ПСС. Том 51. Дневник, 1890

ДНЕВНИК1890

Нынче 3 Янв. 1890. Я. П. 1-го целый день поправлял комедию не дурно. В этот же день приехали тульские и танцовали. 2-го. Целый день б[ыл] не свой, п[отому] ч[то] не спал накануне. Пришел Пастухов с евреем Пропин[ым], кажется. А вечером Раевский с сыном. Дети пели и играли. Читал¹ превосходно написанную книгу Минского с ужасным плохим концом. Прочел: Мать хвастунья. Оскорблены мы так, что желаем отомстить только тем, кого любим. А как только желание зла им — (месть) — начинает сбываться, нам жалко их. —

² Пророк, настоящий пророк, или, еще лучше, поэт ποητα³ (делающий), это человек, кот[орый] вперед думает и понимает, что люди и сам он будет чувствовать. Я сам для себя такой пророк. Я всегда думаю то, что еще не чувствую, н[а]п[ример], несправедливость жизни богатых, потребность труда и т. п., и потом очень скоро начинаю чувствовать это самое. —

⁴ Читал: Эмерсону сказали, что мир скоро кончится. Он отвечал: Well, I think I can get along without it.⁵ Очень важно.

⁶ Думал: Вера? Вера необходима, как и твердят обыкновенно, но не вера в троицу, сотворение мира, воскресение и т. п. Одно, во что неизбежно нужно верить, одно, где при устройстве человека рассчитано на веру, это то, зачем всё это делается? что выходит из деятельности человека? Нужно верить, что это нужно. Нам показано ясно, что делать, но не показано, что из этого выйдет. — И есть прелесть в этом доверии. Заставляют меня что-то делать, не говорят, зачем, но меня любят, и я люблю и делаю. Вера тут сливается с любовью, вытекает из нее и производит ее. Вот надежда — sauf mоn respect⁷ к Павлу — тут не только не при чем, но даже вносит что-то грубое, противное и вере и любви понятие. Вера тут доверие не к тому, что мне говорят, а к тому, кто мне говорит. — И в самом деле, что если бы не было потребности веры, а всё бы было ясно известно и определено (как это и стараются определить церковники и догматики), то разрушается всё прекрасное в отношении к Богу. Не может быть ни любви, ни веры ему. Если ясно (как и уверяют церковники), зачем Бог всё это сделал и сотворил, и погубил, и простил, и искупил, и указал средства искупления, то какая же тут вера? Никакой. А чистый расчет. И какая же любовь? За что? И к кому? Тот Бог, к[оторый] выходит из этих рассказов, зачем и как он всё это сделал, не вызывает любви.

Вера нужна п[отому], ч[то] она открывает простор деятельности. Если бы всё б[ыло] известно и не нужно бы б[ыло] верить, то незачем бы действовать. А вера это условие самобытной божеской деятельности. — Неясно, но возвращусь к этому, уж в другой тетради.

Нынче елка детям. Я ушел и всё после обеда сидел внизу. Утром поправлял «О жизни». И нача[л] б[ыло] Коневскую повесть. Теперь 9-ый час, сейчас иду наверх. —

4 Января 1890. Ясн. Пол. Если буду жив.⁸[4 января.] Жив. Дурно очень спал. Гулял. Грустил о своей дурной жизни, и, странное дело, всё придумывал подробности к комедии — недурные. Дома застал Иогеля и г-жу Родзевич о сотрудничестве в газету Гатцука. Помешали. Ничего не делал. Пристал к Орлову с насмешками о сапогах. Дурно. Но потом очень хорошо. После обеда проводил наших и ночью послал их гулять и ходил им навстречу. Странно, мне жутко б[ыло] идти одному от волков. Встретил их. Им б[ыло] очень приятно. Рассказал про зеленую палочку и муравейные братья. Теперь 12.

5 Я. 90. Я. П. е. б. ж. — Да еще думал одно: мы ищем ума, силы, доброты, совершенство во всем этом, а совершенство не дано человеку ни в чем — совершенства не может быть ни в силе, ни в уме, ни в доброте — может быть одно: соответствие к тому, где ты in sein Platz passen.⁹ Этого можно достигнуть, и тогда полное спокойствие и удовлетворение. Дает это главное — смирение.

[10 января.] Прошло и 5, и 6, и 7, и 8, и 9. Заболел живот, и потом очень сильная головная боль. Это было 6 и 7. Тут же приезжали Дунаев с Алмазовым. Оставили хорошее впечатление. Особенно Дунаев. После них два дня возился с комедией — всё вписывал то, что приходило в голову. Странно художеств[енным] увлечен. Вчера получил письма от Ругина, Черткова и письмо революц[ионеров?] о избиении их. Не похоже на правду. А если правда, то лживо выражена. С[оня] ужасно не в духе. Маша сердилась не хорошо в отпор. Я ей говорю: 1) первая стадия за зло отплатить, 2) зло перенести страдая, 3) пожалеть злящегося, 4) помочь ему. Вот этому надо учиться.

¹⁰ Давно уже думал: при рассказе Стаховича о Шарко и Бергейме, что одни — Шарко — говорят, что п[отому], ч[то] в часах с снятой гирей или пружиной можно, двигая стрелки, двигать колеса, что от этого и всякие часы (с пружинами и гирями) устроены так, что безразлично, двигать ли пружиной или рукою стрелку; другие же — нансийцы — говорят, что всё дело в пружине и воздействие стрелки на колеса возможно только при устранении пружины. Мысли две важные потерял. Найду ли?

Нынче 10 Я. Я. П. 90 утро. Только встал и в первый раз после многих дней убрался и записал всё это. Тяжело от того, что не умeю делать 4-го.

[15 января.] 10, 11, 12, 13, 14, 15 Янв. Я. П. 1890. Шесть дней не писал, и трудно вспомнить. Вчера 14. Были Янж[ул], Стороженко, Самарины, Давыдов, Раевская. Я им читал комедию. И ничего не делал. Разговоры с Янжулом о христианском социализме. Многое можно сказать и говорил; но не знаю так его. Странное равнодушие у меня стало последнее время к высказыванью истины о жизни — неудо[бо]принимаема она. 13. Были мальчики Раевские, и меня сердила Таня. Я поправлял комедию. 12 тоже были мальчики Раевские, я ходил в школу топить. 11-го. Опять комедию и школа.

¹¹ Думал важного одно: Думал только две вещи: 1) Половой акт потому так увлекателен, что он снятие с себя ответственности, он освобождает как бы меня от исполнения закона и переносит это, ответственность, на других. — Не я буду достигать Ц[арства] Б[ожия], а мои дети. От этого женщины так уходят в детей.

2) Всё в мире круговратно, т. е. начнется, кончится, опять начнется, как колесо вертится: так вертятся день, месяц, год, т. е. луна, земля около себя и вокруг солнца, так вертится то, отчего предварение равнодействия, так вертится солнце, так растения, животные, так воды, ветры — всё в мире родится, растет, созревает, стареется, умирает, опять родится — и до конца. Так я родился и начал быть. Я начал быть, но не совсем начал. Если бы до меня не было людей, разве я был бы такой же? Я произведение предшествующих людей, то, что составляет мое я, было прежде меня — оно будет и после меня. Но я спрашиваю: буду ли я? я? И ответ на это может быть дан только тогда, когда я ясно сознаю то, что я разумею под я. Большей частью дети, молодые под я разумеют нечто совсем материальное: то, что ест, пьет, смеется, отдыхает. Этого, очевидно, не будет. Но нечто другое, то, что меня сделало, что во мне от предшествующих людей. То останется и после меня, и если я это назову собою, буду чувствовать это как свое я, то я и буду твердо знать, что не умру. А впрочем, всё это невозможно объяснить. Вопрос о том, буду ли я жить после смерти, всегда останется вопросом, подобным тому: как если бы день нынешний спрашивал себя, тот ли я день, кот[орый] б[ыл] вчера, и тот день, к[оторый] будет завтра, будет всё я же или другой? Или весна спрашивала бы: та весна, к[оторая] была, и та, к[оторая] будет, это я же или не я?¹²

Не помню, записал ли где еще: о вере говорят: верить в сотворение мира, в троицу, в воскресение Христа и т. п. Во всё это нельзя верить. Можно доверять или не верить¹³ тем, кто говорит это, а не в самое это. Верить можно лицу, а не предложениям, propositions.¹⁴ И вера необходима человеку — вера Богу, не в Бога, а Богу. Нельзя мыслящему человеку не верить Богу, тому, кто послал меня сюда, по выражению Христа. Одна тайна всегда останется для человека, только одна. Зачем я живу. Ответ разумный один: затем, что этого хочет Бог. Зачем он этого хочет? Это тайна. И эта тайна покрывается только верой Богу, верой в то, что он, добрый, сделал это и меня для добра.

Получил письмо от Чертк[ова] с заметками о Кр[ейцеровой] Сонате, и еще б[ыл] разговор с Соней и Машей о Поше. Маша написала ему. — Ходил перед обедом. Вечер читал. Написал 5 писем, 2 по общ[еству] трезвости, Чертк[ову], Евдок[имову], Эртелю.

Не спокоен я плотски. Думал: по тому случаю, как некот[орые] люди относятся к Кр[ейцеровой] Сон[ате]: Сам[арин], Стор[оженко] и много других, Лоп[атин]. Им кажется, что это нечто особенный человек, а во мне, мол, нет ничего подобного. Неужели ничего не могут найти? — Нет раскаяния — п[отому], ч[то] нет движения вперед, или нет движения вперед п[отому], ч[то] нет раскаяния. Раскаяние это как пролом яйца или зерна, вследствие к[оторого] зародыш и начинает расти и подвергается воздействию воздуха и света, или это последствие роста, от к[оторого] пробивается яйцо. — Да, тоже важное и самое существенное деление людей: люди с раскаянием и люди без него. —

16 Я. Я. П. 90. Встал рано, ходил к Тане в школу, поучил, потом почитал и спал.... Посмотрим, справедливо ли, что после сна боли. Теперь 4 часа. Пойду гулять. Надо написать письма Попову и Бирюкову и два предисловия к Баллу и к Алекс[ееву]. Ходил, дрова готовил в школу. После обеда съездил в Ясенки верхом, не разболелось еще. Письмо от Евдокимова и от Майнова и еще от офицера стихотворца — все не приятные. Майнову одно средство — молчать. Ему же будет полезно, заставит его обдуматься. Письмо от Поши. Он пишет хорошо, что отчаяние берет его в том, что он только терпимый чудак, а мир идет по-старому.

17 Я. Я. П. 90. Беспокойно спал, встал рано, пошел в школу — поучил, опять заснул. Делал пасьянс, ничего не думая. Теперь 2 ч[аса]. Хочу писать письма Поше, Попову, Рахманову. — Думал: Говоря с Янжулом, хорошо договорились: электрич[еский] свет не только ненужен, но вреден, п[отому] ч[то] освещает Hay Market, Невский и неприятельские лагери. Он тогда только будет нужен, когда ему будет готово доброе употребление. Нет, не так, как-то хорошо тогда сказалось. Ничего не делал. Только письма Рахм[анову], Попову и Бирюкову.¹⁵

18 Я. Я. П. 1890. Дурно спал. Вчера переписывал комедию, а нынче взялся опять исправлять. Она плоха. Работу перервал Буткевич, приехавший из деревни. Говорил с ним. Он рассказывал, что многие ненавидят Кр[ейцерову] С[онату], говоря, что это описание полового маньяка. Меня это в первую минуту огорчило, но потом приятно, что во всяком случае это разворочало то, что нужно. Разумеется, можно бы лучше; но как умел. От Черткова телеграмма. Всё угрожает живот, но держусь, воздерживаясь от пищи.

19 Я. Я. П. 90. Встал поздно, пошел в школу к Тане, встретил Евдок[имова]. Он приехал из Орла. Всё тот же страх за то, что он сходит с ума, теряет память, подвигается к идиотизму. — Много говорил с ним, между прочим то, что истинная жизнь начинается тогда, когда она становится связью между прошедшим и будущим: тогда только она получает настоящее и радостное значение.

¹⁶Думал еще: И как странно, стирал пыль с нового дивана и вдруг ясная мысль такая. Отчего [одно и] то же в действительности серо, не важно, не красиво — и радостно, ясно в воспоминании? Не от того ли это, что настоящее, истинное есть только духовное, действительность же, реальность, как говорят, это только леса, подставляемые для постройки настоящей духовной жизни. Действительность, реальность это дым от огня и света истинной жизни. И дым этот застилает и портит настоящую, истинную жизнь.

¹⁷ Теперь 11-й час, пойду навстречу девочкам в Козловку. Поправля[л] комедию и кончил. Плоха комедия.

20 Я. Я. П. 90. Если буду жив. —

[20 января.] Жив. Евдокимов. Утром ходил один. И опять пришли в голову разные пустяки о комедии, к[оторые] и стал вписывать. Но приехал Буткевич, и Евдокимов еще тут. Бут[кевич] не знает, как уживется с женой. Она боится скучать. Несколько раз говорил с Евд[окимовым]. Устал от него. Написал ему письмо Ге. Он уехал.

21 Я. Я. П. 90. Поправлял комедию, читал. Катался с ребятами на скамейках. С[оня] очень всё взволнована, суетлива.

Странное дело эта забота о совершенстве формы.¹⁸ Не даром она. Но не даром тогда, когда содержание доброе. — Напиши Гоголь свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, к[оторые] читали ее теперь. Надо заострить художественное произведение, чтобы оно проникло. Заострить и значит сделать ее совершенной художественно — тогда она пройдет через равнодушие и повторением возьмет свое.

¹⁹ Думал еще о вере: Вера есть необходимое условие жизни. То, во что надо верить — тайна — есть условие всякой жизни — движения. Без тайны не было бы возможности движения вперед к неизвестному. Если бы я был там, куда я иду, я не шел бы. Движение к этому неизвестному и есть жизнь. Любовь к этому неизвестному есть вера. Идти все-таки во всяком случае будешь.

Но вера сделает то, что будешь идти с радостью. Еще думал: говоря с Евдокимовым и убеждая его в том, что ничего нет ни исключительного, ни страшного в том, что он теряет умствен[ные] способности, если бы это б[ыла] и правда, я говорил ему о себе, повторил то, что давно думал, именно то, что всякий человек есть всегда, с рождения, непрестанно гибнущее существо. (Ребенок, как говорит Лao-дзе — делаясь крепким и жестким, теряет уже гибкость и жизненность.) Физическая гибель для человека, сознающего себя в духовном я, обнажает только всё больше и больше духовное я. — (Гибель мышц рук и ног, а также гибель мозга.) В сознание моего духовного я не входит моя умственная сила. Сознание это в чем-то другом — в смирении, преданности воле божьей — в том, чему большей частью мешает и физическая и умственная сила. — Из погибели физического я вылупляется невольно я духовный.

²⁰ Ездил на Козл[овку].

22 Я. Я. П. 90. Встал рано, поправлял всё утро комедию. Надеюсь, что кончил. Ходил в школу. М[аша] хворает, написала хорошее письмо П[оше]. Т[аня] хороша, проста, бодра, добра. Читал прежде еще книгу изречений индейск[ой] мудрости. Много хорошего и общего. — Очень я, благодаря комедии и игре Власти Тьмы в Пет[ербурге] и Берлине, стал поддаваться удовольствию похвал. Хотел ехать к Сереже. Не успею. Теперь 10 час[ов].

23 Я. Я. П. 90. Если буду жив.

[27 января.] Нынче 27 Я. Вчера 26 Я. Уезжал Лесков, и я, чувствуя, что не в состоянии буду работать, проводил его — поехал сам кучером в Тулу. Сделал поручение с Чертк[овым], и потом у Давыдова обедали. Много говорили. Девочки нас встретили. Третьего дня 25. Утром поговорил с Чертк[овым] и Лесковым, гуляя. Зашел в школу. Потом я поправлял, сколько помнится, комед[ию], 4-й акт. Вечер разговаривали, и я прочел комедию. Всё тщеславие. Чертков так же, еще более близок мне. Четверт[ого] дня 24. Утро поправлял Комедию всю сначала. — До самого обеда не кончил. Поехал в Тулу за Чертк[овым] и Леск[овым] и разъехался с ними. Вечером провожал Соню в Москву. 23-го — не помню, что утром делал. Кажется, пытался Коневск[ую] повесть, но ничего не написал. —

И так, нынче 27-е. Встал поздно. Поговорил с Чертковым очень хорошо об искусстве и смерти и пошел гулять. Об искусстве то, что: всё, что мы имеем духовно,есть последствие передачи; но из всей массы передаваемого выделяется то, что мы называем наукой и искусств[ом]. Что это? Это-то не то, чего нельзя не знать, что само собой передается, — искусство ходить, говорить, одеваться и т. п., и это не то, чего можно не знать, специальное дело — кузнечное, сапожное; а то, что должно знать всякому человеку. —

О смерти то, что не надо никогда забывать, что жизнь есть постоянное умирание. И сказать, что я постоянно умираю, всё равно, что сказать — я живу. — Сознание постоянного умирания пот[ому] полезно, что сознание это нельзя иметь без сознания жизни. Сознание это вызывает на необходимость употребить на дело свою умирающую жизнь.

28 Я. Я. П. 90. Приехал Ге старший, привез рисунок картины — очень хорошо. Всё время проходит в беседах с Ч[ертковым]. Он рассказывал про свое душевное состояние. Как страшно.

[30 января.] 29, 30 Я. Я. П. 90. Вчера то же. Приехала С[оня]. В самом хорошем духе. Нынче проводил, свез Ч[ерткова] с Г[е] в Тулу. Было очень хорошо, если бы не страх за возбужденное состояние Ч[ерткова]. Нынче утром почувствовал, что мне не хочется передавать ему мои мысли именно п[отому], ч[то] он их принимает так жадно. Боязно. Я-то плох. Мне самому нужно питаться ими. Все эти дни тщетно пытался писать послесловие к К[рейцеровой] С[онате]. Теперь 12-й час — болит живот. —

31 Я. Я. П. 90. Странное дело: с необыкновенной ясностью и радостью видел во сне, что жизнь человеческая не то, что я думал:, а, не круг или шар с центром, а часть бесконечной кривой, из к[оторой] то, что я вижу, понимаю, имеет подобие шара.

1 Февр. Я. П. 90. Встал бодро, пошел ходить, вернулся с намерением заняться — Никифоров с студентом. Ничего не делал — читал. Досадовал на студента, на то, что он глуп — стыдно. Получил письмо от Воробьева, о бале.

2 Ф. Я. П. 90. Написал ответ. И еще письма. Приехал Долгов о токологии, написал предисловие. И поехали с Таней в Пирогово. Хорошо доехали, Сережи и Веры нет. Вечер[ом] скучно было.

3 Ф. Пир[огово]. 90. Встал рано, пришла ясная мысль о послесловии, но не написалось. Пошел в школу — нету. У кабака побеседовал. Теперь 11 ч[асов], хочу писать, но слаб, спать хочется.

²¹ Заснул, на часок. Писал послесловие. Мысли верные, но нет энергии писать. Хохотал с доброд[ушной] Мар[ьей] Мих[айловной] и рассказывал ей историю жития и музыкальной учительницы. — Хорошо бы написать. — Купеческая дочь больная — соблазнител[ьна?] своей болезнью — и преступлением — убивает. — Духовник Ел. Серг. грубый мужик. От нас все к тебе ездят. Она всё собиралась. А она, как ты святой был, была святее тебя. Всё не то делаю.

Ходил в Царево. Пьяны[й] роет[?], бабы пьяные надо мн[ой] смеялись и кнутом ударили.

Вечером смотрел Ниву и объел[ся], до 3-х часов не спал, болел живот.

4 Ф. Пир[огово]. 90. Проснулся позднее. Много хорошего думалось к послесловию. Записал в книжечке. Пил кофе, лег и думал много хорошего, но забыл.

[4 Февраля. Я. П.] Тело это леса, при к[оторых] строится жизнь. Тело это пища духа. Матерьялисты, т. е. несчастные сумашедшие, говорят, что вся жизнь в теле. Без тела, — скажут они, — нет жизни. Это всё равно, что говорить, что вся жизнь в пище, а не в теле, п[отому] ч[то] без пищи нет тела. <Тело не живет само по себе, так же как пища не живет сама по себе. А только когда есть тело, тогда пища дает ему жизнь, и точно так же только когда есть дух, тело дает ему жизнь. — Пища войдет в тело, а потом выйдет и даст телу жизнь. Так же тело войдет в дух, а потом выйдет и даст ему жизнь. —> Не выходит, а казалось ясно и радостно...

Поехали домой. Прекрасно доехали. Люблю детей; но я одинок уже. —

Страница Дневника Л. Н. Толстого. 1890 г.

5 Ф. Я. П. 90. Хотел дурно спать; всё утро бился с послесловием. Начал с того, что колол дрова и б[ыл] у Тани в школе. После кофе задремал. Надо попробовать писать утром натощак. После обеда читал и думал, хочется писать, но нет энергии. Думал к драме о жизни: Отчаяние человека, увидавшего свет, вносящего этот свет в мрак жизни с надеждой, уверенность освещения этого мрака; и вдруг мрак еще темнее.

²² Да, в Евангелии нет указания на брак, есть отрицание его, есть противодействие разврату вожделения и развода для тех, к[оторые] уже находятся в браке, но учреждения брака, как говорит это церковь, нет и помина. Ничего кроме нелепого чуда Каны, к[оторое] утверждает брак столько же, сколько посещение Закхея утверждает собирание податей. —

²³ Письма от Ч[ерткова] и Левы о нем.

6 Ф. Я. П. 90. Дурно спал. Слабость. Ничего не делаю.

[9 Февраля.] 7, 8, 9 Ф. Я. П. 90. Слабость, бездеятельность. Недовольство жизнью. Написал письмо Воробьеву и поправлял комедию.

10 Ф. Я. П. 90. Всё то же. Еле-еле мог написать письма маленькие двум Ге и Поше и Вас[илию] Ив[ановичу]. И плохие. Переписывали комедию.

11 Ф. Я. П. 90. Странно — сладостраст[ный] сон. Мало сплю. Слабость. А писать хочется, но нет силы. — Нынче думал: к письму, к[оторое] я начал писать Колечке о том, что главный соблазн в моем положении тот, что жизнь в ненормальных условиях роскоши, допущенная сначала из того, чтобы не нарушить любви, потом захватывает своим соблазном, и не знаешь, живешь так из страха нарушить любовь или из подчинения соблазну. Признак того, что первое, т. е. что допускаешь соблазн только из страха нарушить любовь — тот, что не только не ослабляются прежние требования совести, но появляются новые.

Еще думал о том, что послесловие Кр[ейцеровой] С[онаты] писать не нужно. Не нужно п[отому], ч[то] убедить рассуждениями людей, думающих иначе, нельзя. — Надо прежде сдвинуть их чувство, предоставив им рассуждать о том, что они правы. Они будут чувствовать себя неправыми, а все-таки будут рассуждать, что правы. Это не то, что нужно людям, а без этого не могут жить люди. Рассудок — фонарь, привешенный к груди каждого человека. Человек не может идти — жить иначе как при свете этого фонаря. Фонарь всегда освещает ему вперед его дорогу — путь, по кот[орому] он идет. И рассуждения о том, что освещает мне мой фонарь на моем пути, когда путь мой другой (хотя бы путь мой был истинный, а его ложный), никак не может заставить его видеть другое или не видать того, что он видит по тому пути, по кот[орому] идет. Нужно сдвинуть его с дороги. А это дело не рассуждения, а чувства. Даже сдвинувшись с ложной дороги и уж идя по истинному направлению, он долго будет видеть то, что освещает его фонарь на ложном пути. —

Гуляя, очень много думал о Коневской повести. Ясно всё и прекрасно. — 1) Он не хотел обладать ею, но сделал это п[отому], ч[то] так надо — ему кажется. Она прелестна в его воображении. Он улыбается, и ему хочется плакать. 2) Поездка в церковь, темнота, белое платье, поцелуй. 3) Старая горничн[ая] берет деньги, но смотрит грустно. 4) Ст[арая] горничн[ая] фаталистка, Катюша одинока. 5) Она, увидав его при проезде, хочет под поезд, но садится и слышит ребенка в чреве. 6) Он спрашивает у тетки, где она. У помещика в горничных. Дурно живет, в связи с лакеем. И ей нельзя не быть в связи: в ней разбужена чувственность. 7) Он в волнении и спрашивает: И вы прогнали? И очень она плакала? И я виноват? и т. д. 8) Пробовал ambition²⁴ — скверно, не по характеру, заграницу — Париж — разврат — скверно. Остались чтение, изящество, охота, карты, примёры. Волоса седею[т] — тоска.

[14 февраля.] 12, 13, 14 Ф. Я. П. 90. Всё та же слабость умственная. Ничего не могу писать. Вчера 13. Были Желтов с женой, сестрою и зятем. Оригинальные люди. Очень умен и свободен. Он будет иметь большое влияние. Дурно спал. Даже не пытаюсь писать и ничего не записываю. — Сейчас 3 ч[аса], хочу хоть письма написать.

²⁵Написал Поше плохо. К вечеру совсем заболел живот.

15 Ф. Я. П. 90. Всё то же.²⁶

16 Ф. Я. І7. 90. Боль живота освежила духовную деятельн[ость]. Я рад, что в самые дурные минуты я не падаю до озлобления на людей и до сомнения в истинной жизни. Только поползновение к этому. Я все эти дни, не сознавая этого, задавал себе вопросы о жизни и записал даже в книжечке неясные об этом мысли. Именно. Что ж за беда, что умру плотски. Умрет ведь моя личность [,] только сознание моей личности. Если она есть произведение материальных сил, то она есть обман. А чем скорей уничтожится обман, тем лучше. Если же в этом сознании есть то, что уничтожится, и то, что останется, то чем скорее уничтожится то, что должно уничтожиться, тем лучше, п[отому] ч[то] это-то личное сознание мешает мне жить с Богом шире. — Любовь есть это стремление уйти от того, что уничтожается в личности.

²⁷ Писал Коневск[ую] повесть не дурно. — Получил замечательную [книгу] английский магазинчик, Rising Star. Статья Elde[r] Evans о столетии Америк[ анской] республики, замечательная.

17 Ф. Встал поздно. Выспался. Всё еще болит. Нынче думал гуляя: оно старое, давно известно, но очень живо пришло и тронуло меня. Именно:

Главная ошибка людей в жизни — самая обычная и вредная, — в том, что мы хотим что-то совершить в жизни — подвиг, или хоть дело какое бы то ни было. Этого нельзя, это совсем неправильно, всё равно как если бы человек, кот[орого] приставили пахать, стал бы на своей сохе возить — да неверно и это — или человека приставили запрягать на станции, а он бы хотел свезти. Дело наше здесь только в том, чтобы делать, как должно, то, что потребуется, т. е. любовно. В роде того, что запрягать — делать всё то, что соединяет людей, а сделать что-нибудь, совершить нам не дано, п[отому] ч[то] жизнь наша не есть что-либо цельное, законченное, а есть часть чего-то несоизмеримо огромного, есть конечная частица бесконечного. Дело всё только, чтобы часть прилаживалась как должно к целому. Если уж хочешь совершить что-нибудь, то все-таки совершить ты можешь не сочинен[ие], не ряд сочинений, не просвещение народа, не объединение Германии и т. п., а только одно, свою всю жизнь до последнего издыхания; так что все-таки ты не узнаешь, что ты совершил, и жизнь твоя вся в целом видна будет не тебе, а другим. Крез и Солон. Это радостно и полезно думать. Как ни стар, как ни болен, как ни много, как ни мало сделал, всё твое дело жизни не только не кончено, но не получило еще своего окончательного решающего значения до последнего издыхания. Это радостно, бодрительно. —

Прочел китайское: Иу говорил, пока я не привел в исполнение то, что я узнал, я боюсь узнавать новое.

Нынче прочел ужасы детоубийства в Варшаве и по этому случаю писал утром — не знаю, что выйдет. Получил грустное письмо от Вас[илия] Ив[ановича]. Письмо от Симона — православное — грустно, и от Немолодышева жалкое по своей гордой нелепости. Ему надо написать так: Вы пишете, что не надо усилий. Каких усилий? В темноте делать усилия, чтобы отворить дверь, или нарубить дрова, неразумно, но еще неразумнее не сделать усилий, чтоб засветить свет — засветить и даже усилить, насколько возможно. Усилие одно, главное, кот[орое] свойственно делать человеку и кот[орое] никогда не надо прекращать — это усилие просветить себя — не знанием запятых и лейкоцитов и т. п. чепухой, нынче трескучей, завтра забытой, а истинной мудростью людской, просвещению к[оторой] и обязан Бир[юков] своим спокойствием и радост[ью]. Когда же человек просвещен, то он уж без усилий будет делать то, к чему влечет его природа. И потому но надо не думать, а надо, напротив, много и хорошо думать с мудрейшими людьми мира.

18 Ф. Прочел о Кублинской в Варшаве. И писал обвинит[ельный] акт: правительству, церкви и обществе[нному] мнению — нехорошо. Приехал Буткевич с братом. (Всё это б[ыло] 17.) Я их проводил и пришел больной. Целый день болел животом.

19 Ф. Я. П. 90. Дурно спал. Всё болит. Был в школе, читал Истор[ический] В[естник] о декабристах. Приезжал Давыдов. Лень умствен[ная]. Слава Б[огу], нет зла.

