Пуговицы и ярость

Глава вторая Кроу

Два дня я даже не приближался к ней. Но и она тоже явно не стремилась к общению – так что наши чувства были взаимными. Ей удалось разрушить одну из стен замка моего духа, но я сразу же возвел новую – в два раза выше и в три раза крепче.

Вообще, мне не по нраву рассуждать о моих чувствах. Я не собирался обсуждать все это дерьмо. Не хотел попусту терять время, разглагольствуя о том, что уже не имеет значения. Но я должен был сломать ее скорлупу, чтобы вернуть ей чувство реальности. И мне пришлось раскрыться самому, дабы показать ей, что некоторые раны, что наносит нам жизнь, подчас невозможно излечить. Просто нужно принять это и жить дальше.

Но в процессе разъяснения этих истин я сам дал слабину.

Теперь нужно было как-то восстанавливать отношения. Все же я был хозяин, а она – моя рабыня. Ей требовалось отработать свой долг и затем идти на все четыре стороны. Таковы были правила игры.

На третий день я зашел к ней в комнату, застав ее с книгой у камина. Белое платье оголяло ее узкие плечи. Цвет его прекрасно оттенял оливковый тон ее кожи – солнце постаралось на славу, придав ей соблазнительный, отливающий загар.

И мне опять хотелось оттрахать ее.

Желание буквально взорвало меня изнутри. Я снова хотел ее, хотел по-животному. Я жаждал выплеснуть через нее все мои страдания. Я хотел забыться в ее объятиях. Я не мог думать ни о чем другом, кроме ее влажной пи*ды, ее крика во время оргазма, ее голоса, когда она на пике наслаждения произносила мое имя.

Она посмотрела в мою сторону, прекрасно понимая, зачем я пожаловал. Затем она захлопнула книгу и окатила меня свирепой злобой, брызнувшей из ее глаз. Впрочем, это было для меня не ново. Возможно, после нашего последнего разговора она почувствовала у себя стальные яйца, причем не слабее, чем у меня.

И тогда я опустился перед ней на колени, обхватил ее ляжки и притянул ее к себе, так, чтобы ее грудь вжалась в мою. Мне хотелось взять ее грубо, с силой. Мне хотелось, чтобы она кричала от боли и от наслаждения.

Со мной было пять пуговиц, которые я и выложил. Вернее, бросил на подушку, назначив цену. Цену за ее тугую жопу, за ее крики и стоны.

Она повертела пуговицы пальцами:

– Давай больше.

– Больше?

В прошлый раз цена была ниже.

– Ты возьмешь то, что я тебе дам!

Я сорвал с нее ткань, обнажив задорные, стоящие торчком сиськи. И немедленно зарылся лицом в долину наслаждений между ними, облизывая ее.

Она вцепилась мне в плечи и оттолкнула:

– Нет, за это мне нужно больше твоих пуговиц!

Я замялся, так как не понял, что ей действительно надо. Думать в тот момент я мог только о том, что у нее было между ног.

– Это за что за «это»?

– За то, что подороже.

О, к ней вернулось желание выйти на свободу! К ней вернулся ее нрав, огонь, то, что делало ее настоящей фурией. Она снова была в игре и готова была сражаться на равных со мной.

– Я могу дать тебе кое-что за двадцать пуговичек… Но не знаю, потянешь ли ты это?

– Потяну.

В ее глазах не было ни тени сомнения. Она явно решилась не отступать и отринула всякий страх. Она была готова. Готова делать то, что я ей предложу, и как можно скорее.

– Ну, тогда я покажу тебе…

Мы поднялись на верхний этаж и вошли в мою заветную комнату. Комната располагалась в правом крыле дома, изолированная от других помещений. Там можно было орать сколько угодно, но никто из домочадцев все равно ничего не услышал бы. Впрочем, Ларс догадывался о моих пристрастиях, но вряд ли мог представить себе, чем я занимаюсь на самом деле.

Я опустил кожаные ремни, что свисали с потолка, и повернулся к ней. Мне хотелось видеть ее реакцию.

Перл посмотрела на конструкцию безучастно.

– Я подвешу тебя к потолку. Затем я отстегаю тебя.

При этой мысли мой член немедленно встал. Я хотел услышать, как она кричит. Я хотел видеть рубцы на ее коже. А потом вые*ать.

Она подошла ближе и внимательно оглядела ремни.

– Ну что ж.

И никакого страха в голосе. Вероятно, после Боунса она уже ничего не боялась. А может быть, она не боялась меня.

– Ты уверена?

Она кивнула.

Я принялся за дело, чувствуя, как мой член рвется из штанов. Двадцать пуговиц стоили дела. Я сорвал с нее платье и бросил на пол. На теле остались лишь трусы. Я сорвал и их и стал целовать ее во все места. Мой рот жаждал ее гладкой кожи, которая скоро должна была покрыться рубцами от моих плетей.

Я жадно облобызал ее плечи, а затем стал пред нею на колени и углубился в пространство меж ее ног. Язык мой нежнейше прошелся по всем укромным местам.

Как только мои губы коснулись ее влагалища, она шумно задышала. Затем я почувствовал, как ее ноги стиснули мои плечи, и до моего слуха донесся ее едва слышный стон. Ей явно доставляло удовольствие прикосновение к ее клитору моего тугого языка.

Более терпеть я был не в силах. Мне хотелось избить ее, излупить всю. Мне хотелось затолкать эту несгибаемую женщину в намеченные мною границы. Хотелось ощутить сопротивление ее тела, но без звука ударов.

Я сложил ей руки над головой и затянул ее запястья ремнем. Грудью я прижался к ее спине – так мне больше нравилось. Прежде чем подвесить ее, я с наслаждением оглядел изгибы ее тела. Бог наградил ее великолепной спиной, совершенной задницей и тонкой, словно перемычка у песочных часов, талией. На коже до сих пор оставались почти зажившие следы от прошлых побоев, но я рассчитывал скрыть их ударами своей плетки.

– Кодовое слово – «шнурок».

Она могла произнести его, когда станет невмоготу. Но я надеялся, что она не будет делать этого.

– Скажи!

– Шнурок…

Тогда я повернул ее лицом к себе и поцеловал. Поцелуй был крепок, я использовал и язык, и зубы. После этого я чмокнул ее зад и отошел. Я нащупал веревку и приподнял на несколько дюймов над полом – чтобы потом с удовольствием ее вые*ать. Зафиксировав ее таким образом, я взялся за плетку.

Глядя на ее зад, я чувствовал, как растет мой х*й.

– Ты готова, Пуговица?

Теперь я и не умел называть ее как-то иначе. Прозвище приросло к ней, словно смазанное клеем, и мне это нравилось. Даже в игровой комнате это звучало хорошо.

– Да.

– Что «да»?

Она промолчала – назло мне.

– Ты должна говорить: «Да, хозяин»!

До этого я не заставлял ее произносить такие слова. Я не заставлял ее признать, что она вся принадлежит мне. Да, ее тело было в моей власти, но не ее дух. И вот эта ее непреклонность заводила меня еще больше.

– Ты никогда не станешь мне хозяином.

Тут я изо всех сил вытянул ее плеткой, от плеча до бедра.

Она вздрогнула, когда язык плетки цапнул ее за кожу. От удара тело ее чуть повернулось, подвешенное на ремне.

– Что ты сказала?

Я заглянул ей в глаза – ни слезинки.

– Ты мне не хозяин.

И я ударил ее снова.

На этот раз она даже не шелохнулась. Из презрения ко мне.

Мое уважение к ней возрастало, равно, как и желание обладать ею. Ни одна женщина до нее, будучи в этой комнате, не могла сдержать крика. Никто еще не выказывал столь горделивого презрения, терпя жуткую боль. Все ломались. Все, кроме нее.

