Пуля для любимого

Часть 1

С самого раннего детства, сколько она себя помнила, Настя любила мечтать. Не так, как обычно мечтают ребятишки — увидел яркую игрушку, представил себя ее счастливым обладателем, поревел немного, выпрашивая ее у родителей, а через полчаса забыл. Нет, Настя мечтала сосредоточенно, для этого у нее был целый ритуал. Она забиралась в уголок бабушкиного дивана, старательно устраивала вокруг себя баррикаду из подушек, с трудом громоздя их одна на другую слабыми ручонками, потом накрывала все это сооружение пледом и осторожно забиралась внутрь. Теперь вокруг нее было тихо, темно и таинственно — именно то, что нужно, чтобы помечтать всласть.

Зажмурив глаза, Настя представляла себе… Чего только она себе не представляла! Иногда это была кукла — естественно, роскошная Барби — с собственной виллой, с маленькой посудой, с автомобилем, да еще и в окружении подружек и друга Кена. Настя в мельчайших подробностях представляла себе каждый цветочек на кукольной чашечке, каждую оборочку на платье Барби. Она просто видела все это, как будто то, о чем она мечтала, было у нее прямо перед глазами. Конечно, это не всегда была кукла. Иногда Настя представляла себе поход в цирк. Вот мама приходит вечером домой и, лукаво улыбаясь, говорит: «Настюшка, а у меня что-то есть для тебя! Угадай-ка, что?»

И, не выдержав горящего любопытством взгляда Насти, тут же показывает два узких листочка — билеты в волшебный мир. Потом Настя видела, как они одеваются, мама заботливо проверяет, есть ли у Насти в кармане носовой платочек, вот ждут троллейбус на остановке… Настя, сидя под пледом, всерьез начинала переживать, если троллейбуса долго не было — так ведь и в цирк опоздать можно! Она видела, как будто находилась в цирке, блестки на трико воздушных гимнастов, смешной красный нос и широченные штаны клоуна, вдыхала острый запах цирка, который невозможно перепутать ни с каким другим, чувствовала вкус мороженого, которое в цирке было каким-то особенным, гораздо вкуснее, чем купленное просто на улице…

Настя росла, мечты менялись, а привычка осталась прежней. Теперь она уже стеснялась забираться в груду подушек, да еще и накрываться пледом. Она просто, лежа в кровати, натягивала одеяло на голову, делала из него домик и часами лежала так, мечтая, мечтая…

Ну, теперь она мечтала уже не о куклах. Вернее, по большей части не о куклах — изредка она о них все-таки вспоминала. Теперь она представляла себе, как мама с папой мирно пьют на кухне чай с пирогом. Невыносимо вкусно пахнет горячими яблоками и корицей, папа сидит за столом, и мама подает ему чашку с чаем. Слегка склоняется над начинающей лысеть головой отца и шутливо чмокает его в макушку. А из-за кухонной двери на это смотрит она сама, Настя. Отец замечает ее: «Настёнка, а ты что там прячешься?! Сейчас поймаю!»

Настя с веселым визгом опрометью кидается бежать по коридору, но отец догоняет ее, ловит сильными руками и подбрасывает в воздух — высоко, так, что Настя успевает заметить пыль на лампочке. А ведь она уже большая — ей целых восемь лет.

Об этом теперь приходилось только мечтать. Мать с отцом почти не разговаривали. А потом папа вообще исчез из их дома. На недоуменные Настины вопросы мать не отвечала, отмалчиваясь, но как-то раз ее прорвало:

— Да хватит тебе о нем твердить! Хватит уже! — И она в сердцах швырнула тряпку, которой мыла пол, так, что на чистый холодильник полетели грязные брызги. Это испугало Настю куда больше, чем крик матери. Молча забившись в угол, девочка обиженно и испуганно смотрела на нее.

Не выдержав этого пристального взгляда широко распахнутых детских глаз, блестящих от подступающих слез, мать схватила Настю в охапку, прижала к себе и расплакалась сама:

— Настенька, дочка, прости меня!

Тут Настя испугалась еще сильнее и тоже заревела в голос.

— Не плачь, доченька, не плачь! — всхлипывала мама. — Только про отца не спрашивай больше… не нужны мы с тобой ему, Настенька, бросил он нас, бросил!

— Как это — бросил? — недоуменно спросила дочь.

— А вот так… Ты у меня уже большая, умная, все понимаешь. Папка твой решил, что мы с тобой ему надоели и без нас ему лучше будет. Вот и уехал он от нас.

В Настином классе чуть ли не у трети ребят родители развелись, и она понимала, что это значит. Только вот сейчас никак не могла понять, что такое могло случиться с ее мамой и папой. Разводятся ведь люди, наверное, из-за того, что кто-то оказался плохим. Разве от хороших людей уходят? А ведь мама и папа — они оба хорошие, так как же они могут развестись?

Осторожно она спросила, боясь услышать утвердительный ответ:

— Мам… а вы с папой развелись, да?

— Да, доченька, — вздохнула мать, крепче прижав к себе худенькое тельце дочери с торчащими, как крылышки, лопатками.

— А это насовсем? — с робкой надеждой задала Настя следующий вопрос.

Ответ матери эту надежду разбил. Нужно было привыкать жить вдвоем.

Постепенно такая жизнь стала привычной, и Настя перестала ждать знакомого отцовского двойного звонка в дверь. Мечты о домашних чаепитиях втроем сменились другими…

Классу к третьему-четвертому девчонки начали оживленно шушукаться друг с другом, бросая кокетливые и внимательные взгляды на мальчишек. А те, казалось, не замечали этого интереса, однако то одного, то другого можно было видеть после уроков с двумя ранцами в руках. Да и записки, путешествующие по классу во время уроков, все чаще содержали не угрозы по адресу Вовки или Тольки, строящих из себя крутых, а полупризнания Маше или Даше в нежных чувствах — смешные, где робость граничила с нахальством.

Настя таких записок не получала. Она не обладала ни огромными синими глазами на фарфоровом бело-розовом кукольном личике, как Машка Щукина, ни сверхмодными шмотками, как Танька Елагина, ни знанием приемов карате и умением ездить на мотоцикле, как Ленка Шепитько… Ну и конечно, у нее не было ни богатого папочки, ни старшего брата-спортсмена, и одета она была чуть ли не дешевле всех в классе, хотя мать из сил выбивалась, чтобы дочка была не хуже других.

Тут еще как на грех разрешили в школу ходить не в форме, а кто во что горазд. Школьная форма Настю еще как-то выручала. Все равно, конечно, видно было, у кого предки побогаче, у кого — победнее, но хотя бы сильно в глаза не бросалось. Теперь же сразу было все ясно. А что могла Елена Павловна, Настина мама? Она не была ни завмагом, ни кем-то из первых кооператоров. А когда отменили талоны на продукты и на прилавках появилось практически все, но цены стали запредельными, стало совсем плохо.

Елена Павловна, всю жизнь проработавшая в ОТК на заводе, который делал что-то очень нужное для оборонки, стала получать сущие гроши, да и те платили нерегулярно. Пришлось ей еще в двух местах подрабатывать уборщицей, чтобы хоть как-то прокормиться. Алименты, которые платил ее бывший муж, тоже были копеечными. Правда, он изредка присылал переводы на небольшие суммы, но это, конечно, тоже не спасало. Выручала их только Настина бабушка, которая жила в деревне. Всю зиму они кормились овощами с огорода — правда, и ездить в Поповку Елене Павловне приходилось каждое лето, само-то на огороде ничего не вырастет, а бабке уже не под силу насажать, полить да прополоть картошку-морковку на всю семью.

Настя была гордой девочкой — а что еще остается бедным? И подлизываться к мальчишкам, навязываться им, как это делали две такие же нищие бедолаги из ее класса, она не собиралась. Да в конце концов, нечего себя с ними равнять. У тех двоих не было ничего, а у Насти было все, что она только могла пожелать — в ее собственном мире, конечно, в темноте под одеялом. Уже значительно позже один знакомый объяснил ей, что это какое-то философское направление — считать, что нет ничего ни реального, ни нереального. Мол, если ты себе очень хорошо, в подробностях что-то представляешь, испытываешь при этом все соответствующие эмоции, так какая разница, на самом деле это происходит или нет?

В чем, собственно говоря, разница, если ты и радуешься, и огорчаешься по-настоящему? Если ты чувствуешь прикосновение прохладной травы к босым ступням или нежного бархата платья к телу, если ты можешь как наяву уловить тонкий аромат одеколона, такого дорогого, что ты даже не знаешь его названия, если ты способна почувствовать сильную руку, обнимающую тебя за плечи — ты же все это чувствуешь, так зачем тогда искать неведомо чего, если можно просто все себе представить? Ну конечно, Настя не доходила до того, чтобы совсем отказаться от реальной жизни, однако мечты о том, что было для нее недостижимо (во всяком случае, пока), делали ее жизнь не такой унылой.

Так что свой прекрасный принц у Насти был. И не чета всем этим ее одноклассникам — у кого уши, как пельмени, у кого нос курносый, кто просто задохлик какой-то… Нет, у Настиного принца и с ушами, и с носом было все в порядке. Он был… ну, конечно, высокий, не может же принц быть коротышкой, с темными волосами, вьющимися крупными кольцами, с серыми глазами… Принц протягивал Насте руку и склонял перед ней голову в вежливом поклоне. Никаких тебе «Эй, подруга, ты чё вечером делаешь? Подгребай часам к шести, оттянемся по полной!»

Настя с принцем без конца бродили рядышком по аллеям парка, усыпанным желтыми и красными листьями, и старались наступать туда, где этот красно-желтый ручей был поглубже — так, чтобы шуршать погромче. Они весело смеялись, болтали обо всем на свете — о задачке по алгебре, об инопланетянах, о кошках. Да мало ли о чем могут беседовать двое людей, так хорошо понимающих друг друга! Можно и не разговаривать, молчать вдвоем тоже здорово. А потом, когда прогулка уже приближалась к концу, принц переставал смеяться, глаза его становились грустными. «Что с тобой?» — спрашивала Настя. И он, покраснев, чуть слышно отвечал: «Мне грустно расставаться с тобой даже до завтра».

Настя перешла в седьмой класс. Лето было каким-то жарким, бестолковым, неимоверно длинным и скучным. Делать в душном городе было нечего, да мать и не оставила бы ее одну. А сама она каждое лето ездила к бабушке в деревню, чтобы побольше всего вырастить на огороде. Без этого прожить им с Настей было бы трудно. Так что проблема выбора перед Настей не стояла — как всегда, каникулы в Поповке. Огород, полуживая речка — вот и все летние развлечения. Она хотела поехать хоть на месяц в летний лагерь, просто ради разнообразия. Мать вроде обещала, но в июне выяснилось, что денег на это не хватит и нечего даже и думать ни о каком лагере.

В общем, как ни странно, но первого сентября Настя ждала с нетерпением. Такие каникулы просто осточертели. Кроме того, у нее было какое-то непонятное чувство, как будто что-то вот-вот должно произойти. Она только не могла понять, хорошее или плохое. Ждала чего-то от поездки в лагерь, поэтому и расстроилась так, когда выяснилось, что это отменяется. Ею овладело чувство какого-то смутного, беспокойного, нетерпеливого ожидания, и было уже все равно, что может случиться, — главное, чтобы хоть что-то произошло. Школа сгорит, и Настю переведут в другую, или мать квартиру решит поменять, или придет письмо от какого-нибудь неведомого родственника, который ни с того ни с сего пригласит Настю в гости во Владивосток…

В это же время Настя неожиданно поймала себя на новой привычке подолгу торчать возле зеркала. Она застревала перед ним незаметно для самой себя, чего раньше никогда не было, — взглянет быстренько, не лохматая ли, не криво ли юбка надета, и все. Теперь же она то внимательно рассматривала свое лицо, вглядываясь в собственные зеленые, с золотистыми крапинками, широко распахнутые глаза, то накручивала из своих рыжеватых волос невероятные прически, по большей части неудачные. По-настоящему ей шли лишь самые простенькие, обычные варианты — коса или хвостик, но это было так скучно, так надоело. А с распущенными по плечам волосами Настя нравилась сама себе, казалась таинственной и загадочной, но ходить так не решалась.

После обычной нудной линейки в школьном дворе все шумно разбрелись небольшими группами, делясь впечатлениями о каникулах. Насте делиться было нечем, и она стояла в стороне, стараясь не слышать долетающих до нее обрывков восторженно-хвастливых фраз. Прозвенел звонок, приглашающий в классы, и галдящая, возбужденная толпа повалила на школьное крыльцо, растекаясь дальше по коридорам. Усевшись на свое привычное место, за третий стол в среднем ряду, Настя тихонько вздохнула. Ну вот, так ждала первого сентября, а все оказалось как обычно. Подвело ее дурацкое «шестое чувство», нечего было ждать. Первое сентября — вот оно, наступило, а ничего и не произошло.

— Антонова! Эй, Антонова, спишь, что ли?! — слегка толкнула ее в плечо Лена Шепитько, ее прошлогодняя соседка по парте.

— Ой, привет, Лен!

— Здорово. Слушай, Настя, у меня к тебе дело есть одно.

Настя насторожилась. Что это за дела такие, едва встретиться успели? Вообще-то она хорошо относилась к Шепитько. Ленка, несмотря на свою грубоватость и бесцеремонность, была неплохой девчонкой и в качестве соседки Настю вполне устраивала. По крайней мере не ломается и нос до небес не дерет.

— Какое дело?

— Насть, ты во-он за тот стол не пересядешь? — Ленка ткнула пальцем через плечо, и Настя увидела встревоженно маячившего позади Сережку Гусева. Так, все понятно — «асисяй, любов». И когда только успели? Ах да! Они ж в одном лагере отдыхали. Ну, тогда все понятно.

— А чего ты сама к своему Гусеву не пересядешь? Он же один сидит! — не захотела уступать Настя. В самом деле, если Ленке нужно, пусть сама и пересаживается к своему Сереженьке.

— Да ты понимаешь, у Сереги зрение неважное, а очки носить он стесняется, — нимало не смущаясь, объяснила Ленка. Она вообще отличалась прямотой и полным отсутствием комплексов, за что ее некоторые девчонки терпеть не могли, а пацаны уважали.

— Пусть контактные линзы носит, — буркнула Настя не слишком приветливо, но уже понимая, что согласится. Черт с ними, ей ведь все равно, с кем сидеть за одним столом. Одной даже лучше, а там, куда показала ей Ленка, оба места пустовали. — Ладно, пересяду.

В знак благодарности Ленка хлопнула ее по спине своей тренированной спортивной дланью так, что Настя чуть не клюнула носом крышку стола, и заорала на весь класс:

— Серега, давай сюда!

Настя, держа сумку за длинный ремень, медленно поволокла ее к гусевскому столу. Ну и ладно, у окна даже лучше. Можно смотреть на небо за чистым стеклом, еще не успевшим запылиться после недавнего мытья, и не слушать той ерунды, которую несут все вокруг.

Да, похоже было на то, что ничегошеньки хорошего Настю и в этом году не ждет… Да и что может ждать такую обыкновенную конопатую девчонку из самой обыкновенной семьи? Ведь никто не может догадаться, что на самом деле она… try, почти принцесса. А собственно говоря, почему это — почти? Она и есть самая настоящая принцесса своего собственного королевства, королевства желтых и красных листьев, блестящих глаз и нежного шепота: «Ты — моя жизнь».

По привычке уперевшись лбом в руки, лежащие на краю новенького, пахнущего свежей краской стола, Настя даже не заметила, как задребезжал, как будто он отвык за лето от работы, давно знакомый звонок. Очнулась она лишь от того, что шум вокруг нее сначала усилился, а затем постепенно стих. Вскинув голову, она вскочила и увидела входящую в дверь Веру Михайловну, их классную. Ничего необычного в этом не было — кто ж еще должен появиться на первом уроке первого сентября. Однако Веруня, как они ее звали, явилась не одна.

Настя почувствовала сильный толчок, от которого чуть не пошатнулась, и лишь через несколько секунд поняла, что это был удар ее собственного сердца. Она на мгновение зажмурилась и вновь открыла глаза. Он не исчез — тот, кто молча стоял рядом с Веруней, держа в руках черно-синюю сумку с учебниками. Сказка начиналась. Будет ли она счастливой — еще неизвестно и, пожалуй, не важно. Главное то, что он появился. Это действительно был именно он, Настя узнала его — высокий, прямой, с темными вьющимися волосами и внимательными, чуть озорными и немного грустными глазами.

Он стоял, спокойно посматривая по сторонам. Странно — обычно новенький или хочет всем понравиться и поэтому старательно удерживает на лице ненастоящую улыбку, или же хочет показать, какой он крутой и независимый, и вызывающим взглядом обводит класс, стоя в небрежной позе. А этот просто стоял, расправив широкие плечи, и ждал, пока нелепая церемония знакомства закончится. Лицо его было серьезным, но под этой серьезностью ясно проглядывала незлая насмешка — над Веруней, над новыми одноклассниками, внимательно уставившимися на него, над самим собой — мол, вот какая важная персона, в центре всеобщего внимания.

Тут же выяснилось, что у него есть имя. Его звали Игорь. Какое красивое, необыкновенно красивое имя!

Настя вдруг ощутила каждую веснушку на своем лице, как будто они были прилеплены к коже. Она давно уже примирилась с тем, что она такая конопатая, и не обращала на это никакого внимания, а теперь ни с того ни с сего застеснялась своих симпатичных веселых веснушек, придававших ей своеобразное очарование и очень шедших к ее чуть вздернутому носику и зеленым глазам.

Ей пришлось буквально заставить себя оторвать взгляд от новенького — не хватало еще, чтобы он заметил, как Настя пялится на него. По правде говоря, ей казалось, что это заметил уже весь класс. Ну и плевать на них! Интересно, куда его Веруня посадит? Не может ведь ей так повезти, чтобы за ее стол… Вон, еще три свободных места в классе, а одно — вообще рядом с Машкой Щукиной, которая успела сегодня с самого утра поссориться со своей подружкой Левашовой, заявившей, что Щукиной загар не идет. Щукина обиделась, сказала Левашовой какую-то гадость — ну как же, первая красавица, примадонна, и слышать такое! В результате Танька пересела к Елагиной.

Ну точно, сейчас к Щукиной новенького и посадят, а она вон уже сама как на него глазищи вытаращила, вот-вот дыру на его джинсовке протрет. Пиши пропало, Щукина его не выпустит. Конечно, она действительно такая хорошенькая… Кукольное личико без всяких веснушек, голубые глаза с длинными ресницами, стройная фигурка с уже заметной грудью — такая кому угодно понравится…

— Выбирай себе место сам, — обратилась Веруня к новенькому.

Тот медленно обвел взглядом весь класс, все так же чуть-чуть улыбаясь краешками губ, и решительно направился к Настиному столу.

— Можно? — осведомился он, немного наклонив голову.

Она не смогла ничего произнести, так перехватило у нее дыхание, и только молча кивнула, надеясь, что это вышло у нее не слишком энергично и радостно.

Игорь, бросив свою сумку на пол рядом со стулом, уселся возле Насти и заглянул ей в лицо:

— Меня Игорь зовут, Поляков.

Настя, кое-как справившись с комком в горле, как можно более равнодушно шепнула:

— Ага, Веруня же сказала уже.

— А тебя?

— Настя Антонова.

— Настя? Анастасия? Какое у тебя имя красивое!

Потом Настя при всем желании не смогла бы припомнить, о чем вообще говорили в тот день в школе, как прошел этот день. Она запомнила только свое бешено бьющееся сердце, слабость в ногах и какие-то яркие искры перед глазами, возникающие в тот момент, когда Игорь с ней заговаривал. Через насколько дней она постепенно начала привыкать к тому, что он каждый день сидит рядом с ней, разговаривает, о чем-то спрашивает, шутит. Теперь она просыпалась задолго до звонка будильника, который раньше ненавидела, и с нетерпением ждала, когда же пора будет отправляться в школу. Она возненавидела физкультуру — мальчишки и девчонки занимались отдельно, и пропадал целый урок, целых сорок пять минут.

Сейчас ее огорчала только одна довольно существенная проблема. Настя поняла, что ей просто нечего надеть. Она ходила в школу в стареньких джинсах или потертой джинсовой юбке. Выглядело это в общем-то совсем неплохо, она не была одета совсем уж замарашкой, однако по сравнению со многими девчонками в классе… Нет, лучше уж не сравнивать!

Но видимо, судьба решила не мелочиться. Если делать подарки — так уж делать. Примерно через неделю после начала занятий Настя, вернувшись в субботу домой, застала мать в радостном возбуждении. Елена Павловна сунула ей какой-то листок:

— Ты смотри-ка, дочка, папочка твой про тебя вспомнил, перевод прислал! Ну, завтра я с утра деньги получу и пойдем с тобой на базар, приоденем тебя. Ох, как кстати, а то у меня прямо душа не на месте — не смогла я тебе к первому сентября купить ничего.

Сумма действительно была, по их скромным меркам, немаленькой, и Настя тут же с радостью начала подсчитывать, что можно на нее купить. Правда, тут же остановила сама себя:

— Мама, а почему только меня приоденем? Тебе тоже сколько всего нужно. У тебя на осень ни плаща, ни куртки нормальной нет.

— Ладно, дочка, я обойдусь пока, а тебе надо — вон уже невеста какая выросла. Думаешь, я не понимаю, что как раз сейчас и хочется в чем-то новом перед подружками показаться? А может, уже не только перед подружками?

— Да хватит тебе, мам, — смущенно отвернулась Настя и поспешила уйти от этой темы. — А может, завтра вместе на почту пойдем, а оттуда сразу на базар? Как раз восемнадцатый троллейбус около нашей почты останавливается, на Октябрьский базар и съездим, там выбор получше, девчонки говорили.

Теперь проблема с одеждой была решена, и Настя могла не стесняться своих стоптанных туфель, с удовольствием посматривая на новенькие белоснежные кроссовки, с которыми так здорово смотрелись джинсы, тоже совершенно новые. А в шкафу дожидалась прохладной погоды красивая светло-зеленая курточка с кучей карманов и молний — именно такую Насте давно хотелось. Да и кроме этого было теперь что надеть — не так уж много, конечно, и вещи недорогие, зато хоть можно было не таскаться каждый день в одном и том же.

Все-таки как много значит одежда! Теперь Настя чувствовала себя увереннее, не так смущалась, завидев Игоря, хотя все еще продолжала все больше отмалчиваться, сама с ним не заговаривая и лишь отвечая на его вопросы. Игорь же обращался с ней как со старой знакомой, как будто всю жизнь прожил с Настей в одном дворе. Настя не могла его понять — он явно с радостью здоровался с ней каждое утро, охотно завязывал разговор, но своего отношения к ней никак не проявлял. Она прекрасно поняла бы это, если бы он как-то по-особенному относился к какой-нибудь другой девчонке из класса или школы, но Игорь не выделял никого.

