Психика Сталина

Примечания к главе 2

1. См., напр.: 211, 493–497; 214, 147–148, 159–160; 75, 289–292; 148, 501 и далее.; 228, 83–88, 101–108, 198–201, 484–486; 292, 139–140; 301, 678 и далее. 727; 114, 53–54. 286, 387, 473–478; 14, 82–83, 200 и далее; 286, 27–28; 288, 56 и далее; 209, 63; 63; 5, 238 и далее; 269, 596–597; 42, 106–108; 72, 152 и далее; 13, 221; 262, I, 92; 171, 258–269; 94, 93—116.

2. Улам признает привилегированную сущность паранойи Сталина: «…большинство людей никогда не обладали абсолютной властью с ее страхами и соблазнами; никогда не могли успокоить любое подозрение, удовлетворить любое желание и чувство обиды* (301, 685). Но, в отличие от Улама 1973 года (301), Улам 1982 года (302) не спешит признать, что Сталин был параноиком.

3. Такер цитирует несколько психиатрических и психоаналитических трудов по паранойе (291, 287, прим. 36, 288. прим. 12, 289. прим. 19). Однако он не упоминает о гомосексуальном элементе, который, по мнению психоаналитиков, является основой паранойи (дополнительно об этом см. ниже, главу 12).

К числу других источников, рассматривавших вопрос о паранойе Сталина (помимо указанных выше), принадлежат: 145, 44 и далее; 306; 95, 90; 211, 305 и далее; 170, 334; 301, 319–320, 445, 611; 116, 609 614; 230; 239;, 297 и далее, 306 и далее; 254, 193; 286, 50 и далее; 222. 103, 106–107; 287, 49.

Первым, кто поставил Сталину диагноз «паранойя», был выдающийся невропатолог Владимир Михайлович Бехтерев. Побеседовав со Сталиным в декабре 1927 года, Бехтерев заявил, что у Сталина был «типичный случай тяжелой паранойи» (63, 180; ср.: 75, 254). Вскоре после того, как Бехтерев сделал это заявление своим коллегам, он умер при таинственных обстоятельствах.

Еще раз диагноз паранойи был поставлен Сталину кремлевскими врачами Д. Д. Плетневым и Л. Г. Левиным в 1939 году (306, 16 и далее, ср.: 269, 582). Позже Плетнев умер в концентрационном лагере, а Левин был убит.

Чалидзе (61) и Медведев (211) сделали попытку доказать, что Сталин не был параноиком. Они, похоже, полагают, что истинная паранойя помешала бы эффективной политической деятельности. Но нет действительной причины, в силу которой паранойя не могла бы использоваться в политических целях. Когда в сентябре 1941 года Сталин поносил англо-американских посланников в Москве за то, что они не оказывали Советскому Союзу эффективной помощи («Недостаточность ваших предложений ясно показывает, что вы хотите, чтобы Советский Союз был побежден» — 146, 89), он совершенно очевидно проявлял признаки параноидального поведения. Но такое поведение также заставляло посланников чувствовать себя обязанными Сталину и прилагать больше усилий для его ублажения.

Как показывает Агурский (5, 238 и далее), антисемитизм Сталина (одна из форм паранойи) очень пригодился, когда он боролся с оппозицией в 20-е годы. Тайная антисемитская кампания против Троцкого и его сторонников четко отражала настроения Сталина и частично была им организована. Он очень эффективно использовал свою паранойю.

4. Термин «садизм» представляет некоторую трудность, так как он имеет сексуальную подоплеку. Хорни (158, 191 и далее) полагает, что сексуальное возбуждение и садистское волнение — это совершенно разные вещи и что уничижительные сексуальные действия являются только одним из возможных проявлений общих садистских наклонностей личности (или тем, что она предпочла в дальнейшем называть мстительностью — 159, 201). Сексологи используют термин «садизм* исключительно в сексуальном значении, как это делал изобретатель термина Крафт-Эбинг (см.: 237, 282; большинство статей в 246). Здесь я буду придерживаться свободной психоаналитической концепции садизма, то есть понимать под садизмом насилие против других, вне зависимости от того, сопровождается оно или нет сексуальным удовлетворением (ср.: 185, 401).

5. Некоторые не применяют термин «садист» в отношении всех профессиональных мучителей. Например, Петере (227, 179) говорит: «Хотя многих садистов привлекает роль мучителей, когда таковая возможна, вполне доказуемо и то, что институт пыток создает так много садистов, сколько ему необходимо». Таким образом, многие из сегодняшних мучителей проходят «специальное обучение», во время которого их самих физически истязают и совершают насилие над их разумом (там же, 182). Похоже, что Сталин в раннем возрасте получил от своего отца именно такой вид «специального обучения». В любом случае и то, что делает типичный специалист по пыткам, и то, что делал Сталин, является проявлением садизма в соответствии с данным выше общим психоаналитическим определением (см. примечание 4), и то и другое включает отождествление с первичным агрессором.

6. По вопросу защитного использования организационного большинства для сокрытия садистских целей см.: 117.

Примечание к главе 3

1. См. послесловие Такера к его «Мемуарам биографа Сталина» (300, 267–268), где он утверждает, что его собственный мучительный опыт «спасения» его русской жены от опасностей жизни в Советском Союзе подтолкнул его к выводу, что у Сталина существовала фантазия спасения «России-матери» от опасностей капиталистического окружения.