Я снова взмахнул плеткой:

– Я тебя поломаю!

И молчание в ответ.

Я ударил ее еще три раза подряд. Я бил ее по заду и по ногам. Кожа заметно покраснела.

Больше сдерживаться я был не в силах. Я превратился в дикое, плотоядное животное. Х*й мой сочился в предвкушении эякуляции, я жаждал вонзить его ей в пи*ду. Мне уже не хотелось ее лупцевать. Все, что мне было нужно, – трахнуть ее.

Я отбросил плетку и сорвал с себя штаны с трусами. Если бы я не мог ее отыметь, мои яйца взорвались бы. Х*й мой буквально тянулся к ней – если бы он мог издавать звуки, то, вероятно, орал бы в тот момент благим матом.

Я развернул ее лицом к себе и закинул ее ноги себе за спину. Коснувшись пальцами ее влагалища, я почувствовал, как сильно она намокла. Да, она ждала меня, истекая от желания. Видно, ее также возбуждала боль, как и меня удары по ее телу.

Я притиснул ее к себе, прижимаясь к ее коже. Так как руки были связаны, она могла делать лишь одно – принять меня в свое лоно.

Легким движением я проник в нее, одновременно запечатав ее губы поцелуем. Почувствовав, как мой член раздвигает ее тело, она застонала, не отрывая своих губ от моих. Я также не мог оторваться от нее, но не целовал – ей и так было хорошо. Мой х*й наслаждался мягкой внутренностью ее лона и каждым ее стоном. Я совсем потерял голову. Меня снедала похоть. Я трахал ее изо всех моих сил, забыв даже собственное имя.

– Кроу…

Я уже не в первый раз слышал, как мое имя слетает с ее губ. Обычно она произносила его, сопровождая сексуальным стоном, вся поглощенная страстью.

– Потрогай мои соски!

В первый раз в постели командовала она.

Я обхватил рукой ее задницу и сделал так, как она хотела. Последним движением своих чресл я заставил ее кончить. С сосками я обошелся несколько грубее, чем обычно, и тут же почувствовал ее оргазм.

Она буквально нанизалась на меня, желая прочувствовать всю длину моего члена. Ее тело поглощало меня, грозя разорваться.

– Господи, да, да!

Она дышала прямо мне в рот, отчего ее слова больше походили на стоны.

Ху*ем я ощутил, как между ее ног течет смазка. Она была мокра еще до того, как я вошел в нее. Мое тело окатила волна жара. Трахая ее, я ощущал ее обессилевшее тело, видел ее левый, покрасневший сосок и багровые следы от моей плетки.

И это окончательно сорвало мне крышу.

Я протолкнул х*й в нее еще глубже и невольно громко застонал. Я уже вообще ни черта не сознавал, когда член исторг совершенно нереальное количество спермы. Я жаждал наполнить ее, что называется, до краев. Я хотел, чтобы мое семя полилось из нее, как только я выну член. Никогда еще я так не наслаждался близостью с женщиной, не испытывая при этом отвращения. Она прекрасно знала, что я такое, и она победила меня. В тот момент она была ближе всего к свободе.

От напряжения моя верхняя губа покрылась соленым налетом – и точно такую же соль я слизывал с ее губ. Чувствуя, как опорожняется мой член, я шептал ей о том, какое наслаждение я испытываю, находясь внутри нее.

Затем я вынул из ее вагины опавший член.

Капли спермы падали из нее прямо на пол – именно об этом я и мечтал.

– Черт!

Я вновь закинул ее ноги себе за спину и почувствовал, как твердеет х*й. Мне хотелось ее еще и еще – больше, чем она смогла бы выдержать.

Увидев мои потемневшие глаза, она поняла, чего я хочу, лучше, чем кто-нибудь на ее месте.

– Я хочу прокатиться на твоем члене.

Тот мгновенно восстал.

– Две пуговицы.

В ту минуту я был готов на любую цену. Развязав ей руки, я отнес ее на постель в угол комнаты. Затем я улегся спиной к изголовью и поместил ее прямо над собою.

– Трахни меня как следует, Пуговица.

Она присела на корточки и для равновесия взяла меня за плечи. А потом заскакала на моем х*е, как заправская бл*дь, причем по всей его длине. Ее сиськи молотили мне по лицу, зато на ее физиономии я заметил выражение крайнего наслаждения.

Она была поистине великолепна.

Потом она завела одну руку себе за спину, и я почувствовал, как ее пальцы стали ласкать мои яйца. И массировала она их нежно, аккуратно, со знанием дела.

– Ах ты ж!

Я стиснул челюсти от невероятного, острейшего удовольствия. Она трахалась, как настоящая шлюха, но вид имела добродетельной рабыни. Х*й мой изнемогал от сладости ее прикосновений. Это был лучший секс в моей жизни, готов дать честное слово. Я был на седьмом небе и не хотел спускаться. Мой х*й жаждал е*ать ее пи*ду – каждый ее сантиметр. Ну как я мог отпустить ее на свободу после этого? Да, я обещал сделать это, но теперь все изменилось. От нее я просто балдел, и ни одна другая женщина не смогла бы дать мне такого праздника плоти. Если она уйдет, что я буду делать без нее?

Эти мысли не очень-то меня радовали. И приводили в уныние – в самом плохом смысле. Так что я поймал глазами ее прыгающие сиськи и через мгновение снова был в игре. Х*й мой шевельнулся в ее узком пространстве и приготовился извергнуть новую порцию спермы.

– Как же я люблю твою пи*ду!

Я и не собирался пошлить – просто ощущал необычайный кайф от нахождения в ее совершенном лоне. И это ощущение срывало мне крышу, отчего я полностью терял контроль над своим языком.

– А моя пи*да обожает твой х*й!

И тут я кончил.

И все вернулось в обычное русло.

Та страшная ночь превратилась лишь в далекое воспоминание. Перл не спрашивала меня о сестре. Она как будто забыла о моем неадекватном поведении. Она просто оставила все это в прошлом – и правильно сделала.

Она отчаянно зарабатывала свои пуговицы. Как-то раз за ужином она залезла под стол и отсосала мне. Потом она без предупреждения явилась ко мне в кабинет и буквально запрыгнула на мой конец. Она жаждала беспрерывного секса и копила пуговицы, которые сыпались ей, как из рога изобилия.

Когда их количество достигло семидесяти, я забеспокоился.

Прошло всего ничего времени, а она выплатила мне почти треть своего долга. «Если так будет продолжаться и дальше, – думал я, – она обретет право на свободу через несколько месяцев». А я слишком привык к этому безудержному траху и пока не хотел отпускать ее.

Я не хотел терять ее.

Да, я дал ей честное слово, которое должен был сдержать. Как только Перл накопит все триста шестьдесят пять пуговиц, я должен удалить вживленный ей чип и отпустить на все четыре стороны.

И другого варианта у меня не оставалось.

При этой мысли у меня начинали трястись руки. На меня накатывали волны паники. Сердце было готово проломить ребра. Без моей Перл-Пуговицы и жить-то не оставалось смысла. Без нее я никогда уже не испытаю того наслаждения от посещения «игровой комнаты». Мне снова придется обедать в одиночестве. Одиночество было моим другом, но после того как Перл вошла в мою жизнь, я более не воображал худшей для себя участи.

Такую женщину мне больше не найти.

Никогда.

Мне никогда больше не встретить столь бесстрашную и сильную стерву. Ей было плевать на боль. Боль сделалась частью ее души. Жизнь сама приготовила ее к этому – равно, как и меня.

Так неужели настанет время расставания?

