Публицистика

1979 г.

СИЛОЙ ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ

«Как это страшно, когда человек улыбается».

Именно страшно, как ни парадоксально звучат эти слова, но в тех бесчеловечных условиях, атмосфере крови, безвинных смертей и жестокой борьбы проявление естественных человеческих чувств казалось непонятным и противоестественным. Нормальное человеческое восприятие всякий раз пасовало перед тем, что приходилось видеть и переживать, перед непомерными психическими и нравственными перегрузками, перед патологической жестокостью карателей, многие поступки которых непостижимы с позиции элементарной логики. «Просто ушли все мерки: когда человек должен плакать, когда улыбаться». Возможно, именно по этой причине герой «Хатынской повести» лишен нормального восприятия, то утратив слух (после контузии), то зрение в результате все той же контузии. Но именно эта его увечность и наделяет его особой способностью ощущать прошлое, придает чрезвычайную зоркость его душевной памяти, в которой навек незамутненными запечатлелись образы всенародного испытания, партизанские будни — долгие годы кровавой войны.

При появлении «Хатынской повести» Алеся Адамовича многим казалось, что это произведение строго документального, почти мемуарного жанра, привязанное к конкретному месту и времени, с кругом вполне достоверных событий и действующих лиц. Такому впечатлению в немалой степени способствовало и название, прямо относящее повествование к трагической истории всемирно известной белорусской деревни, уничтоженной фашистами в 1943 году. Кроме того, читатели уже знали Алеся Адамовича как автора партизанской дилогии «Партизаны», где со скрупулезной правдивостью и полнотой нашли свое воплощение личный опыт Адамовича-партизана, его семьи, кошмарная атмосфера оккупации и многие страницы партизанской борьбы в лесах Белоруссии.

Да, задолго до того, как стать писателе» и ученым-литературоведом, Алесь Адамович прошел жестокую школу войны, которая застала его зеленым подростком и, проведя через кровавое горнило борьбы, выпустила в мир обогащенным уникальным опытом партизана-антифашиста. Именно там, на войне, в лесах и болотах Бобруйщины, Адамович постиг непреходящую ценность таких человеческих качеств, как верность дружбе, товарищество, преданность и героизм, познал зловещие следствия подлости и измены — всего того, что в последующем ляжет в основу его блестящей военной прозы и в немалой степени определит его человеческое и художническое мировоззрение.

Однако каким бы ярким и самодовлеющим ни был личный военный опыт автора «Хатынской повести» и ее документальная основа, по прочтении ее становится ясно, что этот опыт, кроме того, счастливо оплодотворен недюжинным талантом художника и мыслителя, всегда остро и точно чувствующего время, живое биение человеческого сердца в нашем творческом мире. В повести мы часто встречаемся с многочисленными выходами автора-рассказчика в материал наших дней, жадно прислушиваемся к его размышлениям или диалогу Гайшуна с его постоянным оппонентом Бокием, и в этих диалогах находим новое постижение глубины и смысла прошлой войны. Тема ее в течение многих лет не оставляет Адамовича-художника и Адамовича-публициста, как не оставляет она и человечество, спустя сорок лет снова очутившегося перед ужасающей катастрофой, грозно нависшей над миром. Силой таланта прозаика мы снова переносимся в то грозовое время и вместе с героями совершаем беспримерную одиссею по мукам и смертям.

