Прыжок в бессмертие

ПОРАЖЕНИЕ МАНДЖАКА

Они пошли по тропинке, и Медж положила руку на плечо Майкла. Сердце юноши забилось сильнее. Каждой клеточкой своего тела он ощущал, что рядом с ним идет его Медж, чувствовал ее тепло, улавливал упругость ее шага, слышал ее ровное и глубокое дыхание… Старался идти с ней в едином ритме, словно в танце. Весь мир со своими бесчисленными проблемами исчез для него…

Не рассуждая, он мог бы выполнить любое распоряжение Медж, любое ее желание, любой каприз…

Чувство, оказывается, значительно сильнее разума. А ведь еще недавно он признавал авторитет и власть только тех людей, которые научились владеть своим мозгом лучше, чем он сам.

Ему нравились шахматисты, умевшие построить логическую лесенку и предвидеть шахматные события на 15–20 ходов вперед. Но еще более могущественным он считал мозг людей науки…

И снова запах нагретых солнцем волос Медж кружил голову. Гулкие удары сердца, прогоняли мысли…

Назойливо лезла в голову мысль о том, что власть отца последнее время тяготила его, а с Медж ему дышится легко, свободно, он счастлив…

Но вот Медж сняла руку с его плеча, и Майкл почувствовал, что необыкновенный ритм, возникший во время их движения, распался, очарование рассеялось, исчезло.

Они остановились возле полупрозрачной стены лаборатории.

Внутренний источник света отбрасывал на стену тень Манджака у пульта управления биологической колыбели и склонившийся рядом с ним хищный профиль Байлоу. Манджак сосредоточенно вертел какие-то ручки на пульте управления, а Байлоу внимательно наблюдал за его работой.

— Почему вы не спросили, — услышали они голос Байлоу, — как мне удалось почти безошибочно собрать всю необходимую информацию для воссоздания этой собаки?

— Идеи носятся в воздухе, — уклончиво ответил Манджак.

— Скажите, а что делается в этом направлении по ту сторону, у наших потенциальных противников?..

— Этот вопрос скорее должен был бы задать я, — процедил словно сквозь зубы Манджак.

— Вы знаете людей, которым могла прийти в голову подобная идея. Отдаете ли вы себе отчет в том, что произойдет в мире, если они справятся с этой задачей раньше? Вот Сварог, например…

— Я не могу представить, что произойдет в мире даже в том случае, если эту проблему удастся решить здесь, на острове Корда…

— Послушайте, дорогой Манджак, идеи, за которые мы с вами ведем борьбу…

— Какие идеи вы имеете в виду?

— Вы хотите заставить меня прочесть вам воскресную проповедь?

— Я имею право рассчитывать на откровенный ответ.

Неожиданно разговор прервался. За стеной, казалось, все замерло. Двигались только тени рук Манджака. Затем свет погас. Исчезли тени на стене лаборатории.

— Смотрите, смотрите, — прохрипел голос Байлоу, — она уже жива… Старается удобнее улечься… Вы сейчас выпустите собаку? Ее можно будет потрогать руками?..

— Нет, — услышали они спокойный голос Манджака. — Опыт еще не закончен. Сейчас животное попадет в камеру цереброри…

Схватив Майкла за руку, Медж потащила его в лабораторию. Стараясь не шуметь, они шагнули в темноту и прижались к стене.

— Это собака, — шептала девушка, — эта собака… куда скользит она по стеклянной трубе? Что происходит?.. Вот она исчезла, словно провалилась… Посмотрите… Вон там, на машине стоит фотокарточка нашего боксера… моего Фауста… Зачем она здесь?..

Видимо, отец решил воссоздать собаку. Этот опыт он делает впервые…

Медж отстранилась от Майкла и, сделав несколько шагов вперед, оказалась рядом с колоннами аминокислот. Майкл последовал за ней.

— Куда делась собака? — спросила шепотом Медж.

— Я вам говорил об условных рефлексах… Лучше всего проверить это на собаках. Правда, нам кое-что удалось выяснить на попугаях… Мозг собаки совершеннее, чем мозг птицы, но все-таки и синтетический попугай усвоил несколько слов…

Он бы вновь и вновь рассказывал Медж о машине, но резкий голос отца прервал его объяснения:

— Майкл, отнеси в третий вольер воду и мясные консервы.

