Глава 4

Это было вчера, и к тому времени, как они вернулись в свои апартаменты, Гаррисон снова был собой — или настолько собой, как только мог быть. Тем не менее, были последствия, неизбежные после любого возрождения его ипостасей, Шредера и Кениха: грубость, беспричинная раздражительность.

Поскольку Вики была полностью в курсе о существовании Гаррисона в ипостасях Джекилла и двух Хайдов, и хорошо понимала, чего можно было ожидать в подобных случаях, она справились с проблемой проверенным и надёжным методом. А именно, привела Гаррисона в чувство, угостив бутылкой самого дешёвого бренди.

Странно, но этот простой приём, всегда, казалось, срабатывал — или, может быть, не так странно, если задуматься.

Скверный бренди стал любимым напитком Гаррисона после «посвящения» на Кипре, когда после нескольких проигрышей в покер бутылка с одной звёздочкой оказалась единственным, что он мог позволить себе купить. Затем он действительно пристрастился к нему, даже предпочитал другим сортам.

С другой стороны, что не менее важно, Томас Шредер не стал бы пить низкосортноый бренди, его вкус всегда был безупречным и, следовательно, он предпочитал напитки гораздо дороже. Поскольку Кених родился в стране поклонников шнапса (хотя, когда был в хорошем расположении духа, он мог вообще ничего не пить), Гаррисон становился бесспорным фаворитом.

Бренди служил, как Вики подозревала, просто в качестве стабилизатора: он помогал ему остаться «в образе» — или помогал его образу остаться в нём. На этот раз Линдос тоже помогал, прежний Гаррисон был «средиземолюбом», — полюбил Средиземное море с первого взгляда; и третьим стабилизатором (Вики нравилось считать, что это являлось самым главным), был секс.

Хотя их роман в «до того» время был кратким, он был страстным. Она вспомнила его предпочтения и, в течение двух лет, пролетевших с момента её воскрешения, тренировалась, ублажая его, пока не стала настоящим экспертом. Ни одна женщина не знала, или не изучила тела Гаррисона или того, как он реагировал на сексуальные стимулы, лучше, чем Вики Малер. Это же касалось ипостасей Шредера и Кениха: их вкусы были совершенно разными. Кроме того, они уважали Гаррисона — по крайней мере пока, — и они никогда не навязывались, и не предпринимали попыток получить господство в этом отношении.

Этому Вики, естественно, радовалась, но, с другой стороны, как ни парадоксально, она не была так уж рада. Она была абсолютно уверена, что сам Гаррисон был верен ей, но было более, чем несколько случаев — каждый раз, когда он считал необходимым, чтобы одна из его альтернативных сущностей взяла верх над ним — когда его тело отсутствовало в её постели, зачастую две или три ночи напролет. Дважды она нашла доказательства его визитов к высококлассным лондонским девушкам по вызову, и ей было хорошо известно, что бывший «секретарь» Томаса Шредера, та самая Мина Грюнвальд, теперь живет в Мейфере, где Гаррисон (или, скорее, Гаррисон /Шредер) завёл привычку встречаться с ней.

Именно это было проблемой Вики, причиной её… да, ревности: что, хотя она знала, что ипостаси Шредер и Кених уважают частную жизнь Гаррисона, она не могла быть на сто процентов уверена, что он так же уважал их.

В конце концов, он был исходной, доминирующей частью, продолжающей проживать в собственном теле. Вики еще не совсем привыкла к мысли, что дополнительные ипостаси, получив временное господство, могут использовать это тело, чтобы утолить свой сексуальный аппетит. К счастью, ни одна из ассимилированных, или принятых, личностей не была откровенно сексуальной в собственном теле, иначе Вики, возможно, не смогла бы смириться со своими чувствами и эмоциями. Но, опять же, что она могла поделать? Она точно знала, что в буквальном смысле не смогла бы жить без Гаррисона. Или она так всегда считала…

Как бы то ни было, её уловка снова сработала, когда сочетание дешёвого бренди, её собственного тела и атмосферы греческого острова совершенно расслабило Гаррисона, что способствовало полному возрождению его подлинной личности. В восемь вечера он захотел прогуляться. Они поужинали в лучшей деревенской таверне, где он выпил ещё немного бренди местного производства; после чего они нашли дискотеку и танцевали всю ночь напролет, так что звёзды уже начали гаснуть в небе к тому времени, когда они вернулись в свои комнаты.

Гаррисон был уставший, пожалуй, слишком уставший, чтобы заснуть, и это заставило происходящие в его сознании вещи — возможно, много странных вещей — стать более очевидными. Он осознал, что должен об этом рассказать.

