Путешественники

У ФОРОССКОЙ СКАЛЫ

Утром следующего дня Гансен отправил вещи на автостанцию и велел ребятам приготовиться к путешествию пешком по южному побережью Крыма. Сам он взял с собой бинокль, фотоаппарат, нож, дорожную резиновую подушку, перекинул через руку плащ и вооружился солидной палкой.

- Много вещей не берите, - советовал Михаил Фритиофович. - Здесь мы на каждом шагу будем встречать санатории, дома отдыха, турбазы, разные павильоны и магазины.

Путешественники, легко одетые, почти без вещей чувствовали себя бодро и весело. Погуляв по набережной, сели в автобус и выехали в Ливадию.

Ливадия, бывшее царское имение, с дворцами в роскошном парке, с большими, прилегающими к парку виноградниками, очаровала пионеров богатством разных деревьев, морем зелени и цветов. Они встретили здесь много отдыхающих из Ливадийского санатория.

В Ливадии путешественники задержались ненадолго. Оглядев снаружи белый дворец последнего царя, ничем особенным не отличавшийся, снова уселись в автобус. Через полчаса, проехав Ореанду и Золотой пляж, подъехали к старинному замку, который был расположен над морем и у подножия крутых скал одной из самых высоких гор Крыма - Ай-Петри.

- Мы в Алупке. Замок этот построен одним из самых богатых помещиков царской России графом Воронцовым, - объяснил Михаил Фритиофович. - Теперь это музей, который посещают тысячи экскурсий.

Новая остановка. Но теперь они задерживаются значительно дольше. Через полуподвальный ход вышли в сад и поднялись на террасу дворца. Царский дворец в Ливадии по сравнению с этим казался если не казармой, то в лучшем случае бывшей коммерческой школой в губернском городе.

Под лучами южного солнца горит синий простор чуть-чуть взволнованной поверхности моря. К морю сбегает парк с роскошной растительностью. А когда поднимешь вверх голову, кажется, что скалы Ай-Петри падают на дворец. Дворец смотрит на море, будто крепость из сказок о багдадском воре; арабские надписи словно приглашают путника войти в здание.

Но эти надписи, как говорит Михаил Фритиофович, взяты из корана, священной книги мусульман, и гласят они, что все принадлежащее хозяину этого дворца дано ему аллахом.

Экскурсанты вошли во дворец. В первой комнате они увидели неплохо выполненные портреты разных царей, а среди них и портрет бывшего хозяина этого дворца. Этот портрет поражает больше других. Художник верно передал характер русского придворного, богатого помещика, желающего быть похожим на английского лорда, аристократа горделивого, хитрого, умного, с иронической улыбкой на устах.

Комнаты были обставлены по-царски. Великолепные украшения, картины выдающихся мастеров, скульптуры, посуда,-плоды многолетнего труда тысяч людей. В одной из комнат - портрет красавицы-жены Воронцова, в которую, как говорили, был влюблен гениальный Пушкин. Тут же портрет великого поэта. Он бывал у Воронцова, когда тот приезжал в Одессу. Пушкин написал несколько едких строчек об этом сатрапе, принадлежавшем к самым высоким общественным кругам времен Николая I.

Потратив два часа на осмотр комнат картинной галереи и библиотеки, наши путники сфотографировались возле львов, украшавших террасу дворца, и отправились в столовую завтракать.

Из Алупки шли верхней дорогой до Фороса. Обычно путешественники, желая осмотреть южное побережье

Крыма, начинают свой путь от Севастополя, как от исходного пункта. До Байдарских ворот едут автомобилем, а потом пешком спускаются до Алупки и Ялты, затем идут в Гурзуф. Но потому что «Хозе Диас» привез наших путешественников в Ялту, а в планы Гансена не входило долго задерживаться в этой местности, он решил пройти со своими воспитанниками от Ялты до Байдарских ворот, поднимаясь вверх.

Иногда они сходили с шоссе на узкие тропки и шли напрямик, минуя крутые изгибы дороги, по которой бежали легковые и грузовые автомобили и автобусы.

Живописная дорога поднималась все выше над морем, которое синело внизу, словно в гигантской пропасти. Справа тянулась скалистая полоса гор. Здесь не было той величественности, что на Кавказе, вернее, той неприступной суровости, которой дышат Кавказские горы, когда смотришь на них с моря или с побережья. Ни одна вершина Крымских гор не сохраняет на лето снеговую шапку, но они не менее прекрасны, а на том участке, где проходили наши герои, даже более живописны, чем горы Кавказа. По крайней мере, так кажется путешественнику, который не углублялся в горы Кавказского главного хребта.