Примечания к главе 4

1. Или отчим, если верить источникам, которые уверяют, что Виссарион в действительности не был отцом Сталина (см.: 75, 232–233; 211.

337; 114, 24–25; 112; 44, № 5, 75; 47, I, 124). Возможно, никогда не будет выяснено, был ли Виссарион Джугашвили биологическим отцом Сталина. Но он, безусловно, являлся социально признанным отцом (он — его отец, если не его родитель). Поэтому в последующем я буду ссылаться на Виссариона как на отца Сталина.

2. Я с некоторым беспокойством пользуюсь посмертно опубликованными мемуарами Давричеви, поскольку они кажутся воспоминаниями очень забывчивого пожилого человека. Они изобилуют фактическими ошибками и плохо изданы (например, Капанадзе становится «Канападзе», Иремашвили — «Амирачвили», происхождение клички Сталина «Коба» связывается с несуществующим грузинским поэтом тринадцатого века, Троцкий [Бронштейн] ошибочно назван «Бернштейн» и т. д.). В отличие от меньшевика Иремашвили, Давричеви являлся социал-федералистом, который поддерживал программу демократического социализма в Грузии, освобожденной от царского правления и объединенной с другими кавказскими республиками. Он также верил в использование терроризма для достижения политических целей. Он безмерно восхищался Сталиным и отдавал ему должное в организации многих вооруженных ограблений («экспроприации»), совершенных революционерами на Кавказе. Однако он добавляет, что его собственная группа организовала ряд ограблений, включая знаменитый налет на сокровищницу Душет, который, по словам Давричеви, принес 375 000 рублей. Давричеви также уверяет, что в какой-то момент Сталин пытался увлечь его большевизмом. Несмотря на очевидную слабость и уникальную политическую позицию, мемуары Давричеви являют нам молодого Сталина, что служит подтверждением других доступных источников. Кстати, Давричеви является «l'aviateur Zozo» в воспоминаниях Павла Игнатьева «Ma mission en France» (163). Агурский (66) также полагается на Давричеви.

Примечания к главе 5

1. См. также: 75. 182; 130, 224; 288, 336; 75 258–259; 126. 26; 292. 438–439; 83, 160 и да лее; 114, 485–486; 181, 82.

2. 170. 248,303;292,436–437, 453, 459; 291 110; 288, 376; 75, 45, 167, 220, 244, 277, 307 211,331.

Примечания к главе 6

1. Конечно, еще Зигмунд Фрейд концептуализировал развитие сознания или идеального эго (суперэго) как отождествление с различного рода агрессорами (см., напр., 133, XIX, 34–35). Но работа сознания (чувства вины) задействует интернализацию агрессии, то есть агрессия направлена на себя (ср.: 185, 208). Когда агрессия не повернута на себя, а направлена наружу, мы имеем отождествление с агрессором в его примитивной форме. Иногда неясно, направлена ли агрессия вовне или же на себя. Примером может служить поведение Бухарина на суде. Бухарин сделал двусмысленное признание, которое могло бы быть понято как признание и как эзопова атака на сталинский режим (103, 375 и далее). Другими словами, агрессия была направлена как внутрь, так и вовне. Боннард (88) воспринимает признание Бухарина как пример «отождествления с идеализированным агрессором». Но Бухарин идеализировал не сталинскую агрессию, а большевизм.

Есть указания на то, что в сталинский период отождествление с агрессором стало широко распространенным явлением среди политически активных индивидов. Например, обсуждая смену Ярославским политических цветов после атаки Сталина в прессе, Такер говорит: «Простого признания в ереси было недостаточно; еретик должен был присоединиться к инквизиции. Только вступив в ряды обвинителей, он мог рассчитывать, что его отречение будет воспринято серьезно. Обвинение других в контрабанде троцкизма подчеркивало истинность чьего-либо «настоящего» большевизма — иными словами, сталинизма. Покаяние, вслед за которым следовало обличение, становилось ритуалом в советской политической культуре. Одним из многих примеров является публичное отречение Ярославского от своего друга Минтса» (296, 362).

Ритуал «покаяния, вслед за которым следовало обличение», во многих случаях, должно быть, задействовал психологический процесс отождествления с агрессором, уменьшающим беспокойство. Конечно, агрессор имитировался. Что касается вопроса, было ли задействовано отождествление (то есть существовали ли более глубокие, подсознательные процессы за простым осознанным и циничным оппортунизмом), то это следует рассматривать в каждом отдельном случае.

2. Дополнительно об отождествлении с агрессором см.: 127, 481; 185, 208–209; 82, 78–82; 78; 174, 245–246. Сделав его восприимчивым к отождествлению с агрессором, плохие отношения Сталина с его родителями (особенно с его агрессивным отцом) предрасположили его к следующим личностным чертам (некоторые из них

перекликаются): 1) макиавеллизму (197, 132; 121, 144; 99, 333—37); 2) авторитаризму (65; 121, 30–34; 134, 164 и далее, 207 и далее); 3) этноцентризму (65); 4) антисемитизму и другим формам расовых предрассудков (там же).

