ПИСАТЕЛЯМ О ВОЙНЕ 

11 декабря 1990 года Президентом СССР М. Горбачевым подписан Указ о присвоении Момыш-улы Баурджану звания Героя Советского Союза (посмертно).

Моя точка зрения по теоретическим и практическим вопросам войны может показаться кое-кому узкой и даже наивной. Я человек с семилетним образованием, военной школы не кончал, солдатскую школу прошел в горно-вьючной батарее и настоящим военным стал только в годы войны. 

Почему я пишу об этом? Потому что война — самое потрясающее событие в человеческой жизни. В тылу же живут вымыслами о войне. Вымысел хорош, если он выше действительности, но нет ничего выше современной действительности в войне, и она требует правды. Вы видите в театре или на киноэкране эпизоды войны, но внутреннего содержания ее вы ни в кино, ни в театре не увидите потому, что многие писатели и работники искусства не понимают глубоко истины о войне, пишут предположительно, довольствуются вымыслом, который не соответствует действительности. 

Меня возмутило произведение одного композитора, который написал лирическую музыку на боевой текст. Зачастую и художник рисует какое-либо полотно и дает лишь фотографию, без внутреннего содержания. Это, видимо, получается от того, что люди глубоко не знают войны. Правду о войне познать трудно, сидя в тылу, но даже и мы, участники боев, не знаем ее до конца. Находить правду в войне очень трудно, обобщать ее еще сложнее. Постижение истины о войне — это огромная проблема. 

Когда я читаю литературу на военные темы, убеждаюсь, что многое не соответствует действительности. Бывают книги, написанные типографской краской, бывают — написанные кровью. Я читал книгу войны, написанную на поле боя кровью, в натуре, а не типографской краской. Поэтому я считаю: недолговечность художественных произведений заключается в том, что художники, писатели или киноработники не сочетают в них художественную сторону с военными вопросами, с войной, Я ду/«аю, это большой недостаток. Раз ты пишешь на военную тему, то должен уметь чисто военные вопросы излагать художественными средствами. Вот тогда это произведение будет ценным для всей массы. Большинство писателей, увлекаясь художественной стороной, отклоняются от показа собственно войны, а ведь хорошее произведение должно являться настольной книгой даже для нас, военных командиров. Ведь цель всякого произведения — просвещать. Для того чтобы написать о войне, автор должен быть сам просвещенным человеком в этом вопросе, изучить материалы и факты, творчески переварить их и правильно обобщить, он должен все вопросы знать больше и всесторонне. Случайные эпизоды, рассказы отдельных лиц, второстепенные материалы не дают права к написанию серьезного произведения. 

Война — частное и временное, но самое критическое явление в жизни человека. Она на долгие годы решает судьбу его родины, судьбу его народа. Народ бессмертен. Война — великий экзамен народной мощи и воли. Сколько бы ни длилась она, являясь потрясающим событием в человеческой жизни, но оставляет лишь глубокий шрам. Через десятилетия, подлечив рану, народ продолжает жить, он не погружается и не утопает в бездне войны, а стоит выше — над войной, строит, руководит, движется вперед. 

Искусство с давних пор имело исключительное значение □ развитии самосознания народа, отражая его жизнь, борьбу, мечты и надежды на лучшее. Литература, музыка, живопись — ясный оттиск всего великого и прекрасного, сокровищница мудрости наших предков и их трудов — являются реальными, сильными средствами к познанию жизни, мощным оружием борьбы. 

Опыт Великой Отечественной войны еще раз убедил нас, что успех зависит от морально-нравственных сил войск, что в конечном счете живые люди — солдаты и офицеры — решают все, они в первую очередь подвергаются испытаниям боя, но они являются и творцами побед. 

Техника, как бы она ни была усовершенствована и развита, все же остается средством борьбы. Ее создал и ею управляет человек. Человека с его душой, умом, разумом никакая техника не может заменить никогда и нигде. Душа человека — самое грозное, незримое оружие в бою. Ей по праву принадлежит первое место; равных ей по мощности средств борьбы нет и не будет. 

Основная цель литературы — просвещать, пробуждать благородные порывы и чувства, воздействовать на совесть, честь, волю, разум, поднимать и воспитывать в человеке одно из главных чувств — чувство долга. 

Долг — это высшее интеллектуальное понятие, вобравшее в себя ум, чувство, волю, совесть, честь, справедливость, правду, любовь. Только сознание долга ставит солдата превыше всего, облагораживает его, удерживает его от низких поступков — трусости и измены. Только сознание долга вдохновляет и воодушевляет, удваивая, утраивая его физическую и моральную силу и способности. Только сознание долга толчок к подвигам; отвага порождает порыв, бурный поток энергии, творческую силу. Только сознание долга — путеводная звезда ко всему благородному, оно делает способным на все великое и прекрасное, на что только способен человек. 

Сильнее долга силы нет. 

Крепче долга брони нет. 

Нежнее долга чувства нет. 

Суровее долга судьи нет. 

Горячее долга страсти нет. 

Священнее долга святыни нет. 

Мудрее долга мудреца нет. 

Искуснее долга творца нет. 

Страшнее долга кары нет. 

Щедрее долга награды нет. 

Светлее долга света нет. 

Прямее долга дороги нет. 

Острее долга языка нет. 

Стремительнее долга тулпара нет. 

Прозорливее долга пророка нет. 

Прозрачнее долга чистоты нет. 

Выше долга вершины нет. 

Долг — дух души, сердце сердец. 

Долг — вершина мечты и славы. 

Долг — основа скромности. 

Долг — вдохновение любви. 

Долг — корень преданности. 

Долг — стержень верности. 

Долг — основание покорности. 

Долг — трамплин к дерзновению. 

Долг — дух мужества. 

Долг — сердце отваги. 

Долг — гроза трусости. 

Долг — фундамент совести. 

Долг — охрана чести. 

Долг окрыляет бескрылых. 

Долг воодушевляет бездушных. 

Долг воскрешает мертвых. 

Долг знает только жизнь. 

Долгу смерть запретна. 

В мире нет и не будет более мощного двигателя, чем долг. Именно так понимает долг солдат. Без глубокого понимания чувства долга, чувства советского патриотизма не понять образ советского офицера и солдата, так как долг происходит от готовности до конца служить идее, не отступая перед трудностями, перед противником. 

Правда — самое питательное средство для воспитания чувства долга, мужества, высокой нравственной чистоты, непоколебимой воли, верности своему долгу. Ложь — самый вредный яд. 

Я понимаю, что задача, стоящая перед писателем, весьма сложная и трудная, так как его произведение обязано быть прежде всего документом политическим, литературным, историческим, военно-биографическим, с живым, мыслящим героем — нашим современником. 

Это налагает на автора большую ответственность перед историей, перед его совестью, перед его творчеством, в то же время закономерно ограничивает его фантазию, стесняет стилистическое выражение мысли. 

Человека эпохи Великой Отечественной войны нужно показать разносторонне — таким, каким он был, таким, каким вышел из войны. Нет абсолютного героя и абсолютного труса. Не было бы трусости — не было бы отваги. Героизм есть результат воинского воспитания и большой внутренней борьбы — с самим собой прежде всего. 

Читателю обыкновенно показывают героя как сверхъестественную личность и тем самым навязывают мысль о безнадежности подражать ему, вместо вселения в него уверенности в способности совершать такие же подвиги, как и описываемый герой, при условии преодоления ряда внутренних и внешних трудностей. 

В наше время образы создаются не авторами, а войной, суровой и трагической ее обстановкой, и если художник не может стать выше действительности, над жизнью, то пусть не стыдится этого. Будет уже большой заслугой, если он запечатлеет портрет человека войны с прилежностью хотя бы добропорядочного фотохудожника. 

Я считал и считаю, что никто не вправе уходить в область абстрактной фантазии, имея под руками нашу реальную действительность. Но, увы, многие, кто занимается этим в силу своего ремесла, к сожалению, оказались глухими, немыми и, самое обидное, — слепыми; они не увидели, не осознали, не поняли, не вникли во всю тактическую глубину вопроса, тогда как именно они должны были это сделать. По этой причине все прекрасные и жуткие факты войны часто делались и делаются жертвами личной узости и ограниченности авторов, которые приглаживают, отполировывают их до неузнаваемости, излагают отутюженным, гладким языком плохого газетчика, и они уже ничего не имеют общего со своим оригиналом — истиной. 