²⁸Думал: Государь, министр, первосвящ[енник], политич[еский] деятель думает, что он ответит за то, что может произойти, если он не сделает то-то и то-то. Всё вздор. Человек не может отвечать ни за что, кроме как за свои поступки перед Богом. И несправедливо распределять обязанности: семейные, общественные, личные. — Одни обязанности перед своей совестью. Что будет — я не знаю и не могу знать, а что должно — знаю. Грех ни в чем ином, как тушении своего и — хуже всего — чужого света.

20 Ф. Всё так же слаб, нездоров животом, и хочется писать, и не могу даже письма написать. Вчера думал перед тем как идти в школу: грех ни в чем ином, как только в том, чтобы тушить тот свет, к[оторый] горит в тебе. Еще хуже грех — тушить свет, к[оторый] горит в других. Вопрос о свободе воли сводится к этому. —

Чувствую, что вопрос о свободе воли сводится как-то к этому. Но как — не знаю еще. Думал еще:

Материя это пределы меня, моего я. Проявление моего я — это точки соприкосновения с другими существами, со всем миром. Но есть во мне еще нечто, не имеющее пределов и единое — всё. Это вся моя духовная, разумная, любовная деятельность.

В New Christianity прочел: иметь целью свое счастье — ад; — благо других, служение Богу — небо — рай. —

21 Ф. Я. П. 90. Здоровье лучше, но попробовал писать Кон[евскую] — не мог. Теперь 4 час. Пойду к Маше и ходить.

[21? февраля.]²⁹ 22 Ф. Опять то же. Ездил за Мамоновым[и].

[22? февраля.] 23 Ф. Мятель. Совсем не выходил. Стало лучше. Во сне видел что-то, что я в городе подъехал на лошади к крыльцу, сошел, и лошади нет, и я в отчаянии. И я во сне отыскивал все средства спасения, вспоминаю, что я, вероятно, сплю, и делаю усилие, чтобы проснуться, и просыпаюсь. Ведь то же и самоубийство. Самоубийство есть это усилие проснуться.

Еще думал: Только смерть и послед[ние] минуты, часы, годы дают смысл жизни. Так что, может быть, я еще не начинал жить. Еще думал: Матерьялисты, объясняющие всё механической теорией, видят в мире только материю и энергию, и поэто[му] думают, что они отрицают невещественное, идеальное, спиритуализм. Но они утверждают сильнее и определеннее всяких идеалистов то, что сущность жизни есть нечто духовное. По их мировоззрению есть непостижимая, неуничтожимая материя, такая же энергия и различные соединения того и другого (форма). Я есмь такое таинственное соединение двух таинственных сущностей в нечто единое. Таинственна материя, таинственна энергия, таинственна форма, соединение, то, что сознает себя единым. Вся разница между спиритуалистами и материалистами в том, что материалисты имеют в виду материю и энергию, предполагая, что ее формы суть естественное и неизбежное последствие энергии в материи, спиритуалисты же имеют прежде всего в виду форму существа, сознание единства, а на материю и энергию смотрят, как на неизбежное условие существования формы. Чепуха. —

[23? февраля.] 24 Ф. Я. П. 90. Встал почти здоровый, писал письма. Гулял, теперь 10-й час. Еду на Козловку.

³⁰ Собрались ехать. Приезжает Кузм[инский]. Помешал нам.

[24 февраля.]³¹ Ходил в школу. — Пробовал писать послесловие. Очень дурно спал. Борюсь с злом, с лукавым. — Одно спасенье — любовь.

Я ошибся числом — взял вперед.

Переделал письмо Балу и послал. Написал письма Литошенко, Хилкову, Вас[илию] Ива[новичу] и еще 3.

25 Ф. Я. П. 90. Встал рано, и, после вчерашней бури и мятели, прекрасная погода. Разбудил девочек — Тан[я], Маша, Вера. Собрались и поехали в 10. Хорошо, весело и приятно ехали. Покормили в Крапивне и в 7 приехали в Одоев. Ночуем на прекрасн[ом] постоялом дворе. Я это записываю. Нет работы мысли. Получил письмо от Ге. —

26 Ф. 90. Белев. Выехали в 8. Прекрасно ехали до Белева. Машиньки нет. Она в Оптин[ой]. Я пошел к Пастухову. Он за столом с школьницами. Письмо от Долнера. Работа мысли идет сильная у них и чистота. Дол[нер] пишет о браке, о своих мечтах о браке. Пастух[ов] говорит, что испытывает то же самое. — Прекрасно спали. Утром приехали в Оптину. —

27 Ф. 90. Оптина. Приехали рано. Замечательно б[ыло], что Таня начала капризничать. Стала говорить прямо неправду. Я раздражился. И долго не мог победить себя. Рассуждение, успокоившее меня, б[ыло] то, что если мне что нужно ей сказать, то я могу сказать это после, когда совсем пройдет раздражение. И вспомнив после, решил, что, вероятно, и я б[ыл] не прав. И сказал ей вечером смеясь и б[ыло] хорошо. В Оптиной Маш[инька] только и говорила про Амвр[осия], и всё, что говорит, ужасно. Подтверждается то, что я видел в Киеве — молодые послушники святые, с ними Бог, старцы не то, с ними дьявол. Вчера был у Амвросия, говорил о разных верах. Я говорю: где мы в Боге, т. е. в истине, там все вместе, где в дьяво[ле], т. е. лжи, там все врозь. — Борис умилил меня. Амвр[осий] напротив — жалок, жалок своим[и] соблазна[ми] до³² невозможности. По затылку бьет, учит, что не надо огорчаться о том, что она зла с прислугой, и не видит, что ей нужно. По ней видно, что монастырь духовное сибаритство. Борис говорил, что цель мира и человечества пополнение ангелов.

28 Ф. 90. Оптина. Во сне видел, что говорю с свящ[енником] о пьянств[е], о терпимости и о чем-то еще, что забыл. О терпимости: не презирать ни жида, ни татарина, любить. А мне: православного. Мне кажется, я достиг этого в этот приезд 3-й в Оптину. Помо[ги] мне Бог. — Горе их, что они живут чужим трудом. Это святые, воспитанные рабством. Теперь 10 ч[асов], пойду к Леонтьеву.

Был у Леонтьева. Прекрасно беседовали. Он сказал: вы безнадежны. Я сказал ему: а вы надежны. Это выражает вполне наше отношение к вере. Потом поехали. Весело ехали до Мишнева, 40 в[ерст] от Оптиной. Ночевали в избе. Кажется, в сифилисе, но красива [?].

1 Марта. Я. П. 90. Рано встал, еха[ли] целый день. Замучались лошади, приехали в 2-м часу. С[оня] радостно, весело встретила.

2 М. Я. П. 90. Дурно спал, встал поздно. Ге и Губкина. С обоими приятно. Ге рассказывал про храм в память А[лександра] II. Как всё украли. Неприятно слушать. Губки[на] говорила о Еванг[елии]. Письмо от Маши. Нынче ответил. Интересно письмо девицы. Пишет: Кто взялся меня готовить, устроить, и потом вышло, что это насмешка. —

9 Мар. Я. П. 90. Никак не думал, что прошло 7 дней. Постараюсь вспомнить, возвращаясь назад. Нынче 9. Всё еще болит сильно после сильной боли, начавшейся 3-го дня ночью; и нет сил. Ругин здесь.

Нынче ночью думал: главная разница в влиянии — не христианства, но нравственного серьезного сознания — на жизнь та, что для одних известные положения, сословия, учреждения мира признаются непоколебимыми, неизменными; и уж в этих положениях они стараются следовать указанию христианства или нравственного учения; для других же настоящим является вопрос о самых положениях, о сословиях, об устройстве жизни; и всё подлежит изменению. Для одних христианство есть руководство для поступков в известных положения[х], для других оно поверка законности самых положений, «богатый, высокопоставленный должен на пользу употреблять свое...» и т. д. Фальшь. Вчера читаю в New Christianity: Christ must be in social life, in politics, in business.³³ Как это Christ in business.³⁴ Всё равно, что Christ in kicking или killing³⁵ (война). Да, прежде всего надо этим людям внушить, что все положения, от положения земледельца до палача, распределяются по своей нравственности, и пот[ому] мало быть хорошим в своем положении, надо избирать то или другое.

³⁶Читаю всё Лескова. Нехорошо, п[отому] ч[то] неправдиво. Думал еще за эти дни. 4 М[арта]. Сережа говорит: надо быть занятым. Это ничего не говорит. Надо знать, чем быть заняту. А чтобы знать это, одно средство: делать то, что тебе нужно, то, что ты сам потребляешь, или то, к чему влечет неудержимо призвание.

Поправить жизнь монастырскую, сделать из нее христианскую можно двумя способами: 1) Перестать брать деньги от чужих, т. е. чужие труды, а жить своим трудом, или 2) уничтожить все внешние обряды, все запрещенные Евангелием молитвы общие в храмах, М[атвея] гл. VI, и всё связанное с этим. Одно держит другое, как две доски шалашиком. —

Церкви сделали из Христа Бога спасающего, в к[оторого] надо верить и к[оторому] надо молиться. Очевидно, что пример его стал не нужен. Работа истинных христиан именно в том, чтоб разделать эту божественность (картина Ге). Если он человек, то он важен примером и спасет только так, как себя спас, т. е. если я буду делать то же, что он.

Позитивисты, либералы, революцион[еры] и всякие мнимо нехристианские секты верят в ту же Христову истину, в ко[торую] и мы, только не во всю и под другим именем, и пот[ому] не только с ними спорить и ссориться не надо, но надо дружить с ними.

Читал дневник Тани и полюбил ее нежно, заглянув в ее слабую, мятущуюся душу. Она пишет: «право, я не дурная». Она это сама сказала, и был случай увидать. Но ведь все такие же, и Победоносцев, и Никанор, и Скабич[евский], и др. Надо устанавливать на них этот взгляд, и можно.

³⁷ Нынче думал: Самое ужасное страдание: знать, что я страдаю и лишаюсь не от завала горы, не от бактерии, а от людей, от братьев, к[оторые] должны бы любить и к[оторые], вот, ненавидят меня, если заставляют страдать. Это вот когда вели на казнь декабристов, это заключенные — несчастные в Каре и др. Ужасно!

Вчера 8 М. Слабость, боль, желтуха. Читал Лескова, письма. Много о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Спрашивают: что же следует? Надо послесловие, а не могу. —

³⁸3-го дня 7 М. То же самое. Ночью были очень сильные боли. — Думал умереть и теперь всё думаю. И страху не могу даже понять. И сожаления нет. В здоровые минуты скорее бывает желание умереть, а во время боли совершенное равнодушие, т. е. равны жизнь и смерть. Читал в New Christianity о любви Робертсона: держи, говорит, ее, она всё победит, что бы с тобой ни было. Странно, о чем ни думай, всё сводится к одному этому: люби — не не люби, не относись без любви ни к кому ни в мыслях, ни к отсутствующим, ни к умершим. И можно. И когда достигаешь, как хорошо!

6 М. Я. П. Было грустно всё время и тяжело. С Ругиным беседовал о Ге. 5, 4, 3. Не помню. То только помню, что пытался писать и не мог. — И так, теперь 10 часов 9 М[арта]. Иду наверх. Всё болит и слаб.

10 Мар. Я. П. 90. Всё нездоров — слабость и лихорадка и желтуха. Не мешает думать, а главное, хорошо жить. Всё думаю о любви и прилагаю. Всегда везде можно extirper³⁹ из души всё недоброжелательн[ое], слушая разговор, читая, думая. Приезжал Давыдов. Комедия опять, кажется, нравится людям. Удивительно! Раевски[е] тут, Бергеры. Несколько раз поднималось беспокойство — следовательно, недобр.....⁴⁰, подавлял. Читаю Лескова. Жалко, что неправдив. — Как сказать это. —

11 М. Я. П. 90. Немного лучше. Получил статью Янжула, читал. Главное, по ихнему, надо не изменять жизни, не трогать учреждений, но поправлять жизнь. Жизнь не плоха от дурных учреждений. Хотелось бы написать про это в связи с Christian business. ⁴¹ Думал о послесловии в форме ответа на письмо Прох[орова]. 1) Не могу ответить, как вам идти в Москву, не знаю, где вы. 2) Есть три положения, и с первого не видно того, что видно со 2-го, а со 2-го не видно то, что видно с 3-го. С 3-го же видно и то, что видно со второго и с первого. Не могу я близорукому дать впереди точку направления, к[оторую] я вижу, но он не видит. 1) Цель — сам, 2) люди, 3-е) Бог. Беда думать служить Богу, людям, когда все силы души направлены на служение себе, и думать служить Богу, когда все силы души на правлены на служение себе и людям. Надо не идти выше требований своего сознания и не ниже. — Теперь 4 часа. Иду гулять. —

12 М. Я. П. 90.

[15 марта.] 13, 14, 15. Ничего не делал и медленно поправлялся. Приехал Вас[илий] Ив[анович] — милый и Файнерман. Хорошо с Ф[айнерманом], и то, что он говорит об общинниках, хорошо; но об общинах плохо. Начинают чувствовать неправду. Пропасть писем о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Всё недоумения и вопросы.

[15 марта.] 16 М. Я. П. 90. Проснулся и прочел покаянное письмо Сережи и ревел от радости. — Утром попытался писать предисловие, не пошло. Вечером написал письма Дужк[ину], Чертк[ову], Соловьеву, Хилкову, Бугурусл[анскому] инспекто[ру] и Сереже. С Соней был разговор нелюбовный, сейчас же перешел в умиление. Да, можно победить мир любовью. Много мыслей не выписано из книжечки.

17 М. Я. П. 90, если буду жив.

[17 марта.] Жив, и даже два дня, п[отому] ч[то], означив 17, ошибся на день. Вчера было 16. Всё так же провел день. Спал очень дурно, ничего не мог писать, ни работать. Говорил с Вас[илием] Ив[ановичем] и думал. — С вечера заболело, но не сильно. Нынче выспался хорошо, но все-таки слаб умом [?]. За это время не записано следующее:

⁴² Два типа: один критически относится не только к поступкам, но и к положению — н[а]п[ример], не может взять место чиновника правительства, не может собирать и держать деньги, брать % и т. п., и вследствие этого всегда в нужде, в бедности, не может прокормить ни семью, ни даже себя и по своей слабости становится в унизительное для себя и тяжелое для других положение — просить; другой же относится критически только к своим поступкам, но положения принимает не критикуя и, поставив себя раз в положение чиновника, богатого человека, с избытком кормит себя, семью и помогает другим и никому не в тягость (незаметно по крайней мере). — Кто лучше? — Оба. Но никак не последний.

⁴³12 М. Жизнь вечная есть, но не такая, какую мы можем, как эту, видеть, слышать, осязать чувствами этого тела. Жизнь вечную мы можем сознавать только тем, что вечно. Сомнение в вечности нашей жизни происходит именно от того, что, спрашивая себя: будем ли мы видеть, слышать, чувствовать ее после смерти, невольно должны ответить, что нет, забывая то, что есть чувственное и духовное сознание. Если есть духовное сознание теперь здесь, то очевидно, что уничтожение ушей, глаз, чувств может помешать чувственному, но не может помешать духовному сознанию.

⁴⁴13 М. Если не любишь своего животного, похоти, и хочешь покорить его, то будешь радоваться всякому лишению — даже страданию, как средству покорения; если не любишь славы людской и хочешь освободиться от ее соблазна, то будешь радоваться всякому унижению; если не любишь мести, будешь радоваться всякому проявлению нелюбви к тебе, при к[отором] только ты можешь показать истинную любовь — любовь к ненавидящим.

И потому не бояться лишений и страданий, унижения и позора, нелюбви и ненависти людей, а желать этого надо.

Не стараться делать добро надо, а стараться быть добрым; не стараться светить надо, а стараться быть чистым. Человек носит в себе алмаз, призму к[оторого] он может очистить и не очистить. Насколько очищен этот алмаз, настолько светит через него свет и Бог, светит и для самого человека и для других. И потому всё дело человека внутренно не в делании добра, не в свечении людям, а только в очищении себя. И свет и добро людям — неизбежные последствия очищения.

Злоба к одному человеку заражает душу точно так же, как злоба ко всему миру; и потому Калигула, желавший, чтобы у всех людей была одна голова, чтобы он мог отрубить ее, не больше зол, чем муж, не любящий свою жену и желающий от нее избавиться. Злоба, как и любовь, не химическое вещество, а органическое, как дрожжи — закваска. Крошечная доля заквашивает всё.

G[aston] B[oissier] пишет, что христиане в первые века только сначала были строги и враждебно относились к Риму, к государству, а потом стали приноравливаться к государству, и христианство не вредило государству. Надо бы сказать, явились люди, называющие себя христианами и жившие в согласии с государством; епископы — церковники. Христиане же, как были, так и остались не врагами, но проповедниками учения, несовместимо[го] с государством. — Одно из страшных и зловреднейших заблуждений то, что люди, крещенные Констант[ином], Карлом, Владим[иром], и сами они — христиане. Народов не было и не бывает христианских, есть люди христиане, и таковые есть между турками, китайцами, индейцами. —

Новоселов хочет выдти из общины, п[отому] ч[то] ему непереносно название и положен[ие] перед людьми собственника. Написать ему надо, что первый шаг это отказаться от похоти и удовлетворяющей ей собственности, второй шаг это отказаться от тщеславия и удовлетворяющ[его] этому мнения людского.

Нынче очень радостно думал в полусне следующее: Безумный человек, мечущийся, злящийся, дерущийся, делающий гадости отличается от всех так называемых не безумных, делающих то же самое, только тем, что безумный хуже умеет объяснять эти свои гадости, чем так называемые не безумные. У каждого человека на груди фонарь — его рассудок и этот рассудок освещает каждому его путь, его дела, — какие бы они ни были — разумные или неразумные. У безумных потух совсем или отчасти этот фонарь, вот вся разница. Разница же между разумными и всеми родами безумных та, что разумный идет по истинному единому пути, освещаемому н[е] своим фонарем, а светом ночным, хотя и далеко не столь ярким, как фонарь, но светом общим; безумный же идет без руководства этого света. — Мне ясно, но высказал дурно.

Теперь 3-й час. Хочу проводить Вас[илия] Ив[ановича].

[18 марта.] Не мог проводить В[асилия] И[вановича], нездоровилось.

18 Μ. Я. П. 90. Вчера приехал Илья. Запылил[ся], заскоруз и состарелся без употребления. — Ничего не делал. Всё болит печень. Должно быть, смертная болезнь. Мне это ни страшно, ни неприятно. Только не привык. Всё хочется по-старому работать. — Ездил в Ясенки. Заболело дорогой. Пытался писать. Не идет. Вечером читал Сенкевича. Очень блестящ. Соня пришла и стала говорить о продаже сочинений но[в]ых, и мне стало досадно. Стыдно мне.

19 М. Я. П. 90. Встал рано, походил. Напился кофею, заболело. Писать не могу, хотя кажутся ясными мысли, пока думаю: нет памяти, бойкости. — Приехал инспектор. Я не принял его, напрасно. Инспектор б[ыл] что-то вроде жандарма, допрашивал. Маша насилу отделывалась. Закроют школу, и мне жалко за девочек. — Илья тут, и я всё не могу поговорить с ним. Очень хотелось, но не умел подступиться, тем более, что он удаляется. Он весь, его разговоры, шуточки это точно приправа к кушанью, к[оторого] нет. Это часто бывает, — что жизнь, деятельность, разговоры, в особенности веселье и шутки, это приправы к тому существенному, чего нет.

20 Мр. Я. П. 90. Понемногу поправляюсь. Болит, но иначе. Утро ничего не делал. Проводил Соню и Илью, с к[оторым] так и не удалось поговорить. Стыдно это мне. Вечером писал письма, написал их 9 — все ответил. Разговаривал с А[лексеем] М[итрофановичем] о статье Иванова о стоиках. Он верно придает стоицизму — значение религии. Как удивительно, что профессиональные философы не видят того, что Эпиктет, Сократ, Конфуций, Менций, Сакиа Муни это одно, а все Платоны, Аристотели, Декарты, Гегели, Шопенгауеры совсем другое, как живописцы художники и мастеровые. То мудрость и жизнь, это пустомыслие и слова. Первое есть то же, что христианство, когда с него снят ложный ореол, разумеется, менее полное и глубокое. Поднять мудрость мудрецов и извлечь мудрость Христа из обоготворения и свести их в один фокус. — Читал с девочками Сенкевича — недурно.

21 М. Я. П. 90. Встал позднее. Пришел Журавов с рассказом о безумии работы для выгоды, для похвальбы, к[оторый] я советовал ему. Не кончил, мы поговорили, как дальше.

Прекрасное может выйти. Но стали писать послесловие. Нет охоты. — Теперь 10-й час, еду на Козловку. —22 М. Я. П. 90.

[25 марта.] Жив не только 22, но и по 25 М. Нынче 25. Утром написал письмо Вагнеру, огорчившемуся на Плоды просвещения, и потом докончил Послесловие. Кажется, слабо. — Вчера 24-го получил письма: от Вагнера. Утром писал мало. Вечер ездил верхом в Ясенки и Козловку. Третьего дня 23. Соня вернулась. Я много спал. Ничего не делал. Мы читали «Некуда», и я один читал. Хуже стало. Приехал Лева. Хорош. Хочет продолжать на филологическом. Я поговорил с ним. В разговоре с А[лексеем] М[итрофановичем] о счастьи семейной жизни вышло, что несчастье есть счастье, п[отому] ч[то] в несчастьи семейном растет человек с неотъемлемым счастьем. Так и должно быть. Нынче 25 дурно спал. Видел во сне, что материя претворяется, изменяет форму, но не уничтожается, и это б[ыло] доказательством бессмертия. Как-то на тарелке порошок. Что-то б[ыло] очень ново и ясно; но потерялось. Теперь 12 часов. Соня уехала.

26 М. Я. П. 90, если буду жив. Очень нужное теперь замечание.

[26 марта.] Хотел писать, помешали Орлов, Буткевичи. Давыдов к обеду и Булыгин. — Ничего не делал.

27 М. Я. П. 90. Пастухов пришел. Ходил и думал:

1) Иногда ощущаешь в сознании какое-то беспокойство; чего-то недостает, чего-то стыдно. Спросить себя: не оттого ли это, что я сделал то-то дурное? Да, но не это только. Не от того ли еще? Да, но и еще что-то. И стыдно, и неловко, и чего-то недостает и хочется. Кажется, что это случайное тревожное состояние; а это-то и есть сознание истинной движущейся жизни. — Видишь возможность лучшего и тянешься к нему.

2) Недовольство либералов и революционеров тем, что люди употребляют свои силы на христианскую, кажущуюся им столь бесполезной и даже мешающей их целям деятельность, подобно тому недовольству, к[оторое] испытывал бы человек за то, что пахотой под хлеб портят на пару траву. —

Приехал Сережа. Мне с ним лучше.

28 М. Я. П. 90. Всё болит во время обеда живот. Спал, потом поправлял послесловие. Сейчас получил о том же письмо Оболенского. Ходил вечером и молился. Отец наш, да святится сущность Твоя, любовь, с тем, чтобы наступило царство любви, и воля Твоя о том, чтобы всё управлялось любовью (Тобою), совершалась здесь на земле, как она, в моих глазах, совершается на небе. И дай мне жизни, т. е. участия в совершении этого сейчас здесь. И уничтожь последствия моих ошибок, к[оторые] могут мешать мне, так же как я уничтожаю в своем сознании последствия видных мне ошибок других людей, могущих мешать мне любить их. И не введи меня в искушение — физическое страдание, отуманение, соблаз[н], к[оторые] препятствуют осуществлению любви, и, главное, <избавь> меня от главного препятствия во мне самом — от зла в моем сердце. Да, только одно, одно нужно для этой жизни и для всей жизни, одно — любовь, увеличение ее. —

Сомневаешься в вечности твоей жизни, в том, что есть остаток, не умирающий с телом. Так что же любовь? Любовь ведь это стремление, прямо противуположное животному. Любовь к самке, к самцу, к детям нужна для животного рода. Но любовь ко всем, к животным, к врагам, зачем она? И как она могла возникнуть из животных сил? Любовь есть то, что вселилось в животное и не может умереть с ним. —

Начал писать ответ Оболенско[му]. Вероятно, не напишу ему.

29 М. Если буду жив.

Нынче 7 Апреля. Жив еще. Пойду назад. Вчера 6 Апр. Утром дописывал, поправля[л] послесловие. Только что расписался и вполне уяснил себе. Проводил Ганзена. Вечером хорошо ходил, молился. С Сережей легче. Слава Богу, служение любви успокаивает, радует, украшает жизнь. Письмо от Колички, всё то же, задорное. Грустно.

5 Апреля. Целый день почти не выходил, всё поправлял послесловие.

4 Апреля. То же, но только хорошая погода, и вечером ходил один и молился.

3 Апр. Всё та же работа. Проводил милого Дунаева. И с ним легко. Было письмо от Хилкова. Его допрашивали. Прекрасное письмо. —

2 Апреля. Был Давыдов. Ему тяжело жить. Писал послесловие.

1-е Апреля. Опять то же, приех[ал] Ганзен. Внешний еще человек.

31 Март. Как-то ездил к Булыгину верхом. Всё хорошо, кроме слабости.

30 М. Не помню.

Записано за это время следующее: К молитве: Отче наш, прибавлю для себя еще следующее: помни, что от тебя ничего не требуется: ни подвига, ни какого бы то ни было внешнего дела, а только одно: действия, поступки, наиболее соответственные твоему положению сейчасному, в духе любви. Делай сейчас то, чего требует от тебя твоя божественная сущность (любовь), подчиняя животное, жертвуя им, и, главное, — не рассуждай о том, что выйдет. Как только к деятельн[ой] любви подмешаешь рассуждение, скажешь: я не пойду к этому зовущему человеку, п[отому] ч[то] знаю, что не могу быть ему полезен, и займусь делом более нужным людям, так всё погибло. Мерило одно: чтобы на тебя, радостно улыбаясь, смотрели сейчас и Бог и люди.

7 Апреля. 12 часов. Ходил по лесу и много записал к письму Хилк[ову], Колечке и к послесловию. Вчера получилось хорошее так[ое] письмо от Мар[ьи] Алекс[андровны]. — От Колички письмо нехорошее. Левино сочинение. Он жалок и мил. Нездоров.

8 Апреля. Спал дурно. Нездоровится. Не мог писать. А много нужно. Письмо от Ч[ерткова]. Написал несколько плохих писем. Читая Левино сочинение, пришло в голову: Воспитанье детей, т. е. губленье их, эгоизм родителей и лицемерие. Повесть вроде Ив[ана] Ил[ьича]. Да, думал: Нехорошо придти и накурить людям. Но разве лучше придти к веселым, счастливым людям с мрачным лицом и испортить им удовольст[вие].

9 Апр. Я. П. 90. Если буду жив. Всё сомнительнее и сомнительнее. Но не неприятнее. Нет.