Настя постаралась разузнать хоть что-нибудь о том, есть ли у Игоря девчонка. Сделать это было несложно — достаточно потрепаться немного с вездесущей и всезнающей Шепитько. Ее ненаглядный Гусев быстро подружился с новеньким, тем более что они жили в соседних подъездах и из школы частенько ходили вместе, деля на двоих единственную сигарету. Конечно, прямо в лоб Настя расспрашивать Ленку не собиралась, иначе на следующее утро уже весь класс знал бы, что «Антонова положила глаз на Полякова». Настя прекрасно знала, что нужно всего лишь угробить полчаса на совершенно неинтересный ей треп, и Шепитько среди других потрясающих сплетен сама выложит то, что нужно.

Так оно и вышло. Рассказав о том, что Щукина подцепила пацана из девятого «Б», что Елагиной купили новую дубленку, что Макаров чуть не попал в милицию за неприличное поведение в общественном месте, Шепитько озабоченно заявила:

— Слушай, а этот Поляков — он как, нормальный пацан?

— Наверное, — пожала плечами Настя, стараясь не смотреть Ленке в лицо. — А что? И почему ты у меня спрашиваешь?

— Ну ты же все-таки с ним вместе сидишь.

— Ну и что? Твой Гусев с ним из школы ходит, у него и спроси. А в чем дело-то?

Шепитько хихикнула:

— Да странно как-то… такой из себя видный, а девчонки у него нет. Может, он вообще… ну, сама понимаешь…

— Не понимаю, — честно ответила Настя. — И потом, откуда ты знаешь, что у него нет никого? Может, просто не из нашей школы?

— Можешь не сомневаться, знаю. Сережка говорил.

Настя узнала то, что хотела, и поторопилась перевести разговор на более безопасную тему. А через несколько дней Игорь удивил ее. Совершенно обычным голосом (вернее, шепотом, потому что дело было на уроке физики) он произнес:

— Настя, а что ты сегодня после школы делаешь?

На некоторое время она просто онемела. Может быть, это совсем не то, что ей показалось, и Игорь просто что-то хочет у нее узнать? Не может же быть, чтобы…

— Эй, Насть, ты что, не слышишь? — легонько подтолкнул он ее локоть.

— Я? Я… ничего, — пролепетала Настя.

Игорь широко улыбнулся:

— Что — ничего? Ничего не слышишь?

— Ничего не делаю, — прыснула Настя, мгновенно оттаяв от его незамысловатой шутки.

Продолжить разговор они смогли только после звонка. Увидев улыбки на их лицах, физик постучал указкой по столу:

— Поляков, Антонова! Вы что, на вечере юмора находитесь?

Они шли по полузаброшенному парку на краю города — там, где уже видна была река, серая, свинцовая сегодня, с редкими белыми пятнами пароходиков на неприветливой ряби осенней воды. Уже несколько дней дул по-настоящему осенний ветер, и Настя с удовольствием ощущала теплое плечо Игоря совсем рядом с собой. Ветер шуршал листьями, сорванными с деревьев, — желтыми, красными, разноцветным ручьем захлестнувшими дорожки парка. Они шли, держась за руки, стараясь найти в этом веселом ручье самые глубокие места. Настя внезапно рассмеялась:

— Игорёк, а ты помнишь это место?

— А как же! — отозвался ее спутник. — Неужели я забуду, куда любимую девушку в первый раз пригласил? Ох, давненько это было! В седьмом классе…

— Да, время быстро идет, — согласилась Настя, крепче прижимаясь к Игорю. — Вот уж последний год учиться осталось…

— И слава Богу, надоела эта школа. Скорей бы уже, а то до весны еще эта тягомотина. Да еще экзамены потом сдавать. Ну что, малыш, ты действительно в педагогический решила?

— А куда еще? В юридический без денег не поступишь, в экономический — тоже. В классический университет — там голову какую иметь надо, я не потяну. Нет, пойду в педагогический, на спортивный факультет. Мы, кстати, на тренировку не опоздаем?

Игорь озабоченно взглянул на часы:

— Нет, еще минут пятнадцать вполне погулять можем. Настюша, я тебя вот о чем спросить хотел… Ты действительно хочешь еще год после школы ждать?

Настя негромко рассмеялась:

— Да я-то как раз и не хочу! Я бы — хоть сейчас с тобой в загс. Только зачем все эти осложнения нужны — нам с тобой по шестнадцать лет, ведь наверняка какие-нибудь причины нужны, чтобы в шестнадцать или даже семнадцать расписали. Да дело даже не в этом… Твои предки наверняка против будут, моя мама тоже в восторг не придет. Скажут — сначала в институт поступите, а потом уж все остальное. Давай уж как договорились — после первой сессии поженимся.

— Да, наверное, так лучше, — неохотно согласился Игорь. — Ну что, пошли?

Они двинулись к приземистому зданию, белевшему у входа в парк. Казалось, это было единственное место в этом старом парке, где еще бывали люди. Вокруг здания листья были сметены в аккуратные холмики, и на клумбе доцветали последние бархатцы, своими яркими лепестками дразня низко нависшие серые тучи.

Ребята вошли внутрь, и на них сразу налетел невысокий мужчина лет пятидесяти, одетый в спортивный костюм.

— Антонова, Поляков, давайте-ка шевелитесь! Пока вы все подтянетесь, полдня пройдет! Ну-ка, ну-ка, быстренько в раздевалку. Ну, что стоим?!

— Сергей Сергеич, да мы же раньше даже пришли сегодня! — заявил Игорь.

— Раньше, позже — какая разница! Не теряй времени на разговоры, иди переодевайся, Поляков! — воскликнул мужчина и так же бурно накинулся на мальчишку, вошедшего вслед за Игорем и Настей.

Переодевшись, Настя вышла из раздевалки в спортзал в компании трех девчонок приблизительно одного с ней возраста.

— Ну, сейчас опять Сергеич своими гантелями замучит, — недовольно буркнула одна из них.

— Быстренько, девочки, размялись, по три кружочка пробежки — и за гантельки!

— Так и знала! — прокомментировала все та же недовольная, тем не менее послушно принимаясь делать разминочные упражнения возле шведской стенки. Остальные присоединились к ней. В другом углу возились мальчишки под бдительным присмотром неугомонного тренера.

Послушно проделывая все, что положено, Настя с нетерпением ждала того момента, когда Сергей Сергеевич хлопнет в ладоши и громко крикнет:

— Ну, достаточно! Теперь — в тир!

В эту спортшколу Игорь затащил ее еще давным-давно — в тот день, когда впервые пригласил ее после школы на прогулку, еще в седьмом классе. Тогда он просто хотел побродить с Настей по осеннему парку, подальше от любопытных глаз. Лучше места для уединенной прогулки, чем этот запущенный парк, в котором стояло здание спортивной стрелковой школы, трудно было придумать. По дороге он рассказал Насте о своих тренировках и уговорил зайти посмотреть, а может быть, и попробовать. Сначала Насте было просто смешно — ну из чего там она будет стрелять, глупости какие! Из ружья, что ли?

Игорь объяснил ей, что стреляют там из спортивного пистолета или из винтовки, но лично он предпочитает пистолет. И тренер у него — мировой мужик, с ним не заскучаешь. И вообще — если она, Настя, согласится, то они будут так много времени проводить вместе.

Она представила, как они будут вдвоем возвращаться вечерами чуть ли не через весь город — вместе, рука об руку… И конечно, согласилась попробовать. Игорь, обрадовавшись, тут же притащил ее к Сергею Сергеевичу, который, снисходительно поглядывая на хрупкую невысокую девчонку со смешным светлым хвостиком на затылке, пригласил ее в тир, объяснил, как именно нужно стрелять и куда, надел ей на голову наушники, подал команду — и был поражен результатом. Настя тоже. Выяснилось, что она с ходу показала результат, которого добивались те, кто занимался уже не меньше года.

— Да, девочка, способности у тебя отличные, — сказал ей тренер после того, как они покинули тир и уселись на длинных деревянных скамьях, стоявших вдоль стен спортзала. — Только одних способностей, сама понимаешь, мало. Их развивать надо. И кроме того, ты слабенькая. Если хочешь тренироваться, сначала придется физподготовкой заняться основательно. Стрельба дохляков не любит. И кстати, не думай, что вся тренировка — пришел, пострелял, и домой. Тут семь потов сойдет, прежде чем тебя к тиру подпущу, учти!

Настя послушно кивала головой. Ей неожиданно и самой захотелось заниматься тут, у этого грубоватого, но доброго дядьки, да еще вместе с Игорем. А стрелять ей понравилось. Встав в стойку, взяв в руку тяжелый (пожалуй, слишком для нее тяжелый) спортивный пистолет и внимательно прицелившись, как показывал ей Сергей Сергеевич, она почувствовала, что просто не может промахнуться. Настя как будто видела прямую линию, соединяющую дуло ее пистолета с центром мишени, и все, что было нужно — совместить прицел с этой линией, ощущаемой ею одной.

В общем, тренер не мог Настей нахвалиться. Но только за меткость — в остальном она ничем не выделялась из всей группы и была, пожалуй, послабее многих. Да и стреляла из-за этого она не слишком стабильно — отличные первые выстрелы, а потом все хуже и хуже. Уставала, рука и колени начинали дрожать. Словом, тренироваться приходилось, как ей и обещал Сергей Сергеевич, до седьмого пота. Но в трудолюбии и целеустремленности Насте отказать было нельзя. Тренер сразу же оцепил эти качества своей повой ученицы. Между ними возникла обоюдная симпатия. Иногда Сергей Сергеевич после тренировки подвозил ребят до дома.

— А можно мне попробовать? — попросила как-то Настя, взглядом указав на руль.

— Что, хочешь учиться водить машину? — улыбнулся тренер.

Настя кивнула. Сергею Сергеевичу эта затея пришлась по душе. Через пару недель Настя уже прилично заводила двигатель его старого «жигуленка» и лихо выписывала повороты возле спортшколы.

Теперь ее жизнь была заполнена до предела и была такой интересной, приносящей почти одни только радости. Игорь — одного этого хватило бы Насте для того, чтобы чувствовать себя совершенно счастливой. В школе она старательно делала вид, что накануне не было никаких совместных прогулок, что Игорь Поляков для нее — всего лишь один из одноклассников. Но школа есть школа, и от любопытных глаз одноклассников что-то утаить очень трудно.

Мальчишки, конечно, не слишком заинтересовались сенсационной новостью о том, что «Поляков ходит с Антоновой». Вот если бы его избранницей стала признанная красотка Щукина или любимица мужской половины класса Шепитько — тогда другое дело. Кое-кто мог бы постараться Полякову за такое дело и рыло начистить. А тихоня Антонова не слишком их интересовала, и претендентов на ее исключительное внимание в классе не находилось.

Насте приходилось труднее. В тот день, когда Щукина притащила в класс известие о том, что она видела вчера Полякова и Антонову на улице и шли они, держась за ручки, как два детсадовца, и кусали по очереди одно эскимо, Настя поняла, что значит быть в центре внимания. И внимание это по вполне понятным причинам было недоброжелательным. Ну еще бы — увести красавчика Игоря Полякова из-под носа у гораздо более достойных кандидатур в его подружки! Да ладно бы еще эта Антонова что-нибудь собой представляла, а то ни рыба ни мясо. Так, крыска конопатая… На нее сроду и внимания-то никто не обращал, а тут нате вам — Поляков собственной персоной. Обидно, конечно. Почти каждая девчонка из их класса, да и не только из их, мечтала оказаться на месте «этой мымры Антоновой». Ну почему, почему Поляков выбрал именно ее? Тема эта стала предметом бурных дебатов на несколько дней.

— Я, девки, вообще так думаю, что Поляков просто приколоться решил, — заявила Елагина, стоя на большой перемене в компании одноклассниц на заднем дворе школы, подальше от глаз учителей. Эффектно вытряхнув из пачки «Вог» длинную сигарету, она картинно закурила, отставив мизинчик с длинным ногтем, тщательно покрытым, как и остальные девять, темно-синим лаком.

— Ты серьезно? — удивленно поинтересовалась Маша Щукина. — Дай сигаретку!

Елагина протянула подружке пачку и подтвердила серьезность своего заявления:

— Само собой! А зачем еще она ему нужна? Ни кожи, ни рожи, и ходит в каких-то обносках.

Елагина самодовольно оглядела собственную замшевую курточку-«косуху» и хлопнула по руке потянувшуюся за сигаретой Дашу Немчинову, вечно таскающуюся за компанией крутых девчонок.

— Свои кури! Так и лезут на халяву! А Антонову Поляков бросит. Я точно говорю — он прикалывается просто. Ну на черта она такому пацану сдалась, уродина?

— Да ладно тебе, Танька, — оборвала ее Шепитько, которая в отличие от большинства своих одноклассниц была лицом незаинтересованным — кроме ее драгоценного Гусева, ей никто не был нужен. — Нормальная Настька девчонка, зря ты на нее катишь.

— Ну-ну, — фыркнула Елагина.

Раздавшийся звонок прервал дискуссию, однако повторялись такие разговоры постоянно, и Настя все время ловила на себе враждебные взгляды. Страсти улеглись только месяца через два-три, когда стало уже привычным видеть Настю и Игоря вместе.

Теперь она уже с улыбкой вспоминала всю эту историю, происходившую так давно — в далеком седьмом классе. А теперь уже последний год, и прощай, школа! Начнется настоящая жизнь, в которой никто уже не будет их с Игорем считать неразумными детьми. Как, например, его родители.

При мысли о родителях Игоря Настя помрачнела. Завтра идти на день рождения к Алевтине Григорьевне, его маме, а так не хочется! Настя вообще как-то неуверенно чувствовала себя у Игоря дома, хотя его родители никогда не показывали ни тени неприязни к ней. Тем не менее она каким-то шестым чувством ощущала недоброжелательство, исходившее от них, в особенности от Алевтины Григорьевны. Ну что ж, в общем-то нормальное дело. Настя уже давно начала читать книжки по психологии брака и про всяческие сложности, связанные с семейными отношениями, — к предстоящему замужеству она готовилась серьезно, хотела, чтобы в ее семье все было без ненужных ссор, чтобы между ней и Игорем не было никаких дурацких конфликтов на пустом месте, как это нередко случается. Из книжек этих Настя знала, что нередко девушке приходится сталкиваться с непреодолимой ревностью матери ее избранника. Что ж, спасибо и за то, что Алевтина Григорьевна по крайней мере открыто не показывает своей неприязни.

Игорь как будто почувствовал, о чем она думает, нарушил молчание, в котором они сидели на скамейке рядом с Настиным домом — ставшие традицией десять минут после того, как он проводит ее домой с тренировки.

— Настя, ты помнишь про завтра? В пять часов, не забудь.

— Помню. Игорек, а может быть, ты за мной зайдешь?

— Зачем? — удивился Игорь.

Настя принялась смущенно разглядывать ремень своей потрепанной спортивной сумки.

— Ну… не знаю… Просто так, — дала она исчерпывающее пояснение, стараясь не смотреть Игорю в глаза.

Он ласково, но настойчиво приподнял ее голову за подбородок и вопросительно заглянул ей в лицо.

— Эй, маленькая, ты что?

— Нет, ничего. Просто я немного стесняюсь. Там же, наверное, гости будут.

Игорь рассмеялся:

— Ну, будет человека четыре. Так ведь, Настя, это же люди будут, а не монстры, не зомби и не мутанты. Честное слово!

Настя тоже расхохоталась, но разговор этот не шел у нее из головы. Вечером, когда они с матерью ужинали, Елена Павловна осторожно поинтересовалась у Насти:

— Дочка, так ты в педагогический надумала все-таки?

Настя удивленно отставила чашку с чаем и взглянула на мать:

— Мам, ну конечно! Странный вопрос, вроде уже выяснили все. И кстати, почему «все-таки»?

Мать озабоченно покачала головой:

— Ты, дочка, пойми меня — я же за тебя беспокоюсь.

— А чего за меня беспокоиться? — спросила Настя уже немного раздраженным тоном.

Елена Павловна немного помедлила с ответом, но потом все же нерешительно произнесла:

— Ты, Настя, не сердись. Я вот что беспокоюсь-то: а ну как ты надумаешь сразу после школы замуж выскочить? Тогда уж прощай, институт. А мне так хочется, чтобы ты образование получила. Ты, дочка, сейчас и сама не понимаешь, как это важно.

Настя хотела было резко сказать, что та уже замучила ее своими вопросами, но, взглянув на худенькую фигурку и усталое лицо матери, сдержалась и ласково ответила:

— Мам, ну что ты волнуешься? Я тебе уже говорила — свадьба не раньше чем на втором курсе. Все ведь решено.

Она и сама колебалась, все раздумывала, не лучше ли действительно выйти за Игоря сразу после окончания школы, да он и сам на этом настаивал. Но теперь ей почему-то вспомнились жесткое лицо Алевтины Григорьевны и ее притворная сладкая улыбка, и Настя твердо решила, что со свадьбой действительно не следует торопиться. Пусть родители Игоря убедятся в том, что женитьба никак его учебе не помешает. Ой, как все-таки долго еще ждать!..

— Настя, я его слышу! Он шевелится, представляешь, шевелится! Вот, вот — толкается! — Игорь оторвал голову от Настиного живота и поднял к ней лицо со странным выражением — возбужденным, радостным и испуганным одновременно.

Настя нежно и немного снисходительно, как несмышленышу, улыбнулась, глядя в эти любимые глаза, такие блестящие сейчас, как будто подернутые влагой.

— Ну конечно, шевелится. Ему же скучно там в темноте, вот он и развлекается по-своему. «Ау, папа, поговори со мной», — произнесла она детским голоском.

Игорь рассмеялся и осторожно прижал ее к себе, не поднимаясь с пола. Так он и стоял на коленях на стареньком ковре возле дивана, на котором полулежала Настя, обняв ее и покрывая легкими поцелуями ее глаза, щеки, конопатый нос.

Неожиданно Настю пронзила странная мысль: «А может быть, сейчас самый счастливый день в моей жизни? И потом я всегда-всегда буду его вспоминать и думать о том, как было хорошо? Да нет, не может такого быть! — Она, отгоняя эту нелепую мысль, мотнула головой, потревожив мужа. — Вот родится малыш, и все будет еще лучше. И вообще, у нас всегда все будет просто замечательно!»

— Настюшка, ты что? — спросил Игорь, заметив ее движение.

— Ничего… Думаю, чем тебя на ужин кормить. Тебе что разогреть — котлеты или рагу?

— Я сам, малыш, не беспокойся. Ты сама что будешь?

Игорь протопал на кухню, и вскоре там аппетитно зашипело масло на сковороде, а потом послышался голос Гарика Сукачева — Игорь включил радио. Настю больше не беспокоило ничего, кроме выбора имени для маленького. Максим? Никита? Олег? Хорошее имя, красивое… А может быть, назвать его Кириллом? Кирилл, Кирюша…

— Игорь! — постаралась она перекричать шум на кухне.

Игорь моментально появился в дверях с перепуганной физиономией.

— Что случилось?

— Ничего, — удивленно пожала плечами Настя.

— Господи, а чего ты тогда так закричала?

— А я думала, ты не услышишь. Игорек, я вот что спросить хотела: может, мы его Кириллом назовем?

— Нет, — твердо заявил Игорь. — Мне не нравится. И вообще, пусть родится сначала, мы на него посмотрим, а потом уже и имя выберем. Да, сынуля? — Он провел теплой ладонью по Настиному животу. В ответ малыш резво брыкнул ножкой.

Оба они почему-то были совершенно уверены в том, что у них будет именно мальчик, хотя знали, что УЗИ частенько обманывает. Игорь, правда, говорил, что и девочке будет очень рад, но Настя-то прекрасно видела, что при упоминании о мальчике, о сыне, голос у него становится совершенно другим и глаза приобретают мечтательное выражение.

Она и сама как будто воочию видела, как Игорь слегка подталкивает большой мяч, и тот по зеленой траве катится к смешному щекастому карапузу в ярко-желтой маечке. Он пытается догнать мяч, пухлые ножки заплетаются, малыш плюхается на попку, разразившись громким ревом. Настя подбегает, подхватывает его на руки, целует, смеется… Вот оно, настоящее счастье!

В последний месяц своей беременности она много разговаривала с Игорем о том, как они будут жить втроем. Пожалуй, впервые в жизни Настя незаметно для самой себя начала мечтать вслух. Игорь поддерживал ее, правда, по-своему, переводя Настины романтические картинки в более реальную плоскость. Он вообще всегда немного подсмеивался над ее «витанием в облаках», незнанием жизни, непрактичностью.

— Вот разбогатеем, Настюшка, трехкомнатная квартира у нас будет… А то что ж за жизнь — втроем тут ютиться, чихнуть негде.

— Да ладно тебе — «что за жизнь», — неуверенно возражала Настя, в глубине души соглашаясь с мужем. — Главное — мы вместе будем, втроем!

— Ага, конечно… Только представь — пацан подрастет чуток, нам с тобой второго сделать захочется — а где, спрашивается? В ванной запираться или по друзьям бегать? Нет, малыш, я не допущу, чтобы моя жена и ребенок так жили. Нужно вам условия создавать. Ты погоди, вот мы с ребятами раскрутимся как следует — через год у нас уже все будет. Мы уже и помещение подходящее присмотрели, осталось только денег найти, а то с копейками и начинать без толку — нормальную партию товара не возьмешь, стало быть, и цепы придется высокие держать, а это невыгодно.

С полгода назад Игорь случайно встретил на улице своего знакомого, бывшего соседа по двору. Виктор этот был на год старше Игоря, но выглядел значительно солиднее — как определил Игорь, круче. В детстве они дружили, и теперь Витек по старой памяти предложил Игорю встретиться. На следующий вечер Игорь с разрешения Насти, данного, правда, с тайным неудовольствием, отправился с Виктором в какой-то бар, где проторчал чуть ли не до утра. Вернулся слегка поддатый, очень возбужденный и веселый. Вот тогда-то он впервые заговорил о бизнесе, о необходимости зарабатывать нормальные деньги. Витек предложил Игорю поработать с ним и его приятелями — они собирались заняться хоть какой-нибудь коммерцией. Вскоре планы определились более четко, в перспективе замаячил магазинчик автозапчастей.

— Игорек, а как же институт? — неуверенно спросила Настя. — Ты же не можешь опять академку взять!

— Да черт с ним, с институтом этим! — вспылил Игорь, но, увидев расширившиеся глаза жены, осекся. Всего несколько дней назад он узнал о ее беременности и теперь оберегал ее, как тяжелобольную, считая, что малейшее резкое движение или сквозняк могут стать смертельными. Правда, ему стало немного страшновато. Как это все будет, когда в их жизнь войдет кто-то третий, о ком нужно будет заботиться? Так странно — он привык к тому, что они с Настей всегда вдвоем, а теперь их будет трое. Да нет, глупости все это — ребенок есть ребенок, и Игорь наверняка его будет любить. Да он и сейчас уже его любит. Вот здорово, если это будет мальчик! Сын… Как странно — у него, Игоря, и вдруг — сын…

Настя же продолжала:

— Игорек, ну ты ведь и родителям обещал, что в этом году учиться будешь… Мне вчера твоя мама сказала, что она очень беспокоится за твое будущее, и так, знаешь, посмотрела… не знаю, может быть, нам вообще жениться не стоило до окончания института? Нет, Игорь, так нельзя! Все-таки целый год проучился, жалко же бросать. И потом — надо же все-таки диплом получить.

