Пси-ON. Книга I (СИ)

Глава 19 Пули и деньги

— Сегодня мы будем говорить об одном из бичей всякого псиона: высококвалифицированных, отлично обученных снайперских двойках, активно применяемых как на поле боя, так и в «мирных зонах» с целью устранения особо опасных единиц противника. И для начала я приведу вам краткую справку… — Военный в форме без знаков различия стоял перед всеми нами на просторном, но не особо защищённом полигоне академии, размеренно толкая речь, к которой прислушивались все здесь присутствующие. И — да, в вопросе военной подготовки мне отдельного наставника не выделили, вместо этого отправив на «общий» урок. Правда, попасть сюда всё равно могли исключительно студенты боевого направления, и то — не все. По какому методу проводилась сортировка я доподлинно не знал, но подозревал, что всё дело в специализации. Я вот универсал, а в «строю» все те, с кем я успел обменяться любезностями, являлись телекинетами. — Стандартный срок обучения самой ценной части двойки, псиона-пробойщика — полгода. Каждое государство, входящее в первую категорию, ежегодно выпускает до трёх сотен пробойщиков. И в тридцати процентах случаев двойка снайпер-пробойщик успешно устраняет полноценного псиона, обучение которого занимает куда больше времени. Чаще всего такие двойки — расходный материал. На поле боя их стремятся обнаружить и уничтожить как можно раньше, а в «мирных зонах» не дают сделать больше одного выстрела: как правило, особыми способностями в чём-то кроме своей узкой специализации псионы-пробойщики не выделяются, и защититься или ответить не могут. Тем не менее, именно они представляют наибольшую угрозу как для вас, господа студенты, так и для матёрых, опытных боевых псионов, за спинами которых не один десяток кровопролитных сражений. Вопросы?

— Вы так и не объяснили, что эти «пробойщики» из себя представляют, и как помогают снайперу поражать цели. — Высказался я, поняв, что остальные решили помолчать.

— А вот это для начала лучше показать на практике. Защита активна? — Он посмотрел на меня, приподняв бровь. Я кивнул, и от рук ассистента преподавателя ко мне перекочевала металлическая пластина с нарисованной на ней мишенью. — Твоя задача — защитить эту мишень. Предположим, что ты знаешь о присутствии в непосредственной близости такой двойки, но ни направление, ни их точное местоположение тебе неизвестны. Две секунды, и мы начнём «обучающий процесс».

Я кивнул, отойдя от остальных студентов, которые и сами посторонились, не желая оказываться на линии стрельбы снайпера. Вот уж не знаю, с чего он там будет стрелять, но пластину мне вручили солидную: килограммов на шесть-семь. Такую и обычная пуля не продырявит, не то, что учебная.

Две секунды тем временем подошли к концу, и я начал осматриваться, давая снайперу шанс поразить мишень. А так как ускорение сознания достигло тридцатикратной величины, момент и точку, с которой был произведён выстрел я зафиксировал тут же. Как и чем? Да глазами, чем же ещё? Моё восприятие так далеко не растягивалось, но сейчас это было и не надо. Мишень я держал перед собой, так что у снайпера не было иных вариантов, кроме как палить в лоб. Что он и сделал, позволив мне всесторонне подготовиться к отражению пули.

Вот только ради чистоты эксперимента, — мы же рассматривали ситуацию, в которой я не знаю, что по мне вот-вот выстрелят при поддержке пробойщика, — я не стал целенаправленно возводить защиту, оставив всё на откуп тому минимуму, который пытался привить себе в качестве рефлекса. Но как только пуля, — пейнтбольный шарик, судя по всему, — вошла в радиус моей «защитной сферы», телекинетические потоки на её пути дестабилизировались, а спустя долю секунды на мишени расцвело цветастое ало-зелёное пятно.

