Пустой трон Одиссея

Глава 1

— Но я не прошу невозможного! Понимаешь? Всего лишь… каплю уважения? — Габриэль тряхнула головой, и по ветру разлетелись длинные золотые волосы. Она украдкой взглянула на спутницу: — Ты смеешься надо мной?

Зена перехватила поводья и прикусила губу, пытаясь сдержать улыбку;

— Конечно, нет. Но подумай сама, в такой ситуации даже капля уважения — нечто невозможное.

— Я… — Габриэль вздохнула. — Ну хорошо, не уважения, так просто вежливости! Конечно, мы были не в храме Аполлона Дельфийского. Возможно, там эти люди вели бы себя по-другому. Да, мы были на постоялом дворе. Но я даже не говорила ни с кем из них и, конечно, держалась не как — э-э — потаскушка. Совершенно не понимаю, почему мужчина на постоялом дворе не может вести себя с девушкой прилично!

Зена направила лошадь по узкому, заросшему травой оврагу. День становился жарким, а вода закончилась еще в полдень. Задумав обогнать Зену и пойти первой, Габриэль пробиралась по краю каменистого откоса.

— Габриэль, ведь смешно ожидать от солдат, сидящих там, хоть каких-то манер. Кроме ужасных, разумеется. Ты же сама из деревни и не первый месяц странствуешь — пора бы тебе знать, что некоторые мужчины…

Габриэль была слишком возмущена, чтобы согласиться:

— Да, я понимаю, что все так и есть, но я не понимаю, почему так должно быть! Ведь не станешь ты отрицать, что я вела себя, как ты велела. Я сидела в углу и болтала с женой хозяина! Только изредка осматривалась… — Ее карие глаза бросили на спутницу негодующий взгляд.

— А какой-то солдат, только что вернувшийся из Спарты, пытался утопить дородные невзгоды в добром кубке вина. И вот, подойдя к хозяйке за новой порцией, он ущипнул тебя. Наверное, ты как раз осматривалась. — Синие глаза Зены не выражали одобрения, однако голос оставался прежним. Дорога становилась все более неровной, и внимание Габриэль было полностью поглощено ею. Девушка даже не заметила издевки.

— В следующий раз, если кто-то протянет к тебе лапы, — визжи. Даже если он дотронется до тебя, то сто раз пожалеет и тысячу раз подумает, прежде чем сделать это снова. С кем бы то ни было.

Последовал сердитый вздох, даже более возмущенный, чем прежде:

— Ах, Зена! Тебе вечно приходится меня опекать! Это ужасно!

— Приходится, но не всегда. Иногда ты выкручиваешься самостоятельно. Пару раз и ты помогла мне. По-мнишь, что сама сказала недавно? «Дерись, а я буду болтать». Твой язык выручает нас, когда сила бесполезна. Каждому свое.

— Ты вот — сражаешься, — голос Габриэль звучал тускло.

Зена дернула ее за хитон:

— И что из этого? Невежа, который ущипнул тебя, тоже умеет сражаться. Почти все могут сражаться. Я дерусь лучше, чем он, но это дела не меняет. Любой может научиться убивать — для этого не нужно ни усилий, ни таланта: ничего особенного. Ты делаешь нечто более тонкое, Габриэль, — ты творишь.

— Да нет же, — девушка приостановилась, чтобы взглянуть на подругу, и снова переключила внимание на дорогу. — Я пересказываю известные истории, вот и все.

— Ну, истории известны не всем, а если их и слышали, то не принимали близко к сердцу. Ты умеешь рассказать так, что история оживает. Чем ты хуже паренька, которого мы видели? Того самого, что закрывал глаза, когда пел?

— Гомера, — подсказала Габриэль. Она покачала голо-вой, ухватилась за ветку и, помедлив, двинулась дальше. — Только он хочет сменить имя и зваться Орионом. Не понимаю, зачем? Гомер замечательное имя. Знаешь, я бы хотела, чтобы он побывал в Илионе — прости, в Трое — и увидел прекрасную Елену. Думаю, он написал бы чудесную историю: война, начавшаяся из-за любви, герои, пришедшие со всей Греции… Обо всем этом.