— И что? — не выдержал Игорь. — Что я потом с этим дипломом делать буду — на стенку в сортире повешу? Так ведь пойми, если я буду время на этот институт паршивый гробить, у нас даже приличного сортира никогда в жизни не будет. Я не могу свой шанс упускать, кто мне потом еще долю в нормальном деле вот так просто, за здорово живешь, предложит? Это вот хорошо, что случайно на Витьку наткнулся. Значит, судьба мне шанс дала, и я не могу его упустить. Поняла, малявка?

Он ласково чмокнул Настю в кончик носа и пробормотал в самое ухо:

— Все будет хорошо, Настенька!

Ну, раз Игорь так говорит, значит, он знает, что делает. Он же все-таки мужчина. В конце концов, наверное, не такая уж большая беда, если он в этом году не начнет учебу в институте. И вообще, можно же и на заочное отделение перевестись. Какая разница — диплом он и есть диплом. Она, Настя, учится же на заочном, и ничего страшного. Правда, непонятно, зачем ей вообще этот диплом сейчас нужен… Если Игорь будет хорошо зарабатывать, то вряд ли Настя пойдет работать в школу — а куда еще ей идти после своего педагогического, да еще после спортивного факультета? Конечно, в школу, физкультуру вести. Настя-то сама была бы и не против — возиться с детишками ей всегда нравилось, но ведь физкультура-то не только в младших классах бывает, но и в старших тоже. А этих акселератов, а в особенности акселераток, Настя просто побаивалась, уж очень у нее внешность неавторитетная.

Да и Игорь категорически против. Говорит — будешь сына воспитывать, а на жизнь сам заработаю, не нужны нам эти копейки, которые в школах платят. Ну ладно, сейчас все равно пока не до этого. Надо сессию сдать, хоть на троечки, и до родов уже не больше месяца останется — не об институте и не о школе сейчас думать нужно… Может, все-таки Максимом его назвать? Или Никитой?..

Сессию Настя сдала без проблем, хотя и ничего в голову ей, конечно, не лезло — умирала от жары и не вылезала из-под душа. Чувствовала она себя прекрасно, от легкого токсикоза уже к третьему месяцу не осталось и следа, и теперь она наслаждалась утренними прогулками по холодку. Она медленно шла по аллее сквера, тянувшегося в квартале от их дома, с каким-то новым интересом разглядывая все, что попадалось на пути, как будто впервые видела толстых сизых голубей, неспешно переваливающихся по влажному, свежеполитому асфальту («Совсем как я!» — хихикала про себя Настя), с шуршанием проносящиеся по проезжей части машины, спешащих по своим делам людей с какими-то по-летнему, по-утреннему свежими лицами.

Вернувшись домой, Настя принималась варить овсянку себе и жарить яичницу для Игоря, который теперь каждый день торопился куда-то по делам. В доме начали появляться деньги — сначала не бог весть какие, потом уже побольше. Настя уже не отказывала себе в лишней баночке йогурта или огромной груше, если очень уж хотелось. Они с Игорем уже присмотрели в магазине для будущего малыша отличную коляску — не самую дорогую, но и далеко не дешевую, — но покупать пока не стали. Может, и глупо быть суеверными, но зачем искушать судьбу? Настя даже приданое для маленького домой не приносила, у матери держала и голубой красивый конверт, и одеяльца, и все пеленки-распашонки. Потом, пока она в роддоме будет, Игорь все домой принесет.

Игорь, торопливо поцеловав Настю, убегал, а она честно усаживалась за учебники, однако нередко, просидев над ними с час, внезапно понимала, что не прочла ни одного слова, а вместо этого видела себя, держащую на руках живой сверток, тихонько посапывающий. Встряхнув головой, она вновь пыталась сосредоточиться, но становилось уже жарко, их квартира обоими окнами выходила на юг, и Настя, махнув рукой на книжки, отправлялась под душ.

В общем, никогда еще она не сдавала сессию, абсолютно к ней не подготовившись. Но большой беды в этом не было. Преподаватели, лишь только взглянув на Настин выпирающий из-под легкого летнего комбинезончика живот и сияющие глаза, полные какого-то нездешнего счастья, моментально ставили ей в зачетке четверки. Ставили бы, наверное, и пятерки, если бы предыдущие отметки были получше, но Настю это совершенно не интересовало. Интересовало ее лишь то, что происходило внутри ее.

На девятом месяце она стала жутко бояться предстоящих родов.

— Да ладно тебе, не трясись так. Все через это прошли. Вон посмотри, сколько людей по земле ходит — их же всех кто-то когда-то родил. Никто еще, Настя, от этого не умер, — успокаивал ее Игорь.

— Как это — никто не умер? Женщины очень часто умирают во время родов, — обиделась Настя.

— Да брось ты… Когда это было. И вообще — ты молодая, здоровая, никаких отклонений, даже отеков нет — почему это ты должна умереть? От чего?

— От страха, — отвечала Настя и прижималась холодной щекой к щеке мужа.

— А вот от страха точно никто не умирал. Вот увидишь, все будет нормально.

— Ну да, ты же уже сто раз через это прошел. Знаешь, — шутила Настя. На этом разговор обычно закапчивался, чтобы на следующий день повториться снова.

Роды вопреки ее опасениям прошли совершенно благополучно и довольно быстро. Когда у нее начались схватки, она даже не закричала. Ей и в самом деле было не очень больно, но она знала, что первые схватки обычно бывают не очень болезненными, и принялась терпеливо ждать, когда же боль станет настолько сильной, что ей захочется кричать… В результате дотянула — едва не разродилась дома. А кричать ей так и не захотелось.

В четыре часа утра она осторожно тронула за плечо спящего на краю дивана Игоря, зажгла бра над постелью и, глядя на него в неярком свете расширившимися глазами, сказала:

— Кажется, пора…

Дальше все было, как в любой семье — суета и испуг Игоря, звонок в «Скорую», деловитая тетка в белом халате — словом, все, как у всех. К десяти утра их семья уже увеличилась еще на одного человека. Вернее, человечка — такого маленького, но ставшего в ее жизни самым главным. Никитка… Сын… Ее ребенок, ее сынуля! Вот он, лежит в кроватке, плотно спеленатый, с темно-красным личиком, удивительно серьезным, с длинными темными ресницами, совсем как у его отца. Господи, как хорошо, что теперь стали новорожденных оставлять в палате рядом с матерью — раньше, мама говорила, несколько дней только кормить приносили. А Настя не смогла бы, наверное, даже на несколько часов с ним расстаться.

Дальше все было опять-таки, наверное, как у всех — то есть как во сне. Несколько дней в роддоме, выписка, цветы, столпившиеся вокруг Насти мама и родители Игоря, бурные поздравления. Никитку осторожно передают с рук на руки, заглядывают в личико, обсуждают, на кого же он похож, чьи у него бровки, глазки, ротик… Да что тут обсуждать, Настя сама прекрасно видела, что он — вылитый Игорь. Во всяком случае, ей хотелось это видеть.

Дома их уже ждали роскошно накрытый стол, множество цветов, новенькая кроватка («Предки подарили», — шепнул Игорь), куча погремушек и огромный мягкий слон, восседающий в углу дивана.

— Игорек, откуда такие деньги? — улучив момент, тихонько спросила у него Настя.

— Что значит — откуда? У меня сын родился, неужели я денег не заработаю или пожалею, чтобы отметить как следует? Мужик я, в конце концов, или так, погулять вышел?

Настя счастливо рассмеялась, и Игорь, осторожно подхватив ее на руки, закружил по комнате.

— То есть как — деньги кончились? Я же тебе на этой неделе денег дал, куда ж ты их дела?

Настя расстроенно развела руками. Она стояла в дверях ванной, где Игорь заканчивал бриться. Вздохнув, упавшим голосом она произнесла:

— Ну, Игорек, ты сам посчитай… Ты дал триста рублей. На шестьдесят я мяса купила, еще пятьдесят — гречка, макароны, сахар, чаю пачка. Так, что еще? Ну, стиральный порошок у нас кончился, пришлось покупать… Яйца, молоко… Картошки три кило… Ах да — за свет я заплатила.

— Могла бы и подождать со светом, — недовольно огрызнулся Игорь, наклоняясь к крану, чтобы смыть пену с лица.

— Игорек, так у нас ведь и без того за три месяца уже не плачено, я даже не все заплатила. Дождемся — вообще свет отключат. И за квартиру тоже платить пора.

Вопрос о квартплате Игорь предпочел пропустить мимо ушей.

— И что, у тебя все деньги оставшиеся за свет ушли?

— Нет, конечно. Никитке же нужно было кардиомексарин покупать, всего на день оставалось, а он даже со скидкой семьдесят два рубля стоит, ты же знаешь. Вот и все деньги, у меня десятка осталась.

— Ну и у меня десятка осталась, — неприветливо сообщил Игорь, отстраняя Настю, чтобы пройти.

Она бесшумно шмыгнула следом за ним на кухню, где на сковороде поджидала яичница, а чайник на плите уже начинал ворчать и посвистывать.

Настя быстро выложила яичницу на тарелку перед мужем, аккуратно порезала хлеб и, успев ухватить чайник до того, как он начал плеваться кипятком, заварила чай. Присев на табуретку, она сначала внимательно смотрела в окно, за которым не было ничего интересного — прямо напротив их дома развернулась стройка. Вид развороченной стройплощадки с уныло нависшей над ней длинной шеей подъемного крана поверг бы в тоску кого угодно, и Настя отвела взгляд от урбанистического пейзажа. Впрочем, дома смотреть тоже было особенно не на что — обычная маленькая кухонька типовой панельной девятиэтажки, со старыми выцветшими обоями, возле плиты забрызганными капельками жира, и дешевенькой мебелью.

Игорь с недовольным видом ковырял один из желтых глаз, глядящих на него с тарелки. Подняв голову, он мрачно взглянул на Настю, в коротеньком халатике выглядевшую совсем девчонкой. Невольно ему вспомнилось, что этот веселый оранжевый халатик они купили ей через неделю после свадьбы, и он как-то особенно возбуждал Игоря. Теперь же вид жены не пробуждал никакого отклика ни в его душе, ни где-нибудь еще. Лишь изредка, явившись домой в легком подпитии, Игорь обращал на нее внимание больше, чем обычно. Вот только он стал каким-то грубоватым и резким, и Насте даже начало казаться, что в постели он стал вести себя с какой-то тщательно скрываемой жестокостью, которая вот-вот могла прорваться наружу. Нет, он не был с ней жесток на самом деле, однако она ощущала, как, целуя и лаская ее, Игорь старается не дать выплеснуться наружу чему-то недоброму. Да и вообще он стал каким-то нервным, дерганым, всем недовольным, нередко огрызался на Настю и разговаривал с ней теперь почти всегда каким-то раздраженным тоном. Вот и сейчас, отложив вилку, он проворчал:

— Что, не могла с колбасой сделать?

— Так ты же сам вчера вечером бутерброды ел. Кончилась колбаса.

— Ну хоть масла дай, не могу же я одну яичницу жрать. Только не говори, что масла тоже нет.

— Есть, только совсем чуть-чуть — это Никитке в кашу. Игорь, так что с деньгами-то делать? На что я продукты куплю?

Неожиданно даже для самого себя Игорь с грохотом швырнул вилку в раковину и, оттолкнув табуретку, вскочил из-за стола.

— Да не знаю, не знаю я, на что покупать! Я что, деньги эти печатаю, что ли?! Где я тебе их достану, черт тебя побери? Воровать, что ли, прикажешь мне идти? Ты, что ли, передачи мне таскать будешь? Дождешься от тебя, как же! Тебе только одни деньги и нужны! — заорал он, побагровев от внезапного приступа ярости.

Настя со страхом взглянула в его искаженное лицо, но тут в комнате заплакал Никита, напуганный этими криками, и она поспешила к сыну.

Он смотрел на нее из кроватки широко распахнутыми испуганными глазами, такими же, как у нее — зелеными, с яркими золотистыми крапинками. Никита вообще был похож лицом на Настю, а темные волосы, длинные густые ресницы и довольно высокий для его возраста рост были от Игоря. Унаследовал он от родителей, как уже было видно в его пять лет, обаяние и упрямство Игоря и Настину задумчивость. Вот только здоровье он от родителей не взял… Об Игоре и говорить нечего, да и Настя, несмотря на свою внешнюю хрупкость, даже простудой болела очень редко. А Никита… Это была постоянная боль Насти и Игоря… В полгодика ему уже был поставлен диагноз — врожденное заболевание сердца.

Пока это не слишком сильно сказывалось, но нужно было следить за тем, чтобы Никитка не бегал слишком много и вообще не перенапрягался. Но иногда его личико покрывала синеватая бледность, и он начинал быстро хватать ртом воздух… Настя обегала с ним всех врачей, сумела попасть на прием к лучшему в городе специалисту по детской кардиологии. То, что она от него услышала, было не самым страшным, но и не очень обнадеживающим.

Никите через два года необходимо было делать операцию на сердце — довольно сложную и, самое страшное, дорогую, потому что лучше всего делать ее в Германии. Какую-то сумму, конечно, смогут дать для единственного внука родители Игоря, но у них у самих денег немного. Настя уже прикидывала, что они с Игорем смогут сделать. Наверное, придется продавать квартиру и жить у родителей Игоря или у ее матери. Правда, Игорь уверял, что за два года сумеет заработать достаточную сумму. Настя сначала верила в это — просто потому, что ей хотелось верить. Но теперь, когда у мужа дела шли все хуже и денег требовалось все больше, а становилось все меньше, надежда на то, что можно будет обойтись без продажи квартиры, растаяла. Да в конце концов, не в квартире этой счастье. На улице ведь они не останутся! Поживут потеснее, так ведь многие живут, с родителями. Главное — чтобы Никита был здоров, а остальное не так уж и важно. Только вот сейчас совсем жить не на что, а ему и нормально питаться нужно, и лекарства такие дорогие…

А с деньгами действительно становилось все хуже и хуже. Относительное благополучие первых двух лет после свадьбы как-то незаметно исчезло. Прошли те времена, когда Игорь приносил домой достаточно денег. Теперь приходилось считать каждую копейку, а почему так получилось — Игорь говорить не хотел. Или отмалчивался, или говорил, что все это временные трудности, дела в магазине идут не так хорошо, как они рассчитывали, но вот они закупят новую, большую и дешевую, партию товара, и все наладится…

Но ничего так и не налаживалось, а в последнее время Настя боялась даже спрашивать у мужа, как идут его дела — Игорь так смотрел на нее, как будто она совершенно посторонняя, или зло огрызался. Но сегодняшняя его истерика уже переходила все границы — такого еще не было никогда.

Настя поцеловала сына в нежную щечку, порозовевшую после сна и мокрую от слез, ласково провела рукой по его встрепанным мягким темным волосам.

— Ты что, Никуша? Что ты плачешь?

— Мама, почему папа так кричит?

Настя незаметно для сына вздохнула. Ну как она объяснит малышу, почему так кричит его папа, когда она и сама-то этого не понимает? Да если бы и понимала, все равно ведь Никитке этого не скажешь.

— Что ты, маленький! Тебе просто показалось. Это же радио работает.

Лоб Никиты перерезала крошечная вертикальная морщинка, которая всегда появлялась, когда он напряженно над чем-то задумывался. Через несколько секунд он недоверчиво переспросил:

— Радио?

— Да, Никуша, радио. Просто я нечаянно его слишком громко включила. Вставай, маленький, пора в садик собираться. Вставай, Никита, умывайся, а я пойду тебе кашу сварю.

— А ты сегодня в садике работаешь? — с надеждой спросил Никита.

— Нет, сегодня не в садике. Но я тебя пораньше заберу, хорошо?

Сын серьезно кивнул ей, вылез из кровати и потопал в ванную, подтягивая на ходу свои пижамные штанишки с нарисованными на них слониками совершенно отцовским движением. Никита был очень самостоятельным молодым человеком и терпеть не мог, когда ему лезли помогать без его просьбы. Родителям он позволял купать его, но вот никакого контроля за своим умыванием не выносил.

Настя принялась убирать его постель и вдруг опустилась на диван, прижав к лицу Никиткину подушку и вдыхая такой родной запах детских волос. Господи, что же такое творится с мужем? Почему он так кричал на нее? Ведь это несправедливо, она же не для себя у него денег просит, не на тряпки какие-нибудь, он не может этого не понимать. Что с ним вообще в последнее время происходит? Раньше Игорь всегда рассказывал ей о своих делах, а теперь слова из него не вытянешь. Домой стал приходить все позже и позже, нередко от него пахнет спиртным… Что случилось?

Ну понятно, что дела у него идут плохо. Это видно — денег-то нет совсем. Вот пришлось в садик устраиваться, подработать хоть немного. Хорошо еще, что удалось пристроиться в тот, куда Никитка ходит, а то совсем бы сына не видела, только вечерами…

Все это началось примерно через год после рождения Никиты. Деньги, которые зарабатывал Игорь вместе со своим Виктором, оказались не такими уж большими, и когда Никите исполнилось два годика, Настя получила диплом и начала искать себе работу. Игорь сначала был против, говорил, что все это — временные трудности, что со дня на день все наладится, но, когда в очередной раз Насте не хватило на детское питание и вновь пришлось просить у матери, она не выдержала и решительно заявила мужу, что пойдет работать.

— Ну, не знаю, Настюша… — задумчиво протянул он. — Может, ты и права. Что ж, поработай пока, хоть что-нибудь заработаешь, а там и у меня все наладится.

Настя, оставляя Никитку матери Игоря, принялась подыскивать себе подходящее место — такое, чтобы можно было не целый день пропадать на работе. Она обегала несколько школ, но везде ей предлагали только старшие классы, да и расписание было очень неудобным. Попятное дело, хорошие часы расхватали те, кто работал уже давно, а новеньким доставалось что похуже. Может быть, с точки зрения старых учителей, это и было справедливо, но Настю никак не устраивало.

Неделя прошла в бесплодной беготне. Как-то вечером, когда Игорь вернулся домой пораньше и с удовольствием наворачивал гороховый суп, держа на колене Никитку, Настя вновь огорченно доложила ему, что никак не может найти ничего подходящего.

— Для своих они, что ли, младшие классы держат? Конечно, с ними работать легче, чем со старшими, — с этими акселератами на других-то уроках беда, а уж на физкультуре вообще кошмар. Нет, со старшими я работать не смогу…

— Настя, а что бы тебе к Сергеичу не обратиться? — оторвался от супа Игорь. — Нет, в самом деле — ты ж у него всегда в любимицах ходила. Съезди к нему, наверняка он что-нибудь для тебя найдет, у него же тьма учеников наш спортфак позаканчивали.

— Да неудобно как-то. Сто лет не появлялась, а тут — здрасьте, Сергей Сергеич, устройте меня на работу.

— Глупости, — уверенно отрезал Игорь. — Иди, не сомневайся — он только рад будет тебе помочь, тем более что это для него ничего не стоит. Несколько звонков — и ты работаешь.

Так оно и вышло. Правда, Насте пришлось ехать с Никиткой — Алевтина Григорьевна, мать Игоря, собиралась на какие-то процедуры в поликлинику, и оставить сына было не с кем. Но так получилось даже лучше — не пришлось извиняться, бормотать Сергею Сергеевичу про безумную занятость, про то, что совершенно невозможно было выбрать время, чтобы навестить своего бывшего тренера. Присутствие серьезного глазастого Никитки делало все эти оправдания совершенно ненужными.

Внимательно посмотрев на малыша, Сергей Сергеевич присел перед ним на корточки и улыбнулся ему так весело, что Никитка в ответ залился счастливым смехом и тут же потянулся к нему ручками, хотя обычно к посторонним относился с большим недоверием. Знакомство состоялось, и вскоре мальчишка уже деловито обследовал лежащий в углу спортивный мат, оживленно шлепая по нему ладошками и весело повизгивая. Дома ковер был совсем не такой!

— Значит, ты все-таки за Игоря Полякова вышла? — помолчав, спросил у Насти тренер.

— А почему все-таки? — недоуменно поинтересовалась она, заправляя за ухо непослушную прядь волос.

Сергей Сергеевич как-то странно замялся.

— Ну как же — вы оба, как школу окончили, спорт забросили, сюда — ни ногой, я о вас ничего не знаю. Может, ты еще кого-нибудь себе нашла.

— Вот еще, — фыркнула Настя. — Зачем это мне? Только, Сергей Сергеич, вы, по-моему, что-то другое хотели сказать.

— Да ничего я не хотел. А собственно говоря, почему бы и нет? Я вот что скажу тебе, Настя — не пара тебе твой Поляков. Уж извини меня, старика, за прямоту, но вот так я думаю, и точка.

Настя была совершенно ошарашена его словами. Своего бывшего тренера она очень уважала и не придать значения его словам не могла. Но почему он так говорит? Правда, он всегда лучше относился к ней, чем к Игорю, она это чувствовала, но думала, что это потому, что она просто лучше стреляла, грея своими результатами сердце бывалого спортсмена. А получается, что причина в чем-то еще? Странно…

— Сергей Сергеевич, я вас что-то не понимаю.

— А тут, Настенька, и понимать нечего. Давай оставим эту тему. Зря я, старый дурак, вообще тебе это ляпнул.

Однако Настя решила настоять на своем:

— Нет, я хочу знать — почему вы Игоря не любите?

Тренер усмехнулся:

— А что мне его любить? Это ж не я за него замуж вышел. Только, Настя, вот что я тебе скажу, попросту, ты уж не обижайся: жидковат твой Игорь, на мой взгляд. Характером он слабенький, вот и все. И дай Бог, чтобы я ошибся.

Неприятный разговор очень кстати прервал Никита. Пользуясь тем, что про него забыли, он подобрался к скамейке, взобрался на нее с ногами, а теперь шлепнулся на мат и заорал на весь гулкий пустой зал. Настя, подбежав, подхватила его на руки.

— Не плачь, Никуша. Ты же мальчик!

Никитка всхлипнул еще пару раз и, вывернувшись из рук матери, продолжил свое увлекательное и опасное путешествие по неведомым просторам спортзала.

— Не думаю, Настя, что ты сюда приехала только для того, чтобы своего тренера повидать, — посмотрел на нее с хитроватым прищуром Сергей Сергеевич. — Ну выкладывай, с чем пришла.

Настя, смущаясь и запинаясь, рассказала о своих бесплодных поисках работы.

— Нет, вы понимаете, Сергей Сергеевич, место в школе найти — не проблема, конечно, хоть у меня пока и незаконченное высшее. Только вот везде или старшие классы, или расписание такое неудобное, а у меня ведь не всегда есть возможность Никиту кому-нибудь подкинуть.

— Настасья, я на тебя обиделся, — неожиданно заявил Насте тренер, внимательно выслушав рассказ о ее мытарствах.

Она перепугалась, покраснела и робко произнесла:

— Конечно, я по-свински поступаю… Исчезла так надолго, не зашла даже ни разу, а когда помощь понадобилась, тут же прискакала. Только я, Сергей Сергеевич…

Тренер не дал Насте закончить покаянную фразу. Ласково положив ей на плечо сильную руку, он мягко сказал:

— Ты, девочка, не так меня поняла. Обижаюсь я на тебя за то, что не сразу ко мне пришла, когда работу искать надумала.

