Глава третья Помни войну!

По возвращении из Циндао в Россию, Кетлинский прибыл в Петербург. Сразу же после возвращения из Китая он женится. Избранницей бравого лейтенанта стала 22-летняя милая девушка Ольга, дочь флотского офицера, перешедшего на гражданские суда, выпускница бестужевских курсов, романтичная и увлеченная литературой.


Командир отдельного практического отряда Черного моря контр-адмирал Цывинский Г.Ф.


Помимо всего прочего Ольга Леонидовна прекрасно играла на рояле и очень хорошо пела. К занятиям музыки она относилась очень серьезно и являлась любимой ученицей знаменитого композитора Скрябина. А написанная ей опера «Разбойники» вызвала настоящую сенсацию. Знакомы они были еще до отъезда Кетлинского на Дальний Восток и теперь, после его возвращения, наконец, решили связать свою судьбу.

С новыми назначениями на флоте, который только что потерял большую часть корабельного состава, в то время было очень плохо, но для такого высококлассного артиллериста, да еще со столь уникальным боевым опытом, как Кетлинский, должность, разумеется, нашлась. Известного артиллериста пригласил к себе командир отдельного практического отряда Черного моря контр-адмирал Цывинский. В решении Цывинского иметь старшим артиллеристом вверенного ему отряда своего земляка, можно усмотреть элемент землячества. Возможно, что, в какой-то мере, все так и обстояло. Ранее, как мы знаем поляка Кетлинского поддерживал его земляк Щенснович, теперь от него эстафета перешла к Цывинскому. Учитывая дружеские отношения между Щенсновичем и Цывинским, я не исключаю, что именно с подачи Щенсновича, Кетлинский и попал на Черноморский флот. Однако все же выбор Цывинского был продиктован не только желанием иметь в подчинении земляка-поляка. На тот момент командира практического артиллерийского отряда Черноморского фота занимали совсем иные мысли. А потому и Кетлинского он пригласил не просто так.

Дело в том, что Порт-Артур и Цусима выявили столь серьезную проблему для военно-морского флота, как организация централизованного огня на больших дистанциях, без которых линейный корабль был неспособен достойно сражаться с противником, к тому же без решения данной проблемы само его дальнейшее его развитие, как мощнейшего из артиллерийских кораблей, представляется достаточно смутно.

Так называемые «артиллерийские опыты», призванные внести ясность в суть централизованной стрельбы, частично реализованной адмиралом Того в Цусимском сражении и неосвоенной нами, сразу по завершении русско-японской войны были поручены видному специалисту контр-адмиралу Цывинскому. Помимо всего прочего для занятий этим вопросом у Цывинского была и своя личная причина. В Цусимском сражении на броненосце «Бородино» именно от централизованного организованного огня японских броненосцев погиб его старший сын мичман Евгений Цывинский. Поэтому решение данного вопроса стало для убитого горем отца-адмирала вопросом его долга перед памятью о сыне. Первые шаги по изучению данной проблемы Цывинский начал на Балтике, а затем осенью 1906 года поднял флаг над эскадрой Черноморского флота, скандально известной до этого исключительно своими «революционными подвигами». Русский флагман справился с задачей уже в 1907 году. До него в мировых флотах господствовали представления о дистанциях решительного морского боя линейных кораблей в пределах не более 42–46 кабельтовых – для больших не существовало даже стрельбовых таблиц. Цывинский же научил свою эскадру стрелять, начиная с 107–112 кабельтовых, эффективно, за 3–4 минуты, проводя пристрелку и в течение последующих 5–7 минут выполняя огневую задачу полностью. При этом эскадра маневрировала на самом полном ходу.


Отработка системы централизованного эскадренного огня на старых кораблях отрядом контр-адмирала Г.Ф. Цывинского


Иностранные военно-морские агенты (атташе), впервые увидевшие достижения Цывинского, от изумления потеряли дар речи: им было невдомек, как русские осуществляют пристрелку на такой дистанции, ведь старший артиллерийский офицер, управляющий стрельбой, не видит всплесков пристрелочных выстрелов. Иностранцам вежливо объяснили, что на марсе располагается артиллерийский пост. Оттуда специально обученный офицер-артиллерист руководит пристрелкой. Артиллерийская репутация русского флота после этого необыкновенно выросла, а «дредноутизация» получила артиллерийскую завершенность; морская артиллерия и сам тип линкора – дальнейшее бурное развитие; в результате основные боевые столкновения с участием ЛК и ЛКР в период Первой мировой войны проходили на дистанциях, близких к предельным (естественно, когда позволяли условия видимости).

Историк флота Р.М. Мельников пишет: «…В 1906–1908 годах, когда настало время действительного, проверенного опытом овладения высшим искусством морского боя. Это произошло благодаря школе новой тактики, которую в русском флоте суждено было развернуть контр-адмиралу Г.Ф. Цывинскому. Флагман, не участвовавший в войне, не проявлявший ранее заметных артиллерийских инициатив и окончивший даже не артиллерийский, а только минный офицерский класс, волею судьбы стал таким же учителем флота, каким в свое время адмирал Г.И. Бутаков. Созданную этим адмиралом в 1860 году школу маневрирования Г.Ф. Цывинский гармонично дополнил слившейся с ней воедино школой артиллерийского искусства. Отработку новых методов стрельбы Г.Ф. Цывинский начал еще на Балтике, но имевшиеся в его распоряжении современные корабли – «Цесаревич» и «Слава» – передали в гардемаринский отряд. Таким образом, из трех новых броненосцев, имевшихся в составе флота, два балтийских стали школой плаваний для молодого поколения, а черноморский – «Пантелеймон» – должен был разработать современную школу артиллерийского искусства. Кроме «Пантелеймона» в Практическую эскадру Черного моря входило еще три эскадренных броненосца: «Три Святителя», «Ростислав» и «Синоп».