— Может быть. А может быть, Габриэль придумает историю поинтереснее? Будь в тебе больше эгоизма, ты стала бы настоящим адом, слагателем песен.

— Я очень эгоистична, — задыхаясь, выпалила Габриэль. — Поэтому я остаюсь с тобой. Так я узнаю гораздо больше историй. И не только те, в которых мы сами за-путаемся, но и те, которые нам расскажут.

Зена выбирала путь по сырому и топкому дну оврага и медленно следовала за Габриль. Для коня этот путь был нелегким. Габриэль набрала воздуха в грудь и наконец продолжила:

— Но это не просто эгоизм — я о моем желании остаться с тобой. Наверное, кого-то устраивает получать истории из вторых рук, а потом расцвечивать их и рас-сказывать по-своему. А мне нравится жить настоящей жизнью и истории узнавать от тех, кто их прожил. Кстати, Гомер должен быть счастлив: не придется тратить полжизни на споры с отцом. Согласна?

Зена внимательно рассматривала подругу. Габриэль частенько казалась окружающим просто болтливой глупышкой, но она видела и понимала больше других. Она была доброй и честной. А еще чуткой. Воительница покачала головой: «Она чудесная малышка и к тому же от-лично готовит. А я успела проголодаться».

— Я рада, что ты так думаешь. Не стоит жалеть о том, чего не можешь получить. Особенно, когда сама от этого отказалась.

Габриэль обернулась взглянуть на нее. Зена слегка улыбалась; судя по выражению глаз, разговор забавлял ее.

— О, я знаю.

Ненадолго воцарилось молчание, и, пока девушки поднимались по склону, раздавалось лишь бренчание сбруи. Зена отпустила поводья, и ее конь мирно двигался вперед, — но вдруг тревожно заржал и слегка ткнул Габриэль в плечо.

Габриэль, нахмурившись, посмотрела на него:

— Тебе не кажется, будто он хочет нам что-то сказать? Например, что там кто-то прячется, и, может быть, даже не один: нас поджидают, задумали напасть?

— Сомневаюсь. Кому придет в голову прятаться в глухом овраге? Чудаков вроде нас немного. Скорее, конь почуял воду. Когда-то я была в этой части Итаки; кажется, неподалеку должна быть вода, — Зена осторожно подтолкнула подругу к обочине: — Подожди здесь. Я схожу на разведку и дам тебе знать.

— А… Отлично! Я… Да-да, я посижу здесь, — весело отозвалась Габриэль, но ее карие глаза были печальны.

Зена ободряюще улыбнулась и пошла вперед. Конь был беспокоен, но поведение его говорило не о близости других лошадей — а значит, и людей. Конь шел позади хозяйки, тычась мордой ей в плечо каждый раз, когда она останавливалась, чтобы осмотреться. Дорога становилась все уже и круче. Зена взбиралась вверх, стараясь уловить малейший шорох, непохожий на сонные звуки полуденного леса. Ее шаги и стук копыт коня скрадывала густая трава. Впрочем, Зена и так могла не-слышно пройти где угодно. Если только не хотела шу-меть.

