Путешествие на Луну и на Марс

ЧУДЕСА И ФОКУСЫ

Теперь все было до невероятности странно. Гура вспоминал, что говорил о разных чудесах профессор, но тогда ему там, на Земле, это казалось просто брехней.

Началось же это все таким образом. Когда часа на три они от Луны улетели, Гура, повернувшись на диване, на котором хотел вздремнуть, вдруг полетел в потолок. Долетев до потолка, он тихонько ударился, и словно пушинка, полетел вниз на диван. С дивана опять в потолок, и пошла канитель: вверх — вниз, вверх — вниз. Конца нет! Со страха у Гуры глотку перехватило, но потом, как заорет. Ершов даже привскочил на стуле и тоже замелькал вверх и вниз, да еще скорей Гуры, так просто и мельтешит в глазах.

Только Ершов мигом в себя пришел, уцепился рукой за скобу на потолке и сразу успокоился.

— Петя, — говорит сквозь смех, — а ты схватись за что-нибудь. Вот, говорил ты тогда профессору, что, дескать, мы не обезьяны, а придется, верно, и по обезьяньему полазать.

Уцепился кое-как и Гура за скобку на диване, и сел и от страха отошел.

— Почему это, — говорит, — нас так кидает?

А Ершов отвечает:

— Не кидает нас, а мы просто вес потеряли, и все, что ни есть в нашей комнате, весу никакого не имеет.

При этих словах он отпустил скобку и повис в воздухе, как мыльный пузырь, — только из стороны в сторону слегка покачивается. Потом достал карандаш и прямо его на воздух положил, и карандаш около него повис.

Гура от удивления глаза протирать стал и, покачнувшись, опять полетел, но не вверх, а вдоль комнаты — к трубе. По дороге посчастливилось ему веревку поймать, но веревка была довольно длинная, и Гура все же лбом припечатался к холодной зрительной трубе, но не ушибся нисколько, так словно холодным ветерком дунуло и назад, в другой конец комнаты, погнало.

Не мало времени они так проканителились, пока не привыкли ловко пользоваться шнурами, скобами, ремнями и прочим. Привыкнув, даже забавляться разными фокусами начали. Они свободно плавали в воздухе, как рыбы в воде, но когда Ершов чиркнул спичкой, чтобы закурить свои любимые папиросы, произошел первый неприятный фокус. Спичка зажглась, погорела несколько мгновений и погасла, не дав возможности закурить папиросу. Ершов чиркнул вторую — то же самое. Так он полкоробки испортил, а все не закурил.

— Что за чорт, — изругался Ершов, — поневоле выходит режим экономии.

Но с Гурой еще чище дело произошло. Пить он захотел. Подкрался он со всеми предосторожностями к графину с водой. Поймал ловко и графин и стакан. Открыл пробку стеклянную и тут же на воздух положил, потому что дело-то уже под самым потолком происходило. Приготовился, словом, — перевернул графин над стаканом и даже облизнулся от жажды, а вода и не думает литься…

Поставил Гура стакан на воздух, уцепился рукой за скобку на потолке да как тряхнет графином. Ну, вода и выскочила сразу, лентой по воздуху распласталась, а потом в большой шар собралась и плавает. Поудивлялся, поудивлялся Гура, а пить-то хочет. Долго он гонялся за водяным шаром, как за бабочкой и, наконец, настиг его на столе.

Шар задел за середку стола и прилип к нему. Гура, уцепившись за край стола, стал пить, слизывая воду под смех Ершова.

…Они свободно плавали в воздухе, как рыбы в йоде…

— Ну, брат, — говорил тот, — мы тут не только по-обезьяньи лазаем, но и лакаем по-собачьи!

— А долго нам до Марса лететь? — спросил жалобно Гура.

— Да с Земли месяца полтора, а с Луны не знаю, как это выходит…

— Неужто нам этак полтора месяца по воздуху плавать?!

— Нет, — успокоил его Ершов, — там в скорости нас начнет Марс к себе притягивать, и все переменится.

Много еще разных чудес с ними случилось, да ко всему они привыкли. Человека теперь уже ничем до удивишь, а потому через два дня они на воздухе превосходно спали и не тревожились.

Заснут себе на диванах, ничего, а только во сне повернется кто покруче — глядь уже под потолком. Ничего — и там спит. Стукнулся о потолок или ткнулся рукой и глядишь, утром под столом проснулся. Так все время по воздуху и летали. Привыкли и тем более, что никогда никаких ушибов не было.