Многие биографы Сталина соглашаются, что эти черты действительно были свойственны взрослому Сталину. Но насколько я знаю, ни один из биографов никогда не ссылался на обоснованные статистически исследования личности, которые я только что процитировал. Такер упоминает глобальный труд Адорно и др. «Авторитарная личность», но полагает, что он в основном применим, к «авторитарным последователям» (то есть потенциальным последователям фашизма), а не к авторитарным лидерам (291, 23). Однако Сталин сам являлся последователем — особенно Ленина, даже когда он поднимался в иерархии большевиков. Помимо этого психологические труды, на которые Такер опирается, такие, как количественно не подтвержденная работа Эриксона и Хорни, больше предназначались для приложения скорее к последователям, чем к лидерам. И наконец, основное фрейдистское/лассуэллианское предположение, которое делает Такер в своем исследовании Сталина, а именно что ранний семейный опыт крайне важен для понимания последующей общественной деятельности, и является предметом исследования в «Авторитарной личности». Например, Эльза Френкель-Брунсвик нашла в этом труде, что «предубежденные субъекты имеют тенденцию говорить об относительно строгой и пугающей домашней дисциплине, которую им пришлось пережить, будучи ребенком» (см.: 65, 385). Исследователи соглашаются, что у Сталина было предубеждение по крайней мере в отношении евреев, если не всех других народов.

3. Так же, как и Хорни в своем исследовании «садистских наклонностей» (158, 191–216) или в исследовании «высокомерной мстительности» (159, 197 и далее).

4. Другие также показывают ясное понимание того, как Сталин отождествлял себя со своим агрессивным отцом. Например: «Незаслуженные, ужасные избиения сделали мальчика таким же жестким и бессердечным, как его собственный отец» (164, 12, курсив мой. — Д. Р Л.). См. также: 126, 26; 93, 224; 286, 24.

5. Многие связывают мстительность Сталина с тем, что в основе его поведения лежит традиционная грузинская культура (см., напр.: 170, 248; 260, 51; 220, 14; 288, 415; 224, 25; 75. 274; 314, 401). Это вполне законно, так как среди народов Кавказа существует давняя традиция кровной мести и платы кровью (69, 275–277; 183, 30–33). Сталин, конечно, был осведомлен об этой традиции и мог таким образом поощрять свои мстительные чувства. Однако сами мстительные чувства являются психологическим явлением, а не просто культурным артефактом. В личностном развитии Сталина грузинская традиция только усилила их проявление, а не являлась их истинной причиной. Безусловно, большинство грузинских товарищей Сталина не были столь мстительны и злопамятны. Насколько я смог выяснить, постоянные избиения маленьких детей отцами не являются существенной чертой грузинского воспитания. Но, как мы видели, это было характерно для воспитания Сталина. Давричеви говорит, что худшим наказанием для детских друзей Сталина, получаемым ими от их отцов, был «громкий шлепок» (112, 74).

6. Садизм Сталина должен был бы задействовать отождествление не только с прошлым агрессором, но и с жертвой, то есть с тем, против кого в данный момент направлена агрессия. Одно отождествление не исключает другое. Но характерное для садизма в целом отождествление с жертвой (133, XIV, 129; 277, 98; 185, 402) было в случае Сталина довольно незначительным по сравнению с отождествлением с агрессором. У большинства людей оно более ярко выражено и приводит к актам сострадания, а не к жестокости. Можно сказать, что Сталин отождествлял себя со своими жертвами только для того, чтобы отвергнуть это отождествление. Иными словами, личность Сталина была настолько захвачена ощущением того, что он является жертвой (чувство неполноценности и т. д.), что он был вынужден постоянно ' избегать этой своей подлинной тождественности путем отождествления с агрессором.

7. Если бы была возможность вызвать Сталина из могилы и побеседовать с ним на кушетке аналитика, было бы интересно выяснить, связана ли его озабоченность ногами/сапогами (см. ниже, главу 8) как инструментами насилия с дефектом его левой ноги. И было бы интересно узнать, является ли его поддержка философии «бей кулака», а также его садистское отношение к «кулакам» и другим крестьянам в начале 30-х годов следствием дефекта его левой руки. Я подозреваю, что эти связи существовали в мозгу Сталина, но у меня нет никаких свидетельств, кроме психоаналитической интуиции.

Примечания к главе 7

1. Это совсем не означает, что «межвозрастное трансмиссионное объяснение» является единственным объяснением жестокого обращения с детьми (так же, как не является единственным объяснением, почему Сталин бил своих детей). Как показывает Бельский (81), существует множество факторов, вызывающих жестокое обращение с детьми (например, поведение самого ребенка, социальные ожидания и т. д.). Кауфман и Зиглер (167) считают, что вероятность жестокого обращения с детьми в шесть раз выше в семьях тех родителей, которых самих подвергали жестокому обращению, чем у населения в целом. Удивительно, что многие сторонники «межвозрастного трансмиссионного объяснения» не осознают, что они в подобных случаях имеют дело с отождествлением с агрессором. Но это никоим образом не является единственным примером того, как психологи-бихевиористы пренебрегают уроками психоаналитиков.

Предполагается, что Сталин не бил свою дочь, свою любимицу Светлану. Она уверяет, что он ударил ее «впервые в жизни», когда ей уже было семнадцать лет и она встречалась с евреем старше ее, которого Сталин не одобрял (71, 169). Но это не очень правдоподобная история. Сама Светлана известна ее склонностью бить свою дочь Ольгу. Журнал «Time» (85, 58) описывает, как Светлана ударила свою дочь по лицу сжатым кулаком. Имея в виду тенденцию к межвозрастной трансмиссии унижающего поведения и тенденцию Сталина унижать, можно предположить, что таким же образом Сталин бил саму Светлану. Такер (299) говорит о «похожести отца и дочери». Однако мы не можем полностью исключить вероятность, что Светлана позаимствовала что-то из унижающего поведения у своей матери.

