ПСС. Том 36. Произведения, 1904-1906

[1-я редакция.]

Есть три великія неправды. Отъ нихъ страдаютъ всѣ народы. Страдаютъ и язычники, и христіанскіе народы, и нашъ русскій народъ.

Первая неправда въ томъ, что люди-богачи захватили силою, хитростью, наслѣдствомъ землю, сами не работаютъ ее и только зa деньги позволяютъ рабочимъ людямъ сидѣть и кормиться на землѣ, которую они называютъ своею.

Другая неправда въ томъ, что правительства обкладываютъ податями всякіе нужные людямъ товары, и свои и чужестранные, накладываютъ налоги на всякія сдѣлки, напримѣръ, аренды, купли-продажи, па[с]порт[ные] билеты, на желѣзнодорожные билеты, такъ что рабочій людъ отдаетъ большую часть того, что онъ заработаетъ, на всякія общественныя дѣла, катя правительство считаетъ нужными. Самое же тяжелое въ податяхъ то, что такъ, какъ правительство теперь накладываетъ подати, нѣтъ имъ конца и предѣла. Нынче правительство наложило на вино, скажемъ, по рублю, или на сахаръ по полтинѣ или на желѣзо по 70 копеекъ, завтра понадобились деньги, и оно можетъ наложить еще вдвое, можетъ придумать новые налоги на лошадей, на собакъ, на яблоки, на медъ, на кожи...

И потому сколько бы ни работалъ человѣкъ, правительство можетъ отобрать отъ него податями большую часть того, что онъ сработалъ, и даже чѣмъ больше онъ работаетъ и богатѣетъ, тѣмъ больше у него и отбирается податями. Въ этомъ вторая неправда.

Третья неправда въ томъ, что правительство, затѣявъ какіе-нибудь споры съ другими правительствами, захвативъ чужія земли и не отдавши тѣ, какія оно прежде захватило, или просто поссорившись съ правительственными лицами другого государства, можетъ во всякій часъ затѣять войну и потребовать людей въ войска и погнать ихъ на убіенія и убійства.

Мало того что правительство можетъ всякую минуту оторвать рабочихъ людей отъ ихъ семей и труда и послать ихъ за тысячи верстъ на убійство, — что всѣ правительства всегда и дѣлаютъ, — еще и до начала войны правительства отрываютъ людей отъ работы, собираютъ ихъ въ войска и годами держатъ ихъ въ праздной, развратной жизни, обучая ихъ убійству и тратя на эти приготовленія большую часть тѣхъ денегъ, которыя собираютъ съ народа.

Неправда эта самая большая и жестокая и явно противная христіанскому закону. И пока будетъ эта неправда, не будутъ люди знать спокойной и доброй жизни.

Захватъ земли, подати и войны — вотъ три неправды, отъ которыхъ больше всего и горя и зла и грѣха людямъ.

Какъ же избавиться отъ этихъ трехъ неправдъ и бѣдствій?

Было время, когда люди не видѣли этихъ неправдъ и думали, что безъ нихъ нельзя быть; что богачамъ надо владѣть землями (прежде думали, что имъ надо владѣть и душами) что безъ подати и пошлинъ нельзя быть и нельзя быть безъ солдатства. Но пришло время, и люди стали понимать, что это не должно быть, что это грѣхъ для тѣхъ, кто дѣлаетъ это, и безполезное мучительство для тѣхъ, кто терпитъ это. И люди стали искать средствъ избавленія отъ этихъ неправдъ и ищутъ ихъ, потому что чувствуютъ, что этого не должно быть, и что Богъ не хочетъ того, чтобы это такъ было, и что средства должны быть для этого. И я думаю, что средства эти есть, и очень просты и возможны, и что сколько бы мы не ошибались, сколько бы не ходили вокругъ да около, мы придемъ къ этимъ средствамъ, потому что средства эти легки, возможны и навѣрное избавляютъ насъ отъ той страшной неправды, отъ которой мы страдаемъ.

Первое — земля. Для того чтобы не было неправ[ильнаго] захвата земли богачами и отнятія[?] ея отъ рабочихъ, нужно сдѣлать такъ: оцѣнить всякую землю, и хорошую, и дурную, полевую и городскую. Доходъ съ этой земли наложить на того, кто владѣетъ ею. И доходъ этотъ собирать вмѣсто податей и употреблять на общественныя дѣла на пользу всѣхъ.

Доходъ этотъ съ земли надо понимать не такъ, чтобы кто владѣетъ землею, отдавалъ все, что онъ съ нея получаетъ, а такъ, что онъ отдаетъ что стоитъ голая земля сама по себѣ, не считая ни построекъ на ней, ни обработки. Если сдѣлать такъ, то платить подати будетъ только тотъ кто владѣетъ землею, и что больше владѣетъ, то больше платитъ. А кто не владѣетъ землею, тотъ ничего не платитъ, а пользуется даромъ всѣмъ тѣмъ, что за подати устроено на пользу всѣхъ.

Этимъ же самымъ способомъ освобождаются люди и отъ второй неправды, отъ податей. Земля будетъ платить всѣ подати и все будетъ вольное, и чай, и сахаръ, и соль, и желѣзо, и вино, и спички, и табакъ. И не будетъ таможенъ, и изъ-за границы всѣ товары будутъ приходить безъ пошлины.

Для того же, чтобы не было солдатства, нужно только одно: не принуждать другіе народы жить подъ нашимъ русскимъ закономъ и властью, а оставить и поляковъ, и нѣмцевъ, и финляндцевъ, и грузинъ, и татаръ, и черкесовъ, и всѣхъ тѣхъ людей, которые теперь живутъ подъ русской властью, устраиваться жить каждому народу по своему.

Не будемъ мы заставлять чужихъ людей жить подъ нашей властью, а будемъ сами мирно жить доброй жизнью, намъ не нужно будетъ ни пушекъ, ни крѣпостей, ни солдатъ.

Тѣ, кто властвуютъ, говорятъ, что безъ войска мы всѣ пропадемъ и что всѣ мы живы только потому, что есть войско. Но вѣдь всѣ видятъ и знаютъ, особенно теперь послѣ японской войны, что это неправда. Намъ не было и нѣтъ никакой нужды лѣзть въ чужія дальнія земли, въ Китай, когда у насъ земли дѣвать некуда, и милліоны десятинъ лежатъ необработанными, и вся земля наша не устроена. А мы полѣзли куда насъ никто не спрашивалъ и погубили тысячи милліоновъ денегъ, и сотни тысячъ ни въ чемъ не повинныхъ людей убиты и изуродованы.

А если мы будемъ жить хорошо, никто насъ не тронетъ. А только къ намъ придутъ и съ насъ примѣръ брать будутъ.

Такъ что все, что нужно народу, все это можно бы было сдѣлать, но дѣлаемъ не это, a совсѣмъ другое.

Земля вся разобрана богачами, подати все тяжелѣе и тяжелѣе, и солдатъ собираютъ все больше и больше, и всякую минуту, завтра можетъ опять разгорѣться такая же война изъ-за того, что намъ ни на что не нужно.

Какъ же помочь этому горю?

Есть люди — ихъ много, — и они много шумятъ и многихъ людей обманываютъ, — которые говорятъ, что такъ какъ зло отъ правительства, отъ теперешняго русскаго правительства, то надо его уничтожить и сдѣлать другое. Другое правительство должно быть такое, что царь и министры не могли бы дѣлать, что имъ вздумается, а спрашивали бы согласія у Думы. А Дума чтобы была изъ людей выбранныхъ всѣмъ народомъ. Тогда, молъ, нельзя будетъ обижать народъ, и всѣмъ будетъ хорошо.

Вотъ эти люди и мучатъ теперь народъ и дѣлаютъ смертоубійства и всякое зло только для того, чтобы свергнуть теперешнее самодержавное правительство и поставить свое съ Думой, правительство конституціонное, т. е. чтобы было собраніе людей, которое рѣшало бы, какіе нужны законы и какъ управлять народомъ.

Люди эти хотятъ устроить въ Россіи такъ, какъ это устроено въ другихъ земляхъ: въ Англіи, Франціи, Америкѣ. Но люди эти или очень легкомысленны или обманщики; потому что они должны знать, что въ Европѣ и Америкѣ, и въ Англіи, и во Франціи все, что они хотятъ ввести, давно уже введено, а народу отъ этого не стало лучше. Въ Англіи, въ Америкѣ, во Франціи, въ Италіи милліоны людей безъ работы умираютъ съ голоду не хуже нашего, а главное дѣло въ томъ, что всѣ три главныхъ бѣдствія рабочаго народа: захватъ земли богачами, подати и солдатство и войны такіе же, какъ у насъ, даже хуже, въ томъ, что тамъ уже почти весь народъ безъ земли, въ рабствѣ у фабрикантовъ. И потому русскому народу не надо поддаваться на этотъ шумъ и всѣ эти злодѣйства, которыя теперь дѣлаютъ эти обманщики.

Русскому рабочему народу нужно не это, а нужно избавиться 1) отъ малоземелья, сдѣлать такъ, чтобы земля была общая, 2) отъ податей и 3) отъ солдатства.

Избавить отъ всего этого могло бы правительство, но правительство не дѣлаетъ этого, не дѣлаетъ ни то, которое теперь есть, ни то, которое хотятъ устроить бунтовщики.

Что же дѣлать?

Избавиться отъ правительства.

Не отъ нынѣшняго правительства, съ замѣной его другимъ, а отъ всякаго правительства: перестать признавать за кѣмъ-нибудь власть распоряжаться людьми, ихъ достояніемъ и ихъ совѣстью.

Надо не свергать правительство, не бороться съ нимъ, не учреждать новое, а просто жить, какъ будто нѣтъ правительства, и не повиноваться ни тому, которое есть теперь, ни тому, какое будетъ послѣ, какое бы оно ни было.

Когда же рабочій народъ перестанетъ повиноваться правительству, то легко установитъ самъ для себя порядокъ и не будетъ ни захвата земли одними людьми въ ущербъ другимъ, ни податей, ни солдатства.

И потому, для того чтобы рабочему народу избавиться отъ того тройного зла, отъ котораго онъ страдаетъ, надо не поддаваться тѣмъ совѣтамъ, которые ему даютъ бунтовщики, знать, что они не освободить хотятъ народъ, а только перемѣнить на немъ эти цѣпи на другія.

Надо не поддаваться ни бунтовщикамъ, ни правительству. Они борятся между собой за власть, и рабочему народу не зачѣмъ становиться въ этой борьбѣ на ту или другую сторону.

Рабочему народу надо помнить, что какъ только онъ приметъ ту или другую сторону, онъ опять попадетъ подъ власть той или другой стороны, той, которая побѣдитъ. Ему надо, главное, воздерживаться отъ всякаго насилія, а жить, какъ онъ всегда жилъ, только съ той разницей, чтобы, перенося насилія, не участвовать въ нихъ и не повиноваться никому, кромѣ своей совѣсти и Бога.

[2-я редакция.]

Есть три великія неправды. И отъ этихъ неправдъ всѣ страданія людей — и тѣлесныя и духовныя: солдатство, подати и отнятая у народа земля.

Первая неправда — солдатство. Неправда эта самая большая и самая вредная и для тѣлеснаго и для душевнаго блага людей.

Живетъ человѣкъ, трудится, кормится съ семьей, и вдругъ правительство, про которое онъ ничего не знаетъ, затѣваетъ войну, и отъ человѣка этого отбираютъ деньги на ненужное ему военное дѣло, отрываютъ его самаго отъ дѣла и посылаютъ на убійство — другихъ убивать или самому быть убитому и — хуже всего — часто доводятъ до того, что приходятъ тѣ, которымъ объявили войну, и разоряютъ его домъ и заставляютъ его еще платить себѣ за это. Такъ что пока есть солдатство, человѣкъ никогда не можетъ быть спокоенъ и увѣренъ, что всѣ труды его не пропадутъ даромъ и что самъ онъ не будетъ посланъ на убійство. Въ этомъ тѣлесное зло отъ солдатчины, но для души зло еще гораздо больше. Человѣкъ исповѣдуетъ христіанскій законъ братской любви къ людямъ и вдругъ ему объявляютъ, что его начальники христіане приказываютъ ему итти убивать своихъ ближнихъ. Такъ что человѣку приходится выбирать одно изъ двухъ: законъ божескій или человѣческій, и люди по слабости избираютъ законъ человѣческій и совсѣмь оставляютъ законъ божескій, евангельскій и любовь къ ближнему и живутъ безъ всякаго божескаго закона, по одному чеповѣческому, какой придумаютъ и напишутъ властители. Въ этомъ великое и главное зло солдатства.

Вторая неправда — это подати и прямые налоги по стольку то съ души, пошлины на товары и на всякія сдѣлки и даже на переѣздъ съ мѣста на мѣсто, такъ что работающему человѣку шагу ступить, купить ничего нельзя безъ того, чтобы не отдавать часть своего заработка тѣмъ людямъ, которые собираютъ съ него эти дани и потребляютъ ихъ, какъ имъ хочется. И неправда эта также вредна и для тѣлеснаго и для душевнаго блага людей. Человѣкъ, съ котораго берутъ подати, сколько бы ни работалъ, никогда не можегъ знать, что у него есть и что останется, потому что власти всегда могутъ назначить новые подати, и чѣмъ онъ больше будетъ работать, тѣмъ больше и будутъ брать. Такъ они и дѣлаютъ. Для души же эта неправда вредна тѣмъ, что люди, собирающіе и потребляющіе подати получая ихъ безъ труда, распоряжаются ими, какъ имъ вздумается, большей частью для своей корысти, своего честолюбія, тщеславія, развращаются оттого, что распоряжаются не заработаннымъ, чужимъ имуществомъ и развращаютъ всѣхъ тѣхъ своихъ помощниковъ — чиновниковъ, которые дуромъ раздаютъ эти чужія денежки. Народъ же, глядя на пользованіе этими шальными деньгами, или завидуетъ имъ, злобится или старается приладиться къ этимъ людямъ, чтобы тоже попользоваться незаработанными деньгами. Такъ что и отъ этой неправды великое разстройство въ народѣ.

Третья неправда — не меньше второй, и отъ нея также много зла и тѣлеснаго и духовнаго. Неправда эта въ томъ, что люди захватили землю и стали ее, какъ всякія вещи, покупать, продавать, дарить, закладывать.

Неправда эта больше всѣхъ друтихъ теперь въ глаза тычется. То, чего прежде не видно было, теперь, когда народа размножилось, а богачи захватили лучшія земли, стало всѣмъ ясно. Стало всѣмъ ясно, что если богачи захотятъ скупить и скупятъ всю землю, то жителямъ надо будетъ всѣмъ поступить къ нимъ въ рабство зa то, чтобы они позволили имъ жить и кормиться на землѣ. Ясно стало особенно потому, что народъ все больше и больше бѣдствуетъ, и тотъ, который остается на землѣ, и тотъ, который сошелъ съ земли и живетъ по городамъ на заводахъ и въ прислугахъ.

Неправда эта больше двухъ первыхъ вредна для тѣла и для души людей. Тѣлесный вредъ тотъ, что безъ земли и при малой землѣ люди живутъ или по деревнямъ въ нуждѣ, безъ хорошей пищи, и вымираютъ и слабѣютъ или живутъ по городамъ, тоже дурной, нездоровой жизнью и сами слабѣютъ и перестаютъ размножаться. Душевное же зло отъ этой неправды то, что люди, лишенные земли, злобятся на захватившихъ землю и на богачей,⁴⁵ a захватившіе землю люди чувствуютъ свою неправду, боятся, выдумываютъ лживыя отговорки и также ненавидятъ тѣхъ, противъ кого грѣшатъ. Народъ же безъ земли идетъ въ города и, прислуживая богачамъ, все больше и больше отвыкаетъ отъ доброй жизни и развращается.

Отъ этихъ трехъ неправдъ: отъ солдатства, отъ подати, отъ захвата земли — все зло въ мірѣ. Какъ же избавиться отъ нихъ?

Теперь идетъ бунтъ у насъ въ Россіи. И тѣ, кто бунтуютъ, говорятъ, что всѣ бѣды исправятся, если уничтожить самодержавіе, устроить республику, чтобы весь народъ выбиралъ себѣ правительство, и что тогда самъ народъ, какъ научатъ его этому ученые люди, устроитъ⁴⁶ все общее — и фабрики, заводы, и землю, и всѣ будутъ поровну работать и поровну дѣлить. Правда, всѣ эти люди не согласны между собой. Одни говорятъ, что надо все оставить какъ было, другіе говорятъ, что надо оставить царя, только чтобы онъ во всѣхъ дѣлахъ совѣтовался съ думой, другіе говорятъ, что не надо царя, но управлять будетъ одна выборная дума съ президентомъ, третьи говорятъ, что надо, чтобы эта дума не только управляла сама всѣми общественными дѣлами, но чтобы она устроила и хозяйственную жизнь общую, съ общими заводами, фабриками и общей землей. Люди эти не согласны между собой, какъ устроить, но согласны только въ одномъ: то, что нужно, чтобы было правительство, власть, т. е. такіе люди, которые бы управляли другими, придумывали и писали законы, a другіе исполняли бы ихъ.

А между тѣмъ если бы устроилось то, что хотятъ эти люди, всѣ великія неправды, отъ которыхъ страдаютъ люди, не уничтожились бы. Не уничтожились бы потому, что всѣ онѣ происходятъ только оттого, что одни люди берутъ на себя смѣлость повелѣвать другими, устанавливать для всѣхъ законы, а другіе считаютъ нужнымъ во всемъ повиноваться этимъ человѣческимъ законамъ.

И выходитъ то, что люди повелѣвающіе заставляютъ повинующихся людей дѣлать дѣла нужныя для нихъ, для повелѣвающихъ людей, но вредныя другимъ людямъ. Отъ этого — солдатство, подати, отнятая земля. И такъ это вездѣ, гдѣ только есть люди властвующіе — правительство, издающее для всѣхъ законы и требующее того, чтобы всѣ ихъ исполняли. И то же вездѣ такъ же при одномъ самодержавномъ царѣ или султанѣ и при республиканскомъ правленіи, гдѣ управляетъ не одинъ, a многіе. Вездѣ солдатство по набору или по найму, и вездѣ затѣваются ненужныя, вредныя войны и посылаютъ тѣхъ, которые повинуются, на войны. Такъ это было въ Россіи въ Японской войнѣ, такъ же это было и въ Англіи съ Бурской войной и такъ же въ Американской республикѣ съ Испаніей и съ Филиппинами. Какіе бы люди ни были во власти, они всегда думаютъ о своей выгодѣ, о своей славѣ, а не объ народѣ. Благо — онъ повинуется, можно съ нимъ что хочешь дѣлать. Отбираютъ подати, не глядя на нужды народныя, для своихъ цѣлей, и удерживая за богачами землю, потому что имъ важно не то, что нужно народу, а то, что нужно богатымъ къ ихъ поддержкѣ.

Такъ какъ же избавиться отъ этихъ трехъ неправдъ?

Избавленіе только въ одномъ: въ томъ, чтобы повиноваться Богу, а не повиноваться людямъ.

Стоить только людямъ повѣрить въ это, и всѣ три неправды исчезнуть сами собой.

И для того чтобы неправды эти исчезли, людямъ всѣмъ и намъ, русскимъ, теперь, въ теперешнее смутное время, не надо ничего предпринимать, ничего не дѣлать, ни бунтовъ ни стачекъ, а только не дѣлать того, что насъ держитъ въ плѣну: повиноваться Богу, а не повиноваться людямъ, ни тѣмъ, которые теперь еще считаются правительствомъ, ни тѣмъ, которые хотятъ свергать его и завтра могутъ стать на его мѣсто.

Для того чтобы достигнуть нашей ближайшей цѣли, надо только не повиноваться никакой власти человѣческой, а жить такъ, какъ мы живемъ и вы живете — не каждый порознь, а въ мірѣ, въ общинѣ, работая каждый для себя, но сходясь для обсужденія общественныхъ и хозяйственныхъ дѣлъ нашихъ въ сходки, и повиноваться только тому, въ чемъ мы добровольно согласились, во всѣхъ же дѣлахъ правительства, солдатства, податей, полицій, судахъ не участвовать.

Будемъ мы поступать такъ: не будемъ итти въ солдаты, не будемъ добровольно давать податей, и само собой уничтожится правительство, то самое, которое собираетъ войско, заводитъ войны, обираетъ труды народа податями и удерживаетъ захваченныя земли за владѣльцами. А уничтожится правительство, то народу въ каждой деревнѣ, въ каждомъ приходѣ легко будетъ устроиться такъ, чтобы не было ни солдатства, ни войнъ, ни податей, ни пошлинъ, ни земель, къ которымъ бы не было доступу всему народу.

Для того чтобы не было нужды въ солдатствѣ и войнахъ, нужно только устроить добрую, справедливую жизнь безъ податей и запретной земли, и тогда никто не придетъ воевать съ такимъ народомъ, a скорѣе придутъ учиться у такихъ людей жить свободно и безъ грѣха. Если же и нашлись бы такіе жестокіе люди, которые стали бы обижать такихъ людей, отнимать у нихъ ихъ имущество и землю, то всетаки много выгоднѣе бы было терпѣть всякую обиду, чѣмъ бороться, воевать съ такими людьми или, что еще хуже, повиноваться имъ. Терпѣть можно всякое зло (на то люди) отъ судьбы, отъ другихъ людей, но хуже всего дѣлать то, что теперь дѣлаютъ, — терпѣть отъ самихъ же себя оттого, что повинуешься той власти, которая тебя мучаетъ. Нужно терпѣть, переносить зло, не бороться съ нимъ зломъ, не повиноваться ему.

Такъ избавятся люди отъ первой неправды — солдатства, если бы перестали повиноваться людямъ; избавились бы тѣмъ, что установили бы у себя добрую, справедливую жизнь безъ податей и запретной земли. Для того же, чтобы устроить жизнь такъ, что[бы] земля была общая и не было бы податей, есть давнишнее средство, которое уже много разъ предлагали люди и во Франціи, и въ Англіи, и въ Америкѣ и которое и у насъ ведется въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, гдѣ земля общая. Средство это въ томъ, чтобы всѣ какія нужны деньги на общественныя дѣла, тѣ, что собираются податями и пошлинами, брать съ земли, такъ, чтобы доходъ съ общей всему народу земли шелъ бы и на общія всему народу нужды. Средство это давно предлагаютъ, но еще не было ясно, какъ его примѣнить. Въ послѣднее же время американскій писатель Джорджъ обдумалъ со всѣхъ сторонъ это дѣло и такъ обработалъ его, что стоитъ только примѣнить его къ дѣлу, и сейчасъ же, какъ въ большомъ обществѣ, такъ и въ маломъ, можно сейчасъ же примѣнить его.

I.

Если бы человек после долгого сна, во время которого он забыл все, что было прежде, проснулся в новом незнакомом ему жилище, обитаемом такими же, как и он, существами, людьми и животными, суетящимися, хлопочущими, что-то, не переставая, делающими, то первое, что сделал бы такой человек, — постарался бы понять, кто и зачем поместил его в это новое странное место и что ему делать в этом месте, как употребить те силы, ту потребность деятельности, которые он чувствует в себе. Ответ на эти вопросы и есть то, что называется религией. И без этих ответов нельзя хорошо жить на свете умному человеку.

Кто поместил меня в это странное место?

Не знаю и не могу знать, но наверное знаю, что этот кто-то есть и что он и поместил меня в этом мире. Знаю это наверное, потому что я не мог по своей воле явиться в этот мир, потому что я никогда не хотел этого, да и не мог хотеть, потому что меня до появления в этот мир как будто бы не было или, по крайней мере, я ничего не помню о том, чтобы я был когда-нибудь прежде. Если я спрошу, когда начался я, настоящий я, то я получу еще менее удовлетворительный ответ. Мне говорят, что я появился несколько лет тому назад из утробы моей матери. Но то, что появилось из утробы моей матери, есть мое тело, — то тело, которое очень много времени не знало и не знает о своем существовании и которое очень скоро, может быть, завтра, будет зарыто в землю и станет землею. То же, что я сознаю своим я, появилось не одновременно с моим телом. Это мое я началось не в утробе матери и не по выходе из нее, когда отрезали пуповину, и не тогда, когда отняли от груди, и не тогда, когда я начал говорить. Я знаю, что это я началось когда-то и вместе с тем я знаю, что это я всегда было. Так что я во времени не могу найти своего настоящего я, буду ли я искать его совсем близко или бесконечно далеко. Я как будто никогда не появлялся, а всегда был и есть и только забыл свою прежнюю жизнь.

Так что я решительно не могу сказать, что я такое. Знаю только то, что я и мое тело не одно и то же.

Второй вопрос: что такое тот мир, в котором, входя в разум, застаю себя?

Мир этот — не моя семья и мой двор, Ермилиных или Толстых в Ясной Поляне, и не дом и двор Бауэров в Баварии, или Шмитов в Англии, или Робинзонов в Огайо, Америке, или Фенханги в китайской деревне или в Пекине, а это весь огромный мир всех людей, населяющих планету землю и в Сиаме, и в Исландии, и Мадагаскаре, и во всех местах, которые я знаю и о которых не знаю. И мир этот составляет не только те 1500 миллионов людей, которые, как я слыхал, населяют теперь землю, но еще и все те миллиарды людей, которые жили до меня во времена известные мне и в продолжение еще многих тысяч лет, во времена неизвестные мне, а также и те люди, которые теперь рождаются, растут и будут жить еще бесконечное количество лет, когда от моих костей не останется никакого признака. Вот эти-то все люди, кроме того, еще бесконечное количество разнообразных пород животных, от микроскопической козявки до слона и бегемотов, и такое же бесконечное количество растений и безжизненных существ не только на планете земле, но и вне ее, на других планетах и на солнцах и миллионах звезд, на бесконечных расстояниях, окружающих землю и распространяющихся без конца во времени, — вот это-то составляет тот мир, в котором я появился и который я увидал, когда во мне пробудился разум.

В этом бесконечном со всех сторон и по времени и пространству мире я появился вчера или, по нашему счету, 10, 20, 30, 40, 50 лет тому назад, как я слышал от людей. Поводом моего появления был брак моего отца с моей матерью, и, как я знаю от других людей, я был сначала зародышем, потом младенцем, потом ребенком, юношей, мужчиной. Появился же я, тот я, которого я сознаю собою, я не могу сказать когда. Мне кажется, что я всегда был. Кончусь же — тоже не знаю когда. По наблюдению над людьми и по тому, что случается со всеми, я знаю, что умру, наверное, через 70, 80 лет, знаю, что каждый день, каждый час приближаюсь к смерти, знаю, что могу умереть всякую минуту. Но, несмотря на то, что знаю это, вижу это на всех людях, не верю этому, не верю тому, чтобы мое я могло кончиться.

Но если и так, то в этом-то мире я не всегда был. Зачем же я явился в этот мир? И что мне в нем делать?

Что мне со своим крошечным телом и крошечным определенным сроком жизни делать в этом бесконечном по пространству и времени мире?

Самый обыкновенный ответ на этот вопрос, представляющийся человеку, жившему до пробуждения своего разума животной жизнью, в том, что живет он затем, чтобы есть, пить, спать, веселиться, затем вообще, чтобы наслаждаться всеми теми плотскими наслажденіями, которые дает жизнь. Но стоит человеку только оглянуться вокруг себя и подумать о том, что ожидает его, чтобы убедиться в том, что назначением жизни не может быть плотское счастье, потому что такого счастья не может быть для существа, обреченного на борьбу, всякого рода бедствия, болезни и неотвратимую смерть. Какое же может быть счастье при жизни, неизбежно ведущей к слабости, старости, смерти?! И потому ни наслаждение, ни совершенствование своих способностей, ни совершение великого дела, ни даже содействие благу общества не может быть назначением жизни. Всё это могло бы быть, если бы не было бесконечного по времени и пространству мира и не было бы смерти. При той же ограниченности и краткости моей жизни среди бесконечного мира по времени и пространству нет и не может быть никакого смысла в делах человеческих. Для чего человеку трудиться ради улучшения жизни, когда вся его деятельность есть незаметная точка среди бесконечного мира и когда самая жизнь — только мгновение между двух вечностей? И зачем трудиться для улучшения жизни других людей, когда он наверное умрет и не увидит ни этой лучшей жизни, ни благодарности за то, что он сделал для людей? Да и те, для которых он делал благо, исчезнут так же бесследно.

Так что ответы на мои вопросы, если я серьезно буду спрашивать и серьезно будут отвечать на них, — такие:

1) На первый вопрос: что такое я ответ тот, что это что-то такое, как будто недавно начавшееся, временное, уничтожающееся и долженствующее совсем скоро уничтожиться, а между тем одно несомненно существующее, одно то, без чего ничего не существовало бы. И выходит, что я не знаю, что такое я, и вместе с тем это одно, что я несомненно и лучше всего знаю.

2) Ответ на второй вопрос: что такое тот мир, в котором я застаю себя живущим? — что-то бессмысленное по своей бесконечности и во времени и в пространстве, что-то такое, что непременно по времени когда-нибудь да началось и когда-нибудь кончится, а между тем никогда не могло начаться и никогда не может кончиться и при этом по месту тоже непременно где-нибудь кончается, а вместе с тем нигде не может кончиться. Одним словом, что-то или бессмысленное или для меня недопустимое, т.е. я совершенно не знаю, что такое мир, а между тем окружен им, живу в нем и в нем должен действовать. Это на второй вопрос.

3) На третий вопрос, — что мне делать, — ответ тот, что всё, что мне хочется делать для блага того, начавшегося в этом мире и имеющего кончиться в нем существа, которое я считаю собою, — всё это напрасно и не имеет никакого смысла. Для того же существа, которое никогда не начиналось и всегда есть и не одно и то же с моим телом, с которым оно связано, — для этого существа ничего не нужно. Так что жизнь моя для меня — для того, что я считаю своим я, не имеет и не может иметь никакого смысла; не может иметь смысла и для того мира, в котором я живу, и делать мне ни для себя ни для мира ничего не нужно и нельзя сделать ничего полезного.

Ведь если только забыть свое звание царя, работника, судьи, фабриканта, профессора, ученого, художника, члена семейства, а помнить одно — что я человек, недавно появившийся в этом непонятном мире и очень скоро долженствующий из него исчезнуть, то нет никакой разумной цели в этой жизни, и не стоит ничего делать. Все ничтожно, всё ненужно. Всё, что будешь делать, всё будет бессмысленно, а между тем пока жив, необходимо нужно что-то делать. Вся жизнь есть деятельность человека в мире, как лошади на колесе. Лошади нельзя не итти, этим самым ходом не двигать колеса. И человеку нельзя не делать чего-нибудь и этой самой деятельностью не участвовать в движении всего мира. Так что, несмотря на то, что для меня, для человека, и для всего мира, как ни поверни, жизнь моя бессмысленна, мне всё-таки надо действовать. Какая-то сила поставила меня в такое положение, что я должен действовать не для себя и не для мира, а для чего-то мне непонятного. В этом сознании сущность всякой истинной религии.

Сознание это говорит то, что есть какая-то сила, пославшая меня в мир. В этом сущность истинной религии. И вот это-то признание той силы, которая послала меня в мир и которую называют Богом, и распутывает всё дело и дает смысл человеческой жизни. Жизнь моя сама по себе непонятна, также непонятна мне и жизнь всего мира. Но я живу и должен действовать по воле какой-то высшей силы. И если для меня жизнь моя непонятна и все цели, которые я могу ставить себе или миру, для меня бессмысленны, то жизнь моя и того мира, в котором я живу, не может и не должна быть бессмысленна для той высшей силы, которая послала непонятного себе меня в мир и руководит непонятной мне жизнью мира.

Стоит только признать эту высшую силу, и всё становится ясно: конечные цели моей жизни и жизни мира скрыты от меня, недоступны мне (они не могут быть доступны ограниченному существу). Я и весь мир суть только орудия достижения недоступных мне целей. И смысл моей жизни уже не в конечных, недоступных мне целях, а в исполнении той неизвестной мне цели, для которой я существую: в признании этой высшей силы и в служении ей, в признании Бога и в исполнении воли Его.

II.

В чем исполнение воли Бога? Учат, что Бог открылся людям или через Моисея или через Христа, через Будду. Это неправда: иногда это заблуждение, иногда обман, но всегда неправда.

Бог нигде сразу не открывал Своей воли, Своего закона одному человеку или собранию людей. Бог открывается всегда всем людям, всем тем, которые ищут Его. Он открывается каждому человеку в его сердце. Всякий человек чувствует в себе Бога, то начало жизни, которое не есть тело, но живет в теле человека и которое не имеет ни веса, ни меры, ни цвета, ни вкуса, ни запаха и которое никогда не начиналось и никогда не кончится. Это начало жизни в человеке ограничено его телом и есть только часть всего. Но по этой части человек может знать всё. Всё это и есть Бог. Человек чувствует в себе часть этого Всего и потому знает Бога, не может не знать Его.

Ежели же знает Бога, то знает и закон Его. Закон Бога написан не в книге какой-нибудь, а в самой жизни, в судьбе человека; Людям кажется, что они не знают закона или ошибаются в знании закона Бога (одни считают одно, другие другое законом Бога), и только потому, что люди закрывают глаза на свое положение, не хотят видеть его или хотят видеть его не таким, какое оно есть. Если человек придет на станцию железной дороги и, увидав стоящий вагон, войдет в него и, вообразив, что это дом, станет устраивать его для удобного жилья, намереваясь провести в нем жизнь, то он, наверное, будет удивлен и огорчен, когда вагон тронется и доедет до следующей станции и ему велят выйти со всем его устройством и вещами. Человек мог видеть и знать, что вагон не дом, а только средство для переезда и что за переезд надо исполнять положенные условия: платить и вести себя соответственно правилам железной дороги. Большинство людей так же ложно или совсем не понимают своего положения в жизни. И всё дело в том, что люди не понимают своего положения.

В Евангелии есть притча о виноградарях, в которой рассказывается о том, что один хозяин насадил сад и огородил его, вырыл в нем колодец, построил башню, отдал сад виноградарям (садовникам) с тем, чтобы они давали ему плоды сада. Садовники же, владея садом, вообразили себе, что сад их собственность и они ни перед кем ничем не обязаны, и выгнали и даже убили тех послов, которых хозяин послал за плодами. Когда хозяин узнал об этом, он выгнал садовников, так что садовники погубили свою жизнь тем, что не поняли своего положения. То же и с людьми. Только не кто-либо другой, а они сами губят себя. Только ясное понимание своего положения в жизни открывает людям закон Бога. Человек может сказать, что он не знает Бога, но не может сказать, что он не знает закона Бога, потому что закон Бога управляет его жизнью, как жизнью всякого существа, и человек, если и может умом не знать этого закона, не может не чувствовать его.

III.

Всем людям хочется жить радостно, в любви и согласии, не болеть, не страдать, не умирать, и все живут в разделении, во вражде друг с другом, все болеют, все страдают и умирают. Отчего это? Зачем Бог сотворил людей так, что все они желают добра, а все мучатся? Отчего это?

Учение Христа отвечает на это: Христос говорил, что Ему жалко людей за то, что они изнурены и разъединены, как овцы без пастуха, и Он призывает их к себе и всем обещает благо. Он говорит: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня все, что Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим». Христос говорит людям, что все их бедствия оттого, что они не понимают своего положения, воображают себе не то, что есть, забывают, кто они такие, и что если бы они понимали свое положение и помнили его, то жизнь их была бы не мучение, а радость.

Это высказано в Евангелии много раз, это сказано особенно ясно в притче о виноградарях: хозяин насадил сад, всё устроил в нем (сад — это мир, хозяин — это Бог) и отдал сад виноградарям с тем, чтобы они, работая в саду, отдавали ему плоды. Но виноградари забыли то, что сад не их собственный и что они могут пользоваться плодами его только с тем, чтобы отдавать уговоренное хозяину. И когда хозяин потребовал плодов сада, виноградари не дали плодов, а выгнали послов. Тогда хозяин выгнал их. И они стали несчастны.

Так же несчастны становятся люди, когда они вообразят себе, что жизнь их собственность и каждый может делать с ней что хочет, не исполняя того, что от него хотел Бог, давший ему жизнь.

Таланты, так же как и жизнь, даны только затем, чтобы на них работать. Тот, кто не работает в жизни, лишается всего того, что хочет хозяин; тот же, кто работает для Бога, тот получает всё больше и больше.

То же сказано в притче об управляющем, которого хозяин оставил в своем доме. Управляющий, вместо того чтобы заботиться о доме хозяина, стал веселиться и тратить на себя хозяйское добро. И хозяин наказал и выгнал его.

В этих притчах сказано то, чем не должно понимать себя человеку; в притче же о рабе, вернувшемся с поля, показано, как и чем должен себя понимать всякий человек в мире.

«Кто из вас, — сказано в этой притче, — имея раба, пашущего или пасущего, по возвращении его с поля скажет ему: Пойди скорее, садись за стол?

Напротив, не скажет ли ему: Приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам.

Станет ли он благодарить раба сего за то, что он исполнял приказание? — Не думаю.

Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: Мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали что должны были сделать» (Лука XVII, 7, 8, 9, 10).

Всё учение Христа в том, чтобы человек понимал свое положение.

Не понимает его человек, и что бы он ни делал, как бы ни старался устроить свое счастье, ему не может быть хорошо, так же как не может быть хорошо работнику, не исполняющему условий своего найма.

Только когда человек понимает свое положение, понимает, что он не хозяин своей жизни, а и раб и сын Божий и потому должен исполнять свои обязанности перед Богом, ему может быть хорошо и в жизни.

Это же самое сказано в словах Евангелия: «Ищите царствия Божия и правды Его (т. е. того, чего хочет Бог) и всё остальное приложится вам» (т. е. всё то, что нужно людям для блага их, всё получится ими).

Для того чтобы человек получил то благо, которое возможно для него, нужно, чтобы человек не обманывал сам себя и понимал бы свое положение.

В чем же истинное положение человека в мире и в чем тот обман, который делает человека несчастным?

Обман в том, что люди забывают о смерти, о том, что они в этом мире не живут, а проходят. В этом обмане находятся дети и очень часто взрослые люди. Очень часто взрослые люди даже до старости не думают о смерти, живут так, как будто нет смерти, как будто уверены, что будут жить вечно.

Такие люди только в минуту смерти понимают свое положение и с ужасом, но уже поздно, видят непоправимую ошибку всей своей жизни. Об этом обмане сказано в Евангелии Луки ХІТ, 16, 17, 18, 19, 20:

«И сказал им притчу: У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать, некуда мне собрать плодов моих, и сказал: вот это сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! Много добра лежит у тебя на многие годы, покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: Безумный, в сию ночь душу возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»

Животные могут жить так, не думая о смерти, но человек имеет разум и не может жить так. Если он имеет разума настолько, чтобы предвидеть то, что ему придется кормиться, и для этого собирает хлеб и строит житницу, то он мог подумать и дальше и предвидеть то, что его наверное ожидает смерть в старости и, кроме старости, может постигнуть каждую минуту.

Человек, помнящий о смерти, не может уже жить для блага своего отдельного я.

Единственный смысл, который может придать жизни человек, не забывающий свою смертность, — тот, что он не самостоятельное существо, а только орудие води Бога. По воле Его появился в этот мир с его бесконечностью во времени и пространстве и должен пробыть в нем некоторое время и навсегда исчезнуть. Если же это так, то очевидно, что жить для устройства своей жизни безумно, и имеет смысл только одно — исполнять волю Того, Кто послал в этот мир для целей этой воли. Какая же это цель? Конечной цели я знать не могу, так как она скрывается от меня в бесконечности, но средство достижения ее я могу знать. Средство достижения есть то самое стремление к благу, которое составляет сущность моей жизни, но благо не мое, а благо всего мира. Цель, доступная мне, есть благо всего мира, мое же стремление к благу есть только указание того, что я должен искать для мира.

Так что только ясное понимание положения человека в мире и открывает ему истинную веру в Бога и в закон Его. Из этого сознания своего положения само собою вытекает покорность воле Бога, признание равенства всех людей, любовь к ним и служение им и основные законы жизни: делание другим того, что хочешь чтобы тебе делали.

Весь закон Бога, вытекающий из сознания своего положения, — в покорности воле Божией и в любви к ближнему и служении ему. В этом основа всякой веры. Это не значит то, что не может быть других многих нужных религиозных правил, которые определяют приложение этого закона к разным случаям жизни. Такие правила есть в книгах Вед, и в буддизме, и в древнееврейских, и в Евангелии, и в последующих нравственных учениях. Таковы заповеди и Моисея, не все, а заповеди: не убий, не прелюбодействуй; таковы заповеди Ману: не лги, не предавайся пьянству; таковы заповеди буддизма о сострадании к животным; таковы великие пять заповедей Христа, охватывающие всю жизнь людей: 1) не гневайся, 2) не предавайся похоти, 3) не клянись, 4) не делай насилия, 5) люби врагов.

Приложение заповедей, вытекающих из основного закона покорности воле Божьей и любви к ближнему, может быть большое, постоянно увеличивающееся по обстоятельствам количество. Тот, кто понял свое положение и усвоил основной закон, вытекающий ив этого положения, владеет ключом к религиозно-нравственной истине и сам будет выводить из этого начала нужные ему для его жизни правила — заповеди.

Всё дело в том, чтобы не обманывать себя, а знать свое положение в мире. Если только знаешь, понимаешь это положение, знаешь, что нельзя жить для своего блага, а жизнь есть жизнь, только когда принимаешь ее как данную тебе от Бога для служения Ему, что ты слуга, раб, орудие Бога и вместе с тем сын Его. то жизнь перестает быть бессмысленной, перестает быть страданием, а становится благом и для себя и для всего мира. Всё в этом признании своего положения. Из него и покорность воле Бога, и признание равенства, братства, и любви к ближним, и служение им, и взаимная помощь и радость.

Только бы поняли люди, что смысл их жизни — в служении Богу, и вместо ужаса и страданий теперешней жизни людей установилась бы радость и благо наступающего царства Божия. И всё только оттого, что люди перестали заблуждаться и поняли свое настоящее положение.

Братья и сестры, ради своей жизни (важнее ее ведь нет ничего) подумайте об этом. Остановитесь жить. Подумайте о том, что вы, где вы и что вас ожидает. Ведь жизнь, какую мы знаем, — одна. За что же, зачем же погубить ее? Поймите, что всё, что представляется нам важным: удовольствия, радости и богатства, отечество, приличие, привычки, слава, — всё это ничто в сравнении с главным, истинным назначением жизни, с исполнением воли Бога. Измените свою жизнь и не потому, что это велит кто-нибудь, а потому, что в этом благо ваше и всего мира.

И не верьте ни тем, которые будут говорить вам, что это невозможно, что люди неисправимы, потому что они пали, ни тем, еще худшим обманщикам, которые скажут, что это невозможно, что люди изменяются и улучшают свою жизнь по законам историческим, социологическим, которые они знают или изучают. Не верьте ни тем, ни другим, а живите во всю силу своей жизни и своего разума, а остальное предоставьте Богу.

Я жил дурно, безумно, так, как все; но потом, почти 30 лет тому назад, мне открылась истина, и с тех пор жизнь моя стала другая, спокойная, счастливая, радостная и что дальше, что ближе к смерти, то лучше.

И поверьте, что то же будет и с вами. Не может не быть, потому что жить трудно только противно закону жизни, закону Бога. Жизнь же, согласная с ним, есть неперестающая радость до самой смерти и в самой смерти, как Он и хочет этого. Смерть страшна ведь только тому, кто не верит в Бога или верит в злого Бога, что то же самое. Для того же, кто верит в Бога, в благость Его, и живет в этой жизни по Его закону, кто испытал благость Его, для того смерть есть только переход из одного определенного Им состояния (оказавшегося благом) в другое, неизвестное состояние, но Им же определенное и потому долженствующее быть таким же благом.

* № 1.

<Махинъ былъ прежній товаршцъ; его выгнали изъ гимназіи въ прошломъ году за кутежи и нехорошія дѣла. Тогда Митя былъ съ нимъ друженъ и теперь видалъ его, несмотря на то, что родители запрещали ему съ нимъ видѣться. Теперь Митя рѣшилъ итти къ нему именно потому, что приказаній отца, который его считаетъ мошенникомъ, онъ не хотѣлъ соблюдать, и потому, что Махинъ знаетъ, какъ добыть денегъ и гдѣ заложить часы и, кромѣ того, Махинъ придумаетъ что-нибудь. Съ тѣмъ чтобы Махинъ что-нибудь придумалъ,> Митя досталъ изъ стола купонъ и мелочь и надѣлъ пальто и пошелъ къ Махину.

* № 2.

Все, что узналъ Петръ Николаичъ объ лошадяхъ, было то, что была найдена шкура съ саврасаго мерина, которую Петръ Николаичъ призналъ за шкуру Красавчика, и это еще больше раздражило Петра Николаича. Онъ не могъ теперь безъ злобы видѣть мужиковъ и говорить про нихъ.

Не могъ Петръ Николаичъ и простить земскому начальнику того, что онъ не обвинилъ Прокофія. На судѣ онъ, какъ свидѣтель, настаивалъ, но земскій начальникъ не могъ обвинить Прокофія, и Петръ Николаичъ возненавидѣлъ и земскаго начальника и, встрѣтившись съ нимъ черезъ двѣ недѣли въ дворянскомъ собраніи, высказалъ ему свое неудовольствіе такъ грубо, что земскій начальникъ, человѣкъ очень вспыльчивый, съ своей стороны наговорилъ ему много непріятностей, въ томъ числѣ самое казавшееся обиднымъ Петру Николаичу слово, что его шляхетскій гоноръ напрасно такъ возмущается.

Вслѣдъ зa этимъ на выборахъ Петръ Николаичъ положилъ земскому начальнику налѣво, а когда на земскомъ собраніи шло дѣло о передачѣ земскихъ школъ духовенству, Петръ Николаичъ неожиданно перешелъ на сторону консерваторовъ и своимъ голосомъ рѣшилъ въ пользу приходскихъ школъ. Когда предводитель — либералъ сталъ спрашивать его, зачѣмъ онъ поступилъ такъ, онъ объявилъ, что не намѣренъ быть на одной сторонѣ съ крамольникомъ, какъ земскій начальникъ.

— Какой же онъ крамольникъ? — спросилъ предводитель.

— Какъ же, когда они получаютъ запрещенные листки и раздаютъ ихъ.

— Да это не онъ, а сынъ.

— Развѣ не все равно?..

Случилось вскорѣ послѣ этого, что у земскаго начальника, у котораго былъ сынъ студентъ, сдѣлали обыскъ и нашли революціонные листки. Студента арестовали и посадили въ тюрьму.

Семья земскаго начальника была убѣждена, что это все было по доносу этого мерзкаго полячишки, и ненависть между двумя семьями дошла до послѣдней степени.