1 октября 1906 года Практическую эскадру переименовали в отдельный практический отряд Черного моря. Этот отряд и принял под свое начало прибывший с Балтики контр-адмирала Цывинского. Вместе с ним прибыл в Севастополь и старший артиллерист лейтенант Кетлинский.

Думаю, что этому выбору Цывинскому способствовали, прежде всего, два фактора. Во-первых, именно Кетлинский, как бывший флагманский артиллерист Порт-Артурской, эскадры обладал бесценным боевым опытом в организации артиллерийской стрельбы, как в морском бою, так и в ведении огня по береговым целям. Кому как не ему стать флагманским артиллеристом в отряде кораблей, на котором предстояло изучить и отработать новые подходы к организации централизованного огня эскадры в бою. Помимо этого Цывинский, как и Кетлинский был поляком, а офицеры-поляки российского флота, по возможности, старались поддерживать своих младших земляков. Именно так в свое время поддержал Кетлинского командир «Ретвизана» Шенснович, так теперь его взял в подчинение себе и Цывинский. Впрочем, я все же уверен, что решающим в выборе кандидатуры на должность своего флагманского артиллериста для Цывинского были все же профессиональные и деловые качества Кетлинского. И в этом он не ошибся. Лучшего флагманского артиллериста нельзя было и желать.

Отряду, флагманским кораблем которого го стал «Пантелеймон», и было поручено создание новой школы артиллерийской стрельбы. Цывинский почти сразу же увел свой отряд с севастопольского рейда в Двуякорную бухту, где занялся усиленными тренировками и плановыми стрельбами.

Что касается Кетлинского, то помимо своих прямых обязанностей флагманского артиллериста, он разрабатывал программу серий стрельб для выяснения, как говорилось в одном из приказов командующего, «при каких условиях и какими способами можно управлять огнем целой эскадры, сосредоточивая весь этот огонь на одной цели, что с таким успехом делалось японцами при Цусиме».

Особенно тщательно готовил Кетлинский к стрельбам комендоров. Для постоянных тренировок в заряжании и наводке орудий были заказаны хорошо зарекомендовавшие себя в английском флоте специальные зарядные приспособления, «электромагнитные отмечатели Скотта», а также приборы Морриса, которые вместе с практикой стрельбы мелкокалиберными пулями по движущейся цели обеспечивали выработку навыков управления механизмами крупнокалиберной пушки. Это были уже недалеко ни те примитивные приспособления, которые Кетлинский конструировал в Порт-Артуре! Новшеством стал и осуществленный в течение кампании массовый отбор кандидатов в ученики-наводчики, каждый из которых должен был выполнить три обязательных вида вспомогательных стрельб.


Севастополь. 1904


За последнее время изменение претерпела не только служба, но и личная жизнь Кетлинского. Сразу же по возвращении из Циндао, он женился, а в 1906 году уже в Севастополе у него рождается первая дочь, которую лейтенант назвал Верой.

1 мая 1907 года отряд в составе броненосцев «Ростислав», «Три Святителя», «Пантелеймон», «Синоп» и нескольких миноносцев вышел в четырехдневный поход до Новороссийска и обратно, в котором занимались эволюциями, а ночью – плаванием без огней. Затем у Тендры по программе артиллерийской школы были проведены вспомогательные стрельбы. Помимо всего прочего именно в это время Цывинскому удалось предотвратить и готовившееся на кораблях летом 1907 года новое восстание.

Послужной список Кетлинского в это время заполнен записями о его участии в самых разнообразных комиссиях. Он участвует в выработке постановлений о подготовке кораблей и эскадры к бою, в составлении нового вида боевых сигналов, в выработке новых программ для артиллерийских классов, в комиссии по установке новых оптических прицелов и т. д. Помимо этого преподавал он и в артиллерийской школе.

В июне 1907 года за отличия в русско-японской войне, К.Ф. Кетлинский был одновременно награжден сразу двумя орденами: орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами за бой в Желтом море, орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом за оборону Порт-Артура. Кроме этого, получил он и серебряную медалью с бантом в память войны с Японией.



С прибытием из Петербурга членов комиссии морских артиллерийских опытов Черного моря, в том числе и известного впоследствии ученого-кораблестроителя А.Н. Крылова на кораблях развернулись первые методические учения, имевшие своей целью выработку таблиц стрельбы для дистанций свыше 42 кабельтовых. Вблизи вооруженного на песчаной косе огромного дощатого щита был оборудован обсервационный пункт, с которого во время стрельбы сигналами передавали координаты для комиссии, проводившей вычисления.

Экспериментальные стрельбы выполнял «Пантелеймон», так нерасстрелянные орудия обладали наибольшей меткостью. На «Пантелеймоне» находился все время и Кетлинский. Стрельбы «Пантелеймона» подтвердили основные теоретические положения отечественных ученых-артиллеристов. Одновременно они вскрыли, как отмечал в отчете Цывинский, и «громадную неточность наших таблиц стрельбы, которые, например, для 12-дюймовых орудий на 60 кабельтовых расходятся на 6 кабельтовых с действительностью».