[9 апреля.] Жив. Писал письма с entrain⁴⁵ Хилк[ову], Кантеру, Прозину, Рачинск[ому]. — Всё нездоров. Вечером пошел гулять, встретил Богоявл[енского] и горячо говорил с ним напрасно о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. —

10 Апр. Ходил, гулял, много думал, вчера и нын[че], а именно:

⁴⁶1) Одно из самых дерзких неповиновений Христу это богослуже[ние], общая молитва в храмах и название отцами духовенство, тогда [как] Мф. III, 5—15, Иоан[на] IV, 20, 21 и Мф. XXIII, 8. —

2) Выразить словом то, что понимаешь, так, чтобы другой понял тебя, как ты сам — дело самое трудное; и всегда чувствуешь, что далеко, далеко не достиг того, что должно и можно. И тут взять и задать себе еще задачу ставить слова в известном порядке размера и окончаний. Разве это не сумашествие. Но они готовы уверять, что слова сами собой складываются в «волнует кровь... и любовь». A d’autres!⁴⁷

3) Социалисты говорят: не нам, пользующимся благами цивилизации и культуры, надо лишаться этих благ и спускаться к грубой толпе,⁴⁸ а людей, обделенных благами земными,⁴⁹ надо поднять до нас и сделать их участниками благ цивилизации и культуры. Средство для этого наука. Она научает нас побеждать природу, она до бесконечности может увеличить производительность, она может заставить работать электричеством Ниагарск[ий] водопад, реки, ветра. Солнце будет работать. И всего всем будет довольно. — Теперь только малая часть, часть людей, имеющая власть, пользуется благами цивилизации, а большая лишена этих благ.⁵⁰ Увеличить блага,⁵¹ и тогда всем достанет. Но дело в том, что люди, имеющие власть, уже давно пользуются не тем, что им нужно, а тем, что им не нужно, всем, чем могут.⁵² И потому как бы ни увеличились блага, те, к[оторые] стоят наверху, употребят их все для себя. Употребить нужного нельзя больше известного количества, но для роскоши нет пределов. Можно тысячи четвертей хлеба скормить лошадям, собакам, миллионы десятин превратить в парки и т. п. Как оно и делается. Так что никакое увеличение производительности и богатств ни на волос не увеличит блага низших классов до тех пор, [пока] высшие имеют и власть и охоту потреблять на роскошь избыток богатств. — Даже напротив, увеличение производства, большее и большее овладевание силами природы дает большую силу высшим классам, тем, к[оторые] во власти, силу удерживать все блага и ту власть над низши[ми] рабочи[ми] класса[ми]. И всякое поползновение со стороны низших классов заставить богатых поделиться с собой (революции, стачки) вызывают борьбу; борьба же бесполезную трату богатств. «Никому пускай не достается, коли не мне», говорят борющиеся. —

Покорение природы и увеличение производства благ земных для того, чтобы переполнить благами мир, так, чтобы всем достало, такое же неразумное действие, как то, что[бы] увеличивать количество дров и кидание их в печи для того, чтобы увеличить тепло в доме, в кот[ором] печи не закрываются. Сколько ни топи, холодный воздух будет нагреваться и подниматься вверх, а новый холодный тотчас же заступать место поднявшегося, и равномерного распределения тепла, а потому и самого тепла не будет. До тех пор будет доступ холодному воздуху и выход теплому, имеющему свойство подниматься вверх. Будет так до тех пор, пока тяга будет снизу вверх. — До сих пор против этого придумано три средства, из которых трудно решить, к[оторое] глупее; так они глупы все три. Одно, первое, средство революционеров, состоит в том, чтобы уничтожить то высшее сословие, через к[оторое] уходят все богатства. Это вроде того, что бы сделал человек, если бы сломал дымовую трубу, через которую уходит тепло, полагая, что когда не будет трубы, тепло не будет уходить. Но тепло будет уходить в дыру так же, как и в трубу, если тяга будет та же, точно так же, как богатства все будут уходить опять к тем людям, к[оторые] будут иметь власть, до тех пор, пока будет власть. Другое средство состоит в том, чтобы делать то, что делает теперь Вильгельм II. Не изменяя существующего порядка, от высших сословий, имеющих богатство и власть, отбирать маленькую долю этих богатств и бросать их в бездонную пропасть нищеты. Устроить вверху вытягивающей тепло трубы, там, где проходит тепло — опахала и этими опахалами махать на тепло, гоня его к низу в холодные слои. — Занятие очевидно праздное и бесполезное, п[отому] ч[то], когда тяга идет снизу вверх, то как бы много ни нагоняли тепла вниз (а много нагнать невозможно), оно всё тотчас же уйдет, и труды пропадут даром. И наконец 3-е средство, к[оторое] с особенной силой проповедуется теперь в Америке. Средство состоит в том, чтобы заменить соревновательное, индивидуалистическое начало экономической жизни начало[м] общинным, артельным, кооперативным. Средство, как это и высказано в Down и Nationalist, то, чтобы проповедывать и словом и делом кооперацию — внушить, растолковать людям, что соревнование, индивидуализм, борьба губит много сил и потому богатств, а что гораздо выгоднее кооперативное начало, т. е. каждому работать для общей пользы, получая потом свою долю общего богатства. Что так выгоднее будет для всех. Всё это прекрасно, но горе в том, что, во 1-х, никто не знает, какая порция достанет[ся] на каждого, если всем будет поровну. Главное же то, что какая бы ни была эта порция, она покажется недостаточна людям, живущим, как они теперь живут, для своего блага. «Всем будет хорошо, и тебе будет как всем». Да я не хочу жить, как все, а лучше. Я жил всегда лучше, чем могут жить все, и привык так. А я жил долго хуже, чем все могут жить, и хочу жить, как жили другие. Средство это глупее всех, пот[ому] ч[то] оно предполагает, что при существующей тяге снизу вверх, т. е. при мотиве стремления к наилучшему, можно уговорить частицы воздуха не подниматься выше по мере нагревания.

Средство одно — показать людям их истинное благо и то, что богатство не только не есть благо, но отвлекает их, скрывая от них их истинное.

Одно средство: заткнуть дыру мирских желаний. Только это одно даст равномерное тепло. И это-то и есть самое противоположное тому, что говорят и делают социалисты, стараясь увеличить производительность и потому общую массу богатств.

Теперь 2 часа. Здесь Стахови[ч]. Я с ним неласков б[ыл]. Напрасно.

[13 апреля.] 11, 12, 13 Ап. 90. Я. П. Третьего дня писал опять о наркотиках. Недурно. Вчера. Прекрасно думал утром и записал в книжке, но писать не мог. Пошел после обеда в Тулу и б[ыл] на репетиции. Очень скучно, комедия плоха — дребедень. Третьего дня, говоря с Ста[ховичем], ругал царя за то, что возобновилась смертная казнь. Нынче поздно встал, не мог писать, дошил сапоги. Вечером гулял. Л[ева] грустен. Т[аня] мила. — Теперь 1-й час. Думал:

1) Детерминисты, т. е. люди, отвергающие свободу воли, говорят об яйце, как о предмете в скорлупе с известн[ыми] физическими и химическими свойства[ми]. Те же, к[оторые] утверждают свободу воли, говорят об яйце, как зародыше живой птицы, не могут согласиться. Для одних: человек животное, произведение материал[ьных] сил, для других: человек таинственная сила, заключенная в животное, произведение материальных сил.

2) Говорят: благодаря роскоши жизни высших классов, их досугу, происходящему от неравенства состояни[й], являются выдающиеся люди — равнодушные к благам мира, с одними духовн[ыми] интересами. Это всё равно, что сказать, что на поле, вытоптанном скотиной, оставшиеся колосья особенно хороши. Ведь это неизбежное вознаграждение, кот[орое] есть во всяком зле, а потому нельзя этим оправдывать делание зла. —

3) Орл[ов] да и многие говорят: я верю, как мужик. Но то, что он говорит это, показывает, что он верит не как мужик. Мужик говорит: я верю, как ученые господа, как архиерей.

14 Апр. 90. Я. П. Если буду жив.

[18 апреля.] Жив и здоров, и прожил с тех пор 4 дня. Нынче 18 Апр. Встал поздно, выспался, сел за работу послесловия. Думал много, написал мало. Сережа уехал, Лева и Стах[ович] в Оптину. Ходил после обеда на Грум[ант] с Новик[овым]. Письмо хорошее от шекера Holister’a. Думал в ответ на письмо Кудрявцева, в к[отором] он пишет, что половой союз есть священный акт, т[ак] к[ак] продолжает род, думал, что как человек вместе со всеми животными подчиняется закону борьбы за существование, так он подчиняется как животное и закону полового размножения, но человек как человек находит в себе другой закон, противный борьбе — закон любви, и противный половому общению для размножения — закон целомудрия.

Думал для будущей драмы, как мужики притворяются, что верят, для господ, а господа притворяются для мужиков.

Вчера 17. Письмо прекрасное от Чер[ткова] и от Кудр[явцева] глупое, хотя и печатное. Ходил провожать Рахманова. Были Зиновьевы, и суета. 3-го дня. Был Давыдов. Тяжело с ним. Рахманов был и получил письмо от своих, где про меня сказано: «получил письмо от Т[олстого]. Он пишет о собственности, но М[ихаил] не будет отвечать, так как Т[олстой] всё равно не поймет». Это мне очень здорово. Кажется, не разлюбил их. 15. Я провожал всех в театр. Пришел Рахманов. Есть гордость и не то. Но еще больше не того в наших. Очень тяж[ел] праздный сумбур. Всё время писал Послесл[ов]ие. — Теперь 12.

19 Апр. 90. Я. П. Если буду жив.

[24 апреля.] Опять прошло 5 дней. — Вчера 23 вечером был Грот и чех проф[ессор]. Я б[ыл] не хорош, нелюбовен. Утро много поправлял Послесл[овие]. Гостит Горбунов. Он хотел ехать 22. Вечером я сеял. 22. Воскресенье. Вечером пахал. Утро писал Послесл[овие]. 21. Суббота, после обеда пахал. Утро писал. Горбунов. 20. Пахал и писал. Много писем.

Сегодня 24 Апр. 90. Я. П. Утро опять писал, окончил, письма от Хилкова и Пастухова. От Русанова. Была баба из сумашедшего дома. Они роются в земле, к[оторая] б[ыла] их. И никто не мож[ет] их выгнать.

[30 апреля.] 25, 26, 27, 28, 29, 30 Апр. Я. П. 90. Нынче пришел Золотарев. Очень милый, серьезный и даровитый человек. Он написал замечат[ельную] статью о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Я пописал письма 1)⁵³ 2) Буткевичу, 3) Хилк[ову], 4) Пастухову, 5) Ругину, 6) Попову. Пахал с Золотаревым. 29. Писал письмо Желтову и Диллону. Нездоровится. 28. Приехала Таня, я был очень желчен и осудил Стах[овича] и раздражился на Леву, очень стыдно. 27. Был Гайдебуров и милый Рахманов. С Гайд[ебуровым] тяжело. Рахм[анову] всё сказал о письме Черн[яевой] и о том, что и в нем гордость. 26. Пахал и очень устал. Ужа[сная] жара.

Думал за это время: 1) к Повести Фридрихса. Перед самоубийством — раздвоение: хочу я или не хочу? Не хочу, вижу весь ужас, и вдруг она в красной паневе, и всё забыто. Кто хочет, кто не хочет? Где я? Страда[ние] в раздвоении, и от этого отчаяние и самоубийство.

2) Определение любви, стремление к любви — нельзя выражать тем, чтобы любить самому — этого нельзя себя заставить делать, а в том, чтобы устанавливать любовь, согласие между людьми; так что своя любовь, согласие само собой подразумевается — включено в это.

⁵⁴ К послесл[овию]. Если же пал или пала, то знать, что искупления этого греха нет иного, как 1) освободить[ся] вместе от соблазна похоти и 2) воспитать детей слуг Богу. —

⁵⁵ 3) Тщеславие есть первое, самое грубое орудие совершенствования — орудие против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. И это трудно. — Боголюбие больше не знаю.

⁵⁶ Теперь 9 часов, иду наверх. Золот[арев] спит.

1 Мая. Если буду жив.

[5 мая. Пирогово.] Писал письма, сеял и пахал. 2-го. Писал статью о пьянстве и кончил. Очень устал, вечером пахал, очень устал, лихорадочное состояние. 3-го поправил статью и поехал с Машей в Пирогово. Поздно приехали. Опять лихорадка. 4-го. Дурно спал и ничего не делал. Вечером ходил до Ржавы и назад. Очень нездоровится.

⁵⁷ Сегодня 5 мая. Пирогово. 90. Встал рано, слаб. Немного яснее в голове. Сережа не пьет и не курит два месяца. И замечательная ясность головы. Вчера думал к статье о пьянстве. 1) Человеку нужно разрешить нечто трудное, чтобы идти вперед, надо осветить, и вот он затемняет наркот[иками]. 2) Человек упирается в то же затруднение и не разрешает. Для движения вперед нужна ясность, ее-тο затемняют. 3) Нужно самое острое, его-то сшибают. —

Единственн[ое], во что можно верить, это то, что добро — добро, что его можно и должно делать без награды.

Обращение к Б[огу] как к личности нужно, когда сам себя чувствуешь слабым — личностью; когда силен — не чувствуешь себя личностью и живешь, когда слаб — только просишь. Лицо — прости, помоги мне, лицу.

9-го Мая 1890 г. Пирогово.⁵⁸ Всё болен. Идет не лучше. Нынче думал:

1) Многие из тех мыслей, которые я высказывал последнее время, принадлежат не мне, а людям, чувствующим родство со мною и обращающимся ко мне с своими вопросами, недоумениями, мыслями, планами. Так основная мысль, скорее сказать, чувство, Крейцеровой Сонаты принадлежит одной женщине, славянке, писавшей мне комическое по языку письмо, но замечательное по содержанию об угнетении женщин половыми требованиями. Потом она была у меня и оставила сильное впечатление. Мысль о том, что стих Матфея: если взглянешь на женщину с вожделением и т. д. относится не только к чужим женам, но и к своей, передана мне англичанином, писавшим это. И так много других.

2) Поразительная противуположность между отношением людей к двум отделам знания: тем, что называется нравственным учением, религией даже, и тем, что любят называть наукой. Люди, далеко ушедшие в первом разряде знаний — нравственном учении, большей частью образцами своими ставят предшествующих учителей: Менций — Конфуция, Платон — Сократа, Будда — Браминов, Христос — Исаия. Учители эти всегда считают себя ничего не знающими (Сократ прямо говорит это). Мудрость свою считают перешедшей к ним от предков; свою же ничтожною. Совершенно противоположно смотрят люди так называемой науки: им всегда кажется, что до них никто ничего не знал. Что только теперь наука находится в обладании, если не всей, то такой доли истины, о которой не смели мечтать предшествующие. Если человек науки вспомнит о том, как смотрели предшествующие люди науки же на мироздание, на устройство человеческого тела, на происхождение мира и того, что его наполняет, и проч[ее], то он так уверен что ошибались все предшествующие, но не он, что не может не презирать всей научной деятельности, кроме своей, своего времени.

Совершенно обратное в области нравственных учений: христианин, буддист, конфуцианец не может не презирать себя и учения своего времени.

И в самом деле: в научных знаниях могут быть такие перевороты, как признание элементов и теории химии, земля центр мироздания и земля же крошечный спутник одного из бесчисленных солнц; — до мелочей: спасительность кровопускания и губительность его.

В области же нравственных учений этого нет, не было и не может быть: Будда, Христос (были ли они в действительности или не были, это всё равно) остаются для нас теми же идеальными совершенствами, выше которых мы ничего не можем себе представить. Я не говорю, разумеется, о тех диких людях не понимающих нравственного величия Христа⁵⁹ и считающих себя учеными, которые воображают себе, что если бы Христос был революционером, и вероятно Будда тем, чем хотели, чтобы он был, то было бы гораздо лучше.

10 Мая. Вчера стало лучше. Привезли доктора Рудн[ева]. Он верно определил болезнь — воспаление 12-п[ерстной] кишки, а не желтуха от заткнутия протока. Лучше ничего не знать, чем знать неточно, как я. — Провел весь день хорошо, читая: Гигиену Нимара и об еврействе. Какое отвратительное дело имярек-филъство. Я сочувствовал евреям, прочтя это — стали противны. Прелестно и нужно для статьи о пьянстве слова Лесинга: «Многие люди перестают думать тогда, когда думанье начинает быть трудным». Я прибавил бы — и плодотворным. — Нехорош я — мало любви.

11 Мая. Пирогово. 90. Если буду жив. Было время, что я начал думать: не умираю ли? и никакого страха, слава Б[огу]. Только страх: как бы не умереть дурно. — Диета строгая нужна всем. Об еде — книга нужна.

[18 мая. Я. П.] 11. Тоже жив, в Пирогове. Было лучше. 12-го, помнится, поехали. Накануне приехал милый Хилков и с нами поехал в Ясную. Я его полюбил еще больше. Я и говорю ему: ему предстоит теперь превозмочь славу людскую. Ему есть чем превозмочь. 13-го. Приехали Кузминские и уехал Хилков. 14-го стало опять худо. Целый день и ночь очень болело, и не спал. Был доктор. 15-го, 16, 17, лучше. Ничего не ем, только жидкое. Духом бодр и добр.

18-го Мая. Ясн. П. 90. За это время поправил коректуры начала Комедии, написал письмо Страхову и начал поправлять Предисловие о пьянстве. — Одно главное и важное: боюсь записать, как бы сознание не ослабило силы. Именно то: думал о скверности своей жизни, всё для людей, для славы, если не для брюха; о том, как при болезни, смерти чувствуется слабая привычка жить не людьми, но Богом. И начал думать о том, что надо учиться жить для Бога, пока бодр и здоров, надо найти радость. Тут же прочел в New Christianity прекрасную статью о целях и любвях человека. Если цели его мирские, и он любит их, он в аду, и наоборот. Думал, главное, о том, что если ты живешь для Бога, то то, что про тебя думают люди, тебе всё равно, и то, что тебе помешали в твоем намерении — деле — всё равно. Всё это вместе сделало то, что вот 2-й день воспоминание о Боге, о жизни для него особенно успокоительно, усиливая, действует на меня: рассердишься, досадно станет, захочется чего, вспомнишь о том, что жизнь только та, к[оторая] для одного его, и мгновенно проходит. До сих пор было. Боюсь ослабнет. Так хорошо, помоги мне, Боже. За всё это время думал:

⁶⁰<1) Неправильно говорить: жизнь в Боге радостнее, чем мирская. — И в мирской и в божеской есть радости и печали — только другие. — Я записал это. А теперь вижу, что это неправда. В жизни для Бога нет горя и печали. Горе и печаль при переходах, когда они-то и перегоняют в нее. То, что я записал это, доказывает, как я духовно ослаб. Помню, вызвало во мне эту мысль сведения о тоске Попова. Мне хотелось оправдать его. И я сказал вздор. Это можно сказать про жизнь человека, признающего и не признающего обязат[ель]ности учения Христа. И то вздор.>

2) Искусство жизни подразделять в себе божеское и человеч[еское]. В первом быть непоколебимым, во втором уступать.

3) Человек, как животное, подчиняется закону борьбы и половому стремлению для усиления рода; как разумное, любящее, божественное существо, он подчиняется закону обратному — не борьбы с соперниками и врагами, а смирения перед ними и любви к ним, и не полового стремления, а целомудрия.

4) Как похоть вкуса есть необходимое условие развития ребенка, так тщеславие необход[имое] условие развития в дальнейш[ем] возрасте. Но и того и другого слишком много и без того заложено в природу человека, чтобы развивали их воспитанием.

⁶¹ 5) Анархисты правы во всем — и в отрицании существующего и в утверждении того, что хуже насилия власти при существующих правах без этой власти быть не может. Ошибаются они только в том, что анархию можно установить революцией — учредить анархию! Анархия установится; но установится только тем, что всё больше и больше будет людей, к[оторым] не нужна защита правительств[енной] власти, и всё больше и больше людей, к[оторые] будут стыдиться прилагать эту власть.

С Сережей братом шел разговор об обеспечении жизни наперед.

Сер[ежа]. Нельзя жить, не зная, будут ли сыты завтра мои дети.

Я. Христианину нельзя заботиться об этом: забота об этом есть отрицание всего учения.

Сер. Да вот вы говорите, а все живы и живете, и у детей молоко есть, и сами чай пьете.

Я. Да ведь это и сказано. Сказано, что не заботьтесь — и всё будет. Птицы небесные... и т. д.

7) Да идеал Христова служения Отцу, это — служение, прежде всего исключающее заботу как о пище, так и о продолжении рода. До сих пор попытки отказа от этих забот не прекратили рода человеческого. Что дальше будет? не знаю.

8) Делать добро, не признавая Бога мздовоздаятеля, есть единственное истинное исповедание Бога. Приписывание Богу забот о наградах и наказаниях есть отрицание его и совершенное лишение себя возможности делать доброе. Делание добра для добра — это-то и есть Бог.

9) Только одно есть доброе дело — это то, кот[орое] имеет целью открытие себе Бога, открытие окошечка, через к[оторое] виден Бог. Только через это окошечко, если удается открывать его, и видишь Бога, и только через него и действует Бог в тебе. Кабы суметь раскрыть его настежь!

10) Мы пишем наши романы, хотя и не так грубо, как бывало: злодей — только злодей и Добротворов — добротворов, но все-таки ужасно грубо, одноцветно. Люди ведь все точно такие же, как я, т. е. пегие — дурные и хорошие вместе, а ни такие хорошие, как я хочу, чтоб меня считали, ни такие дурные, какими мне кажутся люди, на к[оторых] я сержусь или к[оторые] меня обидели. —

11) Добрые дела, к[оторые] делаются в виду награды или по предписанию старцев, directeurs de conscience⁶² — столь же мало добрые дела, как накладные икры — икры. Этими ходить нельзя, а теми увидать Бога нельзя.

Здоровье то же. Строгая диета, одно жидкое. Голова свежа, но слаба. Попытался писать предисловие, но запнулся. Читаю Newcom’oв.⁶³

19 Мая. Я. П. 90. Слава Богу, сознание жизни перед Богом не оставляет и успокаивает. Сразу соскакивает досада, забота, беспокойство. Помоги, Боже. Встал в 8. Тот же образ жизни. Предисловие немного поправлял. Остановился на 2-й части. Надо всё переделать. Очень тема важна. И то писал только вечером. Аппетит больше и силы. С детьми и С[оней] хорошо. Осудил Сережу — дурно.

20 Μ. Я. Π. 90. Если буду жив.

[20 мая.] Думал одно: мы едим соусы, мясо, сахар, конфеты — объедаемся, и нам кажется ничего. В голову даже не приходит, что это дурно. А вот катар желудка повальная болезнь нашего быта. Разве не то же самое сладкая эстетическая пища — поэмы, романы, сонаты, оперы, романсы, картины, статуи. Тот же катар мозга. Неспособность переваривать и даже принимать здоровую пищу и смерть.

Приехал Дунаев. Троицын день. Всё та же слабость, диета и несварение желудка. На душе очень хорошо, и всё так же обращаюсь к Б[огу] и утверждаюсь. Осуждал с Т[аней] Ашинова и Паисия. Дурно.

21 М. Я. П. 90. Рано встал. Еще слабее. Читаю Текерея — плохо. Проводил Дунаева. Чуть-чуть поправ[лял] предисловие.

22 М. Я. П. 90. Если буду жив.

[25 мая.] Нынче 25. — Всё так же медленно поправляюсь. Нынче ходил, гулял, немного поправлял о дурмане и начал письмо ответ еврею. Был Руднев. — Вчера 24. Вечером б[ыл] Давыдов. Днем ничего не делал. 23. Был Чистяков. Написал письмо Черткову и немного предисловие. 22. Та же слабость. Предисловие. Приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Ч[ертков], боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать — обидеть. Маша списала то, что я отметил. Есть порядочное. Вчера и нынче думал.

1) То, что мы называем земной жизнью, всей нашей жизнью, есть только одна из обязанностей, должностей всей жизни — земная жизнь есть одна из форм — теперешняя — служения и роста и относится ко всей жизни, как одно из исполнений обязанности слуги относится ко всей его жизни. И что мне за дело, если те, с к[оторыми] я имею по этой должности дело теперь, будут недовольны мной. Только бы хозяин б[ыл] доволен.

2) Какая страшная сила и плодотворность была бы в нашей деятельности (доброй), если бы совсем не заботились о том, как ее оценят люди, как она выразится для людей. Ничто так не ослабляет деятельность, как заботы о том, какие будут ее последствия.

3) Большие, важные, великие дела всё это не для Бога. Для Бога есть только совершенные полные дела. Для того, чтобы быть с Богом, не нужно делать ничего большого, а нужно только то, что сейчас делаешь, делать вполне наисовершеннейшим образом. —

Если веришь в Бога, то будешь верить в жизнь в настоящем, будешь доделывать дела настоящего до конца, до возможного совершенства. Пример: не написать учение истины, не избавить людей от войны, а сейчас с тем стариком, к[оторый] пришел спрашивать, как лечить одышку и сына вызволить из солдатства, обойтись как возможно лучше. —

Наибольшее сближение с Богом это наибольшее сосредоточение в настоящем. И наоборот. —

Получил нынче письмо от Новоселова слабое. Вчера и нынче⁶⁴ поправлял коректуры Комедии.

То, чего я боялся, то и случилось. Общение с Богом и успокоение стали ослабевать. Нынче возобновил насколько мог.

26 Мая. Я. П. 90, если буду жив.

[26 мая.] Жив. Утром нашел Н. Ге старшего. Он едет в П[е]т[ербург] о своей картине. Говорил с ним, читал, дописал письмо Гецу. Слаб. — Письма от Рахман[ова] и Поши.

27 Мая. Я. П. 90. Всё то же. Ходил подальше. Вернувшись, застал Попова. Поговорил с ним. Он жалуется на периоды упадка духа. — Теперь 5-й час. Ничего не писал и не хочется. —

28 М. Я. П. 90. Лучше себя чувствую. Поправлял статью о пьянстве. Не помню. Ге уехал. Неприятное столкновение с С[оней], но, слава Б[огу], сейчас же стало ее жал[ко].

29 М. Я. П. 90. Ходил далеко. Встретил Машу. Телеграмма от Чичерина. Немного пописал. Очень слаб. Приехал Чи[черин]. Алкоголик. Неподвижный, озлобленный, самодовольный. Что-то я очень от всех удали[лся].

30 М. Я. П. 90. Опять Чичерин. Он уеха[л]. Я сел писать, пришел Пастухов. Мне хотелось кончать, но потом пришел из Риги латыш семинарист. Физически поправляюсь, но умственно сплю. Теперь 9-й час. Нынче письмо от Геца и протест. —

31 М. Я. П. 90. Немного пописал статью. Всё так же сплю. Самарин и Раевский к обеду. Тяжело. Праздно.

1 Июня. Здоровье хуже. Угрожает. Дурно спал. Письма приятные от Черткова, Золотарева и Бирюкова. Маша предлагает вернуться к старому, и он пишет об этом. Хочет приехать. И я боюсь, как бы не испортить им. Кореспондент Молчанов — пустой, и Тульский Баташев и доктор — еще пуще. Теперь 10 часов вечера. Я очень не в духе. Читал М. Arnold. Method и secret. Secret хорошо. Хотел прочесть девочкам.

[8 июня.] 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 Июня. Я. П. 90. Прошла целая неделя. В очень дурном, мрачном духе. Нынче приехал Ге. Я немного поправлял уж поправленное и начал пить кумыс. Вчера 7. Была Анненкова и уехала. Рано утром приехала Соня. Я ничего не делал, в убийственном духе. 6-го. Анненкова здесь, а приходил Пастухов с письмом грустным от Долнера. Надо написать ему. — Тоже ничего не делал и страшно тягочусь жизнью. Начал Отца Сергия и вдумался в него. Весь интерес — психологические стадии, к[оторые] он проходит. 5. Вечером приехала Анненкова. Я кончил статью. 4. Были Зиновьевы. Писал. Не помню дальше. С Левой был разговор о его поездке. Я говорил ему, что он барич и что ему надо опомниться и покаяться. Он ничего не понял. Нынче по случаю письма Бирюкова, привезенного Ге, б[ыл] неприятный разговор с С[оней]. <Она выходила из себя и давала полный простор себе.>⁶⁵ — В Ньюкомах хороша теща Кляйва — мучающая обоих, только мучается больше она. — Думал:

1) Я обхожу людей, мне люди мешают. Да ведь ты живешь только людьми и только для них. Если тебе мешают люди, то тебе жить незачем. Уходить от людей это самоубийство. —

⁶⁶ Полемика в Open Court по случаю книги Bellamy очень интересная. Сначала возражает Op[en] Cou[rt] тем, что борьба есть закон жизни, что представить себе жизнь без борьбы всё равно, что представить себе физический мир без закона тяготения. Очень удобно, но не может быть. Ему возражают, что в борьбе сначала одерживает верх the strongest,⁶⁷ а потом the fittest,⁶⁸ а потом будто бы уже самый best,⁶⁹ нравственный. Это вздор, fittest значит тот, кот[орый] больше годится для общинной жизни. Община с годящими[ся], дисциплинированными членами будет сильнее общины с негодящимися, недисциплиниров[анными] членами — будет сильн[ее] опять для борьбы. Но как же будет? Нужнее лучший нравственно. Лучший нравственно должен будет [быть] наисильнейш[им], умнейши[м] и наиболее годящимся. Если так, то опять сильнее для борьбы, и нравственный получает другое значение. — Но что делать с плохими, пока они есть? С слабыми, глупыми? Очевидно, их надо убивать. — Существование слабых уничтожает всё представление об этой новой нравственности. По старому нравственность не есть средство усиления и победы в борьбе, а напротив. И по старой нравственности слабому, больному, старому есть место, по новой нравственности места им нет. Надо уничтожить наследственность, болезни, старость. Что за нелепость! —

Теперь 6 часов, пойду гулять и пить кумыс. —

[12 июня.] 9, 10, 11, 12 Июнь. Я. П. 90. Опять три дня пропустил. Вчера 11. Я писал письма: Третьяк[ову], Поше, Черт[кову], Горбунову, и приехал Страхов. Лучше живу, но очень праздно физически. — 10. Воскресенье б[ыл] милый Дунаев и Стахович немилый. Лева уехал, кроткий, читал статью и понял. Вчера прекрасное письмо от Бутке[вича]. Я поправлял. 10. Много поправлял. Картина Ге прекрасна. 9. Не помню. Ничего не записал.

⁷⁰ Самое главное, что думал, это о том, что самому самого победить нельзя. Самый святой сам — сам чорт. Надо устроить в себе обиталище достойное Бога, чтобы он пришел и вселился. —

Маша писала Бирюкову и одобрила мое письмо ему. Поразительно грустно было нынче то, что сказал Андрюша. Я сказал ему, что дурно пить кофе крепкий. Он с тем знакомым мне презрением детей ко мне отвернулся. Ге стал говорить ему, что это для его пользы. Он сказал: не о кофе, а обо всем, да разве можно делать всё то, что говорит папа. Он оказал всё то, что думают все дети. Ужасно жалко их. Я ослабляю для них то, что говорит их мать. Мать ослабляет то, что говорю я. Чей грех? Мой. Теперь 11 часов утра, хочу писать Коневскую. —

⁷¹Попробовал писать, не пошло. Ходил и пил кумыс с 2-м Ник[олаем] Ник[олаевичем]. Папиросочник Н[иколай] Н[иколаевич] тяжел. Если бы он не объедался и не курил, он был бы сила. — Дурно спал.

13 Июня. Встал рано, не выспавшись. Хотел заснуть, не удалось. Хотел писать Коневскую. Не идет. Желудок расстроен, и жарко. Пойду ходить, 3-й час.

⁷² Ничего не делал. — Гости одолевают и отягощают. —

14 Июня. Я. П. 90. Немного пописал Коневскую. — Она не притягивает меня. Поправил коректуры комедии. Здоров. Поработал, рубил и пилил.

