Прыжок ласки

Глава первая

В тот день дела шли отлично. Жарким июльским утром я вел ярко-оранжевый школьный автобус по юго-восточному району и насвистывал что-то из Ал Грина. Мне нужно было забрать шестнадцать мальчиков из их домов, да еще двоих из детского дома. Отличная работа – лучше не придумать. Обслуживание клиентов «от двери до двери».

Прошла всего неделя, как я вернулся из Бостона после окончания уголовного дела об убийствах некоего мистера Смита. Там же оказался замешанным и еще один убийца-психопат по имени Гэри Сонеджи. Мне необходимо было отдохнуть, и этим утром я выбрал себе занятие попроще.

Мой постоянный напарник Джон Сэмпсон и двенадцатилетний парнишка по имени Эррол Мигно сидели позади водительского кресла. Джон был в неизменных черных очках, черных джинсах и черной майке с надписью: «Союз заботливых людей. Присылайте свои пожертвования прямо сейчас». В Сэмпсоне намного больше шести футов роста, а вес его перевалил за двести пятьдесят фунтов. Мы дружим с ним с десятилетнего возраста, с той поры, когда я впервые очутился в Вашингтоне.

В данный момент мы с Джоном и Эрролом обсуждали достоинства боксера Рэя Робинсона. Нам приходилось кричать, чтобы перекрыть рев и пальбу изношенного мотора автобуса. Сэмпсон приобнял Мигно своей огромной лапищей за плечи. Иногда такой физический контакт играет очень большую роль при общении с подобными детишками.

Наконец, забрав последнего из списка – восьмилетнего мальчика из района Беннинг-Террас, считавшегося крутым местом и получившим среди нас название Города Простаков, мы поехали к месту назначения.

На выезде из Беннинг-Террас красовалась надпись, из которой явствовало, что именно должен знать побывавший здесь: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ЗОНУ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ. ЕСЛИ ВЫ ВЫЖИЛИ, НЕПРЕМЕННО РАССКАЖИТЕ ОБ ЭТОМ ОСТАЛЬНЫМ».

Мы везли детей в Лортонскую тюрьму в Вирджинию. Сегодня был день посещений, и они могли встретиться со своими отцами. Каждую неделю члены «Союза» привозят примерно полсотни таких детей в разные тюрьмы, где школьники могут повидаться со своими отцами или матерями. Цель этих мероприятий достаточно благородна: мы пытаемся снизить уровень преступности в Вашингтоне на одну треть.

Мне приходилось бывать в тюрьме столько раз, что уже не сосчитать. Начальник Лортонской тюрьмы – мой хороший знакомый. Несколько лет назад я посещал это место так часто, будто сам провел здесь пожизненный срок. Тогда мне приходилось проводить допросы опасного преступника Гэри Сонеджи.

На первом этаже начальник тюрьмы Марион Кэмпбелл выделил большой зал, где мальчики встречались со своими отцами. Эти свидания оставляли большое впечатление в сердце каждого. Люди реагировали на свидания даже острее, чем я мог предположить. Кстати, с теми отцами, которые высказывают желание принимать участие в программе «Союза», его члены проводят специальные беседы. В основном, шаг за шагом, заключенных обучают следующим «премудростям»: как показать свою любовь к ребенку, как выразить чувство вины и ответственности за содеянное, как достичь гармонии между родителем и ребенком, и, наконец, как дать понять своему чаду, что ты готов начать новую, совсем другую жизнь.

Как ни парадоксально, но все мальчики старались и выглядеть, и вести себя «круче», чем они были в действительности. Я даже слышал, как кто-то из ребят сказал: «Ты никогда не принимал участия в моем воспитании, так почему я должен сейчас тебя слушаться?» Все отцы, в противоположность своим чадам, казались мягкими и добрыми людьми.

Нам с Сэмпсоном раньше не приходилось совершать такие поездки в Лортон. Это была наша первая проба, но я уже знал, что приеду сюда снова. В зале почти осязаемо чувствовалась острота эмоций и беспредельная надежда. Выходя оттуда, уже никто не сомневался, что теперь в жизни обязательно наступят лучшие времена. Даже если кто-то из присутствующих и не осознавал этого до конца, то, во всяком случае, они пытались что-то сделать. И в результате в их жизни непременно должны были произойти положительные сдвиги.

Но больше всего меня поразило то, что между некоторыми отцами и сыновьями до сих пор оставалась сильная связь.

Я сразу вспомнил своего сына Дэмона и подумал о том, как нам с ним повезло в жизни. А те, кто сейчас находился в Лортоне, понимали, что в свое время совершили нечто очень плохое. Они просто тогда не знали, как предотвратить то, что все-таки случилось.

В течение почти полутора часов я только прохаживался по залу и слушал. Иногда меня просили помочь, и тогда я выступал в роли психолога и старался быстро решать все возникающие вопросы. Проходя мимо одной небольшой группы людей, я услышал, как отец говорил сыну: «Пожалуйста, передай матери, что я люблю ее и сильно скучаю по ней». После этого заключенный и ребенок обнялись и горько разрыдались.

Один раз, через час после нашего пребывания на территории тюрьмы, ко мне подошел Сэмпсон. Он широко улыбался. Надо заметить, что, когда Джон улыбается, он больше походит на крокодила-убийцу.

– А знаешь что, старина? – загадочно произнес он. – Мне все это нравится. Любая благотворительность – лучшее, чем может заняться любой человек.

– Да я и сам в это уже по уши влип. Между прочим, я дал себе слово еще раз повести этот оранжевый автобус.

– Ты как считаешь, такие вот встречи отцов с сыновьями полезны? – искренне поинтересовался Сэмпсон.

Я оглядел зал:

– По-моему, сейчас им всем хорошо. И это уже замечательно.

Сэмпсон согласно кивнул:

– Старый добрый метод: потихоньку и полегоньку. Кстати, на меня все это тоже подействовало. Я буквально летаю.

Признаться, я чувствовал себя так же. Я глубоко воспринимаю подобные мероприятия, полностью вживаясь в них.

На обратном пути, когда мы развозили детей по домам, я снова сидел за рулем автобуса. И по лицам мальчиков я понял, что сегодня они узнали многое, и все пошло им на пользу. Ребята вели себя на удивление тихо. Никто не шумел и не пытался безобразничать. Сейчас никому из них уже не хотелось казаться «крутым». Они снова стали детьми.

Почти каждый мальчишка от всей души благодарил меня и Сэмпсона, выходя из автобуса. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Я и без того ощущал себя в тот момент куда лучше, чем когда мне и Джону приходится гоняться за маньяками-убийцами.

Последним мальчиком, которого мы доставили домой, был восьмилетний школьник с Беннинг-Террас. Он обнял меня и Джона, а потом внезапно заплакал.

– Я очень скучаю по своему папе, – признался ребенок и, не оглядываясь, побежал к своему подъезду.

Глава вторая

Вечером того же дня мы с Сэмпсоном заступили на дежурство в своем юго-восточном районе. Мы оба работаем старшими детективами по расследованию убийств. Кроме того, я являюсь связующим звеном между ФБР и столичной полицией. Примерно в половине первого ночи раздался тревожный звонок, и нам пришлось выехать в район Вашингтона под названием Шоу. Именно там произошло страшное убийство.

На месте преступления одиноко стояла единственная полицейская машина, зато местный сброд скопился в огромном количестве.

Все выглядело довольно дико: словно кто-то решил устроить пирушку среди ночи. Поблизости горели бочки с мусором, разбрасывая в стороны огненные брызги. Правда, в этом не было никакого смысла, поскольку ночь выдалась на удивление жаркой.

Жертвой оказалась молоденькая девушка, лет четырнадцати, а может, немного старше. Во всяком случае, так нам передали по рации.

Найти ее не составило труда. Обнаженное изуродованное тело бросили в кустах шиповника в небольшом парке, менее чем в десяти ярдах от асфальтированной дорожки.

Мы с Джоном приблизились к телу, и с другой стороны от полицейской ленты, огораживающей место происшествия, какой-то парень презрительно крикнул:

– Эй, там, да это же просто уличная девка!

Я остановился и внимательно посмотрел на подавшего голос. Мальчишка напомнил мне кого-то из тех детей, которых мы сегодня возили в Лортонскую тюрьму.

– Обыкновенная дешевка, – не унимался парень. – Не стоит вашего внимания, как и моего, господа де-фективы.

Я не выдержал и вплотную подошел к этому умнику.

– Откуда ты знаешь? Ты что же, видел ее раньше? Парнишка отпрянул, но тут же глупо оскалился, сверкнув золотой звездочкой, наклеенной на передний зуб:

– Так она голая валяется, да еще и на спине. Кто-то ее здорово проучил. По-моему, так можно поступить только со шлюхой.

Сэмпсон окинул мальчика пронизывающим взглядом. Парню было чуть больше четырнадцати лет.

– Ты ее знал?

– Вот еще! Конечно, нет! – презрительно хмыкнул паренек, будто обиделся, услышав такое предположение. – Я с проститутками не дружу.

Наконец он отошел в сторону, все еще поглядывая на нас и покачивая головой. А мы с Джоном направились к телу, где уже стояли двое полицейских, ожидавших подкрепления, которое прибыло в лице нас двоих.

– Вы звонили в Службу Экстренных Вызовов? – поинтересовался я.

– С тех пор прошло целых тридцать пять минут, – осуждающе произнес тот, который был постарше, лет двадцати восьми. Полицейский пытался отращивать усики и вел себя так, будто ему было не привыкать присутствовать при подобных происшествиях.

– Понятно, – я покачал головой. – Вы случайно не обнаружили где-нибудь поблизости ее документы?

– Нет. Мы обыскали кусты. Кроме тела больше ничего нет, – подхватил второй, что помоложе. – Когда-то ее можно было считать красоткой, – по крупным каплям пота на его лбу и брезгливому выражению лица я сразу понял, что полицейскому нехорошо.

Надев резиновые перчатки, я склонился над телом. Девушке действительно было немногим более четырнадцати лет. Кто-то перерезал ей горло, как говорится, от уха до уха. Множество ран имелось и на лице. Кроме того, подошвы ног были начисто срезаны, что показалось мне несколько необычным. На груди и животе также красовались следы от ударов ножа. Их было более десятка. Я нагнулся и раздвинул ей ноги.

И тут я увидел нечто такое, отчего меня самого сразу же замутило. Между ногами торчала металлическая рукоятка.

Я интуитивно догадался, что это нож, который убийца воткнул в свою жертву.

Сэмпсон присел на корточки рядом со мной:

– Что ты думаешь, Алекс? Еще одна?

Я неопределенно мотнул головой и пожал плечами:

– Возможно, но она наркоманка, Джон. Обрати внимание на следы от инъекций на руках и ногах. Вероятно, такие же есть и у подколенных сухожилий, и в подмышечных впадинах. А наш клиент предпочитает обходить наркоманок стороной. Ему по вкусу безопасный секс. Но убийство, несомненно, жестокое. В его духе. Видишь нож?

Сэмпсон кивнул. От него не ускользало буквально ничего.

– А что с одеждой? – недоумевал он. – Нам надо обязательно ее найти. Она должна быть где-то рядом.

– Наверняка ее уже снял кто-то из местных жителей, – высказал предположение молодой полицейский. Судя по следам на земле, становилось очевидным, что возле тела побывало немало людей. – Здесь такое происходит. И никому нет никакого дела. Никого эта девушка больше не волнует.

– Но теперь приехали мы, – заметил я. – А нам дело есть. Нас волнует каждая убитая безымянная девушка.

Глава третья

Джеффри Шефер чувствовал себя настолько счастливым, что с трудом скрывал от семьи свое состояние. Целуя свою супругу Люси в щеку, он чуть не рассмеялся. До него донесся приторный запах ее духов «Шанель № 5», а потом, когда он поцеловал ее во второй раз, то ощутил шероховатость ее сухих губ.

Сейчас они оба застыли как статуи в роскошном холле большого дома, выстроенного в георгианском стиле в престижном районе Вашингтона под названием Калорама. Здесь же собрались и дети, чтобы попрощаться с отцом.

Жена Шефера, урожденная Люси Рис-Кузин, пепельная блондинка, обладала удивительными ярко-зелеными глазами, сверкающими не хуже ее дорогих украшений, с которыми она предпочитала никогда не расставаться. В свои тридцать семь лет она выглядела великолепно и сохранила стройность фигуры на зависть всем подругам. Люси закончила нью-нэмский колледж в Кембридже, а через два года вышла замуж за Джеффри. Она до сих пор иногда почитывала классическую литературу и интересовалась поэзией, но большую часть своего свободного времени проводила на бессмысленных званых обедах, ходила по магазинам со своими подругами-эмигрантками, посещала соревнования по поло и любила плавать под парусом. Случалось, что и Джеффри составлял ей компанию в отдыхе на яхте. Когда-то он неплохо владел искусством управления парусами.

Считалось, что Люси была завидной партией, и Джеффри искренне полагал, что и сейчас многие мужчины не отказались бы от такой жены. Что ж, в таком случае им бы досталось ее худощавое, если не сказать костлявое тело и самый ледяной секс, который только может выдержать нормальный человек.

Шефер взял на руки своих четырехлетних дочек-близняшек Трисию и Эрику. Две уменьшенные копии их мамочки. Он продал бы каждую по цене почтовой марки. Но сейчас Джеффри прижал их к себе и рассмеялся так, как и подобает заботливому любящему отцу.

И, наконец, он уже совсем по-мужски подал руку своему двенадцатилетнему сыну Роберту. В настоящее время в доме шли споры о том, стоит ли отсылать Роберта назад в Англию, где он смог бы учиться в интернате, возможно, в Винчестере, где, в свое время, получал образование и его дед. Шефер бодро по-военному отсалютовал сыну. Когда-то полковник Джеффри Шефер был неплохим солдатом. Но теперь об этом помнил разве что Роберт.

– Я улетаю в Лондон всего на несколько дней и буду там, между прочим, работать, а не отдыхать. Я не собираюсь посещать никакие развлекательные мероприятия, – словно оправдывался Шефер перед семьей, весело улыбаясь, как того и требовала обстановка.

– Ну, что ты, папочка, отдохнуть тоже надо. Бог свидетель, ты это честно заслужил, – заметил Роберт уже ломающимся и становящимся совсем как у взрослого голосом.

– До свидания, папочка! – хором завизжали двойняшки, и Щеферу захотелось швырнуть их обеих об стенку.

– До свидания, Эрика-сан. До свидания, Трисия-сан, – серьезно произнес он.

– Не забудь, «Гнездо Орка», – настойчиво напомнил Роберт. – «Дракон» и «Дуэлянт», – мальчик надеялся, что отец привезет ему из Англии самые модные сейчас ролевые компьютерные игры и журналы.

Как это ни печально для Роберта, но в действительности его отец не собирался ни в какую командировку. На эти выходные у него были совершенно другие планы. Он сам намеревался поиграть в свою фантастическую игру здесь, в Вашингтоне.

Глава четвертая

Он мчался на восток, а совсем не в сторону аэропорта, чувствуя себя так, будто с его плеч свалился невыносимый груз. Господи, как же он ненавидел свою безупречную британскую семью. Но еще больше он не выносил жизнь здесь, в Америке, которая могла свести с ума любого человека, страдающего клаустрофобией.

Родня Шефера, оставшаяся в Англии, тоже могла считаться идеальной. У Джеффри было два старших брата, которые всегда учились на «отлично» и служили образцами для подражания всем остальным школьникам. Отец Шефера работал военным атташе, и семье приходилось много путешествовать по всему земному шару, пока Джеффри не исполнилось двенадцать лет. Вот тогда они и осели в Гилфорде, в тридцати минутах езды от Лондона. Там-то Джеффри начал совершенствоваться в своих детских шалостях, к которым имел склонность уже с восьми лет.

В центре Гилфорда располагалось несколько исторических зданий, над которыми Джеффри с непонятным рвением тренировался в проявлениях вандализма. Он начал с больницы, где лежала его умирающая бабушка. Шефер разрисовывал стены неприличными рисунками и снабжал их соответствующими надписями. Затем он перенес свое внимание на Гилфордский замок, Гилд-холл, королевскую школу и собор. Постепенно он стал писать более пространные вульгарные комментарии и рисовать огромные пенисы, раскрашивая их в яркие тона. Он не давал себе отчета в том, почему ему нравится портить по-настоящему красивые вещи, но это было так. Ему нравилось совершать подобное, но еще больше он любил испытывать то ощущение безнаказанности, которое приносили ему такие поступки.

