Птица Луизы

II.

Она худела и становилась все слабее и слабее. Заглянув к ней однажды утром, доктор сказал: Это — ее последний день, она вряд ли доживет до завтра.

Странно, что доктор именно в этот день предсказал ее конец. Странно потому, что к полудню она вдруг очнулась, очень бодрая и в полном сознании.

— Тебе с виду лучше, Луиза, — сказал ее отец.

— Да, мне гораздо лучше, — ответила она. — Теперь я, может быть, поправлюсь.

И она продолжала: — Я видела дурные сны... Господи, как ужасные вещи я видела во сне.

Какой-то страх появился на ее лице: — Где птичка?—спросила она. — Где птичка, отец?

Старый пономарь ответил: — Она пела так громко, Луиза. Она мешала тебе. И мы отнесли ее к торговцу птицами, чтобы он подержал ее у себя, пока ты не поправишься.

— Правда, отец?

— Ты знаешь, что я не из тех людей, которые лгут. Я с удовольствием привезу птичку обратно, Луиза.

— Спасибо, отец... Мне так хочется послушать ее.

И старый пономарь взял пустую клетку и дорогой лжи, пошел к еще более старому продавцу птиц, в лавчонку, где была куплена канарейка Луизы. И он поведал ему свое затруднение и объяснил, какая была птичка и как она пела. Продавец птиц кивнул головой и сказал, что горе поправимо. И он подошел к целому ряду клеток и взял одну из них.

— Посмотрите, — сказал он, — вот эта канарейка той же самой породы и поет, совсем как ваша.

И пономарь купил птичку, посадил ее в старую клетку и пошел с ней домой. И вот она снова запела. И это была прежняя прелестная птичка, что сидела в клетке и все вытягивалась, и надувала шейку, и роняла в воздух тяжелые трели.

Луиза лежала и слушала, и яркая краска радости разлилась по ее лицу. Она зарделась, точно от смущения.

Пономарь стоял возле нее и сказал, мысленно прося у Бога прощения за ложь:

— Да, да, видишь, птичка жива!

На следующее утро Луиза лежала с вытянутыми членами, и саван облекал ее. В комнате сидела желтая птичка и пела песни про дремучие леса на затерянных в море островах.