Путешествие на Луну и на Марс

ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

Только дверка за Джоном Айрсом захлопнулась, как Ершов с места вскочил.

— Летим, Гура, — спрашивает, — или не летим?

А Гуру вином сразу разобрало так, что, ему и море по колено. Куда и страх делся.

— Крути машину, Сашка, — кричит, — летим! Ничего не боюсь, к самому чорту на рога полечу!..

Ершов времени терять не стал. Дверку скорей завинтил на запоры, стрелку у трубы на Луну наставил, винт повернул, и сел, бледный весь. Только как будто ничего не случилось, а лишь на экране, то есть на полотне белом, лунный лик обозначился.

— Вот, — говорит, Ершов, а зубы стучат малость, — мы и летим.

Снялся Гура с места, заметался туда— сюда, а потом тоже сел. Все одно, никуда теперь не денешься — полетели. Сидят оба, друг против друга, а в мозгах ничего, как есть, нет, — страхом обоих проняло.

Меж тем Луна больше да больше на экране растет и вдруг в бок уходить стала. Вскочил Ершов и к винтам.

— Ты, Петя, — говорит Гура, — теперь в оба следи, чтобы Луна с полотна этого не сходила, а то занесет нас, чорт знает куда. Этот экран нам вроде руля будет.

Сам говорит, а винт винтит со старанием. Минуты не прошло, как опять Луна на экран вернулась.

— А что, мы скорей летим, чем аэроплан? — спросил Гура, оправляясь от испуга.

— Ха, ха, — засмеялся Ершов, — аэроплан делает 180 пусть даже 200 верст в час, а мы летим со скоростью 10 верст в одну секунду, а в одну минуту 600 верст…

— Ишь, ты, — вскрикнул Гура, — а далеко мы теперь от земли?

Ершов поглядел на машинку около трубы, которая на часы особые такие походила, и говорит:

— Прибор вот этот показывает что мы летим уже 30 минут, а это значит, что мы 18 тысяч верст пролетели!..

На этом Ершов оборвал разговор, так как глянул на тот самый экран, где Луна обозначалась, и глазам не поверил. Гура следом за ним перевел взгляд и ахнул только.

Страшная луна совсем стала: свет стал еще ярче, а тени от гор черней. Вся-то она уж на полотне не помещается, а только горы свои, словно зубы, ощерила. Глядят на нее приятели, по спине мурашки бегают, а оторваться нельзя, — приковала Луна к себе этой жутью самой и держит.

Сидят оба, друг против друга, а в мозгах ничего, как есть нет — страхом обоих проняло…

Сколько в таком оцепенении они пробыли, тогда им только стало известно, когда Ершов первый опамятовался и на этот особый часовой прибор посмотрел. Посмотревши же, головой покачал да свистнул.

— Петя, — говорит, — мы два часа летим, значит 72 тысячи верст отмахали…

Тут Гура обрадовался. Смешки ему на ум идут.

— Ну, значит все хорошо, — говорит, — коли за два часа ничего не случилось, значит машина выдержит…

— Это уже без сомнения, — поддерживает его Ершов, — на ять американцы работают…

— А что теперь у нас, — хихикает Гура, — в кооперативе делают? Чай, скрипят перьями, цифры в книгах выводят — к отчету готовятся. Я здорово это от самой страды улетел.

Закусили они на радостях и беседуют мирно.

— Все же я к этой Луне, — говорит Гура, — спиной сяду и глядеть не хочу — все внутренности она у меня переворачивает.

Тут Ершов за Луну вдруг обиделся. Он всегда на невежество обижался. Горячо так стал Гуре про Луну доказывать.

— Ты, Петька, — говорит с укоризной, — бревно дубовое. Долблю я, долблю тебе башку, а у тебя все ни на что понятия нет.

Пошел парень жалкие слова говорить, а потом объяснять стал. Гура пришипился, слушает — все же, ведь, совестно, что разум-то не паханый.

— А скажи, — говорит, — вот Луна на Землю светит, ну а Земля-то Луне тоже светит?

— Ученые доказывают, что светят и даже в четырнадцать раз светлей, чем Луна. Земля-то, ведь, в 50 раз больше Луны. Только свет-то у Земли голубовато— зеленоватый.

— Это почему?

— А потому, что там, где моря, она голубоватый блеск дает, а где суша — зеленоватый от травы, значит, и лесов…

— Ишь, ты…

— Луна, брат, — продолжает Ершов, словно книгу читает, — такой же шар, как и Земля, только меньше. А вот вертятся они по-разному. Наша земля вокруг Солнца кружит — в год или в 365 дней круг около него делает и сама, как колесо, вокруг себя вертится, делая полный оборот в сутки, то есть в 24 часа.

— Ну, а Луна? — заинтересовался Гура.