Перебазировавшись в отдаленные Камышовую и Казачью бухты, корабли продолжили учебные стрельбы и боевую подготовку, ежедневно выходя в море.

«Усвоив обычай английских капитанов, – вспоминал Генрих Фаддеевич Цывинский, – возвращаться на ночь всегда на свой корабль, я за два года командования эскадрой ни разу не ночевал на берегу. Офицеры, зная, что адмирал может ночью приехать внезапно на их корабль для производства тревоги (что по временам я и делал), возвращались ночевать на свои корабли… Морские дамы сильно на меня дулись и называли меня «строгий адмирал».

Вместе с командующим безвылазно находился на кораблях и его флагманский артиллерийский офицер. Отработав одиночные стрельбы кораблей, Цывинский с Кетлинским перешли в организации стрельбы в составе эскадры, выполняя ее по щитам с все более усложняемым маневрированием вокруг них и увеличением скорости и дальности.

Историк флота Р.М. Мельников пишет: «Перед каждой стрельбой в приказах адмирала разъяснялись особенности и задачи предполагаемых способов пристрелки, маневрирования и управления огнем, анализировались удачи и недостатки предыдущих стрельб, давались обстоятельные рекомендации по совершенствованию всех их элементов. В приказах Г.Ф. Цывинского и наставлениях флагманского артиллериста лейтенанта К.Ф. Кетлинского особенно подчеркивалось, что исход боя часто решается в первые минуты и поэтому пристрелку необходимо проводить в кратчайшее время. На стрельбу каждым бортом отводилось по пять минут, а интервал сближения с целью во время стрельбы ограничивался пределами от 40 до 25 кабельтовых. Для наиболее точного анализа стрельб маневрирование осуществлялось по боевой локсодромии (боевой спирали), и задача, поставленная адмиралом, – дать «ясные и точные указания на тот путь, которым следует идти, чтобы сделать из флота действительную боевую силу» – была в значительной мере выполнена уже в кампанию 1907 года, когда в последних стрельбах с дистанции 60 кабельтовых, случалось, топили выпускавшуюся под парусами лайбу первыми пристрелочными выстрелами. Оптимистичным, но вызывавшим горестное сознание упущенных во время Русско-японской войны возможностей стали итог проведенных «Пантелеймоном» с 26 сентября по 3 октября первых испытаний новых удлиненных четырехкалиберных 152– и 305-мм снарядов, которые при той же траектории имели значительно лучшую меткость и в отличие от нередко «кувыркавшихся» на дальних расстояниях длинных японских снарядов сохраняли устойчивый полет на всех дистанциях, включая и предельные».

Из хроники событий: «Стрельбы в Отдельном практическом отряде Чёрного моря (так с 1 октября 1907 г. стала называться Практическая эскадра), возглавляемом «Ростиславом» под флагом контр-адмирала Г.Ф. Цывинского (кораблём в это время командовал назначенный на должность 2 октября 1906 года капитан 1 ранга Д.И. Петров), проводились на немыслимых до войны дистанциях – до 100 кабельтовых, и с огромным расходом снарядов (только 254-мм пушки «Ростислава» расстреляли их 330 штук – пожалуй, больше, чем все семь броненосцев Первой Тихоокеанской эскадры за два последних предвоенных года, а ведь на этот раз подобным образом стреляли с трёх других кораблей отряда – «Пантелеймона», «Трёх Святителей» и «Синопа»). Столь обширные опыты позволили получить необходимые материалы для создания новых таблиц стрельбы. Кроме того, удалось всесторонне проверить техническую надёжность и удобство использования новых оптических прицелов и дальномеров, а также отработать тактику пристрелки и маневрирования с массированием огня нескольких кораблей по одной цели. Помимо стрельб, отряд совершал и «обычные» плавания…»

Нелегкая кампания 1907 года привела вице-адмирала Цывинского капитана 2 ранга Кетлинского, испытавших пять видов пристрелки, к выводу о реальной достижимости артиллерией высокой меткости на «очень больших расстояниях» и возможности вести «вполне действительный огонь» (при корректировке с наблюдательных постов на мачтовых площадках) по целям, находящимся далеко за горизонтом. Этот вывод стал настоящей сенсацией среди наших моряков!

В своих воспоминаниях вице-адмирал Г.Ф. Цывинский написал следующее: «20 января 1908 г. я был вызван в Петербург для участия в Артиллерийском комитете, составлявшим годовую программу дальнейших стрельб. Я взял с собой флагманского артиллериста капитан-лейтенанта Кетлинского (так в тексте, на самом деле Кетлинский был к этому времени лейтенантом – В.Ш.) Новый морской министр и высшие сферы флота интересовались серьезно результатами эскадренных стрельб, и об этом министр доложил Государю. При моем представлении Царь, как и всегда, был очень приветлив, расспрашивал подробно о поведении команд на эскадре и, заинтересованный нашими стрельбами, сказал мне, что вскоре вызовет меня в Царское Село для обстоятельного доклада о всех наших маневрах. Вызванный телеграммой начальника собственной Е.В. канцелярии князем Орловым, я 31 января прибыл в Царское Село. Царь принял меня в своем кабинете, сидя за письменным столом… Я сидел рядом и с чертежами в руках излагал ему подробно (точно читал лекцию) все детали наших эволюций и стрельб. По вопросам было очевидно, что он все усвоил, и в его глазах сияла искра радости, что он понял то, что не было ему известно раньше. Прощаясь со мной, он сказал, что осенью посетит эскадру, чтобы самому видеть наши маневры».