15 И. Я. П. 90. Встал рано, пил кофе с Страховым и разговорился о статье Михайлов[ского] о наследственности. — Всё дело в том, что забыто деление Эпик[тета] о вещах зависящих и независящих от нас. Ни наследств[енность], ни среда не зависят от нас. Т. е. они зависят, но так же, как зависят от меня бесчисленное количество последствий, могущих произойти от моей деятельности. Но дело ведь в том, что всех могущих произойти последствий я предвидеть не могу, и потому могу желать делать одно: именно то, чтобы все те последствия, кот[орые] могут произойти от моей жизни, были бы благие, а не пагубные. Для того, чтобы узнать, какие последствия важнее, опять одно средство — знать, какие действия для меня наилучщие и наихудшие. Только поступая для своей души наилучшим образом, я произведу наилучшие последствия и для наследственности, т. е. произведу лучших людей, и для воспитания людей. —

Сказал Страхову, что все рассуждения об охлаждении солнца, о происхождении видов пустяки. Он говорит: еще большие пустяки рассуждения о небесной иерархии. Да, нет глупости, к[оторая] не считала бы себя разумною, п[отому] ч[то] знает еще большую глупость. Сказал Стр[ахову]. Если человек понимает, что есть вещи, к[оторые] зависят от него, и такие, к[оторые] не зависят, и мало того, что понимает, но видит, что единственный смысл, цель жизни в улучшении того, что зависит от себя — своей души, то всё это отпадает. П[отому] ч[то] вся жизнь всякого человека, что бы ни было позади, скверная — пустые 50 лет, или добродетельн[ая] — полезные 50 лет — вся жизнь всякого человека представляется для него тем иксом остающейся доли жизни, от к[оторого] зависит всё, к[оторый] сгладит всё прошедшее — сделает злое добрым или доброе злым. От этого икса зависит быть Иудой или разбойником. И потому это не шутка, и думать о пустяках некогда. Думают же о пустяках те, к[оторые] не видят этого. Им надо чем-нибудь заполнить пустоту. —

⁷³Теперь 11 часо[в], хочу писать и ходить. Не знаю, что выберу. —

⁷⁴Немного пописал.

16 Июня. Я. П. 90.

⁷⁵[17 июня.] Чуть-чуть писал. Понадобились материалы и обдумать. Неумеренно пил кумыс. — Говорил с Стр[аховым]. Он пьяный почти всегда. Много и часто думаю эти дни, молясь о том, что думал сотни, тысячи раз, но иначе, именно: что мне хочется так-то именно, распространением его истин[ы] не словом, но делом, жертвой, примером жертвы служить Богу; и не выходит. Он не велит. Вместо этого я живу, пришитый к юбкам жены, подчиняясь ей и ведя сам и со всеми детьми грязную, подлую жизнь, к[оторую] лживо оправдываю тем, что я не могу нарушить любви. — Вместо жертвы, примера победительного, скверная, подлая, фарисейская, отталкивающая от учения Христа жизнь. Но ты знаешь, что в моем сердце и чего я хочу. Если не суждено, не нужен я тебе на эту службу, а нужен на навоз, да будет по-Твоему. — Это скверный эгоизм. И нельзя отговариваться тем, что я хочу успеха дела, установления Царства Бога, и от того грущу. Грустить об этом нечего. И без меня сделается. Даже нельзя говорить так смешно: и без меня сделается. Это всё равно, что червяк очень озабочен тем, что ему нельзя точить дерево, п[отому] ч[то] он скорбеет, что без него дерево не скоро сточится и будет расстройство в порядке мира. — Самому хочется? Да. Но хлеб наш насущный даждь нам днесь. Дай мне жизни настоящей. И это жизнь есть и дана, и просить нечего. Господи, Отец. Люблю тебя, возьми меня. И благодарю тебя за то, что ты открыл себя мне. Не скрывайся от меня. — Дyмaл:

1) Страхов да и многие испорченны[е] духовным онанизмом люди смотрят на этику с эстетической точки зрения: для него нравственность лучше безнравственности только или — главное п[отому], чт[о] она красивее.

2) Помню себя, как я предполагал осуществление всего доброго в крестьянской жизни; вижу людей, верящих в осуществление идеала в европеизме, в монашестве, у тодов в горах Индии. Все молодые люди, созерцая идеал, всегда надеются найти его где-нибудь и спешат искать. Они не знают и не хотят верить, что его не надо искать там и здесь, в пространстве и времени, а что идеал затем дан, чтобы его осуществлять сейчас, здесь. Царство Божие внутри нас и достигается усилием.

Получил письма от Ч[ерткова] и Г[орбунова], оба пишут, чтобы я продолжал воззвание к людям. Но я не могу. Живя так, как я живу, мне кажется, что я не могу. —

17 И. Встал рано. Поговорил с Стр[аховым] и вот написал за 16 ию[ня]. 11-й час. Начал косить. — Не пишется.

⁷⁶[18 июня.] Обдумал на работе то, что надо Коневск[ую] начать с сессии суда; а на другой день еще прибавил то, что надо тут же высказать всю бессмыслицу суда. — Здоровье лучше. Приехал Дьяков.

18 И. Я. П. 90. Дурно спал. И не пытался писать. Косил. Приехал Олсуфьев Митя. Очень беден умственно. От Сережи письмо с просьбой денег. Соню одолевают просьбами денег сыновья. Будет еще хуже. Разве не лучше бы было, если бы она отказалась хоть от собственности литературной. Как бы покойно ей, и как бы нравственно здорово сыновь[ям], и как мне радостно, и людям на пользу и Богу угодно. Стр[ахов]. —

22 И. Я. П. 90. Прошло много дней, 5, кажется. Кажется, ничего не писал за это время. Постараюсь вспомнить. Вчера, 21, никого не было. Уехал Олсуфьев. Косил с Севастьяном. 20. Уехали дети и Сикорский. Косил много. И разговоры с Сик[орским]. Его поразительное легкомыслие. Как ученый измерял трату кислорода днем и замену ночью, и как через неделю всё вышло. И потому надо воскресенье отдыхать. И что это было наука, но забыта. И еще о том, что образуются в зародыше центры в разные периоды. И если мать больна в эти периоды, то отсутств[ие] этих центров и сумашествие. И будто то же количество сумашедших теперь и прежде. А добрый, но — испорченный.

19. Он приехал вечером, и куча народа. Языкова, Офросимова с балалайкой и Олсуфьев. Я косил с потлётом. —

18. Тоже косил. — Страхов, и я тяготился им. — Я очень опустился. Не в умственном смысле — это ничего — не опущение, а в сердечном, любовном. Я не в духе и злюсь. Сижу и злюсь и на присутствующих и на отсутствующих. Всякое слово, мысль вызывает не проникновение и сочувствие тому, [кто] ее высказывает, а желание заявить свою правду перед ним. Скверно. Очень скверно. — Нынче ясно понял это и устыдился. Буду записывать все отступления — грехи. Помоги мне, Бог, главное, делать это перед Тобой только. А то меня смутило больше всего то⁷⁷ испуганное, недовольно робко озлобленное, упрямо спорящее выражение, к[оторое] я вызвал в Олсуфчике. Это не должно руководить. А перед собой и Б[огом], чтоб знать, что во мне нет ничего кроме любви к всем. Теперь 12-й час.

На работе, покосе, уяснил себе в[н]ешн[юю] форму Коневск[ого] расск[аза]. Надо начать с заседания. И тут же юридическая ложь и потребность его правдивости. А еще: о государстве: рассказ переселенцев.

Опять много работал, косил. Получил прекрасное письмо Wilson'а к Черткову и Ч[ерткова] письмо. Еще письма менее интер[есные]. Вечером приехал верхом американ[ец] Stevens, объехавший мир на велосипеде и бывший в Африке за Станлеем. В соблюдении любви помнил и провел день хорошо.

23 И. Я. П. 90. Встал рано, говорил с Stevens’oм пустое. Почитал, не сажусь писать, ожидая их отъезда. Да и большой потребности нет. 11 часов. До сих пор всё хорошо. Косил. —

24 И. Я. П. Работал. Не писал. Приехал Бестужев, потом Зюсерман. Гости — бедствие нашей жизни. Косил. Сдерживался с Стр[аховым]. Зла меньше. —

Вчера читал «Без догмата». Очень тонко описана любовь к женщине — нежно, гораздо тоньше, чем у франц[узов], где чувственно, у англичан, где фарисейно, и у немц[ев] — напыщенно, и думал: написать роман любви целомудренной, влюбленной, как [к] С[оничке] Калош[иной], такой, для кот[орой] невозможен переход в чувственность, к[оторая] служит лучшим защитником от чувственности. Да не это ли единственное спасение от чувственности? Да, да, оно и есть. Затем и сотворен человек мужчиной и женщиной. Только с женщиной можно потерять целомудрие, только с нею и можно соблюсти его. Нецеломудрие начинается при перемене. Хорошо написать это. —

Получил письма хорошие от Чертк[овых]. Жалуются о своей слабости страха за жизнь ребенка. Письмо радостное от Вильсона и от милого Русанова и Третьякова.

25 И. Я. П. 90. Еще думал: Надо бы написать книгу ЖРАНЬЕ. Валтасаров пир, архиереи, цари, трактиры. Свиданья, прощанья, юбилеи. Люди думают, что заняты разными важными делами, они заняты только жраньем. А то, что за кулисами делается? Как готовятся к этому?

Вчера уехал Голцапфель. Дети вскочили раньше обыкновенного, и Андр[юша] пошел на деревню, я спрашиваю, зачем. Яйца покупать. Зачем? Мама велела. И я подумал: воспитание их ведется кем? Женщиной без убеждений, слабой, доброй, но journalière,⁷⁸ переменчивой и измученной взятыми на себя ненужными забота[ми]. Она мучается, и они на моих глазах портятся, наживают страдания, жернова на шеи. — Прав ли я, допуская это, не вступая в борьбу? Молюсь и вижу, что не могу иначе. Не моя воля, но Твоя. С одной стороны, порча детей, страдания напрасные, с другой — борьба, озлобление. Лучше пусть будет первое. Второе наверно, первое не наверно. Не для своей семьи я рожден и должен жить, а для Бога. А Бог ясно велел то, чтобы не нарушать — хоть не любви — хоть согласия, хоть не заводить, не усиливать злобы. Да будет со мной воля Твоя. Пусть буду служить Тебе не так, как мне хочется, чтобы служба моя видна б[ыла] мне и радовала меня, а так, как ты хочешь, чтобы я и не знал, как. А всё хочется свободы, хотя и борюсь. — Прости и помоги.

[26? июня.] Думал еще: одно из⁷⁹ обычных заблуждений людей то, что они делают то, что делается само собою, что они везут то, на чем сами едут. Государь правит государством, министр министерством, хозяйка домом и т. п. Они делают только то, что им велит делать предание и окружающие, и участвуют в общем движении. —

⁸⁰Еще думал, лежа в лесу и глядя на дальний лес и небо: не нужна мне, бесполезна мне красота природы, как и красота искусства, гораздо низшая. Другое нужно и радует. А это только развлекает, отвлекает. Но зачем же это? Зачем? Да, пчеле надо любить всё это, чтобы был мед, перга, летва; пчеле, липе надо любить землю, воздух, влагу, чтобы б[ыла] липа; всем животным, всему нужно это, чтобы размножаться, как и мне нужно это было для низшей животной жизни. Теперь нужно нечто другое, не имеющее выражения в материальном мире и ищущее этого выражения вне его, там, за гробом. Я могу себе представить существа, которым те проявления добра, к[оторые] влекут меня к себе, так же не нужны станут, как мне проявления красоты. —

Косил и работал много. Вечером приехал Оболенский и Раевский с Цингером. У меня сделалось головокружение, и я испугался. И стал думать о смерти. И я увидал, как я уж испортился, отошел далеко назад к плотской мерзости от того состояния, в к[отором] я б[ыл] во врем[я] болезни. — Очень дурно спал.

26 И. Встал поздно. И вот написал это. Теперь 1-й час.

Косил вечером, очень устал.

27 И. Приехал Ал[ексей] Митр[офанович]. Передел[ал] Чем люди живы — не дурно. Разговор с Стр[аховы]м о дарвинизме. — Косил. Письмо Поши к Маше — тон хороший. Пишет об Алехине и об осуждении меня. Это мне хорошо. Хорошо бы это вполне слышать. Поправлял катехиз[ис] непротивления. —

28 И. Приехал Илья с письмом Денис[енко]. Memento⁸¹ Денисенко. Тоже полезно. С Ильей хорошо, легко говорил — и дружно. Потом с Машами об осуждении меня правильном. Целый день б[ыл] не в духе. Письмо от Анненк[овой] тоже осуждающее. Книги из Тулы. Le Travail Бондарева. Прекрасная книга. Катехиз[ис] поправля[л]. Прекрасный Aufruf⁸² о пьянстве из Швейцарии. —

29 И. Я. П. 90. Встал рано. Замечательное письмо от Колечки. Он слишком спешит решать. И решает по себе. — Община Алехина прекрасное дело; для тех, кот[орые] могут его делать. (Я думаю, что я на старости лет стал бы его делать.) Но нисколько не обязательное дело для всех. Тоже и жизнь Кол[ечки] и Хилк[ова] и всякая. Есть мирская злая жизнь и есть божеская святая жизнь. Утверждать, как это делают многие, почти все, что мирская злая жизнь и есть та, к[оторая] должна быть — неправильно и вредно. Но и думать, что святая божеская жизнь осуществима на земле и устраивать жизнь, к[оторая] казалось бы такою другим и даже себе — тоже неправильно и вредно. Хорошо то, чтобы отрекаться от дьявола и всех дел его, этой злой мирской жизни, и, не спуская глаз с идеала святой жизни, уходить от мирской и приближаться к святой, сколько можешь, не заботясь о том, похоже или непохоже это на святую жизнь. Вот это одно хорошо и нужно. И, делая это, будет и Алехинская, и Колечкина, и Хилковск[ая], и Чертковск[ая] жизнь, и все хороши, и все делают дело божие.

⁸³Сейчас читал Worlds Advance Thought. Много прекрасного. Хорошо о Христе, о том, что молиться надо Христу в себе. — Теперь 12-й час. В смысле любви жил не дурно — не злился. Катер[ина] умирала 2-й день и нынче умерла.

⁸⁴Да, хочется умереть. Нынче ночью вел себя хорошо. Для того, чтобы на другой день вести себя дурно.

30 И. Я. П. 90. Писал утром письма — Ге Поше, Трет[ьякову], Жиркев[ичу], Гецу, Вас[илию] Ив[ановичу]. — Немного косил. Грустно на себя. Пришли два брата Ермолина вечером. —

1-го Июля. Я. П. 90. Опять писал письма Балу, Анненк[овой], Горб[унову], Чертк[ову]. — Плохо. С Ермолиным начал спорить. Он понял то, что надо устроить производительную артель, т. е. чтобы люди, собравшись в общину, поселились на земле и, производя сырые продукты, переделывали их — льняное семя в масло, лен в полотно. И это для него источник всяких рассуждений о жизни, смерти, мироздании и цели мира. Я спорил с ним и огорчил его. А он жалкий, забитый человек и почти маньяк. Рассказывал свою жизнь: сын пьяного распутного отца, запивший, пошедший в пропагандисты, просидевший 25 месяц[ев] в тюрьме. А я спорю, хочу перед ним оказаться правым и торжествующим. Стыдно. Ходил много, купал[ся] и думал: Придите ко мне все тружд[ающиеся] и обр[емененные], и я успокою вас. Возьмите иго м[ое] н[а] с[ебя] и научитесь от М[еня], что я кр[оток] и см[ирен] серд[цем], и найдет[е] п[окой] д[ушам] в[ашим], ибо иго м[ое] б[лаго], и б[ремя] м[ое] л[егко]. Глубокое значение этого. Всё беспокойство только от несмирения. Если быть готовым ко всякому унижению, то какое спокойствие! И как легко! и научитеся от М[еня], ибо я кроток и смирен (ταπειός⁸⁵), унижен сердц[ем]. Будьте смиренны, и тогда только найдете спокой душам вашим. —

Думал еще: Катерина умирает во время покоса. Событие ничтожное с точки зрения покосников. Покос убрали прекрасно. Какой важности это событие с точки зрения умирающей и умершей Катерины.

Еще думал: Хорошо бы написать историю человека доброго, нежного, кроткого, милого, образованного, умного, но живущего по-господски, т. е. жрущего и с и потому требующего, чтоб для него резали цыплят, не спали куч[ера], рабочие и чистили нужники. Нельзя быть добрым человеку, неправильно живущему. —

<2 И.>⁸⁶ Приехал[а] Гельбиг с дочерью. У ней тот недостаток, про к[оторый] я пишу Анненк[овой], желание быть выдающей[ся], прекрасной. Она всё говорит, что ей ничего не нужно. Этого не надо говорить, а надо делать. —

2 И. Я. П. 90. Встал рано, говорил с Гельб[иг], гулял. Пил кумыс, записал, пойду гулять. Косить. —

⁸⁷Косил довольно много. С M-me Гельбиг разговор о том, что нет ничего хорошего, полезного в служении телу людей. Скучно. Тяжело. Праздность. Жир. Музыка. Тяжело, тяжело. Наши ездили к Язык[овым]. Фигнер. Чайковск[ий]. —

3 И. Я. П. 90. Ушел спать вниз. Встал поздно. Тяжело, скучно, праздность, жир, тщета разговоров. Точно жиром заплыли, засорены зубья колес и не цепляются. То не идут колеса от недостатка мази, а то не идут от набитого в них сала. Писать для этих людей? Зачем? Странная неохота писать. Вчера думал живо о женщинах. Меня пришла на покосе допрашивать дачница. Главная черта их неуважение к мысли — недоверие к тому, что она — мысль — приведет всегда. От того ложь, извращение истины, игра мыслями и вообще духовными дарами. Если бы мужчины не были связаны с женщинами половым чувством и вытекающей из того снисходительностью, они бы видели ясно, что женщины (большей частью) не понимают их, и не говорили бы с ними. Исключая девственниц. Женщин начинаешь узнавать по жене и совсем узнаешь по дочерям. Это женщины, на к[оторых] смотришь совсем свободно.

⁸⁸Косил много. Всё та же тоска.

4 И. Я. П. 90. Встал поздно. Пью лишний кумыс. Ничего не писал. Косил целый день. Одно спасенье. Статьи и письма всё о Послеслов[ии] и Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Поразительно, какое пренебрежение к слову, какое злоупотребление им! То же, что в женских разговорах, окружающих меня. Чем ниже предмет этих разговоров, тем лучше. О глазках и лапках по крайней мере искренно. Но чем выше поднимается предмет, тем менее искренно. Там М-me Гельбиг. Что она несет. И всё та же главная черта хвастовства, тщеславия и лжи. Для женщины очень важно, что больше или меньше сахару или денег, но что больше или меньше правды, она искренно уверена, что всё равно. —

Страдаю от того, что окружен такими людьми с искривленными мозгами, такими самоуверенными, с такими готовыми теориями, что для них писать что-либо тщетно: их ничем не проберешь. — Вчера жена начала укорять М[ашу], что у нее нет духовн[ых] интерес[ов], и всякие утверждения прямо противные делу, и потом сама же сказала, что она сердита на нее за то, что она то-то и то-то. От того они и не курят: они и так не видят указаний совести.

Косил много.

5 И. Я. П. 90. Встал бодро, хотя мало спал. Застал M-me Гельб[иг] с Страх[овым] в разговоре о том, можно ли очистить всё любовью, не изменяя своей жизни. Я вступился и горячо говорил, тем более, что пришла молодежь. Но, разумеется, никого не убедил. Слишком больно то место, в к[оторое] я мечу, и потому они старательно и поспешно и своевременно защищают его, как глаз веком.

Думал: Räuber’ы⁸⁹ Шиллера от того мне так нравились, что они глубоко истинны и верны. Человек, отнимающий, как вор или разбойник, труд другого, знает, что он делает дурно; а тот, кто отнимает этот труд признаваемы[ми] обществом законными способами, не признает своей жизни дурной, и потому этот честный гражданин несравненно нравственно хуже, ниже разбойника. Теперь 2-й час. Писать не могу — пойду косить. —

⁹⁰Косил. Вечером пришли девочки. Ходил купаться. Молился, когда встретился Стр[ахов], Он сказал, что мысль не всегда с одинаковой силой действует: Да, молиться можно только тогда, когда новый луч проникает в сердце, или то молитва, когда новый луч проникает в сердце, и ты живешь при свете этого луча. Как хорошо мне было, когда я мог вызвать не мысль о Боге, а мог стать перед лицом его. А потом утратилось. Не совсем, но утратилось. Потом было сознание того, что нельзя, не должно огорчаться тем, что я не могу служить Богу так, как мне хочется — проповедником, что он знает, зачем я ему нужен. И то и делать. Потом б[ыло] сознание радости, спокойствия, унижения — смирения. Приди[те] к[о] м[не] в[се] т[руждающиеся] и о[бремененные], и я у[спокою] в[ас]. Н[аучитесь] о[т] м[еня], ч[то] я к[роток] и с[мирен] с[ердцем], и н[айдете] п[окой] д[ушам] в[ашим]. И[бо] и[го] м[ое] б[лаго], и б[ремя] м[ое] л[егко]. Потом <думал,> что беда в том, что я позволил зарождаться в себе духу недоброжелательства, а что нужна любовь. Нынче опять живо вспомнил, как бы хорошо так смириться.

Нынче еще думал: оставь нам долг[и] н[аши], я[ко] ж[е] и м[ы] о[ставляем] д[олжникам] н[ашим], т. е. ко всем людям относись как бы освобожден[ный] от долгов своих — не боясь их и, главное, не поминая их долгов, а как бы с новыми, свежими существами, открытыми на всё доброе, т. е. на любовь.

И всё это вместе, и всё это только тогда возможно, когда ходить перед Богом, т. е. живешь с ним, для него. Помоги мне. Не отпускай меня от себя.

6 И. Я. П. 90. Ходил смотреть уборку ржи. Вечером пойду косить рожь. Утром опять спорил с Гельбиг об искусстве. Кое-что сам себе уяснил в этом споре. —

1) Искусство — одно из средств различения доброго от злого — одно из средств узнавания хорошего.

2) Это одно из духовных отправлений человечества, как кормление, пути сообщения и т. п. суть физич[еские] отправления.

3) Как же может быть, чтобы это отправление надо б[ыло] отыскивать назади за 5000 и за 500 лет, а у нас бы его не было.

4) Очевидно, это происходит от тупости судящих, не могущих видеть около себя новое проявление, а видящи[х] только трупы старого.

Отдыхал, пошел через М[ашину] комнату. Там С[оня] прочла в ее дневнике о письме Поши и вне себя. Не мог ее успокоить. Она всё время больна и страх за беременность. И я думаю с страхом и стыжу себя. Вот где нужно быть перед Богом, а не перед людьми. Да, как болезнь нужна для убийства похоти, так унижение, позор нужны для убийства тщеславия.

Убирал сено. Потом приехали Зиновьевы. Очень мне тяжело с людьми мертвыми. А они так сознательно, нарочно мертвы. С вечера дурно спал.

7 И. Я. П. 90. Да, вчера приехал Сережа. [Вымарано полстроки.] Замарано не п[отому], ч[то] я что-нибудь сказал проти[в] С[ережи], а п[отому], ч[то] я о себе сказал то, что не совсем правда. — Нынче миролюбивый разговор с Г[ельбиг] и Стр[аховым]. Я им сказал, что не то что прав или не прав спиритизм, гипнотизм, дарвинизм, а некогда, нèзачем⁹¹ заниматься этими делами. Как заниматься о том, внушает ли и как и что Шарко своей истеричной пациентке, а не заниматься тем, чтобы узнать, как внушить ту правду, к[оторую] знаешь. — Очень жарко. Всё утро ничего не делал и не работал — не нашел телеги. С[оня] в Туле. Вчера с двумя Машами ходил по аллеям и говорил хорошо. Теперь 5-й час, обедать. Вечером ходил косить рожь. Хорошо было. Устал.

8 Ил. Я. П. 90. Очень жарко, дурно спал. Написал предисловие к катехизису Балу. — Пошел с Машей возить сено. Вечер слабый и усталый. Прекрасное письмо от Дунаева Маше и от Г[али] Чертко[вой] мне.

9 Ил. Я. П. 90. Ездил купаться. Отвращение к праздной жизни. Написал письмо Гале. Прекрасное письмо от Бир[юкова], очень слаб целый день, но добродушен. —

10 И. Я. П. 90. Встал рано, думал хорошо, но забыл, помню одно: Николинька, когда б[ыл] маленький, ложился в постель играя и просил няню продолжать играть; а он будет спать. Так и православные, просят попов за них молиться, пока они будут спать. Читал всё утро 20-й Century и говорил с Г[ельбиг] и Стр[аховым]. Стр[ахов] раздражает меня свой тщетой. Письмо Розанова и его статья — только трата бумаги и времени и накопление греха гордости. В Риме по приказу папы казнили во время карнавала в костюмах и покупали окна смотреть. И вдруг поняли, что это дурно. Нет градаций в переходе от зла к добру, а прямо от самого черного к совсем белому. Теперь 3-й час, пойду купаться. Всё так же слаб. С[оня] огорчена опасением беременности. Вот где опыт перенесения дела на суд единого Бога. —

⁹² Пошел купаться. Вернулся, стол на 30 чел[овек]. Офрос[имовы], Фигнеры. Потом музыка, пение. — Ужасно бесполезно расстроило нервы. Жалкие две машины, трубы — едящие и воняющие. Не спал до 5-го часа. Нездоровится очень. — С[оня] в горе и упадке духа.

11 Ил. Я. П. 90. — Встал поздно. Обижаю Стр[ахова]. Держусь того, чтобы спрашивать себя при кажд[ом] поступке: перед людьми или перед Б[огом] делаю. Сейчас спросил себя о том, пишу ли здесь для людей или для Б[ога]. — Да, для Б[ога], но забываю это. Надо писать яснее и еще, еще правдивее. От Поши хорошее письмо с осуждени[ем]. Полезно мне б[ыло] то, что я, живя скверно, учу письмами. Это совсем правда. Думал:

Как живое космографическое представление получается только тогда, когда мы в воображении перенесемся на солнце, так живое представление о том, что мне делать (для исполн[ения] воли Б[ога]), чтобы поступать хорошо, получается только тогда, когда перенесешься в судящего тебя Бога. И это можно. Я пробовал. —

⁹³ 1-й час. Нынче приезжает еще какой-то кн. Вяз[емский]. Вот сейчас спросил себя, как смотрит Б[ог] на приезд Вяз[емского]. Для него я и Вяз[емский] одинаково важны или не важны, и он из нас и всех других делает свое дело. Ну вот мне и надо свое дело в общем исполнять наилучшим образом.

⁹⁴ Чувствовал себя очень слабым, лежал. Вяземский путешественник, математ[ик], микрокефал, но серьезный. После обеда ходил купаться. Вечером с Стр[аховым] спор о русском. «Одно из двух: славяноф[ильство] или евангелие». Мы переживаем то ужасное время, о к[отором] говорил Герцен. Чингис-хан уже не с телеграфами, а с телефонами и бездымным порохом. Конституция, известные формы свободы печати, собраний, исповеданий, всё это тормаза на увеличение власти вследствие телефонов и т. п.

Без этого происходит нечто ужасное и то, что есть только в России. —

⁹⁵ Спал лучше.

12 Ил. Я. П. 90. Встал рано, не переставая спорил с Стр[аховым]. Безнадежно: он об этом написал и печатает статьи. Напрасно спорил. Но не перед людьми. И то хорошо. ⁹⁶ Написал вчера Поше письмо и послал. — Теперь 1-й час. —

⁹⁷ Начал шить сапоги и сшил до вечера хорошо.

13 И. Я. П. 90. Хорошо выспался. После кофе писал Отц[а] Серг[ия]. — Не дурно. Но не то. Надо начать с поездки блудницы. Потом шил сапоги. Пошел ходить и купаться. Вечером опять шил. Корект[уры] статьи от Гольцева. Надо прибавить. — Думал: Надо написать об отговорке — добывать хлеб не прямо, косвенным путем — то, что всякое добывание есть поедание людей или подличанье и прислуживанье людям, поедающим людей.

14 И. Я. П. 90. Встал позднее. Сны всю ночь. Выпил кумысу, походил. Сажусь за статью. Хочется и начать отца Сергия сначала. Думал:

Вспоминаю то, что я делал 3-го дня, и не могу вспомнить. Забыл так, что никогда не вспомню. То, что я делал, другие люди не видали или видели, но забыли так же, как и я. Это может быть с днями и со всей жизнью. Что ж остается? Одно: рост души. — Поправил все коректуры. Не кончил заключение. Хорошо работал. Пошел ходить. Обедали одни. Вечером шил сапоги, приехал Давыдов. Тяжело. —

15 И. Я. П. 90. Встал поздно. После кофе сейчас взялся за сапоги; кончил, ходил купаться. После обеда задремал. С[оня] пришла с извест[ием], что беременности нет. Я сказал, что надо спать врозь и что мне не хорошо. Что будет? Досадовал на Сер[ежу], но лучше. На С[оню] совсем не сержусь. Да и нельзя. Вечером много ходил. Пришел повар, к[оторого] послал ко мне из Москвы доктор советоваться о неверности своей жены.

