Бабушка даже не взглянула на Петю, словечка не вымолвила. Она только сказала «большое спасибо» Галинкиному дедушке за то, что он привёз ребят домой, и сразу повернулась и пошла.
«Рассердилась», — решил Петя и потихоньку пошёл следом за бабушкой.
Бабушка поднялась на крыльцо, открыла дверь и вошла в дом. И Петя, шлёпая мокрыми босыми ногами, тоже поднялся на крылечко и тоже вошёл в дом.
Бабушка пошла в комнату.
И всё ни слова.
Петя за ней, а на полу за Петей — следы от мокрых ног. «Сейчас возьму тряпку и сам всё подотру. Как еле дует всё подотру», — думал Петя.
Бабушка подошла к комоду, и тут она первый раз заговорила:
— Майка и трусы насквозь промокли?
Петя пощупал ладошкой сырые трусики и сырую майку и сказал:
— Нет, не насквозь.
— Всё равно переодень. — И бабушка достала из Петиного комодного ящика всё сухое.
Петя не стал спорить.
— А ноги сначала сполосни горячей водой, и до вечера будешь ходить в тапочках и носках.
Ходить в тапочках и носках! Нет, этого Петя перенести не мог.
— Не хочу я тапочки, — попробовал упереться Петя.
Но потом сразу приумолк, достал тапочки и поплёлся мыть ноги. Уж чего там спорить! Виноват от начала до конца.
Петя сел в уголок дивана и пригорюнился. Что-то ещё скажут папа и мама, когда узнают, как на него рассердилась бабушка? Наверно, папа скажет: «Эх, Петя, Петя, не ожидал я от тебя, братец мой!»
— Ну? — сказала бабушка, поглядывая на Петю. — Чего же ты? Иди поешь…
— Не хочется, — сказал Петя и вдруг… чих! Один раз чихнул, другой раз чихнул, третий раз чихнул.
— Вот и насморк схватил, — сказала бабушка.