Настя зарделась еще сильнее и даже не нашла, что сказать. А Сергей Сергеевич ободряюще похлопал ее по плечу и добродушно произнес:

— Ну что, Настасья, договорились? Пойдешь тренером?

— Куда? — не поняла сначала она.

— Сюда, конечно, куда ж еще? Нет, если ты, конечно, хочешь еще куда-нибудь, то скажи, постараюсь устроить.

Настя радостно взвизгнула и подскочила с места. Потом, немного опомнившись, заглянула в глаза тренеру:

— Ой, правда, Сергей Сергеевич? А что директор скажет — у меня же пока диплома нет?

— Да ничего не скажет, — усмехнулся Настин собеседник. — Что ж мне говорить, когда я сам тебя приглашаю? Меня полгода назад директором назначили, так что теперь на нормальную работу времени не хватает, все больше с бумажками, а тренеров хороших днем с огнем не найдешь. Так что, Настя, давай с тобой прикинем, когда тебе работать удобнее будет, да и выходи хоть завтра.

Конечно, перспектива работать в той самой спортивной школе, в которой занималась когда-то сама, да еще под начальством Сергея Сергеевича, Настю очень обрадовала. Конечно, Сергеич — мужик требовательный и, если что, спуску не даст, но при нем главное — не лениться, а в остальном, если не заладится, он обязательно сам поможет.

А на первых порах у Насти, конечно, далеко не все получалось. Ну, методику тренировок она, конечно, знала, как «Отче наш», да и сама пока еще прекрасно помнила, что именно может вызывать затруднения у начинающих спортсменов. Но вот ее группа, состоящая из девиц лет двенадцати, поначалу всерьез Настю воспринимать никак не хотела. Слишком уж несолидным был новый тренер — на вид почти такая же девчонка, как и они сами. Выполнять Настины команды им казалось просто нелепым, Вот и получалось, что ей приходилось с ними воевать не на шутку.

— Таня! Егорова! — окликала Настя одну из своих подопечных, высокую худую девочку с короткими темными волосами и озорными глазами.

Таня Егорова делала вид, что слыхом не слышит своего тренера, и продолжала неспешной трусцой нарезать вместе с остальными круги по залу — общая физподготовка занимала в тренировках стрелков немалое место, и девчонки терпеть ее не могли.

— Татьяна! — позвала Настя уже громче, стараясь придать своему голосу должную строгость. Судя по реакции Егоровой — точнее, по ее полному отсутствию — получилось это не слишком убедительно.

Пришлось перехватывать Егорову на очередном повороте. Настя ухватила ее за рукав и только так заставила остановиться. Теперь они стояли рядом, одетые в спортивные костюмы и кроссовки, только на Насте костюм и кроссовки были неплохие, «Найк» (Игорь с родителями скинулись и подарили на день рождения), а на ученице — подешевле, с базара. И ростом Егорова была повыше, вымахала в свои тринадцать, а умишка маловато. Зато наглости хоть отбавляй.

— Что, Анастасия… э-э… Николаевна? — с легкой издевочкой осведомилась юная нахалка, невинно хлопая ресничками.

Настя, пытаясь не обращать внимания на подростковые способы самоутверждения, наставительно говорила:

— Таня, заканчивай пробежку и иди позанимайся с гантелями.

— Зачем? — нагло вопрошала деточка.

— Затем, что ты хочешь работать с пистолетом, а руки у тебя слабые, держать ты оружие не можешь, через десять секунд у тебя прицел прыгать начинает. Что это за стрельба такая, если ты руку постоянно опускаешь?

— Ну и что? — огрызалась Егорова. — Подумаешь! Зато результат хороший.

— Это тебе кажется только, что хороший. А на самом деле он неплохой при недолгой стрельбе, а вот из большого количества попыток ты выбьешь меньше, чем плохой стрелок, у которого выносливость есть. Нельзя ведь только на скорость стрелять, да и при скоростной стрельбе ты устаешь раньше, чем упражнение заканчивается.

— Вот еще! — следовал дерзкий ответ. — Я в Чечне воевать не собираюсь, это там целый день стрелять пришлось бы, а меня и так устраивает.

Ну и как, спрашивается, с такой вот Таней Егоровой работать? Ведь просто невозможно заставить всю эту банду делать то, что нужно, а не то, что им хочется, — а иначе какой вообще смысл их тренировать? Ведь нужно же их чему-то научить, а девчонки никак не хотят понять, что стрелковый спорт — это не просто вышел, встал или лег, отстрелялся по мишени и радостно выслушал от тренера свой результат. Без нудных упражнений радости от результатов не будет, это уж точно. Настя, когда сама только начинала заниматься стрельбой, как-то сразу это поняла. Может быть, благодаря своему терпеливому характеру или скорее всего с детства знала, что просто так ничто не дается. А как этим самоуверенным тинэйджерам объяснить то, что, казалось бы, само собой понятно?

В общем, на первых порах вся радость от того, что Настя нашла работу, да еще и именно такую, которую хотелось, была отравлена. Она нередко расстраивалась до того, что тихонько плакала дома, вспоминая очередную неудачную тренировку. Заново проигрывала все варианты своего поведения, а в следующий раз все повторялось снова. Недели через три таких мучений терпение Насти уже готово было лопнуть. В тире все та же Егорова заявила, что совершеннейшая глупость — соблюдение непреложных правил обращения с оружием, пусть даже со спортивным.

— Таня, ты опять за свое? — не выдержала Настя, увидев, что девчонка снова не проверила, заряжен ли пистолет, прежде чем встать в стойку.

— Да ладно вам! Сто тысяч раз все проверять да перепроверять — на стрельбу времени не остается. И так после занятий всегда проверяем. На каждой тренировке какой-то ерундой заставляете нас заниматься — то физподготовка, то отработка стойки, то еще какая-нибудь чушь. А мы сюда стрелять приходим!

— Знаешь что, дорогая моя? — сорвалась Настя. — При таком отношении к занятиям тебя вообще в тир пускать нельзя!

Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут внезапно раздался зычный голос Сергея Сергеевича, который, незаметно войдя в тир, наблюдал всю эту сцену.

— Ну-ка, Егорова, положи оружие! Положи, положи!

Таня беспрекословно повиновалась. Ослушаться Сергея Сергеевича вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову. А он продолжал:

— Анастасия Николаевна, вас к телефону просят. Вы не будете против, если я с вашей группой сам занятия закончу?

Настя молча кивнула и пошла к дверям, стараясь не разреветься прямо на ходу. Директор вышел за ней и за дверью остановил ее:

— Иди, Настюша, домой. Только не расстраивайся, девочка, — не боги горшки обжигают. Девки твои, конечно, не подарочки, но и тебе нужно с ними построже быть. Ладно, все образуется. Я с ними сейчас сам побеседую. Просто с ними полгода Саша Рубцов занимался — помнишь, поди, такого?

— Помню, — сквозь слезы улыбнулась Настя, вспомнив похожего на Чебурашку-переростка парня.

— Ну вот. Рубцов, как ты должна помнить, разгильдяй и остолоп, у него на тренировке все творили, что хотели, а теперь как следует заниматься им, конечно, неохота. Ладно, иди отдыхай.

Настя взглянула на Сергея Сергеевича мокрыми глазами, хотела было что-то сказать, но, махнув рукой, отправилась восвояси. Однако воспитательные меры опытного тренера принесли свои плоды. По крайней мере прекратилось открытое хамство, и Настины команды во время занятий выполнялись со скрытой неохотой, но без явного саботажа. А вскоре девчонки, присмотревшись получше к своей молоденькой наставнице, начали относиться к ней по-другому, и тренировки пошли нормально. Окончательно лед был сломан в тот день, когда Насте совершенно не с кем было оставить Никитку и пришлось брать его с собой — конечно, с разрешения Сергея Сергеевича, который обещал заодно присмотреть за мальчишкой, с каждым днем становившимся все шустрее.

Естественно, появление в спортзале Насти с Никиткой вызвало бешеный восторг у ее девчонок. Парень был мгновенно затискан и зацелован, причем, как истинный мужчина, сносил все это стоически, без рева, но с явным неудовольствием. Настя дала девчонкам возможность наиграться с малышом, предусмотрительно явившись на тренировку пораньше, потом сдала его Сергею Сергеевичу и начала занятия. Конечно, Никиткино обаяние покорило ее девиц, и отношение к Насте уже окончательно переменилось. С этого времени ее дела в спортшколе пошли на лад.

После того как враждебность группы сошла на нет, Настя сумела найти верный тон в общении со своими хулиганками — без панибратства, но и без излишней, неестественной солидности, которая, как прекрасно знала Настя, была бы смешной при ее юном возрасте и еще более юной внешности. Теперь даже строптивая Егорова не делала вид, что не может вспомнить Настиного отчества, и послушно часами на упражнениях «без патрона», чего всегда терпеть не могла, отрабатывала стойку, то сдвигая носок ноги на пару сантиметров влево-вправо, то чуть смещая плечо. Настя научила своих подопечных тому, что самой ей далось легко: умению каким-то мышечным чутьем бессознательно определять правильность стойки с пистолетом. Если ей было удобно, если мышцы подавали сигнал о том, что им комфортно — значит, она стоит правильно и прицел будет верным.

Многие тренеры заставляли своих питомцев тщательно, до миллиметра, запоминать нужную позу для стрельбы и при каждом последующем подходе точно воспроизводить ее. Настя же была уверена в том, что это лишь мешает, — ведь каждый раз организм сам должен определять то, что ему удобно. И, как показали первые же внутришкольные соревнования, она оказалась права. Ее девчонки, которых она научила тому, как нужно расслабляться и внутренне «прислушиваться» к каждой мышце своего тела, показали неплохие результаты — во всяком случае, намного лучшие, чем те, которых достигли под командой Настиного предшественника.

Сергей Сергеевич, не слишком щедрый на похвалы, Настиной работой был доволен. «Молодец, девочка! Давай и дальше в том же духе!» Настя, конечно, была польщена одобрением бывшего своего тренера, однако ее больше радовало то, что девчонки стали по-другому относиться к тренировкам — одновременно более серьезно и более жизнерадостно.

Своими успехами она, конечно, делилась с Игорем. А с кем же еще? Разве был в Настиной жизни человек, который понимал бы ее лучше, чем он? Никитка, конечно, самый родной человечек, но он ведь еще совсем маленький, с ним не поговоришь обо всем. Только вот реакция Игоря ее расстраивала. Он равнодушно выслушивал Настины восторги по поводу того, что Марина Хворостенко сегодня отлично отстрелялась по «кабану», и сожаления о том, что скоростная стрельба Наде Литвиновой никак не дается. В ответ на Настины рассказы он лишь пожимал плечами и бросал равнодушно:

— Да? Ну, молодец… Кстати, у тебя зарплата когда? Завтра? Купи мне блок сигарет.

Гораздо больше внимания Настя получала от маленького Никитки. Как-то вечером, заждавшись по обыкновению припозднившегося Игоря, она лежала с сыном на диване и отвечала на его серьезные вопросы.

— Мама, вот ты — тренер, да? А что это такое?

— Я тренирую спортсменов.

— А что значит — тренирую?

— Учу стрелять по мишеням.

— Вы играете в войну, да? — Никитка так сильно обрадовался, что даже приподнялся на локте.

— Ложись. — Она получше укрыла его одеялом. — Мы на самом деле учимся метко стрелять. Но это не война, это спорт. Мои ученицы соревнуются, кто из них более точно попадет в цель.

— Я тоже хочу научиться попадать в цель.

— Вырастешь…

Никита перебил ее:

— Я хочу сейчас! Мама, пожалуйста!

— Сейчас… — Настя растерялась. — Послушай, сейчас поздно. Завтра, я тебе обещаю.

На следующий день она рассказала Игорю об этом разговоре.

— Весь в меня, — улыбнулся он. — Знаешь что, Настя? Давай нарисуем ему в комнате мишень, пусть забавляется. Все равно обои менять надо. Не жалко.

Игорь, вдохновившись этой идеей, начертил в комнате несколько кругов при помощи циркуля, а потом обвел каждый из них черной гуашью.

Увидев это «произведение искусства», Никита пришел в полный восторг.

— А чем я буду стрелять?

— Я куплю тебе пистолет, — пообещал Игорь. — Настоящий, с резиновыми присосками.

— Настоящий пистолет бывает с пулями, — весомо возразил Никита. — А когда ты его купишь?

— Ну… скоро, — неопределенно ответил Игорь. — А пока тренируйся… — Он обвел глазами комнату. На полу валялся теннисный мячик. — Вот, то что надо. Отходи к окну и бросай в стену.

Никита послушно поднял мячик с пола, отошел к окну и бросил в стену. Попадание оказалось не слишком удачным.

— Ничего, с первого раза ни у кого не получается. Тренируйся.

Игорь похлопал сына по плечу и включил телевизор. Настя сидела напротив и переводила взгляд то на мужа, то на сына. «Все-таки как же они похожи, — думала она. — Движения, походка… Никитка — маленький Игорь».

— Мам, пап, у меня получилось! — закричал он.

Настя не успела заметить, куда ударился маленький белый шарик.

— Никита, тише, не кричи! — цыкнул на сына Игорь, уже полностью поглощенный футбольной баталией, разразившейся на экране.

Никита удивленно застыл посреди комнаты с маленьким мячиком в руках. Растерянно хлопая глазами, он не понимал, что для папы что-то может быть важнее, чем его меткий «выстрел». Настя тоже ощутила досаду. Никита перевел на нее жалобный взгляд, и Настя в тот же момент решила, что Игоря нельзя оставлять безнаказанным.

Она медленно закрыла и снова открыла глаза, затем скосила взгляд на мячик, который Никитка продолжал сжимать в руке, и тут же показала глазами на Игоря. Никита, слегка прищурившись, пытался понять, что означают мамины «сигналы».

Настя снова повторила свои манипуляции. На этот раз Никитка догадался — она поняла это, увидев, как в его опечаленных глазах сверкнули ослепительные искры. Через пару секунд мячик ударился о затылок Игоря.

— Черт, — возмущенно выругался он, не понимая, что случилось. Оглянувшись на сына, увидел лукавое выражение его лица и рассмеялся: — Ах ты… Вот я тебя поймаю!

Никитка залился радостным смехом и убежал на кухню. Игорь побежал за ним. Настя, улыбнувшись, откинулась на спинку дивана. «Может быть, все не так уж и плохо?» — подумала она и улыбнулась своим мыслям.

С тех пор как на работе все уладилось, Настя с удовольствием спешила три раза в неделю в давным-давно знакомое здание в старом парке. Однако долгожданного спокойствия в ее жизни не наступало. Правда, Никитка чувствовал себя неплохо, приступы у него были все реже и реже. При очередном обследовании Настя, с надеждой взглянув снизу вверх на двухметрового гиганта в белоснежном халате — детского кардиолога, — спросила:

— Алексей Викторович, как наши дела?

Врач, ободряюще подмигнув суровому Никите, недовольному тем, что какие-то незнакомые дядьки и тетки так фамильярно с ним обращаются, щупают, кладут на стол и прикладывают какие-то непонятные штучки, спокойно ответил Насте:

— Неплохие ваши дела, мамочка. Вполне стабильное состояние.

— Ой, как я рада! Алексей Викторович, а что, если без операции попытаться…

Она не договорила, наткнувшись на ставший жестким взгляд кардиолога. Врач неодобрительно покачал головой и твердо произнес:

— Нет. Вы должны правильно понять состояние вашего ребенка — сейчас оно вполне стабильно, но, тьфу-тьфу, в любую минуту динамика может измениться. Поймите же, синдром Мартенса— это бомба с часовым механизмом внутри вашего ребенка. И никто не знает, на какое время поставлен завод.

Внутри Насти все замерло, лишь только ее собственное сердце застучало часто-часто, как будто она бегом поднималась на десятый этаж. Она так явственно представила себе эту бомбу, которая находится в Никиткином тельце. Маленькая черная коробочка с циферблатом на одной из сторон, и она тикает, неумолимо отсчитывая время жизни ее сына. В мгновенном порыве Настя прижала к себе Никитку, уткнувшись лицом в его макушку. Он, испуганный резким движением матери, недовольно дернулся, стараясь высвободиться из ее слишком сильных объятий. Господи, она все на свете отдала бы, лишь бы только эта проклятая черная коробка исчезла. Лучше бы она тикала внутри ее самой…

Алексей Викторович тем временем уселся за стол, на котором лежала пухлая история болезни Никиты Игоревича Полякова, и, похлопывая по ней внушительной ладонью, на которой вполне мог бы усесться сам Никита Игоревич, продолжал объяснять:

— Так вот, Анастасия Николаевна. Состояние сердца вашего сына, повторяю, на данный момент очень и очень неплохое. Но, позволю себе еще раз повториться, именно на данный момент. Мы с вами уже на эту тему неоднократно разговаривали. Радикально избавить его от опасности может только операция. В Москве провести ее могут, однако этого я вам не советую. Дело даже не в квалификации врачей — у нас кардиохирурги ого-го. Но вот оборудования необходимого, к сожалению, нет. Можно, конечно, рискнуть, но лучше при возможности все-таки сделать это в Германии, а конкретно — в Боннской клинике. Впрочем, пока об этом все равно говорить рано — раньше чем в семилетнем возрасте оперировать ребенка не стоит. А пока — все прежние назначения и тот же режим, вот и все.

Собственно говоря, ничего нового Настя не узнала, но домой вернулась все равно расстроенная. Уж очень яркий перед ней стоял образ, возникший после слов врача о бомбе с часовым механизмом.

Насте хотелось, чтобы Игорь пришел сегодня пораньше — с ним как-то спокойнее. Правда, он стал дерганым, постоянно нервничает. Вот и сейчас, едва поздоровавшись с Настей, он плюхнулся на диван и уставился в телевизор. Настя подождала немного, но ничего от мужа не услышала. Странно, он же знает, что сегодня у сына очередное обследование. Даже не спросит, что врач сказал! Настю кольнула острая обида за Никиту. Ну хорошо, у Игоря какие-то свои проблемы, пусть он с Настей говорить не хочет, хотя она, между прочим, такого отношения тоже не заслужила. Но ведь они оба — взрослые люди, а ребенок-то при чем? Как можно о нем забыть?

Она ушла на кухню, посидела там минут десять, но, не выдержав, вернулась в комнату. В этот момент по телевизору шла реклама, кто-то радостным голосом орал на всю квартиру о преимуществах маргарина «Пышка». Настя воспользовалась этим предлогом, чтобы заговорить с мужем, и мягко произнесла:

— Игорек, сделай потише, Никита проснется.

Игорь лениво дотянулся до пульта и приглушил звук, даже не повернув головы в сторону Насти.

— Ты ужинать будешь? Голодный, наверное.

— Не хочу, — буркнул Игорь, не поворачиваясь к жене.

— Но ты же целый день не ел, — продолжала настаивать Настя.

— Сказал же, не хочу, — отмахнулся от нее Игорь, не отрывая взгляда от экрана телевизора, на котором не было ровным счетом ничего интересного. Начиналась какая-то политическая передача, которые он никогда не смотрел.

Такая сцепа повторялась уже не в первый раз, но сегодня у Игоря был какой-то уж очень расстроенный вид, и Настя решила не отступать. В конце концов, она для Игоря не посторонний человек и имеет право знать, что творится с ее мужем. Вот только давить на Игоря было бесполезно, она прекрасно знала это еще с седьмого класса. Если пытаться заставить его что-то сделать, пусть даже просто поговорить с ней, то он вполне может взбеситься и хлопнуть дверью, хотя потом, конечно, сам будет об этом жалеть.

Поэтому она примостилась на диване рядом с мужем, подсунула голову под его локоть и уютно свернулась рядом с ним, прижавшись к его боку. Игорь машинально поглаживал Настины мягкие волосы. Через несколько минут она осторожно сказала:

— Игорек, я же вижу, что у тебя что-то случилось. Расскажи мне, в чем дело.

— Все нормально, — коротко бросил Игорь.

— Ну я же вижу, что что-то происходит. Расскажи мне, пожалуйста. Ты же сам не свой, а говоришь, что все нормально. Меня расстраивать не хочешь? Но я ведь все равно беспокоюсь, мы же с тобой всегда чувствовали, когда другому плохо. Помнишь, как ты в девятом классе на каток примчался, когда я ногу, подвернула?

Игорь кивнул. Потом задумчиво сказал:

— Ты понимаешь, Настя, у нас с Витькой совсем что-то дела не идут. Вот-вот все должно наладиться, но постоянно то одно, то другое… Словом, бизнес — штука тяжелая. Пока на ноги встанешь, семь потов сойдет и терпения много надо. В общем, купили мы партию товара на довольно большую сумму, а конкуренты цены сбили, вот мы теперь и крутимся, чтобы продать побыстрее.

— А почему побыстрее? — недоуменно спросила Настя, которая в коммерции разбиралась приблизительно так же, как в космических технологиях.

— Ох, Настя, — вздохнул Игорь, притягивая ее к себе, — ну ничегошеньки же не понимаешь, а вопросы задаешь. Потому, маленькая, побыстрее, что деньги должны крутиться, приносить прибыль, а не лежать в товаре мертвым грузом. Кроме того, сама понимаешь, деньги эти не наши, мы их взаймы взяли. Сами бы мы такую сумму не наскребли. Ну вот, а проценты-то капают, и продать товар нужно побыстрее. А цены придется для этого снижать, так что в результате мы скорее всего по нулям останемся или с копеечной прибылью. Стало быть, опять придется все сначала начинать. Ясно тебе, любопытный твой нос?

Он легонько прищемил Настин носик, и она притворно возмутилась. На самом деле она была рада тому, что Игорь наконец-то объяснил ей, в чем дело, и все оказалось не так уж и страшно. Ну подумаешь — товар какой-то у них не пошел, в другой раз повезет.

Она отбивалась от сильной руки Игоря, тихонько повизгивая, чтобы не разбудить Никиту. В конце концов он, вскочив, быстро закинул ее себе на плечо и расхохотался:

— Ну с кем ты связываешься, слабосильная команда! Пошли ужинать. Эх ты, конопатая!

Несколько дней Насте казалось, что все налаживается. Игорь, выговорившись, теперь не пытался отмалчиваться и делать вид, что у него все в порядке. Теперь, получив возможность поделиться дома тем, что его беспокоило, он стал менее раздражительным и замкнутым. Возвращаясь вечерами домой, он, уплетая приготовленный Настей к его приходу нехитрый ужин, рассказывал какие-то мелкие подробности о своей работе.

Настя была счастлива — сын и муж рядом с ней, дома наступило относительное спокойствие. Правда, денег, как всегда, было маловато, но она выросла далеко не в обеспеченной семье и теперь вспоминала, как крутилась мать, чтобы прокормить их. Этот опыт очень пригодился Насте — ведь она умела состряпать вполне съедобное блюдо из дешевых продуктов, и даже довольно привередливый Игорь, привыкший к другой еде, ел с аппетитом. А Никитка вообще никогда не был капризным ребенком, несмотря на все свое упрямство, проявившееся очень рано.