Вскоре Шефер был переведен в школу в Рэгби, но и там его выходки продолжались. Затем мальчик посещал колледж святого Иоанна в Кембридже, где серьезно занялся философией и японским языком, что, правда, не мешало ему соблазнять всех понравившихся женщин. Когда в двадцать один год Шефер отправился служить в армию, все его друзья оказались немало озадачены. Его лингвистические способности были сразу же замечены, и Шефера направили в Азию, где он вышел на новый уровень и начал играть в свою знаменитую игру.

Джеффри остановился у ночного магазина, чтобы выпить чашечку кофе, – три чашечки, если быть совсем точным. Кофе он выпил без молока и положил в каждую порцию по четыре куска сахара. При этом, когда Джеффри направлялся к кассе, он допивал уже последнюю.

Кассир-индус бросил на него подозрительный взгляд, но Джеффри лишь расхохотался прямо в лицо этому бородатому выродку:

– Ты что же, подумал, что я стану красть кофе стоимостью в семьдесят пять центов? Идиот! Ты, жалкий, ничтожный паки!

Он швырнул деньги на прилавок и быстро вышел из магазина, чтобы не задушить урода прямо на месте, что он, Шефер, в принципе мог сделать с легкостью.

После этого он направился в северо-восточную часть Вашингтона, где обитала большая часть среднего класса, в район Экингтон. Проехав университет Галлодет, он начал узнавать улицы. В основном здесь располагались двухэтажные жилые дома с виниловой внутренней обшивкой, выстроенные из красного кирпича, зачастую выкрашенные в ярко-синий цвет, что всегда вызывало возмущение и отвращение Джеффри.

Он остановился у одного из кирпичных домов с небольшим садом, на Аланд-Террас возле Второй улицы. Здесь имелся просторный гараж, а фасад дома его предыдущий жилец украсил двумя белыми бетонными котами.

– Привет, киски, – улыбнулся Шефер, чувствуя облегчение. Сейчас он начинал «заводиться», его настроение становилось маниакальным. Но ему нравилось это ощущение, он не мог перестать наслаждаться им. Итак, наступало время продолжить игру.

Глава пятая

Изрядно потрепанное фиолетовое с синим такси стояло в гараже, рассчитанном на две машины. Шефер пользовался этим автомобилем уже четыре месяца. Такси обеспечивало ему анонимность, делая Джеффри почти что невидимым повсюду, куда бы он ни хотел попасть в Вашингтоне. Он называл такси своей «машиной кошмарного сна».

Шефер аккуратно пристроил «ягуар» рядом с фиолетово-синей развалюхой, а потом почти бегом взлетел на второй этаж. Оказавшись в квартире, он тут же включил кондиционер и первым делом выпил черного кофе с большим количеством сахара.

Затем он принял свои таблетки, как послушный и примерный мальчик. Торазин и либриум. Бенадрил, ксанакс и викодин. Он уже в течение многих лет по-разному комбинировал сочетания допингов и снотворных средств, составляя свои собственные наркотические «коктейли». Поначалу это был метод проб и ошибок, но постепенно Джеффри научился правильно подбирать ингредиенты. Ну как, Шефер, тебе уже лучше? Конечно, спасибо.

Сначала он попробовал читать свежие газеты, затем каталог всевозможных кожаных и резиновых изделий крупнейшей оптовой компании из Амстердама. Так и не сосредоточившись на тексте, Джеффри сделал двести отжиманий, потом несколько сотен приседаний, с нетерпением ожидая наступления темноты.

Без четверти десять он начал готовиться к выходу в город. Пройдя в маленькую пустую ванную, пропахшую дешевым освежителем воздуха, Шефер внимательно изучил свое отражение в зеркале.

И остался доволен. Даже очень. Особенно его радовали светлые густые волнистые волосы, которых он никогда не потеряет. Харизматическая, почти электрическая улыбка. Ясный взгляд голубых глаз, которым позавидовал бы любой киноактер. Великолепная физическая форма для сорокачетырехлетнего мужчины.

Шефер начал с контактных линз. Он так часто пользовался ими, что мог делать это практически на ощупь. Впрочем, это занятие являлось частью его искусства перевоплощения. После этого он нанес коричневый театральный грим на лицо, шею, кисти рук и запястья. Джеффри не скупился, и когда грим покрыл его шею, она стала казаться мощнее, чем была на самом деле. Темная шапочка скрыла светлые пряди волос.

Он еще раз критически осмотрел себя: из зеркала на него глядел самый настоящий черный. Особенно естественным этот чернокожий казался при тусклом освещении. Неплохо, совсем неплохо. Прекрасный образ для выхода в город, особенно если учесть, что этим городом станет Вашингтон.

Так пусть же игра начнется. Четыре Всадника…

В половине одиннадцатого Шефер спустился в гараж. Он осторожно обошел «ягуар» и приблизился к фиолетово-синему такси. В этот момент Джеффри уже мысленно представлял себя в своей фантастической игре.

Из кармана брюк он достал три не совсем обычных игровых кости. Они имели по двадцать граней с цифрами вместо точек. Такие обычно используют в фантастических играх.

Джеффри держал кости в левой руке и долго перебирал их в ладони.

В «Четырех Всадниках» существовали свои, вполне определенные правила: здесь все зависело от того, как лягут кости. В результате у человека рождалась безумная, фантастическая мысль. Четыре игрока в разных уголках земного шара как бы состязались друг с другом. Никогда раньше в мире не существовало такой игры или хотя бы отдаленно напоминающей ее.

Шефер уже мысленно приготовил для себя очередное приключение, хотя всегда можно было выбрать альтернативный вариант. Очень многое зависело от костей.

И в этом таился основной смысл: произойти могло все, что угодно.

Джеффри сел в такси и завел двигатель. Всемогущий Господь, как же ему не терпелось поскорее начать игру!

Глава шестая

Он разработал потрясающий план. Сегодня он будет выбирать только тех пассажиров, которые не только приглянутся ему внешне, но буквально распалят его воображение до предела. Джеффри не торопился. У него впереди вся ночь, а потом еще и целый уик-энд. Он с удовольствием поработает и в выходные. Маршрут был продуман заранее. Сначала Шефер направился в престижный район Адамс-Морган. Из окна машины он внимательно наблюдал за суетливыми пешеходами, будто стремившимися в одном направлении. Здесь располагалось множество ресторанов, называвшихся почему-то «кафе», куда тоже торопились десятки завсегдатаев. Такси тащилось вдоль улицы, и Шефер успевал изучить все зазывающие вывески увеселительных заведений: «Кафе Пикассо», «Кафе Лотрек», «Кафе ля фуршет», «Кафе царицы Савской»…

Около половины двенадцатого, на Колумбия-роуд, Джеффри резко сбавил скорость. Сердце его тревожно забилось в надежде. Кажется, впереди вырисовывалось что-то заслуживающее внимания.

Из дверей небольшого ресторанчика вышла симпатичная пара: мужчина и женщина, по происхождению, скорее всего, латиноамериканцы. Им было каждому около тридцати, и чувственность так и просвечивала в каждом их движении.

Шефер бросил кости на переднее сиденье: шесть, пять и четыре. Вместе выходило пятнадцать. Достаточно высокий результат.

Опасность! Да, это действительно так: с влюбленными парами всегда рискованно иметь дело.

Шефер подождал, пока пара перейдет улицу и удалится от навеса ресторана. Они направлялись прямо к нему. Удовольствие со всеми удобствами! Джеффри дотронулся до рукоятки «магнума», который он хранил под передним сиденьем. Теперь он был готов на все.

Но как только парочка собралась усесться в такси, Джеффри передумал. Он и это мог себе позволить!

Разглядев потенциальных пассажиров вблизи, он сразу же убедился, что ни мужчина, ни женщина не оказались настолько привлекательными, как он рассчитывал. У мужчины щеки и лоб покрывали оспины, а его напомаженные волосы казались сальными и грязными. Что касается женщины, то ее полноватая фигура не вызвала у Шефера особого восторга: ему нравились особы постройнее. Издалека, в льстивом свете уличных фонарей, она показалась ему куда симпатичней.

– Смена закончилась, – грубо буркнул Шефер, отъезжая на середину улицы. Обманутые в ожиданиях несостоявшиеся пассажиры оба показали ему средний палец.

Шефер не смог сдержать демонического хохота:

– Да вам просто повезло сегодня! Идиоты! Пожалуй, это самый счастливый вечер в вашей жизни!

Ни с чем не сравнимое ощущение вдруг разом охватило все его существо. Ведь сейчас он мог сделать с этой парой все, что угодно. Они целиком находились в его власти. Он, и только он управлял их жизнью и смертью.

– Возгордись, о Смерть, – негромко проговорил Джеффри. На Роуд-Айленд-авеню такси остановилось у небольшого кафетерия, где Шефер выпил еще кофе. Ему постоянно требовался допинг. На этот раз он ограничился тремя чашечками, положив в каждую уже по шесть кусков сахара.

Через час он ехал по юго-восточному району Вашингтона. Больше он не останавливался, несмотря на то что на улицах было множество пешеходов. Такси явно не хватало, и в этой части города поймать машину считалось делом непростым.

Теперь Джеффри почему-то пожалел о том, что отпустил ту латиноамериканскую парочку. Он мысленно представлял себе их именно такими, какими они показались ему издалека, в неярком свете уличных фонарей. Что ж, это приятные воспоминания из недалекого прошлого. В мозгу всплыла знаменитая строчка из Пруста: «Долгое время я имел привычку рано ложиться спать». То же самое можно было сказать и о Шефере. До того самого времени, пока он не подключился к великой игре.

И в этот момент Джеффри увидел ее – идеальную темнокожую богиню, возникшую прямо перед ним из ниоткуда. Словно кто-то свыше приготовил для него этот достойный подарок. Она шла сама по себе, вынырнув со стороны Е-стрит и, по всей вероятности, сейчас куда-то спешила. В жилах Шефера снова забурлила кровь.

Ему понравились и походка женщины, и ее длинные ноги, и стройная ладная фигура.

Он осторожно начал настигать ее, и она сразу же обернулась, вглядываясь в улицу. Может быть, ей как раз и нужно такси? Неужели?

Женщина была одета в нежно-кремовый костюм, пурпурную шелковую блузку и обута в изящные туфли на высоких каблуках. Она выглядела достаточно элегантно и строго и, скорее всего, торопилась явно не в ночной клуб. Красотка полностью контролировала свои движения: ни намека на развязность.

Шефер судорожно бросил кости и затаил дыхание, а потом быстро сосчитал полученную сумму. Сердце его наполнилось ликованием. Именно этого он и желал, являясь сейчас одним из Всадников.

Женщина тут же замахала рукой.

– Такси! – выкрикнула она. – Такси! Вы свободны?

Он аккуратно притормозил у края тротуара, и она сделала к машине осторожный шаг. Ее шелковые чулки заискрились. Да, вблизи она оказалась еще красивей. Такую встретишь не часто.

Только теперь он увидел в ее руках букет, и его сразу заинтересовало, куда же направляется это прекрасное создание. Может быть, на торжество? Скорее всего. Но теперь эти цветы были уже предназначены для ее собственных похорон.

– Спасибо вам большое за то, что остановились, – задыхаясь от быстрой ходьбы, вежливо произнесла незнакомка, усаживаясь в машину. Джеффри чувствовал, что сейчас женщина позволила себе немного расслабиться, очутившись в безопасности в салоне такси. Голос ее был таким сладким и спокойным.

– Рад услужить. – Шефер обернулся, и на губах его заиграла зловещая улыбка. – Между прочим, меня зовут Смерть. А ты – моя фантазия на сегодняшний вечер.

Глава седьмая

По понедельникам в первой половине дня я, как правило, работаю на кухне благотворительной организации при госпитале святого Антония на юго-востоке Вашингтона. Я добровольно прихожу сюда уже лет шесть, три раза в неделю. Моя смена начинается в семь утра и длится два часа, до девяти.

В то утро я почему-то чувствовал беспокойство. Конечно, я все еще переживал события, связанные с расследованием дела мистера Смита, из-за которого мне пришлось много путешествовать по всему Восточному побережью и Европе. Теперь мне нужно было отдохнуть где-нибудь вдали от Вашингтона.

Я смотрел на обычную очередь из мужчин, женщин и детей, которые пришли сюда потому, что у них не было денег на еду. Очередь разрослась до пяти человек в ряду и уходила за поворот на 12-ю улицу. Мне было очень грустно сознавать, что до сих пор в нашей столице живет так много людей, у которых нет средств на пропитание, и они имеют возможность поесть у нас всего один раз в день.

Я начал помогать на кухне несколько лет назад из-за того, что именно здесь и познакомился со своей женой Марией. Она отвечала за изучение условий жизни неблагополучных семей и лиц, нуждающихся в материальной и моральной поддержке. Мария была некоронованной принцессой: ее любили все, но она выбрала меня. Потом случилось несчастье. Марию застрелили из проезжавшей мимо машины. К тому времени мы были женаты уже четыре года, и у нас подрастали двое детишек. Преступление так и не было раскрыто, и это до сих пор мучает меня. Может быть, именно поэтому я каждый раз стараюсь довести до конца любое дело, порученное мне, неважно, какие шансы на успех у меня при этом имеются.

В столовой при больнице святого Антония я слежу за порядком. Во время приема пищи все должно проходить степенно: тут нет места никаким ссорам. Для такой роли у меня есть все данные: рост шесть футов и три дюйма и вес за двести фунтов. Я словно был рожден для миротворческой работы, и прекрасно с ней справляюсь. Как правило, при помощи двух-трех убедительных фраз и успокаивающих жестов мне удается погасить любой назревающий конфликт. А в общем, люди приходят сюда поесть, а не ради скандалов и драк.

Кроме этого, я раздаю арахисовое масло и желе тем, кто хочет получить добавку или, можно сказать, десерт. Джимми Мур, американец ирландского происхождения, который заведует столовой, причем делает это с огромной любовью, искренне верит в целительные и оздоровительные силы и арахисового масла, и желе. Некоторые завсегдатаи нашей благотворительной кухни вот уже который год упорно продолжают называть меня Мистер Арахисовое Масло.

– Что-то вы сегодня неважно выглядите, – обратилась ко мне полная невысокая женщина, которая посещала столовую уже два года. Я знаю, что зовут ее Лора, что родилась она в Детройте и что у нее есть два взрослых сына. Она работала экономкой где-то на Эм-стрит в Джорджтауне, но потом хозяин дома решил, что Лора стала стара для такой работы, и ее ласково выпроводили прочь, выдав на прощанье двухнедельное жалованье и осыпав словами сочувствия.

– Вы заслуживаете большего, – заметила Лора. – А именно – меня, – заявила она и расхохоталась. – Как бы вы отнеслись к такому предложению?

– Лора, вы, как всегда, щедры в своих комплиментах, – отозвался я, наполняя ее тарелку. – Но вы же сами видели Кристину и знаете, что мое сердце не свободно.

Лора еще раз хихикнула для приличия и обняла себя обеими руками, словно ей стало зябко. Она всегда старалась быть оптимисткой, несмотря на любые обстоятельства.

– Молодой девушке нельзя без мечты, – задумчиво проговорила она. – Было приятно повидаться, как всегда.

– И мне тоже, Лора. Приятного аппетита.

– Ну, с этим у меня все в порядке. Спасибо.

Итак, я бодро приветствовал пришедших за едой, нагружал их тарелки, но сам в это время думал о Кристине. Наверное, все же Лора была права. Вид сегодня у меня был неважнецкий. Впрочем, все последние дни я выглядел не лучшим образом.

Мне хорошо запомнилась одна ночь, хотя с той поры прошло уже около двух недель. Я только что закончил работать над уголовным делом об убийствах в Бостоне. Мы с Кристиной стояли на пороге ее дома в Митчелвилле. Я пытался изменить свою жизнь, но это оказалось делом сложным. По данному поводу есть хорошее высказывание: сердце руководит головой.

Я ощущал в ночи запах роз, которые в изобилии росли у дома Кристины. Кроме того, до меня доносился очаровательный аромат любимых духов моей возлюбленной «Страсть Гардении».