Очевидно, на пороге душевной болезни. Слушает звуки за стеной и думает, что это знаки, подаваемые любовником и ею. Говорит: я, кроме того, хотел быть чистым господином. Стихи безграмотные пишет и плачет при всяком слове. — Страдает полюция[ми]. Странный и значительный тип. Теперь 11-й час.

16 Ил. Я. П. 90. Коли буду жив.

[20 июля.] Нынче 20. 4 дня не писал. Пойду назад.

19. Встал рано, плохо спал, пошел косить. С Сер[ежей] сидел за кофе и молчал. Надо б[ыло] говорить сначала. — Заснул. Все поехали к Ф[игнерам]. В обед приехала Вер[а] Т[олстая] и Элен. Я им рад. Я писал немного к трезвости. Нехорошо.

18. Встал поздно. Пастухов тут. Я много писал о непротивлении. Вечером косил.

17. Не помню, писал ли. Косил. Пастухов пришел. — —

20 Ил. Я. П. 90. Встал поздно. Желудок расстроен. С С[оней] говорили. Она говорит, что рада. Но не хочет врозь. Поправлял о непротивлении. Сейчас вышел на терасу, говорят о деньгах Вер[очки], деньги от отца. Я начал говорить, чтоб меньше тратить — совсем не понимаю[т]. Думал:

Плакаться людям, что у них нет любви (Alexandrine), как будто ее может не быть и ее можно откуда-то взять. Это всё равно, что, стоя с дырявым ведром под ключом, плакаться на то, что нет воды в ведре и искать откуда-то воды, к[оторая] бы держалась. Надо заткнуть дыру, через к[оторую] уходит любовь. Соблазны, можно сказать, застилают, отгораживают любовь; но лучше сказать, что они мешают ей держаться.

Еще думал: Родители, живя развращенной, невоздержанной в пище, праздной, в неуважении к людям — жизнью, всегда требуют от детей воздержания, деятельности, уважения к людям. Но язык жизни, примера далеко слышен и виден и ясен и больш[им], и малым, и своим, и инородцам.

Еще: 6 молитв, 6 мест Евангелия, вызывающих твердость, спокойствие и радость:

1) Отче наш, сущность Твоя и моя — любовь.

2) Да будет не моя воля, но Твоя.

3) Нести крест свой на каждый день.

4) Если не прощает[е] должникам, и вам не простится. Так жить, чтоб начинать с каждым человеком сначала — забыв все свои прошедшие отношения.

5) Придите все тружд[ающиеся], научитесь унижению, спокойствию унижения, и найдете спокойствие и благо.

6) Не творите милостыню вашу перед людь[ми]. — Перед Богом жизни, а не перед людь[ми].

Сейчас приезжали Зисерманы, 3-й час. Зашел разговор о том, что Вер[очка] Кузмин[ская] ропщет на отца за то, что не отдает ей денег тетки. С[оня] начала говорить о том, как ее дети требуют того же, как из-за денег ссоры. Я стал говорить о том, что всё дело в потребности в деньгах. Будет потребность, то не мытьем, так катаньем будут добывать деньги, а добывать нельзя иначе как грехом, п[отому] ч[то] приобретение их есть грех. Никто не слушал меня, и всем досадно, что я говорю такие глупости, или труизмы. Тут-то приехали Зисерм[аны], и б[ыло] досадно.

Нынче 24-е. Приехал Лöвенфелд, пишет биографию. Неприятная щекотка. Ходил, гулял и думал и молился.

Вчера 23. Вечером Стаховичи — тяжело. Косил с Осипом. До обеда писал немного о церкви. Всё расширяется.

22. Машины Кузм[инской] именины. Феерверк. Ал[ексей] Митр[офанович] осуждает. Мне неприятно это. Косил поздно овес. Обед у Кузм[инских].

До обеда писал о церкви.

21-го. Дурно спал, писал письма. И косил. —

Теперь 4-й час, иду к Стах[овичам] и Лöвенф[ельду]. Молитва очень радует меня. Так:

1) Отч[е] наш, иж[е] еси на неб[есех], да святитс[я] имя Твое. — Имя Твое есть любовь. Бог есть любовь.

2) да приидет царств[ие] Твое.

Ищите же Царств[ия] Божия и правды его, а остальное приложится.

Я признаю Бога и себя любовью и ищу проявления ее, совершения Царства Бога в мире и в себе.

3) Да будет воля Тво[я], я[ко] н[а] н[ебеси], т[ак] и н[а] з[емли]. Проявление же любви, совершение царства Бога да будет не так, как я хочу, но как ты хочешь. —

4) Хлеб наш насущный даждь нам. Совершение Ц[арства] Б[ога] да будет как для всего мира, так и мое участие в нем не так, как я хочу, но как Ты хочешь. Возьмите иго мое на себя и научитесь, что я кроток и смирен сердцем и... Служение всякое — благо.

5) Даждь нам днесь. Служение всякое — благо, только помни, что надо отречься от себя и нести крест свой на каждый день.

6) И остави нам долги наши, яко ж[е] и мы о[ставляем] д[олжникам] н[ашим]. — Крест на каждый день вперед, и не оглядывайся назад. А сначала со всяким человеком забывай его грехи. И если не будете прощать, не простится и вам.

7) И не введи нас во искуш[ение], н[о] и[збави] н[ас] о[т] л[укавого]. И не творите милостыню перед людьми.

Не заглядывай ни вперед, ни назад и не поддавайся соблазну суждений людей и, главное, лукавому.

Кроме первого исповедания веры в то, что Б[ог] и жизнь это люб[овь], на каждую просьбу молитвы указание из Еванг[елия] о том, как сделать, чтобы она исполнилась. — На «да прид[ет] ц[арствие] т[вое]» — ищите ц[арства] н[ебесного] и пр[авды] его — Мф. VI. 33. На: «Да буд[ет] вол[я] твоя» — М[арка] XIV. 36. На: «Хлеб н[аш] н[асущный] д[ай] н[ам]» — Мф. XI. 28—30. На: «днесь» — Л[уки] IX. 23. На: «оста[ви] нам долги н[аши] я[ко]... » — Мф. VI. 15; XVIII. 35. — «И не введи нас во иск[ушение]» — Мф. VI. 1—18.

Думал: заботы о любви, о том, чтобы во мне была любовь, увещани[я] в этом смысле (Drummond’a), подобны заботам и увещаниям о том, чтобы иметь свет тому человеку, кот[орый] сам собой загородил то отверстие, из к[оторого] идет свет. Не заботиться и увещевать нужно о том, чтоб б[ыл] свет, а о том, чтобы уничтожить или хоть уменьшить соблазн личности, закрывающей свет: соблазны личной; похоти, тщеславия. Только уничтожь их, отстранись от окна света, и свет прольется. —

Думал еще о другом совсем, и сошлось к тому же: Думал о своих дневниках старых, о том, как я гадок в них представляю[сь], и о том, как не хочется, чтобы их знали, т. е. забочусь о славе людской и после смерти. Как страшно трудно отрешиться от славы людской, не заботиться совсем о ней. Не страдать о том, чтобы прослыть за негодяя. Трудно, но как хорошо! Как радостно, когда отбросишь заботу о славе людской, как сразу попадаешь в руки Богу, и как легко и твердо. Вроде как тот мальчик, к[оторый] попал в колодезь и висел на руках, страдая, а стоило только перестать держаться, и он стал бы на материк, к[оторый] тут же, под ногами, попал бы в руки Богу. —

⁹⁸ Вечер не пошел косить, а ходил с Стах[овичем] и Lövenf[eld'ом]. Неприятно чувствовать, что мной заняты. Суета очень тяжела. —

25 Ил. Я. П. 90. Встал рано. Пошел купаться. Думал: ум, мысли, чувство n’est qu’une secretion du cerveau.⁹⁹ Хорошо. Это правда. Ум, мысли, чувства, но сознание жизни? жизнь, к[оторую] я сознаю в себе? Сознание жизни? Это уж не отделение мозга, а жизнь — таинственная сущность, Бог. Что же это? Какое свойство этого? Стремление захватить как можно больше. — Любовь есть стремление обнять больше, уйти от себя и захватить больше... все — быть Богом. Стремление к Богу. К нему я и иду и приду. Стремленье Бога, к[оторый] во мне — освободиться.

¹⁰⁰ Думал о том, как я объяснял личное бессмертие в «О жизни». Не верно. Характер, да, это особенность, выросшая в прошедших веках, скрывающаяся в бесконечности, но оно умирает с плотью и возрождается в потомстве, но не связано с моим сознанием. Мое сознание это Бог — и не иметь характера. — Даже не могу сказать, что моя жизнь должна расти в любви. И этого не могу знать. Моя жизнь есть Бог, а для Б[ога] нет большего и меньшего. Мое сознание жизни есть Бог, Бог есть сознание всей жизни. Для меня с моим ограниченным сознанием сознание всей жизни выражается любовью. Мы и стремимся к наибольшему сознанию, к сознанию всей жизни, она-то и есть любовь. Привязанный корнями к своему личному сознанию, я стремлюсь к сознанию всего — это стремление выражается любовью, пока я привязан корнями к своему личному сознанию. Но отрешись я от него — умри, и любовь станет (может быть это так) сознанием всего, что я люблю. Во всяком случае мое сознание, отрешенн[ое] от личности, станет сознанием божества, сознанием всего. Мое сознание будет сознанием всего. А я жалею, что мое сознание перестанет быть сознанием, связанным с ограниченной личностью. Я не могу представить себе этого — так это хорошо — и от того боюсь. Если я отрекся или как бы то ни было освободился от своей узкой личности, то почему же всякая жизнь не будет мне то же, что и моя жизнь? Непонятно. Но все идет к тому, что во мне есть бог, и быть им хорошо всегда, начиная с этого мира.

¹⁰¹Поправля[л] о непротивлении. Теперь 3-й час, пойду ходить... с Лöвенф[ельдом]. —

Думал еще о главном различии мужчин и женщин: для мужчины разум есть двигатель, для женщины разум есть последствия движения. Женщины и женские умы играют разумом, движутся же инерцией и похотями, мужчины настоящие руководят разумом инерцию и похоти.

Скверно пишу. Неясно в голове. Нездоровится. 4-й час. — Ходил до обеда с Лöв[енфельдом], после обеда один ушел косить. Таня, Маша — уехали. Много работал, очень устал. —

[27 июля.] 26 Ил. 90. Я. П. Встал рано, ходил, думал многое. И не садился за работу. Пошел кругом засеки на Ровы. Прекрасно много думал. За обедом узнал, что приехала Файн[ерман], <С[оня] раздражена, и я заразился на минуты>. ¹⁰² Надо выучиться узнавать заразу раздражения и тотчас же давать ей отпор. Вечером пошел косить; зашел к Ф[айнерман], симпатичная сильная женщина с ребенком. Причина отъезда несоответствие жизни с исповеданием — не во внешнем, т. е. в воздержании и труде, а в самом внутреннем, т. е. в отношениях, в обращении, внимании. «Приехали новые лица, и тотчас поднялись старые дрожжи», так она мне сказала. Кроме того, ревность Исаака. — Потом пошел купаться со всей молодежью. Мне легче с ними.

3-го дня б[ыло] поразительное событие: без всякой причины сыновья, учителя и приказчик нарядились и поехали в нарочно для того заложенных катках на Козловку. Очень яркое последствие дурной жизни. Не могу помочь им. Молюсь все так же, и хорошо. Думал о себе: скверно faire du style à propos de Dieu.¹⁰³ —

Люди имеют наибольший успех те, кот[орые] не стыдятся с торжественной важностью [делать] самые большие глупости. Подумал, вспомнив, как Захарьин рассказывал, что у них в клиниках для содействия пищеварению пускают струю воды на пузо. —

Опять о любви: любовь есть стремление сознавать другие существа как себя. Все существа сознают себя или включены в сознание чье-либо. Всё существующее сознается всемирным существом Б[огом], как мое тело мною. Любовь есть стремление к тому, чтобы быть, как Бог, а не так, как сказал Иоанн, что Б[ог] есть люб[овь]. Мешает осуществлению стремление исключительное сознания себя. Путь к достижению стремления есть отрешение от себя — смерть личности и переход в всемирное сознание. Только проходя через всемирн[ое] сознание (через Бога), я могу сознавать других как себя.

Теперь 3 часа. Пойду ходить. Вчера заразился <раздражением С[они]>.¹⁰⁴ — Вчера вечером пришли Бабур[инский] Джонс с кузиной, я говорил с ними о жизни — неясно. Вчера же проводил Лöвенф[ельда], к[оторый] оставил хорошее впечатление.

28 Июля. Я. П. 90. Встал поздно. Ходил купаться с Пастуховым. Поправил перевод Гарисона и Балу и написал краткое предисловие, так, чтобы в таком виде можно б[ыло] передать людям. Ходил к Файнерман два раза. Она хорошая, но узкая. Вечером дремал, говорил с Таней сестрой и читал Тихона. Приехал Ал[ександр] Мих[айлович] тяжелый. Заливает, и я слабею. Молюсь всё радостно. Письмо от Чертк[ова]. Вечером отвечал и написал Руг[ину] и Жиркевичу. Приехала Маша больная.

29 Ил. Я. П. 90. Встал поздно. Давно не б[ыл] так физически здоров. Ходил с Голцапф[елем]. Он говорил про оскорбленье, про свое будущее. Иногда выгодно нравственно учить, хотя и опасно, docendo discimus.¹⁰⁵ Я говорил ему о кресте на каждый день и о такой же чистоте позади — не помнить долгов других и вследствие того и своих. Главное помнить, что не дело какое-либо предстоит делать, совершать, а участвовать наиуспешнейшим, полезнейшим образом в деле божьем, к[оторого] совершение я не то что не увижу, но не могу видеть, участвовать, заботясь только о наилучшем участии. Это же и точит — совершенствует тебя духовно и совершенствуя дает и радость.

Придя домой, писал предисловие к непротивлению. И кончил кое-как. Хотелось бы написать заключение. — 3-й час.

Пошел ходить. Пришел к обеду. — Вечером поехал отвозить Пироговск[их] девочек, зашел к Ф[айнерман] проститься, дома А[лександр] М[ихайлович] обиделся на мое рассуждение о том, как родительская власть прежняя рухнула. Родители же держатся за формы власти и тем мешают установлению новой формы. Ему это было упреком при Вере. Но поразительно, как он, могущий судить там, где дело не касается личности, теряет всякий смысл, когда надо выгородить свою правоту. Это поразительно. —

Думать вполне правильно можно только, когда живешь хорошо, а то сейчас покривится разум, чтоб скрыть, уменьшить свои грехи. Употребление разума дается любовью.

30 И. Я. П. 90. Встал поздно, ходил купаться. Хорошо думалось. Всё радостно молюсь и утверждаюсь. — Думал: проснувшись, с неудовольствием думал о неловких, стыдных выражениях, употреблен[ных] во вчерашних письмах. И знал, что это физическое, и победил это сознанием смирения и незаботы о людском мнении. Заснул и видел во сне, что я куда-то собираюсь и всё теряю, и одно найду, другое потеряю. Физическое состояние недовольства и стыда во сне возможно; но на яву я прежде не побеждал его, а теперь побеждаю.

Думал: осуждать еще потому нельзя, что если я и вижу искренно, не пот[ому], ч[то] он меня обидел, а вижу его недостаток, то вижу я, а не тот, кому я говорю. Часто же бывает, что тот, кто слышит осуждение, не имеет права осудить, не видит того, что осуждается, но по свойственному всем тщеславию ухватывается за осуждение, к[оторое] дает ему вид стоящего выше. —

Письмо от Геца — задирательное, хочу ответить. Теперь 3. Хотел ехать к Булыгину, да едва ли поеду. Перечел, поправил предисл[овие] непротивления — плохо.

Поехал к Булыгину. Застал там Давыдовск[ого] protégé. Он пишет. У Булыг[ина] брат. Жена хлопочет, любит Бибик[ова]. Всё вместе произвело хорошее впечатление. Вернулся в 9. Фридрихc Ольга и куча Бибиковых.

31 Июл. Встал поздно. Дурные мысли. Письмо от Чичер[ина]. Прочел его брошюру. Хорошо. Ответил ему, пошел ходить по засеке. Хорошо молился. Купался. Дома никого нет, только Вера, Элен и Маша больная. После обеда ходил с ними гулять навстречу. — Думал:

Молитва только тогда молитва, когда все слова ее прикладываются к прошедшей и предстоящей жизни — долги свои вспоминаешь и чужие, прощая их, и т. п.

Еще думал: Как же молодому человеку только стремиться к целомудрию, а не искать той девушки, к[оторая] была бы по душе и сделала бы счастье? «Если так, то кончится тем, что падешь, а потом и женишься на первой попавшейся». Но разве не то же самое случается с теми, к[оторые] ищут с Толстым, с Степо[й], с В. — Еще думал: Зачем физическая сила тела. Только затем, чтобы, сжигая ее, тем светить духовно. —

Лег в 1-м.

1 Августа. Я. П. 90. Дурно спал. Ходил купаться. Писал не дурно о церкви. Приехал Приселков. И весь день больше ничего. Но как будто лучше. Теперь 12 ночи. Ложусь спать.

2 А. Я. П. 90. Если буду жив.

[2 августа.] Получил 1-го письма, одно из России от неизвестного, переписана брань на Кр[ейцерову] Сон[ату] из Temps. Это второе сообщение того же. Другое от шекера Holister: радование на послесловие, одобрение его и прекрасные рассуждения.

Жив. Встав, застал Булыгина. Провел с ним всё утро. Милый, умный, твердый человек. Рассказывал про Бибикова — как он нравственно высок: работает, молчит, терпит всё, всегда ласков. — После его ухода сел за работу, и понадобилось читать историю церкви. После обеда дописал заключен[ие] к Балу и Гарисону. Ночью думал о том, как бы написать о церкви мягко, любовно. Вижу возможность. —

3 Авг. Я. П. 90. Встал рано. Утро как всегда, хорошо думал и молился. Никого не было. Только перед обедом зашел уходящий от Булыг[ина] Викт[ор] Ник[олаевич]. Писал немного О[тца] С[ергия]. Ясно обдумывалось. Утром встретил Ал[ександра] Мих[айловича] и не мог быть добр с ним. И потом не пошел к нему к чаю. [Вымарано 1—2 слова.] Голц[апфель] и теперь осуждает его. Получил замечательные 3 письма: от Урус[ова], от В. И. Алекс[еева] с письмом Коган об общине Алехинской и чудное письмо Хилкова об св[ященнике] Иоанне. —

Думал: Как удивительно определение евангельское жизненной деятельности — не радость, не наслаждение, не достижение какой-либо цели, а крест или, лучше всего, — иго — место в работе.

Думал еще: Как грубо я ошибаюсь, вступая в разговоры о христианстве с православным, или говорю о христианст[ве] по случаю деятельности священников, монахов, синода и т. п. Православие и христианство имеют общего только название. Если церковники христиане, то я не христианин, и наоборот.

Теперь 8 часов, пойду, как вчера, гулять до 1/2 10-го.

4 Авг. 90. Я. П. Если буду жив.

[4 августа.] Жив. Встал рано, купался. Молился. Думал хорошо об О[тце] С[ергии], записал и потерял записную книжку. — Читал статью Ур[усова], переводил с Таней, чинил сапоги, поехали на пожар в Колпну. Вечером заснул, ездил на Козловку.

5 А. 90. Я. П. Коли буду жив.

[5 августа.] Утро чувствовал себя больным, лежал и читал роман датский, Sin. Плохо. Пошел купаться, за обедом увидали пожар в Ясной. Сгорели 5 дворов. Удалось работать недурно. Только и было до поздней ночи.

6 А. Я. П. 90. Пошел купаться, оттуда на пожар: приехали с мельницы. Я стал утешать Андриана, утешая подошел к Морозову и сам раскис. Соня там с деньгами. Очень радостно было.

Думал: чем люди безнравственнее, тем выше предъявляемые ими требования. Помню, редакт[ор] журнала говорил о том, что хотя и трудно и бесславно жить городской барской жизнью, надо нести это. Что за высота! Не могу даже представить себе исполнения этого; а он просто требует.

Еще думал: чтобы победить заботу о людской славе, надо заботиться о худой славе — не минуешь юродства. Я хотел сделать это нынче утром, сказать, что мне дела нет до погорелых; но не выдержал и сделал напротив — расхвастался.

Нашел записную книжку.

Было записано к О[тцу] С[ергию]. Она объясняет свой приезд, говорит чепуху, и он верит п[отому], ч[то] она — красота. Она в охоте.

Он не видит подвига, а напротив, ему стыдно, что он поддался. Уже после она идет в монастырь. Он не красавец, а просто лицо, щиплет себе бороду, но глаза.... и это-то разжигает ее.

Вчера вечером приехала Калмыкова. Теперь 2 часа. Хочу писать. Получил письма 5 — от Зонова, Вяземск[ого], Воронова, Мотовилово[й] и Долгова. Все надо отвечать.

Поправил коректуру «Одурманиваться». Заснул в поле. После обеда пошли гулять по засеке. Калмыкова мало интересна. —

7 А. Я. П. 90. Встал поздно, вчера засиделись. Все то же. Письмо от Ге и Мар[ьи] Алек[сандровны]. Она живет прекрасно. Он рад, что картина куплена и уехала. Вчера погорелые обедали у Кузминских. Нынче был у них. Надо строиться. Вечером рубил колья. Мне целый день грустно, тяжело от дурной, праздной жизни своей и всех окружающих. Молюсь много раз в день. И хорошо.

Сегодня думал: Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле, относится и к будущей жизни. В том, что будет после смерти со мною, да будет Твоя воля. Не моя, но Твоя, и не то, что я хочу, а то, что Ты, и не как я хочу, а как Ты хочешь. И когда скажешь это от сердца, как легко!

Еще думал: вопросы о загробной жизни. И отчего мы не знаем, что будет? Мы и теперь склонны пренебрегать этой жизнью для будущей, теперь, когда мы не знаем, что ж бы было, если б мы знали? — Откры[ть] нам, что будет с нами после смерти, нельзя было: если бы мы знали, что нас ждет дурное, было бы лишнее страдание; если б мы знали, что нас ждет прекрасное, мы б не жили здесь, а старались бы умереть. Только если бы мы знали, что там нет ничего, только тогда мы бы жили здесь хорошо. Оно почти так и есть. Скорее всего предполагать, что нет такой жизни, к[оторую] мы бы нашими орудиями мысли и слова могли выразить.

Еще думал: в молитве — остави нам долги наши, как и оставляем должникам нашим, и конец 18 гл[авы]: и не простит вам отец ваш, если каждый из вас не простит брату своему от сердца своего прегрешения его, в этой молитве и этом месте сказано что? А то, что наши грехи (ошибки) не помешают нам жить, простятся нам только в том случае, если мы от сердца простим всем, т. е. всех любим. Если дошел до любви, то всё побеждено, и прежние грехи развязаны и не мешают.

Прекрасно в письме Вас[илия] Ив[ановича] рассказ про мужика доброго, к[оторый] на духу, на вопрос попа: веришь ли в Бога, ответил: нет, не верю: пью, курю, ругаюсь. — Прелестно. Теперь 11 час. Ждем Сережу и Таню.

8 Авг. 90. Я. П. если буду жив.

[8 августа.] Вчера они приехали, и вышел тяжелый, озлобленный разговор между дочерью и матерью. Я не слыхал. — Часто ужасно жалки они мне. А не могу помочь. Встал усталый. Страхов тут. Я очень обрадовался ему. И почему-то перед ним очень стараюсь казаться. Задал себе не казаться. Молился хорошо. Написал письма Вяземск[ому] и Кенену. Рубил колья. После обеда меня уговорили пойти со всеми гулять. Рахманов пришел милый. — Дурно спали.

9 А. Я. П. 90. Вчера читал прекрасные статьи Truth (magasine). Письмо от испанки педагогическ[ое] и от Штокгам с статьями о запрещении почтдирект[ором] Кр[ейцеровой] Сон[аты]. — Ходил с Рахм[ановым] купаться, много говорили.

Я нехорошо настроен — эгоизм, похоть, слава человеческая — всей этой скверной полон. Помоги мне, отец. — Вечером рубил колья. — Должен б[ыл] приехать Стах[ович]. Поздно сидели.

10 А. Я. П. 90. Утро с Стр[аховым] и Стах[овичем]. Проводил их и стал писать предисловие. Пошел ходить. Пришел Руг[ин] и Рощин. Мне тяжело. Не мог ходить. После обеда пришел еще Пастухов. Разговоры с ним. Алехин нехорошо определяется. Всё слава людская. Наших никого нет, поехали говеть с малышами. Я молюсь, но не в духе. Но молюсь, слава Богу. Пошли рубить колья. Проводил Рахманова. Написал длинное письмо Черткову и Новоселову. Думал:

Доказательство того, что любовь есть сама жизнь — Бог и что если освободиться от соблазнов, то любовь забьет ключом, в том, что когда, хотя мысленно, освободишься от соблазнов — и придешь в состояние любви, то в воображении прощаешь и любить одинаково без малейшей разницы лютейшего врага, немного неприятного и самого симпатичного человека.

К О[тцу] С[ергию]. Описать новое состояние счастия — свободы, твердости человека, потерявшего всё и не могущего упереться ни на что, кроме Бога. Он узнает впервые твердость этой опоры.

[10 августа.] 11 Ав. 90. Я. П. Теперь 7 [?] часов, пойду порубить колья. Соня, застав Р[угина], пришла в волнение. Чтобы избавить ее, я хотел сказать, но до сих пор не решился. —

Утром писал предисловие. Тяготился ужасно гостями. Рощин рассказывал про неуспех Бирюк[ова] в общине. Они, очевидно, враждебны ко всем, кроме [как к] своим. И между собой перессорились. Так иду рубить.

[11 августа.] 12 А. Я. П. 90. Если буду жив.

[11 августа.] Жив. Встал рано. Тяжелое, мучительное чувство от присутствия гостей. Им тяжело, и мне мучительно, Я поговорил с Руг[иным], Они хотят уходить к Булыгину и вот сидят; хотя 11 часов. А я вместо того, чтобы, сказать, злюсь. Ходил купаться, не купался. Думал.

К О[тцу] С[ергию]. Он предался гордости святости в монастыре — и пал с генерал[ом] и игумн[ом]. В затворе, он кается и высок в то время, как приезжает блудница.

Думаю всё о любви: о том, как нельзя проявлять нарочно любовь, как-то выпускать ее. Помилуй Бог проявлять ее так. Это выходит фарисейство. —

Соня пришла и сказала нам. Они собирались. Мне б[ыло] очень совестно, тяжело, больно. Одно утешенье, что пускай про меня дурно думают. Я, слава Б[огу], люблю и С[оню] и их. Я проводил их и Пастухова и вернулся поздно. Читал Der Handschuh.¹⁰⁶ Хорошо. Немного писал предисловие. Больше портил. Вечером не помню.

[12 августа.] 13 А. Я. П. 90. Встал рано. Ходил. Хотел писать. Приехал Абамелик. Я осрамился за обедом, говоря с ним о картине Ге. Говорил ему неприятное. Поехал с ним до Колпны, где всё пожары, и на почту. Там письма от Кавк[азского] офицера, от человека, советующ[его] мне прочесть толковое еванг[елие], и о конвенции. Из Тулы были письма от двух американцев о Кр[ейцеровой] Сон[ате], хорошие. —

[13 августа.] 14 А. Я. П. 90. Встал особенно рано, ходил очень много по засеке, купался, вернулся в 12. Только что хотел заснуть и потом заняться, как пришел Якуб[овский] с девочк[ой] из Пет[ербурга]. Едет в Самарканд. Тяжел был. Ему тяжело. И я не нужен ему. Вечером рубил колья с Стах[овичем] и Кузм[инским]. Стах[ович] раздражает меня с своим постным. Надо стараться выдержать экзамен. Думал:

К О[тцу] С[ергию]. Когда он падает, он видит рожи. Пухлые рожи, и ему думается, что это черти.

Не comprendre c’est tout pardonner,¹⁰⁷ a вот как: Aimer c’est comprendre, comprendre c’est pardonner, pardonner c’est aimer.¹⁰⁸ —

Думал еще: юродство, разумеется, неестественно; идеал: ровное отношение и полное равнодушие к похвале или осуждению людей; но мы в нашем мире (я по крайней мере) до такой степени привыкли жить ради одного тщеславия, — для славы людской, что, чтобы исправиться, надо умышленно приучать себя переносить осуждение людей. Палка согнута в одну сторону, чтобы выправить ее, надо пер[е]гибать ее в другую.

Теперь 11-й час, иду пить чай и спать.

15 Ав. 90. Я. П. Если буду жив. —

[15 августа.] Я жив и записал вчера лишнее число. То, что написано 14-го, было 13. 14 же было след[ующее]: Я встал очень поздно. Сходил купаться. Молился и думал. Пил кофе и говорил с С[оней] едва ли не в первый раз после многих лет по душе. Она говорила о молитве искренно и умно. Именно о том, что молитва должна быть в делах, а не так, как говорят: Господи, Господи. И вспомнила о Руг[ине]. Очень б[ыло] радостно. Утром же во время гулянья б[ыло] еще более радостно, когда я почувствовал возможность забыть себя настолько, чтобы не думать о будущей своей жизни, а только делать дело божие, участвовать в нем. —

Думал: православие есть не вера (религия), а отрицание всякой веры, есть заполнение сором того места, к[оторое] должно бы принять веру.

