Путешествие «Космической Гончей»

Путешествие «Космической гончей»

Керл медленно продвигался вперед все дальше и дальше. Темная безлунная, почти беззвездная ночь, неохотно уступала место мрачному розоватому свету зари, разливающемуся по небу. Свет был тусклым и холодным. Он постепенно освещал ландшафт, похожий на ночной кошмар. Вокруг были черные зубчатые скалы и темная безлесая равнина. Над линией горизонта поднималось светло-красное солнце. Щупальца света неуверенно прокладывали себе дорогу среди теней. По-прежнему в окрестностях не было видно никаких следов идов. Вот уже почти сто дней Керл безуспешно искал их.

Внезапно он остановился, насторожившись. По его огромным лапам пробежала дрожь, острые, как лезвие бритвы, когти хищно изогнулись. Растущие из плеч толстые щупальца волнообразно зашевелились. Он повернул в одну, потом в другую сторону свою кошачью голову и тоненькие волоски усиков, которые заменяли ему уши, стали вибрировать, улавливая каждый шорох. Усики посылали сигналы наподобие эхолота. Но нервные окончания не улавливали ответную волну. Не было и намека на то, что где-то поблизости находятся ид-существа, его единственный источник питания на этой пустынной равнине. Керл безнадежно припал к земле. Его огромный силуэт вырисовывался на фоне красноватой лиши неба. Он походил на темного тигра, приготовившегося к прыжку. Керла тревожила потеря контакта. У него был чуткий слух, который, когда все было в порядке, обнаруживал ид-существа за милю, а то и больше. По-видимому, что-то в его организме было нарушено. Невернувшийся к его антеннам сигнал говорил о том, что в организме его что-то расстроилось, появилась болезнь, о которой ему приходилось слышать раньше. Семь раз за последние сто лет он встречал керлов, до того слабых, что они уже не могли двигаться. Он без сомнений убивал их и забирал себе тех немногочисленных идов, что еще поддерживали их жизнь.

Вспомнив это, Керл вздрогнул. Потом он громко зарычал, и голос его откликнулся эхом в горах и существовал уже отдельно от него, выражая звериную волю к жизни. Однако, туч же он пришел в себя. Высоко над линией горизонта он заметил крошечную светящуюся точку. Она быстро приближалась, вырастая во все увеличивающийся металлический шар. Потом шар превратился в корабль. Огромный, сверкающий, как отполированное серебро, он заметно замедлял свой ход, просвистев над самой головой Керла. Затем корабль отлетел вправо за черную линию холмов, секунду повисел неподвижно и скрылся из виду.

Керл вышел из оцепенения. С тигриной быстротой он понесся вниз по склону. Его круглые черные глаза горели лихорадочным желанием. Усики-антенны, забыв о своей уменьшающейся активности, так сильно вибрировали, посылая сигналы, определяющие идов, что тело ответило острым приступом голодной боли.

Далекое солнце, теперь розоватое, висело высоко в пурпурно-черном небе, когда он припал к скале и уставился на открывшиеся внизу развалины домов. Серебряный корабль, несмотря на его размеры, казался совсем маленьким среди этого пустынного, лежащего в руинах города. В нем было столько энергии, угадывалась такая сила затаившегося движения, это был слиток жизни в мертвом пространстве. Корабль покоился во впадине, возникшей под действием его веса. И впадина тоже казалась живой среди мертвых линий вымершего города.

Керл не мигая смотрел на двуногие существа, вышедшие из корабля. Небольшими группками они стояли у лестницы, спустившейся из ослепительно-яркого отверстия, находящегося в сотне футов над землей. Его глотка сжалась. Его сознание помутнело от дикого желания броситься и смять эти, казавшиеся такими игрушечными, существа. Они излучали волны и это была та самая вибрация, которая шла от идов. Но память гасила инстинкт хищника. Мускулы не торопились наполнить гибкое тело энергией прыжка. Это было давнее воспоминание о прошлом его расы, о машинах, умеющих уничтожать, о силе, превосходящей всю мощь его собственного тела. Он успел заметить, что прилетевшие одеты в блестящие костюмы, сверкающие под лучами солнца.

Память перегрела каналы его схем. Только теперь Керл подумал о том, что это, должно быть, экспедиция с другой звезды. Ученые будут исследовать, а не разрушать. Если он не нападет, ученые не станут его убивать. Ученые тоже глупы на свой лад!

И все-таки осмелев от голода, он вышел на свободное пространство. Он увидел, что существа сразу его заметили и стали с опаской смотреть в его сторону. Трое находившихся к нему ближе других, медленно повернули к более удаленным группам. Самый маленький из них вытащил из футляра на боку металлический прут и держал его в руке.

Керла все это встревожило, но он продолжал двигаться вперед. Поворачивать было поздно.

Эллиот Гросвенф остался там, где стоял, возле трапа. Он уже привык держаться позади всех. Его не очень-то жаловали члены экспедиции на борту «Космической Гончей». Он был единственным некзиалистом в этой компании. И его работа да и сама личность не интересовали членов операции. Гросвенф давно думал заняться своей непосредственной работой, да все не представлялось случая.

Передатчик, вмонтированный в шлем его скафандра, ожил. Кто-то мягко рассмеялся и произнес:

— Что касается меня, то я не рискну встретиться с таким великаном.

Гросвенф узнал голос Грегори Кента, главы химического отдела. Слабый физически, Кент был сильной личностью. У него было много друзей и людей, которые его поддерживали. Он уже выставил свою кандидатуру на пост директора экспедиции на предстоящих выборах. Их с нетерпением ожидали, ведь они вносили определенное возбуждение в монотонную жизнь корабля. Из всех, кто следил за приближающимся чудовищем, лишь Кент вытащил оружие. Теперь он стоял, держа его наготове.

Послышался другой голос. Он был более низким и спокойным. Гросвенф узнал Хэла Мортона, директора экспедиции.

— Это одна из целей вашего участия в экспедиции, Кент. Вы не оставляете места случайностям.

Замечание было дружеским. Оно не совмещалось с тем, что Кент претендовал на пост директора, который занимал сейчас Мортон. Конечно, его можно было рассматривать и как некую дипломатическую виртуозность, если считать, что таким образом наивные слушатели оповещались о том, что Мортон не питает злых чувств к сопернику. Гросвенф не сомневался в том, что директор способен на подобный ход. Он считал Мортона умным, честным и весьма проницательным человеком, который мог без труда управлять любой ситуацией.

Гросвенф заметил, что Мортон шагнул вперед, стараясь оказаться чуть впереди остальных. Его сильное тело казалось особенно крупным сквозь прозрачный металлический костюм.

Эллиот Гросвенф услышал, о чем говорят и остальные:

— Не хотелось бы мне повстречаться с этой малышкой в темноте один на один.

— Не будь дураком! Это явно высокоразвитое существо, возможно, из господствующей расы.

— Его физическое развитие, — произнес голос, принадлежавший психологу Сидлу, — указывает на свойственную животным адаптацию к окружающей среде. С другой стороны, направляясь к нам, зверь действует не как животное, а как разумное существо, знающее о нашем развитии. Вы заметили, что оно сковано в движениях? Это указывает на то, что оно понимает, что мы вооружены, и поэтому осторожничает. Я бы хотел как следует разглядеть концы щупалец, расположенных на его плечах. Если они суживаются в рукоподобные отростки или чашечки, то я, пожалуй, стану утверждать, что мы имеем дело с потомком жителей этого города. — Он смолк, но потом закончил: — Нам бы очень помогло, если бы мы смогли установить с ним связь, хотя пока я склонен предположить, что оно выродилось и вернулось в первобытное состояние.

Керл остановился, когда оказался в десяти футах от незнакомого существа. Потребность в идах была нестерпимо сильной. Его сознание готово было погрузиться в хаос, и ему стоило огромных усилий сдерживать себя. Тело великана жгло. Власть плоти требовала действий. Перед глазами возникла пелена.

Люди подошли к нему почти вплотную. Керл видел, что они изучают его с любопытством. Когда они говорили, их губы двигались под прозрачными шлемами. Форма их общения — он был уверен, что чувства его не обманывают, — была ему недоступна. Волны, излучаемые ими, были той частоты, принимать на которой он не мог. Все его сигналы оказались бесполезными. Силясь казаться дружелюбным, он передал по усикам свое имя, указывая на себя щупальцем.

Голос, который Гросвенф не узнал, протянул:

— Когда он шевелит этими волосами, Мортон, в моем приемнике возникает нечто вроде помех. Вы не думаете…

Спрашивающий назвал Мортона по фамилии, и это отличало его от остальных. Это был Гурлей — начальник отдела связи.

Гросвенф, записывающий разговор, был доволен. Эпизод со зверем мог помочь ему в записи голосов всех, имеющих вес на корабле. Он с самого начала пытался это сделать, но без особого успеха.

— Ага, — произнес психолог Сидл, — щупальца оканчиваются чашечками-присосками. Это указывает на достаточно сложную нервную систему. При соответствующей тренировке он мог бы управлять любой машиной.

— Думаю, нам следует подняться на корабль и позавтракать, — предложил директор Мортон. — Потом будет много работы. Мне бы хотелось получить сведения о развитии этой расы и, особенно, о причинах ее уничтожения. На Земле, в ранний период, одна культура за другой достигали вершин и затем разрушались. И на их обломках возникали новые. Что же случилось здесь? Каждому отделу будет поручена особая область для исследования.

— А как с котенком? — спросил кто-то. — Мне кажется, что он желает подняться к нам.

Мортон хмыкнул и серьезно сказал:

— Я бы хотел, чтобы мы взяли его с собой. Но как это сделать, не применяя силу? Кент, что вы можете сказать по этому поводу?

Маленький химик задумчиво покачал головой.

— Здешний воздух содержит больше хлора, чем кислорода, хотя и того и другого не так много. Наш кислород явился бы для его легких настоящим динамитом.

Гросвенфу было совершенно ясно, что кошкообразное существо не понимает грозящей ему опасности. Он наблюдал за тем, как чудовище последовало за первой группой людей вверх по лестнице к большой двери.

Все оглянулись на Мортона, но тот махнул рукой:

— Снимите второй замок и дайте ему вдохнуть кислорода. Это его излечит от излишнего любопытства.

Минутой позже в приемнике послышался удивленный возглас директора:

— Черт возьми! Он даже не заметил разницы! Это означает, что у него нет легких, или, что его легкие поглощают вовсе не хлор. Держу пари, что он может жить с нами! Для биологов он станет кладом, и достаточно безопасным, если мы проявим осторожность.

Скит был высоким, худым, костлявым человеком с длинным печальным лицом. Его голос, необычайно контрастирующий с наружностью, зазвучал в приемнике Гросвенфа:

— За всю свою космическую жизнь только дважды я встретил высшие формы жизни. Представители одной дышали хлором, другие кислородом — два элемента, поддерживающие горение. Я слышал весьма смутные отчеты о жизненных формах, живущих на фторе, но сам подобного примера не видел. Я готов поклясться, что ни один сложный организм не может приспособиться к использованию обоих газов одновременно. Мортон, если только возможно, мы не должны позволить этому существу нас покинуть.

Мортон довольно рассмеялся и рассудительно заметил:

— Кажется, и он озабочен лишь тем, как бы остаться.

Он уже поднялся по лестнице. Теперь он проходил сквозь замкнутое пространство вместе с Керлом и двумя другими учеными. Гросвенф заторопился, но он был одним из дюжины людей, вышедших на открытое пространство. Огромная дверь захлопнулась, и воздух со свистом хлынул в помещение. Гросвенф наблюдал за чудовищем с растущим чувством тревоги: у него возникли кое-какие предположения. Ему хотелось сообщить о них Мортону. Согласно правилам, действующим внутри корабля, всем начальникам отделения была доступна удобная и быстрая связь с директором. Ему бы тоже следовало предоставить такую возможность. Ведь как-никак он был глава некзиального отдела, хотя отдел этот состоял из единственного человека. Вмонтированный в его скафандр передатчик был устроен таким образом, что он мог разговаривать с Мортоном подобно главам других отделов. Однако, на самом деле, у него был лишь приемник. Это давало ему привилегию в слушании разговоров «руководителей», когда они занимались работой вне корабля. Если же он сам хотел с кем-нибудь поговорить или бы оказался в опасности, ему необходимо было щелкнуть переключателем, открывавшим выход в центральный канал связи.

Гросвенф не подвергал сомнению необходимость такой системы. Он был лишь одним из тысячи людей, находящихся на корабле, и было очевидным, что все они не могли болтать с Мортоном, когда им вздумается.

Наконец, отворилась внутренняя дверь. Гросвенф двинулся вперед вместе с остальными. Через несколько минут все уже стояли у основания лифтовой системы, ведущей к жилым отсекам корабля. Поговорив со Скитом, Мортон решил:

— Если животное полетит с нами, отправим его в верхний отсек.

Керл не выказал никаких возражений, но когда услышал, что дверца за ним захлопнулась и лифт пошел дальше наверх, он с рычанием развернулся. Его мысли хаотически заметались, и он ударил по двери. Под его весом металл прогнулся, отчаянная боль наполнила его безумием. Теперь он был пойман в ловушку. В нем проснулся зверь: Керл ударил когтями о сталь. Прочно пригнанные панели поддались под действием его толстых щупалец. Машина резко загудела, протестуя насилию. Но хотя выступающие части лифта скрипели по стенкам шахты, неумолимая сила продолжала тащить его наверх. В конце концов лифт достиг места назначения и замер. Керл сорвал остатки двери и вывалился в коридор. Там его встретили люди с оружием наготове.

— Мы дураки! — сказал Мортон. — Нам следовало бы показать ему, как работает лифт. Он подумал, что мы его обманули.

Он решительно подошел к чудовищу. Гросвенф увидел, как дикий огонь исчез из угольно-черных глаз чудовища, когда Мортон несколько раз открыл и закрыл дверцу ближайшего лифта. Урок закончился, и Керл направился в примыкавшую к коридору огромную комнату. Там он разлегся на покрытом ковром полу и утихомирил электрическое напряжение нервов и мускулов. Керл был страшно зол на себя за выказанный им страх. Ему казалось, что спокойное и мирное поведение было бы ему выгоднее и дало бы ему преимущества. Его злобное поведение в лифте вероятно встревожило и обескуражило их не на шутку.

А это могло помешать задуманному им делу: а задумал Керл захватить корабль. На планете, с которой явились эти существа, наверняка было неограниченное количество идов.

Керл не моргая смотрел, как двое людей оттаскивают обломки валунов от металлической двери огромного старого здания. Эти существа снова надели скафандры и вышли с ним из корабля. Куда бы он не посмотрел, всюду были они. Керл решил, что люди изучают мертвый город. Его собственные интересы полностью сосредоточились на еде. Каждая клетка его огромного тела требовала идов. Это страшное желание отдавалось во всех его мышцах, а сознание затуманивалось одним — броситься за людьми, которые углубились в город. Один из них вообще ушел без спутников.

Во время ленча пришельцы предлагали ему поесть с ними, но их еда ему не подходила. Очевидно, они не могли догадаться, что он ест живых существ, мертвечина ему была отвратительна. Иды в основном были не субстанцией, а формой субстанции, и получить их можно было лишь из ткани, в которой еще теплился огонек жизни.

Шли минуты, проходили часы, а Керл по-прежнему сдерживал себя. Он лежал, наблюдая за действиями инопланетян, и прекрасно знал, что людям известно о том, что он наблюдает за ними. Они спустили с корабля машину и установили ее перед валуном, преградившим путь ко входу в здание. То напряженное состояние, в котором он находился, давало ему возможность отмечать все их движения. Хотя голод и был для него нескончаемой пыткой, он четко отмечал все их действия. Он отметил необычную машину и оценил простоту управления ею.

Он знал, что случится, когда пламя раскалит твердую глыбу, но сделал вид, что испугался, когда это произошло, и, отскочив в сторону, свирепо зарычал.

Гросвенф наблюдал за ним с борта маленького патрульного корабля. Он добровольно взялся следить за Керлом. Больше ему нечем было заняться. Никто не ощущал потребности в работе на борту «Космической Гончей» некзиалиста. Пока он следил за зверем, путь к двери расчистили. К ней направились директор Мортон с еще одним членом экспедиции. Они вошли внутрь здания и исчезли. Их голоса, сразу же зазвучали в приемнике Гросвенфа. Первым заговорил спутник директора:

— Все разбито… Вероятно, тут шла война. Но вот сохранились останки каких-то машин. Они выполнены из вторичного вещества. Хотел бы я знать, как они конструировались и управлялись!

— Мне не совсем ясно, что вы имеете в виду, — заметил Мортон.

— Дело в том, что все эти механизмы были они инструментами или орудиями, оснащены трансформаторами для получения энергии, ее преобразования и использования. А где силовая установка? Надеюсь, что в библиотеке мы найдем литературу, которая разъяснит нам эту загадку. Ясно одно — здесь существовала цивилизация. Многое я бы отдал, чтобы узнать, что сгубило ее.

В приемнике послышался голос психолога:

— Это Сидл… Я слышал о чем вы говорите, мистер Пеннос. По-моему, эту планету могла сгубить страшная война. Не исключено также, что все население ее вымерло, оставшись без еды. Съели все съестные запасы, а новых не завезли.

Гросвенф обрадовался тому, что Сидл назвал спутника Мортона по фамилии — к его коллекции добавился еще один голос. Пеннос был главой инженерного отсека корабля.

— Однако, дорогой психолог, — проговорил Пеннос, — их наука должна была помочь им разрешить проблему питания, хотя бы для части населения. А если нет, то почему бы им не развивать область космических полетов с тем, чтобы отправиться в поисках пищи куда-то еще?

— Спросите у Гюнли Лестера, — послышался голос директора Мортона. — Мне говорили, что у него есть гипотеза относительно тех, кто заселял эти места.

Астроном отозвался после первого же вызова.

— Нужно еще как следует проверить все расчеты. Но один из них, думаю, вы со мной согласитесь, говорит сам за себя. Сей отдаленный мир состоит всего лишь из одной планеты, вращающейся вокруг этого несчастного солнца. И больше ничего: ни луны, ни даже планетоида. А ближайшая система находится на расстоянии девятиста световых лет. Так что перед господствующей расой этой планеты стояла ужасающе сложная проблема: здесь не могли быть первоначально межпланетные перелеты — сразу надо было совершать межзвездный полет. Вспомним для сравнения, каким медленным было у нас на Земле развитие в этой области. Вначале мы достигли Луны, потом начали полеты к планетам. Каждый успех вел к следующему, и после долгих лет был совершен длительный перелет к ближайшей звезде. И, наконец, человеку удалось изобрести антиускоритель, который позволил совершить межгалактический перелет. Я сомневаюсь, чтобы какой-то расе удалось сразу перескочить из одной звездной системы в другую, не накопив предварительного опыта.

Астроном продолжал говорить, но Гросвенф его уже не слышал. Он смотрел туда, где только что видел огромного кота. Однако животное исчезло. Он тихо выругался, рассердившись на себя за то, что упустил его из виду, и стал метаться по суденышку, выглядывая в иллюминаторы. Но вокруг были развалины и, куда бы он не посмотрел, его взгляд упирался в стену. Он сошел и стал расспрашивать о коте возившихся у корабля техников. Они ответили, что видели кота минут двадцать назад. Обескураженный Гросвенф влез в свою спасательную шлюпку и полетел над городом.

Незадолго до этого Керл рыскал по городу в поисках укрытия. Он приблизился к группе людей — этот напряженный сгусток энергии, нервный и больной от голода. Подкатила маленькая машина, остановилась перед ним и зажужжала, делая его фотоснимки. Это была фотокамера. Гигантская дробильная машина нависла над каменистым холмом, готовая действовать. Сознание Керла отвлекали появившиеся неведомо откуда механизмы. Он осторожно наблюдал за ними. И вдруг он увидел человека, который шел по мертвому городу один. Керл устремился за ним.

Он внезапно потерял над собой контроль. Его пасть наполнилась зеленой слюной. Он метнулся за каменистую насыпь и помчался со всех ног. Керл несся огромными плавными скачками. Было забыто все, кроме одного единственного желания, как будто некая магическая щетка, стирающая память, прошлась по его сознанию. Он пролетел по пустынным улицам, срезая путь с помощью проломов в тронутых временем стенах. Затем он перешел на неторопливый бег — его усики-уши уловили вибрацию идов.

Наконец он остановился и стал пристально вглядываться из-за каменных глыб. Двуногое существо стояло возле проема, который раньше был окном, направляя в темноту луч фонарика. Фонарик щелкнул и погас. Сильный, приземистый человек мягко шагнул назад и тревожно посмотрел по сторонам. Керлу не понравилась его тревога. Он почувствовал, что пришелец ожидает опасность и готов встретить ее. Это осложняло его задачу.

Керл подождал, пока человек не исчез за углом, и вышел из своего укрытия. Как призрак, он скользнул по боковой улице мимо длинного квартала с разрушенными зданиями. Затем он свернул, перепрыгнул открытое пространство, лег на живот и вполз в сумрачное отверстие между домом и грудой развалин. Улица представляла собой неширокий проход между двумя рядами разбросанных камней. Керл достиг ее конца и остановился на секунду, обдумывая, что делать дальше.

Он стал недостаточно осторожным. Впереди был обрыв, и он увидел внизу человека. Керл испугался, когда от его ноги туда, где стоял человек, покатился по склону небольшой камень. Человек вздрогнул и взглянул наверх. На лице его появилась настороженность, он схватился за оружие. Керл метнулся вперед и ударил по светящемуся прозрачному колпаку. Послышался хруст разламываемого металла, и хлынула кровь. Человек наклонился, будто его согнули. Потом он рухнул. Лязгнул металл космического костюма.

Керл ринулся на свою жертву. Он уже создал поле, которое должно было помешать идам смешаться в потоке крови. Он молниеносно раздробил металл скафандра. Хрустнули размалываемые кости. И крошечные чашечки-присоски начали вытягивать идов из клеток человеческой плоти. Забыв обо всем, зверь наслаждался трапезой, потом по его глазам пробежала тень. Насторожившись, он посмотрел вверх и заметил маленькую машину, — летевшую к нему со стороны заходящего солнца. На мгновение Керл оцепенел, потом быстро скользнул под каменные обломки.

Когда он снова глянул вверх, крошечное суденышко лениво уплывало влево. Но оно летело кругами, и Керл понимал, что скоро оно вернется к нему. Доведенный почти до исступления тем, что его оторвали от пиршества, Керл все же бросил свою добычу и помчался обратно к кораблю. Он стремительно летел, и замедлил ход лишь тогда, когда обнаружил первую группу людей, занятых работами. Он осторожно приблизился к ним. Все они были заняты, и он смог проскользнуть мимо незамеченным.

Гросвенф уже и не надеялся разыскать чудовище. Город был велик. Руины мешали видеть далеко вперед. В конце концов он направился к кораблю и с облегчением вздохнул, обнаружив животное, удобно растянувшееся под солнцем на валуне. Гросвенф осторожно посадил машину на возвышение позади чудовища. А двадцать минут спустя группа людей наткнулась на истерзанное тело химика Денервея. Люди сообщили об этой трагедии на корабль.

Гросвенф сразу же полетел туда. По приемнику он услышал голос Мортона:

— Перенести останки на корабль.

Друзья Денервея были уже там и стояли вокруг в тревожной тишине.

Гросвенф посмотрел вниз на месиво человеческого мяса и окровавленный металл, ощутив, как сжалось его горло. Он слышал слова Кента:

— Черт побери, и нужно же ему было пойти одному!

Голос главы химического отдела звучал хрипло.

Гросвенф вспомнил о том, что Кент и его старший заместитель Денервей были добрыми друзьями. По всей вероятности, кто-то еще говорил, потому что Кент ответил:

— Да, будем делать вскрытие.

Гросвенф подумал, что надо настроиться на их волну. Он тронул за плечо стоящего рядом и попросил:

— Не возражаете, если я через вас послушаю химиков?

— Давайте.

Гросвенф слегка прижал пальцы к его руке и услышал, как дрожащий голос говорил:

— Хуже всего, что убийство выглядит совершенно бессмысленным. Тело просто раздробили.

В разговор вмешался биолог Скит. Его длинное лицо выглядело мрачно.

— Убийца напал на Денервея, чтобы его съесть, но потом обнаружил, что мясо человека для него несъедобно. Не работа ли это кота-великана. Он достаточно велик и силен для того, чтобы совершить такое.

— Эта мысль пришла в голову многим из нас, — промолвил Мортон, слушавший разговор. — В конце концов, это единственное живое существо, которое мы Тут нашли. Но мы не можем расправиться с ним по одному лишь подозрению.

— Кроме того, — заметил один из мужчин, — он был все время перед нами.

Прежде чем Гросвенф успел заговорить, Послышался голос психолога Сидла:

— Мортон, я беседовал со многими людьми и вот что выяснил: их первое чувство таково, что зверь ни разу не исчезал из поля зрения, но, поразмыслив немного, все они пришли к выводу, что на несколько минут все-таки исчезал. У меня тоже сложилось впечатление, что он все время был поблизости. Но по-моему в какой-то момент он исчез. Да, да, это совершенно точно.

Гросвенф промолчал. Именно это он и хотел сказать, но опоздал.

Молчание нарушил Кент, который яростно крикнул:

— Я считаю, что нечего разводить пустые разговоры, Нужно прикончить чудовище, раз у нас есть подозрение. Сделать это нужно немедленно, пока оно не наделало еще больших бед.

— Корита, вы далеко? — осведомился Мортон.

— Возле тела, директор.

— Корита, вы изучали город вместе с Кранесси и Ван Хорном. Как вы считаете, может быть этот кот потомок тех, кто населял эту планету?

Высокий японец медленно и задумчиво проговорил:

— Директор Мортон, тут есть какая-то тайна. Посмотрите на эту удивительную линию небосвода. Обратите внимание на контуры архитектурных сооружений. Эти люди были близки к землянам. Здания не просто украшены, у них есть свой стиль. Есть эквиваленты греческой колонне, мы видели большой собор в готическом стиле, чтобы его создать нужно было быть верующим. Тот, кто здесь жил, любил эту планету. И определенно создания эти обладали высокой духовностью. Они знали секреты красоты. Их строения говорят об этом. Машины этого народа доказывают, что он был математиком, но прежде всего он был Художником. В архитектуре он не пошел по пути холодной геометрии, хотя мог это сделать. В оформлении домов кроется непринужденность гения, глубокое, радостное восприятие мира, усиленное непоколебимой верой в божественное. Это не наша стареющая цивилизация, а культура юная и энергичная, уверенная в себе и сильная знанием своей конечной цели. А потом все внезапно кончилось, как будто на определенной стадии эта культура пережила великую битву и рухнула, как бывшая Мухаммедианская цивилизация. Возможно, миновав столетия процветания, она вступила в период борьбы. Как бы там ни было, у нас нет сведений ни об одной культуре во Вселенной, сделавшей такой резкий скачок. Преобразования всегда происходят медленно. И первый этап на пути к распаду — подтверждение безжалостному сомнению всего, что когда-то было свято. Должны были существовать внутренние противоречия. Бесспорные прежде убеждения подвергаются жестокой критике со стороны ученых и аналитиков. Скептики становятся главными людьми общества. Но эта культура, я бы сказал, прекратила свое существование внезапно, в цветущем возрасте. Социологической бомбой для подобной катастрофы должен был быть конец всей морали, взрыв жесточайшей преступности, разрушение всех идеалов. Должно было возникнуть полнейшее бессердечие. Если этот… кот — потомок подобной расы, тогда он может быть лукавой натурой, ночным врагом, хладнокровным убийцей, который ради одного зернышка может перерезать горло собственному брату.

— Довольно! — отрывисто прозвучал голос Кента. — Директор, я намерен действовать самым решительным способом.

Его резко прервал Скит:

— Я категорически возражаю! Послушайте, Мортон, мы не должны убивать кота, даже если он и виновен. Это биологическая находка, для нас она может оказаться счастливой, несмотря на несчастье.

Кент и Скит сердито уставились друг на друга.

— Дорогой мой Кент, — внушительно и веско проговорил Скит, — я буду доволен, если вы в своем химическом отделе будете иметь счастье сделать химический анализ крови этой зверюги. Но я должен, к сожалению, сообщить вам о том, что вы торопитесь с выводами. Нам, в биологическом отделе, он необходим живым, а не мертвым. И у меня есть такое предчувствие, что физики тоже захотят заняться им живым. Так что боюсь, что вы будете последним в списке. И примиритесь, пожалуйста, с этой мелочью. Вы сможете заняться им через год, но никак не раньше.

— Я смотрю на это дело не с научной точки зрения, — угрюмо возразил Кент.

— А следовало бы… Ведь Денервей мертв и для него ничего нельзя сделать.

— Я — человек, а уж потом ученый, — хрипло сказал Кент.

— И ради удовлетворения эмоций вы готовы уничтожить столь ценный экспонат?

— Я хочу прикончить это существо, потому что оно опасно. Мы не можем подвергать риску остальных.

Конец дискуссии положил Мортон, который задумчиво произнес:

— Корита, я готов принять вашу теорию в качестве рабочей гипотезы, но у меня есть вопрос. Возможно ли, чтобы культура на этой планете развилась позднее нашей.

— Такое не исключено, — сказал Корита. — Она может быть серединой десятой цивилизации этого мира, в то время, как наша, насколько нам это удалось выяснить, является концом восьмого скачка от Земли. Каждая из десяти, конечно, была построена на обломках предыдущей.

— В таком случае, скептицизм, разрушивший общество, здесь дошел до крайности. И это чудовище знает о нем больше нас с вами.

— Нет, для него это было бы откровением.

Приемник донес угрюмый смешок Мортона, который заявил:

— Исполните свое желание, Скит. Мы отдадим вам кота живым. И если существует риск, теперь нам о нем известно, так что будем бдительными. Есть, конечно, вероятность того, что совершаем ошибку. У меня, как и у Сидла, сложилось впечатление, что существо все время находилось поблизости. Вполне возможно, что мы к нему несправедливы. На этой планете могут находиться и другие опасные обитатели. Кент, каковы ваши планы насчет Денервея?

Глава химического отдела с горечью произнес:

— Поспешных похорон не будет. Проклятый кот чего-то хотел от тела. Похоже на то, что все на месте, но что-то наверняка исчезло. Я собираюсь выяснить, что именно, и прижать этого убийцу к стенке, чтобы все убедились, что убийца именно он.

Вернувшись на корабль, Эллиот Гросвенф направился в свой отдел. Табличка на двери гласила: «Специалист по некзиализму». За ней находились пять комнат, а все помещение было размером сорок на восемьдесят футов. Большая часть машин и инструментов, о которых «Некзиальное объединение» просило правительство, было установлено. В результате, в комнатах было тесновато. Гросвенф был хозяином этого уголка на корабле.

Он поудобнее устроился за письменным столом и принялся составлять письменное сообщение Мортону. Сначала он описал физическое строение котообразного обитателя этой холодной и отдаленной планеты… Он указал на то, что такое развитое чудовище нельзя рассматривать только как биологическую ценность. Такое отношение к экзотическому тигру опасно. Оно может заставить людей забыть, что существо может иметь свои собственные планы, базирующиеся на нечеловеческом метаболизме.

— У нас теперь достаточно фактов, — стал диктовать он на магнитофон, — чтобы проделать то, что некзиалисты называют «утверждением направления».

Ему необходимо было изложить свою точку зрения. Он отнес свою записку в отдел стенографии и попросил немедленно ее обработать. Как глава отдела он пользовался привилегией обслуживания. Через два часа он доставил отчет в офис Мортона. Младший секретарь выдал ему расписку. Убежденный, что сделал все, что мог, Гросвенф отправился пообедать. Потом он осведомился у официанта, где кот?

Официант не был уверен, но полагал, что животное в главной библиотеке.

В течение часа Гросвенф сидел в библиотеке, наблюдая за Керлом. Все это время существо лежало, растянувшись на толстом ковре и ни разу не переменило положения. Через час одна из дверей открылась, и в комнату, таща огромную чашу, вошли двое мужчин. За ними шел Кент. Глаза химика пылали лихорадочным огнем. Он остановился посреди комнаты и произнес усталым, но громким голодом:

— Я хочу, чтобы вы все это видели.

Хотя его слова подразумевали всех тех, кто находился в комнате, он, в основном, имел в виду группу ученых, сидевших в специально отведенной секции. Гросвенф встал и посмотрел, что находится в принесенной чаше. Там содержалось какое-то коричневое варево.

Биолог Скит тоже поднялся со своего места.

— Минутку, Кент. В другое время я не стал бы подвергать сомнению ваши действия. Но вы переутомились и у вас больной вид. Вы получили разрешение Мортона на эксперимент?

Кент не спеша повернулся к Скиту, и Гросвенф, снова занявший свое место, увидел, что слова Скита лишь частично отражали суть. Под глазами шефа химического отдела темнели синяки. Щеки его ввалились.

— Я просил директора прийти сюда, — сообщил Кент, — но он отказался присутствовать. Он считает, что, если это существо добровольно сделает то, что я хочу, это не принесет никакого вреда.

— Что у вас там? — поинтересовался Скит. — Что в чане?

— Я обнаружил исчезнувший элемент. Это калий. В теле Денервея осталось только две трети или три четверти от нормального количества калия. Вам известно, что калий во взаимодействии с большой молекулой протеина является основой для электрического заряда клетки. Это основа жизни. Обычно после смерти клетки высвобождают содержащийся в них калий в кровяной поток, отравляя его. Я доказал, что некоторое количество калия исчезло из клеток тела Денервея, но в кровь он не попал. Полная картина еще не ясна, но я намерен ее проявить.

— А при чем тут чан с едой? — прервал его кто-то.

Люди оставили книги, журналы и с интересом ожидали, что будет дальше.

— В еде живые клетки, содержащие калий. Как вам известно, мы можем создавать их искусственно. Может быть, именно из-за этого чудовище отвергало во время ленча нашу пищу. Его не устраивает форма входящего в нее калия. Моя идея такова, что он использует свое обоняние, или что-то там имеющееся у него вместо обоняния…

— Думаю, нечто связанное с вибрацией, — вмешался Гурлей. — Иногда, когда он покачивает этими усиками, мои приборы демонстрируют отдельную и очень мощную помеху, а потом снова ничего. Моя версия такова, что его движения направлены вверх и вниз по шкале колебаний. Похоже на то, что он излучает колебания по своей воле. И я думаю, что частоту колебаний создают не сами усики.

Кент с очевидным нетерпением дождался конца выступления Гурлея и заговорил сам:

— Отлично… Итак, его ощущения связаны с вибрацией. Мы сможем решить, что вызвало его реакцию на данную вибрацию, когда он начнет реагировать… А что вы думаете, Скит? — более мягко произнес химик.

— В вашем плане имеются три ошибки, — ответил биолог. — Во-первых, вы, кажется, забыли, что он мог объесться, пообедав Денервеем, если он это сделал. Кроме того, вы, наверное, думаете, что у него не возникнут подозрения. Вы считаете… Ладно, устанавливайте ваш чан. Может, его реакция на это что-нибудь нам подскажет.

Несмотря на все споры, эксперимент Кента обещал быть интересным. Существо уже доказало, что внезапные стимуляторы способны подтолкнуть его на самые решительные действия. Его реакцию на ограниченное пространство в лифте никак нельзя было списывать со счета. Так считал Гросвенф.

Керл уставился на людей, ставивших перед ним чан. Они быстро отошли, а Кент шагнул вперед. Керл узнал в нем человека, доставшего утром оружие. Несколько минут он наблюдал за этим двуногим существом, потом его внимание переключилось на чан. Его усики уловили волнующее излучение идов. Оно было слабым, таким слабым, что оставалось для него незамеченным, пока он полностью на нем не сосредоточился. Иды содержались в жидкости в такой концентрации, которая была для него неприемлемой. Но все же вибрация была достаточно сильной, чтобы указать на причину происходящего. Керл с рычанием поднялся. Он схватил чан чашечками-присосками, которые располагались на конце одного, изгибающегося дугой, щупальца и выплеснул его содержимое в лицо Кента, который с воплем отпрыгнул назад.

Яростно вытирая испачканное лицо, Кент схватился за оружие. Его дуло уставилось в массивную голову Керла и из него вырвался луч белого цвета.

Усики-уши Керла зашевелились, сводя на нет энергию оружия.

Гросвенф выкрикнул:

— Стойте! Мы все можем пожалеть о том, что ведем себя, как психи.

Кент опустил оружие и, обернувшись, посмотрел на Гросвенфа осуждающе. Керл лег, ненавидя человека, вынудившего его показать свою способность контролировать внешнюю энергию. Но делать было нечего, он мог лишь с тревогой ожидать последствий. Кент вновь посмотрел на Гросвенфа. На этот раз его глаза зло сузились.

— Какого черта вы тут распоряжаетесь?

Гросвенф промолчал. Он сказал уже все, что думает по этому поводу и достиг своей цели. Психологический кризис миновал.

То, что он сделал, не означало, что ему хотелось уберечь зверя от расправы. Он просто не хотел, чтобы судьбу Керла решал один человек, тем более, что человек этот находился в эмоциональном стрессе. Решение должны принять специалисты.

— Кент, — холодно сказал Сидл, — я не верю в то, что вы действительно потеряли над собой контроль. Вы намеренно пытались прикончить кота, зная, что директор приказал оставить его живым. Я намерен составить рапорт и требовать, чтобы вас наказали. Вы знаете каким образом. Вы не имеете права заведовать отделом ни своим, ни каким-либо другим.

Мужчины, которые явно сочувствовали Кенту, заволновались. Один из них заявил:

— Оставьте эти глупости, Сидл.

Другой был более циничным.

— Не забудьте, что есть свидетельства не только против Кента, но и за него.

Кент обвел присутствующих угрюмым взглядом.

— Корита был прав, когда говорил о почтенном возрасте нашей цивилизации. Она явно клонится к упадку, — затем он продолжил с дрожью в голосе: — О боже, да неужели тут нет человека, который бы видел весь ужас происходящего? Денервей мертв всего несколько часов. А это существо, вину которого мы все знаем, лежит здесь, свободно, и планирует новое убийство. И жертва его, возможно, находится здесь, в этой комнате. Что же мы за люди? Дураки, циники или упыри? Или наша цивилизация уже дошла до того, что мы можем даже симпатизировать убийце? — Он перевел взгляд на Керла. — Мортон прав. Это не животное. Это дьявол, поднявшийся из глубины ада этой забытой богом планеты.

— Не пытайтесь делать из нас участников мелодрамы, — сухо сказал Сидл. — Ваши выводы лишены психологического анализа. Мы не упыри и не циники. Мы просто ученые, которые должны узнать об этом коте все. Теперь, когда он находится под нашим наблюдением, мы сомневаемся в его способности напасть на кого-нибудь из нас. Один против тысячи — слишком малая вероятность. — Он осмотрелся по сторонам. — Поскольку Мортона здесь нет, я предлагаю проголосовать. Говорил ли я от имени вас всех?

— Только не от моего, Сидл, — это был Скит. Отвечая на удивленный взгляд психолога, он продолжал: — Все произошло так молниеносно. Кент выстрелил из вибратора, луч угодил этому типу в самый центр головы и не причинил никакого вреда! Тут что-то не так.

Изумленный взгляд Сидла метнулся от Скита на Керла и снова на Скита.

— Вы уверены, что он в него попал? Как вы сказали, все произошло так внезапно… Я подумал, что кот остался невредимым, потому что Кент промахнулся.

— Я совершенно уверен, что он попал ему в морду, — заявил Скит. — Вибрационный пистолет, конечно, не может мгновенно убить, но причинить вред он должен был. Кот не выказал ничего такого. Он даже не вздрогнул. Я не стану утверждать, что прав на сто процентов, но, принимая во внимание наши сомнения…

Сидл был явно смущен.

— Возможно, его кожа хорошо переносит тепловой удар.

— Возможно, но, в связи с нашими сомнениями, Мортон должен приказать запереть его в клетку.

Пока Сидл хмурился, вновь заговорил Кент.

— Вы, наверное, правы, Скит.

Сидл мгновенно подхватил:

— Так вы согласны, Кент, если мы поместим его в клетку?

Кент подумал и неохотно согласился:

— Да, если только слой стали в четыре дюйма сможет его удержать, можно сделать и так.

Гросвенф, державшийся на заднем плане, вновь промолчал. Он уже высказался по этому поводу в записке Мортону. Этот вариант он считал неподходящим. Нет замка, который не взломает эта сумасшедшая громадина.

Сидл подошел к встроенному в стену коммутатору, тихо с кем-то переговорил и вернулся.

— Директор сказал, что, если мы сможем водворить его в клетку, не применяя насилия, то все в порядке. В противном случае, нужно просто запереть его в любом помещении, куда удастся заманить зверя. Что вы на это скажете?

— В клетку! — заголосили все хором.

Гросвенф подождал, пока установится тишина, и заявил:

— На ночь его нужно выпустить. Он никуда не денется.

Большая часть присутствующих проигнорировала его замечание. Кент посмотрел на него и кисло спросил:

— Вы, кажется, переменили мнение, а? То вы спасаете ему жизнь, то признаете его опасным.

— Он сам спас свою жизнь, — проронил Гросвенф.

Кент отвернулся и пожал плечами.

— Мы поместим его в клетку. Как раз подходящее место для кровожадного убийцы.

— Вопрос решен, но как мы возьмемся за дело? — спросил Сидл.

— Вы твердо решили посадить его в клетку? — уточнил Гросвенф.

Он не ожидал ответа и он его не получил. Эллиот притронулся к кончику щупальца Керла. Щупальце слегка отдернулось, но Гросвенф был настроен решительно. Он снова взялся за щупальце и указал на дверь. Животное немного поколебалось, но потом медленно двинулось.

— Подготовьте помещение для кота, — произнес Гросвенф.

Керл послушно направился вслед за Гросвенфом. Он очутился в квадратной металлической комнате со второй дверью в противоположной стене. Кто-то как раз выходил из нее. Керл попытался было последовать за ним, но дверь захлопнулась перед самым его носом. А за его спиной послышался металлический лязг. Он повернулся и увидел, что входная дверь тоже закрыта. Струя энергии прошла по его телу. Керл все понял, но почувствовал, что не должен показывать это. Он успокоился, хотя сделать это было не просто, хотя бы потому, что зверь понимал разницу между его недолговременным заточением в лифте и этой ловушкой, в которую он попал. Сотни лет вся его энергия была направлена на поиски еды. Теперь в его мозгу ожили воспоминания прошлого. В теле зашевелились давно уже невостребованные силы. Они были разбужены инстинктом, и сознание автоматически использовало их, применяя впустую. Он уселся на задние лапы и с помощью усиков-ушей исследовал энергию того, что его окружало.

Потом он лег. Глаза его выражали презрение. Дураки!

Прошел примерно час, когда он услышал, что человек — это был Скит — возится наверху клетки с каким-то механизмом. Керл насторожился и вскочил. Вначале он подумал, что недооценил этих людишек, и что они собираются его прикончить. Керл рассчитывал на то, что ему дадут время, и он сможет осуществить задуманное.

Опасность застала его врасплох. А когда он ощутил радиацию, источник которой находился гораздо ниже видимого уровня, он собрал все силы, чтобы предотвратить нападение. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял происходящее. Кто-то снимал его на пленку. Через некоторое время люди ушли. Вскоре снова послышался шум. Керл терпеливо ждал, пока корабль не успокоится. Но вот на корабле наступил час отдыха. Давным-давно, еще до того, как Керлы достигли относительного бессмертия, они тоже спали по ночам. Наблюдая в библиотеке за дремлющими людьми, он вспомнил эту утраченную привычку.

Не замирал лишь один звук. Еще долго после того, как корабль погрузился в сон, он слышал шорох в отдаленном отсеке. Кто-то там ходил. Самым неприятным было то, что ходили два человека. И находились они в разных местах. Вначале слышались одни шаги, затем другие. Сторожей разделяли метров тридцать.

Керл позволил им прошагать так несколько раз, все время вычисляя, сколько времени у них это занимает. Наконец, все выяснил и дал людям возможность завершить еще один круг обхода. Как только он был закончен, зверь переключил свои чувства на вибрацию, создаваемую человеческими существами, к вибрации более высокого ранга. Пульсация мощного реактора в машинном отделении отдавалась в его нервной системе запинающейся речью. Электродинамомашины бойко забарабанили песню о своей силе. Керл чувствовал, как этот поток вливается в него сквозь вмонтированную в стене его клетки систему проводов и сквозь электрическое запирающее устройство в его двери. Он заставил свое вибрирующее тело застыть в напряженной неподвижности, пытаясь в то же время влиться в этот свистящий шквал энергии. Его усики завибрировали в лад с ним.

Раздался резкий металлический щелчок. Сильным движением одного из щупалец Керл толкнул дверь, и она сама отворилась. Он очутился в коридоре. Мгновение он испытывал вернувшееся чувство презрения и превосходства над этими существами. Глупые, как они могли осмелиться воевать с ним. Он вспомнил о том, что на этой планете существуют и другие керлы. Мысль была странной и необычной. Раньше он ненавидел и боролся с ними. Но теперь он ощутил эту маленькую исчезающую группу своим кланом. Если бы им был дан шанс к размножению, никто, а уж меньше всего эти людишки, не мог бы им противостоять.

Раздумывая об этой возможности, внезапно он ощутил, как давит на него одиночество, ограниченность вариантов. Нарождалась потребность в других керлах — он один против тысячи, а затем — вся Вселенная — Звездный мир будоражил его хищные, ненасытные устремления. Если он проиграет — другого случая не представится! В лишенном пищи мире для него не будет возможности разрешить тайну путешествий в пространстве. Даже Строители не смогли оторваться От своей планеты.

Керл пробежал через большой салон в отходящий от него коридор. Тут он очутился перед дверью в первую спальню. Она была заперта на электрический замок, но он бесшумно открыл ее. Он проскользнул внутрь и нанес точный удар по горлу спящего человека. Безжизненная голова отлетела прочь. Тело дернулось и полилась кровь. Излучения идов, испускаемые телом, едва не захватили его, но он заставил себя двинуться дальше.

Семь спален, семь трупов без головы. Потом он тихо вернулся в клетку и запер за собой дверь. Он выверил время с микроскопической точностью. Сейчас охрана, как и должно было быть, прошла мимо, заглянула в аудиоскоп и продолжала свой путь. Керл ринулся во второй набег и в течение нескольких минут опустошил еще четыре спальни. Он убивал мгновенно, все время помня о моменте, когда ему нужно было возвращаться в клетку. Но возможность уничтожить такое количество людей затуманило его сознание. Более чем тысячу лет он уничтожал все формы живого, которые мог уничтожить. Даже самые примитивные, которые могли дать ему не больше одного ида. И никогда он не чувствовал необходимости сдерживаться. Он прошел через комнату, как большой кот, тихий кот, несущий смерть. Пьяный от своей чудовищной охоты, он отрезвел только тогда, когда все спавшие в этой комнате оказались мертвы. Отрезвел и понял, что превысил свое время. Непоправимость ошибки он осознал слишком поздно. Он собирался поработать всю ночь, чтобы уничтожить всех спящих на корабле. Но каждый смертоносный рейс должен был заканчиваться так, чтобы он успевал вернуться в свою тюрьму и быть там, когда охранники будут смотреть на него, завершая очередной круг. Теперь же надежда овладеть этим кораблем-монстром за одну ночь была разрушена.

Керл потерял остатки разума. Не заботясь теперь ни о чем, он шумно промчался по салону и влетел в тот коридор, где стояла клетка. Тело его напряглось, ожидая энергии бластера, слишком сильной, чтобы он мог с нею справиться.

Двое охранников стояли рядом, бок о бок. Было очевидно, что они только сейчас обнаружили открытую дверь. Они одновременно подняли головы и застыли, парализованные кошмарным видением когтей и щупалец, чудовищной головы кота с горящими ненавистью глазами. Один из них схватился за бластер, но слишком поздно. Другой же был психологически сломлен неизбежностью смерти. Он испустил дикий вопль. Жуткий звук понесся по коридору, будя спящих людей. Звук перешел в холодящее душу всхлипывание, когда Керл одним неуловимым движением отправил оба тела в противоположный конец коридора. Он не хотел, чтобы трупы были найдены возле клетки. Это была его единственная надежда.

В отчаянии, понимая свою ошибку, не способный связно думать, он ринулся в свою тюрьму. Дверь за ним мягко захлопнулась. Сильный поток энергии вновь хлынул в запирающее устройство. Керл скорчился на полу и, слыша топот многих ног и гул испуганных голосов, притворился спящим. Он почувствует, если кто-нибудь заглянет в аудиоскоп. Самый напряженный момент наступит, когда будут обнаружены остальные трупы.

Он приготовился к величайшей в его жизни битве.

— Нет больше Шивера! — услышал Гросвенф голос Мортона. — Что мы будем делать без Шивера? Без Бекендриша? Без Культора? О, ужас!

Коридор был забит людьми. Гросвенф, пришедший с опозданием, стоял за спинами других. Дважды он пытался пробиться поближе к Центру, но был немедленно оттеснен. Ему преграждали путь, даже не заинтересовавшись, кто он такой. Гросвенф оставил бесплодные попытки. Директор обвел толпу мрачным взглядом. Его подбородок, казалось, выдавался больше обычного.

— Если у кого имеются соображения, выкладывайте! — заговорил Мортон снова.