Описать, показать, как это было на самом деле, — это не упрощенчество, а искусство. Раскрытие смысла борьбы — есть великая задача и долг истинного художника, а люди этой безжалостной борьбы — материал. Их образ, их портрет — скульптурное изображение эпохи и народа, имеющее глубокий смысл на века, так как они (образы) созданы в неповторимых условиях времени и обстановки. До боли жаль, когда эта драгоценность отмечается лишь одним характером и находит только отражение в литературных документах, подчиненных шаблону, когда не показано, что ими движет внутренняя творческая сила, здравый смысл и логика. 

Скажите сами — могут ли фронтовики испытывать уважение к художнику, погрязшему в тине личных, мелких забот и личных, мелких интересов, приниженному повседневной борьбой за существование, а не за творческую жизнь? Конечно, нет. Ведь мелочность его души просвечивает сквозь словесную одежду его произведения. 

Борьба за простые вещи: за свою жизнь, за свою семью, за свой народ, свою землю, свой язык, за жизнь частную, народную и государственную в безжалостной обстановке войны многих и многих мыслящих людей из нас, солдат, сделала людьми простых слов и простых дел. 

Война оказала нам услугу зеркала, помогла познанию самих себя и других. Некоторые из нас научились прямо смотреть в глаза фактам, анализировать их, быть объективными, не бояться говорить правду, рассуждать о государственных делах. Это значит, что война выковала на фронте и в тылу сильных людей, способных на собственные выводы о жизни частной и народной, без ненужной для общего дела профессионально-ведомственной дипломатии, иногда доходящей до лицемерия. 

Солдат и офицер — люди войны, образ нашего времени, но прежде всего это мыслящие люди, вобравшие в себя опыт войны. Их характер на первый взгляд как будто бы узнается сразу, но, дойдя до кажущейся вам вершины, вы замечаете следующий, удаленный от вас горизонт. Когда вы доходите до него, перед вами встает новый горизонт, и вы должны идти и идти вперед. 

Этот образ многогранен, подобен бесконечному простору с резко очерченным, пересеченным рельефом местности, как на поверхности, так и в глубину. Это значит, что автор имеет дело с образом развивающимся, деятельным, осмысливающим в пределах своих интеллектуальных возможностей суть борьбы, стихию испытаний, опыта боя и труда. 

Для автора это сложный образ, весьма трудный объект для описания и восприятия. Часто автор, подхлестываемый срочностью работы, не проникая в глубину, допускает верхоглядство, цепляясь за какую-нибудь одну деталь характера, беря его в профиль. Вследствие этого образ получается однобоким, ограниченным. Простительны эти грехи, когда их совершают по неопытности или по незнанию, но непростительно, когда по халатности или искусственно, руководствуясь личными интересами и личной выгодой. 

Конкретно этих авторов часто интересует приключенческий характер в действиях и деятельности человека; в частности, выпячивая твердость воли, как жестокость, не желая понимать, что в пределах этики и правил ведения войны ломка, разрушением уничтожение всяких препятствий на путях к цели есть гражданско-человеческая, служебная необходимость, а не жестокость. 

Они не хотят совмещать волю с добром, любовью, милосердием, без которых невозможен вообще человеческий характер. У них выходит человек с перекаленным, каменным или же с бутафорским сердцем, а не нормального закала упругости стали, не поддающейся никакой деформации при испытании. 

Теперь несколько слов о языке художественных произведений. Язык войны — это язык живых людей, язык воинов, участников боя, язык действительности — стиль времени. Так же, как современный бой представляет собой огневое состязание сторон и завершается ударом живой силы в штыки, язык войны есть перекличка языка меча с языком огня. 

В бою человек достигает не только наивысшего физического, но, прежде всего, умственного напряжения. В бою куется и язык. Если бы удалось собрать высказывания массы солдат, хотя бы по одной фразе от каждого, то они составили бы несколько томов мудрейших изречений. К сожалению, мы на них не обращаем внимания и не собираем. Писатели, побывавшие на фронте, в большинстве своем, как правило, дальше штаба фронта бывают очень и очень редко, поэтому они не знают грамматику и правописание воинского языка и ограничиваются стилем политдонесения. 

Поэтому не приходится удивляться, что некоторые авторы свои образы формально наделяют мыслями и словами. То, что оригинально, остроумно и логично в устах солдата и вызывает восхищение, у офицера звучит неоригинально, даже пусто, а часто вызывает недоумение. Короче говоря, необходимо не механически расставлять слова и раздавать их образам, а учитывать индивидуальность каждого. Лаконизм в стиле изложения, осмысленное, продуманное, целеустремленное построение образа, расстановка акцентов с возрастающей ритмичностью; кульминация переломных моментов войны в образах и мышлении людей; драматургия боя… Ритм войны должен быть пульсом, биением сердца книги о войне. 

К сожалению, не могу не отметить, что некоторые авторы ограничиваются описательным изложением, часто пишут казенным языком, привносят фантастическую «отсебятину», нецеломудренно касаясь кровью написанной страшной и прекрасной действительности нашей, описывая ее растянуто, с выдуманной, не соответствующей действительности обстановкой, или ненужной лирико-трагедией, с частыми повторениями уже известных положений, упуская основное в теме — бой, человек в бою, не проникая глубоко в сущность как первого, так и второго. 

Многих, в том числе даже военных, раздражает, когда пехоту справедливо называют основным родом войск, а нас — общевойсковыми командирами. Авторы часто увлекаются внешней формой военных специалистов и являются поклонниками технических родов войск, шарахаясь от внешне неприглядного вида пехотной экипировки, пренебрежительно называя наших солдат «пехтурой». 

Пехота, сочетая в себе мощный огонь с ударной живой силой, штурмовым ядром способна выполнять боевые задачи в самых разнообразных условиях местности, погоды, в любое время года и суток. 

Назначение пехоты — ближний бой. Она начинает его, оказывая на противника огневое воздействие, подавляет и завершает, окончательно уничтожает его страшным штыковым ударом в грудь с глазу на глаз. Она самостоятельна в маневрах, огневом состязании и штыковом ударе. Она — основной и универсальный род войск ближнего, самого жестокого и жуткого этапа боя, она способна завоевать и прочно удержать завоеванное. 

Ни от одного солдата других родов войск не требуется такой выдержки и отваги, почти нечеловеческих усилий, напряжения, как от пехотинца. Никто так остро не испытывает моральную, психологическую и физическую жестокость боя, как пехотинец. 

Никто так не осознает опасность и уверенность в превосходстве или обреченность своего положения, как пехотинец. 

Никто так остро не испытывает сладкую радость боевого подвига и горечь неудач, как пехотинец. Он все завоевывает собственной рукой, сам, лично, а не благодаря «коню» или «мотору». 

Никто так не лишен оправдания и возможности или способов уклониться от боя, ссылаясь на неисправность машины, или необеспеченность, или ограниченность действий по разным условиям, как пехотинец. Термин «не было возможностей» исключен из лексикона пехотинца. Пехотинец покидает поле боя или убитым или раненым. 

Ни от кого не требуется такая внутренняя душевная стойкость, хладнокровие, сохранение разума, сознающего долг, чтобы встретить несущееся стальное чудовище, плюющее в него огнем, способное раздавить в блин все преграды на пути, как от пехотинца, который свою обнаженную грудь противопоставляет средствам большой разрушительной силы, как будто его тело плотнее, непробиваемее, чем любая толстая броня. 

Как бы относительно ни был слаб огонь пехотинца, но благодаря тому, что ничтожной винтовкой управляет человек, его разум — огонь его точен и губителен. Укус пехотной «пчелы» смертелен наверняка и вернее изрыганий огнедышащего дракона — царь-пушки и прочих мощных орудий, которые в большинстве случаев нагоняют страх, как гроза. Но как ни громка гроза, а молния — разряд — наверняка поражает не всех, на кого гневалось небо, а лишь одну точку. Кроме того, пехотинец владеет оружием боя — штыком вплотную, что и венчает успех боя. 