— Луна, брат, вертится вокруг Земли и вместе с Землей вокруг Солнца. Кроме того и вокруг себя, как колесо крутится, только не поземному. Вокруг Земли Луна в месяц обертывается, вернее в 28 дней (поэтому и счет ведут на месяцы) и вокруг себя столько же времени оборачивается, а потому тамошние сутки равны 28 нашим суткам: лунный день и лунная ночь выходит там по четырнадцать суток…

— Это значит, — почесал Гура затылок, — нам придется там: или две недели на Солнце греться или две недели в темноте сидеть…

— Погоди, дурной, — одёрнул его Ершов, — от такого, значит, вращения Луны еще то получается, что мы ее всегда с одной стороны видим, а другую сторону еще никогда и не видали…

— Как же это выходит?..

— Да вот так, — ответил Ершов, — вот я тут посередке сяду и буду к примеру Земля, а ты иди кругом меня, но все время лицом ко мне будь.

Гура нехотя поднялся и пошел кругом стола, не спуская глаз с Ершова.

— Вот теперь, — продолжал тот, — ты обошел вокруг меня, а я твоего затылка не видал, — так и у Луны. Понял?

— Понял, — обрадовался Гура, — да, ведь, когда я у тебя на блинах был, ты мне это показывал…

Тут Гура запнулся о стул и как раз на полотно посмотрел, где Луна из трубы отпечатывалась. Там вместо Луны с ее горами неслись теперь с ужасной быстротой черные и светлые полосы.

Гура задрожал весь, онемел со страху и только Ершову тычет рукой на экран, но тот уж и сам давно глядит, — бледный весь, на лбу пот холодный каплями. Замер Гура, чувствует, страшное что-то делается, а что — понять не может.

— На Луну падаем, — шепчет Ершов, — видишь мельтешит как, — вдребезги, брат, в пыль, в пар разнесет…

— Крути назад, — закричал Гура, а сам с испугу сел на пол, лицо руками зажал.

Встрепенулся Ершов и к винтам. Один повернет, другой покрутит, стрелки по-разному ставит.

— Ура, — кричит, — молодчага ты, Гура, про обратный ход мне напомнил. Тут все одно, как у паровоза или парохода, можно ход назад, и кончено дело…

Только Гура не раньше, как минут через двадцать в себя пришел.

— Хорошо, — говорит, — Саша, что ты со мной полетел — один-то я давно бы пропал. Ничего я в небесной механике не понимаю.

Ершов между тем совсем оправился и будто дома у себя песенку мурлычет. Папироску хотел закурить, да никак спички не загораются. Теперь он уж Гуре на экран указывает. Смотрит Гура и видит, что летят они медленно и около Луны круг делают. В это время Ершов в стене что-то повернул, и внизу, в полу, вроде как окно открылось круглое; отодвинулась чугунная плита, и сквозь толстое стекло все на Луне, как на ладони видать.

Сначала они летели над темной местностью, солнечного света тут не было. Однако тьмы большой не замечалось, а было так, как у нас под новый год зимой, когда полный месяц светит, но, пожалуй, и еще посветлей.

— Да на Луне-то зима! — воскликнул Гура, — гляди, Саша, снег кругом.

Действительно, лунные горы и все ровное пространство вокруг них было замерзшим. Снег лежал в огромных оврагах и ущельях. Кое-где что-то поблескивало, как лед, обозначая не то моря, не то огромные озера.

— Брр!.. — проговорил Ершов, — там, видно, здорово холодно!

— Н-да, — согласился Гура. — даже от одного смотренья мороз по коже…

В это время их летательный аппарат переменил несколько свое положение и неожиданно для них открыл невиданное зрелище.

На краю черного неба быстро восходила какая-то огромнейшая Луна, но совсем не похожая на ту Луну, что они видели с Земли.

Неведомое светило своей величиной и окраской вызывало у приятелей жуткое чувство. На огромном шаре, выкатившемся в черные бездны неба, были темные пятна, светлые полосы и точки…

— Петька, — вдруг крикнул Ершов, — да это ведь Земля!

Гура вгляделся внимательней, и темные и светлые пятна стали складываться в знакомые очертания.

— Верно, — радостно отозвался он, — я как на карте Северную и Южную Америку вижу…

Между тем быстро восходящая наподобие Луны Земля мчалась навстречу летящему аппарату и уходила с поля зрения. Вскоре на краю неба сверкнули ослепительные лучи Солнца, и небесные летчики полетели над теми местами Луны, где был день. Перед их глазами замелькали величественные и суровые картины.

…Их летательный аппарат переменил несколько свое положение и неожиданно для них открыл невиданное зрелище…

Это была та самая сторона Луны, которую видно с Земли, откуда, в трубу на ней можно разобрать горы, долины и моря.

Здесь, видимо, кипела жизнь. С гор бежали сверкающие ниточки рек и ручьев; вода тускло серела в глубоких трещинах земли и на дне глубоких впадин между черными цепями. Снега, нигде не было видно.

— Ишь, — проговорил Гура, — а тут лето.

— Да, — заметил Ершов, — на Луне день и лето, ночь и зима — одно и тоже и тянутся по 14 дней.