Она сидела за столом напротив меня. Ее лицо обрамляли тугие локоны. Темно-пурпурное платье позволяло наслаждаться видом ее великолепных рук. То ли ей шла любая одежда, то ли у Ларса, который подбирал ей платья, был безупречный вкус.

От подобной мысли я почувствовал что-то похожее на ревность.

Этим вечером она вела себя как-то по-новому. Избегала смотреть мне в глаза. Казалась совершенно невозмутимой. Пила и ела, как будто у себя дома. Не спрашивала, как прошел мой день. Было несколько неуютно.

Поэтому я первым нарушил тягостное молчание:

– Ну, как твои дела?

Перл дожевала кусочек французской булки. Я смотрел, как двигаются ее губы. Вообще, за столом она вела себя безупречно, что мне особенно нравилось. Жевала она совершенно беззвучно.

– Вот как раз об этом я и хотела поговорить.

При этих словах я невольно вздрогнул. Время от времени она брала инициативу, и это заставляло меня хотеть ее еще больше. Перл была сильным противником и постоянно ставила передо мной трудные задачи.

– Да, конечно. Слушаю тебя.

– У меня сейчас семьдесят пуговиц.

Ну это я и сам прекрасно знал. Эти пуговицы буквально мне мозг проели. Каждую из них я отдавал с душевной болью. Иногда мне хотелось приврать – заявить, что она не очень-то постаралась в постели. Но Перл все равно не поверила бы мне, так как прекрасно чувствовала, как обильно я кончаю.

– Да, я знаю.

– Когда тебе что-то нужно от меня, ты платишь пуговицами. Если мне что-то требуется, то я делаю то же.

Что-то я не понял. Она явно повторялась.

– Ты можешь выражаться яснее?

Я терпеть не могу пустые разговоры, даже если делать все равно нечего.

– Сейчас мне кое-что нужно от тебя. И я готова заплатить.

Я несколько напрягся. Иногда она платила мне пуговицу, чтобы спать в моей постели. И хотя мне не очень хотелось делить с ней ложе, но пуговица стоила того. Я мог трахать ее всю ночь напролет. Но что на этот раз она задумала?

Мысли лихорадочно заметались в голове. Меня натурально припекло: а что, если ей взбрело вздуть меня точно так же, как это делал я с ней? Связать и отмудохать до кровавых пятен? Такого я еще не позволял женщинам. Но эта вполне может – от таких мыслей меня бросило в пот. Перл умела быть сильной и безжалостной. И с нее вполне могло статься отделать меня до полусмерти.

– Что ты хочешь, Пуговица?

Я старался говорить спокойно, хотя мой х*й готов был вырваться из штанов.

– Большего.

Большего? Чего? Боли? Больше истязаний?

– Чего «большего»?

– Хочу, чтобы ты пригласил меня в театр или ресторан.

Мое любопытство мгновенно угасло. Сначала я даже не поверил своим ушам. Наверное, я слишком замечтался и не понял, чего она хочет.

– Чего?..

– И я дам за это две пуговицы.

Нет, я правильно ее понял.

– Ты что, шутишь?

Она упрямо скрестила руки на груди:

– Нет, не шучу.

Нда, фантазии мои не оправдались.

– Я не собираюсь назначать тебе романтических свиданий, – раздраженно промолвил я. – И ты прекрасно знаешь, что я для тебя никакой не ухажер.

– А я на это и не рассчитываю.

– Ну так и какой разговор?

Она задумчиво побарабанила пальцами по руке.

– Пять.

Это было довольно много. Обычно я давал ей столько, чтобы трахать ее всю ночь, привязанной к изголовью кровати.

– Но ты не обязан делать то, чего тебе не хотелось бы, – сказала она моими же словами. – Но этого хочу я. К тому же чем больше пуговиц я тебе отдам, тем дольше я останусь в твоем доме.

Вот это мне нравилось уже больше. Если я буду удовлетворять ее просьбы, то у нее станет меньше пуговиц. Значит, срок ее заключения продлится, причем неизвестно на сколько. Так что эта идея с романтическим свиданием не так уж и плоха. Но надо бы вытянуть из нее побольше:

– Десять.

– Пять. И это не обсуждается.

Я понимал, что зарядил слишком много. Бичевание, например, стоило двадцать пуговиц, и платить за простой ужин в ресторане десять было чересчур.

– Тогда у меня будет пара вопросов.

– Слушаю.

– Какой тебе в этом прок?

Действительно, мы обедали вместе почти ежедневно. А затем я регулярно пялил ее на своей постели. И целовал ее я. К чему тратить на это так много?

– О, очень много проку.

Но какой там может быть прок? А впрочем…

– Ну да. Ты хочешь, чтобы я вывез тебя в город, и тогда у тебя появится возможность сбежать.

«Ну как же я сразу-то не догадался?»

– Так что дудки!

– А я и не собираюсь сбегать.

– Что, серьезно? Я думал, что мы не будем друг друга обманывать.

Перл облокотилась о стол и мрачно взглянула на меня:

– А какого черта мне бежать? У меня нет ни денег, ни документов, чтобы купить билет на самолет. Так что домой я могу попасть, только если ты мне поможешь.

Что ж, с этим не поспоришь…

– Ну, ты можешь обратиться в посольство.

– А откуда мне знать, где оно находится? Тем более меня ищет Боунс, и мне совсем не хочется попасть в его руки. Лучше уж ты, чем этот психопат.

Ее слова звучали правдиво, и мои подозрения рассеялись.

– Но все равно я не понимаю, зачем…

– Ты единственный близкий мне человек, Кроу. И мне нравится общаться с тобой, даже когда мы не трахаемся. Я хочу более душевного отношения. Мне нужно твое внимание. Я хочу почувствовать что-то вроде любви.

Поскольку я имел дело с женщиной, то попытался осознать ее хотелки. Впрочем, ее можно было понять – несколько месяцев она безвылазно сидела в моем доме. Мы почти не разговаривали, только и знали, что трахаться. И ничего более.

– И вообще, причина здесь не важна, – продолжала она. – Я никак не могу понять, почему тебе так нравится бить меня. Отчего твой х*й стоит гораздо крепче после того, как ты отдубасишь меня. Но я даже не спрашиваю тебя об этом, потому что это все равно бесполезно. Я просто так хочу. Возьми мои пуговицы и сделай то, о чем я прошу тебя. Ну, или не делай…

Возразить ей мне было нечего. Перл была абсолютно права. Действительно, причины ее желаний не имели никакого значения. И мне были нужны ее пуговицы.

– Я согласен.

Чем больше пуговиц мне удастся вытянуть из нее, тем лучше.

Возможно, она вообще останется моей навеки.

У дверей Ларс с поклоном спросил меня:

– Что вам приготовить на обед?

– Ничего, – ответил я. – Сегодня я не обедаю дома.

– Неужели?

Вся челядь знала меня, как образцового домоседа, который больше всего ценит одиночество. Я почти всегда обедал дома. Так что удивление Ларса было вполне закономерным.

– Да, Ларс. Сегодня мы с Пуговицей решили прогуляться.

– О, это весьма хорошо! – коротко кивнул мой мажордом.

И он поспешил на кухню, вероятно, для того, чтобы сообщить прислуге о свободном вечере.

Я же поднялся на второй этаж и постучал в дверь ее комнаты.

– Войдите.

В принципе, я мог бы и не стучаться. Я мог бы просто распахнуть дверь – эта женщина была моей собственностью, и можно было не церемониться. Но тогда я рисковал нарваться на весьма холодный прием. Так что я стукнул костяшками пальцев по дверному полотну и вошел.

Перл стояла у окна и смотрела в поля.

Я знал, что ей нравится вид, поэтому окно почти не закрывалось. Я сознательно пренебрегал правилами безопасности и не требовал держать ставни закрытыми – Перл просто послала бы меня к черту.