Из воспоминаний вице-адмирала Цывинского следует, что успехи его эскадры в новейших способах артиллерийской стрельбы были столь ошеломляющи, что были с восторгом восприняты и морским министром и самим императором, который лично вник во все новшества черноморцев и пожелал лично присутствовать на стрельбах. Ну, а тот факт, что командующего эскадрой в поездке сопровождал ни кто другой, а именно флагманский артиллерист, тоже говорит само за себя, ведь именно Кетлинскому пришлось давать пояснения столичным адмиралам относительно всех нюансов подготовки артиллеристом и вопросов организации самой стрельбы.

В следующем 1908 году отработка централизованной стрельбы на максимальных дистанциях была продолжена. Эту компанию Кетлинский проплавал уже в качестве флагманского артиллерийского офицер штаба начальника морских сил Черного моря.



Историк флота Р.М. Мельников пишет: «Прослышав о замечательных успехах отряда в стрельбе, Севастополь посетили военно-морские атташе – сначала американский, а затем – германский. На расспросы прибывшего с визитом к командующему германского адмирала Гинце Г.Ф. Цывинский отвечал, что эскадра занимается обычной летней практикой, и посланцу императора Вильгельма Второго оставалось довольствоваться лишь наблюдениями из окон гостиницы. В походе с отрядом побывал лишь капитан 2 ранга маркиз де Белиз, получивший специальное разрешение морского министра. Французский офицер не мог поверить, что можно так метко стрелять на расстояниях, при которых падение снарядов (за горизонтом) уже не видно наводчику: во французском флоте предельными считалось расстояние 45 кабельтовых. Маркизу объяснили, что в отряде стрельбу корректируют не наводчики, а опытный офицер-наблюдатель, который вместе с двумя специально подобранными и уже не сменяющимися в течение кампании матросами-наблюдателями располагается на 30-метровой высоте марсовой площадки и имеет постоянную и надежную телефонную связь с боевой рубкой. Все это маркизу продемонстрировали на практике».

«Ветер был довольно свежий, лайба бежала быстро под большим парусом. Проделав вначале несколько эволюции на полном ходу эскадры, мы в расстоянии 90 кабельтовых начали пристрелку вилкой, и, произведя залп всей эскадрой, сделали вторую пристрелку и второй залп, по которому лайба была разбита и легла. Вся стрельба вместе с двумя пристрелками продолжалась 17 минут. Маркиз следил со мною на мостике за всеми манипуляциями управляющего огнем старшего артиллерийского офицера. В корпусе лайбы сосчитали шесть пробоин и на парусе три дыры. Маркиз остался очень доволен». Так вспоминал об этом эпизоде сам Цывинский.

А вскоре описания русских стрельб появились на страницах французского журнала «Ле яхт», вызвав уже настоящую сенсацию в Европе. Тем временем Цывинский с Кетлинским развивали свой успех, начав проводить стрельбы уже с дистанций 110 кабельтовых в сочетании со сложнейшими маневрами, сделав практический отряд Черноморского флота сильнейшим боевым соединением в мире.

Военно-морские историки обоснованно считают, что будь такая подготовка, какой достиг адмирал Цывинский на эскадрах Витгефта и Рожественского – судьба этих эскадр была бы совершенно иной. Думаю, что радость от достигнутого успеха омрачалась для контр-адмирала Цывинского воспоминаниями о погибшем сыне, а для его флагманского артиллериста о погибших друзьях…

Имеется любопытное упоминание историком флота М.А. Петровым в его работе "Два боя" (Ленинград, 1926 г.) о том, что командующий 1-й английской эскадрой адмирал Мейд, прощаясь с прикомандированным представителем русского флота капитаном 2 ранга А. Изенбеком, служившим ранее артиллерийским офицером на линкоре "Павел Первый", высказал в его лице комплимент всему русскому флоту: "Ваше самолюбие может быть удовлетворено. Гранд Флит стреляет русским методом стрельбы!" Таков был результат самого, наверное, глубоко и основательно усвоенного урока Цусимы, поднявшего артиллерийскую культуру и искусство стрельбы на российском флоте на мировой уровень.

Оценкой артиллерийской деятельности Кетлинского в 1909 году стал некий «подарок по чину» от императора Николая Второго. Что это был за подарок, мы можем только догадываться – может быть, золотые часы, может быть, что-то еще.


Эскадренный броненосец «Иоанн Златоуст», на котором капитан 2-го ранга К. Кетлинский служил старшим офицером в 1909–1910 гг.


Осенью 1909 года Кетлинский, по представлению командующего, был назначен старшим офицером линейного корабля «Иоанн Златоуст», а в следующем году становится капитаном 2 ранга.