Наконец, протиснувшись между огромными валунами, она осторожно вышла к вершине холма. Напряжен-но озираясь, Зена держала руку на морде коня, чтобы он не выдал их своим ржанием. Тишина. В несколько шагов воительница выбралась из зарослей и оказалась на открытом месте. Слева от нее была маленькая роща, но молодые деревца стояли так далеко друг от друга, что спрятаться за ними было просто невозможно. Под деревьями росла трава с мохнатыми матовыми листьями; прямая узкая тропинка вела к скромному жертвеннику. Зена подо-шла к самой опушке рощицы: «Похоже, это святилище Артемиды-охотницы, покровительницы плодородия и деторождения». В этом трудно было ошибиться: на дубовых ветках покоились оленьи рога, увитые пышной гирляндой бледно-голубых цветов. Повсюду были разложены обычные в таких случаях дары: плетеная соломенная корзина свежих яблок, ветка с молодыми побегами и крошечными неспелыми оливками, колос пшеницы — все, что символизировало плодородие и могло быть принесено богине в благодарность за помощь в родах. Зену озадачили лишь две небольшие стрелы с блестящими наконечниками, но вскоре она выбросила это из головы. Они не интересовали воительницу и ничего не значили для нее.

Святилище указывало, что теперь до деревни, которую они искали, уже рукой подать. Конечно, святыня должна быть в стороне от торных дорожек, подальше от детских забав и пастушьих тропинок. Однако ни од-на уважающая себя повитуха не станет ставить жертвенник слишком далеко: ведь о нем надо хорошенько заботиться. А у деревенских женщин не так много времени, чтобы тратить его на прогулки по лесу.

Успокоившись, Зена повернула обратно. Вряд ли кто-то рискнет прятаться у святилища Артемиды. Богиня охоты, опекающая детей, редко бывает благосклонна к мужчинам. Здешние места находятся под ее зашитой, и это заставит любого вояку чувствовать себя по меньшей мере неуютно. А если вдруг кто-то попытается разорить святилище и уничтожить дары, если кто-то посмеет охотиться здесь, Артемида превратит наглеца в оленя и спустит на него своих собак. Что ж, он получит по заслугам. С улыбкой размышляя об этом, Зена продолжала рассматривать окрестности.

Просторный луг раскинулся привольно и покойно: цветы пестрели в высокой, до колена, траве, мирное стрекотанье насекомых наполняло воздух. Тонкие молодые рябинки отбрасывали легкую тень. Со стороны заката огромные оливковые деревья ограничивали луг, к восходу уступая место могучим древним лесам. Позади воительницы был овраг и снова чаща, подходившая к самому его склону.

Прямо от оврага тянулась дорога к святилищу. За-тем она вилась в густой траве и терялась среди олив: должно быть, там и стояла деревня. Другая тропа извивалась так причудливо, словно ее протоптали дикие звери. Совсем неподалеку от громадных олив Зена различила круглое сооружение из отшлифованных камней — должно быть, колодец. Довольная осмотром, она обернулась и позвала: «Все в порядке, Габриэль. Он чует воду. Выходи!»

Час спустя, утолив жажду, девушки шагали по дороге, огибавшей святилище. Габриэль остановилась поглядеть на дары. Улыбнувшись, она указала на стрелы:

— Ах, у кого-то родились близнецы! Два крепеньких сынишки!

Зена взглянула на стрелы, затем посмотрела на по-другу:

— И как же ты об этом узнала?

— Есть такой обычай… по крайней мере, в деревне моей мамы. Стрелы — дар Артемиде-охотнице. Две скре-щенные стрелы означают, что родились близнецы; ост-рые — потому, что это сынишки. Если б родились девоч-ки, наконечники были бы красные. Ну, угадай, почему оперение выкрашено так ярко?

— Потому что оба здоровы, — невозмутимо ответила Зена.

Девушки продолжали путь, пробираясь среди ста-рых олив. Очевидно, никто не собирал спелые плоды, ими угощались птицы; никто не срезал сломанные ветки. Здесь было прохладнее, и время от времени легкий ветерок трепал гриву коня и доносил с моря соленый привкус.

— И все-таки я не понимаю, зачем все это, — загово-рила Зена. — Ведь богиня прекрасно знает, кто родился, разве нет?

— Ну конечно, знает! Но ведь и каждый, кто зайдет в святилище, сможет узнать эту новость. Наш жертвенник всегда служил и соседней деревне. Так женщины узнавали последние вести. Почти никто из ровесниц моей матери не умеет писать, и ни у кого нет свободного времени на сплетни.