– Не желаешь ли пообедать со мной сегодня?

Она обернулась с нескрываемым интересом:

– Разумеется.

Надо было выразиться лучше. Например: «Нет ли желания отобедать со мною на лоне тосканской природы? А после мы могли бы отправиться на винную дегустацию…»

В глазах Перл вспыхнул неподдельный интерес. Она отлепилась от окна и внимательно посмотрела мне в глаза. До сих пор я еще не видел у нее такого энтузиазма. Никогда еще она не одаривала меня таким лучистым взглядом. Все, что мне доставалось, – либо презрение, либо похотливый блеск ее зрачков. Один только раз она смотрела на меня по-человечески – когда я рассказывал ей о своей трагедии.

Но мне нужно было сдерживать свои эмоции.

– Да, это было бы великолепно, – промолвила она, ломая руки. – Но когда?

– Сразу же, как будешь готова к выходу.

– Через двадцать минут.

Я протянул ей руку, сложив ладонь лодочкой.

Ее взгляд мгновенно потух. Перл вынула из чаши пять пуговиц и ссыпала их мне в руку, после чего выжидающе посмотрела на меня – мол, выметайся из комнаты, да побыстрей.

Я сунул свою добычу в карман и с испорченным настроением поплелся вон из комнаты.

Спустя полчаса она показалась в холле. На ней было простое черное обтягивающее платье, которое прекрасно подчеркивало линию ее бедер и давало взору возможность насладиться ложбинкой между ее грудями. На шее поблескивало золотое колье, которое подыскал для нее Ларс.

Я не сводил с нее глаз и заметил, как один локон ее протянулся через плечо и лег ей на грудь. Макияж был несколько ярче, чем обычно. В темных глазах читался призыв.

Да, выглядела она сверхсексуально…

Направляясь в мою сторону, она следила за моей реакцией, впрочем, как и всегда. Ее явно раздражало, что я видел ее всю насквозь, а она меня – нет.

Но какой смысл беситься из-за этого. Я – иногда – отвечал на ее вопросы, даже если она их и не задавала.

– Пуговица, ты прелесть.

Я обвил рукой ее стан и притянул к себе. Мне нравилось ощущать прикосновение ее прекрасных сисек к моей груди. И сегодня, как только мы вернемся домой, я от души буду трахать ее и вдоволь помну это великолепие.

– Благодарю. Ты тоже выглядишь что надо.

Перл положила руку мне на грудь и провела по сорочке, добравшись до расстегнутого ворота. Ее пальцы скользнули под ткань…

«Может, мне вые*ать ее прямо в машине?» – мелькнуло у меня в голове.

– Идем.

Чем быстрее мы закончим наш выход, тем скорее окажемся дома. И тогда я снова раздвину ей ноги и буду скользить в ее влажном лоне…

«Ауди» летела по дороге через холмы. Мы приближались к городу. Но мне больше нравились открытые пустынные пространства. Мне нравился запах оливковых деревьев. Тоскана прекрасна и летом, и зимой. Где я только ни бывал, но не видел ничего более великолепного, чем моя родина.

Перл не отрывала взгляд от окна, наслаждаясь призрачным вкусом свободы. После похищения она провела много времени в четырех стенах, и теперь любая мелочь означала для нее жизнь.

Я знал, что она не станет сбегать. После нашего с ней разговора эта мысль казалась смехотворной. Я даже не потрудился взять с собой оружие, ибо не чувствовал никакой опасности. В машине, правда, был пистолет, да и тот незаряженный.

– Никогда еще не видела такой красотищи! – произнесла Перл, провожая взглядом бегущие мимо холмы.

– Потому что не была здесь.

Она повернулась ко мне с горящими глазами. Волны ее длинных волос свободно перекатывались по ее плечам, а губы пламенели рубином.

И я сразу представил цвет помады вокруг основания моего члена.

Ее рука вдруг потянулась к рычагу переключения передач. «А вдруг она хочет угнать машину? – мелькнуло у меня в голове. – А что? Она настоящий боец, и такое вполне возможно».

Но она просто положила свою ладонь мне на руку, что покоилась на ручке.

Засим она снова отвернулась к окну, не отнимая руки от моей.

Вообще, я хотел отдернуть руку. Я вовсе не любитель нежностей. В этом вопросе меня ничего не интересовало, кроме секса. Но она объяснила мне, что ей нужно от меня, и заплатила за это. Когда платил я, ей приходилось терпеть побои и плетку. Но теперь заплатили мне…

Я был должен ей.

И тогда я сплел ее пальцы со своими, словно заправский кавалер.

Она повернула голову, но ничего не сказала, а секунду спустя снова смотрела в окно. Чуть погодя я почувствовал, как она поглаживает большим пальцем мои твердые, что называется, «набитые» костяшки.

С одной стороны, это было приятно. Но, с другой, едва я это осознал, как немедленно начал раздражаться. И если одарить кого-нибудь нежностями я с трудом, но мог, то вот принимать их – нет, уж увольте! Кровь мгновенно закипала, и, как говорится, у меня «сносило крышу».

Но нужно было терпеть.

Я вытворял с ней такое, что пером не описать. Но сейчас настал ее черед. Если ей хотелось всех этих фантазий, то я не смел ей перечить. Она должна оставаться моей вещью так долго, насколько это возможно.

Так что не грех и за ручку ее подержать.

Мы сидели за столиком друг напротив друга. Перл смотрела в меню. Она прочитала его все от начала до конца, затем развернула сложенный листок бумаги, пробежала его глазами и вновь воззрилась в меню.

Мне стало интересно.

– Пуговица, что ты делаешь?

– Пытаюсь понять, что тут написано. Все ж по-итальянски.

– Давай переведу, – сказал я, отнимая меню.

– Нет! – поспешно ответила она. – Я хочу разобраться сама.

Перл отодвинула мою руку и снова заглянула в свои записки.

– Просто мне не хотелось бы получить на заказ блюдо с улитками.

У меня невольно дернулся уголок рта:

– Это французское кушанье, а не итальянское.

– Ну… все равно я не хочу чего-то подобного.

Она машинально провела пальцами по волосам, даже не подозревая, насколько обалденно она выглядела в тот момент. Бриллиантовые серьги в ее ушах отражали огоньки горящих свечей.

В зале не было женщины прекраснее ее. Да что там, доселе я не видел более соблазнительной дамы. Тогда, в опере, я не заметил в ней ничего особенного. До нее у меня было много красивых и необычных любовниц. Но теперь я понял разницу. В те дни, когда она не пользовалась косметикой, я заметил, что ее щеки покрыты едва заметными веснушками. А когда она улыбалась, один уголок ее губ приподнимался чуть выше, чем другой. Я наслаждался изящными изгибами ее длинных и тонких ног. Каждый рубец от побоев делал ее непобедимой. Даже когда она плакала, размазывая макияж по щекам… она все равно выглядела сногсшибательно.

Никогда еще я так не увлекался женщиной.

Меня влекло к ней, словно мотылька к огню. Иногда силы ее оставляли, но она все равно была сильнее меня. Она всегда смотрела в лицо своему страху. Она стояла до конца, ибо понимала, что никто, кроме нее самой, ей не поможет. Она сама делала свою жизнь, каждый раз начиная все с нуля, являя собой пример сильной и независимой женщины.

И она заслуживала уважения.

Я действительно отдавал ей должное.

– О, думаю, вот это пойдет.

Перл сложила свою шпаргалку и спрятала ее в рукав.

Тут я понял, что несколько замечтался. Пять минут я только и занимался тем, что оценивал ее качества. Мой разум внешне был спокоен, хотя в подсознании кипела самая настоящая война.