Переодевшись в лёгкие ночные одежды, они оба уже развалились на широкой, высокой, как принято на Линдосе, кровати, чтобы поговорить и выпить кофе. И через некоторое время Гаррисон спросил:

— Вики, как много я тебе рассказал? Я имею в виду — за всё время? Ты никогда не задавала мне много вопросов — никогда не заваливала ими меня, во всяком случае, — но сколько я действительно рассказал тебе?

— О некоторых вещах ты мне рассказал, Ричард. О некоторых я догадалась. После того, как я проснулась — я имею в виду, когда вновь пробудилась к жизни — ты рассказал мне много всего. Ты на самом деле не говорил, ни единого слова, но я смогла многое понять. Ты помнишь?

— О, да, — кивнул он. — Я же тогда был кем-то вроде Бога? Я мог бы просто проникнуть в твой разум и заставить тебя понять. Впервые после своего перевоплощения Вики явно почувствовала его неуверенность. Удивительно, но Гаррисон, видимо, сомневался! Он все слова употреблял в прошедшем времени. Я был Богом. Я мог бы проникнуть в твой разум.

— Твои способности и сейчас подобны божественным, Ричард, — напомнила она ему.

— Ты имеешь в виду, напоминают одержимость! — ответил он, но без раздражения в голосе. — Мои силы, когда я сам использую их… безопасны.

— Безопасны?

— Мои способности никому не причинили вреда — большого, по крайней мере. Или намеренно. Но, Вики… — он схватил её за руку и продолжил почти умоляюще:

— Когда их используют они…

— О, Ричард, я знаю!

— Но ты знаешь не всё. Некоторые из вещей, которые они сделали… они начинают переходить границы. Да, они защищают меня, но со своей защитой перегибают палку. Они не позволят мне управлять моей собственной жизнью, моим собственным телом. Чёрт возьми, это же бунт — «твоё тело и наше тоже»! — Он нервно потирал пальцы, черпая утешение в её присутствии.

— Как это получилось? — через некоторое время спросила она. — Я имею в виду, с чего всё началось?

Гаррисон вздохнул:

— Попробую объяснить. Томас Шредер хотел быть бессмертным. Он тщательно изучал парапсихологию, предсказания, переселение душ — всё, что нужно. В 1972 году мы были в Северной Ирландии. Он по делам, а я как солдат. Меня преследовал повторяющийся сон, о бомбах. Это не было странным само по себе, многим парням там снились бомбы. Всё это часть работы. Но мой сон, мой кошмар, был иным. Он не желал уходить. Он повторялся ночь за ночью. Предупреждение о чём-то, от чего я не мог ни убежать, ни даже укрыться.

— А затем… это случилось, это был мой первый проблеск экстрасенсорных способностей в действии. Первый намёк на то, что, может быть, мой разум отличается от умов других людей. Произошёл взрыв бомбы. Я спас жизнь Шредера, а также жизнь его жены и ребенка. Они не пострадали, но у него все внутренности были посечены осколками, а я ослеп. Потом — случившееся заставило его считать, что он мне должен.

— Он и был должен тебе, Ричард. Я помню всё, словно это было вчера: как ты приехал в Гарц. Как ты великолепно выглядел, каким нарядным был в своём мундире.

— Ах, да, всё так и было, — хмыкнул Гаррисон, — но, прежде чем я стал преуспевающим, кое-что случилось. Во-первых, Шредер уже знал тогда, что умирает. И он не хотел оставаться мёртвым. Он хотел возродиться — в моём теле!

Она кивнула:

— Я знала, что-то происходит, потому что его интерес к тебе был просто всепоглощающим.

Гаррисон криво улыбнулся:

— Да уж, просто всепоглощающим, — повторил он её слова. — Во всяком случае, я всегда замечал сдержанный интерес Шредера к таким вещам, к паранормальным, я имею в виду, и признаю, что он заинтересовал меня. Но в то же время я не верил, что он может сделать это, понимаешь? Это было слишком странно. Я мог бы просто отказаться от всего этого. Но… была морковка для осла. Этой морковкой был друг Шредера, человек по имени Адам Шенк. Он предсказал смерть Шредера, и твою тоже, много чего. А мне он предсказал, что я снова буду видеть. По его словам, это должно было произойти благодаря самому Шредеру, и через машину. Какую машину?

Он пожал плечами:

— Тогда я этого ещё не знал…

— Во всяком случае, там, в Харце, что-то происходило со мной. У Шредера было много трюков в рукаве. Целый дом был полон ими. Например, оборудование для измерения экстрасенсорного потенциала человека. Он проверил мой, и он оказался высоким. Очень высоким. И всё время я всё больше и больше убеждался, что он действительно что-то умеет. И вообще, что мне было терять? Весь расклад был в мою пользу.