Дочь земскаго начальника — курсистка рѣшила, что при теперешнемъ общественномъ строѣ нельзя жить, и вмѣстѣ съ пятью студентами и тремя товарками составили заговоръ измѣненія существующаго правленія, при чемъ допускали необходимость жертвъ. У нихъ были двѣ партіи: одни говорили, что можно и должно убивать, если нужно, a другіе говорили, что нельзя. Заговоръ открыли и несчастную чахоточную Людмилу посадили въ домъ предварительнаго заключенія.

* № 3.

Степана посадили въ острогъ съ ссыльными. Въ острогѣ онъ сошелся съ Николаевымъ. Николаевъ разсказывалъ ему, какъ можно поживиться, только бы съ умомъ дѣлать. И Степанъ соблазнился разсказами Николаева и собирался работать съ нимъ вмѣстѣ, когда выйдетъ. Въ одномъ онъ не согласился съ Николаевымъ. Николаевъ говорилъ, что убивать нехорошо, на душѣ нехорошо бываетъ, а Степанъ говорилъ, что ничего, убивать все одно какъ теленка или курицу. Все равно помретъ.

Николаевъ открылъ ему, что онъ бѣжитъ, и просилъ его выплатать пробой той камеры, въ которой сидѣлъ. Вмѣстѣ бѣжать нельзя, и Николаевъ совѣтовалъ Степану бѣжать изъ Серпухова и разсказалъ, какъ это сдѣлать.

И Степанъ, разспросивъ подробно, какъ надо дѣлать и гдѣ найти Николаева, ждалъ, когда ихъ прогонятъ въ Серпуховъ.

* № 4.

Степанъ исполнилъ все, какъ сказалъ Николаевъ, и бѣжалъ изъ Серпухова. Острогъ совсѣмъ озлобилъ, озвѣрилъ его. Онъ бѣжалъ безъ денегъ, безъ одежи. Онъ попросился ночевать къ лѣснику-сторожу. Ночью убилъ сторожа и жену, взялъ одежу и денегъ 2 р. 70 и билетъ. За ночь прошелъ 30 верстъ и очутился въ другомъ уѣздѣ, тамъ, гдѣ обѣщалъ сойтись съ Николаевымъ. Николаевъ, узнавъ про его дѣла, не захотѣлъ съ нимъ быть. Тогда Степанъ⁴⁷ ушелъ и сталъ ходить одинъ. Онъ загубилъ 12 душъ, когда попался.

Послѣднее убійство его было въ уѣздномъ городѣ. Онъ забрался ночью, убилъ старика, его сына, дѣвочку и, услыхавъ, что въ чуланѣ ворочаются, зашелъ туда. Тамъ лежала женщина. Она смотрѣла на Степана не испуганными, но кроткими глазами и крестилась.

— Жаль мнѣ тебя, — сказала она.

— Ну, разговаривать съ вами, — сказалъ Степанъ и полоснулъ ее ножомъ по горлу. Она не противилась и только прижала руку къ груди.

Обобравъ, что нужно было, Степанъ ушелъ и усталый легъ въ канаву.

* № 5.

Всѣ помѣщики были ему незнакомы. Сошелся онъ здѣсь невольно только съ семействомъ⁴⁸ одновладѣльца села Максима Петровича Иванова. Максимъ Петровичъ былъ человѣкъ мрачный, скучный и непріятный. <Женился на богатой помѣщицѣ, промоталъ ея состояніе, овдовѣлъ и жилъ съ свояченицей Маріей Семеновной, у которой оставалось еще состояніе и которая жалѣла племянниковъ и отдавала все, что имѣла, и весь свой трудъ этимъ племянникамъ. Это была старая, сморщенная 50-лѣтняя дѣвица, тихая, кроткая, всегда дѣятельная и спокойная. Она не только заботилась о племянникахъ, но и всѣ бѣдные въ деревнѣ были ей какъ дѣти; она ухаживала за больными, отдавала все, что позволялъ ей отдавать ея зять, и народъ зналъ и любилъ ее. Съ ней сошелся и Петръ Николаичъ и его жена, полюбившая сосѣдку. Марія Семеновна, узнавъ, зачѣмъ пріѣхалъ Петръ Николаичъ, очень отговаривала его настаивать на требованіяхъ помѣщиковъ отъ крестьянъ: «они хороши, только упрямы, и не уступятъ».

— Знаю, какіе они хорошіе, — отвѣчалъ Петръ Николаичъ и строго взялся зa дѣло.>

Попрежнему крестьяне выпустили скотину на барскіе луга, Петръ Николаичъ велѣлъ ихъ загнать. Мужики собрались на сходку и решили отнять силой скотину. Когда они пришли на барскій дворъ, Петръ Николаичъ вышелъ къ нимъ съ ружьемъ. Мужики стали кричать, наступать на него, онъ ударилъ одного. Толпа надвинулась, сдѣлалась свалка, ружье выстрѣлило. Убило одного старика. Всѣ набросились на Петра Николаича, смяли его и съ крикомъ начали бить его. <Марія Семеновна изъ своего дома услыхала это и бросилась къ мужикамъ. Портной кроилъ у нея и, узнавъ, въ чемъ дѣло, удерживалъ ее, говоря, что теперь убьютъ ее мужики.

— Пускай убьютъ. Что вы дѣлаете, что вы дѣлаете! — кричала она, пробиваясь сквозь толпу. Но ее отвели насильно.

— Тебѣ тутъ не мѣсто, Семениха, — сказалъ ей старикъ.

— Не пущу, — кричала она и рвалась въ толпу.

Ее помяли, но Петра Николаича убили до смерти и стащили его тѣло въ оврагъ и тамъ бросили. Пріѣхалъ судъ, забрали мужиковъ, стали допрашивать и главныхъ виновниковъ посадили въ острогъ.

Марію Семеновну допрашивали. Она отказалась показывать и только плакала, умоляя судей простить мужиковъ: «они, какъ когда скотина зыкается, они ошалѣли, они не хотѣли. Ихъ нечистый попуталъ». Судьи не слушали ее, смѣялись надъ ней, но портной, котораго тоже допрашивали, который прожилъ 1 1/2 мѣсяца у Маріи Семеновны, видя ея жизнь, сталъ задумываться.>

* № 1.

Русскій царь, тотъ самый, который призывалъ всѣ народы къ миру, печатаетъ обращеніе къ народу, въ которомъ послѣ полустраницы подобнаго горячечному бреду перечисленія какихъ-то титуловъ царя и князя и наслѣдника какихъ-то несутществующихъ земель, Карталинскихъ, Обдорскихъ и т. п., объявляетъ, что онъ, посылая свои войска въ чужія земли, желалъ только мира, но что вѣроломный японецъ нарушилъ этотъ миръ и что поэтому онъ приглашаетъ свой народъ грабить и убивать японцевъ.

И въ отвѣтъ на это объявленіе его разные митрополиты и архіереи сочиняютъ молитвы о побѣдѣ русскихъ войскъ и пишутъ ему письма и говорятъ рѣчи непремѣнно на славянскомъ языкѣ, изъ которыхъ ничего нельзя понять, кромѣ того что пастыри Христовой церкви одобряютъ убійство и поощряютъ къ нему своихъ пасомыхъ.

* № 2.

Жертвователи, добровольцы Краснаго креста, предводители, министры, царь и всѣ его помощники, всѣ они также чрезвычайно заняты и не имѣютъ времени разсуждать съ вами подробно. Они вообще согласны, что желательно было бы уничтожить войну, но это невозможно еще теперь, какъ это вполнѣ доказано гдѣ то, кѣмъ то, и потому они, какъ русскіе и какъ лица, занимающія извѣстное положеніе: царя, журналиста, офицера, дипломата, земца, врача, дѣятеля Краснаго креста, призваны дѣйствовать, а не разсуждать. И если вы станете возражать, они съ сердцемъ попросятъ васъ замолчать, а если вы не замолчите, силой заставятъ васъ. Они всѣ очень и торопятся, и всѣ они сердятся. У нихъ есть доводы за войну, которые такъ сложны, что трудно изложить ихъ.

Торопятся они оттого, что въ глубинѣ души они чувствуютъ, что если они перестанутъ торопиться, а остановятся подумать, то должны будутъ понять не только ненужность, но преступность всей настоящей, какъ и предшествующей своей дѣятельности. Доводы ихъ сложны и трудно передаваемы потому, что это — соединеніе софизмовъ, годныхъ только для самообмана, не для разъясненія. Сердятся же они потому, что всякое напоминаніе о томъ христіанскомъ мировоззрѣніи, истину котораго они сознаютъ, но исполнять которое не имѣютъ силы, вызываетъ въ нихъ сознаніе того внутренняго противорѣчія, въ которомъ они живутъ, и это раздражаетъ ихъ.

* № 3.

Что же дѣлать?

Люди нашего времени, если они только будутъ искренни и серьезны, не могутъ не сознаться въ своемъ безсиліи разрѣшить этотъ вопросъ. Какъ учредить жизнь государства, общества, народа?

И потому естественно, казалось бы, людямъ, кроме ответа посредствомъ разсужденій объ общемъ устройстве міра, попытаться дать еще другой отвѣтъ на вопросъ: что мнѣ дѣлать?

И стоитъ только людямъ поставить себе этотъ вопросъ, какъ тотчасъ же, вместо сомнительныхъ, неясныхъ, противорѣчивыхъ и, очевидно, не достигающихъ цѣли отвѣтовъ объ общемъ устройствѣ міра, является, если только человѣкъ серьезно и искренно поставитъ себе вопросъ, отвѣтъ несомнѣнный, ясный, вполне опредѣленный и, что удивительнее всего, вполнѣ достигающій той цѣли о внѣшнемъ устройствѣ міра, которую и не ставилъ себѣ человекъ, отвечающій на вопросъ своей личной жизни:

Что мнѣ дѣлать?

* № 4.

<Люди, очевидная выгода которыхъ состоитъ въ дружной, общей работѣ, всѣ люди нашего времени и христіанскаго міра заняты только борьбой другъ съ другомъ, Борятся отдельныя личности посредствомъ конкуренціи, насилія и всякаго рода обмана, борятся сословія капиталистовъ и рабочихъ. И борьба эта все болѣе и болѣе разгорается. И самая ужасная, безжалостная борьба — война, сначала скрытая посредствомъ обмановъ и вооруженій, не переставая ведется между государствами и народами и временами, какъ теперь, прорывается въ открытую войну между народами. И чѣмъ дальше продолжается это положеніе, тѣмъ оно становится хуже и тѣмъ невозможнее представляется какой-нибудь изъ него выходъ.

Чѣмъ дальше, тѣмъ больше злобы, ненависти, лжи, тѣмъ все больше и больше, несмотря на утонченность формъ жизни, озвѣреніе людей.

Все уже испробовано: и стачки, и союзы, и благотворительность, и синдикаты, и установленіе политическаго равновѣсія, и общества мира, и международные суды, и все оказывается не только безполезнымъ, но всѣ эти мѣры представляются дѣтскими игрушками въ сравненіи съ возрастающей громадностью зла.

Что же делать?

А только одно: то самое, что сказалъ Христосъ 1900 лѣтъ тому назадъ, выходя на свою проповѣдь: «Одумайтесь». «Μετανοειτε».

* № 5.

Стоитъ только однимъ людямъ, обманутымъ церковностью, откинуть тѣ ложныя, лривитыя имъ суевѣрія, скрывающія отъ нихъ эту истинную религію, а друтимъ, обманутымъ научностью, полагающимъ, что религія есть остатокъ дикости, безъ которой могутъ жить люди, понять, что тѣ убѣжденія о братствѣ людей и о необходимости служенія имъ есть не плодъ разсужденій людскихъ, а есть неизбѣжный выводъ изъ отношеній людей къ міру, т.е. есть религія нашего времени, и всѣ люди нашего времени соединятся въ одномъ простомъ, всѣмъ понятномъ религіозномъ ученіи, которое теперь уже безсознательно живетъ въ нихъ. А какъ скоро такое религіозное ученіе о братствѣ людей и назначеніи человѣка не губить жизни, но строить жизни всѣхъ людей усвоится большинствомъ, такъ само собой уничтожатся тѣ ужасныя сцѣпленія интересовъ, называемыя государствами, которыя представляютъ изъ себя ничто иное, какъ шайки грабителей, которыя, завладѣвъ въ своемъ народѣ народными массами и властвуя надъ ними насиліемъ, корыстью и всякаго рода обманами и внушеніями, возбуждаютъ народы противъ народовъ и грабятъ имущество и земли одни у другихъ и все болѣе и болѣе развращаютъ народы, отдаляя ихъ отъ ихъ истиннаго блага.

* № 6.

<Люди безъ религіи, т.е. лишенные той силы, которая одна можетъ и должна руководить ими, подобны бѣшенымъ животнымъ, лишеннымъ инстинкта, который въ здоровомъ состояніи руководитъ ими. Такіе люди, руководимые личными интересами и насиліемъ, не могутъ сложиться ни въ какія другія соединенія, какъ только въ тѣ скопшца, которыя называются государствами и въ которыхъ, подчиняясь взаимному гипнозу, они, какъ бѣшеныя животныя, живутъ и поступаютъ противно своимъ свойствамъ и своей природѣ, готовыя всякую минуту разорвать другъ друга.>

* № 7.

И потому одно, что можетъ избавить людей отъ тѣхъ ужаснѣйшихъ бѣдствій, которыя, какъ несмышленныя дѣти, люди, не переставая, наносять сами себѣ, — это религіозное сознаніе — вѣра. Но не та вѣра, каковы теперешнія католическая, православная или различныхъ наименованій протестантскія вѣроисповѣданія. Сущность всякой истинной религіи въ томъ, что она устанавливаетъ такое отношеніе человѣка къ Началу всего, къ Богу, изъ котораго вытекаютъ ясныя для каждаго, несомнѣнно опредѣленныя и стоящія выше всѣхъ другихъ обязанности. Стоятъ же для религіознаго человѣка выше всѣхъ другихъ эти обязанности потому, что всѣ другія положенія человѣка — царя, солдата, министра — установлены людьми и постоянно измѣняются внѣшними условіями и самимъ человѣкомъ, отношеніе же человѣка ко Всему, къ Богу, разъ навсегда установлено и не можетъ быть измѣнено отъ рожденія и до смерти. И потому для религіознаго (строго говоря, для разумнаго человѣка, потому что установлена своего отношенія къ міру или Богу есть необходимое условіе разумной жизни) и потому для религіознаго человѣка не можетъ быть даже вопроса о томъ, какъ разрѣшить встрѣчающіяся противорѣчія между его обязанностями какъ человѣка и обязанностями какъ солдата, царя, министра. Въ виду обязанностей передъ Богомъ не можетъ быть и рѣчи объ обязанностяхъ передъ людьми, если онъ не согласенъ.

Все горе наше и причина бѣдственнаго положенія, въ которомъ живутъ люди христіанскаго міра, въ томъ, что они считаютъ, что религія ихъ въ томъ (какъ вѣрно говоритъ Лактанцій, что горе людей не столько въ томъ, что они не знаютъ Бога, сколько то, что они считаютъ Богомъ то, что не есть Богъ), считаютъ, что религія ихъ въ томъ, чтобы поливаться водою, глотать кусочки хлѣба, святить день субботній и т. п., а что ихъ мысли о благодѣтельности человѣколюбія, равенства и братства людей есть только разсужденія, которымъ слѣдовать менѣе обязательно, чѣмъ различнымъ людскимъ требованіямъ, законамъ, человѣческимъ обычаямъ, приличіямъ.

* № 8.

Положимъ, что солдатъ, котораго посылаютъ на Дальній Востокъ противъ японцевъ, какъ Дрожжинъ, Ольховикъ, всѣ духоборы въ Россіи, назарены въ Австріи и Сербіи, Тервей въ Голландіи, Гутодье во Франціи, и мн. др., откажется повиноваться. Что по всѣмъ вѣроятіямъ произойдетъ для него отъ этого? Его въ лучшемъ случаѣ посадятъ въ тюрьму, продержать въ ней 3 или 6—10 лѣтъ, сошлютъ, но подъ конецъ все-таки выпустятъ (убивать не убиваютъ и давно перестали это дѣлать именно потому, что все больше и больше людей стали отказываться), и онъ съ сознаніемъ исполненнаго передъ своей совѣстью и Богомъ долга вернется къ своей прежней дѣятельности.

Но что будетъ съ нимъ, если онъ не откажется и пойдетъ на войну? Будетъ то, что кромѣ сознанія униженія рабства нѣсколькихъ лѣтъ военной службы, онъ по всей вѣроятности или навѣки останется калѣкой, или будетъ убитъ непріятельскими снарядами, или одинъ среди чужихъ умретъ отъ тифа, дизентеріи. Изъ тюремъ и изгнанія возвращаются почти всѣ; изъ войнъ же рѣдко возвращается половина. Такъ что прямая выгода въ матеріальномъ смыслѣ, очевидно, на сторонѣ отказавшагося. Я не говорю о преимуществѣ человѣческаго достоинства, спокойствія совѣсти, сознанія исполненія воли Бога, осуществленія Его царства на землѣ. Такъ это для низшаго въ общественной лѣстницѣ члена. Какъ же это было для высшаго члена общества, стоящаго на противоположномъ концѣ? Что бы было, если бы русскій царь сейчасъ поступилъ такъ, какъ этого требуетъ отъ него Богъ? Сейчасъ, въ началѣ или серединѣ войны, рѣшилъ бы употребить всю свою власть на то, чтобы прекратить войну, согласился бы на всѣ требованія: отдать Манчжурію, Портъ-Артуръ, увести назадъ армію, флотъ, продать дорогу... Что бы было?

По всѣмъ вѣроятіямъ, если бы рѣшеніе было твердо и онъ безъ колебаній настаивалъ на немъ, было бы одно изъ двухъ: или онъ осуществилъ бы свое намѣреніе, и его сначала восхваляли бы только тѣ льстивые люди, которые восхваляютъ его теперь за войну, но потомъ оцѣнили бы его поступокъ всѣ мыслящіе люди міра, и онъ получилъ бы не только славу такую, какую онъ не получилъ бы послѣ самой успѣшной войны, а тѣмъ менѣе послѣ столь же вѣроятнаго, какъ и побѣда, пораженія, но вѣчную благодарность милліоновъ людей, которыхъ онъ спасъ бы этимъ отъ погибели, которымъ показалъ бы примѣръ разумной и благодѣтельной дѣятельности.

Или случилось бы то, что воинственная, патріотическая партія свергла бы его съ престола и онъ, оставаясь честнымъ человѣкомъ, сразу освободился бы отъ тѣхъ несвойственныхъ человеку обязанностей, которыя наложили на него люди и онъ взялъ на себя, и былъ бы избавленъ отъ всѣхъ тѣхъ страданій, страха, сознанія своей непослѣдовательности, стыда, укоровъ совести, которые онъ испытываетъ теперь и еще долго и въ худшей степени будетъ испытывать.

Такъ что если люди поступаютъ противно волѣ Бога, то совсѣмъ не потому, что имъ выгодно поступать такъ, а только потому, что они подчиняются эпидемическому гипнозу, который скрываетъ отъ нихъ извѣстный имъ законъ Бога и заставляетъ поступать противно высшимъ и низшимъ требованіямъ ихъ природы.

Бороться же противъ эпидемическаго внушенія и противостоять ему могутъ только люди, понимающіе свое человѣческое назначеніе и потому несомнѣнно знающіе то, что согласно и несогласно съ нимъ.

Такъ что отвѣтъ на вопросъ о томъ, что дѣлать теперь, опять все тотъ же: одуматься.

* № 9.

«Но не заботясь о жизни міра, заниматься какой то таинственной волей Бога, ничего не дѣлать для общества, а заниматься только собою — это мистицизмъ, квіетизмъ, это слабость, это узко эгоистично и, главное, не достигаетъ цѣли», говорятъ на это ученые люди и общественные дѣятели всѣхъ самыхъ разнообразныхъ лагерей. Такъ что, по мнѣнію этихъ людей, полагать свою жизнь въ исполненіи закона Бога, служеніи Богу, служеніи ближнему, воздерживаясь отъ всего того, что противно этому закону, и за это воздержаніе подвергаться униженіямъ, поруганіямъ, лишеніямъ свободы, побоямъ и даже смерти и, несмотря на всѣ угрозы, на весь гипнозъ торжественной власти, на неодобреніе интеллигентной толпы, одному оставаться до самой смерти твердымъ въ этомъ исполненіи всей своей жизнью представлять тотъ примѣръ истинной свободы, который, заражая другихъ людей, одинъ можетъ привести ихъ къ единственному средству спасенія, — такая дѣятельность есть мистицизмъ, квіетизмъ, эгоизмъ, слабость, вообще узкая, неразумная, неплодотворная дѣятельность. Заниматься же тѣмъ, чтобы придумывать и устраивать вооруженія, которыя точно также придумываютъ и устраиваютъ тѣ, противъ кого они замышляются, тратить на то двѣ трети богатства своего народа, и все это для того, чтобы убивать людей и быть убиваемыми ими и самому подъ вліяніемъ угрозы, гипноза и тщеславія идти на взаимныя убійства, или придумывать одни стѣсняющіе людей законы вместо такихъ же другихъ, или учреждать одну форму правительства вместо другой, не менѣе насильственной и несправедливой, или, подчиняясь существующимъ законамъ, которыхъ не признаешь, проповѣдывать не свои мысли, а рабски принятое съ чужихъ словъ людское ученіе о новомъ равномѣрномъ распредѣленіи богатствъ, продолжая при этомъ пользоваться неравномѣрно въ свою пользу распредѣленными богатствами, или обманывать и одурять народъ разными суевѣріями, или дѣлать изслѣдованія о свойствѣ тѣлъ, о химическомъ составѣ звѣздъ, млечнаго пути, о происхожденіи видовъ, о формѣ человѣческихъ череповъ и за это получать все большія и большия вознагражденія и почетъ, вообще, не зная зачѣмъ и для чего не переставая что-нибудь дѣлать и суетиться и суетить другихъ людей, — все это не мистицизмъ, не квіетизмъ, не слабость, а самая разумная, широкая, сильная, плодотворная дѣятельность.

Вотъ этимъ то людямъ, тѣмъ, которые думаютъ такъ, прежде всѣхъ другихъ надо одуматься и понять весь ужасъ того обмана, въ которомъ они находятся и въ который вовлекаютъ другихъ.

* № 10.

Царь, тотъ самый, который несомненно главный, т. е. самый видный виновникъ преступленій, не только не кается, но награждаетъ, возбуждаетъ, посыл[аетъ] на убійства. Генералы притворяются, что огорчены, но радуются повышеніямъ, открывающим[ся] исключеніемъ погибшихъ, и отвратительныя гадины — духовенство — лгутъ и кощунствуютъ, и журнал[исты], собирая двугривенные, сидя въ своихъ роскошныхъ кабинетахъ, возбуждаютъ народъ къ убійству. И нѣтъ суда ни на кого изъ нихъ. И никто изъ нихъ не опоминается. Опоминаются только тѣ, которые, какъ тѣ раненые, изображенные на итальянскомъ кораблѣ, обвязанные бинтами и несомы[е] на рукахъ съ сосредоточенно-невидящими взглядами, чувствующіе только страданія и думающіе только о смерти. Эти опоминаются, но слишкомъ поздно. Остальные, прячась за патріотизмъ и другъ за друга, не только не стыдятся, не каются, но гордятся своими преступленіями и готовятся на все большія и большія.

* № 11.

Что это такое? Какъ это можетъ быть? По какому праву, вслѣдствіе какихъ соображеній могутъ имѣть право эти десятки, сотни распутныхъ, дрянныхъ людей заставлять другихъ дѣлать дѣла, противныя не только известному всѣмъ закону Бога, но самому простому, непосредственному человѣческому чувству и, главное, какъ, почему могутъ они, эти дрянные люди, приговаривать къ смерти десятки тысячъ людей, изъ которыхъ каждый и мужественнее и нравственнѣе и лучше всѣхъ этихъ командующихъ ими⁵² людей, взятыхъ вмѣстѣ?[...]

Казалось бы, этого никакъ не могло, не можетъ быть. Зачѣмъ эти милліоны добрыхъ, трудолюбивыхъ, достойныхъ людей покоряются десяткамъ, сотнямъ праздныхъ, лживыхъ, ничтожныхъ людей? А между тѣмъ это дѣлается и дѣлается какъ со стороны обманщиковъ, такъ и со стороны обманутыхъ съ такой опредѣленностью и уверенностью, что это такъ и должно быть и не можетъ быть иначе, что нельзя себе представить, какъ, какими способами можетъ разрушиться это ужасное, безумное положеніе человечества.

Какъ же это делается? Какимъ образомъ люди доходятъ до такого, хуже звѣрскаго положенія? И вмѣстѣ съ тѣмъ такъ утвердились въ немъ, такъ уверились въ томъ, что это не только не дурно, но что это такъ нужно, что это вполне хорошо, что очевидно нѣтъ никакой возможности исправленія, измененія этого положенія и что поэтому положеніе это чтѣмъ дальше, тѣмъ должно становиться хуже и хуже. Какъ это сделалось? И сдѣлалось гдѣ же? Среди какого народа? Среди народа, 1000 лѣтъ исповѣдующаго христіанскій законъ, не только противный всему тому, что совершается теперь, но противный всему тому устройству міра, считается ненарушимымъ, священнымъ и даже христіанскимъ. Сдѣлалось это потому, что люди, отвергшіе Бога и всякую религію, захвативъ власть, чтобы отречься отъ Христа, обличавшаго ихъ неправду, передѣлавъ это христіанство съ помощью худшихъ духовныхъ злодѣевъ — духовенства, такъ что оно не только оправдывало ихъ развратъ и злодѣйства, но и внушая смиреніе и покорность народу, давало имъ возможность властвовать надъ ними. Началось это съ давнихъ временъ и шло все усиливаясь и усиливаясь и дошло до того, до чего дошли теперь и такъ очевидно теперь во время войны въ Россіи. Съ одной стороны, властвующіе съ царемъ во главѣ, служа молебны и панихиды, открывая мощи новыхъ святыхъ, почитая безчисленныя иконы святыхъ, иные притворяются, иные воображаютъ, иные наивно вѣрятъ, что дѣла ихъ освящаются какимъ то страннымъ существомъ ихъ воображенія, котораго они называютъ Богомъ, и потому самоувѣренно, безъ укора совѣсти, совершаютъ свои ужасныя преступленія. Съ другой стороны, несчастный народъ, несмотря на свое прежде жившее въ немъ истинное христіанское чувство, все больше и больше охраняемый самыми жестокими насиліями отъ всякой возможности религіознаго просвѣщенія, все больше и больше одуряется дикими суевѣріями и доведенъ до того, что для него номинальный Богъ, которому надо ставить свѣчи, которому надо креститься, есть икона въ углу, a настоящій Богъ, законы котораго надо исполнять прежде всего, — есть земной Богъ, т. е. царь, велѣнія котораго должны безпрекословно исполняться, хотя бы они были противны смутно еще сознаваемому ими закону Бога. Они вѣрятъ во всѣ велѣнія царя. По велѣнію царя его одуряютъ и извращаютъ его религію. И онъ еще больше вѣритъ въ церковныя суевѣрія.

* № 12.

<Происходитъ это оттого, что тѣ, которые посылаютъ другихъ на убійство, или вовсе не признаютъ Бога или притворяются, что вѣрятъ, что то воображаемое ими существо, которое они называютъ Богомъ, которому они служатъ въ таинствахъ почитанія иконъ и молебствіяхъ, разрѣшаетъ и даже освящаетъ тѣ преступленія, которыя они совершаютъ и заставляютъ совершать обманутыхъ ими людей; тѣ же, которые повинуются, такъ одурены продолжительными мѣрами, производимыми надъ одуряемыми, такъ лишены всякой возможности религіознаго просвѣщенія, что искренно вѣрятъ, что Богъ есть икона въ углу или какая-то непонятная и ни на что ненужная фикція Троицы, настоящій же Богъ — это земной Богъ, т. е. царь, велѣнія котораго должны безпрекословно исполняться, хотя бы они были противны смутно еще сознаваемому ими закону Бога.

Людямъ властвующимъ нѣть съ мірской точки зрѣнія разчета отказатъся отъ выгоды своей власти. Кромѣ того, отказавшись отъ власти, они рискуютъ подвергнуться возмездію тѣхъ, которыхъ они такъ долго и жестоко обманывали. Обманутымъ же, если бы нѣкоторые изъ нихъ и хотели разрушить обманъ, который совершается надъ ними, еще менѣе разсчета съ мірской точки зрѣнія не повиноваться властвующимъ, тогда какъ когда имъ повинуются всѣ. До тѣхъ поръ, пока не повиноваться будутъ не всѣ сразу (а этого никогда не можетъ быть), всякій неповинующійся, подвергшись жестокому наказанію, погубить свою жизнь. Хотя онъ и обрѣтаетъ ее, съ мірской точки зрѣнія онъ погубитъ ее. Такъ что съ мірской точки зрѣнія выхода изъ того положенія, въ которомъ находятся теперь люди, нѣтъ и не можетъ быть никакого. Выходъ изъ этого положенія есть только одинъ — сознаніе человѣкомъ своего отношенія ко Всему, т. е. къ Богу, и признаніе этого отношенія руководствомъ своихъ поступковъ. Только такое сознаніе своего отношенія къ Богу можетъ заставить властвующихъ людей, отказавшись отъ выгодъ своего положенія, прекратить свою дѣятельность, и только оно же можетъ заставить людей, принуждаемыхъ къ насилію, отказаться отъ повиновенія, независимо отъ послѣдствій такого, отказа.>

* № 13.

Одумайтесь вы, тѣ, которые, какъ царь, и министры, и генералы, и офицеры, распоряжаетесь, предписываете величайшія въ жизни преступленія: убійства людей.

Одумайтесь вы, церковные обманщики, одуряющіе милліоны людей, потворствующіе убійству и оправдывающіе его.

Одумайтесь вы, пишущіе въ газетахъ и журналахъ и возбуждающіе вашими гадкими рѣчами людей къ враждѣ и всякаго рода злодѣйствамъ.

Одумайтесь, главное, вы, несчастные толпы молодыхъ людей военныхъ, необдуманно повинующихся людямъ, ведущихъ васъ на закланіе или на убійство братьевъ.

Вѣдь какъ васъ ни обманывали съ детства, уверяя, что царь — Богъ земной, что можно и должно убивать по его приказанію, въ глубине души вашей есть голосъ, который говоритъ вамъ, что японецъ — человѣкъ, ближній и что мы должны любить ближнихъ, а не убивать ихъ. Голосъ этотъ тихій, безъ колокольнаго звона и барабаннаго боя, но голосъ этотъ Божій, вѣчный, необманный. И надо верить и следовать ему.

Одумайтесь всѣ, какъ говорилъ Христосъ. Не векъ будете вы, цари, генералы, министры, здоровые и сильные, распоряжаться людьми и пользоваться ихъ почетомъ и лестью.

Не вѣкъ будете вы, митрополиты, архіереи, іереи въ золотыхъ ризахъ, съ ложнымъ пафосомъ повторять одни и тѣ же славянскія слова, кланяться, благословлять и увѣрять себя и другихъ, что дѣло, которое вы дѣлаете, кому то нужно.

Не вѣкъ будете вы, журналисты, сидя въ своихъ кабинетахъ и редакціяхъ, получать рубли за ваши запутанныя, хитроумныя человѣконенавистническія измышленія.

Не вѣкъ будете съ знаменами, подъ музыку, съ криками «ура», пальбой и глупыми пѣснями шагать въ ногу передъ начальствомъ и увѣрять себя, что вы призваны не трудиться для общаго блага, а убивать себѣ подобныхъ.

Всѣ вы, отъ царя до послѣдняго солдата, будете лежать на одрѣ смерти, горя или задыхаясь и страдая тѣломъ и тревожась духомъ о томъ, что ожидаетъ васъ тамъ послѣ того, какъ тѣло отстрадается и жизнь эта кончится. А умирая, какъ бы вы ни понимали смерть — какъ переходъ въ ничто или въ другую жизнь — въ обоихъ случаяхъ, когда смерть будетъ передъ вами, вы съ ужасомъ оглянетесь на свою жизнь и ясно поймете, что не то вы дѣлали, что было должно, не то, чего хотѣлъ отъ васъ Тотъ, Который послалъ васъ въ жизнь. Такъ не лучше ли подумать объ этомъ теперь, пока есть время? «Мεταυоεῖτε, ἀλλ'ς̓ αυ μὴ μεταυоῆτε, πάυτἐς ὡσαύτως απολεῖσϑε».

«Одумайтесь. И если не одумаетесь, всѣ такъ же погибнете».

Лука XIII, 3.

* № 1.

Правительства организуются и держатся не силою самихъ правительственныхъ лицъ (ихъ мало, и они слабы), а обманами, одуреніемъ народа, жестокостью, казнями и убійствами и угрозами ихъ и, главное, корыстолюбіемъ, честолюбіемъ, завистью, злобою и отсутствіемъ религіознаго сознанія самаго народа. Вслѣдствіи этого выходитъ то, что самъ народъ, отъ высшихъ до низшихъ слоевъ, самъ устраиваетъ себѣ правительство, которое давитъ его и, чувствуя это давленіе, негодуетъ на правительство, не видитъ того, что онъ самъ дѣлаетъ зло — правительство, отъ котораго онъ страдаетъ, и что причиною его бѣдствій то, что есть вообще правительство, и въ своемъ вѣковомъ одуреніи воображаетъ себѣ, что положеніе его улучшится, если онъ вслѣдствіи [перемѣны] лицъ однаго правительства или однаго внутренняго устройства правительства установитъ другія лица или другой порядокъ. И, предаваясь этимъ иллюзіямъ, самозванные представители народа, большею частію самые безпринципные люди, начинаютъ суетиться и агитировать и требовать смѣщенія правительственныхъ лицъ, измѣненія порядковъ и этимъ только ухудшаютъ положеніе, потому что то, что они дѣлаютъ, вызывая борьбу, раздраженіе, злобу, прямо противоположно тому, что одно можетъ улучшить положеніе общества. Поступая такъ, агитирующіе люди дѣлаютъ то самое, что дѣлаетъ человѣкъ, [который], вмѣсто того чтобы развязывать узелъ, затягиваетъ его, и чѣмъ больше затягиваетъ, тѣмъ больше сердится на то, что узелъ не развязывается.

Улучшеніе положенія людей, къ какому бы они не принадлежали обществу, можетъ произойти только отъ внутренняго религіозно-нравственнаго совершенствованія отдѣльныхъ лицъ. Чѣмъ выше въ религіозно-нравственномъ отношеніи будутъ люди, тѣмъ лучше будутъ тѣ общественныя формы, въ которыя они сложатся. Общество же людей жестокихъ, корыстныхъ, лживыхъ, въ какую-бы внѣшнюю форму не были бы поставлены, неизбежно устроятъ себѣ жизнь тяжелую, мучительную, соотвѣтственно своему религіозно-нравственному состоянію. Это до такой степени очевидно, что совѣстно останавливаться на этомъ, доказывая это.

Иллюзія о томъ, что внѣшнія формы могутъ изменить внутреннее содержаніе, основаны на психологической склонности, желаніи избавиться отъ личнаго труда усилія, замѣнивъ его чѣмъ-нибудь внѣшнимъ. На этомъ основана вѣра въ гаданіе, на этомъ основана значительность, приписываемая внѣшней обстановке, приличіямъ, учтивости и всѣ ложныя вѣры, обѣщающія улучшеніе безъ усилій, на этомъ же основана и вѣра въ улучшеніе общественной жизни отъ внѣшнихъ формъ.

Если же это такъ, и жизнь людей можетъ улучшиться только отъ внутренняго совершенствованія, то очевидно, что всѣ тѣ агитаціи, которымъ предаются сторонники внѣшнихъ измѣненій — либералы, революціонеры, отвлекаютъ ту душевную энергію, которая должна бы была быть употреблена на внутреннюю работу уясненія своего религіознаго сознанія, на борьбу съ страстями и соблазнами.

Нельзя дѣлать двѣ работы вмѣстѣ, и человѣкъ, отдающійся внѣшней дѣятельности, не можетъ работать надъ собой внутренно, а только внутреннее совершенствованіе достигаетъ той цѣли, къ которой стремится человѣкъ, отдающійся внѣшней деятельности. Въ этомъ одномъ причина нецѣлесообразной внешней агитационной деятельности; другая, и самая важная, въ томъ, что сама агитационная деятельность по существу своему противна, несовместима съ деятельностью религіозно-нравственной.

Главная основа религіозно-нравственной дѣятельности есть сознаніе своего братства со всѣми людьми и потому стремленіе къ установленію между всѣми близкими любовнаго согласія. Дѣятельность же внѣшняя, политическая есть всегда борьба, желаніе разрушить, покорить и, очевидно, вызываетъ такія же желанія въ тѣхъ, съ кѣмъ они борятся. Политическая дѣятельность, начинаясь петиціями, адресами, депутаціями, продолжается въ видѣ массовых схватокъ, борьбой съ оружіемъ, казнями, убійствами, междуусобіями. И потому внешняя политическая дѣятельность не только несовместима съ той внутренней деятельностью, которая одна можетъ исправить существующее зло, но прямо противоположна ей.

Такъ это вообще по отношенію ко всякой политической, внешней дѣятельности; въ той же теперешней политической агитаціи въ Россіи есть еще особенности, принадлежащія именно русскому и современному движенію и явно показывающія, кроме его зловредности, еще и пустоту и легкомысленность, если не недобросовестность этого движенія.

* № 2.

Тамъ нѣтъ цензуры правительства, но есть власть богатыхъ и какъ пчелы, не въ силахъ убить, обмазываютъ клочни, чтобы они не вредили, такъ и большая пресса богачей не даеть ходу соціалистическимъ, анархическимъ, Генри-Джорджевскимъ періодическимъ изданіямъ. Они возникаютъ и держатся въ очень ограниченныхъ, маленькихъ предѣлахъ, a патріотическія, правительетвенныя расходятся въ милліонахъ.

Такъ что тѣ врачи, адвокаты, газетчики и либеральствующіе помещики никакого права не имѣютъ считать себя представителями народа: они представляютъ только себя, и народъ для нихъ — недобросовестное знамя. И народъ никогда не признавалъ и не признаетъ ихъ программы. Мало того, онъ отрицаетъ одно из главныхъ положеній ихъ программы — ограниченіе самодержавія. Онъ дорожитъ самодержавіемъ и по поэтическимъ преданіямъ. Но это неважно. Онъ дорожитъ имъ, оно нужно ему, потому что только черезъ самодержавіе, онъ чувствуетъ, знаетъ, что можетъ достигнуть своего одного главнаго желанія — общности земли. Онъ знаетъ, что только самодержавный царь могъ разбить рабство крѣпостное, и ждетъ того же отъ царя и по отношенію къ земле, зная очень хорошо, что. если во власти будетъ не царь, а господа, то ему, какъ ушей, не видать земли. Онъ знаетъ это, не справляясь о томъ, что это самое произошло и во всей Европе.

Такъ вотъ мое мнѣніе: правительство всякое, и русское, есть ужасный, безжалостный, безсовѣстный разбойникъ, отъ котораго надо всѣми силами стараться избавиться. Политическіе дѣятели нашего общества и времени, составляя очень легкомысленный, тщеславный и самоувѣренный классъ людей, пѣну общества, видятъ всѣ недостатки русскаго правительства и, воображая, что все дѣло въ устройствѣ и составе русскаго правительства, мутятъ верхній слой общества, съ темъ чтобы сменить и измѣнить правительство. Этой операціей, чѣмъ бы она ни кончилась, они только ухудшаютъ положеніе, вызывая все большій и большій раздоръ и ненависть между правительственными и антиправительственными людьми. Правительство, какъ разбойникъ, не можетъ уступить, потому что чѣмъ больше оно уступаетъ, темъ больше открываются его преступленія, и борется и будетъ бороться тѣмъ единственнымъ средствомъ, которое есть у разбойника: убійствами, казнями. Убійства и казни вызываютъ еще большую ненависть въ политическихъ дѣятеляхъ. И зло будетъ расти и расти, вызывая съ обѣихъ сторонъ все большія и большія злодейства и готовность къ нимъ. И все больше и больше будетъ заслоняться отъ людей то единственное средство избавленія отъ всякаго зла, которое ясно всѣмъ людямъ, которое ничѣмъ не можетъ быть пріостановлено и которое самымъ вѣрнымъ и быстрымъ путемъ достигаетъ не только осуществленія той программы, которую выставляютъ политическіе деятели, но и самаго высшаго блага и личности и общества, которое можетъ достигнуть человѣкъ.

Средство это состоитъ въ томъ, чтобы каждый человѣкъ понялъ, что онъ не хозяинъ жизни, не можетъ знать того, что для него хорошо, a тѣмъ менѣе можетъ знать, въ чемъ общее благо того общества, въ которомъ онъ живетъ, что онъ не хозяинъ, а слуга той воли, которая послала его въ жизнь, и что поэтому онъ обязанъ, не заботясь о томъ, что изъ этого выйдетъ, исполнить законъ этой воли. Законъ же этотъ состоитъ въ увеличеніи любви, согласія, единенія между людьми, а не въ борьбе съ ними, и что стоитъ только каждому человеку исполнять этотъ законъ хотя бы въ самой слабой степени, хотя бы только въ той степени, чтобы не участвовать въ преступленіяхъ правительствъ, въ грабежахъ, мучительствахъ, убійствахъ, и то самое зло правительства всякаго, и русскаго, съ которымъ борятся политическіе дѣятели, изчезнетъ само собой и никогда уже не возвратится.

«Но неужели намъ, полнымъ силы и энергіи людямъ, — говорятъ на это, — ограничиться тѣмъ, чтобы сложа руки сидѣть и совершенствоваться? Построить себѣ келью подъ елью и наслаждаться своимъ совершенствованіемъ, — съ сарказмомъ говорятъ кипящіе энергіей смѣлые, решительные деятели. — Дѣятельность эта слишкомъ tame,⁵³ какъ говорятъ англичане».

Но что же дѣлать, если всѣ настоящія плодотворныя деятельности таковы? Что за деятельность копать грядки и сажать жолуди, старательно закрывая ихъ землею? То ли дѣло — пойти съ топоромъ въ лѣсъ, нарубить возъ зеленыхъ вѣтокъ и растыкать ихъ, какъ молодой садъ, вокругъ дома! Горе только въ томъ, что всѣ эти вѣтки, очень пріятныя, черезъ два дня засохнутъ и пойдутъ на поджожки, а изъ посаженныхъ жолудей вырастутъ дубы, которые переживутъ 10 поколѣній, составляя ихъ радость и гордость.

* № 3.

О представительстве же, требованія котораго съ такой увѣренностью выставляютъ либералы и революціонеры, народъ если и имѣетъ какое-либо мнѣніе, то совершенно противуположное тому, которое выражаютъ за него его самозванные представители. Народъ въ своей большой массе стоитъ за самодержавіе. Онъ стоитъ за него и по инерціи и по вѣрѣ въ то, что только черезъ самодержавіе онъ можетъ достигнуть своего одного, главного желанія — общности земли. Только тотъ самодержавный царь, который могъ разбить крепостное рабство, можетъ и отнять землю у господъ и отдать мужикамъ, думаетъ народъ, господа же сами не отдадутъ земли. Ошибается иди не ошибается народъ, думая такъ, такова, несомненно, его очень определенная программа.

*№ 1.

Положеніе нетолько нашего христіанскаго міра, но всего человѣчества теперь такое: самая большая часть людей — бѣдные, рабочіе люди живутъ и умираютъ въ невѣжествѣ и нуждѣ, ненавидя тѣхъ, которые принуждаютъ ихъ жить такъ; малая часть, правящіе людьми прямо силой или деньгами черезъ силу, живутъ праздно, роскошно, но неспокойно, потому что знаютъ, что большинство людей ненавидитъ ихъ и готово убить ихъ всѣхъ, только бы освободиться отъ нихъ. Всѣ, кромѣ самыхъ легкомысленныхъ людей, видятъ это и или борятся, чтобы освободиться, и ненавидятъ и страдаютъ, или борятся, чтобы удержать свою власть, и тоже ненавидятъ и страдаютъ. И всѣмъ тяжело, и всѣ, вмѣсто жизни для блага своего и другихъ людей, проводятъ жизнь въ борьбѣ, ненависти и страданіяхъ.

Отчего это? И какъ поправить это?

Когда паръ остываетъ въ паровикѣ, онъ временами перестаетъ работать: то выкидываетъ струи пара, то останавливается, а главное, дѣлаетъ то, что весь паровикъ можетъ лопнуть и уничтожитъся.

Тоже происходитъ въ наше время въ человѣчествѣ. Сила, двигающая, всегда двигавшая человѣчество, есть и была всегда вѣра, религія — то отношеніе, которое устанавливаетъ человѣкъ къ Богу или, кто не вѣритъ въ Бога, то къ міру, ко Всему безконечному по времени и пространству, окружающему человѣка.

То, что установленное человѣкомъ отношеніе его къ Богу руководитъ жизнью людей, не есть случайное явленіе, которое могло быть въ одномъ обществѣ людей и не быть въ другомъ, но есть необходимое условіе жизни человѣка, какъ разумнаго существа.

Поступки человека могутъ быть вызваны его потребностями, похотями, страстями, но надъ всѣми потребностями, похотями, страстями властвуетъ въ человѣкѣ, въ свободныя отъ страстей минуты, разумъ. И этотъ разумъ нетолько въ одномъ человѣкѣ, но во всемъ человѣчествѣ, переходя и совершенствуясь отъ поколѣнія, устанавливаетъ свои положенія о томъ, что свойственно человеку, устанавливаетъ законы разума, рѣшаетъ, что долженъ дѣлать человѣкъ во всѣхъ случаяхъ жизни. Это установленіе высшихъ законовъ разума, вытекающихъ изъ отношенія человѣка къ Богу, къ міру, ко Всему, и есть то, что люди называютъ вѣрой, религіей, въ противоположность тому, что называютъ наукой. Различіе вѣры, религіи отъ науки въ томъ, что наука выводитъ свои данныя изъ внѣшняго опыта и потому можетъ служить руководствомъ для улучшенія внѣшнихъ условій жизни человека: какъ ему лучше кормиться, лечиться, передвигаться, жениться, сходиться въ общества и т. п.; не давая внутренней оцѣнки различнымъ дѣятельностямъ; религія же выводитъ свои данныя изъ внутренняго опыта и руководитъ человѣкомъ въ оцѣнкѣ поступковъ, въ выборе, между ними, въ достиженіи наибольшаго внутренняго блага. Такъ что для правильной жизни, даже для возможности жизни человека, какъ разумнаго существа, необходимы обе дѣятельности — и научная и религіозная. И одинаково нельзя допустить того, чтобы человѣкъ, какъ разумное существо, могъ. жить, не обдумывая того, какъ ему наилучшимъ образомъ кормиться, лечиться, жениться, судиться и т. п., какъ и того, чтобы человѣкъ могъ жить, не разцѣнивая свои поступки, не считалъ бы нѣкоторыя дѣятельности прямо дурными и не старался избѣгать ихъ и изъ другихъ не предпочиталъ бы одну другой.