Дочь нашего героя писательница Вера Кетлинская приводит в своей книге «Окна. Вечер. Люди» рассказ директора асбестового завода объединения «Красный треугольник» Н.С. Естрополова, который рассказал в 30-х годах знакомому Кетлинской поэту Б. Лихарев, что в 1909 году он служил на Черноморском флоте на броненосце «Иоанн Златоуст» и занимался там революционной деятельностью. Вот как описывает В. Кетлинская рассказ бывшего матроса от первого лица: «Поймали меня за распространение революционных листовок, при обыске нашли в моем рундучке, под бельем еще пачку. Вечером приказывают идти к старшему офицеру. Старшим был Кетлинский. Команда его любила, справедливый он был, с матросами на «вы», но все же офицер! А за мною хвост еще из Питера – за неблагонадежность выгоняли с завода и арест на флоте… Струхнул, конечно, – следствие, трибунал, тюрьма, а то и каторга…. Прихожу, стучу в каюту. «Войдите!» Он сидит за столом спиной ко мне. Докладываю по всей форме. Он. Не оборачиваясь, спрашивает: «Вы принесли на корабль листовки?» – «Так точно. Ваше благородие, я!» – «Вы знаете, что вам грозит за это?» – «Так точно, знаю». Он помолчал, а все не оборачивается, спрашивает: «Вы понимаете, что я должен дать этому делу ход?» Опять говорю: «Так точно, понимаю». Ну, молчим. Потом он поворачивается ко мне и говорит: «Я не хочу этого делать. Но вы должны дать честное слово, что больше на этом корабле заниматься такими делами не будете. Подумайте. Не торопитесь». Я подумал и отвечаю: «Честное слово даю!» Он поглядел мне в глаза и строго-строго говорит: «Я вам верю. Можете идти».

– Ну, и как же вы потом? – спросил Лихарев.

Сдержал слово. На этом корабле».

Весной 1910 года по распоряжению морского министра он был направлен от военно-морской академии в весьма важную командировку в Англию, Италию и Францию с целью знакомства с организацией и обучением тамошнего военного флота и, прежде всего, для ознакомления артиллерийской стрельбы на новейших дредноутах. Как всегда, Кетлинский блестяще справился с данным ему поручением.


Капитан 1 ранга Кетлинский


По воспоминаниям дочери нашего героя Веры Кетлинской помимо ознакомления с положением дел на европейских флотах он и сам читал офицерам флотов стран Антанты курс лекций «Иностранные флоты». По-видимому, предметом лекции был, прежде всего, российский флот. За границу Кетлинский вызвал и семью, посетив с супругой и дочерьми Венецию.

Из воспоминаний В. Кетлинской: «Он (отец – В.Ш.) обнаруживал большие склонности к военной науки, а не к командирской карьере, так как в 1911 году был приглашен делать доклад в Морской академии и затем послан за границу для изучения разных флотов, после чего с читал в академии курс лекций «Иностранные флоты». В бумагах отца сохранилась программа курса, это анализ состояния разных флотов на фоне экономического и политического состояния государства, а сквозной мыслью курса является мысль о том, что каждый флот имеет свою особую задачу, рожденную экономикой и политикой данной страны, и поэтому должен развивать те виды кораблей и техники, которые соответствуют его задаче. Лучшим в мире флотом по организации флотской службы он считал английский. Вероятно, по тем временам так оно и было? Или сказалось личное пристрастие? Чего не знаю, того не знаю. Но мне ясно, что, не будь мировой войны, стал бы отец научным работником, тогда вся его судьба повернулась бы по иному…»

Когда же в 1911 году командующим Черноморским флотом был назначен адмирал Эбергард, он, помня Кетлинского не только как талантливого артиллериста, но и толкового штабного работника, предпринял все, чтобы заполучить его к себе флаг-офицером.

Из докладной записки Кетлинского Эбергарду после приема дел: «Причина всех неурядиц и нежелательных явлений только одна – отсутствие штаба при Командующем флотом. Нельзя же серьезно называть штабом кунсткамеру отдельных лиц ничем не объединенных, никем не направляемых, среди которых есть талантливые и хорошие работники. Способные дать много при другой постановке дела и люди абсолютно бесполезные. Даже вредные. Лебедь, рак и щука… Недавний переход к сложной технике еще держит нас в своих оковах. Мы из-за деревьев не видим лесу. У нас еще до сих пор адмиралы изобретают свои сети… А командование, замысел и решение, управление массой и созидание нужного военного духа – все это какие-то случайные инциденты, без плана и системы».

Любопытно, что, получив назначение на Черноморский флот, Кетлинский был оставлен в штатах Морской академии.

* * *

На всем протяжении российской военно-морской истории Балтийский и Черноморский флоты всегда негласно соперничали друг с другом. В какие-то годы это соперничество сходило почти на «нет», в другие, наоборот, обострялось до крайности. Очередной период обострения соперничества между Балтикой и Черным морем произошел и в преддверии Первой мировой войны.

Любопытно, что одновременно с деятельностью черноморского «тандема» Цывинский-Кетлинский на Балтийском флоте аналогичным вопросом организации эффективной централизованной эскадренной стрельбы занимался конкурирующий «тандем» Эссен-Кедров. При этом соперничество было нешуточным.


Капитан 1 ранга М.А. Кедров.


В этой связи для нас весьма любопытна фигура М.А. Кедрова.

Как и Кетлинский, и Колчак, во время русско-японской войны он служил в Порт-Артуре. Во время знаменитого боя в Желтом море, вместе с Кетлинским входил в штаб контр-адмирала Витгефта в качестве флаг-офицера и был ранен. Как и Кетлинский, в послевоенное время, Кедров усиленно занимался вопросами организации артиллерийского огня на Балтийском флоте.

Он заведовал обучающимися офицерами в артиллерийских офицерских классах, служит флагманским артиллерийский офицером в штабе командующего флотом, помощником начальника учебного артиллерийского отряда. Однако успехи Кедрова в деле организации эскадренного артиллерийского огня были гораздо скромнее, чем у прогремевшего на весь мир его черноморского коллеги. Для самолюбивого и амбициозного Кедрова этот проигрыш стал серьезным ударом, и не мог не сказаться на отношении его самого и его друзей к более удачливому черноморскому конкуренту.