— Космическое сумасшествие!

Это предположение подействовало на Гросвенфа раздражающе. Ничего не значащая фраза, все еще бывшая в ходу после многих лет космических путешествий. Тот факт, что человек заболевал в пространстве от одиночества, страха и напряжения, еще не говорил о специфическом заболевании. В длительном путешествии, подобном этому, возникали непредвиденные ситуации — и это была одна из причин его пребывания на борту. Были и массовые психические расстройства. В данном случае не болезнь людей стала причиной их смерти.

Мортон колебался. Видимо и ему подобный диагноз показался бредом шизофреника. Но время для споров было неподходящим. Эти люди были чрезвычайно напуганы. Они жаждали действий, они должны были быть уверенными, что приняты меры. Именно в такие моменты директоры экспедиций, командиры и завы теряют доверие своих подчиненных, если не действуют решительно. Гросвенфу показалось, что Мортон думает именно об этом, настолько осторожно он подбирал слова.

— Мы обсудим, — сказал директор. — Доктор Эгерт и его помощники, конечно же, всех осмотрят. А сейчас они осматривают трупы.

Звучный баритон сказал в самое ухо Гросвенфа:

— Я уже здесь, Мортон. А нельзя ли мне к вам пройти? Велите этим людям пропустить меня.

Гросвенф повернулся и узнал доктора Эгерта.

Люди уже сами расступались перед ним, и Эгерт нырнул вперед. Безо всяких колебаний за ним пошел Гросвенф. Как он и ожидал, все решили, что он с доктором. Когда они очутились рядом с Мортоном, доктор Эгерт проговорил:

— Я слышал ваши слова, Мортон, и могу вам сразу заявить, что история с космическим сумасшествием не годится. Этим несчастным перерубили глотки чем-то таким, на что была нужна сила десятерых. У бедняг не было возможности даже вскрикнуть. — Эгерт помолчал, потом медленно произнес: — А где сейчас кот, Мортон?

Директор качну я головой.

— Киска в своей клетке, доктор, она расхаживает как ни в чем не бывало. Я бы хотел узнать мнение специалистов. Можем ли мы подозревать кота? Ведь клетка построена с таким расчетом, что может удержать четырех чудовищ в четыре раза больше, чем он. В его причастность ко всему этому трудно поверить, если только речь не идет о силе, превосходящей все наши представления.

Скит мрачно заявил:

— Мортон, у нас есть все необходимые свидетельства. Мне не хочется об этом говорить, вы ведь знаете, что я предпочел бы, чтобы кот остался в живых. Но я направил на него телекамеру и попытался сделать несколько снимков. Все они оказались пустыми. Вспомните, что сказал Гурлей. Это существо может, вероятно, посылать и получать колебания всех длин волн. Он справился с излучателем Кента, и это лишний раз подтверждает, что он обладает уникальной способностью управлять потоками энергии.

Кто-то недовольно проворчал:

— Какого черта мы с ним валандаемся? Ведь если он контролирует энергию и посылает волны любой длины, ему ничего не стоит убить всех нас.

— Но этого не произошло. А раз так — значит он не всемогущ.

Мортон направился к механизму, контролировавшему клетку.

Вы не должны открывать дверь! — завопил Кент, хватаясь за бластер.

— Я и не открою. Но если я опущу рубильник, ток пойдет по металлическому полу и убьет все, что есть в клетке живое. Мы снабдили этим устройством все клетки из предосторожности.

Он отворил специальное устройство и опустил рубильник. Какое-то время прибор работал на полную мощность. Потом металл вспыхнул голубым светом. Предохранители над головой Мортона сделались черными. Мортон потянулся, вытянул один из патрона и, осмотрев, нахмурился.

— Странно, с ним ничего не должно было случиться! — он покачал головой. — Теперь мы не сможем заглянуть в клетку. Это вывело из строя даже радио.

Если зверь управляет электричеством так, что может открыть дверь, запертую на электрозатвор, то он, вероятно, учел возможность токового удара и готов был противостоять этой опасности, когда вы опустили рубильник, — заметил Скит.

Но крайней мере, это доказывает, что кот не чувствителен к нашей энергии, — мрачно заметил Мортон. — Ведь она прошла через него совершенно безболезненно. Хорошо, что он заперт за слоем плотнейшего металла в четыре дюйма толщиной. В случае чего, мы можем открыть дверь и испытать на нем действие бластеров. Но вначале нам следует попытаться послать ему электрические заряды, пропущенные через мощный телефлюарный кабель.

Его слова прервал донесшийся из клетки звук. Тяжелое тело ударилось о стену. За этим последовала серия таких оглушительных звуков, как будто на пол низвергли целую кучу предметов. Гросвенф мысленно сравнил это с грохотом лавины.

— Он знает, что мы пытаемся сделать, — сказал Скит Мортону. — И, держу пари, это киске совсем не по душе. Кот свалял дурака, вернувшись в клетку, и теперь понял это!

Общее напряжение спало. Мортон нервно улыбнулся. Кто-то даже хмыкнул, почувствовав себя в безопасности. Гросвенф же насторожился. Ему не понравились звуки, которые он услышал. Слух — самый обманчивый из всех чувств. Невозможно проверить, что на самом деле происходит в клетке.

— Я бы очень хотел знать, — сказал главный инженер Пеннос, — почему показания телефлюарно-измерительной шкалы подскочили и заколебались на высшей цифре, когда кот стал шуметь? Шкала у меня перед глазами, и я силюсь понять, что там происходит?

И в клетке, и вне ее наступила тишина. Неожиданно за спиной Скита послышался шум, и появился капитан Лич с двумя офицерами в военной форме. Командир, жилистый пятидесятилетний мужчина, предложил:

— Думаю, мне следует поставить тут пост. Кажется, между учеными возник спор: убивать чудище или нет… это правда?

Мортон качнул головой.

— Спорить, уже не о чем. Мы пришли к единому мнению, что кота следует уничтожить.

— Я собираюсь отдать приказ именно об этом, — кивнул Лич. — Я убежден в том, что безопасность корабля под угрозой, а это уже моя область. — Он возвысил голос: — Освободите место! Подайтесь назад!

Понадобилось несколько минут на то, чтобы оттеснить народ. Гросвенф был раздражен толпой и был рад, что людей попросили разойтись. Если бы чудовище неожиданно выскочило, в холле возникла бы паника, а это чревато самыми печальными последствиями. Такая опасность полностью не исчезла и сейчас, но все же заметно уменьшилась.

— Смешно! — раздался чей-то возглас. — Можно подумать, что корабль вот-вот взлетит.

Гросвенф ощутил то же самое. Большой корабль дрожал, как будто приходил в себя после долгой спячки.

— Пеннос, кто в аппаратной?! — резко спросил капитан Лич.

Главный инженер побледнел.

— Мой заместитель и его помощники. Но я не понимаю, как они…

Толчок! Корабль накренился, угрожая свалиться на бок. Жесткая сила швырнула Гросвенфа на пол. Он отключился, но опасность быстро вернула ему сознание. Вокруг него распластались все, кто был рядом. Люди стонали. Директор Мортон что-то приказывал, но Гросвенф ничего не слышал. Капитан Лич с трудом поднялся. Он ругался. Гросвенф услышал, как капитан в ярости завопил:

— Какая дрянь включила двигатели?

Ускорение продолжало нарастать. Величина его была уже не менее пяти-шести гравитонов. Страшная сила сотрясала корабль. Гросвенф с трудом поднялся. Кое-как он добрался до ближайшего коммуникатора и набрал номер аппаратной, не особенно надеясь на то, что связь действует. За его спиной кто-то кричал. Гросвенф изумленно оглянулся. Директор Мортон вцепился в его плечо и завопил:

— Это кот! Он в аппаратной! И мы взлетаем в космос!

Экран был пустым, а давление силы тяжести все не уменьшалось. Гросвенф с трудом добрался до двери салона и выбрался во второй коридор. Там, в кладовой, как он помнил, находились скафандры. Гросвенфа опередил капитан Лич, который уже пытался влезть в скафандр. Наконец, капитан справился с этим делом и теперь манипулировал с антигравитационным приспособлением. После этого он помог облачиться в скафандр Гросвенфу. Уже через минуту Гросвенф уменьшил гравитационность скафандра до одного гравитона и с облегчением вздохнул. Теперь их было двое, а вскоре стали подходить и другие. Понадобилось всего несколько минут на то, чтобы истощился запас скафандров в этой кладовой. Недостающие скафандры принесли с нижнего этажа. Их надевали на себя ученые и члены экипажа. Капитан Лич быстро куда-то исчез, и Гросвенф, гадая, какой же следующий шаг предпринять, заторопился к клетке, в которой раньше был заперт кот. Он нашел там ученых, сгрудившихся вокруг двери, которую только что открыли.

Гросвенф пробрался вперед и заглянул через плечи тех, кто находился ближе к двери. В задней стенке зияла дыра. Она была так велика, что в нее могли пролезть пять человек одновременно. Металл прогнулся и был испещрен по краям многочисленными зазубринами. Отверстие выходило в другой коридор.

— Я готов поклясться, — прошептал Пеннос сквозь незакрытый колпак скафандра, — что это невозможно. Один удар десятитонного механического молота сможет оставить на стене из микростали лишь зазубрину в четверть дюйма глубиной. А ведь мы слышали только один удар. Автоматическому дезинтегратору понадобится для такой работы не меньше минуты, но после этого вся территория была бы отравлена радиоактивными элементами, по крайней мере, на несколько недель. Мортон, это — суперсущество!

Мортон ничего не ответил. Гросвенф заметил, что Скит изучает пролом в стене. Наконец, биолог поднял голову.

— Если бы Бекендриш был жив… Чтобы объяснить это, тут необходим специалист по металлургии. Смотрите!

Он тронул обломок металла. Кусок под его пальцами отвалился и, упав на пол, рассыпался в пыль.

Гросвенф подошел поближе и пробормотал:

— Я кое-что смыслю в металлургии.

Люди сразу дали ему дорогу, и он оказался рядом со Скитом. Биолог хмуро уставился на него и спросил подчеркнуто резко:

— Один из помощников Брека?

Гросвенф сделал вид, что не слышал вопроса. Он наклонился и потрогал груду обломков на полу, после чего быстро выпрямился.

— Никакого чуда тут нет, — заявил он. — Как вам известно, подобные клетки изготавливаются методом электромагнитной отливки, и для них используется превосходный металлический порошок. Существо воспользовалось своей особой силой, чтобы разрушить молекулярную структуру металла. Это и послужило причиной тех изменений в телефлюарном кабеле, которые заметил мистер Пеннос. Существо, превратив свое тело в трансформатор, воспользовалось полученной им энергией, разбило стену, выскочило в коридор, а оттуда в аппаратную.

Он был удивлен тем, что ему позволили закончить этот торопливый анализ. Казалось, его определенно принимали за ассистента погибшего Бекендриша — естественная для огромного корабля неразбериха, когда у людей просто не было времени познакомиться друг с другом, узнать людей, занимающих второстепенные должности.

— Итак, директор, — спокойно проговорил Кент, — мы имеем на борту суперсущество. Оно контролирует корабль, полностью завладело аппаратной, обладает почти нелимитированной энергией, владеет главным отсеком машинного отделения.

Это был простой анализ фактов, и Гросвенф увидел, какое впечатление он оказал на присутствующих. На их лицах возникло волнение.

Один из офицеров возразил:

— Мистер Кент ошибается. Существо не полностью завладело аппаратной. Контрольная все еще в наших руках, и это дает нам возможность основного контроля над всеми машинами. Вы, как люди, занятые лишь проблемами науки, можете не знать о той механике управления, которой мы располагаем. Конечно, существо может взять над нами верх, но пока мы контролируем все рубильники аппаратной.

— Ради всего святого! — воскликнул кто-то. — Почему бы вам не перекрыть каналы энергии, вместо того, чтобы всех нас одевать в скафандры.

Офицер был непоколебим.

— Капитан Лич считает, что для нас безопаснее находиться в скафандрах. Вполне вероятно, что это существо никогда раньше не испытывало на себе воздействие ускорения в пять-шесть гравитонов. Было бы неразумно отказываться от этого и других преимуществ, повинуясь паническим настроениям.

— Какие же это у нас преимущества? — возмутился Мортон. — Ладно, разберемся после. Нам кое-что известно об этом существе. И сейчас я собираюсь предложить капитану Личу провести испытания. — Он повернулся к офицеру. — Вы не попросите командира присутствовать на маленьком эксперименте, который я хочу провести?

— Думаю, что вам лучше поговорить с ним самому, сэр. Можете связаться с ним по коммутатору, он в контрольной.

Мортон ушел и вернулся через несколько минут.

— Пеннос, — сказал он, — поскольку вы офицер и начальник аппаратной, капитан Лич хочет, чтобы этот опыт проходил при вас.

Гросвенфу показалось, что в тоне Мортона промелькнула нотка раздражения. Очевидно, командир корабля сказал, что экстремальная ситуация не позволяет ему оставлять пост. Это была старая песня о разделении власти. Каждый должен исполнять только свой долг. Официально так оно и было. Но на деле круг обязанностей одного офицера соприкасался с делами другого. Так было обычно. Но сейчас корабельные офицеры и вообще все военные несли службу, подчиняя себя общей цели небывалого полета. Опыт показал правительству, что военные по каким-то соображениям не слишком высоко ставили авторитет ученых. В моменты, подобные этому, скрытая враждебность выползала наружу. Пеннос энергично возразил:

— Директор, у нас нет времени на то, чтобы вы объясняли мне детали. Распоряжайтесь сами! Если я буду в чем-то с вами не согласен, мы это обговорим.

Это был вежливый отказ от привилегий, но Пеннос, как главный инженер, сам был в первую очередь ученым.

Мортон не стал терять времени и решительно заявил:

— Мистер Пеннос, назначьте по пять человек к каждому из четырех подходов к аппаратной. Я собираюсь возглавить одну из групп. Кент, вы поведете вторую. Скит — третью. А вы, мистер Пеннос, будете командовать четвертой. Будем действовать через большие двери переносными излучателями и бластерами. Все двери, как я заметил, закрыты: чудовище заперлось. Селенски, вы подниметесь на контрольный пункт и выключите все, кроме моторов. Все приборы присоедините к главному рубильнику и выключите их одновременно по нашей команде. Хотя есть тут одна вещь… Надо включить ускоритель на полную мощность и не применять никаких антиускорителей! Ясно?

— Да, сэр! — козырнул пилот и ушел исполнять приказ.

— Сообщите мне по коммутатору, — крикнул ему вслед Мортон, — если какие-то машины возобновят работу!

Сопровождать выбранных вызвались многие. Гросвенф и еще несколько человек наблюдали за тем, что делается, довольно с большого расстояния. Когда были принесены передвижные излучатели и установлены переносные защитные экраны, он ощутил кислый привкус во рту. Он оценил силу и мощь предпринимавшейся атаки. Он даже подумал о том, что она может увенчаться успехом…

Но это будет случайный успех, а не закономерность, опирающаяся на науку. Теория, которую использовали ученые, уже устарела. Больше всего Гросвенфа угнетало то, что ему оставалась только роль критика, помочь он ничем не мог.

По главкому коммутатору раздался голос Мортона:

— Как я уже сказал, это предварительная попытка. Наш пассажир пробыл в аппаратной недолго, он не успел ничего предпринять. Это дает нам возможность одолеть его сейчас, пока у него не было времени подготовиться к борьбе. Попробуем уничтожить его мгновенно. Если не удастся — у меня есть еще один план. Эти двери Сконструированы таким образом, что способны противостоять мощному взрыву, и понадобится не менее пятнадцати минут на то, чтобы нагреватели смогли оказать на них воздействие. В течение этого периода существо не будет получать энергии. Селенски готов перекрыть каналы питания. Главный двигатель, конечно, будет включен, но он атомный, а я считаю, что это чудовище не сможет справиться с подобным механизмом. Через несколько минут вы увидите, что я имею в виду… на что надеюсь.

Его голос возвысился, когда он спросил:

— Вы готовы, Селенски?

— Да.

— Включайте главный рубильник!

Коридор и весь корабль, как понял Гросвенф, погрузились во тьму. Он щелкнул выключателем лампы, вмонтированной в скафандр. Это же проделали и другие. В отблеске лучей их лица казались бледными и напряженными.

— Заряд! — четко и резко скомандовал Мортон.

Передвижной излучатель запульсировал, распространив Потоки тепла, обрушившиеся на тяжелую металлическую дверь. Гросвенф увидел, как по металлу побежали, сливаясь в ручейки, первые капли. За ними последовали другие, и вот уже под действием энергетического луча неохотно шевелилась дюжина потоков. Прозрачный экран замутился, и теперь уже было трудно видеть, что происходит с дверью. А потом, отражаясь в замутненном экране, дверь озарилась, накалившись докрасна. У огня был адский вид. Он активно пылал все ярче и ярче по мере того, как передвижные излучатели с медленной яростью плавили металл.

Бремя шло медленно. Наконец раздался голос Мортона:

— Селенски!

— Пока все безрезультатно, директор.

Мортон прошептал:

— Но ведь должен же он что-то делать. Не может он просто так сидеть, как загнанная в угол крыса, Селенски.

— Никаких изменений, директор…

Семь минут… десять… двенадцать…

— Директор! — это был Селенски. Его голос, как всегда, звучал официально. — Он заставил работать электродинамо!

Гросвенф глубоко вздохнул. В коммутаторе раздался голос Кента, обращавшегося к директору:

— Мортон, больше ничего не случится. Вы ожидали этого?

Гросвенф увидел, что Мортон внимательно смотрит на дверь через экран. Даже на расстоянии ему казалось, что металл не был таким раскаленным, как прежде. Дверь ощутимо покраснела, но затем стала темнеть.

Мортон вздохнул.

— Пока все. Расставьте людей в каждом коридоре! Излучатели на место! Начальники отделов, поднимитесь на контрольный пункт!

Испытание, как понял Гросвенф, было закончено.

На посту у входа в контрольный пункт Гросвенф предъявил удостоверение одному из охранников. Тот с сомнением взглянул на него.

— Пожалуй, все в порядке, — пробормотал он. — Но мне не приходилось еще пропускать ни одного человека моложе сорока. Вы будете первым.

— Я нахожусь на первом этаже новой науки, — усмехнулся Гросвенф.

Охранник снова заглянул в карточку и, возвращая, осведомился:

— Нек… некзиализм…, а что это такое?

— Нечто вроде «всеизма», — проронил Гросвенф и шагнул через порог.

Оглянувшись, он увидел, что охранник улыбается, глядя ему вслед. Гросвенф тут же забыл о нем. Он оказался в контрольном пункте управления впервые и с любопытством озирался по сторонам, заинтересованный окружающим. Контрольный пост являл собой внушительное зрелище. Он состоял из ряда ярусов. Каждый металлический ярус был в двести футов длиной, и от одного яруса к другому вели ступени. Управлять ярусами можно было сидя в кресле, что свисало с потолка на подвижном устройстве.

За всеми этими ярусами находилась аудитория. Там было примерно сто удобных мест. Кресла были широкими, они были рассчитаны на то, что в них должны сидеть люди в скафандрах. Около двух дюжин людей, одетых именно таким образом, сидели в них. Гросвенф скромно устроился сбоку. Через минуту из личного капитанского офиса, вход в который открывался из контрольной комнаты, вышли Мортон и капитан Лич. Командир сел, а Мортон сразу заговорил:

— Нам известно, что из всех машин, находящихся в аппаратной, самой необходимой для чудовища является электродинамо. Видимо, чудище работало в дикой панике, стараясь максимально использовать ее заряды прежде, чем мы проникнем внутрь. Всем все ясно?

Я бы хотел знать, что сделал кот для того, чтобы дверь стала непроницаемой? — спросил Пеннос.

— Известны электрические процессы, — ответил ему Гросвенф, — в результате которых металлы могут делаться предельно стойкими к температуре, по я никогда не слышал о том, чтобы этого можно было достичь без нескольких тонн специального оборудования, которого, конечно же, на корабле нет.

Кент взглянул на Гросвенфа и раздраженно проговорил:

— Может кто-то знает, как это сделал зверь? Если мы не можем проникнуть сквозь стены с нашими атомными дезинтеграторами — это конец. Он сделает с кораблем все, что захочет его хвост.

Мортон задумчиво качнул головой.

— Мы должны выработать какой-то план — для этого мы тут и собрались… Селенски! — выкрикнул он.

Селенски ловко развернул кресло лицом к главному рубильнику и очень осторожно повернул уровень в нужное положение. Корабль потряс толчок, послышался гул, после чего в течение нескольких секунд дрожал пол. Корабль замер, машины успокоились и гудение перешло в слабую вибрацию.

— Я прошу специалистов отложить все свои работы и сосредоточить внимание на одном вопросе — на борьбе с так называемым котом, — произнес Мортон. — Нам необходимо, чтобы обменялись мнениями ученые, работающие в разных областях. Какими бы ни были их теоретические проработки, нам нужен в первую очередь практический подход.

А это, уныло подумал Гросвенф, как раз то, что в достаточной степени имеется в распоряжении Эллиота Гросвенфа, некзиалиста. Мортону необходимо было взаимодействие многих наук, затем и был послан в космос некзиалист. И тем не менее, он понимал, что не входит в число экспертов, чьим практическим советом заинтересуется Мортон. Его догадка оказалась правильной.

Через два часа директор расстроенно произнес:

— Полагаю, нам лучше прерваться на полчаса поесть и отдохнуть. Мы приближаемся к решающему моменту и должны собрать все, чем владеем.

Гросвенф направился в свой отдел. Его не интересовали ни еда, ни отдых. В тридцать один год он еще мог обойтись без еды и отдыха. Ему казалось, что достаточно полчаса, чтобы найти способ, как покончить с чудовищем, захватившим корабль. Беда заключалась в том, что согласованность ученых была неполной. Часть специалистов объединила свои знания на весьма поверхностном уровне. Каждый кратко обрисовал свою идею. Но соединить эти идеи в единую систему было некому. План нападения был лишен единства.

Гросвенф с тревогой думал о том, что он, молодой человек, является, возможно, единственным на борту, кто способен разглядеть слабости плана. Впервые за шесть месяцев пребывания на борту корабля, он внезапно понял, какую огромную ответственность возложило на него «Некзиалистское общество». Только сейчас он по-настоящему почувствовал, что системы обучения устарели, и это не являлось пустыми словами. Гросвенф не был виновен в том, что получил не соответствующее задачам его работы образование. Он не создал ни одной системы. Но сейчас, когда общество послало его на «Космическую Гончую» со специальной целью, он должен был принять твердое решение, а потом использовать любую возможность, чтобы убедить в правильности своих действий ответственных лиц.

Сложность состояла в том, что он не получал необходимую ему информацию. Пришлось действовать единственным доступным ему способом, то есть подслушивать разговоры, которые велись на корабле. Шпионить в одиночку в интересах тех, за кем он шпионил. Но этого было мало, и он стал связываться с теми, кого подслушивал. Каждый раз, когда он представлялся начальником отдела, эффект получался значительным — занимающие более мелкие должности ученые соглашались с его правом задавать им вопросы. И были готовы помочь ему, хотя и не всегда.

— Мне нужно получить распоряжение от начальства, — заявил один ученый.

Глава отдела Скит разговаривал с ним охотно и предоставил нужную ему информацию. Другой зав был чрезвычайно вежлив и попросил позвонить ему, когда кота уничтожат. Гросвенф связался с химическим отделом и попросил к аппарату Кента. Он считал, что начальника не позовут и даже надеялся на это. Откажут, думал Гросвенф и тогда я попрошу, чтобы информацию выдал дежурный.

К досаде и изумлению, его немедленно соединили с Кентом. Шеф химического отдела слушал с плохо скрываемым раздражением, а в конце резко оборвал:

— Вы можете получить информацию нашего отдела по обычным каналам. А сведения, касающиеся кошачьей планеты, будут обработаны в течение нескольких месяцев. Мы должны проверить и перепроверить все данные.

Но Гросвенф продолжал настаивать:

— Мистер Кент, я самым серьезным образом прошу вас разрешить мне доступ к данным анализов кошачьей планеты. Это может иметь первостепенное значение для каждого из нас, а также повлиять на план, который рассматривался на сегодняшнем совещании. Сейчас слишком сложно объяснять все в деталях, но уверяю вас…

Кент насмешливо прервал его излияния:

— Послушайте, мальчик, — сейчас не время для теоретических дискуссий. Вы, кажется, не понимаете, что мы находимся в смертельной опасности. Если что-то будет не так, вас, меня и всех нас просто уничтожат. И это будет не упражнением интеллектуальной гимнастики. А теперь не отвлекайте и не беспокойте меня, пожалуйста, еще десяток лет.

Раздался щелчок — Кент прервал связь.

Несколько минут Гросвенф сидел, остывая. Потом, печально усмехнувшись, сделал еще один вызов. Он заглянул в таблицу, над которой работал. В ней были сведения об этой планете. Они показывали, что здесь высокое содержание вулканической пыли в атмосфере. Интерес представляла графа о жизни различных видов растений, полученные на основе изучения их семян. Была разработана и гипотеза о типе пищеварительного тракта у животных, которые могли бы питаться подобными растениями. Вошли сюда и предположения об экстраполяции структур и типов животных, могущих жить за счет организмов, питавшихся подобными растениями.

Гросвенф работал быстро, и поскольку он, главным образом, делал пометки в уже отпечатанной таблице, то составление графика заняло у него немного времени. Дело было простым. Конечно, не просто будет разъяснить все детали тому, кто несведущ в некзиализме, но для Гросвенфа картина была совершенно ясной. Она указывала путь, по которому должны идти ученые. Так казалось Гросвенфу.

Под заголовком «Основные рекомендации» он написал:

«При любом решении следует позаботиться о безопасности…»

Захватив четыре пачки схем, он направился в математический отдел. Там находилась охрана, что было весьма необычным. Для защиты от кота явно были приняты меры. Когда его отказались пропустить к Мортону, Гросвенф потребовал хотя бы свидания с одним из секретарей директора. Наконец, появился младший секретарь. Изучив схемы, он сказал, что «постарается довести их до внимания Мортона».

Гросвенф мрачно заметил:

— Я уже слышал раньше нечто подобное. Если Мортон не захочет ознакомиться со схемами, я буду требовать комиссии. В связи с докладами, которые я посылал директору, и которые куда-то испаряются, я выражаю протест. Если это не прекратится, могут произойти большие неприятности.

Секретарь был на пять лет старше Гросвенфа. Он был холоден и, в общем, настроен очень враждебно. Поклонившись Гросвенфу, он Слабо улыбнулся и сказал:

— Директор — очень занятой человек. Его внимания требуют многие отделы. Деятельность некоторых из них очень важна и их престиж дает им преимущество над более молодыми науками и… — он поколебался, — учеными. Но я передам ему о вашей просьбе изучить таблицы.

— Попросите его прочитать рекомендации. С этим нельзя больше тянуть.

— Я доведу это до его сведения, — сухо проронил секретарь.

Гросвенф решительно направился к штаб-квартире капитана Лича. Капитан сразу принял его и внимательно выслушал, после чего стал изучать таблицу. Читая ее, он качал головой.

— Военные, — официальным тоном сказал он, — подходят к этому делу немного по-другому. Понимая, что за хищник у нас на борту, мы тем не менее идем на сознательный риск. Ваше предложение о том, что было бы разумнее позволить чудовищу бежать — совершенно противоречит моей точке зрения. Это разумное существо, предпринимающее враждебные действия по отношению к военному кораблю. Такая ситуация нетерпима. Я считаю, что он знает что делает и понимает последствия. — Капитан криво усмехнулся. — А последствия — смерть!

Гросвенф подумал, что конечным результатом может быть смерть людей, оказавшихся недостаточно гибкими в борьбе против необычайной опасности. Он уже было приготовился сказать, что вовсе не намерен дать коту возможность убежать, но раньше, чем он успел заговорить, капитан Лич встал.

— А теперь я вынужден попрощаться с вами, — произнес он. Лич повернулся к офицеру. — Проводите мистера Гросвенфа.

— Я знаю, где выход, — с горечью сказал Гросвенф.

Оказавшись в коридоре, он взглянул на часы. До начала действий оставалось пять минут. Чувствуя себя побежденным, он направился в контрольный пункт. Гросвенф вошел, когда большинство ученых уже сидели. Через минуту появились директор и капитан Лич. Совещание началось.

Видно было, что нервы у Мортона порядком сдали. Он даже сидеть не мог, а беспокойно ходил перед собравшимися. Лицо его было бледным, а выдвинутый вперед подбородок придавал ему агрессивность. Внезапно он замер. Его резкий голос мгновенно погасил гул в зале.

— Я хочу, чтобы все наши дальнейшие действия были полностью согласованы. Пусть выскажутся все. Первым выступит мистер Пеннос.

Пеннос встал. Он был среднего роста, но казался высоким благодаря осанке и уверенности, с которой говорил, ходил, сидел. Как и другие, он являлся узким специалистом, но по роду своих занятий нуждался в некзиализме гораздо меньше, чем кто-либо другой из присутствующих. Этот человек знал двигатели и историю двигателей. Согласно досье на него, изученному Гросвенфом, он изучал разнообразные двигатели на ста планетах. Не было ничего такого, чего бы он ни знал о практической механике. Он мог бы говорить, не переставая, несколько недель и то, наверное, только коснулся бы предмета своих знаний.

— В этой контрольной комнате у нас установлены переключатели, которые останавливают одновременно все двигатели. Расщепляющее устройство сработает в сотую долю секунды. И эффект создаст различного рода вибрации. Существует, конечно, вероятность того, что одна машина будет разрушена по закону, совпадающему с известным случаем, когда рота солдат идет по мосту в ногу. Вы слышали эту старую историю, но по моему мнению, реальной опасности разрушения нет. Наша главная цель заключается в том, чтобы сломить сопротивление существа и прорваться сквозь двери.

— Следующий — Гурлей, — объявил Мортон.

Гурлей лениво поднялся на ноги. У него был сонный вид, как будто все происходящее утомило его. Гросвенфу казалось, что он хотел бы, чтобы люди считали его мечтателем. Он был начальником отдела связи и его анкета говорила о том, что он стремился, как можно больше узнать в той области, в которой работал. Он имел ученую степень, а защите ее предшествовало широкое образование. Заговорил он неторопливо, растягивая слова в своей обычной манере. Гросвенф отметил, что его нарочитая медлительность произвела на аудиторию успокаивающий эффект. Выражение обеспокоенности на лицах смягчилось, позы стали более непринужденными.

— Мы состряпали вибрационные экраны, работающие на принципе отражения. Оказавшись внутри, мы используем их таким образом, чтобы большая часть того, что может послать кот, была бы отражена и вернулась к нему же. Вдобавок, мы получили дополнительное количество электроэнергии, которую мы и скормим ему с передвижных колец. Должен же быть предел его возможностям в задерживании энергии. И нервы у него тоже не стальные.

— Селенски, — спокойно произнес Мортон.

Главный пилот уже стоял возле Мортона. Все было проделано так стремительно, как будто он давно уже ждал зова директора. Гросвенф смотрел на него, как зачарованный. Селенски был худощав, с поразительно живыми голубыми глазами, и «казался он сильным и умным. Согласно своему послужному списку, он не получил особенного образования, но восполнил его крепостью нервов, молниеносной реакцией и способностью действовать с точностью часового механизма.

— Впечатление от плана таково, что он достаточно объемен. Как раз, когда существо думает, что больше ему не вынести, происходит еще нечто, что добавляет ему тревоги и беспокойства. Когда рев достигнет высшей точки, я включу антиакселерацию. Директор и Гюнли Лестер думают, что этому существу об антиакселерации ничего не известно, поскольку подобные знания связаны с наукой о межгалактических перелетах и другими путями не могут быть получены. Мы думаем, что когда существо ощутит на себе впервые эффекты от действия антиакселерации — вы все помните то чувство опустошенности, которое оно вызывает, когда сталкиваешься с ним впервые, оно не будет знать, что думать и что делать. — Пилот сел.

— Следующий Корита…

— Я могу одобрить все, что сказано до меня, — заявил он. — Что могу добавить? Мне кажется, чудищу присущи все черты преступника ранних эпох цивилизации. Скит удивляется тому, что зверь знает гораздо больше, чем мы ждем от него. По его мнению, это может означать, что мы имеем дело с действительным обитателем этой планеты, — причем являющимся потомком тех, кто жил в разрушенном городе. Подобное предположение предписывает нашему врагу фантастическое долголетие, фактически бессмертие, врожденные способности, о которых мы и не догадывались. Возьмем хотя бы его способность дышать и кислородом и хлором, или ни тем ни другим. Допустим, что его бессмертие уязвимо. Он пришел из определенного периода своей цивилизации, и уровень его мышления настолько низок, что он состоит, главным образом, из его воспоминаний об этом периоде. Несмотря на свою способность контролировать энергию, вы помните, он потерял голову в лифте, когда впервые попал на корабль. Вы также не забыли, как он был озадачен, когда Кент предложил ему еду. Он настолько растерялся, что был вынужден пустить в ход против вибратора специальные силы. За несколько часов он совершил множество убийств. Как видите, все, что он делает, говорит о том, что у него примитивно-хитрая эгоистическая натура. Ему мало известно или он совсем ничего не знает о происходящих в его теле процессах. Он едва ли понимает сущность того, над чем берет власть. Кот похож на того германского солдата древности, который чувствовал превосходство над старым романским ученым, но последний все же являлся частью могущественной цивилизации, внушающей страх Германии тех дней. Таким образом, мы имеем дело с примитивом, и этот примитив полностью оторван от своей естественной среды. Я скажу так: — Мы пойдем на него и победим его!

Мортон поднялся и взглянул на аудиторию. Его тяжелое лицо хранило насмешливую улыбку.

— Мне кажется, наш план должен содержать в себе сомнения и уверенность. То, о чем говорит Корита, должно стать неотъемлемой частью нашей атаки. Тем не менее, я только что получил документ от молодого человека, который находится на борту этого корабля, представляя науку, о которой я очень мало знаю. То, что он находится на борту, требует от меня серьезного отношения к его мнению. Убежденный, что он держит в руках ключ к решению проблемы, он побывал не только в моем отделе, но и в штаб-квартире капитана Лича. Мы с командиром сошлись, что мистеру Гросвенфу следует дать несколько минут, чтобы он попробовал убедить нас в том, в чем сам, судя по всему, уверен.

Гросвенф робко встал и начал:

— В „Некзиалистской школе“ нас учили, что должна существовать наука наук. Направление, которое связывает различные учения, различные, кажущиеся оторванными друг от друга, отрасли человеческих знаний. Это положение, конечно, известно давно, но есть разница между болтовней об узловой станции современных наук и применением координационного центра на практике. Мы в „школе“ разработали технику его применения. В моем отделе имеется много таких замечательных машин, которые вам никогда не приходилось видеть. Не стану сейчас их описывать. Скажу только, каким образом человек, владеющий техникой работы с этими машинами, может разрешить проблему кота… Во-первых, предположения, выдвинутые здесь, достаточно поверхностны. Они удовлетворительны в своей области, но эта область не простирается достаточно далеко, диапазон ее узок. Сейчас мы располагаем достаточным количеством фактов, чтобы составить совершенно четкую картину исторического развития так называемого чудовища. Назову их… Примерно восемнадцать сотен лет назад выносливые растения этой планеты начали внезапно получать от солнца меньшее количество волн определенной длины. Это было связано с появлением в атмосфере огромного облака вулканической пыли.

Результатом той катастрофы стала еще одна трагедия. Почти моментально большая часть растений погибла. Вчера одна из наших разведывательных машин в районе примерно ста миль от мертвого города обнаружила несколько живых существ размером с земного оленя, но, вероятно, более умных. Они были так осторожны, что захватить их не представилось возможности. Пришлось убить бедных животных, чтобы отдел мистера Скита проделал ряд анализов. Мертвые тела содержали калий почти в тех же электрохимических соединениях, в каких он содержится в человеческом теле. Других животных встретить не удалось. Делаем вывод — это мог быть один из пищевых ресурсов кота. В желудках мертвых животных ученые обнаружили частицы растений на различной стадии усвоения. Вероятен следующий цикл: растения — травоядные — хищники. Давайте поразмышляем. Вероятнее всего, когда растения погибли, животные, чью пищу они составляли, в большинстве своем умерли. Таким образом, исчезла и пища для котов.

Гросвенф обвел аудиторию быстрым взглядом. За исключением одного человека, все слушали его внимательно. Исключение составлял Кент. На лице начальника химического отдела застыло раздраженное выражение. Его внимание, казалось, было приковано еще к чему-то. Эллиот быстро продолжил:

— В галактике существует много примеров зависимости жизненных форм от типа пищи. Но мы не встречали другого примера такой ограниченности съестных запасов у разумного существа. Похоже, что им даже в голову не приходила возможность выращивать для себя еду и, уж конечно, еду для своей еды. Невероятное отсутствие предусмотрительности, согласитесь. Изучая нашего врага, мы в первую очередь должны поинтересоваться его физиологией. Здесь берут начало его сильные и слабые стороны.

Гросвенф вновь сделал паузу, но лишь для того, чтобы перевести дыхание. Он не смотрел ни на кого из присутствующих. Он не доказывал, а рассказывал. Он не мог предъявить доказательств тому, о чем сообщал. Каждому отделу понадобились бы недели, чтобы проверить факты, используемые его наукой. Все, что он мог сделать, это дать конечное заключение. Ученый не осмелился сделать это в своей схеме или в разговоре с капитаном Личем. Но сейчас он был настроен решительно. И поэтому закончил так:

— Факты неотвратимы. Кот не является создателем этого города, как и не является потомком жителей его. Он и его племя пришло сюда после строителей города. Что произошло с самими строителями? Об этом мы можем только догадываться. Вероятно, они были уничтожены восемнадцать столетий назад в ходе атомной войны. Город похож на земные города. Неожиданное появление вулканической пыли в атмосфере в таких количествах, что она смогла на тысячи лет скрыть солнце — говорит о многом. Человек едва ли не совершил то же самое, так что мы не должны слишком сурово осуждать исчезнувшую расу. Но что было дальше? Дальше появились эти звери. Как?

Откуда? Это сейчас неважно. Важно, что мы имеем дело с животным, которое, хотя и обладает силой, не может разгадать наши планы. Мы, в настоящий момент, имеем дело с существом, не имеющим ясного представления о своей силе. Оказавшись в трудном положении, он мог обнаружить в себе способности еще неосознанные, уничтожить человеческие существа и контролировать работу машин. Мы должны дать ему возможность бежать. Очутившись вне корабля, он окажется в нашей власти. У меня все, и благодарю вас за то, что вы меня внимательно выслушали.

Мортон оглядел собравшихся и спросил:

— Итак, джентльмены, что вы по этому поводу думаете?

Кент сердито заявил:

— В жизни не слыхал подобной чуши. Все это предположения, фантазия. Если в этом и заключается некзиализм, то ему следует многое в себя вобрать, прежде чем я им заинтересуюсь.

— Не знаю, каким образом мы можем согласиться с подобным объяснением, не имея представления об анатомии кота, — мрачно проговорил Скит.

Следующим высказался глава физиков Ван Гроссен:

— Я сомневаюсь в том, что даже подобное исследование могло бы служить твердым доказательством того, что существо создано искусственно. Анализы мистера Гросвенфа весьма спорные, и такими они останутся.

— Дальнейшие раскопки города могли бы дать подтверждение теории мистера Гросвенфа, — Корита говорил очень осторожно. — Подобная точка зрения не опровергает полностью теорию цикличности, поскольку создание мыслящего существа может характеризовать силу ума и убеждения тех, кто его обучал.

С места поднялся глава инженерного отдела Пеннос.

— Один из наших летательных аппаратов сейчас находится в мастерской. Он частично демонтирован и занимает единственную доступную для нас внизу опору. Чтобы получить из него действующий аппарат, нам понадобилось бы не меньше усилий, чем на всю планируемую нами атаку. Конечно, если она потерпит неудачу, мы, может быть, решимся пожертвовать летательным аппаратом, хотя я по-прежнему не понимаю, как он сможет выбраться на нем из корабля. Внизу нет воздушных запоров.

Мортон повернулся к Гросвенфу.

— Что вы на это скажете?

— Воздушный запор имеется в конце коридора, соединяющегося с аппаратной. Мы могли бы предоставить ему возможность воспользоваться им.

Капитан Лич решительно поднялся и заявил:

— Как я уже сказал мистеру Гросвенфу, когда он ко мне приходил, военные в таких делах действуют смелее и решительнее. Нас не испугают случайности, мы к ним готовы. Пеннос выразил и мое мнение. Если нападение не удастся, обсудим другие варианты. Благодарю вас, мистер Гросвенф, за ваши исследования. А теперь за работу!

Это был приказ. Все сразу направились к выходу.

Керл работал в ярко освещенной гигантской механической мастерской. К нему вернулись давние воспоминания, он вспомнил все, чему учили его Строители. Он снова мог управлять машинами, ориентироваться в сложных ситуациях. В одном из отсеков он обнаружил спасательную шлюпку, покоящуюся на опорах. Она была повреждена и частично демонтирована.

Он с жаром принялся за ремонт. Керл понимал, что надо бежать. Ни о чем другом думать он не мог. Только так он возвратится на свою планету к другим керлам. Если он научит их всему тому, что приобрел на чужбине, они станут непобедимыми. Они покорят весь космос дальний и ближний. Он решился на это с неохотой. Ему не хотелось покидать корабль. Он не был полностью убежден, что находится в опасности. После того, как он изучил энергетические ресурсы механической мастерской и снова обдумал все случившееся, у него сложилось впечатление, что у этих двуногих существ нет достаточного оборудования для того, чтобы победить его. Но все же сомнения были.

Эта неуверенность не беспокоила его во время работы. Затем он оторвался от дел, чтобы осмотреть судно. Он многое успел сделать на этом корабле. Ему уже ничего не стоило покинуть его. Он сложил в лодку инструменты и запчасти, которые хотел взять с собой. И все-таки еще сомневался — уходить или сражаться? Услышав шаги, он насторожился. Затем зверь ощутил изменение в громоподобном реве машин. Стук стал громче, резче, отчетливей. Но едва Керл привык к этому шуму, как пламя передвижного газомета зашипело у массивной двери аппаратной. И он замер размышляя — принять ли ему бой, а если принять, то с чего начинать: бороться с газометом или выравнять ритм разбушевавшихся моторов. Однако он тут же сообразил, что не сможет сделать все это одновременно.

Тогда Керл сосредоточил свое внимание на побеге. Каждый мускул его мощного тела был напряжен, когда он тащил груду запасных частей и инструментов, и сбрасывал их на свободные площади спасательной шлюпки. Наконец, наступил заключительный акт. Он замер у дверей, понимая, что сейчас они рухнут. Полдюжины газометов, направленных на двери, медленно пожирали металл дюйм за дюймом. Керл заколебался, потом отвел от дверей направленную на них свою энергию и сконцентрировал ее на внешней стене корабля. Туда был направлен нос спасательной шлюпки. Все его тело съежилось от волн электричества, хлынувших в динамомашину. Его усики-уши завибрировали, направляя густейший поток энергии на стену. Он почувствовал жар огня, и его тело изогнулось дугой. Он понял, что катастрофически близок к пределу энергии, на которую способен. Но несмотря на его усилия, ничего не произошло — стена не поддалась. Он был крепок, этот металл, крепче всего, с чем он когда-либо сталкивался. Он держал форму. Его молекулы были многоатомными, но их расположение было необычным — эффект особой прочности был достигнут без обычно сопутствующей ему высокой плотности.

В это время он услышал, как одна из дверей аппаратной рухнула, и до него долетели голоса людей. Газометы передвинулись вперед. Теперь их мощность уже не контролировалась. Керл услышал, как пол аппаратной протестующе зашипел, когда в металл ударили потоки энергии. Этот тревожный, угрожающий звук все приближался и приближался. Еще минута, и люди прорвались бы в мастерскую через непрочные двери, отделяющие ее от аппаратной.

Но за эту минуту Керл одержал победу. Он ощутил изменения в сопротивляющемся сплаве. Стена потеряла силу сцепления. Внешне все выглядело по-прежнему, но сомнений не было. Поток энергии с легкостью проходил через его тело. Еще несколько секунд он продолжал контролировать его, пока окончательно не ощутил, что добился желаемого. С диким ревом он вскочил в маленькое судно и задвинул за собой дверцу.

Он ухватился одним из щупалец за рычаг управления. Машина дернулась вперед, и он направил ее прямо на толстую стену. Нос судна коснулся ее, и стена растаяла в сверкающем облаке пыли. На какой-то миг металлическая пыль, облепившая судно, чуть замедлила ход. Но он прорвался через нее и вырвался в пространство.

Шли секунды. И Керл заметил, как удаляется от корабля. Корабль по-прежнему был почти рядом. Керл даже видел дыру в нем, через которую он бежал. За окружающей ее блестящей оболочкой виднелись силуэты людей в скафандрах. Они и корабль становились все меньше и меньше. Потом люди исчезли, и лишь корабль блестел тысячью иллюминаторов.

Керл быстро повернул прочь от него. Он сделал поворот на девяносто градусов и перевел рычаги ускорения на полную мощность. Таким образом, через минуту после побега, он уже лег на обратный курс.

Гигантский шар под ним быстро уменьшался, становясь почти невидимым. Прямо перед собой Керл увидел крошечный, тусклый круг света его собственного солнца. Он понял, что это его галактика. Там он может вместе с другими керлами построить космический корабль и улететь с необитаемой планеты к звездам. Это было настолько важно, что неожиданно он почувствовал испуг. Он отвернулся от тускло светящихся дисков, потом вдруг вновь взглянул на них. Шар покинутого им корабля был еще там, крошечная точка света в огромной темноте пространства. Внезапно он мигнул и исчез.

У Керла было странное ощущение. Ему казалось, что перед тем, как исчезнуть, корабль сделал гигантский скачок. Но все это было смутным и неясным. Он с тревогой спросил себя, не потушили ли они все огни и не преследуют ли его в темноте? Он понял, что не будет в безопасности до тех пор, пока не приземлится. Опять появилась эта неуверенность. Керл снова перенес внимание на светящийся впереди диск, и почти сразу же ощутил новый страх. Тусклое солнце, на которое он держал курс, не становилось больше.

Оно явно уменьшалось! Вот оно сделалось розовой точкой в темноте! И исчезло!

Страх ворвался в сердце Керла холодным ветром. Несколько секунд он напряженно всматривался вперед с безумной надеждой на то, что его путеводная звезда снова появится во тьме. Но там, куда он смотрел, блестели лишь далекие звезды, немигающие крапинки на черном бархатном фоне бездонной дали.

Но что это?! Одна из крапинок становится больше. Нервы Керла напряглись до предела. С ужасом следил он за тем, как крапинка превращается в точку. Вот она уже выросла в круглый шар света и все продолжала расти. Больше, больше, больше… Внезапно перед ним, сияя иллюминаторами, возник гигантский корабль, который он покинул несколько минут назад.

Керл почувствовал, что с ним происходит нечто необычное. Мысли закружились в его голове, будто в ней закрутили юлу, все быстрее и быстрее. Сознание разлетелось на миллионы осколков. Глаза вылезли из орбит, он бушевал в своем маленьком укрытии, как обезумевший. Его щупальца вцепились в рычаги управления и в ярости раздирали их на части. Когти вонзились в стены суденышка. В последней вспышке сознания он понял, что не сможет вынести огня дезинтегратора, который был направлен прямо на него. И он был бессилен.

Поток энергии разрушал каждую клеточку идов в его организме.

Губы зверя раздвинулись в последнем рычании. Волосики усиков сплелись. Он почувствовал смертельную усталость и упал, уже не думая о мести.

Смерть пришла спокойно после долгих часов насилия.

Капитан Лич действовал наверняка. Когда огонь исчез, и стало возможным приблизиться к тому, что осталось от спасательной шлюпки, исследователи обнаружили кусочки расплавленного металла и лишь кое-где остатки того, что было телом Керла.

— Бедный кот, — опечалился Мортон. — Интересно, что он подумал, когда обнаружил нас перед собой после того, как исчезло его собственное солнце. Нечего не понимая в антиакселераторах, он не знал, что мы можем сразу очутиться в том месте, добираться до которого он мог часами. Ему казалось, что он движется в направлении родной планеты, но на самом деле он отдалялся от нее все дальше и дальше. Он не мог знать того, что когда мы остановились, он промчался мимо нас, а нам только и оставалось, что последовать за ним и разыграть небольшую комедию — притвориться его солнцем, пока мы не приблизимся достаточно близко, чтобы уничтожить его. Вероятно, перед его взором весь космос перевернулся вверх дном!

Гросвенф слушал этот монолог со смешанным чувством.

Шло время. Инцидент уходил в прошлое, теряя подробности и обрастая легендами. С каждым днем детали становились в памяти людей все менее похожими на то, какими они были на самом деле. Угрожавшая им опасность казалась далекой.

— Какие тут могут быть симпатии? — услышал как-то Гросвенф голос Кента. — Это наша работа — убивать всех котов в этом несчастном месте.

— Это просто, — как-то сказал Корита, — воевать с котами. Они примитивны. Стоит нам сесть, и они к нам придут, считая, что смогут нас перехитрить. — Он повернулся к Гросвенфу. — Я все еще верю в то, что это так, — дружелюбно произнес он, — даже если теория нашего молодого друга подтвердится. Что вы думаете, мистер Гросвенф?