2. Знаменитая фотография, на которой Сталин держит на руках маленькую девочку в матроске, имеет очень поучительную историю. Отец девочки, Ардан Маркизов, народный комиссар сельского хозяйства в Бурят-Монгольской автономной республике, был арестован и расстрелян вскоре после того, как была сделана эта фотография. Мать отбыла срок в ГУЛаге, а затем покончила жизнь самоубийством (33).

Примечания к главе 9

1. См. предисловие В. Лакшина к сборнику произведений Булгакова (17, 30), а также: 141, 18; 41, 141; 5, 217–219. Проффер (233, 306) говорит, что Сталин смотрел пьесу «несколько раз». По общему мнению, Сталин сам говорил Виктору Некрасову, что он смотрел пьесу «раз десять, а то и больше* (42, 92).

2. Солженицын, полемизируя с Такером, утверждает, что Сталину, для того чтобы угнетать и убивать свой народ, не нужен был пример Ивана Грозного (263, 116–117). Жестокость Сталина происходила «из собственного лукавого и злобного нутра» (47, IX, 355). Но один исток поведения Сталина не исключает другие истоки. Как биограф Сталина, Такер прекрасно осведомлен о «лукавом и злобном нутре», сформировавшемся в результате обстоятельств детства. Но Такер смог показать, что Сталин также почерпнул кое-что у Ивана Грозного.

3. Сравни с заявлением Сталина Алеше Сванидзе в 1934 году: «А ведь русский народ — царистский народ. Ему царь нужен» (11, 277). В конце 40-х годов Сталин повторил это Виктору Некрасову: «…народ наш кроме бани любит, чтобы у него и царь-батюшка был… Самодержец Всесоюзный. Не плохо звучит, а? (42, 96).

4. Кротков (179, 100) в художественном изложении вкладывает эти слова в уста Сталина когда тот обращается к Берия. Согласно Эйзенштейну, Сталин сказал, что Петр не ликвидировал достаточное количество врагов («Петруха недорубил…» — 64, 736). В недавнем произведении Рыбакова «Дети Арбата» Сталин выражает восхищение как Иваном Грозным, так и Петром Великим (44, № 4, 108). Сталин у Рыбакова также полагает, что Иван казнил недостаточное число бояр (44, № 5, 78).

5. По этому противоречивому вопросу см.: 66; 259; 292,108–114; 75,240–241; 211, 315–324; 13, 224 и далее; 213, 15–18.

6. Сталину не просто был присущ «интуитивный макиавеллизм» (264, 585; ср.: 76, 48, 106; 208, 215), он действительно читал Макиавелли (292, 212). Следует отметить, что Сталин демонстрирует не все, а некоторые черты того, что психологи, такие, как Кристи и Гейс (99) и Элмс (121, 136–148), называют макиавеллизмом: 1) «относительное отсутствие эмоций в межличностных взаимоотношениях», 2) «несоблюдение общепринятых норм морали», 3) «отсутствие явной психопатологии» и

4) «низкая идеологическая задействованность» (99, 3–4).

Большинство специалистов по Сталину согласятся, что пункт 2 прекрасно характеризует Сталина. Другие пункты более спорны. Например, в некоторых взаимоотношениях он был достаточно подвержен внешнему манипулированию и демонстрировал мало эмоциональной вовлеченности (пункт 1), но в других случаях он вполне мог проявить эмоции, такие, как гнев или отчаяние. Что касается пункта 3, то, как я уже говорил выше, вопрос о «психопатологии > Сталина не так уж важен. Но я склонен согласиться с Медведевым, который полагает, что «Сталин, без сомнения, был вменяемым человеком и в большинстве случаев осознавал, что он делал» (211, 306). Пункт 4 является сложной проблемой, но большинство ученых согласятся, что по крайней мере иногда Сталин действовал с полным и циничным пренебрежением марксистской социалистической идеологией. Таким образом, в целом Сталин в психологических тестах на макиавеллизм может быть оценен как занимающий точку выше середины шкалы, а возможно, мог бы получить и «высший Мак».

7. В первом томе «Архипелага ГУЛага» Солженицын говорит: «Есть психологические основания подозревать Сталина в подсудности также и по этому пункту 58-й статьи [т. е. часть 13, служба в царской полиции]…» (47, V, 75, курсив мой. — Д. Р.-Л.; ср.: 46, I, 127 и далее). Де Йонг (114, 48) выдвигает интересное суждение, что, поскольку у Сталина была тенденция проецировать свои собственные поступки на других и учитывая тот факт, что многие подзащитные на показных судах обвинялись в службе в царской охранке или тайной полиции, было бы логичным предположить, что сам Сталин работал на царскую секретную полицию. Следует упомянуть следующее место из Конквеста (109, 290): «У профессора Такера имеется теория, согласно которой все, в чем советская пресса обвиняла противника, было именно тем, что делало само Советское правительство» (ссылка на источник не дается).

8. Не утверждая, что Сталин был царским агентом, и не упоминая Анны Фрейд, Раппапорт говорит, что Сталин «был увлечен отождествлением с методами своих преследователей» (239, 261).