Горят леса и деревни Бобруйщины, всю ночь в разных местах пылает горизонт, удушливо чадят торфяники, темень ночи то и дело прорезают трассирующие очереди немецких пулеметов, в небе рябит от сверкания ракет, и в этой огненной круговерти, как в безысходной западне, мечутся тени партизан и среди них четырнадцатилетний подросток Флера Гайшун. На первый взгляд кажется, ну, что они могут, эти оголодалые, вымокшие в болотине, измотанные бессонницей люди, что они могут, кроме как бесславно погибнуть под адским огнем скорострельных немецких пулеметов? Они и погибают в самом деле, но последний из них, Флера, до последней возможности делает то, ради чего послан из леса — он добывает пищу для женщин и детей, много дней голодающих в болотах на торфяном острове. Не его вина, что вылазка эта оканчивается столь трагично, а сам Флера оказывается в обстановке еще более ужасающей — его хватают каратели и вместе с жителями деревни Переходы загоняют в сарай — на сожжение. Случай оставляет его в живых, и мы благодарны этому случаю, так как становимся свидетелями новой цепи жестоких испытаний — боя с карателями, захвата их партизанами, наконец, находим маленький философский шедевр, почти самостоятельную новеллу в повести — круговой бой карателей с партизанами. И все это глазами Флеры, через его юношеское восприятие, одинаково обостренное к собственным и чужим переживаниям, к своим и немцам, к хорошему и плохому. Не случаен именно такой герой в повести А.Адамовича, он с наибольшим чистосердечием и глубиной транслирует нам из прошлого самые душераздирающие моменты войны, которые годы спустя преподаватель вуза Гайшун осмысливает философски, с позиции нового времени и опыта прожитых лет. Военный же подросток Флера не слишком умудрен знаниями, пока он эмпирик, но война муками проходит через его сознание, и ему нужно немало сил для того, чтобы выстоять в ее дьявольских передрягах. Он борется с врагом и противостоит напору каждодневных потрясений, когда утешает «сумасшедшая мысль, что маму, сестричек, что всех деревенских уже не убьют, никогда не убьют», потому, что уже убили и тем обезопасили от новых безмерных страхов и мучительного ожидания смерти. В другой раз потрясенный зверской расправой над безвинными жителями Переходов, Флера думает о захваченных в плен палачах, что им мало смерти, что они только того и ждут, чтобы от тяжести своих злодеяний «спрятаться в смерть», тем самым избежав чего-то несравненно большего, чего они заслужили. Непомерны, на грани патологического, мысли и чувства юноши, но они обусловлены чудовищным ходом событий, в которых ему приходится участвовать. Не всякому по плечу то, что пришлось пережить Флере, утратившему на войне здоровье, зрение, но сохранившему веру в высокое предназначение человека.

Безусловно, главный, «сквозной» герой повести Флера Гайшун, кроме которого, однако, на ее страницах проходят перед читателем колоритные партизанские образы командира отряда Косача, чересчур говорливого в момент опасности партизана Рубежа, который пытается тем самым побороть свой страх и добросовестно делает свое нелегкое дело; подорвавшего себя в безвыходной ситуации одноногого Степки-фокусника, неукротимого в безудержном порыве отмщения за односельчан Перехода. Полный девичьего обаяния образ тоненькой, «как линеечка», девочки-девушки Глаши естественно и легко входит в тревожное сознание Флеры первым, еще не осознанным чувством любви, чтобы спустя годы превратиться в зрелое чувство к Глаше — жене, матери его сына. Искусно очерченный треугольник Флера — Глаша — Косач не много проявляет в повести, однако в своем подтексте содержит богатый драматический материал человеческих отношений, значителен и правдив в своей непростой природе. В самом деле, если война изуродовала Флеру физически, то она же не пощадила и сильного, бравого командира отряда Косача, «выстудив» его нравственно, превратив, по словам Глаши, в «вымороженный дом с выдранными дверями и окнами». Естественно, что Глаша предпочитает ему незрячего, но сохранившего человеческое тепло Гайшуна, — тепло, которого так не хватает многим «высушенным», «выстуженным» в жестоких испытаниях войны.

«Хатынская повесть» — это талантливо воплощенная память войны, повесть-напоминание и повесть-предупреждение. Опыт тех, кто пережил войны, не может пропасть даром, он учит человечество, может, самой элементарной из истин: только не щадя своей жизни, можно отстоять свободу и победить врага. Тем более такого изощренного, каким был немецкий фашизм.

Художественно-философское разоблачение всех разновидностей мирового фашизма по-прежнему является важнейшей темой современного искусства. Это и понятно, потому что фашизм — явление живучее, многоликое, способное, как показала жизнь, с одинаковой жестокостью поражать народы всех континентов. Убедительный тому пример — памятные события в Чили или недавняя трагедия Кампучии, которые, несомненно, послужат исходным материалом для многих произведений мирового искусства.