— Я бы пошел дальше, — начал Эллиот. — Не забывайте о том, что причиной нападения на нас была отчаянная необходимость в пище. Вполне возможно, что ресурсы этой планеты не могут больше поддерживать это вымирающее племя. Так почему бы не дать им умереть с голода?

„Некзиализм — это наука, соединяющая информацию одной области знаний с информацией другой области. Наука, находящаяся на стыке разных наук. Она предусматривает ряд технических приемов для ускорения процессов усвоения полученных знаний и самого эффективного их использования“.

ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ.

ЛЕКТОР — ЭЛЛИОТ ГРОСВЕНФ.

МЕСТО ЛЕКЦИИ — НЕКЗИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.

ВРЕМЯ — 15.00, 9/7/1.

Гросвенф прикрепил объявление к и так уже плотно заполненной доске объявлений. Затем он отступил назад и посмотрел, что у него получилось.

На корабле действовало так называемое „звездное время“, основанное на стоминутном часе и двадцатичасовом дне. В неделе содержалось десять дней, в месяце — тридцать дней, в году — триста шестьдесят дней. Дни не имели названий, но были пронумерованы. Данный календарь вступал в действие с момента старта.

Его объявление висело среди извещений об еще восьми лекциях, трех кинофильмах, четырех учебных фильмах, девяти дискуссиях и нескольких спортивных соревнованиях. Так проводили свободное время ученые, члены команды корабля, рабочие различных секторов. Но были и такие, которые предпочитали читать у себя в каюте, собираться с друзьями в кают-компании, задержаться в одном из баров или кафе.

Эллиот был уверен, что его объявление прочтут. Оно даже внешне отличалось от других сообщений. Написал его ученый на плотном листе. Шрифт был особый, буквы были вдавлены и казалось, что они находились где-то внутри бумаги. Цветная пленка из гальванизированного материала изменяла цвет букв. Они становились то голубыми, то зелеными. Слова, словно были живыми, дышали и двигались. Поскольку частота испускаемых волн света была неопределенной и постоянно изменялась, цветовые сочетания никогда не повторялись.

Объявление пылало среди прочих, как неоновая реклама. Гросвенф знал, что его наверняка заметят.

В назначенный час он направился в обеденный салон. Когда он вошел, стоявший у двери человек сунул ему в руку карточку. Гросвенф с любопытством прочел:

„КЕНТ — НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА!“

Мистер Кент является главой одного из самых крупных на нашем корабле отделов. Он известен своим сотрудничеством с другими секторами. Кент — не только хороший ученый, но и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. Не забывайте о том, что на борту нашего корабля, помимо 180 военных, находятся 804 ученых, возглавляемых администрацией, которая была выбрана весьма неохотно незначительным большинством. Такое положение должно быть исправлено. Мы имеем право на демократические выборы.

Предвыборное собрание — 9/7/1. Время— 15.00.

„Выбирайте директором КЕНТ А!“

Гросвенф сунул карточку в карман и шагнул в ярко освещенную комнату. Он подумал о том, что такие, как Кент, вряд ли могут достигнуть успеха, разделяя людей на враждующие группы. Половина межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, не вернулось на Землю, и причиной этому, скорее всего, были разногласия на космическом судне. Отправляясь в путешествие, обычно, все были единомышленниками. Но в пути появлялись противоречия. И чем дольше длился полет, тем горячее разгорались споры, которые переходили в настоящую войну.

Выборы в подобных экспедициях были весьма частым событием. Разрешение на них давали, потому что люди не желали быть связанными подчинением однажды выбранным лицам. Корабль напоминал страну в миниатюре. И маленькая эта страна жила по всем законам общества, где были тайны, была борьба, была своя дипломатия. Гросвенф был озабочен тем, что время собрания совпадает с его лекцией. Но войдя в столовую, успокоился. Она была переполнена. Его трое друзей, младшие ученые из разных отделов, уже обедали. Только он подсел к ним, как один из них весело заметил:

— Итак, какие убийственные черты непредсказуемого женского характера будем сегодня обсуждать?

Гросвенф добродушно рассмеялся, он понимал, что замечание было шутливым лишь отчасти. Разговоры среди молодых людей тяготели к одной теме: женщина и секс. В этой полностью мужской экспедиции проблема секса была решена химически, путем введения в организм специальных препаратов. Это снимало физическую потребность, но в эмоциональном плане ничуть не удовлетворяло.

Шутке рассмеялись, но продолжать разговор на эту тему не стали. Карл Деннисон, молодой химик, повернулся к Гросвенфу.

— Как собираешься голосовать, Эл?

— Тайным голосованием. Давайте-ка лучше вспомним, что говорила о нас тем утром блондинка Эллисон.

— Ты ведь будешь голосовать за Кента? — не унимался Деннисон.

— Я еще не думал об этом, — усмехнулся Гросвенф. — До выборов еще пара месяцев. А что, собственно, мы должны иметь против Мортона?

— Он человек, выбранный правительством.

— И я тоже, и ты…

— Он — всего лишь математик, а не ученый в широком смысле слова.

— Это для меня новость. А я годами жил иллюзией, что математики тоже ученые.

— Так оно и есть. Это иллюзия. Математика — это искусство, а не наука. В основе ее условность.

Деннисон явно старался добиться успеха, демонстрируя собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения человек. Доказывая, он вытягивался вперед, словно шел в атаку.

— Ученым следует держаться вместе. Вы только представьте: нас тут целый корабль, и кто над нами стоит? Человек, имеющий дело с абстракциями. Разве он может решать практические проблемы?

— Смешно, но мне казалось, что он весьма преуспевает в сглаживании наших проблем.

— Мы сами в состоянии сглаживать свои проблемы! — раздраженно заявил Деннисон.

Гросвенф нажал на кнопку. Заказанная еда заскользила по вертикальному конвейеру, целясь в центр стола.

— Этот опилочный ростбиф прямо из химического отдела? — буркнул он. — Восхитительных размеров и непередаваемого запаха. Интересно, сколько усилий было затрачено на то, чтобы сделать опилки из деревьев покидаемой нами планеты питательными? — Он поднял голову. — Ладно, не отвечайте… Я не желаю быть разочарованным в деятельности отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя мне и не нравится его облик и поведение. Видите ли, я обратился к нему за помощью, а он велел мне позвонить ему через десять лет. Вероятно, он забыл о выборах. Кроме того, у него хватило наглости назначить собрание на то же время, когда я собрался прочитать лекцию о некзиализме. — Эллиот принялся — за еду. — Ни одна лекция не важна так, как это собрание. Я собирался обсудить вопросы, касающиеся каждого из нас, и тебя в том числе.

Лицо Деннисона пылало, голос стал резким.

Послушай, Эл, ты не можешь выступить против человека, которого даже толком не знаешь. Кент из числа тех людей, которые не забывают своих друзей.

— Я бы сказал, что он обладает также способностью ставить на место тех людей, которых не любит, — проговорил Гросвенф и нетерпеливо пожал плечами. — По моему мнению, Кент несет в себе все черты, пагубные для нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличности истории, мы находимся на „зимней“ стадии своей культуры. В один из ближайших дней я попрошу его разъяснить мне этот вопрос поподробнее. Но и не зная тонкостей, я уверен, что Кент, как кандидатура от демократов является полосой заморозков в этом суровом времени года.

Гросвенф хотел было добавить, что находится на борту именно для того, чтобы противостоять таким выскочкам, но промолчал, посчитав, что это уже будет перебор. Он понимал, что коллектив корабля вступил в стадию опасных споров, которые были причиной бедствий многих экспедиций.

Дальше, видимо, должен был начаться знакомый спектакль на базе социологических экспериментов: дебаты, выборы, раскол команды.

Деннисон зло улыбнулся.

— Вы только послушайте этого молодого философа, — сказал он и добавил, чуть ли не приказывая: — Голосуй за Кента, если понимаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.

Чтобы дать ему остыть, Гросвенф перешел на шутливый тон:

— Что же он сделает, придя к власти? Съест мою долю опилок? А может, я сам желаю стать директором. Давайте голосовать за тех, кому нет тридцати пяти. В конце концов, мы превосходим пожилых в пропорции три или четыре к одному. Демократия требует, чтобы мы сотрудничали на основе пропорции.

Деннисон, казалось, пришел в себя.

— Ты совершаешь серьезную ошибку, Эл, и скоро в этом убедишься.

Обед завершили молча. На следующий день Гросвенф понял, что, скорее всего, его затея потерпит неудачу. Естественно, это его расстроило. Он понимал, что Кент, видимо, запретил своим последователям пойти на лекцию, которую читает человек, не поддерживающий его. Но хотя под контролем шефа химического отдела находилось большинство ученых, все-таки оставалось еще несколько сот человек, влияния на которых он не имел. Гросвенф не мог не вспомнить, что сказал ему директор института накануне отъезда:

— Работа, которую тебе предстоит вести на борту „Космической Гончей“, будет тяжелой. Некзиализм — новый подход к познанию и взаимодействию наук. Пожилые будут бороться с ним, повинуясь лишь инстинкту. Молодые, если они освоили обычный метод, автоматически будут протестовать, отвергая то, что зачеркивает их знания и называет их подход старомодным. Тебе самому придется использовать на практике приемы, которые ты познал в теории. Твоя борьба за существование станет продолжением твоей учебы. Прежде всего помни, что человеку, который прав, в критических ситуациях бывает достаточно положиться на свои чувства.

В 16.00 Гросвенф прошел к доске объявлений и изменил время лекции на 17.00. В 17.00 он изменил его на 18.00, а еще позже на 19.00.

„Скоро они освободятся, — сказал он себе. — Политические собрания не должны длиться вечно“.

За пять минут до 19.00 он услышал в коридоре шаги. Было тихо. Двое остановились возле открытой двери, ведущей в его отдел, и один из них сказал:

— Все верно, здесь.

Затем они рассмеялись без видимой причины и через минуту вошли. Поколебавшись, Гросвенф приветливо кивнул молодым людям. С первого дня путешествия он поставил перед собой задачу — научиться узнавать людей по голосам, лицам, именам, и узнать о них как можно больше. Людей было так много, что он еще не закончил эту работу, но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.

Он наблюдал за тем, как они оглядывались и рассматривали выставленные машины-учителя. Они явно были удивлены, хотя и старались не подавать вида. Наконец, оба устроились в креслах, и один из них с несколько подчеркнутой вежливостью спросил:

— Когда начнется лекция, мистер Гросвенф?

Гросвенф взглянул на часы и сообщил:

— Через несколько минут.

За это время пришли еще восемь человек. Это приободрило Гросвенфа. Особенно он обрадовался тому, что одним из пришедших был Дональд Мак-Кен, глава отдела геологии. Его не беспокоило, что четверо из его слушателей были из химического отдела. Он углубился в лекцию об условных рефлексах и рассказывал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая днями, когда был заложен первый камень некзиализма. Затем к нему подошел Мак-Кен и сказал:

— Я заметил, что у вас есть так называемые „машины сна“, которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помню, один из моих старых профессоров указывал на то, что таким способом можно узнать все, что накоплено в разных областях науки, но затратить на это нужно тысячу лет. Вы не сказали ничего об этих трудностях.

Гросвенф чувствовал, как серые глаза собеседника наблюдают за ним с добродушным лукавством.

— Эти трудности, — улыбнулся он, — были продуктом старого метода использования машин без предварительной подготовки. В наши дни „Некзиальное общество“ для того, чтобы преодолеть первоначальное сопротивление, использует гипноз и психотерапию. Например, мне при проверке сказали, что для меня является нормальным включение машины лишь на пять минут за два часа до сна.

— У вас очень низкая толерантность, — заметил Мак-Кен. — Моя была три минуты на полчаса.

— Но вы на нее согласились, не так ли?

— А что бы сделали бы?

Гросвенф улыбнулся.

— Сам я не сделал бы ничего. Меня обучали различными методами до тех пор, пока я не научился восьмичасовому сну при непрерывно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался некоторыми другими приспособлениями.

Последнюю фразу геолог проигнорировал и удивленно воскликнул:

— Полных восемь часов?!

— Полных, — подтвердил Гросвенф.

Геолог, казалось, обдумывал услышанное.

— И все же, — сказал он, наконец, — это служит дополнением к первоначальному фактору. Есть много людей, которые даже при отсутствии специальных условий могут не просыпаясь забирать пять минут из каждой четверти часа.

Гросвенф ответил, внимательно наблюдая за реакцией Мак-Кена:

— Но информацию придется повторить много раз. Конечно, сэр, вам достаточно увидеть или услышать однажды, чтобы запомнить навсегда. Так вам кажется. Но все же, часто то, что оставило достаточно глубокий след, постепенно стирается в памяти, и по истечении времени даже невозможно вспомнить, где ты об этом слышал. Мы забываем, и происходит это не случайно, есть свои законы и у памяти. „Некзиальное общество“ установило, в чем они заключаются.

Мак-Кен ничего не ответил. Он размышлял, сжав губы. Гросвенф посмотрел на четверку из химического отдела, которые стояли уже у дверей. Они о чем-то шептались. Он отвел от них взгляд и обратился к геологу:

— Было вначале время, когда я считал, что нагрузка для меня слишком велика. Я, как вы понимаете, говорю не о машинах сна. Напряжение их намного меньше их возможности.

Мак-Кен качнул головой.

— Все это ошеломило меня. Полагаю, что вы добились самых высоких показателей запоминания. Вам, видимо, достаточно, чтобы кадр фильма, прокрученный в мозгу, задержался на экране какую-то долю секунды.

— Мы смотрели эти фильмы по три часа в день, но они составляли лишь 45 % от общего курса тренировки. Секрет кроется в скорости и в повторении.

— Вся наука за один присест! — изумился Мак-Кен. — Да, это единственное, что можно назвать полным обучением.

— Это лишь один из аспектов. Мы используем при обучении все органы чувств. В процессе усвоения у нас участвуют и пальцы, и уши, и глаза, даже запах и вкус имеют значение.

Мак-Кен снова замолчал, нахмурившись. Гросвенф заметил, что молодые люди вышли. Из коридора донесся приглушенный смех. Это вывело Мак-Кена из оцепенения. Геолог протянул Гросвенфу руку и сказал:

— Я был бы счастлив, если бы вы посетили мой отдел. Думаю, нам удастся разработать метод, который совместит наши науки и будет применим практически. Мы сможем проверить его эффект, когда приземлимся на другой планете.

Вечером по дороге в спальню, Гросвенф тихо насвистывал. Он одержал свою первую победу, и сознавать это было очень приятно.

На следующее утро Гросвенф, подходя к своему отделу, еще издали с удивлением заметил, что дверь открыта. Яркий луч света бил из нее в более тускло освещенный коридор. Он ускорил шаг и застыл в дверях, пораженный.

Сразу же он увидел у себя в отделе химиков. Их было семеро. Двое из них посетили вчера его лекцию. В комнате было много приборов и целая система трубок для насыщения чанов химикалиями. Гросвенф вспомнил, как вели себя химики на его лекции. Он вошел в комнату, с опасением подумав о своем оборудовании. Первую комнату он использовал для общих целей. В ней, как правило, находилось несколько аппаратов, но в целом она была предназначена для того, чтобы давать групповой инструктаж.

В оставшихся четырех комнатах находилось особое оборудование. Сквозь открытую дверь, ведущую в его кино- и звуковую студию, Гросвенф обнаружил, что и вторая комната переполнена людьми. Он был настолько поражен, что не мог сказать и слова. Не обращая внимания на присутствующих, он зашел по очереди в каждую из четырех специальных секций. Три из них были заняты оккупантами-химиками. В четвертой секции с ее хитроумной техникой и кладовой пока никого не было. Из четвертой секции дверь вела в маленький коридор. Гросвенф мрачно подумал о том, что впредь она будет служить входом в его отдел.

Он не терял самообладания, хотя сдерживаться было нелегко. Мозг лихорадочно искал выхода из сложного положения, в котором он оказался. От него, конечно, ожидали, что он побежит к Мортону с протестом. Кент будет пытаться обернуть это на выборах в свою пользу. Пока Гросвенф не понимал, каким именно образом, но Кент, очевидно, считал, что произойдет именно так. Гросвенф медленно вернулся в первую комнату — свою аудиторию. Лишь теперь он заметил, что чаны были машинами для производства пищи. Умно… Дело обернули таким образом, как будто площадь, которая раньше не служила полезному делу, теперь отобрана, чтобы ему служить. Для человека неискушенного это казалось справедливым.

Кент, видимо, сразу невзлюбил его. А после того, как Гросвенф нелестно отозвался о нем и, конечно же, ему тут же передали, неприязнь перешла во вражду. Все на судне знали о мстительном характере шефа химического отдела. Гросвенф успокаивал себя тем, что если умело взяться за дело, все это можно использовать против него. Должен сработать эффект бумеранга.

Ученый решил поступить таким образом, чтобы Кент ничего не выиграл от своего вторжения.

Он подошел к одному из химиков и сказал так, словно ничего не случилось.

— Я прошу вас обратить внимание своих товарищей на то, что я счастлив такому соседству и постараюсь продолжить образование штата химического отдела. Надеюсь никто из вас не будет против того, что мы будем расширять свой научный диапазон прямо во время работы.

И он сразу отошел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он увидел, что химик во все глаза смотрит ему вслед. Гросвенф постарался скрыть улыбку. Заходя в комнату, заставленную техникой, он чувствовал себя спокойным. Теперь, по крайней мере, он был в такой ситуации, когда мог использовать методы, которые пока только изучал. В связи с тем, что передвижные шкафы, тумбы и другое оборудование были теперь придвинуты друг к другу, он не сразу нашел понадобившийся ему гипнотический газ. Он потратил почти полчаса, прилаживая глушитель к выпускному отверстию, чтобы вещество не издавало при выходе свистящего звука. Гросвенф отнес канистру во вторую комнату. Затем он отпер стенной шкаф с решетчатой дверью, поставил канистру внутрь, пустил газ и быстро запер дверцу.

Слабый запах газа смешался с идущим от чанов запахом химикалий. Тихонько насвистывая, Гросвенф прохаживался по отделу. Его грубо окликнул один из тех, которые вчера были на его лекции:

— Какого черта вы тут делаете?

Гросвенф улыбнулся нахалу.

— Через минуту вы вряд ли станете обращать на это внимание. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.

— А кто это вас просил осчастливливать нас этой образовательной программой?

— Как, мистер Мэлден, — произнес Гросвенф, делая вид, что удивлен, — что же еще вы могли бы делать в моем отделе? — он рассмеялся. — А чтобы сочетать приятное с полезным, я включил дезодорант. Это еще нужно и затем, чтобы комнаты не пропахли посторонними запахами.

Гросвенф отошел, опять не дожидаясь ответа, и остановился у стены, наблюдая, как реагируют люди на газ. Их было пятнадцать. Он мог ожидать пять благоприятных результатов и пять частично благоприятных. Существовали способы, с помощью которых можно было определить реакцию каждого. После нескольких минут наблюдения, он подошел к одному из химиков и тихим, но твердым голосом сказал:

— Через пять минут приходите в ванную, я кое-что вам дам. Не забудьте!

Гросвенф вернулся к двери, которая вела в кинозал. Обернувшись, он увидел, что Мэлден стоит около человека, с которым он только что говорил и что-то у него спрашивает. Химик что-то отрицал, качая головой.

В голосе Мэлдена прозвучали ярость и недоумение.

— То есть как это не говорил? Я сам видел, что говорил.

Химик разозлился.

— Я ничего не слышал!

Спор продолжался, но Гросвенф уже наблюдал за другими. Краешком глаза он заметил, что один из молодых людей в соседней комнате уже начал поддаваться гипнозу, готов к контакту. Он как бы случайно подошел к нему и сказал то же самое, что и первому пациенту, но время назначил другое — на десять минут позже. Из всех химиков газ оказал действие на шестерых. Гросвенф считал, что этого достаточно для выполнения его плана. Оставалось еще девять человек. Трое из них, в том числе Мэлден, контакту не поддались. Гросвенф» оставил их в покое. Сейчас ему рисковать нельзя было. Это был не опыт, а борьба за существование. Чуть позже он попробует применить и к неподдающимся уже другие методы. Он терпеливо ждал, когда первый объект его эксперимента войдет в ванную. Когда это произошло, он ему сказал, улыбнувшись:

— Вы видели когда-нибудь что-то подобное? — Эллиот протянул химику крошечный наушник.

Человек взял приспособление и удивленно покачал головой.

— Что это? — спросил он.

Гросвенф приказал:

— Повернитесь вот так, и я прикреплю его к вашему уху. — Поскольку испытуемый повиновался без дальнейших рассуждений, Гросвенф продолжал:

— Вы заметили, что внешняя часть имеет окраску тела? Если кто-то обратит на вас внимание, вы можете сказать, что это слуховой усилитель. — Он закончил работу и отошел в сторону. — Через минуту-другую вы даже не будете знать, что пользуетесь им. Вы не будете его ощущать.

Химик, казалось, заинтересовался.

— Сейчас я его едва чувствую. А что это?

— Это радио. — Гросвенф подчеркивал каждое слово. — Но вы не будете слышать ни одного из произнесенных по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше сознание. Вы можете слышать то, что вам будут говорить другие люди. Вы сможете поддерживать разговор. Собственно, вы будете заниматься своими обычными делами, не думая о том, что с вами происходит нечто необычное. Вы просто об этом забудете.

— Нет, вы только представьте себе! — чему-то удивился химик и вышел, покачивая головой.

Через несколько минут появился второй человек, потом, каждый в свою очередь, явились оставшиеся четверо. И все они были под глубоким гипнозом. Гросвенф снабдил их всех аналогичными приборами.

Потихоньку напевая, он достал гипнотический газ другого действия, заключенный в канистру и спрятал его в одном из шкафов, приоткрыв крышку. На этот раз не устоял Мэлден и четверо недавних скептиков. Они оказались под сильным воздействием нового газа. Из оставшихся двое выказывали слабую реакцию. К ним добавился третий, который выходил из состояния сна, в который ввел его первый газ. И был еще один — его ничего не брало.

Гросвенф решил, что одиннадцать из пятнадцати — это совсем не плохо. Он думал о том, что Кент, должно быть, не обрадуется, когда эти парни вернутся к нему с докладом. Шефа ожидает неприятный сюрприз. Но это еще не победа. Победить можно, только предприняв атаку против самого Кента.

Гросвенф приготовил магнитофонную запись для экспериментальной передачи по портативным приемникам. Включив ее, он принялся обходить людей, которые у него побывали, и наблюдать за их реакцией. Четверо из тех, кого он встретил, были чем-то обеспокоенными. Гросвенф подошел к одному из них. Он непрерывно тряс головой.

— В чем дело? — осведомился Эллиот.

— Я все время слышу голос. Смешно! — человек грустно рассмеялся.

— Громкий? — это был совсем не тот вопрос, который мог ожидать обеспокоенный человек, но Гросвенф задал именно его.

— Нет, далекий, он уходит, а потом…

— Он уйдет совсем, — успокаивающе сказал Гросвенф. — Вы не знаете, каким чувствительным бывает мозг. Я уверен, что сейчас, после того, что вы испытали все это и я поговорил с вами, голос исчезнет совсем.

Человек повертел головой, стал напряженно прислушиваться. Затем он удивленно взглянул на Гросвенфа.

— Исчез… — он выпрямился и с облегчением вздохнул. — Это заставило меня немного поволноваться.

Из остальной тройки двоих удалось успокоить сравнительно легко. Но последний, даже после дополнительного внушения, продолжал слышать голос. В конце концов, Гросвенф отвел его в сторону и незаметно вытащил крошечный приемник. Вероятно, этот человек нуждался в более тщательной подготовке.

С остальными Гросвенф обменялся несколькими короткими фразами. Удовлетворенный, он возвратился в комнату с аппаратурой и установил серию записей. Снова пройдя во вторую комнату, он осмотрелся. Все было в порядке. Он решил, что вполне может оставить этих людей наедине с их работой. И пошел к лифту. Через несколько минут он уже был в математическом отделе. Там он попросил пропустить его к Мортону. К удавлению Эллиота, его сразу же пропустили.

Мортон сидел в кресле за огромным столом. Математик указал ему на стул, и Гросвенф сел. Он впервые находился в кабинете Мортона и сейчас с любопытством рассматривал его. Комната была большой, и одну из ее стен занимал большой экран-телескоп. Он был направлен в пространство под таким углом, что огромная кружащаяся галактика, где Солнце было лишь крошечной пылинкой, виднелась целиком, будто находилась на гигантском блюде. Она была сильно увеличена и можно было разглядеть множество звезд, будто они находятся недалеко. В то же время их было так много, что становилось ясно, как далеко они удалены от этого места.

В поле зрения находились также несколько созвездий, которые хотя и были за границей галактики, кружились вместе с ней в пространстве. И это напомнило Гросвенфу, что «Космическая Гончая» проходила сейчас рядом с одним из мелких созвездий, находясь на периферии галактики.

Когда ритуал обычных приветственных фраз был закончен, он спросил:

— Еще не решили, будем ли мы останавливаться у одного из этих созвездий?

— Решили — не будем. И я согласен с этим решением. Мы направляемся в другую галактику и пробудем там достаточно долго, — лениво директор взял со стола бумагу и неожиданно энергично спросил: — Я слышал, что вашу территорию оккупировали?

Гросвенф сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовольствие доставила эта весть некоторым членам экспедиции. Он достаточно заявил о себе на корабле, чтобы возможности некзиалиста внушили им тревогу. Кое-кто, особенно те, что поддерживают Кента, будут недовольны, если в это дело вмешается директор.

Отдавая себе в этом отчет, он все же пришел к нему, чтобы убедиться — понимает ли Мортон всю сложность ситуации. Гросвенф, стараясь быть кратким, описал происшедшее и закончил так:

— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту освободить мою лабораторию. — Гросвенф старался говорить как можно спокойнее. Он не хотел обличать своего врага. Ему необходимо было знать, как Мортон смотрит на все это. Понимает ли он, какую опасность представляет из себя главный химик.

Директор в ответ холодно произнес:

— В конце концов у вас действительно большое помещение для одного человека. Почему бы вам не поделиться с другим отделом?

Ответ был слишком уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить наступление. Он решительно заявил:

— Означает ли это, что глава любого отдела, находящегося на корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения властей?

Мортон ответил не сразу. На его лице мелькнула улыбка. Наконец, он сказал:

— Мне кажется, вы не совсем понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я выношу какое-либо решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Представьте себе, что я поставил ваш вопрос на повестку дня. Как можно решать то, что уже свершилось. Отдел занят и никто не пойдет против Кента, ну хотя бы потому, что не захотят испортить с ним отношения. Вы получите удовлетворение, если его решение будет оправдано. А вообще, я считаю, что вам лишняя площадь нужна, — мягко закончил он и улыбнулся.

Гросвенф, который добился, чего — хотел, тоже улыбнулся.

— Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой.

Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на широкое обсуждение.

Если Мортон и был удивлен переменой его позиции, то не подал вида.

— Широкое обсуждение, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Повестка дня составляется в моем офисе. И я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку более позднего собрания, но не того, которое готовится сейчас. Так что широкое обсуждение в ближайшем будущем не грозит.

— Я так понимаю, — заметил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?

Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на его столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.

— Собрание состоится через два дня, а следующее через неделю, потом опять неделю спустя, если только какое-нибудь из них не отложу. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно запланированное собрание на двенадцать дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам время, чтобы подготовиться к защите. Целых двадцать два дня.

Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать лимит времени. Его было больше, чем достаточно. Кроме того, стала понятна позиция главного шефа. Короче — все сейчас зависит от него самого. Или он вернет себе свои апартаменты до собрания или признает свое поражение.

И он сказал:

— Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Не находите ли вы, что я должен получить связь с главами других отделов, когда мы находимся в скафандрах.

Мортон улыбнулся.

— Вы ее не получили до сих пор по недоразумению. Положение будет исправлено.

Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Вернулся в отдел он в хорошем расположении духа. Ему казалось, что некзиализм на корабле обретает под собой почву.

В первой комнате Гросвенф с удивлением увидел Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Психолог направился к нему навстречу:

— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?

Гросвенф понял, что Сидл знает о гипнотических опытах. Ему, действительно, стало несколько не по себе. Но виду он не подал. Придав голосу твердое звучание, он быстро сказал:

— Вы абсолютно правы, сэр. Я поступил скверно. А как поступили бы вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.

«Зачем он пришел? — подумал про себя Гросвенф. — Неужели Кент послал его расследовать?»

Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.

— Я имел в виду не это, — мрачно проронил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение от содеянного.

Гросвенф изменил тактику.

— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?

Сейчас он не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины не привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться и показать им свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и сделать его нейтральным.

— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своем диагнозе.

— Почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказался против его кандидатуры на предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, то я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее, я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе, касающемся меня и начальника химотдела.

— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — я тут выступаю в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых. И нахожу, что поступок этот безнравственен. Я удивлен, что вы ждете от меня содействия. Нет уж, увольте.

— Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я совершенно воздержался от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.

— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?

— Совершенно верно, — Гросвенф понимал, что за этим последует.

— И все же, вы загипнотизировали не Кента, а группу посторонних людей. В чем их вина?

Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четыре техника из химического отдела. Это команда Кента. И, конечно же, все они заодно.

— Я не собираюсь спорить с вами по этому поводу, мистер Сидл. Могу лишь сказать, что специалисты, которые с самого начала подчинились лидерам, не вникая, какими интригами занимаются их начальники, должны отвечать за содеянное их шефами зло. Не буду глубоко вникать в этот вопрос, лучше задам свой.

— Да?

— Вы были в технической?

Сидл кивнул.

— Вы видели записи?

— Да.

— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?

— Все связано с химией.

— Именно ее я им преподаю и намерен не обрывать этого процесса. Я рассматриваю свой отдел, как отдел обучения. Люди, приходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.

— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее, я рад сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он будет возражать против того, чтобы его люди углубили знания по химии.

Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент и обрадуется ли он тому, что его служащие будут знать не меньше, чем знает он сам. Он мрачно смотрел в спину уходящему Сидлу и знал наверняка, что психолог даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Гросвенф думал — для решительных действий время еще не настало. Кроме того он спасался, что, если применит тяжелую артиллерию, то вызовет ответные действия, которые трудно будет отразить. «Надо быть хитрее», — решил Эллиот. И мысли его сосредоточились на другой области. Он думал о цикличности истории. О цивилизации, которая рождалась, росла и старела. Он сравнивал свою борьбу с эволюцией, с развитием, в процессе которого появляются коллизии. Это была область, которую хорошо знал Корита. И он решил посоветоваться с ним. Он нашел ученого в библиотеке, что располагалась на том же этаже, что и «Некзиальный отдел». Когда Эллиот вошел в библиотеку, Корита собирался уходить, так что они встретились в дверях, и молодой ученый без околичностей задал свои вопросы.

Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем он сказал:

— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решить специфическую проблему. Это можно сделать только на базе общих правил. Вот практически все, что может предложить теория цикличности.

— Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем «зимнем» периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

Корита пожал плечами.

— Я постараюсь быть кратким. Важнейшей «доминирующей» чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами людей того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религии, ищут смысл во всевозможной чертовщине. Объясняют непонятное вмешательством сверхъестественных сил. С ростом знаний общество начинает многое понимать и отрицает наследственное превосходство меньшинства, отвергает его. Начинается борьба за власть… Именно эта обостряющаяся борьба является общей чертой «зимних» периодов для всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба начинается обычно в легальных рамках, которые тяготеют к защите меньшинства. На общественной арене появляются личности, которых втягивает воронка борьбы. Начинается рукопашный бой интеллектов. Охваченные негодованием и страстным желанием люди следуют за такими же сбитыми с толку, как и они сами, вожаками. И повторяется одно и то же, беспорядок ведет по одной и той же дороге к конечному состоянию. Рано или поздно одна из групп завоевывает высоты. Оказавшись у вершин власти, лидеры насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа, чтобы удержаться, начинает тормозить любого рода деятельность. Права, свобода и прочие институты, необходимые всякому организованному обществу, превращаются в средство давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но открыто жестоким обществам. Вспомните Рим после 300 года н. э. Личность не может возвыситься. Ну как, помогла вам эта краткая зарисовка?

Гросвенф задумчиво ответил:

— Да, очень похоже на то, что происходит у нас. Мне необходимо поставить на место мистера Кента, избежав при этом ситуации, свойственной «зимнему» периоду, описанному вами. Я хочу понять, могу ли я немедленно защищаться от него, не усугубив вражду и так уже имеющуюся на борту «Гончей».

Корита улыбнулся.

— Это будет небывалая победа, если она вам удастся. Что ж, желаю вам удачи, молодой человек!

В эту минуту все и решилось…

Они остановились у прозрачной стены в конце коридора. С внешней стороны стены была ниша. И, конечно же, прозрачный корпус не был стеклянным. Это был особый сплав прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.

Гросвенф заметил, что корабль оставил за собой маленькое созвездие, которое проходил недавно. Были видны лишь несколько из пяти тысяч солнц этой системы. Ученый хотел было попрощаться и сказать: «Я хотел бы еще раз поговорить с вами, мистер Корита, когда у вас будет свободное время».

Но не успел произнести и слова, как в стекле напротив него появилась женщина в шляпе с перьями. Она была как в тумане. Гросвенф пристально посмотрел на нее. На мгновение его сознание потухло, но затем на него обрушился шквал звуков, перед глазами замерцали световые блики и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Эта мысль была подобна разряду электрического тока. Однако она его и спасла. Он умел контролировать свою психику и смог мгновенно отвлечься от световых пятен. Резко повернувшись, он закричал в ближайший коммуникатор.

— Не смотреть на изображения! Это гипноз! На нас напали!

Отвернувшись от коммуникатора, Гросвенф шагнул и споткнулся о Кориту, который лежал на полу. Он опустился перед ним на колени.

— Корита! — произнес он. — Вы меня слышите?

— Да.

— Вы сможете исполнить, что я вам прикажу?

Да.

— Вы расслабляетесь, все забываете. Ваше сознание спокойно. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Образы исчезли. Вам ясно? Совсем исчезли.

— Понимаю…

— Они не смогут на вас воздействовать. При виде их вы вспоминаете нечто приятное.

— Да.

— А теперь пробуждайтесь. Буду считать до трех. Раз… два… три… просыпайтесь!

Корита открыл глаза и озадаченно спросил:

— Что со мной случилось?

Гросвенф объяснил ситуацию и приказал:

— А теперь идемте, быстро! Несмотря на встречное внушение, цветовые пятна продолжают попадать в поле моего зрения.

Он потащил ошеломленного археолога к дверям «Некзиального отдела». За первым же поворотом он натолкнулся на человека, лежащего на полу.

Гросвенф пнул его ногой, причем, не слишком осторожно. Он хотел получить ответную реакцию.

— Вы меня слышите? — резко спросил он.

Человек шевельнулся.

— Да.

— Тогда слушайте. Световые изображения на вас больше не действуют. А теперь вставайте, вы проснулись.

Человек вскочил и, пошатываясь, ринулся на него. Гросвенф отпрянул, и нападающий пронесся мимо. Гросвенф приказал ему остановиться, но тот, не оглядываясь, продолжал идти вперед. Эллиот схватил Кориту за руку.

— Кажется, мы нашли его поздно.

Корита изумленно покачал головой. Он посмотрел на стену, и из того, что он сказал, стало ясно, что Гросвенф не оказал на него полного действия. Ученый сомневался.

— Но что это такое? — спросил он. — Вы их не видите?

Не смотреть на видение было весьма сложно. Гросвенфу приходилось сильно зажмуриваться, чтобы излучения не попадали в глаза. Сначала ему казалось, что изображения рассеяны повсюду. Потом он заметил, что женские силуэты раздвоены. Они находились в прозрачных секциях. Таких секций было много, но все-таки они находились не всюду.

Затем им встретились еще несколько людей. Жертвы лежали далеко друг от друга. Дважды они наталкивались на людей, находящихся в сознании. Один из них стоял на их пути у стены, уставившись куда-то невидящим взглядом, и не двинулся с места, когда Гросвенф и Корита торопливо прошли мимо него.

Другой испустил вопль и, схватив вибратор, выпалил из него. Луч ударил в стену за спиной Гросвенфа. Ученый бросился на человека и свалил его на пол. Это был помощник Кента. Помощник злобно уставился на него и прохрипел:

— Чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!

Гросвенф не стал останавливаться и выяснять, в чем дело. Но подходя вслед за Коритой к двери «Некзиального отдела», он напрягся. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти, что же стало с теми пятнадцатью, которые расположились в его комнатах.

Переступив порог, он увидел их всех лежащими на полу без сознания. Он торопливо достал две пары темных очков — одну для Кориты, другую для себя, потом включил все освещение, и потоки света залили стены, потолок и пол. Изображения были мгновенно поглощены ими. Гросвенф пошел в техническую комнату и стал командовать, надеясь, что сумеет освободить тех, кого он накануне загипнотизировал. Сквозь стеклянную дверь он наблюдал за двумя из них. Через пять минут они все еще не подавали признаков жизни. Он понял, что мозг загипнотизированных спал и любые слова были для них бесполезными. Гросвенф надеялся, что через некоторое время они очнутся и переключатся на него. Он и Корита перетащили их в ванную комнату и заперли дверь. Было очевидно: это был механически-визуальный гипноз такой силы, что он сам спасся лишь благодаря решительным действиям. Но случившееся не ограничивалось видением. Изображения проникали в сознание, они действовали на все органы чувств. Он был в курсе всего, что было сделано в этой области, и знал то, чего не знали нападающие. Контроль извне над нервной системой человека невозможен. Анализируя свое состояние, он понимал, что все были погружены в глубокий трансовый сон, или же их сознание было помрачено галлюцинациями, и они не могли отвечать за свои действия.

Его первой задачей было проникнуть на контрольный пункт и включить энергоционный экран корабля. Неважно, откуда были нападающие — с другого корабля или с другой планеты — такая мера помогла бы отрезать путь любым лучам, посылаемым врагами.

С невероятной быстротой Гросвенф начал приводить в действие переносной световой агрегат. Ему нужен был хоть небольшой источник света, который мог бы помочь ему бороться с изображениями по пути к контрольному пункту. Он заканчивал последнее соединение, когда ощутил легкое головокружение, которое потом исчезло. Это было чувство, которое возникало при существенном изменении курса в результате антиакселерации.

Действительно ли был изменен курс корабля? Это он проверит чуть позже.

— Мы будем сопротивляться. Это будет и борьба и научный эксперимент, — обратился он к Корите. — Останьтесь, пожалуйста, здесь.

Гросвенф вытащил собранное световое устройство в коридор и поместил его в задний отсек электротележки, перевозящей грузы. Потом сел в нее сам и поехал к лифту. Он прикинул, что с того времени, как впервые увидел изображение, прошло минут десять.

Гросвенф свернул в отсек, где находился лифт, на скорости двадцать пять миль в час. Быстрее в таких условиях двигаться нельзя было. В алькове напротив лифта двое боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть. Они не обратили никакого внимания на Гросвенфа. Продолжали, ругаясь, извиваться и тискать друг друга. Дыхание их было учащенным и тяжелым. Гросвенф направил на них световую установку. Какого бы рода галлюцинации они не были подвержены, гипноз захватил их слишком глубоко. Гросвенфу не удалось рассеять его. Он направил машину к ближайшему лифту и спустился вниз. Ученый думал, что найдет контрольный пункт пустым.

Надежда исчезла, как только он въехал в центральный коридор. Там было полно людей. Громоздились баррикады, делались заслоны. В воздухе чувствовался запах озона. Тут и там вспыхивало пламя вибратора. Гросвенф осторожно выбрался из лифта, пытаясь понять, что происходит. Все были в панике. Два подхода к контрольной были блокированы перевернутыми транспортными тележками. За ними прятались люди в форме. Гросвенф узнал среди защитников капитана Лича, а на дальнем конце баррикады в одной из нападающих групп он разглядел доктора Мортона.

Ситуация была ясна. Открытием для него это не оказалось. Скрытая враждебность подстегнулась видениями. Ученые дрались с военными, которых всегда подсознательно ненавидели.

У военных, в свою очередь, выплеснулось наружу их чувство презрения и ярости по отношению к ученым.

Гросвенф понимал, что чувства эти сейчас утрированы и не отражают картину отношений, сложившихся между людьми. В нормальном состоянии человеческое сознание балансирует между многочисленными противоположными импульсами, так что средний индивидуум может прожить свою жизнь без того, чтобы одно какое-то чувство одержало верх над другими и стало преобладающим. Теперь это сложное равновесие было нарушено. Результат этого грозил уничтожить всю экспедицию, то есть обещал победу врагу, о целях которого можно было лишь догадываться.

Как бы там ни было, путь в контрольную был отрезан. Гросвенф в задумчивости вернулся в свой отдел.

У двери его встретил Корита.

— Посмотрите, — произнес он, указывая на экран настенного коммуникатора, настроенного на находящийся в — носовой части корабля механизм управления. Расположенный там экран передачи был нацелен на цепочку звезд. Устройство выглядело более сложным, чем оно было на самом деле. Гросвенф посмотрел в окуляры и обнаружил, что корабль описывает плавную дугу — кривую, которая в верхней своей точке могла привести корабль прямо к яркой белой звезде. Вспомогательный механизм управления должен был давать периодические толчки, чтобы удерживать корабль по курсу.

— Могли это сделать враги? — осведомился Корита.

Гросвенф кивнул, более озадаченный, чем встревоженный.

Он изменил положение окуляров и нацелил их на вспомогательный механизм. Спектральный класс звезды, ее величина и яркость показали, что она находится на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью примерно световой год за каждые пять лет. Поскольку следовало еще принять во внимание ускорение, рассчитанная кривая должна была еще увеличиться. Он подсчитал, что корабль должен был достичь окрестностей солнца приблизительно через одиннадцать часов.

Гросвенф выключил коммуникатор. Он был поражен. Тот, кто поменял их курс, преследовал одну цель — уничтожить корабль. И на то, чтобы предотвратить это, было только десять часов.

У Гросвенфа еще не было определенного плана. Но даже сейчас он понимал, что есть связь между изменением курса и галлюцинациями.

Он стоял, размышляя. Следовало предпринять вторую попытку проникнуть в контрольный пункт. Ему нужен был аппарат, действующий непосредственно на клетки мозга. Таких было несколько. Большая их часть применялась лишь для сугубо медицинских целей. Исключение составлял прибор — энцефалорегулятор, который мог быть использован для перенесения импульсов из одного сознания в другое.

Даже с помощью Кориты Гросвенфу понадобилось несколько минут на сборку такого агрегата. Его проверка заняла еще некоторое время. Машина была хрупкой. Чтобы разместить ее на тележке, ему пришлось использовать рессорные подушки. В общем, приготовления заняли больше получаса.

Затем он попросил археолога его не сопровождать. И, в конце концов, Корита согласился остаться сторожить опорный пункт операции.

Непрочность груза заставила Гросвенфа уменьшить скорость. Это раздражало его, но в то же время давало возможность замечать перемены, происшедшие после первой атаки.

Людей, лежащих на полу, было теперь гораздо меньше. Гросвенф понял, что многие из тех, кто оказался погруженным в глубокий сон, теперь самопроизвольно вышли из него. Подобные пробуждения были обычными для гипноза явлениями. Теперь они подвергались другой стимуляции на той же основе. Это не было неожиданностью. Гросвенф подумал, что их действия находились под контролем глубоко скрытых импульсов. Люди, которые в обычном состоянии испытывали умеренную неприязнь, сейчас ненавидели друг друга.

Самым страшным было то, что самим им об этом не было известно. Новые отношения строились на старых. Казалось они обострились естественным путем, а не связаны с влиянием извне. В любом случае, каждый человек действовал так, как будто его новое «я» было столь же прочным, как и старое.

Гросвенф открыл дверцу лифта, находящуюся на уровне контрольного пункта, и тут же поспешно захлопнул ее. Нагревательная установка выбросила пламя, разливавшееся по коридору. Металлические стены плавились с резким свистящим звуком. Гросвенф увидел три первые жертвы, испытавшие на себе смертельное пламя. Пока он выжидал, раздался громкий взрыв. Пламя исчезло. В воздухе повис голубой дым, и жара стала невыносимой. Но через несколько секунд и дым, и жара исчезли. Вентиляционная система работала надежно.

Гросвенф осторожно выбрался из лифта. Коридор казался пустым. Однако затем он увидел Мортона, прятавшегося за выступом стены. Директор заметил его и поманил к себе. Гросвенф заколебался, но решил все-таки рискнуть. Он отвел тележку от дверцы лифта и направил ее к тому месту, где стоял директор. Тот энергично приветствовал его.

— Именно вас я и хотел видеть, — заявил он. — Мы должны отобрать у капитана Лича контроль над кораблем, прежде чем Кент и его группа устроят нападение.

Взгляд Мортона был спокойным. Он знал, что борется за правое дело. Ему и в голову не приходило, что его слова требовали объяснений. Директор продолжал:

— Нам необходима ваша помощь именно теперь, когда Кент особенно опасен. Они использовали химический препарат, о котором я раньше не слышал. Пока мы одержали над ними верх, но они готовят новый удар. Наша главная задача — сокрушить капитана Лича, прежде чем Кент соберет свои силы.

Теперь нужно было выиграть время. Эллиот знал это.

— У меня есть план, сэр. Полагаю, он может быть эффективным в борьбе с противником.

Мортон посмотрел вниз и сказал:

— Вы принесли с собой аджустер? Он действует? Для чего он вам понадобился?

Гросвенф не знал, что отвечать. Он думал, что Мортон не знает, что такое аджустер. Но теперь было ясно — это не так. Его оружие переставало быть тайной. И он сказал:

— Да, я хочу использовать эту машину.

Поколебавшись, Мортон заметил:

— Передавать на расстояние мысленный сигнал. Да, это интересно… — он замолчал и его лицо зажглось интересом. — Так, хорошо… Если вы сможете на этот раз передать известие о том, что мы подверглись нападению чужаков… — Он замолчал, а затем продолжил. — Капитан Лич дважды пытался заключить со мной соглашение. Теперь мы сделаем вид, будто согласились, и вы придете к нам с вашей машиной. Вы понимаете, что я не собираюсь заключать соглашение ни с Кентом, ни с капитаном Личем. Мой маневр будет предпринят только для того, чтобы сохранить корабль. Надеюсь, что вы понимаете, о чем я говорю, — с достоинством закончил он.

Гросвенф нашел капитана Лича на контрольном пункте. Командир приветствовал его со сдержанным дружелюбием.

— Борьба против ученых, — честно признался он, — поставила военных в сложное положение. Мы обязаны защищать контрольный пункт и аппаратную, так что наш минимум обязанностей превратился в максимум. — Он серьезно качнул головой. — Конечно, нечего говорить о том, что кому-нибудь из нас удастся одержать победу. На крайний случай мы готовы пожертвовать собой, но не позволить ни одной из групп одержать верх.

То, что сказал капитан, было неожиданным. Гросвенф подумал — а не дело ли рук капитана Лича изменение курса корабля по направлению к белому солнцу. По крайней мере, теперь такая версия была возможной. Казалось, командиром двигала уверенность в том, что победа какой-нибудь группы, кроме военных, была немыслима. Если брать ее за исходную, то оставался лишь крошечный шаг к заключению о том, что необходимо уничтожить всю экспедицию. Незаметным движением Гросвенф направил передатчик аджустера на капитана Лича.

Мозговые волны, минутные пульсации, трансмиттированные от дендрита к эксону и от эксона к дендриту, всегда сопровождающиеся предварительно установленным путем зависимости от обратной связи, это и был процесс, идущий бесконечно между девяносто миллиардами нейронных клеток головного мозга человека и аппаратом. Каждая клетка была в своем собственном состоянии злектроколлоидного баланса, сложного взаимодействия напряжения и импульса. Лишь постепенно за долгие годы были созданы машины, которые смогли с высокой точностью обнаружить значения энергетических потоков внутри мозга.

Ранние энцефало-аджустеры были косвенными потомками известного энцефалографа. Но его функции были диаметрально противоположными. Он производил искусственные мозговые волны требуемого образца. Используя их, опытный оператор мог стимулировать любую часть мозга и, таким образом, руководить эмоциями, вызывать воспоминания человека. Он не являлся сам по себе контролирующим прибором. Он лишь поддерживал собственное «я» испытуемого. Тем не менее, он мог передавать импульсы мозга от одного лица к другому. Поскольку импульсы варьировались согласно мыслям посылающего, реципиент стимулировался в высшей степени легко.

Не подозревающий о работе аджустера, капитан Лич не догадывался, что его мысли больше не принадлежат ему.

— Нападение ученых было вероломным. Мы ответили ударом на удар, — капитан Лич умолк и задумчиво произнес: — Вот мой план…

План включал в себя плавящие установки, акселератор мускульной напряженности и частичное обследование обеих групп ученых. Капитан Лич даже не упомянул о чужаках. Казалось, ему даже не приходило в голову, что он описывает свои намерения эмиссару тех, кого он считает своими врагами. Закончил он словами:

— Вы должны действовать, мистер Гросвенф. Как некзиалист, концентрирующий знания многих наук, вы можете сыграть решающую роль в борьбе против ученых…

Гросвенф был обескуражен. Хаос был слишком велик, чтобы с ним смог справиться один человек. Куда бы он ни посмотрел, везде были вооруженные люди. В общей сложности, он насчитал двадцать убитых. Тревожное перемирие между капитаном Личем и директором Мортоном в любой момент могло вылиться в новый взрыв. Даже сейчас он мог слышать ропот людей там, где Мортон сдерживал атаку Кента.