9. Быковский в своем психоаналитическом рассмотрении данного явления говорит об «отождествлении с врагом» у Сталина, но затем, нанеся еще один удар по достоверности психоанализа, ошибочно уверяет, что сталинский пакт о ненападении с Германией был идеей маршала Тухачевского (93, 229).

10. Я склонен согласиться с теми историками, такими, как Коэн (104), которые полагают началом исторического влияния Сталина 1929 год. Сами советские сталинисты признают, что 1929 год был «годом великого перелома» (316,150).

Примечания к главе 10

1. Некоторые документальные свидетельства см.:173,49 и далее; 211,446 и далее; 35; 145,41;

;124, главы 2 и З; 275;247,55–66;100,III, 357 и далее; 317, 228 и далее; 32, 341 и далее; 16, 44 и далее; 194; 149, 331–332; 20, 170 и далее; 67,136–137;15,1,393 и далее; 219,164 и далее; 40; 148, 360 и далее. Наиболее детальным исследованием предмета является работа Уэйли «Кодовое слово Барбаросса» (311). 84 «предупреждения* Уэйли достаточно разнородны, начиная от участившихся нарушений границы со стороны немецких разведывательных самолетов («предупреждение» № 5) и кончая очень точным уведомлением о решении напасть и времени нападения (например, послания Зорге из Токио, которые составляют «предупреждение» № 37). Многие «предупреждения» никогда не попали к Сталину, и некоторые были ложны. Несмотря на это, у Сталина было более чем достаточно причин подготовить свои войска и принять другие защитные меры задолго до 22 июня. Тот факт, что он этого не сделал, не означает, что ему не хватало информации или что он был введен в заблуждение руководителями своей разведки, которые находили информацию сомнительной (Берия, Голиков и Кузнецов прекрасно знали, что Сталин хотел услышать). Уэйли полагает, что «Сталин ошибся, приписав оппоненту свой собственный сложный, хотя в целом рациональный взгляд на русско-германские отношения» (311, 226). Но даже если взгляд Сталина на его отношения с Гитлером был «в целом рациональным» (что "маловероятно, учитывая отождествление с Гитлером и другие задействованные защитные реакции), то проекция такого взгляда на Гитлера уже иррациональна.

2. 25, XIX, 107.

3. Решение Гитлера напасть на Советский Союз (не закончив войны с Англией) анализируется с точки зрения психоанализа Уэйтом (308, 398 и далее). Уэйт приходит к заключению, что операция «Барбаросса» была военным воплощением фантазий саморазрушения Гитлера.

4. Между Сталиным и Гитлером были и другие сходства. У обоих были физически унижавшие их отцы. Оба тирана были известны своими вспышками гнева. Оба любили разыгрывать своих соратников. Ни один не выносил, когда ему противоречили подчиненные. У обоих присутствовали садистские, мегаломаниакальные и параноидальные тенденции и была склонность проецировать свои личные неудачи на политических противников. Оба происходили из низших слоев.

Существовали также важные различия. Идеологически их взгляды на марксизм не могли бы быть более противоположными. Их политические стили были очень разными — не обладающий обаянием Сталин полагался больше на интригу, а Гитлер, обладая талантом к интриге, поднялся в основном благодаря своему ораторскому искусству. Если Гитлер был вегетарианцем и трезвенником, то Сталин любил грузинские мясные блюда и вина.

Есть еще много других сходств и различий.

Было сделано мало попыток контрастного анализа двух диктаторов (см., напр.: 307). Мне кажется, что глубокий контрастный психоанализ Сталина и Гитлера мог бы многое выявить в психологических истоках диктатур.

Среди многочисленных источников о жизни и душе Гитлера см. следующие: 92; 184; 284; 98; 308; 90;135, 369–433.

5. Карикатура воспроизводится в литературном приложении к «Times» (09.05.1986, 503).

6. Существует обширная и разноречивая литература, касающаяся истории советских заигрываний с Гитлером, включающая следующие работы: 131; 68; 210, I; 265; 36; 22; 147; 156; 149; 1; 148, 309 и далее, 322 и далее.

7. Я не согласен, что предстоящий пакт с Германией был единственной причиной чисток в конце 30-х годов. Сталин, похоже, намеренно поддерживал нестабильность своей бюрократии, постоянно натравливал друг на друга своих подчиненных с целью укрепления собственной авторитарной власти (особенно см.; 193, 276–279).

8. Сталин получил бы высокий балл по знаменитой шкале «?» («?» означает «фашизм»), разработанной Адорно и др. (65).

9. Сталин мог также, когда начал расширять советские границы во время пакта с Германией, отождествлять себя со старыми империалистическими царями (во время переговоров с Финляндией он по крайней мере дважды поднимает вопрос о русско-финской границе, которая существовала в царские времена — 278, 26, 75). Но, как мы видели выше, отождествление с царями тоже является отождествлением с агрессором. После того как пакт был нарушен Гитлером, отождествление с царями осталось неизменным. По наблюдению Маккэга, «даже в самые мрачные дни 1941 года он [Сталин] никогда не скрывал желания установить после войны границы так, как он разработал их с Гитлером в 1939 и 1940 годах, границы, которые бы вернули России большинство территорий, потерянных после первой мировой войны» (208, 39, курсив мой. — Д. Р.-Л.).