– Так что ты решила заказать?

– Лазанью.

– Да уж, – невольно усмехнулся я, – это не то дерьмо, что тебе подали бы в Штатах.

– Вот и сравним.

– А как насчет вина?

Я протянул ей винную карту. Перл отложила лист.

– Я не побоюсь признаться, что совсем ничего не понимаю в вине. А ты – эксперт.

Я положил винную карту поверх меню:

– Что предпочитаешь: белое или красное?

Она снова тронула свои волосы, обнажив часть уха:

– Я даже не знаю… Вот то, что подают у тебя, было весьма неплохим. Но кто здесь знаток – ты или я?

Раньше она никогда не предоставляла мне возможности выбирать. Тем более когда речь шла о ее желаниях.

И все же мне удалось до некоторой степени приручить этого зверька.

– Ладно, сам выберу…

К нам подошла официантка и вопросительно посмотрела на меня своими темно-карими глазами. Наверное, она могла видеть меня на производстве. Не то чтобы я был такой уж знаменитостью, но у нас в Тоскане люди разбираются в вине. И в виноделах.

Девушка рассыпалась в любезностях (она, естественно, говорила по-итальянски), продлив мое ожидание на несколько минут.

Я деловито перевел разговор на наш заказ, продиктовал ей по-итальянски названия блюд и отдал меню.

Девушка криво улыбнулась, явно задетая моей холодной реакцией на ее излияния.

Наконец мы остались вдвоем. Я посмотрел на свою Пуговицу через стол. В ее глазах блеснул огонек раздражения, но она ничего не сказала.

– Просто она стала спрашивать о моей винодельне.

– Мы вроде как бы договорились не врать друг другу.

Меня словно окатило холодным душем.

Да как она смогла понять, что говорила официантка?

– Я немного понимаю по-итальянски. Она клеилась к тебе, думая, что я тупая американка, которая ни черта не понимает. У вас что, все такие хамы?

От гневных ноток в ее голосе мой х*й немедленно встал. Я мгновенно «заводился», стоило мне понять, что она злится. Впрочем, я не обижался на нее.

– Сегодня мы спим вместе. Так что не очень-то распространяйся.

– Бесит она меня…

Перл взяла из корзинки хлебный ломоть, разломила его на несколько кусков и стала отправлять их в рот один за другим.

Я довольно редко посещал рестораны. Как правило, когда встречался с кем-нибудь или если проводил деловые переговоры. Если же мне хотелось вкусно поесть, я предпочитал то, что готовил мне Ларс, поскольку дома не нужно было вести застольных бесед.

– Ты ходишь на свидания?

– Ну вот сейчас…

– Нет. Раньше, до меня?

Вот уж совсем мне не хотелось рассуждать с ней о подобных вещах, но я понимал, что это одно из условий нашего договора. Если бы она молчала, то за столом царила бы гробовая тишина. Меня это вполне устроило бы, но Перл требовалось поболтать.

– Ну, у меня случались романы… время от времени.

– Но ты, наверное, не лупил своих подруг так же, как меня?

– Бил, еще как.

Для меня в этом заключалось самое главное в отношениях. И если женщины доверялись мне, то позволяли выделывать с ними очень интересные штуки. И тогда они наслаждались и просили еще.

– А когда-нибудь ты мог обходиться без этого?

– Очень редко.

Действительно, пару раз со мной такое случалось, но удовольствия я не испытывал. Насилие было непременной составляющей секса, и только через него я мог выплеснуть свои эмоции.

– И надолго такие девушки не задерживались.

– А ты никогда не думал жениться? Детей завести?

– Нет.

Мой ответ прозвучал грубовато. Об этом совсем не стоило говорить. Учитывая род моих занятий, я не мог бы должным образом заботиться о своих домочадцах. Мне не следовало ни жениться, ни становиться отцом. Я постоянно был на мушке у моих врагов. И если что, то первыми их жертвами стали бы мои близкие.

А я бы уже не пережил новых потерь.

Пуговица поняла, что перешла границу, и осеклась.

– Прости, что задела тебя…

– Больше не делай так.

– Просто мне интересно. Я не хотела причинить тебе боль.

– А ты думаешь когда-нибудь?..

– Нет.

Я даже не успел закончить фразу.

Ее ответ меня удивил. Когда она попросила устроить ей романтическую вечеринку, мне показалось, что она все еще верит в любовь. Но, возможно, я ошибался.

– Почему, позволь узнать?

– Я никому не доверяю. И вряд ли смогу.

Она доела последний кусочек хлеба и принялась за следующий ломоть.

Я же не прикасался к корзинке – хлеб я не любил.

– Нельзя же ломать свою жизнь из-за этой сволочи.

Да, такого садиста, наверное, еще не было. Я-то тоже не ангел: преступник, убийца, злодей. Но такого я себе не позволял.

– Ты обязательно найдешь достойного мужчину.

– Даже если такой и найдется, я уже не способна доверять. Это ушло без возврата.

– Все так или иначе возвращается в нашей жизни.

Она покачала головой:

– Если бы видел то, что пришлось мне, то понял бы, что такое невозможно. Я поняла, в какую тварь может превратиться мужчина. Теперь я понимаю, что мужики думают не головой, а головкой. Я узнала, что такое люди… то есть мужчины.

Я мог бы поспорить с нею, но не стал. Я сам был той еще сволочью. Я не насиловал ее, но это не делало меня хорошим человеком. Я платил ей за то, чтобы она раздвигала ноги. Но лучше меня это не делало.

– Грустно, что ты потеряла веру в людей.

– Мне просто раскрыли глаза.

Вернулась официантка с тарелками и поставила их на стол между нами. Она не спускала с меня глаз, начисто игнорируя Пуговицу. Вероятно, она думала, что Перл моя сотрудница или клиент, а не секс-рабыня.

Пуговица смерила девушку тяжелым взглядом. Та разлила вино по бокалам и, к моему облегчению, удалилась.

Как только девчонка отошла, Пуговица несколько оттаяла.

– Ты ревнива?

– Да ни разу, – ответила она, разрезая лазанью. – Просто терпеть не могу, когда на меня смотрят, как на пустое место.

– Может, она приняла тебя за моего клиента?

– Но я-то не клиент, – раздраженно заметила Перл, жуя.

Ага. Замуж она не хотела, никому не доверяла, но тем не менее ревновала. Все это выглядело как-то нелогично. Впрочем, подойди сейчас к ней другой мужчина, я бы немедля прирезал его, как свинью. Но к любви это не имело ни малейшего отношения. Нет, я лишь хотел власти над нею.

– И теперь она поймет это.

С этими словами я протянул руку через стол и сплел наши пальцы. Так мы и сидели, держась за руки и работая вилками.

Едва только наши руки соприкоснулись, я почувствовал ее ответную реакцию. Ее пальцы скользнули по моим и цепко схватили мои. Она взглянула на наши руки, и вместо гнева я заметил в ее глазах страсть.

Мы сидели у окна, закусывали и пробовали которое уже по счету вино. Я перепробовал почти все, что было. Свое я хорошо знал, знал и то, что выпускали конкуренты. Не могу сказать, что они меня впечатлили.

Но Пуговица наслаждалась…

Она наливала себе бокал, затем крутила его, как заправский сомелье.

– Вот это мне понравилось.

– Как раз мое.

– Правда?

Я кивнул.

– И сколько же у тебя наименований?

Непростой вопросец.

– Ну, если навскидку… что-то около сотни.

– Ух ты. А ты всегда интересовался виноделием?

– Да, наверное. Кроме того, еще и крепкими напитками.

– И сам начал свое дело?

Я снова кивнул.