Майкл медленно отошел от Медж и нехотя направился выполнять поручение отца. Он подошел к дому, но в нескольких шагах от холодильной установки, где хранились продукты, вдруг остановился. Почему, собственно, он попал сюда? Что-то следовало принести, но что?

Несколько секунд он стоял в нерешительности и тер пальцами левой руки лоб. Наконец, вспомнил. Теперь его движения стали лихорадочно быстры. Вот он открыл толстые гофрированные двери холодильника. Сбежал по ступеням вниз. Схватил несколько банок консервов и небольшой бидон с пресной водой. Так же быстро выскочил наружу и, чуть не позабыв захлопнуть двери, бегом направился к вольеру, а потом в лабораторию, туда, где он оставил Медж.

Однако возле машин уже никого не было. Ровный, едва уловимый гул цереброри говорил о том, что она еще работает. Майкл решил, что Манджак повел гостей к дальним вольерам.

Но ни возле первого, ни возле второго вольера никого не было. Молодой человек почти бегом направился к поляне.

Среди высокой травы на стволе срубленного дерева Майкл увидел отца и Байлоу. Они о чем-то беседовали. Манджак рукой показывал Байлоу на огороженный проволочной сеткой коридор, по которому "воссозданные" животные из выводного устройства цереброри попадали в вольер.

Манджак заметил Майкла и велел приготовить для собаки пищу, проверить проволочные ограждения. Майкл выполнил распоряжение отца почти механически и, улучив момент, когда Байлоу и Манджак увлеклись разговором, незаметно ушел искать Медж.

Он решил во что бы то ни стало объясниться с Медж. Но как сказать ей "я люблю вас" или "могу ли надеяться, что Медж Байлоу станет женой Майкла Манджака?.." Так или иначе, но он обязательно ей скажет…

Он нашел ее сравнительно далеко от лаборатории. Медж стояла, облокотившись плечом о шершавый ствол пальмы. Выражение лица ее было каким-то странным, а руки словно бы сложены для молитвы. О чем она могла думать в этот момент? Почему таким чужим и далеким было ее лицо?

— Я ищу вас по всему острову…

Голос Майкла испугал Медж. Она быстро нагнула голову вниз, и через мгновение на Майкла смотрели уже веселые и лукавые глаза.

— Он не так велик… — почти весело сказала Медж.

— У вас было такое страдное выражение лица… О чем вы думали?

— Я вам уже говорила…

— У меня после каждого разговора с вами мир приобретает зловещий характер критского лабиринта…

Влюбленными глазами Майкл смотрел в глаза Медж. Ему казалось, что все, о чем они говорят, не столь существенно. Лишь бы он мог видеть ее глаза, лишь бы она смотрела на него.

"Сейчас, — подумал Майкл, — я скажу: "Могу ли я надеяться, что Медж Байлоу станет женой…"

— Вы говорите, что мир ваш прозрачен и ясен, — вкрадчиво и немного зло сказала Медж. — А не приходила ли вам в голову мысль о том, что вы просто одурачиваете себя? Говоря вашим языком, вы "запрограммировали" себя на создание этого проклятого комплекса… больше ваша программа ничего не предусматривает. В "ячейках" вашей памяти, в клетках "логического устройства" вашего мозга не хватает уже места, чтобы понять, на что вы подняли руку…

— Я не понимаю вас, — тихо и внятно возразил ей Майкл. — Если бы вы думали, что из-за "комплекса Манджака" в мире может воцариться финансовая или какая-либо иная олигархия, мне были бы понятны ваши опасения… Если бы вы говорили об опасности перенаселения нашей планеты, то и эти аргументы я не мог бы не признать вескими…

— Финансовой олигархии вы опасаетесь, перенаселения планеты тоже, а отобрать более чем у одного миллиарда людей веру не боитесь?

— Нет, почему же… Ни на чью веру мы не покушаемся…

— Как бы не так… — не в интересах Медж было придерживаться логики. Если бы церковь с помощью вашего "Комплекса" смогла возвращать жизнь, представляете, что было бы? — А так…

Ничего не ответив, Майкл сел на камень, опустил лицо на колени и глубоко задумался. Нет, сегодня о любви говорить не удастся. Он, Майкл, тоже боится, что "комплекс Манджака" вначале вызовет ожесточенную борьбу между финансовыми олигархиями; "бешеные", уйдя в подземные города, потеряют страх перед смертью, перед войной, и тогда достаточно будет малейшего повода, ничтожного случая… Может быть, в конце концов, те же чувства владеют и Медж? Значит, моя позиция и позиция Медж не так уж непримиримы… А этот врач? Может быть, рассказать о нем?"

