Последние дни горстка красноармейцев-артиллеристов с одной 45-мм пушкой (все, что осталось от артиллерийского дивизиона), почти не спала. Люди были измотаны до последней крайности непрерывными боями с наступавшими силами противника. Единственная лошадь, тащившая эту пушку, пала сегодня после полудня. Все что у них оставалось из боеприпасов, это два артиллерийских снаряда, семь гранат и несколько десятков патронов на всех, но, не смотря на это, они не бросали орудия. С одной стороны, им мешала это сделать непонятная гордость, а с другой стороны, боязнь быть сочтенными за дезертиров. А уж кому доложить о таком нарушении приказа, как оставление врагу своего орудия, всегда найдется. Шли они на восток, шатаясь от усталости, не зная, где враг, а где свои? Очень может быть, что немец уже обошел их с флангов и закрыл в котел. После полудня, когда группа сделала небольшой привал, чтобы, хоть как-то собраться с силами, сзади, недалеко от них раздвинулись кусты, и на поляну вышел человек в форме лейтенанта советской армии. Все нервно схватились за винтовки, но тот поспешил подать голос,
Не стреляйте, я свой.
Не веря своим глазам, майор смотрел на подходившего к ним бойца. Это был тот самый лейтенант, который уже один раз догнал их у переправы. Но ведь он сам, своими глазами видел, как тот взорвался в окопе вместе с немецким танком.
Не стрелять! - отдал приказ майор и поманил капитана к себе, - А ну, герой, иди сюда, садись.
Тот подошел, присел рядом, вынул из кармана кисет с табаком, предложил его остальным,
А ну, друзья, кто табачку хочет? Угощаю.
Услышав эти слова, замученные солдаты стали подниматься с земли и собираться вокруг вновь прибывшего лейтенанта.
Откуда табачок? - спросил у угощавшего один из молодых солдат, сержант Дробышев, затянувшись наскоро скрученной самокруткой и блаженно закрывая глаза.
В самом деле, откуда табак? - насторожился майор, - Прошлый раз, когда тебя обыскивали, вроде, у тебя его не было. А здесь, в лесу, магазинов я что-то не видал.
Трофейный табачок, - пожал плечами лейтенант, а впрочем, по документам он был капитаном, как вспомнил Ефимыч.
Не пойму я тебя, брат, - покачал головой майор, - Уж больно ты ловок. То у тебя пистолет трофейный, то табак. Если бы сам не видел, как ты танк немецкий взорвал, то честное слово, подумал бы, что ты шпион, к нам засланный.
Скажешь тоже, шпион, - усмехнулся капитан. - Это у вас просто шпиономания какая-то. Ладно бы это говорил тот придурок - политрук, а от тебя, товарищ майор, я такого не ожидал. Ну, сам подумай, на кой ляд немцам своего человека забрасывать в окруженную батарею, у которой шансов добраться до своих, один на тысячу? Думаешь, им свои агенты мертвыми нужны?
Так-то, оно так, - подумав, согласился майор, - Только, все же ты странный, какой-то, капитан, не такой, как все.
Это, может быть, - легко согласился тот, - Уж таким меня мать родила.
Он блаженно растянулся на земле, закинув руки за голову и, щурясь, разглядывал облака, плывущие на голубом небе. Спустя пару минут этого блаженства, Виктор, а это, как вы уже догадались, был именно он, вдруг напрягся и прислушался к каким-то звукам, слышимым только ему одному из всех, бывших на поляне военнослужащих.
Быстро, все под деревья, - скомандовал он, вскочил и бросился в кусты.
Следом за ним, машинально, бросились и остальные солдаты. Только они успели скрыться, как в воздухе над ними пронеслись несколько немецких самолетов, летящих на небольшой высоте, и, видимо, прочесывающих местность на предмет обнаружения отступающих сил противника.
А ты молодец, чуткий парень, - уважительно посмотрел на новичка майор.
Потому еще и живой, - серьезно ответил Виктор.
Уставшие люди снова пустились в путь, таща с собой через чащу по большому счету никому уже не нужное орудие.
- Послушай, майор, - наконец сказал Романов, которому надоело смотреть на напрасные мучения артиллеристов, - Сколько у вас снарядов?
Два, - угрюмо ответил майор.
Так какого же черта вы тащите на себе эту дуру?
Ты что, приказа по армии не знаешь? - вскинулся Ефимыч, - Не оставлять врагу оружия?
Приказ - это дело хорошее, покачал головой Виктор, - Только еще Петр I учил, что не надо держаться устава, аки слепой за стенку. С этим орудием мы и сами к своим не пробьемся и его не спасем. Потому, предлагаю его бросить, а не хочешь просто бросать, так давай вывезем ее ночью на дорогу, да прямой наводкой по врагу. Два выстрела дать успеем, а дальше уже, как бог даст.
Прыткий ты больно, - осадил его майор, но сам задумался над его словами.
Между тем, судя по звукам канонады, которые раздавались уже далеко впереди их, было понятно, что немцы обошли их и все дальше продвигаются на восток, оставляя недобитые группировки Красной Армии у себя в тылу, в окружении. Весь день пробирались артиллеристы по лесу, еле живые от усталости. К вечеру, когда уже начало темнеть, перед ними открылась грунтовая дорога, идущая с северо-запада на юго-восток.
Привал, красноармейцы! - скомандовал майор, и измученные солдаты стали падать на землю, даже не выбирая места для отдыха.
Дробышев, осмотри дорогу, Да осторожнее там.
Минут через десять, сержант вернулся и рассказал, что на дороге все тихо, судя по следам, недавно по ней прошли немецкие танки.
Значит здесь и будет наш последний бой, - как-то спокойно произнес Ефимыч.
Когда, через полчаса, с северо-востока послышался шум моторов, артиллеристы вывезли на дорогу свою пушку и прямой наводкой дали два выстрела по колонне немецких грузовиков, перевозящих солдат. Не ожидавшие такого нападения вдалеке от линии фронта, немцы в панике спрыгивали с грузовиков в придорожные кусты.
Все в лес, - в последний раз скомандовал майор, и красноармейцы из последних сил бросились под защиту деревьев.
Оторвавшись на сотню метров от немцев, Виктор начал забирать вправо и по дуге уходить дальше на запад. Обернувшись на шум шагов у себя за спиной, он увидел Дробышева.
Решил со мной? - подождав, когда тот подойдет поближе, шепотом спросил Романов.
Я решил, что ты парень везучий, может и мне повезет?
Может и повезет, - ответил Виктор, прислушиваясь к звукам выстрелов, которые постепенно уходили на восток. - Ну, пошли, соратник.