Пустышка

Глава 4. Лиля. Диагноз

Надо ли говорить что я теперь ненавижу Швейцарию? Хотя причем тут эта чудесная страна? Как она виновата в моем несчастье?

Но кого-то винить все равно нужно. Винить что ребенок, которого я так ждала… Его не будет. И от одной только мысли об этом я снова и снова начинаю плакать. Помимо Швейцарии я ненавижу еще и себя. Мое тело несовершенно, как и я сама, вся.

Тигран тоже не в настроении. Он больше не улыбается, не шутит. Он даже почти не разговаривает со мной, только с врачами, а я даже не знаю свой диагноз. Пока я в клинике, он постоянно приходит, но смотрит осуждающе, сжав бледные губы, ссутулив широкие плечи. Чувствует ли он свою вину? Не знаю. Но он явно считает, что проблема прежде всего во мне.

Обратно в Москву мы летим молча. Тигран всю дорогу читает какой-то журнал, а я смотрю в круглое окошко. Мне кажется, что как только мы приземлимся, он подаст на развод, выгонит меня в три шеи. Мне страшно от одной мысли об этом. Наконец перед самой посадкой Тигран вдруг нежно целует меня в висок и произносит, совсем тихо:

– Ничего, Лиля, в Москве хорошие врачи, все будет нормально. Тебя пролечат, еще забеременеешь.

– Пролечат? – внутри что-то сжимается, а в голове вспыхивает очевидная мысль: мы с Тиграном видим ситуацию совершенно по-разному. И если я переживаю за неродившегося ребенка, то он беспокоится о моей возможности забеременеть в принципе! – Подожди, ты хочешь сказать что я могу стать…

– Бесплодной, – кивает Тигран, – я разговаривал с врачом, он говорит у тебя серьезнейшая эрозия матки, так что…

От этой новости мне не хватает воздуха. Нет, это все страшный сон. Какая эрозия, я ведь забеременела сразу после первой нашей ночи! У меня все в порядке с этим!

– Я была здоровой…

– Была. Но это очень неудачное падение.

На следующий день мы едем в одну столичную клинику, потом в другую, потом в третью. Везде диагноз подтверждается, более того, кто-то из врачей даже выдвигает версию что проблема вовсе не в падении, что я выпила какое-то лекарство, которое спровоцировало выкидыш, хотя это все не более чем чушь. Тигран не верит ни в какое отравление, он обвиняет курорт, лыжи и мое здоровье.

Единственный близкий человек, который мне помогает пережить шок после выкидыша – это Аня. Моя лучшая подруга, моя единственная ниточка, связывающая меня с внешним миром. Она постоянно со мной, более того, только с ней Тигран мне позволяет общаться. Она переехала в Москву незадолго до моей свадьбы, а я потихоньку помогаю ей деньгами, чтобы она могла снимать квартиру. Я понимаю что Аня хочет найти богатого мужа, что связи Тиграна – это ее единственная надежда на счастливую и сытую жизнь. Но даже несмотря на ее возможное потребительское отношение ко мне, я рада ее обществу. Потому что в жизни у меня только она. И Тигран.

Ни его родители, ни сестра и братья так и не прониклись ко мне теплыми чувствами. Я для них нищенка и второй сорт. А может, они не могут забыть погибших жену и сына Тиграна. Это общая боль для всех, тема, которую никто не желает лишний раз поднимать. И несмотря на мое жгучее любопытство, хоть что-то удается узнать только через пару месяцев после свадьбы.

На дворе середина декабря, я усиленно лечусь, почти не выхожу из дома, а вот Тигран постоянно в делах и в бизнесе.

Но сегодня, несмотря на будний день, он все утро бесцельно слоняется по дому, периодически замирая возле окна, за которым идет снег. Муж мрачен, погружен в себя и свои мысли. И, глядя на его нахмуренные брови, на потухший взгляд угольно-черных глаз, я, набравшись смелости, подхожу к нему и обнимаю. Я не понимаю что его тревожит, даже не спрашиваю. Но очень хочу как-нибудь помочь. За несколько месяцев я поняла что Тигран – человек закрытый, постоянно занятой. А еще он считает всех девушек, а меня особенно – существами, которых Бог создал для любви, а не для решения проблем. И я, как могу, дарю эту любовь.

– Сегодня год, – произносит Тигран, не переставая смотреть в окно.

– Год? – я чуть отстраняюсь, заглядывая ему в лицо.

– Да, год как их нет. Как они погибли. И знаешь, я не могу забыть вот это все… Не могу!

До меня быстро доходит – значит сегодня годовщина смерти его жены и сына. Вздохнув, стараюсь как-нибудь поддержать разговор:

– Сегодня будут поминки?

– Да, у ее родителей. Я поеду через час, – на его лице проскальзывает грустная улыбка.

– Один?

– Один, тебе там нечего делать… – Тигран снова переводит взгляд в окно. Я не обижаюсь. Обняв, я глажу его по плечу, пока он снова не начинает говорить: – Я до сих пор не понимаю, это случайность или убийство. Машину занесло, удар был таким сильным… В общем они сгорели.

– Боже…

– Расследование показало что возникла проблема с тормозами. Но как? – Тигран отодвигает меня в сторону, затем подходит к винному шкафу и достает оттуда бутылку с виски. Пьет он редко, очень редко. – Автомобилю было два года, «порше». Какие такие проблемы с тормозами?

– А мог кто-то сделать это специально?

– Мог, – Тигран наливает себе в стакан виски и делает несколько глотков, – родители Анжелы считают что ее убили мои враги, понимаешь? Но тогда бы они убили меня, а не мою семью. Но, с другой стороны… Кто-то же это сделал.

– Автомобиль был ее или твой?

– Ее. Она сама за рулем ездила. И ездила неплохо.

– А расследование?

– Ничего конкретного не нашли. Повреждения слишком большие. Ладно, мне пора.

И, поцеловав меня в губы, Тигран выходит из комнаты, оставив размышлять над той страшной историей, которая развернулась год назад. Если жену убили, то где гарантия что со мной не случится тоже самое? Но что-то мне подсказывает, что если причина ДТП – не несчастный случай, мотив преступника – это уничтожение не только жены, но и наследника, их общего ребенка.

А у меня детей нет и, может быть, никогда больше не будет. Поэтому даже для криминала я не сгожусь. Скорее Тигран меня выгонит как нашкодившего котенка.