10. В противоположность утверждениям Суварина (268, 267), тот факт, что Сталин отождествлял себя с Лениным, не означает, что Ленин и Сталин должны отождествляться друг с другом. Психологический процесс отождествления не обязательно подразумевает объективное сходство.

11. Это могло с самого начала быть отождествлением с (осознанным) агрессором. Такер признает, что с самого начала существовала «потенциальная амбивалентность» в боготворении Сталиным Ленина (292, 143; но ср.: 292, 284–285). Враждебная сторона этой амбивалентности не могла бы существовать без понимания того, что сам Ленин был враждебен по отношению к нему, то есть того, что Ленин был потенциальным агрессором.

Химмер (150; ср.: 151) установил, что существовало некоторое «отчуждение» от Ленина между 1906 и 1912 годами, но ошибочно полагает, что «враждебная оценка Ленина» исключает «отождествление с Лениным» (150, 284). В психоанализе как обычное дело рассматривается состояние, когда амбивалентность и отождествление идут рука об руку. Действительно, любой историк, игнорирующий психологическое понятие амбивалентности, вынужден сделать нереальный выбор: или Сталин был преданным учеником Ленина, или он не выносил Ленина.

Существуют указания на то, что Сталин принял меры по ускорению смерти Ленина (288, 372 и далее; 63, 234–237; 270, 487). Бажанов сообщает, что после смерти Ленина Сталин находился в прекрасном настроении и делал печальное лицо только на публике (это было до того, как Сталину передали «Завещание» Ленина — см.: 14, 88–89). Антонов-Овсеенко полагает, что Сталин ненавидел «Ленина люто, исступленно» (11, 175). В качестве доказательства он приводит длинный список лиц, которые были близки Ленину и позже были ликвидированы Сталиным (ср.: 76, 52–53). Согласно Хрущеву (171, 46), отношение Сталина к Ленину было «неуважением», и он говорит, что после войны Сталин часто отзывался о Ленине плохо (56, I, 188). Авторханов цитирует вдову Ленина, Надежду Крупскую, которая сказала следующее об интригах Сталина против Троцкого и Бухарина: «Да что я? Действительно, живи сегодня Володя, он бы и его засадил. Ужасный негодяй, мстит всем ленинцам из-за политического завещания Ильича о нем» (2, 162). Источник этой цитаты не приводится, но тем не менее это похоже на правду, так как мы знаем, что Сталин был чрезвычайно мстительным человеком.

Сильные эмоции Сталина в отношении Финляндии во многом были связаны с Лениным. Именно в финском городе Таммерфорсе в 1905 году Сталин впервые встретил своего героя. В апреле 1917 года Ленин, как известно, прибыл на Финляндский вокзал. В июле Сталин помогал загримировать Ленина как финского крестьянина, сбрив ему бороду и усы, чтобы Ленин смог безопасно скрыться от царских властей (70, 198). Когда позже в том же году произошла революция, Ленин настоял, чтобы Финляндия, до этого часть Российской империи, получила право национального самоопределения. Сталин, будучи русским шовинистом, не был в восторге от этой идеи. Несмотря на это, по настоянию Ленина, в ноябре он поехал в Хельсинки и объявил собравшимся финским социал-демократам, что Финляндия может получить независимость (в Брест-Литовском договоре 1918 года Советы окончательно отказались от претензий на Финляндию).

Став независимым государством, Финляндия воспринималась советскими лидерами, включая Сталина, как источник опасности. Ее граница проходила слишком близко к Ленинграду Сталин думал, что Германия может использовать Финляндию как плацдарм для нападения на Советский Союз. Так же, как Англия, Франция или Америка. Сами финны могли засылаться в Советский Союз буржуазно-империалистическими силами. Эти идеи Сталина были хорошо известны его соратникам (см.: 180, 117; 39, 178; 147, 222). Когда сам Сталин вторгся в Финляндию зимой 1939/40 года, он захватил не всю страну, и даже не большую ее часть. Одной из причин этого могла быть тесная ассоциация в его мозгу Финляндии с Лениным. Тяжелыми последствиями финской войны Ленин как будто бил Сталина из могилы. Возможно, Сталин испытывал те же чувства, когда позже финны присоединились к немцам в нападении на Советский Союз. Уинстон Черчилль говорит, что он почувствовал «почти истерические нотки» в реакции Сталина на колебания Англии в вопросе об объявлении войны Финляндии (100, III, 531). Однако после войны Сталин воздержался от попыток сделать Финляндию русской провинцией. Желание Ленина следует уважать.

12. Цифра в 35 000 подвергнутых репрессиям офицеров приводится Кривицким (178, 177) и Конквестом (105, 485). Оценка Медведева составляет 25 000—30 000 (214. 13). Суварин сообщает о 60 000 (269, 575–576).

13. См.: 170, 316; 75, 284; 255. С этим мнением согласны и многие другие критики сталинской чистки офицеров Красной Армии.

14. Об этой политической стратегии см.: 170, 253; 75, 40; 288. 53, 120, 378 и далее; 264, 582; 242, 61; 76, 31 и далее.

Примечания к главе II

1. Возможно, Сталин также ассоциировал «ночь длинных ножей» с тем фактом, что он

кидал в своего отца нож, или с воспоминанием, что тот был убит ножом. Такая ассоциация должна была усилить отождествление с, фигурально выражаясь, обладающим ножом Гитлером.