— Это уж точно. Не забывай, я тоже выросла в де-ревне.

— Да-да. А еще: дары — знак почтения.

Некоторое время подруги шли молча, тишину нару-шало только приглушенное бряцанье упряжи. Они спус-тились по склону, миновали пересохшее озеро, взобра-лись на холм. Под ногами была пыльная земля, ветер стал чуть сильнее, в лесу появилась поросль рябины и молодых дубов. Дорогу преградила старая олива. Ее листья поблекли, корневище вместе с комом земли вы-соко поднялось. Кто-то попытался прорубить путь в мо-гучем стволе, но потерпел неудачу. Новая тропинка вела в обход и, пройдя сквозь заросли ежевики, вновь соединялась с главной дорогой.

Габриэль оглянулась на поверченное дерево:

— Мне всегда больно смотреть, как погибают оливко-вые деревья, — печально сказала она. — Оливы такие величественные и так много значат. Я понимаю, почему боги всегда заботились о них. За этим местом нужно ухаживать получше.

— Сейчас много заброшенных мест, — напомнила Зена. — Мужчины ушли воевать, и лишь немногие вер-нулись. Все приходится делать женщинам, чтобы под-держать себя и свою семью.

— Верно, — Габриэль загрустила.

Возможно, она вспомнила паренька, который был так привязан к ней в родной деревне. Как давно это было! Не то чтобы Габриэль интересовалась им: он был слишком уж обыкновенным, хотя и славным малым. А Габриэль жаждала приключений, волнений, опаснос-тей, и она все это получила. По удивительной иронии судьбы они снова встретились, когда греки взяли Трою. Должно быть, боги от души посмеялись над этой исто-рией. За годы разлуки, горюя по своей ненаглядной, мальчишка из зеленого юнца превратился в великого воина. Именно он помог им выбраться из разрушенного города. Теперь он сопровождал Елену Троянскую. Габ-риэль была удивлена, поняв, сколько значит для нее этот человек. И как больно ей стало, когда мальчик-воин пошел собственным путем — уже без нее.

— Итака… — оказывается, Габриэль думала совсем о другом. — Это не родина того греческого морехода? Не помню имя, но троянцы звали его Обманщик.

— Царь Одиссей, — тут же отозвалась Зена. — Да, это его земли. А Обманщик и правда подходящее имя для него. Тебе понравится история о том, как он чуть было не отказался идти с греками в поход на Трою.

— А ты ее знаешь? Зена улыбнулась:

— Ты рассказала бы лучше, зато я знаю все детали. Елена была женой спартанского царя Менелая, когда Парис похитил ее и увез в Трою. Менелай, обнаружив, что Елена исчезла, призвал к себе всех, кто сватался к ней когда-то: ведь женихи клялись…

— Помогать избраннику Елены, не помня обид, — весело перебила Габриэль, сгорая от нетерпения. — Да-да, Елена мне рассказывала, помнишь?

— Я не знала… Впрочем, мне следовало догадаться, что она с тобой откровенничала. Так вот, храня вер-ность клятве, они собрали воинов, снарядили корабли и прибыли в Спарту. Только Одиссея не было среди них. Тогда Менелай отправил гонцов, чтобы найти Одиссея и узнать, почему он не явился на зов, но тот притворился сумасшедшим. Одевшись в вонючие лохмотья, он за-пряг быка в пару с ослом и вышел в поле. Ему даже уда-лось вспахать несколько полос. Но вместо того, чтобы Засевать их зерном, он принялся разбрасывать соль.

— Ах, ну конечно! Посланцы царя должны были решить, что Одиссей лишился рассудка, и вернуться ни с чем!

— Точно.

— Что ж, звучит гениально, но ведь это не помогло, правда? Одиссей ведь сражался в Трое, да?