Никто так не. испытывает экстаза близости с противником в бою, атаке, как пехотинец, в самый жуткий и решающий момент боя, когда собственноручно штыком ощущает не только тело, но и нутро неприятеля. 

Ни в ком так ярко не выражен национальный характер, национальная гордость, как в пехотинце. 

Итак, пехота — решающая сила. Подумать только — как многогранна обстановка и психологическое воздействие ближнего боя, как глубоко сложен и одновременно прост образ скромного человека — пехотинца в этом котле боя с топливом самой высшей калорийности — термитом. 

Ни в ком так отчетливо не проявляются естественная красота и естественное безобразие человека, его моральный облик, высокий нравственный уровень, его неукротимая воля, неиссякаемая энергия, мужество, храбрость, совесть и честь, разум и безумие, правда и ложь, ни в ком так не сочетаются человек и зверь, как в пехотинце. 

Пехотинца многие знают очень плохо. В их представлении солдат — это какое-то неживое каменное существо, бессердечный, картонный человек. Поэтому в произведениях некоторых авторов образ солдата не соответствует действительности. Образ солдата-пехотинца широк, как необъятный степной простор. И тот, кто достойно опишет пехотинца, тот счастливый писатель. Свобода ему до конца жизни от пера — от него мир большего не потребует. 

Несколько слов о нежности солдатского чувства и внутренней морали. Многим кажется, что взаимоотношения людей на войне очень грубы, и в лексиконе некоторых дам, имеющих военных кавалеров, до сих пор существует выражение: «Вы на мое сердце наступили солдатским сапогом» (или еще хуже — сапожищем), а на самом деле далеко не так, и взаимоотношения людей на фронте не так уж грубы, как это кажется, я бы сказал, даже нежнее, и более чутки, чем любая, самая изысканная искренняя нежность любящей женщины, именно потому, что бой это есть напряжение всех чувств. Если всмотреться — там существует искренняя, внутренняя нежность и теплота — все, на что только способен человек, именно исходя из обстановки боя, боевой жизни, из ее трагического опыта. Ведь как же можно всерьез отказать, обидеть своего товарища по оружию, когда в душе таится постоянная тревога, что ты можешь скоро навсегда утратить его и после его гибели будешь жестоко страдать и терзаться всю жизнь, что не помог тому, кто больше не нуждается в твоей помощи и поддержке, кто отдал жизнь свою, чтобы ты жил. Перед мертвым извиняться бесполезно, он лишен жизни, лишен способности понимать и прощать. Как же можно нагрубить и обидеть? Бой сплачивает людей. Установившееся боевое содружество нерушимо. 

Правда, грубое обращение часто имеет место в строевом обучении из-за непонимания, что главной целью строевой подготовки является обучение требованиям боя, где команда, как святыня, прививается солдату, где добиваются свободного, механического выполнения команды в строю, без особых и ненужных напряжений мускулов. Но нельзя же из-за таких недоразумений стричь всех под одну гребенку! И делать слово «солдат» символом грубости, совершенно не принимая во внимание основное внутреннее содержание. Нет, многие неправы. Я убежденно утверждаю, что нежнее бывалого солдата существа на свете нет.

Без глубокого понимания образа солдата не понять и образ офицера. Командир — центральная фигура, мозг войск, организатор боя, творец победы. 

Когда я пишу или говорю о командире, я хочу доказать, что командир — это творческий человек. Мы называем литераторов, художников, композиторов людьми творческого труда, но так как мы говорим, что бой и война это не только наука, но и искусство, то и организатор и проводник этого искусства является творцом. 

Командовать — значит диктовать, повелевать свою осмысленную волю, непреклонно проводить в жизнь свою творческую мысль, что в военной терминологии носит название — замысел решения. 

Первый подвиг солдата — повиноваться воле советского офицера. Первый подвиг офицера — уметь повелевать именем народа, именем государства. Уметь выражать благодарность от имени народа за воинские подвиги, что мы называем оказать воинскую почесть. 

Самое трудное в армии это повиноваться, ну а повелевать еще труднее, чем повиноваться. Осмысливать сложнее, чем выполнять осмысленное. Решение настоящего мыслящего командира — тяжелый творческий труд, результат его творческого мышления. Сколько тяжелых дум, жестокой внутренней борьбы, переживаний страданий, тревог и волнений приходится перенести командиру, пока он найдет правильное решение вопроса и прикажет. Шаблон — не творческое решение, и часто не приводит к успеху. Боевое счастье не может случайно сопутствовать командиру в бою — он сам является творцом успеха. Если постараться глубоко проанализировать причины успешного действия войск, то не может остаться незамеченным вдумчивый и активный характер командира в организации и всестороннем обеспечении боя по замыслу, построению боевого порядка, тщательной разработке и подготовке предстоящего боя и проведению его. Вдумчивое отношение к своим обязанностям — основа творческой деятельности командира. Часто одиночество командира в бою диктуется обстановкой как необходимость, так как все внимание подчиненных в критический момент приковано к командиру, на его лице не должны отражаться ни сомнения, ни страх. Колебание командира — колебание подчиненных, страх командира — бегство батальона. Командир, не выиграв бой в себе, не имеет права вступать в бой вообще. 

Обязанности командира в бою — не геройски умереть, а выполнить поставленную боевую задачу, следовательно, командир должен быть не столько солдатом кулачного боя, сколько солдатом ума. Главная среди прочих обязанностей командира — думать, думать и думать. Опыт сегодняшних неудач должен стать предвестником завтрашних удач, и нечего бояться показать неудачу офицера. 

Командир должен быть всесторонне развитым и грамотным, строгим и справедливым, честным и непреклонным, уверенным в правоте своего решения. В этом состоит суть офицерского достоинства, чести и гордости. 

Только такого командира солдат боится, уважает, любит, видя в его лице представителя государства — справедливого судью, строгого обвинителя, горячего защитника, заботливого отца, и целиком доверяет себя его совести, без малейшего сомнения и колебания. В нем он уверен, и перед его строгостью и требовательностью до сырой земли преклоняется. 

Вникать в душу солдата, уметь воздействовать на его чувства, психику и управлять ими, задевать за живое в интересах службы, мобилизовать всю его сущность для осмысленного действия, для выполнения задачи, знать все качества солдата — моральные и физические, помогать расти, совершенствоваться, прививать положительные передовые черты, боевую дружбу, любовь к своей части, как к родной боевой семье — священная обязанность командира. 

Неотступный контроль не есть недоверие к подчиненным, а культура в работе, которая создает у исполнителей веру в непоколебимость воли командира к проведению в жизнь принятого решения любой ценой, отгоняв прочь присущее каждому желание противиться, поддерживает сознание необходимости применения своих сия и способностей для точного выполнения полученной задачи. 

Офицер ни в коем случае не должен допускать высокомерное отношение к младшим, постоянную придирчивость, грубые замечания и словесную нотацию, переходящую в окрики и оскорбление личности; уважать человеческое достоинство, мундир и честь воина — основное качество советского офицера. 

Приказ и повиновение составляют сущность воинского порядка. Командир должен владеть ключом от сердца солдата. Солдатский сейф — три ключа: ум, воля, чувство. Учи умом, а не гневом, учи лаской, но не хвали без меры, не терзай без вины. Не крик, не истерика, а осмысленная строгость. Она должна быть справедливой и ни в коем случае не унижать достоинства человека в солдате. Не выходить за пределы нормы гражданского поведения. Отсюда — требование знать подчиненного, уметь его обучать, уметь воспитывать, уметь командовать. 

В руках командира — судьба сотен и тысяч людей. Он обязан воздействовать на них силой личного примера, силой убеждения, но и силой принуждения. Он является ревнителем железной воинской дисциплины, добиваясь ее любой ценой. Он немедленно должен обуздать паникеров и дать возможность честным бойцам до конца выполнить свой долг перед родиной. Так как командир — отец победы, душа стойкости (из его стойкости подвластные ему люди черпают силы), без тени колебания, не задумываясь, он вырывает с корнем сорную траву с поля боя твердой рукой, безжалостно расправляясь с трусами и паникерами, помня, что честь коллектива — его честь, позор — его позор, судьба его неразрывно связана с судьбой бойцов, его жизнь в бою принадлежит боевому коллективу, которым он командует. 