Разница между этими двумя руководящими силами человечества, и очень важная разница, въ томъ, что въ научной дѣятельности человѣкъ можетъ довольствоваться самыми первобытно низшими сведеніями, по-немногу, по мѣрѣ жизни пріобретая все большія и большія свѣдѣнія; въ области же религіозной человѣкъ не можетъ довольствоваться неопредѣленными данными, не можетъ дожидаться возникновенія и уясненія ихъ. Въ области религіозной для оценки поступковъ человеку некогда дожидаться; ему сейчасъ надо жить, сейчасъ надо решать, какой поступокъ дѣлать и отъ какого воздерживаться. Человѣкъ можетъ жить безъ знанія астрономіи, физики, нетолько безъ телефоновъ, но и желѣзныхъ дорогъ, можетъ жить даже безъ железа, безъ земледѣлія, можетъ жить кочевой жизнью, но человѣкъ никакой никакъ не можетъ жить безъ религіознаго ученія — такого, которое указывало бы ему, что онъ долженъ и чего не долженъ делать. Не можетъ потому, что всякая жизнь и вся жизнь разумнаго человека состоитъ въ томъ, что онъ, кроме решенія, которое подсказываетъ ему потребность, похоть, страсть, онъ не можетъ не решать, хорошо ли или дурно ему подсказываетъ потребность, страсть, похоть и хорошо ли ему отдаться ей или бороться съ ней. Рѣшенія эти предстоятъ разумному человѣку всякую минуту, и потому ему нельзя жить безъ религіознаго руководства, безъ того, что называется религіей. Правда, что эти руководства прежнихъ временъ для людей позднѣйшихъ временъ часто представляются неразумными, потому что связаны съ неразумными представленіями, каковы различныя суевѣрія, но какія бы они ни были, они нетолько были нужны, но неизбѣжны, какъ дыханіе или, скорѣе, сердцебіеніе для животнаго организма, потому что безъ рѣшенія, что должно и что не должно дѣлать, не можетъ жить разумное существо — человѣкъ. И потому съ тѣхъ поръ, какъ жили люди, всегда было это руководство (религія) и всегда будетъ, пока люди будутъ люди.

* № 2.

Положеніе не только нашего христіанскаго міра, но всего человечества теперь такое: одна, малая часть людей владѣетъ ненужнымъ, часто огромнымъ богатствомъ и, пресытившись всѣми матеріальными благами міра, тоскуетъ, скучаетъ, отчаявается и проклинаетъ жизнь; другая, самая большая часть людей живетъ и умираетъ, не имѣя ни необходимыхъ жилищъ, ни одеждъ, ни пищи, въ невѣжествѣ и отчаяніи, и ненавидитъ тѣхъ, которые принуждаютъ ихъ жить такъ. Всѣ люди, и тѣ и другіе, завидуютъ другъ другу, боятся другъ друга и во взаимной борьбѣ насилуютъ, обманываютъ, грабятъ и убиваютъ другъ друга. Для поддержанія такого устройства жизни люди обманами пріобрѣтаютъ власть надъ другими, силою оружія, угрозой смерти заставляютъ людей покоряться себе и мучаютъ и убиваютъ тѣхъ, которые властвуютъ надъ ними. Вслѣдствіи постоянной борьбы всѣхъ противъ всѣхъ насиліемъ, обманомъ, хитростью жизнь всѣхъ людей лишена естественныхъ условій жизни: люди живутъ въ тѣснотѣ городовъ, безъ чистаго воздуха, безъ общенія съ природой, лишенные всѣхъ естественныхъ радостей; люди, и богатые и бедные, предаются наслажденіямъ половой любви внѣ всякихъ сдерживающихъ условій, и среди всѣхъ сословій распространяется развратъ и мучительныя послѣдствія его. Дѣти перестаютъ родиться, а когда рождаются, то бросаются родителями и вообще такъ дурно ухаживаются, что вымираютъ въ огромныхъ количествахъ.

Усилія людей направлены не на производительность труда, а на борьбу другъ съ другомъ, и потому, несмотря на увеличеніе производствъ посредствомъ машинъ, тратятся непроизводительно страшныя силы, самыя первыя потребности людей остаются неудовлетворенными, и богатства земли, и на поверхности и внутри ея, растрачиваются безполезно и невознаградимо. Вслѣдствіи всего этого люди вырождаются и слабѣютъ. Но мало того, что всѣ частные люди въ борьбѣ между собой тратятъ лучшія силы и страдаютъ отъ этой борьбы: происходитъ еще страшная борьба народовъ противъ народовъ, государствъ противъ государствъ, и, кромѣ неперестающихъ безумныхъ тратъ на вооруженія, отъ времени до времени возникаютъ войны и убиваются десятки тысячъ людей въ самую цвѣтущую пору ихъ жизни. Ужаснѣе всего при этомъ то, что вся эта сложная и страдальческая жизнь не заставляетъ людей одуматься и стараться всеобщимъ просвѣщеніемъ освободиться отъ этой мучительной жизни. Люди — малая часть — занимаются изученіемъ самыхъ ненужныхъ, утонченныхъ предметовъ, большая же масса остается въ величайшемъ невѣжествѣ, и люди, имѣющіе власть, стараются, и съ успѣхомъ, не допускать среди рабочаго народа истиннаго просвѣщенія, a вмѣсто него поддерживать въ народѣ старыя и внушать новыя суевѣрія и предразсудки. Положеніе такъ ужасно, что наиболѣе чуткіе люди, какъ только опомнятся немного и поймутъ положеніе человѣчества, такъ не будутъ участвовать въ этой ужасной жизни, лишая себя ея пулей, ядомъ, петлею, угаромъ; тѣ же, которые мелькомъ видятъ ужасъ и безсмыслицу окружающей ихъ жизни и предчувствуютъ невозможность примириться съ существующимъ ужасомъ, стараются не видѣть, забыть, одурманиться, и для этого всѣ отравляютъ себя опіумомъ, табакомъ, виномъ, водкой, морфиномъ. Самое же ужасное во всемъ этомъ то, что совершилось, то, что сказано въ евангеліи, что будутъ глады, моры, землетрясенія, войны, и главное, худшее послѣднее: охладѣетъ любовь. И это послѣднее совершилось въ поразительной степени: нетолько охладѣла любовь въ людяхъ, но въ людяхъ возникла ненависть другъ къ другу, та ненависть, которая должна сопутствовать борьбѣ, и ненависть эта нетолько не признается въ нашемъ мірѣ чѣмъ либо нехорошимъ, но, напротивъ, желательнымъ и необходимымъ условіемъ борьбы.

Отчего это? И какъ поправить это? невольно спрашиваютъ себя люди, и мудрецы міра сего, ученые, философы отвѣчаютъ, что происходитъ это отъ того, что таковъ ходъ истиннаго прогресса и что мы находимся въ процессѣ этого прогресса, что все это такъ, какъ и должно быть, и что все это понемногу исправляется и что все это въ свое время совершенно исправится. И ученые и философы на всѣ эти бѣдствія представляютъ средства исправленія.

То, что одни люди живутъ въ избыткѣ богатства, a другіе въ нищетѣ и голодѣ, происходитъ отъ того, говорятъ одни ученые люди, что еще государственная власть не успѣла еще все устроить какъ надобно, но правительства заботятся объ этомъ и устроятъ со временемъ такъ, что бѣдные не будутъ страдать. Къ сожалѣнію, если бы кто и хотѣлъ повѣрить этимъ утвержденіямъ однихъ ученыхъ людей, онъ не могъ бы этого сдѣлать, такъ какъ другіе ученые люди, соціалисты, говорятъ, что это надо устроить совсѣмъ иначе и что правительства надо уничтожить, и тогда все сложится какъ должно. Къ сожалѣнію, споръ идетъ не только между правительствомъ и социалистами, но спорь идетъ и между разными правительственными партіями и разными соціалистическими партіями. Одни — сторонники правительства — говорятъ, что надо ограничить власть правительства, другіе говорятъ, что надо не стѣснять эту власть. Одни соціалисты хотятъ осуществленія своей цѣли мирнымъ путемъ, другіе революціоннымъ.

То же, что люди живутъ неестественной жизнью въ городахъ, то это, по мнѣнію однихъ ученыхъ людей, исправится тѣмъ, что города такъ будутъ устроены, что жизнь въ нихъ будетъ для всѣхъ пріятнѣе и здоровѣе, чѣмъ въ деревнѣ; другіе же ученые люди говорятъ, что надо децентрализировать города и предлагаютъ средства, какъ это сдѣлать. То, что люди живутъ развратно, одни ученые исправляютъ регламентаціей, другіе запрещеніемъ, третьи измѣненіемъ формы семьи. Одни требуютъ допущенія развода, другіе свободы любви. Смертность и нерожденіе и погибель дѣтей одни ученые думаютъ исправить пріютами для дѣтей, другіе обязательствомъ отцевъ кормить семьи, третьи строгими наказаніями.

То, что производительность направлена не на то, что нужно массамъ, по мнѣнію однихъ ученыхъ исправится тѣмъ, что когда рабочіе овладѣютъ орудіями труда, то они направятъ трудъ на нужное имъ, другіе думаютъ, что посредствомъ машинъ человекъ до такой степени овладѣетъ силами природы, что всѣхъ предметовъ будетъ производиться достаточно для всѣхъ. Истощеніе же силъ земли одни ученые считаютъ невовможнымъ, другіе считаютъ, что наука изобрѣтетъ такія средства, при которыхъ природныя средства будутъ ненужны. Химически будутъ приготовляться и пища и все, что нужно. То, что люди слабѣютъ и вырождаются, по мнѣнію однихъ ученыхъ, происходитъ отъ несовершенства медицины и гигіены. Все это устроится, когда наука медицины изслѣдуетъ всѣ бациллы и устранитъ все ненормальное въ человѣкѣ. О томъ, какъ совершится это избавленіе отъ болѣзней и вырожденія, мнѣнія ученыхъ очень раздѣляются, и идутъ большіе споры.

То, что всѣ государства тратятъ большую долю богатствъ на вооруженіе и временами убиваютъ десятки тысячъ людей на войнахъ, происходитъ, по мненію однихъ ученыхъ, отъ излишней власти правителей, по мненію другихъ, отъ неустановленности равновесія политическаго, по мненію третьихъ, по недостаточному развитію международнаго права и мирныхъ судилищъ и конференцій.

То, что народъ невежественъ, происходитъ, по мненію однихъ ученыхъ, что мало университетовъ, по другимъ — мало народныхъ школъ и библіотекъ, по третьимъ — отъ невыработанной еще системы преподаванія. О себе же ученые люди вполне уверены, что они нетолько не невѣжественны, но находятся на высшей степени просвѣщенія. В этомъ всѣ сходятся.

То, что люди стреляются и вѣшаются, происходитъ, по мнѣнію однихъ ученыхъ, отъ неврастеніи, по другимъ — отъ наслѣдственности и должно пройти при примененіи всѣхъ выше упомянутыхъ средствъ улучшенія жизни.

То, что люди одурманиваются, по мнѣнію нѣкоторыхъ ученыхъ, большинство которыхъ предается этому одурманиванію, есть вполне нормальное явленіе, по мнѣнію же другихъ, вредное явленіе, которое должно быть искоренено устройствомъ противодействующихъ обществъ.

Тоже, что нѣтъ между людьми любви, по мнѣнію однихъ ученыхъ, есть последствіе сложности жизни, при движеніи же впередъ со временемъ отношенія людей опять станутъ лучше. По мненію же другихъ, любовь есть суеверіе, глупость, рабское свойство, дающее возможность властвовать однимъ надъ другими, и потому охлажденіе любви есть только желательное явленіе.

Средствъ предлагается много, но я думаю, что стоитъ только серьезно вдуматься во всѣ эти средства, во все разнообразіе ихъ несогласій между собою, чтобы увидать, что каждое средство нетолько не исцѣляетъ, но отдаляетъ решеніе, вноситъ новое зло въ міръ. Неужели же нѣтъ такого средства исцеленія и то положеніе, въ которомъ находится теперь человечество, свойственно ему? И если есть это средство, то какое оно? Средство это есть и всегда было у человечества. Это тотъ камень, который отбросилъ строющій, а который становится во главу угла, т. е. въ замокъ свода, тотъ камень, безъ котораго ничто не держится.

Камень этотъ есть религія, т. е. то отношеніе, которое устанавливается человѣкомъ ко всему вечному и безконечному, окружающему его, къ тому, что обыкновенно называется Богомъ.

* № 3.

Средствъ предлагается много, на всякое зло есть свое средство, даже несколько. Неудобно при этомъ только то, что каждое средство производить вытекающее изъ него зло, противъ котораго надо опять придумывать и придумывается средство, и такъ безъ конца. Такъ, напримѣръ, для того чтобы смягчить различіе богатства и бедности, нужно, по мненію однихъ, отбирать у богатыхъ и давать бѣднымъ. Но для того чтобы сделать это, нужно сделать невозможнымъ злоупотребленіе этой властью. Если же цѣль достигается средствами, предлагаемыми соціалистами, то является новое затрудненіе въ томъ, что нужно опредѣлпть, какіе предметы, въ какомъ количестве нужно производить и сколько и гдѣ каждому человѣку работать. Если допустить проституцію, нужна регламентація. A чѣмъ руководствоваться въ регламентаціи? Если не допустить проституцію, то какъ бороться противъ сифилиса? Если допустить свободу любви, то какъ обезпечить дѣтей? Если воспитательные дома, то какъ устроить ихъ? Какъ обезпечить дѣтей отъ злоупотребленій? Если устроить медицинскую помощь, борьбу съ заразными болѣзнями, то какъ заставить людей исполнять требованія гигіены и противодѣйствовать заразнымъ болѣзнямъ? Если дать власть извѣстнымъ людямъ примѣнять эти правила, то какъ обезпечить людей отъ злоупотребленій людей, которымъ дана будетъ власть? Если не держать войскъ, то сосѣдніе дикіе народы нападутъ. Если держать войска, то сколько? И какъ обезпечить людей отъ захвата власти военными? Если предоставить рѣшеніе вопросовъ международнымъ судилищамъ, то какъ сдѣлать, чтобы рѣшенія судилищъ были обязательны? Дать имъ войска? Чѣмъ обезпечить народъ отъ этихъ войскъ? Оставить злодѣевъ безъ наказанія или безъ удержу нельзя. Наказывать? Какъ? Если разрѣшить просвѣщеніе народа власти, то власть будетъ проповедовать не истину, а то, что ей нужно. Если предоставить полную свободу преподаванія, воспитанія, то будутъ проповѣдовать езуитизмъ и другія антигуманныя ученія. Запретите одуряющія вещества, народъ будетъ тайно пользоваться ими. Взять правительству на себя продажу ихъ — это поощреніе этого порока. Каждое дѣло, какъ только оно производится людьми, извнѣ неизбѣжно требуетъ власти, насилія. Какъ только у людей есть власть, они могутъ злоупотреблять, и потому противъ этой возможности злоупотребленія нужна опять власть. И опять власть людей, и потому опять надо учреждать новую власть.

Какъ ни очевидно, что это ни къ чему не поведетъ, а только усложнитъ жизнь, люди дѣлаютъ это, и положеніе людей не улучшается, но усложняется.

Какой же выходъ изъ этого положенія? Неужели люди поставлены въ такое положеніе, чтобы вѣчно вертеться въ этомъ кругѣ?

Такъ это кажется тѣмъ болѣе разумным людямъ нашего времени, которые не утешаются мыслью о томъ, что замена одного зла другимъ уменьшаетъ зло.

Кажется же это людямъ нашего времени потому, что люди нашего времени сдѣлали то, что сделали строители, откинувъ тотъ камень, который долженъ стать во главу угла.

* № 4.

Вѣрить въ наше время тому, что Богъ 6000 лѣтъ тому назадъ сотворилъ міръ, живетъ на небе, послалъ своего сына спасти наказанный имъ родъ человѣческій, что библія произведеніе святого духа, что есть мощи, святые, претвореніе хлѣба въ плоть, что вѣра въ искупительную кровь Христа спасаетъ отъ грѣховъ,⁵⁴ въ наше время не то что трудно, но совершенно невозможно, а между тѣмъ эта и только эта вѣра безъ измѣненій или съ самыми малыми измѣненіями проповѣдуется какъ единая истинная, исключающая всѣ другія вѣры, и взрослымъ и дѣтямъ. Если въ древнемъ мірѣ⁵⁵ самые образованные люди, какъ Сенека, Цицеронъ, не могли уже верить въ боговъ, Юпитеровъ и Венеръ, то какже требовать, чтобы образованные люди нашего времени могли вѣрить въ то, что преподается въ наше время какъ несомнѣнная божеская истина? Но мало того, въ то время только одни Плиніи, Петроніи, Сенеки видѣли нелепость и ложь греческой мифологіи, въ наше же время распространенія образованія и общенія народовъ большинство массъ рабочаго народа уже настолько образованы, что для нихъ также несовмѣстимы съ ихъ знаніями данныя преподаваемой религіи, какъ для Сенеки поклоненіе богамъ. Такъ что причина того страннаго на первый взглядъ явленія, что христіанское человечество нашего времени живетъ почти лишенное главной основы разумной жизни людей — религіи, заключается въ томъ, что христіанство переживаетъ въ наше время то переходное состояніе, которое свойственно переживать всякой религіи, но которое особенно значительно и рѣзко проявляется, во первыхъ, потому, что ни въ какомъ періодѣ времени не было такъ распространено образованіе между массами и такъ облегчено общеніе между людьми, во вторыхъ, и главное, потому положеніе это представляется намъ особенно рѣзкимъ, что мы сами переживаемъ его и страдаемъ отъ его ужасныхъ последствій.

* № 5.

Къ счастію, великія и благотворныя движенія въ человечестве совершаются не паразитами, питающимися народными соками, а людьми религіозными. Я говорю религіозными, разумея подъ этими словами простыхъ, неиспорченныхъ людей, какова наша интелигенція, такъ какъ всякій неиспорченный человекъ по своимъ человѣческимъ свойствамъ всегда религіозенъ.

И, слава Богу, христіанское ученіе все еще живетъ въ русскомъ народе и движетъ имъ и выведетъ его изъ тѣхъ тупиковъ, въ которые заводятъ его руководители, на тотъ истинный путь, который предназначенъ ему его исторической судьбою.

* № 6.

Положеніе христіанскаго общества нашего времени совершенно подобно положенію бабочки, которая еще не въ силахъ разбить хризалиду, въ которой она вывелась. Люди нашего міра чувствуютъ, что старыя формы жизни отжили, не сходятся съ ихъ духовными требованіями, и вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуютъ себя не въ силахъ скинуть старую, отжившую форму. У бабочки отростаютъ крылья, она не можетъ уже умѣщаться въ своей куколкѣ, и наступаетъ время, когда она должна выдти изъ нея.

* № 7.

Про Николая же II я знаю — je suis payé pour le savoir,⁵⁶ какъ говорятъ французы, — знаю, что это жалкій, слабый, очень глупый человѣкъ, который никакъ не можетъ быть причиной такихъ большихъ событій, которыя теперь совершаются и которыя какъ будто совершаются по его волѣ [...] Что можетъ сдѣлать онъ, жалкое, слабое, ничего не знающее существо, вѣрующее въ иконы, мощи? Развѣ можетъ онъ сдѣлать нетолько то, чтобы милліоны были собраны въ Россіи, брошены въ море, чтобы милліоны людей, страдая, озвѣрялись, чтобы всѣ разумные доводы были затуманены, чтобы религія Христа свелась къ грубымъ дьявольскимъ пожеланіямъ человѣкоубійства, чтобы развращались милліоны и милліоны взрослыхъ и дѣтей? Чтобы сдѣлать все это, нуженъ геній, богатырь, всевидящее, всемогущее существо. И кто же дѣлаетъ это? Глупый офицеръ, ничего не знающій и одураченный до полуидіотства.

Развѣ это можетъ быть?

* № 8.

Правительственная машина это такое учрежденье, при которомъ нѣсколько людей или одинъ человѣкъ могутъ, ставъ во главѣ управленія, распоряжаться жизнью, имуществомъ и — что ужасно сказать — не только умственнымъ, но нравственнымъ состояніемъ всѣхъ людей того государства, во главѣ котораго они стали; они — нѣсколько людей или одинъ деспотъ, каковы были во Франціи сначала короли, потомъ Конвентъ, потомъ Наполеонъ, потомъ опять короли съ министрами и палатами, потомъ опять Наполеонъ, потомъ опять, но только уже безъ королей, министры съ палатами.

Такъ это и въ Англіи, и въ Германіи, такъ и въ Америкѣ, такъ это въ Турціи, въ Россіи, въ Японіи, вездѣ, гдѣ есть насилующее правительство.

Разница въ этихъ правительственныхъ машинахъ только въ томъ, что въ нѣкоторыхъ государствахъ: Франціи, Америкѣ, отчасти Англіи и Германіи управляютъ этими усложненными машинами большее, въ другихъ меньшее количество людей, въ нѣкоторыхъ же государствахъ съ старымъ простымъ механизмомъ машинами: управляетъ одинъ человѣкъ. Такъ это въ Турцiи, въ Россіи.

Назначеніе этихъ правительственныхъ машинъ и предѣлы, которыхъ они держатся, заключается въ томъ, что машины эти обезпечиваютъ спокойную жизнь людей, въ дѣйствительности же правительственныя учрежденія поддерживаются всегда для выгоды тѣхъ, которые находятся во главѣ ихъ, такъ какъ обладаніе этой властью даетъ правителямъ всѣ тѣ мірскія выгоды почести, славы, богатства, всякаго рода удовольствія, которыхъ только могутъ желать мірскіе люди. По этой же причинѣ и власть достается всегда тѣмъ, которые наиболѣе горячо желаютъ получить ее со всѣми сопутствующими ей выгодами и для достиженія и удержанія ея не брезгаютъ никакими средствами. Люди же, не брезгающіе никакими средствами для достиженія и удержанія власти, всегда самые дурные въ нравственномъ смыслѣ. Пріобрѣтя же власть, люди эти, вслѣдствіи лести и поклоненія окружающихъ, еще болѣе развращаются и представляютъ изъ себя наиболѣе развращенныя и падшія существа, какія только есть въ мірѣ.

Нигдѣ это нельзя видѣть съ такою очевидностью, какъ въ большой французской революціи, которая тѣмъ особенно интересна, что во время ея Якобинцы разобрали, какъ разбираютъ часы, всю машину, и стало всѣмъ ясно, изъ чего она слагалась и какъ была сложена. У короля и его приближенныхъ отняли власть, и тотчасъ же которые пріобрѣли власть, употребили ее также, какъ король, на возвеличеніе себя и, главное, на обогащеніе, на развратъ. Потомъ власть у нихъ отнялъ Наполеонъ, сложилъ назадъ машину, какъ разобранные часы, и употребилъ свою власть на тоже, на что употребляли ее король и Якобинцы, на возвеличеніе себя и на грабежъ. Тоже сдѣлали Бурбоны, Орлеаны, Наполеонъ III, тоже Панамисты, прошедшіе, настоящiе и будущіе.

Стоитъ только прослѣдить исторію имѣвшихъ власть среди европейскихъ народовъ, чтобы увидать неизмѣнное подтвержденіе этого закона: что власть пріобрѣтается для личныхъ, эгоистическихъ цѣлей и что имѣющіе власть самые дрянные люди. Какъ ни стараются участники преступленій этихъ людей въ описаніяхъ ихъ жизни скрыть ихъ развращенность и низость и выставить ихъ благодѣтелями своихъ народовъ, великими, благословенными, миротворцами и т. п., стоитъ просмотрѣть исторію отъ Карловъ V до Лудовиковъ не только IX, XI но и XIV, XV и до Петра, Екатеринъ «великихъ», Наполеоновъ, Николаевъ I и до Чемберленовъ, Рузевельтовъ, Вильгельмовъ и Николаевъ II, чтобы видѣть, что не только нравственная, но не вполнѣ безнравственная личность на престолѣ или вообще въ обладаніи властью надъ судьбами цѣлыхъ народовъ также невозможна, какъ цѣломудренная проститутка или воздержанный пьяница. Въ сущности стоитъ только вдуматься въ то, въ чемъ состоитъ сущность власти, чтобы понять, что это не можетъ быть иначе.

Не говоря уже о томъ, что всякое лицо, находящееся во власти, беретъ на себя насильственное взиманіе податей, т. е. лишеніе трудящагося народа произведеній его труда для общихъ цѣлей, беретъ на себя отвѣтственность за налагаемыя наказанія, за поддержаніе несправедливо нажитыхъ богатствъ, собственности земли и за угнетеніе бѣдныхъ и многое другое, не говоря объ этомъ, всякое лицо, находящееся во власти, отъ Вильгельма до Рузевельта, или руководитъ смертью, убійствомъ или готовится къ нему. Развѣ можетъ исполняющій такія дѣла человѣкъ быть не до корня развращеннымъ человѣкомъ? Нельзя безгрѣшно властвовать. Самая власть надъ другимъ человѣкомъ и насиліе и угроза имъ не могутъ быть дѣломъ нравственнаго человѣка. И потому глубоко безнравственные люди были, есть и всегда будутъ всѣ люди, пользующiеся властью.

Таковы всѣ, но, мнѣ кажется, ни на какихъ людяхъ это такъ не замѣтно, какъ на людяхъ, властвовавшихъ въ Россіи.

Отъ того ли, что я русскій и я хорошо знаю внѣшнюю исторію Россіи, или отъ того, что въ Россіи этотъ законъ безнравственности и низости лица, находящагося во власти, особенно ярко проявился, исторія Россіи со временъ Имперіи служитъ поразительнымъ подтвержденіемъ этаго закона.

Послѣ изверга, пьянаго сифилитика, труса, какъ всѣ злодѣи, безбожника, восхваленнаго Петра, распутная дѣвка Катька, потомъ любовница конюха и, наконецъ, мужеубійца, распутнейшая изъ распутныхъ нѣмка Екатерина «великая», потомъ признанный, потому что его убили, полубѣшеннымъ Павелъ, который также, какъ его отецъ, былъ несравненно лучше жены и матери, потомъ отцеубійца, лгунъ, ханжа Александръ, потомъ глупый, грубый и жестокій солдатъ Николай, потомъ Александръ по своей фантазіи и увлеченію уничтожающій рабство и потомъ по новой фантазіи и увлеченію отвергающій все начатое и возвращающейся къ грубому солдатству Николая, потомъ совсѣмъ глупый, жирный мѣшокъ Александръ III, тоже рѣшающій по своему усмотрѣнію судьбы 100 милліоновъ народа, и вотъ Николай II, съ своими иконами, мощами, дочерьми и жалкимъ младенцемъ, благословляющій войны, устроившій безцѣльную, безсмысленную погибель милліардовъ рублей и сотенъ тысячъ людей на Дальнемъ Востокѣ.

И все — отъ Екатерининскихъ тѣхъ мерзостей, раздѣла Польши и раздариванія десятковъ тысячъ крестьянъ своимъ мальчикамъ любовникамъ, до теперешняго раззоренія и развращенiя милліоновъ людей, — все это дѣла той машины, при которой можетъ третьяго дня править этими милліонами конюхъ, котораго полюбила толстая Анна, вчера пьяная дѣвка Елисавета съ своимъ любовникомъ или мерзкая, распутная старуха, подбирая себѣ мальчиковъ любовниковъ и для нихъ устраивая то греческій, то индійскій проектъ, нынче гусарскій малоумный офицеръ, устроившій японскую войну, и т. д.

* № 9.

Въ книгахъ государственнаго права пишутъ всякій вздоръ о томъ, какъ и для чего возникаютъ государства и правительства, о патріархальномъ государствѣ, о договорахъ и т. п. выдумкахъ, основанныхъ на мнимо глубокомысленныхъ соображеніяхъ о происхожденiи государствъ въ доисторическія времена и о томъ, что замѣчается между дикими народами. Въ дѣйствительности же всякій знаетъ, что всѣ извѣстныя намъ въ историческія времена государства возникли не изъ патріархальной власти и не изъ договоровъ, а изъ завоеваній, какъ это намъ извѣстно по исторіи, какъ это происходило въ старину, какъ происходить и теперь.

Приходятъ войска, руководимыя государемъ или полководцемъ государя, захватываютъ землю съ живущимъ на ней народомъ и подчиняютъ его власти того правительства, которому принадлежатъ войска. Такъ подчиняютъ людей государственной власти. И захватываютъ и удерживаютъ власть правители совсѣмъ не для того, какъ это пишутъ въ государственномъ правѣ, чтобы обезпечивать спокойствіе, собственность, безопасность жизни гражданъ, а для того, для чего захватывали власть у насъ въ Россіи Борисъ Годуновъ, самозванецъ, Биронъ, Меньшиковъ и Екатерина, Биронъ съ Анной, Елисавета, Екатерина и для чего захватывали власть и подчиняли себѣ сибирскіе народы и крымскихъ Татаръ, и запорожцевъ, и Поляковъ, и Грузинъ. Захватываютъ правители и удерживаютъ власть надъ народомъ не для народа, а для себя, для того чтобы удовлетворить своимъ страстямъ, славолюбію, властолюбію, гордости, сластолюбію, корысти.

Это такъ ясно и просто, что надо быть доведеннымъ до послѣдней степени научнаго одуренія или коварной и льстивой лживости, для того чтобы отыскивать причину возникновенія государства и государственной власти въ какихъ то патріархатахъ, матріархатахъ, договорахъ и т. п., а не видѣть того простого, рѣжущаго глаза факта, что со временъ Кировъ и Александровъ до нашего времени государства съ своей властью возникали только отъ того, что болѣе злые, безсовѣстные, сильные, хитрые люди подчиняли своей власти менѣе злыхъ, болѣе совѣстливыхъ, менѣе сильныхъ и хитрыхъ людей и властвовали надъ ними.

Нельзя было бы достаточно изумляться тому⁵⁷ столь распространенному⁵⁸ и пользующемуся⁵⁹ такимъ уваженіемъ ученію вообще права и въ особенности государственнаго, представляющему⁶⁰ въ основѣ своей поразительную глупость, если бы эта глупость не объяснялась желаніемъ людей оправдать тѣ дурныя дѣла, въ которыхъ они участвуютъ. И не шли къ свњту, потому что дѣла ихъ были злы. Вѣдь кажется несомнѣнно ясно, что всякое государство есть учрежденіе для совершенія постояннаго насилія меньшинства надъ обманутымъ большинствомъ. Учрежденія бываютъ самыя разнообразныя, но сущность учрежденій всегда одна и таже. Это такъ ясно и очевидно, что трудно понять, для чего понадобилось придумывать всѣ эти разсужденія о нормахъ, субъектахъ, объектахъ, договорахъ и т. п., которыми наполнены горы книгъ. А для того чтобы не назвать вещь по имени и оправдать дурное дѣло, въ которомъ мы участвуемъ. Оправданія эти дѣлаются часто не умышленно, а безсознательно: людямъ кажется, что дѣло столь обще-распространенное, въ которомъ они участвуютъ, не есть ихъ дѣло, a нѣчто стихійное, не зависящее отъ воли человѣка. Это заблужденіе людей, довольно обычное, повторяющееся въ разныхъ областяхъ человѣческой мысли, есть одно изъ самыхъ ужасныхъ заблужденій. Человѣкъ заблуждается. Это не важно. Человѣку свойственно заблуждаться. Жизнь, опытъ, мудрость лучшихъ людей укажетъ заблужденія, и человѣкъ исправитъ его. Но ужасно, когда заблужденіе возводится ложными разсужденіями въ законъ жизни. Когда это сдѣлано, становится страшно трудно разрушить заблужденіе. И вотъ это то самое возведенiе заблужденія въ законъ жизни и дѣлаетъ то зловредное ученіе, которое называетъ себя наукой въ области человѣческой дѣятельности. То же, что дѣлается по отношенію государства да по волѣ того, что они называютъ правительствомъ, подобно вотъ чему. Положимъ, что существуетъ учрежденіе ростовщическаго характера, разоряющаго семьи бѣдняковъ. Человѣкъ, не участвующій въ этомъ заведеніи, ясно видитъ, въ чемъ тутъ дѣло, и если у него спросятъ, что такое это учрежденіе, онъ безъ малѣйшаго сомнѣнія и размышленія скажетъ, что онъ видитъ, что собралось нѣсколько безсовѣстныхъ и безжалостныхъ людей, которые, вмѣсто того чтобы зарабатывать себѣ пропитаніе трудомъ, рѣшили воспользоваться нуждою бѣдныхъ и выдаютъ имъ за огромные % деньги подъ заклады. Бѣдняки же разоряются, отдавая свои труды этимъ ссудчикамъ. Такъ совершенно вѣрно и просто опредѣлитъ это учрежденіе всякій человѣкъ, свободный отъ участія въ немъ. Но не то будетъ съ участниками этого учрежденія, вся жизнь которыхъ, держится на этомъ учреждении. Такому человѣку непріятно признать дѣло какъ оно есть, и онъ очень радъ будетъ повѣрить разсужденіямъ о томъ, что кредитъ есть необходимое условіе промышленности и торговли, что деньги, какъ и всякій предметъ, подлежатъ закону требованія и предложенія, и что касса, въ которой онъ участвуетъ своими акціями, возникла по сложнымъ и неизмѣннымъ экономическимъ законамъ, и что такія кассы должны быть также неизмѣнно, какъ должны рѣки течь въ море, и т. п.

Только этимъ можно объяснить тѣ ужаснѣйшія нелѣпости, изложенныя какимъ то особеннымъ, непонятнымъ языкомъ, которыми полны горы книгъ о государственномъ правѣ. Только люди, которые человѣческое, очень простое, понятное и гадкое учрежденіе государства, т. е. учрежденіе порабощенія большинства меньшинствомъ, хотятъ представить чѣмъ то неизмѣннымъ, вѣчнымъ закономъ, могутъ à tort и à travers⁶¹ разсуждать о происхожденіи и назначеніи государства.

Для всякаго же человѣка, который свободно посмотритъ на государственное устройство, будетъ всегда совершенно ясно, что всякая власть государственная, т. е. насильственная, всегда пріобрѣтается завоеваніемъ вообще, силой оружія, убійствомъ или угрозою убійства и удерживается только этимъ же самымъ средствомъ и что поэтому люди, захватывающіе власть и удерживающіе ее, всегда были и не могутъ не быть людьми властолюбивыми, жестокими, лживыми, готовыми на всякія преступленія для достиженія своихъ цѣлей.

Какъ ни стараются участники преступленій людей, имѣвшихъ власть, составлять такія описанія жизни этихъ людей, при которыхъ не видна бы была ихъ развращенность и порочность, и выставить ихъ благодѣтелями своихъ народовъ, великими, благословенными, миротворцами и т. п., стоитъ просмотрѣть исторію отъ Карловъ, Ганибаловъ до Елизаветъ англійскихъ, Людовиковъ и до Петровъ, Екатеринъ «великихъ», Наполеоновъ, Николаевъ I, Чемберленовъ, Рузевельтовъ, Вильгельмовъ и Николаевъ II, чтобы видѣть постоянное подтвержденіе закона, не представляющаго исключенія.

* № 10.

Но вотъ являются прелюбодѣи мысли, которые берутъ на себя задачу оправдать неоправдуемое зло: насиліе, грабежъ, развращеніе. Сначала такими оправдателями были лжехристіане, церковники, потомъ часть своихъ обязанностей они передали лжеученымъ. И эти люди стали придумывать и придумали всѣ сложныя и хитроумныя глупости государственнаго права, которыя какъ будто что то объясняютъ и что то оправдываютъ для тѣхъ, кому нужно оправданіе. Простые же люди, угнетенные, забитые трудомъ, сначала одуренные церковнымъ обманомъ, освящавшимъ власть, потомъ внушеніемъ того, что имъ было бы еще хуже, если бы не было власти, признаютъ власть, потому что не могутъ не повиноваться, и, зная, что ихъ убьютъ, если они не будутъ повиноваться, повинуясь, утѣшаютъ себя мыслью, что то, что есть, почему то и должно быть.

* № 11.

Несмотря на все это, ученые люди вѣрятъ, что правительства происходятъ отъ таинственныхъ, отвлеченныхъ причинъ, а простые люди тому, что правительство также необходимо, какъ воздухъ для дыханія.

Ученые люди, т. е. господа, вѣрятъ въ это потому, что имъ выгодно существованіе государства или правительства, въ которомъ они прямо или косвенно принимаютъ участіе, простые же люди потому, что они повинуются правительствамъ, повинуются же они не потому, что правительства осуществляютъ нравственный законъ, — они хорошо знаютъ, что Елизаветы англійскія, Екатерины — самыя развратныя гадины, — и не потому, что правительства содѣйствуютъ ихъ благу: они не могутъ знать этого, такъ какъ никогда не жили безъ правительствъ и потому не могутъ знать, лучше или хуже имъ будетъ безъ правительствъ, а повинуются потому, что если не будутъ повиноваться, ихъ будутъ бить и даже убивать до смерти.

* № 12.

И люди этой науки стали выдумывать и придумали всѣ тѣ сложныя, хитроумныя глупости государственнаго права, которыя для всякаго мыслящаго человѣка представляютъ пустую болтовню, не имѣющую никакого содержанія, но кажутся очень важными и убѣдительными для тѣхъ, кому нужно оправданіе.

Оправданіе же нужно для всѣхъ тѣхъ, которые пользуются выгодами государственныхъ преступленій, и таковы всѣ зажиточные классы. Среди этихъ зажиточныхъ классовъ и возникла и держится эта наука. Выводы же этой науки безъ всякихъ объектовъ и субъектовъ, а въ простомъ видѣ того, что государство и правительство необходимы и даже священны, какъ несомнѣнная и непререкаемая истина, внушаются большимъ массамъ народа, точно также какъ прежде внушались народу только послѣдніе выводы церковныхъ положеній безъ всѣхъ богословскихъ тонкостей и подробностей. И народъ, забитый трудомъ, не имѣющій время обсуждать то, что ему внушается, вѣритъ на слово, тѣмъ болѣе что каждый знаетъ, что его убьютъ, если онъ не будетъ повиноваться.

* № 13.

Стоитъ просмотрѣть исторію отъ Кировъ, Ганибаловъ, до Елизаветъ англійскихъ, Людовиковъ и до Петровъ, Екатеринъ «великихъ», Наполеоновъ, Николаевъ I, для того чтобы понять, какими средствами достигается власть и удерживается, какая главная цѣль ея и каковы должны быть качества властвующаго. И этихъ то людей выставляетъ другая лживая наука — исторія, за малыми исключеніями, когда ужъ никакъ нельзя этого сдѣлать, какъ при Елизаветѣ англійской и Іоаннѣ IV и когда вступаетъ новая династія, образцами всякихъ добродѣтелей, какъ гадкая старуха Екатерина или Наполеонъ,⁶² Николай,⁶³ Александръ III.

* № 14.

Что же такое это устройство и какъ происходитъ учрежденіе, называемое правительствомъ?

О цѣли, назначеніи, происхожденіи правительствъ написаны горы сложныхъ, несогласныхъ между собою трактатовъ, называемыхъ ученіемъ о государственномъ праве. Въ трактатахъ этихъ одни говорятъ, что причина возникновенія государствъ и власти въ патріархальномъ быте, другіе говорятъ, что причина въ договоре между гражданами и властью, третьи — что причины возникновенія государствъ экономическія. Назначеніе же правительствъ по мнѣнію однихъ, въ осуществленіи нравственнаго закона, по мнѣнію же другихъ, въ установленіи всеобщаго блага, по мнѣнію третьихъ, чего то очень неяснаго, называемаго идеей права.

Въ трактатахъ этихъ говорится о какой то волѣ государства, объ объектѣ и субъектѣ власти, объ юридической природе и личности государства и тому подобныхъ невразумительныхъ предметахъ, подробно разсказывается о томъ, какъ знаменитые Герберъ и Еллинекъ то отрицали юридическую личность, то признавали ее, и о томъ, что знаменитый Лоренцъ, Штейнъ и столь же знаменитый Лабандъ развили ученіе о государствѣ какъ волеспособной личности; но знаменитые Мауренбрехеръ и Максъ Зейдель отвергли это ученіе о государствѣ какъ о волеспособной личности. Съ ихъ точки зренія государство не субъектъ власти, а объектъ, Мингъ же и Герцфельдеръ не признаютъ государство ни субъектомъ ни объектомъ власти. И эти ученые, по мненію Коркунова, изъ книги котораго я черпаю эти сведѣнія, уже близки къ истине, но еще ближе къ истине Гирке и Прейсъ. А уже совсемъ близки Іерингъ, Генель, Бирлингъ и въ особенности Бернатцикъ, пошедшій куда то дальше всѣхъ.

Все эти удивительныя глупости, наполняющія милліоны книгъ, почти совершенно подобныя темъ богословскимъ глупостямъ, которыя точно также наполняли горы книгъ, очевидно происходятъ изъ того же источника, изъ котораго исходили и богословскія хитроумныя разсужденія: изъ желанія скрыть сущность дурнаго дѣла обмана, лжи и оправдать ихъ.

Казалось бы, что можетъ быть проще и понятнѣе причинъ происхожденія и существованія правительственной власти. Она не только на глазахъ всѣхъ, но всѣ люди чувствуютъ ее и потому очень хорошо знаютъ, что сущность ея никакъ ни въ объектахъ и субъектахъ и не въ осуществленіи идеи права и т. п. вздорѣ.

Всѣ знаютъ и понимаютъ и по оправданіямъ и по совершаемому наблюденію, что возникаетъ правительственная власть не вслѣдствіи существованія государства, а государство возникаетъ отъ правительственной власти, какъ Австрія, Пруссія, Россія, Турція да и всѣ государства. Правительственная же власть возникаетъ всегда только отъ того, что болѣе сильные, лучше вооруженные люди завоевываютъ, т. е. убійствами и всякаго рода насиліями подчиняютъ себѣ болѣе слабыхъ и хуже вооруженныхъ людей, обкладываютъ ихъ податями и вводятъ между ними свои законы, и что дѣятельность правительствъ состоитъ только въ томъ, чтобы всякаго рода насиліями, обманами, коварствами, развращеніемъ людей удерживать ихъ въ своей власти.

Такъ образовывались всѣ извѣстныя намъ правительства. Такъ образовывалось Русское государство съ своей Польшей, Финляндіей и неудавшейся Манчжуріей. Такъ образовалась Британская имперія съ своей Индіей, Египтомъ, Трансваалемъ, Франція съ своими Африканскими владѣніями, Америка съ Кубой и Филиппинами, Австрія съ своими итальянцами и славянами.

И такъ управляются всѣ государства.

Такъ что въ самомъ простомъ и понятномъ объясненiи и опредѣленіи правительство есть ничто иное, какъ рядъ дурныхъ поступковъ, совершаемыхъ одними людьми надъ другими съ тѣмъ только отличіемъ отъ другихъ дурныхъ поступковъ, что дурные поступки, совершаемые тѣми, которые называются разбойниками, мошенниками, ворами, считаются дурными, правительственныя же преступленія (также какъ рабство въ свое время), будучи общимъ преступленіемъ, не считаются таковыми, но оправдываются и даже возвеличиваются.

Въ прежнее время оправданіемъ государства и правительственной власти занималась лжехристіанская церковь. И церковь въ свое время съ успѣхомъ исполняла эту обязанность.

Когда же люди перестали вѣрить церкви, перестали вѣрить въ святое помазаніе властителей, эту обязанность обманывать народъ взяла на себя такъ называемая «наука» въ своихъ двухъ отрасляхъ: правовѣденія и исторіи. Правовѣденіе повыдумывало всѣ тѣ сложныя глупости государственнаго права, которыя для всякаго мыслящаго человѣка представляютъ только пустую, туманную болтовню, не имѣющую никакого содержанія, но кажутся очень важными и убѣдительными для тѣхъ, кому нужно оправданіе.

Исторія же занимается или тѣмъ, что восхваляетъ всѣ преступленія злодѣевъ, бывшихъ во власти, или, какъ это началось въ послѣднее время, когда преступность этихъ людей стала слишкомъ очевидна, — тѣмъ, что доказываетъ независимость отъ духовныхъ силъ и воли человѣка всѣхъ поступковъ людей и потому ненужность бороться съ тѣми государственными преступленіями, которыя совершаются.

* № 15.

Правительство вмѣстѣ съ богатыми классами, имѣя власть и боясь потерять ее, старается скрыть отъ народа несоотвѣтствіе его положенія съ его сознаніемъ, одуряетъ его и достигаетъ этимъ цѣли, и одуренный народъ, не въ состояніи понять своей выгоды, продолжаетъ поддерживать тѣ правительства и высшіе классы, которые извращаютъ его жизнь и развращаютъ его.

Какъ же освободиться отъ этого ложнаго круга?

Людямъ говорятъ, внушаютъ всѣми средствами, что правительства, т. е. право одного или нѣсколькихъ лицъ силою заставлять другихъ людей исполнять ихъ волю (подчиняться установленному закону, платить извѣстныя подати, воевать) необходимо, т. е. менѣе вредно, чѣмъ отсутствіе правительственнаго насилія, и что поэтому правительства не только неизбѣжно необходимы, но и благодѣтельны и священны. Люди вѣрили и вѣрятъ въ это въ особенности потому, что тѣхъ, кто не вѣритъ въ это, судятъ, мучаютъ, наказываютъ, но все таки въ послѣднее время, вслѣдствіи, съ одной стороны, все большей и большей дерзости и преступности правительствъ, съ другой, вслѣдствіи бóльшаго развитія гражданъ и болѣе тѣснаго общенія гражданъ разныхъ государствъ, невольно возникаетъ вопросъ, что всѣ тѣ бѣдствія, которыя терпѣло и терпитъ человѣчество отъ правительствъ, всѣ тѣ казни, войны, раздробленія народовъ, ограбленія, развращенія, совершенныя и совершаемыя правительствами, выкупаются ли тѣми благами, которыя они даютъ намъ, или точнѣе: какія бѣдствія больше, тѣ ли, которые люди переносятъ отъ правительствъ, или тѣ, которыя испытали бы люди, если бы не было правительствъ?

Для мірскихъ людей вопросъ этотъ всегда рѣшается въ пользу правительствъ, во 1-хъ, потому, что неподчиненіе правительствамъ влечетъ за собою всякія и большія бѣдствія для личной жизни, и потому естественнѣе рѣшить вопросъ такъ, чтобы не подвергаться этимъ бѣдствіямъ, во 2-хъ, и главное, потому, что нельзя доказать того, что бѣдствія, которыя могутъ произойти отъ отсутствія правительствъ, не будутъ больше, чѣмъ бѣдствія, какъ бы велики они ни были, производимыя правительствами, такъ какъ никто не можетъ знать, чтобы бы было, если бы чего нибудь не было. Такъ что хотя именно то, что воображаемыя бѣдствія, имѣющія произойти при отсутствіи правительствъ, противуполагаются реальнымъ, и то, что такіе же доводы всегда приводились передъ уничтоженіемъ привычныхъ, ненужныхь и вредныхъ установленій тѣми, кому они были нужны, какъ, напримѣръ въ защиту пытокъ, сжиганія колдуновъ и вѣдьмъ, рабства и т. п., всетаки нѣтъ никакой возможности отвѣтить въ ту или другую сторону рѣшительнымъ отвѣтомъ на вопросъ, какъ онъ поставленъ.