— К тому времени жена Пенелопа подарила ему пер-венца, наследница, — помолчав, продолжала Зена. — Одиссей был счастлив на родине, его владения и под-данные процветали, на его земле царил мир. Меньше всего он хотел уезжать — лишь для того, чтобы выпол-нить старую клятву, данную еще в те времена, когда они с Менелаем соперничали за руку, сердце и прида-ное Елены. Но среди посланцев нашелся человек, не менее хитрый, чем Одиссей, то был Паламед. Увидев безумства Одиссея, он выхватил из рук Пенелопы сы-нишку Обманщика и кинул его на землю прямо перед плугом…

— Здорово придумано! — Габриэль смеялась и хлопа-ла в ладоши. — Разумеется, Одиссею пришлось повер-нуть плуг, а посланцы, да и все вокруг, убедились, что он вовсе не сумасшедший. И ему пришлось идти, да?

— Именно, — холодно ответила Зена. — А это означа-ло, что — не только царь Одиссей отправился на войну, но и мужчины из окрестных сел и всех его владений.

— О, да, — голос Габриэль потускнел, а глаза стали отсутствующими. — Представь только, каково этим людям: земледельцам, пастухам — таким же, как в моей дерев-не. Сейчас в ней так долго царит мир, что жители позабыли, что такое война. Каково же тем, кого выдергива-ют из привычной жизни и отправляют за море, сражаться в землях, о которых они даже не слыхали! Каково понимать, что можешь никогда не вернуться домой… — ее голос сорвался.

«А потом такой крестьянин узнает, что все это ради одной женщины, даже если она Прекрасная Елена», — уже про себя закончила девушка.

Габриэль вспыхнула, потом вздохнула:

— Я знаю, она пытается избегать участи, предначер-танной богами. Бедняжка!

— Пожалуй, ты права. Но лучше тебе об этом помал-кивать. Где б Елена ни была сейчас, лишние разговоры ей ни к чему.

— Просто когда я говорю об этом, я совершенно выхожу из себя! — начала Габриэль.

— Я тоже. Но мне удается скрывать свою злость, а у тебя на лице все написано.

— Я ничего не могу поделать со своим лицом, — сер-дито ответила Габриэль. — И со своими чувствами тоже. Мужчины ужасны! И о спартанском царе Менелае я не лучшего мнения, чем о любом из его солдат. Кажется, я уже говорила, что с тех пор, как мы побывали на посто-ялом дворе, у меня синяк на одном месте и мне прихо-дится садиться с опаской.

— Мне неприятно это слышать. Если ты еще раз встретишь своего шустрого друга — визжи, договорились? Эй, — Зена остановила коня и указала в сторону заката. — Смотри! Там же море, а на берегу деревня. Мы найдем ночлег еще до темноты!

Габриэль вдруг остановилась, закрыла глаза и сжала руками виски. Зена скептически взглянула на нее, но медлила, прежде чем сказать свое обычное: «Видение».

— Ах, — выдохнула наконец Габриэль, — я… я вижу его! Я… постой, — она надолго замолчала, потом тряхну-ла головой и открыла глаза. — Он… Он на острове, неда-леко от Трои, и еще… — ее глаза снова закрылись, на лбу появилась морщинка, — на берегу останки корабля и дом… Вижу колонны и крышу; мраморный пол, прозрачные занавеси развеваются от теплого ветра. Повсю-ду подушки, очень красивые, с золотым шитьем, и… Это точно он! Высок, худощав, в волосах пробивается седина. И с бородой. У него золотой обруч на лбу, с изображением птицы… На нем рубашка, какую носят под доспе-хами. И больше ничего, только сандалии. Он раскинулся на ложе… там женщина… Ой! — Габриэль распахнула глаза. Выглядела она возмущенной. Затем ее глаза снова закрылись. Воздев взор к небу, Зена ждала, пока Габриэль вый-дет из транса. На острове. Что за удивительное, неверо-ятное прозрение… нет, конечно, не так: видение.