Тяжело вздохнув, он повернулся к капитану.

— Мне понадобится кое-какое оборудование из моей лаборатории. Переправьте меня на заднем лифте, и через пять минут я вернусь.

Когда через несколько минут Гросвенф вносил аппарат через черный ход своего отдела, он понял, что сомнений больше не должно быть. То, что вначале казалось ему невозможным, теперь было единственным вариантом. План действия должен исходить из этого. Он должен атаковать чужих через их миражные образы, причем их собственным гипнотическим оружием.

Гросвенф понимал, что Корита наблюдает за тем, как в горячке готовится новая машина. Археолог подошел поближе, глянул на великое множество деталей, но вопросов не задавал. Казалось, он полностью избавился от любопытства. Гросвенф не переставал вытирать с лица пот, хотя жары не было. Температура в помещении была нормальной. К тому времени, когда предварительная работа закончилась, он попытался не искать причин своего беспокойства. Скорее всего, его тревожит то, что он почти ничего не знает о своих врагах.

Он только догадывался о их действиях, но этого было мало. Была какая-то тайна и в том, что они выглядят миловидно и что внешность у них женская. Для того, чтобы действовать, ему нужно было знать о них больше.

Он повернулся к Корите и спросил:

— На какой стадии развития культуры могли находиться эти существа, согласно данным теории цикличности?

Археолог ответил вопросом на вопрос:

— Что вы собираетесь делать?

Когда Гросвенф ответил ему, японец побледнел. Затем он раздраженно проговорил:

— Почему вы спасли меня и не разгипнотизировали остальных?

— Я отвлек вас сразу. Нервная система человека завоевывается повторением воздействий на нее. В случае с вами их образы не успели наложиться столько раз, сколько следовало.

— Был ли для нас какой-нибудь способ избежать это бедствие? — мрачно осведомился Корита.

Гросвенф печально улыбнулся.

— Это можно было сделать с помощью некзиального обучения, которое учит сопротивляться гипнотическому состоянию. Есть только одна действенная защита против гипноза и заключается она в тренировке… Мистер Корита, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. История циклична?

На лбу археолога выступили капельки пота.

— Друг мой, — вздохнул Корита, — вы никак не можете разобраться в нашей теперешней ситуации. Что нам известно об этих существах?

Гросвенф тоскливо вздохнул. Ему было не до дискуссии, ведь и так потеряно много времени. Он нерешительно сказал:

— Эти существа умеют использовать гипноз на расстоянии, стимулировать сознание друг друга, а это значит, что они находятся на довольно высокой ступени развития, и, по-видимому, телепатия — это их призвание, талант. Люди могут развить эти способности только с помощью энцефало-аджустера, — он подался вперед. — Скажите, Корита, как должна развиваться культура у существ, способных читать мысли без помощи приборов?

Археолог выпрямился.

— Ну, конечно же, ответить на этот вопрос можно. Умение читать чужие мысли должно уничтожить развитие любой расы на феллахинской стадии, — его глаза блестели, когда он смотрел на озадаченного Гросвенфа. — Неужели вы не понимаете? Способность читать чужие мысли вызовет у вас чувство уверенности в том, что вы все о всех знаете. На этой основе будет развиваться система абсолютной уверенности во всем. Как можно сомневаться, когда вы видите, о чем думают люди, окружающие вас? Подобные существа мгновенно пройдут через ранние периоды культуры и в кратчайшее время достигнут феллахинского периода.

Гросвенф сидел, нахмурившись. Корита быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации истощали себя, а потом застывали в состоянии феллаха. Общество не становилось жестоким, скорее оно становилось равнодушным. Все делались равнодушными к страданиям всех.

Когда Корита кончил, Гросвенф предположил:

— Возможно им не понравились перемены. Такие культуры к ним нетерпимы. Вот они и напали на наш корабль?

Археолог был осторожен:

— Возможно.

Наступило молчание. Гросвенф подумал, что, пожалуй, Корита прав и действовать надо, исходя из его догадок. Других гипотез не было. Теперь надо было все-таки увидеть, что делается за пределами их маленького, летящего через пространство, мира.

Он посмотрел на хронометр и вздрогнул. Затем торопливо сфокусировал луч на энцефало-аджустере, установил экран так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, и получил от аджустера прерывистые лучи.

Сразу же появилось изображение. Это было одно из раздвоенных изображений и, благодаря энцефало-аджустеру, он мог изучить его совершенно не рискуя подвергнуться влиянию пришельцев. То, что он увидел, удивило его. Существа, парившие за иллюминатором, смутно напоминали гуманоидов. И все же стало ясно, почему вначале показалось, что все они женского пола. Частично скрытое, раздвоенное лицо было увенчано аккуратным пучком золотистых перьев. Но птичья голова, как это было ясно видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеткой кровеносных или каких-то там других сосудов, перьев не было. Сходство с человеком было еще и оттого, что на лице было нечто похожее на щеки, нос. Вторая пара глаз и второй рот располагались примерно двумя дюймами выше первых. Были также две пары плеч, от которых отходили две пары рук, коротких и оканчивающихся восхитительно нежными и удивительно длинными пальцами. И это тоже говорило о том, что незнакомки — женщины. Гросвенф подумал, что, видимо, руки были вначале слиты, а разъединились в процессе эволюции. Партеногенез, подумал он — воспроизведение без пола. Отпочкование от родителей нового индивида.

Он всмотрелся в экран. Существа явно прошли долгий путь развития. Когда-то у них были крылья. На кистях рук угадывались перепонки. Завоеватели носили ярко-голубую тунику на удивительно прямом и в высшей степени похожем на человеческое теле. Возможно перья покрывали их грудь и спину, но они были закрыты одеждой. Ясно было одно, что эта птица не умела летать. Ее сюда принесли другие крылья.

Корита заговорил первым, голос его был печален.

— Не собираетесь ли вы попросить их, чтобы они вас загипнотизировали? Ради обмена информацией, хотя бы.

Гросвенф не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске себя. Через полчаса на доске уже было несколько десятков набросков: изображение птицы, города. Исчезало одно изображение и появлялось другое. Оно было небольшим, и с первого взгляда казалось, будто он смотрит на город с удобной для обозрения высокой точки. Он увидел очень высокие и узкие здания, так близко расположенные друг к другу, что все, находившееся внизу, должно было теряться во мраке. Рассматривая этот город, Гросвенф подумал: «А у них что-то напоминает наше средневековье». Он переключился на другое. Он не обращал внимание на индивидуальность каждого дома, его отличие от другого. Для него главным было охватить взглядом всю картину. Гросвенф хотел выяснить степень развития их машинной культуры, понять их коммуникацию, определить, жители ли этого города атаковали их корабль.

Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за корабли межзвездной связи. На Земле космические станции занимали несколько квадратных миль. Здесь ничего этого не было. Значит их нападение не связано с механизмами. Как только он об этом подумал, вид на экране изменился. Теперь он обнаружил себя не на холме, а в здании, в доме, расположенном в центре города. Это была яркая картина. Краски сменялись. Фокусное расстояние смещалось, и он переносился на большие расстояния мгновенно. Его захватило зрелище чужой жизни. Он успел подумать, что способ показа ему непонятен. Переход одной картины в другую происходил в мгновение ока. Только недавно его рисунок на доске дал понять пришельцам о его желании получить информацию. И вот он уже столько увидел.

Эта мысль, так же как и другие, была мгновенной вспышкой. Пока она проносилась в его мозгу, он жадно смотрел с высоты здания вниз. Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, казалось не шире десяти футов. Но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего города. Прямо под Гросвенфом два горожанина двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, не обращали внимание, что находятся на такой головокружительной высоте. Они шли свободно и легко. Грациозно обогнули друг друга и разошлись на узкой дорожке. На иных уровнях шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими и полыми, и что строение их было тоже, видимо, как у птиц.

Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. У одних из этих птице-людей ноги и руки были как бы оторваны друг от друга. У других слиты. Явно было то, что у этих существ одно тело вырастает из другого. И даже можно было разглядеть, если присмотреться, где родитель, а где не оторвавшийся еще от него ребенок.

Гросвенф пытался увидеть, что находится внутри здания. Но изображения на стене стали исчезать. Через мгновение города уже не было. Пальцы на экране указывали на энцефало-аджустер. Пришельцы спрашивали, что это такое. Никаких сомнений не могло быть. Мы вам показали, что делается у нас. Теперь очередь за вами.

С их стороны было наивно ожидать, что он выполнит их просьбу, но беда была в том, что выполнять ее было необходимо. У него не оставалось иного выхода. Вызывая на откровенность, он должен был ответить тем же.

«Я спокоен, я расслаблен, — произнес голос Гросвенфа, записанный на магнитофон. — Мои мысли ясны. То, что я вижу, может быть бесполезно для объясняющих центров моего мозга. Но я видел их город таким, каким они его показали. Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным, расслабленным и чувствую себя непринужденно…»

Гросвенф внимательно выслушал запись и повернулся к Корите.

— Все так, — сказал он.

Конечно же, могло случиться и так, что он не был бы в состоянии выслушать запись. Но она все равно не пропала бы даром, и его слова даже тверже бы запечатлелись в его памяти. Все еще слушая, он в последний раз осмотрел аджустер. Все было так, как он хотел.

Корите он объяснил:

— Я устанавливаю автоматическую отсечку на пять часов. Если вы опустите этот рубильник, — он указал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня задолго до этого срока. Но воспользоваться им вы можете только в случае крайней необходимости.

— А что вы считаете случаем крайней необходимости?

— Возможность нападения на нас, — Гросвенф колебался. Ему бы хотелось назвать целый ряд подобных возможностей, но то, что он собирался делать, было не просто научным экспериментом. Это была игра не на жизнь, а на смерть. Готовый действовать, он положил руку на контрольный диск, но остановился.

Наступил решающий момент. В течение нескольких секунд совместный разум бесчисленного количества особей птичьего народа завладевает частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять его под свой контроль, как взяли всех остальных людей на корабле, кроме Кориты. Он был уверен, что ему придется противостоять группе умов, работающих вместе. Он не видел ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Он считал само собой разумеющимся, что они пользуются камерами типа телевизионных и догадался, что видит город глазами его обитателей. В подобных вещах телепатия была сенсорным процессом, таким же острым, как и само видение. Нематериальная духовная сила миллионов птицеподобных обитателей планеты могла перескочить через барьер скорости света. Они не нуждались в машинах.

Слушая запись, Гросвенф манипулировал диском настройки, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Он вынужден был делать это осторожно. Даже если бы он захотел, он не смог бы настроить чужую психику на нужный ему диапазон. В ритмических пульсациях лежит любое изменение психики. Он может изменить ритм и больной человек станет здоровым или здоровый душевнобольным. Ему приходилось ограничивать своего реципиента волнами, которые можно было бы зарегистрировать как психологический эквивалент здоровья.

Аджустер перенес эти волны на луч света, и он направил его на изображение. Результатов пока никаких не было. Да Гросвенф и не ожидал их. Так что и разочарован ни в чем не был. Он надеялся, что результат станет очевидным лишь когда будут заметны изменения в лучах, которые они на него направляют. А изменения эти он сумеет распознать.

Не просто было концентрировать свое внимание на изображении, но он заставил себя делать это. Энцефало-аджустер начал явственно вмешиваться в его видение. Но он все так же твердо продолжал смотреть на картину.

«Я спокоен, я расслаблен. Мои мысли ясны…» — только что эти слова громко звучали в его ушах. И вот уже они исчезли. Вместо них послышался рокочущий звук, похожий на отдаленный гром.

Шум медленно затихал. Он перешел в ясный шорох, похожий на шуршание крупных морских ракушек. Гросвенф увидел слабый свет. Он был далеким и тусклым, как будто пробивался сквозь слой плотного тумана.

«Я все еще контролирую себя. Я получаю ощущения через их нервные клетки. Они получают через мои».

Он мог ждать… Он мог сидеть и ждать, пока его мозг не начнет анализировать ощущения, что телепатируются их нервными системами. Он может сидеть здесь и ждать.

«Стоп! Сидеть! — подумал он. — Зачем они это делали?»

Тревога обострила его восприятие. Он услышал далекий голос, произносивший:

— Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным…

Внезапно он ощутил зуд в носу.

«У них нет носов, — подумал он, — по крайней мере, я не видел ни у одного. Следовательно, это действительно мое чувство».

Он хотел поднять руку, чтобы почесать нос, но в это время у него сильно заболел живот. Если бы испытал такую боль раньше, он бы согнулся. Но согнуться он не мог. Он вообще двигаться не мог, не мог почесать нос, не мог пошевелить пальцем.

И тогда Гросвенф понял, что источник зуда и источник боли в животе один и тот же и находится он вне его тела. И еще подумал Гросвенф, что совсем не обязательно, чтобы все это исходило от чужой нервной системы. Две высокоразвитые формы жизни посылают сигналы друг другу. Ему казалось, что они тоже получают его сигналы. И ни один из них пока невозможно объяснить. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал, а чужаки, если они находились в стадии феллаха, и если теория Кориты была верной, не ожидали и не могли ждать его сигнала. Да он бы и не мог послать его без своего приспособления. Видимо это привело их в большое заушательство.

Зуд исчез. Боль в животе переросла в чувство тяжести, как если бы он переел. Горячая игла вонзилась ему в спину, проникая в каждый позвонок. На полпути вниз она превратилась в лед, а потом этот лед растаял и ледяной поток побежав по спине.

Рука превратилась в кусок металла. Бицепсы сковало, будто их зажали тисками. Боль отдалась в его мозгу пронзительным криком: он едва не потерял сознание.

Когда боль исчезла, Гросвенф был страшно измучен. Все это было иллюзией. Нигде ничего не происходило, ни в его теле, ни в телах птицеобразных существ. Его мозг получил импульсы от зрительных нервов и неверно их истолковал. Расположенные рядом нервные окончания принимали не свою информацию. Боль могла возникнуть вместо чувства удовольствия и наоборот. Они не умеют управлять его психикой и ошибаются. Но ему нельзя думать об этом.

Он тут же забыл обо всем, потому что до его губ дотронулось нечто мягкое и студенистое. Голос сказал: «Я люблю…» — Гросвенф не поверил своему восприятию. Нет, нет, никто не говорил «люблю». Это был его собственный мозг, как он и полагал. Он все еще пытается осмыслить особенности чужой нервной системы. Реакция у них совершенно иная, чем человеческая Сознательно он пытался отрицать услышанное, а потом опять позволил чувствам взять верх. В конце концов, он все еще не знал, что же такое это было, то, что он ощутил. Пробуждение не было неприятным, во рту был вкус, будто он только что съел что-то сладкое. В его сознание вошло изображение цветка. Он был красивым, красным, напоминал земной и никак не мог быть связан с мозгом Риим.

«Риим!» — подумал он.

Его мозг лихорадочно заработал. Пришло ли к нему это слово через пространство, через его бездну? По своей иррациональности, название казалось его вымыслом, но все же было подходящим. И все-таки, несмотря ни на что, сомнения не покидали его. Он не был уверен.

Вся заключительная серия ощущений была принята полностью. И все равно, он с беспокойством ждал следующего сеанса.

Свет оставался тусклым и туманным. Потом все вокруг расплылось, как сквозь толщу воды. Неожиданно он снова ощутил сильнейший зуд. Затем это чувство прошло. И появилось ощущение жары, он чувствовал давление воздуха и испытывал жажду.

«Это не так! — самым серьезным образом сказал он себе. — Ничего подобного не происходит».

Ощущения исчезли. Снова остался отчетливый шуршащий звук и неизменный блеск света. Это начинало его беспокоить. Вполне могло быть, что его метод верен, и что со временем, он сможет взять под контроль одного, а то и множество неприятелей. Главное сейчас не упустить момента. Каждая уходящая секунда приближала его к физическому уничтожению. В бесконечном пространстве, один из самых больших и дорогих кораблей, какой когда-либо был построен человеком, пожирал мили с бессмысленной поспешностью.

Он знал, какие части его мозга подвергались стимуляции. Гросвенф мог слышать шум лишь когда чувствительная область бокового участка коры головного мозга получала ощущения. Участок мозга над ухом при стимуляции воспроизводил мечты и старые воспоминания. Некоторым образом, каждая часть мозга давно была классифицирована. Точная локализация подвергающихся стимуляции областей претерпевала едва заметные изменения в зависимости от индивида, но основная структура — среди гуманоидов — всегда была одинаковой.

Нормальный человеческий глаз был прекрасным объективом. Хрусталик передавал изображение на сетчатку. Чтобы судить о картинах города так, как они были переданы народом Риим, он мог пользоваться объективной точностью глаз. Если бы он смог скоординировать свои визуальные центры с их глазами, он мог бы быть уверен, что видел то, что существует на самом деле.

Прошло еще некоторое время. Вконец огорчившись, Гросвенф подумал; «Может ли быть так, что я просижу пять полных часов, не вступив в полезный контакт?»

Впервые за то время, как он полностью углубился в это исследование, он постоянно обращался к здравому смыслу. Когда он попытался поднять руку над контрольным рычагом энцефало-аджустера, ничего у него не получилось. Просто нахлынуло множество неясных ощущений, и среди них отчетливо различимый запах горящей изоляции. Его глаза увлажнились. А потом резко и ясно возникло изображение. Потухло оно так же внезапно, как и вспыхнуло. Но для Гросвенфа, прошедшего обучение на самых современных психологических приборах, оно осталось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.

Он увидел, что находится в одном из высоких узких здании. Освещение было тусклым, как будто являлось лишь отражением света, проникающего в дверь. Окон не было. Вместо полов в помещении были подстилки. Несколько птицеобразных существ сидело на этих подстилках. В стенах виднелись двери. По всей вероятности, это были шкафы или кладовки. Увиденное волновало и тревожило. Предположим, он установил связь с этими существами, кем бы они ни были. Может быть это только одному из них удалось стимулировать свою нервную систему с его. Предположим, он сам достиг того состояния, когда может видеть его глазами, слышать его ушами и чувствовать до некоторой степени то, что чувствует он. Но и в таком случае все эти ощущения остаются на уровне эмоций, являются чувственными впечатлениями.

Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызвать двигательный ответ в мускулах того существа? Мог ли он заставить его поворачивать голову, шевелить руками — в общем, заставить его двигаться так, словно управляет собственным телом? Нападение на корабль было произведено группой сообща действующих, вместе думающих существ. А что если взять под контроль Одного из этой группы? А вдруг при помощи одного можно влиять на всех?

Его мгновенное видение передалось ему глазами одного из существ. То, что он испытывал до сих пор, не указывало на групповой контакт. Все это было похоже, будто человека поместили в темную комнату с отверстием в стене. Сквозь него и пробивался слабый свет. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Он мог быть вполне уверен в том, что картины верны. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие — или пол, или потолок.

Люди могут услышать звук, если его волна достигает частоты колебания до двадцати килогерц. Так устроено ухо. Так создана природа на уровне нервов. Под гипнозом человек может шумно веселиться в то время, как его мучают, и вопить от боли, когда его слегка пощекочут. Стимуляторы, означавшие боль для одной разумной расы, вообще ничего не значили для других.

Гросвенф мысленно сбросил с себя напряжение. Сейчас ему не оставалось ничего, как расслабиться и ждать… И он терпеливо ждал.

Теперь он думал о том, что возможно существует связь между его собственными мыслями и получаемыми им ощущениями. Эта картина помещения внутри дома — каковы были его мысли перед тем, как она появилась? Кажется, главным образом, он представлял себе структуру глаза. Связь была настолько очевидной, что его сознание, единственное, что от него осталось — волновалось. Было и еще одно обстоятельство, заставившее его удивиться. До сих пор он старался видеть и чувствовать, не включая свою нервную систему, а стараясь подключить ее к чужой. И все зависело от установления контакта и контроля над группой, напавшей на корабль.

Внезапно он увидел, что появилась опасность. Нужно было контролировать собственный мозг. Некоторые участки должны были быть эффективно блокированы и поддерживаться на минимальном действующем уровне. Другие — должны были быть приведены в состояние особой чувствительности с тем, чтобы все поступающие ощущения могли достигать их с большей легкостью. Как хорошо натренированный психолог, причем аутогипнотический психолог, он мог выполнить обе задачи.

Главное, несомненно, зрение. Затем мускульный контроль. Надо быть начеку. Безусловно его ощущениями пытается руководить группа инопланетян.

Его размышления прервали разноцветные вспышки. Гросвенф лишний раз убедился, что он не ошибается, принимая решения. Он понял, что идет по верному следу. В это время изображение внезапно прояснилось и на этот раз осталось ясным.

Обстановка была прежней. Те, кто контролировал его, все еще сидели на насестах внутри высокого здания. Лихорадочно надеясь на то, что изображение не исчезнет, Гросвенф принялся концентрироваться на движениях мускулов Риим. Сложность состояла в том, что он даже приблизительно не мог объяснить, каким образом птице-человеки двигаются. Его хроно-зрительный образ не способен был включить в себя в деталях миллионы клеток, ответственных за движение одного пальца. Теперь он подумал о целой конечности, но ничего не произошло. Потрясенный, но полный решимости, Гросвенф попробовал гипнотизировать символами, используя ключевое слово, заключавшее в себя весь смысл процесса. Одна из рук медленно поднялась. Еще один ключ, и его контролер осторожно встал. Потом он заставил его повернуть голову. Он действовал на птицеобразного тем, что внушал ему — тот ящик, этот шкаф и этот чулан — «мои». Воспоминание едва задело уровень сознания. Существо знало, что ему принадлежит и соглашалось поступать согласно чужой воле, не сопротивляясь ей.

Нелегко было Гросвенфу справиться с волнением. Упорно и терпеливо он заставлял вставать и опять садиться, поднимать и опускать руки, расхаживать взад-вперед вдоль насеста. Наконец, он заставил инопланетянина сесть.

Вероятно, он достиг полной настройки, и его мозг полностью контролировал мельчайшее движение, потому что едва он начал сосредотачиваться на чужаке снова, как все его существо переполнило послание, процесс передачи воли захватил каждую клеточку, все его мысли и чувства. Более или менее автоматически Гросвенф перевел мучительные мысли в знакомые выражения.

«Клетки зовут, зовут. Клетки боятся. О, клетки знают боль! В мире Риим темнота. Далеко от существа — далеко от Риим… Тень, темнота, хаос… Клетки должны извергнуть его… Но они не могут. Они были правы, пытаясь быть дружелюбными к существу, которое вышло из великой темноты, потому что не знали, что он враг… Ночь сгущается. Все клетки уходят… Но они не могут…»

Дружелюбными… — беспомощно пробормотал Гросвенф.

Это тоже подходило. Он понимал, что весь ужас происходящего мог быть объяснен тем или иным путем с одинаковой легкостью. Он с тревогой осознал серьезность ситуации. Если катастрофа, уже происшедшая на — борту корабля, являлась неуклюжей попыткой установить связь, то какой кошмар наступит, если птицеобразные станут их врагами. Опасность будет намного больше для людей, чем для их противников. Если он прервет с ними связь, то они станут свободными. При существующих обстоятельствах, это может обернуться открытым нападением. Избавившись от него, они постараются уничтожить «Космическую Гончую».

У него не оставалось выбора. Он должен был выполнить, что наметил. Только так можно избежать катастрофы.

Сначала он сосредоточился на том, что казалось ему промежуточным звеном, то есть перенес внимание на другого представителя чужой расы. Выбор был не случайным.

«Меня любят, — сказал он себе, намеренно вызывая чувство, которое ранее смутило его. — Меня любит мое родительское тело, из которого я вырастаю. Я разделяю мысли моего родителя, но я уже вижу своими глазами и знаю, что я один из группы…»

Перемещение, как и ожидал Гросвенф, произошло довольно быстро. Существо шевельнуло более короткими дубликатными пальцами. Оно изогнуло слабые плечи. Но вскоре снова вернулось в первоначальное положение, совместившись с родительским телом. Эксперимент удовлетворил ученого, он почувствовал, что возможен скачок, который должен был ввести его в связь с нервной системой отдаленного живого существа. Гросвенф почувствовал себя стоящим на вершине заросшего холма. Прямо перед ним вился узкий поток. Оранжевое солнце плыло в темно-пурпурном небе, испещренном облаками, похожими на барашков. Гросвенф заставил новый объект переместиться. Он видел, что маленькое, похожее на курятник, здание прячется среди деревьев неподалеку от этого места. Это было единственное находящееся в поле зрения жилище. Он подошел к нему и заглянул внутрь. В полумраке он разглядел несколько насестов, на одном из которых сидели две птицы. Глаза у них были закрыты.

«Вполне возможно, — решил он, — что это они осуществляют групповое нападение на „Космическую Гончую“.

Оттуда он перенесся на ту часть планеты, где стояла ночь. Ответная реакция оказалась на этот раз чересчур быстрой. Он находился в темном городе с призрачными зданиями и едва различимыми дорожками. Гросвенф быстро вошел в контакт с чужой нервной системой. Он не понимал, почему связь устанавливалась именно с тем Риим, а не с другим. Скорее всего, на одного индивида стимуляция действовала чуть быстрее, чем на других. Было вполне вероятно, что эти индивиды были потомками или родственными телами его основного контролера.

Когда он вошел во взаимосвязь более чем с двумя дюжинами Риим на всей этой планете, ему показалось, что он, наконец, начинает понимать мир телепатов в птичьем оперении.

Это был мир кирпича, камня и дерева, и психической общности, которой, возможно, никому никогда не удастся достичь. Таким образом, эта раса владела всеобъемлющим механизмом проникновения в секреты вещества и энергии. Он почувствовал, что теперь можно, не рискуя, предпринять следующий и последний шаг его атаки.

Гросвенф сосредоточился на изображении, которое должно было принадлежать одному из существ, передававших изображения на „Космическую Гончую“. Он физически ощутил течение небольшого, но наполненного смыслом отрезка времени. А потом…

Он увидел летящий в звездном пространстве корабль. Его первым желанием было определить, сколько существ окружило корабль, что они делают и как выглядят. Но у него на это не было времени. Ему нельзя отвлекаться. Пришло время дирижировать действиями не одного неприятеля, а миллионами, атакующими затерянный космический челнок. Он должен был подействовать на них настолько мощно, чтобы они вынуждены были оставить „Космическую Гончую“ и не имели бы другого выхода, как держаться от корабля подальше.

Он понимал, что они читают его мысли, но и он тоже научился понимать, о чем думает это коллективное существо. Если бы все это было иначе, связь его с миром этой мыслящей саранчи была бы невозможна.

Итак, он готов… Гросвенф направил свои мысли в темноту:

„Вы живете во Вселенной и внутри себя, вы создаете картину Вселенной такой, какой она вам представляется. Но об этой Вселенной вы не знаете ничего, и ничего не можете знать, кроме изображений. Но изображение Вселенной внутри вас не есть Вселенная… Как вы можете влиять на другое сознание? Изменяя его понятия. Как вы можете влиять на чужие действия? Изменяя основные верования существа, его эмоциональную склонность…“

Очень осторожно Гросвенф продолжал:

„И картины внутри вас не показывают вам Вселенной, поскольку имеется множество вещей, которые вы не можете узнать прямо, не обладая тонкими чувствами. Внутри Вселенной царит порядок. И если порядок картин внутри вас не есть порядок Вселенной, то вы ошибаетесь…“

Гросвенф знал, что мир, построенный на ложном восприятии, не прочен. Стоит разрушить его и погибает тот, кто несет в себе этот мир. Если доказать существу, связанному с коллективом единой нервной системой, что все воспринимаемое им фикция, цепь распадается и гибнут все, кто связан этой цепью.

Гросвенф знал, что правда на его стороне и действовал хладнокровно. Он ставил эксперимент на выживание. Ему казалось, что Риим обречен, что он не сможет защищаться. Впервые за историю бесчисленных поколений они получат мысли извне. Он не сомневался в том, что их инертность чрезвычайно велика. Это была феллаханская цивилизация, укоренившаяся в своих представлениях, которые не претерпевали никаких изменений. Как и на Земле крошечное инородное тело могло оказать решающее влияние на будущее феллаханских рас. Гигантская старая Индия пала, когда на нее высадилось несколько тысяч англичан. Подобным же образом, все феллаханские народы древнего мира захватывались с легкостью и больше никогда не возрождались. Сердцевина их несгибаемых привычек разбилась вдребезги. И все это произошло потому, что основой их жизни были негибкие системы.

Риим был уязвим. Их метод коммуникации, хотя и уникальный, давал возможность влиять сразу на всех их. Снова и снова повторял Гросвенф свое послание, каждый раз добавляя по одному звену инструкции относительно действия с кораблем. Инструкция была такова:

„Измените изображения, которые вы использовали против находящихся на корабле, потом уберите их совсем. Измените изображения, чтобы те, на кого они направлены, могли расслабиться и заснуть… потом уберите их… Ваша дружеская акция стала причиной большого несчастья. Мы тоже настроены к вам дружественно, но ваш метод выражения дружбы причиняет нам зло“.

У него было смутное представление о том, как долго его команды влияли на эту огромнейшую нервную систему. Ему казалось, что прошло часа два. Но сколько бы времени ни прошло, оно исчезло, как только выключатель энцефало-аджустера автоматически прервал связь между ним и изображением на стене его отдела.

Знакомые ощущения резко вошли в его сознание. Он взглянул туда, где должно было находиться изображение. Оно исчезло… Гросвенф посмотрел на Кориту. Археолог сидел на стуле, и сон его был глубоким.

Гросвенф вспомнил, что он сам ввел его в это состояние: расслабиться и уснуть — эта команда была для всех. Значит все люди на корабле спят. Немного подождав, он разбудил Кориту и вышел в коридор. Повсюду видел он людей. Они лежали в нелепых позах. Сон их настиг в самых неожиданных местах. По пути в контрольный пункт он не видел ни одного изображения.

Войдя в пункт, он осторожно приблизился к спящему капитану Личу, который валялся на полу у контрольной панели. Со вздохом облегчения он включил рубильник, питающий внешний экран корабля. Через секунду Эллиот Гросвенф находился в кресле пилота, меняя курс „Космической Гончей“.

Прежде чем покинуть контрольную, он поставил временный замок на механизм управления и замкнул его на десять часов. Это было предосторожностью на случай, если кто-то, очнувшись, начнет буйствовать. Затем он вернулся в коридор и начал оказывать помощь людям.

Все до одного были без сознания, так что об их состоянии он мог только догадываться. Тому, кто тяжело дышал, он давал кровяную плазму. Он вводил специальные наркотики, чтобы не так мучительно возвращались к жизни раненые, и накладывал быстродействующий целебный бальзам на раны и ожоги. Корита помогал ему поднимать мертвых на передвижные носилки и отправлять их в госпиталь для воскрешения. Четверых удалось воскресить. Но тридцать два человека вернуть с того света было уже невозможно.

Они все еще занимались ранеными, когда служащий из отдела геологии, лежащий неподалеку, проснулся, лениво зевнул и начал истошно кричать. Гросвенф догадался, что проснулась память, и он с тревогой следил за этим человеком. Служащий озадаченно перевел свой взгляд с Кориты на Гросвенфа и, взяв себя в руки, осведомился:

— Вам чем-нибудь помочь?

Вскоре им уже помогали двенадцать человек. Все они напряженно трудились, но достаточно было посмотреть на каждого, чтобы понять, что они знали о своем душевном помешательстве, явившимся причиной этой кошмарной картины смерти и разрушения.

Гросвенф не заметил, как появились капитан Лич и директор Мортон. Он увидел их уже разговаривающими с Коритой. Потом Корита отошел, а оба начальника направились к Гросвенфу и пригласили его поговорить на контрольный пункт. Мортон молча похлопал его по спине.

„Интересно, помнит ли он что-нибудь? — подумал Гросвенф. — Спонтанная амнезия была обычным явлением при гипнозе. Если они ничего не помнят, объяснить им все, что произошло, будет чрезвычайно сложно“.

Он с облегчением вздохнул, когда капитан Лич сказал:

— Мистер Гросвенф, мы с господином Мортоном восторгаемся вами. Вы спасли нас от неминуемой гибели. Мистер Корита кое-что рассказал нам о ваших действиях. Надо бы рассказать всем о том, что произошло с нами и как мы избежали катастрофы. Так что добро пожаловать в контрольный пункт.

Гросвенф выступал больше часа. Когда он закончил, один из слушателей поинтересовался:

— Так все-таки это были враги или инопланетяне просто пытались выйти с нами на контакт?

Гросвенф ответил:

— Боюсь, что это именно так. Они были настроены по отношению к нам дружелюбно.

— И вы хотите сказать, что мы не имеем право полететь туда и разбомбить их всех к чертовой матери!?

Это было бы бесполезно, — твердо заявил Гросвенф. — Мы могли бы заглянуть к ним и сами попробовать установить контакт.

— Это заняло бы слишком много времени, — возразил капитан Лич. — Нам надо лететь дальше. К тому же, похоже на то, что это довольно серая цивилизация.

Гросвенф заколебался, и, прежде чем он заговорил, Мортон быстро сказал:

— Что вы на это скажете, мистер Гросвенф?

— Я считаю, что можно было бы назвать их примитивным обществом, если учесть только то, что они не открыли ни одного механизма. Но возможно они специально не создавали машин. Еда и питье у них есть. Они знают, что такое дружба и даже любовь. Я склонен предположить, что этот птичий народ находит эмоциональную разрядку в общем мышлении и в размножении. Были времена, когда и человеку этого было достаточно. И все же мы называем этот период цивилизацией. В те времена тоже были великие люди.

— И все же, — язвительно произнес Ван Гроссен, — вы бы без колебаний изменили их образ жизни.

Гросвенф сохранял хладнокровие.

— Для птиц, как и для людей неразумно жить единым общежитием. Я сумел повлиять на их психику, разъединил стадо, то есть сделал то, что мне пока не удалось сделать на этом корабле.

Несколько человек рассмеялись, собрание начало разваливаться. Когда оно окончилось, Гросвенф видел, как Мортон разговаривает с Иеменсом, единственным, кто пришел сюда от химического отдела.

Химик хмуро качал головой. Наконец, он что-то сказал и пожал руку Мортону, после чего директор подошел к Гросвенфу и шепотом сообщил:

— Химический отдел вынесет оборудование из ваших помещений в течение двадцати четырех часов с условием, что об этом инциденте больше упоминать никто не будет. Мистер Йемене…

Гросвенф перебил Мортона вопросом:

— Что думает об этом мистер Кент?

Мортон немного поколебался и, наконец, произнес:

— Он отравился газом, ему придется несколько месяцев проваляться в постели.

— Но ведь выборы должны быть раньше.

— Да, раньше. Ну что ж, придется мне и дальше руководить этим коллективом, претендентов-то больше нет.

Гросвенф молчал, обдумывая случившееся. Приятно было услышать, что Мортон не уйдет со своего поста. Но как будут вести себя недовольные, которые поддерживали Кента? Пока он раздумывал, Мортон продолжил:

— Я хочу просить вас, как о личном одолжении, мистер Гросвенф. Я убедил мистера Иеменса, что неразумно продолжать линию Кента и враждовать с вами. В интересах мира, я хотел бы, чтобы вы тоже уступили. Не предпринимайте попыток закрепить свою победу. Если вас начнут спрашивать, просто скажите, что происшедшее было просто несчастным случаем, но сами таких разговоров не заводите. Вы обещаете мне это?

— Конечно… Но у меня есть тоже одно предложение.

— Какое?

— Почему бы вам не сделать хитрый маневр и не назвать своим преемником Кента?

Мортон удивленно взглянул на Гросвенфа, он был в замешательстве. Наконец, он сказал:

— Никак не ожидал от вас такого предложения. Я, очень низкого мнения о его моральном облике. Понимаю, что таким образом сниму напряженность, но не уверен, что надо идти на такие жертвы.

— Ваше мнение о Кенте, кажется, совпадает с моим, — продолжил Гросвенф.

Мортон мрачно улыбнулся.

— На борту есть люди, которые могли бы возглавить экипаж, но только не он. Однако, чтобы сохранить мир, я последую вашему совету.

После этого они расстались. Гросвенф ушел озадаченным. Конечно, в борьбе с Кентом, сегодня он победил. Химикам приходится ретироваться. Но это выиграна стычка, это еще далеко не победа. И все же, все же хорошо, что дело обернулось именно так. А ведь могло все кончиться куда хуже.

Икстль неподвижно распластался в кромешной темноте. Время в вечности тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое — он это знал — было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием до размеров светящихся крапинок тумана.

Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же, жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины интергалактики.

Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизмы, его почти неуничтожаемое тело поддерживало себя с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и время. Его мозг все пульсировал и пульсировал в той же старой цепи мыслей — один шанс на децилион за то, что он снова окажется в галактической системе, а тогда даже еще меньший шанс за то, что он попадет на планету и найдет ценный гуул.

Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты. Теперь это уже стало частью его самого. Это было похоже на бесконечную картину, крутившуюся перед его мысленным взором.

Вместе с тем отдаленным светом, долетающим в черную пучину, они создавали мир, в котором он существовал. Он почти забыл о том чувствительном поле, которое создавало его тело.

Века назад оно было более обширным, но теперь, когда его мощь испарилась, никаких сигналов не поступало к нему дальше, чем за несколько световых лет.

Он почти ни на что не надеялся, и тут его коснулись первые сигналы приближающегося корабля. Энергия, плотность, вещество! Смутное чувство восприятия вошло в его вялое сознание. Сама мысль об энергии и веществе отступила куда-то. Отдаленный краешек его сознания, еще не успевший остыть, наблюдал за их появлением, за тем, как тени давно забытого выступили из окутавшего его тумана, борясь с погруженным во мрак сознанием измученного эфемерностью существования.

Потом стало ощутимым более сильное и острое послание с отдаленной границы его поля. Его вытянутое тело выгнулось в конвульсии. Четыре руки разогнулись в стороны, четыре ноги задергались, в теле ощутилась дремавшая сила.

Его изумленно вытаращенные глаза перефокусировались. Почти пропавшая способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая контролировала поле, предпринимала первые и еще несогласованные действия. Огромным усилием он перебросил ее волны через биллионы кубических миль, не подававших признаков жизни, пытаясь установить область стимулирования. Он переместился на большое расстояние. И тут он впервые подумал об „этом“, как о корабле, летящем от одной галактики к другой. Его охватил страх. Он боялся, что корабль пройдет за границей его чувствительного поля, и контакт с ним будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что-нибудь сделать.

Он позволил полю еще немного расшириться и почувствовал шок толчка. Ему стало легче, он понял, что это подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, стало пучком всей энергии, которую только могло собрать его слабеющее тело.

Этот пучок связал его с мощью энергии, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше — во много миллионов раз, чем ему требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить ее в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью. Тот заряд, который он получил, вернул его тело к жизни. Осознав свои возможности, он переполнился жестоким напряжением. В безумной поспешности он отрегулировал свою атомную структуру и понесся вдоль пучка. На далеком расстоянии от него корабль проплыл вдоль него и начал удаляться. Он удалился на целый световой год, потом на два, а потом и на три. В глубоком отчаянии Икстль понял, что корабль уходит, несмотря на все его усилия. И тут…

Корабль остановился. Одно мгновение он плыл со скоростью бесчисленного количества лет в день. А затем — завис в пространстве. Он все еще находился далеко от Икстля, но больше не удалялся. Икстль догадывался, что там случилось. Видимо те, кто управлял им, почувствовали утечку энергии и остановились, чтобы выяснить, что случилось. То, что они мгновенно сбросили скорость, указывало на чрезвычайно развитую науку, хотя Икстль и не мог решить, какой техникой ускорения они пользуются. Существует несколько способов тормозить мгновенно. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом процессе затрачивается весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться — совсем чуть-чуть — и движение преобразуется на микроскопическом уровне.

Он находился именно в этом состоянии, когда, внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, следовавших одно за другим слишком быстро для того, чтобы их можно было успеть обдумать. На корабле включился непроницаемый для посторонней энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключила реле, которое он установил в своем теле. Это остановило его в долю микросекунды, он даже не успел осознать случившееся. Если считать в расстоянии, то это произошло чуть дальше тридцати миль от корабля.

Икстль видел корабль, он казался ему светящейся точкой, горевшей впереди в темноте. Его экраны все еще работали, и это означало, что те, которые находятся внутри корабля, не смогли его обнаружить. Сам он не мог достичь корабля. Что же они решили, почувствовав толчок. Видимо, чувствительный прибор, находящийся на борту, почувствовал его приближение и классифицировал его как летательный снаряд. Потому там и включили защитный экран. Икстль приблизился, насколько было возможно к невидимому барьеру. И оттуда, как лиса на виноград, с жадностью смотрел на корабль.

Он был от него меньше чем в пятидесяти ярдах. Отсюда космический вездеход напоминал чудовище с металлическим телом, усыпанным, как бриллиантами, бесконечными рядами сверкающих точек. Космический корабль плавал в бархатной черноте, огромный драгоценный камень, неподвижный, но живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на недосягаемость, он нес в себе и надежду.

До этого момента ему приходилось тратить столько усилий, что он весьма смутно представлял себе, что означает для него удача. Его сознание, пришедшее за века к полному отчаянию, билось, как в исполинских тисках. Ноги и руки сверкали, как языки живого огня, корчась и извиваясь в свете иллюминаторов. Его рот, напоминавший рану наподобие человеческой головы, пускал инеи, который уплывал белым морозным туманом. Его надежда была так велика, что мысли о ней продолжали вращаться в его сознании и пеленой застилали ему глаза. Несмотря на туман, он видел широкую струю света, бившую из круглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Выпуклость превратилась в огромную дверь, которая открылась, отойдя в сторону.

Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа. Их была дюжина. На них были надеты почти прозрачные скафандры и они тащили или вели за собой огромные плывущие машины. Машины быстро сгрудились вокруг маленькой площади на поверхности корабля. Вырвавшееся из них пламя казалось на расстоянии небольшим, но его ослепительный блеск указывал или на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно, что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.

С безумной быстротой Икстль обследовал экран, ища слабое место, но не нашел ничего. Сила была слишком полной, площадь ее действия — слишком большой. Он ничего не мог ей противопоставить и почувствовал это на расстоянии. Теперь он смотрел реальности в лицо. Работа — Икстль видел, что толстая секция внешней обшивки снята и заменена новой — закончилась почти так же быстро, как и началась. Шипящее пламя сварки исчезло в темноте. Машины были убраны в отверстие на поверхности. Двуногие существа исчезли вслед за ними. Обширная поверхность корабля стала внезапно такой же пустынной, как и окружающее пространство.

Ужас помутил разум Икстля. Он не мог позволить уйти им сейчас, когда вся Вселенная была почти раскрыта для него — всего лишь в нескольких ярдах. Его руки вытянулись, как будто могли удержать корабль. Разум устремился в черную безбрежную пучину отчаяния, но удержался на ее последней грани в последнее мгновение.

Большая дверь мягко повернулась. Сквозь кольцо света скользнуло одинокое существо и направилось к зоне, где только что происходил ремонт. Оно что-то подобрало и возвращалось к открытому шлюзу, уже почти достигло его, когда обнаружило Икстля.

Существо внезапно замерло. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром. Глаза были выпучены, а рот раскрыт. Потом оно, казалось, пришло в себя, и губы его быстро задвигались. Через минуту из шлюза выплыла группа существ, и все они уставились на Икстля. Вероятно, они о чем-то спорили, потому что губы их шевелились не одновременно, а сначала у одного, потом — у другого.

Затем через шлюз проплыла широкая клетка с металлическими прутьями. На ней сидели двое и у Икстля создалось впечатление, что клетка движется своим ходом. Икстль догадался, что сейчас его будут брать в плен. Любопытство было сильней страха. Он и не заметил, как его подняли. Он чувствовал себя, будто принял наркотики, навевающие сон. Он пытался бороться с надвигающимся оцепенением и понимал — надо быть осторожным, надо выжить, хотя бы для того, чтобы его раса, обладающая богатством самых разнообразных знаний, смогла вновь возродиться.

— Как, черт возьми, что-то может жить в интергалактическом пространстве?

Это говорил Гросвенф. Он находился вместе с другими неподалеку от шлюза. Ему казалось, что этот вопрос заставил людей придвинуться друг к другу. Он слишком хорошо понимал ту неосязаемую и непостижимую тьму, что сомкнулась вокруг них, давя на каждого.

Почти впервые с начала путешествия безбрежность черноты поразила Гросвенфа. Он слишком часто смотрел на нее из корабля и привык к ней. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие для человека звездные границы являются лишь хрупкими, как хрусталь, мостиками по сравнению с этой темнотой, что простирается во всех направлениях на биллионы световых лет.

Испуганное молчание нарушил голос директора Мортона:

— Вызывается Гюнли Лестер… Гюнли Лестер.

После короткой паузы послышался голос:

— Да, директор?

Гросвенф узнал голос главы астрономического отдела.

— Гюнли, есть задача для вашего астро-математического мозга. Не будете ли вы так добры сообщить коэффициент вероятности появления „Гончей“ в той точке пространства, где плавала эта хренота? Постарайтесь решить за несколько часов. Для математика Мортона это было типичным — давать другим возможность проявить себя там, где он и сам был мастером…

Астроном рассмеялся и заявил:

— Мне не придется подсчитывать. Необходима новая система цифр, чтобы можно было выразить эту вероятность арифметически. С точки зрения математики, то, что случилось, просто не могло случиться. Но мы здесь — корабль с человеческими существами, остановившийся для ремонта на полпути между двумя галактиками, первый корабль, посланный за пределы острова нашей Вселенной. Итак, повторяю: мы здесь — крошечная точка, которая пересеклась с другой крошечной точкой. Это невозможно, если только пространство не кишит подобными существами.

Гросвенфу показалось, что это наиболее вероятное объяснение. Причина и следствие происходящего могли находиться в самой простой связи. Дыра, прожженная в стене аппаратной, потоки энергии, хлынувшие в пространство… Теперь они остановились для ремонта. Он уже открыл было рот, чтобы все это высказать, но тут же умолк. Существовала еще одна загадка. Какая сила должна была понадобиться для того, чтобы за несколько минут впитать мощность ядерного реактора? Он быстро подсчитал и покачал головой. Число было таким колоссальным, что все его предположения исключали друг друга. Окажись среди них тысяча керлов, и они не смогли бы справиться с тем количеством энергии. А это означало, что дело тут было не в существах, а в механизмах.

— На эту дьявольщину следовало бы сразу направить передвижной нагреватель, — предложил кто-то.

Мортон был настроен менее воинственно. Он, как настоящий ученый, был прежде всего любопытным человеком. Да и злость была не его качеством.

— Сущий красный дьявол, выпрыгнувший из ночного кошмара, страшный, как смертный грех и, возможно, такой же безобидный, каким был наш прекрасный кот. Скит, что вы думаете?

— Это существо, насколько я могу отсюда судить, имеет руки и ноги, что указывает на чисто планетарную эволюцию. Если он обладает умственным потенциалом, он начнет выказывать реакцию на изменение среды вокруг него с того момента, как очутится внутри клетки. Он может оказаться древним мудрецом, размышляющим в тишине пространства, где никто и ничто не отвлекает. Возможно, это юный самоубийца, приговоренный к изгнанию, одержимый желанием вернуться домой и продолжить жизнь в своей цивилизации…

— Я бы хотел, чтобы к нам сюда вышел Корита, — произнес Пеннос, глава инженерного отдела. — Его исследования относительно кота на кошачьей планете позволили нам понять, с чем мы имеем дело, и…

— Говорит Корита, мистер Пеннос, — как обычно, голос японского археолога звучал в коммуникаторе ясно и четко. — Я давно уже вижу на экране все, что происходит за кораблем. Должен признаться — вид существа меня впечатляет. Но я опасаюсь, что в данном случае исследования на основе цикличности истории были бы опасны. Имея дело с котом, мы могли опираться на пустынную, почти лишенную еды планету, на которой он проживал. Не забудьте и об архитектуре разрушенного города. Но сейчас мы имеем дело с существом, живущем в пространстве, удаленном на четверть миллиона световых лет от ближайшей планеты. С существом, которое обходится, вероятно, без еды и питья. Он ни с кем не общается. Предлагаю экран не выключать. Когда существо окажется в клетке, изучайте каждое его движение, каждую реакцию, делайте снимки его внутренних органов. Он живет в вакууме. Нам все интересно. Узнайте о нем побольше, чтобы мы знали, что берем на борт. Нам необходимо избежать риска быть убитыми. Следует предпринять самые строгие меры предосторожности.

— Это имеет смысл, — вмешался Мортон.

И он начал действовать. Из корабля были выгружены разнообразные машины. Они были установлены на гладкой поверхности корабля, кроме массивной флюоритной камеры. Ее прикрепили к подвешенной клетке.

Гросвенф с тревогой следил, как директор отдавал последние распоряжения людям, руководившим установкой клетки.

— Откройте дверь как можно шире, — приказывал Мортон, — и опустите на него клетку. Не позволяйте ему ухватиться руками за прутья.

Гросвенф подумал: „Теперь или никогда! Я должен высказаться сейчас“.