Майкл поднял голову и посмотрел снизу вверх на Медж.

Взгляд ее был устремлен куда-то далеко за горизонт.

— Так ли уже все безнадежно, как мы с вами представляем?..

— Почему безнадежно?.. То, о чем думаю я…

— Нет, Медж, то, о чем думаете вы, может снова отбросить человечество в средневековье…

— Что же вы предлагаете?..

— Мне кажется, что мы с вами немножко смешны… "Комплекс Манджака" еще не создан… Неизвестно, удастся ли все это…

— Когда "удастся", будет уже поздно, — возразила Медж.

— Может быть, мы послушали бы, что думают по этому поводу наши отцы?

— Поколение наших отцов меньше всего склонно думать о своей ответственности, — тихо сказала Медж. — Они доказали это уже не раз…

— Медж, вы слышали историю об одном аргентинском враче? — Майкл поднялся и подошел к Медж. — Это настоящий герой нашего века. Он много работал с прокаженными и нашел средство…

— Оставьте, Майкл, — капризно скривила губы Медж, — мне вовсе не хочется слушать о прокаженных…

— Нет, я хочу рассказать вам историю о человеке, который может стать подлинным героем нашего времени…

— Я устала, дорогой Майкл, расскажите как-нибудь в другой раз…

— Нет, послушайте сейчас… Эту историю мне рассказали почти телеграфным языком… Она очень короткая…

Но Медж положила руки Майклу на плечи, повернула его лицом к тропинке, ведущей к вольерам, и ласково толкнула вперед. Юноша, словно загипнотизированный, покорно подчинился. Сделав десять, двадцать шагов, он неожиданно почувствовал себя пленником и подумал о том, что, будучи пленником, не сможет стать товарищем или другом Медж. Может быть, и хорошо, что он не сказал ей сегодня о своих чувствах…

Когда они подошли к третьему вольеру, то увидели, что Манджак сидел на стволе срубленной пальмы и с видом усталого человека, только что окончившего трудовой день, наблюдал за собакой в вольере. Байлоу тоже прильнул к металлической сетке.

— Неужели?.. Черт возьми, неужели это верно?.. — хрипел Байлоу. — Да это же моя собака… Эти белые отметины на морде спутать нельзя. Но что это она так пугливо оглядывается… и, кажется, немного хромает… Просто невероятно, немыслимо, непостижимо… Это вам не кенгуру. Там все экземпляры один другого стоят. "Серийное производство". А вот это-другое дело. Первый воссозданный "индивидуум"!

Стоявшая до сих пор безмолвно Медж вдруг подбежала к вольеру и громко позвала собаку:

— Фауст, Фауст, дорогой мой Фауст! Как ты здесь очутился? Выпустите же отсюда мою собаку, — обратилась она к Манджаку.

Громадный светло-коричневый боксер, услышав кличку Фауст, остановился в нерешительности посреди вольера. Что-то неопределенное происходило в нервных клетках мозга собаки.

Она то пыталась подойти к Медж, то порывалась убежать подальше от людей в глубь вольера, туда, где виднелось черное пятно тени. Вот она переминается с ноги на ногу, дрожа всем телом и злобно скаля зубы. Затем с собакой что-то произошло. Она словно вспомнила своих хозяев и стала с разбегу бросаться на металлическую сетку.

Овладевший собой Байлоу посмотрел в сторону Манджака и, массируя рукой подбородок, удовлетворенно сказал:

— Ну, вот. Вас можно поздравить с победой. Пусть воссозданный вами "индивидуум" еще не обладает высокоорганизованным интеллектом, но в принципе задача уже решена!

— Медж, оставьте в покое собаку, — властным голосом сказал Манджак. — И уйдите, пожалуйста, подальше от вольера.

Не обращая внимания на грубый тон Манджака, безусловно обидевший дочь, Байлоу подошел к нему ближе и продолжал разговор:

— Отлично. Теперь ни у вас, ни у меня не будет сомнений.

Я сразу вас разгадал. Такие люди, как вы, обязательно приходят к намеченной цели. Я плохо разбираюсь в научных идеях, но по физиономии могу прочесть точно, сколько кто стоит. Впрочем, вы, кажется, недовольны опытом?