А Габриэль говорила без остановки:

— О, она красива! У нее белая кожа, и такие скулы, каких я еще никогда не видела, и волосы цвета воронова крыла; локоны собраны над серебряным обручем с жемчугами, и она… Боже мой! — Габриэль негодовала. — На ней же только тончайший хитон, какая непристой-ность! Ну и дерзкая девчонка! Она кормит его пурпур-ным виноградом, а сейчас она… Ах! — задохнувшись от изумления, Габриэль открыла глаза. — Вот уж не думала, что люди могут быть так сложены! — натянуто закончи-ла она, скрестив на груди руки. Лицо ее было розовым от смущения.

— Если тебе интересно, деревня там, — сухо сказала Зена, указывая направление. Габриэль состроила веселую гримасу и схватила поводья. Лицо ее снова запыла-ло. «Опять эти прозрения», — с улыбкой подумала во-ительница. И все-таки странно: так много деталей, да еще каких. Интересно, Габриэль правда что-то видела? Зена прогнала эти мысли и направила Коня вниз по узкой крутой тропинке.

Они спускались по высохшему руслу ручья, меж ог-ромных каменных валунов. Дорога теперь полого ви-лась по салону, и справляться с поворотами стало легче. Вдруг Габриэль остановилась. Конь заартачился, Зена тихо выругалась, стукнувшись о его холку.

— Постой-ка, — потребовала Габриэль, — откуда… откуда ты узнала про Одиссея? Царя-Обманщика, много мудрого и много хитрого, как называют его певцы? Я умею находить сказки, но об этой истории не слыха-ла, — в прищуренных глазах сквозило подозрение. — Уж не выдумала ли ты все это? Про его кроху сына, и про нелепую упряжку, и про соль в полях?

— Я не сочиняю легенд, разве ты забыла? Да мне и незачем, — весело ответила Зена. Она свесилась с лоша-ди и отобрала у Габриэль поводья. — Будь любезна, не останавливайся. Я не хотела бы провести ночь под открытым небом, особенно на Итаке. — Да, — продолжила воительница, когда они тронулись, — большую часть по-ведал сам Одиссей. Хотя, разумеется, он пытался пред-ставить свои действия в несколько ином свете.

— Ты говорила с ним? Когда? Где? — произнесла Габ-риэль. — И ты мне не сказала?! Зена подала плечами:

— Я бродила по берегу среди греческих кораблей, мы столкнулись. Я… скажем, мы слышали друг о друге, но никогда не встречались. Мы просто поговорили.

Габриэль недоверчиво взглянула на нее исподлобья. Без сомнения, Зена что-то недоговаривала. Столь же вероятно, что она вообще это выдумала.

— Если помнишь, нам тогда было не до этого. А ког-да выбрались из Трои, я совсем забыла об Одиссее. Эти места навеяли мне воспоминания.

— Странно, что мы обе так увлеклись, — произнесла Габриэль. — В конце концов, его не любят боги. Говорят, Гера его терпеть не может: Одиссей, наверное, надмен-ный. И боги, покровители троянцев, его ненавидят. Он, кажется, был в том деревянном коне?

— Нет, но идея была его, что лично меня совсем не удивляет. Только Обманщику не понравилось, как Менелай ее использовал, и сам он ушел в море. С тех пор боги, помогавшие грекам, тоже не слишком его лю-бят. — Зена умолкла. — В путь?

Ведя коня за собой, Зена продолжила спуск. Минуту спустя за ней последовала и Габриэль, что-то бормотав-шая себе под нос. Зена не могла разобрать слов, и, веро-ятно, это было к лучшему.

Места к закату от узкой колеи казались заброшен-ными. Фруктовые сады заросли ежевикой, пастбища были пусты. Вспаханные осенью небольшие поля теперь покрывала сорная трава, сейчас вошедшая в полную си-лу. От дороги до самого моря тянулись золотые поля не-убранной спелой пшеницы, колыхавшейся от ветра. Низкий грубый забор отделял их от пыльной дороги.