И большинство людей удовлетворяется такимъ отвѣтомъ и будетъ удовлетворяться имъ всегда, до тѣхъ поръ, пока не возникнетъ въ обществѣ истинное религіозное сознаніе, при которомъ вопросъ становится въ иной формѣ, а именно въ такой, при которой вопросъ относится не къ соображеніямъ общаго блага, а къ отдѣльной человѣческой личности.

Въ такой формѣ вопросъ выражается такъ: согласны ли тѣ требованія, которыя предъявляетъ къ тебѣ правительство, съ требованіями твоей совѣсти? Или тотъ же вопросъ еще въ другой формѣ: что для тебя важнѣе — подвергнуться всѣмъ тѣмъ бѣдствіямъ, которыя, какъ говорятъ тебѣ, постигнутъ тебя при уничтожении правительства, или поступить противъ своей совѣсти, принимая участіе въ дѣлахъ правительства?

Вопросъ этотъ въ этой самой формѣ всегда стоялъ и теперь стоитъ передъ каждымъ человѣкомъ, но отвѣтить на него отрицательно, т. е. предпочесть всѣ возможныя тѣлесныя опасности отступленію отъ требованія совѣсти, можетъ только человѣкъ религіозный, т. е. ставящій законъ Бога выше всѣхъ законовъ человѣческихъ. И потому, какъ бы ни были велики преступленія правительствъ и требованія участія въ нихъ, какъ нынѣшнія, когда эти преступленія и требованія дошли до высшей степени, человѣкъ не религіозный не можетъ отказаться отъ исполненія ихъ.

* № 16.

Сначала ограбить, потомъ развратить и одурить человѣка: вотъ то, что дѣлаетъ всякое правительство надъ всѣми своими подданными. И вотъ эта то преступная, жестокая, грабительская, развратительная дѣятельность считается не только необходимой для жизни людей, какъ воздухъ для дыханія, но и похвальной и благодѣтельной, такой, въ которой долженъ стремиться участвовать каждый человѣкъ, желающій быть полезнымъ людямъ, такой дѣятельноетыо, въ вознагражденіе за которую главныхъ дѣятелей правительства, совершающихъ самыя ужасныя государственныя преступления, восхваляютъ, называя «великими», отцами народа, благословенными, при жизни и и по смерти возвеличиваютъ, ставя имъ хвалебные памятники на площадяхъ и въ лживыхъ книгахъ исторіи.

* № 17.

«Но если между людьми распространенъ и признается идеалъ равенства, свободы и любви,⁶⁴ идеалъ этотъ служитъ для людей мѣриломъ того, что они считаютъ добромъ и зломъ. Люди знаютъ, что осуществленіе этого идеала можетъ дать имъ благо, то какая же нужна еще религія для осуществленія идеала?»

Такъ думаютъ многіе, такъ учатъ людей думать тѣ ограниченные книжники, которые называютъ себя людьми науки, и разсужденіе это самое распространенное, и ничто очевиднѣе этого разсужденія не показываетъ того легкомысленнаго, самоувѣреннаго невѣжества, въ которомъ находятся эти люди, какъ именно это разсужденіе.

Люди, разсуждающіе такъ, не знаютъ того высшаго свойства души, которое называется религіей, и думаютъ замѣнить ее ея послѣдствіемъ.

Явленіе это самое обыкновенное при всякой религіи. Оно состоитъ въ томъ, что люди не религіозные послѣдствія, выводимыя изъ религіознаго міровоззрѣнія, принимаютъ и ставятъ на мѣсто религіи.

Религія, скажемъ, Браминовъ, т. е. извѣстное отношеніе къ Богу, имѣетъ своимъ естественнымъ послѣдствіемъ молитву, душевное общеніе съ Богомъ, и вотъ люди, не усвоившіе себѣ религіознаго міровоззрѣнія, начинаютъ молиться, произносить слова, крутить молитвенные валики, воображая, что они раздѣляютъ религіозное ученіе Браминовъ; или послѣдствіе христіанскаго міровоззрѣнія есть милосердіе, милостыня, и люди начинаютъ давать деньги, воображая, что они христіане. А между тѣмъ молитва, какъ и милостыня, есть только одно изъ безконечно многихъ проявленій въ жизни религіознаго браминскаго или христіанскаго религіознаго міровоззрѣнія. Точно также и тотъ распространенный въ нашемъ обществѣ идеалъ равенства, свободы, любви есть только одно изъ проявленій религіознаго міровоззрѣнія нашего времени. Главное же то, что когда люди принимаютъ одно изъ проявленій религіознаго ученія, какъ молитва, милостыня, идеалы равенства, свободы, братства, не принявъ за руководство жизни всего ученія, они исполняютъ эти проявленія только тогда, когда это имъ удобно и не требуетъ отъ нихъ жертвы. Отъ этого и происходитъ то, что люди, усвоившіе себѣ извнѣ идеалы равенства, свободы, братства, прилагаютъ ихъ къ жизни только тогда, когда это удобно имъ, не нужно жертвы, и только эти усвоенныя ими извнѣ [идеалы] прилагаютъ къ жизни безъ всего другаго, вытекающаго изъ того же источника и сопутствующаго этимъ началамъ. Отъ этого и происходило и происходитъ то, что люди, вѣрящіе въ плодотворность, благость и приложимость идеаловъ равенства, свободы, братства думаютъ осуществить ихъ посредствомъ пріемовъ насилія, прямо отрицаемыхъ тѣмъ самымъ религіознымъ міровоззрѣніемъ, изъ котораго вытекаютъ сочувственные имъ идеалы.

Вотъ поэтому то исправить положеніе людей христіанскаго общества можетъ только усвоеніе не послѣдствій, вытекающихъ изъ религіознаго ученія, a усвоеніе самаго ученія, такого ученія, которое устанавливаетъ извѣстное отношеніе человѣка къ міру, къ Богу. Изъ этого отношенія выводится смыслъ жизни, назначеніе человѣка и все направленіе дѣятельности, въ которомъ идеалы равенства, свободы, братства составляютъ только одну малую частицу. Только для такого человѣка возможны поступки, представляющіеся жертвой для нерелигіознаго человѣка, для религіознаго же только естественнымъ и радостнымъ исполненіемъ своего назначенія.

И потому для обновленія человѣчества, для исправленія существующаго зла, для выхода изъ того заколдованнаго круга, въ которомъ вертится человечество, нужно только одно: единое на потребу, возстановленіе, установленіе такого религіознаго ученія, которое отвѣчало бы требованіямъ времени, знаніямъ, общенію людей и высшей потребности души человѣка — знаніе своего значенія и назначенія въ этомъ состояніи жизни между двумя безконечностями, въ которомъ сознаетъ себя всякій нормальный человѣкъ, не извращенный ложной наукой, какъ только входитъ въ обладаніе всѣхъ своихъ духовныхъ силъ.

* № 18.

Что же нужно? Прежде всего разрушеніе обмановъ, скрывающихъ истину: обмана церкви, занимающаго то святое мѣсто, которое въ душѣ человѣка должно быть занято истинной религіей, такой, которая требуетъ отъ человѣка не исполненія извѣстныхъ обрядовъ, а даетъ ему направленіе и руководство во всѣхъ дѣлахъ жизни, въ особенности же разрушеніе и другого обмана — науки, того ужаснаго суевѣрія, что случайныя знанія о самыхъ разнообразныхъ, ничѣмъ между собой не связанныхъ предметахъ могутъ замѣнить познаніе своего человѣческаго отношенія къ Богу, своего назначенія и вытекающаго изъ него руководства въ поведеніи. И, какъ ни странно это можетъ показаться, стоитъ только уничтожить эти два обмана, и тотчасъ же ничѣмъ уже не затемняемый возникаетъ въ душѣ человѣка вопросъ о томъ: кто онъ? зачѣмъ онъ живетъ въ этомъ мірѣ? Чѣмъ ему и какъ мнѣ жить въ этой жизни до тѣхъ поръ, пока онъ сознаетъ въ себѣ свободу выбора поступковъ, и что меня ожидаетъ?

И стоитъ только возникнуть этимъ вопросамъ безъ тѣхъ лживыхъ отвѣтовъ, которые даетъ на нихъ церковь и наука, и отвѣты эти всякій человѣкъ найдетъ въ основахъ всѣхъ истинныхъ религій: Браманизма, Буддизма, Таосизма, Конфуціанства, Еврейства, Христіанства и всѣхъ тѣхъ истинно религіозно-нравственныхъ ученіяхъ, которыя возникли на этихъ основахъ.

Основы эти очень просты, доступны всѣмъ людямъ и одни и тѣ же для людей всего міра, не могутъ быть не одни, потому что всѣ люди, рождающіеся и умирающіе и располагающіе своими силами среди міра другихъ существъ, находятся въ совершенно тожественномъ положеніи.

Основы эти во всѣхъ религіозныхъ вѣроученіяхъ однѣ и тѣ же; одни и тѣ же отвѣты на вопросы, которые неизбѣжно ставил себѣ всегда и ставитъ себѣ всякій живой человѣкъ, свободный отъ обмановъ.

Кто я? Существо на короткое время появившееся въ міръ для того, чтобы черезъ очень короткій срокъ, а можетъ черезъ часъ, перестать быть тѣмъ, чѣмъ я былъ, или совсѣмъ изчезнуть, или быть чѣмъ то для меня непостижимымъ.

Зачѣмъ я живу? Не знаю и не могу знать. Но явно живу не для своей личности, потому что она изчезнетъ скоро и можетъ изчезнуть всякую секунду. И потому живу явно для цѣлей мнѣ недоступныхъ, для цѣлей той силы, которая произвела меня.

Какъ же мнѣ жить?

Если я не могу жить для себя, то явно, что жить я долженъ такъ, какъ хочетъ отъ меня Тотъ или То, что произвело меня. Чего же онъ или оно хочетъ? На этотъ вопросъ отвѣчаетъ преданіе всего человѣчества, практическое ученіе всѣхъ вѣръ, всѣхъ мудрецовъ: жить такъ, чтобы увеличивать любовь въ людяхъ, поступать съ другими такъ, какъ хочешь чтобы поступали съ тобой.

И то, что такъ надо жить, подтверждаетъ мое внутреннее чувство, моя совѣсть, подтверждаетъ опытъ и моей и общей жизни. Чѣмъ больше я исполняю этотъ законъ любви, тѣмъ лучше, радостнѣе моя жизнь, тѣмъ лучше, радостнѣе жизнь вокругъ меня.

Что же меня ожидаетъ? Не знаю. Знаю только то, что чѣмъ больше я исполняю то, что считаю своимъ назначеніемъ, тѣмъ надежнѣе я смотрю на будущее и тѣмъ менѣе нужно мнѣ разрѣшеніе вопроса о томъ, что меня ожидаетъ.

Вотъ тѣ отвѣты, которые даетъ себѣ всякій живой неиспорченный человѣкъ, когда освободится отъ обмановъ церкви и науки.

Отвѣты эти на вопросы будутъ для всѣхъ приблизительно тѣ же, потому что разумъ всѣхъ людей и положеніе ихъ въ мірѣ одно и то же, и отвѣты эти въ самыхъ разнообразныхъ формахъ были выражены и выражаются людьми. И отвѣты эти будутъ не слова, не пожеланія о томъ, чтобы люди руководствовались принципами равенства, свободы, братства, и будетъ религія, установленное отношеніе къ міру, изъ котораго само собой будетъ вытекать деятельность, устанавливающая не только равенство, свободу, братство, но и многое другое — и цѣломудріе, и любовь къ животнымъ, и воздержаніе, и терпѣніе, и прощеніе, и сознаніе человѣческаго достоинства, и, главное, любовь, включающую въ себя почти все.

* № 19.

Сельскій, земледѣльческій, здоровый трудъ среди природы, развивающій и физическія и духовныя силы, все больше и больше замѣняется трудомъ фабричнымъ, и сельская жизнь съ питаніемъ чистыми, своими руками произведенными плодами земли замѣняется городскими, нездоровыми помещеніями и покупной, подделанной, вредной пищей, наполненнымъ міазмами воздухомъ и всей тревожной, убійственной, полной соблазновъ жизнью города. Деревни пустеютъ, города растутъ, и народъ слабеетъ, рождаемость уменьшается, и порода портится. Все видятъ, знаютъ это. И никто ничего не можетъ сделать для того, чтобы остановить всѣ эти все увеличивающіяся и увеличивающiяся бѣдствія.

Всѣ тѣ блага семейной жизни, которыя вносила и можетъ вносить въ жизни людей женщина, заменились темъ зломъ, которое можетъ вносить въ жизнь та же женщина, когда она поставлена въ несвойственныя ей условія. Въ рабочихъ классахъ женщина задавлена работой и нуждой, часто этой нуждой приводится къ разврату. Богатые женятся поздно или вовсе не женятся, заменяя бракъ допускаемымъ и даже поощряемымъ существующимъ устройствомъ развратомъ. Проституція во всехъ видахъ допускается и даже учреждается правительствами. Все видятъ и чувствуютъ пагубность такого положенія женщины и такого отношенія половъ, но при теперешнемъ устройствѣ общества не видятъ возможности измененія ни того, ни другого.

** № 20.

Машина эта давно извѣстна міру и давно извѣстны дѣла ея. Это та самая машина, посредствомъ которой въ Россіи властвовали, избивая и мучая людей, то Іоаннъ IV, то шальной, звѣрски жестокій, восхваленный Петръ съ своей пьяной кампаніей, то безграмотная, распутная дѣвка «Катька», то нѣмецъ Биронъ, любовникъ глупой⁶⁵ бабы, считавшейся императрицей, то⁶⁶ нѣмка Анна, любовница другого немца, то распутная дѣвка Елизавета, потомъ распутная изъ распутныхъ нѣмка, мужеубійца Екатерина «великая» II, то полубѣшенный Павелъ, то отцеубійца, лгунъ, ханжа Александръ, то глупый, грубый, жестокій солдатъ Николай, то слабый, неумный и недобрый Александръ II, то совсѣмъ глупый, грубый невежественный Александръ III. И всѣ эти жалкіе люди, всѣ, зa исключеніемъ тѣхъ, которые убиты заступившими ихъ мѣсто, какъ несчастный Петръ III и Павелъ, всѣ они возводятся въ герои, геніи благодѣтели человѣчества. <И вотъ царствуетъ теперь невѣжественный, слабый и недобрый Николай II со своими иконами и мощами, устраиваетъ безцѣльную, безсмысленную погибель милліардовъ рублей и сотенъ тысячъ людей на Дальнемъ Востокѣ и благословляетъ отсылаемыхъ на убійство сотни тысячъ людей. И если только онъ умретъ своей смертью и на его мѣсто вступятъ законные наследники, найдутся такіе же хвалители, которые и въ этомъ жалкомъ существѣ найдутъ особенныя доблести и будутъ его называть благодѣтелемъ Россіи, какъ его предшественниковъ.>⁶⁷

<Все это — отъ Екатерининскихъ мерзостей, раздѣла Польши и раздариванія десятковъ тысячъ крестьянъ своимъ мальчикамъ любовникамъ и до теперешняго истребленія и развращенія милліоновъ людей>⁶⁸ — Все это дѣла этой ужасной машины. Захватываетъ машину <конюхъ, котораго полюбила толстая Анна и управляетъ русскимъ народомъ. Прогоняютъ смѣлые люди нѣмца и сажаютъ на его место пьяную дѣвку>⁶⁹ Елизавету, и она посылаетъ армію воевать противъ Пруссаковъ; умерла она, и выписанный ею нѣмецъ племянникъ, посаженный на ея место, велитъ войскамъ воевать за Пруссаковъ.

Убиваетъ распутная немка шального нѣмца — своего мужа и начинаетъ со своими любовниками управлять Россіей, раздариваетъ имъ десятки тысячъ русскихъ крестьянъ и устраиваетъ для нихъ то греческій, то индійскій проэктъ, ради которыхъ гибнутъ жизни милліоновъ. Попалъ нынче по наследству малоумный гусарскій офицеръ, и онъ устраиваетъ со своими клевретами свой манжуро-корейскій проэктъ, стоящій милліарды рублей и сотни тысячъ жизней.

Ведь это ужасно. Ужасно, главное, потому, что если и кончится эта безумная война, то завтра можетъ новая фантазія, съ помощью окружающихъ его негодяевъ, взбрести въ слабую голову⁷⁰ властвующаго человека, и человекъ этотъ можетъ завтра устроить новый африканскій, американскій, индійскій проэктъ, и начнутъ опять вытягивать послѣднія силы изъ русскихъ людей и погонятъ ихъ убивать на другой край свѣта.

* № 1.

Теперь у насъ въ Россіи происходитъ волненіе народа, преимущественно въ паразитныхъ слояхъ народа, изъ которыхъ самый вліятельный — такъ называемая интеллигенція. Интеллигенція, т. е. люди подъ предлогомъ услугъ, которыя они оказываютъ народу, услутъ въ родѣ писаній статей, или выдаванія вредныхъ лѣкарствъ, или обученія народа ненужнымъ глупостямъ, или писаніемъ картинъ, сочиненіемъ сонатъ и произнесеніемъ за деньги рѣчей въ судѣ — все услуги, о которыхъ народъ ихъ не проситъ, живущіе грабежомъ, т. е. трудомъ народнымъ, которыхъ гораздо правильнѣе назвать паразитами, опредѣляя и по ихъ средствамъ жизни и по болѣе чѣмъ сомнительному развитію интеллекта.

* № 2.

1) Ученіе Генри Джорджа, невольно обратившее на себя вниманіе своего ясностью и силой наиболѣе въ Англіи и Америке въ 80-хъ и 90-хъ годахъ, очень скоро, особенно послѣ смерти Джорджа, остановилось въ своемъ внѣшнемъ распространеніи, стало забываться, и проложенная въ пустынѣ дорога все засыпается и засыпается пескомъ пустыни, т. е. пустой газетной, журнальной и профессорской болтовней, потворствующей тѣмъ, которымъ выгодна частная земельная собственность.

* № 3.

Такъ это было съ ученіемъ Джорджа. Мнимая наука политической экономіи, лживыя положенія которой Джорджъ долженъ былъ разбить (что онъ и прекрасно сдѣлалъ) для того, чтобы высказать свои ясныя, понятныя и нужныя мысли, совершенно игнорируетъ Джорджа. Если же касается его положеній, то, подводя его подъ тѣ свои опредѣленія, которыя опровергнуты Джорджемъ, легко разбиваетъ его, и все это глубокое, простое ясное и нужное ученіе для слѣпо вѣрующихъ въ науку (а ихъ легіонъ, такихъ же, какихъ былъ легіонъ вѣрующихъ въ церковь) представляется какой то неудачной теоріей, вполнѣ опровергнутой «настоящей наукой».

* № 4.

<И что же — русскіе ученые, образованные, досужіе люди ничего иного не могут придумать для народа, благомъ котораго они такъ озабочены, какъ только то, чтобы повторять безполезную и ни къ чему не ведущую болтовню европейскихъ соціалистовъ, которая, продолжаясь уже давно, не привела рабочихъ людей ни къ какимъ результатамъ и, очевидно, ни къ какимъ привести не можетъ, что уже начинаютъ понимать многіе. Руcскіе интеллигенты озабочены только тѣмъ, какъ бы имъ не пропустить того, что дѣлаютъ ихъ образцы.

* № 5.

И что же — русскіе люди, тѣ самые, которые хотятъ служить народу, не только не видятъ этого и вѣрятъ, какъ въ старину вѣрили Библіи и всѣмъ догматамъ церкви; «вѣрятъ» тому, что провозглашали европейскіе мудрецы Марксы, Энгельсы, Каутскіе и др., и все не видятъ для русскаго народа никакого другого средства улучшенія его положенія, какъ то, чтобы лишиться земли и, сложившись въ соціалиcтическій союзъ, какимъ то таинственнымъ способомъ овладѣть орудіями труда и сложиться въ воображаемое соціалистическое государство, и не хотятъ знать того, что хочетъ знать весь русскій народъ, но озабочены только тѣмъ, какъ бы привести весь русскій народъ какъ можно скорѣе въ то положеніе, въ которомъ находятся европейскіе народы.

* № 6.

Только отъ этого люди нашего времени вообще и люди интеллигенціи въ особенности (едва ли не болѣе всѣхъ другихъ интеллигенций совершенно лишенные религіознаго сознанія) такъ превратно понимаютъ жизнь того народа, которому они хотятъ служить болѣе или менѣе искренно своей дѣятельностью, что требуютъ для него то, чего ему не нужно, и умалчиваютъ о томъ и даже считаютъ ненужнымъ то, что одно онъ считаетъ для себя самьмъ нужнымъ.

Человѣкъ, не имеющій религіознаго пониманія жизни, не виноватъ въ томъ, что не понимаетъ смысла своей жизни, но такой человѣкъ долженъ понимать, что, не зная смысла своей жизни и жизни вообще, прямо заявляя об этомъ, какъ это дѣлаютъ русскіе интеллигенты, что такой человѣкъ никакъ не можетъ учить жизни тотъ самый народъ, который знаетъ смыслъ своей жизни, живетъ полной трудовой жизнью и кормитъ и содержитъ всю эту кишащую на немъ паразитную интеллигенцiю, мнимо озабоченную его благомъ.

И потому улучшеніе положенія народа, которое не можетъ наступить безъ уничтоженія земельной собственности, никакъ не можетъ быть достигнуто агитаціями, бунтами, революціями, всѣмъ тѣмъ, чѣмъ хочетъ служить народу русская интеллигенція.

Поразительнымъ доказательствомъ неразумности разрѣшенія этого вопроса можетъ служить то, что сдѣлано было большой французской революціей по отношенію земельной собственности. Земля была признана принципіально общей и насильственно отобрана отъ большихъ собственниковъ. И послѣдствія были тѣ, что нигде люди не держатся такъ жадно за земельную собственность, какъ именно во Франціи.

* № 7.

Не имѣя религіознаго сознанія, т. е. не понимая смысла жизни, они не могутъ опредѣлить того, что составляетъ истинное благо людей, что для жизни человеческой наиболее, что менѣе важно: они видятъ разныя частныя причины бѣдствій народа, но не видятъ основного. «Хорошо образованіе народа, хороши техническія усовершенствованія, хороша вѣротерпимость, хороши производительныя и потребительныя товарищества, хорошо и представительство и многое другое. И они ищутъ всего этого безъ внутренней связи и, главное, безъ пониманія всего того, что всѣ эти мѣры, если бы и были осуществлены, онѣ бы не улучшили положенія народа, всего народа, богатыхъ и бѣдныхъ, и сильныхъ и слабыхъ, до тѣхъ поръ, пока не будетъ уничтожена основная причина бѣдствій — несправедливость земельнаго захвата; точно также, какъ никакія усовершенствования не могли улучшить положеніе народа, среди котораго было рабство, до тѣхъ поръ, пока оно не было уничтожено.

Заблужденіе нашихъ заступниковъ народа — заблужденіе невольное, такъ какъ человѣкъ, не имѣющій религіознаго пониманія жизни, не виноватъ въ томъ, что пониманіе его ограничено. Заблужденіе ихъ въ томъ, что для нихъ вопросъ земельной собственности (въ особенности вследствіе напыщенной болтовни мнимой науки политической экономіи) представляется однимъ изъ частныхъ вопросовъ въ устройстве общественно-экономической жизни, наравне съ вопросами капитала, рабочей платы, процента, дохода и т. п., тогда какъ вопросъ о земельной собственности есть прежде [всего] вопросъ нравственный, религіозный, такой же, какимъ былъ вопросъ личнаго равенства.

Земельная собственность есть прежде всего грѣхъ, ужасный грѣхъ въ христіанскомъ обществѣ, въ которомъ люди по своей вѣрѣ признаютъ всѣхъ людей равными и братьями, грѣхъ такой, какимъ былъ грѣхъ личнаго рабства, и какъ личное рабство было губительно не только для рабовъ, но и для владѣльцевъ, такъ земельное рабство одинаково губительно и для рабовъ земельныхъ и для землевладѣльцевъ.

Вѣдь какъ только церковь своими злыми софизмами могла, успокаивая ихъ совѣсть, оправдывать землевладѣльцевъ, такъ только теперешняя наука могла своей искусной аргументаціей въ отвлеченныхъ понятіяхъ такъ запутать людей, что они совершенно не видятъ того ужаснаго грѣха, который они совершаютъ, удерживая для своихъ барышей, забавъ, удовлетворенія похоти ту землю, которая нужна рабочимъ людямъ.

* № 8.

Народъ понимаетъ, что земельная собственность не есть учрежденіе въ родѣ школьнаго закона, новыхъ податей, земскихъ насильниковъ, солдатства, паспортовъ, но есть великій грѣхъ, такой же, какимъ былъ грѣхъ крѣпостного права и грѣхъ не прошедшій, a настоящій, и не временный, а постоянно совершаемый. И народъ чувствуетъ этотъ грѣхъ, не можетъ не чувствовать его, потому что постоянно страдаетъ отъ него. Тоже самое было съ крѣпостнымъ правомъ, пока оно было во всей своей силѣ. Были помѣщики, которые чувствовали грѣхъ владѣнія людьми, старались уничтожить это учрежденіе, но какъ бы чутки они не были, они не могли чувствовать его такъ, какъ чувствовали его крестьяне, несмотря на сознаніе неправды владѣнія крѣпостными, и продолжали владѣть крестьянами, и совѣсть ихъ была почти спокойна. Тѣ изъ насъ, которые еще владѣли крѣпостными, не мучаются совѣстью при этихъ воспоминаніяхъ, и наслѣдники тѣхъ дѣдовъ и отцовъ, которые владели крѣпостными, легко прощаютъ ихъ за это и даже вовсе не ставятъ въ вину имъ владѣніе людьми. Но народъ, который несъ всю ужасную тяжесть насилія, униженія, страданія, развращенія крѣпостного права, не забылъ этого времени и съ отвращеніемъ и ужасомъ вспоминаетъ всѣ послѣдствія того грѣха, который совершали надъ нимъ. Тоже самое и теперь съ земельной собственностью.

Большинство теперешнихъ землевладѣльцевъ не видитъ, не сознаетъ, хотя всякій смутно чувствуетъ, нельзя не чувствовать грѣха того зла, которое онъ дѣлаетъ. Есть такіе, которые чувствуютъ всю несправедливость этого владѣнія землей, но стараются успокоить и успокаиваются тѣмъ, что всѣ такъ, что нельзя иначе при теперешнемъ устройствѣ общества, или тѣмъ, что они приносятъ пользу своимъ культурнымъ хозяйствомъ, или тѣмъ, что даютъ работу народу. Такъ или иначе, всѣ болѣе или менѣе успокаиваются настолько, что продолжаютъ владѣть землей... — Но народъ также, какъ это было въ крѣпостномъ правѣ, не можетъ не чувствовать въ тысячу разъ сильнѣе всю неправду этого неперестающаго, совершающагося грѣха. Точно также какъ при крѣпостномъ правѣ, онъ чувствуетъ то насиліе, которое совершалось надъ нимъ, когда его дѣтей отрывали отъ семьи, продавали, какъ товаръ, били, сѣкли, унижали, развращали его женщинъ. Точно также онъ чувствуетъ это и теперь, когда вынужденъ работать ненужную, вредную, чужую работу только чтобы прокормить семью, когда чувствуетъ себя въ полной власти тѣхъ, большей частью праздныхъ безнравственныхъ людей, которые захватили ту часть земли, которая по вѣчному закону должна принадлежать ему, когда видитъ неизбѣжное развращеніе его сыновей, женъ, дочерей, которыя отъ недостатка земли бѣгутъ въ городскіе вертепы разврата.

Совершающіе грѣхъ могутъ забыть про него, онъ отзовется на нихъ послѣ, но тотъ, надъ кѣмъ совершается грѣхъ, не можетъ не страдать отъ него.

* № 9.

Въ Россіи происходятъ теперь неперестающія волненія. Рабочіе городскіе, слесаря, ткачи, хлебопеки, портные, кучера, типографщики, желѣзнодорожные, приказчики, всѣ люди, получающіе несравненно больше жалованія и лучшее содержаніе, чѣмъ сельскіе рабочіе, дѣлаютъ стачки, требуютъ увеличенія жалованія, уменьшенія часовъ работы, всякаго улучшенія. (Есть такіе желѣзнодорожные служащіе, которые, работая шесть часовъ, требуютъ уменьшенія до пяти часовъ.)

Забастовываютъ ученики школъ, музыканты, живописцы, дѣвицы въ институтахъ, не говоря уже про гимназистовъ и студентовъ. Всѣ они забастовываютъ, т. е. пугаютъ кого то тѣмъ, что если не исполнятъ ихъ требованій, то они перестанутъ пріобрѣтать тѣ знанія и искусства, благодаря которымъ они устраиваются на шеѣ народа такъ, чтобы получать содержаніе въ десять и сто разъ больше, чѣмъ то, что получаетъ самый трудолюбивый крестьянинъ. Главныя же волненія происходятъ среди адвокатовъ, журналистовъ, бойкихъ говоруновъ — дворянъ, профессоровъ, техниковъ, докторовъ, вообще всѣхъ тѣхъ людей, которые или ничего не дѣлаютъ или дѣлаютъ очень мало и получаютъ за это очень малое и часто ненужное и даже вредное дѣло очень большое вознагражденіе, сбираемое съ народа. Всѣ эти люди придумываютъ различныя, самыя многообразныя и совершенно несогласныя между собою средства осчастливленія народа: это и свобода печати, и свобода собраній, и патріаршество, и техническое обученіе, и пенсіи рабочимъ, и, главное, представительство.

Одни утверждаютъ, что для блага народа нуженъ земскій соборъ только какъ совѣщательное учрежденіе, другіе,что нужно двѣ палаты, третьи, что нужна только одна. Одни хотятъ, чтобы выборы были такіе, другіе — иные. Разсужденіямь нѣтъ конца. Одни говоротъ, что нужна республика, другіе — конституціонная монархія, третьи отстаиваютъ самодержавіе навсегда, другіе на нѣкоторое время. Одни говорятъ, что всего можно достигнуть мирнымъ путемъ, другіе утверждаютъ что нельзя пренебрегать и немирными средствами, т. е. убійствами, что, какъ говорилъ Каіаффа, лучше погибнуть одному человѣку, чѣмъ цѣлому народу. И удивительное дѣло, люди, которые большею частью не умѣютъ распорядиться съ своимъ имуществомъ, со своей семьей, съ самими собою, люди очень сомнительной нравственности и ума, твердо, непоколебимо увѣрены въ томъ, что они знаютъ, хотя каждый по своему, несомнѣнно знаютъ, что нужно для блага 140 милліоновъ людей. Всѣ эти люди собираются отдѣльными кружками и совершенно серьезно разсуждаютъ, какъ наилучшимъ образомъ осчастливить тотъ народъ, съ котораго тѣмъ или инымъ путемъ отбирается часто его послѣднее достояніе для ихъ, во всякомъ случаѣ роскошной, въ сравненіи съ трудовой и суровой народной жизнью. Всѣ подраздѣлены на фракціи, секціи, подсекціи, группы и, совершенно какъ у настоящихъ, у нихъ есть свои «центры, правые, лѣвые, и крайніе лѣвые». Все какъ за границей. И говорятъ о томъ же, о чемъ говорятъ за границей.

Говорятъ въ умѣренныхъ кругахъ о конституціи, о всеобщей или невсеобщей подачѣ голосовъ, о министерствахъ, о подоходныхъ налогахъ, объ отдѣленіи церкви отъ государства, [въ] болѣе передовыхъ — о пенсіи рабочимъ, объ обобществленіи орудій труда. Въ самыхъ красныхъ — о томъ, какимъ способомъ какъ можно скорѣе захватить власть, какъ распорядиться съ тѣми, которые удерживаютъ ее.

Разговоры всѣ эти очень мало интересны и содержательны, такъ какъ въ нихъ нѣтъ ни одной мысли, которая не была бы десятки лѣтъ бита и перебита на всѣхъ европейскихъ собраніяхъ, парламентахъ, съѣздахъ. Все это старо и комично въ Россіи гдѣ всѣ эти разсужденія, споры и предположенія не имѣютъ никакой возможности осуществленія и были бы вполнѣ невинны, если бы они не вызывали того всеобщаго, повальнаго раздраженія, озлобленія, озвѣренія, выражающагося, проявляющаяся убійствами и казнями.

Что бы подумалъ человѣкъ изъ народа, изъ настоящаго, трудового 100 милліоннаго народа, благомъ котораго такъ озабочены эти люди, если бы онъ могъ ясно понять то, что дѣлается теперь подъ видомъ служенія его благу всѣми этими волнующимися людьми? Что бы онъ подумалъ, если бы онъ услыхалъ всѣ эти разсужденія о томъ, какія для его блага приняты рѣшенія на съѣздѣ журналистовъ и врачей, какъ для правильной церковной жизни народа нужно возстановленіе выборнаго начала и патріархата, какъ составилась новая партія истинно русскихъ людей, какъ известный деятель A. сдѣлалъ несколько шаговъ впередъ, а другой, столь же знаменитый дѣятель, нѣсколько шаговъ влѣво, какъ «Московскія ведомости» идутъ рука объ руку съ соціаль-демократами и какъ въ Горемыкинской комиссіи решено, что для возстановленія поколебленнаго крестьянскаго быта необходимо позаботиться о размежеваніи, — чтобы подумалъ и сказалъ бы настоящій, работающій человѣкъ изъ народа, который прочелъ бы все это?

«Что же имъ больше дѣлать, сказалъ бы такой человѣкъ, одно слово: господа», однимъ этимъ обычнымъ, многосодержательнымъ, снисходительнымъ, презрительнымъ словомъ опредѣливъ всю эту дѣтскую, но только не дѣтски-невинную, самоувѣренную, озабоченную деятельность, вызываемую не нуждой, не серьезной мыслью, нравственными требованіями, а только избыткомъ тѣлеснаго удовлетворенія и праздности.

Такъ бы добродушно, насмешливо, я думаю, отнесся человѣкъ изъ народа къ людямъ, занимающимся такими разсужденіями. Но если бы онъ понялъ, что эти самыя разсужденія были причиной всѣхъ тѣхъ стачекъ, бунтовъ, разгромовъ, казней, стрѣльбы солдатъ по народу и всѣхъ тѣхъ неперестающихзь убійствъ, которыя совершаются теперь во всѣхъ концахъ Россіи, и, главное, того озвѣренія, которое охватило нѣкоторую часть русскаго населенія, онъ, вероятно, уже не снисходительно, не насмешливо отнесся бы къ этимъ господамъ, а съ омерзеніемъ и ужасомъ отвернулся бы отъ нихъ и отрекся бы отъ всякой солидарности съ ними.

* № 10.

<И вотъ эти то самые паразиты, оправдывающіеся всѣ, отъ царя до ветеринара, тѣмъ, что они служатъ народу, придумываютъ для народа всѣ возможныя блага, но только не говоря о томъ одномъ, что одно нужно русскому рабочему народу, о чемъ онъ не переставая говорить и думаетъ, отъ недостатка чего онъ постоянно страдаетъ, вырождается и вымираетъ (о томъ, что земля должна быть общей). Если и говорятъ объ этомъ, то въ томъ смыслѣ, что это не главное, второстепенное, даже очень несущественное дѣло и что надо многое другое сдѣлать, прежде чѣмь, между прочимъ, заняться и этимъ дѣломъ. А если и заняться этимъ дѣломъ, то совсемъ не такъ, какъ хочетъ народъ, а такъ, чтобы не нарушилось теченіе той пріятной жизни, которую ведутъ всѣ эти люди, озабоченные благомъ невѣжественнаго и не понимающаго своихъ интересовъ народа.>

*№ 11.

Русскій народъ не переставая проситъ одного: чтобы переставали позволять тѣмъ, кто не работаетъ на землѣ, отнимать ее у тѣхъ, кто кормится съ нея.

«Это онъ говоритъ отъ своей глупости и отъ своего необразованія, — отвѣчаетъ на это человѣкъ, живущій трудами народа и озабоченный его благомъ. — Народъ не понимаетъ того, что ему нужно. Ему нужна свобода печати, свобода вѣры.Ему нужно то, что мы называемъ наукой и образованіемъ. Ему нужно представительство. То, что онъ не читаетъ и не любитъ читать нашихъ книгъ, это не важно, важно, чтобы мы могли писать, а его мы пріучимъ любить наши писанія. То, что онъ, несмотря на всякія гоненія, всегда удерживалъ свои вѣрованія и укрѣплялся въ нихъ, ничего не значитъ, мы желаемъ имѣть свободу проповѣдывать свои вѣры безпрепятственно. То, что онъ считаетъ ни на что не нужной глупостью, то, что мы называемъ наукой и образованіемъ, происходитъ отъ его невѣжества. Онъ будетъ любить все это, когда будетъ такимъ же, [какъ] мы. Болѣе же всего ему нужно представительство. То, что онъ не хочетъ участвовать въ грѣхахъ власти, происходитъ отъ его глупости, и мы образуемъ его. Мало того, мы устроимъ ему всеобщую фабрику, такъ что онъ будетъ жить въ городахъ и работать опредѣленные часы при электрическомъ свѣтѣ и даромъ будетъ, какъ въ богадѣльняхъ, получать всѣ необходимые и одинаковые для всѣхъ предметы», говорятъ самые передовые люди.

Да вѣдь русскій народъ весь земледѣльческій и хочетъ оставаться такимъ, зачѣмъ же ему все то, что вы предлагаете, и что можетъ быть нужно промышленнымъ народамъ?

«Это ничего не значитъ, — отвѣчаетъ вамъ русскій самый передовой соціалистъ, — если русскій народъ еще не пролетарій, то это отъ того, что онъ отсталъ. Онъ долженъ опролетаритъся; самъ Марксъ сказалъ это».

Все это до такой степени глупо, что простой, неученый человѣкъ никогда не могъ бы сказать этого. Утверждать такія нелѣпости можетъ только человѣкъ, изучившій ту ужасную схоластику, которая въ наше время называется наукой. По этой наукѣ выходитъ, что жизнь человѣческая слагается не по духовнымъ свойствамъ людей, не по степени развитія ихъ разума и совѣсти, а по какимъ то законамъ, которые открылъ Гегель, Контъ, Спенсеръ, Марксъ, Энгельсъ, и т. п. По этой то наукѣ освобожденіе земли отъ большихъ собственниковъ теперь, сейчасъ не нужно, такъ какъ въ будущемъ это освобожденіе произойдетъ само собою вмѣстѣ съ уничтоженіемъ всякаго права собственности на орудія труда.

* № 12.

Поистинѣ удивительно скудоуміе русскихъ интеллигентовъ — паразитовъ, не пмѣющихъ ни одной своей мысли, ни одного своего вывода изъ своего наблюденія и умѣющихъ только рабски повторять то, что говорятъ европейскіе интеллигенты — паразиты. Удивительно это скудоуміе, но еще удивительнѣе сухость сердца, жестокость и лицемѣріе этихъ людей.

* № 13.

Только человѣкъ, который имѣетъ всегда право и возможность сказать: «щей горшокъ, да самъ большой», жить на землѣ, кормиться своими трудами, только такой человѣкъ можетъ быть истинно независимъ и быть избирателемъ, представителемъ и, главное, — выразителемъ воли народа. Пока же народъ будетъ въ томъ земельномъ рабствѣ, въ которомъ онъ находится теперь у насъ и во всей Европѣ, никакая конституція не обезпечитъ его правъ. Конституція обезпечитъ право достаточныхъ, праздныхъ, паразитныхъ сословій, но не права народа.⁷¹

* № 14.

Точно также съ освобожденіемъ земли упраздняется и весь тотъ сложный рабочій вопросъ, который пытаются разрѣшить соціалисты. Совершись только этотъ переворотъ и получи рабочіе люди возможность жить на землѣ и промѣнять фабричный зависимый, нездоровый трудъ на самый свободный, естественный и радостный трудъ, и не будетъ никакой надобности обобществлять орудія труда и регулировать трудъ и вознагражденіе. Рабочіе или сами заведутъ свои орудія труда или поставять свои условія капиталистамъ.

*№ 15.

Россія переживаетъ знаменательное время: не имѣющая никакого оправданія, губительная для богатства и для жизни русскихъ людей война съ сплошными, позорными пораженіями, безъ единой побѣды, всеобщія смуты, стачки, буйства, политическія убійства, братоубійственныя бойни, надвигающійся голодъ, всеобщее вырвавшееся наружу, долго подавленное недовольство всѣхъ сословій, даже чиновничества, невольное упорство правительства или скорѣе правительственныхъ лицъ, понимающихъ опасность своего положенія и, отстаивая существующее устройство, борящихся за свою жизнь, разнузданность поднимающихъ голову самыхъ жестокихъ, безнравственныхъ частей общества и всеобщее озлобленіе увлеченныхъ борьбой людей — все это явные, внѣшніе признаки переживаемого Россіей кризиса.

Кризисъ наступилъ въ Россіи, но я думаю, что причины его существуютъ и въ жизни всѣхъ христіанскихъ, цивилизованныхъ народовъ, только находятся тамъ еще въ скрытомъ (латентномъ) состояніи. Естественно, что въ Россіи люди достаточныхъ классовъ, свободные отъ необходимости труда для пропитанія себя и своихъ семей, особенно живо отзываются на происходящія теперь въ Россіи волненія. Люди эти, считая себя призванными заботиться о благѣ всего русскаго народа, придумываютъ и предлагаютъ различныя средства улучшенія его положенія. Людямъ этимъ естественно представляется главнымъ зломъ, подлежащимъ исправленію, то зло, которое они испытываютъ на себѣ и на болѣе замѣтномъ для нихъ сословіи городскихъ рабочихъ. Зло это они видятъ въ грубомъ самовластіи правительства, въ особенности въ тѣхъ насиліяхь, отъ которыхъ страдаютъ они, люди достаточныхъ классовъ, и близкіе къ нимъ люди — городскіе фабричные рабочіе: въ стѣсненіяхъ печати, преподаванія, въ гоненіяхъ за вѣру, въ ограниченіи для Евреевъ черты осѣдлости, вообще въ необезпеченности личной свободы. Наилучшимъ средствомъ для исправленія этихъ золъ людямъ достаточныхъ классовъ естественно представляется примѣненіе въ Россіи тѣхъ самыхъ учрежденій, которыя въ Европейскихъ государствахъ, ограничивая власть правительству обезпечиваютъ личную свободу людей достаточныхъ классовъ и городскихъ и фабричныхъ рабочихъ. Такъ думаютъ либералы и умѣренные революціонеры. Также думаютъ и революціонеры — соціалъ-демократы, надѣющіеся черезъ народное представительство съ помощью государственной власти осуществить соотвѣтственное своей теоріи новое общественное устройство. Всѣ эти люди, хотя и несогласные между собою, имѣютъ одну общую черту. Всѣ они, обсуждая благо народа, имѣютъ въ виду только малую часть его: достаточные классы и городскихъ рабочихъ, а не огромную массу земледѣльческаго населенія, и потому направляютъ свои усилія противъ внѣшнихъ проявленій зла: на безконтрольность правительства, на гоненія за вѣру, за національность, за убѣжденія, на стѣсненія печати, запрещенія союзовъ и т. п., не вникая въ основныя причины зла. Поступая такъ, эти люди дѣлаютъ тоже, что дѣлалъ бы человѣкъ, снимая верхній слой загнивающаго тѣла, не заботясь объ измѣненіи условій, въ которыхъ находится самое тѣло.

Я думаю, что причины того бѣдственнаго положенія, до котораго доведена Россія, лежать не въ безконтрольности власти, не въ политическихъ и религіозных гоненіяхъ и жестокостяхъ, не въ запрещеніи печати, союзовъ, и т. п., а гораздо глубже, — что всѣ эти явленія происходить отъ основнаго, главнаго зла, развращающаго и мучающаго всѣхъ людей русскаго народа, точно также какъ и большинство людей европейскихъ народовъ. Думаю, что если бы коренное зло было исправлено, исчезло бы само собою и все то зло, которое терпятъ теперь достаточные классы и городскіе рабочіе; исчезла бы, я думаю, и большая часть тѣхъ достаточныхъ, паразитныхъ классовъ и городскихъ рабочихъ, интересы которыхъ представляются теперь самымъ главнымъ.

И потому намъ, русскимъ, въ такую минуту, какъ теперешняя, когда чувствуется совершенная невозможность возвращенія къ старому и неизбѣжная необходимость измѣненія строя жизни, намъ, русскимъ, было бы непростительно грѣшно съ нашимъ особеннымъ отъ большинства европейскихъ народовъ матеріальнымъ и духовнымъ складомъ жизни ограничиться ничтожными паліативами въ видѣ введенія тѣхъ самыхъ формъ, которыя введены въ передовыхъ государствахъ Европы и уже явно показали свою несостоятельность, а не постараться, вникнувъ въ сущность дѣла, воспользоваться нашимъ положеніемъ и совершить тотъ коренной переворотъ въ строѣ жизни, необходимость котораго особенно рѣзко чувствуется въ наше время во всемъ мірѣ и вполнѣ сознается и требуется огромнымъ большинствомъ всего 100 милліоннаго трудового земледѣльческаго русскаго народа.

Переворотъ этотъ есть прекращеніе неперестающаго ограбления земельными собственниками рабочихъ людей, лишенныхъ своего неотъемлемаго естественнаго права на землю, возстановленіе равнаго права всѣхъ людей на пользованіе землей.

Я думаю и высказывалъ нѣсколько разъ мысль о томъ, что жизнь народа слагается не вслѣдствіе внѣшнихъ формъ, которыя могутъ быть наложены на него внѣшними вліяніями, а внутренней дѣятельностью отдѣльныхъ личностей, и что поэтому въ этой внутренней дѣятельности — главное дѣло каждаго человѣка. Я думаю такъ и теперь.

Вызвана же эта моя статья желаніемъ указать людямъ въ то особенное время, которое переживаетъ теперь Россія, которое очевидно должно привести къ новымъ формамъ жизни, — въ чемъ главное зло, отъ котораго страдаютъ теперь милліоны людей, и на что должна быть направлена дѣятельность людей, искренно желающихъ служить человѣчеству.

* № 16.

Россія, какъ я думаю, переживаетъ въ настоящую минуту тотъ кризисъ, причины котораго существуютъ въ скрытомъ (латентномъ) состояніи во всѣхъ христіанскихъ государствахъ и которыя рано или поздно, по всѣмъ вѣроятіямъ, очень скоро должны вызвать тѣ же самыя явленія.