Мы были знакомы с Кристиной уже полтора года. Впервые мы встретились, когда я вел одно сложное расследование, во время которого трагически погиб ее муж. Постепенно мы сблизились, начали встречаться. Наша дружба переросла в нежные чувства, и вот мы стояли в ту ночь на пороге ее дома. Все должно было решиться именно в тот момент. По крайней мере, так казалось мне.

Еще не было случая, чтобы Кристина не выглядела потрясающе. Завидев ее, я чувствовал, как у меня начинала кружиться голова. Она была высокой стройной женщиной, и мне это очень нравилось. У Кристины очаровательная улыбка, которая могла бы осветить и осчастливить, наверное, половину всей страны. В ту ночь она была одета в потертые джинсы, плотно обтягивающие ее ноги, и белую рубашку с короткими рукавами, которую она завязала на талии узлом. Кристина вышла ко мне босая, и я сразу обратил внимание, что она покрасила ногти на ногах в красный цвет. Ее огромные карие глаза сияли.

Я протянул к ней руки и обнял ее. В этот миг все в мире стало добрым и правильным. Я сразу же позабыл и о том страшном деле, которое расследовал, и об опаснейшем убийце, скрывавшемся под именем мистер Смит.

Затем я ладонями нежно обхватил ее лицо. Мне нравится думать о том, что меня больше уже ничего не испугает, но получается иначе. Похоже, что чем больше добра ты видишь в жизни, тем ближе подступает страх. Кристина стала чем-то святым и драгоценным в моей жизни. Наверное, поэтому я и боялся за нее.

Сердце руководит головой.

Может быть, настоящие мужчины на моем месте повели бы себя по-другому, но я еще далеко не все знаю в этой жизни. Я только учусь.

– Я люблю тебя так, как никогда не любил в своей жизни, Кристина, – произнес я тогда. – С тобой я начинаю видеть и чувствовать мир по-новому. Я люблю твою улыбку, и мне нравится, как ты ведешь себя с другими людьми. Особенно с детьми, Ты очень добрая женщина. И мне нравится вот так держать в своих ладонях твое милое лицо. Я люблю тебя больше, чем можно выразить словами, даже если бы я мог говорить об этом все отпущенное мне время. Я очень люблю тебя, Кристина. Ты выйдешь за меня замуж?

Тогда она не стала сразу отвечать мне. Я почувствовал, что она отдалилась от меня. Может быть, всего на чуточку, но мое сердце замерло. Я заглянул ей в глаза и увидел в них только боль и неуверенность. Тогда я подумал, что сейчас, наверное, просто умру.

– Алекс, Алекс, – зашептала она, и в глазах ее заблестели слезы. – Я не могу ответить тебе сейчас. Ты ведь только что вернулся из Бостона. И еще не совсем оправился от расследования тех страшных, жестоких убийств. Ты снова подвергал свою жизнь опасности. Ведь этот маньяк сумел забраться в твой дом. И он угрожал твоей семье. Этого ты не можешь отрицать.

Я промолчал. Да, дело получилось запутанным, и я сам чуть не погиб, расследуя его.

– Я не стану отрицать ничего из того, что ты скажешь, – наконец заговорил я. – Но я действительно очень люблю тебя. И ты тоже не станешь этого отрицать. Если все, что требуется для нашего счастья, это уйти из полиции навсегда, я так и поступлю.

– Не надо, – ее взгляд смягчился. Кристина медленно покачала головой. – Это был бы неправильный поступок. И для тебя, и для меня.

Мы обнялись, продолжая стоять на пороге, и я понял, что мы зашли в тупик, выхода из которого я пока что не видел. Может быть, мне стоило уволиться из полиции и снова стать врачом, чтобы вести более спокойную жизнь? Может быть, так будет лучше и Кристине, и детям? Но мог ли я так поступить? Мог ли я уйти из полиции?

– Попроси меня выйти за тебя замуж еще раз, – шепнула на прощание Кристина. – Но немного попозже…

Глава восьмая

После той ночи мы продолжали встречаться с Кристиной, и наши отношения не изменились. Мы чувствовали себя легко друг с другом, нам было хорошо вместе. Но проблема сохранялась, и я не переставал думать над тем, как ее можно решить. Сумеет ли Кристина стать счастливой, если выйдет замуж за детектива, расследующего убийства? Смогу ли я оставить свою работу? Ответов на эти вопросы я пока что не находил.

Назад к реальности меня вернул резкий звук сирены полицейской машины, выезжающей с Е-стрит на 12-ю улицу. Увидев приближающийся черный «ниссан» Сэмпсона, я поморщился, словно предчувствуя что-то особо неприятное.

Сэмпсон выключил сирену на крыше, но заменил ее гудком своего обычного сигнала. Я понимал, что он приехал сюда за мной. Скорее всего, мне нужно было отправиться в такое место, куда мне сейчас крайне не хотелось бы. Но гудок не затихал.

– Там твой приятель Джон Сэмпсон, – сообщил мне Джим Мур. – Ты слышишь, Алекс?

– Знаю, – отозвался я. – Но все же надеюсь, что он сейчас уедет.

– Вот это вряд ли.

В конце концов, я вышел на улицу, минуя очередь в кухню и слыша по пути веселые и безобидные шутки в свой адрес. Кто-то высказывал предположение, что мне уже стало не под силу работать в таком месте, кто-то уверял, что я просто сбегаю с работы в середине дня.

– Что случилось? – крикнул я Сэмпсону, подходя к его черной спортивной машине.

Стекло у водительского места опустилось, и я заглянул внутрь «ниссана».

– Может быть, ты забыл, что у меня сегодня официальный выходной? – на всякий случай напомнил я Джону.

– Нина Чайлдз, – тихо произнес он мягким голосом, который я слышал только в тех случаях, когда речь шла об очень серьезных вещах. Джон старался успокоиться, сохранить бесстрастное выражение лица, но у него ничего не получалось. – Нину убили, Алекс.

Меня охватила непроизвольная дрожь. Я открыл дверцу и забрался в машину. Мне даже не пришло в голову вернуться на кухню, чтобы предупредить Джима о том, что мне необходимо уехать. Сэмпсон резко рванул машину вперед, взвыла сирена, но сейчас этот тревожный сигнал бедствия немного успокоил меня. Вернее, оглушил и просто притупил все чувства.

– Что тебе уже известно? – сразу же перешел к делу я, в то время как машина неслась по унылым улицам юго-восточной части города, а затем пересекла синевато-серую ленту реки Анакостия.

– Ее оставили в заброшенном доме, на перекрестке 18-й улицы и Гарнесвилл. Там сейчас Джером Терман. Он уверен, что она пролежала там по крайней мере все выходные. Какой-то местный торговец наркотиками обнаружил тело. На ней не было одежды, Алекс. И никаких вещей или документов, – сообщил мне Джон.

Я подозрительно посмотрел в его сторону:

– Так откуда им стало известно, что это Нина?

– Один из полицейских узнал ее. Они были знакомы по больнице. Да кто не знает Нину!..

Я зажмурил глаза, но передо мной сразу появилось лицо Нины Чайлдз, поэтому я сразу же открыл их. Нина работала ночной медсестрой в больнице святого Антония в бригаде скорой помощи. Именно к ней я как-то влетел с маленьким умирающим мальчиком на руках. Мне и Сэмпсону не раз приходилось работать вместе с Ниной. Более того, Джон встречался с ней почти год, но потом у них что-то расстроилось. Она вышла замуж за своего соседа, строительного рабочего. Теперь у них было двое чудных крошек, и когда я последний раз видел Нину, она показалась мне по-настоящему счастливой.

Я никак не мог заставить себя поверить в то, что сейчас она лежит мертвая в холодном заброшенном доме где-то в чужом районе. Кто-то убил и оставил ее там, как очередную безвестную «Джейн Доу».

Глава девятая

Тело Нины Чайлдз было обнаружено в пустующем доме одного из самых бедных и унылых районов города. На месте происшествия стояла одинокая патрульная машина и еще одна – проржавевшая и искореженная карета скорой помощи. Убийства на юго-востоке, как правило, не привлекают внимание властей. Где-то надрывно лаяла собака, и это было единственным звуком на пустой улице.

Нам с Сэмпсоном пришлось пройти мимо маленького импровизированного рынка, расположенного на углу 18-й улицы, где обосновались местные торговцы наркотиками. В основном это были молодые мужчины, но к ним сегодня присоединились еще несколько детей и две женщины. В этом районе юго-востока таких деятелей можно обнаружить практически повсюду. Молодежь в этих местах, пожалуй, ничем, кроме торговли крэком, и не занимается.

– Вы, наверное, явились на утреннюю уборку трупов? – небрежно бросил один из юношей, одетый в черные брюки на подтяжках. Ноги у него оставались босыми, а по внешности и татуировкам можно было судить о его криминальном стаже.

– Пришли за хламом? – хихикнул в нелепую седоватую бороденку другой мужчина, постарше. – Тогда уж заодно разберитесь с этой псиной: она всю ночь лаяла, спать не давала. Раз уж вы здесь, так сделайте хоть что-нибудь полезное, – посмеиваясь, добавил он.

Мы с Сэмпсоном проигнорировали эти замечания и, пройдя еще немного по 18-й улице, добрались, наконец, до трехэтажного стандартного дома, двери которого были заколочены досками. Из окна третьего этажа высовывалась голова боксера-полукровки. Собака выглядела так, как будто всю жизнь прожила здесь и по праву считала себя хозяйкой дома. Может быть, по этой причине она и не переставала лаять. Кроме этого «жильца» в доме никого не было, и он казался мертвым.

Парадную дверь взламывали уже, наверное, не менее сотни раз, поэтому она легко отворилась, впуская нас внутрь. В подъезде пахло мусором, гарью и плесенью одновременно. В потолке зияла огромная дыра, образовавшаяся в результате взрыва трубы отопления. Казалось жутким и нелепым, что Нину убили в таком страшном месте.

Вот уже год я неофициально занимаюсь расследованиями убийств в юго-восточном районе столицы, которые так и остались нераскрытыми. Жертвами в основном стали безымянные женщины, которых в криминалистике принято называть Джейн Доу. Я насчитал уже около сотни таких преступлений, хотя этим данным никак не хотят верить в нашем отделе. Многие из убитых являлись проститутками и наркоманками, но Нину никак нельзя было отнести к перечисленным категориям.

Я и Джон осторожно спустились по ненадежной спиральной лестнице с подозрительно шаткими перилами, до которых было даже страшно дотрагиваться. Я уже включил фонарь и где-то впереди заметил вспышки других фонарей.

Нина находилась в подвале заброшенного дома. Правда, кто-то здесь уже позаботился хотя бы о том, чтобы обнести место преступления официальной полицейской лентой, запрещающей заходить за нее.

Увидев тело Нины, я сразу же вынужден был отвернуться.

Меня поразило не то, что я увидел ее мертвой. Я испугался того, как именно она была убита. Мне хотелось спрятать куда-нибудь свои глаза, чтобы хотя бы немного прийти в себя и успокоиться.

На месте преступления вместе с бригадой скорой помощи оказался Джером Терман. Тут же находился и единственный полицейский, очевидно, тот самый, который и опознал Нину. Медиков-криминалистов рядом я не увидел. Впрочем, меня это ничуть не удивило: они редко выезжают на место преступления, если оно совершено на юго-востоке Вашингтона.

Рядом с телом лежал букет увядших цветов. Теперь я разглядывал каждое растение, все еще не в силах снова посмотреть на труп. И хотя эти цветы никак не соответствовали ситуации, впрочем, как и не все здесь в точности повторяло убийства прочих «Джейн Доу», я отнесся к этому достаточно разумно, поскольку знал, что у убийцы не было своего четкого «рисунка» для каждого преступления. Вот в этом-то и заключалась моя основная проблема. Получалось так, что его фантазии все еще развивались, а отсюда напрашивался вывод о том, что преступник еще не закончил своего кровавого пути, да и вряд ли собирается это сделать в ближайшем будущем.

По полу были разбросаны кусочки целлофана и серебряной фольги. Крысам нравится все блестящее, и, скорее всего, это они разорвали пакет и по кусочкам теперь пытались разнести его по своим гнездам. На потолке по всем углам разрослась паутина.

И все же мне надо было осмотреть тело и сделать это достаточно внимательно.

– Я детектив Алекс Кросс. Мне нужно осмотреть ее одному, – наконец выдавил я, обращаясь к молодым мужчине и женщине, которые представляли собой бригаду скорой помощи. – Это займет всего пару минут. Потом я больше не буду вам мешать.

– Но тело уже было осмотрено другими детективами, – возразил мужчина. Это был тощий, как жердь, тип с длинными грязными волосами, неряшливо свисающими до плеч. Он даже не удосужился взглянуть мне прямо в глаза. – Дайте мне сначала закончить свою работу. Я не собираюсь оставаться надолго в этой клоаке. Тут одна зараза повсюду. Вы только принюхайтесь.

– А ну-ка, отойди в сторону! – внезапно рявкнул Сэмпсон. – Да побыстрее, пока я сам не отшвырнул подальше твой тощий зад.

Медик выругался, но посчитал благоразумным все же подняться и отойти подальше от тела Нины. Настала моя очередь. Я постарался вести себя как настоящий профессионал и, осматривая труп, припомнить все детали и особенности, с которыми мне пришлось сталкиваться при осмотре других тел безымянных женщин, которые были обнаружены на юго-востоке. Я искал связь между преступлениями. Меня мучила мысль: неужели один человек способен совершить столько убийств? Но если это и так, то Нина стала жертвой самой жестокой и безумной его фантазии.

Тяжело вздохнув, я опустился на колени рядом с телом. И хотя над ним уже успели потрудиться крысы, все же самые страшные повреждения ей нанес убийца.

Все говорило о том, что Нина была забита до смерти. Ее били кулаками и, возможно, ногами тоже. Она получила не менее сотни сильных ударов. Я еще не встречал ничего подобного и не представляю себе, за что человека можно так жестоко наказать. Почему же все-таки это произошло? Ей только что исполнился тридцать один год, в доме этой доброй и талантливой женщины подрастали двое детишек, а сама Нина была предана своей благородной работе в больнице святого Антония.

Неожиданно в здании раздался резкий хлопок, словно где-то выстрелила винтовка. Звук эхом разнесся по подвалу. Оба члена бригады скорой помощи чуть ли не подпрыгнули на месте.

Все остальные нервно рассмеялись. Я-то точно знал, что сейчас произошло.

– Всего-навсего сработала крысоловка, – пояснил я медикам. – Привыкайте.

Глава десятая

Мне пришлось пробыть на месте преступления более двух часов, хотя я и надеялся закончить осмотр побыстрее. Я ненавидел каждую секунду моего пребывания в том странном заброшенном доме. Мне никак не удавалось обнаружить закономерности во всех убийствах безымянных женщин, и смерть Нины Чайлдз, к сожалению, ничуть не продвинула меня в раскрытии преступлений. Для чего этому чудовищу пришлось наносить ей столько ударов, причем с подобной жестокостью? С какой стати там лежал букет засохших цветов? Неужели там «поработал» все тот же неуловимый убийца?

Когда я присутствую на месте преступления и имею дело с убийством, я словно осматриваю его с высоты. И я понимаю, как много информации исходит от самого тела жертвы.

Мы с Сэмпсоном внимательно осмотрели весь дом, начиная от подвала и заканчивая крышей. Затем мы прошлись по району. Разумеется, никто не видел никаких подозрительных людей и вообще ничего не слышал. Но это меня нисколько не удивило.

А вот теперь начиналась самое неприятное. Мы с Сэмпсоном направились в дом к Нине, в район Брукленд, который расположен к востоку от Католического Университета. Я понимал, как преступление засасывает меня, как я весь начинаю словно жить им одним, пытаясь полностью вникнуть в него. Но ничего не мог поделать с собой.

День выдался на удивление жарким, и солнце беспощадно палило. Мы с Джоном молчали всю дорогу и думали каждый о своем. Итак, сейчас нам предстояло, пожалуй, выполнить одну из самых сложных процедур в нашей работе. Мы должны были сообщить семье о смерти любимого ими человека. И теперь я не мог даже представить себе, как мне это сделать.