Командующий 1-й Тихоокеанской эскадрой, контр-адмирал В.К.Витгефт


Историки признают, что Кедров отличался весьма большой предприимчивостью. Так он смог найти подход к Нилову, а через него весьма ловко вошел в доверие и к императору Николаю Второму. В рядах молодых офицеров-реформаторов, который сгруппировались в межвоенный период вокруг Эссена, Кедров был заметной фигурой. Правда его порой заносило, и один раз в своих интригах против министра Григоровича он зашел слишком далеко, за что едва не поплатился карьерой, но был спасен друзьями-реформаторами. А едва началась Мировая война, именно Кедров был отправлен в Англию с секретной миссией – передать англичанам сигнальную книгу и шифры с потопленного немецкого крейсера «Магдебург», поднятые нашими моряками. Помимо этого официально задания он имел еще и неофициальное – налаживание контактов с английскими масонами. После возвращения из этой поездки, Кедров, имея опыт командования лишь миноносцем и учебным судном, неожиданно для всех назначается командиром новейшего дредноута «Гангут». В 1915 году на «Гангуте» произошло восстание матросов, которое, однако, нисколько не повлияло на дальнейшую головокружительную карьеру Кедрова. В июне 1916 года он был произведён в чин Свиты Его Императорского Величества контр-адмирала и назначен начальником Минной дивизии Балтийского флота, сменив на этом посту ушедшего командовать Черноморским флотом Колчака.

После Февральской революции, в марте 1917 года Кедров был назначен помощником морского министра. Фактически же он руководил этим ведомством в условиях, когда его шеф масон Гучков совмещал руководство военным и морским министерствами и не был специалистом в военно-морских делах. В апреле 1917 года Кедров был одновременно назначен еще и начальником Морского генерального штаба. Вскоре после назначения военным и морским министром Керенского, он снова попался на очередной интриге, и Керенский решил избавиться от интригана. Однако Кедрова сразу же поспешил выручить его друг Колчак, который немедленно предложил Кедрову занять пост командующего бригадой линейных кораблей на Черноморском флоте. Но Кедров был не глуп, предложение он принял, но в должность так и не вступил, так как к этому времени сам Колчак бежал из Севастополя. В июне 1917 года «непотопляемый» Кедров был назначен в распоряжение морского министра, а уже через каких-то две недели стал уполномоченным морского министерства при Русском правительственном комитете в Лондоне, занимался координацией действий русских морских агентов в Лондоне и Париже, т. е. снова отправился налаживать контакты с единомышленниками во Франции и Англии. В годы гражданской войны Кедров занимал пост члена Особого совещания при российском посольстве в Лондоне по вопросам эксплуатации русского торгового флота союзниками, в результате практически весь наш торговый флот оказался в руках союзников, ну а сам Кедров стал весьма небедным человеком. Помимо этого старый приятель Колчак, ставший к этому времени верховный правитель России, поручил ему организацию транспортов по снабжению Белых армий, а также назначил морским экспертом российского уполномоченного при союзниках в Париже известного масона Сазонова. После разгрома и смерти Колчака Кедров вернулся в Россию и в течение месяца с октября 1920 года командовал Черноморским флотом, причем Врангель сразу же произвел его в вице-адмиралы. После прибытия флота в Константинополь, Кедров довёл эскадру боевых кораблей до Бизерты где сдал командование контр-адмиралу Беренсу, а сам отправился на весьма безбедное жительство в Париж. Впоследствии Кедров играл значительную роль в эмигрантских масонских кругах, был председателем военно-морского союза, в состав которого входили более тридцати отделов и групп в различных странах, заместителем председателя антисоветского Русского общевоинского союза (РОВС) генерала Миллера. После похищения Миллера советскими агентами в 1937 году исполнял обязанности председателя РОВС, до конца оставшись верным масонским идеалам.



Но вернемся к событиям 1914 года. Конкуренция между черноморцами и балтийцами не ограничилась лишь соревнованием за лучшую отработку централизованной эскадренной стрельбы. В преддверии Первой Мировой войны в руководстве двумя флотами империи сложилась весьма любопытная ситуация. Так Балтийский флотом фактически с 1908 года, а официально с 1911 года командовал адмирал Эссен. Вторым, по значению, флотом империи Черноморским этого же 1911 года адмирал Эбергард, так же, как и Эссен, эстляндский немец по национальности. У обоих за спиной была вполне достойная служба, причем, если Эссен всю свою предыдущую службу провел на кораблях, то его черноморский коллега весьма удачно сочетал и корабельную службу, и штабную работу.

Различными были и подходы двух адмиралов к вопросам руководства. Если Эбергард был сторонником неторопливых, но хорошо спланированных и тщательно подготовленных операций, то Эссен являлся сторонником энергичных и смелых действий, рассчитанных зачастую лишь на внезапность и инициативу командиров кораблей. Если ко всему этому прибавить то, что оба адмирала никогда не питали друг к другу особо теплых чувств, то соперничество двух столь разных по духу флотоводцев было неизбежно с первого дня их назначения.