Еще думал: Мы часто, чтобы смягчить свою нелюбовь к людям — говорим про нелюбимого человека: жалею его, мне жаль его. Это ложь. Если ты не любишь, то ты не жалеешь. Если ты не любишь, то старайся уничтожить то, что мешает тебе полюбить, а пока не уничтожил, избегай сделать ему зло и не тужься любить и не уверяй себя, что ты жалеешь. Мало ли людей заблудших в России, в Китае; отчего же ты не жалеешь их?

Еще думал: свойственно забывать себя в деле, в работе, можно забыть себя в пахоте, в косьбе, в шитье. Так же надо забыть себя во всей жизни, в деле божьем: не спрашивать себя: что будет из моего труда, что выйдет из меня после смерти, а отдаваться делу с такой же, хотя, любовью, с таким же, хотя, желанием сделать хорошо, с каким пашешь, шьешь. Это тем более легко, что дело божие есть дело любви, кот[орое] свойственно и радостно делать. —

Начал поправлять заключение к непротивлению, я казалось, что сделал хорошо, но вышло не хорошо. После обеда с детьми пошел рубить. Приехали Филос[офовы] Н[иколай] А[лексеевич] и Н[аташа]. Очень милы. Вечером вернулись наши, ездившие смотреть дом старый Яснопол[янский], потом приехала Вера и Варя и Лева, и засиделись до 2-го часа. Ссора Кузм[инских]. Соня добра.

15 А. Я. П. 90. Да, вчера статьи о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Скандал в Америке и ругательства Никанора. Мне б[ыло] не неприятно. Встал поздно. Юноша, Епиф[анский] мещанин, с стихами и просьбой о помощи. Потом Золотарев милый, тихий, вдумчивый. Ходил с ним купаться. С трудом молился. Разговор о картине Ге. Надо бы много мягче и предоставить думать, что я вру. Начал писать, не мог, съездил в Колпну на новый 5-й пожар. Дома обедал, вздремнул, порубил дрова и вот записал. 10-й час. Иду пить чай и спать.

16 А. Я. П. 90. Если буду жив.

[16 августа.] Жив. Письмо от Ч[ертковых]. У них ребенок болен, и они страдают, мучаются и борются. Встал поздно, ходил купаться с Золот[аревым]. Начал писать — не идет. Пришла старуха Борискина, поехал верхом за иструбом. Нашел в Судакове. После обеда задремал. Приехал Пареного. Ужасная вещь! Человеку меня не нужно, но нужно, чтобы я им занимался, а он глуп и нагл. Я ходил с ним, гуляли долго. Молился. А он думал, что я обиделся, что он не согласен со мной. Тяжело было. Но хуже всего дома. Дети девочки хохочут на него. Тут б[ыл] Сухотин. Лег раньше.

17 А. Я. П. 90. Встал рано. Тут Булыгинской юноша, к[оторый] говорил, что он уехал к брату. Он б[ыл] неясен, боюсь, неправдив, но я б[ыл] дурен совсем, недобр, не оставил его напиться чаю. — Груб, гадок был. И понял это, когда помолился. Надо молиться всегда. Надо, главное, помнить, что в те минуты, когда неприятно, надо молиться и делать усилие не соблазниться и поступить по-божьи. — Ходил купаться. В воздухе мгла. Даже и не начинал писать. Пошел на деревню, потом пешком в Судаково, купил иструб для П[етра] Борискина. Вернулся к обеду, пошел рубить. Здесь Руднев. Теперь 9 часов, похожу, потом пить чай и спать. Чувствую, что буду дурно спать.

18 А. Я. П. 90. Если б[уду] ж[ив]. —

[17 августа.] Думал: отчего мы так рады обвинять и так злобно несправедливо обвиняем? Оттого, что обвинение других снимает с нас ответственность. Нам кажется, что нам дурно не от того, что мы дурны, а оттого, что другие виноваты.

Смерть ребенка, болезнь, потеря дорогого, все это только указания нашей кривизны, неладности. Все эти внешние события только видимости, в них нет ничего реального, реально только то, что мы испытываем при этих явлениях, наше отношение к ним.

Вчера, т. е. 16, получил письмо о смерти дорогого Ballou и 17, нынче, письмо от Чичерина — ужасное. Для сообщения мне сведений о том, как утонченные тамбовцы относились к крепостным, он пишет мне свою речь мужик[ам] на празднике с водкой, на к[отором] опил[ся] один мужик до смерти. Это ужасно. Это такая пучина холодного эгоизма и подлой тупости, возможности существов[ания] кот[орой] я уже переставал верить. —

[18 августа.] Жив. Утро по обыкнов[ению]. Очень сонный.

К О[тцу] С[ергию]. Подробность, долженств[ующая] дать уровень реальности. Адвокат на морозе втягивает сопли. И от¹⁰⁹ него пахнет духами, табаком и ртом. —

Всё глубже и глубже забирает эта история. Соблазн славы людской и прославления, — т. е. обман, чтоб скрыть веру. —

Начал разбирать письма, да бросил. Вечером приехал Эрдели, проводил Золот[арева]. Сам свез — тоже прекрасное чувство к нему — спокойно дружелюб[ное]. Дурно спал.

¹¹⁰[19 августа. Пирогово.] 1) Думал: когда молишься: остави нам долги наши и т. д., надо вспоминать хорошенько свои грехи — хорошенько свои глупости. Ну, я сержусь на глупость сыновей, а давно ли я мечтал о лошадях, о том, что мне царь подарит засеку, окруж[ающую] Ясн[ую] Пол[яну]. Глупости и гадости для нехристя нет пределов, и все равны, и на все сердиться — нельзя. А мерзость свою как вспомню: Федорову жену — пруд, зеркало. Женеву. Надо бы написать. Да не знаю, польза или вред. Польза знать, что все мы одинаковы, вред, что ничто не скверно. Не знаю. Подумаю об этом.

2) Думал: виновность, виноват — это понятие дикости, или оправдание злобы, или указание пути к благу. Первое — чаще. Мы говорим: «он виноват» только тогда, когда мы злимся на человека. Если же мы про себя говорим: виноват, то это только значит, что я, сбившись с дороги, увидал, что я не на ней и что надо не сбиваться — так приладиться, чтобы не сбиваться.

Спорят о том, есть ли или нет свобода воли, т. е. может или не может человек сделать лучшее или худшее. Это всё равно, что спорить о том, может или не может путник после мятели сбиваться с пути и итти по нем? Всё дело состоит в том, чтоб итти по пути; это одно дело. И вопрос, может ли сбиваться и итти по пути? — неуместен. Также и вопрос, может ли человек итти по пути к благу и сбиваться с пути? Жизнь есть не что иное, как шествие по пути, стремление к шествию по пути, так где ж тут место вопросу о свободе воли? — Но скажут: вопрос в том: может ли человек по своей воле сбиваться с пути? Разумеется: не может. Так стало быть детерминизм? Нисколько. Человек всегда стремится к благу, к тому, чтобы итти по пути, и то, что он пойдет по нем или мимо, есть дело самой жизни, таинственной и самой реальной силы. В какой мере есть у каждого из нас эта сила, никто не знает. Сила эта свободна — может возрасти до всемогущества и спуститься до нуля.

3) Еще думал: Страхов и Темирязев хорошие, порядочные люди и вот ругаются. Отчего? От науки, как мужики от вина; стало быть — наука ихняя скверная.

4) Церковь есть учреждение для скрытия Христова учения. Они заботятся скрывать Христово учение, но вовсе не озабочены распространять свое; так мало озабочены, что, утверждая, что троица есть главный догмат, они не внуши[ли] его народу. —

5) Доброе учение, кот[орое] попадается в церкви, как Тихон Зад[онский], происходит от того, что в сети скверного учения, предназначенного для скрытия от людей Хр[истова] учения, попадают[ся] люди добрые, христианск[ие] по духу, и вот они, не разрывая сети, вносят туда, сколько могут, доброго. —

Поехали в 6 с девочками прекра[сно], весело доехали в 10. Брат всё тревож[ен]. Тяжело было.

20 Авг. 90. Пирогово. Встал поздно, слаб, читал Ибсен[а] Wilde Ente. Нехорошо. Сер[ежа] волнует[ся] убытками. Уехал верхом в 6. Прекрасно ехал. Радостно молился. Думаю, что укрепляет меня.

Думал: делать добро материально людям то же, что лелеять тело ребенка. Без этого нельзя, но не в этом дело. Дело в установлении Ц[арства] Б[ожия] — любви.

Очень радостно молюсь. Дома равнодушно. Не спал до 3-х.

21 А. Я. П. 90. Встал рано, убрал, купался, поправ[ил] заключен[ие]. Читал Ибсена Росмер... Не дурно пока. Теперь 3-й час, пойду отдохнуть. —

После обеда рубил один. Тоскую очень о несообразности жизни. —

22 А. Я. П. 90. Рано, всё то же. Молитва утешает. Письмо от Чертковых хорошее. Ругин пришел. Очень хорошо поговорили с ним. Соня проснулась и б[ыло] приняла хладнокровно, но потом Илья расстроил ее, сказал, что не может есть при нем. Соня прекрасно вела себя. Сделала не то, что нужно, но с любовью стремилась сделать наилучшее. И как мне дорого это. И как радостно. Мне б[ыло] тяжело. Она сказала ему. Он хорошо, по крестьянски-христиански принял и ушел. Эгоизм и распущенность жизни нашей, всех наших с гостями ужасают. Мне кажется, все идет усиливаясь. Должен быть скоро конец. Вечером приехали Стаховичи и Зиновьевы. —

¹¹¹Думал самое простое: накануне вечером хорошо разговаривал с Ал[ексеем] Митр[офановичем]. Он рассказал мне таблицу Менделеева. А [я] ему говорил, что он очень осуждает. По этому случаю думал самое простое: Судить о других совсем не нужно, если это не нужно для дела Божия. —

23 А. Я. П. 90. Всё та же томительная жара. Молитва всё не оставляет меня. И мне так радостно это. Вчера написал 3 письма пустые — Чертк[овым], Ге и еще кому-то. Суета всё та же, та же жестокость жизни, та же тупость. Соблазн ужасный, огромный, опутавший их. Я думал, что он разрешится чем-нибудь. Так нельзя. Страшная полнота, напряженность плотской жизни.

Думал нынче: Дело жизни, работа жизни, вся жизнь это установление царства Бога, царства любви. Средство установления опять та же любовь. Это и сама жизнь. Жизнь есть исполнение дела, порученного Богом. Так думал нынче: забота о себе, о личной жизни это покража у хозяина принадлежащих ему сил и времени. Заботы о личной жизни это вроде того, что делают приказчики по имению, купив себе именьице около и перегоняя скот и перевозя семена и всё другое из хозяйского в свое.

¹¹²Стараюсь быть добрым с Стаховичами и достигаю. Главное ж, ясно представляется возможность в жизни руководствоваться сознанием состояния на посту, в должности, в деле — деле Божьем.

Чертк[ов] прислал выписку из моего письма Стр[ахову] давнишнего. Никто лучше его не поймет этих дневников, если они дойдут до него. —

Теперь 3-й час. Стах[овичи] и Кузм[инские] едут в Опт[ину] пуст[ынь]. — Ходил гулять. За обедом б[ыл] несправедливо мрачен. Потом поехал с Андрюшей в Судаково за иструбом. Узнал, что М[аша Кузминская] с Э[рдели] запутались уже чувствен[но]. — Думал очень важное.

Надо бы написать свое исповедание веры, такое, в к[оторое] верят все христиане — это будет: Отец, Христос, учитель и посредник, и его учение жизни. — Написать, во что мы верим со всеми другими христианами и во что не верим — вовсе особенности каждого исповедания — как-то: троица, воскресенье, искупленье, преемственность ерархии, таинства, папа, Анна Ли и т. п.¹¹³

Очень бы хорошо. — Еще думал: чтобы жить для Царства Б[ога] — любви, надо уметь служить этому царству и еще важнее — уметь не соваться, где тебя не спрашивают, спокойно ждать.

Теперь 11-й час. Эрдели едет. А я иду пить чай. Кумы[с], жара и бессонница — тяготит.

24 А. Я. П. 90. Если буду жив.

[26 августа.] Жив, и пропустил два дня. Совсем не помню 24. Сколько помню, всё то же. Написал письмо Поше и начал Попову о работе. Кажется, что это нужно и можно уяснить.

Думал: — Всё: мои болезни, моя женитьба, характер жены — всё, что иногда казалось мне злом, было и есть благо. Всё благо, зла нет. Зло только кажется во времени. Не б[ыло] бы времени, не б[ыло] бы зла. — Это как в белом храме нет черного и темного, черное и темное только кажется от расстояния. Тоже только для умственного взора, отделенного временем, кажется, что есть зло.

Вспомнил 24. Я пошел в 3 ходить, встретил Орлова. Он б[ыл] весь день. После обеда я рубил. Вечером приехали Зиновьевы с музыкой. Я не поддался соблазну музыки — щекотке. Зин[овьевы] тоже не огорчи[ли] меня. Молитва помогает. Письмо от Ч[ерткова] с моей молитвой. И всё это не мешает мне молиться. И хорошо.

25 А. Я. П. 90. Пустой день. Приехала Анненк[ова]. И с ней чувствую облегченье. Меньшую заботу о себе, но еще далеко до заботы о других. Письмо от Бибик[ова] — жалуется на Булыгина. — Написал ответ плохой америк[анскому] инженеру. Вечером рубил с М[ашей?] и А[нненковой?]. Поздно лег.

26 А. Я. П. 90. Дурно спал. Поздно встал. Пошел купаться, думал:

1) Осуждение остроумное, это под соусом труп. Без соуса отвратился бы, а под соусом не заметишь, как проглотишь. —

2) Любить это переносить[ся] в душу другого, жить его желаниями. Я не могу этого. Учись. Ты не мог и сыграть чижика, а теперь читаешь ноты presto.¹¹⁴ Как же ты хочешь без упражнения. Бывает врожденное, так же как и музыка: один в деле любви деликатен, чует за другого от природы, и в деле музыки слышит, помнит, находит, а другой не чует и не слышит. Но и тому и другому надо учиться. Надо учиться, упражняться любить, т. е. чувствовать за другого, а мы не только не учимся, но часто учимся противному; учимся не чувствовать за другого, тушить в себе эту чуткость: в делах, в игре, на охоте, на войне.

Теперь 2 часа, хочу поехать к Булыгину.

Ездил к Булыгину, проехал до Берсов. Они отдают девушку замуж, ждут жениха к венцу. — Булыгин очень огорчен тем, что Бибиков ушел. Вернулся домой.

27 А. Я. П. 90. Встал поздно. Первое впечатле[ние] мужики из Кутьмы. На Мир[овом] съезде утвердили решение судьи о заключении двух женщин в острог за подол травы. — Ужасно сильно меня тронуло. Это шайка разбойников — судьи, министры, цари, чтоб получать деньги, губят людей. И без совести. Тут же получил 20 Century анархистск[ий] журнал — прекрасно. Надо что-то сделать. Помоги, Господи. С молитвой, к[оторая] не оставляет меня. Ходил рубить с стариком. Приехали Стаховичи с рассказами об Амвр[осии] и Опт[иной] пустыни. Теперь 5 часов. Иду обедать. Надо держаться всеми силами. Это экзам[ен]. Любить их, переноситься в них, но любить и блюсти истину выше всего. Приехал Лева. Письма: одно — переписаны слова обо мне Зосей, другое из Амер[ики], вроде Оболенского упрек за К[рейцерову] С[онату]. —

¹¹⁵ Весь вечер с Стаховичами. Не только скучно, но совестно — так они далеки от меня; но зато, слава Богу, не сорвался ни разу, несмотря на чепуху М. С[таховича] и других. Лева приехал, рассказывал про назревающее столкновение Сер[ежи] и Ил[ьи]. — Матерьялизм. Вот именно восьмидесятники.

28 А. Я. П. 90. 63-й год мне. И совестно, что то, что 1890: 63 = 30, и что 28 лет моей женитьбе, что эти цифры представлялись мне чем-то значительн[ым], и я ждал этого года как знаменательного. — Встал поздно. Первое впечатление тяжелое — бабы, пришедшей за лошадью, к[оторую] опять отняли у нее для кумыса. Но я несправедлив б[ыл], зол. Вчера сказали, что сгорел Бул[ыгин]. Я поехал к нему. Дорогой молился и отчасти смирился. Молитва укрепляет и имеет всё время неослабляющееся значение. Бул[ыгин] не сгорел, но 14 двор[ов] в Хатунке. Вернулся. И не могу очистить себя от зла на детей. Всё б[ыло] во мне. А между мною и ими точно что случилось. Почитал Биернсона — хорошо, очень трагично. Заснул. Теперь 5 часов, иду обедать.

Думал: Маша рассказывала, как Лева с Ст[аховичем] говорили о том, что не надо смешивать благотворительность с хозяйством: «в хозяйстве справедливость, а благотв[орительность] — совсем другое». —Так говорят с уверенностью, что это умно и мило, а в сущности это не что иное, как отмежевание себе произвольной области, в к[оторой] вперед уж освобождаешь. себя от всякого человеческого чувства, в к[оторой] разрешаешь себе быть жестоким. Так говорят про службу, дисциплину, государство. Какое прекрасное худож[ественнее] произвед[ение] возможно на эту тему. И как нужно! И как мне хочется!

Еще думал: большинство добрых чувств, мыслей — не чув[ства], мысл[и]. А то, что тебя взволнует что-либо доброе: сострадание ли, сознание ли неправды и желание помочь уяснить, и это доброе стремление переходит или в негодование, злобу, осуждение, или в тщеславное перед людьми выставляемое рассуждение — болтовню, и сила его уходит, ничего не сделав. Надо не выпускать, запереть это чувство, как пар, как воду, и пускать его уж только в поршень и на колесо.

Кто-то едет. Помоги, Отец!.. —

Это б[ыла] коляска с письмами из Тулы. Письмо ругательн[ое] из Амер[ики]. Зачем я написал это, браня докторов? Невесело мне с старшими детьми. Заботы о деньгах, об устройстве и самоуверенность и довольство собой полное. Мало во мне любви к ним. И не могу вызвать больше. Ходили гулять на Козловку. С[оня] жаловалась на сыновей.

29 А. Я. П. 90. Дурно спал. Ходил на деревню. Дело Максима с Аникан[киным]. Всемогущество писаря. Вчера рассказ Ал[ексея] Мит[рофановича] о том, как подрались в вагоне будто за меня. Приехала девица Кузнецова, желающая употребить на дело свои 200 т[ысяч]. Я знаю несомненно, что деньги ни на что не нужны, но написал ей письма М[арье] А[лександровне], Губкин[ой] и Калмык[овой]. Разговор с сыновьями о докторах, медицине, неприятный. <Нет у меня любви к ним. Уж очень они дикие.>¹¹⁶

Долго гулял молясь, но очень холодно. Ничего не делал целый день. Нездоровил[ось].

30 А. Я. П. Если буду жив. Письма от Стр[ахова] и брошюра Revue de morale progressive.

[30 августа.] Жив и нездоров. Боль под ложечкой. Едва ли я проживу этот год. Думаю об этом совсем спокойно. Читал всё Christian Science. Много хорошего, но очень неясно, легкомысленно, женск[и]. Письмо от Стивенса и отчет Ch[ristian] Sci[ence]. Думал очень важное о личности как пределе, о страдании как указании ложного направления деятельности духа. Если буду жив, запи[шу] завтра, 31 А. Я. П. 90.

[31 августа.] Теперь 1-й час. Вечером проводил Анненк[ову]. Я поправил заключение. Читал Слепцова.

[3 сентября.] Пропущено три дня. 1, 2, 3 Сентября. Я. П. 90. Начну с нынешн[его] 3 Сент. Встал поздно, ходил. Не пью кумыс. Недоброе чувство к Сереже. Не могу заглушить. Надо бы говорить. Да что говорить. Только могу осуждать, а он самодоволен до последн[ей] степени. Молился с трудом. Но все-таки думаю доброе на молитве. Нынче думал: я сержусь на нравствен[ную] тупость детей кроме М[аши]. Но кто же они? мои дети, мое произведение со всех сторон, с плотской и духовной. Я их сделал, какими они есть. Это мои грехи — всегда передо мной. И мне уходить от них некуда и нельзя. Надо их просвещать, а я этого не умею, я сам плох.

Я часто говорил себе:¹¹⁷ если бы не жена, дети, я бы жил святой жизнью, я упрекал их в том, что они мешают мне, а ведь они моя цель, как говорят мужики. Во многом мы поступаем так: наделаем худого; худое это стоит перед нами, мешает нам, а мы говорим себе, что я хорош, я бы всё сделал хорошо, да вот передо мной пом[еха]. А помеха-то я сам. —

¹¹⁸Сел писать заключение. Ничего не мог. Оно всё разрастается. Пошел ходить. Написал письма Ва[силию] Ив[ановичу], Стр[ахову] и Золот[ареву], от к[оторого] получил нын[че] письмо. Теперь 5 часов, обедать.

Вчера 2 Сент. Встал поздно, дурно спал. Читал, пытался писать тщетно. Приехала М[аша] с Верой, вечером С[ережа]. Вечером С[оня] уехала.

1 Сент. Встал рано, ничего не делал. Все разъехались.

31 [августа]. То же. — Сколько помнится, писал прошение. Перестал пить кумыс. — Ходил далеко гулять. Ночью возвращался.

4 сент. Я. П. 90. Встал поздно. Черниг[овский] дворян[ин] из сумашедшего дома. Религиозный, но не выбравшийся из паутин церкви и обличающий ее в непоследов[ательности] и т. п. — Поговорил с ним. Потом на деревню к погорелым. Опять тщетные попытки писать заключение. Должно быть, не выйдет. Надо сказать о том, что церковники не христиане. Потом пошел рубить и пилить дубы. Приятно. Потом выпил кумысу за обедом и пошел на Козловку. Вернулся темно.

5 С. Я. П. 90. Всё то же. Пытался писать тщетно заключение. Письмо от Анненк[овой]. Теперь 3 часа. Пойду рубить. За всё это время ничего не записал. Не зн[аю], что это.

Рубил. После обеда заснул. Опять поздно гулял.

6 С. Я. П. 90. Всё то же. Болит под ложечкой — апатия. Сплю. И дурные мысли. Но держусь и молюсь. Рубил, гулял поздно, снес письмо С[оне] на Коз[ловку]. Теперь 11-й час, иду чай пить. Вчера читал Еmil'a Руссо. Да, дурно я повел свою семейную жизнь. И грех этот на мне и вокруг меня. Утром позвали на сходку. Я ходил и старался мирить. Похоже, что не напрасно. —

Болит живот немного, но угрожающе.

7 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[11 сентября.] Теперь 11, вечер. Пойду назад. Нынче 11. Встал поздно, ходил на деревню к погорелым. Писал письмо Попову,¹¹⁹ о половом вопросе, опять не кончил. Рубил. Ходил навстречу нашим. Вернулся в 9. Книги от Страх[ова] и письмо. Одобрение Кр[ейцеровой] Сон[аты]. 10. Почти то же. Письмо Попову, ездил к Булыгину. Гулял с Машей и много хорошо говорил. 9-го. Были Давыд[ов] и Ил[ья], с обоими мне тяжело. Письмо Попова, начал писать ему 8-го. Был Ругин. Рубил много. Дома тяжело. 7-го. Не помню.

¹²⁰Думал 9[-го]: молиться бывает нужно во время волнени[я] при людях; тогда я молюсь так: 1) смирение — любить унижение, желать его, 2) покорность воле Бога; я не знаю, как должно служить Богу, и напрасно воображаю, что так, а надо так, как я не дума[ю], и 3) любовь: что хочешь, как хочешь делай, но чтобы наименьше нарушить любовь. —

Еще думал: нам представляется, что высшая степень добродетели и радости, это высшая степень напряженности и восторга. Напротив: высшая степень добродетели тогда, когда испытываешь высшую степень легкости, а высшая степень радости это когда испытываешь высшую степень не восторга, а спокойствия.

Еще думал 10[-го]: содействовать установлению Царства Бога — любви — в этом жизнь, но содействуя надо быть как вода (Лаодцы), течь туда, куда ход есть — не выбирая течь.

Е[ще] д[умал]: жизнь тратится, хочешь не хочешь — трата будет; так пусть же уж лучше тратится на служение Богу.

Письмо от Чертк[ова] хорошее и от Попова, требующее ответа.

12 С. Я. П. 90. Если буду жив. Всё нездоровится, и нет умств[енной] энергии. Вчера б[ыл] в бане.

[13 сентября.]¹²¹ Утром б[ыл] на деревне. Фекла напевает похвалы, те выпрашивают. Срубил с М[ашей], очень устал. Сел писать письмо и опять не кончил. Читал Coleridg’a. Приехал Зинов[ьев]. После обеда пошел с ним до моста. — Болит живот, изжога и унылость непреодолимая.

13 С. Я. П. 90. Встал рано, пошел пилить и рубить с М[ашей]. Очень устал. Дома сел б[ыло] и тотчас же опять созн[ал] свое бессилие. Грустно, и грустно, что грустно. Если бы помнил: смирение, покорность и любовь, не было бы грустно. Болело под ложечкой всё утро. Читал Coler[idg’a]. Очень симпатичный мне писатель — точный, ясный, но к сожалению робкий — англичанин — англиканск[ая] церковь и искупление. Не может. Нынче письмо из Америки с вырезка[ми] из газет — interview — текерск[ого] епископа, презрительно ругательн[ые] отзывы обо мне, и я так нынче плох, что мне стало больно.

Вчера подумал о том, что война (все говорят о посылке войск на Прус[скую] границу и о войне) не так страшна тем, что драться будут или звери кровожадные или стадные животные и что если они перебьют друг друга, то меньше их останется — и сказал это. Как на меня напали! А это так. Точно выражаясь, надо сказать так: люди, к несчастию, только опытом познают — и потому опыт бедственности войны им нужен. Это раз. А другое то, что людей, стоящих на той степени, на кот[орой] могут убивать друг друга по приказанию кого-то, не так жалко, как было бы жалко разумных людей. Это утешение. —

¹²²Вчера б[ыл] у меня юноша Рутченко, друг Долнера. Он едет к Алехину. Я поговорил с ним и проводил. Он строг к Д[олнеру]. —

¹²³Вчера думал: иду по деревне и смотрю — копают разные мужики. — Каждый для себя картофельную яму, и каждый для себя кроет, и мн[огое] др[угое] подобное. Сколько лишней работы! Что если бы всё это делать вместе и делить. Казалось бы, не трудно: пчелы и муравьи, бобры делают же это. А очень трудно. Очень далеко до этого человеку, именно п[отому], ч[то] он разумное, сознательное существо. Человеку приходится делать сознательно то, что животные делают бессознательно. Человеку прежде еще общины пчелиной и мур[авьиной] надо сознательно дойти до скота, от к[оторого] он еще так далек: не драться (воевать) из-за вздоров, не обжираться, не блудить, а потом уж придется сознательно доходить до пчел и муравьев, как это начинают в общинах. Сначала семья, потом община, потом государство, потом человечество, потом всё живое, потом весь мир, как Бог. —

2) Вчера разговаривал с Р[утченко], к[оторый] рассказывал, что они спорили с Долнер[ом] о награде за добро. Д[олнер] будто бы утверждал, что за страдание должна быть награда, а Р[утченко] напомнил о работниках в винограднике. Мне пришло в голову, что награды уж потому не может быть, что нет перерыва в жизни (смерть перерывает для тех, к[оторые] остаются, но не для умирающих), нет времени для расчет[а], когда можно наградить или казнить.

Нынче целый день делал пасьянсы и молился. Нездоровит[ся] — слабость. Теперь 11-й час. Пойду наверх. —

14 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[14 сентября.] Жив. Всё то же тяжелое настроение. Не мог работать. Павел Бор[искин] с Алексеем накладывали черемуху. Я немного подсобил им. Читал Coleridg’a. Много прекрасного. Но у него английская болезнь. Ясно, что он может ясно, свободно и сильно думать; но, как только он касается того, что уважается в Англии, так он, сам не замечая того, делается софистом. Читал девочкам. Ходил после обеда. Приехал Сережа. Вечером б[ыло] почему-то ужасно грустно.

15 С. Я. П. 90. Всё то же. Не брал[ся] писать. Утром сказали, что Павел умер. Лег в клети у Алексея на прелую солому, и умер. — Хорошо. — Пасьянс. Хочется писать с эпиграфом: Я пришел огонь свести на землю и как желал бы, чтоб он возгорелся. Теперь 8 ч[асов], иду наверх.

16 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[16 сентября.] Жив. Разговоры с Сережей вчера о Тане и девочках. Слишком строго. Утром читал Hausrath'a. Как много труда полож[ено], и как мало узнаешь. Научный прием это прием умерщвления живого. Ходил к покойнику, проводил Сережу, ездил на Козловку. Письмо сочувствен[ное] из Америки. Вечером ходил гулять. Лошадь валялась от чемера, я хлопотал и помог. Да, забыл: утром наконец написал письмо Попову. Вечером приехал Илья с Г. Саломирским, очень довольным тем, что он поехал на 1/2 часа и пробыл 4 суток. —

17 С. Я. П. 90. Был на деревне, рубил деревья с Андрияном. Написал два письма Черт[кову] и Бир[юкову]. Читал Hausrath’a о фар[исеях] и садук[еях] — и всё то же. Для заключения необходимо показать, что христиане всегда, по слову Христа, были гонимы. Не все те, к[оторые] были гонимы, были христиане; но те, к[оторые] не были гонимы, не были христиане. От Левы тяжелое письмо — не может без лакея. Поразительная нравствен[ная] тупость. — Вечером читали.