Нина жила в ухоженном доме коричневого кирпича на Монро-стрит. В наружных зеленых цветочных ящиках росли миниатюрные желтые розы. Не было похоже, что с живущими здесь может произойти что-то плохое. Все здесь было ярким и лучилось надеждой, как и сама Нина.

Меня все больше и больше угнетала мысль о нелепом и жестоком убийстве, которое, скорее всего, так и не будет раскрыто должным образом. По крайней мере, официально. А Бабуля Нана впишет еще одну строку в свою теорию о заговоре белых верховных владык против черного населения юго-востока. Она неоднократно говорила мне, что хотя и чувствует свое моральное превосходство над белыми, но никогда бы не стала относиться к ним так, как они относятся к чернокожим жителям Вашингтона.

– Сейчас заботу о детях Нины взяла на себя ее сестра Мария, – сообщил мне Сэмпсон, когда мы выехали на Монро. – Милая девушка. Когда-то у нее были проблемы с наркотиками, но ей удалось преодолеть их. В этом ей помогла Нина. Впрочем, вся их семья словно один сжатый кулак. Как и твоя собственная. Тяжеловато нам сейчас придется, Алекс.

Я повернулся к нему. Неудивительно, что Джон воспринимал смерть Нины болезненней, чем я. Хотя демонстрировать свои эмоции для него нетипично.

– Я попробую справиться сам, Джон. А ты оставайся в машине. С семьей буду говорить я.

Сэмпсон глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой:

– Нет, так не пойдет, Шоколадка.

Он припарковал «ниссан» у обочины, и мы оба выбрались из машины. Так как Джон даже не предложил мне поменяться ролями, я понял, что объяснение предстоит действительно тяжелое, и ему требуется поддержка.

Квартира Чайлдз занимала первый и второй этажи. Входная дверь была скромно украшена декоративными деталями из алюминия. Рядом с ней уже стоял муж Нины. Он был в рабочем комбинезоне с эмблемой муниципальной строительной компании, в которой работал, в черных, заляпанных грязью, ботинках и голубой рубашке. Один из малышей удобно устроился у него на руках. Красивая девочка при виде меня радостно улыбнулась и что-то защебетала.

– Можно нам на минутку зайти в дом? – спросил Сэмпсон.

– Нина? – сдавленно произнес мужчина, и начал оседать прямо в дверном проеме.

– Мне очень жаль, Уильям, – как можно мягче произнес я. – К несчастью, ты прав. Нины больше нет. Ее убили. Тело обнаружили сегодня утром.

Уильям Чайлдз, мощный молодой мужчина, разразился рыданиями. Он прижимал к себе ошеломленного ребенка, тщетно пытаясь успокоиться.

– О Господи, нет! Нина, Нина, крошка моя… Как же ее можно было убить?.. Кто же мог это сделать?.. О, Нина, Нина, Нина…

За его спиной появилась молодая симпатичная женщина, скорее всего, сестра Нины. Она забрала из рук Уильяма ребенка, и малышка расплакалась, словно тоже поняла, в чем дело. Мне неоднократно приходилось сталкиваться с хорошими людьми, потерявшими своих близких на этих жестоких улицах. Я понимал, что навсегда этому положить конец невозможно, хотя и надеялся, что обстановка со временем изменится к лучшему. Но этого не происходило.

Мария жестом пригласила нас в дом. В гостиной царила уютная обстановка. Все было чистым и ухоженным. Мягко мурлыкал кондиционер. На столе рядом с фарфоровой статуэткой медсестры лежала раскрытая книга. Казалось, что Нина жива и лишь ненадолго вышла из комнаты.

Я еще продолжал сортировать в уме детали преступления, пытаясь как-то увязать их с остальными убийствами «Джейн Доу». Мы узнали, что Нина должна была посетить благотворительный ужин организации по охране здоровья в субботу вечером. Уильям в тот день задержался на работе. Семья обратилась в полицию только поздно вечером. Два детектива тщетно занимались поисками Нины вплоть до сегодняшнего дня.

Мне пришлось взять на руки малыша, так как Мария собиралась разогреть детское питание. Грустный и мучительный момент: держать на руках эту бедную маленькую девочку и знать, что она никогда больше не увидит свою мать. Я тут же вспомнил своих детей, их мать и Кристину, которая боялась, что меня могут убить во время расследования очередного преступления.

Пока я держал малышку, ко мне подошла ее сестра, которой было года три от роду.

– А у меня новая прическа, – гордо заявила она, поворачивая головенку.

– Правда? Очень красиво. А кто заплетал тебе косички?

– Мамочка.

Мы с Сэмпсоном покинули дом Чайлдз через час. В машине царило молчание и отчаяние, так же как и по дороге сюда. Через пару кварталов Джон притормозил возле ветхого винного погребка, заклеенного рекламой пива и содовой.

Сэмпсон глубоко вздохнул, закрыл ладонями лицо и заплакал. Никогда в жизни, за все годы, что мы были знакомы, я не видел его в таком состоянии. Даже когда мы были детьми. Я положил ему руку на плечо, но он даже не пошевелился. Потом Джон сказал мне нечто такое, чем прежде не делился.

– Я любил ее, Алекс. Но дал ей уйти. И никогда не говорил о своих чувствах. Мы обязаны взять этого сукиного сына.

Глава одиннадцатая

Я чувствовал, что снова нахожусь в самом начале очередной путаницы с убийством. Мне не хотелось этого, но я был не властен остановить страшный ход событий. Мне нужно было хоть что-то предпринять относительно моего неофициального расследования. Не мог я просто так оставаться в стороне и бездействовать.

Хотя я был приписан к седьмому участку, как старший следователь, все же моя связь с ФБР придавала мне особый статус и некоторую свободу. По крайней мере, я иногда имел возможность работать, избегая излишнего контроля со стороны начальства. Постоянно прокручивая в голове обстоятельства последнего убийства, я все же нашел некоторую связь с другими подобными преступлениями. Во-первых, при жертвах на месте убийства не находили никаких документов. Во-вторых, тела, как правило, оказывались в пустующих строениях, где их не так-то просто было обнаружить. И, наконец, полное отсутствие свидетелей происшедшего. Никто не видел и не слышал чего-нибудь особенного, что могло бы вывести меня на подозреваемого. Но в то же время вокруг места преступления все-таки находились и люди, и транспорт, что давало мне возможность предположить, что убийцей был чернокожий, раз он так искусно растворялся на общем фоне.

Около шести часов я наконец-то отправился домой. А ведь предполагалось, что у меня сегодня получится неплохой выходной! Но я был нужен в другом месте, хотя всегда стараюсь так сбалансировать требования моей работы и семьи, чтобы оставалось время и на службу, и на родных. Итак, я придал лицу уверенное выражение, улыбнулся и вошел в дом.

Дэмон, Джанель и Нана распевали на кухне песню «Присядь, не то раскачаешь лодку». Этот бодрый мотив сразу настроил меня на более оптимистический лад. Дети выглядели счастливыми. Вообще о невинности детства можно говорить много и долго…

Я услышал, как Нана сказала: «А как насчет еще одной песенки? Допустим, „Я могу рассказать всему миру“?» Все трое весело рассмеялись, и до моих ушей донесся один из самых красивых и мелодичных гимнов. Голос Дэмона мне сейчас показался особенно сильным, чего я раньше почему-то не замечал.

– Мне кажется, что я только что очутился прямо в рассказе Луизы Мэй Алкот, – улыбнулся я впервые за этот длинный день.

Можно считать это изысканным комплиментом, – сразу же отреагировала Бабуля Нана. Ей было уже под восемьдесят, а может и больше, но она никогда не говорила о своем возрасте и старалась не показывать его.

А кто такая Луиза Мэй Алкот? – спросила Дженни, (так ласково мы называем Джанель), скорчив кислую рожицу, будто ее заставили съесть половину лимона. Эта девочка – настоящий скептик, хотя она никогда не бывает циничной. Таким образом, можно сказать, что она унаследовала эти черты и от своего отца, и от бабушки.

– Узнай сама, поройся в книгах. И если найдешь, я дам тебе полдоллара за правильный ответ, – предложил я.

– Договорились, – усмехнулась Дженни. – Можешь заплатить прямо сейчас.

– И мне тоже? – подхватил Дэмон.

– Конечно. А ты узнай что-нибудь о Джейн Остин, – продолжил я игру. – Итак, что у вас тут происходило? Мне, признаться, очень понравилось ваше стройное пение. Просто хочется узнать, есть ли какой-нибудь особый повод для хорошего настроения?

– Мы готовили обед и решили потренировать голосовые связки, – буднично объяснила бабушка, но в глазах ее заискрился веселый огонек. – Вот ты, например, частенько наигрываешь на рояле джаз или блюзы, а мы любим петь хором, как настоящие ангелы. И никакого особенного повода нам для этого не требуется. Это полезно для души и является, я бы сказала, духовной пищей. Короче говоря, плохо от пения не бывает.

– Ну, тогда и не надо было останавливаться только из-за того, что пришел я… – но было уже поздно. Пение прекратилось. А жаль. Я чувствовал, что все это происходило неспроста. Итак, в моем доме, оказывается, появилась какая-то музыкальная тайна, которую мне предстояло разгадать.

– Мы еще будем заниматься боксом? – осторожно поинтересовался я, чувствуя себя сейчас ранимым. Мне бы очень не хотелось прерывать наши занятия, которые уже стали чем-то вроде семейного ритуала.

– Конечно, – нахмурился Дэмон, будто я задал глупейший вопрос.

– Конечно, – подхватила Дженни. – А с какой стати мы будем пропускать уроки? – фыркнула дочурка и легким движением руки отмела прочь мои сомнения. – А как поживает миссис Джонсон? – неожиданно спросил она. – Вы сегодня уже разговаривали?

– Мне все равно очень хочется узнать, почему же вы тут втроем пели? – ответил я ей вопросом на вопрос.

– У тебя есть ценная информация, – с серьезным видом заявила Джанель. – И у меня тоже. Предлагаю обмен. Годится?

Чуть позже я решил пригласить Кристину к себе домой. Наши отношения продолжали оставаться такими же, какими они были еще до того, как мне пришлось взяться за расследование дела мистера Смита. Мы немного поговорили с Кристиной, а потом я предложил ей встретиться в пятницу.

– С удовольствием, – тут же согласилась она. – Что мне надеть?

Я колебался.

– Мне нравятся все твои наряды, – признался я. – Но на этот раз выбери что-нибудь особенное.

Кристина не стала спрашивать, почему я попросил ее об этом.

Глава двенадцатая

Во вторник, после знаменитого обеда Бабули Наны с жареным цыпленком, вареным сладким картофелем и домашним хлебом, я забрал детей вниз, в подвал, где у нас проходили еженедельные занятия по боксу. Мы провели настоящие соревнования, и теперь, взглянув на часы, я обнаружил, что уже начало десятого.

И тут в дверь позвонили. Мне пришлось отложить в сторону восхитительную книгу под названием «Цвет воды» и подняться со своего любимого кресла, стоящего в общей семейной комнате.

– Сейчас открою, – крикнул я. – Скорее всего, это ко мне.

– Может быть, пришла Кристина? Вот будет сюрприз, – поддразнила меня Дженни и тут же стрелой вылетела на кухню. Оба моих ребенка души не чаяли в Кристине, и это даже несмотря на то, что она работала директором в их школе.

Но я-то знал точно, кого сейчас увижу на пороге. Я ожидал визита четырех детективов, служивших в первом участке и занимавшихся, как и я, расследованиями убийств. Это были мои хорошие друзья: Джером Терман, Рэйким Пауэлл, Шон Мур и Сэмпсон.

Трое полицейских стояли у двери, и мы вместе с кошкой Рози пропустили их в дом. Сэмпсон подъехал через пять минут, и мы решили устроить наше маленькое совещание на заднем дворе. То, что нам предстояло сделать, нельзя было назвать совсем уж нелегальным, но все же наши действия не вызвали бы одобрения у начальства.

Мы расселись в летних плетеных креслах, а я поставил перед друзьями угощение: пиво и низкокалорийные сухие крендельки, посыпанные солью, что сразу же вызвало кривую усмешку Джерома. Наш приятель весит, кажется, уже за двести семьдесят фунтов.

– Только и всего? Пивка да этих сухарей? Алекс, ты что, спятил? Похоже, ты завел роман с моей женой. Только Клодетта могла подсказать тебе, как можно испортить мне настроение!

– Да-да, ты не ошибся, громила. Эти сухарики принесены специально для тебя, то есть для твоего сердца, которому иногда тоже надо давать передышку, – пояснил я, и все дружно расхохотались. Мы любим подшучивать над Джеромом и его невероятными размерами.

Мы впятером проводили такие неформальные встречи вот уже две недели, начав работать над убийствами «Джейн Доу», как мы между собой называли эти таинственные преступления. Начальство не торопилось с расследованием, так как не желало признавать тот факт, что мы имеем дело с серийным убийцей. Правда, я попытался поначалу предпринять кое-что, но меня тут же остановил мой шеф Питтман. Он объяснил мне, что я до сих пор не нашел никаких общих закономерностей в этих убийствах, а кроме того, у него попросту не имелось в наличии лишних офицеров, которых он смог бы выделить мне в помощь в юго-восточном районе города.

– Надеюсь, все уже слышали о Нине Чайлдз? – поинтересовался Сэмпсон. Разумеется, печальная весть разнеслась достаточно быстро, а Джером лично осматривал место преступления.

– Хорошие люди частенько умирают молодыми, – сурово нахмурился Рэйким Пауэлл и только покачал головой. Это очень умный детектив, а что касается работы, то тут его можно назвать одним из самых упорных и крутых полицейских. Он готов пойти на все ради правды. – По крайней мере, так происходит на юго-востоке, – глаза его стали холодными, взгляд – непроницаемым.

Я рассказал товарищам все то, что было известно мне самому, подчеркнув тот факт, что при Нине не было обнаружено никаких документов. Пользуясь моментом, я поведал им и о других похожих убийствах, отмечая печальную и ошеломляющую статистику, над которой мне пришлось поработать в свободное время.

– Если бы эти данные относились, например, к Джорджтауну или району Капитолия, то люди бы просто взбесились. И обстановка бы накалилась до предела. Все это занимало бы первые страницы центральных газет. Да и шумиха коснулась бы самого президента. Деньги тут же посыпались бы из казны. А как же! Национальная трагедия! – разбушевался Джером. При этом он яростно размахивал своими ручищами, словно передавал кому-то сообщение семафором.

– Короче, мы тут и собрались для того, чтобы начать действовать, – как можно тише произнес я, чтобы успокоить товарища. – Что касается денег, то у нас их нет. И времени, кстати, тоже. Позвольте мне все-таки рассказать вам то, что я думаю о нашем убийце, – продолжал я. – Мне кажется, кое-что о нем мне уже доподлинно известно.

– Как же тебе удалось собрать такие сведения? – удивился Шон Мур. – Мне даже странно, что ты все время можешь думать об этих психованных ублюдках.

Я пожал плечами:

– У меня это неплохо получается. Я проанализировал все случаи убийств, хотя эта работа и заняла у меня несколько недель. И не было при этом больше никого, кроме меня самого и, как ты выразился, некоего психованного ублюдка.

– Да еще он собирает помет грызунов, – заговорщицки сообщил Сэмпсон. – Я сам видел, как он складывает в мешочек их дерьмо. Вот где кроется его секрет!

Я широко улыбнулся, а потом рассказал друзьям то, что считал необходимым:

– Мне кажется, что многие убийства были совершены одним и тем же мужчиной. Я не считаю его гениальным убийцей, какими были, например, Гэри Сонеджи или мистер Смит, но он, тем не менее, умен и пока что остается на свободе. Он организован и осторожен в разумных пределах. Не думаю, что у него есть криминальное прошлое. Скорее всего, в настоящее время он занимает какой-то вполне приличный пост. Может быть, у него имеется семья. Кстати, мои друзья в Куантико вполне согласны с таким психологическим портретом.

Совершенно очевидно, что сейчас он захвачен своей становящейся все более безумной фантазией. И фантазирует этот приятель по-крупному. Возможно, он находится на той стадии, когда приходит время превратиться в кого-то совершенно иного. Не исключено, что он подбирает для себя новую личность. Но с убийствами он еще не покончил. Такая версия сразу исключается.