— Я был слеп — он предлагал мне зрение!

Я был бывшим солдатом, калекой — он предлагал мне деньги. Деньги, какие мне не виделись в самых смелых мечтах.

Я был ничем, никем и мне было некуда идти — он предлагал мне власть и положение.

Как я мог отказаться?

— Ты просто не мог, — согласилась Вики.

— Верно, не мог. Мы заключили… договор, — Гаррисон снова пожал плечами. — Что-то вроде этого. Ничего особенного. Мы просто договорились, что, когда он умрёт, то если что-то от него останется, и если эта его часть сможет найти дорогу ко мне, то я впущу его. Чтобы он мог снова жить во мне.

— В ответ я получил возможность, пусть отдалённую, что я снова буду видеть; а тем временем было использовано несколько приёмов, которые помогали мне справляться со слепотой.

У меня были специальные очки, которые реагировали на звук, компенсируя потерю зрения. На запястьях я носил браслеты, которые работали по тому же принципу. И у меня была Сюзи. Моя милая, замечательная Сюзи. Она теперь состарилась, и я присматриваю за ней. Чёрт возьми! Разве она не присматривала за мной? — он усмехнулся на мгновение. — Чертовски верно.

Его улыбка слегка померкла, и он кивнул:

— И, конечно, у меня был Вилли Кених.

— Вилли тоже присматривал за мной — так же, как и за Томасом, его драгоценным полковником, — его улыбка полностью угасла. — Так же, как он смотрит за нами, даже сейчас, чёрт бы его побрал!

— Ричард! — она сжала его руку. — Не надо! Этим ты только упростишь всё для них.

Он расслабился и хмыкнул:

— Ты права, конечно. Я лишь облегчаю им задачу, а мне действительно нельзя допустить нового бунта. Новой опасности.

— Что такое, Ричард?

Он покачал головой:

— Позволь мне объяснить всё своими словами, не торопясь…

— Шредер сделал меня богатым, прежде чем умер. После его смерти я стал невероятно богат — а сейчас? Даже я не знаю, насколько я богат. Понимаешь, возродившись во мне, он открыл мне источники, к которым только у него были ключи, дал доступ к денежным средствам, которые удвоились, а то и утроились за минувшие годы. Его интересы были во всем мире. Ещё при жизни он заставил нескольких так называемых «тяжеловесов» выглядеть нищими без гроша в кармане по сравнению с ним! И всё это сейчас моё — или наше. Его, моё, Кениха. Тридцать ребят работают в большом офисе в Лондоне — даже скорее группе офисов. Они заботятся о соблюдении моих интересов. Некоторых моих интересов, во всяком случае. Есть другие люди, в Цюрихе, Гамбурге, Гонконге — ты сама упоминала. Но никто из них не знает, сколько я действительно стою.

Целый мир международных финансов внезапно открылся для меня, и я не мог удержаться. И при этом ничем не рисковал. Со своим даром предвидения я не мог поставить на неудачника. Я стал Мидасом. Всё, к чему я прикоснулся, превращалось в золото! А потом… затем, однажды, я услышал о Машине. Я наткнулся на Психомех.

Когда он замолчал, Вики сказала:

— Ты упустил кое-что, Ричард. Как насчёт твоей жены? Ты так и не рассказал мне о ней, — голос Вики звучал мягко, негромко. — Или это слишком болезненно?

Он покачал головой:

— Это совсем не больно, не сейчас. Это уже в прошлом — она была предсказана Адамом Шенком и без неё я никогда бы не нашел Психомех. Ты могла бы что-то вспомнить о Терри и её любовнике, что-то неприятное, но я заставил тебя забыть. Я удалил это из твоего разума. Поверь, сейчас это действительно не имеет значения.

Он опять помолчал, а затем порывисто продолжил:

— Так или иначе, я нашёл Психомех. Машину, которая может усиливать самые тёмные страхи человека до гигантских размеров — до тех пор, пока они не начнут убивать его или сводить с ума — и затем дать ему силы, чтобы бороться, чтобы победить их. Колоссальный толчок для психиатрии. Механический психиатр. Металлический мозгоправ.

— Но подумай вот о чём: что случится, если полностью освободить разум человека, если он избавится от всех своих страхов? Будут ли какие-либо ограничения для возможностей такого разума? А что произойдёт, если разум, уже богатый психической энергией, получит силы, почти не поддающиеся воображению?

Золотые глаза Вики за тёмными линзами широко распахнулись.

— Вот что с тобой случилось, — выдохнула она. — Рождение Бога!