Россія, какъ я думаю, занимаетъ теперь, въ началѣ 20 вѣка, въ исторіи то самое мѣсто, которое занимала Франція въ концѣ 18 вѣка, въ началѣ великой революціи. Какъ французскій народъ того времени своими страданіями выработалъ тѣ новыя основы жизни, которыми потомъ жили и теперь живутъ христіанскіе народы, также, я думаю, предстоитъ теперь и русскому народу своими страданіями освятить дальнѣйшій путь жизни христіанскаго человечества.

Въ этомъ, я полагаю, значеніе совершающихся въ настоящее время въ Россіи великихъ событій.

* № 1

Думаю, что ни такъ ярко проявившееся и угрожающее міру могущество Японіи, ни разгромъ Россіи, ни желтая опасность, ни тѣмъ менѣе внутреннее измѣненіе внутреннего устройства Россіи изъ деспотическаго, преобразующейся изъ самой деспотической страны, допустимъ, въ самую либерально-конституціонно, даже соціалистически устроенную республику, думаю, что все это и всѣ тѣ измѣненія, которыя могутъ произойти во взаимныхъ отношеніяхъ государствъ, — пускай Россія сдѣлается федеральной республикой, пускай Японія станетъ завоевательной державой, присоединить къ себѣ Сибирь и отниметъ у Европейскихъ державъ всѣ Азіатскія колоніи, пускай образуется панафриканское государство и завоюетъ всѣ африканскія колоніи, пускай Соединенные Штаты отнимутъ Канаду у Англіи и завоюютъ южныя республики, — все это и всѣ тѣ измѣненія, которыя мы можемъ придумать въ предѣлахъ отношеній государствъ между собою, все это, я думаю, также ничтожно передъ тѣмъ, что совершается теперь, какъ ничтожно было во. время большой французской революціи рѣшеніе вопроса о томъ, кому должно принадлежать право на какой-нибудь нѣмецкій Липпе-Детмольдъ.

* № 2.

Думаю же я, что это совершилось и совершается теперь, во первыхъ, потому, что среди большихъ массъ рабочего народа нѣтъ больше никакой религіи какъ двигающей силы, есть только обычай. Извѣстные обряды, потерявшіе двигательную руководящую силу, въ высшихъ же, образованныхъ сферахъ христіанскаго міра всякая религія, какъ таковая, считается излишнею, отжившимъ остаткомъ прежняго времени, и въ христіанскомъ мірѣ нѣтъ уже никакой духовной руководящей силы, кромѣ случайно всетаки носящихся неясныхъ христіанскихъ идеаловъ,⁷² нѣтъ уже никакой духовной руководящей силы въ нравствеыныхъ и религіозныхъ вопросахъ, въ высшихъ же сферахъ образованныхъ людей ужъ начинаетъ проявляться формулированіе чего-то вродѣ религіи грубаго эгоизма. Это отсутствіе религіи, того свойства человѣческой души, безъ котораго никогда не жило человѣчество, которое болѣзненно чувствуется всѣми людьми нашего времени, есть одинъ ихъ признаковъ конца одного и начала новаго вѣка. Другой признакъ есть то явное банкротство, къ которому пришла наша цивилизація съ своимъ научнымъ развитіемъ и техническими усовершенствованіями. Наука, такъ называемая позитивная (т. е. узкая, ограниченная), шла впередъ, все впередъ съ своими удивительными (большей частью забавными) открытіями и усовершенствованіями, и научные люди если и видѣли, что вопросы религіозные и нравственные оставались неразрѣшенные и жизнь людей, большой массы людей, не измѣнилась ни матеріально, ни духовно, утѣшали себя и другихъ тѣмъ, что научный и умственный прогрессъ неизбѣжно приведетъ и къ нравственному и улучшитъ со временемъ жизнь людей, но время шло, и жизнь людей не улучшалась, и нравственное состояніе людей становилось хуже и хуже. И наконецъ христіанское человѣчество съ своими техническими изобрѣтеніями и научными открытіями пришло наконецъ къ войнѣ всѣхъ противъ всѣхъ, личности противъ личности, капиталовъ противъ капиталовъ, торговли противъ торговли, сословія противъ сословія, народа противъ народа, государства противъ государства, расы противъ расы, привело человѣчество къ такому тупику, изъ котораго очевидно для всякаго человѣка, свободнаго отъ увлеченія борьбы, что нѣтъ и не можетъ быть при продолженіи того же пути никакого выхода.

* № 3.

Главный признакъ всякой революціи есть движете, волненіе. безпокойство, недовольство своимъ положеніемъ и желаніе измѣненія его, охватывающее весь народъ, всѣ сословія. Таково теперь состояніе всего русскаго народа. Одни дѣйствуютъ, борятся за удержаніе стараго, другіе стараются разрушить старое, установить новое, третьи, сами не зная, чего имъ нужно, рады случаю дать исходъ своей разрушительной энергіи, четвертые — преобладающее большинство — готовится и выжидаетъ.

Взрываютъ, рѣжутъ, убиваютъ, раскидываютъ прокламаціи революціонеры, разстрѣливаютъ, вѣшаютъ, заточаютъ, ссылаютъ правительственные дѣятели, составляютъ проэкты, съѣзжаются и сходятся на съѣзды, подаютъ петиціи, печатаютъ статьи и придумываютъ всякаго рода программы будущаго государственнаго устройства такъ называемые интеллигенты.

Русскій рабочий же 100-милліонный народъ ничего не высказываетъ ни печатно, ни устно, не собирается на съѣзды и собранія, не дѣлаетъ никакихъ плановъ, проэктовъ, а работаетъ, пашетъ, сѣетъ, рубитъ, копаетъ, по своему молится и молчитъ, но чувствуетъ, сознаетъ и желаетъ и ждетъ одного и того же — свободы, истинной свободы, отсутствія насилія и начинаетъ понимать средства достиженія этого. И вотъ этотъ то народъ произведетъ ту революцію, которая подниметъ человѣчество на новую, высшую ступень сознанія, ту самую, которая вызвана была христіанствомъ и къ которой два тысячелѣтія величайшими страданіями и муками готовилось человѣчество.

Люди, такъ называемые образованные, пишущіе, печатающіе, читающіе, какъ въ Европѣ, такъ и Америкѣ, такъ и въ особенности въ Россіи, думаютъ, что совершающаяся въ Россіи революція будетъ заключаться въ борьбахъ, въ стрѣльбахъ на улицахъ, въ баррикадахъ, захватахъ бастилій, въ собраніяхъ, въ jeu de pommes, въ конвентахъ, рѣчахъ, установленіи новаго правительства и т. п.

Даже нѣчто подобное уже и совершается по этой программѣ. Но все это смѣшная игра въ сравненіи съ той революціей, которая готовится и отчасти совершается.

Это похоже на сужденіе человѣка, знающаго, что лихорадка начинается ознобомъ, который при наступившемъ сильномъ холодѣ объяснялъ бы свой ознобъ лихорадкой и готовился бы излечиться отъ холода хининомъ.⁷³ Мотивы, причины совершающейся въ Россіи революціи, цѣли ея, выраженіе ея, способъ дѣйствія совершенно иные, чѣмъ тѣ, которые проявлялись до сихъ поръ въ большой французской революціи и въ революціи 30-го и 48 годовъ. Въ сущности оно и не можетъ быть иначе. Исторія не повторяется. И смѣшно думать, что революція 1905—6 годовъ среди совершенно особеннаго отъ германскихъ и романскихъ народа можетъ и имѣтъ тѣже цѣли, какъ революціи, бывшія 100 лѣтъ тому назадъ среди совершенно иного и духовнаго и матерьяльнаго склада народовъ.

Причины совершающейся въ Россіи революціи есть грубый деспотизмъ правительства, доведшій до нарушенія того самаго духовнаго блага народа, для котораго дана и терпима была народомъ власть правительства.

Для того чтобы ясно понять значеніе русской революціи, надо ясно понять основныя свойства большинства русскаго земледѣльческаго народа и особенности отношенія этого народа къ той власти, которую онъ предоставлялъ правительству.

* № 4.

Происходящая теперь въ Россіи революція не есть ни политическая, ни исключительно русская революція, a революція религіозно-жизненная, всемірная, гораздо болѣе всемірная, чѣмъ большая французская революція, внесшая новыя начала въ жизнь христіанскихъ народовъ и давшая имъ на много вѣковъ впередъ программу дѣятельности. Происходящая теперь въ Россіи революція дастъ человѣчеству еще гораздо болѣе широкую и далекую программу и захватитъ въ свое вліяніе еще гораздо большее количество народовъ.

Переворотъ, совершающійся теперь и получившій свое выраженіе въ русской революціи, есть очень простое, понятное и коротко и ясно опредѣляемое дѣло. Переворотъ этотъ есть переходъ отъ общенія людей посредствомъ насилія къ общенію посредствомъ взаимнаго согласія и убѣжденія. Переворотъ въ отрицаніи законности насилія.

* № 5.

Революція эта, я думаю, можетъ быть не исключительно русская революція, a революція всемірная, даже гораздо болѣе всемірная, чѣмъ большая французская революція, давшая на многа вѣковъ впередъ христіанскимъ народамъ программу дѣятельности. Та революція, которая можетъ теперь произойти въ Россіи, когда она состоится, должна захватить, какъ я думаю, въ свое вліяніе еще гораздо большее количество народовъ и поставить передъ міромъ еще гораздо болѣе широкія и далекія задачи, такъ какъ смыслъ этой предстоящей міру и могущей совершиться теперь въ Россіи революціи есть тотъ возможный переворотъ, къ которому 2000 лѣтъ готовилось человѣчество: замѣна насилія свободнымъ разумнымъ согласіемъ.

* № 6.

Думаю, что начинающаяся теперь въ Россіи революція будетъ, также какъ большая французская революція, не только русская революція, но революція всемірная, которая, также какъ большая французская революція, разрушитъ мѣшавшіе жить народамъ суевѣрія и идолы и поставитъ на долгое время передъ народами идеалы жизни, къ которымъ они могутъ съ довѣріемъ приближаться.

* № 7.

Народъ, то огромное большинство русскаго народа, которое превосходитъ въ сотни разъ городскія сословія, тотъ земледѣльческій народъ, на чьихъ рукахъ зиждется жизнь всѣхъ остальныхъ сословій, не дѣлаетъ демонстрацій, не собирается въ союзы, не бунтуетъ, a дѣлаетъ свое серьезное, необходимое для жизни дѣло: пашетъ, сѣетъ, копаетъ, рубитъ, строитъ, живетъ какъ будто по прежнему, но вмѣстѣ съ тѣмъ начинаетъ ту великую революцію, которая должна сверху до основанія измѣнить весь существующіи строй. Какъ набухшая рѣка, которая весной начинаетъ подымать заковывающій ее ледъ, хотя еще не прошла, но уже не та, какой она была зимой, такъ и русскій земледѣльческій народъ, хотя еще не тронулся, но уже не тотъ, какимъ былъ два года назадъ, и изрѣдка поступками, не имѣющими ничего общаго съ революціонной дѣятельностью городскихъ сословій, проявляетъ уже свою могучую деятельность.

* № 8.

Стариннаго христіанскаго духа русскій человѣкъ всегда и предпочитаетъ и предпочтетъ подчиняться даже самому ничтожному, злому, несправедливому человѣку, чѣмъ самому участвовать во власти, предпочитаетъ перенести несправедливость, чѣмъ совершить ее. Съ христіанской точки зрѣнія оно и не можетъ быть иначе. Этимъ объясняются иныя необъяснимыя событія русской исторіи. Русскій человѣкъ готовъ былъ нести скорѣе всякія страданія, чѣмъ стать распорядителемъ дѣлъ зла, насилія, братоубійственной дѣятельности. Отъ этого то совершенно отличная въ русскихъ людяхъ отъ европейцевъ черта если не презрѣнія къ власти, то равнодушіе къ ней, нежеланіе участвовать въ ней.⁷⁴ Само собой разумѣется, что и въ русскихъ людяхъ были люди не христіанскаго духа, тщеславные, честолюбивые, которые увлекались просто властью, но это были исключенія; большинство истинно русскихъ людей, какъ прежде, такъ и теперь, предпочитаютъ лучше терпѣть все зло дурныхъ властителей, чѣмъ участвовать въ немъ. И взглядъ этотъ для всякаго христіанина не можетъ не быть справедливымъ. Можно не думать объ этомъ и отрицать христіанство, но для думающаго человѣка и признающаго себя христіаниномъ не можетъ не быть очевидно въ духовно-нравственномъ отношеніи преимущество всякаго русскаго отрицавшего съ самаго начала жестокую безсмысленную Китайскую и Японскую войну и несущаго тяжесть послѣдствій войны, но не тяжесть укора совѣсти за участіе въ вызовѣ этой войны, передъ Англичаниномъ или Американцемъ, неизбѣжно участвовавшими въ затѣянной войнѣ съ Бурами, съ Испанцами, съ Тибетомъ.

Русскій человѣкъ считаетъ лучше подчиняться власти, которая не можетъ быть безъ грѣха, чѣмъ участвовать въ ней, но въ этомъ подчиненіи есть границы, границы очень ясно опредѣляемыя тѣми самыми мотивами, которые заставляютъ людей предпочитать подчиненіе властвованію. Границы эти преступаютъ тогда, когда власти принуждаютъ людей поступать противно тому христіанскому ученію, во имя котораго они подчинились власти.

* № 9.

Можно не думать о требованіяхъ христіанства или вовсе отрицать его, но для думающаго человѣка и признающаго христіанство въ его истинномъ значеніи не можетъ не быть очевиднымъ, что гораздо легче нести всякія страданія, чѣмъ стать распорядителемъ дѣла насилія, братоубійства съ стоящими во главѣ правительства нерусскими людьми — нѣмцами, которое не смотря на всю его жестокость, при Екатеринѣ, Павлѣ, Александрѣ, Николаѣ,⁷⁵ терпѣливо переносить русскій народъ. Какъ ни тяжело было матеріальное положеніе русскаго народа, онъ съ христіанской точки зрѣнія чувствовалъ себя чистымъ отъ всѣхъ грѣховъ насилій, войнъ, совершавшихся при деспотическомъ правленіи Павловъ, Александровъ Николаевъ,⁷⁶ тогда какъ въ Англо-Китайской войнѣ за право продажи опіума китайцамъ, въ жестокостяхъ совершаемыхъ надъ индѣйцами, въ войнѣ съ Бурами, съ Тибетомъ, Американцевъ между Сѣверомъ и Югомъ, въ войнѣ съ Испанцами и во всѣхъ грѣховныхъ дѣлахъ, совершаемыхъ конституціонными державами, всякій Англичанинъ, Американецъ чувствуетъ себя участникомъ.

Русскій человѣкъ предоставляетъ власть правителямъ и не хочетъ участвовать въ ней, но подчиняется онъ власти не потому, что не можетъ не подчиняться, а потому, что самъ хочетъ этого для достиженія своихъ духовныхъ цѣлей. Когда же власть принуждаетъ людей поступать противно тому христіанскому ученію, во имя котораго они подчинились власти, люди перестаютъ подчиняться. И вотъ въ этомъ то и состоитъ начинающаяся теперь русская революція.

* № 10.

Но если это такъ, то для чего же люди, считающіе власть зломъ; обрекли и обрекаютъ на зло своихъ братьевъ? — скажутъ на это. Отвѣтъ на это тотъ, что люди, руководящіеся въ жизни христіанскими требованіями, не нуждаются въ насильнической власти, не учреждаютъ ее, но терпятъ ее, когда она возникаетъ какъ насиліе воровъ и грабителей, такъ же какъ и насилія тѣхъ, которые совершаютъ насилія подъ предлогомъ прекращенія насилій воровъ и грабителей. Люди христіанскаго духа не имѣютъ никакихъ средствъ остановить насиліе, какое бы оно ни было, — насиліе воровъ, грабителей, завоевателей, правителей. Одно, что могутъ сдѣлать люди, желающіе не нарушать христіанской жизни, — это то, чтобы устраниться отъ всякаго насилія, въ случаѣ же невозможности устраненія — терпѣливо переносить его.

<Такъ что истинный христіанинъ, какъ по отношенію къ частному человѣку-грабителю, не можетъ поступить иначе, какъ такъ, какъ поступилъ у Гюго вымышленный епископъ съ Жанъ Вальжаномъ и какъ поступилъ съ воровкой невымышленный Сютаевъ, прибавивъ еще теплую одежду къ той, которую она унесла у него, и какъ много разъ поступали съ ворами христіанскаго духа люди. Такъ и по отношенію насилія правительствъ, требующихъ податей или службы, христіанинъ не можетъ поступить иначе, какъ такъ, чтобы пройти двѣ версты съ тѣмъ, кто требуетъ отъ тебя пройти съ нимъ одну>

Люди христіанскаго духа не обрекаютъ другихъ на власть, а только предпочитаютъ перенесеніе насилія участію въ немъ. И такъ поступалъ всегда, поступаетъ и теперь русскій народъ. И не потому, чтобы не могъ принимать въ ней участіе, чему хотятъ научить его либералы, или не могъ свергнуть ее, чему хотятъ научить его революціонеры, а потому, что свободно всегда въ своемъ большинствѣ предпочитаетъ участію въ насиліи подчиненіе ему. Но такъ какъ подчинялся и подчиняется народъ насилію власти не по безсилію (сила вся въ немъ), а свободно, для достиженія цѣли свободной отъ грѣха власти жизни, то естественно, что можетъ онъ подчиняться только до тѣхъ поръ, пока подчиненіе это достигаетъ той цѣли, ради которой онъ подчиняется, — возможности христіанской жизни. Когда же дѣйствія власти принуждаютъ его къ иоступкамъ противнымъ христіанской жизни или лишаютъ его возможности вести таковую, то хотя онъ и можетъ еще нѣкоторое время по инерціи и производимому надъ нимъ внушенію продолжать подчиняться власти, хотя она и нарушаетъ его требованія христіанской жизни, но подчиненіе это неизбѣжно должно прекратиться, какъ только большинство народа пойметъ, что подчиненіе власти лишаетъ его того, во имя чего онъ подчинялся. И я думаю, что въ настоящую минуту отношеніе русскаго народа къ власти именно таково, что русскому народу становится или уже стало вполнѣ ясно, что ему не зачѣмъ подчиняться власти. Онъ отдавалъ власть правительству для того, чтобы оно не мѣшало ему жить христіанской жизнью, а теперь именно эта власть прямо съ двухъ сторонъ лишаетъ его этой возможности, и потому онъ вынужденъ, не можетъ не перестать повиноваться. Въ этомъ начинающаяся теперь великая русская революція.

* № 11.

Вслѣдствіи ли того, что большинство русскаго народа жило и живетъ земледѣльческой жизнью, въ которой легче осуществляется жизнь, согласная христіанскому ученію, или отъ того, что русскіе, начавъ читать Евангеліе на понятномъ языкѣ, на нѣсколько сотъ лѣтъ раньше другихъ народовъ и потому больше другихъ проникались его ученіемъ, среди русскаго народа, больше, чѣмъ среди какого-либо другого народа, было распространено не богословское христіанство, a христіанскій духъ братства, равенства, любви, смиренія, покорности волѣ Божьей. Какъ ни старалось правительство заслонить это христіанское мировоззрѣніе русского народа, православно-государственнымъ ученіемъ, христіанскій духъ живъ и продолжаетъ жить во всемъ сѣромъ русскомъ рабочемъ народѣ въ огромномъ болышинствѣ его. Поддержанію этого духа содѣйствовали и содѣйствуютъ подвижники-старцы въ монастыряхъ, странники строгой ЖИЗНИ, монахи и монашки православныхъ монастырей и въ особенности такъ называемые сектанты, почти всѣ горячо вѣрующіе въ христіанскую истину люди, несогласные съ существующимъ нехристіанскимъ устройствомъ жизни и отъискивающіе и устанавливающіе новые формы христіанской жизни.

* № 12.

Прежде бывшая насильственная власть правительства стала не только не нужна, но вредна для жизни общества. Какъ одновременно слабнетъ и распадается ненужная уже оболочка зерна и бухнетъ проростающее зерно, какъ при разросшейся живой изгороди становится ненужной, мѣшающей полусопрѣвшая, оберегавшая изгородь деревянная ограда, такъ и при той революціи, которая теперь должна совершиться въ Россіи, должны разрушиться государственныя насильническія учрежденія не силою, a неповиновеніемъ имъ вслѣдствіи ихъ ненужности.

* № 13.

И потому все то, что дѣлаютъ теперь, думая содействовать революціи, всѣ тѣ городскіе, не земледѣльческіе классы, которые, подражая европейской революціи, ходятъ съ знаменами по улицамъ, требуя разныхъ льготъ, собираются въ союзы, требуя правъ, учреждая и придумывая будущія формы правленія, не говоря уже о тѣхъ несчастныхъ, заблудшихъ людяхъ, которые совершаютъ смертоубійства, думая этимъ служить освобожденію народа, — всѣ эти люди не только не содѣйствуютъ имеющей совершиться и совершающейся великой русской революціи, но гораздо действительнее, чѣмъ правительство (они, сами не зная того, самые вѣрные помощники правительства), вредятъ ей, останавливаютъ ея ходъ, тормозятъ ее и дѣлаютъ все то, что должно погубить ее.

* № 14.

Всякій христіанинъ не могъ не знать и не чувствовать, что по исповѣдуемому имъ закону смиренія, кротости, прощенія, любви къ врагамъ онъ долженъ покоряться всякому насилію, но не могъ самъ совершать насилія и участвовать въ нихъ. Какимъ же образомъ большинство христіанъ было доведено до того, что совершились насилія, убійства христіанъ надъ христіанами, не считая такія дѣла противными своему исповеданію? Приведены къ этому христіане были цѣлой системой религіозныхъ и правительственныхъ обмановъ. Однимъ изъ обмановъ было приписываніе особеннаго, сверхъестественнаго религіознаго значенія лицамъ, облеченнымъ властью. Такъ это было у Римлянъ, такъ это завелось и у христіанъ. Другими самыми действительными и вмѣстѣ съ тѣмъ самыми удивительными средствами обмана была присяга, т. е. клятва на томъ самомъ Евангеліи, въ которомъ запрещена клятва, въ повиновеніи правительству во всемъ (съ убійствами включительно), что оно прикажетъ. Третьимъ обманомъ, включившимъ въ себя оба первыхъ и отчасти замѣнившихъ два первыхъ, было возведете понятія государства въ нѣчто стоящее выше всякаго другого и, следовательно, божескаго закона. Когда первый обманъ помазанія царей, святость ихъ личности и обязательность рабскаго повиновенія ихъ священной особе стали ослабевать, народъ пересталъ верить въ нее, власть держалась на обмане клятвы, присяги. Когда сталъ понемногу обличаться и этотъ обманъ, крѣпнувшій подъ защитой двухъ обмановъ, обманъ святости, величія государства, отечества, народности, заменилъ первый.

Правительство, пользуясь покорностью своихъ подданныхъ, захватывало подъ свою власть все большее и большее количество иногда совершенно чуждыхъ народовъ и, соединивъ своей властью во единое государство, внушало всѣмъ этимъ соединеннымъ людямъ выгоду и величіе этого соединенія. И люди, воспитанные съ детства въ уваженіи и преданности къ искусственному соединенію государства, Россіи, Франціи, Британіи, Австріи, силой, удерживаемой въ этомъ соединеніи, гордились своей принадлежностью къ нему, считали служеніе этому соединенію и повиноврніе тѣмъ или тому, кто стоялъ во главе этого соединенія высшимъ закономъ. Происходилъ ложный кругъ: следствіе было причиной и причина слѣдствіемъ. Понятіе отечества разрушало истинное христіанство, отсутствіе христіанства усиливало вѣру въ отечество.

И люди европейскаго міра видятъ всѣ бѣдственность своего положенія, видятъ безвыходность того пути, по которому идутъ, но не могутъ рѣшиться остановиться и вернуться назадъ, чтобы начать итти по вѣрной дорогѣ съ того мѣста, съ котораго они сбились съ нея. Они видятъ бѣдственность своего положенія, но не хотятъ вернуться, признать, что почти все, что они надѣлали и чѣмъ такъ гордятся, ненужное и вредное. Имъ хочется, не сбрасывая съ себя той тяжести, которая загубила ихъ, выбраться изъ той трясины, въ которой они завязли.

И потому ищутъ они спасенія никакъ не въ сверженіи тѣхъ идоловъ, которымъ покланяются, и не въ возстановленіи высшаго религіозного человѣческаго закона, а одни въ колоніальной пошлинѣ, другіе въ пріобрѣтеніи рынковъ, то въ захватѣ чужихъ земель, третьи въ борьбе между собою и потому въ безумномъ милитаризмѣ, четвертые, какъ последнее спасительное средство въ еще болѣе безумномъ, чѣмъ милитаризму соціализмѣ, который, если бы когда-нибудь былъ осуществленъ, лишилъ бы ихъ послѣдняго остатка свободы. Главное же — всѣ ищутъ спасенія въ суетѣ, въ томъ зайцѣ, какъ говорить Паскаль, который не нуженъ охотникамъ, но ловля котораго необходима ему для того, чтобы забыть очевидную бѣдственность своего положенія.

Не видятъ же они того, что, казалось бы, такъ ясно должно бы представляться имъ, во 1-хъ, потому, что народы ихъ уже давно оторваны отъ земли и потому находятся въ полной зависимости отъ правительствъ, во вторыхъ, и главное, потому, что они, воображая устроить свою свободу, устроили себе такое правительство, въ которомъ они всѣ участвуютъ, т. е. несутъ всю отвѣтственность участія въ правительстве, не пользуясь выгодами, въ 3-хъ, такъ много, съ такимъ усердіемъ и трудомъ наделано дурного и вреднаго, скрывающаго отъ нихъ истину и несовмѣстимаго съ истиной то, что они называютъ истинной культурой, цивилизаціей, что имъ отказъ отъ всего того, что такъ долго составляло ихъ гордость, кажется имъ невозможнымъ самоубійствомъ, и, въ 4-хъ, главное, потому, что то единственное могущее спасти ихъ религіозное ученіе такъ извращено, затоптано, загажено ими, что поставить въ основу своей жизни это религіозное учете представляется имъ совершеннымъ безуміемъ. И вотъ потому они придумываютъ все возможное для избавленія себя отъ мучительнаго и угрожающаго еще худшими бѣдствіями положенія, по только не то одно, что можетъ спасти ихъ.

* № 15.

Вы говорите, цивилизація великое благо. Прекрасно, я готовъ согласиться съ вами. Все прекрасно — и динамитъ, и телефоны, и электрическіе двигатели, и Лондонъ, и Парижъ.

Но я говорю, что прежде чѣмъ мнѣ заботиться объ этихъ продуктахъ цивилизаціи, мнѣ надо позаботиться о своей жизни, и вотъ я устраиваюсь на землѣ, борясь только съ природою, а не съ людьми, и живу. Если цивилизація при этой моей жизни не нарушаетъ моихъ нравственныхъ требованій, прибавить мнѣ благо, я очень радъ и беру ее, но если, для того чтобы мнѣ имѣть паровой плугъ, нужно, чтобы былъ Нью-Іоркъ съ милліонами изуродованныхъ людей, то я лучше останусь съ лопатой. Я и лопатой могу кормиться.

* № 16.

Революція, предстоящая русскому народу, должна состоять въ освобожденіи себя отъ повиновенія насилію. Русскій народъ считалъ и считаетъ болѣе нравственнымъ, болѣе свойственнымъ человѣческому достоинству подчиняться безъ борьбы насилію, терпѣть его, чѣмъ принимать участіе вънемъ. Но вслѣдствіи неопредѣленности границы между подчиненіемъ насилію, терпѣніемъ его и повиновеніемъ ему, участію въ немъ и вслѣдствіи сложныхъ ухищреній правительствъ (клятва, религіозное освященіе власти), старавшихся скрыть это различіе, русскій народъ перешолъ границу подчиненія насилію, терпѣнія его и сталъ повиноваться правительству, сталъ участникомъ его дѣлъ насилія. И зайдя въ этомъ повиновеніи такъ далеко, что нравственная жизнь стала для [него] невозможной, русскій народъ долженъ понять различіе между подчпненіемъ и перенесеніемъ насилія и повиновеніемъ ему, участіемъ въ немъ. И, понявъ это, долженъ, продолжая подчиняться насилію и безъ борьбы [1 неразобр.], отказаться отъ повновенія власти, приведшей его къ участію въ грѣхѣ насилія. Въ этомъ сущность предстоящей всемірной революціи, имѣющей совершиться теперь въ Россіи. Скажутъ: различіе между подчиненіемъ и повиновеніемъ неопредѣленны, и трудно разграничить ихъ. Это несправедливо: предѣлы очень ясны для всякаго свободнаго отъ предвзятыхъ идей, суевѣрій человека. Предѣлы эти весьма ясно определяются сейчасъ, теперь, въ настоящемъ положеніи русскихъ людей: идетъ война съ Японіей, предвидится миръ, который будетъ стоить русскимъ людямъ милліарды рублей на контрибуцію и на возобновленіе флота и арміи. Какъ должны отнестись къ этимъ явленіямъ люди, понимающіе различіе между подчиненіемъ и повиновеніемъ?

Вы требуете меня въ войско, я не повинуюсь, потому что считаю всякую войну, и эту въ особенности, грѣховнымъ дѣломъ, но вы силою берете меня, посылаете въ Харбинъ или еще куда. Я безъ борьбы подчиняюсь и терплю все, чѣмъ вы меня мучаете, но не повинуюсь ни до солдатства, ни будучи зачисленъ въ солдаты. Тоже и по отношенію податей: вы Tpeбуетe съ меня денегъ на контрибуцію, на вооруженіе, я не повинуюсь и не даю ихъ, но подчиняюсь безъ борьбы, когда вы обираете меня, отнимаете отъ меня плоды моихъ трудовъ. Тоже и во всѣхъ другихъ дѣлахъ.

* № 17.

«Но если у насъ не будетъ царя, правительства, придутъ чужіе народы и завоюютъ насъ».

Какіе же это народы придутъ завоевать васъ, когда они узнаютъ, что вы живете на общей всѣмъ землѣ, не даете солдатъ и не воюете ни съ кѣмъ и не платите никакихъ податей, кромѣ тѣхъ, какія сами на себя накладываете для общественныхъ дѣлъ? Если только вы станете жить такъ, чужіе народы не только не придутъ завоевывать васъ, но переймутъ ваше устройство и присоединятся къ вамъ.

* № 18.

Революція только тогда можетъ совершиться и только тогда благотворна, когда она разрываетъ тѣ узы, которыя связываютъ людей, заставляя ихъ страдать, и когда, уничтожая идоловъ, которымъ прежде поклонялось человѣчество, приближаетъ человѣчество къ тому благу, къ которому оно всегда стремится. Узы, связывающія теперь народы, это насиліе власти. Идолы, которымъ жертвуютъ теперь люди своимъ благомъ и свободой, — это идолы воображаемаго единаго государства — отечества. Благо, къ которому приближаетъ настоящая революція, — это благо истинной свободы и замѣна общенія людей одного государства, поддерживаемаго насиліемъ, общеніемъ всемірнымъ, основаннымъ на разумномъ согласіи.

* № 19.

Обыкновенно предполагаютъ, что общественный порядокъ и спокойствіе людей держится только на насиліи власти, но вѣдь это совершенно неправда. Утвержденіе это подобно тому, которое сдѣлалъ бы здоровый человѣкъ прежняго поколѣнія о томъ, что онъ чувствуетъ себя сильнымъ и здоровымъ только потому, что каждый годъ на молоду мѣсяцѣ выпускаетъ изъ себя нѣсколько чашекъ крови. Онъ силенъ и здоровъ несмотря на то, что безъ надобности пускаетъ кровь. Такъ и люди живутъ въ кое какомъ очень сомнительномъ спокойствіи и порядкѣ не потому, что повинуются насилію, а несмотря на то, что терпятъ насиліе и повинуются ему.

* № 20.

Тоже, что при прекращеніи повиновенія и разрушенія существующаго порядка, основаннаго на насиліи, будутъ, могутъ быть безпорядки, буйства, насилія, то это никакъ не доказываетъ того, что существующій порядокъ былъ хорошъ. Революція состоитъ въ замѣнѣ худшаго порядка лучшимъ. И замѣна эта не можетъ совершиться безъ внутренняго потрясенія, но потрясенія временнаго. Замѣна же дурного порядка лучшимъ есть неизбѣжный и благотворный шагъ впередъ человѣчества.

* № 21.

Но какъ, какже, какъ въ томъ обществѣ, гдѣ люди перестанутъ признавать законность насилія, какъ въ томъ обществѣ будутъ относиться къ людямъ, которые пришли въ семью грабить, развратничать, убивать?

Отвѣтить на этотъ вопросъ можно только тѣмъ, что люди, отказавшіеся отъ насилія и не повинующіеся насилію, какъ и всегда всѣ люди, будутъ находиться въ разныхъ степеняхъ признанія истины и будутъ различно относиться къ совершаемымъ надъ ними насиліямъ. Будутъ такіе, которые, несмотря на признаніе незаконности насилія, будутъ всетаки по слабости отдаваться старой привычкѣ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ ограждать себя насиліемъ, будутъ, отдаваясь непосредственному животному чувству, отвѣчать насиліемъ на насиліе, будутъ и такіе, которые только въ рѣдкихъ случаяхъ будутъ употреблять насиліе, для огражденія себя и своихъ близкихъ, наконецъ и такіе, которые всегда будутъ переносить насиліе, никогда не совершая его. Трудно, чтобы люди, воспитанные въ строѣ, поддерживаемомъ насиліемъ, незаконностью, неразумностью насилія, во всѣхъ случаяхъ воздерживались отъ насилія.

Но если только и тѣ, и другіе, и третьи, будутъ признавать незаконность, ненужность насилія и не будутъ повиноваться власти, требующей насилія, не будутъ признавать незаконной власти, то это одно признаніе въ корнѣ отъ основанія до вершины измѣнитъ весь строй теперешняго общества и, несомнѣнно, никакъ не увеличитъ, a навѣрное уменьшить зло тѣмъ, что будетъ называть зло зломъ, а не возвеличивать и обож[ествлять] его.

* № 22.

И люди христіане, продолжая жить по прежнему, не только не признали разумность и законность подчиненія безъ борьбы и неразумность и незаконность повиновенія насилію, но какъ разъ обратно: признали неразумность и постыдность подчиненія безъ борьбы и неразумность и законность повиновенія. И, живя такъ, христіанскіе народы продолжали дѣлать то, что дѣлали нехристіанскіе и все больше и больше запутывались въ противорѣчіяхъ христіанства и насилія. И дошли наконецъ до всѣхъ тѣхъ ужасовъ и нелѣпостей, которые переживало и переживаетъ человѣчество: до военной власти главы христіанскаго міра — папы, до благословенія войны, до костровъ, висѣлицъ, электрической казни, до провозглашенія братства или смерти, до христіанскихъ милліардеровъ, не знающихъ, куда дѣвать свои деньги, и милліоновъ рабочихъ, не знающихъ, чѣмъ кормить свои семьи, до превращенія христіанскихъ народовъ въ вражескія войска, отдающіе всѣ свои силы на вооруженіе другъ противъ друга и готовыхъ всякую минуту растерзать другъ друга.

* № 23.

Мы такъ привыкли къ тому рабскому состоянію, въ которомъ находимся, что намъ кажется совершенно естественнымъ то, что должно бы повергнуть въ величайшее недоумѣніе и удивленіе всякаго истинно свободнаго человѣка. Кто то такой, не Богъ, a человѣкъ, люди, велѣли, чтобъ я платилъ кому то каждый годъ столько то денегъ, чтобы, покупая желѣзо, керосинъ, водку, сахаръ, я кому то за что то платилъ деньги, кто то велѣлъ, чтобы я на границѣ платилъ столько то денегъ за товаръ, который получу и который отвезу. Кто то велѣлъ, чтобы я сына своего отдалъ въ кѣмъ то устроенную школу и потомъ отдалъ бы его въ солдаты, и т. д. и т. д. Кто же этотъ кто то такой, котораго я долженъ слушаться? Въ однихъ мѣстахъ мнѣ говорятъ, что это царь и что поэтому я долженъ дѣлать все то, что отъ меня хочетъ этотъ царь, котораго я не знаю, а можетъ быть, и знаю и презираю. Развѣ это не самое постыдное рабство, если я повинуюсь, да еще въ такихъ дѣлахъ, которыя противны моей совѣсти?

Въ другихъ же мѣстахъ мнѣ говорятъ, что все это я долженъ дѣлать, потому что я самъ хочу этого.

Всего этого требуетъ человѣкъ, котораго выбралъ тотъ человѣкъ, котораго я выбиралъ. И тотъ, котораго я выбиралъ, и тотъ котораго тотъ выбиралъ, — всѣ они люди, человѣки, подверженные соблазнамъ, слабостямъ, и я долженъ только вѣрить, что я хочу всего того, что они мнѣ велятъ. Едва ли это не еще худшее рабство, худшее потому, что съ обманомъ.

Главное же — мнѣ нѣтъ никакой надобности повиноваться никому. Я могу согласиться съ товарищемъ, съ товарищами и исполнять то, что мы рѣшили. Если же я не согласенъ, я не буду исполнять. Они могутъ заставить меня, но я не хочу и не вижу нужды повиноваться кому бы то ни было. Не вижу нужды повиноваться кому бы то ни было, главное, потому, что если только я признаю, что я долженъ и буду всегда повиноваться не себѣ, а другому, я лишаюсь своего главнаго человѣческаго свойства, и я могу быть принужденъ дѣлать то, что противъ моей совѣсти, признаваемому мной высшему закону. Такъ что повиновеніе другому, повиновеніе власти есть всегда отреченіе отъ своего человѣческаго достоинства, есть отреченіе отъ высшаго закона, отъ Бога. Такъ что смыслъ революціи, предстоящей теперь человечеству, есть возстановленіе утраченнаго людьми христіанскаго мира человѣческаго достоинства и признанія какого-либо единаго высшего закона.

Отъ этого то я и думаю, что революція, которая предстоитъ намъ, есть самый великій переворотъ, который на нашей исторической памяти переживало человѣчество.

* № 24.

«Пока развитое меньшинство, поглощая жизнь поколѣній, едва догадывалось, отчего ему такъ ловко жить; пока — говорить Герценъ полстолѣтія тому назадъ — большинство, работая день и ночь, не совсѣмъ догадывалось, что вся выгода работы для другихъ, и тѣ и другіе считали это естественнымъ порядкомъ, міръ антропофагіи могъ держаться. Люди часто принимаютъ предразсудокъ, привычку за истину, — и тогда она ихъ не тѣснитъ; но когда они однажды поняли, что ихъ истина вздоръ, дѣло кончено, тогда только силою можно заставить дѣлать то, что человѣкъ считаетъ нелѣпымъ». И большинство народа начинаетъ догадываться, что то, что такъ высоко цѣнится тѣми, кому оно выгодно, есть только признакъ порабощенія большинства народа.

* № 25.

Подати, солдатство, ростъ городовъ, пролетаріатъ, вырожденіе людей не только тѣлесное, но душевное, нравственное, все только отъ этихъ ужасныхъ идоловъ государства, отечества, вѣру въ которые, т. е. ужасное суевѣріе необходимости и святости этихъ идоловъ всѣми силами поддерживаютъ правящіе классы, такъ какъ все ихъ благосостояніе, возможность порабощать народы, жизнь его трудами — основаны на этомъ ужасномъ суевѣріи.

* № 26.

Какъ будутъ жить безъ государства и правительства? Да точно такъ, какъ живутъ люди теперь, только безъ всѣхъ тѣхъ золъ, которые несутъ люди теперь отъ государственной власти. Говорятъ, люди передерутся безъ этой власти. Но это неправда: люди живутъ мирно не потому, что есть власть, а потому, что они всѣ знаютъ, что выгоднѣе такъ жить. И люди, особенно люди, живущіе земледѣльческой жизнью, живутъ поколѣніями безъ надобности въ какомъ бы то ни было начальствѣ. Если же среди нихъ являются разбойники, воры, то никакое правительство никогда не уничтожало разбойниковъ и воровъ. Они есть при всякомъ правительствѣ. И удерживаютъ людей — всѣ это знаютъ — не войска, жандармы и суды, а добрые нравы.

А ничто не развращаетъ такъ добрые нравы, какъ войско, жандармы и суды.

* № 27.

«Но люди не могутъ отказаться отъ тѣхъ благъ, которыя пріобрѣтаются болѣе щирокимъ общеніемъ, чѣмъ мірскія сходки, обслуживающія только вопросы деревни, — скажутъ на это. — Людямъ нужна заводская промышленность, и пути сообщенія, и почты и телеграфы, и учебныя заведенія, и библіотеки». Но почему же предполагать, что всѣ тѣ необходимыя для людей соединенія, какъ промышленныя заведенія, пути сообщенія, просвѣтительныя учрежденія, не могутъ иначе возникнуть, какъ только посредствомъ государственнаго насилія?

Люди могутъ и безъ правительственнаго насилія, какъ они это и теперь дѣлаютъ, вступать въ необходимыя для нихъ соединенія и безъ насилія, по добровольному соглашенію, установлять всѣ тѣ учрежденія, которыя нужны имъ, какъ торговыя, промышленныя, художественныя, научныя, международныя соединенія. И добровольно сложившіеся такія соединенія будутъ исполнять, какъ это и происходитъ во многихъ дѣлахъ и теперь, все то, даже и гораздо больше того, что исполняютъ правительственныя учрежденія, съ той только разницей, что соединенія насильническія, возникшія изъ сложной игры насилія,⁷⁷ держатся только до тѣхъ поръ, пока держится насиліе, и распадается, какъ только оно прекращается.

Соединенія же добровольныя, идущія отъ мелкихъ единицъ и слагаясь сообразно съ интересами торговыми, земледѣльческими, путей сообщенія, научными или другими, не нуждаются въ насиліи и держатся до тѣхъ поръ, пока они нужны и удовлетворяютъ желаніямъ соединившихся.

* № 1.

Говоря о такомъ разрѣшеніи земельнаго вопроса, я становлюсь на точку зрѣнія правительства, полагающаго своей обязанностью вводить силою признаваемые имъ полезными преобразованія, какъ въ свое время было правительствомъ совершено освобожденіе крестьянъ. При теперешнемъ положеніи общества я не могу себѣ представить другого болѣе дѣйствительнаго средства успокоенія общества и вмѣстѣ съ тѣмъ болѣе необходимаго въ наше время прекращенія вопіющей и сознаваемой всѣмъ стомилліоннымъ русскимъ народомъ несправедливости частной земельной собственности. И потому не могу достаточно надивиться слѣпотѣ какъ правительственныхъ дѣятелей, такъ и думскихъ руководителей различныхъ партій, не могущихъ или не хотящихъ видѣть того, что земельный вопросъ по важности своей относится ко всѣмъ другимъ вопросамъ какъ девяносто девять къ одному и что одно разрѣшеніе этого вопроса, уничтоживъ много несправедливости, одно можетъ теперь успокоить русское общество».

* № 2.

Приведенiе въ исполненіе этого проэкта не должно вызвать никакихъ волненій въ обществѣ, такъ какъ если налогъ на землю и нарушитъ интересы малаго числа землевладѣльцевъ, то этотъ же налогъ возстановитъ вѣками нарушенную несправедливость лишенія всего народа его права на пользованіе землею и безпошлиннаго пользованія произведеніями своего труда. Кромѣ того, неизбѣжные невыгоды, которыя потерпятъ землевладѣльцы, могутъ быть отягчены тѣмъ, что налогъ на землю, замѣняющій подати, будетъ вводиться постепенно и постепенно увеличиваться.

* № 3.

Введеніе теперь проэкта единаго налога въ Россіи можетъ спасти ее отъ величайшихъ бѣдствій, вызываемыхъ партійнымъ, неразумнымъ обращеніемъ людей съ этимъ вопросомъ, имѣющимъ первостепенную важность не только для Россіи, но и для всего міра.

Дѣло не въ томъ, чтобы надѣлить землею крестьянъ, и не въ томъ, чтобы отнять или не отнять ее отъ удѣловъ, монастырей, помѣщиковъ, не въ томъ, чтобы начать соціалистическое устройство или удержать монархическое или такое или иное конституціонное правительство, а только въ томъ, чтобы развязать давнишній грѣхъ, старую несправедливую жестокость, сознаваемую всѣмъ народомъ.

Только въ такомъ уничтоженіи такихъ несправедливостей оправданіе существованія правительства. И потому явно, что правительство, пока оно существуетъ, уничтожитъ эту вопіющую несправедливость, такъ же какъ оно уничтожило крѣпостное право.

Но мало того что въ этомъ прямая обязанность правительства, пока оно существуетъ, въ этомъ одномъ спасеніе не только его, правительства, но всего народа отъ величайшихъ, уже начинающихся и допущенныхъ бѣдствій и, главное, правительственнаго развращенія.

Не частное, для одного сословія, временное, съ разными сложными мѣрами отчужденія, фондовъ, банковъ, выкуповъ, переселеній и т. п. разрѣшеніе земельнаго вопроса можетъ успокоить народъ, а только признаніе неправды, грѣха, исключительнаго владѣнія землей какъ милліонера, такъ и крестьянина, только такое разрѣшеніе, основное и нравственное, можетъ успокоить проснувшееся смутное сознаніе какой-то неправды, въ которой живетъ народъ и которую власти нехотятъ исправить.

* № 4.

Но мало того что разрѣшеніе земельнаго вопроса посредствомъ введенія Единаго Налога есть самое справедливое рѣшеніе вопроса, введеніе Единаго Налога есть вмѣстѣ съ тѣмъ и самая практичная мѣра, представляющая при своемъ введеніи наименьшія затрудненія и нарушенія интересовъ людей, если только мѣра эта будетъ вводиться постепенно. Нѣтъ надобности сразу обложить всѣ владѣльческія земли въ полномъ размѣрѣ ихъ стоимости. Замѣна податей и налоговъ Единымъ налогомъ можетъ быть совершена впродолженіи нѣсколькихъ лѣтъ, такъ что владѣльцы земли будутъ имѣть возможность понемногу безъ большихъ потерь освобождаться отъ своихъ излишковъ землевладѣнія.

При такомъ устройствѣ люди, владѣющіе землей, не представляющей никакихъ особенныхъ выгодъ, и на которую нѣтъ охотниковъ, такъ же, какъ и люди не владѣющіе никакой землей, а занятые промышленностью или другими дѣлами, не платили бы податей и налоговъ, а платили бы только люди, владѣющіе землями, представляющими по своему качеству или положенію особенныя выгоды ихъ владѣльцамъ.

Такъ, черноземныя или лежащія при путяхъ сообщенія, представляя большія выгоды, чѣмъ песчаныя, глинистыя или удаленныя отъ городовъ земли, платили бы и большіе налоги; земли же, лежащія въ городахъ, пристаняхъ, столицахъ, содержащія цѣнныя руды, платили бы еще больше, доходя до тысячъ рублей за сажень.