Что же касается советской литературы, то она продолжает разрабатывать опыт борьбы советского народа с немецким фашизмом, принесшим ему неимоверные страдания. Именно в этом русле создана и другая повесть Алеся Адамовича — «Каратели».

Автор исподволь, неторопливо подводит читателя к широкой панораме трагедии белорусского поселка Борки, прослеживая весь дьявольский ход этой «акции устрашения», одной из многих, заливших невинною кровью оккупированную землю Белоруссии. Здесь, в Борках, ее осуществлял проклятой памяти батальон одного из нуворишей нацизма доктора Дирлевангера, который явился инициатором и режиссером множества подобных акций в Белоруссии и Польше, но начинал он с Борков, где в течение одного дня было уничтожено почти две тысячи ни в чем не повинных людей. Конечно, для работы такого масштаба требовались опытные исполнительские кадры, и они нашлись у Дирлевангера. Разные пути привели их в это одно из самых жестоких карательных формирований фашизма, но в самом начале каждого были страх и желание выжить любой ценой. Это была действительно банда уголовников и предателей различных возрастов, вероисповеданий и характеров, объединенных патологическим усердием в своем стремлении угодить фашизму.

И здесь Алесь Адамович далек от сочинительства, фабульная основа его повести строго и подробно документирована, вплоть до мельчайших подробностей. Автору не много пришлось домысливать — история уничтожения Борков хорошо известна в Белоруссии. Главной его задачей было желание рассказать об участниках и вдохновителях, начиная с Гитлера и кончая последним рядовым полицаем — плюгавым Доброскоком.

Задача, надо прямо сказать, не из легких. Она требовала не только углубленного знания оккупационной атмосферы, условий партизанской борьбы, но и недюжинного таланта психоаналитика, способного постичь ущербную психику людей, которых с позиций нормальной человеческой логики понять невозможно. Адамович понял, чтобы разоблачить и возненавидеть.

Несложная на первый взгляд схема многих характеров, однако, таила в себе всю запутанность человеческих отношений, разобраться в которой — благодатная задача художника. Одна из таких непростых, по-своему усложненных бесконечною цепью преступлений натура самого Дирлевангера, в чем-то повторяющая патологическую сущность фюрера и развивающая ее кровавой конкретикой действия. Дирлевангер деятелен, по-своему умен, решителен, твердо верует, как он сам формулирует, в силу «национал-социалистических идей и детской крови». В то же время это типичный мелкобуржуазный делец, даже на войне содержащий работающую на него сапожную мастерскую с группой обреченных евреев, сожительствующий с женщиной, «сомнительной» в расовом отношении, что по нацистским установкам считалось немалым риском. «Сорвиголова этот Дирлевангер!» — восхищенно думают о нем подчиненные, подобострастно внимая его каннибальской заповеди:

«Я не против, чтобы вы спали с русской девкой, но вы обязаны тут же, своей рукой застрелить ее».

Стрелять они умели.

Рядовой полицай Тупига, один из самых усердных убийц батальона, так поднаторел в своем деле, что тянет пулеметной очередью, «как опытный портной шов — твердо и плавно…». Это палач по призванию, он патологически влюблен в свое ремесло и убежденно ненавидит тех, кто от этого ремесла отлынивает.

Особое место в повести занимают взаимоотношения командира карательного взвода Белого с его дружком Суровым, воплощением черной совести взводного, своеобразным его алиби на непредвиденный случай, человеком-«ксендзом», у которого что-то зашито в подкладке — индульгенция за прегрешения на двоих. При всей фатальной разобщенности фашистских прислужников эти двое до поры до времени действительно сплочены одной тайной, гнетущим намерением выпутаться из положения, которое в принципе не имеет выхода. Несмотря на все их старания, фашистская действительность оказывается сильнее, и планы Белого-Сурова рушатся. Впереди тупик.