— Метод работы псиона-пробойщика прост: он прочерчивает линию от ствола винтовки до цели, стабилизируя реальность на всём её протяжении. Никакими особыми способностями, кроме изначальной предрасположенности именно к такому типу воздействия, пробойщик обладать не должен. Его личная сила тоже не учитывается: сам он может одни лишь искры высекать, и при том стабилизировать реальность за расстоянии до километра. Но такое воздействие сильно бьёт по нервной системе и мозгам, так что, в зависимости от оказываемого целью сопротивления, «пробойщик» может и провалиться. — Преподаватель окинул взглядом всех собравшихся. — Догадываетесь теперь, почему все здесь присутствующие — телекинеты?

— Мы находимся в группе риска, так как в защите полагаемся на телекинез, влияющий на реальность напрямую и не оставляющий побочных эффектов или явлений после развеивания. — Высказался высокий, крепкий и поджарый блондин, уловивший суть всей этой демонстрации. Я ведь в действительности «привыкал» защищаться телекинезом, который мог остановить любое воздействие, будь то плазма, лёд, воздух, пуля, ракета или что угодно ещё. Даже свет худо-бедно, но можно было ослабить. Вот только эта универсальность имела огромную дыру ненадёжности, на которую нам здесь же и указали: если стабилизировать реальность и не позволить телекинетическим потокам встать на пути пули снайпера, жизнь псиона с «идеальной защитой» оборвётся моментально.

А ведь любые другие «несовершенные» методы надёжно защищали от дуэта снайпер-пробойщик: та же плазма, стабилизируй её кто-то, просто продолжит существовать уже как что-то самостоятельное. Не исчезнет, как телекинетический поток, а начнёт распадаться или полетит куда. Аналогичной ситуация будет и со льдом, плотью, ветром, да чем угодно, воплощённым в материальном мире!

Синицын удружил так удружил, даже словечком не обмолвившись о такой дыре в моей защите. Я бы, может, заранее начал тренироваться совмещать телекинез и криокинез, дабы в случае чего защититься от пули, летящей мне в висок по проложенной пробойщиком дорожке.

— Тем не менее, надёжные способы противодействия такой угрозе уже выработаны и отточены. От вас требуется лишь овладеть ими, и постоянно сохранять готовность к отражению удара. Вот, например… — Неуловимым движением преподаватель выхватил из кобуры пистолет, дважды выстрелив в спину своего ассистента. Благодаря ускорению сознания я успел заметить момент формирования сегментированной трёхслойной ледяной прослойки, перед которой вполне себе настоящую пулю растерзали телекинетические потоки, среагировавшие на вторжение в «подзащитную область». Для остальных же выстрелы ничем не отличались от холостых: разве что появление ледяных щитков спровоцировали, но и только. — Постоянная бдительность, господа студенты. Только она сохранит вам жизни. И в особенности это касается тех, кто собирается заявить о себе всему миру, или уже это сделал.

Взгляд ненадолго задержался на мне, лишь укрепив уже имеющуюся уверенность в необходимости срочно «прокачивать» имеющуюся защиту. А желательно ещё как-то организовать её поддержание во сне, но это как будто находилось за границами разумного. С другой стороны, мозг ведь не отключается целиком и полностью: он продолжает функционировать, очищаясь, рассортировывая собранную за день информацию и подновляя старую. Может, всё-таки получится себя натренировать?

Я ж иначе спокойно спать не смогу, понимая, что во сне меня кто угодно пристрелить может!

— Но что делать тем, для кого единственный инструмент, способный защитить — это телекинез и, например, фотокинез? — Подняла руку статная, смуглая девушка с выдающимися формами и уверенным, суровым голосом.

— Адаптироваться и искать свой, уникальный способ. Фотокинез тоже способен защитить, пусть и не так легко, как крио- или пирокинез. — Преподаватель не растерялся ни на секунду. — Например, ни один снайпер, будь то профессионал в паре с пробойщиком или сам пробойщик, овладевший искусством стрельбы, не сможет подстрелить псиона, который находится не там, где все его видят.