Он кивнул:

— Или демона, возможно. Но сам по себе я не был готов к этому, не чувствовал себя достаточно крутым и сильным. Мне понадобилась помощь, я должен был позволить Шредеру стать частью меня, исполнить наш договор. Потом… мы позволили Кениху.

Вики вздрогнула:

— Я, кажется, помню что-то. Вилли был там, и ты сказал мне не бояться, а затем — его там больше не было.

— Это был единственный способ, — подтвердил Гаррисон. — Вилли был не такой, как Шредер или я. Он был умён по-своему, но не в нашем понимании. Но я был Богом! Психомех превратил меня в нечто удивительное. Я был больше, чем я сам, больше, чем Шредер вместе со мной, больше, чем Психомех — или так мне казалось. Моя сила казалась мне безмерной. Божественной! Я же воскресил тебя, не так ли? Забрал твои страдания, вернул жизнь, зрение?

— Поглощение Вилли было, — он пожал плечами, — просто ничто. Абсолютная власть, абсолютное «я», бесконечность, простирающаяся передо мной. Бесконечность, Вики, со всеми её бесконечными возможностями! Пока…

— Что?

— Пока что-то не пошло не так. Я не уверен, что… Или, может быть, я знаю. Может быть, я готов признать это сейчас. — На минуту он замолчал, его мысли были где-то далеко. Затем продолжил:

— Во всяком случае, я уничтожил Психомех. — Он сел и взял её за руки. — С Психомехом я был, может быть, бессмертным. Без Психомеха? Я человек, трехмерное тело, плоть и кровь. Как мог я надеяться, что смогу вечно подпитывать всю эту силу такой маленькой батарейкой? Я не мог. Батарейка садится. Силы покидают меня, день за днём. И что дальше? Каждый раз, когда я использую — и каждый раз, когда они используют — эту силу, я становлюсь немного слабее.

— Ты помнишь мои периоды увлечения азартными играми: в Лондоне, Монте-Карло, Лас-Вегасе? Знаешь ли ты, что всё это означает? Я имею в виду, ты никогда не спрашивала себя, зачем мне это сдалось? Зачем мне, богатому, как Крез, играть в карты и рулетку? Выигрывать деньги на скачках, на футбольном тотализаторе? Чёрт, мне бы это понравилось, когда я служил в армии, но с моими-то деньгами? Так почему я это делал? Я скажу тебе, почему: это был потрясающее удовольствие! Да, я знал, что я не могу проиграть, но всё-таки было здорово выигрывать! Понимаешь? Хрустальная мечта каждого игрока.

— Может быть, мои силы были потрачены впустую, а? Неповторимые, прекрасные, удивительные силы, запертые в обыкновенном, жадном, самовлюблённом ничтожном теле. Но в конце концов я перестал играть в азартные игры. Я понял, что возбуждение ушло, и если я делаю это сейчас, то по совершенно другой причине — я делаю это потому, что мне приходится! Нет, это не порок, я не подсел на игру. Дело не в этом. Я просто вынужден проверять себя. Потому что я знаю, что если когда-нибудь настанет день, когда я проиграю…

— Это будет означать, что ты утратил свои способности, — закончила она за него, кивая головой.

— Вот именно, — согласился он. — Именно так. Я имею в виду, после Психомеха я стал Богом — на две недели, на месяц? Потом был маленьким божком — как долго, год? Теперь я Супермен. А завтра?

Она обняла его.

— Ты вполне будешь устраивать меня, как человек, Ричард. Просто человек. Это всё, что у тебя было, когда ты впервые полюбил меня, когда я влюбилась в тебя, и…

Его смех, хрупкий, как лёд, задыхающийся от холодной горечи, прервал её.

— Нет, Вики, нет! — сказал он, наконец, покачав головой. — Неужели ты не понимаешь?

Теперь его голос звучал странно глухо, и был полон печали. — Я не буду вполне тебя устраивать, потому что тебя просто не будет! Ты жива — существуешь — лишь благодаря моей силе, потому, что я приказываю тебе жить.

— Но я…

— Я уже пытался объяснить тебе прежде, Вики. Что бы с тобой было, если бы я был просто мужчиной? Что будет с тобой, если этот день когда-нибудь наступит, когда мои команды останутся не услышанными, никем не замеченными?

Она не ответила, только вспомнила. Вспомнила о кислоте в её жилах, об огне, текущем в её крови, о сжимающих её добела раскалённых костлявых пальцах Смерти.

— Да, — печально кивнул Гаррисон, — именно так…

После этого… им было чем заняться, кроме разговоров, и заснули они ещё нескоро. Когда, наконец, они уснули, Гаррисон увидел сон…

Загрузка...