— Нет, нет, — поспешил заверить его Манджак, — просто хочется все обдумать. Вы не подозреваете, как часто в науке мимолетная радость открытия чередуется с многими годами безрезультатных поисков. Иной раз кажется, что ты у цели… Но нет числа преградам и препятствиям.

— Оставьте, Тед, — Байлоу понял его по-своему. — Мы не дети, и я не буду требовать от вас невозможного. Но всю работу нужно поставить более солидно. Нет, не возражайте. Я мог согласиться на вашу причуду с этим островом в начале работ только потому, что вы для меня были до некоторой степени котом в мешке. А теперь… Я должен оградить вас и вашего сына от каких бы то ни было случайностей… Остров в океане, вы сами понимаете, не защищен ни от стихийных сил природы, ни от посягательств людских… Кто знает истинные мотивы, побудившие того человека прибыть к вам на остров?..

— Вы говорите о Чезаре Блеке?

— Я ничего о нем плохого не знаю. Но представьте себе, что он в кругу таких же симпатичных людей расскажет, что ученый с мировым именем, Тед Манджак, и его сын проводят какие-то таинственные опыты на одном из островов Тихого океана… Я не поручусь, что на следующей неделе здесь не появится целая флотилия лодок этих сторонников мира. Они станут пикетировать остров. Требовать от вас чистосердечного интервью… Газетная шумиха вокруг вашего имени крайне нежелательна…

— Мне нечего опасаться. Впрочем есть одно обстоятельство…

— Вы не правы. Мы обязаны быть осторожными. По общему признанию, Пентагон расшифровал все свои атомные тайны, взорвав бомбы над Японией… Кто знает, может быть, газетная шумиха вокруг вашего имени сыграет с нами столь же злую шутку… А о каком обстоятельстве вы говорите?..

— Я боюсь будущего. Люди и так ежедневно опасаются термоядерной катастрофы… Не кажется ли вам, что машина может вызвать во всем мире беспорядки?..

— Это уже моя забота, — глубокомысленно произнес Байлоу.

— Вы полагаете, мое дело создать машину, — сухо отрезал Манджак, — а ваше — ею распоряжаться? Тогда я еще раз подумаю, сумею ли я ее создать…

— О, вам изменяет выдержка. Вы меня неправильно поняли…

Манджак плохо слушал, что еще говорил этот человек. Приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не высказать ему своего отвращения и гнева. "Как не понимают эти люди, — с горечью думал он, — что давно пора пересмотреть многие принципы, пришедшие к нам со времени каменного топора и прялки. В наш век уже нельзя смотреть на все с точки зрения купли и продажи. Никому же не приходит в голову с помощью лассо и уздечки управлять термоядерной реакцией, почему же в области человеческих отношений остаются все те же принципы кнута и пряника, на которые столь развязно опирается этот господин?"

Манджак хотел было что-то сказать, но Байлоу положил ему руку на плечо.

— Нет. Я не могу этого позволить ни себе, ни вам. Поверьте, в экономике и политике опыта у меня больше, если хотите, я запрограммирован лучше… Через два-три дня готовьтесь к переезду на континент… И потом учтите, — Байлоу сделал значительную паузу, — помимо интересов дела, в этом, кажется, заинтересовано и наше младшее поколение…

Байлоу кивнул в сторону Медж и Майкла, стоявших в глубине площадки, возле группы финиковых пальм. Медж в чем-то горячо уверяла Майкла, а он стоял, низко опустив голову, словно чувствовал себя виноватым.

Как ни умел владеть собой Манджак, но на этот раз ему не удалось скрыть свои чувства, и Байлоу без труда прочел на его лице растерянность и беспокойство. Несколько мгновений Байлоу молча наблюдал за своим партнером, а затем решил нанести решающий удар:

— Я могу обойтись, конечно, и без ваших услуг, — сказал он властно. Главное сделано. Ваши опыты доказали принципиальную возможность решения проблемы бессмертия. Не забудьте также, детали и узлы к вашей машине создавались на моих заводах. Вы, конечно, потратили массу энергии на то, чтобы зашифровать принцип работы аппаратов, но мои инженеры разгадали… я буду с вами честен, почти разгадали все ваши секреты. Без вас мае просто придется подождать лишних полгода, Ну, может быть, год. Вот и все.

— Вы забываете, что и полгода, и год — это много времени. Ваши потенциальные противники… — Манджак не хотел сдаваться, он решил хоть чем-нибудь сбить самодовольство этого человека.