«Хорошо, что я все-таки сумела Игорька разговорить, а то переживала бы, выдумывала невесть что. А теперь все ясно и понятно. Да и дела у него, по-моему, начали налаживаться. Бог с ними, с деньгами, в конце концов. На Никиткину операцию квартиру продадим, а может быть, к тому времени у Игоря что-то получится. Хорошо бы, конечно, уж очень не хочется с родителями жить. Эта квартирка хоть не бог весть какая, но своя, отдельная… А то, что сейчас денег мало, — это ведь ерунда, это все временно и вообще не самое главное…» — думала Настя, когда как-то вечером они с Игорем вместе купали Никитку. Сын весело смеялся, визжал, хлопал розовой ладошкой по воде, окатывая маму с папой фонтанами брызг, — купаться он всегда любил. В ванночке покачивалась на бурных волнах, поднятых Никиткой, пластмассовая лягушка, и Игорь, потешаясь, очень похоже квакал, вызывая бурный восторг у сына и жены.

Настя подхватила мокрого и скользкого Никитку, завернула его в ярко-желтое пушистое полотенце и передала Игорю.

— Вот твое чадо, вытирай и укладывай, а то он совсем от тебя отвыкнет.

Напевая какой-то военный марш, Игорь торжественно прошествовал с Никитой на руках в комнату, а Настя счастливо рассмеялась им вслед. Она была уверена, что такой семейный вечер, полный таких будничных и таких радостных забот, — именно то счастье, о котором она мечтала. Ну, почти то… Вот сделают Никитке операцию, и тогда вообще все будет замечательно. У Игоря наладится его бизнес, Никитка пойдет в садик, а Настя будет продолжать работать в спортшколе. Работу она не бросит, даже если Игорь будет зарабатывать достаточно. Ей правилось заниматься со своими упрямыми девчонками, нравилась сама обстановка школы, большой гулкий спортзал, а особенно — тир, где так интересно было учить своих подопечных интуитивно находить ту незримую линию, которая соединяет прицел с самым центром мишени и ведет пулю, не давая ей попасть в «молоко».

Вечер был восхитительным. Никитка мирно посапывал в своей кроватке за ширмой, а Настя решила накормить мужа повкуснее, и вскоре их маленькая квартирка наполнилась дразнящим запахом запекающейся в духовке курицы с картошкой. Игорь зашел на кухню, повел носом, закатил глаза, изображая восхищение, и спросил у жены:

— Настюша, как у нас с деньгами?

— Нормально, я только что зарплату получила.

— Вот и славненько. Тогда я сейчас свою неприкосновенную мужскую заначку употреблю с толком.

Настя недоуменно взглянула на Игоря:

— В смысле?

— Увидишь! Я сейчас вернусь.

Он накинул ветровку, нацепил кроссовки и как был в домашних стареньких джинсах выскочил за дверь. Вернулся он, как и обещал, быстро, минут через пятнадцать, торжественно поставил на стол бутылку сухого вина и выложил Настину любимую шоколадку — «Балет». Раньше у них была традиция под выходные готовить что-нибудь вкусненькое и покупать бутылочку сухого — словом, устраивать тихие семейные праздники, на которые нередко заглядывал кто-нибудь из приятелей Игоря или подружек Насти. Но как только у Игоря начались проблемы, эти посиделки прекратились: не было ни денег, ни, самое главное, настроения. Теперь Настя очень обрадовалась тому, что все начинало становиться так же хорошо, как и прежде.

Романтический порыв, охвативший и Игоря, не угас после ужина, и ночь была такой восхитительной, какими давно не были их ночи. Игорь, как прежде, был нежен и ласков, и Настя просто таяла в его сильных руках. Ей безумно правилось это сочетание нежности и настойчивой силы, присущей Игорю.

Устало и блаженно потянувшись в постели, она наклонилась над Игорем, откинувшимся на подушку, и прядью волос легонько пощекотала ему нос.

— Ах ты, диверсантка! — Он притянул жену к себе на грудь. Настя, полежав так несколько секунд, на ухо шепнула ему:

— Игорь, я так тебя люблю, так люблю!

Вместо ответа он поцеловал ее и тихонько сказал:

— Ну, малыш, давай спать. Мне завтра опять рано вставать.

— А у меня тоже с утра занятия, я в семь встаю. Спокойной ночи!

Эта ночь стала последней спокойной Настиной ночью на долгое время. А такой мирный, счастливый домашний вечер, пожалуй, больше вообще в ее жизни с Игорем не повторялся. Все ее надежды на то, что теперь все наладится, оказались несбыточными мечтами, мгновенно рассыпавшимися в прах на следующий же вечер, когда в их дом грубо ворвалась действительность.

Настя, как обычно, возвращаясь с работы, зашла к Поляковым за Никиткой. Алевтина Григорьевна, всегда невозмутимая и холодно-вежливая, сейчас была явно чем-то встревожена. Настя заметила это, но не решилась спросить, в чем дело, — свою свекровь она до сих пор побаивалась, и отношения между ними хотя и были вполне приемлемыми, но далекими от доверительной теплоты.

— Ну что, Никуша, пойдем домой, — сказала она сыну, забирая сумку с его одежками. — Спасибо, Алевтина Григорьевна. Я теперь послезавтра работаю. Никиту можно будет привести, вы не заняты будете?

— Да-да, конечно, — рассеянно кивнула свекровь. Потом, решившись, произнесла: — Погоди, Настя. Скажи, у Игоря все в порядке?

— Ну да… — удивленно ответила она. — А что такое?

Однако Алевтина Григорьевна ответила ей вопросом на вопрос:

— А что, у вас совсем с деньгами плохо? Что-то случилось? Или, может быть, Никите срочно какие-то новые лекарства или что-то еще нужно? Настя, ты скажи, не нужно ничего от нас скрывать, ведь мы вам с Никитой не чужие люди.

Настя поставила сумку на пол. Ее сердце почему-то замерло, как будто предчувствуя беду, а в коленях появилась противная мелкая дрожь. Никита, не понимая, почему мать и бабушка торчат в коридоре вместо того, чтобы отправляться на улицу, задрал голову и вопросительно произнес:

— Ма?

— Сейчас, малыш, сейчас пойдем, — погладила его Настя по мягким волосам. — Алевтина Григорьевна, я ничего от вас не скрываю, я вообще не понимаю, о чем вы спрашиваете. Что могло случиться, почему вы так говорите?

— Мне звонил Игорь, часа три назад, и спрашивал, есть ли у нас с отцом деньги. Я, конечно, никогда не отказала бы ему, если бы деньги действительно были нужны. Спросила, сколько ему нужно. Думала, что речь идет о сотне-двух, ну в крайнем случае о нескольких тысячах. Но, Настя, он назвал мне такую сумму, что можно было подумать, он не в своем уме. Настя, скажи мне, зачем ему такие деньги?

Настя, прислонившись к косяку, смотрела на свекровь расширившимися глазами, полными тревоги и недоумения.

— Я… честное слово, я не знаю, — как-то по-детски пролепетала она. — Правда, не знаю! Алевтина Григорьевна, а он сам не сказал, зачем? И сколько все-таки ему было нужно?

— Нет, Настя, он ничего не сказал. Сказал только, что это очень срочно, и спросил, не могли бы мы у кого-нибудь эти деньги занять. А сколько точно — я не знаю, он говорил — несколько тысяч долларов.

— Господи! — В испуге Настя прикрыла глаза рукой. — Что же могло случиться? Зачем ему такие деньги?! А больше он ничего не говорил?

— Нет, — покачала головой расстроенная женщина. — Когда я ему ответила, что таких денег нет ни у нас, ни у наших знакомых, он просто бросил трубку. Вот и все.

— Да… Как же узнать теперь, что произошло?

— Никак, Настя, пока он сам не скажет. Ты сейчас иди, Никите скоро уже спать пора, а когда Игорь появится или позвонит, скажи ему, чтобы срочно нам перезвонил. Или сама позвони, хорошо?

— Да-да, конечно.

— Если хочешь, останься с Никиткой у нас, подожди, может быть, Игорь еще раз позвонит.

— Нет-нет, спасибо. Я побегу, может быть, он дома уже или туда звонить будет. Я, когда что-то выяснится, позвоню вам непременно. Наверное, Алевтина Григорьевна, это просто какие-то его коммерческие дела, а мы с вами бог знает что подумали и переполошились.

— Ну, может быть, — недоверчиво согласилась свекровь.

Настя не помнила, как добралась до дома. Может быть, Игорь уже там? Вот она сейчас откроет дверь, а он спит себе на диване или телевизор смотрит. И с этими деньгами тоже все как-нибудь просто выяснится.

Однако, открывая дверь квартиры, Настя уже поняла, что Игоря дома нет, иначе нижний замок не был бы заперт. Ее сердце вновь упало. Почему-то ей казалось, что Игорь непременно окажется дома.

Но, занявшись необходимыми делами, Настя понемногу успокаивалась. Сварила Никите овсянку, которую он, как и сама Настя, очень любил, натерла морковку и яблоко, покормила сына, уложила спать и наконец сама решила выпить чаю. За хлопотами она старалась не думать о том, что могло случиться у мужа, а теперь, когда повседневные заботы немного отвлекли ее от напряженных размышлений, она решила, что паникует совершенно зря. Ну действительно, мало ли зачем Игорю могли срочно понадобиться деньги? Может быть, Витька, который ездил на старенькой «восьмерке», стукнул чью-нибудь дорогую иномарку, и Игорь попытался выручить приятеля и компаньона. Или им могла подвернуться какая-нибудь выгодная коммерческая сделка, для которой срочно нужны были деньги. Да в конце концов, мало ли еще причин! Это все Алевтина виновата, сама запаниковала и Настю взбудоражила. Нечего выдумывать всякие глупости. Лучше делом заняться, а то вдруг Игорь пораньше придет, а у нее и обед не готов.

Настя достала из холодильника рыбу, бросила ее размораживаться в раковину и принялась чистить картошку. Так, суп она сварит сейчас и рыбу пожарит, для пюре картошку почистит, а варить пока не станет. Вот растяпа — фарш для фрикаделек забыла достать, жди теперь, пока он растает…

За такими привычными и успокаивающими хлопотами время шло незаметно. Потом, когда все было готово, проснулся Никита и стал настойчиво требовать, чтобы мама уделила внимание и ему. Настя как раз играла с ним, катая по полу машинку, когда послышался долгожданный звук — в замке повернулся ключ. Она так ждала этого звука, несколько раз подходила к окну, выглядывала — не видно ли во дворе мужа, спешащего домой, а теперь почему-то испугалась, и в ее голове быстро пронеслась дурацкая мысль: «А вообще Игорь ли это открывает дверь?»

Это был Игорь. Завидев его, Настя толкнула к Никитке пожарную машину, а сама кинулась к мужу:

— Игорек, у тебя все в порядке? Я была у твоей мамы, она очень волнуется из-за твоего звонка. Что случилось?

— Ничего не случилось, — резко ответил Игорь. — Ничего, что бы могло ее касаться. Не хочет помочь — так и нечего знать.

Настя укоризненно заметила:

— Ну что ты говоришь! Это же все-таки твоя мать. И подумай сам, откуда у них большие деньги, где они их найдут? В конце концов, тебе-то они зачем? Что случилось?

— Да что вы все заладили, как попугаи, одно и то же! «Что случилось, что случилось…» Когда случится, тогда все и узнаете… Помочь ни хрена никто не хочет, всем бы только полюбопытствовать да посочувствовать, а как до дела, так нет никого… Да пошли вообще все! — непонятно и зло бормотал Игорь, не глядя на Настю.

Она собиралась уже обидеться на мужа и спросить у него более решительно, что, собственно, вообще происходит, но тут раздался резкий длинный звонок.

— Кто так трезвонит? — недоуменно проговорила Настя и шагнула к двери, чтобы открыть.

— Стоять! — рявкнул на нее Игорь.

Настя замерла на месте, сама не понимая, удивилась она или испугалась.

— Возьми Никиту и иди в комнату, — быстро приказал ей Игорь.

Она молча подхватила на руки сына, Игорь плотно прикрыл за ней дверь в комнату и щелкнул замком, впуская визитеров.

— Ну, чувак, ты что ж делаешь? — раздался в коридоре голос одного из них.

Насте через матовое стекло комнатной двери было видно, что незваных гостей двое, причем оба немалых габаритов.

— Это… ребята, вот сюда проходите, — раздался голос, который Настя узнала не сразу, хотя принадлежал он ее мужу. Никогда раньше она не слышала у Игоря такого напряженного, срывающегося голоса — такого, как будто он был смертельно чем-то напуган. «Да он и напуган, — сообразила Настя. — Он боится тех, кто пришел. Бандиты?!»

Она еще сильнее прижала к себе теплое тельце сына, так, что он недовольно вскрикнул. Опомнившись, Настя чуть-чуть ослабила свои объятия и прошептала, стараясь не испугать ребенка:

— Никита, давай с тобой играть, как будто нас нет дома. Мы спрятались, чтобы нас никто не нашел.

— Папа? — вопросительно взглянул на нее Никита.

— Да. Тихо, малыш… Спрячься вот сюда, за кресло, как будто тебя нет.

Она усадила Никиту на ковер так, чтобы его не было видно за спинкой массивного кресла. Он послушно притих, заинтересованный повой игрой, а Настя на цыпочках приблизилась к двери и стала вслушиваться в то, что происходило на кухне. Донесшиеся до ее напряженного слуха обрывки разговора заставили ее похолодеть. Собственно говоря, происходило то, чего она подсознательно уже ждала, но мозг ее отказывался воспринимать как реальную угрозу.

Незваные гости и не думали скрывать цель своего визита. Говорил в основном один из них, видимо, главный:

— Ну что, Игорь? Ты бабки когда думаешь отдавать?

— Но я же говорил — у нас сейчас нет денег, совсем нет… Скажи Коляну, пусть подождет, пока мы товар продадим, тогда и расплатимся полностью, с процентами.

— С процентами? — усмехнулся гость. — Теперь, братан, процент другой пойдет. Счетчик, уж извини…

— Тише ты, ребенок же спит, — зашипел на него Игорь, видимо, боясь, что Настя услышит, о чем идет речь.

В ответ вновь раздался смешок, правда, уже чуть приглушенный:

— Ах, ты о ребенке беспокоишься? Ну, правильно. Значит, бабки отдашь, и не потом, а завтра.

У Насти заколотилось сердце так, что ей показалось: этот стук услышат в кухне. Она прижала руку к груди и ощутила сильные удары изнутри, как будто кто-то просился наружу. «Это хочет выйти мой страх, — неожиданно пришла ей в голову нелепая мысль. — Если его выпустить, он набросится на меня, и я закричу». Пытаясь успокоиться, она внезапно представила себя на огневом рубеже. Вот так же, с колотящимся сердцем, ждешь появления мишени — оленя или кабана, а они всегда появляются неожиданно, хотя их всегда ждешь. Вспоминая, как она сама учила своих девчонок, Настя начала считать свои вдохи. Это действительно немного привело ее в чувство, и она сумела расслышать продолжение разговора.

— В общем, ты нас понял. И не вздумай учудить что-нибудь. Усек? Я тебя спрашиваю, усек?

В ответ раздался запинающийся, тихий голос Игоря:

— Да, да… Все будет нормально…

— А это уже от тебя зависит! — хохотнул напоследок страшноватый визитер, и шаги протопали по коридору. Хлопнула входная дверь.

Настя подождала несколько минут, ожидая, когда Игорь войдет в комнату. У нее самой не было сил, чтобы сделать хотя бы шаг. Из оцепенения ее вывел требовательный голосок Никиты, которому надоела новая игра:

— Мама! Мам!

— Да, сынок… Я сейчас!

С трудом толкнув дверь, она доплелась до кухни. Игорь сидел за столом, уронив голову на руки. Настя молча присела рядом с ним. Муж поднял голову и посмотрел на нее. Если бы это было возможно, при этом взгляде Настя испугалась бы еще сильнее — никогда она не видела у Игоря таких отчаянных, безумных глаз, из которых буквально выплескивались ужас и беспомощность. Настя понимала, что он влип в какую-то нехорошую денежную историю — не понять это было просто невозможно. Понимала она и то, что Игорь, вероятно, в значительной части своих неприятностей виноват сам. Но ей неудержимо захотелось протянуть руку и, погладив Игоря по спутанным темным кольцам волос, сказать ему, как она говорила плачущему Никите: «Ну что ты, маленький? Успокойся, все будет хорошо, все пройдет».

Но тут Игорь, взяв себя в руки, с усилием проговорил:

— Настя… Слушай, Настя… У меня к тебе две просьбы, и ты должна их исполнить. Во-первых, ни о чем меня сейчас не спрашивай. А во-вторых — завтра же с утра бери Никиту и уезжай с ним к бабке в Поповку. Это ненадолго, на несколько дней, от силы — на неделю. Я сам за вами приеду.

— Но, Игорь, — растерялась Настя, — а как же работа? И что я маме скажу? Как я сумею ей объяснить, зачем это я вдруг к бабушке сорвалась ни с того ни с сего?

— Придумаешь что-нибудь, — отмахнулся Игорь. — Ну, скажи, что в школе твоей карантин из-за гриппа и ты решила Никиту на свежий воздух вывезти, раз уж время свободное есть. Давай, давай, не сиди — собирай вещи, звони матери. Во сколько завтра первый автобус? Витек отвез бы тебя, конечно, но на его машине нельзя ехать…

Настя, не двигаясь с места, тихо спросила:

— Что, все настолько страшно?

— Но я просил же тебя!.. — взвился Игорь и моментально осекся. — Настенька, ну извини, я на нервах, сорвался. Ты сейчас лучше действительно не спрашивай ни о чем. Вот все уладится, и я тебе расскажу, хорошо? Ты не бойся, все не так плохо, как тебе могло показаться. Просто тебя эти идиоты напугали, а на самом деле все это… Ну ладно, потом объясню.

Настя поняла, что никаких объяснений от Игоря сейчас действительно не дождешься. Она несколько раз глубоко вдохнула, прикрыв глаза, а потом решительно сняла трубку телефона и набрала номер матери. Ей удалось очень естественно объяснить ей, что у нее есть несколько свободных дней и она хочет навестить бабушку, да заодно и Никитку деревенскими продуктами подкормить. Мать только обрадовалась этому. Сложность была лишь в том, что она непременно хотела передать в деревню гостинцы, а Настя никак не могла объяснить свою спешку и то, что ей непременно нужно уехать с первым же автобусом. Порешили на том, что Игорь рано утром зайдет к Елене Павловне за сумкой.

Поговорив с матерью, Настя молча принялась готовить ужин. Игорь тоже молчал, куря одну сигарету за другой возле открытой форточки. Потом он все-таки не выдержал:

— Настюша, ты прости, что так получается. Не бойся, это все пустяки, недоразумение.

— Да, ты уже говорил это, — спокойно ответила Настя, сосредоточенно помешивая макароны на сковороде.

— В конце концов отдохнешь, бабушку повидаешь, Никита на свежем воздухе побудет.

— Да, конечно, — так же коротко отозвалась Настя и вдруг испуганно бросила ложку. — Игорь, а как же в школе? Что я Сергею Сергеевичу скажу?

— Ладно тебе, не переживай. Придумаешь. Позвони ему сейчас домой и предупреди, что тебя неделю не будет.

— Нет, я не смогу. Он сразу поймет, что я вру. Это тебе не мама.

— Ладно, я завтра с утра сам ему позвоню. Наплету чего-нибудь. Сергеич — свой мужик, он на тебя давить не будет.

На том и порешили. Поужинав и уложив Никиту, Настя принялась собираться в дорогу. Правда, Игорь сказал, что это всего на несколько дней, но нельзя же с ребенком без вещей ехать, тем более на дворе поздняя осень, вот-вот снег пойдет.

На следующее утро Настя уже смотрела из окна «Икаруса» на скучные ноябрьские поля, седые от короткой заиндевевшей щетины убранной пшеницы, на черные пашни, тоже подернутые инеем по замерзшим комьям земли. Лишь изредка ярким радостным пятном мелькала зелень озимого поля, да кое-где красно-желтыми флагами приветствовали проезжих те немногие деревья, которые еще сохранили от ветра свои осенние листья. Остальные рощицы и лесопосадки вдоль дороги стояли уже голые, прозрачные, и сквозь них были видны копошившиеся где-то вдали букашки-трактора.

В салоне было тепло. Никита, сначала с любопытством глазевший на каждую встречную машину, понемногу разомлел от тепла и равномерного гудения двигателя и заснул, привалившись к Настиному плечу.

«Часа полтора еще ехать… Хорошо еще, что автобус полупустой, рядом никто не сидит, а то тесно было бы. Да и не хочется, чтобы рядом кто-то находился. Вечно с дурацкими разговорами лезут, Никитку тормошат, а он этого терпеть не может. Спи, маленький мой… Спи, малыш, еще долго ехать. И мне, что ли, подремать?» — лениво думала Настя, которую понемногу тоже убаюкивала дорога.

Тут Никита повернулся во сне и почти сполз с колен. Она устроила ребенка поудобнее, освободив начавшее затекать плечо, и вновь откинула голову на мягкую спинку сиденья. Мысли ее, потревоженные этой возней, теперь побежали в другом направлении, далеком от мирной дремоты. «Как там Игорь? Господи, только бы с ним ничего не случилось! Как я выдержу эти несколько дней в Поповке, не зная, что с ним? Даже позвонить неоткуда будет. Нет, нельзя думать о плохом, иначе и на самом деле оно придет. Все будет в порядке. Игорь же сказал, что это просто недоразумение и оно быстро уладится. Конечно, понятно, что он кому-то должен деньги. Но ведь он этим магазином занимался не один, там Виктор у них за главного, вот он, наверное, и будет все проблемы решать. А Игорь просто под горячую руку попался, вот и все. Не может же так быть, чтобы из-за этих денег что-то случилось. Вряд ли там такая сумма, которую нельзя отдать. В конце концов, у них же магазин, они продадут свои дурацкие запчасти и вернут долг. Не могли же они, в самом деле, связаться с такими бандитами, о которых в газетах пишут. Нет-нет, все будет хорошо!»

В конце концов Настя все же задремала. Из забытья ее вывел громкий голос водителя:

— Эй, кто там до Поповки едет? У кого билеты до Поповки?

Опомнившись, она подхватила сумки в одну руку, Никиту прихватила под другую и выбралась из автобуса на обочину.

— Ну вот, малыш, сейчас к бабушке пойдем.

— Баба Лена? — деловито осведомился Никита.

— А вот и нет.

— Баба Аля? — перечислял мальчик своих бабушек.

— Не угадал. Баба Варя. Это твоя пра-ба-буш-ка, вот она кто.

Никита в недоумении протянул:

— Пра-а-а… баба?

— Правильно. А зовут ее баба Варя.

Никита, конечно, не помнил свою прабабушку, которую видел лишь два раза в жизни. Трехлетний ребенок не может надолго запомнить человека, а Варвара Ивановна не могла часто приезжать в город — и хозяйство не бросишь, и сил уже не было на такие поездки.