По узкой колее могла проехать лишь небольшая повозка, запряженная быком. Дорогу сильно подпортили Зимние дожди, здесь и там пробивались пучки травы, булыжники затрудняли путь. Позади дорога вилась вдоль кряжа, с которого только что спустились подру-ги. Затем, резко повернув на закат, она терялась в глу-хом и темном лесу. Впереди путь был прямее. Он пере-секал ненадежный мост и исчезал посреди кучки хижин и низших домишек.

— Вероятно, это Изос, — пробормотала Зена. — С тех пор, как я здесь была, он изменился.

— Да? А когда ты здесь была?

— До нашего знакомства, — коротко ответила Зена. Прежде чем воительница сменила тему, Габриэль угадала ее намерение и превратила расспросы. Засло-нив от солнца глаза, она посмотрела в поля.

— Готова поспорить, ветер здесь весной не из прият-ных, — заметила она и нерешительно добавила: — Зна-ешь, мне кажется, тут нет ни одного мужчины. В моей деревне сбор урожая был их обязанностью.

— Хм, — Зену не заботили деревенские работники и сбор урожая. Она тронула поводья и повернула к де-ревне. То и дело оглядываясь назад и хмурясь, Габриэль следовала за ней. Она нутром чувствовала: здесь что-то не так.

Под ногами загрохотал мост, сразу за ним колея вдруг превратилась в пыльную площадку, окружавшую деревенский колодец и желоб для стирки белья. Нигде ни души. Никакого признака жизни в ближайших хижинах. Тревожно оглядываясь, Зена подъехала к колод-цу. Габриэль побежала зачерпнуть воды для коня, а королева воинов шагнула на площадь. Лицо ее было суро-во, напряженные руки готовы к удару.

Наконец она заметила в дверях хинины чьи-то уди-вительно круглые глаза. Глаза эти находились гораздо ниже ее собственных. Навстречу опасливо вышел маль-чишка лет восьми, одетый в одну лишь потрепанную бу-рую тунику. Позади него стоял еще один. Намотав на руку поводья, Габриэль замерла у колодца.

— Мы не сделаем вам ничего плохого, — мягко произ-несла Зена. — Нам нужен постоялый двор… «Белая пена». Его хозяина зовут…

— Юмаюс, — вмешался второй парнишка. Он был высок и чрезвычайно худ, его темно-зеленая туника давно износилась, однако была чисто выстирана и аккуратно Заштопана. Копна мягких золотистых волос сияла на со-лнце. Судя по голосу, он был гораздо старше, чем выгля-дел. — Это мой отец.

Он повернулся и указал на крытый соломой дом за площадью, в стороне от дороги:

— Это наш постоялый двор, «Белая пена». Еда непло-хая, постели свежие. Моя мать Изифь позаботится о вас, — уголки его рта растянулись в чуть заметной улыбке. — Ее очень легко найти: у нее такие же волосы.

Габриэль шагнула к ним. Мальчишка посмотрел на нее, словно только что заметил, и с благоговением уста-вился на коня. Приятель дернул его за развевающуюся тунику, облизнул губы и во весь дух припустил через площадь. Прежде чем девушки успели перекинуться хоть словом, оба мальчугана скрылись за покосившимися хижинами. Габриэль пожала плечами.

— Что бы это значило?

Зена указала на видневшийся вдали постоялый двор:

— Если где мы и найдем ответ, то только в «Белой пене».

Воительница чувствовала — они не одни: из темноты хижин, из-за толстых деревьев, из длинной конюшни у постоялого двора за ними наблюдают десятки глаз. В воздухе застыл страх. Ведь не появление двух девушек было его причиной? Тогда что же?

Владелец этой земли уже больше десятка лет был в отъезде; воины его разбрелись, погибли или пропали без вести. Земледельцы Итаки лишились защитников, и это давно уже не было секретом для головорезов со всей Греции.