Такъ что при такомъ устройствѣ какъ землевладѣльцы, такъ и неземлевладѣльцы, не принуждены бы были отдавать часть произведенія своего труда на подати и налоги, a вмѣстѣ съ тѣмъ пользовались бы всѣми тѣми благами общественнаго устройства, на которое употребляютъ подати и налоги.

* № 5.

Если при этомъ владѣльцы и потерпятъ нѣкоторыя лишенія и несправедливости, думаетъ народъ, то всѣ такія лишенія и несправедливости ничто въ сравненіи съ тѣми лишеніями и несправедливостью, которыя онъ несъ и несетъ въ продолженіи сотенъ лѣтъ. И потому отнятіе этихъ земель у ихъ владѣльцевъ представляется ему самымъ простымъ, естественнымъ и справедливымъ поступкомъ. И въ томъ, что отнятіе земли отъ владѣльцевъ и раздѣленіе ихъ между всѣми не было бы несправедливо, въ этомъ народъ совершенно правъ. Но не правъ въ томъ предположенiи, что такое отнятіе земли и раздѣленіе между всѣми не только легко, но даже возможно сдѣлать. Всѣ люди должны въ извѣстномъ государстве имѣть одинаковое, равное право на всѣ тѣ выгоды, которыя даетъ земля людямъ, работающимъ на ней, и никто не долженъ имѣть права отбирать отъ людей, работающихъ на землѣ, произведенія ихъ труда подъ предлогомъ права собственности на землю или какого либо другого права, но достигнуть этого нельзя захватомъ тѣхъ свободныхъ земель, которыя лежатъ подлѣ малоземельныхъ земледѣльческихъ обществъ.

* № 1.

Да, мы теперь стоимъ на распутьи двухъ дорогъ: одной со всѣми ужасами анархическаго террора, съ концомъ военнаго диктаторства, и другой — мирной и благой, разрѣшающей давнишнюю неправду и ведущей къ новымъ, болѣе справедливымъ формамъ человѣческой жизни. И все это въ вашихъ рукахъ.

Подумайте объ этомъ. Вѣдь не говоря уже о томъ несравнимомъ преимуществе избранія пути добра и правды передъ путемъ робкихъ попытокъ насилія и постыдныхъ уступокъ и изворотовъ, — поймите то, что передъ вами только два выхода: съ одной стороны ужасы революціи 93 года, съ казнью Людовика XVI, или 48 годъ съ постыднымъ бѣгствомъ Людовика Филиппа, или ужасы коммуны 71 года; или, съ другой стороны, мирное осуществленіе вѣчнаго и справедливаго идеала народа, во главѣ котораго вы стоите, и указаніе всѣмъ христіанскимъ народамъ того возстановленія справедливости, котораго такъ долго тщетно ожидаютъ всѣ народы. Неужели же можно еще колебаться?

То, что я предлагаю теперь, можно было безпрепятственно сдѣлать три года тому назадъ, и тогда вмѣсто всѣхъ бѣдствій развращенія и позора японской войны уже теперь Россія пользовалась бы полнымъ благоденствіемъ и стояла бы въ дѣлѣ истиннаго прогресса впереди всего человѣчества. Теперь же осуществленіе этого великаго дѣла труднѣе, но пока еще возможно. Но возможно оно или нѣтъ, поймите, что это единственный выходъ изъ того ужаснаго положенія, въ которомъ вы находитесь и въ которое вы поставили русскій народъ.

Спѣшите, пока еще не поздно.

Примѣчаніе. Въ отданномъ мною въ печать сочиненіи «Конецъ вѣка» я высказываю мысль о томъ, что значеніе совершающейся и предстоящей революціи есть освобожденіе людей отъ всякой правительственной власти, замена насилія свободнымъ и разумнымъ соглашеніемъ. То, что я пишу въ этомъ обращеніи къ правительству, не исключаетъ мысли о томъ, что если бы правительство и избрало тотъ благой путь, который предстоитъ ему, конецъ революціи былъ бы все тотъ же: освобождоніе людей отъ всякой насильнической власти, но въ этомъ случае та же цѣль была бы достигнута безъ тѣхъ злодѣяній и того развращенія людей, которыя неизбѣжны при продолженіи правительствомъ того пути самосохраненія и то мелкихъ и постыдныхъ уступокъ,то попытокъ подавить безпорядки военной силой.

* № 2.

Такъ это для правительства. Что же дѣлаете вы, революционеры, тѣ, которые боретесь съ правительствомъ?⁷⁸ Вы говорите и многіе изъ васъ наивно думаютъ, что то, что они дѣлаютъ, они дѣлаютъ не для себя, но для какого то будущаго блага какого то народа. Но вѣдь если только вы серьезно оглянетесь на себя и спросите себя о своихъ задушевныхъ, внутреннихъ мотивахъ, побуждающихъ васъ къ дѣятельности, вы не можете не увидать, что мотивы эти или самые ничтожные, мелкіе, тщеславные, почти физіологическіе — праздная жизнь требуетъ проявленія дѣятельности — или самые низкіе, гадкіе: тщеславія, честолюбія, зависти даже корысти. И во имя этихъ то мотивовъ что же вы дѣлаете?⁷⁹

Разоряете милліоны людей, вызываете братоубійственную бойню, убиваете невинныхъ, добрыхъ людей, дѣтей, людей, исполняющихъ то, что они считаютъ своей обязанностью, главное — раздражаете, озвѣряете людей. И все это или ради тщеславныхъ, честолюбивыхъ цѣлей или смутнаго и лживаго представленія о какомъ то долженствующемъ послѣдовать за этимъ благѣ народа. Ведь хорошо поступать такъ людямъ, сознательно достигающимъ своихъ низкихъ цѣлей или малоумнымъ юношамъ и дѣвицамъ, рабски подчиняющимся гипнозу нынче моднаго певца или пьяниста, завтра моднаго революціонера, но людямъ, способнымъ мыслить, стоитъ только на минуту остановиться и спросить себя: что они дѣлаютъ, къ чему можетъ привести ихъ и другихъ эта дѣятельность и по какому праву они берутъ на себя такую страшную отвѣтственность — убійство и озвѣреніе людей, — стоитъ только искренно спросить себя объ этомъ, чтобы ужаснуться на тѣ нелѣпые и жестокіе поступки, которые безнравственнымъ и малоумнымъ людямъ представляются чѣмъ то высокимъ и самоотверженнымъ.

Среди васъ, революціонеровъ, окончательно рѣшено, считается несомнѣнной истиной, что Николай II, его министры и преданный всеобщему позору Треповъ суть злодѣи внѣ закона, для которыхъ нѣтъ достаточно сильнаго наказанія. Люди же, теперь въ Москвѣ стрѣлявшіе изъ оконъ, бросавшіе бомбы въ роты солдатъ, даже тѣ, казалось бы, самые невинные участники революціи, которые съ заряженными револьверами ходили и ходятъ по улицамъ, готовые всякую минуту употребить эти револьверы въ дѣло, — всѣ эти люди не только не считаются преступными, но восхваляются и считаются самоотверженными подвижниками. Но какъ не могутъ быть дурны поступки Николая II и Трепова, для поступковъ этихъ есть если не оправданіе, то смягчающія вину обстоятельства: Николай II — сынъ, внукъ и правнукъ императоровъ, воспитанный въ императорскихъ преданіяхъ, точно также и Треповъ и другіе правительственные дѣятели. Они сыновья такихъ же министровъ и Треповыхъ, воспитанные въ тѣхъ же преданіяхъ и, кроме того, совершающіе свои жестокія и преступныя дѣла не единолично, а въ связи съ цѣлыми учрежденіями, въ которыхъ отвѣтственность разлагается на множество лицъ.⁸⁰ Но какое оправданіе, какія смягчающія вину обстоятельства можно привести въ пользу тѣхъ людей, которые, не имѣя никакого яснаго представленія о томъ, что выйдетъ изъ ихъ деятельности, поступающіе не въ связи съ цѣлыми учрежденіями, не подготовленные къ этому, какъ Николай ІІ, Треповы, длиннымъ, одуряющимъ прошедшимъ, а прямо и дерзко берутъ всю ответственность на себя,⁸¹ производятъ еще худшія, чѣмъ Треповскія, жестокости и не только не стыдятся ихъ, но считаютъ себя героями? Люди эти смѣло берутъ на себя отвѣтственность за страданія, разореніе, убійства, казни даже, какъ они выражаются, людей, которыхъ они считаютъ для себя вредными.⁸² Мы называемъ преступникомъ полудикаго человека съ омраченнымъ прошедшимъ сознаніемъ, который ради ухарства, корысти совершаетъ убійство, какъ делаютъ это обыкновенные разбойники.⁸³ Но что сказать про толпы такъ называемыхъ интеллигентныхъ людей,⁸⁴ съ револьверами ходящихъ по улицамъ, готовыхъ убивать своихъ ближнихъ?⁸⁵ Имъ кажется, что они совершаютъ подвиги или достойные уваженія и похвалы поступки, свойственные благородному увлеченію милой молодежи. А во сколько тысячъ разъ эти милые люди развращеннѣе и преступнѣе того простого разбойника, который убилъ, чтобы ограбить.

Вы говорите, что делаете это все для народа. Но вѣдь вы сами знаете, что это ложь, что вамъ дѣла нѣтъ до народа. Вы и не знаете и не любите его. Для какого народа? Знаете ли вы тотъ стомилліонный народъ, который живетъ своимъ земледѣльческимъ трудомъ по всей Россіи и не только кормилъ и кормитъ васъ, но вскормилъ предковъ вашихъ и не только не нуждается во всехъ техъ мнимыхъ благахъ, которыхъ вы добиваетесь въ своей борьбѣ съ правительствомъ, но даже и не знаетъ, что такое всѣ эти ваши политическія и соціалистическія программы. Только представьте себѣ ясно этотъ народъ, который составляетъ одинъ тѣло русскаго народа, и поймите, что вы только вредные паразиты этого тѣла, загнивающіе на немъ и передающіе ему свое гніеніе.⁸⁶

Подумайте только, живо представьте себѣ жизнь того стомилліоннаго народа, который кормилъ, кормитъ, воспиталъ насъ, подумайте объ этихъ ста милліонахъ людей,⁸⁷ терпѣливо работающихъ и кормящихъ насъ,⁸⁸ и прикиньте къ этимъ людямъ всѣ тѣ реформы, которыхъ вы добиваетесь, и вы увидите, какъ чуждо, несоотвѣтственно жизни этого народа все то, что составляетъ ваши идеалы.

Но нѣтъ, вы не только не думаете этого, но вы вполнѣ увѣрены, что этотъ грубый народъ ничего не понимаетъ и совершенно погибъ бы безъ васъ, что вы его научите уму-разуму и облагодѣтельствуете его.

Тотъ паразитный мохъ, который пристроился къ дубу, хочетъ научить этотъ дубъ, какъ ему надо питаться и рости.

Вѣдь если не обманывать себя, а прямо взглянуть на то, что дѣлается и во имя чего дѣлается то, что дѣлается, то будетъ ясно для всякаго, что совершающаяся революція, какъ и всѣ революціи бывшія где бы то ни было, означаетъ только то, что одни люди, находящіеся внизу, хотятъ стать на мѣсто тѣхъ, которые находятся наверху. Въ этомъ истинная цѣль всякой революціи. Вы же, огромное большинство участвующихъ въ революции, вы только слѣпое орудіе тѣхъ, которымъ нужна революція для того, чтобы стать на мѣсто тѣхъ, которыхъ они столкнуть съ него. Такъ что если вы вдумаетесь въ то, кѣмъ дѣлается революція и какія ея послѣдствія⁸⁹ и какъ живетъ и чего хочетъ тотъ народъ, во имя котораго вы будто бы дѣлаете революцію, вы поймете, что то, что вы дѣлаете, не есть только ошибка, но есть глупое и гнусное преступленіе.

* № 2.

Что же дѣлать народу, какъ относиться народу, не тѣмъ десяткамъ тысячъ рабочихъ, которые суетятся и мечутся по городамъ, а большому, настоящему, стомилліонному земледѣльческому народу, что дѣлать этому народу, какъ ему относиться къ совершающейся революціи?

Народу прежде всего надо понимать и твердо знать, что насильническая революція ни въ какомъ случаѣ не можетъ улучшить его положенія. Всякая власть, держащаяся насиліемъ, озабочена только тѣмъ, какъ бы удержаться въ силѣ, и народъ для нея всегда есть ничто иное, какъ орудіе, которое она употребляетъ для этой цѣли (подати, солдатство). Такъ что насильническое правительство, какое бы оно ни было, — самодержавное, конституціонное, республиканское, — какъ всегда угнетало народъ, такъ всегда и будетъ угнетать народъ. Во Франціи нѣсколько вѣковъ ѣздило на народѣ монархическое правительство со всѣми своими прислужниками, съ 1793 года ѣздитъ съ разными перерывами республиканское правительство, тоже съ своими, большею частью другими, чѣмъ прежде, прислужниками; тоже происходило и происходитъ вездѣ, гдѣ были революціи.⁹⁰ Тоже самое и было и должно быть съ русскимъ правительствомъ. Пока будетъ правительство, будутъ войска, войны,⁹¹ будутъ подати, будетъ земля не въ рукахъ рабочаго народа.⁹² Въ республиканскихъ правительствахъ Франціи,

Америки, въ конституціонныхъ Англіи, Германіи, Италіи тѣ же вооруженія и войска, тѣ же подати, тѣ же земли въ рукахъ богачей, тѣ же войны, не Японская, такъ Бурская, не Бурская, такъ Филиппинская.

Теперь при совершающейся революціи народу надо не поддаться тому заблужденію, что перемѣна властителей и угнетателей можетъ улучшить его положеніе. Напротивъ, теперь, при этомъ случаѣ борьбы двухъ: одного стараго и другого новаго, зарождающагося правительства, ему надо понять, что ему не нужно ни то, ни другое.⁹³ Народу надо понять, что у него есть три великихъ нужды, отъ которыхъ онъ давно страдалъ и страдаетъ: нужда земельная, то, что земля признается собственностью людей, которымъ она не нужна для прокормленія, вторая — подати, т. е. то, что чѣмъ больше онъ зарабатываетъ и улучшаетъ свое положеніе, тѣмъ больше предъявляется ему требованій и отбирается отъ него часть его трудовъ, и третье — солдатство, т. е. то, что всѣ сыновья, которыхъ семья вскормитъ для своей поддержки, отбираются отъ нея для чуждыхъ ей цѣлей насилія и убійства. Народу надо понять, что теперь настало время и возможность освободиться отъ этихъ трехъ совершаемыхъ надъ нимъ неправдъ, и освободиться самымъ простымъ и естественнымъ путемъ: прекращеніемъ повиновенія какому бы то ни было правительству. Народу, въ особенности земледѣльческому народу, надо понять это, понять и сдѣлать это, потому что именно ему, земледѣльческому народу, легче всего сдѣлать это. Онъ одинъ, земледѣльческій народъ, живущій въ мірскомъ устройствѣ, можетъ совершенно свободно отказаться отъ повиновенія правительству и продолжать жить спокойной, упорядоченной жизнью, не нуждаясь ни въ какихъ внѣшнихъ правительственныхъ учрежденіяхъ.

Понятно, что для этого народу не надо думать о томъ искусственномъ соединеніи, которое называется Россіей, государствомъ Россійскимъ, о томъ, кто будетъ завѣдывать Польшей, Финляндіей, Грузіей, будутъ ли всѣ эти народы считаться Россіей или не Россіей. Тѣмъ, которымъ нужно, чтобы было русское государство, пускай устраиваютъ это, какъ умѣютъ и могутъ, земледѣльческимъ же людямъ этого русскаго государства совсѣмъ не нужно, имъ нужно только жить своей доброй, нравственной, трудолюбивой жизнью, пользуясь на равныхъ правахъ всею землею, не давая никому насильно податей и не отдавая своихъ сыновей въ солдаты. Для того же, чтобы можно было такъ жить, нужно только одно — не повиноваться никакому правительству.

Такое освобожденіе отъ насилія власти и главныхъ золъ — податей, солдатства, захвата земли — невозможно для людей городскихъ,⁹⁴ этимъ людямъ необходима власть. Пускай они и повинуются ей. Тѣ же, которые хотятъ жить доброй, свободной жизнью, будутъ жить земледѣльческой жизнью и стараться, если они оторваны отъ нея, возвращаться къ ней. Такъ что предстоящая теперь дѣятельность русскаго народа состоитъ никакъ не въ томъ, чтобы участвовать въ революціонныхъ разгромахъ или въ антиреволюціонныхъ дѣйствіяхъ вродѣ черной сотни, и никакъ не въ выборахъ и палатахъ и думахъ съ ихъ обманами, подкупами, убійствами, а въ самой простой, всегда возможной, ничѣмъ не удержимой отрицательной дѣятельности — въ неповиновеніи никакому правительству.

Такъ что народу при теперешнихъ обстоятельствахъ жестокой и злой борьбы революціонеровъ съ правительствомъ надо только одно: продолжая свою земледѣльческую жизнь и стараясь все болѣе и болѣе упорядочить ее, не принимать участія ни въ какой насильнической дѣятельности.

Только бы поступалъ бы такъ земледѣльческій народъ, и уничтожились бы сами собой всѣ тѣ бѣдствія, которыя угнетаютъ его, и очень скоро изчезли бы, частью вернувшись къ земледѣлію, тѣ оторванные отъ земли паразитные какъ правительственные, такъ и революціонные люди, и сложилась бы новая мирная жизнь людей, руководящихся не насиліемъ власти, а внутреннимъ, свойственнымъ всѣмъ людямъ закономъ добра и правды.

* № 4.

Вѣдь если только вы перестанете обманывать себя, а прямо взглянете на то мѣсто, которое вы, революціонеры, занимаете въ русскомъ народѣ, и на то, что вы дѣлаете, то вамъ будетъ ясно, что ваша борьба съ правительствомъ есть борьба двухъ паразитовъ на здоровомъ тѣлѣ. Если есть какой-нибудь смыслъ въ вашей борьбѣ, то только тотъ, что вы хотите стать на то мѣсто, на которомъ до сихъ поръ было правительство. И потому говорите о своей борьбѣ, о своихъ интересахъ, а не о народѣ, не лгите говоря о немъ и оставьте его въ покоѣ. Ему нѣтъ дѣла до вашей борьбы, потому что онъ знаетъ, что кто бы не одержалъ верхъ, ему отъ этого не можетъ быть ни хуже, ни лучше.

Скорѣе хуже, потому что какъ ни безнравственны люди правительства, люди, не боящіеся на свою одну отвѣтственность брать всѣ ужасы революціи, еще безнравственнѣе. Не приписывайте себѣ значенія борцовъ зa народъ. Это неправда. Боритесь съ правительствомъ, если вы не можете удержаться отъ этого, но знайте, что въ этой насильнической борьбѣ не только нѣтъ ничего благороднаго и хорошаго, но эта борьба насиліемъ есть глупое и жестокое и безнравственное дѣло.

* № 5.

<Вамъ, крестьянскому, земледѣльческому народу, нужны три дѣла: чтобы земля не продавалась и не покупалась, а была общимъ достояніемъ всѣхъ, второе — чтобы правительство не отбирало отъ васъ ваши заработки податями и пошлинами, и третье еще — чтобы правительство не отнимало бы отъ васъ вашихъ сыновей работниковъ въ солдаты.

Какое же изъ двухъ правительствъ — старое или новое избавить васъ отъ этихъ трехъ неправдъ? На правительство мало надежды. Земельную неправду оно едва ли разрешитъ когда-нибудь. Теперь, когда всѣ уже говорятъ о земельной неправде и идетъ жестокая борьба съ революцiонерами, правительство сдѣлало только то, что простило половину выкупныхъ платежей и черезъ банки продаетъ земли богатымъ мужикамъ. Такъ что мало надежды на то, чтобы оно (въ особенности потому, что всѣ правительственные люди и самъ царь и его сотрудники — богатые помѣщики) освободило бы васъ отъ земельныхъ захватовъ. Отъ податей старое правительство уже никакъ не освободитъ васъ, потому что оно живетъ податями и на эти подати содержитъ своихъ чиновниковъ и войско. А войско нужно ему и для войнъ съ другими народами и для того, чтобы держать васъ въ покорности.

Такъ что нѣтъ надежды на то, чтобы старое правительство освободило васъ.

Что же обѣщаютъ революціонеры? Революціонеры обѣщаютъ вамъ устроить конституціонную монархію или республику, такую же, какъ въ Европѣ и Америкѣ, въ которой вы посредствомъ выборовъ будете сами писать для себя законы и назначать правителей.

О податяхъ, о томъ, чтобы перестать отбирать насильно заработки у рабочаго народа, революціонеры ничего не обѣщаютъ, а также, какъ и при старомъ правительствѣ, и также, какъ это дѣлается во всѣхъ республикахъ, считаютъ, что народъ долженъ отдавать тѣ подати, какія опредѣлитъ высшее правительство. Также и о войскѣ понимаютъ революціонеры. Они считаютъ, что во всякомъ государствѣ нужно сильное войско и вооруженіе и потому, точно также какъ при старомъ правительствѣ, считаютъ необходимымъ или обязательную службу для всѣхъ мужчинъ, какъ это дѣлается во всѣхъ европейскихъ государствахъ, или собирать съ народа подати для вольнаго найма, какъ это дѣлается въ Англіи и Америкѣ. Что же касается до земельной неправды, хотя и революціонеры (и не всѣ, а только нѣкоторые изъ нихъ) и обѣщаютъ теперь, пока они не во власти, что земля будетъ отдана рабочему народу, едва ли при новомъ устройствѣ они будутъ въ состояніи исполнить это обѣщаніе. Вездѣ, гдѣ учреждено то самое выборное правительство, которое хотятъ ввести революціонеры: и во Франціи, и въ Швейцаріи, и въ Англіи, и въ Америкѣ земля все также, какъ и въ Россіи, отнята у рабочаго народа. Такъ что также мало надежды и на революціонеровъ, чтобы они могли освободить землю, когда будутъ во власти.>

* № 6.

<Люди, собирающіеся въ собранія и произносящіе тамъ рѣчи, имѣющія цѣлью измѣненіе существующаго правительства, часто говорятъ, что они враги насилія и желаютъ достигнуть замѣны существующаго порядка новымъ, мирнымъ путемъ. Тоже часто говорятъ и стачечники и забастовщики. Но говорить такъ могутъ только люди обманывающіе или обманывающiеся. Нельзя мирнымъ путемъ требовать отъ людей, находящихся во власти и считающихъ себя въ правѣ⁹⁵ пользоваться этой властью, чтобы они безъ насилія или угрозы его отказались отъ нея.

Такъ что люди, старающіеся замѣнить существующее правительство другимъ, всѣ, какого бы ни было направленія, всѣ всегда опираются на насиліе. И тѣ революціонеры, которые прямо прибѣгаютъ къ насилію, къ борьбѣ оружіемъ, къ убийству, только⁹⁶ дѣлаютъ то, что другіе подразумѣваютъ.

Правительство само можетъ измѣнить свое устройство, но извнѣ измѣнить существующее правительство, считающее за собой право и обязанность быть правительствомъ, нельзя иначе, какъ силою. И это самое дѣлаютъ революціонеры — одни скрытно и нечестно, какъ это дѣлаютъ такъ называемые либералы, другіе прямо и открыто преступно, какъ это дѣлаютъ революціонеры — убійцы.>

* № 7.

Какъ бываетъ время, когда ребенокъ не ходить самъ и его водятъ на помочахъ, такъ и для народовъ бываютъ времена, когда они не могутъ быть безъ правительства, но какъ для дѣтей приходитъ время, когда они выучиваются стоять и ходить одни, такъ и теперь для народовъ наступаетъ время сойти съ помочей правительствъ и начать стоять и ходить сами собою. Вы же, русскіе люди, самой судьбой приведены теперь къ этому. Вы приведены къ этому и тѣми преступленіями, которыя совершали и совершаютъ люди какъ стараго правительства, такъ и тѣ, которые хотятъ быть новымъ правительствомъ, а также и тѣмъ, что огромное большинство васъ живетъ, удовлетворяя сами себя земледѣльческой жизнью, и еще, и главное, тѣмъ, что въ васъ всегда было живо христіанское начало смиренія и кротости и потому предпочтеніе подчиненія насилію, чѣмъ участія въ немъ.

Вамъ, русскимъ людямъ, выпало на долю великое призваніе осуществить для себя и показать другимъ людямъ, что въ наше время народамъ уже не нужны насильническія правительства и что народы могутъ жить безъ нихъ и миролюбивѣе и безгрѣшнѣе и даже благоустроеннѣе, чѣмъ подъ ихъ властью.

* № 8.

Такъ могутъ поступать только люди вполне развращенные, сознательно лгущіе для достиженія своихъ низших цѣлей, или малоумные юноши, гимназисты, студенты, или истеричныя дѣвицы, рабски подчиняющiеся гипнозу нынче моднаго пѣвца или пьяниста, завтра моднаго революціонера. Но вы, руководители революціи, люди уже не молодые и способные мыслить, во имя чего вы дѣлаете то, что делаете?

Вы говорите, что дѣлаете это для народа, что главная цѣль ваша — благо народа. Но вѣдь это неправда, и вы сами знаете, что это неправда. Все, что вы дѣлаете, вы дѣлаете не для народа, а для себя, по своимъ личнымъ мотивамъ: или изъ честолюбія, желанія занять видное и властвующее положеніе, или изъ тщеславія — хочется отличиться передъ своимъ кружкомъ, или по мотивамъ почти физіологическимъ: праздная, сытая жизнь, требующая проявленія дѣятельности, или желаніе новизны, или простая зависть къ положенію, которое самому хочется занять, или возникшее изъ смутнаго сознанія ложности, незаконности своего положенія желаніе измѣнить его, не измѣняя себя, или недоброе чувство мести правительству, или смутная надежда на то, что улучшится свое личное положеніе вмѣстѣ съ измѣненіемъ существующаго строя. Все, но только не благо народа. Правда, вамъ, лучшимъ изъ васъ, кажется, что мотивы ваши — благо народа, и съ помощью столь несвойственныхъ русскому народу обычныхъ теперь лицемѣрныхъ лживыхъ и пышныхъ фразъ о «любви беззавѣтной къ народу» вамъ легко уверить себя въ этомъ. Но серьезно, искренно спросите себя, зачѣмъ вы дѣлаете то, что дѣлаете, и вы увидите, что у васъ нѣтъ не только беззавѣтной, но никакой любви къ народу. Вы говорите, что вы озабочены благомъ народа, на шеѣ котораго вы сидите и котораго вы знаете только настолько, насколько онъ нуженъ вамъ, чтобы кормить, одѣвать, обстраивать васъ, служить вамъ. Если вы точно озабочены благомъ народа, то первое, главное, что вы должны сдѣлать для его блага, это то, чтобы слѣзть съ него, перестать эксплуатировать и развращать его, оставить его въ покоѣ.

* № 9.

Я помню, какъ при уничтоженіи крѣпостного права не только тѣ, которые страдали отъ этого учрежденія, но и тѣ, которые пользовались выгодами отъ него, почти всѣ съ увлеченіемъ взялись за осуществленіе этого дѣла. То же самое будетъ и съ земельнымъ вопросомъ. Разница только въ томъ, что въ разрѣшеніи вопроса рабства мы имѣли передъ собой образецъ другихъ народовъ; въ этомъ же дѣлѣ мы должны быть сами образцами для другихъ.

Поймите, что, продолжая бороться съ тѣми, съ кѣмъ вы боретесь, тѣми же средствами, которыми борятся они съ вами, — обманами, лжами, насиліями, казнями, ужасными убійствами невинныхъ людей вмѣстѣ съ восставшими, вы не только не спасете себя, а только вѣрнѣе губите, набирая на свою голову все новыя и новыя преступленія, которыя всѣ зачтутся вамъ.

* № 10.

Подъ правительствомъ я разумѣю тѣхъ людей, которые, пользуясь установленной властью, могутъ измѣнять существующіе законы и приводить ихъ въ исполненіе. (Въ Россіи до сихъ поръ были и продолжаютъ быть такими людьми: царь и его министры и ближайшіе совѣтники.)

Провозглашаемое основаніе всякой правительственной власти есть только одно: служеніе благу того народа, надъ которымъ оно имѣетъ власть.

Что же дѣлаете теперь вы, правительственные люди Россіи?

* № 11.

Поставьте передъ людьми такой идеалъ, и не для того, чтобы спасти себя, а серьезно и искренно возьмитесь за осуществленiе его, и вы спасете не только себя, но спасете Россію отъ тѣхъ бѣдствій, которые уже наступили и еще угрожаютъ ей.

И такой идеалъ вамъ не надо выдумывать, это давнишній идеалъ всего русскаго народа, идеалъ этотъ есть возвращеніе всему народу — не однимъ крестьянамъ, а всему народу — его естественнаго и законнаго права на землю.

Людямъ, не привыкшимъ мыслить своимъ умомъ, идеалъ этотъ кажется неосуществимымъ, потому что это не есть повторенiе того, что осуществлено въ Европѣ и Америкѣ. Но именно потому, что идеалъ этотъ нигдѣ еще не былъ осуществленъ, онъ и есть истинный идеалъ нашего времени и, кромѣ того, идеалъ ближайшій и могущій быть и долженствующій быть осуществленнымъ прежде, чѣмъ среди другихъ народовъ, именно теперь въ Россіи. Загладьте свой грѣхъ добрымъ дѣломъ, постарайтесь, пока вы еще у власти, уничтожить давнюю вопіющую, жестокую несправедливость частной земельной собственности, которая такъ живо чувствуется всѣмъ земледѣльческимъ народомъ и отъ которой онъ такъ жестоко страдаетъ, — и на вашей сторонѣ будутъ всѣ лучшіе люди, такъ называемая интеллигенція. Съ вами будутъ всѣ искренніе конституціоналисты, которые не могутъ не понять, что прежде чѣмъ призывать весь народъ къ выборамъ представителей, нужно освободить этотъ народъ отъ того земельнаго рабства, въ которомъ онъ находится. Съ вами же должны будутъ признать себя и соціалисты, такъ какъ тотъ идеалъ, который они ставятъ себѣ — обобществленіе орудій труда, — достигается прежде всего обобществленіемъ главнаго орудія труда — земли. Съ вами же будутъ и революціонеры, потому что та революція, которую вы произведете освобожденіемъ земли отъ частной собственности, есть осуществленіе одного изъ главныхъ пунктовъ ихъ программы. Съ вами же будетъ, главное, весь тотъ стомилліонный земледѣльческій русскій народъ, который одинъ и представляетъ изъ себя настоящій русскій народъ.

* № 12.

«Но если мы, русскіе люди, сейчасъ же станемъ жить такъ, не повинуясь правительству, то не будетъ Россіи», скажутъ люди, которымъ кажется, что въ томъ, что есть Россія, т. е. соединеніе многихъ разныхъ народовъ подъ одной властью, есть что-то важное, великое и полезное.

Но вѣдь это соединеніе многихъ разныхъ народовъ, называемое Россіей, не только не нужно вамъ, русскимъ рабочимъ людямъ, но именно въ этомъ соединеніи одна изъ главныхъ причинъ нашихъ бѣдствій.

Если облагаютъ податями и пошлинами васъ и облагали вашихъ предковъ, накопивъ огромные долги, которые вы должны выплачивать, если съ васъ берутъ солдатъ и разсылаютъ ихъ на разные концы свѣта воевать съ людьми, которымъ до васъ и вамъ до которыхъ нѣтъ никакого дѣла, то все это только изъ за того, чтобы удержать эту Россію, т. е. насильственное соединеніе Польши, Кавказа, Финляндіи, Средней Азіи, Манджуріи и другихъ земель и народовъ подъ одной властью. Но мало того, что отъ этого соединенія, называемаго Россіей, всѣ ваши бѣдствія, — въ этомъ соединеніи и великій грѣхъ, въ которомъ вы невольно участвуете, когда повинуетесь правительству.

Для того чтобы была Россія, та, какая есть, надо держать въ покорности поляковъ, финляндцевъ, латышей, грузинъ, татаръ, армянъ и другихъ. А для того чтобы держать ихъ въ покорности, надо запрещать имъ жить какъ они хотятъ и, если они не слушаются запрещеній, казнить, убивать ихъ. Зачѣмъ же вамъ участвовать въ этихъ дурныхъ дѣлахъ, когда отъ нихъ же ваши бѣдствія? Тѣ, кому нужно, чтобы была эта Россія и владѣла Польшей, Грузіей, Финляндіей и другими землями, пускай устраиваютъ это какъ умѣютъ и могутъ. Вамъ же, рабочимъ людямъ, это совсѣмъ не нужно, а нужно совсѣмъ другое. Вамъ нужно только, чтобы у васъ было достаточно земли, чтобы никто насильно не отбиралъ у васъ вашего имущества и не забиралъ бы вашихъ сыновей въ солдаты и, главное, не принуждалъ бы васъ дѣлать дурныя дѣла. И ничего этого не будетъ, если только вы не будете исполнять разоряющія и губящія ваши тѣла и души требованія правительства.

«Но какъ же устроятся безъ правительства всѣ большiя общественныя дѣла, когда всѣ люди будутъ жить отдѣльными обществами? Какъ устроятся пути сообщенія, желѣзныя дороги, телеграфы, пароходы, почта, высшія учебныя заведенія, библіотеки, торговля, когда не будетъ правительства?»

Люди такъ привыкли къ тому, что правительства завѣдуютъ всѣми общественными дѣлами, что имъ кажется, что и самыя дѣла эти устраиваются правительствами и что безъ правительства нельзя устроить ни высшія школы, ни пути сообщенія, ни почты, ни библіотеки, ни торговыя сношенія. Но это неправда. Самыя большія общественныя дѣла не только въ одномъ народѣ, но среди разныхъ народовъ устраиваются безъ помощи правительствъ частными людьми. Такъ устроены всякаго рода международные, ученые, торговые, промышленные союзы. Правительства не только не помогаютъ такимъ, по добровольному согласію устраиваемымъ союзамъ, но, вступая въ такія дѣла, всегда мѣшаютъ имъ.

* № 13.

Но освобожденіе это для народовъ, большинство которыхъ оставило земледѣльческую жизнь и живетъ промышленной городской жизнью, пользуясь трудами другихъ народовъ, представляется особенно труднымъ. Такое освобожденіе вырабатывается среди нихъ посредствомъ соціализма. Вамъ же, русскимъ рабочимъ, живущимъ преимущественно земледѣльческой жизнью и самимъ удовлетворяющимъ своимъ нуждамъ, освобожденіе это особенно легко. Правительство для васъ уже давно составляетъ не необходимость, даже не удобство, а великую, ничѣмъ не выкупаемую тяжесть и бѣдствіе.

Правительство, только правительство своей властью отнимаетъ у васъ землю, только правительство отбираетъ отъ васъ податями и пошлинами большую часть того, что вы своимъ трудомъ пріобрѣтаете, только оно лишаетъ васъ трудовъ вашихъ сыновей, забирая ихъ въ солдаты и посылая ихъ на убійства.

Правительство вѣдь не есть такое же отъ Бога установленное необходимое условіе человѣческой жизни, какъ воздѣлываніе земли, бракъ, семья, общеніе людей, которыя всегда будутъ, пока будутъ люди. Правительство есть человѣческое учрежденіе, которое устанавливается, когда оно нужно, и уничтожается, когда перестаетъ быть нужнымъ, какъ и всякія человѣческія учрежденiя.

Въ старину бывали учреждаемы человѣческія жертвы, идолослуженія, гаданія, пытки, рабство и многое другое. И все это уничтожилось, когда народъ настолько просвѣщался, что учрежденія эти становились лишней тяжестью и бѣдствіемъ. То же и съ правительствами. Правительства учреждались тогда, когда народъ былъ дикій, жестокій и грубый. Такія же жестокія и грубыя устанавливались и правительства. Всѣ почти правительства законы свои взяли отъ язычниковъ римлянъ. И правительства до сихъ поръ остаются такими же грубыми учрежденіями съ насильническими поборами, солдатами, тюрьмами, казнями, какія были еще до христіанства. Но народъ, просвѣщаясь, все менѣе и менѣе нуждался въ такихъ правительствахъ, а въ наше время большинство христіанскихъ народовъ дожило до того, что правительства стали для нихъ только помѣхой.

Скорлупа нужна яйцу, пока не вывелся птенецъ. Но когда птенецъ готовъ, скорлупа только помѣха. То же и съ правительствами: большинство христіанскихъ народовъ сознаютъ это. Въ особенности живо чувствуетъ это теперь русскій земледѣльческій народъ.

*№ 1.

«Народъ, какъ и человѣкъ, можетъ ставить главнымъ уcловіемъ своего блага матеріальное преуспѣяніе, и тогда благоустройство политическое для него дѣло первой важности, и для этого устройства онъ готовъ часто жертвовать своими духовными требованіями, и можетъ народъ, также какъ и человѣкъ, болѣе дорожить своей духовной жизнью, и тогда матеріальное преуспѣяніе и политическое благоустройство, если оно требуетъ отъ него нарушенія духовныхъ требованій, для него настолько не важно, что онъ готовъ нести многія матеріальныя неудобства и тягости, только бы не отступать отъ своихъ духовныхъ требованій, принимая участіе въ политическомъ устройствѣ. Западные народы принадлежатъ первому типу, восточные, и въ томъ числѣ русскій, ко второму».

Такова мысль Хомякова, выраженная въ его очень интересной и умной статьѣ: «Самодержавіе, опытъ схематическаго построенія этого понятія». Мысль о томъ, что восточные и западные народы различно относятся къ власти и что восточные народы, въ томъ числѣ и русскій, смотря на власть не какъ на право, а какъ на обязанность, переносили и переносятъ такія тяжести и злоупотребленія власти, при которой западные народы возмущаются и свергаютъ власть, совершенно справедлива, но я не думаю, чтобы такое спокойное и болѣе терпѣливое перенесеніе злоупотребленія власти было исключительнымъ свойствомъ восточныхъ и русскаго народовъ и чтобы свойство это было постоянное. Я думаю, что не однимъ восточнымъ народамъ, но всѣмъ народамъ, разумѣя подъ народомъ преобладающее большинство его, состоящее всегда из земледѣльцевъ, тѣхъ людей, которые удовлетворяютъ естественнымъ потребностямъ всѣхъ остальныхъ людей, всегда свойственно предпочитать неудобства повиновенія власти участію въ ней, но что это повиновеніе можетъ продолжаться только до тѣхъ поръ, пока выгоды повиновенія больше, чѣмъ невыгоды участія во власти.

* № 2.

<Внутреннее противорѣчіе насильнической власти, состоящее въ томъ, что насильническая власть, допущенная и терпимая народомъ для избавленія себя отъ грѣха насилія, требуетъ отъ людей совершенія грѣховъ насилія, и несогласіе повиновенія власти съ духовными требованіями народа дошло въ наше время для русскаго народа до послѣдней степени.

Русскій народъ могъ подчиняться самодержавной власти для защиты себя отъ Монголовъ, но совсѣмъ другое дѣло подчиняться власти для того, чтобы душить Финляндію, Польшу, Кавказскіе народы или захватывать Манджурію.

Если русскіе люди прежняго полуязыческаго христіанскаго міровоззрѣнія могли съ спокойной совѣстью исполнять всѣ велѣнія власти, какъ разрушеніе Новгорода или казни стрѣльцовъ и т. п., то въ наше время совершавшагося впродолженіи нѣсколькихъ вѣковъ уясненія и очищенія основъ христіанства русскіе люди уже не могутъ съ спокойной совѣстью принимать участіе въ угнетеніи, насиліяхъ и убійствахъ своихъ ближнихъ, требуемыхъ отъ нихъ императорскимъ правптельствомъ.

С одной стороны, власть, становясь все хуже и жесточе, все ухудшала и ухудшала положеніе народа и дошла наконецъ въ наше время до полнаго раззоренія народа, съ другой стороны, духовныя требованія народа, становясь чище, выше, все менѣе и менѣе согласовались съ требованіями власти. И потому отношеніе русскаго народа неизбѣжно должно было измѣниться и въ дѣйствительности совершенно измѣнилось и не можетъ продолжать быть тѣмъ же, чѣмъ было. Противорѣчіе между духовными требованіями русскаго народа и требованіями правительства дошло въ наше время до высшей степени. Въ наше время русскій народъ пришелъ къ тому самому кризису, къ которому давно уже пришли западные народы.

Но пришелъ русскій народъ къ этому кризису отчасти вслѣдствіи своей восточной терпѣливости, отчасти вслѣдствіи болѣе ранняго, чѣмъ западные народы, усвоенія христіанскаго духа, отчасти вслѣдствіи удерживавшагося для огромнаго большинства народа земледѣльческаго быта, пришелъ русскій народъ къ этому кризису при совершенно другихъ условіяхъ, чѣмъ тѣ, въ которыхъ разрешился этотъ кризисъ среди западныхъ народовъ.>

* № 3.

Но мало того что народы, свергавшіе существующую власть, пришли къ тому самому, отъ чего они хотѣли избавиться, т. е.

къ необходимости самимъ, лишившись свободы отъ грѣха и досуга заниматься дѣлами управленія, они пришли къ этому въ гораздо болѣе трудныхъ условіяхъ, чѣмъ тѣ, въ которыхъ они передали власть властвующимъ. Легко и возможно было разрешать насильнической властью вопросы управленія тогда, когда условія жизни одноплеменнаго, одновѣрнаго, географически объединеннаго народа были просты, когда расходы и подати были невелики, когда не было борьбы сословій, когда, главное, не было покоренныхъ и насильственно присоединенныхъ къ другимъ народовъ и, главное, было одно лицо или малое число лицъ, которое хорошо ли, дурно ли, но могло рѣшать возникающіе вопросы управленія.

Теперь же, когда вопросы общественной жизни дошли до величайшей запутанности и сложности, когда уже существуютъ установившіеся бюджеты государственныхъ расходовъ, требующіе все большаго и большаго обложенія податями, идетъ неперестающая борьба между озлобленнымъ рабочимъ, бѣдствующимъ народомъ и богачами, захватившими земли и монополіи, когда политическія международныя условія требуютъ все большихъ и большихъ вооруженій, когда для народовъ-завоевателей являются вопросы поддержанія неестественныхъ соединеній чуждыхъ народностей подъ одной властью, какъ. для Россіи Польша, Кавказъ, Финляндія и др., для Британіи безчисленное количество чуждыхъ и враждебныхъ народностей отъ Ирландіи до Индіи, а для покоренныхъ народовъ вопросы объ освобожденіи отъ порабощенія, когда всѣ вопросы эти и многіе другіе подлежатъ рѣшенію не одной власти, по своему положенію не заинтересованной въ томъ или иномъ рѣшеніи вопроса, a собранію частныхъ лицъ съ различными и противоположными личными интересами, теперь всѣ вопросы эти представляютъ не только огромныя трудности, но и совершенно неразрѣшимы, какъ мы это видимъ на вопросахъ колоній, тарифовъ, покоренныхъ народностей, негровъ въ Америкѣ, секюляризаціи во Франціи, еврейскаго, Ирландскаго, восточнаго вопросовъ и сотни другихъ, которые служатъ только темой парламентскаго краснорѣчія, но десятками лѣтъ ни на шагъ не подвигаются въ своемъ рѣшеніи.

Главная же трудность участія народа въ управленіи происходитъ отъ того, что люди нашего времени, съ измѣнившимся мировоззрѣніемъ, призваны къ разрѣшенію такихъ вопросовъ, которые поставлены людьми прежняго времени съ совершенно другими взглядами. Людямъ нашего времени, отрицающимъ войну, признающимъ равноправность людей и свободу народа, надо заботиться объ увеличеніи вооруженій, о законахъ, запрещающихъ доступъ дешевыхъ работниковъ въ свое государство, обдумывать средства удержанія въ покорности раздѣленной Польши, покоренныхъ Буровъ, Индусовъ и т. п.

* № 4

При правительственномъ правленіи появляется вездѣ, гдѣ оно было введено, тотъ классъ людей, который называется буржуазіей, т. е. людей, которые подъ покровительствомъ насилия власти самыми разнообразными средствами захватываютъ власть надъ народомъ. Средства эти самыя разнообразныя: в прямое участіе въ правленіи, и землевладѣніе, и судъ, и преподаваніе наукъ, и исполненіе религіозныхъ обрядовъ, и торговля, и театры, и денежныя операціи, и медицина, и моды, и адвокатство, и журналистика, и печать, и искусства, и многія другія профессіи служатъ средствомъ⁹⁷ освобожденія себя отъ тяжелаго труда вырабатыванія предметовъ первыхъ потребностей.

* № 5.

Вотъ тутъ то, въ отвѣтахъ на этотъ вопросъ, и проявляется то совершенно вѣрно опредѣленное Хомяковымъ различіе между восточными и западными народами. Восточные народы: Китай, Индія, Персія, Турція, Россія, дорожа больше своимъ досугомъ и внутренней духовной жизнью, чѣмъ внѣшнимъ политическимъ благоустройствомъ, допускали и допускаютъ большую степень злоупотребленій власти, не свергая ее. Народы же западные, дорожа преимущественно матерьяльными благами міра и потому своимъ внѣшнимъ благоустройствомъ, были скорѣе склонны, при дошедшихъ до извѣстной степени злоупотребленіяхъ власти, свергать ее и устанавливать новую. Такъ это происходило и въ Римѣ и во всѣхъ наслѣдовавшихъ ему государствахъ.

* № 6.

Но и это мнимое участіе всего народа въ управленіи не измѣнило положенія трудящагося народа. Устройство выборовъ отъ всего народа, отъ трудящихся, далекихъ отъ политическихъ вопросовъ массъ, составляетъ такую трудность, что народное участіе въ этихъ государствахъ служить только средствомъ перехода такой же, какъ прежде, власти немногихъ надъ многими съ однихъ лицъ на другихъ. Такъ что въ действительности и въ этихъ государствахъ, во Франціи и Соединенныхъ Штатахъ, народъ, какъ и прежде, находится въ рабствѣ если не у прежнихъ Императоровъ, королей, лордовъ и князей, то у такихъ же немногихъ ловкихъ людей, захватывающихъ власть правительственную или денежную.

* № 7.

Остается одно спасеніе отъ сознанія неизбѣжнаго приближенія къ погибели, едва ли не болѣе слѣпое, чѣмъ вѣрованія церковныя, въ соціализмъ, въ то, что когда то, а можетъ быть очень скоро, какъ-то посредствомъ насилія, а можетъ быть и какъ то само собой установится жизнь, при которой всѣ люди будутъ какъ то, чѣмъ то принуждены отказаться отъ всего того, чѣмъ они живутъ теперь, и всѣ будутъ вмѣстѣ работать все, что имъ нужно, и всѣмъ равно пользоваться.

Но и это вѣрованіе уже начинаетъ разрушаться, и люди видятъ, что все это нужно только затѣмъ, чтобы отводить глаза людей отъ той пропасти, къ которой они неудержимо стремятся

* № 8.