Личный пример командира; есть средство управления, оно оправдывается лишь в том случае, если есть необходимость. Он должен быть заразительным, увлекать за собой всех остальных. 

Храбрость есть умение удержать солдат на поле боя в интересах выполнения задачи. Осторожность в верном сочетании с решительностью — основное качество героя. Безрассудство не есть храбрость, а самодурство. Командир не может быть ни безрассудно решительным, ни рассудительным без решительности. 

Неоценимо велико значение команды командира в бою не только как средства управления, а как средства, завершающего победоносную борьбу чувства долга над чувством страха в душе солдата. 

Насаждать строгую дисциплину может лишь тот командир, который безукоризненно соблюдает, прежде всего, самодисциплину, являясь образцом дисциплинированности, который завоевал доверие подчиненных и пользуется популярностью среди них справедливым отношением к ним, уважением их личности и достоинства, постоянной заботой об их нуждах и потребностях (включая и душевные), близкий к солдатской массе, но неизменно строго требовательной во всем. 

Командир должен быть всегда и во всем примером. Только тогда он сможет по праву гордиться своим мундиром, и блеск его не будет резать глаза солдатской массе, солдат будет гордиться своим командиром. 

На вооружении командира должно быть боевое слово, задевающее за живое солдат своей правдивостью, задушевной простотой. В руках командира сосредоточены все средства воздействия на бойца: от убеждения до принуждения. Командир — власть, а ни одна власть никогда не отказывалась от принуждения, если это необходимо. 

Жестокость командира должна быть исключительно осмысленной, справедливой, потому что трагические моменты войны требуют суровой беспощадности от командира. 

Образ офицера будет сильным, если его показать в развитии, внимательно следящим за ходом обстановки, находящим в ней новое, что может обеспечить успех, своевременно оценивающим обстановку, анализирующим, умеющим обобщить, сделать выводы и развить недоговоренные солдатом оригинальные мысли, чем постоянно вдалбливать ему собственные умные мысли; ведь воспринимать лучшее у массы и обобщать — трудная и сложная роль и долг руководителя. 

Понять гораздо сложнее, чем толковать. В произведения некоторых авторов генералы и офицеры показаны постоянно выстреливающими умные слова, образцами ума, а не в развитии, постепенно осмысливающими ход событий войны, учась у масс, на опыте службы, боев и у врага. Поэтому девиз «постоянно учить» необходимо заменить девизом «постоянно учиться, учить подчиненных по принципу: мой полк — моя академия». 

Воспитание сильного духом и верою, спаянного твердой нерушимой дисциплиной боевого коллектива — вот комплекс искусства командира уметь командовать. 

Образ генерала и офицера будет представлен ярче, если автору удастся понять: размышления командира перед боем, переживание боя заранее, испытание силы воли и своих способностей перед честью оружия, народом и жизнью доверенных ему солдат, то есть, как я раньше выразился, «бой ума с умом», включая и это понятие — «выиграть бой в себе». 

Самое трудное — набраться терпения, выдержки, спокойствия и хладнокровия, думать творчески, здраво… 

Нужно в в образе офицера показать отдельные штрихи психологии командования так, как она есть. Я так долго задержался на этом определении потому, что без этого качества не создать подлинного образа офицера-командира в литературе. Без глубокого понимания офицера не понять бой и смысл борьбы. Итак, командир — творец победы, стержень, центральная фигура, вокруг которой кружатся все, как планеты вокруг солнца. 

Одним из нерешенных в литературе вопросов продолжает оставаться национальный вопрос в армии. Приходится сожалеть, что некоторые стараются эти многогранные и щепетильные отношения разрешать почти отпиской, необъективно представляя неким условным знаком целую армию, ограничиваясь при показе многонационального лица нашей единой армии лишь ударением на акценте и экзотичности фигур. 

Необходимо разъяснить в книге понятие о национальном духе (этой благородной черте личности в нации и нации в целом) и о национализме, шовинизме (порок личности в нации). 

Личная национальная, отечественная гордость, национальные благородные традиции, осознание того, что все народы и все нации способны на великое и прекрасное, что нет национальной традиции, мешающей воевать, а есть национальные традиции, помогающие воевать, — стержень национальной политики в армии. Каждый должен любить свою нацию и через глубокую любовь и гордость за нее познать другие нации, уважать и любить их. 

Национальная гордость — нерушимый закон и святыня для личности в нации. Тот, кто не уважает свою нацию и не гордится ею — тот, безусловно, безродный человек, бродяга. Гордый может уважать только гордого и вполне законно не уважает негордого. Братство народов основано на гордости нации. В этом состоит основа интернационализма. Понятие и воспитание интернациональной гордости является одним из важнейших источников воспитания такой армии, как наша многонациональная армия. Без глубокого понимания интернационализма не понять и образа советского офицера. 

Некоторых из моих московских собеседников-литераторов смущают якобы азбучно-элементарные трактовки уставных положений в произведениях под литобработкой Александра Бека. Так как эти товарищи и поныне не перестают говорить об этом на любом литературном перекрестке, я позволю ниже повторить свои разъяснения по существу этого вопроса. 

Устав — библия командира. Без глубокого понимания устава не понять образа офицера. Без знания прав и круга обязанностей не создать образа во всей его глубине. Нельзя найти истоки его подвига. Без устава не понять образ офицера. Без устава не понять солдата. Без устава не понять бой. Без устава не понять войну. 

Целые главы устава поднимаются до философских обобщений. Устав есть произведение искусства. Устав есть обобщенный, сжатый, спрессованный сгусток опыта боев — мышление в понятиях, введенное в сознание мыслящих военных руководителей ценою неоднократных, многих жертв, и написан он кровью. В нем вложен, как ни в какой другой книге, здравый смысл (не всем доступный и при изучении требующий детальной расшифровки, трактовки, применительно к обстановке); основные, отправные установки — данные закона, метода тактических и оперативных приемов и способов ведения боя и искусства войны, глубоко обоснованные научно-теоретически и практически многолетним, многожертвенным боевым опытом — историей войн. 

Не каждому просвещенному военному профессионалу доступны все параграфы устава во всей глубине этого понятия. Поэтому многотомные военные труды, написанные до нас и в наше время, имеют единственную задачу — растолковать устав, и армия военных профессоров прошлого и настоящего не может со всей определенностью сказать, что ими это уже достигнуто. 

Сложную проблему в нашей практике представляет знание устава, а понимание — тем более. Следовательно, чтобы понять устав, нужно иметь большую теоретическую подготовку и громадный практический опыт, лично приобретенный на поле боя. Поэтому неоднократные заявления некоторых писателей, утверждающих, что знают устав, невольно, наравне с законно справедливым раздражением, вызывают горькую, но вместе с тем ироническую улыбку… 

Короче говоря, если автор пишет на тему войны, имея под руками документальный материал реальной действительности, ему не избежать устав ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах, так как избегать его — это значит избегать жизнь, избегать живую, жуткую, красочную действительность на поле боя, встать на путь фальсификатора, чего я не желал бы даже врагу своему. На войне случайностей как таковых нет, а есть закономерность. Как и другие явления, бой ограничен своими законами, правилами, нормой. Сборником, собранием этих законов являются уставы. 

Итак, устав — это жизнь. Передача мышления в понятиях, превращение мышления в образы художественной литературы, делающие доходчивыми до массового читателя положения устава, которые необходимы для наших соотечественников, как воздух, на данном этапе развития нашего поколения солдат, рожденных и обязанных сражаться на любом участке в эту эпоху непрерывных войн, сплошной жестокой борьбы, часто доходящей до грубой формы — драки. 

Книга на тему войны должна грамотно, со всей остротой освещать вопросы войны с военной точки зрения, имея центральной фигурой человека в бою и его психологию. Она должна являться для читателя пособием военного просвещения (не только романом), дающим возможность познать умом истину на войне. 