Хотя дорога на гору и была асфальтирована, а путешественники шли без груза, идти все же было трудно, поэтому двигались медленно. Когда миновали туннель и вышли к форосскому ресторану, помещавшемуся в бывшей церкви на высокой скале, уже смеркалось. Целый день стоял зной, вечер был душный, и, надеясь на теплую ночь, Михаил Фритиофович предложил заночевать на воздухе. Два часа тому назад они пообедали в придорожном ресторане, где попробовали чебуреков, захватили с собой хлеба, консервов, яиц и масла. У каждого был плащ и дорожная резиновая подушка. Оставалось развести костер, сварить яйца, подогреть консервы и запить боржомом, две бутылки которого тоже захватил Михаил Фритиофович.

Ребята радостно приняли предложение врача. Они уже устали; хотелось полежать у костра, вспоминая такую же ночевку на Кавказе, когда произошла авария с автобусом, на котором они ехали.

Спустившись немного вниз, выбрали место для ночлега у Форосской скалы. Набрали сухого хвороста, на-ломали свежих веток и скоро разожгли костер. Вокруг костра расстелили плати. Михаил Фритиофович пек в золе яйца, Шарль и Вася принялись открывать консервные банки, а Ванда нарезала хлеб.

Одно яйцо звучно лопнуло и разлетелось во все стороны. Марко это так понравилось, что он предложил бросить еще несколько яиц в огонь, но остальные ребята запротестовали.

Поужинав, легли спать. Так как все очень устали, решили дежурства на ночь не устанавливать, тем более, что вещей у путешественников не было, а волки, медведи и другие .хищные звери в Крыму давным-давно перевелись. Путешественники чувствовали себя в полной безопасности и с удовольствием улеглись на импровизированных кроватях.

Вдалеке внизу светился огоньками большой пароход, идущий из Севастополя в Ялту. Время от времени на дороге появлялись автомобили, двигая перед собой яркие столбы света. Ванда и Зоя с одной стороны костра, а Марко и Вася - с другой тихо переговаривались друг с другом. Михаил Фритиофович что-то записывал в свой блокнот, а Шарль лежал неподвижно, заглядевшись на звезды.

Где-то высоко вверху возникла песня. Несколько голосов пели морскую песню «Жил на свете маленький матрос». Она рассказывала, что юный моряк плавал всю жизнь на корабле «Альбатрос» и никогда не сходил на берег. Он не боялся ни штормовых ветров, ни бурных волн, побывал во всех морях и океанах, плавал среди льдин на далеком Севере и Юге, терпел зной на экваторе и ни в одном порту, несмотря на уговоры друзей, корабля не покидал. Но как-то он сошел на берег и погиб. Товарищи забрали его тело на корабль и похоронили в океане по морскому обычаю.

Кончив эту песню, неизвестные певцы, расположившиеся где-то на Форосской скале, запели «Распрягайте, хлопцы, коней». Когда они умолкли, вокруг наступила глубокая тишина. Прошло десять, а быть может, и двадцать минут, и вот наверху вновь послышалось пение. Это было соло. Сначала можно было различить только мотив песни, потом стали слышны слова, но неразборчиво. Однако ребята, лежавшие у костра, оперлись на локти и стали прислушиваться особенно внимательно.

Вася и Михаил Фритиофович первыми узнали песню. Это ее они слышали на вечере сюрпризов и во время памятной вечерней прогулки в долине Псирцхи. Но тот ли голос исполнял ее? Нет, - этот был мужской. Однако он казался знакомым. К нему присоединился второй певец, вернее сказать, певица, потому что голос был женским, а может быть, мальчишеским.

Васе казалось, что этот же голос пел ту же песню над Псирцхой.

Михаил Фритиофович перевел взгляд на Ванду. Но не только он следил за ней. Вася и Шарль тоже внимательно смотрели на девушку. Она сидела бледная и взволнованная. Тогда, в Абхазии, Ванда оставалась в лагере и не слышала пения, она даже почти не поверила их рассказу.

Девушка, слушая песню, поднялась на ноги и напряженно всматривалась в звездную темноту, простиравшуюся над путниками. Но песня неожиданно смолкла, и снова наступила тишина. Все безмолвствовали.

- Выходит, песня эта весьма распространена, - промолвил врач.

Ему никто не ответил, и он, помолчав, добавил:

- Будем спать.