Пуля вместо отпуска

Глава 13

Как раз к тому времени, когда совещание у Пэндера подошло к концу, у Криппа раздался телефонный звонок. Он разбудил его и заставил выскочить из кровати. Крипп первым делом подумал о Фелле, и это встревожило его.

— Крипп? Это Том!

— Том… который?..

— Который… Фелл, ты, соня. Просыпайся!

— Я уже встал и окончательно проснулся, Том. Я тебе нужен? — Крипп даже наклонился, прижав трубку к уху, словно это могло помочь ему лучше слышать.

— Хочешь видеть лошадь?

— Ты сказал — лошадь?

— Точно! Одевайся, Крипп, и я заеду за тобой в ближайшие двадцать минут.

— Том, сейчас же два часа ночи.

— Я знаю! Увижу тебя самое позднее через двадцать минут. А насчет лошади ты не ослышался. — И прежде чем повесить трубку, Фелл засмеялся, словно и впрямь пошутил.

Пока Крипп одевался, то запоздало подумал, что ему следовало бы поинтересоваться, откуда звонил Фелл. И не мешало убедиться, в своем ли тот уме. Когда человек, досрочно выписавшийся из клиники, звонит в два часа ночи и отпускает шуточки насчет лошади, то… Крипп энергично замотал головой. Он не был уверен, что верно спросонья понял Фелла, и отправился в ванную, чтобы плеснуть в лицо холодной водой. Наверное, ему лучше позвонить Дженис.

Возможно, Фелл действительно дома с Дженис, и тогда все нормально. После холодной воды Крипп подогрел себе кофе. Он стоял в пустой кухне и следил, чтобы он не убежал. Неплохо было бы и перекусить, но… в холодильнике шаром покати. Крипп постоянно ел на стороне и никогда ничего не покупал для кухни, кроме кофе. На кухне он проводил очень мало времени. В гостиной — тоже. Вдоль стен стояла антикварная мебель, точнее у двух стен, так как Крипп использовал гостиную лишь затем, чтобы пройти через нее в спальню. Будучи дома, он обычно сидел на кровати, где стопками громоздились журналы и его альбомы с фотографиями и рисунками, вырезанные из журналов снимки — корабли, горы, деревья… Крипп не знал названий некоторых из них, но питал слабость к деревьям.

Прошло, должно быть, не более десяти минут, когда снизу донеслись звуки автомобильного гудка — Фелл уже прибыл. Крипп одним глотком допил то, что оставалось в чашке, и поторопился вниз. Он проскользнул на сиденье рядом с Феллом и попробовал было разглядеть, как тот выглядит, но машина пулей рванула с места, и Криппу пришлось вцепиться в сиденье, чтобы удержаться на месте. За следующим поворотом ему удалось выпрямиться и оглядеться: Фелл гнал машину за пределы города.

— Захватил сигареты, Крипп?

— Конечно. — Он дал одну Феллу.

Спичка осветила лицо Фелла, оживленное, без малейших признаков недавнего ночного сна. Взглянув на часы, он еще быстрее погнал машину.

— Том, что ты там говорил по телефону?..

Фелл засмеялся, но глаз с дороги не отрывал, и Крипп был только благодарен ему за это.

— Не хочешь ли взглянуть на лошадь или что-то в этом роде?

Крипп закурил и после долгой затяжки произнес:

— Это то, о чем я и подумал после твоих слов.

— Поездка долгая, поэтому и решил… прихватить тебя за компанию.

— А где Дженис?

— Ты же знаешь — Дженис и лошади… Одно к другому не имеет никакого отношения. Дженис спит.

— Если уж на то пошло, Том, то и я не питаю к лошадям слишком теплых чувств. Том, ты не мог бы ехать помедленнее?

— Она начнет работать в четыре тридцать. А на то, чтобы добраться до места, уйдет не менее двух часов.

— Вижу, — обронил Крипп, глядя, как шоссе стремительно несется навстречу.

— Ничего ты не видишь, пока не узришь своими глазами малышку, которая делает нам деньги. Эта лошадь…

— Какая? Уж не Баттонхед ли? — шутливо прервал Крипп.

— А то как же — она!

Фелл явно спятил. Возможно, в другое время он был просто безвредным душевнобольным, умело скрывающим свой недуг, но теперь со своим бзиком насчет этой лошади… Крипп понаблюдал за тем, как Фелл ведет машину, и они начали разговаривать о других вещах. Говорить с Феллом не составило особого труда. Он казался оживленным и довольным. Сен-Пьетро остался уже далеко позади, ему предстояло увидеть свою Баттонхед — вполне нормальное поведение для любого, кто настолько ненормален, чтобы завести собственную лошадь.