Сколько времени они в таком состоянии были, они не знали, так давно счет всяким дням и часам потеряли. Только вот один раз сидят они, из коробок консервы вылизывают и видят, что все концы веревок и ремней, которые в воздухе, как в воде плавали, загибаются словно живые и к стенке липнут.

…Долго он гонялся за водяным шаром, как за бабочкой, а, наконец, настиг его на столе…

Выпустил коробку Гура от удивления, а коробка вместо того, чтобы в воздух виснуть, поползла, как улитка, к той же стенке, где и концы веревок прилипли. Да и самих их с Ершовым к стенке тащит. Обрадовался Ершов.

— Мы, — говорит, — к Марсу подъезжаем, только к стенке все одно не станем. Вот сейчас я стрелку поверну, и все образуется правильно: пол внизу будет, а потолок вверху.

Перебежал он по скобкам и веревкам, покрутил, что надо, и небесный корабль встал, как следует, и коробка с консервами от стены отвалилась и, хотя бесшумно на пол спустилась, а со стола оставшаяся там вода на пол закапала.

— Опять все, как на Земле, — воскликнул Ершов, — курить хочу до смерти!

Достал скорей папиросы, чиркнул спичкой — горит! Закурил и клубы дыма пускает.

— Ну, теперь, — говорит, — все в порядке, только спуск не прозевать, чтобы нас на-нет не размозжило.

— А разве наша машина не выдержит? — спросил Гура.

— Не выдержит? Да, если с такой быстротой, как мы летим (а мы быстрей пули зашпариваем), то так шваркнемся об Марс, что сразу в огненный газ превратимся вместе со всей машиной…

— Значит и на Землю придется с опаской возвращаться?

— А ты думал как? Ну, брат, теперь не мешай. Гляди в окошко, если хочешь, открою сейчас, а я обратный ход давать буду и тормозить повсякому.

Приник Гура к окошку и видит Марс таким, как профессор им его в трубу показывал. Только теперь видно было, что огромные каналы наполнены водой и блестят в лучах Солнца. Видны были также пробегавшие белые облака, которые, как лебеди, тянулись над каналами и над красной землей Марса.

Горы были очень редки, а виднелась повсюду равнина, гладкая, как ладонь. «Это совсем с Луной не схоже, — подумал Гура, — а скорей вроде наших южных степей».

Но вот они все ближе к Марсу, а выходит, как и на Земле, спускаются вниз значит. Теперь уж заметно стало, что местность на Марсе пустынна, и только около огромных водяных каналов широкими полосами по обоим их берегам растут леса, кудрявятся кустарники или раскидываются сочные травяные луга.

— Ну, это, как на Земле, — радовался Гура, чувствуя кроме того, что и тяжесть в него снова вливается.

Одно только удивительно на Марсе — деревья, трава, кусты — все это не зеленого цвета, а зеленовато-бурого, красно-коричневого, а местами красно-багрового, как лист на осине бывает у нас осенью. Но что поразило Гуру и Ершова, глянувшего в окно между делом, это невероятная ширина каналов. Они были, как длинные большие озера с расстоянием между берегов верст по шестидесяти и больше.

— Это, брат, канальчики, — весело крикнул Ершов, — это тебе, брат, не Фонтанка какая-нибудь ленинградская…

— Пароходы, пароходы, — закричал Гура в испуге, — а на берегах-то города!..

Действительно, по каналам кое-где виднелись плывущие суда очень странного вида, а по берегам то там, то здесь теснились кучки строений, намекавших да человеческое жилье.

Перетрусили тут оба приятеля и стали держать совет.

— Эти марсияне, — говорил Ершов, — еще неизвестно, что за люди. Может быть, они нас в плен возьмут, а может быть, и того хуже, если они вдруг людоеды.

— А мы, Саша, — советует Гура, — там спустимся, где ночь теперь.

Однако ночи им особенно искать не пришлось, так как было видно, как Марс вертится, отвертываясь от Солнца.

— Если мы будем все время лететь, — начал объяснять Ершов, — на этом месте, то будем лишь марсовый день видеть, а марсова ночь все время будет на той стороне марсового шара.

— Как же нам в ночь попасть?

— Очень просто. Нужно наш небесный корабль направить с такой же скоростью навстречу Солнцу, с какой вертится Марс, то есть нам нужно лететь на восток, и спускаться.

Так и сделали. Небесный корабль вдруг будто остановился против того места, где Гура разглядел впервые суда вроде пароходов и здания, похожие на городские постройки. Чем ниже они спускались, тем заметнее было, как Солнце уходит назад, к западу.

Вот уже позади них запылали кровавые зори, а впереди на потемневшем небе замигали звездочки. Спуск их на Марс произошел уже глубокой ночью.