И вот еще несколько догадок, основанных на научном подходе. Он ненавидит свое бывшее «я», хотя даже самые близкие ему люди до сих пор не осознали этого. Вероятно, он уже готов к тому, чтобы бросить и свою семью, и работу, и давних друзей. Когда-то у него были сильные убеждения: он верил в закон и порядок, религию, правительство. Но не сейчас. Убивает он по-разному. У него нет своего «коронного» номера, нет определенного почерка. Ему многое известно о том, как надо убивать. Он использует разнообразные методы и орудия убийства. Не исключено, что ему приходилось путешествовать за океан, скорее всего, он некоторое время жил в Азии. Я считаю, что он может оказаться чернокожим, потому что несколько преступлений были совершены на юго-востоке, но на него здесь никто не обратил внимания.

– Твою мать! – выругался Джером Терман. – А хорошие-то новости есть, Алекс?

– Есть одно предположение, да и то словно вилами на воде. Хотя мне кажется, что я не ошибаюсь. Думаю, что преступник склонен к самоубийству. По крайней мере, в психологический портрет это вписывается. Он живет в постоянной опасности, рискует и может, в конце концов, наложить на себя руки.

– «Как ласка в смертельном прыжке», – процитировал Сэмпсон знакомую с детства строку.

Вот с этого момента за преступником и закрепилось прозвище Ласка.

Глава тринадцатая

Каждый четверг с девяти вечера до часа ночи Джеффри Шефер ждал продолжения игры «Четыре всадника».

Фантастическая игра стала для него всем. С ним состязались еще три мировых мастера игры. Всадник на Белом коне – Завоеватель, Всадник на Рыжем – Война, Всадник на Черном – Голод. И он сам, Шефер, Всадник на Бледном Коне, олицетворяющий Смерть.

Жена Люси и дети знали, что если он заперся в библиотеке на втором этаже, то беспокоить его нельзя ни под каким предлогом. На стене красовалась коллекция ритуальных кинжалов, большая часть которых была приобретена в Гонконге и Таиланде. Весло, висевшее рядом, напоминало о том времени, когда Джеффри в составе команды своего колледжа выиграл приз «Главы реки». Шефер, если брался за игру, практически всегда побеждал.

В течение многих лет он связывался с другими тремя игроками по Интернету. Еще в те времена, когда сеть не распространилась на весь мир. «Завоеватель» входил в игру из Доркинга в Суррее, недалеко от Лондона. «Голод», видимо, путешествовал, так как связывался из Бангкока, Сиднея, Мельбурна и Манилы. «Война» действовал с Ямайки, где у него на побережье было обширное поместье. Игра во «Всадников» продолжалась уже семь лет.

Однако комбинации не повторялись, и с каждым годом игра становилась все более захватывающей и утонченной. Целью ее было создание наиболее интересных и фантастичных приключений. Насилие являлось неотъемлемой частью игры, причем это было не обязательно убийство. Шефер первым заявил, что его рассказы не являются вымыслом. Все, чем он делится с партнерами, происходит на самом деле. Вслед за ним и остальные игроки начали время от времени поступать так же. Правда, Шефер не мог с уверенностью утверждать, что они действительно претворяли свои фантазии в жизнь. Апофеозом считалось добиться такого эффекта, который еще больше бы раздразнил остальных игроков.

На этот раз Шефер включил свой портативный компьютер ровно в девять вечера. Партнеры поступили так же: редко кто-то из них запаздывал или вообще не выходил на связь. Если же такое случалось, они оставляли друг другу пространные послания в Интернете, нередко даже с фотографиями или рисунками своих предполагаемых жертв или любовников. Иногда встречались и любительские видеозаписи. Тогда партнеры должны были решать, являются ли эти кадры подлинными или это искусный розыгрыш.

Шефер даже не представлял себе, как можно пропустить хоть одну партию в этой замечательной игре. Кстати, сам игрок Смерть считался наиболее загадочным, могущественным и оригинальным среди партнеров. Он мог не участвовать в важных встречах на работе и игнорировать задания посольства, если они падали на вечера по четвергам. Он выходил на связь даже тогда, когда болел тяжелейшим воспалением легких, а как-то раз ему днем раньше делали двойную операцию в связи с грыжей.

«Четыре Всадника» считалась уникальной игрой еще и потому, что в ней не было главного, не существовало такого человека, который бы контролировал игроков или руководил действиями партнеров. Каждый из них был независим от других и обладал полной свободой, когда описывал и иллюстрировал свой рассказ. От него требовалось только соблюдать правила, то есть действовать в соответствии с выпавшей на костях суммой очков.

В сущности, каждый из Всадников сам по себе являлся главным в игре, не сравнимой ни с чем в мире фантазии. Игра становилась настолько жестокой и потрясающей, насколько могли развить свое воображение и умение ее участники.

Итак, Завоеватель, Голод и Война подали знак для начала передачи.

Шефер принялся печатать текст:

Победа опять досталась Смерти, на этот раз снова в Вашингтоне. Позвольте поделиться подробностями, а затем я выслушаю славные истории, созданные могущественным вымыслом Завоевателя, Голода и Войны. Я живу только этим, как, впрочем, и все вы. В эти выходные я снова отправился в город на своем фантастическом такси, на «Машине кошмарного сна»…

Теперь слушайте. У меня был прекрасный выбор, попадались восхитительные жертвы, но я отвергал их как недостойные моего внимания. Но затем я отыскал свою королеву, и она напомнила мне о старых добрых временах в Бангкоке и Маниле. Как можно забыть жажду крови, которую испытываешь, наблюдая за боксерами на ринге?

У меня тоже состоялось нечто вроде боксерского поединка, джентльмены. Я забил ее до смерти руками и ногами. Прилагаю свой иллюстративный материал.

Глава четырнадцатая

Что-то замышлялось вокруг меня, и мне это совсем не нравилось. На следующее утро около половины восьмого я подъехал к полицейскому участку. Меня вызвал сам шеф, значит, беседа предстояла серьезная. К тому же, ночью до двух часов я трудился над разгадкой убийства Нины Чайлдз.

Меня посетило нехорошее предчувствие, будто день не заладится. Я ощущал внутреннее беспокойство и напряжение, чего обычно себе не позволял. И этот утренний вызов в участок не сулил мне ничего приятного.

Я нахмурился и повертел головой, пытаясь расслабить мышцы шеи. Перед тем как, наконец, распахнуть такую знакомую тяжелую дверь красного дерева, я стиснул зубы и приготовился к самому худшему. Шеф детективов Джордж Питтман с нетерпением ожидал моего появления в своем офисе, состоящем из трех смежных комнат, куда входил и конференц-зал.

Джеф, как его привыкли называть многочисленные «поклонники» шефа, сегодня вырядился в серый костюм свободного покроя, перекрахмаленную белую рубашку и серебристый галстук. Его сероватые волосы с белоснежными прядями были зализаны назад. Он походил на самого настоящего банкира, каким, в некотором смысле, и являлся. Питтман не уставал повторять, что работает с вполне установленным бюджетом, поэтому всегда заботится о стоимости человеческого фактора, учитывая переработку сотрудников, и следит за зарплатой каждого в зависимости от количества раскрытых детективами дел. Скорее всего, из него получился бы неплохой управляющий делами. Наверное, именно поэтому комиссар полиции предпочитал закрывать глаза на то, что наш начальник – задира, изувер, расист и ярый карьерист.

На стене за спиной шефа висели впечатляющие карты с воткнутыми в них булавками и разноцветными флажками. Первая наглядно демонстрировала количество насилия, убийств и разбойных нападений в Вашингтоне за два последних месяца. По второй можно было проследить динамику коммерческих и квартирных краж. Третья отражала угоны автомобилей. Судя по этим картам, да и по сводкам в центральной столичной газете, можно было смело делать вывод о том, что преступность снижается во всех районах Вашингтона, кроме того, где живу я.

– Вы знаете, почему вы здесь? Почему я хотел срочно увидеть вас? – сразу же задал вопрос Питтман. Он не привык начинать беседу с приветствий или справляться о здоровье. От Джефа доброго слова не услышишь. – Конечно же. Вам все известно, доктор Кросс. Вы же психолог. А потому обязаны знать, как функционирует человеческий мозг. Но я почему-то постоянно забываю о ваших способностях.

«Спокойней. Держи себя в руках», – уверенно приказал я себе. И сделал то, чего меньше всего сейчас ожидал от меня Питтман – добродушно улыбнулся, а затем добавил тихим, мягким голосом:

– Представьте, я не могу себе даже предположить. Мне позвонили от вас, вот я и приехал…

Питтман улыбнулся в ответ так, словно я только что поделился с ним свежим анекдотом. Но уже через секунду он повысил голос, и его шея и лицо побагровели. При этом ноздри шефа раздувались так яростно, что стали видны колючие щетинки внутри них.

Он сжал пальцы в кулак, оставляя другую ладонь раскрытой. Я успел заметить, что пальцы его были напряжены и вытянуты в струну, напоминая карандаши, торчащие из кожаного стаканчика на столе начальника отдела.

– Вы никого не обманете Кросс. Уж, во всяком случае, не меня. Мне прекрасно известно, мать вашу, что вы занимаетесь расследованиями так называемых убийств «Джейн Доу», на что вас никто не уполномочивал. Вы делаете это вопреки моим строгим указаниям и приказам. Некоторые из упомянутых мною дел были закрыты год назад. Я не оставлю все это просто так! Я не собираюсь мириться с вашим неповиновением и снисходительным отношением ко мне. Я прекрасно понимаю, к чему вы ведете. Вы намереваетесь смутить весь отдел, в особенности – меня самого. Этим самым вы демонстрируете, что заискиваете перед мэром и пытаетесь открыто подлизаться к нему. Вы стараетесь выглядеть этаким героем юго-восточного района!

Мне был ненавистен и сам Питтман, и каждое его слово, но я уже давным-давно научился кое-чему, и сейчас это было самым главным. Я прекрасно разбирался в политике внутри нашего отдела. Впрочем, все это достаточно просто, хотя и является настоящим ключом для входа в любое королевство. Знание само по себе – огромная сила. И если вы не имеете его, притворитесь, что владеете им, и побольше помалкивайте.

Поэтому я не стал ничего отвечать Питтману. Я не стал противоречить и что-то доказывать. Я просто молчал. Я и Махатма Ганди.

Пусть Питтман подумает, что я действительно все еще расследую старые преступления, совершенные на юго-востоке, хотя ничего подобного вслух я не произносил. И пускай он решит, что у меня налаживаются отличные отношения с мэром Монро и Бог знает с какими еще влиятельными людьми с Капитолийского Холма. Пусть Питтман считает, что я задумал занять его место или, да простит меня Господь, имею еще большие амбиции.

– Я работаю только над теми убийствами, которые поручены мне. Можете проверить у капитана. И стараюсь раскрыть как можно больше преступлений.

Питтман кивнул. Это было чуть заметное движение головы. Его лицо и шея все еще оставались пунцовыми.

– Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы по возможности быстрее закрыли и это дело. На Эм-стрит вчера вечером был ограблен и застрелен один турист, – пробурчал Питтман. – Это уважаемый немецкий врач из Мюнхена. И сегодня об этом растрезвонили в утренней газете. Я уже не говорю о немецкой и международной прессе. Поэтому я хочу, чтобы вы немедленно занялись этим убийством и, по возможности, быстрее раскрыли именно его.

– Скажите, а этот врач, он белый? – поинтересовался я, стараясь держаться спокойней.

– Я уже объяснил, что он немец.

– Но у меня пока что остается несколько убийств на юго-востоке, – напомнил я Питтману. – В эти выходные была убита медсестра.

Но шеф не пожелал даже слушать об этом. Он только покачал головой. И опять это выразилось в едва заметном движении:

– А вот теперь у вас появилось очень серьезное дело. Убийство совершено в Джорджтауне. Раскройте его, Кросс. И пока что не переключайтесь ни на какие другие дела. Это приказ… от Джефа.

Глава пятнадцатая

Как только Кросс вышел из кабинета Питтмана, там оказалась старший детектив по расследованию убийств Пэтси Хэмптон, выскользнувшая из соседнего конференц-зала через смежную дверь. Незадолго до этого, следуя инструкциям шефа, она внимательно подслушивала все происходящее в кабинете, оценивая ситуацию с точки зрения простого полицейского, чтобы потом выдать свое заключение и, может быть, что-то посоветовать начальнику.

Хэмптон вовсе не нравилось подобное задание, но таков был приказ Питтмана. Сейчас он был настолько напряжен и раскален, что если бы кто-нибудь задумал сунуть ему в задницу кусок угля, то уже через пару недель получил бы взамен самый настоящий алмаз. Питтман продолжал быть злобным, мстительным и мелочным типом.

– Ну, теперь ты поняла, с кем мне приходится иметь дело? Кросс прекрасно знает, как вести себя со мной. Поначалу он легко выходил из себя. Теперь он просто игнорирует мои слова.

– Я все слышала, – кивнула Хэмптон. – Да, он достаточно хитер. – Сейчас Пэтси была готова согласиться со всем, что скажет Питтман.

Хэмптон была симпатичной блондинкой с короткой стрижкой и самыми яркими голубыми глазами по эту сторону океана, вдали от родного Стокгольма. Ей недавно исполнился тридцать один год, но она успела сделать отличную карьеру в отделе и продолжала стремительно взбираться вверх по служебной лестнице. В двадцать шесть лет она уже была самым молодым детективом по расследованию убийств в Вашингтоне. Хотя впереди оставались еще более заманчивые цели.

– Вы не слишком хорошо играете. Ведь вы уже почти добрались до него, и мне это известно, – сообщила Пэтси Питтману то, что он хотел услышать. – И он успел это усвоить.

– Ты уверена в том, что он встречается с другими следователями? – нахмурился Питтман.

– Да. Трижды. По крайней мере, это все, что я смогла разузнать. Каждый раз встречи происходили на заднем дворе дома Кросса. Но мне кажется, что они собирались и еще где-то. Я услышала об этом от одного из приятелей Термана.

– Надеюсь, такие встречи происходят не в рабочее время?

– Насколько мне известно, нет. Эти заговорщики очень осторожны и встречаются только после службы. Питтман с сожалением покачал головой.

– Все очень плохо, – вздохнул он. – Значит, будет еще труднее доказать, что они замышляют что-то.

– Из того, что мне удалось выведать, они считают, что в отделе умышленно не выделяются имеющиеся ресурсы для раскрытия убийств на юго-востоке и северо-востоке. В большинстве случаев жертвами становились чернокожие женщины и латиноамериканки.

Питтман стиснул зубы и отвернулся от Хэмптон.

– То, чем Кросс собрался заняться – настоящее дерьмо, – сердито заворчал шеф детективов. – У него на уме одна только политика. Сколько, по его мнению, мы должны отпускать средств на этих проституток и наркоманок, которыми кишит юго-восток? Тут, по-моему, все ясно: одни преступники убивают других. И так всегда было в бедных районах, где живут, в основном, одни цветные.

Хэмптон поспешно кивнула. Поначалу ей показалось, что она потеряла нить разговора из-за того, что начала говорить правду. Сейчас Пэтси немного успокоилась:

– Они считают, что, по крайней мере, некоторые из жертв были вполне порядочными женщинами. Например, та медсестра, которую убили в выходные. Она была знакома и с Кроссом, и с детективом Джоном Сэмпсоном. Кросс полагает, что сейчас на юго-востоке действует серийный убийца, которого мы обязаны остановить.

– Что? Серийный убийца, забравшийся в гетто? Не смеши меня. Такого еще не бывало. Да эти маньяки – вообще большая редкость. Зачем бы ему понадобилось забираться так далеко? Наверное, Кроссу просто очень хочется, чтобы все поверили в его теорию. Вот и вся разгадка.

– Но они могут возразить, что мы никогда особенно и не старались поймать этого преступника.

Неожиданно Питтман яростно впился маленькими глазками в лицо Пэтси:

– И ты поверила в эту чушь?!

– Нет, сэр. Мое мнение тут не имеет никакого значения. Кому как не мне известно, что в отделе просто нет таких средств. Как, впрочем, и для других районов, исключая разве что Капитолийский Холм. А вот это уже самая настоящая политика, как ни печально.