Мне кажется, что любое литературно-художественное произведение на военную тему обречено также на неудачу (неполноценность и неживучесть), если его автор игнорирует устав; этим самым он не только губит для себя хорошую перспективу, а, самое обидное, губит дело, и на многих это несчастье неизбежно обрушивается, потому что они считают, что устав избегать гораздо легче, чем попытаться понять его. 

Мне кажется, что основная задача художника — это возрождать жизнь, нашедшую покой в параграфах устава в сжатом, чеканном, сухом изложении, то есть он обязан оживить устав в общедоступной форме художественного слова. Художник должен заниматься разобщением обобщенных, суммированных уставом фактов, сведенных в единое понятие. Следовательно, художник- писатель должен знать больше, чем устав; если он располагает суммой — найти слагаемые, если он хочет доступно растолковать произведение — найти множимое и множитель, знать делимое и делитель, чтобы сказать о частном. Особенно следует быть осторожным со знаками плюс и минус, дабы сумма и разность ни в коем случае не вышли за рамки справедливости. 

Все экспериментальные приемы боя, тактические и оперативные замыслы производятся в лаборатории войны — на поле боя, на нас, солдатах. Мы своей кровью подтверждаем правильность или неправильность того или другого положения. Только на нас, солдатах, испытывается эффективность всех вакцин войны, поэтому писателю необходимо прививать себе войну — вакцину и навсегда излечиться от литературного лихачества ума и пера. 

Когда мы говорим об уставе Красной Армии, не следует забывать, что он является разработкой основных положений войны, это не копия петровского устава, или суворовской науки побеждать, или устава какой-нибудь иностранной армии, а самостоятельная, современная военная мысль, сгусток эволюции, обобщения, осознания опыта боев, поэтому каждый, рассматривая свое понятие об уставе через призму критики, обязан доискиваться до истины. 

В ходе Отечественной войны некоторые уставные положения часто и постоянно менялись, так как на практике боевых действий не нашли оправдания или подлежали частичному уточнению. Поэтому не следует пересмотр уставов рассматривать как неустойчивость или необоснованность, наоборот, это доказательство полного отсутствия консерватизма в нашем военном деле — в этом состоит его большевистский характер. 

В период наступлений нашей армии каждый, чувствуя приближение конца войны, оглядывается назад, всматривается в лицо ее основных этапов. Период отступления был характерен острым ощущением боли за родину, вырастало осознание себя гражданином, сердце которого истекает кровью за каждый отданный врагу клочок родной земли. Это нашло выражение в лучших стихах первого периода войны — Суркова, Твардовского. 

Стабильность фронта породила тоску по дому, жене, детям, родному городу — здесь центром внимания стал Симонов с его интимной лирикой. 

В третий период, эпоху победного наступления, тоска, лирика отступают на второй план. Наступлению нужна победная героическая песня. В наступлении, как нигде, поэт, а не прозаик должен быть рядом с бойцом. Боец в эпико-героических образах поэзии должен ощутить свои богатырские возможности. Уже написанные марши полков и дивизий должны вырастать в новых строках с новыми именами героев, именами отвоеванных городов — это поэзия подъема сознания стихийной силы образов, праздника чувств, гордых совершенной отвагой наших воинов. 

Искусство сейчас вступает в эпоху капитального строительства на темы войны, отказываясь от времянок полевого типа — недолговечных, имевших задачей обеспечение нужд только сегодняшнего дня. 

Мне кажется, что настало время истинному художнику прежде всего самоопределиться, внутренне раскрепощая себя, работать без оглядки, не сковывая творческое воображение цепями преждевременных вопросов «как подумают», «как посмотрят», «что скажут», «понравится ли». Все это делает погоду на короткий отрезок времени. 

Художник должен жить высокими идеями, и не следует ему, работающему над большой темой, самому в ходе работы применять ножницы чаще, чем карандаш. 

Поэт мог бы дерзновенно сказать: 

Я словом в слово хотел войти, 

Чтобы словом слово жечь. 

Я мыслью в мысль хотел войти, 

Чтобы мыслью мысли сечь. 

Я чувством в чувство хотел войти, 

Чтобы в чувствах чувство беречь. 

Я в войну войной хотел войти, 

Чтобы войну войной пресечь. 

Я в поэзию поэзией хотел войти, 

Чтобы поэзию поэзией вознесть. 

Я жизнью в жизнь хотел войти, 

Чтобы жизнью жизнь принесть. 

Я утверждаю, что многие из фронтовиков, записывающих воспоминания, несут в себе большой литературный и документальный материал. Повторяю, некоторые из них, мне кажется, поступают совершенно разумно, когда одновременно с писателями-профессионалами хотят осмыслить пережитое, доверяя писателю свою память и свои записи. 

К горькому сожалению, некоторые авторы смотрят на таких фронтовиков, как на удачно подвернувшийся материал, флиртуют с темой, в лучшем случае трактуют их рассказы, записи и мысли, как случайно сказанные слова, чем заглушают голос героя и компрометируют цельный и ценный по содержанию материал, теряя при его освоении чеканный язык воина. Это законно вызывает возмущение, внутренний творческий счет и глубокую человеческую обиду воина, которому суровая и трагическая обстановка войны продиктовала мысли и образы. 

Он, возомнив себя творцом, художником слова, жизнь воспринимает лишь по внешним признакам. 

Я хочу изнутри преподнести рисунок реальной жизни, начертав ее углем, а не намалевав масляной краской. 

Он расставляет героев, как знаки препинания и пешки. 

Я смотрю на них, как на личности в истории, как на биографию народную. 

Я, кровью пережив историю, художник больше, чем он. 

Таков мой счет, ибо вечной темой войны остается священно пролитая кровь. 

* * *

Наши солдаты в печати, и особенно казахстанской, показываются в неприглядном, сером виде, поэтому я вынужден был в начале 1942 года написать письмо писателям, журналистам, издателям Казахстана. Многие из них на меня обиделись, обратив главное внимание на резкость тона письма. (Текст дан в авторской редакции, без изменений, с незначительными сокращениями. — Прим, ред.) 

«Я приношу глубочайшие извинения писателям, журналистам-казахам, которые сейчас заняты конструированием большого агрегата для человеческой души, созданием крупного, объемного, капитального художественного произведения (которого мы до конца войны, по всей вероятности, не увидим), что этим письмом я вмешиваюсь в их дела, отвлекаю их внимание. 

Но я, как руководитель более чем тысячи вполне сложившихся человеческих душ, ныне находящихся в рядах солдат Отечественной войны, испытывающих на себе все тягостные испытания, лишения и переживания ужасов войны и переживания радости боевого подвига и радости победы, душой, сердцем и телом, физически, морально и нравственно терпящих духовный голод, видя, испытывая и чувствуя эти явления большого боевого коллектива, по долгу службы — я вынужден это сделать. Мне подсказывают моя совесть, моя честь, мой долг. 

Я пишу не для того, чтобы передать вам горячий привет от бойцов и командиров 8-й гвардейской стрелковой дивизии — на это я не уполномочен. 

Также пишу не для того, чтобы дать интервью любопытным журналистам о боевых эпизодах на нашем участке фронта — на это тоже не имею полномочия. 

Я пишу для того, чтобы вам всем заявить претензии бойцов, которые нахожу справедливыми лично с моей точки зрения. Надеюсь, что вы с достоинством литератора, хладнокровно, по-деловому, выслушаете эту маленькую неприятность, каковую я ниже преподнесу на резком, грубом, неотшлифованном своем солдатском языке, рассчитывая на ваше снисхождение, благодушно прошу простить меня — отвыкшего говорить изящно, деликатно и дипломатично. Ведь для этого нужно время, которым не располагаю, лучше короче, хотя топорно, но о деле, о службе — буду писать. 

В переживаемые нами суровые дни Великой Отечественной войны наш народ, наш советский тыл воинам Красной Армии дают все необходимое для боя и для победы. 

Как оружие, так и обмундирование в ходе боев изнашивается, а наши техники, мастера нам своевременно ремонтируют оружие; портные и сапожники чинят, штопают, накладывают заплатки на нашей износившейся экипировке, производят обыкновенный мелкий и текущий ремонт, тем самым предохраняя бойца от сырости, непогоды и ветра, продлив своевременным ремонтом срок носки, т. е. заставляют кожу и хлопчатобумажный материал честно и до предельной возможности служить народному, нашему общему делу с большой пользой. 