2. Очевидно, что отождествление и проекция довольно часто смешивались в установках Сталина по отношению к высокопоставленным мужчинам, встречавшимся в его жизни. Детальный анализ его чувств к Троцкому, Тухачевскому, Тито, Черчиллю и некоторым другим может прояснить эту комбинацию. Психоаналист-когутианец мог бы сказать, что Сталин относился к Гитлеру как к «самообъекту», то есть как к недостаточно отделенному от него самого (см. ниже, примечание 1 к главе 14).

3. Крупица правды, о которой Сталин, очевидно, не знал, заключалась в том, что Чемберлен в августе 1939 года подготавливал приезд Германа Геринга в Лондон для проведения переговоров. Но прежде чем это случилось, в Москве был подписан нацистско-советский пакт (см.: 147,227).

4. Даже после нападения Гитлера и после того, как Великобритания стала союзницей Советского Союза, Сталин продолжал с подозрением относиться к англичанам (хотя его подозрение больше не было частью рационализации его восприятия враждебного поведения Гитлера). Он сконцентрировал свое подозрение на Черчилле. Например, он обвинял английского премьер-министра в том, что тот «чересчур боялся сражаться с немцами» (100, IV, 486). На конференции в Тегеране в 1943 году он открыто спросил, собирается ли Черчилль открыть фронт на западе (операция «Overlord»): «…действительно ли англичане верят в «Overlord», или они только так говорят, чтобы успокоить русских?» (цит. по: 146, 273; ср.: 16, 263; 100, V, 373). По вопросу о том, как вести себя с немцами после победы, «Сталин продолжал безжалостно язвить Черчилля. Несколько раз за вечер он ясно давал понять, что премьер-министр, питая тайную симпатию к немцам, хочет мягкого мира» (146, 273). Конечно, не так давно Сталин сам «боялся» немцев и сам питал к ним симпатию. Нападая на Черчилля, он действовал под импульсом проекции и мог получить от этого садистское удовольствие. Рузвельт, который понимал, что Сталину необходимо атаковать Черчилля, сыграл на этом, чтобы сдвинуть переговоры в Тегеране: «Я начал подшучивать над английскостью Черчилля, над Джоном Буллем, над его сигарами, его привычками. Сталин стал это замечать. Уинстон покраснел и начал ругаться, и чем больше он так делал. тем чаще улыбался Сталин» (цит. по: 226, 84) Переводчик Черчилля, г-н Бирс, очень неодобрительно отнесся к поведению Рузвельта и по чувствовал, что Рузвельт играет на руку Сталину (83, 155–156). Но то, что Рузвельт по чувствовал комплекс неполноценности Стали на и осознал, что «Дядюшка Джо» опасается, как бы главы двух западных государств не «ополчились» против него, возможно, спасло Тегеранскую конференцию. Сталин стал более разумным, когда он с Рузвельтом смог «ополчиться» на Черчилля, когда он увидел, что побит кто-то другой.

Примечания к главе 12

1. Любопытно, что психоаналитик Густав Быковский использует ту же метафору — «его любовная связь с Адольфом Гитлером» (93, 290), но дальше не углубляется в обсуждение латентной гомосексуальности Сталина.

2. Совершенно очевидно, что Сталина привлекали девочки-подростки. Однако нет никаких свидетельств сексуального влечения к девочкам, не достигшим половой зрелости, а потому диагноз «педофилия» необоснован.

3. Дополнительно о гомосексуальном аспекте членства в чисто мужских властных иерархиях, таких, как братства, армейские и политические1 структуры, спортивные команды, мужские клубы и т. д., см.: 237, глава 47.

4. Дополнительно о сквернословии Сталина см.: 211, 329; 292,455;13,221;224,316,318;9, 22, 180; 10. 365, 376, 381, 384; 79, 264; 11, 250; 42, 103; 112, 46; 53, II, 184; 165. 264.

5. Аллилуева объясняет, что под «идейными селедками» Сталин подразумевал независимых, политически активных женщин первых послереволюционных лет. Второй женой Сталина была именно такая женщина, ярая феминистка, которая, к несчастью, вышла замуж за грузинского мужского шовиниста.

Довольно удивительно, что одним из любимых литературных произведений Сталина была феминистская повесть Антона Чехова «Душечка». Анна Аллилуева говорит, что молодой Сталин знал повесть «почти наизусть» (70, 206). Главная героиня повести — мягкая, глупая женщина без какой-либо индивидуальности. Все, что она может делать, это воспроизводить мысли и мнения ее мужчин. Ироническое отношение к ней автора ясно указывает на феминистскую идею (женщина должна быть независимой, должна иметь свою собственную индивидуальность). Но феминистская идея не могла привлекать Сталина, женоненавистника до мозга когтей. Скорее, ему нравилась агрессивность сатиры и сверхъестественная способность женщины имитировать мужчин, встречающихся в ее жизни. Аллилуева постоянно ссылается на склонность самого Сталина к мимикрии. Другое любимое произведение Сталина, «Хамелеон» Чехова (см. там же), также описывает последствия чрезмерного увлечения имитацией. Как мы видели выше, имитация, актерская игра и сильная склонность к отождествлению (особенно с агрессорами) были важными компонентами личности Сталина.

6. См. данную Конквестом характеристику «Письму…» как «компендиуму слухов и сплетен» (109, 503).