На фоне конкуренции двух командующих флотами, сразу же обозначилось весьма серьезное соперничество и их флаг-капитанов по оперативной части. Заметим, что должность флаг-капитана при командующем в российском флоте в то время была весьма значимой. Флаг-капитан по оперативной части являлся фактическим начальником оперативного отдела штаба флота, т. е. человеком, отвечавшим за планирование всех боевых операций. Кроме этого он являлся самым старшим офицером штаба флота и начальником для всех остальных штабных офицеров. Кроме этого флаг-капитан командующего не подчинялся начальнику штаба флота, а только самому командующему, являясь фактически начальником его личного штаба. Уже из перечисленных прав и обязанностей, очевидно, что должность флаг-капитана командующего по оперативной части (существовала еще должность флаг-капитана по распорядительной части, который занимался всеми административными делами) была очень значимой. Если же на этой должности оказывался человек не только грамотный, но амбициозный и волевой, то он, по существу, превращался в настоящего «серого кардинала».

На Балтике флаг-капитаном командующего по оперативной части с весны 1914 года являлся капитан 1 ранга А.В. Колчак. Флаг-капитаном Эбергарда, как мы уже знаем, почти одновременно, стал капитан 2 ранга К.Ф. Кетлинский. И Колчак, и Кетлинский были не только грамотными офицерами, но и волевыми, и амбициозными личностями, а потому их влияние не только лично на своих командующий, но и на общее положение дел на флотах, было весьма велико. Этот факт отмечают многочисленные свидетельства современников, с этим согласны и историки.

Колчак был на год старше выпуском из Морского корпуса. В происхождении Кетлинский тоже уступал своему конкуренту. Если Колчак был сыном известного генерала, участника обороны Севастополя в Крымскую компанию, да к тому же еще тесно связанного, как бы сегодня сказали, с военно-промышленным комплексом, то Кентлинский был, как мы знаем, всего лишь сыном провинциального врача. В русско-японскую войну и Колчак, и Кетлинский неплохо зарекомендовали себя в Порт-Артуре. По наградам и Колчак, и Кетлинский так же шли практически наравне. Так до русско-японской войны оба имели по одному ордену. Колчак – Владимира 4-й степени, а Кетлинский – орден Станислава 3-й степени, рангом ниже. За отличие в боях в Порт-Артуре Колчак был удостоен ордена Анны 4-й степени, золотой сабли «за храбрость» и ордена Станислава 2-й степени с мечами. Кетлинский за Порт-Артур получил такую же золотую саблю «за храбрость» и Станислава 2-й степени с мечами. Однако помимо этого заслужил орден Владимира 4-й степени с мечами и бантом, т. е. намного престижней, чем имел Колчак до войны. Кроме этого и должность старшего артиллериста эскадры была намного более значимой и престижной, чем должность рядового командира миноносца, которую занимал Колчак. Так что в целом во время русско-японской войны Кетлинский служил более успешно, чем его будущий недруг.


Орден Владимира 3-й и 4-й степеней


И Колчак, и Кетлинский были прекрасно подготовлены к исполнению своих должностей, у обоих имелся прекрасный послужной список. При этом любопытно, что в 1911 году Колчак являлся начальником оперативной части Морского генерального штаба по Балтийскому морю, находясь в прямом непосредственном подчинении у тогдашнего начальника Морского генерального штаба адмирала Эбергарда. Однако, уходя на пост командующего Черноморским флотом. Эбергард, почему-то не взял Колчака с собой, а предпочел ему Кетлинского, которого давно и хорошо знал еще по Порт-Артуру. Никаких свидетельств относительно того, какими были личные отношения между Эбергардом и Колчаком, во время их совместной службы в Морском генеральном штабе, у автора нет. Думаю, что, скорее всего, они были весьма официальными. Колчак уже тогда позиционировал себя, как «человек Эссена», а между Эбергардом и Эссеном отношения всегда были достаточно прохладными.

Как вспоминали современники, очень скоро новый флаг-капитан командующего по оперативной части приобрел достаточно большое влияние на своего командующего, который советовался с ним практически по всем важным вопросам. В августе 1914 года по представлению Эбергарда, Кетлинский получает чин капитана 1 ранга «за отличие» и вместе с ним французский орден Почетного Легиона, который впоследствии сослужит ему хорошую службу.


Орден Почетного Легиона


Чин капитана 1 ранга, согласно правилам прохождения офицерской службы на российском флоте, мог быть получен исключительно после 12 месяцев плавания старшим офицером на кораблях 1–2 ранга или 12 месяцев плавания командиром корабля 2 ранга. Пройдя должность старшего офицера линейного корабля «Иоанн Златоуст», Кетлинский такое право получил. Да и служил он вполне достойно.

Адмирал Ненюков, командированный в 1914 году на Черное море из ставки и ранее сам недолго служивший командиром линейного корабля "Пантелеймон", в письме морскому министру писал: «…Черноморский флот до назначения Кетлинского (начальником оперативной части) совершенно не занимался тактическими упражнениями. Миноносцы служили складочным местом для убогих и неспособных. Была сносна стрельба (из орудий), да и та упала». Быстро завоевал авторитет на Балтийском море и Колчак.

Таким образом, к началу Первой мировой войны, с одновременным назначением Эссена и Эбергарда командующими, и, последовавшим за этим почти одновременным назначением их флаг-капитанами энергичных и волевых Колчака и Кетлинского, сразу же обозначилось серьезная конкуренция и противостояние м руководства Балтийского и Черноморского флотов по всем направлениям. Впрочем, тогда еще никто не мог представить, сколь драматичным оно будет и к чему, в конце концов, приведет.

Если Балтийский флот первенствовал перед Черноморским в организации и отработке действий эсминцев, то Черноморский флот, безусловно, являлся лидером в деле организации централизованной стрельбы линейных кораблей.