Настя не ожидала особых радостей от этой поездки. Слишком уж нехорошими были те обстоятельства, которые заставили ее отправиться в Поповку. Конечно, она рада была повидаться с бабушкой, вновь пожить в чистеньком деревенском домике, знакомом ей с детства. Но раньше Настя бывала здесь только летом, когда можно было побродить по лесу, вволю наплаваться в неширокой речке, позагорать на узкой прибрежной полосе сероватого речного песка. А теперь, поздней осенью, делать тут было совершенно нечего. Ну конечно, сложа руки она не сидела, бабка стала уже совсем старенькая, и Настя старалась помочь ей по хозяйству, чем могла.

Игорь приехал за ними через десять дней, вместе с Виктором. Настя почему-то недолюбливала этого плечистого белобрысого пария с маленькими, глубоко посаженными серыми глазками, но теперь была рада видеть даже его, так надоела ей эта недолгая ссылка. Кроме того, возвращаться придется не на автобусе, а на машине, что значительно приятнее.

Расцеловавшись на прощание с бабкой Варей, которая все никак не могла расстаться с правнуком, пообещав ей приезжать почаще, Настя с Никитой уселись на заднее сиденье Витькиной машины, и они тронулись в обратный путь.

Настя с Игорем перебрасывались отрывистыми фразами — о здоровье Никиты, о том, как ему понравилось в деревне, о бабке. Витька молчал, не желая мешать семейному разговору. Лишь через некоторое время, когда Никита задремал, она осторожно поинтересовалась у Игоря:

— Игорек, а то дело… Ну, те люди, которые к нам приходили… В общем, тебе удалось все уладить?

Игорь повернулся к ней и серьезно посмотрел ей в глаза:

— Настюша, я как раз хотел с тобой об этом поговорить. И кстати, хорошо, что Витька здесь, мы же с ним компаньоны. В общем, ситуация такая. Виктор вложил в наше дело определенные деньги, причем немалые. Я — ни копейки пока. Те проблемы нам удалось решить. Но у нас совершенно не осталось денег на раскрутку, понимаешь? Нет у нас свободных денег на то, чтобы закупать товар, а без этого магазин работать не может.

— Понимаю, конечно, — кивнула Настя.

— Ну вот, ты же у меня умница. Стало быть, деньги эти нужно доставать мне, иначе Витек, при всем его дружеском ко мне отношении, вынужден будет искать себе другого компаньона.

— Я понимаю, Игорь, но где нам взять такие деньги? — недоуменно спросила Настя.

Игорь переглянулся с приятелем, и теперь в разговор вступил Виктор:

— Насть, где взять — это как раз не проблема. Вопрос не в этом.

— А в чем?

— Можно совершенно спокойно взять кредит — в банке или где-то еще. Но под честное слово его, как ты догадываешься, не дадут. Дадут под залог недвижимости.

Тут его вновь перебил Игорь:

— Настя, ты пойми — это единственный шанс нам с тобой выбиться из нищеты. У нас все продумано и просчитано. Если под залог нашей квартиры взять кредит на полгода, его можно будет прокрутить даже три раза, а два-то уж точно. И во всяком случае, мы ничем не рискуем — на руках всегда будет товар, который можно продать и вернуть кредит. Ты подумай, Настя!

— Да я и сам свою хату закладывал два года назад, — поддержал его Виктор. — Решать, ребята, конечно, вам, но решать надо быстро. Ты, Игорек, хороший мужик, но ведь сам знаешь, время — деньги, а ко мне в долю уже человек просился. С деньгами, конечно.

К квартире, в которой жили Игорь и Настя, он не имел вообще никакого отношения, она досталась Насте от родных ее отца. Квартира была приватизирована, Настя была ее единственной владелицей, а прописан там вообще никто не был. Игорь не хотел выписываться от родителей, Настя — от матери, и Никита был прописан там вместе с ней. Да и зачем было мудрить с пропиской, если квартира эта все равно принадлежала Насте?

По дороге в город разговор этот больше не возобновлялся. Витька рассказывал анекдоты, потом проснулся Никитка, и Игорь начал возиться с ним. Но дома, не успели они войти, он тут же кинулся показывать жене какие-то листы с расчетами и объяснять, как именно можно получить прибыль от этого кредита. В общем, Настя, безгранично верившая Игорю, довольно легко согласилась на его план, и на следующий день они уже оформили доверенность. Теперь Игорь имел право полностью распоряжаться их квартирой от Настиного имени. Деньги были получены, и надежды Игоря на скорые прибыли вновь вернули ему хорошее настроение. К сожалению, ненадолго.

Следующий год показался Насте бесконечным страшным сном. Тогда она еще не знала, что такое настоящий страх — но все было впереди. Наверное, и к лучшему, что она не могла знать заранее обо всем, что вскоре случится в ее жизни, иначе она просто сошла бы с ума, не выдержав этого.

Первое время после того, как квартира была заложена, Игорь повеселел, и Настя тоже приободрилась. Она твердо верила в то, что Игорь, которому теперь не нужно будет платить бешеные проценты по своим долгам, непременно добьется того, что магазин начнет приносить прибыль. По крайней мере так он сам ей объяснял. Умалчивал он лишь о том, что по новому кредиту, обеспечением которого была Настина квартира, проценты тоже надо платить, да и отдавать его через полгода нужно. Настя об этом не думала — она совершенно не разбиралась во всех этих делах, и пределом ее познаний в денежной сфере было знание того, в какой графе нужно расписываться в ведомости на зарплату. Ну конечно, и то, как эту самую зарплату разумно растянуть на полмесяца. В общем, в коммерции она не смыслила ровным счетом ничего и никогда этими подробностями не интересовалась. Она с удовольствием выслушивала рассказы Игоря о его делах, но лишь потому, что они касались людей, а не бумаг или денег. В истинное же положение вещей он ее посвящать не собирался и был очень доволен тем, что жена не совала нос в его запутанные дела.

В самом деле, что могла понимать в них Настя? С детства она привыкла считать каждую копейку, рано поняв, каких усилий стоит матери прокормить и одеть и себя, и, главное, дочь. О каких финансовых делах могла идти речь в их доме — это же просто смешно! А потом институт, замужество, рождение сына, работа в спортшколе со скромной зарплатой. В газетах Настя всегда пропускала статьи, касающиеся политики или финансовых махинаций, — ей скучно было во всем этом разбираться. В общем, она твердо была уверена в том, что это совершенно не ее дело. В конце концов, у нее есть Игорь, он умный, он все это знает.

Поэтому-то через полгода после того, как были оформлены бумаги на залог квартиры, Настя была не удивлена, а расстроена тем, что сказал ей Игорь. Вернувшись вечером с работы, он довольно долго мялся, не решаясь заговорить с женой о чем-то, что его явно беспокоило.

В конце концов Настя не выдержала. Усевшись на ручку кресла, она прижала темноволосую голову мужа к своему плечу и твердо произнесла:

— Ну-ка, давай говори, что там у тебя? Я же чувствую, что ты хочешь что-то сказать.

— Да так себе новости, Настя. То есть, как водится, одна плохая, другая ничего себе. Только ты не волнуйся, хорошо?

— Господи, да что же еще случиться могло? Что значит «не волнуйся»? Ну что ты тянешь, говори быстро, в чем дело! — переполошилась Настя.

Игорь, обхватив ее рукой, перенес жену с ручки кресла к себе на колени.

— Дело, Настюша, вот какое. Тот кредит, который под квартиру дали, пора возвращать. Мы с Витькой сделать это сейчас можем, но снова останемся без копейки — опять товар закупать не на что будет.

— А как же быть?

— Да есть один беспроигрышный вариант, но, боюсь, он нас с тобой напряжет довольно сильно, — задумчиво произнес Игорь и замолчал.

— Ну какой, какой вариант? Не тяни, что ты молчишь? — тормошила Настя мужа.

— Я могу договориться, чтобы кредит продлили еще на полгода. — Игорь вновь умолк.

— Так это же хорошо, да?

— Это просто отлично. Тут только одна сложность. Нужно переоформить договор залога на квартиру, но дело в том, что у них теперь изменились условия.

Игорь явно тянул с плохой новостью, предпочитая, чтобы Настя сама задавала ему вопросы. Она же простодушно поддалась на это:

— Игорь, ну что ты кота за хвост тянешь? Какие условия, говори толком?

Игорь с запинкой проговорил:

— Да ты понимаешь, теперь, чтобы деньги под квартиру получить, нужно, чтобы в ней никто не жил.

Настя сначала не поняла, о чем вообще идет речь.

— Как это?

— Вот так. Нам нужно временно, на полгода, куда-нибудь отсюда съехать, понимаешь? — Тон его стал более настойчивым и одновременно более ласковым. Ему было необходимо получить согласие Насти, иначе можно было сразу пойти и повеситься.

Настя легко спрыгнула с его колен и устроилась в своей любимой позе, усевшись на ковре и скрестив ноги. Она задумчиво смотрела на мужа, механически накручивая на палец светлую прядь, выбившуюся из «хвостика». Теперь первым не вынес затянувшегося молчания Игорь:

— Насть, ну ты-то чего теперь молчишь? Ну чего страшного-то? Если не согласна, так и скажи! — Его голос стал немного обиженным.

Настя покачала головой:

— Игорек, я-то в принципе не против, раз ты говоришь, что это необходимо для твоего бизнеса. Речь ведь о том, чтобы сейчас потерпеть, чтобы потом были деньги, я все понимаю.

— Ну я же всегда говорил, что у меня жена не только самая красивая, но и самая умная, — с комичной важностью заявил Игорь, подмигивая Насте и протягивая к ней руку.

— Погоди, погоди! Я сказала, что в принципе согласна, но где же мы будем жить? Снимать квартиру — это для нас очень дорого, тебе ведь нельзя тратить кредитные деньги на жизнь, ты сам мне об этом много раз говорил. Как же быть?

— Настя, а как ты думаешь, мы не могли бы немного у твоей мамы пожить? — осторожно осведомился Игорь. — Нам ведь все равно пришлось бы рано или поздно или к ней, или к моим перебираться. Или, если хочешь, давай к моим переедем?

— Ой нет! — вырвалось у Насти. — Только не обижайся, просто ты сам знаешь, что я Алевтину Григорьевну до сих пор немного побаиваюсь. А на одной кухне нам с ней вообще трудновато придется. Нет, уж лучше к моей маме, мне там легче будет, а тебя все равно целыми днями дома не бывает.

Игорь просиял той радостной, мальчишеской белозубой улыбкой, которую обожала Настя. Он добился своего — сведя проблему к частностям, фактически получил согласие жены в главном.

— Настюшенька, как ты скажешь, так и сделаем. Ты права — исходить нужно из того, как тебе будет удобнее. С твоей мамой тебе, конечно, будет легче, чем с моей, в этом ты права. Значит, решили?

— Да мы-то с тобой решили, — невесело усмехнулась Настя, — вот только маму мы забыли спросить.

— Ну-у-у, малыш, — протянул Игорь, — ты же у меня умница, сумеешь обо всем договориться. Нужно только подумать, как это лучше все Елене Павловне сказать. Ладно, это позже, успеем еще до завтра решить. И, Настя, вот еще что — у тебя завтра утро свободно?

— Да, а что?

— Нужно новую доверенность оформить, у той уже срок истек.

— Хорошо, давай с самого утра и сходим, — покладисто кивнула Настя. — Ох, сколько хлопот с этим переездом будет! Обидно, что ради каких-то шести месяцев придется столько возиться со всем барахлом.

— Ладно тебе, — отмахнулся Игорь. — Какое там у нас барахло?

— Это так только кажется, пока до переезда не дойдет. Учти, будешь мне помогать укладываться, и никаких ссылок на дела!

— Есть, командир! — шутливо козырнул Игорь.

На следующий день Настя подписала Игорю новую доверенность на право распоряжения квартирой от ее имени, а потом отправилась к матери, взяв с собой Никиту. Ей почему-то не хотелось оставлять его у Алевтины Григорьевны.

Она готовилась к нелегкому разговору, но все обернулось иначе. Они с Игорем еще вчера вечером договорились о том, что не стоит сообщать Елене Павловне об истинном положении дел. Настя, собственно говоря, не была против этого. Ей было бы очень сложно объяснить матери то, в чем она и сама не слишком-то хорошо разбиралась. Поэтому решено было не посвящать Елену Павловну в подробности истории с залогом Настиной квартиры. В общем-то мать не имела к этой квартире никакого отношения, она досталась Насте от отца, вернее, от давным-давно умершего деда, которого она совершенно не помнила.

Елена Павловна, как обычно, была рада появлению дочери с внуком и стала немедленно усаживать их за стол. Настя не отказывалась. С утра они с Игорем проспали, и пришлось спешно одеваться и бежать к нотариусу без завтрака — у Игоря опять были какие-то срочные дела. Никиту она на час оставила одного и, вернувшись, попыталась покормить его, но он был не в настроении и капризничал. А теперь у Насти уже начало сосать под ложечкой, да и Никитка с удовольствием уселся за стол в ожидании еды.

— Вот молодцы какие, что зашли. Я как раз с утра пирожков напекла, есть чем вас угостить. Вот, Настенька, с картошкой, это — с капустой, а вон в той тарелке — сладкие. Подожди, Никуша, я тебе сейчас положу. Да сам, сам, знаю, что ты мужичок самостоятельный. На вот тебе тарелочку, вот пирожок, и ешь сам, как большой.

— Я большой! — подтвердил Никита, хватая с тарелки пирожок и немедленно роняя его на пол.

— Ну как не большой! Конечно, большой. Только иди к бабе на руки, я тебя давно не видела, соскучилась, — приговаривала Елена Павловна, пересаживая внука к себе на колени и разламывая для него новый пирожок. Никита хотел было возмутиться таким покушением на его самостоятельность, но отвлекся на вкусный пирожок и, видимо, решил не спорить.

— Настя, а ты чего сидишь, как в гостях? Давай-ка, дочка, чай наливай да пирожки пробуй. Вроде удачные получились. Вот с капустой и грибами, твои любимые, — продолжала хлопотать Елена Павловна.

Насте стало как-то неловко обманывать мать, но еще хуже было бы сейчас начать рассказывать про финансовые дела Игоря. Нет, уж лучше сказать, как они договорились. Так проще, да и маме беспокойства меньше. Как любил говорить Игорь: «Чего не знаешь, о том голова не болит».

— Очень вкусно, — похвалила она пирожки. — Мам, я вообще-то, честно говоря, не просто так пришла, у меня к тебе разговор есть.

— Что-то случилось? — тут же встревожилась Елена Павловна. Она не имела ни малейшего понятия о делах Игоря, но, с тех пор как тот ударился в коммерцию, постоянно чего-то боялась, ждала каких-нибудь неприятностей. Кроме того, ей совершенно не нравилось, как и родителям Игоря, то, что парень бросил институт. Семью, конечно, кормить надо, но ведь от его коммерции никаких денег не видно, с копейки на копейку перебиваются.

— Нет-нет, мама, у нас ничего не случилось, — поспешила успокоить ее Настя и, увидев тревогу матери, твердо решила не говорить ей правды, иначе та вообще с ума сойдет от беспокойства. Вечно ей какие-то ужасы мерещатся. — Просто я вот что думаю… Цены-то все растут, жить все тяжелее. Игорь не может пока с магазина денег брать, сколько нужно, им все в дело вкладывать приходится. На мою зарплату, сама понимаешь, какая жизнь. Вот я и подумала: может, нам квартиру мою пока в аренду сдавать? Хоть какие-то деньги будут. Вот если бы было где пожить…

— Как это — где? — удивилась Елена Павловна. — Я одна в двух комнатах, здесь и живите, если хотите. Это ты, Настя, неплохо придумала, с деньгами хоть немного полегче будет.

— Ой, мамуля, ты у меня золото! — Настя, вскочив, звонко чмокнула мать в щеку. Никита, потревоженный этим, с неодобрением покосился на нее, не выпуская из рук замусоленную половинку пирожка, и вновь с увлечением вернулся к своему занятию.

— Ладно, ладно, не скачи — ребенка напугаешь, — добродушно заворчала на Настю мать. — Ты мне лучше вот что скажи: у Игоря твоего совсем дела не идут? С деньгами-то, я вижу, просто беда у вас?

— Ну, мама, — махнула рукой Настя, — я же тебе только что сказала… Ну не могут они сейчас много с магазина брать, им развиваться надо. Нужно просто потерпеть еще немного. Вот и все.

— Да уж, немного… Ох, Настя, раз уж у Игоря не идет это дело, бросил бы он лучше все это да в институте восстановился, образование получил… А то что же получается — болтается он, ни то ни се.

Настя обиделась за мужа. В конце концов, Игорек старается, как может, все делает для того, чтобы им жилось лучше. Не его вина, что сразу ничего никогда не бывает.

— Мам, ну зачем ты так говоришь! Игорь же старается! Он ведь не бездельничает и не просто так институт бросил. Ну а будет он учиться — что, от этого денег у нас прибавится? Еще тяжелее станет.

— От этого у него диплом прибавится и образование. Сейчас, вон посмотри, без диплома на работу вообще не устроишься, — резонно возразила Елена Павловна.

— Мама, но ему же никуда и не нужно будет устраиваться, он сам на себя работает, — защищала Настя мужа. — Вот ты всегда так! То замуж я слишком рано вышла, то забеременела слишком рано. Вот ты представь, если бы Никитки сейчас не было?

— Типун тебе на язык, глупая! — шикнула на нее мать. — Ты кислое с пресным не путай. Ну ладно, хватит об этом, вы взрослые, у вас свои головы на плечах. Только как припечет — вы к маме бежите.

Тут Настя уже не выдержала, слишком много на нее навалилось за последнее время проблем. Она вновь вскочила из-за стола, возмущенно заявив:

— Ну и пожалуйста! Если не хочешь, чтобы мы у тебя пожили немного, обойдемся.

— Сядь и успокойся, — твердо одернула ее Елена Павловна.

Настя с детства усвоила, что если мать говорит с ней таким тоном, то не стоит ей перечить — все равно будет так, как она скажет.

Елена Павловна подождала немного и продолжала:

— К Поляковым вы, что ли, жить пойдете? Так ведь Алевтина тебя заездит, ты сама прекрасно знаешь. Так что не психуй. Я тебе все это не потому говорила, что не хочу, чтобы вы сюда переехали, а для того, чтобы вы подумали немного, как дальше жить. Не хочет Игорь учиться — его дело, я в ваши дела лезть не собираюсь. Просто тебе сказала то, что думаю, вот и все.

Насте стало стыдно за свою несдержанность.

— Ну прости, мамуля, я глупость сморозила.

— Вот то-то и оно. Ты доел, Никуша? Ну, иди в комнату, там твои машинки тебя дожидаются, уже соскучились. Иди, поиграй.

Никита сполз с коленей бабушки и деловито затопал в комнату к своим игрушкам, которые Елена Павловна специально не давала ему забирать с собой. Сама же налила себе еще чаю и как ни в чем не бывало спросила у дочери:

— А что ж ты сладкие-то пирожки так и не попробовала? Давай-ка ешь, а то от тебя одни глаза остались.

— Так сейчас модно, — отшутилась Настя, принимаясь за пирожки.

— Так вот, дочка, что я сказать-то тебе хотела. Бабка Варя ведь совсем плохая стала, я письмо от нее позавчера получила.

— Что такое? Она ведь вроде ничего себя чувствовала последнее время.

— Давление скачет. Пишет, голова кружится постоянно, два раза в обморок падала. Я, Настя, хочу на месяц-другой к ней поехать, а то и на полгодика. Поживу в Поповке, огородом займусь, дом в порядок приведу, а то там развалится все. Я теперь человек свободный, пенсию и там могу получать, а там деньги и тратить особо не на что. И вам подмога будет, картошки на зиму плохо ли запасти, и за бабкой присмотрю.

— Ой, мам, а может, лучше бабку Варю сюда, в город, привезти, в больницу на обследование положить или еще что?

— Да разве она поедет? Упрямая же, не уговоришь се. Нет, дочка, поеду-ка я к ней. Вот тебе и все проблемы решены. Живите здесь, а я пока в Поповке поживу, молочка парного попью.

— Это что же получается — мы тебя из собственного дома выживаем? — смущенно спросила Настя.

— Вот глупенькая, — усмехнулась мать, — как раз хорошо получается — есть на кого квартиру оставить. И не городи глупостей. Я послезавтра и поеду, нечего тянуть, и вы перебирайтесь.

И вот теперь, глотая слезы, Настя стояла посреди комнаты с Никиткиной подушкой в руках. Да что же это такое, в самом-то деле?! Она делает все, что может, работает на двух работах, они, в конце концов, живут сейчас в квартире ее матери, а та, которая принадлежит Насте, заложена ради того, чтобы у Игоря были деньги на его проклятый магазин! А он устраивает ей эти истерики из-за куска колбасы! Опять началось все сначала — нехватка денег, скрытность Игоря, его поздние возвращения домой. Она даже не знает, что там творится у него в магазине и скоро ли снова можно будет переехать в свою квартиру. Прошло уже почти полгода с того времени, как Игорь продлил этот кредит, пора уже его возвращать, а может ли он это сделать, и не придется ли снова его продлевать?

Настя твердо решила прямо сейчас пойти и спросить об этом у мужа. Но тут хлопнула дверь — Игорь ушел, не попрощавшись с ней. Уже не в первый раз. Нет, нельзя на него обижаться, он много работает, старается для семьи денег заработать, устает, нервничает. Нужно успокоиться и собрать Никитку в садик. Сегодня она заберет его пораньше — тренировка назначена на час, поскольку сейчас школьные каникулы, а в четыре она уже сможет зайти за сыном.

А завтра ей идти на работу в этот самый садик. Очень удачно получилось, что удалось устроиться так, что Никита был в том же садике, все-таки побольше на глазах, под ее собственным присмотром. Хоть он и хорошо сейчас себя чувствует, но нельзя забывать о том, что за ним нужен глаз да глаз, чтобы не перенапрягался. Впрочем, Наташе вполне можно доверять. Насте повезло — в садике работала очень приятная девочка, приблизительно ее ровесница, и Настя с Наташей сразу подружились. Настя вообще-то редко так быстро сходилась с людьми, была довольно замкнутой, но с Наташкой было так легко, как будто она знала ее давным-давно. И Никитке она сразу понравилась, а для Насти это было серьезным критерием ее отношения к людям. В те дни, когда она сама в садике не работала, Наташа вполне справлялась с ее упрямым чадом. Надо бы сегодня напечь печенья, Никитку с Игорем побаловать и завтра с собой в садик захватить для Наташи. Она сладкоежка и всегда приходит в восторг, когда Настя приносит с собой что-нибудь вкусненькое, а сама учиться печь наотрез отказывается. Говорит, что самой печь неинтересно.

Настя улыбнулась и отправилась на кухню, откуда уже послышался нетерпеливый голосок сына:

— Мам, ты где?

— Иду, Никуша, иду! Подожди минутку, сынок, сейчас завтракать будем.

Покормив сына, Настя стала собирать его в садик. Он уже стоял в свитере и теплых брючках, когда внезапно раздался телефонный звонок. Господи, кому это так не вовремя приспичило?

Она с досадой сняла трубку. Женский голос, назвавший ее по имени, сначала показался ей незнакомым.

— Кто это?

— Нехорошо одноклассниц не узнавать! Это Лена.

