзивиллов Пирятин Особую бригаду, которая после этого выдвигалась в район Хотына за 4-й дивизией. Бронепоездам ставилась задача курсировать по ветке Верба Броды и поддержать огнем наступление 11-й кавалерийской.

Полевой штаб переходил в Редково, а в Вербе оставался оперативный пункт для связи полевого штаба с основным.

Провели и некоторые перемещения командиров и политических работников. Вместо выбывшего по ранению К. И. Озолина комиссаром 11-й дивизии назначили П. В. Бахтурова, которого на должности военкомдива 6 заменил Винокуров. Временно, пока И. Р. Апанасенко исполнял обязанности начдива 6, командование 2-й бригадой возложили на Д. Д. Коротчаева.

С утра 12 августа заморосил дождь. А вскоре он перешел в сплошной ливень. Очень некстати такая погода: она затрудняла нам перегруппировку.

В полевом штабе армии С. А. Зотов и С. Н. Орловский заканчивали сборы к отъезду в Редково. На улице стояли повозки и грузовые автомашины с имуществом полештарма и Реввоенсовета, суетились ездовые и ординарцы.

Только мы встали из-за стола, как вошел С. А. Зотов.

- Что, уложились, а ехать по дождю не хочется? - пошутил я.

- Нет, товарищ командарм, есть важные бумаги. Только что основной штаб передал директиву фронта. Всем армиям польского участка Юго-Западного фронта приказано перейти в наступление. Получена также информация об обстановке на Западном фронте и у наших соседей.

Из последнего документа было видно, что правофланговые соединения 12-й армии вышли на реку Буг от Влодавы до Владимир-Волынского. Ее левофланговая 24-я дивизия находилась на линии Локачи - Звеняче. Слева 14-я армия занимала рубеж по реке Стрыпа. Войска Западного фронта вышли на линию Цеханов Вышков - Седлец - Коцк. Армии правого крыла и центра фронта находились в 50, а левого - в 60 километрах от Вислы и готовились к наступлению на Варшаву.

Директива командующего Юго-Западным фронтом ставила 12-й армии задачу в кратчайший срок овладеть районом Рава-Русская - Томашов, в 50-80 километрах северо-западнее Львова, и выбросить конницу для захвата переправ через реку Сан на участке Сенява - Радымно. 14-я армия должна была, удерживая нижнее течение реки Стрыпа и не допуская переправы противника через Днестр, правым флангом согласованно с Конармией нанести удар в общем направлении на Миколаев, расположенный километрах в 30 южнее Львова.

"Конной армии, - говорилось в директиве, - в самый кратчайший срок мощным стремительным ударом уничтожить противника на правом берегу реки Буг, форсировать реку и на плечах бегущих остатков 3-й и 6-й польских армий захватить город Львов"{66}.

- Значит, новый удар в прежнем направлении, - заметил я.

Ворошилов согласно кивнул головой:

- Выходит, так. И хорошо, что мы своевременно начали перегруппировку.

Планируя операцию, мы решили на первом этапе главный удар нанести тремя кавалерийскими дивизиями в стык между 3-й и 6-й польскими армиями. После разгрома противостоящих войск намечалось выйти к переправам от Добротвора до Буска, форсировать Буг и занять плацдарм на западном берегу.

В полдень 12 августа приказ уже был подписан. Правофланговая 14-я кавалерийская дивизия получила задачу овладеть районом Радехов - Холоюв, а ее передовым частям предстояло захватить переправы через Западный Буг на участке Добротвор - Соколь. 6-я дивизия должна была взять Буек, форсировать Буг и захватить плацдарм. В затылок ей для поддержки и развития успеха выдвигалась 4-я дивизия. После выхода к реке Западный Буг она должна была овладеть переправами от Буска до местечка Белый Камень. 11-й кавалерийской дивизии следовало при содействии бронепоездов выбить противника из города Броды, а затем стремительно наступать на Буек вслед за 4-й дивизией. Группе золочевского направления совместно с 11-й кавалерийской дивизией после разгрома бродской группировки врага предстояло наступать к Западному Бугу в общем направлении на Олеско, Золочев.

Разослав приказ в дивизии, С. А. Зотов и С. Н. Орловский двинулись с полевым штабом в Редково. Мы с Ворошиловым выехали немного позже. Дождь к тому времени перестал, и небо просветлело, но дорога раскисла. Наш автомобиль то и дело буксовал, и мы пожалели, что не поехали на лошадях.

Солнце опускалось за горизонт, загроможденный сизыми облаками, когда мы въехали в Редково. С.А.Зотов и С. Н. Орловский ожидали нас на улице. Степан Андреевич доложил:

- Связь со всеми дивизиями установлена. Начдивы донесли, что вышли в указанные районы. Наш приказ они получили и готовы с утра перейти в наступление.

В чистенькой уютной хате нас приветливо встретила маленькая, опрятно одетая старушка. Она заботливо ухаживала за нами, угостила вкусным ужином.

Грядущий день обещал быть трудным, и, подкрепившись, мы сразу же легли спать.

Еще не рассеялась блеклая пелена предрассветного тумана, а мы с К. Е. Ворошиловым уже шагали в полештарм. Из-за Стыри, как и накануне, доносился гул артиллерийской канонады, только более мощный и почти беспрерывный. Ему вторил шум боя на юге, в районе Бродов.

- Вот гудит, вот гудит, - прислушиваясь к звукам боя, на мгновение остановился Климент Ефремович. - Видно, сегодня нам с вами придется попотеть.

- Если бы только попотеть. Вы разве забыли, что сегодня тринадцатое число? - пошутил я, пропуская Ворошилова в распахнутую дверь. - Впрочем, это должно больше беспокоить противника. Мы безбожники, и черти в свой праздник должны работать на нас.

- Как дела? - войдя в комнату и здороваясь с Зотовым, задал я обычный вопрос.

- Началось, товарищ командарм. Дивизии перешли в наступление.

Донесения свидетельствовали о том, что на различных участках бой развивался по-разному - где успешно, а где и нет.

На направлении нашего главного удара 6-я кавалерийская уже к середине дня вышла на рубеж реки Радостовка, овладела селами Полоничная, Пустельники, Нивицы и завязала бой за сильно укрепленный Топоров, охватывая его с северо-запада и северо-востока. Вечером 2-я бригада даже ворвалась на северную окраину Топорова, но полностью овладеть селом ей не удалось.

Правофланговая 14-я дивизия, преодолевая сопротивление вражеской конницы, отбивая ее яростные контратаки, продвигалась вперед. Во второй половине дня в результате атак с разных направлений и ожесточенного боя дивизия овладела Радеховом и Дмитровом. Но через час польская кавалерия, поддержанная бронепоездами, контратаковала, и части А. Я. Пархоменко вынуждены были оставить занятые населенные пункты.

К вечеру на помощь подошел 21-й полк 4-й кавдивизии и конармейцы снова бросились в атаку. Враг понес большие потери, оставил Радехов, а затем Дмитров. Преследуя противника, передовые части 14-й дивизии продвинулись на 5-6 километров западнее Радехова.