Питтман добродушно улыбнулся. Он прекрасно понимал, что Пэтси изо всех сил старается подыграть ему, но продолжал восхищаться этой женщиной. Ему было приятно даже просто находиться в одной комнате с Хэмптон. Этакая куколка, умница, молодчина…

– Так что тебе известно о Кроссе, Пэтси?

Она сразу же почувствовала, что Питтман дал достаточный выход своей злости и теперь стал абсолютно безопасен. Сейчас ему хотелось перевести разговор в неофициальное русло. Пэтси сознавала, что нравится шефу, хотя он был чересчур скованным мужчиной и ни за что бы не осмелился следовать своим желаниям. И слава Богу!

– Я знаю, что Кросс работает в полиции вот уже восемь лет. В настоящее время он также осуществляет связь между нашим отделом и ФБР, работает над программой задержания особо опасных преступников. Он психолог с отличной репутацией, имеет степень доктора психологии. Учился в институте Джона Хопкинса. До работы в полиции занимался частной практикой в течение трех лет. Вдовец, имеет двоих детей, любит играть блюзы на рояле в собственном доме… Этого, надеюсь, достаточно? По-моему, я постаралась на славу. Ну, вы меня знаете, – закончила Хэмптон и улыбнулась.

Питтман ответил ей такой же теплой улыбкой. У него были мелкие редкие зубы, и, глядя на них, Пэтси всегда вспоминала беженцев из Восточной Европы и, в частности, русских бандитов.

Тем не менее, на лице Хэмптон светилась только улыбка удовольствия. Пэтси понимала, что шефу нравилось, когда она подыгрывала ему и всячески выражала свое почтение и уважение.

– Что-нибудь еще, что заслуживало бы внимания? – поинтересовался шеф.

«Какой же ты тупой и никчемный урод», – хотелось сказать Пэтси. Но она только отрицательно покачала головой:

– Он очарователен и имеет хорошие связи в политических кругах. Я понимаю вашу тревогу относительно этого человека.

– Так ты находишь Кросса очаровательным?

– Да, и очень хитрым. Это точно. Говорят, что он похож на молодого Мохаммеда Али. Мне кажется, что ему нравится такое сравнение, и он нередко прибегает к действиям, используя выражение самого Али: «Летать как бабочка, но жалить как пчела», – она рассмеялась, и Питтман присоединился к ее веселому смеху.

– Мы прищучим Кросса, – наконец подытожил Питтман рассказ своей сотрудницы. – Он вылетит отсюда, как миленький, и снова займется частной практикой. Подожди еще немного. Но ты должна будешь мне помочь. Ты прекрасно справляешься с любыми заданиями и хорошо видишь перспективу. Вот почему ты мне так нравишься.

Пэтси снова улыбнулась:

– Я и сама себе за это нравлюсь, сэр.

Глава шестнадцатая

Посольство Великобритании представляет собой довольно простое архитектурное сооружение, расположенное по адресу: Массачусетс-авеню, 3100. Это здание находится рядом с обсерваторией – домом вице-президента, а также резиденцией самого президента, красивым старинным особняком с высокими белыми колоннами. Само посольство располагается в бывшем здании государственного архива.

Джеффри Шефер сидел за своим столом из красного дерева и уныло смотрел на Массачусетс-авеню. В настоящее время штат посольства составлял 415 человек, но Шефер решил сократить это число до 414. Сюда входили специалисты по обороне, внешней политике, торговле, общественным связям, различные мелкие служащие и секретари.

Хотя США и Великобритания договорились между собой не проводить разведывательную работу друг против друга, тем не менее Шефер был самым настоящим шпионом. Он был одним из одиннадцати человек, служивших в Секретной Службе, известной ранее, как МИ 6, и работающих теперь в Америке. Кроме столицы, эти агенты были разбросаны по консульствам в разных городах: в Атланте, Бостоне, Чикаго, Хьюстоне, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Сан-Франциско.

Сегодня Шефер заметно нервничал: он часто вставал из-за стола и принимался расхаживать по кабинету, меряя шагами ковер, прикрывавший старые скрипучие половицы. Джеффри названивал людям, которые не ожидали от него звонка, пытался заняться хоть чем-нибудь, думая о том, насколько он ненавидит свою работу и окружающие его жизнь мелочи.

Сегодня ему нужно было заняться составлением глупейшего коммюнике, посвященного абсурдной приверженности правительства соблюдению прав человека. Министр иностранных дел довольно напыщенно заявил, что Великобритания намерена продолжать осуждение режимов, которые нарушают права человека, а также поддерживать международные организации, которые пытаются хоть как-то бороться с этими явлениями, и так далее и тому подобное. До тошноты.

Шефер безнадежно проглядел список имевшихся у него компьютерных игр, которые раньше могли бы привлечь его внимание: «Механический командир», «Иная реальность», «Футбол», но сейчас ему показалось, что ни одна из них его не успокоит. Как и любое другое занятие.

Шефер начинал ломаться, и это чувство было знакомо ему до боли. Мне становится все хуже и хуже. И покончить с этим можно единственным способом: сыграть в «Четыре Всадника».

Мало того, сейчас, как назло, начал моросить противнейший дождь, и все небо затянуло серыми тучами. Столица и ее пригороды стали действовать на Джеффри угнетающе и только усугубили его депрессию. Господи, в каком же отвратительном настроении пребывал сейчас Шефер!

Он продолжал пялиться на Массачусетс-авеню, разглядывая мокрые деревья в соседнем парке, получившем имя художника-пацифиста – чтоб его! – Кахлила Джибрана. Шефер попробовал помечтать, рисуя перед мысленным взором картины одна другой слаще: в своих грезах он, как правило, насиловал женщин, работавших в посольстве.

Он позвонил Бу Кэссиди, своему врачу-психиатру, в домашний кабинет. Но к ней как раз пришел пациент, и она не могла долго разговаривать по телефону. Они договорились встретиться вечером, после работы. Шефер был не прочь быстро перепихнуться с Бу у нее дома и выпить что-нибудь для настроения. А потом можно было бы отправиться к себе, чтобы лицезреть и ненавистную Люси, и весь омерзительный сопливый выводок.

Сегодня вечером он не осмеливался снова стать одним из Всадников. Прошло слишком мало времени со дня смерти той медсестры. Но только одному Господу было известно, как ему этого хотелось! Ему почти виделось, как он совершает немыслимое убийство прямо здесь, в посольстве.

Правда, сегодня ему предстояло одно миленькое дельце, и он специально отложил его на три часа дня. Он уже посоветовался с игральными костями, чтобы принять правильное решение, снова почувствовав себя Всадником.

Незадолго до начала обеденного перерыва Джеффри позвонил Саре Миддлтон и, объяснив, что ему необходимо поговорить с ней, назначил девушке встречу у себя в кабинете в три часа.

Голос Сары по телефону прозвучал достаточно напряженно. Она сказала, что могла бы зайти к Шеферу и пораньше.

– Выходит, у тебя совсем нет работы? – поинтересовался Джеффри, после чего девушка поспешно пообещала ровно в три быть у него в кабинете.

Секретарь Джеффри, грубая и вульгарная девица по имени Бетти, работавшая раньше в Белгравии, в три часа позвонила своему шефу. Ну что ж, по крайней мере, он сумел приучить ее к пунктуальности.

Шефер выждал, пока звонок прозвучит еще раз, и только тогда снял трубку, притворяясь, будто девица отвлекла его от какой-то чрезвычайно важной работы, от которой зависела безопасность отечества.

– В чем дело, мисс Томас? Я сейчас очень занят, мне необходимо срочно подготовить коммюнике для министра.

– Простите, что потревожила вас, мистер Шефер, но к вам пришла мисс Миддлтон. Как я поняла, вы сами назначили ей встречу на три часа.

– Гм-м… Неужели? Ах, да, вы правы. Попросите Сару немного подождать. Через пару минут я сам перезвоню вам.

Шефер плотоядно улыбнулся и взял со стола экземпляр информационного бюллетеня «Красный плащ», выпускаемого посольством. Он прекрасно помнил, как бесилась Бетти, когда он называл мисс Миддлтон по имени.

Теперь его захватили дикие фантазии относительно Сары. Ему захотелось основательно заняться этой пташкой еще в тот момент, когда он принимал ее на работу, но Джеффри Шефер был весьма осторожен в отношениях с сотрудниками. Господи, как он ненавидел эту сучку! Теперь он отомстит ей за все.

Некоторое время Джеффри наблюдал за тем, как дождь неустанно продолжает стегать машины, лениво движущиеся по Массачусетс-авеню. Через десять минут Шефер решительно поднял телефонную трубку. Больше ждать он не мог.

– Впустите Сару. Я приму ее.

Он чуть коснулся игральных костей. Да, это будет замечательно. Настоящий ужас в кабинете.

Глава семнадцатая

Миловидная Сара Миддлтон вошла в кабинет и попыталась придать лицу приветливое выражение, выдавив почти искреннюю улыбку. Шефер казался ей удавом, гипнотизирующим кролика.

У Сары были курчавые рыжие волосы и симпатичное лицо, но выделяла ее потрясающая фигура. Сегодня она нарядилась в костюм с короткой юбкой, красную шелковую блузку с большим вырезом и черные чулки. По ее виду Шефер сразу же догадался, что сегодня вечером Сара задумала отправиться в город на поиски мужа.

Он почувствовал, как забилось его сердце в предвкушении настоящего удовольствия. Он сразу же возбудился от вида этой девушки. Впрочем, такое происходило при каждой их встрече. Ему захотелось взять ее прямо сейчас, и теперь он восхищался даже самим выражением «взять». Сара не выглядела неуверенной и нервной, как это было совсем недавно, что означало, конечно, то, что сейчас девушка чувствовала себя ужасно, но пыталась не показывать этого. Шефер напрягся и попробовал отгадать, о чем сейчас думает Миддлтон. И это его еще больше развеселило, хотя он был вынужден признаться, что не хотел бы оказаться сейчас на месте этой девушки.

– Нам очень не хватало дождя в последние дни, – заметила Сара и съежилась в раболепном страхе даже еще до того, как закончила фразу.

– Прошу тебя, присаживайся, – пригласил Шефер, стараясь, чтобы голос его прозвучал официально. – Что касается меня, то я ненавижу дожди. Наверное, именно из-за них я так и не смог навсегда осесть в Лондоне.

Он сложил ладони «домиком» и театрально громко вздохнул. Сейчас он подумал о том, что, может быть, Сара обратила внимание на его изящные пальцы и, скорее всего, подумала, что длинные у него не только они. Он был уверен в своем предположении, потому что именно так рассуждали все люди, хотя Сара, конечно, ни за что бы не призналась в этом.

Мисс Миддлтон прокашлялась и покорно положила ладони на колени. Костяшки пальцев у нее побелели. Господи, как же теперь Шефер наслаждался ее неуверенностью и страхом! Казалось, она была готова чуть ли не выпрыгнуть из кожи. А как насчет того, чтобы избавиться от этой ненужной кофточки и юбки?

Джеффри медленно разогнул пальцы правой руки, наслаждаясь своей ролью повелителя:

– Сара, мне кажется, что я вынужден сообщить тебе очень неприятную новость. Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать.

Несчастная девушка подалась вперед. Да, фигура у нее была, что называется, точеная. Шефер почувствовал, как напрягается его мужская плоть.

– Что же это, мистер Шефер? Что вы имеете в виду? Вам кажется, что вы сейчас сообщите мне неприятную новость или это произойдет на самом деле?

– Мы вынуждены отказаться от твоих услуг. Вернее, я вынужден сделать это. Видишь ли, нам урезали бюджет… Я понимаю, что такое решение кажется тебе удивительно несправедливым и неожиданным. Особенно если учесть, что тебе пришлось проехать половину земного шара из Австралии, чтобы получить эту работу, и ты уже живешь в Вашингтоне целых полгода. Но, к сожалению, неприятности происходят неожиданно.

Он ясно видел, как отчаянно Сара борется с подступившими к глазам слезами. Губы ее задрожали. Она, конечно, даже и предположить не могла, что подобное может произойти. Сара считала себя достаточно умной и исполнительной девушкой, но теперь ей никак не удавалось совладать с собой.

Великолепно! Ему, наконец-то, удалось сломить ее. Жаль, что у него не было под рукой видеокамеры, чтобы навсегда запечатлеть такую замечательную сцену! Тогда бы он смог потом тысячи раз просматривать этот приятный эпизод.

Шефер видел, что девушка потеряла самообладание, и теперь с удовольствием наблюдал за ней. Он просто млел, наблюдая, как капли слез собираются в уголках глаз, а потом медленно стекают по щекам, портя с таким усердием наложенный макияж.

Он полностью ощущал свою силу, и от этого становилось еще приятнее. Правда, это была мелочная и незначительная игра, но ему нравилось наносить душевные раны, какими бы незначительными они ни казались.

– Бедняжка! – забормотал он. – Бедная моя Сара… А потом Шефер совершил самое страшное и жестокое. И одновременно достаточно опасное. Он встал из-за стола и подошел к девушке, чтобы хоть немного утешить ее. Он встал за ее спиной и прижался к вздымающимся от плача плечам. Он понимал, как сейчас отвратительно чувствует себя Сара, как ненавидит это прикосновение, но только сильнее возбуждался.

Мисс Миддлтон напряглась и отшатнулась от Шефера, словно тот был объят пламенем.

– Негодяй! – прошипела она, стиснув зубы. – Засранец! Сара выбежала из кабинета, вся в слезах, неуклюже пошатываясь, как это получается у девушек, которые носят высокие каблуки. И Шеферу это тоже понравилось. Он часто испытывал такое садистское наслаждение не только от того, что просто обидел девушку, а еще и задел ее самые чистые чувства. Ее образ теперь запомнится ему надолго, и он не раз станет прокручивать в мозгу такие милые его сердцу воспоминания. Да, он самый настоящий негодяй и засранец. С этим нельзя было не согласиться.

Глава восемнадцатая

Кошка Рози, застывшая на подоконнике, как фарфоровая статуэтка, наблюдала за тем, как я одеваюсь для свидания с Кристиной. Я немного завидовал простой кошачьей жизни: кушай мышек и ни о чем не беспокойся!

Наконец, я спустился на первый этаж. Сегодня я взял выходной на вечер и ночь, но, тем не менее, чувствовал себя более взведенным, чем на дежурстве. В этот вечер я буквально не мог найти себе места. Нана и дети понимали, что со мной творится что-то не совсем обычное, но что именно, уяснить не могли, и это сводило с ума всех трех моих верных телохранителей.

– Папочка, скажи мне, пожалуйста, что происходит? – умоляла Дженни, сложив руки, как перед молитвой.

– Пока что это тайна. Я уже сказал тебе «нет». И даже если ты встанешь на свои костлявые коленки, я все равно повторю «нет», – решительно произнес я и улыбнулся. – У меня сегодня важное свидание. Вот и все. А остальное тебе знать не положено, моя юная леди.

– А, свидание с Кристиной? – не отступала Джанель. – Ну, хотя бы это ты можешь мне сказать?

– А вот это – мое личное дело, – не сдавался я, завязывая галстук перед зеркалом возле лестницы. – И тебе этого из меня не выудить, моя любопытнейшая подружка!

– Но ты надел сегодня свой дорогой синий костюм, самые праздничные ботинки и любимый галстук. Ты сразу стал таким модным!

– Скажи лучше, хорошо ли я выгляжу? – повернулся я к дочери, которая сейчас одновременно выполняла роль и критика, и модельера. – Я имею в виду, для свидания.

– Ты выглядишь великолепно, папочка, – девочка засветилась, и я знал: ей можно верить. Глаза Дженни походили на два сверкающих зеркальца, в которых отражалась чистая правда. – И ты сам об этом знаешь. Ты красив, как грех.

– Ну уж! – я рассмеялся. Красив, как грех. Это она подцепила у Наны, не иначе.

Дэмон тут же воспользовался моментом, чтобы посмеяться над сестрой:

– Ты выглядишь великолепно, папочка, – передразнил он Дженни. – И что ты вечно суешь нос не в свои дела? Что тебе надо от папы?

– А как на твой вкус? – повернулся я к сыну.

Он закатил глаза к потолку и вздохнул, будто имел дело с полным кретином:

– Да хорошо ты выглядишь. Только к чему ты так вырядился? Мне-то уж можно сказать. Как мужчина мужчине. Что, у тебя действительно ожидается серьезное дело?