Дух наших бойцов и командиров в борьбе крепок, как гранит. Ненависть к заклятому врагу горит в сердце каждого из нас. Но душа солдата тоже имеет свойство изнашиваться — солдат не камень, не сталь, не стекло, а человек, обыкновенный человек со всеми человеческими достоинствами, чувствами и слабостями, присущими каждому. 

Он не только постоянно проявляет отвагу^ мужество, героизм, но и в минуты душевной невзгоды проявляет и слабодушие и слабоволие. Многим удается самим перебороть эту напавшую на него слабость и взять себя в руки. Другим товарищи помогают. Третьих командир и политработники ободряют. Одним словом, тоже понемножку ремонтируются, оттачиваются, как лезвие боевого клинка и боевого штыка для завтрашнего боя, дается нужный закал некоторым ослабевшим в огне боев. 

Боец — живой человек. Он грустит о жизни, о любви, он жаждет ласки и нежности любимой, чудного лепета маленького, забавного карапузика сына или кудрявой малюсенькой дочки — он муж, он отец! 

Он трепещет от радости боевого подвига, радости любви, радости отцовского чувства, восхищается красотой природы. Нежно любит вдыхать приятный аромат цветов. Приятно ощущает тепло яркого, солнечного, сияющего дня. Он с любовью смотрит в голубое, безоблачное звездное небо ночью. Это жизнь, он — живой человек. 

Он плачет, и плачет горько, опуская в могилу тело убитого боевого товарища. Он злится, нервничает, грустит, печалится, обижается на невнимательность близких людей, друзей и хороших товарищей. 

Порой он устает физически и духовно: в голову лезут разные мысли, которые мешают, кусают, пристают, сверлят, точат, пилят и назойливо трут до крови, тяжело давят на тело и душу. 

Я не рядовой боец, но тоже солдат, и все это я испытал, видел, слышал и недавно был свидетелем такого разговора в блиндаже. 

Чтобы разогнать эти мысли и во время 10—15-ти минутной передышки забыться, боец из вещевого мешка вынимает книжку и читает ее оглавление. 

— Ах! О войне. Как в окопе, в сыром и полумрачном блиндаже живется, — разговаривая сам с собой, швыряет книгу вон, пустив по адресу автора настоящий мат, — он думает, что я не знаю — я только что оттуда. 

Снова копается в мешке. Вытаскивает в потрепанной обложке маленькую книжечку и говорит, рассматривая ее: 

— Дорогой Антон Павлович. Здравствуй, дорогой мой доктор, — рука у него дрожит, жадно читает коротенькие рассказы Чехова. Его глаза постепенно ласково пробегают строки за строками, его обветренное морщинистое лицо приятно вздрагивает и в углах потрескавшихся губ появляется улыбка, и он, прихлопнув ладонью по колену, почти безумно хохочет. 

Он протянул книжку товарищу, удивленному его неожиданным смехом: 

— На, почитай… вот это место, — указывает он пальцем. 

Опять роется в мешке… радостно говорит: 

— Золотой Александр Сергеевич, генералиссимус русской поэзии и словесности. Очень и очень, от души рад вас встретить в этом блиндаже. Добро пожаловать. С нами вместе воевать пришли, землю русскую защищать? Пожалуйста, пожалуйста. Рад иметь такого боевого друга, как вы… 

В это время замполитрука приносит газеты. Боец берет «Социалистик Казахстан». Видно, что-то ища, пробежав страницу, разочарованно отдает обратно, приговаривая: 

— Опять «помощь фронту». Вся газета исписана. Конечно, я не против, нужно, и, безусловно, нужно печатать, но не на всех четырех страницах… Для души-то что-нибудь напечатали бы, — тяжело вздохнув, — ох, редактор, редактор! Души у тебя, братец, нет. Все равно, как мой пулемет — «так, так, так» — твердишь и твердишь, без конца и края: «война, война, война»… Конечно, война, я отрицаю, что ли? Факт, уже полтора год налицо. Сухарь ты ржаной, брат, хоть обижайся, но все равно говорю — сухарь! Без вкуса о войне пишешь, в военной кулинарии, к сожалению, мало разбираешься. 

— На… «Красная Звезда», — протягивает помполит. 

— Давай, что хорошего пишут, — берет и читает… 

— А! Илюша! Илюшенька, Эренбургушка! О чем ты мне хочешь сегодня рассказать? — читая, кивает головой: — Правильно, брат, правильно говоришь… Умный ты мужик оказался. Вчера командир о тебе говорил: «Илья Эренбург — наводчик, снайпер, солдат — метко из пера стреляет», а я просто, по-своему, по-дружески скажу: «Ты — мой мелкий сапожник, искусный портной, каждый день то заштопаешь, то гвоздичек прибьешь моей душе. Молодец, хорошо производишь мелкий ремонт»! 

На третьей странице, увидев стихи, восклицает: 

— Костя Симонов! Ты тоже здесь, солдат лирики… хорошо о сердечных делах пишешь, хорошо! 

— А Абая мы совсем забыли, — говорит другой боец. 

— Да, приятно было бы поговорить со стариком, уму-разуму поучиться у него. 

— Ведь он неплохой вояка, — отвечает первый боец, — но, знаешь, молодой человек, он, Абай, не виноват, он с удовольствием повоевал бы вместе с нами. — Разведя руками и поморщив лоб, продолжает: 

— Понимаешь, случилось несчастье, говорят, что на старика в Алма-Ате домашний арест наложили и редактор издательства до конца войны к нам его не намерен отпускать, а после войны он старика вам в трех томах хочет представить. 

— Можно же отдельные стихи Абая печатать для фронта, отдельными брошюрами, — говорит третий боец. 

— Нет, — раздраженно отвечал ему первый, — нет говорю, ты понимаешь, что нельзя, говорят… говорят, что на этого старика истрачено много бумаги (потому что он раньше всех казахских писателей печатался), а фонд издательства предназначен молодым писателям и поэтам, которые сейчас учатся выводить буквы нового алфавита. Понял? 

— Довольно, — басом произносит ефрейтор, — давайте я вам лучше вслух прочту «Алексей Куликов, боец…» Бориса Горбатова, он простого солдата хорошо знает и боец в центре его внимания, потому и хорошо пишет. Слушайте… 

Такой диалог — не моя выдумка, а на самом деле и в действительности имел место в блиндаже. 

Я передаю его со всеми подробностями и умышленно не называю имена бойцов, во избежание разжечь огонь раздора между вами и этими простыми честными бойцами… 

Я считаю, что товарищи бойцы правы и, не будучи ни литератором, ни издателем, ни редактором и ни цензором, передаю вам без всякой корректуры слова моих боевых друзей. Правда, они еще обижались на Мухтара, Сабита, Габита, Абдильду, которых они прежде глубоко уважали, а сейчас по их адресу тоже наговорили разные неприятности, но их я, за неимением времени, не записал (за что прошу их извинить меня), а обещал бойцам написать им письмо, чтобы они в ближайшее время написали для фронта коротенькие, содержательные, простые рассказы и стихи. 

Теперь немного от своего имени. Под впечатлением изложенного выше разговора я позволю себе задать вам следующие общие вопросы. 

Казахов-бойцов на фронте Отечественной войны не менее, чем сотни тысяч. Многие и многие из них не владеют русским языком. Вас, литературных бойцов и командиров (к сожалению, не идущих в ногу с военным и трудовым фронтом), я спрашиваю: 

1. Кто из вас из какой части и к какому роду оружия (поэзия, проза, драматургия и т. д.) литературного фронта принадлежит? И что эта часть и род оружия и вы, как солдат, делаете для военного и трудового фронта? 

2. Кто из вас подарил солдату хотя бы подснежник, лепесток, дикорастущий тюльпан, не говоря о культурной розе и целом букете из цветов, которые предоставили бы бойцу радость и вдыхал бы он приятный аромат поэзии? 