Но говорить оказалось нечего. Он мог описать лишь свои смутные сомнения да повторить объяснение Гюнли Лестера,^-который сказал, что случившееся не было случайностью. Он даже мог предположить, что корабль красных чудовищ поджидает где-то поодаль, пока их товарища не подберут.

Были приняты все меры предосторожности. Если корабль этих дьяволов существует, то открывая защитный экран для того, чтобы пропустить клетку, они становятся целью. Может быть сожжена внешняя оболочка и убиты люди, находящиеся на ней, но сам корабль и те, кто внутри его, остаются в безопасности.

Враги должны знать, что их атака не принесет никакой пользы. Им будет противостоять великолепная армия и вооруженное судно, которое может выдержать самые жестокие битвы.

Подумав обо всем этом, Гросвенф не стал уговаривать директора отказаться от рискованного плана. Пока он придержит свои сомнения.

Вновь заговорил Мортон:

— У кого-нибудь есть предложения?

— Да! — этот голос принадлежал Ван Гроссену. — Я хочу исследовать это существо. Для этого мне понадобится не больше месяца.

— Вы хотите сказать, — проговорил Мортон, — что мы должны торчать в этой дыре, пока ваши эксперты изучат этого субъекта?

— Конечно, — подтвердил глава физического отдела.

Несколько секунд Мортон молчал, потом сказал:

— Мне придется обсудить этот вопрос с другими, мистер Ван Гроссен. Наша экспедиция действительно исследовательская. Но мы оснащены таким оборудованием, что берем образцы на борт. Как ученые, мы прошли суровую школу. И, конечно, отказываться от эксперимента не в наших правилах. Но я не уверен, что все согласны сидеть в проклятом богом пространстве по месяцу из-за того, что нам попался в пути зверек. Не лучше ли прихватить его с собой. А то ведь вместо пяти или десяти лет наше путешествие затянется на все пятьсот. Это возражение не мое лично, я говорю от имени коллектива. Конечно, все, что мы встречаем по пути, должно быть изучено, но…

— Я считаю, — твердо заявил Ван Гроссен, — что коллектив не против.

— Сейчас проверим. — Чувствовалось, что Мортону нравится предложение Гроссена. — Так что будем делать? Полетим дальше? — Все молчали и Мортон продолжил. — Отлично. Идите и поймайте его, ребята.

Икстль ждал… Его мысли продолжали вертеться в калейдоскопе воспоминаний обо всем, что он когда-то знал и о чем размышлял. Перед ним возникло видение его родной, давно погибшей планеты. Оно принесло с собой гордость и презрение к этим двуногим существам, которые действительно надеялись захватить его в качестве трофея. Он помнил время, когда его раса могла контролировать через пространство всю систему своей звезды. Это было раньше, когда они обходились без космических путешествий и наслаждались спокойным существованием.

Икстль наблюдал за тем, как приближается к нему клетка. Она с успехом прошла через открывшееся и мгновенно за ней закрывшееся отверстие на экране. Процесс переноса прошел весьма гладко. Даже если бы он и захотел, ему не удалось бы открыть экран в короткий момент прохождения клетки. Но он не имел желания делать это. Он обязан быть осторожным и не показывать враждебность, пока не окажется внутри корабля. Сооружение из металлической решетки медленно поплыло к нему. Двое, руководивших его движением, были настороже. Один из них держал какое-то оружие. Икстль решил, что это разновидность атомной пушки. Это наполнило его почтительностью, хотя он тут же признал примитивность подобного оружия. Здесь оно еще могло быть использовано, но внутри корабля они не посмеют прибегнуть к такому мощному виду энергии.

Все яснее, все ярче вырисовывалась его цель. На борт корабля! Проникнуть внутрь!

Как будто для того, чтобы еще больше укрепить его решимость, над ним навис зев клетки. Металлическая дверь бесшумно захлопнулась. Икстль потянулся к ближайшей решетке, ухватился за нее и остался в таком положении. Он лежал, притворившись совершенно беспомощным и чувствовал себя в безопасности. Сознание его отдыхало. И тело набиралось сил. Свободные электроны высвобождались из хаотического переплетения находящейся внутри него атомной системы и в безумной поспешности искали союза с другими системами. Он был в безопасности после квадриллионов лет отчаяния. Неважно, что произойдет дальше. Вновь приобретенная способность контролировать энергетический источник клетки — двигателя, избавил его от недавней пассивности, от утраченного некогда умения управлять своими движениями. Никогда больше он не будет пассивен, никогда не столкнется с противодействием отдаленных галактик. Защищенный оболочкой, он сможет путешествовать в любом желаемом направлении, и все это давала ему одна только клетка.

Как только он зацепился за решетку, его клетка начала двигаться к поверхности корабля. Защитный экран, как только они к нему приблизились, разошелся и вновь за ними сомкнулся. Люди наверху казались очень маленькими. То, что они нуждались в скафандрах, указывало на неспособность приспосабливаться к окружающей среде, а это в корне отличало их от него и означало, что физически они находились на низкой стадии процесса эволюции. Тем не менее, было бы неразумным принижать их научные достижения. Они обладали мозгом способным создать и использовать могучие машины. И теперь они пользовались огромным количеством этих машин, очевидно изучая его. Машина могла раскрыть его намерения и показать, какую гениальную модель сотворила природа, создав его внутренние органы. Она могла раскрыть, по крайней мере, несколько из его жизненных процессов. Он не мог допустить, чтобы это исследование было проделано.

Икстль заметил, что разумные существа хорошо вооружены. Инструменты были убраны в кобуру, прикрепленную к каждому скафандру. Одним из видов оружия был атомный пистолет, с этим он уже сталкивался. Другое имело блестящую рукоятку. Он определил, что это вибрационный пистолет. У людей, находящихся на клетке, тоже был такой пистолет.

Когда клетка была установлена в наспех оборудованной лаборатории, сквозь узкое пространство между прутьями просунули камеру. Это было то, что нужно. Икстль без всякого усилия поднялся к потолку. Его зрение напряглось и стало чувствительным к самой короткой частоте. Источник мощности вибратора сделался ему виден ясно, как яркое пятно, находящееся в пределах досягаемости.

Одну из восьми рук с пальцами, похожими на перекрученную проволоку, он с неописуемой быстротой выбросил вперед и проник за металлическую клетку, и вот вибратор из кобуры существа, находящегося на клетке, уже у него. Он не стал менять атомную структуру, как он изменил структуру своей руки. Было важно, чтобы они не догадались, кто стрелял. Изо всех сил стараясь закрепить свое шаткое положение, он направил оружие на камеру и на людей, стоящих за ней, и нажал на спуск.

Одним движением Икстль разрядил вибратор, отдернул руку и, удовлетворенный, опустился на пол. Его мгновенный страх исчез. Чистая молекулярная энергия срезонировала в камеру и подействовала на приборы во временной лаборатории. Чувствительная пленка стала бесполезной, излучатель необходимо было устанавливать снова, все приборы проверять и перепроверять, каждую машину опробовать на всех режимах. Вероятно, даже возникла необходимость замены оборудования. Но больше всего его радовало то, что все случившееся, должно быть, восприняли, как несчастный случай.

Гросвенф услышал ругань в коммуникаторе. Он понял, что не он один испытывал острую боль от вибрации, лишь частично задержанной и ослабленной скафандром. Зрение медленно возвращалось к нему. Теперь он снова мог видеть резной металл, на котором стоял, а за ним короткий пустой гребень корабля и бесконечные мили пространства — темная, бездонная, немыслимая пропасть. В тени поодаль темнело пятно металлической клетки.

— Прошу прощения, директор, — произнес один из стоящих на клетке людей. — Вероятно, у меня из кобуры выпал и разрядился вибратор.

Гросвенф заметил:

— Этого произойти не могло. Здесь нет гравитации.

— Может, я выронил его раньше, — предположил человек.

Послышалось бормотание Скита. Биолог пробурчал нечто вроде: „рожистое воспаление… страбизмия… стамотогения…“ Остальное Гросвенф не расслышал, но догадался, что это собственный набор ругательств биолога. Скит выпрямился и сказал:

— Минутку, я попытаюсь припомнить, что я видел. Я был здесь, на линии огня… да… здесь, когда мое тело начало пульсировать, — помолчав немного, он уверенно добавил: — Я не могу в этом поклясться, но сразу перед тем, как все это началось, существо шевельнулось. Мне показалось, что оно вскочило на потолок. Согласен с тем, что было слишком темно для того, чтобы разглядеть, но… — он так и не окончил фразу.

— Крибл, осветите клетку и давайте все вместе посмотрим, что там происходит, — попросил Мортон.

Как и все, Гросвенф видел луч света, осветивший Икстля, который свернулся на полу, будто ничего и не случилось. И тут он замер, пораженный. Почти красный металлический блеск цилиндрического тела чудовища, глаза, похожие на пылающие угли, удивительно напоминающие скрюченную проволоку пальцы на руках и ногах, и общая жуткая уродливость алого чудовища, испугали его.

Сидл едва слышно прошептал в коммуникатор:

— Возможно, он очень красивый, но для себя! Мы этого никогда не оценим.

Эта попытка сострить прервала паузу ужаса. Кто-то из ученых заметил:

— Если жизнь это развитие необходимых качеств, зачем здесь, в пустоте, ему понадобились такие развитые конечности? Интересно бы взглянуть, что за органы у него внутри. Но камера приведена в негодность. Вибрация наверняка испортила линзы. И пленка, конечно, засвечена. Нужно менять?

— Не-е-т! — Мортон был явно растерян, но продолжал он уже тверже: — На это уйдет много времени. Сейчас нужно воссоздать вакуум пространства внутри лабораторий корабля, и как можно быстрее сматываться отсюда.

— Я чувствую, что мое предложение не принимается всерьез? — это был физик Ван Гроссен. — Я настаиваю, чтобы мы здесь побыли хотя бы неделю. Как можно оставить такую находку? Или вы хотите взять его на борт, не зная, чем нам это грозит?

Мортон колебался, он спросил:

— Какие будут предложения?

— Я не знаю, — произнес Гросвенф, — стоит ли нам бросаться от крайности к крайности. То мы решаем принять чрезвычайные меры предосторожности, то не принимаем их вообще.

— Кто еще хочет высказаться? — осведомился Мортон, и поскольку никто не ответил, прибавил: — Скит?

— Очевидно, — сказал Скит, — рано или поздно придется взять его на борт. Мы не должны забывать о том, что существо, обитающее в пространстве, является самым необычным из всех нами встреченных. Даже кот, который одинаково хорошо чувствовал себя и в хлорной, и в кислородной среде, нуждался в какого-то рода тепле, и отсутствие давления было для него смертельно. Если, как мы подозреваем, естественной средой обитания этого существа является не это пространство, то мы должны узнать, почему и как он очутился там, где мы его нашли.

Мортон нахмурился.

— Насколько я понимаю, нам придется проголосовать. Мы могли бы закрыть клетку металлом с отражающим экраном снаружи. Это вас устроит, Ван Гроссен?

— Теперь мы ближе к сути, хотя уверен, что мы еще поспорим, нужен ли защитный экран.

Мортон рассмеялся.

— Поскольку мы в целом заодно, вы можете обсуждать все доводы „за“ и „против“ до конца путешествия, — он снова стал серьезным. — У кого есть возражения? Гросвенф!

Гросвенф покачал головой.

— Экран представляется мне эффективной защитой, сэр.

— Прошу высказаться всех, кто против, — все снова промолчали, и директор приказал людям на клетке: — Двигайте эту штуку сюда, чтобы мы могли подготовить ее для экранизации.

Когда заработали моторы, Икстль ощутил вибрацию металла. Он видел, как дрожат решетки и испытывал приятное чувство дрожи. Ему казалось, что тело его активно, после веков бездействия это было невероятно приятно. И мозг его расслабился. Когда он снова мог размышлять, пол клетки висел над ним, а он лежал на твердой внешней оболочке корабля.

Икстль с рычанием вскочил на ноги, поняв все, что происходит. Он позабыл перестроить атомы своего тела после того, как разрядил вибратор. И теперь он прошел сквозь металлический пол клетки.

— Великий боже! — голос Мортона едва не оглушил Эллиота Гросвенфа.

Алая полоска вытянутого тела Икстля метнулась сквозь темное пространство непроницаемого металла внутренней системы корабля к воздушному шлюзу, и он нырнул в его ослепительную глубину. Затем Икстль заставил тело раствориться в двух внутренних дверях и оказался в конце длинного, слабо освещенного коридора. На мгновение он почувствовал безопасность. Итак, предстояла борьба между человеком и этим монстром за право быть главным на корабле. И кроме физического превосходства у пришельца было еще одно преимущество — никто из его противников не догадывался о его великой цели.

Прошло двадцать минут. Гросвенф сидел в кресле контрольного пункта и наблюдал, как в одном из ярусов, ведущих к главной секции, тихо совещаются Мортон и капитан Лич. Комната была полна народу. За исключением охраны, оставшейся в опорных пунктах, всем было приказано быть неподалеку. Судовая команда и офицеры, главы отделов и их подчиненные, администраторы и различные работники, не принадлежащие к определенным отделам — все собрались здесь или были рядом в коридоре.

Прозвенел звонок. Шум разговоров стих. Снова прозвенел звонок, и вперед выступил капитан Лич.

— Джентльмены… Возникающие проблемы не дают нам скучать, не так ли? Я начинаю думать, что военные недостаточно верно оценивают ученых. Я думал, что они живут своей жизнью в лабораториях и далеки от опасности. Но мне начинает казаться, что ученые могут найти беду там, где ее и не было… — он немного поколебался, но все же продолжал сухо и насмешливо: — Мы с директором Мортоном сошлись на том, что теперешнее наше положение должно занимать не только военных. Поскольку существо, которое у нас в плену или у которого мы в плену, слишком велико, то им должны заняться все. Вооружайтесь, разбивайтесь на пары или на группы, чем больше их будет, тем лучше. — Он снова обежал взглядом аудиторию и мрачно заявил: — С вашей стороны было бы глупостью полагать, что сложившаяся ситуация не несет в себе опасности или даже смерти некоторым из нас. Может быть, мне… Может быть, вам… Настройте себя на это и согласитесь с такой возможностью. И если кому-то удастся вступить в контакт с опасным чудовищем, защищайтесь до последнего. Старайтесь забрать его на тот свет вместе с собой, не погибайте понапрасну. А теперь, — он повернулся к Мортону, — директор проведет обсуждение, касающееся применения против нашего врага самых выдающихся научных знаний, которыми мы располагаем на борту этого корабля. Мистер Мортон, прошу вас!

Мортон медленно вышел вперед. Его большое и сильное тело казалось меньше из-за гигантского щита за его спиной, но все равно выглядел он весьма внушительно. Серые глаза директора вопросительно оглядели ряды лиц, не задержавшись ни на одном. Вероятно, он просто пытался понять общий настрой людей. Начал он с того, что похвалил капитана Лича за его позицию, а потом проговорил:

— Я проанализировал случившееся и решил, что никого, даже меня, нельзя винить за то, что существо оказалось на борту. Как вы помните, было решено перенести его на борт корабля в окружении силового поля. Подобная предосторожность удовлетворила даже самых придирчивых, но, к несчастью, она не была принята вовремя. Существо проникло на корабль, и предусмотреть это было невозможно. — Он замолчал и взгляд его обежал собравшихся еще раз.

— Может быть, у кого-то, кто был против, был более веский аргумент, чем предчувствие. Кто мог все это предусмотреть, поднимите руку.

Гросвенф вытянул шею, чтобы лучше видеть, но поднятой руки не было. Он был несколько ошеломлен, когда взгляд директора уперся именно в него.

— Мистер Гросвенф, была ли некзиальная наука в состоянии предсказать, что это существо способно переносить свое тело сквозь стены?

— Нет, не могла, — четко ответил Эллиот.

— Благодарю вас, — кивнул Мортон.

Казалось, он удовлетворился этим ответом, поскольку никого больше ни о чем не спрашивал. Гросвенф уже догадался, что директор пытается оправдать собственную оплошность. И это было печально. Старик оправдывался. Не упустил Гросвенф, что в трудный момент директор обращался именно к нему, к некзиалисту, как к высшей инстанции.

— Сидл, — снова заговорил Мортон, — дайте нам психологическую оценку случившегося.

Глава психологического отдела поднялся и сказал:

— Начиная охоту на чудовище, мы должны прежде всего уяснить его суть. У него есть руки и ноги, но он плавает в пространстве и остается, находясь в вакууме, живым. Он позволил нам заманить себя в клетку, зная, что может в любой момент выйти из нее. Затем он выскальзывает через дно клетки, что очень глупо с его стороны, если только он не хотел, чтобы мы знали об этих его способностях. Наверное есть причина, если разумное существо делает ошибку, веская причина, которая может предоставить нам возможность для остроумной догадки, откуда он происходит и, конечно же, анализа его пребывания здесь. Скит, проанализируйте его биологическую сущность.

Поднялся мрачный и долговязый Скит.

— Мы уже обсуждали планетное происхождение его рук и ног. Способность жить в пространстве, если это вообще имеет отношение к эволюции, сама по себе — замечательное явление. Я предполагаю, что мы имеем дело с представителем расы, разрешившей конечные тайны биологического начала. Если бы я знал, как браться за поиски этого существа, которое может исчезать непонятным образом, даже просачиваться сквозь стены, мой совет был бы таким: выгоните его и убейте.

— Э-э-э… — промямлил социолог Келли. Это был высокоголовый сорокапятилетний человек с большими умными глазами. — Э-э-э… любое существо, могущее жить в безвоздушном пространстве, должно было бы стать богом Вселенной. Такое существо может жить на огромных, беспредельных просторах Вселенной, на любой планете и добираться до любой галактики. Но нам было неизвестно, что его раса населяет территорию нашей галактики. Парадокс, который стоит исследовать.

— Я не совсем понимаю, Келли, что вы имеете в виду, — произнес Мортон.

— Просто… э… раса, которая разрешила конечную проблему биологии, должна была появиться на миллионы лет раньше людей. Представляете, как непросто было адаптироваться в любой окружающей среде. Согласно закону жизненной динамики, эта форма жизни должна была стремиться к дальним пределам Вселенной точно так же, как это делаем мы.

— Да, но тут имеется противоречие, — заявил Мортон, — и оно, кажется, доказывает, что» это не форма жизни… Корита, какова ваша точка зрения?

Японец учтиво поклонился, встал и сказал:

— Боюсь, что не смогу оказать сообществу большой помощи. Вам ведь знакома превалирующая теория — жизнь развивается по вертикали. А что имеется в виду под понятием «вертикаль». Имеется серия циклов… Каждый цикл начинается с крестьянина, обрабатывающего свой участок земли. Крестьянин идет на рынок, и место рынка медленно преобразуется в город. Город утрачивает связь с землей. Потом мы сталкиваемся с перерастанием города в нацию, и, наконец, все это переходит в борьбу за власть, серию разрушительных войн, переносящих людей в феллаханскую эпоху и снова к примитивизму, в новую эру развития крестьянства.

— Но он уже совершил ошибку! — угрюмо выпалил Ван Гроссен. — Он самым глупым образом провалился сквозь пол клетки. Это не того рода ошибка, какую бы мог сделать тот, кто прошел все стадии развития.

— А если предположить, что он находится на повторяющейся примитивной стадии развития? — предположил Мортон.

— Тогда, — ответил Корита, — его основные импульсы были бы гораздо проще. На первое место выступало бы желание воспользоваться активным размножением, иметь сына и знать, что его кровь будет продолжать жизнь в потомках. При наличии огромных умственных способностей, этот импульс мог бы у суперсущества принять форму фантастического стремления к расовому превосходству. Это все, что я хотел сказать.

Мортон стоял на ярусе контрольного мостика и смотрел на собрание специалистов. Его взгляд опять остановился на Гросвенфе и директор сказал:

— Я прихожу к выводу, что некзиализм, как наука, может нести в себе новый подход к решению проблем. Поскольку это всеобъемлющий подход, основанный на совокупности знаний, он может помочь нам принять быстрое решение в обстановке, когда быстрота решения особенно важна. Гросвенф, сообщите нам, пожалуйста, вашу точку зрения на существо вопроса.

Гросвенф быстро встал и обратился к присутствующим:

— Я могу дать вам заключение, базирующееся на моих наблюдениях. Я мог ’бы предоставить вам маленькую собственную теорию относительно того, как мы вошли в контакт с чудовищем — каким образом реактор, подчеркиваю — атомный реактор, оказался лишенным энергии, в результате чего нам пришлось чинить внешнюю стенку аппаратной. Но вместо того, чтобы развивать эти основные положения, я расскажу вам о том, как нам следует прикончить чудовище…

Неожиданно его прервали. Полдюжины людей протиснулись сквозь толпу у дверей. Гросвенф умолк и посмотрел на Мортона, который, в свою очередь, посмотрел на капитана Лича. Капитан направился навстречу прибывшим, и Гросвенф увидел, что одним из них был Пеннос, глава инженерного отдела.

— Кончено, мистер Пеннос? — осведомился капитан Лич.

— Да, сэр, — кивнул тот и добавил: — Необходимо, чтобы каждый человек был одет в прорезиненные костюм, перчатки и обувь.

Капитан Лич обратился к присутствующим и объяснил:

— Мы пропустили ток через стены, окружающие спальни. Чудовище поймать не так-то просто, неизвестно, когда это произойдет, а мы хотели бы исключить возможность быть убитыми в постелях… Мы… — запнулся он и быстро спросил: — Что это, мистер Пеннос?

Пеннос посмотрел на маленький прибор, который был у него в руке и спросил:

— Здесь все, капитан?

— Да, кроме охраны в моторной части и в аппаратном отсеке.

— Тогда… в камере с заряженными стенами что-то поймано. Быстро! Мы должны его окружить!

Для Икстля, вернувшегося на верхние этажи после обследования нижних, удар оказался неожиданным и опасным. Он только что думал о металлических стенах трюма корабля, где можно спрятать свои гуулы, как был захвачен яростно искрившимся экраном энергии.

Агония помутила его разум. Масса электронов из его тела вырвалась на свободу. Они перелетали от системы к системе, нарушая свое единство, с силой сталкивались с атомными системами, упорно остающимися устойчивыми. В течение этих бесконечных роковых мгновений, удивительно уравновешенная, податливая его структура почти распалась. Его спасло то, что даже эта опасность, в конечном счете, была предусмотрена выдающимся гением его расы. Производя искусственную эволюцию в его и своем теле он не забыл о возможности внезапного проникновения жесткой радиации. С быстротой молнии его тело вывернулось-перевернулось, и каждая вновь возникшая комбинация клеток проделывала непостижимую работу в мельчайшие доли секунды. А потом он резко оттолкнулся от стены и оказался вне опасности.

Затем Икстль сконцентрировал свой разум на мгновенных возможностях. Защитная силовая стена должна иметь связанную с ней систему тревоги. Это означало, что люди оцепили все ближайшие коридоры и предпримут попытку загнать его в угол. Глаза Икстля вспыхнули, как чаши с огнем, когда он понял, что это возможно. Надо раскидать их в разные стороны и схватить одного для того, чтобы исследовать. Потом можно будет использовать его для создания первого гуула.

Нельзя было терять времени. Он нырнул в ближайшую незаряженную стену в облицовке большого яркого неуклюжего существа. Не останавливаясь, он пронесся по комнатам, строго придерживаясь направления параллельного оси главного коридора. По пути его чувствительные глаза следили за неясными очертаниями человеческих фигур. В этом коридоре он насчитал — одна… третья… пятая. Пятый стоял в стороне от других. Это давало ему небольшой шанс, но Икстль и не нуждался в другом.

Как бесплотный дух, он скользнул через стену и выскочил прямо перед последним человеком, послав вперед сильный заряд; Он ужасно устал, но все равно выглядел страшным чудовищем с горящими глазами и оскаленной пастью. Икстль протянул вперед четыре руки и с огромной силой сжал человека. Тот рванулся в последнем усилии и упал поверженным. Он лежал на спине, и Икстль видел, как открывался и закрывался его рот, как билось в конвульсии тело. Всякий раз, когда рот открывался, Икстль ощущал пощипывание в ногах. Определить природу этого пощипывания было нетрудно. Это был зов клеток о помощи. Икстль с ревом рванулся вперед и ударил одной рукой по рту человека. Тот мгновенно обмяк, но все еще жил и был в сознании, и тогда Икстль запустил в него руки.

Это доконало человека, и он перестал сопротивляться. Широко раскрытыми глазами смотрел он, как длинные тонкие руки чудовища исчезли под его рубашкой и скрылись в груди. Затем он в ужасе уставился на склонившееся над ним кроваво-красное чудище. Плоть внутри человека оказалась весьма прочной. Икстлю необходимо было найти открытое пространство, или пространство с сильным давлением, но таким, чтобы оно не убило его жертву. Ибо для того, что он задумал, нужна была живая плоть.

Скорее, скорее! Его нога отметили вибрацию шагов. Они доносились из одного коридора и быстро приближались. Он мгновенно перевел свои пальцы в полутвердое состояние, и в это мгновение нащупал сердце. Человек конвульсивно дернулся, застыл и умер. Мгновением позже пальцы Икстля нащупали желудок и кишечник. Он откинулся назад, яростно кляня себя. Здесь было то, в чем он нуждался, а он так бессмысленно все утратил. Икстль медленно выпрямился. Его злоба и раздражение улетучились, ведь он не представлял себе, что эти умные существа так легко умирают. Это в корне меняло дело и все упрощало. Они были в его власти, а не он в их. И воюя с ними ему нужны лишь минимальные меры предосторожности.

Из-за ближайшего угла выбежали двое людей с вибраторами и… замерли при виде призрака, который ощерился на них рядом с убитым им их товарищем. Едва они оправились от изумления, как Икстль вошел в ближайшую стену. В одно мгновение он превратился в алое пятно на фоне яркого света в коридоре, и вот он уже исчез, как будто его никогда и не было. Икстль ощутил слабую вибрацию от оружия, когда бесполезный поток энергии ударил ему вслед и пришелся на стену. Теперь он знал, что должен делать. Он захватит полдюжины людей и сделает из них гуулов. Потом он сможет убить остальных, поскольку они не будут ему нужны. Сделав это, он сможет лететь в галактику, все равно в какую, в ту, куда направляется этот корабль, и взять под контроль первую же обитаемую планету. После того, как он приберет к рукам все достижимые места Вселенной, можно будет и успокоиться. Все это будет вопросом времени.

Гросвенф стоял у стенного коммуникатора и наблюдал за изображением. На экране были видны люди, которые собрались около погибшего техника. Он хотел бы находиться у места происшествия, но, чтобы туда добраться, потребовалось бы несколько минут. На это время он оказался бы оторванным от действия. Гросвенф предпочитал наблюдать отсюда, чтобы ничего не упустить и в любую минуту вмешаться.

Мортон был тоже здесь, он находился в трех футах от того места, где доктор Эгерт склонился над телом мертвого техника. Вид у него был жалким, напряженным, по лицу ходили желваки. Когда он заговорил, его голос был чуть громче шепота. И все же его слова врезались в молчание, как удар хлыста.

— Итак, Эгерт?

Доктор, склоненный над трупом, выпрямился и повернулся к Мортону. Это движение заставило его оказаться лицом к экрану. Гросвенф увидел его хмурое лицо.

— Разрыв сердца, — буркнул он.

— Разрыв сердца?

— Да, да! — доктор поднял руки, как будто защищаясь. — Я знаю, что его зубы были такими, будто ввинтили в череп. Я много раз осматривал его и сердце у него было превосходным. Тем не менее, факт налицо — разрыв сердца.

— Я могу в это поверить, — мрачно произнес один из людей. — Когда я выбежал из-за угла и увидел эту тварь, у меня самого чуть не случился разрыв сердца.

— Мы зря теряем время, — Гросвенф узнал голос Ван Гроссена раньше, чем увидел его между двумя людьми по другую сторону от Мортона. Физик продолжал: — Мы можем справиться с этим чудовищем, но не только болтая о нем и теряясь каждый раз, как он шевельнется. Если я окажусь следующим в списке его жертв, то мое посмертное желание таково — лучше бы мои товарищи, которые являются соцветием гениальных ученых, пораскинули бы мозгами и придумали, как отомстить за мою смерть этому кровососу, а не рыдали над моим трупом, ожидая, кто следующий.

— Вы правы, — торопливо проговорил Скит. — Беда в том, что мы чувствуем себя глупее его. Вурдалак пробыл на корабле меньше часа, но я чувствую, что многим из нас предстоит стать его жертвами. Давайте готовиться все вместе к кровавой битве.

— Мистер Пеннос, — проговорил Мортон, — есть еще одна трудность. Мы располагаем двумя квадратными милями пола на наших тридцати уровнях. Сколько времени займет энергизация каждого дюйма?

Гросвенф не видел шефа инженерного отдела, тот не находился в поле зрения системы изогнутых линз. Но о выражении его лица можно было судить по голосу. Когда он заговорил, в его голосе звучал ужас.

— Я мог бы прочесать весь корабль и разрушить его в течение часа, но не буду вдаваться в детали. Неконтролируемая энергия убьет все живое на нашем корабле.

Мортон стоял вполоборота к коммуникатору, передающему изображения людей, совещавшихся у тела убитого Икстлем человека. Немного подумав, он задал Пенносу новый вопрос:

— Но вы ведь могли бы насытить энергией эти стены, не так ли, мистер Пеннос?

— Нет, — продолжал упорствовать инженер. — Стены этого не выдержат, они просто расплавятся.

— Стены этого не выдержат! — подхватил кто-то один, Гросвенф не мог определить кто. — Сэр, вы понимаете, кем является этот субъект?

Наступила тяжелая пауза. Угрожающее молчание нарушил Корита:

— Директор, я наблюдаю за вами по коммуникатору из контрольного пункта. У меня несколько слов. Прежде всего хочу сказать, что мы, безусловно, имеем дело со сверхсуществом. Он грубо попался в силовой экран. Я намеренно использовал слово «грубо». Его действия еще раз доказывают, что он совершает ошибки.

— Это похоже на то, — сказал Мортон, — что говорили вы раньше о психологических характеристиках, которые должны ожидаться на различных циклических стадиях. Давайте предположим, что он низшее существо своего цикла.

Ответ Кориты был решителен для человека, который обычно осторожничал.

— Невозможно представить себе всю силу его устройства. Он будет думать при всех обстоятельствах, что для захвата корабля ему необходимо уничтожить всех находящихся на нем людей. Инстинктивно он будет тяготеть к тому, чтобы не учитывать то, что мы являемся частью огромной галактической цивилизации. Создание мыслящего существа даже низшей ступени — процесс, рассчитанный на появление индивидуума. Его желание воспроизводиться является формой эгоизма, им движет стремление к собственной плоти и крови. То существо — если оно находится на первой стадии развития — возможно, захочет иметь рядом кого-то себе подобного. Ему необходимо в борьбе за существование кому-то помогать. Ему нравится общество, но он не хочет вмешательства в свою жизнь. Любое организованное общество доминирует над личностью, потому что его члены обязательно сформируют свободный союз против посторонних.

— Свободного союза этих пожирателей огня вполне достаточно! — с горечью бросил один из техников. — Я… а… а… а-а-а!

Его слова перешли в вопль, нижняя челюсть отвалилась.

Глаза, едва видимые Гросвенфу, вытаращились. Люди, которых Гросвенф видел на экране, отступили на несколько шагов.

В центре изображения возник Икстль.

Он стоял, и жуткий алый огонь светился в его тревожных глазах, хотя он больше не тревожился. Он мерил взглядом этих жалких существ, сознавая, что может нырнуть в любую стену, прежде чем хотя бы один из них направит на него вибратор.

Икстль пришел за первым гуулом. Для того, чтобы выхватить его из этой группы, ему нужно было загипнотизировать всех. Гросвенфу, который наблюдал за всем со стороны, показалось, что его обволакивает туман нереальности. Всего несколько человек оставалось в поле его зрения. Ван Гроссен и два техника находились к Икстлю ближе остальных. Мортон стоял далеко за Ван Гроссеном, а часть головы и туловища Скита виднелись возле одного из техников. Они казались беспомощными и слабыми рядом с цилиндрическим чудовищем, возвышающимся над ними.

Зловещее молчание нарушил Мортон. Он убрал руку со светящейся рукоятки вибратора и твердым голосом сказал:

— Не пытайтесь в него стрелять. Он двигается быстро, как молния. Я думаю, он никогда бы не появился здесь, если бы не был так уверен в своем превосходстве. Кроме того, мы не можем рисковать. Возможно, это наш единственный шанс, — он смолк, но затем продолжил уже более уверенным голосом: — Все, кто видит и слушает нас, окружите этот коридор. Прихватите тяжелые огнеметы, расплавьте стены. Отрежьте путь к этому месту и возьмите его на прицел! Действуйте!

— Вы абсолютно правы, директор! — На экране возникло лицо капитана Лича, заслонив на мгновение изображение Икстля и остальных. — Если вы сможете задержать это чудовище на три минуты, мы придем к вам на помощь. — Его физиономия исчезла так же быстро, как и появилась.

Гросвенф оставил свой наблюдательный пункт. Он считал, что находится слишком далеко, чтобы вести наблюдения и действовать. Он не был членом экипажа, так что должен был присоединиться к Мортону и его людям, которые находились в самом опасном месте.

Он миновал коммуникаторы и услышал, как Корита советует, находясь где-то в укромном месте.

— Мортон, воспользуйтесь этим шансом, но на успех не рассчитывайте. Скорее всего он появится снова прежде, чем мы сможем действовать. Положение у нас отчаянное. У нас нет времени на то, чтобы предпринять что-то серьезное. Мы вынуждены решать все в спешке, на ходу. Поэтому наши действия случайны и необдуманны.

Гросвенф уже спускался в лифте. Дверца распахнулась, и он выбежал наружу.

… я убежден, — доносился голос Кориты из коммутатора, — что огромные возможности корабля способны обеспечит победу над чудовищем. Я имею в виду не этого монстра, а обычное чудовище, о котором мы имели представление на Земле.

Корита продолжал говорить, но Гросвенф его не слышал. Он обогнул угол коридора. Впереди находились люди, а за ними Икстль. Гросвенф увидел, как Ван Гроссен шагнул вперед и протянул Икстлю листок. Какое-то мгновение зверь колебался, но затем взял листок, положил его на пол и отступил с рычанием.

— Какого дьявола вы делаете? — закричал Мортон.

Ван Гроссен напряженно улыбался.

— Я просто показал ему, как мы можем его уничтожить, — мягко проговорил он. — Я…

Он не окончил фразу. Гросвенф все еще был в стороне, все, что произошло, он только наблюдал.

Мортон понял, что должно сейчас случиться. Он шагнул вперед, как будто пытаясь заслонить своим большим телом Ван Гроссена. Рука с длинными проволокообразными пальцами отпихнула директора на стоящих за ним людей. Он упал, увлекая за собой тех, кто пытался его задержать. Поднявшись, он схватился за вибратор, но так и замер с рукой на рукояти.

Как сквозь искажающее стекло, Гросвенф увидел, что существо держит Ван Гроссена в двух огненного цвета руках. Двухсотдвадцатифунтовый физик вырывался, но тщетно. Тонкие, твердые руки держали его стальной хваткой.

Гросвенф не воспользовался своим вибратором, понимая, что если он попадет в чудовище, то заденет и физика. Вибратором человека не убьешь, но его луч способен вызвать безумие. И какую-то секунду Гросвенф рассуждал — должен ли он воспользоваться оружием, или сейчас необходимо узнать, что имел в виду Ван Гроссен, сказав свою странную, незаконченную фразу.

Гросвенф отчаянно крикнул:

— Ван Гроссен, что вы ему показали? Как мы можем его уничтожить?

Ван Гроссен его услышал. Он посмотрел на Гросвенфа. Но это было последним, что он успел сделать. В следующий момент случилось нечто немыслимое. Существо сделало скачок и исчезло в стене, унося с собой физика. Гросвенфу показалось, что его зрение сыграло с ним шутку. Но перед ним была только твердая, гладкая, блестящая стена и одиннадцать растерянных людей, семь из них с поднятыми вибраторами, из которых они безо всякой пользы выпустили заряды.

— Мы пропали! — прошептал один из них. — Если он может изменять наши атомные структуры и проносить нас с собой через твердые тела, то бороться с ним бесполезно.

Гросвенф заметил, что Мортону не нравятся такие рассуждения. Он пытался сохранить присутствие духа даже в чрезвычайных обстоятельствах. Он сердито воскликнул:

— Пока мы живы, мы будем с ним бороться! — Подойдя ближе к коммуникатору, он спросил: — Капитан Лич, каково положение?

После некоторой паузы на экране возникла голова и плечи командира.

— Ничего хорошего, — коротко бросил он. — Лейтенант Клей видел, как что-то алое провалилось сквозь пол и полетело вниз.

— Он сморщился и добавил: — Мы можем временно прекратить поиски в нижней части корабля. И вот что еще — мы как раз выставляли аппаратуру, когда это случилось. Но у нас было слишком мало времени на атаку.

— Мы пока не знаем, что нам делать, — мрачно проронил Мортон.

Слушавшему это Гросвенфу показалось, что все не совсем так. Ван Гроссен уже попытался действовать, он показал план боевых действий, которые приведут людей к победе. Это не принесло никакой пользы. Более того, он подтвердил верность теории Гросвенфа о том, что односторонние действия, которые не связаны, приводят к провалу. За тем, что совершил Ван Гроссен, стояла привычка тысячелетней давности. Она была хороша в ранние периоды научных поисков. Но теперь, когда каждое открытие требовало знаний и взаимодействий множества наук, подобный поступок не имел никакой ценности.

Гросвенф спрашивал себя, действительно ли Ван Гроссен придумал способ борьбы с Икстлем, и ограничивается ли эта техника борьбы действиями в пределах одной науки? Любой созданный Ван Гроссеном план должен быть сужен знаниями одной только физики.

Эллиот оставил свои раздумья, когда Мортон произнес:

— Хотел бы я знать, что было написано на листке бумаги, который Ван Гроссен показал красному дьяволу.

Гросвенф ждал, чтобы хоть кто-то ответил Мортону, но ответа не последовало и он сказал:

— Я могу предположить, что там было, директор.

— Выкладывайте, мы слушаем, — проронил директор.

— Единственной возможностью привлечь внимание пришельца было бы показать ему какой-то общий для всей Вселенной символ. Поскольку Ван Гроссен физик, то символ, которым он воспользовался, говорит сам за себя.

Он намеренно замолчал, чтобы заинтриговать присутствующих, и огляделся. Эллиот чувствовал, что играет, но это было неизбежно. Несмотря на дружелюбное отношение Мортона, он еще не был авторитетом на борту корабля, поэтому было бы лучше, если б ответ пришел в головы людей спонтанно.

Молчание нарушил Мортон:

— Давайте, давайте, молодой человек, не держите нас в неведении. Мы слушаем…

— Атом… — сказал Гросвенф.

Но никто ничего не понял.

— Это бессмысленно, — удивился Скит. — Зачем Ван Гроссену было показывать ему атом?

— Конечно, это был не просто атом. Я думаю, что Ван Гроссен нарисовал структуру атома металла, который составляет внешнюю оболочку корабля.

— Все верно! — подхватил Мортон.

— Одну минуту, — произнес капитан Лич. — Очень сожалею, но я не физик и хотел бы знать, о чем идет речь.

Мортон начал объяснять:

— Это очень просто. Гросвенф имел в виду, что две части корабля состоят из материала невероятной плотности: внешняя оболочка и аппаратная. Если бы вы были с нами, когда мы ловили пришельца за пределами корабля, вы бы заметали, что когда оно провалилось сквозь дно клетки, то сразу же было остановлено оболочкой корабля. Ясно, что через такой металл оно проникнуть не может. Об этом говорит и то, что ему пришлось воспользоваться шлюзом, чтобы проникнуть внутрь корабля. Удивительно, как мы все упустили это.

— Мистер Ван Гроссен хотел показать природу нашей защиты. Скорее всего он рисовал энергетические экраны, которые мы разместили в пространстве? — предположил капитан Лич. — Разве это не является таким же возможным, как атомная энергия, точнее, атомная версия?

Мортон вопросительно посмотрел на Гросвенфа, который уверенно проговорил;

— Существо уже познакомилось с энергетическим экраном и перенесло его действие. Ван Гроссен наверняка постарался придумать нечто новое. Показать на бумаге силовое поле можно, для этого нужно написать уравнение математических сил.

— Весьма резонное объяснение, — заметил капитан Лич. — По крайней мере, у нас на борту имеется одно место, в котором мы можем чувствовать себя в безопасности. Это аппаратная.

Немного меньше защищен квартал спален. Я могу понять, в чем мистер Ван Гроссен находил наше преимущество. С этого момента всему персоналу корабля надлежит находиться именно в этих зонах, кроме тех случаев, когда кто-то получает специальное задание.

Он повернулся к ближайшему коммуникатору и повторил приказ, после чего добавил следующее:

— Внимание… главам отделов. Вы должны быть готовы к ответам на вопросы, связанные с вашей специальностью. Необходимые работы будут проводиться отрядами специального назначения. Мистер Гросвенф, прошу вас возглавить этот отряд.

Доктор Эгерт, используйте, в случае необходимости, противосонные таблетки. Никто не должен спать, пока эта тварь не будет уничтожена.

— Хорошая работа, капитан, — тепло сказал Мортон.

Капитан Лич кивнул и исчез с экрана коммуникатора.

— А как насчет Ван Гроссена? — осведомился один из техников.

— Единственное, чем мы можем ему помочь, это уничтожить того, кто его захватил! — сурово заявил Мортон.

В этой гигантской комнате с огромными машинами люди казались карданами среди великанов. Гросвенф непроизвольно щурился на каждую вспышку неземного голубого цвета, который искрился и сверкал под вогнутым сияющим сводом потолка.

И был еще звук, который так же раздражающе действовал на нервы, как и вспышки света. Он был заключен в самом воздухе, гул мощнейших машин, глухой рокот, похожий на отдаленный гром, дрожащая реверберация невообразимого потока энергии.

Полет продолжался. Корабль, увеличивая скорость, еще быстрее несся в черной бездне, отдаляющей спиральную галактику, в которой Земля была лишь крошечной, мельчайшей частицей от другой галактики почти такого же размера. Это была основа той решительной борьбы, разворачивающейся на борту «Космической Гончей». Самая большая, самая представительная исследовательская экспедиция, когда-либо осуществлявшаяся в Солнечной системе, находилась сейчас в величайшей опасности.

Гросвенф знал это наверняка. Это был не Керл, чье сверхстимулированное тело унаследовало несущую убийства войну от мертвой расы, проводившей биологические эксперименты над животными кошачьей породы. Это нельзя было сравнивать с опасностью, которую нес народ Риим. После их первого, неверно понятого усилия установить контакт, он контролировал последующее, и вовремя понял, что здесь ничто иное, как борьба между одним человеком и расой.

Алый дьявол явно и бесспорно принадлежал к высшему классу.

Капитан Лич поднялся по металлической лестнице, ведущей к балкону Через несколько секунд к нему присоединился Мортон. Он держал в руке пачку заметок, разделенных на две части заложенным в них указательным пальцем. Оба они внимательно изучили заметки, и Мортон сказал:

— Это первая короткая передышка, полученная с тех пор, как существо прорвалось на корабль. Может показаться невероятным, но с тех пор прошло менее двух часов. Мы прочитали с капитаном ваши рекомендации, поданные нам главами отделов.

Эти рекомендации мы разделили приблизительно на две части. Одну часть, ввиду ее теоретической природы, мы оставили на потом. Другую, которая касается действий, планов борьбы с врагом, мы, естественно, рассмотрели сразу же. Прежде всего расскажу о том, как мы намерены искать мистера Ван Гроссена.

По этому поводу выступит мистер Зеллер.

Зеллер шагнул вперед. Молодому шустрому человеку лет тридцати семи-восьми удалось стать главой отдела металлургии после гибели Бекендриша, который стал жертвой Керла.

— Очень важно, что мы нащупали ахиллесову пяту этого чудовища. Если нам известно, что есть сплавы, через которые он о не может просочиться, значит мы знаем, какой материал должен пойти на новый скафандр. Мой заместитель уже готовит для нас доспехи. Скафандр будет готов через час. Ну хорошо, допустим, через три часа. Для исследования мы используем флюоритовую камеру. У кого есть еще предложения?

Последовал вопрос:

— Почему бы не сделать несколько скафандров?

Зеллер махнул рукой.

— У нас нет столько сплава. Мы, конечно, могли бы его сделать, но для этого нужно применить трансмутацию, что займет много времени. Кроме того, наш отдел невелик. Дай бог подготовить хотя бы один скафандр.

Больше вопросов не было. Зеллер исчез в мастерской, которая находилась рядом с аппаратной.

Мортон поднял руку. Опять воцарилась тишина, он сказал:

— Мне стало легче, когда появилась эта идея со скафандром. Теперь мы, наверняка, отыщем Ван Гроссена.

— Откуда вы знаете, что он жив? — спросил кто-то.

— Эта мерзость прихватила с собой живого человека, хотя рядом были убитые. Чудовищу необходим был живой. Скит кое-что написал здесь о нашем пленнике. Неизвестно, кто к кому попал в плен. Так вот, прочитав его записки, я многое понял. Мы еще обсудим заметки Скита. А сейчас о другом. Двое ученых физического отдела разработали тактический план борьбы с чудовищем. Их методы несколько отличаются от того, что предложил нам Эллиот Гросвенф. Мы с капитаном Личем обсудили эти планы, кстати, в обсуждении участвовали и другие специалисты, и глава инженерного отдела Пеннос. Мы решили, что идея мистера Гросвенфа слишком опасна, так что мы отложили его план, как запасной вариант. Другой план мы начнем разрабатывать немедленно, если вы его одобрите. Высказывались еще предложения — все они были объединены. Поскольку в наших правилах предоставлять каждому желающему возможность изложить свою точку зрения, я думаю, мы сэкономим время, если я вкратце обрисую план в том виде, в каком он был одобрен специалистами. Два физика, — Мортон бросил взгляд на бумагу, — Ломас и Хиндли, считают, что успех зависит от того, насколько быстро мы сумеем сделать энергетические соединения. И не помешает ли нам наш незваный гость. В какой-то мере их дальнейшие прогнозы строятся на теории мистера Кориты о цикличности истории, на положении о том, что «крестьянин» настолько связан с целью, подсказанной ему его кровью, что тяготеет к игнорированию возможности организованной оппозиции. Основываясь на этом положении, по несколько видоизмененному плану Ломаса и Хиндли, мы должны насытить энергией пол седьмого и девятого уровня. Только пол, а не стены. До сих пор существо не пыталось убить никого из нас просто так, из спортивного интереса. Мистер Корита утверждает, что находясь на низшей ступени развития оно не осознало, что может уничтожить нас, или что мы можем уничтожить его. Тем не менее, оно рано или поздно поймет, что должно прикончить нас. Если нам удастся выиграть время, мы загоним его в ловушку на восьмом уровне между двумя энергизированными этажами. Но прежде всего надо помешать ему перемещаться по кораблю вниз и вверх. Как понимает мистер Гросвенф, этот план значительно менее рискован, чем его собственный, поэтому нам следует использовать его первым.

Гросвенф глубоко вздохнул и невесело сказал:

— Если мы не хотим рисковать, то почему бы нам не собраться здесь, в аппаратной и не ждать, пока он попытается добраться до нас? — он продолжал: — Не думайте, что считаю свой план неуязвимым. Но сам к… — он подумал и решительно добавил: — Я думаю, что предложенный вами план беспомощен.

Мортон нахмурился:

— Не слишком ли резко вы высказываетесь?

— Какое это имеет значение. Важно сейчас — что мы говорим, а не как. Может быть вы знаете, как вам удастся загнать его в ловушку.

— Ломас и Хиндли рекомендуют насытить энергией четыре уровня — седьмой, восьмой, девятый и десятый.

Гросвенф понял, что сделать это будет невозможно. Но спорить бесполезно. В любой момент, если он их прижмет, на него просто перестанут обращать внимание. В конце концов, он заявил:

— Это уже что-то.

Его прервал капитан Лич.

— Мистер Пеннос, объясните собравшимся, пожалуйста, что мы можем энергизировать только два уровня.

Глава инженерного отдела выступил вперед:

— Да. Два уровня можно насытить быстро. Третий потребует несколько часов работы. А у нас на счету каждая секунда. Если не принимать в расчет время, то было бы много лучше насытить весь корабль контролируемыми системами, включая и стены, и пол. Тогда он не смог бы от нас убежать. Но на это понадобилось бы около пятидесяти часов. Такая энергетизация равносильна самоубийству. За это время он перебьет всех нас по одному. В течение многих часов, которые понадобятся на подготовку и проведение измененного плана, мы будем беспомощны перед ним, если не считать передвижных вибраторов и нагревательных установок. Естественно, каждый из нас надеется на то, что сможет защитить себя с помощью собственного вибратора. Но все это не серьезно. Вообще, пора заканчивать с болтовней! Давайте браться за дело!

Капитан Лич недовольно заметил:

— Не так быстро. Я хочу услышать, что еще скажет мистер Гросвенф.

Один из техников с раздражением выпалил:

— Не вижу прока в этих спорах! Если существо и не застрянет между двумя уровнями, то все равно ему конец. Мы же знаем, что через энергетический заслон чудовище не пройдет.

