Один из официальных биографов Сталина, отличавшийся низкопоклонством и льстивостью, следующим образом характеризует его отношение к детям: «Сталин любит детей и молодежь. Он проявляет постоянную заботу о благополучии молодежи, об их коммунистическом воспитании, об их здоровье и физической подготовке, чтобы они могли вырасти образованными, хорошо информированными, честными и стойкими борцами за коммунизм. Комсомол обязан своим ростом и влиянием главным образом Сталину, а дети и молодежь любят его как своего лучшего друга, отца, учителя и товарища» (316, 186–187).
Верно, что многие дети в Советском Союзе любили «лучшего друга всех детей» и смотрели на него как на фигуру отца. Пропагандистская машина очень эффективно срабатывала на детях. Но иногда дети путали метафоричное значение «отца» с буквальным значением. Фишер рассказывает часто слышанную историю на эту тему: «Девочка трех с половиной лет однажды пришла домой из школы и объявила своему отцу: «Ты мне больше не отец».
«Что это значит — я не твой отец!» — воскликнул он в ужасе.
«Ты мне больше не отец, — повторила она. — Сталин мой отец. Это он дает мне все, что у меня есть» (130, 81; ср.: 204, 45).
В этой ситуации любой отец, вступавший в спор со своим ребенком, ставил под угрозу себя и свою семью (ребенок мог без умысла обсудить поведение своего отца с другими детьми).
Хотя Ярославский сказал, что «Сталин любит детей и молодежь», единственным ребенком, по отношению к которому это было верно, была дочь советского диктатора Светлана: «…Отец меня вечно носил на руках, любил громко и сочно целовать, называть ласковыми словами — «воробушка», «мушка». Однажды я прорезала новую скатерть ножницами. Боже мой, как больно отшлепала меня мама по рукам! Я так ревела, что пришел отец, взял меня на руки, утешал, целовал и кое-как успокоил. Несколько раз он так же спасал меня от банок и горчичников, — он не переносил детского плача и крика. Мама же была неумолима и сердилась на него за «баловство» (9, 92–93).
«Письма оканчиваются неизменным «целую» — это отец очень любил делать, пока я не выросла. Называл он меня (лет до шестнадцати, наверное) «Сетанка» — это я так себя называла, когда была маленькая. И еще он называл меня «Хозяйка», потому что ему очень хотелось, чтобы я, как и мама, была в роли хозяйки активным началом в доме. И он еще любил говорить, если я чего-нибудь просила: «Ну, что ты просишь! Прикажи только, и мы тотчас же все исполним». Отсюда — игра в «приказы», которая долго тянулась у нас в доме» (там же, 93–94).
Приходится удивляться, откуда у Сталина возникла идея о такой странной игре. Можно также поинтересоваться, сказала ли Светлана Аллилуева нам (и себе) всю правду о своих отношениях с отцом в детстве (см. примечание 1 к главе 7). Она отрицает, что впоследствии, уже став взрослой, часто вступала с ним в жестокую борьбу.
К своим сыновьям Сталин по большей части относился с ненавистью: «Хозяин дал своему сыну Василию довольно необычное воспитание. Васька имел обыкновение отлынивать в школе, но учителя не решались ставить ему плохие отметки. Однажды Генсек пришел в школу и попросил, чтобы с его сыном обращались строже. Дома он сбил мальчика с ног и пинал его сапогами — своими сапогами. Это происходило на глазах дочери» (75, 251; ср.: 171, 291; 72, 365).
Другой сын Сталина, Яков (от первой жены Екатерины), тоже сносил оскорбления, когда стал жить с отцом в Кремле. Сталин обычно называл Якова «мой дурак». Бармин говорит: «Сталин бил его, как когда-то сам был бит отцом, сапожником, который часто бывал пьян» (79, 262; ср.: 224, 345). Троцкий дает подробности того, как Сталин оскорблял Якова, и приходит к тому же выводу относительно корней подобного поведения: «Мальчик Яша подвергался частым и суровым наказаниям со стороны отца. Как большинство мальчиков тех бурных времен, Яша курил. Отец, сам не выпускавший трубки изо рта, преследовал этот грех с неистовством захолустного семейного деспота, может быть, воспроизводя педагогические приемы Виссариона Джугашвили. Яша вынужден был иногда ночевать на площадке лестницы, так как отец не впускал его в дом. С горящими глазами, с серым отливом на щеках, с сильным запахом табака на губах Яша нередко искал убежища в нашей кремлевской квартире. «Мой папа самашедший», — говорил он с резким грузинским акцентом. Мне думается сейчас, что эти сцены воспроизводили, с неизбежными отличиями места и времени, те эпизоды, которые разыгрывались тридцатью пятью годами раньше в Гори, в домике сапожника Виссариона» (53, II, 147).