Перл сидела, положив запястья на край стола. Тонкие ее руки выглядели чрезвычайно соблазнительно. Она больше не теребила свою шевелюру, отчего ее волосы рассыпались по плечам и обрамляли лицо так, словно она готовилась к фотосессии. Под платьем не было видно шрамов на ее спине и заднице, но я знал, что они там есть.

– И как же ты начал?

– Ну, долгое время я занимался оружием. Но потом мы с отцом поссорились, и я открыл свое дело. Мне надоело быть подчиненным, мне не нравилось постоянно находиться в тени отца. Так что я забрал свою долю и основал винодельню. Постепенно дело пошло.

– А когда вернулся к теме оружия?

– Когда отец умер.

Не то что бы я сильно горевал по данному поводу. При последнем нашем разговоре мы наговорили друг другу много неприятных вещей. Так что прошло несколько лет, пока мама позвонила мне и сообщила о его кончине.

– Я снова стал заниматься оружием и пригласил в качестве партнера Кейна. Так что приходится заниматься двумя делами одновременно.

И хотя она не проронила ни слова, я заметил вспыхнувший в ее взгляде интерес. Она ловила каждое мое слово – впрочем, она всегда проявляла внимание, о чем бы мы с нею не говорили.

– И тебе нравится?

– Не то что бы.

Я действительно не очень гордился своим занятием. Оружейный бизнес приносил мне больше проблем, нежели он того стоил. У меня была масса врагов, которые не дремали. И самым серьезным из них был Боунс. Мы стали врагами еще до того, как увидели друг друга.

– Но Кейн настаивает, чтобы я продолжал этим заниматься. Ему, видишь ли, не хочется управлять этим делом в одиночку.

– С каких это пор ты стал его слушаться?

Я чуть заметно улыбнулся:

– Да потому, что я и сам знаю, что ему не под силу вести такие дела. Он резкий, порывистый, а я, наоборот, делаю все основательно. Ему подавай все здесь и сейчас, а я не привык торопить события. Да и, в общем-то, он больше скупердяй, нежели бизнесмен. Так что мы уравновешиваем друг друга.

– А вином тебе нравится заниматься?

– О да. Это честный бизнес, и мне не стыдно за него. Я начал, когда мне было всего восемнадцать, а через несколько лет уже стал одним из ведущих виноделов в Италии.

– Мама, наверно, гордилась тобой.

– Да.

Мама гордилась, это точно. А вот отец называл меня говнюком.

– Мне бы хотелось посмотреть, если ты позволишь.

– Конечно.

В самом деле, славно будет трахнуть ее на моем рабочем столе после дня, проведенного в полях. И лестно будет показать ее служащим – пусть посмотрят, с какой женщиной я сплю.

Она допила бокал и потянулась к следующему.

– Спасибо, что отвечаешь на мои вопросы.

Она жила у меня уже три месяца, а мы ни разу нормально не разговаривали. Только о делах или о пуговицах. И теперь я спокойно отвечал на ее вопросы, даже не задумываясь об этом. Она знала обо мне больше, чем кто-нибудь, за исключением Ларса, разумеется.

– А с чего мне не отвечать? Мне только не нравится, когда это начинает напоминать допрос.

– Вот уж никогда не думала допрашивать тебя. Мне просто хочется побольше узнать о тебе.

С этими словами она посмотрела в бокал и немного покрутила его, прежде чем выпить.

Когда она отводила взгляд, я принимался рассматривать ее. Я следил, как ее пальцы с накрашенными ногтями обхватывают верх бокала. Лак был темно-красный, как и ее помада. Ее пальцы – длинные и тонкие – великолепно смотрелись на моем члене, когда она обхватывала его, делая минет. Она опускала глаза, и я мог видеть каждую ее ресницу, как она ниспадает вниз и слегка закручивается у кончика. Ресницы были густые, плотные – таких я еще не встречал. Да, Перл и без макияжа была чертовски хороша, но теперь это было что-то потрясающее. Никогда доселе я не сидел за столом напротив такой великолепной женщины. А Перл даже не догадывалась, насколько она сногсшибательна. Как ей, выросшей в трущобе, на самом дне, удалось стать столь женственной, красивой? Кто привил ей неповторимую элегантность, величавую гордость?

– Ты выросла в Нью-Йорке?

Она допила вино и поставила бокал на стол.

– И родилась, и выросла. Да, такого города больше нет нигде в мире…

– Скучаешь по нему?

Она пожала плечами:

– Знаешь, пожив здесь, я стала ненавидеть весь этот городской шум. Люди, пробки, вонища… У меня кожа выглядит куда лучше прежнего. И кажется, я как будто впервые в жизни могу дышать полной грудью. Так что, думаю, что не очень. Раньше он мне нравился, но после того, как я попала сюда… я уже не могу любить его, как раньше.

Ну да. Во всяком случае, ей нравилось жить в моем доме. У нее были шикарные условия. Ее одевали с головы до ног, а из окна открывался прекраснейший в мире пейзаж.

– Ты разговаривала с родителями после того, как тебя забрали из семьи?

Информация, что я почерпнул из ее досье, была довольно полной, но некоторые детали все же отсутствовали. И лучший способ узнать их – обычный разговор.

– Нет.

Ее голос прозвучал горько и блекло.

– Я сомневаюсь, что они сильно переживали из-за этого. Я была для них обузой, с которой они не знали, что делать. Жить в приюте трудно. Да и на улице тоже не сахар. Но все же лучше, чем с ними.

Меня не удивило ее негодование. Мы с отцом враждовали много лет, но лишь потому, что оба были довольно властными людьми. Если я начинал ему противоречить, он лупил меня почем попало, однако это лишь делало меня сильнее. Как бы то ни было, он заслуживал уважения. Моя молодость была во сто крат лучше, чем ее.

– А в приемную семью тебя отдавали?

– Один раз. Милые такие люди. Жили на Манхэттене. Мне они очень понравились. Но потом женщина забеременела, и они с мужем решили, что не в состоянии воспитывать еще и меня. И вернули в приют.

И хотя выражение моего лица не изменилось, я почувствовал, как сердце у меня сжалось в комок. Побывать в нормальной семье, а потом, когда там появляется собственный ребенок, вновь оказаться в приюте… Это действительно тяжело.

– И сколько тебе тогда было?

– Тринадцать.

Еще не легче.

– Прости, пожалуйста.

– Что было, то было. Потом, в колледже, я стала тем человеком, которым и хотела стать. Студенты ничего не знали о моем прошлом, так что я начала все с чистого листа. Моя жизнь изменилась, все стало проще, а когда я выплатила весь свой студенческий заем, то поняла, что счастлива.

Она усмехнулась и налила себе нового вина.

Теперь я восхищался ею еще больше. Пройти через такой ад и не ожесточиться! Любой на ее месте легко превратился бы в ничтожество, а она шла вперед и никогда не сдавалась.

Чем-то она напоминала меня самого.

– А в колледже у тебя был парень?

От этой мысли меня покоробило. Да, ведь у нее до меня были мужчины. И после меня будут… Это не должно было волновать меня, но я не мог справиться с собой. И вопрос этот я задал ей в надежде, что она не ответит.

– Да, – улыбнулась она своим воспоминаниям. – Джейсон. Такой милый мальчишка…

Ее голос дрогнул от нежности, что было нехарактерно.

– А из-за чего вы расстались?

– Он был на два года старше и окончил колледж, когда я только перешла на третий курс. Он получил работу в Калифорнии. А на большом расстоянии чувства быстро угасают. Наши пути разошлись, но мы остались друзьями.

Этот парень был единственным ее светлым воспоминанием. Остальное тонуло во мраке.

– И ты общалась с ним после?

– Переписывались иногда. Но без личных вопросов. Я не спрашивала его, а он – меня. Так мы с ним договорились.