Когда небо начало слегка голубеть, они уже были вблизи подножия гор. Некоторые горные пики на расстоянии отражали восходящее солнце, но вся остальная земля пока терялась в сумерках раннего утра. Пошли сосны, и Фелл свернул с шоссе, проехав через маленький городок, где выписывал круги молочный фургон, а затем они вновь выскочили на открытое место. Проехали два ранчо, а потом Фелл свернул к третьему.

Позади него не было никаких конюшен, а всего лишь какой-то сарай. Стоял также пустой кораль, а за ним полоса земли. Крипп увидел гору свежего лесоматериала, который обычно используют для строительства ограждения — такого, какое бывает на треке в девять фарлонгов.

— Они должны быть в бараке, — предположил Фелл. — Хочешь поесть?

Крипп хотел, и они прошли в этот барак.

На длинном столе стояли две тарелки и две чашки. У плиты какой-то мужчина резал лук и складывал в котелок.

— Они вышли, — сообщил мужчина, — минут десять назад. Хотите позавтракать?

Фелл ответил «да». И тут же мужчина принес тарелки с яйцами и кофе, а потом опять занялся луковицами.

Фелл ел очень быстро, глотая горячий кофе так, словно не мог ждать ни минуты, и не отрывал взгляда от сарая.

— Еще яиц? — спросил мужчина.

— Конечно. Нам обоим.

— Они хотят прогнать ее вместе с пони, — сообщил мужчина.

— С какой? Салли?

— Она, кроме Салли, никакую другую пони не желает.

— Я знаю, — сказал Фелл, так как спрашивал лишь для поддержания разговора.

Затем они услышали лошадей: Салли и Баттонхед огибали сарай.

— Взгляни на нее. — Фелл привстал. — Взгляни на нее, Крипп! Разве не прелесть?

Крипп взглянул.

— Но почему ты говоришь «она»? Это же мерин.

— Я их всех называю — она, — ответил Фелл и поторопился наружу к Баттонхеду.

Всадник слез с пони, и обе лошади соприкоснулись носами, словно у них был свой секрет.

— Скажи правду, Крипп, ну разве она не красавица?

— Да, он красавец, — согласился Крипп, ибо должен был признать правоту этих слов.

Маленькая голова горделиво покачивалась, а высокие ноги выделывали короткие танцующие шажки. У мерина была стать породистой лошади, весьма многообещающие задатки и, судя по всему, хорошая родословная.

— Она еще и умница, — подхватил Фелл. — Усек, как прислушивается ко мне?

— Полагаю, что это так, — не стал спорить Крипп.

— А взгляни на ее нос. Когда-нибудь ты видел такой нос, Крипп, который мог бы произносить членораздельные звуки?

— Нет, не доводилось, — вежливо признался Крипп, думая про себя, что тут Фелл зашел слишком уж далеко, поэтому перевел разговор в другую плоскость. — А может он бегать?

— Может ли бегать?!

— Да, знаешь…

— Она может бегать, Крипп! Она рождена для бега, бегать ей привычней, чем ходить. Взгляни только на эту пони! Посмотри, пони вся в мыле!

Крипп увидел, как в прохладном воздухе от пони клубится легкий парок.

— А теперь — на Баттонхед. Есть ли пот?

— Пока нет, — признался Крипп. — Возможно, потому, что он не принимает все это всерьез: привык к дорожкам, вокруг которых простираются луга и поля.

Фелл подарил Криппу взгляд, в котором светилась жалость к профану, и засмеялся. Он обернулся к мальчишке, держащему пони, и спросил, будет ли на следующем этапе гоночный трек, если Баттонхед предстоит хронометраж. Подросток ответил, что следующим на очереди трек, и повел лошадей в сарай.

— Я вижу, Баттонхед делает десять шажков на каждый шаг пони, — заметил Крипп.

Фелл снова засмеялся и пояснил, что лошадь гарцует, чтобы укрепить ноги.

— Возможно, для скачек, где гарцуют… — начал было Крипп, но Фелл оборвал его. Он больше не шутил.

— Кстати, о других скачках! Ну те, о которых ты тогда упомянул при разговоре по пути из клиники. На них на всех полумильные гоночные дорожки. Баттонхед же бегун на одну милю.

Крипп наконец врубился:

— Вот это новости! Они стоят денег.