Отождествление с агрессором замкнуло круг, когда сын по отношению к собственным сыновьям вел себя так же, как вел себя с ним его отец. Сталин в этом отношении был совершенно типичен, так как детскими психиатрами общепризнано, что «…наказывающие детей родители сами подвергались родителями телесным и эмоциональным оскорблениям» (Main and Gorge 1985, 411; ср.: 81; 272; 169).
Но Сталин жестоко обращался не только с собственными детьми. Он подвергал жестокому обращению всех детей, которых мог заполучить себе в руки. В апреле 1935 года он издал указ о том, что дети? возрасте от двенадцати лет могли быть арестованы и подвергнуты наказанию (включая смертную казнь) наравне со взрослыми. Но так было только по закону. На деле же органы безопасности сгребали детей всех возрастов, даже малолетних. Например, в Ленинск-Кузнецке путем пыток десятилетних мальчиков заставили признаться в «контрреволюционной, фашистской, террористической» деятельности (178, 179). Дети родителей, которые были арестованы, арестовывались особенно часто. Антонов-Овсеенко приводит несколько случаев, в которых не последнюю роль сыграл лично Сталин. Когда Бухарин позвонил Сталину, чтобы выяснить, почему были арестованы оба сына Микояна, Генсек коротко отрезал: «Вольнодумы они» (11, 222). Когда Сталин арестовал Александра Сванидзе, он также втянул одиннадцатилетнего сына Сванидзе в то, чтобы тот дал показания против отца. По указанию Сталина так же поступили и с сыном Каменева (224, 118–124). Ранее, во время голода 1932 года, Сталин лично издавал указы о том, чтобы расстреливать голодных детей («беспризорных»), которые воровали еду из железнодорожных вагонов и якобы распространяли венерические заболевания (там же, 40).
Общее число детей, заключенных под стражу и/или убитых во времена правления Сталина, узнать невозможно. По оценкам Кривицкого, число это составляло «сотни тысяч» (178, 178), а Антонов-Овсеенко позднее говорит о «семизначной цифре» (11, 177). Число детей, умерших от голода в 30-е годы, оценивается приблизительно в два — три миллиона (109, 296).
Таким образом, даже если существуют фотографии, на которых Сталин стоит в окружении улыбающихся детей, он останется в истории как один из самых жестоких по отношению к детям злодеев. Удары, нанесенные ему отцом, астрономически приумножились в ударах, наносимых детям Советского Союза. насильно выселенным со своих родных мест. Нет необходимости говорить, что многие из этих детей в свою очередь отождествляли себя с теми, кто был с ними агрессивен, и сами впоследствии стали жестокими. Солженицын описывает банды малолетних воров в ГУЛаге следующим образом: «…они действительно никого за людей не считают, кроме себя и старших воров!» (47, VI, 422). В не меньшей степени, чем тюрьмы, плодородной почвой для НКВД стали детские дома (109, 293).
Я говорю о том, что эти дети не были бы лишены человеческих качеств, если бы Виссарион обращался со своим сыном по-человечески, вместо того чтобы его бить. Здесь присутствует не только обычная, передающаяся через поколение трансмиссия от Виссариона к Иосифу и затем от Иосифа к Василию и Якову, но имеет место также эпидемия институционализированного жестокого обращения с детьми, потому что Иосиф смог воплотить свои былые чувства по отношению к «объектам семьи» (Лассуэлл) в своих поступках по отношению к «объектам общества». Это не означает, что другие лица, помимо Сталина, не помогали распространяться эпидемии. Большая часть фактов жестокого обращения с детьми приходится на садистский персонал органов безопасности и ГУЛага, где находились арестованные дети, а Центральный Исполнительный Комитет и Совнарком официально провозгласили закон, позволяющий такие аресты. Но мы можем с уверенностью говорить (наряду с Кривицким, Антоновым-Овсеенко, Хингли, Солженицыным, Орловым и др.), что ответственность за этот закон лежит на Отце Народов так же, как и ответственность за раскулачивание, чистки и другие злодеяния, совершенные в 30-е годы.
Официальная пропаганда в сталинские времена зашла столь далеко, что поставила в заслугу Сталину «счастье» детей в Советском Союзе того времени. Но все, у кого было счастливое детство, имели его вопреки Сталину, а не благодаря ему. В одном из «1001 анекдота» Телесина говорится следующее: «На первомайской демонстрации колонна глубоких стариков несет плакат: СПАСИБО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ ЗА НАШЕ СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО! К ним подбегает некто в штатском: — Вы что? Издеваетесь? Когда вы были детьми, товарищ Сталин еще не родился!
— Вот за это ему и спасибо!» (52, 43). Мораль: если ему все ставится в заслугу, тогда его заслуга и в том, что его не было во времена нашего счастливого детства.
Еще более выразительна другая шутка из книги Телесина: — Кто твой отец? — спрашивает учительница Вовочку.
— Товарищ Сталин!
— А кто твоя мать?
— Советская родина!
— А кем ты хочешь стать?
— Сиротой! (52, 94).
Любой, кто над этим смеялся, определенно знал, что Сталин так или иначе жестоко поступал с детьми Советского Союза