Это прозвучало для меня до того мерзко, что на мгновение мне стало плохо. Я почувствовал, как откуда-то изнутри меня стал прорываться наружу гнев. Тот факт, что она кого-то любила, да еще до сих пор тепло о нем отзывалась, возмутил меня до глубины души. Но какое мне дело до ее прошлого? Какое дело до ее будущего? И все же…

– Ты спала с ним?

Перл улыбнулась, закатив глаза:

– Это же колледж! Блин, ну конечно!

От такого ответа меня аж скрутило. Нужно было срочно менять тему разговора, пока я окончательно не вышел из себя. Лицом-то я еще владел, а вот рукой так сильно сжал свой бокал, что едва его не раздавил.

– Какое вино тебе больше понравилось?

Она обвела взглядом бутылки и закусила нижнюю губу, как она обычно делала, принимая решение.

– Второе.

Мое.

– Это твое вино?

– Не могу тебе ответить.

– Почему нет?

– Получится нечестно.

– Но мы же тут не протокол составляем. Скажи.

Я наклонился вперед:

– Второе.

– Отлично. Было бы странным, если бы ты предпочитал вина других производителей.

– Да уж.

Я поставил на стол опустевший бокал.

– Ну, ты готова?

Мы уже все съели и выпили. Я выполнил все ее условия. Теперь я хотел почувствовать ее под собой на постели. Я хотел выбить своим членом из нее воспоминания об этом говнюке. Как он мог упустить ее, чертов идиот?

– Да, готова. Мне понравилось кататься на твоей тачке. Это что-то!

Если она хотела польстить мне, то попала в самую точку.

– Спасибо. Но еще круче, когда рядом сидишь ты.

Она кокетливо улыбнулась:

– А как насчет заднего сиденья?

Когда мы зашли в ее спальню, я тотчас же встал ей за спину и расстегнул платье до самого низа, обнажив краешек ее трусиков и соблазнительные ягодицы. В тот же миг из глотки у меня вырвался тот самый характерный рык. Член стоял, готовый к действию. Он прямо-таки рвался внутрь ее гладкой пи*ды.

Затем я полностью стянул с нее платье и опустился на колени. Подтолкнул ее вниз, так, чтобы она наклонилась над изножьем постели. Пальцами я зацепил ее трусы, потянул их вниз и языком дошел до ее узкого влагалища. Как я и ожидал, она была уже мокрая. Влаги становилось все больше, отчего я испытывал острое наслаждение.

Она застонала и стала теснее прижиматься задом к моим губам. Ее чуткая пи*да жаждала всего моего языка. Мы провели вместе достаточно ночей, чтобы без слов понимать, что хочет каждый. Я угадывал ее желания каким-то внутренним чутьем.

Я поднялся с коленей и стянул с себя брюки и трусы. Мне хотелось трахать ее сзади изо всех сил, так, чтобы ее зад вибрировал от каждой фрикции. Сорочка полетела долой, и вот я, обнаженный, уже стоял позади нее, словно жеребец.

Она извернулась и скользнула дальше на постели к самому изголовью.

Я не совсем понимал ее намерения, но вопросов не задавал. Так что я залез на нее и стал целовать пространство между ее грудей. Сиськи мне нравились ничуть не меньше ее задницы. Ее стан был великолепен.

Одна ее рука проскользнула между разведенных ног, и пальцы стали натирать клитор, в то время, как другой рукой она ухватила меня за волосы. Она снова застонала и выгнула тело так, чтобы дотянуться губами до моего соска.

Ох, как же она была обалденна!

Я стал мять пальцами один ее сосок и сосать второй, слушая ее стенания и ощущая содрогания ее тела. Пальцы ее работали все быстрее, а крики становились все громче. Ей было решительно все равно, что эти вопли может услышать домашняя прислуга.

От мысли, что буду смотреть на нее всю ночь, я сделался вовсе бешеным. Я обожал темные тени вокруг ее глаз, обожал кармин ее губ. При свете свечей она выглядела невообразимо красивой. Мой член жаждал проникнуть в нее больше всего на свете. А ее пи*да становилась все мокрее и мокрее.

Я выпрямился, схватил ее за бедра, приподнял и перевернул обратно на живот. Мне пришла мысль вжать ее в матрас так, чтобы слышать ее сдавленные стоны сквозь подушки.

Но она опять перевернулась на спину.

– Что ты делаешь?

Я воззрился на нее в полумраке комнаты, пытаясь сообразить, что я сделал не так.

– Как что? Е*у тебя.

– Но я хочу вот так!

С этими словами она обхватила ногами мою поясницу и притянула меня к себе.

– Да мне, в общем-то, плевать чего и как ты там хочешь, – заметил я.

Мы занимались сексом так, как хотел я, и ей нужно было считаться с этим. Тем более что я заставлял ее испытать оргазм, будь она подвешена к потолку или прислонена к буфету. И мне совсем не хотелось трахать ее в миссионерской позе, ибо скучно. Один лишь раз я отымел ее так, для того чтобы немного привыкла ко мне. В последний раз, когда мы находились лицом к лицу, она орала от боли. Я не хотел ощущать близость, не желал биения наших сердец в унисон.

– Это моя ночь, – сказала она, сжимая бедра на моей пояснице. – И ты будешь делать то, что я скажу. Так что давай.

Что?! От ее командного голоса меня передернуло. Еще ни одна женщина не осмеливалась разговаривать со мной в таком тоне и говорить, что я должен делать. Но она произнесла это так легко и так убежденно, что мой х*й сделался еще крепче. Я был главным, доминантным самцом.

Я повелевал. Но эта женщина со стальным характером положительно очаровала меня. Она идеально подходила мне, она была моей второй половиной. И я едва не подчинился ей.

– Пуговица, отсади назад. Я хочу вые*ать тебя сзади, так что изволь перевернуться.

– И не подумаю. Я заплатила за эту ночь. И ты будешь делать то, что я скажу, безо всяких разговоров, как обычно делаю я.

В ее глазах вспыхнул огонь, едва не опалив меня.

Я невольно смутился:

– Нет, ты заплатила за ресторан. Секс в цену не входил.

– Это подразумевалось.

– Нет.

– Да, – сказала она, запустив в виде предупреждения ногти мне в руку. – Я хочу именно так. И медленно. Я хочу, чтобы ты целовал меня так, словно я единственная женщина, которая для тебя много значит. Так что вперед!

Ей хотелось целовашек и обнимашек. «Да х*й тебе, – подумал я, – ничего ты не получишь».

– Я не занимаюсь с тобой любовью.

– Как ты был мудаком, так им и остался.

Ее слова сильно распалили меня. Мне захотелось влепить в ее губы поцелуй. Мне хотелось подчинить ее своей воле и одновременно хотелось, чтобы она не покорилась.

– Про это у нас не было уговора. Так что заткнись и давай трахаться.

Х*й мой уже вибрировал от нетерпения.

– Хорошо. Две пуговицы.

– Нет.

Пуговицы меня сейчас не интересовали. Просто я никогда не занимался «ванильным» сексом. И никогда не буду!

– Пять.

– У тебя не хватит пуговиц, чтобы заставить меня делать это.

Она вонзила ногти мне в грудь так, что едва не проткнула кожу.

– Ты заставлял меня делать такие вещи, о которых даже подумать страшно, – заговорила она низким, сексуальным и одновременно властным голосом. – И я получала удовольствие от такого, о чем и догадаться бы не смогла. Я давала тебе все, о чем ты просил. Теперь дай мне то, чего хочу я.

Я посмотрел ей в глаза, и моя решимость вдруг исчезла.

Она нежно прижалась губами ко мне, требуя ответной реакции.

– Ну же, – выдохнула она.