Ноги, переходя въ туловище, становятся все тоньше и тоньше, туловище все тяжелѣе и тяжелѣе. Продолжаться такъ не можетъ. Предѣлъ этого перехода долженъ быть. Туловище должно завалиться, когда нечему будетъ держать его. И люди западнаго міра чувствуютъ его. Но инерція начатаго движенія такъ велика, что они не могутъ остановиться. До времени они практически спасаются отъ сознанія неизбѣжности погибели при продолженіи такой жизни тѣмъ, что, соперничая другъ съ другомъ, все дальше и дальше закидываютъ обманомъ и насиліемъ свои поработительныя сѣти на людей, живущихъ еще разумной, трудовой жизнью во всѣхъ частяхъ свѣта, торговлей, промышленностью, колоніями и теоретически спасаются отъ сознанія безумія своей дѣятельности ученіемъ социализма, обѣщающимъ въ неопредѣленномъ будущемъ великія блага, которыя будутъ достигнуты полнымъ порабощеніемъ человѣка какою то благодѣтельной силой, которая будетъ свободной отъ свойственныхъ всякой власти свойствъ.

Но несмотря на это, люди запада уже начинаютъ видѣть обманчивость этихъ обоихъ средствъ спасенія. Съ одной стороны, предѣлъ захватовъ чужихъ земель уже виденъ. Кромѣ того, колоніи, т. е. рабы, начинаютъ иди возмущаться или переходить на сторону туловища. Съ другой стороны, мыльный пузырь соціализма, казавшійся столь величественнымъ среди духовной пустоты жизни, уже лопнулъ, и самые недальновидные люди усматриваютъ его источникъ и неисполнимость и въ случай исполненія вытекающее изъ него ужасающее рабство, подобнаго котораго еще нигдѣ, никогда не испытывали люди.

* № 9.

Но рынки переполнены, предметовъ произведено столько, что ихъ дъвать некуда, и, что хуже воего, сами потребители — восточные народы Японіи, Китая, Индіи — начинаютъ дѣлать тѣ же самые предметы, такъ что скоро некого будетъ развращать и обманывать, и приготовленія къ войнамъ подъ вліяніемъ угрозы сосѣдей, какъ это и не можетъ быть иначе, все увеличиваются и увеличиваются, и увеличеніе это не можетъ остановиться у западныхъ народовъ, но народы эти такъ отстали отъ естественной, разумной формы жизни, кормленія себя своими трудами на своей землѣ, такъ привыкли къ безумной, безполезной, вредной, разслабляющей роскоши, комфорту, что и имъ кажется, что жизнь не можетъ быть другою, какъ та, которую они ведутъ и которая состоить въ томъ, чтобы изуродовать ту часть земли, на которой они живутъ, превративъ ее въ адъ, какъ въ Англіи, Бельгіи и другихъ, и какъ можно больше, и какъ можно скорѣе, и какъ можно искуснѣе дѣлать ненужные и вредные предметы роскоши и развращать ими людей еще неиспорченныхъ и живущихъ своими трудами. Но не говоря уже о безнравственности⁹⁸ такой жизни,⁹⁹ самый этотъ способъ существованія становится очевидно недостаточнымъ: народы восточные, первая Японія, начинаютъ понимать, на чемъ основана эксплоатація ихъ сосѣдей, выучившись дѣлать машины и работать такъ, чтобы востокъ не нуждался болѣе въ товарахъ западныхъ народовъ, и очень скоро выучились строить пушки и корабли и управлять ими такъ, чтобы дать отпоръ силою тѣмъ, которые захотятъ поработить ихъ.

* № 10.

Русскому земледѣльческому народу не нужно ни рынковъ, ни подоходныхъ налоговъ, ни обобществленія труда и фабрикъ, ни захватовъ чужихъ земель, ни свободъ собраній, слова, прессы, нужно только одно — земля и свободный доступъ къ землѣ, то самое, чего не даетъ своимъ представителямъ ни одно представительное правительство.

*№ 11.

Есть люди въ Россіи среди достаточнаго класса, которые полагаютъ, что въ этомъ самомъ состоитъ теперь призваніе России и что лучшее, что могутъ теперь сдѣлать русскіе люди, это то, чтобы устроить у себя въ Россіи то самое правленіе, которое существуетъ теперь въ передовыхъ Европейскихъ государствахъ: сдѣлать сначала революцію съ клубами, рѣчами, убійствами, потомъ парламентъ съ интерпеляціями, адресами, бурными рѣчами и манифестаціями, и тогда будетъ то самое, что долженъ сдѣлать русскій народъ въ настоящую минуту.

Это уже и начали дѣлать. И все это, и революція и парламентъ, — все издалека похоже на европейское, какъ натыканныя березки въ Троицынъ день похожи на лѣсъ, но все это безъ кореньевъ, и было бы смѣшно, если бы не было такъ ужасно легкомысленно и глупо въ такую важную минуту для русскаго народа.

* № 12.

Мы, русскіе, находимся совершенно въ другихъ условіяхъ; вся прошедшая исторія наша была другая, и намъ теперь слѣдовать тому, что дѣлается въ Европѣ, все равно, что людямъ, стоящимъ еще на сухомъ берегу, лѣзть въ то болото, въ которомъ по поясъ сидятъ тѣ, которые шли впереди насъ. Не говоря уже о томъ, что можетъ быть много путей помимо того, который ведетъ черезъ болото, и надо искать ихъ, казалось бы, нельзя не остановиться передъ тѣмъ тяжелымъ положеніемъ, въ которомъ находятся Европейскіе народы, и не подумать своими усиліями, а не подражая чужимъ, о томъ, что намъ, поставленнымъ въ такія особенныя условія, свойственно дѣлать. Имѣемъ ли право, видя все то, что дѣлается въ Европѣ, видя тѣ результаты, къ которымъ привела европейскіе народы ихъ деятельность, имѣемъ ли мы право въ такой важный моментъ для жизни русскаго народа избирать дѣятельность, послъдствія которой уже совершенно очевидны намъ?

* № 13.

<Что же дѣлать русскому народу?

Причина страданій русскаго народа: его обезземеленіе, тяжелыя подати, солдатчина и теперешнія смуты, причина всѣхъ этихъ страданій — власть. Кто удерживаетъ землю за большими собственниками, не работающими на ней? Власть, правительство. Кто отбираетъ людей отъ семей, развращая ихъ и научая убійству, и посылаетъ ихъ на бойню? Кто теперь сажаетъ въ тюрьмы, стрѣляетъ, бьетъ народъ, казнить людей? Все та же власть. Кто среди западныхъ народовъ накладываетъ подати на трудящихся, поддерживаетъ монополіи богачей, удерживаетъ за неработающими право на собственность земли, лишаетъ ея рабочій народъ, содержитъ войска и, развращая ихъ, посылаетъ на грабежи и убійства? Все та же, хотя и иначе организованная власть, чѣмъ у восточныхъ народовъ.>

* № 14.

<Попытки уничтоженія вреда власти посредствомъ распространенія ея можно сравнить съ попытками скрыть бѣлую нитку просторно нанизанными на ней бусами: можно сдвинуть всѣ бусы вмѣстѣ, и тогда будетъ видна бо́льшая часть нитки. Это деспотическая власть. Можно раздвинуть бусы по всей ниткѣ, оставляя промежутки нитки. Это будетъ разнаго рода ограниченная власть. Но какъ не передвигай бусы, количество непокрытой бусами нитки будетъ всегда одно и то же. То же и съ властью.>

* № 15.

Мы такъ привыкли къ власти и къ повиновенію власти, что не можемъ представить себѣ жизни безъ власти. Говоря о власти, всегда подъ властью подразумѣвали власть насильническую, не дѣлая различія между властью свободно признаваемой, властью духовной, безъ которой никогда не жило и не можетъ жить человѣчество, и властью насильнической, которой люди подчиняются изъ страха страданій или смерти. Власть первая есть власть болѣе разумнаго существа надъ менѣе разумньмъ, признающимъ разумность перваго. Это власть родителей надъ малыми дѣтьми, Христа надъ учениками, всякаго добровольно признаннаго руководителя надъ людьми добровольно подчиняющимися ему. Вторая власть — это власть покорителя, угрожающаго казнями и убійствами зa неповиновеніе.

Дѣйствія властвующаго духовно и дѣйствія властвующаго силою совершенно различны: одинъ дѣйствуетъ добротой, разумомъ, другой обратнымъ: жестокостью, насиліемъ, казнями. Отношеніе же повинующагося одно и тоже какъ къ первому, такъ и къ второму, повинуются и тому и другому одинаково, исполняютъ то, что ему предписываютъ какъ тотъ, такъ и другой. И вотъ въ этомъ то смѣшеніи той и другой власти источникъ заблужденія о томъ, что люди не могутъ жить безъ насильнической власти. Люди не могутъ жить безъ власти духовной, такой, которой они добровольно подчиняются, но нетолько могутъ жить безъ власти насильнической, но подчиненіе насильнической власти есть причина нетолько великихъ бѣдствій, но и всякаго развращенія, которому подвергаются люди.

* № 16.

Но скажутъ: это общія мѣста, скажутъ: что же, по вашему мнѣнію, дѣлать теперь русскому народу?

Постараюсь отвѣтить на этотъ вопросъ, впередъ оговариваясь, что если мое предположеніе о томъ, что именно долженъ теперь дѣлать русскій народъ, можетъ быть не вѣрно, все таки остается несомнѣннымъ то, что русскій народъ переживаетъ теперь тотъ моментъ, когда ему неизбежно необходимо измѣнить свое отношеніе къ власти, и что это отношеніе можетъ быть измѣнено только въ смысле прекращенія повиновенія какой бы то ни было власти.

Отвечая на вопросъ о томъ, что именно дѣлать теперь русскому народу, я долженъ имѣть въ виду хотя и очень несоразмерный по численности, но имѣющія вліяніе на рѣшеніе народа части его.

Частей этихъ три: первое — правительство, въ которое я включаю всѣхъ тѣхъ людей, которые имѣли и имѣютъ еще власть и всѣхъ богатыхъ и чиновныхъ людей, стоящихъ на стороне правительства, — это государь, высшіе чиновники, богатые дворяне, купцы, консерваторы, отстаивающіе прежнее положеніе.

Вторая часть — это все тѣ богатые цивилизованные люди, борящіеся съ правительствомъ и желающіе заменить существующую власть иною, новою. Это всѣ либералы, революціонеры, соціалдемократы, журналисты, педагоги, врачи, техники, рабочіе, развращенные крестьяне.

Третья, самая большая часть, — это земледельцы, крестьяне, народъ, огромное большинство; народъ тотъ, который кормитъ и содержитъ и первыхъ и вторыхъ и которому главнымъ образомъ предстоитъ рѣшеніе вопроса о пути, который долженъ быть избранъ.

Что дѣлать правительству?

Правительству слѣдуетъ понять, что такъ или иначе время его прошло, что нетолько въ томъ виде, въ которомъ оно теперь, но ни въ какомъ видѣ оно существовать больше не можетъ. И понявъ это, правительство прежде всего должно перестать бороться силою съ тѣми, кто хочетъ свергнуть его. Борьба эта силою теперь, при озлобленіи враговъ правительства и полной свободе печати и его привычке не только увеличивать, но выдумывать всѣ респрессіи, особенно внѣзаконныя, производитъ только все большее и большее озлобленіе и развращение народа. Переставъ бороться силою, правительство должно стараться употребить свою еще до времени существующую власть на то, чтобы исполнить хотя теперь то, что давно ждетъ и требуетъ отъ него весь земледѣльческій русскій народъ, уничтожить старинную несправедливость и грѣхъ земельной собственности и третье — постараться миролюбиво удалиться отъ власти, не давать отрывать ее отъ себя, а отдать ее, и отдать не другимъ, новымъ властителямъ, которые хотятъ захватить ее, а отказаться отъ власти, признавъ незаконность ее. Сдѣлаютъ или не сдѣлаютъ этого правительственные люди, они неизбежно придутъ къ этому же. Только съ той разницей, что, сделавъ это, они придутъ къ тому же безъ борьбы, безъ жестокости убійствъ, неправды, безъ греха; не сделавъ этого, придутъ къ тому черезъ великія преступленія и страданія.

Что дѣлать борющимся съ правительствомъ, всѣмъ — отъ членовъ думы до рабочихъ, собирающихся для обсужденія своихъ нуждъ?

Первое — понять, что предстоящая и совершающаяся революція не есть революція, переносящая власть съ однихъ людей на другихъ, a революція, имѣющая предметомъ уничтоженіе всякой насильнической власти. И потому всѣ тѣ изъ революціонеровъ, которые искренно заботятся о благѣ общемъ, а не руководимы тщеславіемъ, корыстью, завистью, злобой, должны бороться по западнымъ образцамъ съ правительствомъ не для того, чтобы образовать новое правительство, а для того, чтобы уничтожить всякую власть человѣка надъ человѣкомъ, должны не устанавливать новые законы, а уничтожать всѣ законы, кромѣ однаго вѣчнаго нравственнаго, обязательнаго для всѣхъ людей закона. Это первое. Второе же, вытекающее изъ этого, что должны дѣлать революціонеры, это то, чтобы не возбуждать, какъ они это дѣлаютъ теперь, дурныя чувства народныхъ массъ, нетолько не убивать, не брани[ться], не лгать, но всѣ силы употреблять на умиротвореніе чувствъ народа. И третье и самое нужное — это то, чтобы, понявъ предстоящую необходимость устройства жизни народа безъ власти, содѣйствовать народу въ выработкѣ новыхъ формъ такой жизни. Только такая можетъ быть плодотворная, а не зловредная революционная дѣятельность.

Что дѣлать народу?

Народу же, всему стомилліонному русскому народу для освобожденія себя отъ грѣха власти и всѣхъ бѣдствій, вытекающихъ изъ этого грѣха, можно и должно дѣлать только одно: не повиноваться власти правительства, не участвовать ни въ какихъ дѣлахъ правительства¹⁰⁰ и точно также не участвовать въ дѣлахъ людей, борющихся съ правительствомъ, кротко и покорно переносить всѣ насилія, которыя другіе будутъ совершать надъ нимъ, но самому не участвовать ни въ какихъ насиліяхъ ни революціонеровъ, ни правительства: не давать ни своихъ денегъ, ни трудовъ ни тѣмъ, ни другимъ, не повиноваться никакой насильнической власти, а жить тою жизнью, которой они жили и живутъ теперь.

И стоить русскому народу въ лицѣ его правительственныхъ лицъ, его революціонеровъ и его сельскаго народа поступить такъ, и онъ получаетъ нетолько наибольшее доступное его [sic!] благо общественнаго устройства, но и укажетъ тотъ путь, по которому должно и готово итти все человѣчество.

*№ 17.

Отчего же русскій народъ не дѣлаетъ того, что такъ естественно должно вытекать изъ его положенія и что такъ свойственно ему, а, напротивъ, теперь, въ то решительное время, которое онъ переживаетъ, не только не поступаетъ такъ, какъ ему свойственно и выгодно, а въ своихъ поверхностныхъ слояхъ, захваченныхъ фабричной, городской жизнью, прислушивается къ развращенному голосу такъ называемыхъ образованныхъ, въ действительности же развращенныхъ людей богатыхъ классовъ, изъ которыхъ одни призываютъ его къ поддержанію стараго правительства, a другіе къ сверженію и установленію новаго, такого же насильническаго, съ такими же податями, таможнями, монополіями, земельной собственностью, наборами и войнами, и не только прислушивается, но начинаетъ уже совершать тѣ безсмысленныя преступленія грабежей, убійствъ и даже междуусобныхъ войнъ, которыя не только ни въ какомъ случае не могутъ освободить его, а наверное должны только увеличить его страданія? Отчего это? А оттого, что въ русскомъ народе не прояснилось сознаніе своего греха, и онъ хочетъ, продолжая творить грѣхъ, освободиться отъ послѣдствій его.

Для того чтобы русскій народъ могъ освободиться отъ тѣхъ бѣдствій, производимыхъ властью, отъ которыхъ онъ страдаетъ, ему нужно не собирать думы или учредительныя собранія, не рубить лѣса, отнимать имущество, жечь, грабить, убивать, а нужно одно — нужно, чтобы то смутно живущее въ немъ религіозное христіанское сознаніе греховности власти и повиновенія ей стало яснымъ и несомнѣннымъ, чтобы онъ понялъ, что повиновеніе какой-бы то ни было человеческой насильственной власти не есть безразличный поступокъ или даже добрый поступокъ, какъ это внушается ему извращеннымъ христіанскимъ ученіемъ, а есть грѣхъ, преступленіе основного закона Бога, требующаго отъ человѣка безусловнаго повиновенія одному Ему, и, понявъ свой грѣхъ, покаялся бы въ немъ и пересталъ творить его.

* № 18.

Для возможности же воздержанія народа отъ той, такъ и отъ другой деятельности нужно, главное, освободиться отъ истиннаго дьявольскаго навожденія, основанія всѣхъ золъ, испытываемыхъ и злыхъ дѣлъ, совершаемыхъ людьми, отъ навожденія государства, государственнаго единства, того понятія, во имя котораго совершались и совершаются и не могутъ не совершаться всѣ злоупотребленія какъ неограниченной, такъ и ограниченной монархической иди республиканской, всякой государственной власти.

Стоитъ только русскимъ людямъ освободиться от этого дьявольскаго навожденія государства, Россіи, и начать жить такъ, какъ свойственно разумнымъ существамъ, не подчиняясь никакимъ государственнымъ требованіямъ, не рѣшая свои общественныя дѣла ни передачей ихъ высшему государственному правительству или участіемъ въ этомъ государственномъ правительствѣ, а такъ, какъ они издревле рѣшались и рѣшаются въ Россіи мірской сходкой безъ участія насилія, по общему согласію, и неизбежно сложится тотъ новый строй жизни, до котораго въ наше время дожило человѣчество и который требуетъ своего осуществленія.

* № 19.

Мы такъ привыкли къ этому понятію, наука такъ много наговорила намъ о необходимости для жизни людей существованія государства, о томъ, какъ государство есть единственная форма, въ которой могутъ быть осуществлены право, высшая нравственность, высшее благо, какъ государство есть неизбѣжное явленіе въ жизни людей, и такъ давно уже существуетъ это учрежденіе, что и ученые и неученые люди, живущіе въ государствахъ, вполнѣ увѣрены, что государство есть нѣчто стихійное и что безъ государства жить людямъ невозможно. А между тѣмъ государство есть ничто иное, какъ застарѣлая, утвердившаяся, кристализовавшаяся форма насилія. Завоеватели покоряютъ народъ. Завоеванные народы Атиллой или Чингисъ Ханомъ не составляютъ государства, но завоеванные Римомъ народы составляютъ государства только потому, что насиліе Атиллы и Чингисъ Хана непродолжительно, насиліе же Рима продолжительно. Всякое государство есть такое же насиліе, какъ и всякое другое; понятіе же государства, приписываемое нѣкоторымъ продолжительнымъ насиліямъ однихъ людей надъ другими, есть только оправданіе насилія. Оправданіе это всегда само собой складывается при продолжительномъ насиліи и происходить обыкновенно слѣдующимъ образомъ: люди насилующіе другихъ, особенно же люди окружающіе насильниковъ и пользующіеся отъ нихъ разными выгодами, желая оправдаться, совершая насилія, стараются увѣрить другихъ и себя самихъ, что совершаемое ими насиліе не есть злое, а доброе, полезное дѣло, необходимое для совокупности насилуемыхъ людей, что совокупность эта (которая въ сущности соединяется только насиліемъ) есть нѣчто самобытное и что они, насилующіе другихъ людей, только служатъ этой совокупности, которую они называютъ княжествомъ, царствомъ, королевствомъ, имперіей. Вотъ эта то странная вѣра внушается людьми властвующими и ихъ слугами, въ особенности учеными, и легко воспринимается подвластными, потому что имъ пріятнѣе думать, что они покоряются нѣкоему отвлеченному, таинственному и всемогущему существу, называемому государствомъ, а не такимъ же людямъ, какъ они сами.

* № 20.

Разъ существуетъ одно и то же въ людяхъ пониманіе и одни и тѣ же желанія, то препятствіемъ къ осуществленію этихъ желаній могутъ быть только суевѣрія.

Ложныя суевѣрія, представленія, внушенія, теперь удерживающія человечество отъ вступленія на новый путь жизни, суть прежде всего ложное, суеверное церковное ученіе о жестокомъ, мстительномъ Богѣ, установившемъ и покровительствующемъ власть, ложное представленіе о томъ, что соединеніе многихъ людей одной или разныхъ народностей подъ одной властью не есть простое, грубое и жестокое насиліе, а есть нечто великое, необходимое для жизни людей учрежденіе, и третье — внушеніе о томъ, что извѣстныя слова и мысли, записанный людьми, получаютъ особенно священное значеніе, потому что они называются закономъ.

Стоитъ только людямъ освободиться отъ этихъ суевѣрій, ложныхъ представленій и внушеній, и свойственная во всѣхъ. людяхъ одна и та же добрая и разумная природа, приведенная къ сознанію христіанствомъ, проснется въ людяхъ и соединитъ ихъ всѣхъ во единую, согласную жизнь, безъ церкви, безъ насильнической власти и государства.

*№ 21.

Но что же станется съ государствомъ, скажутъ на это? Что станется съ государственными учрежденіями, судебными, просветительными, финансовыми, какимъ образомъ и какія установятся отношенія народовъ къ народамъ? Отвѣтъ на это возраженіе въ томъ, что государство и есть та форма, въ которую преобразилось грубое насиліе, которое есть ужасное суевѣріе, отъ котораго всѣ бѣдствія народовъ и которое совершенно ненужно для людей, признавшихъ грѣхъ власти и освободившихся отъ него. Есть церковь, есть наука, есть право, есть государство и много подобныхъ произведений мысли человеческой, но всѣ эти произведенія мысли не реальны, а представляютъ изъ себя фикціи, признаваемыя извѣстными людьми въ известное время, но человѣкъ, живой человѣкъ, не есть фикція, а самое реальное изъ реальнаго, что мы можемъ только знать. И потому, когда интересы фикціи государства сливаются съ интересами самаго реальнаго изъ реальныхъ существъ — человека, не можетъ быть, и вопроса о томъ, что должно уступить чему.

Вы говорите, что существуетъ въ вашемъ представленіи существо нереальное: Россія, Великобританія, Франція, для процвѣтанія, даже для существованія которыхъ необходимо, чтобы человѣкъ отдалъ заготовленную имъ своими руками для дѣтей пищу, отдалъ бы свою жизнь на войнѣ, что важнѣе всего — пожертвовалъ бы своей вѣрой и совестью, совершая противным и вѣрѣ и совѣсти дѣла: участвовалъ бы въ поборахъ, казняхъ, военныхъ убійствахъ, что это нужно для государства, государство же есть необходимое условіе для людей.

Я же, живое существо, человѣкъ, говорю, что я знаю наверное, что я явился въ міръ по волѣ Бога, по Его же волѣ долженъ скоро уйти изъ міра и по Его же волѣ, открытой мнѣ и въ высшемъ законѣ и въ моей совѣсти, долженъ прожить въ этомъ мірѣ короткій срокъ моей жизни. О государствѣ же я ничего не знаю, и все, что мнѣ говорятъ о немъ, не убѣждаетъ меня объ его необходимости и справедливости, и потому когда вы требуете отъ меня, чтобы я отдалъ в распоряженіе неизвѣстныхъ мнѣ людей и большей части плохихъ, какъ я знаю, ту пищу, которую я выработалъ своими руками изъ земли для своего и своихъ дѣтей пропитанія, то я говорю, что не дамъ добровольно вамъ этой пищи, считалъ бы себя преступникомъ, если бы далъ вамъ ее. Отнять вы можете, и я не стану насиліемъ бороться съ вами, т. е. дѣлать противъ васъ то, что вы противъ меня дѣлаете. Но добровольно я не дамъ. Точно также не пойду добровольно учиться убивать кого то и воевать съ кѣмъ то, не пойду судить, казнить, потому что все это мнѣ не нужно, а главное, противно божескому закону и моей совести.

Что же касается до государства, то пускай устраиваютъ и поддерживаютъ его тѣ, кому оно нужно, a мнѣ оно не только не нужно, но вредно, предъявляя ко мнѣ жестокія требованія и на моихъ глазахъ развращая людей и земельной собственностью, которую оно поддерживаетъ, и казнями, и поборами, и солдатствомъ, и войной. И ответить на это разсужденіе не могутъ никакіе мудрецы, a отвѣтъ этотъ тотъ именно, который въ наше время должны сдѣлать разумные люди.

* № 22.

Для того чтобы русскому народу достигнуть всѣхъ тѣхъ тѣлесныхъ благъ, которыхъ онъ теперь добивается, ему нужно не грабить, жечь, бунтовать, производить возстанія и не, продолжая повиноваться существующей власти, служить въ полицiи, въ солдатахъ и убійствомъ братьевъ подавлять возстанія, а нужно одно: жить своей обычной мирной, земледѣльческой жизнью, не исполняя волю ни старой, ни новой человеческой власти, а только одну волю того высшаго начала — Бога, который послалъ всякаго человѣка въ міръ.

Но что станется съ Россіей, если русскіе люди дѣйствительно поступятъ такъ и перестанутъ повиноваться правительству? — скажутъ на это. Поступи такъ русскіе люди, уничтожится власть, уничтожится войско, и тотчасъ отдѣлятся всѣ части русскаго государства: Кавказъ, Польша, Финляндія, Ташкентъ и др. Россія перестанетъ существовать какъ великое государство, а переставъ быть великимъ и сильнымъ государствомъ, оно неизбѣжно подвергнется нападенію сосѣднихъ государствъ, которые и для того, чтобы не имѣть такихъ вредныхъ сосѣдей, и для того, чтобы воспользоваться беззащитностью русскихъ, поработятъ ихъ. Уничтожится великое русское государство, и распадутся всѣ части его.

Но вѣдь государство и есть то самое ужасное суевѣріе, во имя котораго совершаются тѣ злодѣянія, отъ которыхъ страдаютъ люди, и потому уничтоженіе государства и будетъ то самое, что нужно народу для избавленія его отъ давнишняго грѣха подчиненія власти и всѣхъ бѣдствій и развращенія, происшедшихъ отъ него.

* № 23.

Если всѣ покоренные Россіи народы освободятся и отдѣлятся отъ Россіи, то такое освобожденіе народовъ отъ порабощенія, отвѣчу я, можетъ быть только радостно для всякаго человѣка, свободнаго отъ вѣры въ государство: радостно и по сочувствію къ этимъ народамъ и потому, что освобожденіе ихъ снимаетъ съ каждаго русскаго долю отвѣтственности за ихъ порабощеніе.

Что же касается до порабощенія русскихъ людей, если они не будутъ подчиняться власти, Нѣмцами, Турками, Шведами, то людей, не подчиняющихся власти, точно также могутъ постигнуть всякія бѣдствія, какъ и людей покорныхъ власти, какъ это постоянно происходитъ при всякпхъ войнахъ — 12-й годъ — французовъ въ Россіи, 70-й годъ — прусаковъ во Франціи. На практикѣ для неподчиняющихся власти гораздо меньше поводовъ къ насилію и порабощенію, чѣмъ при порабощеніи власти. Опасность та же при повиновеніи и при неповиновеніи; разница только въ томъ, что при неповиновеніи власти труднѣе поработить народъ, чѣмъ при повиновеніи.

* № 24.

Христіанскіе народы думали удержать вѣру въ христiанство, извративъ его такъ, чтобы оно не противорѣчило государству, но для согласованія христіанства съ государствомъ нужно было полное извращеніе христіанства. Полное же извращенiе христіанства сдѣлало то, что на мѣсто религіознаго ученія, руководящаго жизнью, стали полуязыческіе обряды, и христіанскіе народы запада, оставшись безъ всякаго нравственно-религіознаго руководства, слѣдуютъ въ жизни только одному признаваемому ими выше всѣхъ другихъ закону государства, прямо противоположному христіанскому ученію. Такому же обману и извращенію подвергся и русскій народъ. И это то извращеніе христіанства и постановка на его мѣсто государственной вѣры и дѣлаетъ то, что русскій народъ въ предстоящемъ ему шагѣ колеблется, а не выбираетъ сразу то простое, естественное и благодѣтельное рѣшеніе, которое само собой представляется ему.

* № 25.

Есть поразительный эпизодъ исторіи павликіанской секты.

Византійскій императоръ или императрица послалъ своего военачальника (не помню Федора или Павла) противъ нарушающихъ единство церкви еретиковъ павликіанцевъ. Военачальникъ прибылъ на мѣсто, распорядился, какъ это было свойственно людямъ того времени, умертвилъ всѣхъ мущинъ и женщинъ, которые не успѣли разбѣжаться, и сжегъ и истребилъ жилища. Окончивъ порученное ему дѣло, онъ пожелалъ узнать, въ чемъ состояла та секта, сторонниковъ которой онъ истребилъ. Къ нему привели старика павликіанца, и изъ разспросовъ начальникъ убѣдился, что люди, которыхъ онъ перебилъ, были люди самыхъ высокихъ христіанскихъ убѣжденій и жизни. Открытіе это такъ поразило его, что онъ оставилъ свое положеніе вельможи, поселился среди остатковъ павликіанъ и вмѣсто преслѣдователя сталъ главнымъ проповѣдникомъ павликіанства.

Тоже самое совершилось бы въ наше время со всѣми поработителями, но съ той разницей, что въ наше время, при смутномъ сознаніи безсмысленности и преступности насилія, это обращеніе поработителей совершилось бы не послѣ, а до истребленія порабощаемыхъ.

* № 26.

Можетъ быть, люди нашего поколѣнія такъ привыкли къ борьбѣ, что имъ представляется невозможнымъ такой образъ дѣйствія, можетъ быть, при такомъ образѣ дѣйствій мы потеряемъ много удобствъ и пріятностей жизни, можетъ быть, если мы будемъ поступать такъ, насъ постигнуть еще новыя бѣдствія, все это можетъ быть, но несомнѣнно одно, что спасеніе отъ бѣдъ, которыя теперь терпятъ люди отъ насилія и которыя все увеличиваются и увеличиваются, только въ одномъ этомъ, въ томъ, чтобы, терпя насиліе, не совершать его. И потому чѣмъ дальше мы откладываемъ это средство, чѣмъ сильнѣе употребляемъ противное ему средство борьбы, тѣмъ все больше и больше мы отдаляемъ отъ себя наше единственное средство избавленія.

* № 27.

То, что совершается теперь не въ одномъ русскомъ народѣ, но во всѣхъ народахъ, то, что выражается и можетъ выразиться въ движеніи, охватившемъ русскихъ людей, не есть дѣло касающееся одного русскаго народа, не есть возстаніе народа противъ своего правительства, которое называется революціей. То, что предстоитъ теперь совершить русскому народу и что начинаетъ совершаться, есть начало перехода жизни всѣхъ народовъ отъ дѣтскаго состоянія въ возмужалое, есть измѣненіе всѣхъ основъ жизни, есть замѣна насилія равумнымъ согласіемъ, есть первый шагъ, восхожденіе человѣчества на высшую ступень общественнаго сознанія и вытекающаго изъ него устройства.

Восхожденіе это можетъ быть отсрочено, можетъ быть совершено не русскимъ, а другимъ народомъ, но оно должно быть, такъ какъ тѣ двѣ причины, которыя должны привести къ этому, — все большее и большее развращеніе власти и все большее и большее сознаніе преступности грѣха подчиненія человѣческой власти — не переставая дѣйствуютъ и должны привести къ этому, къ сознанію грѣха поклоненія государства, къ освобожденію отъ этого поклоненія и къ прекращенію насильнической власти и повиновенія ей.

Если же, какъ я думаю, дѣло это должно быть совершено теперь и русскимъ народомъ, то измѣненіе этого отношенія къ власти, чтобы совершиться въ дѣлѣ, должно прежде всего совершиться въ сознаніи людей. Люди должны будутъ понять весь грѣхъ, всю преступность, все безуміе отреченія отъ своей воли и вѣчного закона Бога, для того чтобы повиноваться людямъ. И какимъ людямъ? большею частью людямъ по нравственнымъ качествамъ стоящимъ гораздо ниже средняго уровня, людямъ, готовымъ на всякія жестокости и несправедливости, которыя неразрывны со всякой насильнической властью.

Для того чтобы развязать грѣхъ, изъ котораго возникъ указанный идолъ государства, людямъ надо вызвать въ себѣ высшее сознаніе закона Бога, единенія и лучшія чувства любви къ людямъ.

Для того чтобы развязать грѣхъ, надо вызывать добрыя чувства въ людяхъ, помогать имъ, кротко увѣщевать заблуждающихся, прощать обижающихъ и, главное, не дѣлать того самаго, отъ чего людямъ надо избавиться, не дѣлать насилія.

И что же теперь вмѣсто этого начинаютъ дѣлать нѣкоторые русскіе люди?

Люди, русскіе люди, по счастію немногіе, еще ненавидятъ другъ друга, возбуждаютъ къ ненависти, лгутъ, клевещутъ другъ на друга, возбуждаютъ къ злодѣяніямъ, грабятъ, убиваютъ, мучаютъ другъ друга: одни подъ предлогомъ того, что они отстаиваютъ спокойствіе и безопасность людей, другіе подъ предлогомъ устройства такого порядка, который дастъ наибольшее благо всѣмъ. Какое великое дѣло совершилъ бы русскій народъ, если бы онъ въ теперешнее огромной важности для него и для всего человѣчества время понялъ бы свое призваніе и вмѣсто нелѣпой, не только безцѣльной, но губительной борьбы и озлобленія воздержался бы именно теперь отъ всякаго насилія, напротивъ, отвѣчая добромъ на зло, и своей жизнью показалъ бы людямъ примѣръ возможности спокойной и радостной жизни безъ подчиненія насильнической власти. И русскій народъ можетъ и долженъ это сдѣлать.

Меня спросятъ: но что дѣлать, что именно дѣлать теперь русскому правительству, что дѣлать интеллигенціи и рабочимъ, борящимся съ правительствомъ, что дѣлать народу?

Правительству, если оно хочетъ и можетъ понять свое положеніе и положеніе русскаго народа, можно и должно дѣлать только одно: понявъ то, что оно было и есть одно изъ главныхъ причинъ, отъ которыхъ страдалъ и страдаетъ народъ, покаяться въ своемъ грѣхѣ, перестать бороться силою съ тѣми, кто хочетъ свергнуть его, а постараться миролюбиво удалиться отъ власти, не давая отрывать ее отъ себя и не отдавая ее тѣмъ новымъ властителямъ, которые хотятъ захватить ее. Сдѣлаютъ или не сдѣлаютъ это правительственные люди, они неизбѣжно придутъ къ этому же. Только съ той разницей, что, сдѣлавъ это, они придутъ къ тому же безъ борьбы, безъ жестокости, безъ междуусобія, безъ грѣха, не сдѣлавъ этого, придутъ къ тому же черезъ великія преступленія и страданія. Тоже почти должно сдѣлать и той интеллигенціи и рабочимъ, которые борятся съ правительствомъ.

* № 28.

Невозможно, что[бы] всѣ булочники, слесаря или рудокопы согласились ради своей выгоды устроить стачку и выдержали бы ее, невозможна и всемірная стачка, стачка рабочихъ, потому что выгоды всѣхъ людей безконечно разнообразны, переплетаются и не общи всѣмъ, но признаніе того, что лучше жить любя людей, чѣмъ ненавидя ихъ, лучше жить въ единеніи и согласіи, чѣмъ въ раздѣленіи и враждѣ, такое признаніе всегда обще всѣмъ людямъ, обще и ихъ разуму и ихъ сердцу. И потому такое единеніе людей въ единомъ желаніи, одномъ рѣшеніи не только возможно, но неизбѣжно необходимо.

Конечно, такого единенія и такого соглашенія никогда не будетъ, пока люди будутъ продолжать вѣрить, что все, что было и есть, то и должно быть, что все, что существуетъ, то разумно, а что поэтому, такъ какъ есть государство съ своей насильнической властью, что люди я должны подчиняться ему. Но къ счастью людей существуетъ религіозное пониманіе жизни людей, которое сразу разрушаетъ всѣ тѣ настроенныя надъ свободой людей искусственныя зданія, которыя должны поработить ихъ, и сразу освобождаетъ отъ нихъ людей. И такое религіозное пониманіе жизни, если оно есть въ русскомъ народѣ, и должно показать ему путь къ освобожденію и освободить его.

* № 29.

Казалось бы, какъ просто для русскаго земледѣльческаго народа освободиться отъ власти и всѣхъ сопряженныхъ съ ней бѣдствій тѣмъ, чтобы только перестать признавать ее. Стоитъ только перестать признавать власть и участвовать въ ней, и сразу наступило бы для русскаго земледѣльческаго народа избавленіе отъ всѣхъ бѣдствій власти: отъ податей, лишенія права на землю, отъ военныхъ приготовленій, отъ солдатства и войнъ; казалось бы, какъ легко и какія огромныя выгоды,, а люди не дѣлаютъ этого, потому что сознаніе ихъ не стоитъ на той высоте, при которой люди могутъ не признавать человѣческую власть и не повиноваться ей.

Человѣческая власть такова, что всегда привлекаетъ людей повинующихся ей, для своей выгоды принимать большее или меньшее, прямое или посредствующее участіе въ ней. И потому среди людей, подчиняющихся власти, никогда не можетъ быть и не было и не будетъ всеобщего, одинаковаго отношенія къ власти. Только власть Бога, законъ жизни таковъ, что никто не можетъ принимать участія въ немъ, и всѣ одинаково должны повиноваться ей, и требованія ея для всѣхъ одинаковы. Требованія ея: уваженіе всѣхъ людей ко всѣмъ людямъ, отношеніе къ каждому, какое желаешь чтобы было къ тебѣ, и любовь, всѣхъ людей ко всѣмъ людямъ. Только такое признаніе надъ собой единой, общей всѣмъ власти Бога и Его закона можетъ и должно освободить людей отъ грѣха власти и всѣхъ ея ужасных послѣдствій.

И потому предстоящее въ наше время измѣненіе жизни народовъ можетъ совершиться никакъ не черезъ установленіе такихъ или иныхъ правленій, не черезъ революціи, не черезъ стачки, интернаціоналы, не черезъ соціалистическое, насиліемъ вводимое и впередъ определенное устройство, не черезъ все большія и большія техническія усовершенствованія, а только черезъ измененіе сознанія людей, черезъ соединеніе наибольшего числа людей въ одномъ общемъ всѣмъ людямъ пониманіи смысла жизни и признаніи высшей обязательности и вытекающихъ изъ него требованій. Только такое соединеніе людей въ одномъ общемъ вѣрованіи можетъ не только избавить людей отъ наносимых имъ самимъ себѣ страданий и открыть передъ ними радостную работу осуществленія высшаго, соответственнаго времени, устройства жизни.

* № 30.

Вопросъ, главное, не въ томъ, могутъ ли жить люди безъ насилія насильниковъ, но въ томъ, какимъ образомъ избавиться отъ насилія. Если бы всѣ люди, положимъ, теперь русскаго народа, всѣ вдругъ рѣшили бы не участвовать въ насиліяхъ правительства, не служить ни въ полиціи, ни въ солдатахъ, ни въ сборщикахъ податей, ни въ таможняхъ и выдержали рѣшеніе, какъ это дѣлается въ успѣшныхъ стачкахь, то ясно, что народъ избавился бы отъ насилія. Но трудность въ томъ, что не можетъ быть того, чтобы всѣ сразу рѣшили не повиноваться власти и выдержали бы это рѣшеніе. Всегда среди народа найдутся люди, которые или не согласны съ этимъ рѣшеніемъ или такіе, которыхъ нужда заставитъ отказаться отъ рѣшенія, заставитъ не только повиноваться власти, но и принуждать къ этому другихъ. Вотъ это то соображеніе и заставило людей думать, что освобожденіе отъ власти людей невозможно.

Но люди, разсуждающіе такъ, забываютъ о томъ различіи, которое существуетъ между повиновеніемъ власти, потому что власть признается чѣмъ то необходимымъ, законнымъ, даже священнымъ, и случайнымъ повиновеніемъ, не только не признаваемымъ законнымъ, насилію, но признаваемымъ вреднымъ и незаконнымъ. Итти въ солдаты, судьи, полицейскіе, сборщики податей съ сознаніемъ постыднаго и дурнаго для себя и для другихъ дѣла, только потому что не можешь одолѣть соблазна, — одно дѣло и совсѣмъ другое — считать, что власть необходима и что, участвуя въ ней, я дѣлаю доброе дѣло.

Какъ жизнь отдѣльнаго человѣка, такъ и жизнь общества, измѣняется только тогда, когда совершается измѣненіе въ мысли. Когда же измѣненіе совершилось въ мысли, оно неизбѣжно рано или поздно въ той или иной формѣ совершится и въ жизни.

И вотъ это измѣненіе въ мысли, въ сознаніи русскаго народа совершилось теперь, измѣненіе мысли о томъ значеніи, которое имѣетъ власть. Хотя и всегда русскій народъ смотрѣлъ на власть какъ на нѣчто недоброе и грѣшное, теперь онъ ходомъ жизни приведенъ къ сознанію того, что власть есть зло не только не необходимое, но неизбѣжно долженствующее быть упразднено, такъ какъ отъ этого основного зла тѣ бѣдствія, до которыхъ дошелъ русскій народъ.

*№ 31.

Разсужденіе это наводитъ на очень важныя и новыя мысли о государствѣ вообще, о происхожденіи и значеніи государства.

«Государство», слово, понятіе государства есть одно изъ тѣхъ словъ и понятій, которыя устанавливаются (невольно) людьми для оправданія своихъ (большей частью дурныхъ) поступковъ, кажущіяся чѣмъ то очень важнымъ, возвышеннымъ, a вмѣстѣ съ тѣмъ ничего реальнаго не представляющихъ. Таковы слова: церковь, наука, искусство, право, и мн. др.

Церковь есть собраніе истинно вѣрующихъ. Таково опредѣленіе. Но въ сущности это есть собраніе считающихъ однихъ себя истинно вѣрующими. Наука есть объективное, достоверное и систематическое знаніе о дѣйствительныхь явленіяхь со стороны ихъ закономерности или неизмѣннаго порядка. Таково ученое опредѣленіе; въ сущности это тѣ знанія, которыя извѣстные люди считаютъ истинными и важными.

Искусство есть возвышающее насъ вираженіе идеи красоты. (Я беру самое употребительное опредѣленіе искусства. Въ сущности то, что мы называемъ искусствомъ, есть такіе, доставляющiя намъ удовольствіе и развлеченiе дѣйствія и произведенія людей, которыя считаются очень важными нѣкоторыми людьми.)

Право есть совокупность атрибутивныхъ и еще какихъ то нормъ. Въ сущности правомъ мы называемъ то, что по представленію нѣкоторыхъ людей можетъ быть пріобрѣтаемо, защищаемо и отстаиваемо насиліемъ, большей частью убійствомъ.

Таково и слово и понятіе «государство». Опредѣляется государство обыкновенно такъ: Государство есть организацiя осѣдлаго населенія, занимающаго опредѣленную территорiю и подчиняющагося одной и той же власти.

Въ сущности же то, что мы называемъ государствомъ, есть ничто иное, какъ насиліе, производимое одними людьми надъ другими.

Всѣ эти понятія — какъ церковь, наука, искусство, право и государство (то самое, о которомъ я говорю теперь), имѣютъ своимъ основаніемъ желаніе людей оправдать свои, несогласные съ природой человѣка, дурные поступки.

Происхожденіе этихъ понятій очень древнее и каждое изъ нихъ имѣетъ свою исторію. Такъ, понятіе государство появилось еще во времена Платона и Аристотеля.

* № 32.

Знаю я, что существуетъ среди умственно извращенныхъ людей нашего времени, называемыхъ учеными, самое грубое, ни на чемъ не основанное суевѣріе, что все, что теперь дѣлается въ промышленности, всѣ тѣ глупости и гадости, которые выросли изъ задавленности насиліемъ массъ народовъ и изъ праздности меньшинства властвующихъ, что все это есть нѣчто прекрасное, какое и должно быть, что въ тѣхъ автомобиляхъ, телеграфахъ, открытіяхъ радіевъ, фотографіяхъ, тунеляхъ, грамофонахъ, милліардовъ дестей печатной бумаги и т. п. глупостей и гадостей заключается будущность народовъ, что изъ этого всего сдѣлается наконецъ то, что работать будутъ не люди, а водопады и солнце, и все нужное, даже пищу, будутъ дѣлать на большихъ заводахъ, и люди все будутъ размножаться и размножаться и, питаясь химической пищей, будутъ вполнѣ счастливы. Пока же все это совершится, нѣсколько поколѣній людей пускай погибаютъ въ рудникахъ подъ землей и на землѣ въ такомъ воздухѣ и въ такихъ условіяхъ, которые хуже подвемныхъ.

Знаю я и то обыкновенное въ подтвержденіе этихъ странныхъ и недобрыхъ мыслей приводимое разсужденіе о томъ, что всѣ эти выдумки, въ общемъ называемыя цивилизаціей, необходимы для того, чтобы спасти людей отъ погибели, къ которой они неизбѣжно придутъ, все болѣе и болѣе размножаясь; Размноженіе же, по ученію этихъ людей, составляетъ идеалъ человѣчества. Силогизмъ такой. Люди размножаются, и это хорошо и должно быть. Питаніе, добываемое земледѣліемъ, какъ бы оно не улучшилось, не достанетъ, и потому нужно добывать питаніе химически. Въ такомъ добываніи нѣтъ предѣловъ. Цивилизація ведетъ къ подготовленію средствъ для такого добыванія пищи, и потому цивилизація есть добро.

Но не говоря уже о томъ, что при безпрепятственной добычѣ питанія и непрерывномъ размноженіи придетъ время, когда людямъ не будетъ мѣста даже для того, чтобы стоять на земномъ шарѣ (Мечниковъ же придумаетъ еще средство, чтобы живущіе не умирали), не говоря объ этомъ, почему идеалъ человечества въ размноженіи?

Таковъ можетъ быть идеалъ животныхъ, кролика, рыбы, умѣряемыхъ борьбой, но кто же сказалъ, что въ этомъ идеалъ человѣка?

Идеалъ человѣка не идеалъ кролика — размноженіе, а идеалъ человѣка — совершенство. Будьте совершенны, какъ Отецъ Небесный. А совершенство включаетъ цѣломудріе. Источникъ размноженія есть животный эгоизмъ. Источникъ цѣломудрія есть разумъ и отреченіе. Но люди, вѣрующіе въ цивилизацію, не видятъ этого, потому что вѣрятъ не въ Бога, а во власть и выросшую на ней цивилизацію.