Тоже недурственная идея, между прочим. Совсем не обязательно полностью скрывать себя от чужих взглядов: можно просто сместить видимый силуэт в сторону на полметра, что сделать куда проще реалистичного и стабильного искажения отражаемого света! А там уже пусть снайпер поймёт, куда конкретно ему стрелять в расчёте на поражение цели. И это я не говорю о творческом подходе, с помощью которого можно извратиться таким образом, что любой на тебя смотрящий враг поедет крышей…

— Но это же неудобно!

— Неудобно лежать в сырой земле, госпожа Тенишева. Всё остальное можно отнести к категории временных или даже решаемых трудностей. — Н-да, мужик-то за словом в карман не лезет. Видно, обучением студентов занимается не первый год. — А сейчас мы с моим ассистентом наглядно вам продемонстрируем, как можно применить пиро- и криокинез в связке с телекинезом, для защиты, конечно же. Но начнём мы с определения того, на что способна самая опасная для псиона снайперская винтовка из ныне существующих, и что нужно для того, чтобы гарантировать остановку или уничтожение выпущенной пули…

Я впитывал новые знания точно высохшая до хруста губка, ненароком обронённая в океан даже несмотря на то, что до сего момента не посещал подобных занятий. Всё, начиная от подачи и заканчивая выбором освещаемых вопросов прямо-таки кричало о том, что этот неприметный мужчина из псионов куёт солдат, готовых ко всему. Объяснить и донести всё, что знаешь сам. Не допустить того, чтобы хотя бы один студент пропустил сказанное мимо ушей.

И в конце проверить, усвоен ли данный урок.

Я смотрел на прозрачный ледяной цветок, на другой стороне которого расплескалась краска, и едва сдерживал довольную улыбку: наспех внесённые в мою методику изменения работали так, как надо. Получившаяся структура, опирающаяся на крио- и аэрокинез, была достаточно компактной и не слишком сложной, но при этом могла выдержать полновесную бронебойную пулю с тройным перекрытием по прочности, не то, что мячик с краской. Из всех остальных студентов, выбранных для этой проверки, справились только я, да тот худощавый блондин, даже не посмотревший на ледяные соты, перехватившие шарик с краской.

— Достойное завершение сегодняшнего занятия. Разграничивает, кто есть кто. — Хмыкнул этот парень с завышенным самомнением, окинув взглядом испачкавшихся в краске и получивших заслуженные синяки товарищей. Хотя, считал ли он остальных студентов товарищами? Судя по взгляду — едва ли.

Комментировать его слова я никак не стал, спокойно собравшись и направившись по своим делам: на сегодня план-минимум был выполнен, да и сил, если говорить честно, осталось не шибко много. Устал как собака даже несмотря на то, что после тренировки у Троекурова старался не особо напрягаться: экономил силы и всячески себя ограничивал. Меньше устал бы только в кровати, и то не факт, ибо за неимением других занятий мог удариться в какую-нибудь новую крайность.

Так или иначе, но на встречу с Ксенией я слегка опаздывал, о чём честно её предупредил, отправив сообщение. Девушка в ответ предложила чуть позже встретиться в библиотеке, куда я сейчас и держал путь, приближаясь к центральному зданию академии и задаваясь вопросом касательно того, на кой чёрт было собирать всех студентов в одном месте, имея несколько зданий, всецело подходящих для обучения? Не все же из них на ремонт закрыли, а вполне себе одно. Значит, изначально преследовались совсем другие цели вроде упрощения наблюдения за учащимися.

А уж зачем — это вопрос многогранный и требующий всестороннего рассмотрения.

— Геслер? Артур Геслер? — У дверей меня перехватил студент, в котором я сходу определил один из катализаторов, провоцирующих у Ксении отчётливую волну неприязни, ненависти и гнева. — Есть пара минут? Нужно поговорить.

— Если только пара минут. — Я уже примерно представлял себе, что будет им сказано, но всё равно согласился и решил проверить свои предположения. Потому-то мы и отошли спокойно в один из пустующих коридоров, где студенты если и ходили, то совсем нечасто и исключительно по утрам.