Ничего такого мы не знаем, — твердо возразил Эллиот. — Все, что мы знаем, так это, что он угодил в силовую стену и убежал. Допустим, что она ему пришлась не по вкусу. Это еще ни о чем не говорит. Когда понадобится, он вернется, хотя и путь этот не удобен для него. К сожалению, мы не можем использовать против него полный силовой экран. Как сказал мистер Пеннос, стены расплавятся. Мне кажется, не мы его прогнали, а он сам ушел, чтобы еще вернуться. Поэтому не гнать его надо, а думать, как встретить.

— Джентльмены, — проворчал капитан Лич, — что же это мы затыкаем рот Гросвенфу?

— Я предлагал обсудить его план при нем, — защищался Мортон, — но меня не слушали, возражали, что любой человек, чей план рассматривается, присутствовать при этом не имеет права. По этой причине не были приглашены и физики.

Сидл кашлянул, оглядел присутствующих и сказал:

— Мистер Гросвенф только что разрушил стереотип мышления. Все мы были уверены, что энергетический экран корабля — одно из величайших научных достижений человечества. Лично мне это давало чувство уверенности и безопасности. Он же утверждает, что существо может проникнуть и через него.

— Не совсем так, мистер Сидл, — произнес Гросвенф. — Действительно, есть повод полагать, что враг не смог и впредь не сможет проникнуть сквозь экран. Красный дьявол находится за ним и ждет, пока мы не отключим его. Но не хочет проникнуть и не может — две разные вещи. Прижатый в угол он начнет действовать.

— Разумно следующее, — сказал психолог, — если эта энергизация будет неэффективной, то мы пропали! Тем более, надо побеспокоиться, чтобы она была эффективной.

В дискуссию вступил Скит:

— Возможно, нам лучше послушать и обсудить план мистера Гросвенфа.

Капитан Лич бросил взгляд на Мортона, который после некоторого раздумья сказал:

— Он предлагает, чтобы мы разделились на столько групп, сколько на борту атомных нагревателей…

Реакция была мгновенной. Один из физиков потрясенно воскликнул:

— Атомная энергия внутри корабля!

Поднявшийся гул длился больше минуты. Когда он стих, Мортон, как ни в чем не бывало, продолжал:

— У нас есть сорок одна такая установка. Если мы согласимся на план Гросвенфа, то каждая группа будет укомплектована из военных, в то время, как остальные останутся в качестве приманки. Команда, управляющая нагревателем, должна по приказу привести его в действие, даже если кто-то из людей окажется на линии огня. — Мортон слегка покачал головой. — Вероятно, это предложение эффективнее первого. Тем не менее, его жестокость поразила меня. Идея жертвенности не нова, но, когда дело касается тебя или твоего приятеля — это ошеломляет. Вы подумали об этом, мистер Гросвенф. Справедливости ради хочу добавить, что был еще один повод, заставивший ученых отвергнуть этот план. Капитан Лич поставил условие, чтобы те, кто окажется приманкой, были без оружия. Большинству из нас показалось, что это уж слишком. Каждый человек имеет право на самозащиту. — Директор вновь пожал плечами. — Поскольку у нас был еще один план, то мы проголосовали за него. Мне больше нравится идея мистера Гросвенфа, но я возражаю против поправки капитана Лича.

При первом же упоминании о предложении командира Гросвенф круто повернулся и уставился на него. У капитана Лича вновь был решительный и суровый вид.

— Я полагаю, вам следовало бы пойти на компромисс, капитан, — громко произнес Гросвенф.

Командир ответил на его слова кивком.

— Хорошо, я снимаю свою поправку.

Гросвенф заметил, что Мортон был озадачен мгновенной переменой ситуации. Директор посмотрел на него, потом на капитана, потом снова на Гросвенфа. В глазах Мортона появился испуг. Он спустился по узким металлическим ступеням, подошел к Гросвенфу и тихо сказал:

— Как вы думаете, почему он хотел обезоружить всех нас. Он боялся, что в критический момент начнутся самоубийства, или боится, что мы перестреляем друг друга.

Гросвенф успокаивающе посмотрел на директора.

— Думаю, теперь наш капитан понимает, что допустил ошибку, заведя этот разговор.

Мортон сказал:

— По тому, как вы подошли к этому вопросу, я полагаю, что он прав. Инстинктивное желание выжить может затмить все остальное. И все же, — он снова нахмурился, — нам лучше об этом не говорить. Я думаю, ученые почувствуют себя обиженными, а на корабле и так хватает плохих отношений. — Он обернулся, оглядывая группу. — Я полагаю, джентльмены, план мистера Гросвенфа достаточно ясен. Все, кто поддерживает его, прошу поднять руки.

К великому огорчению Гросвенфа, поднялось лишь около пятидесяти рук. Поколебавшись, Мортон продолжил голосование.

— Поднимите руки, кто против.

На этот раз было поднято немногим более дюжины рук. Мортон посмотрел на человека в первом ряду и осведомился:

— Вы не голосовали ни разу. В чем дело?

Человек пожал плечами.

— Я соблюдал нейтралитет. Я недостаточно в этом разбираюсь.

— А вы? — спросил Мортон другого человека.

— Как будут обстоять дела со вторичной радиацией? — ответил тот вопросом на вопрос. — Кто нам может это сказать?

Ответил капитан Лич:

— Ее мы блокируем. Мы изолируем все зоны, — затем он заговорил о другом. — Директор, я не понимаю, почему все эти отсрочки Голосование было пятьдесят на четырнадцать в пользу мистере Гросвенфа. Поскольку мои полномочия по отношению к ученым ограничены, я рассматриваю это голосование как решающее.

Мортон был явно озадачен.

— Но, — запротестовал он, — воздержались около одной второй находящихся здесь.

Лич стал официален.

— Это их право. Люди не всегда тверды в своих решениях. Они боятся ошибиться. Сама идея демократии базируется на этом. Учитывая все, я приказываю начать операцию немедленно!

Поколебавшись, Мортон нерешительно проговорил:

— Хорошо! Джентльмены, я тоже даю свое согласие. Думаю, что нам пора вплотную подойти к делу. Установка атомных газометов займет некоторое время, так что давайте пока энергизуем седьмой и девятый этажи. И насколько я понимаю, мы можем успешно объединить два плана и отказаться потом от любого из них в зависимости от того, как будут развиваться события.

— А вот это, — с явным облегчением заявил один из присутствующих, — имеет смысл.

Предложение поддержало большинство. С лиц быстро исчезло выражение напряженности. Кто-то рассмеялся, и все зашевелились и заговорили. Гросвенф повернулся к Мортону и улыбнулся.

— Вы замечательно вели собрание. Ограниченность энергизации весьма смущала меня, и я не подумал о возможном компромиссе.

— Я держал это в резерве, — заявил директор. — Имея дело с людьми, я заметил, что обычно речь идет не только о разрешении проблемы, но и о снятии напряженности, — он пожал плечами. — Есть опасность, есть тяжелая работа — нужна разрядка в любой мыслимой форме. Что ж, молодой человек, желаю удачи. Надеюсь, все у нас получится.

Они пожали друг другу руки, и Гросвенф поинтересовался:

— Сколько времени займет установка атомных реакторов?

— Около часа, возможно, немногим больше. Тем временем мы подготовим большие вибраторы для своей защиты…

Приближение людей заставило Икстля подняться к седьмому уровню. Какое-то время он был в состоянии, позволявшем ему проходить сквозь стены и полы. Дважды его замечали и направляли на него лучи, которые отличались от пистолетов, уже знакомых ему. Один из лучей задел его ногу. Горячая волна, вызванная молекулярным смещением, заставила его споткнуться. Ощущение неловкости прошло уже через секунду, но он понял, что и его тело чувствительно к энергии этих мощных переносных установок.

И все-таки его это не пугало. Быстрота, хитрость, осторожность и способность появиться и исчезнуть где захочет и когда захочет — все это сделает беспомощным новое оружие. И все-таки он был озабочен тем, что делали люди. Он знал, что они заперлись в аппаратной, догадывался, о чем там идет разговор. И когда они начали действовать, Икстль следил за каждым их шагом. Он видел многое и кое-что понимал.

В каждом коридоре люди трудились над приземистыми механизмами из темного металла. В верхней части аппарата было отверстие и оттуда бил ослепительно яркий свет. Икстль видел, что когда луч вырывается, люди щурятся. На них были новые скафандры. On понял, что не напрасно они поменяли свою прежнюю прозрачную одежду. Он догадался, что одежда на них светонепроницаемая. Однако ни один металлический панцирь не мог дать полной защиты от этого луча. Из установок вились длинные, тусклые полоски материи. Как только полоска появлялась, она захватывалась станком машины, обрабатывалась, обрезалась и шлепалась на металлический пол. Ни один дюйм пола не остался без этой нашлепки. Икстль это сразу же заметил. В тот момент, когда горячий листок металла падал вниз, над ним нависал массивный охладитель и вбирал в себя его жар.

Работа продолжалась без перерывов. Вначале Икстль не понимал, что происходит. Ему казалось это какой-то странной игрой. Перед людьми нависла смертельная угроза, а они занялись ремонтом своего дома. Наконец, он понял что происходит на самом деле. Люди пытаются насытить энергией два этажа. Убедившись позже, что ловушка, которую они строят, вовсе и не ловушка, они, возможно, попробуют другие методы. Икстль не был уверен, что защитная система людей так уж безопасна для него. Но и преувеличивать опасность нечего. Как только он увидит, что его теснят, он ослабит энергетические связи на корабле.

Икстль решил об этом больше не думать. Люди пока только помогали ему, добывать гуулы в таких условиях гораздо легче, а он все еще сильно нуждался в них. Он тщательно подбирал жертву. Изучив человека, которого он нечаянно убил, Икстль обнаружил, что для его целей вполне подходят желудок и кишечный тракт. Поэтому в его список автоматически входили мужчины с большим животом. Совершив предварительный осмотр, он ринулся вперед. Прежде, чем к нему успели повернуть луч вибратора, он исчез со скорчившимся, извивающимся телом. Было совсем просто перестроить его атомную структуру в момент, когда они проходили потолок, так, чтобы уменьшилась сила падения на пол нижнего этажа. Он быстро растворился и в этой преграде, а затем и в следующем перекрытии. Он опустился на пол в громадном трюме корабля. Икстль вынужден был действовать как можно быстрее, но при этом следовало быть очень осторожным, чтобы не повредить человеческое тело.

Теперь трюм был для него знакомым местом, так что он уверенно ступал по металлическому полу, шлепая своими длинными ступнями. Он заметил это место еще когда осматривал корабль. Похитив Ван Гроссена, он уже знал, куда его нести.

Сейчас он уверенно двигался в плохо освещенном помещении, направляясь к дальней стене. Огромные закрытые ящики возвышались до самого потолка. Пройдя сквозь них, он очутился в огромной трубе. Диаметр ее был достаточно большим. Он мог внутри трубы стоять. Это была часть системы кондиционирования воздуха.

Обычный глаз здесь ничего бы не увидел, но для его инфра-красночувствительного зрения освещение было вполне достаточным. Он увидел тело Ван Гроссена и положил рядом с ним свою новую жертву. Потом, чрезвычайно осторожно он запустил одну из проволокообразных рук в собственную грудь, вытащил драгоценное яйцо и поместил его в желудок человека.

Человек сопротивлялся, но Икстль ожидал этого, так как знал, что должно произойти дальше. Тело человека начало медленно отвердевать. Мускулы становились все более неподвижными. Человек в ужасе крикнул и дернулся, осознав, очевидно, что его парализовало, но ничего не мог поделать. Икстль держал его до тех пор, пока не закончилась химическая реакция. Человек лежал неподвижно, с окаменевшими мышцами. Глаза его были открыты и пристально глядели вперед, а на лице блестели капельки пота.

Через несколько часов яйца должны были вылупиться в желудке человека. Крошечные дубликаты его самого должны были быстро распрямиться до полного размера. Удовлетворенный, Икстль покинул трюм и направился наверх. Ему нужны были новые инкубаторы для яиц, новые гуулы.

Люди уже работали на пятом этаже. Коридор был объят пламенем, стены дышали жаром. Запах был адский. Даже холодильные установки пропускали внутрь тепло. Люди обливались потом под скафандрами. Изнуренные жарой, ослепленные резкими вспышками, они работали механически.

Человек рядом с Гросвенфом прохрипел;

— Ну, вот и он.

Гросвенф посмотрел, куда он указывал, и, как завороженный, замер. Машина, катившаяся своим ходом, была невелика. Она походила на шар с оболочкой из вольфрамированного карбида. От шара отходил рычажок. Все это сооружение было насажено на общее основание, которое покоилось на четырех резиновых колесиках.

Все, находящиеся вокруг Гросвенфа, бросили работу. Остолбенев, они смотрели на металлическое чудовище. Один из людей подошел к Гросвенфу и сердито сказал:

— Черт бы тебя побрал, Грос! Это все ты. Если эта, или какая-нибудь подобная хреновина облучит меня, то я разнесу ее, а заодно и тебя.

— Я тоже буду здесь, — твердо заявил Гросвенф. — Если погибнешь ты, то эта же участь ждет и меня.

Эти слова немного утихомирили человека, но в голосе его еще звучали металлические нотки, когда он добавил:

— Все это чушь! Неужели больше ничего нельзя было придумать, чем делать приманку из живых людей.

— У нас есть еще один выход.

— Какой?

— Самоубийство! — спокойно сказал Гросвенф.

Человек посмотрел на него, резко повернулся и ушел, бормоча что-то насчет грубых шуток и слабоумных шутников. Гросвенф печально улыбнулся и вернулся к работе. Напряжение нарастало. Настроение одного передалось всем.

Каждый был под прицелом. Страх изменил людей. Все они хотели выжить. И это естественно. Инстинкт самосохранения работал в полную силу. Человек организованный, капитан Лич внешне оставался спокойным, но за невозмутимой маской пульсировало скрытое напряжение. Эллиот Гросвенф казался мрачным, он был полон решимости, убежден в необходимости действий и, не ропща, принимал свой жребий.

— Внимание! Всем, всем, всем!

Гросвенф, как и другие, подскочил, услыхав голос, доносившийся из ближайшего коммуникатора. Прошло несколько томительных секунд прежде чем он понял, что это говорит командир корабля.

Капитан Лич продолжал:

— Газометы находятся на этажах семь, восемь и девять. Мы продумали действия каждого, кто находится на корабле. Приказываем следующее — в том случае, если неподалеку от вас покажется чудовище, не поддавайтесь панике, а немедленно ложитесь на пол. Всем орудийным командам установить прицел на 0:1,5. Это дает вам защитное пространство в полтора фута. Такая мера не защитит вас от вторичной радиации, но думаю, мы можем честно сказать, что если вы броситесь на пол, конечно, вовремя, то доктор Эгерт и его персонал, расположившиеся в аппаратной, спасут ваши жизни. В заключение, — теперь голос капитана казался менее напряженным, ведь его главная задача была выполнена, — позвольте мне уверить всех рядовых членов команды в том, что никаких привилегий не существует. За исключением доктора и трех больных, каждый подвергается такой же опасности, что и вы. Я и мои офицеры сосредоточились и находятся вместе со всеми в опасных местах. Директор Мортон — на седьмом этаже, мистер Гросвенф, автор этого проекта — на девятом и так далее. Желаю удачи, джентльмены!

Несколько мгновений все молчали, потом командир орудия, стоящего неподалеку, добродушно сказал:

— Эй, парни! Мы закончили все приготовления. Если сможете шлепнуться на пол ничком — будете в безопасности.

— Спасибо, друзья, — отозвался Гросвенф.

После этого напряжение мгновенно спало. Служащий из математико-биологического отдела попросил:

— Подмажь его еще немножко приятными словечками, Эл.

— Я всегда любил военных, — сказал другой. Его хриплый голос звучал так, что его услышала вся команда орудия. — Еще бы попридержать его лишнюю секунду.

Гросвенф не слышал, о чем говорят вокруг.

Он думал о людях. Успеют ли они лечь раньше, чем выстрелит эта адская пушка. В одно мгновение сработает критическая масса, образуя в реакторе без взрыва колоссальную энергию. Из дула вырвется трассирующий свет. На своем пути он распространит невидимую радиацию. Когда все будет кончено, выжившие известят по личному коммуникатору капитана Лича о том, что им повезло. И только через какое-то время оставшиеся в живых узнают, сколько их уцелело.

— Мистер Гросвенф!

Услыхав свое имя, Гросвенф инстинктивно нырнул на пол, и довольно сильно ушибся. Узнав голос капитана Лича, он сразу же вскочил.

Другие тоже мрачно поднимались на ноги. Один из них пробормотал:

— Разве можно так пугать, черт побери!

Гросвенф подошел к коммуникатору.

— Да, капитан.

— Спуститесь немедленно на седьмой этаж в центральный коридор.

— Да, сэр.

Спускался Гросвенф с чувством тревоги. I? голосе капитана прозвучала какая-то странная нотка. Что-то было не так…

Зрелище, которое он увидал, было кошмарным. Еще издали он заметил, что одна из атомных пушек лежит на боку. Возле нее мертвые, обгоревшие до неузнаваемости, лежали останки трех или четырех военных — орудийная команда. Неподалеку от них без сознания лежал еще один. Все они были поражены зарядом вибратора.

Еще дальше, мертвые или без сознания, лежали человек двадцать и среди них директор Мортон.

Санитары в защитных костюмах подбирали трупы и раненых и относили их на тележку. Спасательные работы, вероятно, велись уже несколько минут. Гросвенф остановился около барьера, поставленного возле поворота коридора. Там находился и сам капитан Лич. Командир был бледен, но спокоен. Гросвенфа ввели в курс дела.

— Снова появился Икстль… Молодой техник, — капитан Лич не назвал его, — забыл в панике о том, что в целях безопасности следует кинуться на пол. Когда нос пушки неумолимо направился на него, истеричный юнец выстрелил в команду из вибратора, оглушив военных. Придя в себя, они не решились выстрелить, увидев техника на линии огня. В следующее мгновение каждый член команды внес свою лепту в происшедшую катастрофу. Трое из них упали возле пушки, инстинктивно держась за установку, и перевернули ее. Она откатилась от них, таща за собой четвертого. Этот четвертый держал палец на активаторе и сам, не желая того, нажал на кнопку. При этом его товарищи оказались прямо на линии огня. Сгорели они мгновенно, а пушка продолжала падать, распыляя стену. Мортон и его группа, хотя и не находились под прямой наводкой, попали в зону вторичной радиации. Пока нельзя определить, насколько серьезно они пострадали. Но как бы там ни было, дела их плохи. Мы действовали слишком медленно, — заключил капитан Лич. — Это произошло через несколько секунд после того, как я закончил говорить, я услышал как упала пушка, и спустился сюда. — Он тяжело вздохнул. — Даже в самом страшном сне я не ожидал гибели целой группы.

Гросвенф промолчал. Он знал, что капитан Лич хотел разоружить ученых. В кризисном состоянии человек защищает свою жизнь. Подобно глупому животному он слепо борется до конца и не может удержаться от применения оружия. Гросвенф старался не думать о Мортоне, который не хотел разоружать своих коллег.

— Зачем вы меня позвали? — осведомился Эллиот.

— Я считаю, что случившееся несчастье может повлиять на выполнение вашего плана. А вы как думаете?

— Эффект неожиданности пропал, — неохотно кивнул Гросвенф. — Он, вероятно, появлялся, не подозревая, что его ждет, но теперь он будет настороже.

Гросвенф представил, как чудовище высунуло голову из стены, осмотрело коридор, а потом, мгновенно выпрыгнуло за пушкой и схватило стреляющего. Теперь необходимо было поставить второе орудие для прикрытия первого. Но это было невыполнимо — на всем корабле имелось только сорок одно орудие.

— Он унес с собой человека? — спросил Гросвенф после паузы.

— Нет, — буркнул капитан Лич.

Гросвенф снова умолк. Так же, как и другие, он мог лишь догадываться о том, для чего нужны существу живые люди. Одна из этих догадок была основана на теории Корита о том, что существо находится на низшей стадии и ощущает острую потребность в воспроизведении. Если это так, налеты повторятся.

— Если не ошибаюсь, он опять наверху, — предположил капитан Лич. — Я думаю, нам следует оставить пушки там, где они находятся, и закончить энергизацию трех этажей. С седьмым покончено, девятый почти готов, так что мы с успехом можем перейти на восьмой. Это будут три этажа нашего плацдарма. В плену у чудовища сейчас находятся четыре человека. Каждый раз он хватал людей и направлялся вниз. Надо наполнить энергией три этажа и ждать его на девятом. Когда он выйдет на охоту, мы включим рубильник и, создав силовое поле, отрежем ему путь к отступлению. Мистер Пеннос, вы отвечаете за это. Итак чудовище, к примеру, находится на восьмом этаже. Мы этаж энергизируем. Предположим, оно попыталось пройти сквозь него. И здесь его ждет силовое поле. Оно ринется наверх — и девятый этаж в том же состоянии. В любом случае мы вынудим его войти в контакт с двумя энергизированными этажами. — Командир помолчал, внимательно взглянул на некзиалиста и сказал: — Я знаю, вы считаете, что контакт с одним этажом его не убьет. Что касается двух — вы были не так уверены, — он замолчал и вопросительно посмотрел на Гросвенфа.

Гросвенф ответил ему после минутного раздумья.

— Я принимаю ваше предложение. Замечу только, мы не знаем, как отреагирует существо на энергию. Может быть, оно будет приятно удивлено.

Сам Гросвенф в этот план не верил. Но у него по поводу того, как и о чем спорить, были свои убеждения. Он считал, что только события способны изменить сознание людей. Когда убеждения человека переделаны реальностью, тогда и только тогда — он будет эмоционально готов к решительным действиям.

Гросвенфу казалось, что он медленно, но уверенно учится искусству влиять на людей. Недостаточно владеть знаниями и информацией, недостаточно быть правым. Человек должен быть последовательным и уметь убеждать. Иногда такой процесс занимает много времени, больше, чем это позволяет ситуация. Иногда он недостижим вообще. И тогда гибнут цивилизации, проигрываются битвы и разрушаются корабли. Все это происходит потому, что человеку или группе людей, несущим идеи спасения, не удается пробиться сквозь давно устоявшуюся убежденность остальных.

Бели Гросвенфу удастся то, что он задумал — здесь такого произойти не должно.

— Мы можем оставить атомные нагреватели на месте, пока не закончим энергизацию этажей, — заговорил капитан Лич. — Затем нам придется их просто убрать. Энергизация несовместима с реакторами, они могут взорваться от нагревания.

Таким образом план Гросвенфа был окончательно вытеснен.

За четыре часа, которые потребовались для работы на восьмом этаже, Икстль появлялся дважды. У него было еще шесть яиц, и он намеревался обеспечить гуулами четыре из них. Его раздражаю, что на это дело приходится терять много времени. А для защиты от него принимались новые меры. Его охоту затрудняли атомные пушки. И все-таки он был спокоен. Перед ним была цель, и он медленно двигался к ней. Нужно было прежде всего покончить с размещением яиц, а уж потом он займется людьми.

Когда работы на восьмом этаже были закончены, пушки перенесены, и все перебрались на девятый этаж, Гросвенф услышал голос Лича. Капитан спрашивал:

— Мистер Пеннос, можно включать рубильник?

— Да, сэр! И надо это делать как можно быстрее. Пятерых из нас уже нет. Нам пока везет, но на очереди шестой. Этим шестым может быть каждый.

— Вы слышали, джентльмены? Одному из нас придется исчезнуть. Еще один из нас будет жертвой, хочет он этого или нет. — Это говорил Грегори Кент… — И мне очень жаль, что приходится вещать из убежища аппаратной. Доктор Эгерт утверждает, что мне валяться в постели еще неделю. Я сейчас с вами говорю, потому что капитан Лич передал мне бумаги директора Мортона, и я бы хотел, чтобы Келли исследовал его заметки, находящиеся у меня. Я кое-что могу разъяснить. Мы должны четко представлять себе, что нас ожидает, даже если ждет нас трагедия и шансов на спасение нет.

— Э-э-э… — зазвучал в коммуникаторе надтреснутый голос социолога. — Вот мои доводы. Мы обнаружили существо, которое плавало в четверти миллиона световых лет от ближайшей солнечной системы, не имея, очевидно, специальных средств передвижения. Вообразите себе это ужасающее расстояние, а потом спросите себя — какова была вероятность встретиться с ним. Лестер дал мне цифры, поэтому я бы хотел, чтобы он сообщил вам то, что уже знаю я.

— Говорит Лестер! — голос астронома звучал на удивление тихо. — Вы, безусловно, знаете, что представляет из себя теория о начале существующей Вселенной. Есть основания предполагать, что возникла она в результате гибели предыдущей несколько миллионов лет назад. В наши дни полагают, что через миллионы миллионов лет наша Вселенная закончит свой цикл и исчезнет в катаклизмическом взрыве. О природе такого взрыва можно только догадываться. Что касается вопроса, который задал Келли, то я могу лишь предложить вам свою точку зрения. Я предполагаю, что алое чудовище было выброшено за все мыслимые пределы потрясающим взрывом. Оно оказалось в интергалактическом пространстве насильно и не могло ничего предпринять, чтобы изменить своего положения. Отдаленное от ближайшей звезды более чем на четверть миллиона световых лет, чудовище могло бы находиться там вечность. Вы хотели это услышать, Келли?

— Да, именно это. А теперь вот еще что я хочу сказать. Понаблюдав за повадками этого сверхсущества, я подумал, что имея такие возможности при особых условиях можно было бы покорить себе всю Вселенную. Видимо, так оно и было. Его раса держала ее под контролем. Но это, как вы догадываетесь, была Вселенная, которая исчезла, не наша, а предыдущая Вселенная. Естественно, существо, подталкиваемое генетической памятью, попытается сейчас завладеть мирами и подчинить себе нашу галактику.

Кент произнес:

— Я уверен в том, что все находящиеся на борту ученые понимают, что мы поставлены перед задачей задач. Скорее всего, предположение о том, что мы столкнулись с наследниками высшей расы галактики, вполне верно. Возможно он один из многих, кого забросила на задворки космоса минувшая катастрофа. Будем надеяться, что больше никто не окажется поблизости от подобного существа. Биологически эта раса может находиться впереди нас на биллионы лет. Их возрождение — это наша гибель, гибель нашей цивилизации. Поэтому мы должны не пожалеть и жизни, если понадобится, чтобы избавить все живое от рабства и вымирания.

Неожиданно раздался душераздирающий крик:

— Помогите! Он напал на меня! Рвет мой скафандр! — Дальше разобрать было уже невозможно. Слышалось только мычание.

Гросвенф узнал голос:

— Это Дак, заместитель начальника отдела геологии, — он произнес это не раздумывая. Профессиональная привычка сработала автоматически.

А в коммуникаторе события комментировал уже другой голос:

— Он идет вниз! Я видел, как он спускался!

— Подать энергию! — приказал капитан Лич.

Гросвенф поймал себя на том, что с любопытством смотрит себе под ноги. Там мерцал переливающийся, яркий свет. Красивые языки пламени шевелились в нескольких дюймах от его прорезиненного скафандра, как будто невидимая сила защищала его скафандр, заставляла их держаться подальше. Наступила гнетущая тишина. Почти ничего не соображая, он глядел в даль коридора, где полыхал сейчас неземной огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что он смотрит на него из-за стены корабля. Потом сознание вернулось и он, как зачарованный, наблюдал за голубой стихией, пытающейся дотянуться до него, проникнув сквозь защитный костюм.

Снова заговорил Пеннос — на этот раз почему-то шепотом:

— Если наши усилия не напрасны, то теперь мы держим дьявола на седьмом или восьмом этаже.

Капитан Лич отдал команду:

— Всем людям, чьи фамилии начинаются с буквы «А» и до буквы «Л», следовать за мной на седьмой! Группе от «М» до «Ч» за мистером Пенносом — на восьмой! Орудийные команды остаются на своих местах. Команда, занимающаяся покрытием, продолжает действовать согласно приказу.

Те, кто бежал впереди Гросвенфа, неожиданно остановились, как вкопанные. Это было на седьмом этаже неподалеку от лифта. Гросвенф догнал их и тоже замер. На полу лежал человек. Блестящие огненные пальцы как будто прижимали его к металлу. Молчание нарушил капитан Лич.

— Освободите его!

Из толпы осторожно вышли двое и наклонились над человеком. Голубое пламя устремилось к ним, как будто пытаясь напасть на них. Они отпрыгнули, вырвав у пламени тело пострадавшего. Они отнесли его в лифт и подняли на неэнергизированный этаж. Гросвенф пошел за ними. Он видел, как дергался бедняга, когда его положили на пол. Это уходили разряды энергии из мертвого тела.

— Куда девалось само чудовище? — Это спрашивал капитан Лич.

После секундного замешательства заговорил Пеннос:

— Люди расставлены на трех этажах. Это предусмотрено планом. Они все время снимали показания флюоритными камерами. Если существо где-то поблизости, они его увидят. Думаю все прояснится минут через тридцать.

Через двадцать минут последовало новое сообщение:

— К сожалению никто ничего не увидел, — голос Пенноса выдал его разочарование. — Командир, должно быть, чудовище благополучно смоталось.

В открытой сети коммуникатора кто-то беспомощно произнес:

— Что же теперь делать?

Гросвенфу показалось, что это прозвучал голос сомнения и беспокойства каждого члена экипажа на борту «Космической Гончей»…

Долго длилось молчание. Начальники отделов и служб корабля, обычно такие активные, теперь, казалось, все разом онемели.

Гросвенф отвлекся от своих мыслей. Вместе со всеми он смотрел в лицо реальности. Сейчас он тоже молчал — говорить первым должен был не он.

Затянувшееся молчание нарушил Кент.

— Оказывается, наш враг проходит сквозь энергизированную стенку так же легко, как и через обычную. Нам кажется, будто чудовище не заботится о приобретении опыта, но его регенерация происходит настолько стремительно, что организм мгновенно приспосабливается к любому испытанию, словно срабатывает какой-то мистический механизм бессмертия.

— Я бы хотел поговорить с мистером Зеллером, — заявил капитан Лич. — Где вы находитесь, сэр?

— Говорит Зеллер, — в коммуникаторе зазвучал голос начальника отдела металлургии. — Я уже закончил работу над защитным скафандром и начал поиски трюме корабля.

— Сколько времени понадобится, чтобы сделать такие скафандры для каждого члена экипажа?

Зеллер ответил не сразу.

— Сейчас у нас появился опыт, и мы шьем их довольно быстро. Но нам нужен материал, а это процесс трудоемкий, нужны инструменты, при помощи которых скафандры можно делать в нужном количестве из любого металла. Одновременно нам следует начать работу с атомным реактором для создания сопротивляемого материала. Как вы, возможно, понимаете, он останется радиоактивным длительное время. Я полагаю, что такой костюм сойдет с конвейера примерно через двести часов.

Гросвенф понимал, что металлурга не поторопишь, здесь никакая штурмовщина не поможет. После его слов задумался и капитан Лич.

— В таком случае это нам не подходит! — печально прозвучал голос биолога Скита. — Поскольку полная энергизация также займет очень много времени, если ее вообще можно будет проделать, то мы попали в безвыходное положение. Мы промахнулись, у нас не осталось никаких шансов на победу.

Обычно ленивый голос Гурлея, специалиста по коммуникации, прозвучал весьма энергично и сердито:

— А я не понимаю, почему следует исключать эти пути! Мы еще живы. Я предлагаю серьезно взяться за работу и сделать столько, сколько мы сможем.

— А почему вы думаете, — возразил Скит, — что существо не способно разбить металл высокой сопротивляемости? Если оно высшее существо, то его знания физики, вероятно, намного превосходят наши. Чудовище может довольно легко созидать луч, который уничтожит все, чем мы располагаем. Вспомните кота. Он распылял металл высокой сопротивляемости.

— Вы что, предлагаете сдаться в плен? — мрачно проронил Гурлей.

— Нет! — сказал биолог. — Я хочу, чтобы мы рассуждали здраво, а не просто тратили силы на решение невыполнимых задач.

В разговор вмешался Корита, который пытался поставить точку в этой словесной дуэли.

— Я согласен со Скитом. Добавлю только, что мы имеем дело с существом, которое быстро поймет, что нам нельзя давать время, что мы все время что-то придумываем. И конечно же существо захочет вмешаться, если мы попытаемся подготовить корабль к полной энергизации.

Капитан Лич все еще размышлял.

В аппаратной снова заговорил Кент:

— И что, по-вашему, оно будет делать, когда поймет, что время работает на нас?

— Чудовище начнет убивать. И мы ничего не сможем ему противопоставить, кроме как закрыться в аппаратной. Однако, я согласен со Скитом, что со временем существо сможет проникнуть и туда.

— Что вы предлагаете? — наконец прервал молчание капитан Лич.

Корита колебался.

— Откровенно говоря, ничего. Что бы мы не предприняли, надо помнить — перед нами существо, находящееся на начальной стадии развития. Для него его род, собственность и кровь священны. Существо будет слепо бороться против вторжения в эти области. Как всякий аграрий, существо привязывает себя к куску собственности и там строит свой кров и вскармливает потомство. Но все это общие рассуждения, джентльмены. Сейчас я не представляю себе, как нам следует использовать его слабости.

— Я тоже не понимаю, как все это может нам помочь, — заявил капитан Лич. — Могут ли главы отделов отправиться на консультацию со своими помощниками? Если у кого-нибудь возникнут новые соображения, жду сообщений через пять минут.

Гросвенф, не имеющий в своем отделе никаких помощников, проговорил:

— Нельзя ли мне задать несколько вопросов мистеру Корите, пока будет проходить обсуждение по отделам?

— Если никто не возражает, пожалуйста, — кивнул капитан Лич.

Так как возражений не последовало, Гросвенф спросил:

— Мистер Корита, вы свободны?

— А кто спрашивает?

— Гросвенф.

— А-а-а, мистер Гросвенф! Теперь я узнал ваш голос. Прошу вас, повторите вопросы.

— Вы упомянули о том, что крестьянин с почти бессмысленным упорством цепляется за свой клочок земли. Но если это существо находится на крестьянской стадии цивилизации, то может ли оно представить себе с нашей стороны иное отношение к собственности?

— Уверен, что нет.

— Существо будет строить свои планы, связывая их с тем, что мы не можем от него убежать, поскольку привязаны к кораблю?

— По его мнению это совершенно верное утверждение. Мы не можем покинуть корабль и тем спастись.

— Но сами мы находимся на такой стадии, — настаивал Гросвенф, — когда любая собственность не очень-то и, привязывает нас. Мы ведь не припаяны к ней намертво?

— Я думаю, — твердо проговорил капитан Лич, — что начинаю понимать, к чему клонятся ваши рассуждения. Вы собираетесь предложить нам новый план?

— Да… — против желания голос Гросвенфа слегка дрогнул.

— Мистер Гросвенф, — проговорил капитан Лич. — Я понимаю, что за вашим решением стоят смелость и воображение. Но тем не менее прошу вас уложиться в те пять минут, по истечении которых мы должны собраться.

После короткой паузы снова послышался голос Кориты:

— Мистер Гросвенф, вы совершенно правы. Мы можем принести эту жертву без раскаяния. И это — единственное решение!

Минутой позже Гросвенф предоставил свой анализ обстановки всему составу экспедиции. Когда он кончил, Скит сказал:

— Гросвенф, вы нас убедили! Согласившись с вами, мы принесем в жертву Ван Гроссена и остальных похищенных. Приняв ваш план, мы принесем в жертву каждого из нас. Но тем не менее, вы тысячу раз правы. Собственность для нас не важна. Что же касается Ван Гроссена и еще четверых пленников чудовища, — его голос обрел суровость и твердость, — то не надо бояться их смерти. Я докладывал Мортону, но он скрыл от вас мою докладную. Он не сообщил о ней, потому что все, случившееся с ними, настолько ужасно, что я думаю, немедленная смерть будет для этих людей избавлением от мучений. Их съедают изнутри. Помните на Земле — оса и яблоко.

— Оса! — крикнул кто-то. — Вы правы, Скит, чем скорее они умрут, тем будет лучше для нас и хуже для чудовища.

— В аппаратную! — приказал капитан Лич. — Мы…

Его прервал быстрый взволнованный голос, ворвавшийся в аппаратную. Прошла томительная секунда, прежде чем Гросвенф осознал, что это металлург Зеллер.

— Капитан! Быстро присылайте в трюм людей и газометы! Я обнаружил их в трубе кондиционера. Существо тоже здесь, и я сдерживаю его вибратором. Это не приносит ему особого вреда, так что поторопитесь!

Капитан Лич отдавал приказы со скоростью машины, в то время как люди бросились к лифтам.

— Все начальники отделов со своими сотрудниками должны быть у шлюза. Военным занять лифты и следовать за мной. Возможно, мы не сумеем загнать его в угол или прикончить в трюме. Но, джентльмены… — голос его стал жестким. — Мы должны избавиться от чудовища и сделаем это, чего бы нам это ни стоило. И мы больше не можем считаться со своими личными интересами. Вселенная в опасности.

Когда человек увидел гуулов, Икстль отступил с большой неохотой. Впервые страх проник в его сознание, как тьма, сомкнувшаяся за стенами корабля. Первым его желанием было ринуться в гущу людей и сокрушить их, но, вспомнив уродливые, сверкающие орудия, он подавил в себе это желание. И отступил с чувством опустошения, потеряв инициативу. Теперь люди обнаружат его яйца и уничтожат их. Они сокрушат его надежду вновь возродиться, снова жить среди себе подобных.

Теперь у него оставалась одна цель. С этого момента он должен убивать и только убивать. Сейчас его даже удивляло, как это он думал прежде всего о воспроизведении, а все остальное оставлял на потом. Он решил про себя, что зря потратил столь ценное время. Но, чтобы убивать, ему необходимо оружие. После недолгих размышлений он устремился в ближайшую лабораторию. Никогда еще он так не спешил, как сейчас.

Когда он работал, согнув свое вытянутое туловище над сверкающим металлом, его чувствительные ноги ощутили вибрацию, а затем резкий спад в симфонии колебаний. И тут он понял, в чем дело. Двигатель замолчал. Огромный космический корабль остановил свой безудержный бег и вскоре неподвижно застыл в черных глубинах безбрежности космоса. Икстля обуяло безотчетное чувство тревоги. Его длинные черные проволокообразные пальцы метались подобно молниям, когда он с сумасшедшей быстротой проделывал сложнейшие соединительные операции.

Внезапно он снова застыл. Еще не отдавая себе отчета в тем, что произошло, он безошибочно почувствовал — что-то случилось. И он тут же понял, что именно. Он не ощущал больше вибрации людей.

Они покинули корабль!

Икстль пнул уже почти сделанное оружие и нырнул в ближайшую стену. Он был уверен, что знает, что должен делать и что его освобождение в темноте бесконечного пространства.

Икстль, алое чудовище с древнего Глора, рвался сквозь пустынные комнаты и коридоры. Сверкающие стены, казалось, насмехались над ним. Весь мир огромного корабля, так много обещавший, теперь стал местом, где каждую секунду мог вырваться на свободу энергетический ад. С явным облегчением он заметил впереди шлюз. Он пролетел через первую секцию, вторую, третью — и вот он уже в космосе. Икстль решил, что люди ожидают его появления, и поэтому сразу оттолкнулся от корабля с огромной силой. У него появилось чувство увеличивающейся легкости, когда его тело отлетело от борта корабля и метнулось во тьму.

Огни иллюминатора за ним потухли и снова вспыхнули неземным голубым светом. Каждый дюйм обшивки корабля лучился голубизной. Затем медленно, будто неохотно, голубой свет исчез. Но прежде, чем он исчез полностью, возник мощный энергетический экран, навсегда преградивший ему путь на корабль.

Икстль, уже удалившись было на несколько миль, подобрался ближе, но сделал это осторожно. Теперь, когда он находился в пространстве, люди могли испытать на нем действие атомной пушки и уничтожить его без всякой опасности для себя. Он подкрался к экрану и, притаившись в темноте, увидел, как первая шлюпка вынырнула внутри экрана и проскользнула в отверстие, зияющее в боковой стене корабля. За ней последовали другие, чьи тени неясно вырисовывались на фоне пространства. Их едва можно было разглядеть в свете, который опять бил из ярких иллюминаторов.

Наконец, отверстие закрылось, и без всякого предупреждения корабль исчез. Только что он был здесь — огромная темная металлическая сфера. И вот он уже звездочка, летящая к яркому, неправильной формы пятну — галактике, плавающей в бездне протяженностью в миллион световых лет.

Время мрачно потекло в вечность. Икстль неподвижно и обреченно распростерся в кромешной темноте. Он не мог не думать о маленьких Икстлях, которые никогда уже не родятся, и о Вселенной, потерянной из-за его ошибки и хитрости этих существ…

Гросвенф умело настроил установку и теперь наблюдал за ловкими пальцами хирурга, в то время, как электрический нож врезался в желудок четвертого человека. Последнее яйцо было опущено на дно высокого чана из высокопрочного металла. Яйца были круглые, сероватые, а одно из них слегка надтреснутое.

Несколько человек стояли с бластерами наготове и следили за тем, как ширится трещина в яйце. Уродливая головка, алая, с круглыми, как бусинки, глазами и узенькой хищной полоской рта высунулась наружу. Голова лениво повернулась на короткой шее, и на людей с неописуемой злобой уставились глаза. С поразившей всех уверенностью существо высвободилось от оболочки и попыталось выкарабкаться из чана, но гладкие стены не позволили ему этого сделать. Икстленок скользнул вниз и растворился в охватившем его пламени.

— А что, если бы чертенок выбрался и растворился в ближайшей стене? — поинтересовался Скит.

Никто ему не ответил. Люди смотрели в чан. Яйца неохотно растворялись под действием жара бластеров и, наконец, вспыхнули голубым пламенем.

— Так-так, — подал голос доктор Эгерт, и все посмотрели на него и на Ван Гроссена, над которым он склонился. — Его мышцы начинают расслабляться, а глаза открыты, глаза живут. Я думаю, он понимает, что происходит. Это была некая форма паралича, вызванная какими-то ферментами самого яйца, а теперь, когда оно извлечено, паралич постепенно проходит. Никаких серьезных повреждений нет. Скоро он будет в полном порядке. А что с чудовищем?

В разговор вступил капитан Лич.

— Ученые, находившиеся в спасательных шлюпках, видели красную вспышку, вырвавшуюся из главного шлюза как раз тогда, когда мы подвергли корабль бесконтрольной энергизации. Вероятно, это был наш милый друг, поскольку мы не обнаружили его на корабле. Тем не менее, Пеннос и его помощники собираются обойти корабль с флюоритными камерами. И наверняка мы все узнаем через несколько часов. А вот как раз и инженер. Итак, что нового, мистер Пеннос?

Инженер подошел к столу и выложил на него нечто металлическое и бесформенное.

— Пока ничего определенного… но вот что я обнаружил в главной физической лаборатории. Как вы думаете, что это такое?

Главы отделов подошли к столу, чтобы рассмотреть предмет поближе, но затем расступились, пропуская Гросвенфа. Он осторожно склонился над хрупкой штуковиной, сделанной из неизвестного сплава. Три его трубки могли быть дулами, внутри них были маленькие шарики, излучающие серебряный свет. Он проник в стол, делая его прозрачным, как стекло. И что самое странное, шарики поглощали тепло, как термическая губка. Гросвенф потянулся к ближайшему шарику и ощутил, как его руку обдало жаром. Он быстро отдернул ее назад.

Пеннос почему-то кивнул, но промолчал.

— Вероятно, существо мастерило этот механизм, — предположил Скит, — но не успело закончить, что-то произошло. То, что случилось, заставило его покинуть корабль немедленно. Это, по-моему, не совсем согласуется с вашей теорией, Корита?

Вы же сказали, что как истинный крестьянин, он даже представить себе не может, что мы собираемся делать.

На побледневшем от усталости лице японского археолога появилась улыбка.

— Мистер Скит, — вежливо произнес Корита, — нет ничего удивительного в том, что это существо смогло все понять и оценить ситуацию. Не так однозначны социальные явления. И понятие крестьянин разнообразно даже в бытовом, не то, что в философском смысле. Кроме того, чудовище было самым высокоразвитым представителем этой категории. Такого в земных условиях нам встречать не приходилось.

— Хотел бы я, — проворчал Пеннос, — чтобы мы пореже сталкивались с такими крестьянами. Вам известно, что после трех минут бесконтрольной энергизации мне понадобится на ремонт двигателей не менее трех месяцев? Я даже боюсь, что… — он замолчал, не решаясь договорить.

Капитан Лич мрачно улыбнулся и продолжил:

— Я закончу за вас, мистер Пеннос. Вы опасались, что корабль будет полностью уничтожен. Думаю, большинство из нас понимало, на какой риск мы идем, когда согласились на последнее предложение мистера Гросвенфа. Мы знаем, что наши спасательные суденышки могут дать лишь частичную антиакселерацию. Так что мы могли оказаться беспомощными в четверти миллиона световых лет от дома.

Кто-то добавил:

— Я понимаю так: если бы эта тварь действительно захватила корабль, она бы отправилась дальше, чтобы завоевать галактику. В конце концов, человек хорошо в ней устроился… и достаточно к ней привязан…

Скит кивнул.

— Однажды этот дьявол над ней уже властвовал и мог бы завоевать ее вторично. Вы уверены в том, что человек — это образец справедливости? А разве можно сбросить со счетов то, что у него была долгая и кровавая история. Он убивал других животных не только ради еды, но и удовлетворяя инстинкт жестокости. Он угонял в рабство близких и дальних соседей, убивал своих соотечественников и противников, испытывая наслаждение от мук своих жертв. Я не удивлюсь, если мы во время нашего дальнейшего путешествия встретим разумные существа, которые более достойны управлять Вселенной, чем человек.

— Ради всего святого, — заметил техник, — больше ни одного гостя, каким бы кротким он не казался, в корабль не пускайте. Мои нервы на пределе, и я уже совсем не тот, каким впервые ступил на борт «Космической Гончей».

— Вы говорите от имени всех нас! — раздался из коммуникатора голос исполняющего обязанности директора — Кента.

Кто-то шепнул Гросвенфу на ухо, но так тихо, что он не смог разобрать ни слова. Перед шепотом он уловил еле слышный вибрирующий звук, непонятно кем издаваемый. Оглядевшись, он никого не увидел. В кинозале его отдела было пусто. Гросвенф подошел к двери, ведущей в аудиторию, но и там никого не оказалось. Он вернулся к работе, хмуро размышляя над тем, не направил ли на него кто-нибудь энцефало-аджустер. Это было единственно возможное объяснение шепота невидимки. Но аджустеры были здесь ни при чем. Они действуют только с близкого расстояния. И он хорошо знал об этом. А главное, его отдел был защищен от воздействия вибрации. Гросвенф был знаком с процессом вовлечения психики в иллюзию. Он понимал серьезность всего происходящего.

Гросвенф тщательно осмотрел все пять комнат и проверил аджустеры в техническом отделе. Они были отключены и стояли, как обычно. Эллиот молча вернулся в кинокабинет, думая о гипнотическо-световой вибрации, развитой им из изображений, использованных Риим против корабля.

Ученый не на шутку испугался. Снова раздался шепот, такой же тихий, как и раньше, но теперь он был довольно сердитым и непонятно враждебным. Он ошеломленно застыл. Все-таки, вероятно, это был энцефало-аджустер. Кто-то стимулировал его мозг на расстоянии настолько мощным аппаратом, что защитный экран его комнаты оказался бессильным. Он лихорадочно размышлял, кто бы это мог быть, и в конце концов пришел к выводу, что след ведет в психологический отдел. Ему ответил Сидл, и Гросвенф решительно принялся ему разъяснять, что произошло, но психолог его быстро прервал:

— Я как раз собирался с вами связаться, чтобы предупредить вас, что за последствия придется отвечать вам.

— Вы хотите сказать, что кто-то еще был подвергнут такому же воздействию? — недоверчиво осведомился Гросвенф, пытаясь осмыслить происходящее.

— Я удивлен, что ему подверглись и вы в специально оборудованной комнате. Ко мне уже давно обращаются за помощью. А специальные приборы еще до этого показали движение волн непонятной природы.

— Какие приборы?

— Мозговолновой генератор-детектор, нервно-импульсный регистратор и более чувствительные электрические детекторы. Кстати, Кент собирается созвать еще одно совещание на контрольном пункте, так что там увидимся.

Но Гросвенф не отпустил его так быстро.

— Выходит, какое-то обсуждение уже было?

— Мы… э… мы сделали кое-какие предположения.

— О чем?

— Мы скоро будем проходить огромную галактику М-33. Есть мнение, что это исходит оттуда.

Гросвенф мрачно улыбнулся.

— Это явный гипноз. Здесь надо поразмыслить. Хорошо, до встречи.

— Да. Приготовьтесь к сюрпризам, когда покинете свой отдел. Давление увеличивается. Звуки, световые пятна, образы, эмоционально действующий шум — мы под прицелом мощной психологической пушки.

Гросвенф кивнул и прервал связь. Извещение Кента о совещании передавалось по корабельному коммуникатору. Через минуту, открыв дверь в коридор, Гросвенф понял, что имел ввиду Сидл. Он даже остановился, поскольку смесь возбудителей сразу же начала на него действовать. Встревоженный Эллиот направился к контрольному пункту.