– Да ответь ты, пожалуйста, своим бедным детям! – не выдержала Бабуля.

Я взглянул в ее сторону и широко улыбнулся.

– Только не надо добавлять прилагательное «бедные». Итак, я уезжаю, – торжественно провозгласил я. – Дома буду еще до восхода. Ха-ха! – я попытался изобразить чудовище, и тут уже все трое закатили глаза и завздыхали.

Было почти восемь вечера, и когда я вышел на улицу, к крыльцу подкатил длиннющий черный «линкольн». Машина подъехала в назначенное время, и я не хотел опаздывать.

– Лимузин? – выдохнула Дженни и замерла у порога. – Ты поедешь к ней на лимузине?!

– Алекс Кросс! – Нана попыталась сделать все, чтобы ее голос прозвучал серьезно. – Что же здесь происходит?

Я не просто сбежал со ступенек, я подпрыгивал и пританцовывал на ходу, потом забрался в машину, захлопнул дверцу и велел водителю ехать вперед. Когда автомобиль мягко тронулся, у меня оставалось ровно столько времени, чтобы помахать моим домашним из окошка и торжествующе показать им язык.

Глава девятнадцатая

Последнее, что я увидел перед путешествием на роскошном лимузине – трое моих любимых хулиганов с высунутыми языками. Таков был их ответ мне. Итак, я направлялся в округ Принс-Джордж, по дороге размышляя о том, как же нам все-таки бывает хорошо вместе. Сейчас я ехал туда, где когда-то, в безумные дни расследования дела Джека и Джилл, мне пришлось столкнуться с двенадцатилетним убийцей. Но, кроме того, именно здесь жила Кристина.

На сегодняшний вечер лозунг и молитва одновременно уже звучали в моей голове: сердце руководит головой. Мне нужно было убедиться в том, что это действительно так.

– Ты нанял лимузин?! – удивленно воскликнула Кристина, когда я забирал ее возле дома в Митчелвилле.

Она выглядела еще более потрясающе, чем всегда, и это тоже имело для меня огромное значение. Сегодня на Кристине было длинное черное облегающее платье, черные шелковые туфли-лодочки с изящными ремешками, а через руку она небрежно перебросила парчовый жакет. На каблуках Кристина казалась очень высокой. Господи, как же я любил эту женщину и все то, что было связано с ней!

Мы подошли к машине и удобно расположились на мягком сиденье.

– Но ты мне еще не сказал, куда мы отправляемся, Алекс. Я знаю только, что это будет удивительное и особое место.

– Неужели? Зато я успел сообщить о нем водителю, – я осторожно постучал по перегородке, и автомобиль плавно отправился прямо в летнюю ночь. Алекс, овеянный тайной…

Всю дорогу до Вашингтона я держал ладони Кристины в своих руках. Ее лицо было немного повернуто в мою сторону, и я целовал его бесконечное число раз в этой уютной темноте. Мне нравилось ощущать ее сладкие губы, ее гладкую и мягкую кожу. Сегодня Кристина выбрала совсем новые, незнакомые духи, и их запах сразу пришелся мне по вкусу. Я целовал маленькую ложбинку на ее шее, ее глаза и волосы. Мне показалось, что если бы мне предложили делать это всю ночь, я был бы полностью счастливым человеком.

– Какая немыслимо романтическая ночь! – наконец выговорила она. – Сегодня происходит что-то невероятное. Да и ты сам какой-то особенный и немного другой… милый.

Мы продолжали обниматься, а потом даже о чем-то разговаривали, только я уже не помню, о чем именно. Мне запомнилось только, как ее грудь вздымалась и опускалась, когда Кристина прижималась к моему телу. Я даже удивился, что мы так быстро доехали до перекрестка Массачусетс и Висконсин-авеню. В скором времени нас ожидал приятный сюрприз.

Кристина больше не задавала вопросов. По крайней мере, до того момента, когда машина остановилась перед национальным собором Вашингтона, и водитель распахнул перед нами дверцу лимузина.

– Национальный собор? – только и смогла произнести моя возлюбленная. – Мы пойдем внутрь?

Я кивнул и поднял глаза на шедевр готической архитектуры, которым я восхищался еще в те времена, когда был маленьким мальчиком.

Собор возвышается над пятьюдесятью акрами лесов и лугов и расположен на самом высоком месте столицы, поэтому он кажется даже выше, чем монумент Вашингтону. Если память мне не изменяет, это вторая по величине церковь во всей Америке и, как мне кажется, самая красивая.

Я шел впереди, а Кристина послушно следовала за мной. Я вел ее, чуть касаясь пальцами ее ладони. Внутрь мы вошли с северо-западного угла нефа, который протянулся к Центральному алтарю почти на двести метров.

Все сегодня казалось очень простым, красивым и каким-то особенным. Мы проследовали под удивительным Космическим окном к огороженному месту в середине нефа. Куда бы я ни кинул взгляд, повсюду сверкали цветные стекла бесценных витражей, которых насчитывалось более двухсот.

Свет внутри был приглушенным, и душу наполняло блаженство. Стены переливались калейдоскопом цветов: красных, теплых желтых и прохладных небесно-голубых.

– Прекрасно, правда? – прошептал я. – Здесь все кажется таким грандиозным, что время как будто отступает. Вот о таких вещах, наверное, и писал в свое время Генри Адаме.

– Алекс, по-моему, это самое чудесное место во всем Вашингтоне. Космическое окно, Детская часовня… Мне всегда нравилось находиться здесь. Неужели я раньше никогда не говорила тебе об этом? – удивилась Кристина.

– Ну, может быть, – согласился я и тут же поправил сам себя. – А возможно, я догадался об этом и сам.

Мы двинулись вперед, пока не достигли Детской часовни. Это место в храме маленькое, но удивительно трогательное и интимное. Его украшали витражи на библейские сюжеты, изображавшие историю детства Самуила и Давида.

Я посмотрел на Кристину, и мое сердце застучало так, что мне показалось, что она его услышала. В мерцании свечей ее глаза лучились, словно драгоценные камни. Черное платье мягко переливалось и будто струилось по ее стройной фигуре. Я опустился на одно колено и заглянул Кристине в глаза. – Я полюбил тебя в тот самый момент, когда впервые увидел в школе Соджорнер Трут, – прошептал я так тихо, чтобы кроме нее меня никто больше не услышал. – Но только в тот момент, когда я тебя увидел, я еще не знал, насколько прекрасная у тебя душа, насколько ты мудра и добра. Я даже не подозревал о том, что сам способен на такие чувства. Я принадлежу тебе целиком и полностью. Я сделаю ради тебя все, что только ты скажешь. Каждый миг с тобой делает меня счастливым.

Я остановился, чтобы немного передохнуть. Кристина не отвела взгляда, а продолжала смотреть мне в глаза.

– Я очень люблю тебя и буду любить всегда. Ты будешь моей женой, Кристина?

В ее глазах сейчас я увидел море любви и тепла, а еще той простоты и скромности, которые являются самой сутью Кристины. Мне показалось, что она даже не может себе представить всю глубину моего чувства.

– Да. О Алекс! Мне не стоило тянуть до сегодняшнего вечера. Зато сегодня все так замечательно и особенно, что я не жалею, что дождалась этого момента. Да, я буду твоей женой.

Я достал старинное обручальное кольцо и осторожно надел его на палец Кристины. Это кольцо принадлежало моей матери, и я хранил его с девяти лет, с того самого дня, когда она умерла. Точную его историю я не знал, но оно принадлежало семейству Кросс вот уже четыре поколения и являлось моим единственным наследством.

Мы обменялись поцелуем в трогательной обстановке Детской часовни Национального собора, и наступил самый знаменательный миг моей жизни, который я не забуду никогда.

Да, я буду твоей женой.

Глава двадцатая

Прошло уже десять дней с момента последнего фантастического убийства. Теперь Шефером овладело совсем иное настроение, и он позволил этому потоку увлечь себя.

Он парил в высоте подобно воздушному змею, ощущая себя энергичным, маниакальным и биполярным, как характеризуют такое состояние врачи. Шефер по-прежнему принимал успокоительные таблетки, но они еще больше распаляли его.

Этим вечером, примерно около шести, он вывел свой черный «ягуар» с посольской стоянки. Шефер проехал мимо огромной статуи Черчилля: короткая правая рука обрубком вздымалась вверх в победном жесте, в левой – неизменная сигара.

В машине громко звучала гитара Эрика Клэптона. Джеффри прибавил мощности колонкам, постукивая в такт по рулю. Этот ритм разжигал его первобытные инстинкты. Выехав на Массачусетс-авеню, он затормозил возле первого же кафетерия и бегом кинулся внутрь. Там он заказал три чашечки черного, словно его душа, кофе с шестью кусками сахара. При этом, как всегда, первую порцию он допивал, уже направляясь к кассе.

Оказавшись в салоне «ягуара», вторую чашечку Шефер выпил уже не торопясь, наслаждаясь вкусом, не забыв добавить к напитку пару таблеток. Хуже не будет. Кто знает, может быть, даже полегчает. Джеффри вынул из кармана кости. Сегодня он обязательно должен был играть.

Если выпадет двенадцать очков или большее, он сразу же отправится развлечься с Бу Кэссиди, а оттуда – домой к ненавистной семье. Количество очков от семи до одиннадцати означало полный провал: в этом случае ему следовало немедленно вернуться к Люси и детям. Ну, а если выпадало три, четыре, пять или шесть, то он мог смело мчаться в свое тайное убежище, чтобы посвятить вечер непредвиденным приключениям.

– Ну, пускай получится три-четыре-пять. Ну, пожалуйста! Пусть будет так. Мне сегодня это нужно, как никогда. Мне необходимо немного отвлечься!

Он тряс кости в руке не менее тридцати секунд, потом замер на мгновение и, наконец, бросил их на серое кожаное сиденье машины, внимательно следя за каждым поворотом граней.

Господи, он умудрился выкинуть четыре очка! Вот это вызов судьбе! Его мозг словно охватило пламя. Итак, сегодня вечером он мог играть. Так сказали кости. Так велел рок.

Джеффри дрожащими от возбуждения пальцами быстро набрал свой домашний номер и прижал к уху маленький мобильный телефон.

– Люси… – начал он, уже довольно улыбаясь. – Как хорошо, что я застал тебя дома, дорогая… Да-да, а как ты догадалась так быстро? Мы здесь по уши увязли в работе. Поверишь?.. Нет, никак не смогу. Они считают, что я полностью принадлежу им. В общем, может быть, они и правы. Тут опять всплыла торговля наркотиками… Домой приду, как только справлюсь с делами. Ты уж не жди меня. Передавай привет детям. И всех поцелуй от меня… Я тоже тебя очень люблю. Ты самая хорошая и понимающая жена во всем мире.

«Что ж, сыграно неплохо», – рассуждал Шефер, облегченно вздохнув. Исключительное исполнение роли, особенно если учесть, сколько таблеток он уже проглотил. Шефер отключил телефон, сокрушаясь о том, что только на деньги супруги он оплачивал все счета и мог позволить себе и семье ежегодный отпуск. Кстати, и его «ягуар», и ее «рендж-ровер», тоже были приобретены, разумеется, на средства, выделенные ее отцом.

Джеффри тут же набрал следующий номер.

– Доктор Кэссиди? – он услышал ее голос почти в ту же секунду. Она прекрасно понимала, кто ей звонит. Как правило, он связывался с ней из машины, когда уже находился на подъезде к ее дому. Они оба любили перед встречей немного поболтать, чтобы заранее разогреть свои чувства. Это напоминало что-то вроде персональной службы «секс по телефону».

– Они опять сумели достать меня! – жалобно проскулил Шефер в трубку, при этом едва сдерживая злорадную улыбку. Ему нравилось преувеличивать значительность событий и из любой мелочи стряпать самую настоящую драму.

После секундного молчания Бу заговорила:

– Ты хочешь сказать, что они смогли достать нас обоих, да? И тебе, как я понимаю, никак сегодня уже не вырваться? Что ж, такова твоя работа, хотя ты ее и ненавидишь.

– Ты же знаешь, что я с радостью бы смылся, если бы имелась хоть малейшая возможность. Я ненавижу свою работу, я проклинаю каждую минуту, что провожу здесь. Правда, дома мне еще хуже, Бу. Кому же, как не тебе, знать это!

Он ясно представлял, как Бу хмурится и собирает губы в трубочку:

– Мне кажется, что ты успел принять дозу, Джеффри. Это так? Ты не забыл про таблетки?

– Ну, что ты! Разумеется, я выполняю все твои советы и рекомендации. Но я действительно сейчас чувствую себя так, будто летаю где-то под потолком. Кстати, я тебе звоню в перерыве между двумя собраниями. Черт побери, я так скучаю без тебя! Я хочу быть внутри тебя, Бу, глубоко внутри. Я хочу почувствовать твою киску, твою попку и твой ротик. Я постоянно думаю об этом. Господи! А ОН у меня уже затвердел, как камень. Но приходится сидеть в этом распроклятом кабинете! Придется ударить по НЕМУ палкой! Избить ЕГО, озорника! Вот так мы, британцы, расправляемся со своим Дружком!

Она рассмеялась, и ему даже стало жаль, что сегодня он ее подставляет просто так:

– Иди работай. Я буду дома. И если ты закончишь с делами раньше, то я к твоим услугам. А пока что мне самой надо бы немного поднять себе настроение.

Я люблю тебя, Бу. Ты так добра ко мне. Да, но мне, наверное, тоже придется сейчас использовать палку.

Он повесил трубку и направил машину к своему домику в Экингтоне. Затем он поставил «ягуар» рядом с фиолетово-синим такси и быстро поднялся наверх, чтобы переодеться и подготовиться к игре. Как же ему нравилась эта тайная жизнь, эти ночи в полном одиночестве, вдали от всех тех, кого он презирал и ненавидел!

В последнее время Джеффри стал часто рисковать, но теперь ему было ровным счетом наплевать на это.

Глава двадцать первая

Шефер завелся и теперь только и думал о предстоящем вечере, который он проведет в городе. Итак, игра снова началась. И сегодня могло произойти все, что угодно. Правда, он с удивлением отметил про себя, что пока ему больше нравилось быть медлительным и задумчивым. Впрочем, это не казалось странным: он в один миг переключался с маниакальной стадии на депрессивную.

Джеффри медленно анализировал самого себя, словно все сейчас происходило во сне. Итак, когда-то он служил агентом британской разведки. Но теперь холодная война закончилась, и его таланты уже нельзя было использовать в полной мере, как раньше. Если бы не влияние отца Люси, он мог бы и вовсе лишиться своей работы. Дункан Кузин когда-то был генералом армии, а теперь возглавлял консорциум по продаже моющих средств и мыла. Ему нравилось обращаться к Шеферу по званию, и, называя зятя полковником, он таким образом каждый раз подчеркивал свое главенство. Помимо этого, генерал при каждом удобном случае напоминал Джеффри о том, каких успехов добились оба его брата, которые теперь стали настоящими миллионерами – в отличие от самого Шефера.

Джеффри поморщился и вернулся мыслями к настоящему. В последнее время такое с ним часто происходило. Он постоянно перескакивал с одной мысли на другую, как неисправный радиоприемник, произвольно настраивающийся на разные волны. Сейчас Шефер попытался сосредоточиться, набрал в легкие побольше воздуха, потом выдохнул и решительно вывел такси из гаража. Уже через несколько минут он уверенно ехал по Род-Айленд-авеню. Снова начинался мелкий дождь, поднялся туман, и теперь уличные огни казались размытыми и почти нереальными.

Шефер притормозил у обочины, чтобы подхватить высокого худощавого чернокожего мужчину. Внешне тот смахивал на типичного торговца наркотиками, а следовательно, был, по понятиям Джеффри, никому не нужным человеком. Возможно, он попросту пристрелит черномазого, а потом избавится от тела. На сегодня такой план его вполне устраивал. Уж по мелкому наркодельцу точно никто плакать не будет.

– В аэропорт, – надменно произнес мужчина и плюхнулся на сиденье. Этот ублюдок позволил себе так неосмотрительно отряхнуть воду с плаща прямо в машине! Захлопнув дверцу автомобиля, пассажир тут же вынул мобильный телефон и быстро набрал номер.