— Для начала я представлюсь: Виктор Оржевский, наследник Оржевских, студент и псион первого ранга квалификации. И я бы хотел обсудить весьма… щекотливую тему. — Потому-то он и оградил нас от окружающего мира безвоздушной прослойкой, не пропускающей звуки. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что именно ты спровоцировал это возмездие за «травлю»?

— Говоришь так, словно это была не травля, а клоунские игрища. — Я прищурился, заставив собеседника совсем чуть-чуть, но отпрянуть. А ещё испытать некий спектр не самых позитивных эмоций, часть которых была направлена, конечно же, на меня. Всё-таки хорошо быть менталом там, где о твоих способностях пока мало кто знает: читаешь людей, словно книги, а они этого даже не видят.

— Я не отрицаю серьёзности того, что уже произошло. Но всё равно приношу свои извинения и предлагаю… откуп. — Парень поджал губы, посмотрев на меня крайне серьёзным взглядом. — Мою причастность пока не установили, но непременно установят уже в ближайшие часы. И если ты сможешь договориться с Алексеевой о том, чтобы она сказала слово в мою пользу, то награда не заставит себя ждать.

Я смотрел на студента перед собой, и… не видел в том человека. Мне не была известна ни степень его вины, ни отношение Ксении именно к нему, но я улавливал отголоски эмоций. Страх? Даже излишне сильный. Презрение? Этого добра у него было навалом. Отчаяние? И оно нашлось.

Раскаяние? Ублюдок даже не знал, что это такое, но очень умело изображал соответствующие эмоции чисто физически. Речь, мимика, жесты — всё это могло обвести вокруг пальца Ксению, следователей, преподавателей… но не меня, и не любого другого телепата.

— Меньше всего я хочу, чтобы кто-то из преступивших закон избежал правосудия. — Не из принципов, а потому, что в данном случае преступление было направлено против человека, который мне уже был небезразличен. — Но я передам твоё предложение. Это всё?

— Сумма. — Сухо бросил глядящий на меня исподлобья парень, протянув мне сложенный вдвое листок бумаги. Я даже не стал его разворачивать, просто сунув записку в карман. — С таким подходом легко тебе не будет…

— Прямолинейность нынче не в почёте, это правда. Но изворотливость, лицедейство и ложь тоже мало кого привлекают, уж поверь. — Я развернулся и пошёл прочь, напоследок махнув носителю звучной фамилии рукой. Уверен, что Ксения даже пальчиком не пошевелит для его спасения, если, конечно, не будет предложено что-то действительно серьёзное. Принципы и обиды — это принципы и обиды, но в своём нынешнем положении девушке финансы бы точно не помешали. Пусть даже ради этого потребуется помочь обидчику избежать наказания или просто его смягчить…

— Иначе в нашем обществе не выжить, «чистюля». И если бы ты знал, скольких врагов нажил за последние дни, то не вёл бы себя столь самоуверенно!

… Но одно я могу гарантировать точно: от меня Ксения не услышит ни единого слова в защиту этого пронырливого и желающего откупиться индивидуума. Потому что существуют в жизни границы, переступив которые уже не стоит надеяться на понимание, сочувствие или помощь. Не факт, что Оржевский эти границы переступил, но я мог позволить себе быть категоричным в своих суждениях.

— Уж поверь, я прекрасно это себе представляю…

Невиновен только тот, кто ничего о травле не знал. Остальные — под вопросом, ибо уж сообщить о происходящем куда надо мог любой, и при том абсолютно анонимно. А участников я бы с большим удовольствием считал не более, чем зверьми, от которых нужно как можно быстрее избавляться: бешенство, оно ведь заразно. Жестоко? Конечно же! Просто иначе до подобных существ не достучаться, и не заставить их прятать свою сущность под овечьей шкурой, не мешая окружающим. Ведь уничтожить всех под корень не представлялось возможным: слишком уж их много, а я отнюдь не Император.

Вот и оставалось мне составлять список, внося в него всех неугодных, и по возможности карать. Своими или чужими руками — не суть важно.

Терпеть тех, против кого скалилось моё же нутро я не собирался…