Ах да — это же действительно немного хрипловатый голос Ленки Шепитько. Или она уже Гусева? Они с Ленкой по старой памяти перезванивались, но довольно редко. В последний раз Ленка звонила с полгода назад.

— А я тебе звонила, звонила, никто к телефону не подходит, решила сюда звякнуть, у твоей мамы узнать, куда ты подевалась, — трещала Ленка, совершенно не заботясь о том, слушают ее или нет.

— Да, мы пока у мамы живем, — сдержанно ответила Настя, не вдаваясь в подробности.

— Вы все, что ли?

— Что за дурацкий вопрос! — возмутилась Настя. — Естественно, все.

— А-а-а, — протянула Шепитько. — А я подумала…

Насте стало как-то не по себе от ее многозначительного тона. С чего это Ленка задает такие странные вопросы?

— И что же ты подумала? — осведомилась она как можно более равнодушным тоном.

— Нет, так… Ты знаешь, я вчера Елагину видела, она замуж вышла, представляешь?

— Представляю. А что особенного-то? Ты, кстати, еще Гусевой не стала?

— Нет пока, — хихикнула Ленка. — Это у нас на лето запланировано. Так вот Елагина мне и говорит…

— Да ну ее! — прервала Настя бывшую одноклассницу. — Ты лучше мне скажи, что ты такое подумала.

— А что я подумала? — то ли не поняла Ленка, то ли не захотела отвечать.

— Не придуривайся! Почему ты спросила, все мы тут живем или нет?

— Ну, может, тесно всем вместе или еще что-нибудь…

— Ленка, не увиливай.

— Ну ладно… В общем, Насть, только ты не подумай чего-то такое, только мой Гусев твоего Полякова в кабаке с какой-то девицей видел. Рыжая, говорит, и ноги от коренных зубов.

— Ну, мало ли… — протянула Настя. — Может, у него какие-нибудь дела с ней.

— Ага! С такими только одно дело может быть! Да он и не один раз с ней засветился.

— А откуда твой Гусев знает? Он что, по кабакам без тебя шляется? — поинтересовалась Настя машинально.

— Вот еще, — пренебрежительно отвергла Ленка такую мысль. — Он же калымит на отцовской машине по вечерам, а в этом ресторане у него знакомый работает, вот Серый туда и забегает кофейку выпить на халяву. Только он к твоему Полякову даже не подходил. Я уж отругала его за это, а он сама знаешь, какой лопух — говорит, неудобно как-то. А я ему говорю…

Настя еще некоторое время безучастно слушала поток слов, лившийся ей в ухо из телефонной трубки, совершенно не понимая их смысла, как будто Ленка говорила на незнакомом языке. Потом она ровным тоном произнесла:

— Извини, Лен, мне сына нужно в садик вести. Спасибо, что позвонила.

Она медленно опустила трубку, не обращая внимания на то, что из нее еще доносилось какое-то бормотание, и сползла спиной по стенке коридора, присев на корточки. «Игорь?! Не может быть! Вранье! Или случайность, ошибка, Гусев обознался… Но он его видел не один раз, невозможно не узнать своего одноклассника, если видишь его два раза подряд. Да, все сходится… Он приходит поздно, не говорит ничего о своих делах, постоянно злой, огрызается на меня. Ну хорошо, я ему надоела, хотя это чудовищно, а Никита? Как же Никита? Он что, тоже ему надоел? Или Игорь просто решил, что я ничего не узнаю и все будет по-прежнему? Нет, нет, этого просто не может быть! Игорь не может так поступить, он любит нас. Любит? Да я уже не знаю ничего, любит он меня или нет. Наверное, уже нет… Он же на меня почти не обращает внимания в последнее время, да и дома его не видно. А почему же тогда он не уйдет? Из-за сына? Но он его почти не видит…»

Все эти мысли путались в Настиной голове, оставляя лишь ощущение большого, непереносимого несчастья. Из оцепенения ее вывело лишь прикосновение детской ручки к своей щеке и отчаянный голос Никитки:

— Мама! Мамочка! Не плачь, мама… Мама, почему ты плачешь, ты ушиблась? Дай я тебе подую…

С трудом приподняв руку, ставшую почему-то очень тяжелой и непослушной, Настя провела ею по лицу и поняла, что оно мокро от слез. Она плачет? Странно, почему она этого не ощущает? Внезапно ей пришла в голову нелепая мысль. Она вспомнила, как единственный раз в жизни ей дергали зуб и как после укола онемела щека. Было очень занятно трогать ее. Пальцы ощущали прикосновение, а щека — нет. А теперь она вся как будто после такого укола, под анестезией. И действительно, совсем не больно… Только какое-то отупение и безразличие ко всему.

Тряхнув головой, Настя заставила себя встать с пола и успокоить разрыдавшегося малыша. Надо отвести Никиту в садик, а потом вернуться домой и спокойно подумать.

В садике к ней тут же кинулась встревоженная Наташа:

— Насть, что случилось? На тебе же просто лица нет!

— Да все нормально, Наташа, я просто чувствую себя неважно. Вот сейчас в аптеку за «тампаксом» забегу — и домой, отлеживаться.

Наташа недоверчиво покачала головой, но приставать с расспросами не стала, лишь поторопила Никиту:

— Ну-ка, Никита, раздевайся — и в группу. Ты что рот разинул? Смотри, так и варежку проглотить недолго, будешь искать потом. Настя, а ты не забудь витаминов каких-нибудь купить себе, а то совсем расклеишься. Ты до дома-то дойдешь?

— Куда ж я денусь! Не беспокойся, Наташка, я в порядке.

Насте удалось достаточно убедительно изобразить не то что бы жизнерадостность, но хотя бы более или менее пристойное самочувствие и отделаться от Наташки. Придя домой, она, не раздеваясь, прошла в комнату и упала в кресло. Посидев так несколько минут, она принялась обшаривать квартиру и наконец с торжеством извлекла наполовину опустошенную пачку сигарет из-за хлебницы. У Игоря была привычка совать свои сигареты куда попало, чтобы при случае их найти. Теперь Насте почему-то захотелось закурить, хотя весь ее опыт курильщицы ограничился несколькими тошнотворными затяжками еще классе в пятом. Теперь же она вытряхнула сигарету из пачки, чиркнула спичкой и лихо затянулась. Против ее ожидания, ощущения были довольно приятными. Как показалось Насте, каждая следующая затяжка приносила ей долю спокойствия, которое ей сейчас было совершенно необходимо.

Ткнув в пепельницу недокуренную сигарету, Настя пошарила в кухонном шкафу и обнаружила там остатки растворимого кофе, который берегла на те случаи, когда Игорь опаздывал на работу и ему некогда было ждать, пока заварится чай. Теперь она рассудила, что беречь кофе незачем, и она вполне может побаловать себя.

Пока закипал чайник, Настя все же решила раздеться. В самом деле, она дома, никуда пока не собирается, не сидеть же ей тут в куртке, да еще и в грязных ботинках.

Раздевшись и налив себе чашку кофе, она с ногами пристроилась на кухонной табуретке и нерешительно взглянула на пачку сигарет. Потянулась было к ней, потом виновато отдернула руку, а секунду спустя решительно закурила вновь. Черт возьми, а почему бы и нет, если ей это необходимо?! Игорю не нравится, когда женщины курят? Теперь это ей безразлично.

Как Настя ни храбрилась, она все равно не могла равнодушно отнестись к мысли о том, что Игоря видели с другой. Но теперь это известие уже не доставляло ей такой боли, как сначала. Отхлебывая мелкими глотками обжигающий кофе и затягиваясь табачным дымом после каждого глотка, она почувствовала, что способна рассуждать более-менее здраво.

Настя чувствовала, что, несмотря на шок от такого известия, подсознательно она ждала чего-то в этом роде уже давно. Поведение Игоря было довольно странным, но она просто не хотела этого замечать. Правда, не исключено, что он действительно просто очень занят и нервничает из-за своей работы, а рыжая девица (она почему-то казалась Насте похожей на певицу Машу Распутину, хотя та и не была рыжей) — это просто какая-то случайность, дурацкое совпадение или еще что-нибудь такое. В общем, ясно одно: нельзя делать никаких выводов, не поговорив с Игорем. Вот он вернется сегодня вечером, и она все выяснит.

Несмотря на благие намерения быть спокойной, Настя все-таки настолько плохо выглядела, когда явилась в спортшколу, что Сергей Сергеевич прогнал ее домой.

— Что это с тобой, красавица моя? Ты сама на себя не похожа! — строго спросил он ее.

— Да что-то чувствую себя неважно, — вновь отговорилась Настя.

— Ну и нечего тогда тебе тут делать сегодня. Иди домой, лечись, отдыхай, а с твоей группой я сам позанимаюсь. Заодно и проверю, чему ты их научила. Мне все равно нужно контрольные занятия проводить, вот и катись.

Игорь пришел часов в одиннадцать. Настя вышла в коридор встретить его и ощутила явственный запах спиртного.

— Ты что, на работе выпивать стал? — спросила, она его.

Игорь привычно огрызнулся:

— Пива с ребятами выпили, ну и что?

— Разбогател? — ехидно поинтересовалась Настя.

Муж не ожидал от нее такого и слегка опешил от непривычного топа.

— Угостили, — коротко ответил он.

— А что ты так поздно? — не отставала Настя.

— Дела, — бросил Игорь, слегка отстранив се, и прошел в комнату.

Настя твердо решила не оставлять его в покос.

— Игорь, я вот давно хочу тебя спросить, — миролюбиво начала она, — какие дела могут быть в такое время? Все конторы уже закрыты, магазин ваш наверняка часов в семь закрывается, так что же это за дела?

Игорь возмущенно взглянул на Настю и слегка повысил голос:

— Мало ли какие могут быть дела! С нужными людьми встретиться, переговорить, например. Тут уж время разбирать не станешь, рано или поздно. А ты, раз уж ни черта не смыслишь, так и не лезь.

Он явно рассчитывал на то, что его тихая Настя, как всегда, после резкого окрика уйдет в себя, как улитка, и не будет больше приставать к нему с расспросами. Но сегодня вечером он просто не узнавал жену.

— Не кричи, ребенок спит, — строго сказала она ему. — И будь любезен, скажи мне — та рыжая девица, которую ты водишь по кабакам, и есть самый нужный человек?

— Да что за чушь? — возмутился Игорь. — С чего ты взяла такую ерунду?

Это возмущение было таким неестественным, что Настя все поняла. Последняя надежда растаяла.

Игорь вскочил и, выйдя в кухню, нервно закурил. Настя последовала за ним. К своему изумлению, она почувствовала даже какое-то облегчение — наверное, потому, что близился конец той лжи, в которой она жила в последнее время, не понимая этого.

— Дай мне сигарету, — спокойно попросила она, как будто это было в порядке вещей.

Муж оторопело уставился на нее:

— И давно ты куришь?

— С сегодняшнего дня. Дай сигарету.

Игорь протянул ей сигарету и чиркнул зажигалкой. После этого Настя все так же спокойно произнесла, глядя ему прямо в глаза:

— Игорь, не лги мне. Ты видишь сам, что у тебя это сейчас плохо получается. Не нужно лишнего вранья.

Взглянув на жену, Игорь внезапно увидел перед собой не ту Настю, которую он знал с седьмого класса, — тихую, застенчивую, покладистую. На него смотрел совершенно другой человек, и человек этот, как ясно понял Игорь, видит его насквозь. Он немного подумал, а потом, решившись, пожал плечами и небрежно проговорил:

— Ну что ж, тем лучше…

— Что лучше? — не поняла Настя.

— Лучше, что все так заканчивается. Я устал от этой бесконечной нервотрепки, от того, что ты непрерывно требуешь от меня денег.

От такого заявления Настя просто растерялась.

— Разве я требую? Я же не на себя их, в конце концов, трачу! Кроме того, я тоже работаю.

— Ну и что? Кому нужна твоя грошовая зарплата. У меня проблемы, ты понимаешь, серьезные проблемы.

— Какие?

— Какая разница, если от тебя все равно толку никакого. Ну кто ты есть? Грошовый тренер. Да и семья у тебя, надо сказать… Ни денег, ни связей. А я тут крутись один, как белка в колесе, и помочь некому.

— Хорошо, — тихо сказала Настя. — Ты можешь отправляться туда, где есть кому тебе помочь. Если, конечно, такое место есть.

— Да, к твоему сведению, есть! — прошипел Игорь. — И пойду! И прямо сейчас пойду!

— С ребенком попрощаться не хочешь?

— А вот ребенка ты не трогай! Нашла чем прикрываться. С сыном я решу вопрос, можешь не сомневаться, только чуть попозже. Все, поговорили.

— Да, похоже, это действительно все, — задумчиво произнесла Настя.

В течение следующего получаса она не двинулась с места, безучастно слушая, как мечется по квартире Игорь, лихорадочно запихивая в большую сумку свои вещи. Наконец он закончил свои сборы и остановился в дверях кухни, глядя на жену.

— Ну, что ты молчишь? — спросил он нервно.

— А мне нужно что-то сказать? — равнодушно осведомилась она.

— Честно говоря, я не думал, что тебе так легко будет со мной расстаться.

— А кто тебе сказал, что это легко?

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Нет, не все. Ключи не забудь оставить.

Игорь круто повернулся, со звоном швырнул на столик под зеркалом ключи, схватил сумку и почти выбежал из квартиры, не забыв громко хлопнуть дверью.

Настя держалась до последнего, но после того, как захлопнулась дверь, отрезав от нее всю прежнюю жизнь, ее прорвало. Она никогда не думала, что можно так плакать…

Через час она заставила себя немного успокоиться. Ведь так и сердце может не выдержать, с кем же тогда останется Никита? Сейчас нужно думать не о себе, а только о нем. Настя налила себе еще кофе, закурила еще одну сигарету из забытой Игорем пачки. Вспомнила золотое правило Скарлетт из своей любимой книги «Унесенные ветром»: «Я не буду думать об этом сегодня». Теперь ей нужно будет говорить это себе каждый день, и, возможно, когда-нибудь она снова начнет жить. Растает тот холод, который сейчас сковал ее. Может быть…

Еще неделю она каждый день ждала звонка в дверь по вечерам. Умом Настя понимала, что ждать ей нечего, но все равно невольно прислушивалась к шуму подъехавшего лифта. Потом она начала понемногу приходить в себя. Ей необходимо было найти Игоря, чтобы выяснить, как дела с ее квартирой и когда он отдаст взятый под нее кредит, чтобы можно было вернуться к себе домой. Не вечно же мать будет в Поповке жить. Правда, сейчас Насте удобнее было бы пожить с мамой, было бы на кого Никиту оставлять, но все равно этот вопрос необходимо было решать. Да, наверное, и о разводе нужно будет договориться.

Она еще несколько дней оттягивала встречу с Игорем. Не хотелось вновь причинять себе боль, из острой уже превращавшейся в тихую, ноющую. Кроме того, ее не оставляла надежда, в которой она сама себе не признавалась, на то, что Игорь все-таки вернется. А если разводиться, значит, прощай все надежды. Однако раздавшийся как-то раз утром телефонный звонок заставил ее броситься на поиски мужа — точнее, уже почти бывшего мужа.

Незнакомый мужской голос весьма неприязненным тоном осведомился, где Игорь Поляков.

— Я не знаю, — сухо ответила Настя, не желая вдаваться в подробности. Мало ли кому мог понадобиться Игорь, его дела ее теперь совершенно не касаются. Но тут-то она как раз ошибалась.

— Нет, дорогая моя, как раз вы-то и должны знать, — насмешливо отозвался незнакомец. — Вы ведь его жена, не так ли?

— Нет, не так. Я его бывшая жена, и он здесь больше не живет.

— Шустрый малый, ничего не скажешь. Везде нагадить успел, змееныш! Так, дорогая моя, вы мне его быстренько разыщите. Очень мне ваш муженек, или там бывший муженек, нужен.

— Понятия не имею, где он может быть. Что ему передать, если он позвонит?

Ее собеседник отчетливо выругался и заявил:

— Передай ему, солнышко, что за такие штучки без головы остаться можно очень легко.

— Господи, да в Чем дело? — перепугалась Настя.

— Дело в том, что твой Игорек умудрился продать уже заложенную квартиру. Теперь тот человек, который ее купил, попал на свои деньги, а он этого очень не любит. Кроме того, Игорь и так ему был должен приличную сумму, так что лучше бы ему побыстрее появиться. Подсуетись, найди-ка его.

— Но я правда не знаю, где он может быть, — пролепетала Настя, и тут ее осенило: — Да ведь его можно в магазине увидеть! В магазине «Автозапчасти» на Петровской улице, на углу Петровской и Лермонтова!

Незнакомец на эту информацию отреагировал как-то странно. Хмыкнув, он буркнул:

— В каком магазине, дурочка? Ладно, найди его и передай, что я сказал.

Настя еще немного подержала в руке телефонную трубку, потом положила ее и начала судорожно одеваться. Она страшно испугалась за Игоря — голос у звонившего был крайне неприятным и угрожающим. Сообщить в милицию? Но что она скажет? Как она вообще докажет, что ей кто-то звонил? И кроме того, Игорю это может вовсе не понравиться. Уже понятно, что он снова влип в темную историю. Нет, нужно срочно бежать в магазин и предупредить Игоря. Не чужой ведь человек, не может она спокойно сидеть, когда ему грозит опасность. Хорошо, что Никиту она уже отвела в садик, а на тренировку ей еще только через два часа. Сейчас она как раз успеет доехать до Петровской, а потом прямо оттуда отправится на работу. Если Игоря не окажется на месте, она передаст записку через Виктора.

Троллейбус подошел почти сразу. Настя в нетерпении стояла на задней площадке. Не хотелось даже садиться, хотя свободные места были, час пик уже прошел. Выскочив на Петровской, она бегом полетела к пятиэтажному зданию, в цоколе которого и находился магазинчик Игоря с Виктором. Настя была здесь два или три раза с Игорем и дом узнала сразу. Вот он, серый, с массивными балконами, а вот и вход в магазин. Стоп! Что это? Почему над входом нет вывески «Автозапчасти», а окна замазаны побелкой?

Настя вошла внутрь и увидела голые ободранные стены, кучи песка на полу, стоящие в углу рулоны линолеума — словом, классическую картину разгара ремонта. Двое мужиков в рабочих робах сосредоточенно что-то делали в углу.

— Простите, — обратилась к ним Настя, — тут был магазин автозапчастей, а куда он делся?

— Да хрен его знает, — буркнул пожилой рабочий. — Наше дело — ремонт.

Второй, помоложе, увидел, что с вопросом к ним обращается молоденькая симпатичная девушка, оторвался от своего занятия и наморщил лоб.

— По-моему, он с месяц назад закрылся. Вроде так мы слышали, а, Петрович?

— Вроде, — буркнул мрачный Петрович. — Ты, Сашка, работать будешь или языком молоть?

— Ой, еще минуточку, — взмолилась Настя. — А вы не знаете, он совсем закрылся или переехал в другое помещение?

— Да говорят, закрылся, — сжалился над ней Петрович. — Вроде как прогорели они. Так что, девушка, ищите запчасти в другом месте.

Как утверждает медицинская статистика, на время новогодних и рождественских праздников приходится огромное количество самоубийств и тяжелых депрессий. Это, наверное, неудивительно. Под Новый год каждый вольно или невольно начинает подбивать какие-то итоги, и, если они оказываются неутешительными, слишком велик бывает контраст между всеобщей радостной предпраздничной суетой и собственными невеселыми мыслями.

Приближался Новый год, а Настя никак не могла выйти из какого-то тупого оцепенения. Жизнь была тусклой и какой-то ненастоящей, Настя смотрела на нее, как сквозь мутное стекло. Она машинально играла с Никитой, готовила еду, ходила на работу — и в садик, и в спортшколу, но все это делала совершенно машинально, как зомби. Правда, на людях она старалась не подавать виду, что у нее что-то случилось. Так, плохое настроение, и только. Впрочем, она никогда не была особенно общительной, и ее обычная сдержанность теперь служила ей хорошей защитой от чужого любопытства.

Конечно, и Наташка, и Сергей Сергеевич, узнав, в чем дело, искренне ей посочувствовали бы, но Насте не нужно было ничье сочувствие. Окружающие знали лишь то, что она разводится с мужем, вот и все. Настя отгородилась от всего мира, твердо решив для себя, что создаст для себя и Никиты собственную маленькую крепость, куда не пустит больше никого. И больше никаких принцев! Возможно, принцы эти и существуют — добрые, веселые, а главное, надежные и честные, — но рисковать Настя больше не намерена. Хватит с нее одного превращения рыцаря без страха и упрека в лживого предателя. Больше она просто не выдержит.

Ситуация, в которой она оказалась, была действительно малоутешительной. Настя прекрасно понимала, что заварил всю эту кашу Игорь, но винила немного и себя. Нельзя было слепо доверять ему и быть такой наивной, нужно было лучше соображать. А теперь ее квартира, как выяснилось, уже ей не принадлежит. Игорь так и не смог отдать кредит и в результате, чтобы спасти свою шкуру, добровольно оформил все бумаги на передачу ее за долги в собственность кредитора. Он побоялся сказать об этом Насте и сделал все за ее спиной, благо у него была доверенность от нее. Самое страшное заключалось в том, что теперь Настя не знала, где через два года брать денег на операцию Никите. Она мысленно давно рассталась со своей квартирой, твердо решив продать ее, чтобы оплатить операцию. А где теперь брать эти деньги? Мысль об этом приводила ее в такое отчаяние, что, побоявшись действительно двинуться умом от постоянного бега мыслей по безнадежному кругу, Настя запретила себе на ближайшее время думать об этом. Нужно пока решать текущие проблемы и сосредоточиться на них.

Новогоднюю ночь Настя провела в полном одиночестве, если не считать мирно спящего Никиты. Он уже побывал на елках в детском саду и в одном из городских театров и то, что дома особого веселья не устраивали, воспринял совершенно спокойно. Он попрыгал с Настей возле елки, нашел под ней завернутую в красивую шуршащую бумагу полицейскую машинку с мигалкой и остался вполне доволен праздником.

Родители Игоря предлагали Насте «подкинуть» им внука на новогоднюю ночь, чтобы она могла пойти куда-нибудь, но Настя отказалась. Наташка усиленно приглашала ее к себе, но Насте совершенно не хотелось никого видеть, и уж тем более делать вид, что она беззаботно веселится. Наташка, как только узнала о том, что Игорь ушел, тут же начала сватать Насте бесчисленных женихов, и теперь, если идти к ней, она наверняка притащит кого-нибудь из приятелей своего Кости и будет стараться оставить его с Настей наедине.

Она испекла торт и приготовила пару салатов. Теперь, в начале двенадцатого, ставя все это на столик в комнате, Настя поняла, что, не задумываясь, приготовила любимые салаты Игоря, один — с крабами, другой — с тертым сыром, морковью и яблоками. Достала из холодильника бутылку шампанского, поставила на столик один фужер, одну тарелку, положила одну вилку… Посмотрев на это, Настя всхлипнула и отвернулась. «Надо, наверное, переодеться. Странно встречать Новый год в халате». Настя решила, что особенно наряжаться тоже глупо, и ограничилась тем, что надела темно-розовый облегающий джемпер и узкие черные брюки. Подумав, решила остаться в домашних тапках.