Все это я знаю и знаю, что едва ли это столь распространенное и считающееся научнымъ ужасное суевѣріе на много вреднѣе всѣхъ прежнихъ и что возвращеніе людей къ разумной земледѣльческой жизни нетолько уничтожить всѣ тѣ ненужныя, глупыя и вредныя производства, которыми занята теперь ужъ значительная часть человѣчества, но уничтожить и тѣхъ праздныхъ людей, которые придумываютъ всѣ эти ненужныя и вредныя изобрѣтенія и оправданія имъ.

Большинство людей, живущихъ сознательной земледѣльческой жизнью, естественно направятъ свои силы въ свободное отъ земледѣльческаго труда время не на прихоти нѣкоторыхъ и не фантазіи будущаго, а на производства нужныхъ предметовъ и для облегченія труда, и для увеличенія земледѣльческаго производства, и для улучшенія и украшенія своей жизни.

* № 33.

Такъ что все, что дѣлаютъ теперь закабаленные люди, вынужденные исполнять волю властителей, какъ то: пушки, крѣпости, храмы, алкогольные напитки, автомобили, телеграфы, фонографы, фотографіи, картины, музеи, тунели, грамофоны, горы печатной бумаги, съ напечатанными на нихъ гадостями, лжами и глупостями, разрывныя бомбы, обсерваторіи — все это, составляя часть цивилизаціи, несомнѣнно благодѣтельно и полезно.

Вотъ это то ужасное суевѣріе, распространенное нетолько среди богатыхъ, но среди страдающего отъ него рабочаго народа, и дѣлаетъ то, что люди, живя самой жестокой жизнью, заставляя народные массы работать на себя и поддерживать свою праздную жизнь, не видятъ своего грѣха и вполнѣ увѣрены, какъ всѣ ученые, художники, государственные люди, промышленники, торговцы, что ихъ дѣятельность не есть дѣятельность безнравственная и вредная, а, напротивъ, очень полезная, потому что она подчиняется закону цивилизаціи, посредствомъ которой какъ то само собой со временемъ сдѣлается то, что всѣми тѣми глупостями и гадостями, которыми теперь пользуются нѣкоторые, будутъ пользоваться всѣ люди.

* № 34.

Отъ этого то мнимаго знанія людей того, каково должно быть устройство общества, въ которомъ они живутъ, и полна исторія народовъ самыми ужасными злодѣяніями, отъ этого и совершились и продолжаютъ совершаться сейчасъ въ Кореѣ, Китаѣ, Тибетѣ, Египтѣ ужаснѣйшія преступленія, одни для блага японскаго, другія для блага китайскаго, третьи для блага англійскаго народовъ, и люди, совершающіе и совершавшіе эти преступленія, не только не стыдятся ихъ, но гордятся ими.

Отъ этого же и совершаютъ теперь для блага русскаго народа по всему пространству русскаго государства такъ называемые образованные люди тѣ ужасныя преступленія, превосходящiя своей безсмысленностью и своей жестокостью все, что могутъ сдѣлать самые бѣшенные люди или самые дикіе, кровожадные звѣри. Одни совершаютъ эти преступленія для того, чтобы русскіе люди были вполнѣ счастливы, получивъ конституцію, другіе для того, чтобы они были счастливыми гражданами демократической республики, третьи для того, чтобы осуществилось соціалистическое устройство, четвертые для того, чтобы русскіе могли продолжать благоденствовать, оставаясь въ томъ же положеніи, въ которомъ были.

* № 35.

Часто люди хотятъ, чтобы будущая жизнь была такая же, какой была прошедшая, или чтобы она была такою, какая она была, и не дѣлается такою, какою одинъ человѣкъ или нѣсколько человѣкъ воображаютъ себѣ, a дѣлается такой, какою дѣлаютъ ее всѣ милліарды до безконечности разнообразныхъ людей, которые жили прежде, и тѣ милліоны людей съ своими разнообразными взглядами и чувствами, которые живутъ теперь. Мы можемъ знать одно — что жизнь никогда не можетъ остановиться и что она въ будущемъ будетъ не такой, какой она была, a непремѣнно будетъ другая. Какъ ребенокъ будетъ совсѣмъ другое существо, когда будетъ мужемъ или старикомъ, такъ и общество людей. Но какъ мы не можемъ знать, какимъ мужемъ будетъ тотъ ребенокъ, котораго мы наблюдаемъ, такъ точно и тѣмъ болѣе мы не можемъ знать этого о цѣломъ обществѣ людей. И какъ главный вредъ воспитанія въ томъ, что мы хотимъ сдѣлать изъ ребенка такого человѣка, какого мы воображаемъ себѣ, такъ точно и главный вредъ общественныхъ дѣятелей и ихъ теорій въ томъ, что люди хотятъ сдѣлать общество такимъ, какимъ они себѣ воображаютъ его. Одно, что мы можемъ знать о живомъ человѣкѣ, такъ и о живомъ обществѣ, это то, чѣмъ не долженъ быть человѣкъ и чѣмъ не должно быть общество.

И это мы знаемъ относительно русскаго общества. Что оно не должно продолжать быть тѣмъ мертвымъ, развращающимся отъ деспотической власти обществомъ, какимъ оно было до сихъ поръ, и не должно сдѣлаться такимъ, какими стали общества западныхъ народовъ, это мы вѣрно знаемъ. Какимъ же оно будетъ, мы не знаемъ, не можемъ знать, потому что жизнь и ея благо состоитъ въ томъ, чтобы вступить изъ прежняго состоянія въ новое.

* № 36.

Какіе то люди требуютъ отъ меня, чтобы я не смѣлъ обмѣниваться съ сосѣдями своими произведеніями и отдавалъ имъ часть своего труда, требуютъ отъ меня, чтобы я участвовалъ въ какихъ то выборахъ, требуютъ, чтобы я признавалъ какую то власть надъ собой, признавалъ какіе то долги, которые кто-то для меня сдѣлалъ и которые я долженъ выплачивать, требуютъ самаго для меня невозможнаго — чтобы я принималъ участіе деньгами или личной службой въ какихъ то дракахъ, убійствахъ и приготовленіяхъ къ нимъ. Вѣдь если я только опомнился, то требованія эти могутъ показаться мнѣ только смѣшными, вродѣ того, какъ еслибы кто-нибудь велѣлъ мнѣ ходить на четверинкахъ или бить палкой по головѣ всѣхъ моихъ знакомыхъ. Требованія эти нелѣпы, такъ противны разуму и человѣческой природѣ, что опомнившемуся человѣку нельзя серьезно говорить про нихъ. «Зачѣмъ я буду дѣлать все это? Дѣлайте тѣ, кому это нужно, a мнѣ все это не нужно, не могу дѣлать этого, — скажетъ всякій опомнившійся человѣкъ. — Вы говорите, что если я не буду дѣлать этого, вы посадите меня въ тюрьму или убьете. Но кто же будетъ сажать меня, если люди услышатъ и поймутъ то, почему я не могу исполнить вашихъ требований? Вы не можете сажать въ тюрьмы и казнить всѣхъ людей, разсуждающихъ здраво, потому что здравый смыслъ свойство всѣхъ людей. И если вы можете, то дѣлайте что хотите надо мной, но самъ я себя и своихъ братьевъ не хочу и не могу развращать и мучать».

Страница черновой рукописи (№ 8) статьи „О значении русской революции“.

Размер подлинника

* № 37.

<«Давайте подати», скажутъ вамъ. «Не могу, — скажете вы. — На общее дѣло, на плотину, на запасный хлѣбъ, на школу, на больницу, на дорогу я дамъ по соглашенію, но дать деньги людямъ, которые живутъ налогами на таможни, на тюрьмы, на оружiе, на солдатъ — не могу. Мнѣ Богъ не велитъ». «Иди въ солдаты». «Не могу. Войско, война противна Богу, не могу нарушить законы». «Не смѣй пахать эту землю, а признавай ее царской или княжеской или купеческой». «Не могу. Богъ послалъ меня въ міръ и далъ всѣмъ намъ землю. Не могу признать закона, противнаго Богу». Такъ должны вы отвѣчать, если потребуютъ отъ васъ податей, позовутъ въ солдаты, не дадутъ земли. Если же за подати возьмутъ корову, отдать ее, если зa то, что не пойдете въ солдаты, посадятъ въ тюрьму, терпѣть, если не дадутъ пахать земли — не спорить. Только поступайте такъ, и не будетъ податей, и не будетъ солдатчины, и земля будетъ вся общая.

Только поступайте такъ, русскіе земледѣльческіе люди, и вы получите все, что желаете, и исполните законъ Бога, и откроете себѣ и людямъ новый путь жизни.>

* № 38.

«Все это общія разсужденія. Но дѣлать, что дѣлать теперь людямъ вообще? Что дѣлать теперь русскимъ людямъ?»

Что дѣлать людямъ? Что дѣлать разумнымъ существамъ послѣ вѣчности несуществованія или несознаваемого существования явившимся въ міръ и всякую минуту и во всякомъ случаѣ очень скоро долженствующимъ исчезнуть? Что дѣлать намъ, разумнымъ существамъ, живущимъ среди такихъ же существъ, спрашиваютъ люди, какъ будто мы только одни первые люди явились въ міръ и первые задаемъ себѣ вопросъ о томъ, что намъ дѣлать. Но вѣдь мы не только не первые, не только не одни, но мы изъ милльардовъ и милльардовъ прежде насъ жившихъ существъ и милльоновъ и милльоновъ живущих теперь съ нами въ одно время и задававшихъ и задающихъ себѣ тѣ же вопросы и отвѣчавшихъ и отвѣчающихъ на нихъ. И отвѣтъ этотъ давно открыть и извѣстенъ людямъ. Отвѣтъ простой, короткій, ясный и несомнѣнный: исполнять тотъ законъ, который поставила намъ та сила, которая произвела насъ.

Законъ этотъ вездѣ, во всѣхъ выраженіяхъ мудрости людской, во всѣхъ вѣрахъ отъ Браминизма до Магометанства и во всѣхъ сердцахъ всѣхъ людей въ одномъ: законъ этотъ въ справедливости, въ добротѣ, въ любви или по крайней мѣрѣ въ недѣланіи другимъ того, чего не хочешь чтобы тебѣ дѣлали. Законъ этотъ общій всѣмъ народамъ: Японцамъ и Русскимъ, Италіанцамъ и Индусамъ, Норвежцамъ и Кафрамъ, общій и всѣмъ положеніямъ: и императору, и королю, и пастуху, и сапожнику. И исполненіе этого закона одинаково даетъ благо и Японцу, и Италіанцу, и Англичанину, и Кафру, и царю, и сапожнику и даетъ благо не въ будущемъ, и гдѣ то, и можетъ быть, а сейчасъ, и здѣсь, и навѣрное. И нарушеніе закона не гдѣ нибудь и не когда нибудь, а тоже сейчасъ, здѣсь причиняетъ страданіе. Все это несомнѣнно, и мы всѣ знаемъ это.

Вотъ этотъ то законъ опредѣляетъ дѣятельность всѣхъ людей вездѣ и всегда, опредѣляетъ и деятельность русскихъ людей теперь въ Россіи, все равно къ какому бы они ни принадлежали кругу людей — къ правительственнымъ лицамъ, отъ царя до городового, къ революціонерамъ, отъ террориста до либерала, къ рабочимъ, отъ типографщика до земледѣльца.

Что дѣлаютъ правительственные люди и что имъ должно дѣлать? Во имя удержанія того устройства общества, которое было до сихъ поръ и которое очевидно пережито людьми, люди эти борятся съ разрушителями этого устройства, борятся съ ними тѣми же ужасными, противными закону Бога средствами, которыя они употребляютъ противъ нихъ: ловятъ людей, какъ звѣрей, запираютъ, казнятъ, убиваютъ и дѣлаютъ все это, зная, что люди эти такіе же, какъ они, только думающіе иначе, воспитанные, приведенные къ своимъ взглядамъ также неизбѣжно, какъ эти приведены къ своимъ. Все это сыновья, мужья, братья, друзья, отцы, и вы, не жалѣя ихъ, ссылаете, запираете, казните, а если и жалѣете, то говорите: «что же дѣлать, это одно средство образумить ихъ, спасти другихъ, спасти Россію». Но, во-первыхъ, вы сами знаете и на опытѣ видите, что всѣ ваши казни, убійства не усмиряютъ, не утишаютъ, а только все больше и больше озлобляютъ, заражаютъ вашихъ враговъ той же¹⁰¹ жестокостью, съ которой вы поступаете съ ними. Это одно.

Второе: вы говорите, что вы это дѣлаете для блага Россіи, для блага многихъ людей. Но кто же объявилъ вамъ, когда вы рожались, и росли, и шалили, и грѣшили, какъ дѣти и юноши, кто сказалъ вамъ, что вы избраны руководителями народа, что вы призваны исправлять людей, спасать Россію?¹⁰² Вамъ говорили это люди, которымъ это выгодно, — льстецы, угодники, но въ глубинѣ души вы знаете, что никто не поручалъ и не могъ поручить вамъ дѣло Россіи, милльоновъ людей. Вы знаете, если заглянете въ свою душу, что поручено вамъ только одно и не малое дѣло¹⁰³ — ваша душа.

Она навѣрное поручена вамъ и ее только вамъ надо соблюсти, а ее то вы и губите, воображая, что призваны дѣлать дѣло, которое вамъ и не нужно и которое вы не можете дѣлать, а стараясь дѣлать которое, вы губите и дѣло, за которое беретесь, и свою душу.

Что же вамъ дѣлать? Прежде всего перестать дѣлать то злое дѣло, которое вы дѣлали и дѣлаете, силою борясь съ людьми и вызывая въ нихъ борьбу и злобу. Прежде всего отказаться отъ власти — причины всего зла, причины той борьбы, которая поднялась противъ васъ, отказаться отъ власти и всѣхъ тѣхъ преимуществъ, которыя связаны съ ней.

Знаю, что это вамъ кажется труднымъ и даже невозможнымъ.¹⁰⁴ Но положеніе теперь такое, что, какъ ни трудно это кажется, это всетаки и лучше и легче того, что, очень можетъ быть, ожидаетъ васъ¹⁰⁵ (вспомните Французскую революцію)¹⁰⁶ ивъ духовномъ отношеніи. Вспомните знаменательныя слова Бисмарка, сказанныя передъ смертью:

Вып[исать] Бисм[арка].

Такъ, мнѣ кажется, должны бы думать правительственные люди.

Что дѣлать вамъ, интеллигенціи, тѣмъ, которые боретесь теперь съ правительствомъ, думая каждый по своему устроить судьбу 140 милльоновъ русскаго народа? Что дѣлать вамъ — либераламъ, конституціоналистамъ, революціонерамъ всякихъ оттѣнковъ?

Прежде всего очнуться отъ того дурмана самолюбія, легкомыслія и внушенія, въ которомъ вы находитесь. Еще понятно, какъ полудѣти студенты, гимназисты, рабочіе, курсистки, не понимая значенія всего того, что они дѣлаютъ, въ увлеченіи спорта суетятся, печатаютъ, раскидываютъ прокламаціи, чинятъ и раскидываютъ бомбы и съ пѣснями и флагами ходятъ по улицамъ. Молодая энергія ищетъ выхода и, дурно направленная, дѣлаетъ дурныя дѣла, не понимая всего ихъ значенія. Молодежь эта жалка по тому заблужденію, въ которое она заведена почти съ дѣтства дурными книгами, примѣрами, жалка и по той безполезной тратѣ силъ, которая происходитъ въ нихъ. Но вы, сѣдые либералы, конституціоналисты всѣхъ сортовъ, революціонеры, соціалисты, — неужели, если вы искренно ищете блага народа, какъ вы говорите, вы не видите того, что вы не 8наете, не можете знать того, что нужно народу, не имѣете никакого права утверждать, что вы знаете это, и тѣмъ болѣе права совершать преступленія, убійства или подстрекательства къ убійству и, главное, развращенія жалкой вѣрящей вамъ молодежи ради того, что вамъ кажется съ тѣми десятками заблудшихъ, оторванныхъ отъ жизни людей, которые составляюсь ваши партіи? Вѣдь вы знаете, что всѣ вы несогласны между собой, и всѣ, каждая партія по своему, выражаетъ мнимыя желанія народа. Главное же, если вы оглянетесь на себя, вы не можете не видѣть того, что вы живете трудомъ этого самаго народа, который вы хотите благодетельствовать, живете или землями, отнятыми у него, или жалованіями, собранными съ него же, иди доходами съ фабрикъ, на которыхъ отбираются труды этого же народа. И потому самое первое, что вы должны и можете сдѣлать для народа, если вы точно желаете его блага, — это то, чтобы слѣзть съ него, стать рядомъ съ нимъ. Только этимъ вы можете доказать искренность своего желанія. Но вы говорите, что ваша жизнь на трудахъ народа только временная, что если вы пользуетесь большими удобствами жизни, чѣмъ онъ, то это только покамѣстъ, но что вы сдѣлаете то, что доведете его до себя, сдѣлаете то, что онъ будетъ имѣть тоже, что и вы. Не проще ли вамъ опуститься до него и имѣть тоже, что онъ? Тогда вамъ удобнѣе будетъ говорить съ нимъ, онъ повѣритъ и пойметъ васъ. Вы говорите, что вы желаете просветить его. Чѣмъ же вы, большинство изъ васъ, не признающихъ ни Бога, ни духовнаго міра, вѣрующіе въ матеріалистическіе законы животной борьбы за существованіе, можете просветить его? Раздразнить, раздражить его, подвергнуть его не только карамъ правительства, тюрьмамъ, побоямъ, казнямъ, но духовному развращенію — это вы можете, но у васъ нѣтъ того свѣта, которымъ бы вы могли просвѣтить его.

Опомнитесь. То зло, которое вы производите теперь, и матеріальное и, главное, духовное, развращающее народъ, ужасно и не имѣетъ никакого оправданія, кромѣ вашего самолюбія и легкомыслія. Вы не имѣете достаточно жестокихъ словъ, чтобы обвинить правительственныхъ, борющихся съ вами людей, но вѣдь эти люди, хотя и ложно, отстаиваютъ то, что давно существуетъ и было признано всѣмъ народомъ и признается еще большей частью его. Вы же хотите измѣмененій вамъ же самимъ неясныхъ, большей частью взятыхъ изъ примѣра европейскихъ государствъ и не примѣнимыхъ къ Россіи, и во имя ихъ дѣлаете междуусобія, убиваете, мутите, развращаете народъ.

Не учить вамъ народъ, не устраивать его судьбу, а¹⁰⁷ сознать свое заблужденіе, смириться, покаяться и постараться выработать себѣ нравственный основы жизни, безъ которыхъ не жило и не можетъ жить человечество.¹⁰⁸

Поймите, что не учить другихъ, не конспирировать и мучать себя и другихъ вамъ нужно, а нужно опомниться и перестать дѣлать то, что вы дѣлаете. Однимъ этимъ воздержаніемъ отъ вредной дѣятельности вы сдѣлаете все, что отъ васъ нужно народу, т. е. оставите его въ покоѣ въ ту важную минуту, которую онъ переживаетъ. Поймите, что зло борьбы, которое затѣяли вы и ваши руководители, не только не полезно народу, но оно то и мѣшаетъ болѣе всего тому единственному средству освобожденія отъ зла посредствомъ неучастія во власти, которое предстоитъ теперь всѣмъ народамъ и которое можетъ начаться въ русскомъ народѣ.

Если же вы, въ особенности молодые, искренніе, обманутые люди, точно хотите служить народу, то прежде всего бросьте исключительное, отличающееся отъ рабочаго народа положеніе и подите къ нему, соединитесь съ нимъ и, если ему это будетъ нужно и вы съумѣете это сдѣлать, помогите ему въ томъ, чтобы, не возбуждая его къ борьбѣ, разобраться въ вопросѣ распредѣленія земли, помогите ему, если можете, въ указаніяхъ наилучшей обработки этой земли, что вы можете сдѣлать, благодаря своему книжному обученію.¹⁰⁹

Таково положеніе людей, какъ правительственныхъ, такъ и не правительственныхъ, борящихся съ властью и старающихся измѣнить ее.

Людямъ этимъ, какъ тѣмъ, такъ и другимъ, надо измѣнить все свое положеніе и всю свою дѣятельность. Но не то для народа, для огромнаго большинства русскаго земледѣльческаго народа, переживающаго теперь время великой важности и значенія. Людямъ 100 милліоннаго земледѣльческаго народа русскаго надо нетолько не измѣнять своего положенія и свою дѣятельность, а, напротивъ, ничего не измѣняя, продолжать жить такъ, какъ онъ и жилъ до сихъ поръ, — мирной земледѣльческой жизнью, ничего не предпринимая, только воздерживаясь отъ грѣха борьбы съ насильнической властью, а также и участія въ ней.

«Ищите Царствія Божія и правды Его, и остальное приложится вамъ».

Вы, земледѣльческій русскій народъ, сотни лѣтъ ради своего спокойствія и личныхъ выгодъ повиновались правительству и принимали участіе въ насильнической власти, и у васъ отняли землю, васъ задавили податями, поработили такъ, что вы лишились всего и стали рабами чуждыхъ и неизвѣстныхъ вамъ людей, называемыхъ правительствомъ, которые, когда вздумаютъ, забираютъ васъ и вашихъ сыновей въ солдаты и посылаютъ на ненужную погибель въ Турцію, Китай, Японію.

Правительственные люди уговариваютъ васъ продолжать повиноваться имъ, обѣщая вамъ улучшить ваше положеніе и угрожая тѣмъ, что прекращеніе повиновенія ввергнетъ васъ въ худшія бѣдствія.

Революцiонеры приглашаютъ васъ къ борьбѣ съ старой насильнической властью и обещаюсь вамъ избавить васъ отъ всѣхъ вашихъ бѣдствій. Но вѣдь борьба съ старымъ правительствомъ значитъ участіе въ новомъ правительствѣ, значитъ участіе въ новомъ, еще болѣе сильномъ грѣхѣ, участіе въ дѣлахъ насилія новой власти: въ грабежахъ, убійствахъ, междуусобіяхъ. Участіе въ дѣлахъ старыхъ правительствъ привело васъ къ вашимъ бѣдствіямъ. Къ тому же приведетъ васъ и участіе въ еще худшихъ насиліяхъ, къ которымъ призываютъ васъ революціонеры. Отъ насилія ничего не можетъ быть кроме насилія. И потому всякое участіе въ старомъ ли, новомъ ли насиліи можетъ только всё больше и больше поработить васъ.

Что же дѣлать? Одно: забыть о человѣческомъ законе и вспомнить о законе Бога.

Только вспомни и признай, русскіе земледѣльческіе люди, въ теперешнее трудное время законъ Бога, запрещающій всякое насиліе и всякое участіе въ немъ, только воздержись, большинство русскихъ земледѣльческихъ людей, во имя этого закона отъ всякаго насилія и всякаго участія въ насиліи какъ стараго правительства, такъ и въ борьбѣ съ нимъ, и избавитесь отъ всѣхъ бѣдствій и получите еще и всё то, чего только можете желать для своего личнаго блага: получите и землю, которую некому будетъ отнимать отъ васъ, освободитесь отъ давящихъ васъ податей, освободитесь и отъ развращенія и отъ бѣдственности, потому что некому будетъ ни собирать подати, ни забирать людей въ солдаты.

Только не дѣлайте грѣха участія во власти, живите по прежнему мирной земледѣльческой жизнью, ничего не предпринимая, только исполняя законъ Бога, не борясь съ властью и не участвуя въ ней, — и вы не только получите все, чего желаете, но исполните свое назначеніе и откроете себѣ и другимъ людямъ новый, предназначенный всѣмъ людямъ Богомъ путь жизни.

* № 1.

Написавъ, какъ умѣлъ, все то, что я думалъ и чувствовалъ о совершающемся теперь въ Россіи въ статьяхъ, которыя теперь печатаются, я думалъ, что я кончилъ думать и писать о современныхъ дѣлахъ и мнѣ можно будетъ до смерти, до которой уже такъ немного осталось, отдаться всѣми силами души тѣмъ вопросамъ все большаго и болыпаго уясненія и упрощенія вѣчныхъ вопросовъ жизни человѣческой, ея назначенія и смысла, но не могу: чувствую, что долженъ опять, какъ ни слабъ и не ничтоженъ мой голосъ (не изъ ложной скромности говорю это, истинно считаю его слабымъ и ничтожнымъ среди той ужасной бури, которая охватила насъ), чувствую, что все-таки долженъ передъ своей совѣстью, передъ Богомъ, котораго такъ забыли люди, сказать то, что думаю и чувствую. Вчера у меня была страшно поразившая меня вторая встрѣча съ крестьяниномъ революціонеромъ, но какъ не тяжела она была мнѣ, я думалъ, что я перенесу ее молча и буду въ состояніи продолжать заниматься моими душевными дѣлами, но нынче только, когда я вышелъ къ домашнимъ, я засталъ зятя, читающимъ вслухъ газету доктору (я не читаю газетъ).

— Что вы читаете?

— Нынче 22 казненныхъ (это было 6 Октября).

Я зналъ, что вчера было столько же, что всѣхъ за мѣсяцъ что то около 200.

Я ушелъ къ себѣ и хотѣлъ взяться за свою работу. Но мысль не работала, не могла оторваться отъ этого ужаса.

Вспомнился вчерашній крестьянинъ революціонеръ, вспомнились прежніе два, вспомнился этотъ ужасный Столыпинъ, сынъ моего стараго друга Аркадія Столыпина, душевно хорошаго человека, стараго Генерала, Генералъ-Адъютанта, который сжегъ всѣ свои писанныя имъ воспоминанія о войнахъ, въ которыхъ онъ участвовалъ (а онъ участвовалъ во многихъ и много зналъ и хорошо писалъ), сжегъ потому, что пришелъ къ убѣжденію, что война зло и нехорошо ни участвовать въ ней, ни думать о ней. И вотъ сынъ, котораго я, слава Богу, не знаю, сталъ во главе того правительства, которое совершаетъ безсмысленно, глупо всѣ эти ненужные вредные ужасы. Вспомнилъ все это и рѣшилъ написать все, что думалъ и чувствовалъ и теперь думаю и чувствую.

Я давно уже не читаю газетъ, но, какъ и не можетъ быть иначе, по разговорамъ домашнихъ зналъ почти все, что дѣлалось. Было время, когда мнѣ думалось, что правительство еще можетъ, выставивъ разумную, либеральную, важную для народа мѣру — земельное освобожденіе, спасти не себя только, но весь народъ, думалъ, что революціонеры (разумѣя подъ революціонерами всѣхъ борющихся съ правительствомъ) могутъ еще опомниться и перестать мутить народъ, не имѣя никакой разумной цѣли, кромѣ глупого подражанія Европѣ; думалъ, что въ народѣ, въ большинствѣ его, еще живы религіозно нравственныя христіанскія начала, которыя всегда руководили его жизнью, и я написалъ обращеніе къ правительству, революціонерамъ и народу. Обращеніе это не появилось, да если бы оно и появилось, оно не могло имѣть никакого дѣйствія. Въ томъ, что это было такъ, я убѣдился вследствіи, какъ ни странно это сказать, разговора съ двумя молодыми людьми, такъ называемыми босяками, которые нанялись въ нашей деревнѣ къ хозяину яблочнаго сада и потомъ, поссорившись съ нимъ, пришли ко мнѣ за книжками. Оба были въ новыхъ розовыхъ рубахахъ, одинъ въ картузѣ и лаптяхъ, другой, въ черной шляпѣ и сапогахъ. Я разговорился съ ними. Они разсказали, что пострадали за политическія убѣжденія, участвовали въ Московскому вооруженномъ возстаніи, были высланы, шли на югъ и по дорогѣ нанялись въ садъ. Хозяинъ расчелъ ихъ за то, что они подговаривали крестьянъ громить садъ (они улыбаясь отрицали это, но это была правда). Оба они, особенно румяный, черноглазый, миловидный, самоувѣренный, улыбающійся, белозубый молодой человекъ въ шляпѣ, были вполнѣ начитаны въ революціонной литературѣ, осуждали правительство, считали, что надо добиваться... чего, они хорошенько не знали, но надо добиваться, что правительство душитъ народъ. На всѣ мои доводы о томъ, что едва ли такими бунтами что нибудь устроится, что нехорошо убійства и грабежи, бѣлозубый только улыбался и только говорилъ: «а наше не такое убѣжденіе». Когда я заговорилъ о требованіяхъ совѣсти и религіи, они переглянулись, и миловидный съ бѣлыми зубами снисходительно улыбался.

Какъ бываетъ съ мгновеннымъ замерзаніемъ воды отъ толчка, такъ бываетъ и съ убѣжденіями, которыя вдругъ складываются твердо изъ цѣлаго ряда предшествующихъ впечатлѣній. Такъ было со мной вслѣдствіи бесѣды съ этими людьми.

Мнѣ стало несомнѣнно ясно, что съ такими людьми — а такiе люди нетолько большинство, но всѣ участники революціи (всѣ, которыхъ я видѣлъ, а я видѣлъ не мало, были такіе) ясно, что на такихъ людей не можетъ подѣйствовать ни убѣжденіе, ни страхъ. Убѣжденіе не можетъ подѣйствовать, потому что они въ гипнозѣ. Страхъ не можетъ дѣйствовать, потому что они нетолько ничего не боятся, но имъ, очевидно, пріятно становиться въ опасное, молодеческое, восхваляемое нетолько товарищами, но газетами (они знаютъ это) положеніе. Послѣ бесѣды съ этими людьми мнѣ стало несомнѣнно ясно, что путь репресій, на который вступило правительство, можетъ ухудшить, но никакъ не улучшить положеніе. Есть степень пожара, при которой нельзя ужъ ломать, а лучше не трогать. Мнѣ стало ясно, что одно, что можетъ разумнаго и цѣлесообразнаго сдѣлать теперь правительство, это то, чтобы прекратить всѣ насилія, всѣ казни, выпустить всѣхъ политическихъ изъ тюрьмъ, изъ ссылокъ, прекратить всѣ запрещенія сходокъ, печатанія статей и удовлетворить всѣмъ требованіямь, которыя будутъ заявлять люди, если только они не противуположны другимъ требованіямъ. Мнѣ казалось, что въ этомъ одномъ средство спасенія не одного правительства, но всего народа. Правительству, по моему мнѣнію, надо было освободить себя отъ всякихъ упрековъ въ насиліи и предоставить самимъ людямъ, разнымъ партіямъ устраивать порядокъ. Понятно, что нетолько порядка не было бы никакого, но произошелъ бы величайшій безпорядокъ, въ которомъ правительство не было бы виновато, а виноваты были бы тѣ, которые его производили. Они сами наказали бы себя, и наказаніе это привело бы ихъ къ выходу. Правда, было бы много бѣдъ и страданій, но едва ли больше, чѣмъ тѣ, которыя должно производить правительство, идя по избранному имъ пути. Главное же то, что бѣды, которыя сами себѣ наносили бы всѣ эти партіи, вели бы къ выходу изъ этого положенія, тогда какъ всѣ репресіи правительства, только будучи совершенно безцѣльны, только отдаляли бы этотъ выходъ.

Такъ я думалъ послѣ бесѣды съ этими людьми и хотѣлъ было писать объ этомъ, но сознаніе безцѣльности, недѣйствительности такого писанія остановило меня. И вотъ прошло около мѣсяца, и то мое предположеніе о вредѣ репресій подтвердилось больше, чѣмъ можно было думать. Казней все больше и больше, убійствъ и грабежей все больше и больше. Я зналъ это по разсказамъ и по случайнымъ заглядываніямъ въ газеты, но все еще не чувствовалъ необходимости высказывать объ этомъ своего мнѣнія. Но вотъ вчера случилась встрѣча, которая такъ поразила меня, что я рѣшилъ высказать то, что думаю и чувствую.

По большой дорогѣ ѣхала телѣга съ двумя сѣдоками: старая женщина и молодой человѣкъ въ особенной революціонной синей въ родѣ студенческой фуражкѣ. Онъ какъ то особенно общительно поклонился мнѣ и задержалъ лошадь, какъ бы въ нерѣшительности, потомъ соскочилъ и подошелъ ко мнѣ и попросилъ книжекъ.

Я спросилъ, откуда онъ. Онъ назвалъ мнѣ то село, изъ котораго нѣсколько человѣкъ сидѣли въ тюрьмѣ за сборища (который они называютъ митингами) и нѣсколько приходили ко мнѣ

Я спросилъ его, читалъ ли онъ революціонныя брошюры. Онъ сказалъ, что читалъ, и у насъ начался длинный разговоръ, который особенно больно поразилъ меня. Онъ — крестьянинъ из деревни, которую я хорошо знаю, изъ которой въ старое время у меня были въ школѣ особенно даровитые ученики, въ которой вводилъ уставную грамоту и всегда любовался на прекрасный, самостоятельный, христіанско-общиннаго духа русскій народъ.

Собесѣдникъ мой былъ невысокій человѣкъ въ пиджакѣ, съ небольшими русыми усиками и не скажу умнымъ, но интелигентнымъ лицомъ. — Ходъ разговора мой, какъ всегда, одинъ и тотъ же со всѣми революціонерами: чего вы хотите?

— Хотимъ свободы. Правительство душитъ насъ.¹¹⁰ Нельзя же терпѣть.

— Да вѣдь революціонеры тоже дѣлаютъ.

— Чтоже они дѣлаютъ?

— Убиваютъ городовыхъ, полицейскихъ.

— А то чтожъ?

Я попробовалъ заговорить о христіанскомъ требованіи неучастія въ насиліи.

— Да это когда же будетъ?

— А у васъ развѣ скорѣе будетъ?

— Надо организацію.

— Нельзя зло уничтожить зломъ. Развѣ вооруженное воз- станіе хорошо?

— Что же дѣлать. Это печальная необходимость.

— Да вѣдь есть божій законъ.

Он улыбнулся.

— Богъ у каждаго свой, a нѣтъ никакого.

И вотъ такихъ людей правительство хочетъ усмирить казнями!

Для нихъ Бога нѣтъ и нѣтъ Его закона. И точно также нѣтъ его для несчастнаго Николая и бѣднаго Столыпина.

Вѣдь въ этомъ то и весь ужасъ. Вѣдь произошло вотъ что.

Люди, захватившіе власть, — я говорю про то, что было еще вѣка тому назадъ, — извратили вѣру и держались этой извращенной вѣры и обучали ей народъ и мало того, что обучали, гнали тѣхъ, которые не принимали эту ложную вѣру. Но ложь была ясна, и люди религіозные, преимущественно изъ народа, обличали эту ложную вѣру и дѣлались тѣмъ, что называ[ютъ] сектантами, и ихъ гнали и преслѣдовали. Другіе люди, изъ господъ, тоже обличали эту ложную вѣру ничего не ставя на ея мѣсто или ставя на ея мѣсто разсужденія о свойствахъ природы, которыя они называли наукой. Правительство гнало и этихъ у насъ,¹¹¹ но эти были хитрѣе и умѣли проводить свое отрицаніе вѣры правительственной такъ, что ихъ нельзя было уличить. И такъ это шло долгое время. У насъ особенно горячо взялись за это обличеніе религіи (люди эти были, большей частью, ограниченные и не видали ничего за той ложной религіей, которую они обличали) въ половинѣ прошлаго вѣка, Чернышевскій, Михайловскій и др. и, несмотря на всѣ гоненія, даже благодаря этимъ гоненіямъ, отрицаніе этой религіи, всякаго отношенія къ Безконечному, отрицаніе Бога дошло до крайней степени распространенія. Явилась мода, гипнозъ, и все молодое поколѣніе воспиталось въ этомъ отрицаніи. И чѣмъ низменнѣе образованіе, тѣмъ сильнѣе, полнѣе было это отрицаніе. Такъ, болѣе всего оно распространилось въ семинаріяхъ, ветеринарныхъ, фельдшерскихъ, учительскихъ институтахъ. И вотъ пришло время, это безбожіе захватило и молодое поколѣніе народа. Но что ужаснѣе всего — что теперь, когда это отрицаніе Бога выразилось въ дѣйствіи, въ революціи, правительство, до сихъ поръ могшее еще соблюдать decorum, приличіе, подобіе религіи, было вынуждено на дѣлѣ самымъ явнымъ образомъ отрицать ее тѣми ужасами, казнями, которые оно считаетъ себя вынужденнымъ дѣлать. Бога нѣтъ у тѣхъ революціонеровъ, которые борятся съ правительствомъ, нѣтъ его, и еще очевиднее, нѣтъ Его у правительства. Это два озлобленные, отвратительные звѣря, которые безжалостно грызутся, уничтожая въ себѣ и во всѣхъ участвующхъ и созерцающихъ эти ужасы послѣдніе остатки человѣчности.

Что же дѣлать?

Что дѣлать?

Одно: съ омерзеніемъ, съ ужасомъ, а если можно, съ состраданіемъ смотрѣть на этихъ потерявшихъ человѣческій образъ людей, лгущихъ, кощунствующихъ, развращающихъ ближнихъ и убивающихъ, и сторониться отъ нихъ, нетолько не участвовать въ ихъ мерзкихъ дѣлахъ, какъ бы они ни назывались, ни въ комитетахъ, думахъ, министерствахъ, союзахъ, но, не чувствуя себя въ силахъ любовно и сострадательно отнестись къ нимъ, бояться ихъ и не входить съ ними въ общеніе.

Въ этой общей погибели надо спасаться самому, кто можетъ, и только спасшись, самимъ подавать руку помощи погибающимъ.

Вѣдь все дѣло въ томъ, что для большинства людей, отъ Николая и Столыпина до тѣхъ ребятъ революціонеровъ, съ которыми я бесѣдовалъ, есть только вопросъ о томъ, кто побѣдитъ, a нѣтъ вопроса (о Богѣ и не можетъ быть, потому что Бога нѣтъ) о душѣ и смыслѣ жизни. И это несвойственно человѣку.

* № 2.

Я высказалъ ему свою мысль о томъ, что терпѣніемъ и неучастіемъ въ насиліяхъ скорѣе можно достигнуть хорошаго устройства. Онъ понялъ меня:

— Да это когда же будетъ? Это дожидаться, да и всѣ не могутъ этого сдѣлать. Въ народѣ тьма, нѣтъ развитія.

Я сказалъ ему, что напрасно онъ такъ презрительно думаетъ объ народѣ. Безграмотный крестьянинъ, если только онъ вѣритъ въ Бога, то у него есть большее развитіе, чѣмъ у студента, ни во что не вѣрующаго.

Онъ улыбнулся.

— Это бараны. Съ ними ничего не сдѣлаешь. Нужна организацiя, — повторилъ онъ.

Я попробовалъ указать ему на то, что въ Европѣ есть эта организація, была революція, а народъ точно также лишенъ земли и находится во власти капиталистовъ.

Онъ не согласился съ этимъ.

Я сказалъ, что русскій крестьянинъ-земледѣлецъ свободнѣе европейца, находящагося во власти хозяина.

— Да вѣдь нельзя же всѣмъ быть земледѣльцами, земли не достанетъ.

Я не выдержалъ и посмѣялся надъ нимъ.

— Вѣдь не сукнами же питаются.

— И сукна нужны, — сказалъ онъ.

— Да всетаки всѣ кормятся только съ земли. И коли земля всѣмъ будетъ доступна, то не будутъ дѣлать лишняго и землю будутъ лучше обрабатывать.

Онъ не сдавался: у него, очевидно, была знакомая соціалистичесакая теорія, и внѣ ея онъ не могъ разсуждать, a вѣрилъ, непоколебимо вѣрилъ въ то, что ему преподано.

Видно было, что онъ вѣрилъ, какъ вѣрятъ люди, одержимые гипнозомъ, и что никакіе доводы не могутъ коснуться его души. Я сказалъ ему это, сказалъ, что онъ также слѣпо вѣритъ, какъ вѣритъ старуха въ Иверскую. Онъ, не понявъ меня, поспѣшилъ заявить мнѣ, что онъ ни во что не вѣритъ.

— Прощайте, — сказалъ я, — и съ досадой отъѣхалъ отъ него. Но отъѣхавъ на нѣсколько шаговъ, мнѣ стадо совѣстно. Онъ юноша, я старикъ: надо по душѣ сказать ему, что я думаю. Можетъ, это смягчитъ, удержитъ его. Я вернулся къ нему.

— Я вамъ въ дѣды гожусь, и вотъ что главное хочется сказать: вѣдь все это — революція и нереволюція — это неважно, а важно то, чтобы исполнить то, чего хочетъ Богъ.

Онъ улыбнулся.

— Богъ у каждаго свой.

— Ну, прощайте.

Но онъ остановилъ меня.

— А вотъ не можете ли вы мнѣ помочь на выписку газеты?

— Не нужно ли вамъ еще денегъ на браунингъ? — сказалъ я и уѣхалъ отъ него.

* № 3.

Страхъ же не можетъ дѣйствовать на нихъ, потому что имъ нечего терять, а то положеніе гонимыхъ и та опасность, которой они подвергаются, есть то самое, чего они желаютъ, такъ какъ руководитъ ими такое же молодечество, какое бываетъ на войнѣ, на охотѣ, и знаютъ, что какъ на войнѣ, все что они сдѣлаютъ: революціонные митинги, погромы, вооруженныя возстанія, даже убійства начальства и помѣщиковъ — все восхваляется не только товарищами, но и газетами, которыя они читаютъ и которымъ вѣрятъ, какъ Евангелію.

* № 4.

Они шли ко мнѣ съ полной увѣренностью, что я нетолько сочувствую имъ, но буду содѣйствовать имъ въ ихъ дѣятельности. И не встрѣтивъ этого сочувствія, ушли недовольные, но нисколько не поколебленные.

И такихъ людей, какъ я знаю это по разговорамъ съ знакомыми, съ встрѣчными, по письмамъ, по сужденіямъ близкихъ людей, — такихъ людей, одержимыхъ гипнозомъ желанія борьбы и разрушенія, не сотни, не тысячи, a миліоны, и количество ихъ, какъ при всякой заразѣ, неудержимо должно увеличиваться и увеличиваться по мѣрѣ усиленія карательныхъ дѣйствій правительства, дающихъ новую пищу ихъ раздраженію.

* № 5.

И опять мнѣ пришла таже мысль, какъ и тогда, послѣ бесѣды съ двумя рабочими изъ сада:

Перестать преслѣдовать, дать имъ все, чего они хотятъ, снять съ себя отвѣтственность. Пускай они сами разбираются въ той кашѣ, которую заварили.

Но развѣ мыслимо, чтобы не только послушались, но серьезно выслушали такой совѣтъ? И потому дѣлать нечего, надо молчать и дѣлать свое дѣло. Такъ я думалъ нѣсколько разъ, вспоминая объ этомъ вечеромъ и ночью.

* № 6.

Я сказалъ ему, что по моему мнѣнію нѣтъ никакой необходимости дѣлать зло, что зломъ нельзя побѣдить зло, что побѣдить зло можно только неучастіемъ въ злѣ.

< — Что же, дать себя эксплуатировать? И такъ изъ насъ веревки вьютъ.

Я сказалъ ему, что если бы люди не участвовали въ насиліи, никто бы не могъ ихъ угнетать.

— Да это по Выборгскому воззванію, — сказалъ онъ.

— Нѣтъ, не по Выборгскому воззванію, а по божескому закону, — сказалъ я. <По Выборгскому воззванію надо не давать податей и солдатъ теперешнему правительству, а когда будетъ новое правительство, то опять давать и подати и солдатъ, а по божескому закону надо никогда не дѣлать зла и не участвовать въ немъ.

* № 1.

Отъ кого же все это? Кто дѣлаетъ то, что земледѣльцамъ-крестьянамъ доходить дѣло до того, что либо умирать съ голода, либо дѣтей не рожать, либо бросать поскорѣе землю и идти въ батраки, на фабрики и все потому, что земля захвачена богачами, a рабочій народъ размножился, и ему не даютъ земли, а если даютъ, такъ за такую цѣну, что вся его работа идетъ на то, чтобы заплатить аренду?

Кто же держитъ землю за богачами и посылаетъ солдать разгонять крестьянъ и стрѣлять въ нихъ, если они станутъ пахать землю тѣхъ богачей, которые сами не пашутъ, а владѣютъ тысячами, десятками тысячъ десятинъ, обирая зa нее съ крестьянъ послѣднія ихъ крохи?

Кто дѣлаетъ это? Правительство. У насъ царь съ министрами и чиновниками.

Кто, кромѣ того, что отбираетъ землю, сбираетъ съ рабочихъ подати и просто — по скольку съ души, и скрытно — накладывая пошлины на все, что нужно рабочему: и на желѣзо, и на соль, и на сахаръ, и на спички, и на табакъ, и на вино, и на сукно, и на ситецъ?

Такъ что, что бы ни купилъ рабочій, онъ на всемъ заплатитъ лишнее тому, кто накладываетъ подати и пошлины.

Кто же это такъ обираетъ народъ? Опять то же правительство — царь и чиновники. Они такъ въ Россіи собираютъ безъ малаго двѣ тысячи милліоновъ рублей и всѣ тратятъ, какъ они говорятъ, на нужныя для народа дѣла: на войско, на флотъ, на чиновниковъ и на другое.

Тратятъ они эти милліоны какъ имъ вздумается и, какъ всегда бываетъ, больше для своихъ выгодъ.

Кто дѣлаетъ и третье великое зло, отъ котораго страдаетъ рабочій народъ? Кто отнимаетъ молодыхъ людей отъ отцевъ, матерей, отъ женъ, дѣтей, отнимаетъ ихъ отъ хорошей жизни и обучаетъ ихъ всякимъ ненужнымъ глупостямъ: маршировкѣ, гимнастикѣ, словесности, стрѣльбѣ и, научивъ ихъ этимъ дѣламъ, посылаетъ ихъ, какъ это было недавно, на убой въ чужія земли и дальнія страны? Правительство, царь и генералы говорятъ, что это нужно.

*№ 2.

Для того чтобы добиться этого, надо прежде всего отказаться отъ того, что мы называемъ Россія, Матушка-Россія. Мы говоримъ Матушка-Россія, говоримъ, что за нее мы готовы животъ положить, но вѣдь мы хорошенько и не знаемъ, что такое эта Россія. Что такое Россія? Гдѣ она начинается и гдѣ кончается? Польша, Грузія, Финляндія, Остзейскіе нѣмцы, Татары, Ташкентцы? Вѣдь все это особенные народы. И народы эти вовсе не хотятъ быть Россіей. И намъ нѣтъ никакой выгоды отъ того, что они числятся Россіей. Выгодно это только правительству. Отъ этого оно и внушаетъ намъ, что Россія великое дѣло и надо защищать ее. А эта Россія намъ только во вредъ. Намъ нужно жить своимъ трудомъ, по-божьи, чтобы никто не отбиралъ у насъ нашихъ трудовъ, и больше ничего. И потому надо забыть про эту Россію и понять, что Россія — это обманъ, нужный правительству для того, чтобы держать насъ въ рабствѣ. И потому прежде всего надо оставить въ покоѣ Россію и попросить и правительство, какое бы то ни было, оставить и насъ въ покоѣ. Для того чтобы освободиться отъ тѣхъ трехъ золъ, которые производитъ правительство, надо освободиться отъ правительства.