— И немалых, — огорошил Фелл. — Они стоят всего того, что мне удалось заначить в Сен-Пьетро. — Фелл не пожелал пускаться в дальнейшие объяснения, ибо обе лошади вышли из сарая. На пони был тот же подросток, а небольшой тощий малый оседлал Баттонхеда. Он поздоровался:

— Привет, мистер Фелл!

На что Фелл ответил:

— Как сам, Доминик?

И этого имени, упомянутого Феллом, Криппу оказалось достаточно, чтобы понять, какой перед ним классный жокей. Они проехали дальше, и Баттонхед слегка позвякивал уздечкой. Но сейчас он уже не гарцевал: его поступь напоминала чем-то кошачью походку.

Затем из сарая вышел и тренер — морщинистый мужчина, цвет кожи которого напоминал его же собственные краги, а взгляд и выражение на лице казались полусонными.

— Ну и как? — поинтересовался тут же Фелл, не тратя времени на то, чтобы сначала поздороваться.

— Мы посмотрим, Фелл. — Тренер остановил секундомер в руке. Затем прошел мимо и поплелся следом за лошадьми.

Они последовали за ним, и Фелл пробубнил:

— Этот тип намерен свести меня с ума! Клянусь, в один прекрасный день он добьется того, что у меня поедет крыша!..

Криппу передалась лихорадка Фелла к тому времени, когда они добрались наконец до трека, но затем началась подлинная пытка.

— Пони на круг лишь раз, Доминик. На отметке в три четверти мили начинай вытанцовывать.

— О’кей, мистер Дадли!

Лошади продолжали двигаться шагом.

Прогулка в три четверти мили по треку — это все равно что пешком идти до Китая. Крипп начал в полной мере осознавать это и лишь удивлялся, как Фелл все еще терпит и ведет себя тихо. Дадли тоже вел себя тихо, разве что у него при этом вид был такой, словно он пребывает в полусне.

Фелл наконец не выдержал:

— Мистер Дадли, почему четверть мили до того, как начать хронометраж?

Мистер Дадли! Вот уже второй раз тренера величали мистером Дадли. Сначала — жокей, а теперь, значит, хозяин.

— Ему так больше нравится, по моему разумению, — отозвался тот.

— Смотрите, это же изменит время хронометража между показанным здесь и на реальном гоночном треке. А мне нужна точная цифра.

— Все владельцы нуждаются в точных цифрах, — спокойно ответил Дадли.

Крипп удивился, увидев, что Фелл сдался.

— Три четверти, — объявил Дадли так, словно это его ничуть не волновало.

Баттонхед начал идти гарцуя, тогда как жокей вытянулся на напряженных ногах над лошадью. Затем легкий галоп перешел в мелкий — казалось, лошадь почти не сдвинулась с места. Потом пони уже не оказалось возле чистокровки, а немного погодя пони ушла вперед.

Мистер Дадли потянулся, так, по крайней мере, это выглядело на первый взгляд, но затем вновь продолжил свое шествие по треку. Высокая лошадь неуклонно приближалась; они уже слышали глухой стук копыт, но Дадли продолжал шествие, пока не начало казаться, что он вот-вот упрется в ограждение. Затем тренер, как бы нехотя, поднял руку и остался в таком положении. Баттонхед уже не выплясывал на дорожке, а жокей начал опускаться в седле. Он медленно и плавно опускался на стременах, используя их лишь как опору для тела.

Еще немного, и они наедут на Дадли.

Рука тренера стремительно выбросилась вперед — и жокей гибко, по-обезьяньи изогнувшись, распластался в седле; тренер резко опустил руку, — казалось, ветер от его движения, как от веера, коснулся ноздрей лошади: так близко он от них находился, — и скачка началась.

Аллюр оказался настолько плавным, что Крипп догадался о начале забега лишь по тому, как в воздух полетели комья земли. Они вдруг посыпались густо, как шрапнель, а затем лошадь начала вытягиваться в струну, так как находилась в этот момент на повороте.

Дадли пошел обратно, а лошадь продолжала бег.

— Ну? Да идите же сюда! Выкладывайте… Дадли, а это что? — Фелл спрыгнул со скамьи и вцепился в руку тренера.

Дальше на треке лошадь опять начала вытанцовывать.

— После полумильной отметки несколько ярдов пологого подъема, — пробурчал Дадли.

Жокей опять вытянулся над седлом на напряженных ногах, а пони уже поджидала там, покачивая головой.

— Слишком быстро на отметке в три четверти. Доминик должен научиться тому, какой она может быть беспокойной.