Началось заседание. Бесконечная космическая ночь, прижавшись к пролетавшему сквозь нее кораблю, нашептывала ему страшную тайну. Капризная и беспощадная, она заманивала и предупреждала. Она вибрировала, и в этом звуке смешивались наслаждение и безумие, страх и тоска. Она умирала, билась в агонии и снова возрождалась к жизни. И все время во всех ее звуках и цветах чувствовались предупреждение и угроза.

— Мне кажется, — произнес кто-то за спиной Гросвенфа, — что нам пора возвращаться домой.

Никто не прореагировал на эти слова. Все сидели в глубокой задумчивости. Лишь директор Кент что-то выискивал в ночном пространстве, не отрываясь от глазка телескопа.

Гросвенф поворачивал встроенный в кресло манипулятор коммуникатора, и теперь тоже наблюдал размытое пятно, привлекающее внимание Кента и Гюнли Лестера. Постепенно он забыл о соседях и весь ушел в экран, где царствовала космическая ночь. Корабль находился вблизи границ целой галактической системы. И все же ближайшие звезды были еще так далеко, что телескоп едва мог показать мириады блестящих точек, оставляющих спиральную туманность М-33 Андромеды.

Гросвенф отвел взгляд от экрана одновременно с Лестером.

— То, что мы сейчас наблюдали, кажется невероятным, — заявил астроном. — Вибрация, которую мы ощущаем, распространяется от галактики с биллионами солнц. — Немного помолчав, он прибавил: — Директор, я думаю, что решение этой проблемы не в сфере астрономии.

Кент оторвался от глазка телескопа и заметил:

— Все, что случается в галактике, подходит под категорию астрономического явления, или вы можете назвать другую науку, которая этим займется?

Поколебавшись, Лестер медленно ответил:

— Показание шкалы просто фантастическое. Я не думаю, что нам следует пользоваться галактическим телескопом. Этот барьер может рассеиваться от луча, сконцентрированного на нашем корабле.

Кент повернулся к ученым, не сводившим глаз с контрольной панели.

— Что вы по этому поводу думаете?

Гросвенф оглянулся, надеясь отыскать того человека, что предложил возвращаться домой. Может быть он сейчас разъяснит свое неожиданное предложение.

Несомненно, люди уже не осмеливались выступать так свободно, как при Мортоне, когда тот вел собрание. Так или иначе, Кент весьма ясно давал понять, что считается только с мнением тех, кто возглавляет отдел. Было также очевидно, что некзиальный отдел у него на правах пасынка. Вот уже несколько месяцев он и Гросвенф вежливы друг с другом, но стараются видеться как можно реже. Всякий раз, когда есть возможность, Кент выпячивает работу своего отдела, внедряет свои методы, стараясь замолчать удачи ученых других отраслей.

Соревноваться Гросвенф мог только с другим некзиалистом. Его работа была так индивидуальна, и так отличалась от того, что делали другие, что важность его открытий никто не мог по достоинству оценить. Он не собирался протестовать, хотя и понимал, что успехи других умалчиваются и, больше того, деятельность других ограничивается.

Из контрольной первым отозвался на слова Кента биолог Скит. Он сухо заметил:

— Я вижу, что мистер Гросвенф вертится на своем стуле. Может быть, он вежливо ждет, пока выскажутся более старшие. Мистер Гросвенф, что у вас на уме?

Гросвенф подождал, пока его коллеги перестанут хихикать. Кент смотрел на него раздраженно и поторопил:

— Мы вас слушаем, мистер Гросвенф…

— Несколько минут назад кто-то предложил нам повернуть домой. Я бы хотел, чтобы этот человек мотивировал свое предложение.

Ответа не последовало. Гросвенф видел, что Кент нахмурился. Действительно, казалось странным, что есть человек, не желающий подтвердить свое мнение, в какой бы форме оно не было высказано. Все с удивлением переглядывались.

В конце концов снова заговорил Скит:

— Когда было сделано это предложение? Я не слышал его.

— И я! — эхом отозвались несколько голосов.

Глаза Кента блеснули. Гросвенф решил, что сейчас он ринется в спор, как человек, жаждущий личной победы.

— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — нахмурился Кент. — Было такое утверждение или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.

Все руки остались опущенными.

— Мистер Гросвенф, уточните, что вы слышали? — злобно процедил Кент.

Гросвенф четко произнес:

— Насколько я помню, слова были следующие: «Мне кажется, что нам пора возвращаться домой», — он умолк. Наступила тишина. А Эллиот продолжил: — Вполне возможно это галлюцинация. Я мог услышать это в двух случаях. Или это было сказано. Но тогда услышали бы и вы. Или кто-то стимулирует слуховые центры моего мозга. Кто-то испытывает сильнейшее желание отправить нас домой, и я уловил биотоки, направленные на наш корабль. Я, конечно, не претендую на то, что это истина в последней инстанции. Но голос был, и я готов поклясться, что слышал его.

Кент недовольно заметил:

— Интересно было бы узнать — почему это именно вы, мистер Гросвенф, а не кто другой, уловил желание каких-то духов.

И снова Гросвенф не обратил внимания на то, как грубо с ним разговаривают.

— Я и сам об этом думаю. — Спокойно сказал он. — И вот что мне кажется. Помните, когда мы имели дело с культурой Риим, именно мою нервную систему особенно тщательно подвергали стимуляции. Вполне возможно, что теперь я более чувствителен к подобным связям. — Тут ему пришло в голову, что потому он и услышал шепот в своих изолированных экранами комнатах. Но говорить об этом не стал.

Гросвенфа не удивило то, что Кент в который раз брезгливо нахмурился. Химик показывал таким образом, что не желает вести разговоры о птичьем народе и о том, что его представители проделали с коллективным сознанием членов экспедиции. Итак, Кент нахмурился и холодно сказал:

— Я уже имел удовольствие слышать рассказы о вашем участии в том инциденте. Если не ошибаюсь, вы утверждали, что выиграли психологическую войну с Риим потому, что члену одной расы трудно контролировать нервную систему представителя другой формы жизни, совершенно ему незнакомой. Как же вы тогда объясните то, что чья-то мысль догнала наш корабль, проникла в ваше сознание и стимулирует с удивительной точностью те участки вашего мозга, которые восприняли слова, только что повторенные вами.

Гросвенфу показалось, что тон Кента, его самодовольство, произвели на всех неприятное впечатление.

— Директор, а не кажется ли вам, что пославший сигнал знает, как войти в контакт с нервной системой пришельца. Я не хочу сказать, что он говорит на нашем языке. На уровне подсознания язык неважен. Однако сейчас не это главное. Почему голос услышал только я? Все это второстепенно. Мы должны обсуждать не то, почему информацию получил я, а не, скажем, вы. Нас сейчас должно интересовать, каким путем я ее получил? Кто ее послал?

Глава отдела геологии Дональд Мак-Кен откашлялся и сказал:

— Гросвенф прав. Я полагаю, джентльмены, нам следует подумать вот о чем — видимо, мы вторглись на чью-то территорию. И этот кто-то — высокоразвитое существо.

Кент поджал губы, собираясь заговорить, но передумал. Немного помолчав, он все же высказался:

— Я считаю, нам следует быть осторожными и не спешить с выводами. Фактов для того, чтобы что-то предпринимать, пока что недостаточно. Если Гросвенф окажется прав, а я в этом пока что очень сомневаюсь — перед нами интеллект, во много раз превышающий человеческий. Передавать мысль целенаправленно, выборочно на огромное расстояние, облекать ее в форму слова неизвестного языка — с таким мы еще не сталкивались. Однако думаю все это не так серьезно. Мы устали. Нам может кое-что и почудиться. Не будем же из-за этого комкать программу полета. А кроме того, нас никто не выгоняет. С нами ищут общение, что ж, это не плохо.

На контрольном пункте установилась тишина. Гросвенф заметил, что люди приободрились. Их губы сжались тверже, глаза смотрели уверенней.

Социолог Келли мягко произнес:

— Я рад… э… тому, что никто не выказывает желания повернуть назад Отлично! Мы служим нашему правительству и нашей расе, и наш долг — исследовать возможности новой галактики, особенно сейчас, когда доминирующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Заметьте, пожалуйста, что я одобряю предложение директора Кента и говорю так, как если бы мы действительно вынуждены были вступить в контакт с существами на высшей стадии развития. Их способность воздействовать на наш мозг и стимулировать его означает то, что они наблюдают за нами и многое о нас знают. Мы не можем позволить себе, чтобы эти знания были односторонними.

Кент заговорил снова. Он был уже спокоен.

— Мистер Келли, что вы думаете по поводу мира, в который мы направляемся?

Лысоголовый социолог поправил очки.

— Он… э… велик, директор. Этот шепот мог быть ничем иным, как перекрещивающимися радиоволнами, подобными тем, какие есть в нашей галактике. Они… э… могут быть просто внешними сигналами, идущими из пустынных мест в зону развития, — он умолк, но не слыша ничьих замечаний, продолжил: — Вспомните, ведь человек тоже оставил вечные следы в собственной галактике. Планеты сошли со своих орбит. Мертвые миры покрылись живой зеленью. Океаны появились там, где безжизненные пустыни лежали под солнцем и были горячей солнца. Наше присутствие здесь, на этом огромном корабле, является проявлением мощи человека, способного проникать дальше, чем все существующие шепоты.

Следующим выступил Гурлей из отдела коммуникации.

— Следы человека едва ли можно назвать величественными, когда речь идет о космосе. Мы песчинка в этом пространстве. Я не понимаю, как вы можете говорить о наших достижениях теми же словами, что и о явлении, с которым мы столкнулись. Эти пульсации настолько всепроникающи, что пространство вокруг кипит. Это жизнь так бурно проявляется, что мы даже не представляем себе ее масштабы. Это не кот, не алый дьявол, не феллахская раса, ограничивающаяся одной системой. Здесь, по всей вероятности, умы, которым нет числа, общаются между собой через мили и годы, пространства и времена. Это цивилизация всей галактики, и если говорящие от ее имени предупреждают нас… — Гурлей замолчал, задохнувшись, и поднял руку, как бы защищаясь.

Он был не единственным, кто сделал это. По всей комнате люди пригибались и прятались за кресла, так как Кент судорожным движением выхватил вибратор и направил его на аудиторию. Гросвенф мгновенно пригнулся и посмотрел вверх. Луч проходил выше его головы. За его спиной раздался дикий вопль, затем звук удара, от которого содрогнулся пол.

Гросвенф обернулся. Это же сделали все, кто был с ним рядом. С ужасом они увидели нового гостя своего корабля. За последним рядом на полу извивалась тридцатифутовая громадина. В следующее мгновение в воздухе появилась красноглазая копия первого чудовища и с грохотом приземлилась в дюжине футов от первого. Вслед за вторым чудовищем возник третий, дьявольского вида монстр, перевернулся несколько раз и вскочил, рыча.

Через секунду из воздуха их материализовалось не менее дюжины.

Гросвенф также выхватил вибратор и разрядил его. Чудовищный вой усилился. Металлические лапы скребли по металлическим стенам и полам. Стальные когти грохотали, стучали тяжелые ноги. Теперь все люди вокруг Гросвенфа стреляли из вибраторов, но твари продолжали появляться. Гросвенф повернулся, вскочил на второй ряд и прыгнул на второй ярус приборного щита. Когда он добрался до яруса, на котором находился Кент, тот перестал стрелять и злобно зашипел:

— Ты что это делаешь, скотина!?

Его вибратор повернулся, и Гросвенф выбил его из рук директора. От ярости тот ничего не мог произнести. Добравшись до следующего яруса, Гросвенф увидел, что Кент тянется за вибратором. Он не сомневался в том, что директор собирается выстрелить в него. Со вздохом облегчения он добрался, наконец, до рубильника, управляющего созданием огромного мульти-энергетического экрана корабля, включил его на полную мощность и кинулся на пол, как раз вовремя. Трассирующий луч вибратора Кента впился в металл контрольной панели как раз над головой Гросвенфа. Потом луч пропал. Кент вскочил на ноги и крикнул наверх:

— Я не понял, что вы собираетесь делать!

Гросвенф не ответил человеку, только что хотевшему его убить. Исполняющий обязанности директора теперь, видимо, представит это дело так, что стрелял в труса, бежавшего с поля боя. Эллиот проскочил мимо химика, не желая вступать в разговор. Он уже давно не выносил Кента, но теперь убедился, что враг, коварный и мстительный, к тому же человек опасный, особенно на таком посту. Впереди предстояло сложное время, и личная неприязнь Кента могла сыграть роль триггера, способного уничтожить корабль.

Спустившись на нижний ярус, Гросвенф добавил энергию своего вибратора к той, что излучали вибраторы других. Уголком глаза он заметил, что три человека устанавливают огнемет. К тому времени, когда он выбросил свое всепожирающее пламя все твари находились без сознания от молекулярной энергии, и уничтожить их было делом нетрудным.

Опасность миновала, и у Гросвенфа появилось время поразмыслить над тем, как эти чудовища были перенесены на корабль через световые столетия. Это походило на сон, и было слишком фантастично, подобное вообще невозможно было себе вообразить.

Но запах горящей плоти был достаточно реальным, как и струившаяся голубовато-серая кровь. Это не было миражем — на полу валялась дюжина бронированных, чешуйчатых тел.

Когда через несколько минут Гросвенф вновь увидел Кента, исполняющий обязанности директора был сдержан и активно отдавал приказы по коммуникатору. Вплыли подъемники, чтобы убрать тела. Коммуникаторы гудели от перекрестных посланий. Картина быстро прояснилась.

Существа объявились только в контрольном пункте. Корабельный радар не зарегистрировал ничего похожего на вражеский корабль. В любом направлении расстояние до ближайшей звезды равнялось тысяче и более световых лет. При этих сообщениях аудитория загудела, обмениваясь мнениями.

— Десять световых столетий! — изумился штурман Селенски. — Без ретрансляции мы даже сообщения не можем передавать на такие расстояния.

Вперед торопливо вышел капитан Лич. Он коротко переговорил с несколькими учеными и созвал военный совет.

— Думаю, не надо говорить о риске, которому мы подвергаемся, — начал он свою речь. — Похоже на то, что наш корабль противостоит враждебной галактической цивилизации. Сейчас мы в безопасности за защитным экраном. Природа угрозы требует от нас ограниченности действий. Мы должны узнать, почему нас предупреждают. Мы должны определить, какова опасность и какой разум нам угрожает. Я вижу, что наш биолог Скит все еще исследует останки наших последних врагов. Мистер Скит, что они из себя представляют?

Скит отвернулся от поверженного чудовища и сообщил:

— Земля могла произвести нечто подобное во времена динозавров. Судя по размерам того, что должно быть черепной коробкой, их интеллект должен быть чрезвычайно низким.

— Мистер Гурлей, — произнес Кент, — мне говорят, что твари могли проникнуть сквозь гиперпространство. Хотелось бы узнать ваше мнение по этому поводу.

— Мистер Гурлей, ваша очередь, — подхватил капитан Лич.

Специалист по коммуникациям начал выступление в своей обычной, спокойной манере.

— Это лишь теория, и притом весьма новая. Согласно ей, Вселенная уподобляется вытянутому шару. Когда вы прокалываете оболочку, шар мгновенно становится плоским и одновременно начинает залечивать прокол. И если какой-либо предмет проникает под оболочку, он уже не может возвратиться в ту точку, откуда прибыл. Предположим, что некто знает какой-то метод контроля над явлением и может использовать его, как форму телепортации. Да, звучит причудливо, но вспомните, что это в равной мере можно сказать и о случившемся.

— Трудно поверить в то, что кто-то может быть более ловким, чем мы, — кисло заметил Кент. — Вероятно, это какие-то очень простые решения проблемы гиперпространства, которые просмотрели наши ученые. Может быть, нам удастся их узнать? — он помолчал, потом продолжил: — Корита, вы все молчите. Не скажете ли, что противостоит нам?

Археолог встал и в замешательстве развел руками.

— Не могу предложить даже догадки. Нам придется побольше узнать тех, кто стоит за этим странным вторжением, а уж потом можно будет делать сравнения на базе цикличности истории. Например, если целью их был захват корабля, то нападение на нас в том виде, в каком оно совершено — было ошибкой. Если же они намеревались просто напугать нас, то атака оказалась на редкость успешной.

Когда Корита сел, раздался взрыв смеха, но Гросвенф отметил, что капитан Лич остался мрачным и задумчивым.

— И все-таки, кто на нас напал? — спросил он. — Мне в голову пришла одна неприятная версия, и мы должны быть к ней готовы. Предположим, этот одаренный интеллект, или кто он там, захотел узнать, откуда мы прилетели? — он сделал паузу, и судя по установившейся тишине было ясно — его слова задели чувствительную струну. — Давайте посмотрим на это… с его… точки зрения. Приближается корабль… В том направлении, откуда он летит, в радиусе десяти миллионов световых лет имеется значительное число галактик, звездных скоплений и туманностей. Какая из них послала корабль?

В зале стало совсем тихо. Лич повернулся к Кенту.

— Директор, если вы не против, прервемся, чтобы изучить несколько планетных систем этой галактики.

— Не возражаю, — буркнул Кент. — Но теперь, если кто-нибудь еще…

Гросвенф поднял руку, и тогда Кент, как бы не замечая, сказал:

— Начнем совещание… чуть позже. Это же собрание объявляю…

Гросвенф встал и громко произнес:

— Мистер Кент!

— … закрытым! — закончил Кент.

Все оставались на своих местах. Кенту ничего не оставалось, как повернуться к Эллиоту и недовольно сказать:

— Прошу прощения, мистер Гросвенф, предоставляю вам слово.

Трудно себе вообразить, — уверенно проговорил Гросвенф, — что эти существа смогут расшифровать наши понятия, но я все же предлагаю уничтожить наши звездные карты.

— Я собирался предложить то же самое, — взволнованно заговорил Ван Гроссен. — Продолжайте, Гросвенф.

Под одобрительный шепот присутствующих, он продолжал:

— Все мы убеждены, что наш главный защитный экран может нас уберечь от неприятностей. У нас, естественно, нет иной альтернативы. Мы поступаем так, как вынуждены, хотя не всегда знаем, правильно ли ведем себя. Но, когда мы, наконец, приземлимся, нам понадобятся несколько больших энцефало-аджустеров. Мы сможем при их помощи создать защитные мозговые волны, которые помешают чужому интеллекту читать наши мысли.

И снова аудитория одобрительно зашумела.

Кент равнодушно спросил:

— Хотите сказать еще что-нибудь, мистер Гросвенф?

— Да. Одно общее замечание. Главам отделов необходимо просмотреть материалы, находящиеся в их распоряжении, чтобы уничтожить все, что могло подвергнуть опасности нашу расу в случае захвата «Гончей».

Шло время и становилось ясно — неизвестный интеллект намеренно воздерживается от дальнейших действий, а возможно работа экрана достаточно хорошо обеспечивала защиту. Во всяком случае никаких новых инцидентов не произошло.

На большом расстоянии друг от друга находились солнца в этой отдаленной области галактики. Первое солнце вынырнуло из пространства — светящийся сгусток жара, яростно пылающий в чернильной тьме. Лестер и его штат определили местонахождение пяти планет, вращающихся довольно близко от светила. Несомненно, необходимо было их обследовать. Приблизившись поочередно к каждой, они уяснили, что одна из них обитаема. Это был шар мглы, джунглей и гигантских тварей. Корабль обогнул его, пролетев над линией морских берегов, над огромным континентом, заболоченном и заросшим густой растительностью. Никаких следов цивилизации не было.

«Космическая Гончая» пролетела триста световых лет и оказалась у маленького солнца с двумя планетами, жмущимися к теплу красно-вишневого шара. Одна из двух планет была обитаема, и это тоже был мир мглы и джунглей с ящероподобными тварями. Они оставили его неисследованным, пролетев над огромным морем и покрытым буйной растительностью материком.

Теперь звезд стало больше. Они усеивали черноту следующих ста пятидесяти световых лет. Большое голубоватое солнце, в орбите которого вращалось не менее пятидесяти планет, привлекло внимание Кента, и корабль быстро устремился к нему. В непосредственной близости к солнцу располагалось семь планет, и они были пылающим адом без всякой надежды на зарождение жизни. Корабль совершил спираль над тремя близко расположенными друг к другу планетами, которые были обитаемыми, и устремился в межзвездную пустоту исследовать другие Системы. За ними находились три насыщенные испарениями планеты джунгли, вращающиеся по своим орбитам вокруг солнца.

Тем временем Кент собрал на борту корабля совещание глав отделов и их заместителей. Обсуждение он начал без обиняков:

— Лично я не вижу смысла в поиске определенных свидетельств, но Лестер предложил мне срочно вас созвать, — он пожал плечами. — Возможно, он что-то знает, чего не знаем мы.

Гросвенф был озадачен уверенностью, излучаемой всей фигурой маленького химика.

«В чем тут дело?» — подумал он.

Казалось странным, что исполняющий обязанности директора Кент заранее отрекается от всего, что будет обсуждаться на этом совещании.

Вновь заговорил Кент, и тон его был дружелюбным:

— Гюнли, может быть, вы начнете?

Астроном поднялся на нижний ярус. Он был таким же высоким и худым, как и Скит. На его бесстрастном лице блестели ярко-голубые глаза. Когда он заговорил, голос его звучал уверенно.

— Джентльмены, три обитаемые планеты последней системы были совершенно одинаковы, я считаю, что это искусственные планеты. Я не в курсе, многие ли из вас знакомы с современной теорией образования планетных систем. Те же из вас, которые с ней не знакомы, возможно, не поймут важность моих слов. Дело в том, что распределение массы в системе, которую мы только что покинули, невозможно динамически. Мне могут возразить, что две из грех обитаемых планет этого солнца были перемещены в их настоящее положение насильственно. По моему мнению, нам следует вернуться и убедиться в этом. Похоже на то, что кто-то создал первобытные планеты. Вы спросите — зачем? На этот вопрос я отвечать не буду.

Он замолчал и недружелюбно посмотрел на Кента. Тот повернулся к ученым.

— Гюнли потребовал, чтобы я приказал вернуться на одну из планет-джунглей. Поэтому я и созвал совещание. Теперь проведем голосование.

«Так вот в чем дело!» — Гросвенф теперь только понял, почему так уверенно вел себя Кент. Исполняющий обязанности директора не попытался сколотить оппозицию. Он был уверен, что большинство не поддержит план астронома. Но, созывая совещание, когда его собственная точка зрения должна была восторжествовать, он доказывал, что рассматривает себя как объект демократической процедуры. Это был ловкий ход, демагогическая мера по поддержанию доброй воли среди его сторонников.

И в самом деле, предложение Лестера встретило активные возражения. Когда же с дискуссией было покончено, Гросвенф встал и заявил:

— Я бы хотел поддержать точку зрения мистера Кента в этом важном вопросе.

— Однако, мистер Гросвенф, — холодно проговорил Кент, отношение всех, кажется, в достаточной мере ясно, судя по краткости дискуссии, и отнимать наше ценное время… — тут он внезапно умолк. Вероятно, до него дошел истинный смысл слов Гросвенфа. Лицо его потемнело. Поскольку никто ничего не сказал, он опустил руку и проговорил: — Вам слово, мистер Гросвенф.

Мистер Кент прав: решение слишком поспешное, — твердо начал Эллиот. — Пока мы посетили лишь три планетные системы, а необходимо посетить не менее тридцати, выбрав их наугад Это минимальное число, учитывая размеры наших исследований, по которому мы можем прийти к каким-нибудь выводам. Я буду рад обратиться со своими цифрами в математический отдел для подтверждения. Помимо этого, приземлившись, мы должны были бы выйти из-под защиты экрана. Мы должны были бы подготовиться к отражению самой невероятной атаки со стороны интеллекта, который может мгновенно использовать для доставки своих сил среду гиперпространства. Я представляю себе картину того, как биллион тонн вещества обрушится на нас, в то время, как мы беспомощно будем сидеть на этой планете. Джентльмены, насколько я понимаю, впереди у нас есть месяц-другой для детального изучения вопроса. В течение этого времени мы, естественно, должны посетить возможно большее количество солнц. Если их обитаемые планеты тоже окажутся исключительно примитивными, тогда мы будем иметь весомое подтверждение предположения мистера Лестера об их искусственном положении. — Помолчав, Гросвенф закончил: — Мистер Кент, я верно выразил ваше мнение?

Кент уже успел полностью овладеть собой.

— Почти, мистер Гросвенф, — он оглядел собравшихся. — Если новых предложений больше не будет, я предлагаю проголосовать предложение Гюнли Лестера.

— Я отклоняю его, — встал астроном. — Признаюсь, что не продумал некоторые аспекты поспешного приземления.

После некоторых колебаний, Кент произнес:

— Если кто-нибудь желает поддержать предложение Гюнли… — поскольку никто не собирался высказываться, Кент уверенно продолжил: — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь высказал свое мнение, но раз никто не желает сделать этого, то я прошу начальников отделов приготовить мне детальный отчет по вопросу о том, какие меры нам следует предпринять для успешного приземления, которое нам неизбежно придется совершить. У меня все, джентльмены.

В коридоре, при выходе из контрольного пункта, Гросвенф почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел Мак-Кена, который сказал:

— Последние несколько месяцев я был чрезвычайно занят работами, связанными с ремонтом и не имел возможности пригласить вас в свой отдел. Я предчувствую, что когда мы, наконец, приземлимся, оборудование геологического отдела будет использовано не совсем по назначению. Некзиализм мог бы нам очень пригодиться.

Гросвенф обдумал его слова, после чего кивнул в знак согласия.

— Я буду у вас завтра утром. Хочу приготовить рекомендации для импозантного мистера Кента, исполняющего обязанности директора.

Мак-Кен кинул на него быстрый взгляд и нехотя спросил:

— Вы полагаете, что он ими не заинтересуется, не так ли?

Значит, остальные тоже заметили неприязнь к нему Кента.

— Что, по вашему, является основой популярности Кента, как лидера? — уточнил Эллиот.

После некоторых размышлений Мак-Кен ответил:

— Он человечен. У него есть приязни и неприязни. Он способен волноваться от происходящего. Он вспыльчив… Когда он делает ошибки, то пытается сделать вид, что так и надо. Он жаждет быть директором. После возвращения корабля на Землю, директора экспедиции ждет мировая известность. Во всех нас есть что-то от Кента. Он… э… он человек.

— Насколько я заметил, вы ничего не сказали о его способности к работе.

— Это не является жизненно важным вопросом. Он может получить совет у специалистов по любой проблеме, — Мак-Кен облизал губы. — Трудно выразить в словах притязательность Кента, но думаю, ученые постоянно опасаются ущемления своих потенциальных возможностей и поэтому хотят, чтобы впереди них находился человек эмоциональный, но в то же время такой, чья квалификация не вызывала бы сомнений.

Гросвенф качнул головой.

— Я не согласен с вами относительно того, что работа директора якобы не важна. Все зависит от личности и от ее умения использовать благоприятные возможности.

Мак-Кен внимательно выслушал Гросвенфа и через некоторое время произнес:

— Человеку, рассуждающему строго логично, подобно вам, всегда очень трудно понять влияние на людей подобных кентов. И в политике такие люди имеют мало шансов.

Гросвенф мрачно заявил:

— Побеждает не преданность научным методам. Дело в их прямоте. Средних знаний человек часто понимает, что тактика, используемая против него, лучше, чем лицо, которое ее использует, но не может решиться на контрудар, не ощущая себя при этом опороченным.

Мак-Кен нахмурился.

— Громко сказано! А у вас не бывает таких приступов малодушия?

Гросвенф молчал.

Мак-Кен настаивал:

— Предположим, вы решите, что Кента следует оттеснить. Что вы станете делать?

— В настоящий момент мой намерения вполне миролюбивы, — осторожно заметил Гросвенф и с удивлением увидел удовлетворенное выражение на лице Мак-Кена. Он с жаром пожал руку Гросвенфа.

— Рад слышать о том, что ваши намерения легальны, — искренне произнес Мак-Кен. — С тех пор, как я побывал на вашей лекции, я понял то, что никто другой еще не осознал: потенциально — вы самый опасный человек на этом корабле. Совокупность ваших знаний, подкрепленная решительностью и знанием цели, может быть куда большей бедой, чем любое нападение.

Придя в себя после мгновенного удивления, Гросвенф покачал головой.

— Невероятное предположение, — сказал он. — Одного человека слишком легко убить.

— Я заметил, — произнес Мак-Кен, — что вы не отрицаете того, что владеете знаниями.

Гросвенф протянул руку, прощаясь.

— Благодарю за ваше высокое мнение обо мне. Хотя оно значительно преувеличено, но психологически стимулирует.

Тридцать первая по счету звезда, на которой они побывали, была размером с Солнце, и почти такого же типа. На трех ее планетах была жизнь, похожая на жизнь соседних миров, которые они исследовали. Здесь раскинулись во все стороны джунгли, окутанные обильными испарениями и носились зеленые волны по первобытным морям.

«Космическая Гончая» пролетела сквозь газообразную оболочку из воздуха и водяных паров, а затем заскользила над поверхностью планеты, напоминая огромный металлический шар, заброшенный в фантастические края.

В геологической лаборатории Гросвенф наблюдал за приборами, отмечавшими природу почвы внизу. Это была сложная работа, требовавшая пристального внимания. Постоянный поток сверхзвуковых и коротковолновых сигналов должен был быть направлен в строго определенную ячейку соответствующего вычислительного устройства в точно определенный отрезок времени для сравнительного анализа. К стандартной, знакомой Мак-Кену технике, Гросвенф добавил некоторые усовершенствования, подсказанные методикой некзиализма, и в таблицах и в диаграммах оказалась отраженной удивительно точная картина внешней поверхности планеты.

Гросвенф сидел там уже целый час, глубоко погрузившись в процесс работы. Факты давали расхождение в деталях, но молекулярная структура, устройство и распределение различных элементов указывали на некое геологическое постоянство: ил, песчаник, глина, гранит, органические следы — возможные месторождения угля, силикаты в форме покрывающего скалы песка, вода…

Несколько стрелок на шкалах перед ним резко повернулись и застыли. Их реакция косвенно указывала на присутствие металлической руды в больших количествах, со следами углерода, молибдена…

Сталь! Гросвенф схватился за рычаги, которые ускоряли выдачу серии результатов. Зазвенел звонок, и тут же подошел Мак-Кен. Корабль остановился. А через минуту Мак-Кен уже докладывал Кенту:

— Да, директор, сталь, а не просто железо, — он не назвал имени Гросвенфа и продолжил: Мы установили нашу аппаратуру максимум на сто футов. Это может быть город, похороненный или скрытый в джунглях.

— Через несколько дней будет известно, — сказал Кент, будто все зависит только от него.

Корабль был осторожно посажен на планету, и через временное отверстие в защитном экране ученые спускали необходимое оборудование. Затем они установили гигантские экскаваторы, краны, подвижные контейнеры с дополнительными устройствами. Все было так тщательно отрепетировано, что уже через полчаса после того, как корабль начал разгружаться, он вновь взмыл в пространство.

Все работы по раскопкам проводились с дистанционным управлением. Рабочие раскопали землю на двести пятьдесят футов в глубину и на восемьдесят в ширину. Был обнаружен не город, под землей нашли древние развалины того, что раньше было городом.

Здания выглядели так, будто были раздавлены огромной тяжестью. Улицы располагались глубоко под землей. Камни домов рассыпались под рукою. Неожиданно рабочие наткнулись на груду костей. Был отдан приказ прекратить раскопки, и несколько спасательных шлюпок устремились сквозь мглистую атмосферу. Гросвенф вместе с Мак-Кеном и другими специалистами кинулись к этому месту, и вскоре, действительно, убедились, что перед ними разрозненные кости скелета.

— Нехорошие повреждения, — нахмурился Скит. — Но постараюсь его собрать. — Его умелые пальцы укладывали кости в определенном порядке. — Четыре ноги, — сообщил он. Поднеся к одной конечности флюороскоп, он буркнул: — Похоже на то, что он мертв уже лет двадцать пять.

Гросвенф отошел в сторону. Разбросанные повсюду останки могли раскрыть секрет исчезнувшей расы. Но вряд ли эти скелеты расскажут о тех, кто принес сюда смерть, кто уничтожил эту четырехногую расу. Хотя уже можно было догадаться, что перед учеными останки жертв, а не завоевателей и разрушителей.

Гросвенф подошел к Мак-Кену, который изучал почву, поднятую из-под стены древней улицы. Геолог повернулся к нему и сказал:

— Я думаю, нам станет кое-что ясно, когда мы сделаем стратиграфический анализ глубоких слоев.

Тут же рядом работала буровая команда. В течение нескольких часов, пока машины прокладывали себе путь среди камней и глины, Гросвенф был очень занят. Перед его глазами мелькали твердые комья земли или обломки камня. Некоторые из них он брал на исследование. Когда спасательные шлюпки направились к кораблю, Мак-Кен докладывал Кенту. Гросвенф видел все на экране коммуникатора.

— Директор, меня просили проверить, возможно ли, что джунгли на этой планете были созданы искусственно. Я думаю — так оно и было. Слои, залегающие ниже болота, похоже принадлежали более старой и менее примитивной планете. Трудно себе вообразить, что напластования джунглей могли быть сняты с какой-то отдаленной планеты и перенесены сюда, но очевидность указывает на то, что это вполне возможно.

— А как насчет самого города? — поинтересовался Кент. — Как он был разрушен?

— Мы проделали несколько вычислений и теперь можем утверждать, что причиной катастрофы было какое-то стихийное бедствие, принесшее сюда камни, глину, воду.

— Вы нашли хоть какие-нибудь данные, указывающие на время этой катастрофы?

— Мы располагаем небольшими геоморфологическими данными. В нескольких осмотренных нами местах новая поверхность образовала впадины на старой, указывая на то, что добавочный вес смял более мягкие участки. Произошла идентификация типа сдвига почвы, которая должна была прогнуться при подобных обстоятельствах. Мы получили несколько цифр и намереваемся запустить их в компьютер. Компетентный математик, — он имел в виду Гросвенфа, — сравнивая прямое давление веса вышележащих пород и промежутки времени, подсчитал, что разрушение произошло меньше, чем сто лет назад. Поскольку геология имеет дело с событиями тысяче - и миллионолетней давности, все, что могут сделать наши машины — это проверить вычисления людей. А это не даст нам более точных результатов.

Наступила пауза, после которой Кент сказал:

— Благодарю вас. Я чувствую, что вы и ваш штат проделали огромную работу. Еще один вопрос: не обнаружили ли вы в ваших вычислениях чего-нибудь такого, что могло бы послужить ключом к Определению природы интеллекта, который мог произвести подобные катаклизмические разрушения?

— Я не успел поговорить по этому поводу с помощниками, но мне кажется, это исключено.

«Хорошо, — подумал Гросвенф, — что Мак-Кен так осторожен в своих ответах. Для геолога обследование этой планеты — только начало поиска, и незачем говорить, что перед тобой враг, когда ты еще и следа его не видел».

Нельзя заранее делать выводы, тем более придавать их огласке. Ученый и сам помалкивал, хотя давно уже догадывался, какое страшное чудовище обитает в этой галактике. И смутно, но все-таки представлял себе, чем может обернуться встреча двух интеллектов. Неторопливо он обдумывал, что надо предпринять в будущем.

Перед ним не было вопроса — быть или не быть. Он знал, что в жизни есть ситуации, когда невозможен компромисс. Ему было совершенно ясно, что те, кто не видит проблемы в совокупности, те, кому открыта область одной или даже двух наук, не могут себе представить размеры опасности, которая нависла над вселенной.

Четко понимая природу предстоящей борьбы, он был убежден, что его тактика должна быть тщательно продумана и отступать нельзя, довольно соглашательства, он должен быть решителен. Слишком велика ставка.

Приготовившись к действиям, Гросвенф написал Кенту письмо:

«Исполняющему обязанности директора.

Административный отдел.

Исследовательский корабль

„Космическая Гончая“.

Дорогой мистер Кент! Я должен сделать важное сообщение главам отделов. Сообщение касается всех обитателей галактики. Я располагаю фактами, важность которых трудно преувеличить.

Не будете ли вы так любезны созвать совещание с тем, чтобы я мог изложить свои выводы?

Искренне ваш Эллиот Гросвенф»

Он думал о том, как прореагирует Кент, услыхав его неопровержимые доказательства. Ожидая ответа он перенес кое-какие личные вещи из своей каюты в некзиалистский отдел. Это было последним звеном его плана защиты, который включал в себя возможность осады.

Ответ пришел на следующее утро.

«Дорогой мистер Гросвенф! Я связался с мистером Кентом вчера днем по поводу вашего меморандума. Он предложил вам сделать закрытый доклад по форме А-16-4 и выразил удивление по поводу того, что вы не обратились к нему лично. Мы получаем разные предположения и версии по интересующему вас вопросу. Ваша версия будет изучена наряду с другими.

Будьте любезны, как можно скорее прислать тщательно заполненный образец формы А-16-4.

Искренне ваш, Джон Фонрем за мистера Кента».

Гросвенф мрачно прочел ответ. Кент вынужден был отвечать вежливо. Научный этикет обязывал. Хотя, видимо, резервуар ненависти уже кипел в этом человеке. Если Корита прав, то кризис приближается. Это был «зимний» период настоящей человеческой цивилизации, и вся культура могла разбиться вдребезги под действием вспышек эгоизма отдельных индивидуумов.

Хотя Гросвенф и не намеревался предлагать фактическую информацию, он решил заполнить присланную ему секретную форму. Составив перечень фактов, он не стал ни рассматривать их, ни предлагать решение. В графе «Рекомендации» он написал:

«Заключение будет понятно каждому, обладающему необходимой квалификацией человеку».

Это был вызов. Он откровенно не хотел раскрывать тему своего выступления. Его наблюдений и выводов ждали на борту «Космической Гончей». О них говорили, и все эти данные давно должны были лежать на столе Кента. Но их там не было.

Гросвенф сам отнес форму. Он не ожидал немедленного ответа, но все же остался в своем отделе. Даже еду ему присылали туда. Прошло два двадцатичасовых периода, прежде чем он получил записку Кента.

«Дорогой мистер Гросвенф! Рассмотрев форму А-16-4, которую вы предоставили на рассмотрение совета, я отметил, что вы не указали своих рекомендаций… Поскольку мы получили другие рекомендации по этому вопросу и намерены соединить лучшие черты каждой, создав обширный план, мы были бы признательны вам за передачу детальных рекомендаций.

Будете ли вы так добры уделить этому вопросу решительное внимание?

Грегори Кент. Исполняющий обязанности директора».

Гросвенф воспринял личную подпись Кента, как прямой намек на то, что скоро он начнет действовать.

Он принял лекарства, которые вызывали недомогание, напоминающее грипп. В ожидании реакции организма, он написал Кенту еще одно послание, на этот раз о том, что он болен, и, к сожалению, не может подготовить рекомендации, в которых давно возникла необходимость, поскольку они должны были включать в себя значительное количество весомых доказательств, опирающихся на факты. Он написал также о том, что он считает разумным немедленно начать предварительную пропаганду среди членов экспедиции о необходимости провести в пространстве пять добавочных лет. Опустив письмо в почтовый желоб, Гросвенф позвонил в офис доктора Эгерта. Все произошло даже быстрее, чем рассчитывал Эллиот. Через десять минут вошел доктор Эгерт и поставил на пол свой чемоданчик. Когда он выпрямился, в коридоре зазвучали шаги. Несколькими секундами позже появился Кент с двумя крепкими работниками химического отдела.

— Хэлло, Грег, — произнес он своим звучным голосом и посмотрел на Гросвенфа. — Итак, нам известно, что у вас появились переносящие вирус насекомые, друг мой. Забавно! Какое бы внимание вы не оказывали защите корабля при этих приземлениях, некоторые бактерии все же проникают внутрь. Я забираю вас в изолятор.

— Я предпочитаю остаться здесь.

Доктор Эгерт нахмурился и пожал плечами.

— Что ж, заболевание у вас не серьезное, — он собрал свои инструменты. — Я пришлю присматривать за вами своего служащего. Нельзя рисковать, когда дело имеешь с бациллами, которые на земле неизвестны.

Кент хмыкнул. Гросвенф, поглядывающий на него с нарочитым смущением, при этих словах поднял на него вопросительный взгляд.

— А в чем, собственно, дело, доктор? — раздраженно проговорил Кент.

— Сейчас я не могу этого точно сказать. Посмотрим, что дадут лабораторные исследования, — он нахмурился. — Я взял пробы почти с каждой части его тела. Пока все симптомы указывают на лихорадку и жидкость в легких. Боюсь, что сегодня я не могу позволить вам беседовать с ним, Грег. Опасаюсь, что его заболевание может быть весьма серьезным.

Кент резко заявил:

— Придется позволить. Мистер Гросвенф владеет ценной информацией и… — он говорил подчеркнуто строго, — … я уверен, он еще достаточно силен, чтобы сообщить ее нам.

Доктор Эгерт взглянул на Гросвенфа и осведомился:

— Как вы себя чувствуете?

— Я еще могу говорить, — слабым голосом прошептал Гросвенф.

Его лицо пылало, глаза болели. Он все верно рассчитал. Он знал, что если он не сможет пойти к исполняющему обязанности директора и причина будет достаточно серьезной, исполняющий сам к нему придет. Так оно и получилось.

Другая причина, заставившая его заболеть, заключалась в том, что он не хотел идти на совещание ученых, которое собирал Кент. Здесь, в своем отделе, и только здесь, он мог защитить себя от враждебных действий.

Доктор взглянул на часы.

— Прошу вас, — обратился он к Кенту, а косвенно и к Гросвенфу. — Я пришлю санитара. Разговор должен закончиться к тому времени, как он придет, договорились?

— Прекрасно! — с фальшивой сердечностью ответил Кент.

Гросвенф молча кивнул.

Уже от двери доктор Эгерт еще раз напомнил:

— Мистер Рондер будет тут примерно через двадцать минут.

Когда он ушел, Кент медленно опустился в кресло и взглянул на Гросвенфа. Он долго молчал, потом произнес намеренно холодно, выразив этим свое отношение к собеседнику:

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Почему вы не предоставляете нам информацию, которой владеете?

— Мистер Кент, вы действительно удивлены?

Снова воцарилось молчание. Гросвенфу казалось, что Кент очень сердит и лишь с большим трудом сдерживает себя. Наконец, он прервал молчание и проговорил низким, напряженным голосом:

— Я — директор экспедиции. Я требую, чтобы вы немедленно выдали свои рекомендации.

Гросвенф медленно покачал головой. Внезапно он ощутил жар и тяжесть.

— Я не знаю, что… собственно на это ответить. Ваши действия, мистер Кент, предсказуемы. Видите ли, я ожидал, что вы обойдетесь с моими письмами именно так, как вы это сделали. Я ожидал от вас, что вы придете сюда с… — он обвел глазами двух помощников Кента, — … парой герольдов. При создавшихся обстоятельствах я думаю, что имею право настаивать на совещании глав отделов с тем, чтобы лично сообщить им свои рекомендации…

Будь у него время, он бы выставил руку и защитил себя. Слишком поздно он увидел, что Кент разъярен более, чем он это подозревал.

— Ловко, а? — в ярости бросил химик.

Его рука поднялась. Раскрытой ладонью он ударил Гросвенфа по лицу и снова заговорил сквозь сжатые зубы:

— Так вы больны, да? Люди со странными болезнями иногда оказываются не в своем уме и за ними требуется строгий надзор, потому что в состоянии помешательства они способны напасть на любимых друзей.

Гросвенф уставился на него затуманенным взглядом. Он поднес руку к лицу. Из-за лихорадки и слабости он слабо соображал. С некоторым трудом он сунул в рот таблетку противоядия. При этом он делал вид, будто держится за щеку в том месте, по которому его ударил Кент. Проглотив таблетку, он произнес дрожащим голосом:

— Пусть так, моя психика не в порядке, так что?

Если Кент и был удивлен его реакцией, то не выразил это словами. Он коротко спросил:

— Чего вы собственно добиваетесь?

Несколько мгновений Гросвенф боролся с тошнотой. Когда это чувство прошло, он ответил:

— Я хочу, чтобы вы подготовили всех к тому, что членам экипажа, ученым и рабочим необходимо сознательно принять решение о продолжении экспедиции еще на пять лет. Мы не можем бежать, встретившись с враждебным интеллектом. Вот пока все. Когда вы сделаете это, я расскажу вам то, что вы пожелаете узнать.

Он почувствовал улучшение — противоядие начало действовать. Лихорадка прошла. Он был доволен собой, он высказался. Его план двигался в нужном направлении. На любой стадии Кент, или позже вся группа, могли принять его предложение, и это было бы концом его стратегической борьбы.

Кент дважды разжал губы, как будто намереваясь заговорить, и каждый раз снова закрывал рот. Наконец, он произнес с глубоким изумлением:

— Это все, что вы хотите пока предложить?

Палец Гросвенфа лежал под одеялом, на кнопке, вделанной в боковую часть его кровати, готовый нажать на нее.

— Клянусь, вы получите то, что хотите!

Кент резко возразил:

— Об этом не может быть и речи. Я не могу позволить себе подобного безумия. Люди не вынесут и одного добавочного года.

— Ваш приход ко мне говорит о том, что вы не считаете мое решение безумным.

Кент напряг кулаки, потом разжал их.

— Это невозможно! Как я мог бы объяснить такое главам отделов и их помощникам?

Наблюдая за этим маленьким человеком, Гросвенф понял, что кризис близок.

— Вам не придется им это объяснять. Все, что вам придется сделать, это дать информацию.

Один из его герольдов, наблюдавший за лицом Кента, заговорил:

— Послушайте, шеф, этот человек, кажется, не понимает, что разговаривает с директором. Как насчет того, чтобы ему это объяснили?

Кент, собиравшийся сказать что-то еще, осекся. Он отступил, облизывая губы и злобно кивнул.

— Вы правы, Бродер. Я не понимаю, зачем вообще я ввязался в этот спор. Подождите минутку, я закрою дверь, а потом…

Гросвенф угрожающе предостерег Кента:

— На вашем месте я бы не стал ее запирать. Я подниму по тревоге весь корабль.

Кент, уже дотянувшийся до двери, остановился и оглянулся. На его физиономии застыла жестокая ухмылка.

— Так, так, так… — злобно ощерил он длинные зубы. — Мы доберемся до вас и при открытых дверях. Начинайте разговор, мой друг…

Двое служащих шагнули вперед.

— Бродер, вы слышали когда-нибудь о репферальном электростатическом заряде? — спросил Эллиот. Верзилы остановились, а он продолжил: — Только дотроньтесь до меня, и сразу увидите. Ваши руки покроются волдырями, а лицо…

Оба помощника выпрямились и отшатнулись. Блондин Бродер тревожно взглянул на Кента, который сердито сказал:

— Количество находящегося в человеческом теле электричества не убьет и мухи!

Гросвенф покачал головой.

— Вы, мистер Кент, кажется, немного не в себе. Электричество не в моем теле, но оно будет в вашем, если вы дотронетесь до меня.

Кент вытащил вибратор и подчеркнуто стал его настраивать.

— Назад! — скомандовал он помощникам. — Я хочу дать ему порцию в одну десятую секунды. От этого он не лишится сознания, но все молекулы его тела придут в движение.

Гросвенф, спокойно улыбаясь, предупредил:

— Я его не получу, Кент, в этом вы ошибаетесь.

Тот либо не слышал его, либо был слишком зол, чтобы обращать внимание на его предупреждение. В глаза Гросвенфу ударил блеск вспышки. Послышалось шипение, треск и крик Кента. Вспышка исчезла, и Гросвенф увидел, как Кент пытается отбросить оружие, но оно не хочет отлипать от его руки. В конце концов, вибратор упал на пол с металлическим лязгом. Опушенный Кент стоял, вцепившись в поврежденную руку.

Гросвенф осведомился:

— Почему вы не послушались? Эти странные экраны содержат высокий энергетический потенциал, а поскольку вибратор ионизировал воздух, вы получили электрический удар, который уничтожил энергию вашего заряда прямо в стволе. Надеюсь, вы не слишком обожглись?

Кент взял себя в руки. Он был бледен, напряжен, но спокоен.

— Это дорого вам обойдется, — зловеще прошипел он. — Когда все узнают о том, что один человек пытался силой заставить их… — Он оборвал себя и нетерпеливо махнул помощникам. Идемте, мы и так потеряли здесь много времени.

Через десять минут после них пришел Рондер. Гросвенфу пришлось несколько раз терпеливо объяснять, что он уже не болен. Еще более долгам было объяснение с доктором Эгертом, которого вызвал санитар. Гросвенфа не беспокоило возможное разоблачение. Для того, чтобы обнаружить принятый им наркотик, нужно было тщательно обследовать его. В конце концов, они оставили Гросвенфа в покое, приказав не выходить из отдела не меньше суток. Гросвенф уверил их в том, что будет следовать советам, — и он действительно намеревался сидеть на месте. Во время предстоящих тяжелых дней, некзиальный отдел должен был стать его крепостью. Он не знал в точности, что могло быть против него использовано, но был готов ко всему.