Линейный корабль «Иоанн Златоуст»


В 1912 году старшим офицером линейного корабля «Иоанн Златоуст» был назначен старый знакомый Кетлинского по Порт-Артуру капитан 2 ранга В.Н. Черкасов, а уже в 1913 году по ходатайству Кетлинского он был назначен флагманским артиллерийским офицером штаба командующего Морскими силами Черного моря а, по совместительству и командиром строившегося новейшего эсминца «Гневный». По существу, уходя на оперативную работу, Кетлинский передал все свои артиллерийские наработки тому, кто, по его мнению, наиболее достойно продолжил бы совершенствование артиллерийской подготовки на флоте. В своем выборе он не ошибся.

После русско-японской войны Василий Черкасов, как и Кетлинский, совершенствовался именно как артиллерист, а так же осваивал специальность и офицера-оператора. Вначале Василий Черкасов служил старшим артиллеристом учебного судна «Рында» в отряде Морского корпуса, затем был назначен в только что созданный Морской Генеральный штаб, где служил с 1906 по 1912 год, с четырехмесячным откомандированием на должность старшего офицера учебного корабля «Император Александр II». В 1912 году старший лейтенант В. Черкасов около месяца даже являлся начальником Оперативной части МГШ, что говорит о его высоком профессионализме. Одновременно, в 1906–1912 гг., он читал курсы «Тактическая часть артиллерии», «Элементарная морская тактика» в Артиллерийском офицерском классе и в Николаевской морской академии, опубликовал несколько статей в «Морском сборнике» и фундаментальных учебных пособий по тактике, стратегии и боевым средствам флота. Разумеется, что В.Н. Черкасов не мог остаться в стороне и от новаторства Кетлинского на Черноморском флоте. Это, безусловно, еще более сблизило бывших сослуживцев. Одновременно Василий Черкасов активно участвовал в просветительской и научной деятельности кружка «младотурок», куда входили А.В. Колчак, В.К. Пилкин, А.Д. Бубнов и другие. Однако при этом, он демонстративно дистанцировался от их политических интриг. Это привело к тому, что, при всей внешней доброжелательности остальных «младотурок» к В.Н. Черкасову, те никогда не считали его до конца «своим». В этом положение Черкасова было весьма схожим с положением самого Кетлинского.

Автору в точности неизвестно, где именно в Севастополе проживал Кетлинский. Его дочь в своих воспоминаниях пишет лишь о том, что в Севастополе жила теща нашего героя. Что касается тестя – старого моряка, то он ушел из жизни несколькими годами ранее – в свежую погоду неудачно прыгнул в шлюпку, сломал ногу, после чего пошла гангрена и вскоре его не стало. У тещи Кетлинского был дача на северной стороне Севастополя – на Каче, где его супруга с дочерьми обычно проводила лето, однако в 1914 году Кетлинские отказались от Качи и сняли дачу поближе к Севастополю на Учкуевке.

Вне службы Кетлинский, по свидетельству его дочери, был очень дружен с военным врачом Федоровым, служившим на одном из кораблей Черноморского флота. Их объединяли не только общие взгляды на службу, но и на политику. При этом, по словам дочери, оба слыли либералами. В своих мемуарах Вера Кетлинская пишет, что однажды ее отец и Федоров объявили бойкот некому офицеру, который ударил матроса. Этот бойкот поддержали и другие офицеры, переставшие подавать руку и разговаривать с негодяем. Вскоре после этого опозоренный офицер был вынужден перевестись в другое место. Помимо этого, по словам дочери, ее отец наотрез отказался от положенного ему по чину и должности денщика, считая это «мерзостью».

Есть в воспоминаниях дочери нашего героя и еще один любопытный штрих. Рассказывая о лете 1914 года, Вера Казимировна пишет о неком матросе, которого ее отец поселил у них на даче, но не в качестве денщика, а лишь для того, чтобы тот мог заниматься самообразованием. Кетлинская пишет, что матрос читал учебник алгебры и «Капитал» Маркса. Разумеется, сейчас невозможно проверить правдивость слов известной писательницы, но, честно говоря, мне не слишком верится, чтобы флотские офицеры не только поощряли обучение будущих революционеров, но и фактически его организовывали. Конечно, Черноморский флот помнил лейтенанта Шмидта, но тот был, как известно постоянным клиентом психиатрической лечебницы, а потому являлся исключением из правила.

А потому я вполне согласен поверить, что Кетлинский бойкотировал ударившего матроса сослуживца, что он отказался от денщика, но в то, что он создавал у себя дома условия для знакомства матросов с трудами Маркса я, все же, не верю. Впрочем, написать именно так у дочери нашего героя были свои веские причины. Забегая вперед, скажем, что последние годы своей непростой жизни Вера Казимировна провела в тяжелейшей борьбе, отстаивая имя своего отца. А потому она всеми силами старалась показать его советскому читателю, не как царского золотопогонника, а друга всех матросов и почти что большевика. Осуждать ее за этот наивный обман не стоит. Так, на ее месте, поступил бы, наверное, каждый из нас.

В августе 1914 года в Европе началась Мировая война. С первым минут в ней принял участие и Балтийский флот. Что касается черноморцев, то они пока пребывали в бездействии, так как наиболее вероятных их противник Турция пока придерживалась нейтралитета. Однако всем было очевидно, что долго такое положение дел не продлится.

Загрузка...