Шефер вовсе не собирался ехать в аэропорт ради того, чтобы везти эту скотину. Но, прислушавшись к разговору, он задумался. Мужчина говорил жеманным голосом, но, как ни странно, речь его оказалась достаточно культурной:

– По-моему, я как раз успеваю на девятичасовой рейс, Леонард. Если не ошибаюсь, полетит «Дельта»? Слава Богу, мне удалось только что поймать такси! Большинство их здесь не останавливается. Я имею в виду юго-восток города, там, где живет моя несчастная мамочка. И вдруг из ниоткуда возникает эта фиолетово-синяя развалина, такой типичный рыдван, ты знаешь их. И – о чудо! – тормозит прямо передо мной.

«Вот черт, он же успел рассказать о моей машине!» – выругался про себя Шефер, кляня неудачу. Но таковы были правила игры: везение сменялось черными полосами провалов. Теперь придется везти этого козла в аэропорт. Ведь если пассажир исчезнет, то полиция сразу бросится искать фиолетово-синее старенькое такси.

Шеферу ничего не оставалось делать, как набрать скорость и устремиться в направлении аэропорта. Здесь начинались пробки уже в девять вечера. Джеффри постоянно ругался. Между тем дождь усилился, и время от времени с неба, освещаемого вспышками молний, слышались раскаты грома.

Шефер, как мог, сдерживал нарастающий гнев. Ему потребовалось почти сорок минут для того, чтобы добраться до терминала и высадить пассажира. Но к этому времени настроение его успело смениться, и теперь он придумывал новые фантазии, понемногу заводясь.

Может быть, ему действительно стоило поехать к доктору Кэссиди, тем более, что у него заканчивались таблетки. Сегодняшняя поездка больше напоминала какой-то безумный праздничный аттракцион: то вверх, то вниз. И сам Шефер чувствовал себя сумасшедшим. Он определенно терял над собой контроль.

Но именно в такие моменты могло произойти нечто непредвиденное, и в этом тоже чувствовался азарт игры, поэтому Джеффри пристроился к веренице такси, желающих подобрать попутчика до города.

Продвигаясь в очереди к ее началу, он снова услышал, как прогремел гром. Над аэропортом сверкнула молния. Теперь ему стали хорошо видны потенциальные жертвы, скопившиеся под небольшим козырьком и жаждущие нанять машину. Наверняка сейчас многие рейсы задерживались, а некоторые и вовсе отменялись. Он предвкушал приятное мгновение, когда останется один на один со своим следующим пассажиром. Причем эта жертва могла оказаться кем угодно: от важного фирмача до жалкого клерка. А может быть, ему повезет, и в салон такси поместится целое семейство, возвращающееся домой из поездки в Диснейленд.

Итак, приближаясь к заветной цели, он все чаще поглядывал на толпу, ожидающую такси. Вот он уже почти добрался до места, и впереди оставалось всего две машины. Краем глаза он продолжал изучать пассажиров. И наконец быстрый, но внимательный взгляд его остановился.

Жертвой оказался высокий мужчина.

Тогда он принялся разглядывать его в упор, не в силах отвернуться.

Белый мужчина, по всей видимости, бизнесмен, шагнул под дождь и сразу же забрался в машину. Он отчаянно ругался, проклиная начавшийся ливень.

Шефер повернул голову. В салоне находился настоящий американец лет под сорок, самоуверенный и важный. Может быть, специалист по денежным операциям или даже банкир. Что-то вроде того.

– Можно ехать! – рявкнул пассажир. – Если соблаговолите, конечно.

– Простите, сэр. – Шефер раболепно улыбнулся в зеркальце заднего обзора.

Одновременно он бросил кости на переднее сиденье. Шесть! Его сердце бешено заколотилось.

Шестерка означала немедленное действие. Но машина еще находилась на территории аэропорта. Вся площадь была запружена автомобилями, повсюду сновали полицейские, сияли фонари. Слишком опасно, даже для такого мастера, как Шефер.

Но кости сказали свое слово. Выбора не оставалось. Игра пошла полным ходом.

Впереди маячило целое море красных габаритных огней. Машины, повсюду машины. Как же поступить? Шефер почувствовал, как его лоб покрылся испариной.

Но иначе он поступить не мог. В этом-то и заключался смысл всей игры. Придется убить этого идиота прямо здесь, в аэропорту.

Он резко вырулил на ближайшую парковочную площадку. Не годится. Передумав, Джеффри направил машину в какой-то закоулок. В этот миг все вокруг озарилось вспышкой молнии, и почти сразу же за этим последовал раскат грома. Обстановка соответствовала ситуации и подчеркивала остроту момента.

– Куда ты едешь, чтоб тебя! – недовольно выкрикнул бизнесмен и нервно ударил кулаком по сиденью. – Отсюда совсем другая дорога, козел!

Шефер злобно посмотрел в зеркальце на ненавистного пассажира, чувствуя, как внутри у него все закипает от ярости. Как он посмел назвать его «козлом»?! Кроме того, этот ублюдок почему-то напомнил Шеферу его преуспевающих братьев.

– Я-то никуда не еду, – огрызнулся Джеффри. – А вот ты прямо сейчас отправишься в ад!

– Что ты сказал? – взбеленился мужчина. – Что ты только что сказал?!

Не задумываясь, Шефер выстрелил из девятимиллиметрового «Смит-Вессона», уповая на то, что выстрел будет заглушен раскатом грома, и никто не обратит на него внимания.

Джеффри изрядно вспотел и теперь начал опасаться, как бы не потек на лице грим. Кроме того, он боялся, что в любую секунду его могут остановить. Он почти ожидал того момента, когда полицейские окружат автомобиль и потребуют выйти. Ярко-красная кровь заливала заднее сиденье и стекло. Пассажир замер в углу, как будто неожиданно решил вздремнуть. Сейчас Шефер не видел, в каком месте проклятая пуля пробила машину насквозь.

Он умчался из аэропорта прежде, чем совсем потерял рассудок. Сейчас он старался вести машину аккуратно: нельзя было подвергать себя риску и попасться за превышение скорости.

Правда, он уже плохо соображал и не мог сказать наверняка, насколько правильны его действия.

Удалившись на достаточное расстояние от людного места, Шефер остановился, проверил тело пассажира и раздел его. Потом он решил бросить труп прямо на улице, стараясь, как всегда, оставаться непредсказуемым.

После этого он покинул место преступления и умчался прочь.

Шефер не оставил на улице ничего, кроме абсолютно голого тела.

Правда, на этот раз полицейских ждал маленький сюрприз: труп принадлежал мужчине. Некоему безымянному «Джону Доу».

Глава двадцать вторая

Я вернулся домой около половины третьего ночи, после того как проводил Кристину, и чувствовал себя великолепно. Пожалуй, уже много лет я не был настолько счастлив. Поначалу я даже подумал о том, не стоит ли разбудить Нану и детей, чтобы обрадовать их приятной новостью. Мне очень хотелось увидеть удивление на их лицах. И еще мне хотелось, чтобы Кристина была сейчас рядом со мной, чтобы мы смогли отпраздновать такое знаменательное событие все вместе.

Но как только я вошел в дом, зазвонил телефон. «О нет! – пронеслось у меня в голове. – Только не сегодня, не сейчас. Если кто-то вздумал позвонить мне ночью, в половине третьего, хорошего не жди».

Я поднял трубку в гостиной и тут же услышал напряженный шепот Сэмпсона:

– Это ты, Шоколадка?

– Оставь меня в покое, – так же тихо ответил я. – Перезвони утром. Я по ночам не принимаю.

– Ничуть не бывало, Алекс. Сегодня исключение. Срочно выезжай на Алабама-авеню. В трех кварталах на восток от Дюпон-парка, в канаве, было обнаружено обнаженное тело. Убит белый мужчина, и при нем нет никаких документов.

И все равно я твердо решил первым делом, как вернусь, рассказать Бабуле и детям о нас с Кристиной. А сейчас надо было поторапливаться. Место преступления находилось в десяти минутах езды от Анакостии. Сэмпсон ждал меня на углу. И убитый мужчина тоже.

Ну и, конечно, бодрая и злорадная толпа любопытных. Еще бы! Тело белого, брошенное в канаве в таком районе, вызвало самый непосредственный интерес у местного населения, словно они увидели живого оленя, разгуливающего прямо по Алабама-авеню.

– Кажется, дружелюбный призрак по имени Каспер вырвался на свободу! – выкрикнул какой-то умник дешевую шуточку, пока мы с Сэмпсоном перешагивали через желтую ленту, огораживающую подступы к телу. Где-то вдалеке высились старые заброшенные кирпичные дома. Казалось, эти развалины вот-вот начнут выкрикивать имена всех тех, кто был здесь убит и забыт навсегда.

Вонючая жижа из сточных канав образовывает здесь огромные лужи возле домов, и, надо сказать, эти водоемы никогда не инспектируются. Я опустился на корточки у скрюченного оголенного тела, наполовину высовывавшегося из одной такой выгребной ямы, наполненной водой. После дождя, разумеется, никаких следов шин остаться не могло. Я подумал о том, что убийца наверняка предусмотрел подобное.

Мысленно я начал собирать информацию об убийстве. Мне не надо было ничего записывать: я всегда полагался на свою отличную память. У мужчины были аккуратные ухоженные ногти на руках и ногах. Ни намека на рабочие мозоли. На его теле не наблюдалось также никаких следов побоев, синяков и царапин, и единственной причиной смерти стал выстрел в упор, снесший левую половину лица жертвы.

Мужчина хорошо загорел. Единственное светлое место на теле отмечало, где он носил плавки. Да еще оставалась тоненькая бледная полоска на указательном пальце, где, скорее всего, раньше находилось обручальное кольцо.

И, конечно, никаких документов. Все как в случаях с многочисленными «Джейн Доу».

То, что смерть была вызвана одним-единственным выстрелом в голову, сомневаться не приходилось. И хотя Алабама-авеню считалась основным местом преступления, поскольку именно здесь было найдено тело, что-то подсказывало мне, что существовало и второе такое место – там, где этот безымянный мужчина был застрелен.

– Ну, что ты думаешь? – поинтересовался Сэмпсон, устраиваясь на корточках рядом со мной. При этом его колени громко защелкали. – Мне кажется, наш сукин сын чего-то испугался.

– Очень странно то, что он решил приехать сюда, в Беннинг-Хайтс. Я не совсем уверен в том, что он как-то связан с нашими делами. Но если это так, то можно с уверенностью сказать, что он сам хотел, чтобы это тело нашли как можно быстрее. Если преступление происходит в этих местах, то труп надежно прячут в парке Дюпон. Наш приятель ведет себя все более странно. И, конечно, ты был прав. Он почему-то здорово зол на весь мир.

В уме я быстро сортировал информацию, а кроме того, у меня возникали все новые и новые вопросы, которые обычно задают следователи. Почему тело оставлено в сточной канаве прямо на улице? Почему на этот раз убийца не воспользовался заброшенным домом? Зачем он приехал в Беннинг-Хайтс? Неужели наш преступник и в самом деле чернокожий? Это, весьма смахивало на правду. Смущало лишь то, что уж слишком малый процент чернокожих серийных убийц насчитывала к этому времени официальная статистика. К нам подошел сержант полиции:

– Чем мы можем быть вам полезны, детектив?

Я еще раз внимательно оглядел белое обнаженное тело:

– Снимите его на видеопленку, сделайте фотографии и зарисовки места преступления.

– А нам нужно брать образцы почвы?

– Конечно. И плевать на то, что все тут давно промокло от дождя.

Сержант нахмурился:

– Неужели эта грязь кому-то пригодится? Зачем?

Алабама-авеню расположена на возвышенности, и отсюда мне был хорошо виден освещенный огнями Капитолий. Сейчас он казался каким-то далеким неземным строением, может быть, даже божественным. Я сразу же вспомнил о том, в каких районах Вашингтона что можно делать, а чего нельзя.

– Да. Образцы почвы возьмите обязательно. По крайней мере, лично я работаю именно так.

Глава двадцать третья

Детектив Пэтси Хэмптон прибыла на место преступления в четверть третьего ночи. Помощник Джефа позвонил ей домой и сообщил, что в районе Беннинг-Хайтс было совершено убийство, которое, возможно, связано с так называемыми убийствами «Джейн Доу». И хотя здесь жертвой оказался мужчина, многие детали нынешнего преступления явно перекликались с остальными, и этого нельзя было не заметить.

Пэтси внимательно следила за Алексом Кроссом, работавшим на месте преступления. Ее шокировало то, что он все же приехал сюда в глухую ночь, разбуженный коллегой-детективом, а не предпочел оставаться в постели, хотя имел на это все права. Ей давно хотелось поближе познакомиться с этим легендарным детективом. Хэмптон знала о Кроссе только через третьих лиц и по материалам тех преступлений, которые ему удалось раскрыть. Когда-то она и сама несколько недель участвовала в расследовании похищения Мэгги Роуз Данн и Майкла Голдберга.

Пока что чувства, которые она испытывала к Кроссу, можно было назвать смешанными. Он был привлекательным мужчиной представительной наружности. Высокий, атлетически сложенный и незаслуженно обойденный уважением шефа. Возможно, многие завидовали ему еще и потому, что он, кроме всего прочего, являлся и судебным психологом. Пэтси хорошо потрудилась, собирая информацию об этом человеке.

Хэмптон прекрасно понимала, что в ее задачи входит «умыть» Кросса, утереть ему нос. Но состязание предстояло не из легких. Хотя Пэтси сознавала также и то, что кроме нее, пожалуй, с такой задачей никто бы не справился. Что касается ее самой, то обычно любое задание оказывалось ей по плечу.

Она уже успела самостоятельно произвести осмотр места преступления и теперь оставалась здесь только из-за того, что неожиданно увидела подъехавших Кросса и Сэмпсона.

Пэтси продолжала наблюдать за Кроссом, пока он изучал местность, прохаживаясь взад-вперед по темной улице. Да, Кросс был, несомненно, эффектным мужчиной, равно как и его напарник, рост которого был еще больше, чем у Алекса. Кросс выглядел моложе своих лет, а ему уже исполнился сорок один год. Со стороны было хорошо видно, что патрульные уважают его и стараются всячески помочь. Кросс по очереди пожимал руки и местным стражам порядка и даже сотрудникам приехавшей скорой помощи. Кое-кого он добродушно похлопывал по плечу, кому-то просто улыбался. Видимо, все эти люди когда-то уже встречались с ним при подобных обстоятельствах.

Однако Хэмптон отнесла это, скорее, на счет игры Кросса. Ведь без этого в Вашингтоне не мог обойтись, пожалуй, уже никто. И Кросс теперь мог легко играть на своем личном обаянии.

Да что там говорить, она и сама уже не могла обходиться без игры. Ей уже не раз приходилось прикидываться слабой и беззащитной женщиной. А потом, в самый неожиданный момент, выступать в роли мужественного бойца. И тогда, как правило, мужчины, застигнутые врасплох подобной переменой, оказывались уложенными на обе лопатки. Постепенно Пэтси поднималась по служебной лестнице. И ее коллеги очень скоро поняли, что она может быть крутой, а иногда даже и жестокой. Вот так сюрприз! Пэтси могла работать сверхурочно и выдерживать невыносимые условия, которые под силу лишь немногим мужчинам. В придачу ко всему вышесказанному, она не водила дружбы с коллегами и старалась как можно меньше общаться с ними.

Но как-то раз все же допустила роковую ошибку. Она обыскала машину одного человека, подозреваемого в убийстве, не имея на это ордера. И тут же была поймана с поличным другим детективом, который уже давно приглядывался к Пэтси в надежде уличить ее в превышении служебных полномочий. Именно в результате данного случая Питтман смог воспользоваться своим положением и подцепить рыбку на крючок. Теперь он ни за что бы не отпустил столь ценного внутреннего агента и помощника.

Примерно без четверти три Пэтси подошла к своему изумрудно-зеленому автомобилю «эксплорер», с неудовольствием отметив про себя, что машину нужно срочно помыть. Хэмптон уже имела несколько догадок относительно того, кем был убитый и почему он оказался здесь. Теперь она еще раз убедилась в справедливости своих предположений: да, она, без сомнения победит Кросса и оставит его с носом.