Лошади вновь соприкоснулись ноздрями, в такт покачивая головами.

— А, милая… Бога ради, за сколько была пройдена миля?! — с нетерпением начал допытываться Фелл.

— Миля?.. За минуту тридцать девять и пять десятых.

Фелл, казалось, вздохнул с облегчением.

— Годится! Пресловутая Минди, которую они готовят для скачек, показала время минуту сорок.

— Ее зафиксированное время — тоже минута тридцать девять, — возразил Дадли.

Он продолжал вышагивать к сараю рядом с Феллом, и Крипп изо всех сил старался поспевать за ними.

— Вы это серьезно? Как же тогда мой поверенный не сообщил мне эту цифру?

— Неважно! Баттонхед делает одну тридцать девять. Иногда…

— Иногда, иногда! Послушайте, Дадли… — Фелл забыл про «мистера», — я должен знать, что происходит. Почему эта лошадь не желает…

— Он ненавидит ограждение, — прервал его Дадли. — Делает одну тридцать семь и три пятых секунды, когда бежит в середине.

— Поэтому послушайте, мистер Дадли. Просто дайте ей такую возможность, и пусть она делает это время в середине, в окружении лошадей!

— У барьера быстрее. Эта лошадь сможет делать одну тридцать шесть, если научится бежать возле ограждения.

— Мистер Дадли, смотрите! Видите — я никак не врублюсь. Был бы вполне доволен…

— Эта лошадь близка к тому, чтобы начать думать, ну, совсем, как вы, мистер Фелл, а это конец всему! Я не могу позволить ей думать, — «делайте так, как мне лучше», — если вы понимаете, что я имею в виду. Это отсутствие уверенности в себе… а я никогда еще не видел победителя, который не был бы уверен в своих силах.

— Я схожу с ума! — вырвалось у Фелла. — От этого разговора такое может случиться в любую минуту.

— Мы послушаем, что скажет Доминик. — Дадли остановился возле сарая.

Баттонхед и пони выгуливались возле барака, осторожно переступая ногами; одеяла, накинутые на их спины, слегка приподнимались на ветру. Подросток вел их обеих в поводу, и они старались идти так, чтобы все время соприкасаться носами.

Доминик вытирал шею, когда вышел из сарая. Его лицо осталось чистым лишь там, где прежде были защитные очки, все остальное было покрыто грязью; это делало Доминика похожим на сову.

— Я замедлил его на повороте, — сообщил он, — ему хотелось уйти от заграждения.

— И так было на всей дистанции?

— Лишь на последнем повороте. Он вполне владел собой, особенно на прямой.

— Он, когда в себе, понимает, что от него требуется, — заметил Дадли. — Когда же становится беспокойным, то забывает. Помните, мистер Фелл, как я говорил вам, что он становится беспокойным на последнем повороте?

— Я хочу сказать только одну вещь. Если он относится к беспокойному типу лошадей — очень хорошо, могу понять, что есть такие, которые являются беспокойными. В таком случае, как этот…

— На самом деле он не то чтобы беспокойный, мистер Фелл. Скорее излишне пылкий, слишком стремящийся вперед.

— Поверьте мне, мистер Дадли, эта лошадь не может быть излишне пылкой.

— Он излишне пылкий в том смысле, что не соизмеряет свои силы. То, чему я учу его, и заключается как раз в том, чтобы точно рассчитывать свою силу.

— Да. А я вот хочу знать — за те несколько дней, что остались, сможете ли вы убедить его… я говорю о том, сможете ли так натренировать эту лошадь, чтобы добиться…

— Он учится, — прервал Дадли и глянул на часы. — Не можешь ли ты сказать мальчишке, Доминик, чтобы он прогуливал лошадей по кругу слева направо, будь так добр? Еще минут десять, не меньше.

— Конечно, мистер Дадли.

— Итак, что вы хотели, мистер Фелл?

Фелл засунул руки в карманы и широко расставил ноги:

— Мои мысли на сей счет просты и не оригинальны. Собирается ли эта лошадь выигрывать скачку. Не просто поучаствовать в ней?

— Все владельцы хотят знать это, — ответил мистер Дадли и извинился, что должен покинуть гостей, так как еще надо приготовить раствор, чтобы растереть бабки Баттонхеда.

Фелл вел машину, а Крипп сидел рядом. Он прикурил сигарету от бычка Фелла.

— Чувствую, у меня вот-вот поедет крыша, — сообщил Фелл. — Думаю, этот тип делает все, чтобы свести меня с ума.