18 С. Я. П. 90. То же. Читал. — Письма неинтересные.

19 С. Я. П. 90. Нездоровится. Читал. Рубил. Ругин пришел. Я ходил к нему. Как недоступны учению истины мужики. Так полны они своими интересами и привычка[ми]. Кто же доступен? Тот, кого привлечет Отец — тайна. Читал Precensé. Какое ничтожество! Ничего. Письмо от Золот[арева]. Хорошее. У Presensé прочел похвалы Евангелию за то, что оно доступно массам. Это правда, что это любовь. Я забываю про нее. Думал:

Все поступки моей жизни происходят в 3-х областях: первая это та, в которой я не хочу делать некот[орые] дела и не могу делать того, чего не хочу, и не могу не делать того, что хочу. Н[а]п[ример], не хочу драться с людьми, убивать животн[ых] и не могу этого делать, хочу отвечать на всякое заявление, требов[ание], и не могу не делать, — вторая та область, о к[оторой] говорит Павел: хочу делать доброе и делаю злое; не хочу делать и могу сделать, хочу сделать и могу не сделать, н[а]п[ример], не предаваться похоти, делать для Бога, а не для людей; и третья область, в к[оторой] я ничего себе не запрещаю и ничего не приказываю и делаю, что вздумается, так или иначе. Вторая область есть область жизни. В ней я подвигаюсь и откладываю некот[орые] дела, бывшие предметом борьбы, в разряд дел, к[оторые] я не могу уже делать, и включаю в нее новые дела из третьей области, кот[орые] были безразличны и к[оторые] я начинаю хотеть — одни не делать, другие — делать. Эта средняя область есть область жизни, в ней движешься; и всегда движешься, мудреешь умом и опытом, слабеешь телом, и хочешь не хочешь всё дальше и больше откладываешь то, с чем боролся, назад в разряд невозможных и из 3-й области в разряд тех, с кот[орыми] борешься. Если же хочешь этого и в этом полагаешь жизнь, то жизнь нескончаемая радость.

Теперь 12 часов. Хочется по вечерам писать роман longue haleine.¹²⁴

20 С. Я. П. 90. Если буду жив.

[21 сентября.]¹²⁵ Жив. Утро то же. Ругин. Решил с ним идти в Тулу к Ал[ексею] Митр[офановичу] узнать о высеченном человеке. Дошел хорошо, но устал. Давыдова нет. Мать Ал[ексея] Митр[офановича], хорошее впечатление. Правда, что секут. Вернулся по поезду. — Думал: Как определенно ровно настолько уменьшается потребность мирского рассеяния, забот, похотей, насколько наполняет душу духовная жизнь. Это вижу на Маше. От Левы письмо, что он буд[ет] жить у Наг[орновых]. Я очень рад — а то не мог бы скрыть своего недовольства.

21 С. Я. П. 90. То же. Утром писал заключение — не дурно, но вяло. — Потом читал. Вечером приеха[ли] Сер[ежа] и Львов. Писал и гулял. Ложусь.

¹²⁶Думал: то, что теперь дает наука, это только указание того, как много может сделать человек, как много впереди ему в области матерьяльной. Еще боль[ше] в области духовной — любви.

Мне грустно. Молюсь и тем поддерживаюсь. Теперь 12.

22 С. Я. П. 90. Коли б[уду] ж[ив].

[22 сентября.] Жив. Спал мало, но встал с ясной головой. Ге приехал. После прогулки и разговора с ним и сестрой Таней сел за работу. Поправил снача[ла] декларацию и Балу. И хочу оставить старое заключение. А о том, что церковники не христиане, писать отдельно.

С Таней говоря, пришло на мысль, что мир стоит и дошел до того, до чего он дошел, по крайней мере, столько же благодаря известным, сколько и неизвестным людям, мудрецам и святым. Христов, может быть, лучше того, к[оторого] мы знаем, было много. Хороша бы история неизвестного Христа. —

Думал всё о тех же двух кладовых и мастерской. Одна горница кладовая, где матерьял, другая — мастерская, куда беру из матерьяльной кладовой и над ней работаю, и третья кладовая, куда складываю отделанную работу. Дорого не набирать сразу слишком много, не по силам матерьялу, кот[орый] портится, пылится, вянет, но не работается; потом важно то, чтобы работать над тем, что взято в мастерскую, и наконец, важно не тратить время на любованье работой оконченной, считая это делом. —

Различие людей в различном их отношении к этим делам и еще важное различие, за к[оторое] чаще всего люди осуждают друг друга, это то, что у каждого человека разные вещи взяты на верстак — в рабочую. Обвиняешь, зачем он не делает того, что ему надо бы, а не замечаешь того, что у него взято в мастерскую, на верстак, другое, и он не может оторваться, не кончив. —

Немного неосторожно шел — изжога. Теперь 10 час[ов]. Напишу Леве письмо и пойду наверх.

23 С. Я. П. 90. Если б[уду] ж[ив].

[4 октября.] Могло бы случиться, что угадал. 23-го не помню, но 24 в ночь заболел и проболел сильно с разными переменами до нынеш[него] дня. 4 Окт[ября]. Всё то же: при страдании, в умирании невозможна деятел[ьность] мысли. Еле-еле можешь лениво молиться, проводя мысль по пробитой колее.

От неосторожности ли, что поел сухарей, или так должно б[ыло] быть, но остановившаяся боль возвратилась с новой силой.

Нынче 4 Ок. Я. П. 1890 лучше, но твердого не ем и слаб. Здесь Мамоновы, Л. И. Менгден и М[иша] Олс[уфьев]. Танино рожденье. — За это время читал статью отца Мамон[ова] о славянофилах — прекрасно. Потом привезенную Левой книгу Broglie о Константине, очень полезна — ряд выписок сейчас сделаю, потом книгу Иванц[ова] о ересях и расколах. Научная болтовня. Потом полученную книгу Биорнсона In God’sway. Серьезно, with a purpose,¹²⁷ талантливо очень местами и нескладно, много излишнего и не сшитого. Не умею, как сказать.

Из Broglie и Ив[анцова] Плат[онова] к истории цер[кви] и вызванные этим чтением мысли во время болезни.

1) Всё живое растет, тем только отличается от мертвого: то и с верованиями — пониманиями Христа. Одно мертвое неподвижное, это верование и понимание церкви.

2) Дело в том, что среди языческого мира родилось христианство, и началось взаимодействие одного на другое. Старое языческое отпечатывалось на христианстве, христианство накладывало свою печать на язычество. Живое молодое побеждало отживающее. Соединение того и другого происходило в разных степенях. Языческое всё более и более просветлялось христианским (или, сказать иначе, свет просвещал тьму), и такое движение идет до сих пор, и вдруг среди этого непрерывного движения, составляющего жизнь человечества, придумываются основани[я], по к[оторым] можно признать известное состояние просветления истинным, вечным, окончательным. И закрепляется состояние, свойственное 3-му веку, и требуется, чтоб его после 15 веков признавали соответствующим. Но христианство именно в движении к идеалу, и потому то, что закреплялось и тем лишалось движения, тем самым и переставало быть христианским.

3) Всякое учение, составлявшее ступень для достижения следующей, могло быть христианск[им], но только не то, к[оторое] закреплялось как выражение вечной жизни; так же как жизнь христ[ианская] могла быть всякая, только не та, которая] соединялась с властью и насиловала.

4) Главное несчастие церковного учения теперь в том, что они наивно уверены в том, что они христиане, тогда как они учением (закрепл[ением] догматов) и жизнью (насил[ием]) отреклись от христианства и всю историю христианства изучают только с той точки зрения, при к[оторой] вырабатывается именно их суеверие. Всё же, что противоречит этому, отбрасывается названием ереси.

5) Что же называется ересью? Без прибавлений и шуток: то, что противно нашей ереси.

6) Broglie говорит: Const[antin] était prêt à employer la violence pour servir (1) la religion, jamais pour la dominer¹²⁸ (280).

7) Конст[антин] давал такие прогонные деньги, что епископы летели на соборы с восторгом.

8) Mais bien que le service militaire ne fut jamais interdit aux chrétiens, un préjugé assez naturel contre une profession meurtrière...¹²⁹ могли быть вредны, и пот[ому] благословил военную службу (287).

9) Никейский символ подписан под влиянием угрозы. II, п. 44.

10) Константин придумал механич[еский] способ решения вопросов веры (58).

11) Конст[антин] говорит в речах только о Боге; понятия его и эписк[опов] самые грубые. Всё, что выше, как Тертул[лиан], Ориген, Арий, отрицается.

12) Праздник освящен[ия] Констан[тино]пол[я] с играми в цирке и молебствиями (179).

13) Христиане уходили в монахи, нехрист[иане] оставались.

14) Broglie видит, что успех погубил х[ристианств]о, но он говорит, что это испытание, к[оторое] 15 веков выдержало церк[овное] хр[истианство]. То-то и дело, что нет.

Иванц[ов] Пла[тонов].

15) Иполит считает еретиком Калиста и называет их калистианами, Калист Иполита. Оба святые (147).

16) Все еретич[еские] сочинения погибли; всё, что мы знаем — это из обвинител[ей] их.

17) Алоги — рационалисты.

18) Эпифаний признает 80 ересей сект, Филастрий 156.

Теперь 12 часов, иду спать.

5 О. Я. П. 90. Е[сли] б[уду] ж[ив].

[5 октября.] Жив. Понемногу поправляюсь. Много думаю. Всё хочется писать и ни на что нет сил еще. Был Сережа и уехал, и б[ыло] легче с ним. — Письмо от Алех[ина]. Он уходит, Ф[айнерман] отослан на место жительства. Читал Revue.

6 О. Я. П. 90. — Проснулся рано и радостно думать о необходимости написать всю трезвую правду о том, что считается верой, о том безумии, к[оторое] признается и повторяется: искупление, творение, таинств[а], церковь и т. п. — Очень ясно представляется, но нет формы. Разумеется, художественная] сильнее бы всего. — Читал Revue, хотел писать — не мог. Понемногу лучше. —

Думал: 1) Хр[истос], в противность древним религиям внешнего закона, к[оторый] никогда (хоть бы суб[бота]) не мог быть исполнен, дал образец совершенный, и приближение к нему, всегда возможное (в каком бы человек ни был положении), поставил целью.

2) Вера Христова вся в деле, а не в исповедании — исповедание делом.

3) Вред безумного церковного учения в том, что оно подрывает веру в разум. Если возможна Троица, то всё возможно.

4) Вещи, украшения гостиных, мешают детям, а дети вещам. Война между ними, и победа всегда на стороне вещей. —

Теперь 10 часов, пойду ужинать и спать.

[8 октября.] 7-го и 8-го Ок. 90. Я. П. Вчера с утра было оживление мысли, и кое-что записал в carnet,¹³⁰ но работать не мог. Ходил гулять. Очень слаб. Письмо от Золотаре[ва] об иконах и от Ч[ерткова] о личности — слишком тонкое. Статья в R[evue] d[es] d[eux] m[ondes], père Didon, наглая, глупая, мертвая. Это поразительное событие знамения времени. Потребность написать не только обличение, но уличение всё усиливается. — Пытался окончить или написать новое заключение — не мог. Ходил гулять — молился. Матрену задавило возом. Review of reviews¹³¹ — отвратительно. Тоже знамение времени. Думал:

1) Обычное рассуждение о том, что рабочие классы¹³² свободны работать или нет, образовываться и подняться в высшие слои общества, напоминает мне вопрос той барыни, к[оторая] говорила, что у мужиков нет хлеба, так отчего они не едят пирожки? Такое же непонимание не только действительности, но того, о чем и в чем речь.

2) Когда трудишься или страдаешь, некогда — нельзя молиться. Это надо было делать прежде. —

Теперь 12-й час, иду наверх, подожду почту и спать.

9 Ок. 90. Я. П. Е. б. ж. — Всё не ем ничего крепкого и слаб.

14 Ок. Я. П. 90. Шесть дней не записывал и не восстановляю, да и не стоит. Всё время б[ыл] слаб и ничего не записывал в carnet и не писал, хотя и пытался, кроме двух, даже трех последних дней. Вчера писал заключение к Балу и нынче в первый раз с увлечением. Похоже, что теперь напишется. 3-го дня был доктор Богомолец, и я с ним переводил статью Диана о полов[ом] вопросе очень хорошую. Вчера ее изложил и нынче поправил во время сеанса с Ге. Вчера приехала девушка добрая. Сознает пустоты жизни, а не знает того, что без веры жить нельзя. Маша ее устраивает на время здесь, на деревне. Доброе письмо от Новоселова. Много надо ответить писем.

15 Окт. 90. Я. П. Если б. ж.

Вчера б[ыл] Дав[ыдов], как всегда тревожный и неясный.

Страшно сказать — 23 Ок. 8 дней. Занятий в эти дни б[ыло] только — изложение Дианы, поправка статьи об охоте и рассказ Ги Мопассана — чудный, к[оторый] перевел А[лексей] М[итрофанович]. Вчера писал Сергия. Немного подвинулся.

Вялость мысли. Нынче только записал на память. Ге всё лепит. Соня уехала нынче к сыновьям. Нравственно низок. Писал письма Чертк[ову], Дунаеву, Анненк[овой] и Вас[илию] Ив[ановичу]. О его женитьбе. Хочу ехать слушать дело в суде. Здоровье чуть держится при большом внимании. Скоро умру.

К молитве прибавилось. К Ищите Ц[арства] Б[ожия] и правды его — Ц[арство] Б[ожие] внутрь вас есть, и к искушению — главное искушение — думать, что жизнь моя и дана мне, что мы хозяева сада, когда жизнь дана для работы его, и в сад я только за тем пущен, чтоб платить оброк хозяину. Всегда поражает простота и истинность этого.

Были гости: Зиновьев, Рачинская, Давыдов, Львова. От Куз[минского] жестокое письмо. И вчера я его понял, как он пойман и как он именно одинок и жалок. Пойман он тем, что его служба требуется женой. И когда зашел он далеко — что дальше, то холоднее, черствее, жесточе служба, и всё дальше любовь людей, всё больше страх и недоброжелательство, и отношений с людьми меньше и меньше, и утешение одно — сознание власти. А за это еще меньше любви. И холодно, жутко и одиноко. Думал:

Завтра запишу 1) о том, что мы знаем не то, что есть, а только то, что должно быть. 2) то, что желания ставят тезисы уму. — Это надо записать; и 3) — что нам дан разум — на борьбу с искушениями, а мы употребляем его на достижение того, что выставляют нам искушения. И это надо развить...

24 Ок. Я. П. 90. Если б[уду] жив.

[24 октября.] 1) Что больше живу, то яснее убеждаюсь в том, что доводы ума не могут изменить жизни. Они изменяют жизнь только тогда, когда она тронется. Чувство, желания, выгоды, представление о том, что есть благо, вызывает деятельность мысли; и тогда мысль, деятельность ума, руководит жизнью. Но дело в том, что если деятельность мысли не связана с представлением о благе, с желанием, то она передается только внешне, не связываясь с поступка[ми], с жизнью. Неясно. В другой раз скажу яснее.

2) Разум на то только и дан нам, чтоб помогать борьбе с искушениями, с искушениями 3-х родов: искушения похоти, тщеславия, злости, — искушения, лишающие чистоты, смирения и любви. Только разум дает орудие борьбы с искушениями похоти тем, чтобы откидывать те условия, кот[орые] служат соблазнам[и] — вырывать глаз, руку....; с искушениями тщеславия тем, чтобы делать дела без ведома людей, умышленно, испытывая себя, делать дела, вызывающие недоразумения, осуждение людей; с искушениями злости, подавляя в себе злые помыслы. На это только дан нам разум. И каково же наше положение, когда мы как раз на противное этому употребляем его: на то, чтобы достигнуть удовлетворения похоти, тщеславия, злости. —

3) Сущность христианства в том, что жизнь наша не есть наша жизнь, как сад не есть собственность тех, к[оторые] пущены в него; а собственность хозяина, Бога, полученная нами для того, чтобы платить за нее трудами для Бога, что жизнь наша есть данная нам сила для служения Богу, исполнения воли пославшего и совершения дела Его. Дело же и воля Его в том, чтобы все соединялись любовью. Для соединения в любви главное избегать соблазнов, указан[ных] 5-ю заповедями.

Утром поправил и записал рассказы Ги Мопассана, позируя для Ге. Потом не мог писать. Вечером читал с девочка[ми] историю церкви. Не помню, записал ли:

Мы не можем ничего знать о том, что есть, а можем знать верно только о том, что должно быть. — Много знаний разных, но одно важнее и достовернее всех — знание того, как жить. И это-то знание пренебрегается и считается и неважным и недостоверным.

12 часов. Иду спать. Мне грустно. Радостно одно, что к С[оне] испытываю самую хорошую любовь. Характер ее только теперь уясняется мне.

25 Ок. Я. П. 90. Если буду жив.

[25 октября.] Утро писал «О непрот[ивлении]», хорошо. Не писал, но поправлял сначала. Потом поправил рассказы Мопассана. Ходил много по лесам. Вечером читал с девочк[ами]. Лева приехал.

26 Ок. Я. П. 90. Рано встал. Опять поправлял Мопассана и ничего не пришлось написать. Напрасно я похвалил 3-го дня. Такое беспокойство, тревога, суета, что тяжело. Вообще в унылом духе я. С Левой радостно. Он борется с похотью и как будто готов сдаваться. Вечером читал драму Писемск[ого] Горькая судь[бина]. Нехорошо.

Да, хорошо бы выразить учение жизни Христа, как я его понимаю теперь.

27 Ок. Я. П. 90. Е. б. ж. —

[31 октября.] 3 дня не писал. Сегодня 31 Окт. Я. П. 90. Сегодня встал рано — раньше 7, как и все дни, ходил гулять. Молитва продолжает укреплять и двигать меня. Прибавляется, усложняется и уясняется. Потом писал — т[ак] к[ак] тетради заключенья были у Маши, то стал писать Сергия сначала. Кое-что поправил, но, главное, уяснил себе. Надо рассказать всё, что б[ыло] у него в душе: зачем и как он пошел в монахи. Большое самолюбие (Кузм[ннский] и Ур[усов]), честолюбие и потребность безукоризненности. — Заснул. Ходил гулять, опять, молился. Продиктовал Тане письмо, читал «Trinksitten», и теперь 8 часов. — Вчера

30 Ок. Я. П. 90. Встал рано, поспешно прошелся и сел писать. Много и хорошо писал «заключенье» и поехал в Тулу. Дав[ыдова] нет. Суд пропустил. Сходил на почту и вернулся к обеду. Письма из Америки. Globe критика, Dole, и прекрасное письмо от женщ[ины] редакт[ора] Alfa. Пишет, что я должен написать о детях, в смысле наследственности. Как они носятся с наследственностью, именно п[отому], ч[то] она не обязывает, а оправдывает. — Письмо от Чертк[ова] и Гайдеб[урова]. Статья Дианы напечатана. Мне как-то жутко за нее. И это скверно. Доказательство, что я не вполне для других делал. 3-го дня

29 Ок. Я. П. 90. Сколько помнится, переводил Мопассана, Рода и Вогюе о войне. Много писал. 28 Ок. Мало писал. Приезжал Сережа и уехал с Ге. Письма от Ильина отчаянные. Жалко Ге. Был Бибиков. Наступило решенье с Степанидой. Я ему говорю всё то же, а он ждет чего-нибудь по шерсти. Думал: Удивительное слово: Царство Божие внутри вас. Указывается на то, что во власти нашей, и то, что внешнее ничего не значит — есть только дело времени. — Еще думал то, что кажется так просто и известно всем, что совестно говорить и писать, а мне б[ыло] совсем поразительно радостно ново, именно: что животное всегда стремится к наслаждению. Желая войти, толкается прямо в дверь, отворяющуюся во внутрь. Разум затем и дан, чтоб, желая туда войти, тянуть дверь сюда. Желая наслаждения, искать труда. Ведь человек знает, стоит ему только вспомнить минуты радости, что лучшее наслаждение это сознание совершенного доброго дела, и не дела, а хорошо, как надо, проведенного времени — часа, дня, года — жизни. Что ж дает эту радость? Труд, не для себя. Стремленье к наслажденью — и всегда сознание ошибки; стремление к труду для других — и всегда радость. Как развешено верно! Даже не верно. Перевешано в пользу бедных. У богатых наслаждения и возможность сознательно, испытав их, освобождаться от них; у бедных привычка труда для других. Крестьянский мальчик с детства привыкает работать на людей и всю жизнь потом работает другим. Богатый с детства и всю жизнь обратное.

Молитва. О[тче] н[аш], и[же] е[си] н[а] н[ебесех], д[а] с[вятится] и[мя] т[вое]. Имя твое любовь. И мы познали любовь Его к нам и уверовали в нее. Бог есть любовь. И пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Б[ог] в нем.

Бога никто не видел никогда. Если мы любим друг друга, то Б[ог] пребывает в нас, и любовь его совершается в нас. И[оанна] п[ослание] III гл., 18, 17, 14 и 15. Да пр[иидет] Ц[арствие] Т[вое]. Ц[арство] Б[ожие] внутрь вас есть. Да б[удет] в[оля] Т[воя], я[ко] н[а] н[ебе], т[ак] и н[а] з[емле]. Не моя воля да будет, но Т[воя], и не то, что я хочу, но Ты, и не как я хочу, а как Ты. Хлеб н[аш] н[асущный] д[аждь] н[ам] д[несь]. Дай мне пищу жизни. Пища моя творить в[олю] П[ославшего] меня и совершить дело Его. Дело его не есть дело внешнее, а то, чтобы делать, как он — взять иго его и научиться от него быть кротким и смиренным сердцем и н[айти] п[окой] д[ушам] в[ашим], и[бо] и[го] м[ое] б[лаго] и б[ремя] м[ое] л[егко]. И отвергнуться от себя, взять крест свой на каждый день и идти за ним. Не иметь никакого дела в виду, а только каждый день, час, отвергнувшись себя, следовать за ним с кротким и смиренным сердцем, куда он поведет. И остави нам долги н[аши], я[ко] ж[е] и м[ы] о[ставляем] д[олжникам] н[ашим]. И не простит вам Отец ваш прегрешение ваше, если каждый из вас не простит от сердца своего брату своему все прегрешения его. И в самом деле: как же я хочу быть свободен от своих грехов, когда я не освобождаю другого. Свобода моя будет только тогда, когда я прощу всем, всех буду любить. Только такая любовь освободит и меня от последствий моих грехов. Не введи н[ас] в[о] и[скушение].

Искушения мои 3-х родов: против чистоты, смирения и любви. Против чистоты надо отрезать руку, коли рука соблазн[яет], т. е. надо выходить во что бы то ни стало из тех условий, к[оторые] вызывают похоть. Ведь только это свойство и отличает человека от животного. На то только и дан ему разум. Против смирения надо не делать доброго перед людьми, чтобы не путать себя и не знать, для Бога ли делаешь или для людей. Надо не думать о своих делах добрых, помнить о злых — чтоб левая не знала, что делает правая. Против любви: подавлять в себе зачатки зла в мыслях. Из сердца выходят злые помыслы, уб[ийства], к[ражи], л[жесвидетельства], п[релюбодеяния], л[юбодеяния], х[уления]. — Против всех искушений молиться постоянно — Яко т[вое] е[сть] ц[арство], с[ила] и с[лава]. Все блага жизни не мои, но Твои, они даны мне, как сад оброчникам. Не думать о том, что это мое, и я вправе распоряжаться и пользоваться: оброк я должен платить. Мало того, что оброк, вся моя жизнь, мое сознание есть не мое, но Его, того, кто послал меня; и жизнь эта дана мне как талант, для работы над ней, для роста, увеличения ее. — И это не то, что так кто-то велел, а это так есть, я поставлен в такие условия: и если захочу для себя спасти свою жизнь, я погублю ее. И спасу я ее только тогда, когда, служа пославшему меня, погублю ее. —

Думал еще, что, молясь так, я забываю смерть. Часто хорошо думаю, но думаю без смерти. И эта дума легкая, пустая. Часто хорошо живу, но живу без ожидания смерти, и это жизнь легкая, пустая. Жизнь — талант, данный мне для роста. — Только тогда можно думать и жить с смертью, когда будешь помнить, что дело одно — не написать что, не помочь кому, не сделать что вне себя, а только одно: возростить свою жизнь, чтоб отдать ее хозяину, когда он возьмет ее — лучше, больше, чем она б[ыла] дана мне. — Это страшно только тогда, когда рост жизни можно представить себе помимо любви к людям и, стало быть, служения им. Но рост и служение одно и то же, только рассматриваемое с разных сторон. —

¹³³Laveley прислал хорошую книгу Le luxe, читали с девочками (М[аша] больна). Иду наверх. —

1 Ноября 90. Я. П. е. б. ж.

Как хорошо в 15 ст[ихе] III гл[авы] Послан[ия] Иоанна: человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. Не человек вступает в жизнь вечную. А жизнь вечная бывает в человеке. И бывает и есть она в человеке, когда есть в нем любовь — Бог, любовь ко всем, радостная, не усиленная. —

[6 ноября.] Нынче 5 Н. Я. П. 90. Много дней пропустил. Дни были хорошие — молитва и труд. — Нынче встал в 7, гулял, молился. Молитва всё усложняется и всё живая. Потом писал о непротивлении, до 2-х часов — о церкви. Очень устал, голова заболела. Но, кажется, выбираюсь на дорогу. Завтрашняя работа ясно определилась в голове — именно, разъяснение характера учения Х[риста], как идеала. Потом заснул, ходил, нынче снег, обедал, отдыхал. И чувствую себя слабым, читал. Запишу и пойду чай пить. Вчера 4. — Так же провел день. Вчера был Илья. И его обидели. К нему холодны. Я начал говорить с ним о том, что важно только жить лучше. Ему неинтересно. Читал вечером брошюры Альфы, отобрал и послал Калмыковой и написал 3 письмеца: Калм[ыковой], Леве и еще кому-то.

3-го. Были Бергеры и Раевский. Он спорил с Машей, защищая православие. Утро писал. 2-го. Был Сережа с Верой. [Вымарана одна строка.] разговорами. Да, вот дойти до того, чтобы не трогало это, а было материалом для работы, простить от сердца, тогда и нам простится, т. е. наше прошедшее не будет тяготить нас. Познаете истину, и истина освободит вас. Пишу всё это время так в этом дневнике, что никто не поймет меня. Читал биографию Бруно. Хорошо изложение его миросозерцания: бытие, порядок, гармония — дух, разум, любовь. Не дурен Б[лудный] с[ын] Ахшарумова. —

Думал: молитва, к[оторой] молиться всегда, чтобы не впадать в напасть, для меня такая: помни, что ты посланник Бога — любви — от него исшел и к нему идешь.

Думал: Я вспомнил, как я играл в карты, выигрывал деньги, и как я смотрел на них, как на естественное, законное средство наслаждений. — И тени сомнения не б[ыло]. И я любил их. Деньги были для меня тогда нечто основное. За ним ничего не было. Так теперь многие смотрят. Подумал еще по случаю спора мальчика Раевского с М[ашей] о православии, о том, как страшно должно быть усумниться в вере детской. Инстинктом чувствуется, что надо будет искать, трудиться: оттолкнуться от берега и пуститься в море. —

От ложного учения церкви, перенесшего центр тяжести религиозный из области нравствен[ного] учения в внешнее богопочитание и определение того, что есть, потеряно знание того, что должно. А мы не можем знать того, что есть, а можем знать только то, что должно.

Все эти дни чувствовал себя хуже; но все-таки вполне доволен своим состоянием и благодарю за него Бога. Рассказывали об убийстве 3-х невинных вольноопредел[яющихся]. — То было 6, а не 5.

7 Н. 90. Я. П. Встал рано, ходил. Сильный мороз. Писал, всё так же плохо. Иногда думаю, что я лишился силы и способности выражать свои мысли так, как я их выражал прежде, и пот[ому] недоволен теперешним слабым выраженьем. И надо кончить. Это ничего. Мне не жалко. И очень хорошо так, как есть. (Молитва окрепляет и очищает, радует меня.) Но беспокоит сомненье: мож[ет] б[ыть], я должен писать. И потому я пытаюсь и буду пытаться служить этим, т[ак] к[ак] другим ничем не умею так же полезно служить.

¹³⁴ Вчера вечером получил длинное, длинное письмо от Арк. Алехина. Он осуждает себя за то, что он два внешние условия выставил в общине — труд и безбрачие, и говорит, что это задушило жизнь общины. Хорошее письмо. Вечером был Раевс[кий]. Он порадовал меня своим духовным ростом. Алех[ин] пишет, что две вещи он не сделал, к к[оторым] его тянуло, и как желает знать о них мое мнение: 1) не написал декларацию своих религиозных основ жизни, и 2) протест против карийских ужасов. Я всю ночь видел его во сне и говорил с ним.

И во сне об этих двух его предположениях говорил ему то, что я не перестаю думать и на яву, а именно: декларацию, провозглашение основ своей жизни, хорошо и даже нужно сделать. Нужно это для того, чтобы знали единоверцы и враги, чего они могут и должны ожидать от меня; для того еще, чтобы сжечь свои корабли, кот[орые] часто мешают. Второе же — протест против жестокости на Каре не нужен: вся жизнь наша должна быть протестом против всякого зла.