В это время небесный корабль, послушный рулевому винту, начал тихо спускаться. Теперь он плыл над каменистой равниной, иссеченной змеистыми трещинами, как морщинами. Некоторые трещины были узки, но одна из них, очень широкая и извилистая, шла в середине и разрезала пополам огромную круглую впадину, дно которой приятно зеленело — не то травка, не то кустарники.

— Спустимся здесь, — показал Гура на впадину.

— Ладно, — ответил Ершов и начал распоряжаться разными винтами и стрелками.

Небесный корабль вдруг закружился на одном месте, все замедляя и замедляя полет. Вот он тихо, словно пушинка, падает вниз на зеленеющее дно огромной лунной впадины.

Гура приник к стеклу и смотрел, не отрываясь. Теперь он уже ясно различал, что дно впадины за исключением маленьких островов представляет водное пространство, сплошь заросшее зеленью вроде камыша и осоки.

— Окно закрываю, — крикнул Ершов, — спуск сейчас будет.

Перед глазами Гуры мелькнула чугунная толстая доска, и все исчезло. Взглянул он на экран, но и там ничего не отражается. Только Ершов стоит спокойно и винты разные винтит.

— Как это ты в слепую спускаешься, — не утерпел Гура.

— В слепую, — передразнил его Ершов, — а эти все вот стрелки тебе так, для близиру, что ли? Умом, брат, лучше, чем глазами увидишь.

В этот момент их встряхнуло слегка, потом Гура почувствовал, что ноги его уперлись в потолок, потом оторвались довольно быстро и он гораздо медленней, чем можно было ожидать, упал на пол. Падение это было разве в два раза быстрее, чем нырнуть в воде. Гура еще не пришел в себя от удивления, а Ершов кричал победоносно, как петух на заборе:

— Ура! Мы на Луне, брат. Замечаешь, как наш вес уменьшился? Эдак с нашим таким весом мы, как блохи, всю Луну обскачем…

Тут Ершов к дверке кинулся и начал было ее отвинчивать, но Гура испугался и остановил.

— Постой, — кинулся он к нему, но не рассчитал легкости веса и сбил Ершова с ног.

— Кой чорт тебя сует! — рассердился Ершов, — что тебе надо?

— Постой, постой, — торопился Гура, — помнишь, профессор-то говорил, что на Луне воздуха нет…

Ершов почесал в затылке с досады, и оба приятеля уставились друг на друга с тревогой и недоумением.

— Давай, — говорит Гура, — мы раньше окно откроем и поглядим, стекло-то, ведь, толстенное…

— Правильно, — согласился Ершов и сейчас в стене известную ему кнопку нажал, как следует.

Глянули в окна, а на Луне такой полдень, по-нашему, стоит, что от солнечного свету резь в глазах. Минут десять осматривались, пока совсем привыкли после темноты, что была в небесном корабле.

Они оказались на берегу огромного озера, сплошь заросшего какими-то странными растениями. На глазах удивленных небесных путешественников целые кусты, похожие на можжевельник, выныривали со дна озера и начинали быстро расти, выбрасывая несколько крупных почек, которые бухли и распускались цветами бледно-зеленого цвета с белыми точками. Те кусты, что всплыли раньше, уже отцветали, и на месте цветов торчали колючие шишки, видимо, тяжелые, так как созревши они отрывались и, падая в воду, тонули, как камешки.

Между этими плавучими кустами извивались какие-то змеевидные гадины и, вытягивая длинные морды, жадно пожирали зеленые ветки. Порой эти водяные гады вдруг чего-то пугались и мгновенно исчезали под водой.

Оба приятеля сидели у окна, словно окаменелые, не отрывая глаз. Между тем около огромного лунного озера и на его островах происходили не менее странные вещи. То там, то сям в почве появлялись какие-то норы. В том месте, где появиться норе, почва начинала пучиться и крошиться, потом вдруг проваливалась вниз, а из норы высовывалась страшная рожа какого-то зверя. Вслед за рожей лезли здоровенные лапы вроде кротовых, а потом вылезал весь зверь величиной с овцу, с виду же похожий на ежа, только щетина была гуще и короче. Следом за большими кое-где вылезали также и их детеныши.

Гура слегка толкнул Ершова локтем и сказал почему-то шепотом:

— Как есть ежи…

Ершов не успел ответить, как эти лунные ежи побросались в воду, которая словно закипела среди плавучих кустов. Было хорошо видно, как лунные ежи охотились за водяными гадами и, поймав добычу, быстро плыли к берегу. Скоро по всему берегу копошились эти ежи со своими детенышами, пожирая добычу. Потом зверье разлеглось спать, а среди плавучих кустов опять заскользили водяные гады, объедая зеленые ветки.

— А здорово они спят, — позевнул во весь рот Гура, — даже лапы кверху торчат.

— А мы целые сутки не спали, — тоже зевая, заметил Ершов и стал укладываться на диване.

— Ну, что ж, поспим на Луне, — засмеялся Гура, взбираясь на другой диван. — Не знаю только, воздух тут есть или нет? Как ты думаешь, Саша?

Но Саша вместо ответа захрапел во все носовые завертки. Скоро заснул и Гура.