7. См.: 229; 189, 40 и далее, 68 и далее; 241, 208 и далее; 240, 103 и далее, 116, 130; 166; 31, 152 и далее, 179; 138, 38–39; 60. 227–229; 23; 220, 31. Я был вынужден скомпоновать материалы в таблице по своему усмотрению, поскольку не все первоисточники совпадали.

Примечания к главе 13

1. Эта вспышка гнева описана в документальном романе сталинистского писателя Александра Чаковского «Блокада» (58, 49). Медведев (211, 458), Авторханов (3, 14) и Улам (301, 537) полагаются на отчет Чаковского о поведении Сталина.

2. 75, 266. Возможно, Микоян ссылается на этот случай, когда описывает удивление Сталина при появлении его коллег: «Чувствовалось, что он встревожен, но старается сохранять спокойствие» (40, 98).

3. См.: 75, 229, 269, 306; 43, passim; 196, 36; 31, 107; 261, passim; 122. 63–69; 278, 64; 212, 232; 59, I, 282.

4. В психоанализе идея, что мужчина-лидер в стране принимает для ее граждан образ отца, считается обычным явлением (см., напр.: 133, XV, 159; 115, 175). Коган (29, 102) предпочитает воспринимать Сталина как «злодея-отчима» в доме России-матери.

5. В одном из сообщений говорится, что Яков покончил жизнь самоубийством в немецком концентрационном лагере после того, как услышал слова отца, переданные по радио (10, 370; о несколько иной версии самоубийства см.: 256). Более ранняя, неудачная попытка Якова застрелиться вызвала у Сталина следующую раздраженную реплику: «(Ха, не попал!» (9, 97). Такер полагает, что враждебность Сталина в отношении Якова на самой деле скрывала враждебность к самому себе (292, 434). Вполне вероятно, так оно и есть, но вовсе не потому, что Яков напоминал Сталину его собственный подавленный грузинизм, как думает Такер (там же). Другие грузины не вызывали у Сталина такой сильной реакции. Скорее, Яков мог напоминать ему подавленное чувство унижения перед собственным нелюбящим и жестоким отцом, и он отгонял эти чувства через отождествление с этим отцом и выражая враждебность в отношении своего сына, а не себя самого.

6. См.: «Кем метафорически был Сталин для миллионов других советских сражающихся людей, тем он практически был и для Якова — бессердечным и тираничным отцом…» (301, 549).

7. Иногда даже имя Сталина ставилось на первое место: «За Сталина, за Родину!» (7, 618–619; 6, 240).

Примечания к главе 14

1. Вместо термина «идеализированный самообраз» я предпочел бы пользоваться термином Когута «grandiose ego» (176). Но я не могу утверждать, что Сталин страдал тем «нарциссическим личностным расстройством», которое описывает Когут. Иными словами, не ясно, восходят ли нарциссические проблемы Сталина к самому началу постэдиповой стадии, когда внешние объекты связывались бы с его нарциссическим либидо, когда существовали бы фантазии слияния с внешними объектами и контроля над ними. До какой степени взрослый Сталин воспринимал внешние объекты (Ленина, Гитлера, русских как класс и т. д.) как недостаточно дифференцированные от его собственного нарциссического ego? Испытывал ли он смутные ощущения обманчивости собственного существования, его нереальности? Видел ли он навязчивые сны, в которых бы летал? В каких ситуациях он испытывал чувство стыда или неловкости? Был ли он ипохондриком? Такие вопросы мог бы задать аналитик-когутианец для того, чтобы определить, насколько grandiose ego Сталина было задействовано в его взрослых взаимоотношениях и до какой степени его ущемленный нарциссизм соответствует термину «нарциссическое личностное расстройство».

2. Такое упрощение в некотором отношении является чрезмерным сверхупрощением. Возможно, Виссарион в действительности испытывал некоторую любовь к сыну, которого он привык бить. И наоборот, у Кеке могло возникнуть чувство злости на Coco (время от времени она поколачивала его). Другими словами, в отношении обоих родителей к ребенку должна была существовать обычная двойственность. Двойственность отношения матери к Coco имела особое значение, так как ребенок был гораздо ближе к ней, чем к отцу. Фактически, мать, лишенная эмоциональных и сексуальных контактов со своим жестоким мужем-алкоголиком, была вынуждена направлять большую часть своих чувств (как ласковых, так и враждебных) на единственного выжившего сына. Это не могло не привести к определенным последствиям.

Некоторые ученые полагают, что различные проблемы во взаимоотношениях матери и ребенка могут во взрослом возрасте привести к ущемленному нарциссизму (см., напр.: 258; 129, 72–79). Такое могло произойти и в случае со Сталиным. Но Сталин был не просто чрезмерно нарциссичен. Он чувствовал себя великим до невероятия. Его нарциссизм был столь раздутым потому, что являлся компенсаторным. Сталин был близок к эмоционально обделенной матери, и его подвергал побоям и унижениям отец, и у него были физические недостатки. Из этих трех факторов, похоже, унижения со стороны отца нанесли наибольший нарциссический урон и имели позже наибольшие политические последствия.

Существует несколько свидетельств, связывающих постэдиповы отношения с матерью с мотивом власти (312). Но повторяю еще раз, жажда власти у Сталина была чрезмерной, и это лучше всего видно из постэдиповой компенсаторной реакции на ущемленный нарциссизм, а также из отождествления с агрессором, о чем я уже говорил выше.