Уверенность, что прозвучала в ее словах, заставила меня сдаться окончательно. Действительно – я подвешивал ее к потолку, а потом стегал плетью до крови. И она всегда уступала моим просьбам, так как понимала, что мне это необходимо. Она рисковала и делала это сознательно. Никто, кроме нее, не был способен на такое.

– Три.

Руки ее скользнули вниз по моей спине. Она чмокнула меня в краешек рта и сомкнула ноги на моей талии.

– Три…

Сделка состоялась. Я должен был выполнить последнее условие нашего договора. И я стал неспешно целовать ее губы, целиком и полностью сосредоточившись на том, что я делаю, – и ни на чем больше. Я утишил биение сердца и заставил его стучать ровно. Каждый поцелуй, каждое касание доставляли мне удовольствие в чисто физическом, а не эмоциональном, смысле.

Она тут же отозвалась, как чуткая струна: ее пальцы скользили по моей спине, но ногти уже не царапали кожу, а прикасались нежно, завлекающе. И при каждом поцелуе ее дыхание мешалось с моим.

Я лег на нее, и член, словно живое существо, сам нашел дорогу к ее лону. Ноги ее все еще сжимали мне талию, и я прижал его к текущему влагалищу.

Едва лишь я ощутил ее влагу, по спине у меня прошла дрожь от наслаждения. Было тепло и скользко, и член буквально купался в смазке.

Перл была еще мокрее, нежели обычно, – я никак не мог понять, как такое возможно.

Я медленно проникал в нее, раздвигая ее тело дюйм за дюймом. Лоно ее было настоящим раем, где я желал бы остаться навечно. Это был идеальное место для моего члена…

Она сомкнула лодыжки у меня на спине, прямо на позвоночнике, и так изогнулась, что сиськи ее прижимались теперь к моей груди. Руками она потянулась к моим бедрам и наконец крепко схватилась за них.

– Кроу…

Я видел ее разомкнутые губы и порозовевшее лицо, на котором было написано наслаждение, хотя мы еще толком и не начали.

– О боже, Кроу…

Она сжала мои ягодицы и втолкнула меня, вернее, мой член, в себя на всю длину.

– Вот теперь ему там совсем хорошо…

На мгновение я замер. Эти слова буквально пронзили меня насквозь. И они завели меня на полную катушку. Я едва лишь начал, а она уже была почти готова. Сердце мое забилось чаще, дыхание участилось, а х*й сделался еще более чувствительным. Я чувствовал каждое движение ее тела. Из глубины ее матки хлынул целый потоп смазки.

Я медленно вынул член и снова вонзил его, растягивая своей плотью ее тугую плоть. Мне сразу же захотелось двигаться быстрее, но я внимательно контролировал свое тело и приступил к делу не спеша и плавно.

Но кончить хотелось уже прямо сейчас.

Обычно мне легко удавалось контролировать себя, однако сейчас приходилось прилагать определенные усилия. Как правило, я давал своему телу команду, и оно повиновалось мне. Но тут, видя, как искренне отдается мне эта прекрасная женщина, я словно с цепи сорвался. Я, и только я мог вырвать из ее глотки эти сладострастные стоны, я и только я мог заставить ее просить еще и еще. Я был король, которому удалось покорить эту королеву. Я был мужчиной, ради которого она была готова расплачиваться собственной свободой.

Мой член вибрировал от возбуждения.

– Кроу…

Она в третий раз назвала меня по имени во время секса, и пока что это был абсолютный рекорд.

Бедрами я все шире и шире раздвигал ее ноги, и с каждым движением моя задница судорожно сжималась. Я входил в нее плавно, так, что кровать почти не тряслась. Губами я касался ее губ и чувствовал вкус вина на ее языке.

– Как ты хороша сегодня…

Эти слова сорвались с языка сами по себе. Мне даже не пришлось делать над собой усилие. Я был готов дать ей все, что она пожелает. И как только наши тела поймали ритм и стали двигаться в унисон, все встало на свои места.

Она буквально таяла, изнемогала подо мной, бедра ее трепетали. И она снова назвала меня по имени – на этот раз с куда большей страстью, чем ранее:

– Кроу…

Ее ногти вонзились мне в ягодицы, и сразу же она обняла меня за шею. Я почувствовал, как ее пальцы скользнули в мою шевелюру и стали перебирать волосы.

Наши покрытые испариной тела слились в одно; стоны вырывались из наших глоток одновременно. Я целовал ее, как только представлялась возможность, – и это временами было просто великолепно. Когда я касался ее губ, то уже не мог держать себя в узде. Лбом я упирался в ее лоб и, не прекращая двигаться, заглядывал ей в глаза. Там плясали огоньки. Их яркая голубизна источала жар страсти. Она тонула во мне; всякая мысль покинула ее, и вместо этого я видел лишь желание.

Ее пальцы сомкнулись на моих плечах – так было всегда перед наступлением у нее оргазма.

– Я хочу кончить вместе с тобой…

Я чувствовал, что влаги меж ее ног становится все больше. Нет, на самом деле, смазки было так много, что она стекала у меня по яйцам и капала на простыни, отчего под нами образовалось ощутимо мокрое пятно. Вдруг сердце мое пронзила острая боль, отчего стало трудно дышать.

– Скажи, что ты моя!

Бесчисленное количество раз она молчала в ответ на мои призывы, но теперь я знал, что произойдет. Это ощущала каждая клеточка моего тела.

Ее тело натянулось, словно струна. Затем она обвилась вокруг меня, содрогаясь, а ее вульва плотно сжала мой член.

– Кроу!

Острые ногти пронзили мою кожу, и я услышал:

– Я твоя! Только твоя!

Этих слов я ждал несколько месяцев. И как только они достигли моего мозга, тело мое расслабилось, и я испытал ни с чем не сравнимое наслаждение. Х*й мой словно взорвался – сперма из яиц мощным потоком ринулась к устью. Я выстрелил в нее мощной струей, постаравшись отдать ей все без остатка.

– Пуговица…

Я обхватил ее стан рукой и прижал к себе, достигнув кульминации сильнейшего в моей жизни наслаждения. У меня возникло ощущение, будто бы я кончил три раза подряд. Я трахал ее так сильно, что у меня болели все мышцы.

Все мое тело изнывало одновременно от боли и от удовольствия.

Я приподнялся над нею и перекатился на спину. Ногой я машинально отбросил простыни, ибо чувствовал себя, как кочегар после смены. Но мало-помалу дыхание мое восстановилось, и наступила желанная прохлада.

Глаза у меня слипались. Очень хотелось спать. Я был совсем ни на что не годен и поэтому пополз к краю кровати.

Но Перл задержала меня, схватив за руку. Единственного ее взгляда было достаточно, чтобы четко понять, чего она хочет.

Я не стал возражать. Закатившись обратно на постель, я прижал ее к себе, причем ее ноги вновь оказались сцепленными на моей спине, а мой полуопавший член опять прижался к ее вагине. Помада с губ исчезла – вероятно, я слизал языком. Я приблизил к ней лицо – губы сонно разомкнулись. Мои ладони легли ей на щеки и плавно переместились на шею, где билась тоненькая ниточка пульса.

Она открыла изможденные страстью глаза и посмотрела на меня. Огонь потух, и теперь в ее взоре я мог видеть лишь умиротворение. Она положила руку мне на грудь, прямо туда, где билось сердце.

Сохраняя контроль над собой, я поцеловал ее. Но это был совсем другой поцелуй, нежели ранее, – нежный, но настойчивый, мягкий, но повелительный. Затем я отпрянул назад, ощутив холодок от прикосновения воздуха к коже.

– Моя…

– Твоя… – отозвалась она, обвивая руку вокруг моей шеи.