— …И надо заметить, — продолжал Майор, — что в полярном льду мертвецы не сохраняются свежими, а замораживаются и становятся твердыми, как мясо в холодильнике. Хотя в холодильнике оно замораживается без всякого льда. Попробуйте-ка объяснить это явление.
— Вы сказали, что эскимосы кладут на могилы глыбы льда, — прервал его Фидель. — А они не делают ледяных памятников?
— Нет, — заявил Майор. — По той простой причине, что могилы представляют собой не холмики, а углубления: вырезается кусок льда, клиента укладывают в образовавшуюся яму и заливают водой, но не до краев.
— Вот как? Почему же? — спросил Фидель.
— Это легко объяснить законами физики, — ответил Майор. — Воду получают, растопив вырезанный кусок льда, а ведь всем известно, что лед, когда тает, теряет в объеме.
— Но вода же потом замерзает, — не сдавался Фидель.
— Да, — сказал Майор, — но не забывайте о пингвинах.
— А! — протянул Фидель, не понимая.
— Им все время хочется пить, — пояснил Майор. — И не только им, — добавил он с присущей ему скромностью и посмотрел на свой стакан.
Фидель наполнил его, и Майор заговорил снова:
— Пьер, старина, позвони-ка Лорану, он, наверное, уже кончил.
Пьер скрылся за дверью кабинета, и оттуда послышался его голос: он настойчиво уговаривал собеседника.
— Он не может прийти, — сказал наконец Пьер.
— Все возится с этой женщиной? — рявкнул Майор и выругался.
— Нет, с ее мужем. У него сломаны два ребра, нос и шейка бедра.
— Хорошо еще, что присутствие ребенка ее сдерживало, — вздохнул Майор. — Да, — он повернулся к Фиделю, — так вы завтра женитесь?
— Да, — подтвердил Фидель. — В мэрии…
— А как выглядит ваша невеста?
— Она красивая, — сказал Фидель. — Щеки у нее розовые, гладкие, как хорошо отполированный порфир, глаза — как две большие черные жемчужины, темно-рыжие волосы уложены венком вокруг головы, грудь — словно из белого мрамора, и у нее такой вид, будто она ограждена от всего мира изящной кованой решеточкой.
— Как образно! — воскликнул Майор; по спине у него пробежал приятный холодок.