3. Кто из вас рассказал солдату юмористический рассказ, вызывающий хотя бы улыбку на его суровом лице, не говоря о смехе, хохоте, столь необходимом для солдатской души и для победы, как пуля, штык и прочее оружие? 

4. Кто из вас написал полный горечи, народного горя, гнева, ненависти к врагу трагедию войны, очерк (или как там у вас называется в литературе), разжигающий душу бойца пламенем ненависти, призывающий его к беспощадной мести, мщению злом за зло, смертью за смерть и кровью за кровь? 

5. Кто из вас отшлифованным, сжатым, простым, понятным, полным художественной силы, доходчивым до бойца языком, написал о жизни, счастье, любви, о семье, о совести, о чести, о славе, доблести, отваге, напоминающем бойцу о всем человеческом достоинстве, гордости и чести, способствующим перебороть чувство страха, ограждая себя от чувства стыда, низости и позора? 

6. Кто вам сказал, что солдат идет в бой умирать? Ложь! Солдат идет в бой не для того, чтобы умереть, он, как и вы, любит жизнь и за нее идет в бой. 

7. Кто вам сказал, что страха нет? Страх есть, он вездесущ и присущ каждому живущему. Чувство страха преодолевается сознанием, глубоким сознанием чувства долга и благородства. Кто вам дал право скрыть этот факт в человеческих чувствах, не описать его правдиво, наглядно, заклеймить позором и проклятьем труса и паникера, малодушие и шкурничество? 

8. Кто сказал вам, что героизм — дар природы? Нет! Героизм не есть дар природы, а результат сознательного воинского воспитания и принуждения себя сознательно идти на опасности, откуда брызжет смертью, ободренный возвышенным благородным чувством гражданина для выполнения священного долга перед Родиной. 

9. Кто дал вам право не отдать должное совершенному солдатом подвигу, отваге, а марать бумагу художественной размазней, преуменьшив или преувеличив, по воображению писателя, действительный правдивый факт, красочную историческую действительность, показать во весь рост полновластного офицера и кроткого солдата? 

10. Кто дал вам право некоторые хорошие произведения русских писателей построчно; по абзацам переводить на казахский язык (никому не понятный — русские слова произносить по-казахски), а не заставить автора заговорить свободным, доступным, понятным казахским языком, по сути и содержанию оригинала с такой же силой, как и на русском языке? 

11. Кто дал вам право занять выжидательную позицию до конца войны, не писать, а собирать пока случайные материалы и сидеть в литературной засаде? 

12. Кто позволил некоторым ефрейторам литературы командовать полком и дивизией литературного фронта? 

13. Кто наложил домашний арест на старика Абая, его лирику, его гений, его мудрость, и не позволяет ему маленькими брошюрами прийти на фронт? 

14. Кто наложил запрет выезда на фронт народной мудрости, сказки, юмора, сильных и доходчивых, воинственных, почти суворовских народных поговорок отдельными брошюрами? 

15. Кто дал право не держать постоянно и глубоко мудрого Джамбула в курсе событий, дать этому сильному агрегату мудрости «простой», прикрепив к нему неграмотного, невежественного, читающего русскую газету по слогам, секретаря, тем самым законсервировав старика в бурные дни Отечественной войны? 

16. Кто вам дал право оставлять без внимания, (почти) без газет и без литературы сотни тысяч бойцов (не понимающих или слабо понимающих по-русски) — казахов на родном языке? 

Я, как солдат, требую ответа на все эти вопросы. 

Хотел еще кое-что сказать, но не располагаю временем. Я не заключаю свое письмо повторным «извините» лишь потому, что под пером чувствую правду. 

Примите мои искренние пожелания плодотворной творческой работы на тему сегодняшнего дня». 

Этим «Письмом к писателям» я хотел сказать, что солдат прежде всего — человек и ему присуще все человеческое. Самое грозное оружие в бою — душа человека, боеприпасы к нему — духовная пища. Для того чтобы понять эту душу, нужно знать ее конструкцию полностью, нужно знать каждую деталь, каждый винтик для того, чтобы снабжать и питать это оружие — арсеналом его является живое слово. Раз мы назвали душу солдата оружием, каждое оружие нужно делить на системы и калибры. Солдатская масса разношерстна, разносистемна и разнокалиберна. Есть души-гаубицы… а им присылают пули для винтовки, а к мелкокалиберной винтовке вдруг присылается снаряд. Раз продукт творчества писателя мы называем духовной пищей, то и надо давать солдату такую книгу, чтобы ему было легко ее читать, чтобы она вызвала у него смех, напомнила бы ему обо всем человеческом, о достоинстве человека. Об этом, конечно, писать трудно, но нужно. Исходя из этих соображений, я и написал такое письмо. Должен сказать, что 60 процентов и русской фронтовой литературы, которую мы получаем, тоже брак, а наши литераторы-казахи, во избежание брака, решили совсем не писать. Правда, это экономия средств, но ведь в духовной пище солдат-казах нуждается не меньше, чем другие. 

Повторяю, очень трудно писать на военную тему. Пока нужно делать эскизы событий, наброски, но чтобы из них было видно, что человек пытался нарисовать. Сейчас нужно пйсать так, чтобы после войны над этим материалом можно было бы работать несколько лет и придать ему лицо, настоящий облик. 

Любая потеря возвратима, но потеря человека невозвратима. Главная сила армии и ее основная ценность — солдаты. Поэтому главное внимание должно быть уделено обучению солдатскому ремеслу. Пренебрежение к солдату, к человеку не приводит к хорошему. Всегда нужно откликнуться на нужду солдата, и поскольку писатели являются основными поставщиками духовных боеприпасов, им всегда нужно быть чуткими в своих произведениях и сознавать всю полноту ответственности в этом вопросе перед народом. Солдат погиб — вся ценность потеряна, сохранить солдата — вот что самое важное. Когда будем говорить о Панфилове — я разовью эту мысль. Для того чтобы не потерять эту ценность — солдата — нужно обучать его и духовно, и физически, воспитывать в нем хорошего воина, обучать солдатскому ремеслу, чтобы он сам не погибал, а врага уничтожал. Для победы нужен духовно здоровый, высокосознательный советский человек. 

Проблема воинского воспитания — есть проблема воспитания от пеленок до штыковой атаки. Родительское воспитание — самая главная стадия дошкольного воспитания. Школьное воспитание, общественно-молодежное воспитание — самая важная стадия в становлении человека. В общественном воспитании человек нуждается до самой гробовой доски. Ошибочно считать, что взрослого не нужно продолжать воспитывать. Солдат — взрослый человек, но его общественное положение производит его в младшие ранги, и этот ранг в армии требует не менее заботливого отношения и опеки, чем над юнцами. Совершенно недопустимо, чтобы душа солдата паслась на подножном корму. Я считаю преступлением, когда казахи-бойцы на фронте не получают самого элементарного скудного пайка из арсенала родного языка, родной литературы, родной музыки. 

Дело военных — обучать призванного в армию гражданина военному делу, технике и приемам боя, солдатскому ремеслу, одновременно продолжая общественное воспитание. Часто мамаши портят человека еще с пеленок. Попадает к нам такой испорченный человек, неужели я могу- его исправить в течение двух лет, ведь его портили 22 года? Беда еще и в том, что у нас часть молодежи разболтанная, расхлябанная: старших не уважает, грубит. 

Казахская пословица гласит: Ұяда не көрсе, ұшқанда соны iледi (Как тебя воспитают, таким и вырастешь). Если ребенок с пеленок с мамашей не ладит, в пять лет спорит с отцом, не слушается, растет хулиганом, то он неизбежно становится плохим гражданином и солдатом. Перевоспитать такого человека, привить ему боевые качества — трудная обязанность не только командира. Мало приятного командиру от такого подарка нерадивых мамаши и папаши. Ребенок должен с молоком матери впитать все благородные качества человека, гражданина и тогда из него выйдет и хороший воин. Тогда армия может получить добропорядочного человека, хорошего воина, а теперь мы иногда мучаемся и очень много теряем времени, сил и здоровья на перевоспитание. 