Точно таким же тупиком, лишь растянутым по времени, заканчивается преступно-мятущаяся жизнь ротного Мельниченко, одного из приспешников националистического охвостья, пошедшего за Гитлером по убеждению.

Послушно расправляясь с белорусскими деревнями, убивая во дворах, в избах, в сараях, они тем самым неотвратимо приближали себя к той последней черте, за которой их ждало полное расчеловечение, тотальное освобождение от всех нравственных обязательств перед людьми и страной. Моральный и духовный примитивизм этих людей позволил фашизму использовать их по своему усмотрению и с наибольшим эффектом, независимо от их воли.

Все они склонны к размышлениям и рефлексиям на досуге, так или иначе объясняя свое положение. Полицаи поменьше чином обычно не рассуждали, они делали свое кровавое дело с фанатичной тупоголовостью. С ужасающими подробностями в повести воссоздается поистине апокалипсическая картина уничтожения одного из лагерей в Бобруйске, когда под предлогом спровоцированных беспорядков гитлеровцы расстреляли всю многотысячную массу военнопленных. Немногие уцелевшие в этом аду после всего пережитого, сломленные и душевно искалеченные, пошли служить немцам, не подозревая, что впереди их ждет нечто похуже.

Этих людей нельзя ни понять, ни оправдать.

Потому что, погибая сами, они не вправе были губить соотечественников, пособничать врагу, становиться послушным орудием в преступных фашистских действиях. Все дальнейшее, что случилось с теми, кто пошел в услужение к палачам, находилось за пределами человечности, потому что платой за преступную собственную жизнь были реки крови безвинных. Постепенно, но неотвратимо обрывались все нити, связывающие их с прежней довоенной жизнью, и каждый день их существования лишь усугублял их и без того непомерную вину перед Родиной. При всей кажущейся интегрированности их судеб и поступков они каждый до конца оставались удивительно отмежеванными друг от друга, исступленно одинокими в своем ежечасном и ежедневном усилии переиграть смерть. Разумеется, это было непросто в обстановке непрерывных боев с партизанами, атмосфере ненависти со стороны населения, безжалостного фашистского террора, когда зачастую с одинаковой легкостью катились в общую яму головы жертв и головы их палачей.

Композиционное строение повести представляет собой безжалостный разрез

— обнажение всей дьявольской системы фашизма. Немного найдется в нашей литературе произведений, где бы на такой относительно небольшой площади с такой яркостью и глубиной было препарировано все социальное явление, построенное на страхе, бездумном подчинении и авантюризме. Книгу начинает и заканчивает выписанный изнутри образ Шикльгрубера — Гитлера с его пространными рефлексиями-монологами, полного непомерного честолюбия и бахвальства, изобличающими ничтожество обывателя, капризною волею случая вознесшегося над одним из древнейших государств Европы. Во многие положения его бредней просто трудно поверить, если отрешиться от мысли, что в свое время они двигали судьбами народов. Именно этот во всех отношениях заурядный авантюрист, возомнивший себя орудием провидения и мессией германцев, стал непосредственным виновником гибели более 40 миллионов человек в Европе. Однако и этого ему было мало, он мечтал о власти над миром, осуществляемой с высот Гималаев. История, однако, распорядилась иначе, и незадачливый ницшеанский последыш на глазах у всего человечества сам превратился в недочеловека, трусливую обезьяну на дереве.

Повесть насыщена обильным документальным материалом о людях и событиях минувшей войны и является новым свидетельством героической борьбы народа против его угнетателей.

Многие ее с умом и блеском написанные страницы согреты благородным чувством любви и признательности к тем, кто погиб, не преступив человечности, исполнены ненависти к палачам, пролившим невинную кровь во имя сумасбродных идей фашизма. Автор со всей очевидностью и глубиной вскрывает подлую природу страха и предательства, в финале которых — всегда смерть и презрение.

Эти две самобытные и во многих отношениях поучительные повести, несомненно, принадлежат к тем счастливым произведениям литературы, которым уготована долгая жизнь.