Примерно через час после ухода доктора в металлическом почтовом желобе послышалось звяканье. Это было извещение от Кента о созыве совещания согласно просьбе Эллиота Гросвенфа. Послание заканчивалось таким образом:

«Дорогой мистер Гросвенф. Ввиду вашей болезни я попросил штат мистера Гурлея о том, чтобы он связал ваш коммуникатор с контрольным пунктом, так что вы можете решать вопросы и присутствовать, не сходя с кровати. В других отношениях встреча сохранит все привилегии секретности».

В назначенный час Эллиот настроился на контрольный пункт. Когда появилось изображение, он обнаружил, что все помещение видно ему как на ладони, и что передающий экран — это большой коммуникатор, находящийся над массивным контрольным щитом. Его лицо на экране занимало десять футов, и он сразу же не преминул обыграть это.

— Да, — пробормотал Гросвенф, — впервые изображение делает мое присутствие на совете столь заметным.

Он осмотрел зал. Большая часть глав отделов уже заняла свои места. Как раз под экраном Кент разговаривал с капитаном Личем. Вероятно, это был конец разговора, потому что он посмотрел на Гросвенфа, криво улыбнулся и повернулся к небольшой аудитории. Гросвенф заметил повязку на левой руке Кента.

— Джентльмены, — начал совещание Кент. — Без предварительного вступления я хочу сразу передать слово мистеру Гросвенфу. — Он снова взглянул на экран коммуникатора и на его физиономии появилась все та же свирепая улыбка. — Мистер Гросвенф, вам слою.

— Джентльмены, около недели назад я получил достаточно сведений для того, чтобы утверждать, что наш корабль подвергается воздействию со стороны чужого интеллекта, принадлежащего этой галактике. Это может звучать чересчур громко, но это всего лишь горький факт, который я могу предложить вам в своей интерпретации на основе доступных мне средств. Я не могу доказать никому из присутствующих, что такие существа действительно есть. Некоторые из вас согласятся с моими доводами, другие, не имеющие знаний в специальных областях, решат, что мое заключение голословно. Я изучил проблему, но устал думать о том, как убедить вас, что мое решение — это единственный шанс спастись. Я не стану вас уговаривать, пусть это сделает мое сообщение об экспериментах, которые я проделал.

Он не стал рассказывать, на что пошел, чтобы его сейчас вообще выслушали. Несмотря на все случившееся, он не хотел показывать свою враждебность к Кенту более, чем это было необходимо.

— Теперь я хочу связаться с мистером Гурлеем, — продолжил он. — Я уверен, что вы не будете слишком удивлены, когда я скажу вам, что речь идет об автоматическом устройстве С-9. Я бы хотел знать, сообщили ли вы об этом устройстве своим коллегам?

Начальник отдела связи взглянул на Кента, который небрежно кивнул.

— Невозможно сказать точно, когда С-9 вступит в действие. Тем, кто о нем не слышал, сообщаю, что С-9 является малым экраном, который автоматически вводится в действие, когда пыль в окружающем пространстве достигает плотности, опасной для движения корабля. Притом, чем выше скорость, тем больше плотность пыли, независимо от ее объема. Хочу еще добавить — незадолго до того, как ящеры возникли в контрольном пункте, ученые моего отдела определили, что количества активной пыли космоса достаточно, чтобы ввести в действие С-9.— Гурлей откинулся на спинку кресла и буркнул: — У меня все!

— Мистер Ван Гроссен, — спросил Гросвенф, — что можете сказать вы о пыли этой галактики?

Тучный Ван Гроссен выпрямился, сидя на стуле, и, не вставая, произнес:

— Ничего такого, что мы могли бы рассматривать как удивительное или необычное. Она несколько плотнее, чем в нашей собственной галактике. Мы собрали небольшое количество пыли на ионизированных пластинках и сняли осадок. Вещество оказалось довольно простым: в нем присутствуют несколько обычных элементов и есть следы многих известных соединений, которые могли бы быть найденными в момент конденсации, а также небольшое количество свободного газа, главным образом водорода. Все, что мы получили, очень мало похоже на пыль в том виде, в каком она пребывает обычно в пространстве. Но мы никогда не узнаем, какова природа ее возникновения. Ясно, что процесс этот требует огромных изменений на молекулярном уровне. Мы можем лишь догадываться о том, как она функционирует в пространстве. — Физик беспомощно развел руками. — Это все, что я могу пока сообщить.

Гросвенф не стал упускать инициативу и продолжил:

— Я мог бы еще спрашивать глав различных отделов о том, что им удалось узнать. Но я уверен, что могу суммировать изложенные и не изложенные открытия, не будучи к кому-либо несправедливым. И отдел мистера Скита, и отдел мистера Кента занимаются почти той же проблемой, что и мистер Ван Гроссен. Я уверен, что мистер Скит различными способами насытил атмосферу клетки пылью. Животные, которых он запускал в клетку, вели себя нормально, не выказывали признаков какого-либо заболевания. И тогда ученый провел испытание на себе. Мистер Скит, можете ли вы к этому что-нибудь добавить?

Скит качнул головой.

— Даже если пыль является особой формой жизни, то вы мне этого доказать не сможете. Я допускаю, что в самый тесный контакт с этим веществом мы вошли в тот момент, когда сели в спасательную шлюпку. Открыли двери, потом закрыли их, впустив воздух в шлюпку. В химическом составе воздуха возникли небольшие изменения. Ну и что? Ничего особенного не произошло.

— Достаточно для фактических данных. Я тоже проделал эксперимент. Вывел спасательную шлюпку и впустил в нее пыль из пространства через открытые двери. Вот чем я интересовался… Если это живое существо, то чем оно питается? Впустив воздух, я сделал его анализ. Затем я убил несколько небольших животных и вновь сделал анализ атмосферы. Я послал образцы первой и второй пробы мистеру Кенту, мистеру Скиту и мистеру Ван Гроссену. Наблюдалось несколько сиюминутных химических изменений. Дело могло заключаться в аналитической ошибке. Но мне бы хотелось попросить мистера Ван Гроссена рассказать вам, что он обнаружил.

Ван Гроссен мигнул и выпрямился.

— Разве это доказательство? — спросил он с удивлением. Потом он развернулся на сидении и оглядел, нахмурившись, своих коллег. — Я не вижу и не придаю этому особою значения, но молекулы воздуха в пробе под номером «2» несут в себе более высокий электрический заряд.

Это был решающий момент. Гросвенф видел, что ответа ждут от него, однако не торопился. Люди были озадачены. Наконец, один из них проговорил:

— Я полагаю, от нас ожидают, что мы придем к заключению, что имеем дело с туманно-пылевой формой жизни и разума. Для меня это слишком. Подобного мне не переварить.

Гросвенф ничего не сказал. Умственное усилие, которого он от них ожидал, оказалось таким несостоятельным. Чувство разочарования крепло.

Он решил сделать следующий шаг.

— Давайте, давайте, мистер Гросвенф! — резко сказал Кент. — Объясняйтесь, может мы и переменим свое отношение к вам.

Гросвенф неохотно начал:

— Джентльмены, меня чрезвычайно беспокоит ваша неспособность рассуждать здраво. Я в затруднительном положении. Только что вы услышали, что рассеянная туманность — это враждебный нам интеллект. Я описал вам эксперимент, который провел. Несомненно, многое еще не ясно. Имеются противоречия. И все же, если я прав, а я убежден в этом, отказ от продуманных мною действий приведет к гибели человеческой расы и всей остальной жизни во Вселенной. Вот ведь в чем сложность. Если я рассказываю вам обо всем, значит делаю и вас ответственными за все, что случится с нашей цивилизацией завтра. Решать будет большинство, и насколько я это себе представляю, решение не дает никакой возможности избежать то, что должно произойти.

Он замолчал, давая собравшимся возможность обдумать сказанное.

В зале хмурились, переглядывались.

— Подождите, — проговорил Кент, — мне уже приходилось стучаться в непробиваемую стену эгоизма этого человека.

Это был первый выпад директора на этом совещании. Гросвенф бросил на Кента быстрый взгляд и, отвернувшись от него, продолжил:

— Мне, джентльмены, выпал трудный жребий. Я должен проинформировать вас о том, что при сложившихся безумных обстоятельствах, рассматриваемая нами проблема перестает быть научной и становится политической. Учитывая это, я должен настаивать на принятии моего решения. В чем его суть? В том, что мы должны понять сами и объяснить другим, что «Космической Гончей» никак нельзя сейчас возвращаться домой. За нами потянется длинный хвост враждебной нам высокоорганизованной жизни. Мы таким образом предадим человечество. Не менее пяти лет понадобится нам пробыть здесь, чтобы подчинить себе врага или погибнуть, но не стать проводниками всеобщей гибели. Опасность, насколько я ее вижу, является такой всеобъемлющей, что любая происшедшая между нами стычка, даже самая мелкая, была бы роковой, если учитывать время, на которое мы отдалимся от решения проблемы. — Он коротко изложил им, в чем заключается опасность. Потом, не обращая внимания на их реакцию, он обрисовал свой метод борьбы таким, каким его видел. — Прежде всего нам придется найти планеты, содержащие железо, и наладить производство автоматических торпед. Затем, как я себе представляю, нам придется затратить около года, бороздя галактику наугад и наугад посылая в его глубины торпеды. Когда мы создадим в этом космосе невыносимые условия для их существования, мы улетим, предложив им следовать за нами как раз тогда, когда у них не останется другого выхода, кроме как следовать за нашим кораблем, надеясь, что мы приведем их к другому источнику существования. Большую часть времени мы проведем в полете, стараясь как можно дальше отвести их от нашей галактики. Итак, джентльмены, теперь вы все знаете. Но по вашим лицам я вижу — реакция будет различной.

Эллиот замолчал. Наступила гнетущая тишина, потом один из ученых проронил:

— Пять лет…

Это был почти вздох, и он подействовал, как сигнал. Всех охватила тревога.

Гросвенф напомнил:

— Земных лет!

Он умышленно подчеркивал это обстоятельство. Он намеренно выбрал время, которое в сравнении со звездным тянется не так долго. Это было психологическое давление. Приспособившись к длинному дню, люди забывали, что на самом деле проходило гораздо больше времени согласно их прежнему восприятию.

Сказав это, он рассчитывал, что люди ощутят облегчение, вспомнив, что время, о котором он говорил, укладывается на самом деле в три звездных года.

— У кого будут замечания? — осведомился Кент.

— Я не могу согласиться с анализом мистера Гросвенфа, — с горечью сказал Ван Гроссен. — Я питаю к нему огромное уважение и не забываю его прошлых заслуг. Но он просит нас принять на веру то, что мы могли бы понять, если бы у него действительно были неоспоримые доказательства. Я отклоняю положение о том, что лишь некзиалист играет важную роль в интеграции науки, что лишь индивидуальное обучение его методам может нести в себе надежду на более глубокое проникновение в природу.

— Неужели вы можете отрицать, и притом весьма агрессивно, то, что никогда не побеспокоились изучить!? — возмутился Гросвенф.

— Возможно и не сумею и не захочу суметь, — пожал плечами Ван Гроссен.

— Насколько я понял, — вступил в дискуссию Зеллер, — суть сказанного состоит в том, что мы должны потратить много лет и усилий, причем ни разу не получим твердого доказательства, а будем довольствоваться неопределенными свидетельствами того, что план срабатывает.

После некоторых колебаний Гросвенф решил, что другого выхода нет, и решил перейти в лобовую атаку. Предмет дискуссии был слишком важным. Он не мог считаться с их чувствами.

Он негромко, но твердо заявил:

— Я узнаю, а если кто-нибудь из вас придет в некзиальный отдел и выучится кое-чему из нашей технологии, то и он поймет, когда придет время.

— Мистер Гросвенф всегда твердит одно и то же, — мрачно сказал Скит. — Он постоянно предлагает нам учиться, чтобы мы могли достичь его уровня.

— Есть еще замечания? — это опять был Кент. Его голос звучал торжественно, он чувствовал триумф и не хотел скрывать свои чувства.

Кое-кто и рад был бы выступить, да не решался.

Кент торжествующе продолжал:

— Чем зря терять время, нам, я думаю, следовало бы проголосовать по поводу сообщения мистера Гросвенфа. Я думаю, что в основном, все мы испытываем одинаковые чувства.

Он медленно пошел между рядами. Гросвенф не мог видеть его лица, но по реакции зала можно было догадаться, что изображало лицо директора.

— Давайте приступим к голосованию, — настаивал Кент. — Прошу поднять руки всех, кто одобряет методы мистера Гросвенфа, ведущие за собой пять дополнительных лет в космосе.

Ни одной руки не поднялось вверх.

Кто-то проворчал:

— Может быть надо было сначала обдумать, а потом обсуждать все это.

Кент не стал спешить с ответом, и после некоторых размышлений сказал:

— Нам нужно получить сиюминутный ответ. Для всех важно знать, что думают главы отделов корабля. Теперь поднимите руки те, кто твердо против.

Все, кроме троих, подняли руки. Гросвенф разглядел, что это были Корита, Мак-Кен и Ван Гроссен. И тут же обнаружил, что капитан Лич, стоявший возле Кориты, тоже воздержался.

Гросвенф обратился к капитану:

— Капитан Лич, сейчас как раз тот момент, когда вы, опираясь на конституционные права, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.

— Мистер Гросвенф, — медленно ответил Лич, — это было бы возможно, если бы враг был конкретен. При существующем же положении дел я могу действовать только руководствуясь советом ученых специалистов.

— Такой специалист на корабле только один, — холодно проронил Гросвенф. — Остальные лишь любители, барахтающиеся на поверхности фактов.

Замечание, казалось, ошеломило большинство присутствующих. Несколько человек заговорили одновременно, но сразу же осеклись и зло посмотрели на Эллиота.

Наконец капитан спокойно произнес:

— Мистер Гросвенф, я не могу согласиться с вашим голословным утверждением.

— Что ж, джентльмены, наконец-то мы знаем истинное мнение о нас мистера Гросвенфа, — язвительно заметил Кент.

Самого его, казалось, фраза Гросвенфа ничем не затронула. Все его поведение было проникнуто иронической насмешкой. Он забыл, что в функции исполняющего обязанности директора входит поддержание атмосферы вежливости и доброжелательности.

Очень рассердился словам Эллиота Мердер, глава отдела ботаники.

— Мистер Кент, я не понимаю, как вы можете оставлять без внимания подобное наглое заявление?

— Вот это верно, — поддержал ботаника Гросвенф. — Боритесь за свои права. Вся Вселенная подвергается смертельной опасности, но для вас главное — поддержать свое достоинство.

Первый раз с тревогой в голосе заговорил Мак-Кен:

— Корита, если может существовать форма жизни, подобная той, которую описал Гросвенф, то как это смыкается с цикличностью истории?

Археолог печально покачал головой.

— Боюсь, что очень незначительно. Примитивную форму жизни мы можем принимать без доказательств. Свидетельства цикличности истории проявляются больше на нашем корабле, а не за его пределами. Я вижу их в удовольствии нанести поражение человеку, который заставляет нас думать, тревожиться тому, что многие из нас невежественны. Но вижу их и во внезапно развившейся эгомании этого человека, — он с упреком посмотрел на Гросвенфа. — Мистер Гросвенф, заявление, сделанное вами, глубоко меня разочаровало.

— Мистер Корита, — мрачно заявил Гросвенф. — Если бы я выбрал для себя другую линию поведения, то уверяю вас, я был бы лишен привилегии выступать перед этими высокочтимыми джентльменами, многими из которых я восхищаюсь, как выдающимися учеными.

— У верен в том, — сказал Корита, — что члены экспедиции сделали бы все необходимое, невзирая на трудности, если была бы в этом нужда.

— В это трудно поверить, — возразил Гросвенф. — Я чувствую, что многие из них думают, что мой план потребует пятя добавочных лет, проведенных в пространстве. Я настаиваю на том, что это жестокая необходимость, и уверяю вас — выбора нет! По правде говоря, я ожидал, что будет так, как произошло и готовился к этому. — Теперь он обращался ко всем. — Джентльмены, вы вынудили меня на действия, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем могу это выразить словами. Выслушайте меня внимательно. Это мой ультиматум!

— Ультиматум!? — это спросил Кент, с лица которого, уже празднующего победу, сошла улыбка.

Гросвенф не обратил на него никакого внимания.

— Если к десяти часам завтрашнего дня мой план не будет одобрен, я захвачу корабль. Каждый, находящийся на корабле, будет делать то, что я ему прикажу, нравится ему это или нет. Я, естественно, ожидаю, что находящиеся на борту ученые приложат все свои знания к тому, чтобы предотвратить мою попытку захвата корабля. Тем не менее, сопротивление будет бесполезно.

Начавшийся вслед за этими словами пустопорожний ропот все еще продолжался, когда Гросвенф прервал связь между своим коммуникатором и контрольным пунктом…

Прошел час после окончания совещания. Мак-Кен вызвал по коммуникатору Гросвенфа.

— Я бы хотел зайти, — сказал геолог.

— Давайте, — весело отозвался Гросвенф.

Лицо Мак-Кена было озадачено.

— Я уверен, что у вас в коридоре ловушка.

— Ну… называйте ее так, — согласился Гросвенф. — Однако вам вреда она не причинит.

— Вы так просто впускаете к себе? А что, если я хочу прикончить вас?

— Здесь, в моей резиденции, — заявил Гросвенф твердо, — вы не смогли бы убить меня даже дубинкой.

— Хорошо. Я иду! — и прервал связь.

Вероятно, он находился совсем рядом, так как прошло не больше минуты, и спрятанный в коридоре детектор возвестил о его приближении. И тут же голова и плечи Мак-Кена показались на экране коммуникатора. Реле замкнулось в необходимом положении.

Поскольку это была часть процесса автоматической защиты, Гросвенф прервал его действие вручную.

Через несколько секунд в открытую дверь вошел Мак-Кен. Он потоптался у порога и шагнул вперед.

— Я волнуюсь, — заявил он. — Несмотря на ваше уверение, у меня было такое чувство, будто на меня направлены батареи орудий, — он внимательно посмотрел на Гросвенфа. — Вы каким-то образом влияете на психику. Вы запугиваете?

— Я и сам обеспокоен. Док, вы потрясли меня своей прямотой. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.

У Мак-Кена был озадаченный вид.

— Но это не так… Если ваши приборы показали что-нибудь подобное… — он замолчал, снял пиджак и стал шарить по одежде. Его лицо побледнело, когда он вытащил тонкий серый предмет двухдюймовой длины. — Первый раз вижу. Что это такое? — совсем растерялся он.

— Устойчивый сплав плутония.

— Радиоактивный?

— Нет, нет, вовсе не радиоактивный. Но он может быть превращен в радиоактивный газ лучом трасмиттера высокой частоты. От него и у меня и у вас были бы радиоактивные ожоги.

— Грос, я клянусь, что ничего об этом не знал!

— Вы говорили кому-нибудь о том, что собираетесь ко мне?

— Естественно… Вся эта часть корабля блокирована.

— Иными словами, вам пришлось просить разрешение?

— Да, у Кента.

— Я хочу, чтобы вы как следует подумали о случившемся. Было ли во время разговора с Кентом вам жарко?

— Э… э… да. У меня было такое чувство, что я вот-вот задохнусь.

— Сколько это длилось?

— Секунду или чуть больше.

— Это означает, что вы были без сознания десять минут. Выходит, эта сволочь воздействовала на вас наркотиком. Возможно, я смогу узнать, какую точно дозу вы получили. Нужен анализ крови.

— Я не возражаю, если вы его сделаете. Это означает…

Гросвенф кивнул.

— Это означает только то, что вы были в состоянии опьянения, но не докажет, что вы пошли на него непреднамеренно.

— Для меня гораздо убедительнее здравый смысл — ни один человек, если он не сумасшедший, не позволит, чтобы в его присутствии был испарен сплав Руа-72. Согласно моему автоматическому аннулирователю, они уже целую минуту пытаются его разжижить.

Мак-Кен мгновенно побелел.

— Грос, я прекращаю всякие отношения с этим хищником. Я не поддерживал вас и был готов рассказать ему о нашем разговоре. Но я честно хотел предупредить вас, что сделаю это.

Гросвенф добродушно улыбнулся.

— Все в порядке, док. Я вам верю. Садитесь.

— А что с этим? — Мак-Кен протянул ему «бомбу».

Гросвенф взял ее и понес к непроницаемому сейфу для радиоактивных материалов, который стоял в его отделе. Вернувшись, он сел и сказал:

— Думаю, на нас, попытаются напасть. Единственный для Кента способ доказать свою непричастность к убийству — это броситься спасать нас, когда мы будем погибать от радиоактивных ожогов. Мы можем вести наблюдение с помощью этого экрана.

Прежде всего нападение было отмечено несколькими электронными детекторами и электронным газом. На приборном щитке заиграли слабые световые сигналы, зазвенел звонок. Потом на большом экране, находящемся над аппаратурой, появились сами нападающие. Около дюжины мужчин в скафандрах шли к отделу Гросвенфа по коридору. Эллиот узнал Ван Гроссена и двух его помощников из физического отдела, четырех химиков, двое из которых были из биохимического сектора, троих специалистов из отдела Гурлея и двух офицеров.

Трое солдат тащили передвижной вибратор и тепловую пушку с диспенсор-бомбой.

— Отсюда есть еще какой-нибудь выход? — с тревогой осведомился Мак-Кен.

Гросвенф кивнул.

— Он тоже охраняется.

— А что под полом и наверху, над потолком?

— Наверху цейхгауз, внизу кинозал. Оба помещения находятся под контролем.

Они помолчали. Потом, когда люди остановились в коридоре, Мак-Кен заговорил вновь:

— Я удивлен, что с ними Ван Гроссен. Я считал, что он ваш союзник.

— Я обидел его, назвав их всех любителями. Он хочет убедиться, каковы мои возможности.

Нападающие остановились посоветоваться. Гросвенф спросил Мак-Кена:

— А что, собственно, привело вас ко мне?

Мак-Кен отвечал, не отрываясь от экрана:

— Я хотел, чтобы вы знали, что вы не один. Кроме того, несколько человек просили меня передать вам, что они с вами, — он помолчал, потом продолжил. — Не стоит об этом сейчас, пока все это происходит. У нас еще будет достаточно времени поговорить.

— Сейчас такое же подходящее время, как любое другое.

Мак-Кен, казалось, не слышал.

— Не понимаю, как вы собираетесь их остановить? — забеспокоился он. — Их безобидное оружие запросто уничтожит стены вашего отдела.

Гросвенф ничего не ответил. Мак-Кен продолжал:

— Буду с вами откровенен. Мое положение сейчас двойственно. Я чувствую, что вы правы. Но ваши действия мне кажутся не очень нравственны, — он на какое-то время перестал наблюдать за экраном.

Есть только одно действие, приемлемое для меня, и оно состоит в том, чтобы прокатить на выборах Кента. Поскольку он всего лишь исполняющий обязанности директора и директором никогда выбран не был. Дайте мне месяц, и я устрою так, чтобы директором выбран был действительно серьезный ученый.

— Почему же вы не пошли по этому пути?

— Потому что, — ответил Гросвенф, — я боюсь. Я боюсь, потому что знаю, что жизнь, притаившаяся за пределами нашего корабля, истощена до предела. А это означает, что в любой момент она может попытаться захватить другую галактику, и этой галактикой вполне вероятно окажется наша. Мы не можем ждать месяц.

— И все же, — нахмурился Мак-Кен, — вы настаиваете на том, чтобы мы целый год летели в пределах этой галактики, вырываясь из нее.

— Вы когда-нибудь пытались отобрать еду у хищника? Он ведь будет пытаться удержать ее, не так ли? Моя идея основана на том, что за нами будут гнаться, думая, что мы удираем, и гнаться до тех пор, пока хватит сил.

— Ваша идея не понравится большинству, — кивнул Мак-Кен. — Если вы ее изложите, лично вас никогда не выберут директором. Вам нужно с этим смириться.

Гросвенф покачал головой.

— Я бы сумел победить на выборах, если бы захотел. Вы можете не поверить, но то, что люди, подверженные влиянию желаний, волнений или амбиций, легко поддаются убеждению, является непреложным фактом. Я ничего не открываю. Эта истина известна давно. Просто раньше пропаганда велась вслепую, практика была оторвана от теории. Теперь же, когда найдена связь психиатрии с психологией, появилась прекрасная теоретическая база. Некзиальное обучение привело к разработке определенных технических процессов.

Мак-Кен долго обдумывал услышанное и, наконец, спросил:

— Какова же наука будущего? Вы считаете, что все эти биологии, химии, математики отомрут и будет существовать только некзиализм?

— На борту корабля это необходимо уже сейчас. Для всей же цивилизации — не настало время интеграции наук. Тем не менее, если смотреть в будущее, мне кажется, каждому ученому надо готовиться к нему и ломать узкие рамки отдельных направлений. Знания необходимо впитывать самые различные. Зачем прятаться в крошечный панцирь своей отрасли и с умным видом пытаться решить проблемы жизни, повинуясь тем, кто нас дурачит? Погибшая цивилизация нашей античности — прекрасное свидетельство тому, что случается с человеком, когда он слепо реагирует на ситуацию или полностью зависит ст авторитарных доктрин, оторванных одна от другой. Мы должны сделать человека скептиком. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, который живет, опираясь на опыт жизни, является прообразом ученого. На каждом витке развития общества скептик частично возмещает отсутствие специфических знаний требованием: «Покажи мне! Я готов принять новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».

Мак-Кен задумался.

— Вы, некзиалисты, стараетесь разбить цикличность истории. Ведь это главная ваша цель?

— Признаюсь, что до встречи с Коритой, я не думал об этом, — признался Гросвенф. — Он произвел на меня огромное впечатление. Насколько я себе представляю, теория не становится менее значительной от повторений. Такие слова, как «раса» и «кровь», совершенно бессмысленны. Человечество рвет перегородки в социальной жизни, должно оно их порвать и в науке.

Мак-Кен вновь перенес свое внимание на нападающих. Он озадаченно заметил:

— Мне кажется, что они довольно долго совещаются, пора бы и начать. А ведь я было подумал, что они все продумали, прежде чем решились приблизиться к нам.

Гросвенф ничего не ответил, и Мак-Кен вопросительно посмотрел на него.

— Скажите, — спросил он, — они ведь не могут пройти сквозь вашу защиту, не так ли?

Гросвенф опять не ответил, Мак-Кен поднялся и подошел к экрану почти вплотную. Он внимательно смотрел на ставших на колени двух людей.

— Что они делают? — удивился он. — Ничего не понимаю!

Гросвенф нерешительно объяснил:

— Они пытаются удержаться и не провалиться сквозь пол, — несмотря на желание казаться спокойным, голос его заметно дрожал.

Мак-Кен не знал, что Гросвенф испытывал свой новый аппарат. Он давно уже создал его. Но на практике применил впервые. Нигде, никогда, никто не мог даже и догадаться, что такое возможно. Гросвенф использовал явления, изучаемые многими науками, приспособив их для ситуации, в которую он попал.

Все шло так, как он и ожидал. Его теоретическая подготовка не оставляла места для ошибки. Но реальность происходящего все же поразила его.

Мак-Кен взволнованно спросил:

— Пол сейчас должен рухнуть?

— Вы не поняли. Пол останется таким же, но они в него погружаются. Если они углубятся дальше, то пройдут его насквозь, — он рассмеялся, происходящее веселило его. — Хотелось бы мне видеть физиономию Гурлея, когда его помощники сообщат о случившемся. Это его конец — Телепортация, понятие гиперпространства с проявлением эффекта на нефтяной геологии и растительной химии.

— Причем тут геология? — воскликнул Мак-Кен. — Вы имеете в виду старый способ получения нефти без бурения. Мы лишь создаем условия, при которых вся нефть поднимается на поверхность. — Он нахмурился. — Погодите, ведь имеется фактор…

— Есть дюжина факторов, мой друг, — улыбнулся Гросвенф и спокойно продолжил: — Повторяю, это комбинированный процесс. Многие элементы действуют в тесной взаимосвязи.

— Почему же вы тогда he использовали этот трюк против кота и алого дьявола?

— Я тогда еще не был готов. Я потратил немало времени, налаживая оборудование. Воюя с пришельцами, я не мог сосредоточиться на опытах. Кроме того, мне мешали. Поверьте, если бы я осуществил контроль над кораблем, мы бы не потеряли столько жизней ни в одном из инцидентов.

— Почему на Земле вам и вашей науке не предоставили такой контроль?

— Мои коллеги не успели. Кроме того, корабль был построен за несколько лет до возникновения «Некзиального общества». Нам вообще повезло, что мы получили отдел на этом корабле.

— Но я не понимаю, как вы собираетесь захватить завтра корабль, для этого нужно хотя бы покинуть вашу лабораторию. — Он замолчал, взглянул на экран и еле слышно произнес: — Они принесли дегравитатор и собираются поднять ваш пол.

Гросвенф ничего не ответил: он уже заметил это.

Дегравитаторы действовали по тому же принципу, что и антиакселераторы. Реакцию, происходящую в предмете в момент исчезновения силы инерции, определили при исследованиях молекулярного процесса. Структура вещества коренным образом менялась. Антиакселерация изменяла орбиты электронов. Это, в свою очередь, создавало молекулярное напряжение, вызывая существенную, но общую перестройку. Измененная таким образом материя вела себя освобожденной от естественных процессов ускорения или торможения. Корабль, подвергнутый действию антиакселерации, мог моментально остановиться во время полета, даже если скорость его достигала миллионов миль в секунду.

Люди, нападающие на отдел Гросвенфа, поднимали свои оружейные устройства, установив их на узких балках. Неподалеку от отдела они настроили их на создание подходящего поля напряженности. Потом, используя магнитное тяготение, они двинулись к открытой двери, которая была в двухстах футах от них.

Они приблизились на пятьдесят футов, затем их движение замедлилось, а После они и вовсе остановились. Они попятились назад, но и туда двигаться не могли.

Гросвенф покинул свои приборы и сел напротив озадаченного Мак-Кена.

— Что вы делаете? — поинтересовался геолог.

— Как видите, они передвигаются при помощи направленных магнитов. Я создал отталкивающее поле. О нем физики знают давно. Но этот его вариант связан с температурным процессом. Природа его напоминает процесс теплообмена, происходящий в живых организмах. Теперь, им придется использовать реактивное движение, обычный винт или даже, — он рассмеялся, — весла.

Мак-Кен, который не отрывался от экрана, мрачно заметил:

— Похоже, что они спокойны. Они собираются усилить мощность нагревателя. Может лучше закрыть двери?

— Не торопитесь!

Мак-Кен не унимался:

— Но жар хлынет сюда и спалит нас.

Гросвенф покачал головой.

— Да, я еще не успел сказать вам главного. Все это для нас не опасно. Высокая температура будет поглощаться корпусом. Металл принимает жар, переводит его в энергию, энергия превращается в холод. Получается холодильник, пекло становится стужей. Вот, смотрите. Он включил нагреватель, и тот моментально раскалился докрасна, но тут же стал белеть. Мак-Кен был поражен:

— Иней?.. При такой температуре?..

На их глазах стены и полы покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.

— Вот это да… — пробормотал Мак-Кен. — Настоящая зима.

Гросвенф поднялся.

— Полагаю, что им пора оставить нас в покое. В конце концов, я не хочу, чтобы с ними что-то случилось.

Он подошел к одному из аппаратов и сел на стул перед компактной шкалой управления. На ней были маленькие и разноцветные кнопки. В каждом ряду их было двадцать пять, столько же было и рядов.

Мак-Кен следовал за ним.

— Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть такое раньше.

Быстро, будто печатая на пишущей машинке, Гросвенф нажал на семь кнопок, потом обернулся и включил главный рубильник.

Послышался металлический звук. Он был слышен несколько часов, потом постепенно исчез.

Гросвенф поднял голову и спросил:

— Какие ассоциации он у вас вызвал?

На лице Мак-Кена застыло странное выражение.

— Я слышал играющий в церкви орган. Потом картина изменилась, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат дирижирует оркестром, звучит бравурная музыка, которая должна сделать всех счастливыми. — Он замолчал, затем тихо добавил: — Так вот как вы хотите победить на выборах!

— Это только один из способов.

Мак-Кен был взволнован.

— Боже, какая сила в ваших руках!

— Не преувеличивайте.

— Но вы управляете психикой. Вы можете подчинить себе все человечество. Вы контролируете наши чувства.

— Младенцу вручается этот контроль, когда он учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, эффекты, даваемые пищеварением? Это было возможным и сотни лет назад Это предохранило бы от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.

Мак-Кен снова повернулся к аппарату, который по форме напоминал веретено.

— Как он работает?

— Это набор кристаллов и электроцепь. Вы знаете, как может искажать электричество некоторые кристаллы? При возникновении какого-либо изменения, образуется ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулируя головной мозг. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы человек мог ему сопротивляться.

Мак-Кен сел в кресло. Он был совершенно растерян.

— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Все это кажется мне насилием. Вмешиваться во внутренний мир человека — безнравственно. Это мое убеждение. Ничего не могу поделать.

Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем склонился и что-то изменил в приборе, нажав на кнопку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была инерция, как будто вибрация воздуха продолжалась, а сам звук давно исчез.

— Что вы пережили на этот раз? — спросил Эллиот.

— Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…

— Это не то, — нахмурился Гросвенф. — Если я усилю это внушение, люди захотят возвратиться на Землю. — Он еще раз что-то перенастроил. — А если так?

Он вновь нажал на кнопку пуска. Раздался звук, похожий на колокольный звон, и эхо отозвалось дальним звоном.

— Я был ребенком, — сказал Мак-Кен, — меня укладывали спать. Но я не хочу спать. — Он не заметил, что перешел на настоящее время. Затем он непроизвольно зевнул.

Гросвенф открыл ящик стола и достал два резиновых шлеме, один из которых он протянул геологу.

— Наденьте, на всякий случай.

Другой он надел сам после того, как Мак-Кен с неохотой пролез в шлем, больно прижавший уши.

— Думаю, из меня не получится Макиавелли, — заметил Мак-Кен. — Я полагаю, что вы попытаетесь доказать мне, что бессмысленные звуки использовались и раньше, чтобы разбудить эмоции и повлиять на поведение людей.

Гросвенф в это время настраивал прибор и ответил не сразу. Откинувшись на спинку кресла после окончания настройки аппарата, он сказал:

— Люди считают один поступок нравственным, другой безнравственным в зависимости от ассоциаций, возникающих в эту минуту. Это вовсе не означает, что ни одна из этических систем не имеет ценности. Сам я склоняюсь к тому мнению, что нашим этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству, при условии, что это не сопряжено с унижением или ограничением прав личности, которая не смогла приспособиться к морали общества. Общество должно учиться спасать больных и невежественных своих членов, — теперь в его голосе звучала настойчивость. — Заметьте, пожалуйста, что никогда ранее я не использовал этого изобретения. Я никогда не использовал гипноза, не считая того случая, когда Кент захватил мой отдел, но сейчас я намерен применить этот аппарат. Сразу же после старта я мог руководить поступками людей, стимулируя их дюжиной различных способов. Почему я этого не делал? Потому что деятельность «Некзиального общества» базируется на своде этических норм, которые надо соблюдать всем его членам. Эти нормы и входят в мою систему. Я могу обойти их стороной, но это не просто.

— Вы и сейчас их обходите?

— Нет.

— Тогда вся ваша этика не имеет четких критериев. Вы сами назначаете правила игры.

— Совершенно верно. Сейчас, как никогда, я твердо убежден в том, что мои действия справедливы, и никаких спорных вопросов не возникает, — так как Мак-Кен молчал, то Гросвенф продолжил: — Думаю, вы создали в своем воображении образ диктатора, силой устанавливающего демократию, то есть мой образ. Но это неверно, потому что управление летящим кораблем можно осуществить только квази-демократическими методами. И самой большой трудностью является то, что в конце путешествия я должен вернуться на исходные рубежи.

— Наверное, вы правы, — вздохнул Мак-Кен и посмотрел на экран.

Гросвенф проследил направление его взгляда и увидел, что люди в скафандрах пытаются идти, отталкиваясь от стены. Их руки с усилием упирались в стену, они испытывали сопротивление и результаты их действий были ничтожны.

— Что вы теперь собираетесь делать? — снова заговорил геолог.

— Собираюсь заставить их спать… вот так, — он чуть тронул рубильник.

Раздавшийся звук, казалось, был не громче прежнего, но люди, находившиеся в коридоре, повалились на пол.

Гросвенф встал.

— Звук будет повторяться через каждые десять минут, а резонаторы, расставленные мной по кораблю, подхватят и передадут сигнал. Идемте.

— Куда?

— Я хочу установить рубильник главной электроосветительной системы корабля.

Он установил рубильник в кинозале и направился в коридор. Повсюду на их пути попадались спящие люди. Вначале Мак-Кен удивлялся, потом замолчал и с тревогой озирался по сторонам.

— До чего же трудно себе представить, что люди могут быть такими беспомощными! — наконец сказал он.

— Дело обстоит хуже, чем вы думаете, — заметил Эллиот.

Теперь они находились в аппаратной. Он поднялся на нижний ярус электрической системы управления. Через десять минут он установил рубильник. Потом он сошел, не объясняя Мак-Кену, что делает и будет делать дальше.

— Ничего им не говорите, — сказал он Мак-Кену. — Если они узнают правду, мне придется все начинать сначала или, попробовать другой вариант.

— Вы собираетесь их сейчас разбудить?

— Да, как только вернусь к себе. Но вначале я бы хотел., чтобы вы помогли мне перетащить Ван Гроссена и других в их спальни. Я хочу, чтобы он возмутился тем, что я делаю, правда, я не знаю, что из этого выйдет.

— Вы думаете они сдадутся?

— Нет.

— Вы уверены в этом?

— Уверен.

Его утверждение оказалось верным, и тогда, ровно в десять на следующий день, он повернул рубильник, который был в его отделе и изменил таким образом направление тока, проходящего через установленный в цепи выключатель.

Постоянно горящие на корабле лампы замерцали слабым светом — некзиальный вариант изображений Риим. И мгновенно, даже не догадываясь об этом, все люди на борту корабля были подвергнуты сильному гипнозу.

Гросвенф начал игру на своем аппарате, изменяющем психику людей. Он сконцентрировал свое внимание на таких понятиях, как смелость и самоотверженность, долг перед человечеством, он представил себе опасность и собрал в кулак волю. Он развил даже комплексный эмоциональный образ, суть которого заключалась в том, что время движется вдвое, а то и втрое быстрей, чем это происходит на самом деле.

Подготовив таким образом почву, он привел в действие «Центральный вызов» коммуникатора корабля и отдал соответствующие команды. Передав главные инструкции, он сказал, что отныне каждый человек будет мгновенно отзываться на пароль, не зная, из каких слов он состоит или вспоминая их после произнесения.

Потом он заставил всех поверить, что это не гипноз. Он спустился в аппаратную и снял поставленный им выключатель. Вернувшись в свой отдел, он разбудил всех и вызвал по коммуникатору Кента, которому сказал:

— Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я неожиданно понял, что не могу противопоставлять себя воле членов экспедиции. Я бы хотел, чтобы было созвано новое совещание, на котором я буду присутствовать лично. Естественно, что я буду настаивать на том, что нам предстоит вынести жесточайшую войну с неизвестной нам формой жизни в этой галактике.

Гросвенф не был удивлен, когда правление корабля, странно изменившееся в своих взглядах, согласилось после обсуждения, что опасность налицо, и борьба с неизвестной цивилизацией неизбежна.

Исполняющий обязанности директора Кент отдал распоряжение о безжалостном преследовании врага, не считаясь с нуждами членов экспедиции.

Гросвенф, не вмешивающийся в индивидуальные черты каждой личности, весело посмеивался, наблюдая, с какой неохотой согласился Кент на принятие этих мер.

Великая битва между человеком и чуждым ему разумом вот-вот должна была начаться.

Анабис существовало в состоянии бесформенной массы, растянутой на огромное пространство во всей галактике. Оно слегка колебалось, слабо взаимодействуя биллионами частиц своего тела, автоматически сокращаясь там, где на него действовала разрушающая жара и радиация одного из двухсот биллионов пылающих солнц. Но оно притягивалось к мириадам планет и с лихорадочным ненасытным голодом сжималось вокруг квадриллионов трепещущих мест, где умирали живые организмы, давая ему жизнь.

Но этого не было достаточно. Постоянный страх перед все усиливающимся голодом просачивался в самые отдаленные уголки его тела. Все бесчисленно мельчайшие клетки его тела посылали сигналы с близких и дальних расстояний, сигналы о недостатке еды.

Клеткам давно уже приходилось довольствоваться тем малым, что мог захватить этот громадный организм.

Анабис медленно приходило к мысли о том, что оно слишком большое и в то же время слишком ничтожное существо. Бесконтрольный рост в ранние времена был его роковой ошибкой. В те годы будущее казалось беспредельным. Галактическое пространство, где оно развивалось, казалось бесконечным. Оно развивалось с безмятежной надеждой величия, с жаждой занять как можно больший объем, вместить в себя необъятные пространства.

Оно было низшим по рождению. В тусклом начале оно было газом, возникшим в туманно-болотистом скоплении. Оно не имело ни запаха, ни вкуса, но обладало удачной динамической комбинацией.

И в нем была жизнь.

Вначале не было ничего, кроме струи невидимого тумана. Он уверенно прошел стадию, когда был растворен в теплой, темной воде, которая расширила его. Непрестанно извиваясь, ныряя и раздвигаясь, набирая живость, собирая себя по частям и борясь за существование, он выжил, хотя все вокруг него вымерло.

И смерть других была его жизнью.

Это был сложный процесс, сначала связанный с химической реакцией, затем с примитивной биологией и, наконец, с космогорией. Эта эволюция происходила весело, ее двигал инстинкт удовольствия, а не тяга к интеллекту. Оно было счастливо, когда поглощало насекомых. Какое это было наслаждение — обволочь живую точку и ждать, дрожа каждой газообразной частицей, пока жизненная сила перейдет из одного организма в другой, в его собственные пллюорные элементы.

Потом был длительный период, когда жизнь была бесконечным поиском еды. Его средой обитания было болото, серое окружение, где оно вело свое удовлетворенное, идиллическое, почти бездумное существование. Но даже в этом мире оно безудержно росло. Оно нуждалось в большом количестве еды, а не в таком, какую могли ему дать случайно найденные умирающие насекомые. И в нем начали быстро развиваться те частички, которые собирали память, опыт, знания, что можно было применить в этом бесконечном болоте. Оно узнало, какие насекомые охотились друг за другом, а какие были жертвой. Оно узнало часы охоты каждого насекомого, места, в которых лежали они в ожидании, эти крошечные нелетающие монстры. Летающие были больше и поймать их было труднее. У них, и Анабис это знало, были свои правила охоты. Оно научилось извлекать пользу из своей парообразной формы. Оно ловило порыв ветра, несущий жертву к гибели. В какой-то период оно научилось находить столько еды, сколько требовалось ему для дальнейшего роста. Но оно росло и вновь стало испытывать голод. Необходимость дала ему знание того, что жизнь существует и за пределами болота. А однажды, поднявшись выше, чем обычно, оно захватило двух гигантских чудовищ в панцирях. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Сильная дрожь, возникшая, когда в его клетки влилась жизненная сила пораженного чудовища, значительное количество полученной им при этом энергии вызвало настолько сильный экстаз, что ничего подобного ему раньше испытывать не приходилось. За несколько часов Анабис выросло в десять раз.

Это был эволюционный скачок.

На следующий день весь влажный мир джунглей оказался окутанным расширяющимся существом. Анабис обволокло все океаны, все континенты и потянулось туда, где летучие облака закрывали солнечные лучи. Позже, в период интеллектуального скачка, оно смогло проанализировать случившееся. Куда бы оно не проникало, увеличиваясь в размерах, оно адсорбировало газы из окружающей атмосферы. Для осуществления этого нужны были два условия. Необходима была еда, которую надо было всегда искать. И нужна была энергия солнца. До болота, находящегося ниже предела досягаемости ультрафиолетовых лучей, доходило лишь ничтожное количество нужного света. Поэтому и результаты были ничтожными. Оно могло распространяться лишь в пределах одной планеты.

Выбравшись из тумана, оно сразу попало в зону действия ультрафиолета. Начавшийся вслед за этим этап динамического развития не мог быть остановлен эрами. Поднявшись над облаками, оно вышло в космос, и сразу же достигло ближайшей планеты.

В короткое время оно расширилось и потянулось к другим солнечным системам. Но здесь оно было побеждено пространством, которое было пока еще больше растекающегося по нему существа.

Добывая еду, оно существовало, в нем клокотала мысль и оно осознавало, что мышление — это его функция, а не свойство всей окружавшей его природы. Уничтожая все вокруг, оно поняло, что такое смерть. Анабис изучало мир. Оно знало, как борются за существование животные, на которых оно охотилось. Оно научилось вступать в контакт с другим интеллектом на других планетах. Оно впитывало в себя, как и еду, чужие знания, чужую науку. Оно узнало от других, что кроме всего прочего, сконцентрировав свои элементы, оно может делать дыры в космосе, проходить сквозь них и выныривать в отдаленные галактики. Анабис научилось переносить таким образом вещество. Оно начало джунглинизировать планеты, потому что примитивные миры давали больше жизненной силы. Оно переносило через гиперпространство огромные части миров, поросших густой растительностью. Оно перемещало холодные планеты поближе к солнцам.

Но и этого было недостаточно!

Дни его власти были сочтены. Становясь могущественнее, оно обрекало себя на гибель. Оно быстро росло. Несмотря на свой интеллект, оно никогда не умело сбалансировать этот процесс. Оно с диким страхом предвидело, что через незначительный промежуток времени его ждет смерть.

Приближение корабля вселило надежду. Растянувшись в одном направлении тонкой пленкой, оно будет преследовать корабль, куда бы он не летел. Начнется отчаянная борьба за то, чтобы уцелеть, прыгая от галактики к галактике, и все более углубляясь в эту огромную ночь. Все эти годы в нем росла надежда на то, что оно сможет покрыть джунглями новые планеты, и что пространству нет конца…

Людям тьма космической ночи не мешала. Они работали в гигантской долине, добывая металл. Иллюминаторы ярко светили. Огромные прожектора добавляли света. Ряды машин бурили дыры в этом мире металла. Сначала железо скармливалось машинам, потом переработанный металл, превращался производственными машинами в космические торпеды, которые тут же посылались в пространство.

Прямо здесь из добытого металла люди на специальных станках делали новые машины. И вскоре уже не одна, а сотни, а потом и тысячи машин производили смертоносные торпеды. Они устремлялись в звездное пространство, насыщая радиоактивностью каждый дюйм живой субстанции. Эти торпеды были рассчитаны на то, чтобы распространять свои разрушающие атомы в течение тридцати тысяч лет. Они должны были оставаться внутри гравитационного поля галактики, но никогда не падать на планету или солнце.

Прошел еще день и еще ночь.

С наступлением утра инженер Пеннос сообщил по «Главному вызову»:

— Теперь мы производим по десять тысяч торпед в секунду, и я думаю, машины можно больше не собирать. Я установил вокруг планеты частичный экран, чтобы избежать проникновения. Еще сотня железных миров надежно блокирована, и наш гигантский друг начинает испытывать, что внутри его тела появляется зона пустоты. Нам пора в путь.

И вот прошел еще месяц. Пролетев огромное расстояние, «Космическая Гончая» решила сделать привал на туманности НГС-СО:467.

Астроном Гюнли Лестер подробно объяснил причину такого выбора.

— Именно эта галактика отстоит отсюда на девятьсот миллионов световых лет. Если раненый газообразный разум следует за нами, он заблудится в этой вечной ночи, которой нет конца и края.

После посадки собрали небольшое совещание и слово взял Гросвенф.

— Я уверен, что все мы понимаем, что никто не собирается лететь в эту отдаленную звездную систему. Такой путь занял бы у нас столетия, а возможно и тысячелетия. Все, что мы хотим — это завести враждебную форму жизни туда, где она умрет от голода и откуда нет возврата. Кроме того, таким образом мы сможем определить, преследует она нас или нет. Здесь мы должны услышать пульсацию ее мыслей. Если пульсацию не обнаружим, значит она мертва.

И вот галактика тьмы затаилась за бортом «Космической Гончей». Все приборы были настроены и прощупывали абсолютную тишину. Враждебная цивилизация не давала о себе знать. Значит в бесконечном пространстве осталась мертвая туманность.

Умер газ, который знал о смерти только потому, что приносил ее другим.

Шло время. Гросвенф вошел в аудиторию и обнаружил, что его класс полон народа. Были заняты все стулья, и из соседнего отдела принесли еще несколько. Немного помолчав, он начал вечернюю лекцию.

— Проблемы, перед лицом которых стоит некзиализм, являются всеобщими проблемами. Человек разделил жизнь и материю на различные отрасли знания и бытия. И хотя человек признает цельность природы, он все же ставит себя отдельно от нее. Технические приемы, которые мы будем сегодня обсуждать…

Он замолчал. Еще раз посмотрел в зал и остановил свой взгляд на человеке, который был ему хорошо знаком. Пауза длилась недолго.

Гросвенф продолжал:

— … расскажут вам о том, как можно преодолеть это несоответствие между поведением человека и объективной действительностью.

Он продолжал подробно и доходчиво описывать технические приемы и видел, как в среднем ряду Грегори Кент делал первые заметки по некзиализму.

А «Космическая Гончая», неся в себе маленький островок человеческой цивилизации, со все увеличивающейся скоростью неслась сквозь ночь, у которой нет конца и начала… Конца и Начала.