— Я надеюсь, что и вам было бы неприятно прийти к финишу вторым. У нас цели общие. Демонтируйте машину. Через несколько дней мы с вами встретимся на континенте. Это мое последнее слово.

Манджак стиснул зубы и уставился глазами в какую-то неподвижную точку. "Стоило ли его отцу и ему отдать лучшие годы жизни на то, чтобы хоть немного приблизить людей к победе над смертью? А теперь кто-то другой грубо вмешивается в их работу и пытается навязать свою волю. И еще обидно: не удалось ему воспитать Майкла так, как его в свое время воспитал отец. Он за двадцать лет не сумел внушить Майклу любовь к их делу… А эта зеленоглазая особа скрутила его в два дня. Да, здесь старый Байлоу перехитрил его. И перехитрил, кажется, основательно.

Если принять предложение Байлоу, то это слада, почести, деньги… Разве ему безразлична судьба его машины, судьба его сына?.. Кто знает, может быть, вместо победы над смертью, его машина в руках Байлоу ускорит скольжение человечества к катастрофе? Этого как раз и боялся Майкл. Нужно было поговорить с ним. Но… это, кажется, уже бесполезно…

Манджак сказал Байлоу, что он подумает над его предложением, и направился к другим вольерам.

Невеселые мысли пугали Манджака. — Случилось то, чего он больше всего опасался. Он еще далек от цели, а мысли его теперь заняты другим. Сейчас он вынужден будет думать о социальных последствиях своего открытия вместо того, чтобы завершить саму работу. Даже с Майклом он не хотел говорить на эту тему. Много месяцев подряд он откладывал этот разговор. Прежде всего ему хотелось обсудить все с Кроуфордом и Росси… А теперь… Не слишком ли поздно?

Только увидев, что гидросамолет с Байлоу и его дочерью взмыл над островом, Манджак вздохнул облегченно.

Обычно, когда обстоятельства вынуждали Манджака на время отрываться от дела, он потом с новыми силами, словно изголодавшись, возвращался к прерванной работе, но на этот раз он не только не возобновил своих экспериментов, а даже не сказал Майклу, чтобы тот проследил за поведением воссозданной собаки. Впервые за долгие годы ему было неприятно думать о машине. Если до сих пор работа доставляла ему радость и мысль тянулась к ней, как зеленый побег тянется к солнцу, то теперь… Он с ужасом подумал, что вряд ли сможет вообще завершить работу.

Нервное возбуждение Манджака, казалось, достигло предела, Впервые в жизни он испугался. Работа может оказаться незавершенной. На его виске стала судорожно пульсировать голубая жилка. Медленно, тяжелым шагом пошел он к дому. Ему не хотелось видеться сегодня с Майклом. Не хотелось ни говорить, ни думать…

И вдруг, не доходя нескольких шагов до веранды, он почувствовал, что сердце стало биться аритмично, затем острая боль пронзила всю грудную клетку… Манджак сел на песок, медленно опустился на локоть и лег на спину.

"Неужели инфаркт миокарда?.. — мелькнула мысль. — Надо позвать Майкла…"

До слуха Манджака донеслись удары метронома, а затем он услышал голос Майкла. Сын с кем-то говорил по радио.

С Медж? Нет. Майкл говорил с Росси.

— Отец чувствует себя хорошо… он ушел в глубь острова… Что ему передать?

— Ваш препарат помог… Девочке стало лучше… О Майкле Манджаке и его "матрицах" сейчас пишут все газеты… Я ничего не смог сделать…

— Отец будет недоволен… Как ваш препарат против стронция?

— Плохо, мой друг…

— Почему плохо?

— Передай отцу, что завтра мы будем на острове… Я, Кроуфорд и Джен вместе с матерью…

— Хорошо. Обязательно. Отец будет рад…

— Скажи отцу… У меня нет другого выхода… Будем давать препарат девочке… А его "комплекс" пусть страхует операцию…

— Справятся ли наши машины?..

— Должны справиться, Майкл… Должны…

Боль в сердце Манджака понемногу утихала. "Нет, значит на. этот раз обошлось…" Манджак уже мог перевести дыхание. Попробовал сесть. Ну, что это еще за дело? Видимо, Росси потерял рассудок. Что он может сделать?

Манджак невольно застонал, затем, сгинув зубы, едва передвигая ноги, пошел к дому.