В половине двенадцатого Настя устроилась в кресле перед накрытым журнальным столиком и внимательно уставилась в экран телевизора. Где-то в студии люди веселились, шутили, танцевали, весело смеясь и осыпая друг друга дождем конфетти и лентами серпантина. Глядя на это веселье, Настя почему-то подумала, что на самом деле все это происходило еще в начале декабря или даже в ноябре, а сейчас там, где происходил весь этот праздник, темно и пусто. Эта мысль расстроила ее еще больше, и Настя заставила себя внимательно прислушиваться к репликам юмористов. Да, наверное, это действительно смешно…

Она положила себе на тарелку немного салата, вяло поковыряла его вилкой и подпрыгнула от телефонного звонка. Схватив трубку, Настя почти прокричала в нее:

— Да! Я слушаю!

— Катюша, привет! — раздался нестройный хор веселых голосов, перебивающих друг друга. — С Новым годом и тебя, и Сережу. Где он там?

— Вы ошиблись номером, — сухо перебила Настя и положила трубку.

Она почему-то совсем расстроилась после этого звонка. «Странно… Неужели я ждала, что позвонит Игорь? Или даже придет? Ну, собственно, и что? Ну вот если представить, что он сейчас войдет в эту дверь и скажет, что он решил вернуться — смогу ли я жить с ним, как и раньше? Не зная, когда и как он снова вляпается в дерьмо, а самое главное — когда он втянет в это дерьмо меня? Да дело даже не в этом. Из любой ситуации нужно выбираться вместе, если люди действительно друг друга любят, а не сбегать как крыса. Нет, он мне уже не нужен, — раздумывала Настя, глядя, как на экране телевизора появился циферблат кремлевских курантов. — Ой, а что ж я сижу как дура — сейчас уже двенадцать пробьет!»

Настя обернула салфеткой бутылку шампанского и стала неумело раскручивать проволочку на пробке. К двенадцатому удару часов она не успела, и шампанское себе налила минутой позже. Подняв фужер, она вежливо сказала сама себе «Ваше здоровье» и выпила шампанское залпом, немедленно налив еще. «Водки надо было купить, а не шампанского», — промелькнула у нее мысль, удивившая ее саму. Допив второй бокал, Настя приняла твердое решение взять себя в руки. Вместо водки она накапала себе валерьянки, еще немного посмотрела телевизор и отправилась спать. Новый год начался, и Настя искренне надеялась, что он будет лучше предыдущего, — хотя бы потому, что хуже уже некуда.

После праздников расслабляться ей было некогда. Садик работал как обычно, а в спортшколе готовились к областным соревнованиям, и тренировки шли в усиленном режиме, благо наступили зимние школьные каникулы. Теперь Настя занималась с новой группой, у нее были девчонки лет десяти. Эту группу она вела с самого начала, ей было очень интересно обучать своих пигалиц азам обращения со стрелковым оружием, правильной разминке, объяснять, зачем нужны нелегкие и на первый взгляд ненужные упражнения физподготовки. Учить всегда интереснее, чем переучивать, и Настя занималась со своей группой с огромным удовольствием. Правда, девчонки еще с трудом могли удержать в руках оружие, но все равно Насте нравилось показывать им, как это удобнее делать, рассказывать о собственных ошибках и о том, как их избежать.

— Так, так, Лена, почти правильно стоишь. Носочек правый немного разверни. Да, хватит. Теперь расслабь ногу — можешь? Значит, правильно встала. Теперь плечо выдвинь немного вперед, чувствуешь, как нагрузка уменьшилась, легче стало? Вот, молодец!

Много радости доставляла ей и возня с малышами в садике. Их чистые, радостные мордашки, доверчиво смотревшие на нее, казалось, немного облегчали боль в душе. А дома она возилась с Никиткой, начала учить его читать. Сын прекрасно запомнил все буквы и узнавал их безошибочно, но складывать их в слоги у него пока не получалось. Настя не заставляла его, понимая, что все придет со временем, и Никита не терял вкуса к их веселым занятиям.

Настя начала привыкать к своей новой жизни, в которой были лишь забота о Никите и работа. Но недели через две после Нового года ее охватило странное беспокойство. Она не могла понять, в чем дело — ведь никакими звонками ее больше не беспокоили. Но вскоре у нее появилось ощущение, будто за ней кто-то постоянно наблюдает. Во время тихого часа в детском саду, когда они с Наташей могли спокойно попить чайку и поговорить, Настя, двигая по столу чашку с чаем и внимательно глядя на нее, а не на подружку, сказала:

— Наташка, ты знаешь, мне кажется, что за мной кто-то наблюдает.

— Ты что, серьезно, что ли? — засмеялась она.

— Да я и сама не знаю, серьезно или нет. Понимаешь, мне постоянно кажется, что на меня кто-то смотрит.

— Это у тебя на нервной почве. Такое, кстати, от одиночества бывает, — утешила Настю подруга. — И дома тоже смотрят?

— Нет, дома все нормально. И на работе тоже. А вот на улице…

Наташка не долго думая сделала вывод:

— Значит, у тебя завелся тайный поклонник. Только он застенчивый и не решается подойти. Ты никого подходящего не замечала?

Настя только рукой махнула:

— Опять ты за свое! Какие там тайные поклонники! Хватит ерунду говорить.

Но Наташа упорно гнула свою линию:

— Вот для того, чтобы от тайного отделаться, заведи себе явного, и все будет в порядке. Ну давай я тебя с Костиным другом познакомлю. Его Олегом зовут, такой лапочка… Ну, с Костей я и сравнивать никого не хочу, но этот его друг — просто прелесть. Ну что, согласна?

— Нет, — твердо ответила Настя. — Наташка, ну я ж тебя просила не заводить этих дурацких разговоров. Погоди, по-моему, там кто-то с кровати слез, пойду посмотрю.

Она вышла в спальню, и там тут же раздался ее тихий спокойный голос:

— Ты что, Алеша? Ты уже поспал? Нет, мой хороший, у тебя еще глазки спят, я же вижу. Давай-ка, ложись в кроватку, а я рядом с тобой побуду.

Больше к этому разговору они не возвращались. А на следующий день Настя, выйдя после тренировки из здания спортшколы, заметила в пустынном парке крупную мужскую фигуру. Насколько она смогла рассмотреть сквозь ранние зимние сумерки, это был человек лет сорока в распахнутой дубленке, без шапки. Он стоял в некотором отдалении от входа в школу и посматривал на выходивших.

На следующий день Настя вновь увидела этого мужчину. На этот раз возле детского сада. Совершенно случайно — знакомый силуэт мелькнул в окне.

— Смотри, Наташа, — позвала она подругу, и та сразу же подлетела к окну, — вон тот, видишь, в коричневой дубленке… Это он меня преследует!

— Преследует! — передразнила Наташа и, вглядевшись, разочарованно произнесла: — Ничего примечательного.

Настя уже решилась подойти к нему и спросить, что ему здесь нужно. Накинув полушубок, она вышла из садика, и в этот момент ее решимость исчезла. Человек равнодушно скользнул по ней взглядом, не задержав его на Насте, и стал внимательно вглядываться в выходящих. «Ну подойду я сейчас к нему, спрошу, кто он такой, так ведь он меня просто за дуру примет. Наверняка это чей-нибудь папаша — ребенка привел или пришел встретить, вот и все. Наташка права — это действительно у меня паранойя начинается».

Больше она этого мужчину не видела. Да Насте было и не до него — она была слишком занята. Сергей Сергеевич через кого-то из своих знакомых сумел добиться для Никиты бесплатной путевки в детский санаторий, находящийся за городом, в великолепном сосновом лесу. Насте нужно было срочно собрать все необходимые бумажки, кое-что купить Никите из одежды и игрушек. В общем, хлопот хватало.

Конечно, тяжело было расставаться с сыном на целых два месяца, но Настя прекрасно понимала, что такая возможность бесплатно подлечить ребенка в хорошем санатории неизвестно когда еще выпадет.

Никита, против ее ожиданий, принял сообщение о том, что ему придется поехать куда-то без мамы, без лишних слез. Правда, Настя постаралась расписать ему как можно более заманчиво, как там будет здорово, какие там живут хорошие ребята, какие там интересные игрушки. Санаторий этот действительно славился своими прекрасными условиями и хорошими врачами.

— А ты тоже поедешь? — в который раз допытывался Никита у Насти перед отъездом, все еще надеясь, что ее ответ изменится.

— Нет, медвежонок, туда взрослых не берут. Да и кто же здесь работать будет, если я уеду? Я к тебе буду приезжать каждую неделю. Ну все, Никуша, пойдем, а то на автобус опоздаем.

Насте было не по себе в пустой квартире. Конечно, она частенько бывала дома одна, отведя Никитку в садик, но теперь она знала, что он не появится тут два месяца. Квартира показалась Насте какой-то необжитой, чужой и неуютной, хотя она выросла здесь. «Ладно, хватит хандрить, на работу пора», — строго одернула она себя и стала собираться на тренировку.

На душе у нее было как-то муторно, и надо же было такому случиться, что после занятий она снова увидела того самого незнакомца. Решив не давать воли своим нервам, Настя решительно направилась по заснеженной дорожке к одному из боковых выходов из парка, от которого ближе всего было до остановки ее троллейбуса. Сегодня Настя немного задержалась, ей нужно было просмотреть результаты своих девочек, и все уже разошлись.

Настя шла по парку одна, опустив голову и видя лишь, как мелькают ее коричневые ботинки — раз-два, раз-два. Внезапно за спиной послышался звук шагов. Она, не останавливаясь, резко обернулась и увидела того самого незнакомца. Настя почти побежала, но мужская рука крепко ухватила ее за локоть.

— Не спешите, Анастасия Николаевна. Мне необходимо с вами побеседовать.

Настя приостановилась. По тону, каким были произнесены эти слова, ей показалось, что ее собеседник из милиции. Что, Игорь теперь ввязался в криминал? Но при чем тут она?

— Что вам нужно?

— Ну, пока просто поговорить, — обаятельно улыбнулся незнакомец. Он и впрямь был привлекательным мужчиной, только, на Настин взгляд, староват, не меньше сорока. Но очень эффектный — в дорогой темно-коричневой дубленке нараспашку, с небрежно обмотанным вокруг шеи мягким темным шарфом, высокий, с крупными чертами лица. Его немного портили излишняя полнота и глубокие залысины.

— Вы из милиции? — спросила она.

Мужчина усмехнулся, и лицо его как-то сразу потеряло свою привлекательность.

— Не совсем. Точнее, совсем нет. Анастасия Николаевна, давайте спокойно побеседуем, и я вам все объясню. Может быть, мы поговорим в машине, чтобы не мерзнуть?

— Ну нет, — резко отказалась Настя, — ни в какую машину я с вами не сяду!

— Как хотите, — равнодушно пожал плечами незнакомец.

— Я вообще хочу пойти домой и больше никогда в жизни вас не видеть, — не задумываясь, выпалила Настя.

Мужчина оставался все таким же равнодушным.

— Да пожалуйста. Идите, куда хотите. Если, конечно, вы не думаете ни о себе, ни о своем ребенке.

У Насти подогнулись коленки.

— Что? Что такое? Что с Никитой?!

— Пока ничего, — ответил ей мужчина, выразительно подчеркивая слово «пока».

— Я ничего не понимаю! Господи, что происходит? Кто вы такой, в конце концов, и что вам от меня нужно?

— Ну не могу же я отвечать одновременно на все ваши вопросы. Начнем, пожалуй, с самого простого. Меня зовут Георгий Петрович Власов, и можете мне не говорить, что это вам очень приятно. Обойдемся без формальной вежливости. И пожалуй, я буду называть тебя по имени, ты девочка совсем молодая. — За хорошими манерами Георгия Петровича сквозило что-то совсем иное.

Настя растерянно молчала. Она совершенно не понимала, что это за человек и что он от нее хочет, и боялась его. В то же время его неопределенная угроза была такой недвусмысленной, что просто убежать от него она не решалась.

— Так вот, Настя. Говоря попросту, по-русски, в дерьме ты по самые уши. Твой муженек ухитрился продать заложенную квартиру. Теперь она отошла его кредиторам, а человек, купивший эту квартиру, остался ни с чем.

— А при чем здесь я? — удивилась Настя. — Ведь это он все сделал, а не я, я даже не знала…

— Да это никого не волнует, знала ты или нет. Главное — хозяйкой квартиры была ты, закладывалась и продавалась она от твоего имени, и, стало быть, ты и отвечаешь за все последствия.

— Но как же так! Это же несправедливо! — запротестовала Настя, до которой еще не дошло, что все это происходит на самом деле и говорится всерьез. Она еще не понимала, что все ее предыдущие неприятности — потеря квартиры, уход Игоря — вскоре покажутся ей мелочами вроде сломанного некстати каблука.

Власов посмотрел на нее с каким-то брезгливым сожалением, как смотрит человек на попытки полураздавленного жука еще куда-то ползти.

— А кто говорит о справедливости? Все должно быть правильно, а справедливость тут ни при чем. И кстати, скажи-ка мне, разве справедливо, что человек пошел навстречу твоему Игорю, ссудил ему денег, а тот потом его так кинул?

Настя осмелела от страха и дерзко спросила:

— А что, у этого человека деньги последние были? Ему что, есть теперь нечего? Не думаю!

— А вот это не твое дело! — оборвал ее Георгий Петрович. — В общем, так, красавица моя. Неделя тебе сроку, ищи деньги, где хочешь. В милицию ты, конечно, обратиться можешь, но не советую. Во-первых, тебя же аферисткой и сделают — твоя же квартира то в залог ушла, то продали ее от твоего имени. Афера чистой воды. Ну а во-вторых, у тебя такой пацан симпатичный, жалко же его…

У Насти действительно во время этого разговора уже созрело решение тут же, не заходя домой, бежать в милицию, но тут она поняла, что ни за что этого не сделает. Защитить они не смогут ни ее, ни, главное, Никиту.

— А сколько же Игорь вам должен? — нерешительно поинтересовалась она.

— Ты, красавица, ты должна. Ну, основная сумма плюс проценты…

Тут Георгий Петрович, весело глядя на Настю, назвал ей такую сумму, что она и сама невольно засмеялась. Смех этот прозвучал так неестественно и настолько явно был просто нервным, что Настя тут же оборвала сама себя и поинтересовалась:

— Как вы вообще могли подумать, что у меня может быть такая сумма?

— Ну кто же тебя знает? Может быть, у тебя любовник богатый или еще что…

— Раз вы так хорошо про меня все знаете, значит, в курсе, что никакого любовника, ни богатого, ни бедного, у меня нет!

— Ну так заведи, — отрезал Георгий Петрович. — Все, на сегодня разговор окончен. Я тебя найду дня через три.

Он ушел неспешной походкой. Настя, застыв на месте, смотрела ему вслед, пока высокая плечистая фигура не затерялась в сгустившейся темноте.

Она стояла так, пока не почувствовала, что совсем замерзла. Медленно, пошатываясь, Настя добрела до троллейбусной остановки и почти рухнула на скамейку под стеклянной крышей.

— Пьяная, что ль? — неодобрительно покосившись, отодвинулась от нее толстая пожилая тетка в ярко-малиновом пальто.

— Да вроде не пахнет, — бесцеремонно сунулся к Настиному лицу шустрый дедок.

— Наркоманка, значит, — немедленно сделала вывод толстуха. — Развелось их, приличным людям уже деваться от них некуда. Вы от нее подальше не всякий случай, а то мало ли что…

Настя слышала, как сквозь вату, все эти разговоры, но не испытывала ни малейшего желания объяснить, что она не наркоманка. Какая, собственно, разница, за кого они ее примут?

Подошел троллейбус, и народ устремился к дверям, сталкиваясь и толкая друг друга. Когда маленький штурм закончился, выяснилось, что в троллейбусе остается полно свободных мест. Настя плюхнулась к окну, стараясь держаться подальше от злой тетки, и уставилась в темное стекло, за которым замелькали огни. Ехать ей нужно было долго, и она бездумно смотрела в окно, не видя ничего, кроме собственного отражения.

— Конечная, десятый «Гастроном».

Настя ошарашенно вскочила. Какой «Гастроном»? На ее маршруте нет такой остановки! Она вышла из троллейбуса и стала растерянно оглядываться по сторонам, не узнавая ничего. На какое-то мгновение ей показалось, что она каким-то непостижимым образом оказалась в чужом городе. Лишь минуты через две она сообразила, что села не в тот троллейбус. Теперь придется ждать здесь восемнадцатого, а потом еще пересаживаться на седьмой. Ну и что? Куда ей торопиться? Вот только холодно, но это тоже не важно. Она заболеет воспалением легких и умрет, а Никиту вырастит мама. А если мама не переживет Настиной смерти? Никитке придется жить с родителями Игоря. Нет, вот уж этого не будет! Настя решительно направилась к распахнувшему двери троллейбусу с яркой жизнеутверждающей рекламой пленки «Кодак».

Домой она добралась только через час, замерзшая, как собака, и тут же забралась в ванну. Лежа в горячей воде, Настя заново прокручивала в голове весь сегодняшний разговор и казалась себе участницей съемок какого-то нелепого фильма о криминальной жизни. Ну не может же, в самом деле, так быть, чтобы человек ни с того ни с сего попал в такую ситуацию? «А почему не может? — сурово сказала сама себе Настя. — Ты газеты читаешь хотя бы иногда? Телевизор смотришь? А почему ты думаешь, что все это случается где-то далеко и с другими людьми, а с тобой не может? Ты что, особенная, заговоренная? Нет, это может с любым случиться. Просто кто-то вытянул твою карту, вот и все».

Убедив себя в реальности происходящего, Настя совсем сникла. Что она могла придумать? Обратиться в милицию? Ни за что! Он же ясно ее предупредил насчет Никиты. Она не может рисковать жизнью сына. Да и прав он, наверное, — ее саму же за аферистку примут. Да и не поверит никто, что ей кто-то угрожал, доказательств у нее нет никаких. Ну хорошо, а что тогда делать? Денег таких она никогда в жизни не видела и, конечно, найти не сможет. Позвонить отцу? Для него это тоже немыслимая сумма. Господи, что делать, что делать?!

На следующий день Настя на работу не пошла. Позвонила Сергею Сергеевичу, сказала, что приболела. Наташка позвонила ей сама, выразила желание вечером явиться ухаживать за больной подругой, но Настя решительно отказалась.

— Нет, зачем? Я завтра уже буду в полном порядке. Ты лучше с Верочкой созвонись, чтобы она меня на сегодня подменила, хорошо?

А потом Настя пожалела, что осталась дома. Она металась в поисках какого-то выхода, но его просто не было. Оставалось только самоубийство, но где гарантия, что эти подонки просто по злобе ничего не сделают с Никитой — чтоб другим неповадно было. Она читала о таких случаях…

Через два дня в парке к ней вновь подошел Георгий Петрович.

— Ну что? — спросил он вместо приветствия.

Настя молчала. Что она могла сказать этому человеку?

— Что молчишь-то?

— А что я могу вам сказать? Вы должны понимать, что таких денег у меня просто быть не может.

— Ну и что прикажешь делать? Может, если пацана твоего взять, ты лучше думать начнешь, а?

— Только не трогайте ребенка! — почти закричала Настя. — При чем здесь ребенок?!

— Не ори, дура! — грубо оборвал ее страшный собеседник. — Ну-ка, давай в сторону отойдем.

Настя послушно пошла за ним к беседке, занесенной пушистым снегом. Зайдя внутрь, Георгий Петрович взял ее за плечо сильной рукой и тихо сказал, глядя прямо в глаза:

— Слушай, девочка. У тебя есть один шанс спасти себя и своего пацана. Единственный шанс, учти, и дают его тебе только потому, что жаль тебя, дурочку.

— Какой шанс? — вскинула голову Настя.

— Эти деньги можно отработать.

Настя невесело усмехнулась:

— И что же я могу делать, за что такие деньги платят?

— Можешь, можешь. Иначе тебе бы этот вариант не предлагали. Ты, девочка, можешь стрелять.

Настя все еще не понимала, о чем идет речь.

— Ну и что? Кому это нужно?

— Значит, нужно.

Тут до Насти наконец дошло, в чем дело. Чтобы не упасть, она вцепилась в рукав Георгия Петровича. Он, схватив Настю за плечи, грубо встряхнул ее и вновь поставил на ноги.

— Ты мне тут обмороков не устраивай. Тоже мне, барышня. В общем, так. Либо ты делаешь то, что я скажу, либо прощайся со своим пацаном, поняла?

— Но я же не могу убить человека, вот просто так взять и убить…

— А своего сына ты убить можешь? Ну, выбирай — или он, или та гнида, которая твоего Игорька под долги подставила.

— Как это?

— Атак это, — передразнил ее Георгий Петрович. — Человек, от которого нужно избавиться, — редкостная гадина и аферист. Это он твоего Игоря вокруг пальца, как лоха последнего, обвел. А ты теперь расхлебывай, что он тут заварил. Так что, красавица, если тебе его жалко больше, чем себя или своего пацана, то так и скажи, и разговор окончен.

Георгий Петрович отпустил Настю, отошел на несколько шагов в сторону и закурил. Он молчал, решив не торопить Настю. Словно сквозь сон, она услышала его слова:

— У нас сегодня какое число? Двадцатое? Вот двадцатого, через месяц, я тебя и найду. Думаю, тридцать дней — вполне достаточный срок для того, чтобы ты созрела. И не думай… Даже не думай забирать ребенка из санатория и пытаться его спрятать. Пожалеешь…

С трудом дождавшись выходных, Настя отправилась к Никитке в санаторий. Трехчасовая дорога в «Икарусе» показалась ей бесконечной. Она смотрела в окно, но не замечала ничего вокруг — мелькающие деревья и столбы слились в одну сплошную серую линию, не было ни солнца, ни облаков…

Она пыталась заставить себя не думать о плохом — пыталась, но не могла. Воображение рисовало перед ней картины, одна из которых была страшнее другой.

«Вот сейчас я приеду, а мне скажут… Скажут, что Никиту вчера забрали… Или что он исчез… Или, не дай Бог… Нет!»

Выскочив из автобуса, она тут же поймала такси, даже не попытавшись поторговаться и сбить цену, которая составляла почти четверть ее месячной зарплаты в детском саду. Через пятнадцать минут она уже входила в здание административного корпуса.

— Анастасия… Николаевна? Здравствуйте, — с улыбкой приветствовала ее высокая женщина в сверкающем белизной халате.

— Здравствуйте, Елена Андреевна, — ответила Настя, напряженно всматриваясь в ее глаза, подсознательно пытаясь отыскать в них тревожные знаки. Елена Андреевна Фатулаева была заведующей отделением кардиологии.

— Пойдемте со мной, я как раз в ваше отделение…

— Скажите, а с Никитой все в порядке? — прошептала Настя побелевшими губами.

— С Никитой? — Елена Андреевна обернулась. — С Никитой все замечательно! Пойдемте скорее, он вас уже заждался — знает, что сегодня выходной, значит, мама должна приехать!

Облегченно вздохнув, Настя заспешила вслед за доктором. А через несколько минут уже держала на руках Никитку — живого, здорового, радостно смеющегося.