Прямая речь (сборник)

Дымом Севера овит,

не знаток я чуждых грамот.

То ли дело – в уши грянет

наш певучий алфавит.

В нем шептать лесным соблазнам,

терпким рекам рокотать.

Я свечусь, как благодать,

каждой буковкой обласкан

на родном языке.

У меня – такой уклон:

я на юге – россиянин,

а под северным сияньем

сразу делаюсь хохлом.

Но в отлучке или дома,

слышь, поют издалека

для меня, для дурака,

трубы, звезды и солома

на родном языке?

Чуть заре зарозоветь,

я, смеясь, с окошка свешусь

и вдохну земную свежесть —

расцветающий рассвет.

Люди, здравствуйте! И птицы!

И машины! И леса!

И заводов корпуса!

И заветные страницы

на родном языке.

Слаще снящихся музык,

гулче воздуха над лугом,

с детской зыбки был мне другом —

жизнь моя – родной язык.

Где мы с ним ни ночевали,

где ни перли напрямик!

Он к ушам моим приник

на горячем сеновале.

То смолист, а то медов,

то буян, то нежным самым

растекался по лесам он,

пел на тысячу ладов.

Звонкий дух земли родимой,

богатырь и балагур!

А солдатский перекур!

А уральская рябина!..

Не сычи и не картавь,

перекрикивай лавины,

о ветрами полевыми

опаленная гортань!..

Сторонюсь людей ученых,

мне простые по душе.

В нашем нижнем этаже —

общежитие девчонок.

Ох и бойкий же народ,

эти чертовы простушки!

Заведут свои частушки —

кожу дрожью продерет.

Я с душою захромавшей

рад до счастья подстеречь

их непуганую речь —

шепот солнышка с ромашкой.

Милый, дерзкий, как и встарь,

мой смеющийся, открытый,

розовеющий от прыти,

расцелованный словарь…

Походил я по России,

понаслышался чудес.

Это – с детства, это – здесь

песни душу мне пронзили.

Полный смеха и любви,

поработав до устатку,

ставлю вольную палатку,

спорю с добрыми людьми.

Так живу, веселый путник,

простодушный ветеран,

и со мной по вечерам

говорят Толстой и Пушкин

на родном языке.

День за днем жара такая все —

задыхайся и казнись.

Я и ждать уже закаялся.

Вдруг откуда ни возьмись

с неба сахарными каплями

брызнул, добрый на почин,

на неполитые яблони,

огороды и бахчи.

Разошлась погодка знатная,

спохмела тряхнув мошной,

и заладил суток на двое

теплый, дробный, обложной.

Словно кто его просеивал

и отрушивал с решет.

Наблюдать во всей красе его

было людям хорошо.

Стали дали все позатканы,

и, от счастья просияв,

каждый видел: над посадками —

светлых капель кисея.

Не нарадуюсь на дождик.

Капай, лейся, бормочи!

Хочешь – пей его с ладошек,

хочешь – голову мочи.

Миллион прозрачных радуг,

хмурый праздник озарив,

расцветает между грядок

и пускает пузыри.

Нивы, пастбища, леса ли

стали рады, что мокры,

в теплых лужах заплясали

скоморохи-комары.

Лепестки раскрыло сердце,

вышло солнце на лужок —

и поет, как в дальнем детстве,

милой родины рожок.

И нам, мечтателям, дано,

на склоне лет в иное канув,

перебродившее вино

тянуть из солнечных стаканов,

в объятьях дружеских стихий

служить мечте неугасимой,

ценить старинные стихи

и нянчить собственного сына.

И над росистою травой,

между редисок и фасолей,

звенеть прозрачною строфой,

наивной, мудрой и веселой.

Чем ты пахнешь, яблоня —

золотые волосы?

Дождевыми каплями,

тишиною по лесу,

снегом нерастаянным,

чем-то милым сызмала,

дорогим, нечаянным,

так, что сердце стиснуло,

небесами осени,

тополями в рубище,

теплыми колосьями

на ладони любящей.