8 Ноября. Я. П. 90. Еще раньше встал. Спал не больше 5 часов и потому слаб головой. Старался писать, но ничего не подвинул. Очень холодно. Ходил. Всё желудок болит. Думал при молитве о том, что «Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кр[оток] и смирен сердцем» значит то, что дело божье, то, к[оторому] мы призваны служить, понять мы не можем всё, как не может понять лошадь, зачем и куда и даже что она везет; но если она смиренна и кротка — она участница труда, даже главная работница, и ей хорошо. То же и нам. Смутно мы знаем, что мы делаем дело любви, знаем, что мы везем любовью, и пот[ому] знаем, когда везем и когда не везем. — И везти есть счастие и радость. И лошадь радуется, когда ее запрягают и пускают. — Не мог долго понять стих послания Иоанна, IV гл[авы], 16 и 19, где говорится, что мы познаем, что Бог возлюбил нас, и о любви, к[оторую] он имеет к нам. А теперь начинаю понимать и сердцем чувствовать то благо, к[оторое] дает нам Бог, давая эту радостную, блаженную, неумирающую и вечно растущую жизнь.

Теперь 8 часов. Иду наверх.

9 Н. Я. П. 90. Если б. ж.

[12 ноября.] Опять прошло 3 дня, нынче 12-е. — Нынче встал, как всегда, рано, здоровее прежних дней, ходил по глубокому снегу, радостно молился. Дома писал: сначала поправлял и пересматривал: очень медленно подвигаюсь, если подвигаюсь, но в голове ясно. Заснул до обеда. Статьи Воп[росов] Психол[огии]. Скверно льстит тщеславию. У нас Соф[ья] Ал[ексеевна] и Нат[аша], и чужая Кудрявцева, к[оторая] нынче простилась. —

Вчера 11. То же, что нынче. Так же гулял, молился и писал. Решил о церкви писать отдельно — в примечании. Утром заходил к Элпидифоровне. Она живет напряженно. Получил письма от Лескова, неприятно льстивое, и от Ге. — Вечером Раевский.

10-го. То же. Ходил навстречу Философов[ым]. Мало пишу. Чувствовал себя нехорошо.

9-го. То же. Таня принесла письма и от Гайдеб[урова] с ругательными статьями, к[оторые] подействовали на меня. Как я далек еще от того, чтобы радоваться, как сказано в Еванг[елии], когда бранят вас. Понимаю это вполне разумом, но, видно, еще прилеплен я к миру больше, чем к Богу. Помоги мне, Отец, отлепиться от мира и положиться на одного Тебя. Статья в Arena о «new basis for church life».¹³⁵ Интересна как образец непонимания Христа.

Думал за это время:

1) Только благодаря понятию церкви, представлению о том, что известное понимание истины есть ее окончательное выражение, могло случиться то, что ряд грубых недоразумений (сын Божий = Бог, пища жизни = поеданию тела и т. п.) возведен в догматы замерзшие, в кот[орые] велят влезать людям нашего даже века. Что зла от этого и какое извращение ума и фарисейство — ужасно подумать.

2) Рост жизни (увеличение любви) производит дела любви. Только дела любви производят рост жизни.

3) О Vogué и его фразах о войне. Он, бедный, думает, что он глубокомысленен, и не догадывается о том, что даже тот закон эволюции и подбора, кот[орый] он приводит, исполнится только тогда, когда он, Vogué, и каждый из нас будет жить свойственно своей природе. Если бы всё существующее не исполняло свойственное ему по закону природы, то как же бы совершал[ся] этот закон природы. А человеку свойственно искать блага соответственно указаниям своего разума.

4) Нынче думал на молитве: И не простит вам Отец ваш небесн[ый], если каждый из вас не простит от сердца своего брату своему все прегрешения его. Это имеет тот смысл, что как же я хочу, чтобы мне простились, не имели для меня последствий, не мучали меня все прегрешения мои, если я и то не могу простить. Если в моем сердце, к[оторое] могло бы выпустить из себя следы, оставленные на нем делами других, и то застревают эти дела, как же им, моим грехам, не застревать во всем окружающем мире. Это один смысл, но другой смысл тот, что если бы я мог простить всем всё, то это самое мое состояние прощения, примирения со всем миром, стерло бы и все следы моих грехов в мире. Вспоминаю свои грехи: то, что не прощено мне в них: мое теперешнее богатое положение, мои отношения к жене, детям. Стоит мне простить всё всем — простить суждения неправильные обо мне, вызванные моим положением, простить жене, детям, стереть всё, отнестись к ним сначала с любовью, и мое отношение к ним меняется.

Познаете истину, и истина сделает вас свободными. Истина же есть любовь. —

¹³⁶ Иду гулять и потом наверх. Теперь 8 часов. Сильная метель. 13 Н. Я. П. 90 если б. ж.

[16 ноября.] Три дня пропустил. Нынче 16. Рано встал, ходил. Сильный мороз. Так же молюсь. Писал нынче сначала. Начал с своих впечатлений вследствие издания В ч[ем] м[оя] в[ера]. До сих пор идет складно. М[аша] и В[ера] поехали в Тулу. Я ходил по шоссе от 2 до 1/4 4-го. Хоте[л] отдохнуть, помешал купец из Тулы. Я дурно, нелюбовно обошелся, иронически и с подозрением, что он выпивши. Теперь 8 часов. Хочется продолжать писать — извлечение из Муссера. —

Александр Петрович ушел. Что-то думал и забыл вчера.

Вчера 15 Н. Совершенно всё то же самое. Только писанье шло хуже. Я писал дальше об угнетении. Думал:

К статье о противл[ении].¹³⁷ Низшие рабочие классы всегда ненавидят и только ждут возможности выместить все накипевшее, но верх теперь прав[ящих] классов. Они лежат на рабочих и не могут выпустить: если выпустят, им конец. Всё остальное игра и комедия; сущность дела — это борьба на жизнь и смерть. Они, как разбойники, караулят добычу и защищают добычу от других. —

Вчера б[ыл] не в духе. Мне неприятен б[ыл] и И[ван] А[лександрович] и его поездка с девочками в Козловку. 14 Н. То же.

Вечером написал письма: Орлову, Гайдеб[урову], Жемчуж[никову], Пастухову, Никифорову и еще кому-то. 13-го. То же. Марья Федоровна б[ыла] тяжела.

17 Н. Я. П. 90. Е. б. ж.

[18 ноября.] Это б[ыло] вчера. Писал сначала о непрот[ивлении] злу. Кажется, что теперь форма найдена. Хотя и не очень хорошая, но такая, в к[оторую] можно уложить много хорошего. Постараюсь не изменять и не отступать. Писал порядочно; заболела голова. Спал очень дурно. И б[ыло] ужасно тяжело. — Ходил на Козловку. Письмо от Емельяна. Вечером читал Гомера девочкам. Молитва так же радостна, несмотря на то, что стала привычной. Да, получил письмо от Корзинкиной об убийстве животных и написал ей, Поше и Покровскому.

В молитве уяснилось то, что лучшую молитву, к[оторую] я теперь мог найти для того, чтобы молиться всегда, «чтобы не впасть в напасть», молитву короткую и действующую на душу, это то, что я посланный Тобой работник (раб), именно работник Твой, хочу работать Тебе Твое дело, любить, и чтобы Ты, когда придешь за мной, застал бы меня на работе. Еще думал в молитве: жизнь дана мне только под условием делания дел любви. И жизнь дана мне, как талант, для роста; расти же жизнь не может иначе, как делами любви. И моя жизнь истинная есть только та, к[оторая] взращена мною. Так что не сохраняя эту жизнь, а только тратя ее, я приобретаю жизнь истинную, вечную. — Еще в молитве думал о прощении грехов, как Хр[истос] говорит: прощаются тебе грехи твои. Ведь это не что иное, как сознание греха, зла его, сознание такое сильное, что повторение греха становится невозможным. Стоит сознать так грех, чтобы последствия его перестали связывать; напротив, когда созна[л] грех и освободил[ся] от него — познаете истину, и истина освободит вас — то последствия греха не то что радостны, но нужны, без них бы хуже, и они не тяжелы. Например, я обидел человека, он страдает. Это-то мне и нужно теперь, чтобы искупить перед обиженным мою обиду. Или я соблазнил женщину — мне нужна именно она, чтобы я мог искупить свое зло перед нею. Сознание греха освобождает от него. Познаете истину, и истина освободит вас. Прощаются грехи преодоленные. —

Думал о разврате газет: читаю в Неделе отчет о моей повести в Fortnigh[tly] Review,¹³⁸ где говорится, что юноша пошел с нею, и тем кончается, и что вся повесть написана на тему брачной жизни. Ведь это я знаю, что вранье, но ведь 0,99 известий, сообщений такое же вранье, к[оторое] никто не поправляет — некогда: завтра новые новости, а надо поспеть к сроку — месячному, недельному или суточному. Мыслить к сроку. Ведь это удивительно, как силен дьявол, т. е. ретроградная сила. Мысль только тогда мысль и плодотворна, когда она ничем не связана: в этом ее сила в сравнении с другими плотскими делами. Так нет же. Взяли ее и заковали в условия времени, чтоб обессилить, обезличить ее. И именно эта-то форма обессиленная стремится поглотить всё. Философы, мудрецы свои думы высказывают к 1-му числу месяца, и пророки тоже. —

¹³⁹ Вчера читал много книгу о ересях Готфрида Арнольда. Много можно узнать из нее.

Да, замечательная мысль квакеров: если в христианстве не движешь[ся] вперед, то идешь назад. Эта мысль прекрасно подтверждает то, что всё учение Хр[иста] есть учение идеала.

К статье о непр[отивлении] думал: Критики моей книги нападали на метафизику и умалчивали о нравственном учении. То же самое и во всех суждениях об ересях; подробно рассказывают, как монтане и др[угие] так-то и так-то неправильно судили о божестве (вероятно так же верно описывая учение монтанов и др[угих], как миссионеры описывали учение буддистов), а потом в двух словах о том, что они жили нравственно, не употребляя насил[ия].

18 Н. Я. П. 90. Встал в 8, гулял, молился. Писал не дурно, продолжая вчерашн[ее]. Потом ездил в Ясенки. Вечером заснул. Маша больна. Утром разговорился с Borel. Он пессимист, l’humanité est mauvais¹⁴⁰ и т. д., и от того можно жить кое-как, особенно же считая себя нравственным от того, что боишься заразиться сифилисом. Я дурно говорил с ним — не добро. Теперь 11 часов. Иду наверх.

19 Н. Я. П. 90. Е. б. ж. — К 18-му. Думаю с большою живостью о ст[атье] о непр[отивлении]. Всё яснеет. Хочется тоже свободное художественно[е]. Но не позволяю себе, пока не кончу этого.

Сегодня 21 Н. Я. П. 90. Сейчас 12-й час ночи, С[оня] уехала в Москву. Я читал Одиссею с девочк[ами]. — Перед этим писал письма: 1) Гецу, 2) Солодовник[овой], 3)Емел[ьяну], 4) Грибовск[ому], 5) Чертк[ову], 6) Диллону. —

Перед обедом заснул, ходил по шоссе, писал довольно много о религиозн[ых] критиках. Вчера 20. Вечером читал, валенки подшивал и очень устал. Утро гулял в контору, писал о свет[ских] критиках довольно много. 19 Н. воскресенье, писал много, и голова заболела. — Во всё это время думал:

1) В дополнение тому, что я думал о прощении грехов. Грех есть не что иное, как отклонение своей воли от воли Бога, отцепление своей воли от воли Отца. Прекращение страдани[я], вызываемого грехом, совершается при возвращении к воле Б[ога], к объединению себя с волей Б[ога]. Объединение это духовно, но как скоро оно совершилось, то, что б[ыло] страдание, оставаясь тем, что оно б[ыло], перестает быть страданием. —

Исполнение воли Бога дело жизни; но в чем воля божья? Такой ли, иной ли поступок надо совершить, чтоб исполнить волю Бога, в такие ли, иные ли условия себя поставить: отдать именье? бросить семью? обличать людей? Идти в Ниневию или Иерусалим и т. п.? И нет ответа. — Ни то, ни другое, ни 3-е не нужно, и никакое положение и действие не содействует исполнению воли Б[ога]. Не только не содействует, но препятствует, п[отому] ч[то] всякое действие по своей воле, всякая перемена положения есть непокорность воле божьей. Исполнение же воли божией, как и Царство Его, внутреннее: Исполнение не в действиях, а в покорности, в кротком и смиренном отношении к запросам жизни, в к[оторой] находишься. Ты скажешь: или запросы бывают противные совести, или несколько противуречивых, или вовсе нет запросов. Только относись к запросам, если они противны твоей совести, с кротостью и смирением, то есть отказывайся от исполнения их без хвастовства и озлобления, а с кротостью и смирением, или относись к тем запросам, к[оторые] кажутся противоречивыми, с кротостью и смирением, отвергнувшись от своей воли, а только перед Богом, — и противоречие разрешится. Того же, чтоб запросов не было, не может быть. Хоть одни потребности тела и те запросы, и можно есть, и спать, и укрывать[ся] с кротостью и смирением.

Да, воля Бога не в том, что делать (что делать, показывает жизнь), а как делать. Как и есть то, что творит истинную духовную жизнь.

Всё так же радостно молюсь. Молитва всегдашняя теперь: Не людям, а Тебе и перед Тобою работаю, и не этой жизнью хочу жить, а всею — тою истинною, бессмертною.

22 Н. Я. П. 90. Если б. жив.

Да, к статье: светские критики — нравственные кастраты, у к[оторых] вынут нравствен[ный] нерв, сознание творимости жизни своей силой.

И еще то, что церковь это завеса, скрывшая дверь спасенья, открытую Христом. Люди, не видя ее, мечутся, как отчаянные.

23 Н. Я. П. 90. Вчера и нынче, как заведен[ные] часы, жил и писал и молился. Писал много. Перешел к церкви и подвигаюсь хорошо. Но вечером усталость мыс[ли] полная. — Раевск[ий] тут. Были сейчас у Аг[афьи] Мих[айловны]. Получил вчера кучу писем, и мне б[ыло] неприятно. Поддался настроению и физич[ескому] и писем не добрых. —

Молитва постоянная: хочу жить не себе, не людям, но Тебе. Нынче хотел задремать и лежа думал: не себе, не людям, т. е. не тому, что ясно, ощутительно, наверно есть. И всем этим жертвовать тому, чего не видишь — Богу. А что как его нет. И мне стало не то что страшно, а памятно, как бывало страшно. Любовь разрешает и сомнение о Боге — тем, что при любви не может быть того вопроса, к[оторый] вызывает сомненье. Сомнен[ие] вызывается страхом за себя, за свою личность; а при любви ее нет.

Теперь 10 часов, иду наверх.

24. Я. П. 90. Е. б. ж. —

Нынче 28. Встал поздно. Ге приехал вчера. Я утром свиделся с ним. Всё хорошо рассказывает — немного осудителен. И тяжело. Читал Левину статью. Нехорошо. Теперь 3 часа.

¹⁴¹Молитесь всегда, чтобы не впасть в искушение: Не хочу, или, лучше, хочу не жить для (своей похоти) своего тела теперь, не хочу жить для славы людской здесь, хочу жить для любви божеской всегда и везде. Так хочу молиться.

Нынче молясь думал: Борьба с искушением против чистоты, [с] похотью состоит в том, чтобы отрезать то, что соблазняет — руку, глаз... Так говорится в Евангелии; и я так думал, но это не правда, не совсем правда. Это вроде утверждени[я] о том, что надо искать и устраивать для себя наиболее благоприятную для нравственности среду — то, что говорят либералы, социалисты, главное, революционеры. В этом есть внутреннее противоречие: каким образом я, не будучи еще нравственным, узнаю, какие условия содействуют нравственности. — Это не так. Нынче я понял, как это. — Борьба с искушением против чистоты состоит действительно в постановке себя в условия, в к[оторых] меньше соблазна, но эта постановка происходит не от того, что я отыскиваю такие условия, а от того, что требования мои чистоты становятся всё больше и больше: прежде я видел нечистоту только, положим, в прелюбодеянии, потом я вижу ее в ухаживаньи, в объядении, в праздности, в чтении романов, слушаньи музыки и т. д., и избегая ухаживанья, объядения и др[угого], я становлюсь в более выгодные условия для борьбы с соблазном. Так что не придумы[вать] или избирать надо условия выгодн[ые], но двигаться в достижении идеа[ла], и всякий шаг есть постановление себя в более выгодное условие для борьбы. —

¹⁴² Теперь 4 часа.

Вчера 27 в Крапивне. Встал очень рано, пошел ходить, к пол[иции] и потом — в острог. Опять убеждал подсудимых быть единогласными; напились кофе, и пошел в суд. Жара и стыдная комедия. Но я записывал то, что нужно б[ыло] для натуры. Потом поехали ночью. Мятель, и б[ыло] жутко. Доехали хорошо.

26. Крапивна. 90. Рано встал, приехала Соня. Я ничего не успел писать. В 1-м часу поехали. Мятель, но приятно доехали. Я, ища помещен[ия], ходил к Юдину. — И Юдину, говоря о своих беседах с умным попом, и в особенности хозяин[ом?] холостым, 30 лет, московским, молящимся полчаса — он, сказал мне, что читает: Слава тебе Бо[же], Цар[ю] Неб[есный], Богор[одица], Симв[ол] веры, Возбран[ной], Достойн[о] и еще что-то — ясно показывают, как вместо Христовой веры подставлена языческая, в к[оторой] молитва есть талисман.

25. Не помню, кажется немного писал.

24. Ездил в Тулу. Именины Давыд[овой]. Утром писал. —

Нынче 2 Декабря ночь. Ездил в Крапивну. Был Алехин и Елец. Жизнь всё та же, медленно пишу.

3 Дек. 90. Я. П. Если б. ж.

[3 декабря.] Пишу вечером, 10-й час. Нездоровится, тоска и слабость. Утром писал слабо, но не бесполезно. Ездил в Ясенки. Написал кое-какие письма. Тоска, уныние. Смерть становится ближе и ближе, и не только не страшно, но я стараюсь не отдаваться надежде на скорое пришествие ее, а жить вечною жизнью теперь так же, как буду жить после смерти. То не будет другое, а то же. Написал письма Чертк[ову]. Страх[ову], Рагоз[ину], Лескову, Алехину.

4 Дек. 90. Я. П. Е. б. ж.

Нынче 15 Декабр[я]. 11 дней не писал. Жил приблизительно так же: так же гулял и молился, так же медленно подвигался в писании своей статьи. — Были 1) Русанов с Буланже. Очень радостное оставили впечатление. Потом Буткевич Анатолий и Андрей. Известие о том, что жандарм собирался ко мне по случаю отсылки Буткевичем гектографированных статей. Потом Анат[олий] Бут[кевич] с женою. Очень хорошие, радостные. Перед ними еще старый человек, Самарский каретник Панов, отрицатель православия, вольнодумный самобытный христианин. Слишк[ом] занят отрицанием. Потом Диллон. Нынче только уехал. Мне было тяжело отчасти п[отому], ч[то] я чувствовал, что я для него матерьял для писания. Но умный и как будто с возникнувшим религиозным интересом. Сейчас проводил Булыгина. Надо помогать ему духовно, и я старался, как умел. Нынче утром вышел, и меня встретил Илья Болхин с просьбой простить: их приговорили на 6 неде[ль] в острог. Очень стало тяжело, и целый день сжимает сердце. Молился и еще буду молиться и молюсь, чтобы Бог помог мне не нарушить любви. Надо уйти. — Забыл записать славного милого гостя — Пошу. Он очень хорош, ясен, открыт, правдив, чист, и такова же Маша, и мне радостно. За это время думал: Записано следующее:

1) Прежде общий идеал, потом сознание возможности осуществления идеала, потом осуществление идеала. Так записано, но я не помню ход мысли и всё значение этого.

2) Благодаря цензуре вся наша литературная деятельность праздное занятие. Единое, что нужно, что оправдывает это занятие (литературой), вырезается, откидывается [цензурой].¹⁴³ Вроде того, как если бы позволяли столяру строгать только так, чтоб н[е] б[ыло] стружек. И напрасно думают писатели, что они обманут правительственную цензуру. Обмануть ее нельзя, как нельзя обмануть человека, к[оторому] бы потихоньку, без ведома его, хотели бы поставить горчичник. Как только начнет действовать, он сорвет его. —

3) Поша показывал мне письмо к нему Обол[енского], в к[отором] он осуждает меня в бессердечии. Мне б[ыло] больно, праздно, бесцель[но] больно, как мне показалось сначала, т[ак] к[ак] я не мог ничего извлечь себе — душе на пользу из его суждения; одно я видел, что он имеет зло на меня. И мне это б[ыло] больно, как Д[енисенко?] и т. п. Но польза и в таком осуждении есть, и большая. Как ни старайся угодить людям, ты никогда не угодишь всем, и если ясно видишь это, то поневоле перестанешь заботиться об угождении им и начнешь угождать одному Богу.

¹⁴⁴ 4) С разных сторон и в жизни, и в своем писаньи все чаще и чаще прихожу к мысли о том, что люди мыслят большею частью в той мере, в к[акой] они не святы, не с тем, чтобы найти истину, а только с тем, чтобы им оправдать и возвеличить себя. Только святой может мыслить совсем правильно, и только мысль святого плодотворна. Люди же грешные полны желаний, отвращений, ожиданий, пристрастий, и мысль служит им. Картина, сюжет кот[орой] обличает нас, кажется нам технически плохою, и наоборот. — Так что для того, чтобы понять предмет, нужно не вникать в него, думать, разбирать его, а нужно очищать свое сердце от желаний, пристрастий, надежд мирских — от греха, увеличивать любовь, как для того, чтобы видеть через замерзшее стекло, надо не напрягать зрение, не приближаться к стеклу, а очищать и оттаивать его.

5) Нынче, молясь об искушениях славы людской, о том, что презирание нас людьми должно быть радостно для нас, думал об юродстве, прикладывал его к себе и почувствовал опасность юродства для такого слабого человека, как я.

Если совершенно отрешишься от людского мнения о себе, будешь даже искать осуждения, то лишишь себя сдерживающей силы людского мнения, кот[орое] для слабого человека еще нужно. Я думаю, что это есть ахилесова пята юродства. Начнет делать для того, чтобы люди осуждали его, а потом отдастся соблазну.

Писал нынче — немного, но как будто подвигаясь. Начал вчера Кон[евскую] сначала. Очень весело ее писать. Теперь 10. Иду наверх. Помоги, Отец, перед тобою, живя для твоей любви, развязать зло.

16 Декабря. Я. П. 90. Если б. жив.

[16 декабря.] И точно, если буду жив. Вчера лег и не мог спать. Сердце сжималось, и, главное, мерзкая жалость к себе и злоба к ней. Удивительное состояние! При этом нервный подъем, ясность мысли. Я бы мог написать этими усилиями прекрасную вещь. Встал с постели в 2, пошел в залу ходить. Вышла она, и говорили до 5-го часа. То же, что бывало. Немного мягче с моей стороны. Кое-что высказал ей. Я думаю, что надо заявить правительству, что я не признаю собствен[ности] и прав, и предоставить им делать, как они хотят. Встал в 10. Гулял. Молился. Молитва становится чем-то механическим: стараюсь прочесть всё. А между тем жаль оставить ее. Нынче что-то сильно думал во время молитвы, теперь забыл. Дома писал порядочно — подвинулся.

Всё не могу перейти в простой ласковый, любовный тон, не только с нею, но и со всеми. Доказательство, что вина во мне. Последние слова мои вчера были: не суди меня; а я себя сужу за то, что мало любовен — ищи того же в себе. — Вероятно, что-нибудь запало ей из моих слов, что — не знаю, но запало. Ездил верхом через Овсян[никово] на Козловку. Письмо вчера анонимное: говорит — «за спасение одн[ого] юноши — медаль, сколько же тебе?» Рассказыва[ет], как он пал. Нынче письма от Никифорова, Черткова. Читаю пустяки, Дюма. — Нервы как будто спустились. Теперь 10-й час, иду наверх.

17 Дек. 90. Я. П. Если б. жив.

[20 декабря.] Жив. Нынче 20. Все три дня очень плохо работалось. — 17. Кажется, приехали Попов и Хохлов. Напряженно от разлада образа жизни с образом мысли, но твердые люди, особенно Хохл[ов]. Писал письма двум мужичкам Журав[ову] и Семенову, Долнеру, Ярыжк[ину] и Ге. Получил письма от шекеров — два. Вчера приезжал Жиркевич. Добрый юноша. — Нынче, 20, очень б[ыло] тяжело нравственно — тоска, всё дурно, и нет любви. Молитва становится формой. Маша уехала. Дурно жил, очень дурно. Нынче взял копию крестьян. Нынче опять от шекеров Holister’a об апокалипсисе. Были мысли — забыл. Помню одно: увеличивать любовь в людях и в себе одно нельзя без другого; и признак настоящей жизни — когда совершается и то и другое, т. е. тогда только увеличивается любовь в людях, когда при этом она растет в тебе. Если нет в тебе роста любви, то недействительна твоя работа. И тогда только увеличится любовь в тебе, когда она увеличивает любовь в людях. Если деятельность твоя для твоей души не увеличивает любовь в людях, то она тщетна для твоей души. —

У Ренана прочел очень умно: сверхъестественное не б[ыло] сверхъестественно и теперь не сверхъестестве[нно], surnaturel¹⁴⁵ для людей, не имеющих научного (как он говорит) взгляда на мир: для них чудо не сверхъестественно, а натурально. Всё для них совершается чудесами.

21 Дек. 90. Я. П. Если буду жив. —

[21 декабря.] Встал очень рано. Разбудила телеграм[ма]. Соня родила сына. Писал — всё о церкви, и всё медленно движется вперед. Приехали Ил[ья] и Филос[офова] и Таня. Всё после обеда ничего не делал. Вялость мысли.

22 Д. 90. Я. П. Е. б. ж.

[25 декабря.] Нынче 25. Вечер, 8 часов. Сейчас делали елку. Я сидел внизу и читал Ренана. Замечательно умно. Перед обедом гулял, спал и у Левы просил прощения за то, что огорчил его. Начался во время чая при Дунаеве разговор об образе жизни, времени repas;¹⁴⁶ он упрекал мать; а я сказал, что он с ней вместе. Он сказал, что они все говорят (и необыкновенно это), что нет никакой разницы между Машей, Чертк[овым] и им, а я сказал, что он не понимает даже, в чем дело, сказал, что он не знает ни смирения, ни любви, принимает гигеническ[ие] заботы за нравствен[ные]. Он встал с слезами в глазах и ушел. Мне было очень больно и жалко его, и стыдно. И я полюбил его. Поговорил, но жалко, что б[ыло]. — Так что ничего не писал. Ночь плохо спал.

Вчера вечером приехал Дунаев. Утром я писал немного. С Сережей неловко и чуждо. — Третьего дня приехала М[аша] Кузм[инская] с Эрдели. Жаль их. — Нехорошо. Все эти дни получал письма ругательные. Яснопо[лянский] тартюф. И больно и потом хорошо. Письма от шекеров хорошие.

Думал нынче: в числе тех фасов, сторон, с кот[орых] представляется идеал Христов, есть и тот, что жизнь только в настоящем. Полное достижение его есть прекращение жизни, соединение с Богом — только в каждую минуту соответствие своему положению; удаление от него есть безумная потеря жизни.

Теперь 8, пойду наверх. Все эти дни грустно, и молитва становится механической. Одно утешает, укрепляет: жить так, чтоб увеличивать любовь в других и в себе — перед Богом.

Завтра 26 Дек. Я. П. Е. б. ж.

[26 декабря.] Встал рано. Просил Васю убрать комнату. И когда после кофе пришел и не убрано, позорно оскорбился, рассердился. Гордость! Гадость. Писал всё то же о церкви. Как будто подвинулся. Но мало.

С утра записал: церковь, научая людей знать истину и не делать, атрофировала в людях нравствен[ный] нерв.

Читал о пари Паскаля S. Prudhomme. — Теперь 12, ложусь спать. Хочется писать художественное. Лева скучен и серьезен, или мне кажется.

27 Дек. Я. П. 90. Е. б. ж.

[27 декабря.] Писал немного, плохо. Вечером пляски. Д[унаев] уехал. Мне хорошо с ним. Неперестающий упадок духа.

28 Д. Я. П. 90. Нынче дурно спал, болело под ложечкой. Был Раев[ский]. Читал вечером Церковь и Государст[во]. Всё там сказано. Писал немного. Теперь 11, иду наверх и потом спать.

29 Д. Я. П. 90. Е. б. ж.

[31 декабря.] Нынче 31. Вечер. 11 ч[асов]. Утром встал рано. Писал много. Пересматривал назади, 3 главы почти готовы, и всё дело принимает вид. Ходил далеко гулять. Вечером прочли прекрасную статью Лескова. Письмо от Ч[ерткова] и статьи об искусстве. Написал письма ему и Лескову.

Вчера 30. То же. Были Буткевич и Пастухов. Я им читал. Я очень нравственно и умственно опустился. Вчера ужасная тоска.

29. То же. Были Зиновьевы и Джульан[и]. Мне очень тяжело с Зиновьев[ым].

Ну-с. 1891. Я[нварь] 1, если буду жив. Всё ждал, что что-то случится в период, когда мне 63, содержащиеся 30 раз в 1890. Ничего не случилось. Точно я не знаю, что всё, что может случиться извне, ничто в сравнении с тем, что может сделаться внутри.