Большая роль в воспитании масс принадлежит художникам, писателям, композиторам и другим деятелям искусства. Когда я был на приеме у первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, мы с ним четыре часа говорили о воспитании, национальной воинской культуре и о некоторых пробелах в этом отношении, выявленных войной, плоды которых иногда приходится пожинать. Нужно воспитать до армии хорошего человека. Это очень глубокий вопрос. Вот почему я вынужден писать о солдате. Слово «солдат» нужно понимать не только в смысле — на войне. Вы ведь не на войне, не на фронте, но тоже солдаты трудового фронта. Нужно видеть человека солдатом с малых лет. Я не имею в виду только человека в серой шинели с винтовкой в руках, а под этим подразумеваю всех тех, кто работает в разных областях деятельности. Это тоже фронт. Слово «солдат» я понимаю в широком смысле. От семейного быта до атаки, в бою, везде нужны бойцовские качества, упорство человека. Военно-боевая деятельность человека — есть только одна их разновидностей нашей борьбы. 

Нелегко стать солдатом, военным. Во-первых, потому, что солдат по службе не имеет никаких демократических прав, я говорю — на службе, а не в избирательной системе. В строю нет свободы действий, личной жизни, нет права распоряжаться собою. Солдат лишен всего этого — такова необходимость, такова солдатская доля. Элементы демократизма в армии вредны. Вы можете сказать — это неправильно. У нас некоторые военно-политические работники это оспаривают, но я пришел к выводу, что во взаимоотношениях командира и рядового не должно быть даже элементов демократизма. Есть повелевающий и есть повинующийся — таков армейский принцип командования и подчинения, это необходимость. Никакого равноправия между подчиненными и командиром в строю быть не может. По всей вероятности, после войны будут обсуждать этот вопрос, но я, являясь участником Отечественной войны, имея скромный опыт, убежден, что придется прийти к такому выводу. Мнимое и ложное равноправие в армии будет, обсуждаться после войны — в этом я убежден. 

Нелегко быть солдатом, нелегко повиноваться чужой воле, но ты должен беспрекословно выполнять приказ, команду, даже если тебе это и не нравится, ты должен молчать и делать. По этому вопросу в моих рукописях есть более или менее обдуманные формулировки. Тот, кто в моей точке зрения сомневается и интересуется этим вопросом, пусть обратится к рукописи. 

Нелегко командиру дисциплинировать войско, добиться повиновения. Я уже говорил о благородных традициях воспитания, повторяться не буду. Исходя из этого я написал письмо Председателю СНК Казахстана о воспитании молодежи, о воинском воспитании нации и о военной культуре, о благородных традициях нашего народа, формирующих боевые качества в джигите (текст дан в авторской редакции, без изменений. — Прим. ред.) «Являясь участником, руководителем и наблюдателем более 100 боев, я пережил горечь неудач и радость побед, радость боевого подвига своего лично и солдат наших. 

Еще в феврале месяце 1942 года я попытался обобщить результаты личных переживаний, наблюдений за другими, действий отдельного солдата и целого боевого коллектива, по родам оружия, по видам боев и другим психологическим особенностям в общую тему «Мысли о воспитании боевых качеств». 

Мне удалось частично изложить свои соображения на бумаге, но за неимением времени до сих пор не представляется возможным закончить начатое, и эти мысли неотступно преследуют меня, как только я осврбождаюсь на несколько минут от непосредственной работы. 

Я убедился на собственном опыте, что в воспитании боевых качеств бойца колоссальное значение играют военное прошлое народов и национальные традиции. 

Одну из ненаписанных глав своей рукописи в плане я назвал: «Благородные традиции, воспитывающие боевые качества в джигите», в этом личном письме к Вам, как со старшим братом, я хочу поделиться с Вами набросками этой главы. 

1. ӘДЕТ И ӘДЕП 

Ұяда не көрсе, ұшқанда соны iледi — Как тебя воспитают, таким и вырастешь). 

Ұлың әссе ұлы жақсымен, қызың әссе қызы жақсымен ауылдас болғын — Сын растет — будь соседом с хорошим сыном, дочь растет — будь соседом с хорошей дочкой. 

Жаным арымнан садаға — Лучше умереть, чем потерять совесть. 

Өлiмнен ұят куштi — Совесть сильнее смерти. 

Қоянды қамыс — әрдi намыс өлтiредi — Заяц умирает от страха, а герой — от стыда. 

Хочу изложить смысл и значение этих поговорок, в выводах сказать, что воспитанность (әдеп) должна быть внедренной в сознание и стать привычкой (әдет) Уважение к старшим, сознание долга и чести, безукоризненное соблюдение общественного порядка, строгое соблюдение законов воспитывают положительные качества, которые носят название благородства, любви к Родине, народу, семье, человеку, жизни. Человек, получивший хорошее воспитание, владеет основой боевых качеств — преданностью, честностью, дисциплинированностью. 

2. Игра в асык, жiлiк, жасырынбақ, жарыс, күрес, ак-сүйек воспитывает в юноше сноровку, ловкость, увертливость, меткость, быстроту, упорство и прочие военные (боевые) качества, необходимые солдату в бою, как воздух. 

Опыт убедил меня, что әдепсiздiк — әлсiздiк, әдептiлiк — ерлiк (невоспитанность — слабость, вежливость — мужество). 

3. Сез тапқанға қолқа жоқ (кто правду говорит, с того и спроса нет). 

Бәдiк, той, айтыс — есть состязания быстрого мышления и остроумия. Нигде, как в айтысах, не застает человека врасплох многогранная неожиданность. Айтыс, бәдик, той вырабатывали у юношей и девушек импровизаторские способности, любовь к устной литературе и музыке, расширяли их кругозор, они приобретали остроумие и смекалку. 

Бой полон неожиданностей. Смекалка и сообразительность — постоянные спутники солдата, обеспечивают победу в условиях, кажущихся иногда безнадежными, в безвыходном положении. 

Бiлек — бipдi, ақыл, айла — мыңды жеңедi (сила победит одного, а ум, ловкость — тысячи). 

4. Көкпар, бәйге, аударыспақ — традиционные национальные спортивные игры, вырабатывающие смелость, ловкость, физическую закалку, азарт, способность к риску с расчетом, даже способность к самопожертвованию ради чести и славы своей. В благородстве этих игр не может быть никаких сомнений. Эти игры воспитывают благороднейшие рыцарские качества в джигите, столь необходимые для солдата Красной Армии. 

Вот краткий перечень этой ненаписанной главы. 

Наши «шоқынғандар» пренебрегали этими благородными традициями в воспитании боевых качеств, как «отжившими», они даже преследовались до сих пор людьми негосударственного ума, сидевшими за председательскими столами, в общем потоке «бунтарства» против прошлого. 

Это было, безусловно, неумно. Здесь будет кстати упомянуть старую казахскую поговорку «Шала молда дiн бұзар» (неученый мулла веру портит). 

Вследствие такой оплошности в воспитании некоторая часть молодежи растет неузнаваемо развязной, легкомысленной, хилой, мешковатой, попадаются даже трусишки, малодушные, шкурники. 

Некоторые не умеют ездить верхом, боятся лошади — просто стыдно называть таких казахами; лепечут какую-то ерунду по-казахски, похожую на какую-то тарабарщину. 

Я только перечисляю кажущиеся мне недостатки в воспитании молодежи, убежденно преклоняясь до сырой земли перед положительной стороной воспитательной работы благородных качеств джигита системой воспитания нашего времени. 

Все хорошее в прошлом казахского народа должно восторжествовать в настоящее время. И золотая казна народной мудрости должна стать нашим достоянием, обогатить наши знания и опыт, оказать услугу делам нашим. 

Подвиги славных казахских джигитов Едиге, Кобланды, Бекета, Наурузбая, Исатая, Махамбета, Амангельды, Алпамыса и других должны стать традицией современных джигитов — ах, как жаль, что молодежь их мало знает! 

Долг службы и совесть воспитателя джигитов- солдат обязывают меня обратиться к Вам с этим личным письмом, так как, по моему личному мнению, — возрождение благородных традиций нашего народа, обогащающих вкладом своим систему воспитания молодежи, немыслимо без вмешательства таких государственных мужей, как Вы. 

Извините, что отнял у Вас столько времени этим письмом». 

Загрузка...